Весенняя война

Весенняя война. Глава III: Битва за Эстскуг. Часть первая.

"Шоссе Эстскуг-Вейверфронт под завязку забито нашими войсками, санитарными подводами и беженцами. Всё это двигается в противоположных направлениях и мешает друг другу. Эстскугский вокзал забит, туда на поездах стягиваются резервы. О враге ничего не известно, но ходит много баек, одна другой страшнее. Работать в таких условиях невыносимо, неужели они все рехнулись от страха? Эти гражданские, которые сначала говорят о том, как верят в нас, а потом откровенно мешают нам работать? Время тянется как кисель, голова раскалывается от бесконечного дорожного шума и тревоги.
Лейтенант отобрал у меня мою тетрадку, мол нельзя вести дневник, а я без этого точно не выдержу. Завёл новую, прячу в тайнике в целлюлозном пакете. Как же достали эти офицеры! Им ведь так же тяжко, но они имеют возможность отыгрываться на нас, а мы порой отыгрываемся на особо нерасторопных гражданских. Надеюсь, наши остановят их под Эстскугом и вся эта чехарда кончится. Хотя, говорят на этот раз мы с жуками по-серьёзному сцепились, правда тут даже генералы правды не знают, а солдаты вроде меня и подавно."

Из дневника Арвида Тингсона — постового-регулировщика тыловых войск Олении.

Серая солдатская форма приковывала к себе внимание немногочисленных прохожих. Колонна за колонной, отряд за отрядом — остатки оленийских сил входили в город. Шли подводы и грузовики с ранеными, немногие не брошенные при отступлении пушки. Солдаты и офицеры шли понурив головы от усталости и сгорая от стыда. В городе уже давно ходили слухи — что армия разгромлена, что армия отступает, что чейнджлинги вот-вот войдут в Эстскуг. Когда отсюда стала слышна канонада, а в небе зареяли чёрные чейнджлингские самолёты, из города потянулись вереницы беженцев. Отступающие под город остатки оленийских частей застали Эстскуг уже полупустым. Поредевшие части вставали на постой в брошенных домах, в ожидании перегруппировки. Была надежда, что город удастся удержать: здесь был штаб дивизии, на подходах к Эстскугу имелась заранее подготовленная линия обороны.
— Противник прорвал наши линии и быстро наступает по шоссе на Вейверфронт. — Генерал-майор Кнут Свенсон держал рапорт перед самим Мантельхеймом, приехавшим сюда в срочном порядке. На столе у них лежала карта, кое-как отражавшая положение дивизии: батальоны и полки в беспорядке ретировались под ударами противника на линию, прикрывавшую Эстскуг. Большую часть этих подразделений можно было бы смело вычеркнуть, они прекратили своё существование.
— Вы имеете данные по добравшимся до города частям? — В глазах престарелого Маршала стоял серый туман: его раздирали тяжёлые мысли. Донесения с остальных участков фронта говорили об относительных успехах, там чейнджлинги не могли развить прорыв, но там им это было и не нужно... Главный удар враг направил на это шоссе, и он сможет лишь задержать их, не остановить... Линия укреплений, его творение и его гордость, оказалась бесполезной против новой тактики чейнджлингов. Мантельхейм оказался в положении зверя, отчаянно ищущего спасение из смыкающихся клещей охотничьей облавы.
— Наши адъютанты обходят дома, постоянно приходят новые отряды. Мы начнём их перегруппировку незамедлительно.
— Это хорошо. Каковы ваши планы по обороне?
— На окраинах города есть несколько капитальных построек. Здание ратуши в центре города так же можно считать довольно крепким. Эти здания устойчивы к артобстрелу и бомбёжке, можно их использовать. Укрепления на подступах к Эстскугу не такие мощные, как на брошенной нами Линии, на них не может быть полной надежды. Большое значение имеет вот эта господствующая высота, захватив её враг сможет эффективно обстреливать город. — Закончив доклад комдив посмотрел на Маршала, тот всё ещё находился в раздумьях.
— Герр Мантельхейм, вы сможете предоставить нам резервы?
— Да, я направил сюда все резервы армии.
— Будет тяжело, надеюсь, мы удержимся.
Выходя из штаба, Мантельхейм тут же приковал к себе внимание множества солдат и офицеров: на него смотрели с надеждой и отчаянием, но Маршал будто бы не замечал этого, демонстрируя спокойствие и решительность. Эстскуг готовился встретить врага: разбитые части перегруппировывались и выходили на позиции. До города дошло менее трети состава дивизии, но вскоре должны были подойти подкрепления. Стыд за первую слабость переходил в желание драться и победить.

То, что творилось последние несколько дней было трудно назвать войной: разбитые оленийские части буквально растворились в лесах, а те, кто оказывал организованное сопротивление быстро подавлялись. 11-я дивизия шла в наступление на узком фронте, на максимальную глубину, ставя своей целью город Эстскуг. Несмотря на решительные успехи и удачу, пехотная дивизия не может наступать так быстро как танковая или моторизированная. Дорог в этой области хватало, но они большей частью были просёлочными, имели слабую пропускную способность. Чейнджлингские колонны шли медленно, подводы спотыкались на ухабах и вязли в грязи, тягловая пехота страшно страдала, старалась изо всех сил, но не могла поспеть за остальными силами.
Тианхольмский полк наступал в центре дивизионных порядков, следуя вдоль эстскугского шоссе. Здесь дороги были лучше, они продвигались быстрее чем полки к востоку и к западу от них, тылы отставали от передовых частей, дивизия неизбежно растягивала свои порядки. Разведколонна рвалась вперёд и громила хлипкие оленийские заслоны, которые те оставляли, отступая к городу. Время летело, но пока всё шло в рамках плана: никто не ждал от пехоты скоростных действий, части 11-й должны были добраться до Эстскуга за шесть-девять дней, и тианхольмский полк смог уложиться в срок, через неделю после начала войны добравшись до подступов к городу.
Роты батальона Альшписа заняли несколько хуторов и сёл, находившихся в непосредственной близости от Эстскуга. С холмов, на которых они стояли, уже были видны предместья этого небольшого города. Роте Агриаса достался небольшой хуторок на три двора. Жители бежали оттуда, бросив большую часть своих пожитков. Чейнджлинги расставили часовых, и заночевали в домах и амбарах. Вокруг уже не было леса, начинались пахотные поля, которые в стране чейнджлингов не были таким частым зрелищем. Агриас выбрал себе самый крепкий дом, с белой штукатуркой и крышей гофрированного железа. Здесь разместился его скромный штаб: телефонисты, ординарцы, гауптфельдфебель и несколько его помощников. По телефону гауптман связался со штабом батальона и отрапортовал о том, что успешно расположился на ночлег. Цугфюреры были со своими взводами, и Агриас не горел желанием их собирать, да и сказать им ему было нечего. Гауптман находился в подвешенном состоянии, у него не было времени и сил отрефлексировать происходящее, его беспокоили двоякие чувства, смесь гордой радости и тоскливой тревоги. Ему нужно было явиться в штаб Альшписа на совещание. Гауптман принял от гауптфельдфебеля сигарету, и вышел из дома вон.
На улице было темно, мерзко, тоскливо, сыро, холодно и почти пусто. Дома, в которых угнездились его воины, всё равно имели печальный, покинутый вид; видневшийся в вечерней дымке город не сверкал огнями, но стоял сплошной угрюмой стеной. На поле перед ним суетились какие-то фигурки, наверное это олени лихорадочно готовились встретить их. На голом пустыре, где из укрытий только их собственные укрепления. Сигарета давала тепло, чейнджлинг с удовольствием вдыхал терпкий дым. Это было хорошее эквестрийское курево, взятое как трофей у оленийского офицера. Это была не война, они просто ворвались в эту страну как толпа пьяных юнкеров, их шинели были уже скорее тёмно-коричневыми, чем тёмно-серыми, а их ноги покрыл толстый слой липкой грязи, они выбивались из сил во время пеших переходов, когда над их головами не пролетала ни единая пуля. Они наступали, они побеждали, они яростно и доблестно рвались вглубь вражеской державы, но как-то не замечали торжественности этого момента.
Штаб Альшписа расположился в низине между холмами, там никто и не думал спать. Альшпис ждал своих ротных командиров, к нему только что примчался мотоциклист с приказом из штаба полка. После этого приказа майор пребывал в сугубо паршивом состоянии, но не подавал виду.
— Ну что, завтра утром будем брать город. — Сдержанно проговорил он собравшимся командирам, пытаясь шутить. — Соседи тоже недавно получили приказ, у нас есть не более трёх часов на отдых. Полк должен взять город к вечеру-ночи следующего дня, оберст давит на меня, а на оберста давит Кресп, делать нечего.
— Это сразу стало ясно, когда мы под город подошли, не смотреть же мы на него будем. Там провиант и хорошие дома, там и отдохнём, вся дивизия отдохнёт. — Ответил ему один из гауптманов, хороший знакомый и товарищ Агриаса.
— Мы шли сюда неделю, коммуникации растянулись, а противник наверняка стянул сюда всё что мог, так что придётся тяжко. Гаубицы далеко и вряд-ли нас поддержат, но нам помогут с воздуха. План такой: в нескольких километрах от города есть линия оленийских укреплений, их захват это первый этап штурма. Вы уже делали это, так что понимаете о чём идёт речь, на карте указаны позиции ваших рот и где они должны прорываться. Второй этап — атака на непосредственно город. Благодаря авиаразведке мы имеем представление о том, где может концентрироваться враг — это мощные капитальные сооружения, вроде старых домов и некоторых заводских цехов. Некоторые из них имеют очень удачное оборонительное расположение, их взятие — ваша главная задача. В промышленных районах и предместьях улицы довольно широкие, там будет несложно атаковать, но у противника есть множество крепких укрытий, так что не жалейте гранат и взрывчатки. Третий этап — штурм центра города, купеческих кварталов. Улицы узкие, застройка хаотическая, строения достаточно крепкие и почти каждый дом здесь может стать отличным укрытием для врага. Они могут долго сопротивляться здесь, если их войска не рассыплются до этого. Цель нашего батальона — захват этого центра, городской ратуши, почты, телефонных и телеграфных станций, разгром сил врага, сосредоточенных здесь. Соседи будут двигаться слева и справа от нас, попробуют окружить город и захватить вокзал, находящийся в некотором отдалении от окраинных и центральных кварталов. На их помощь надеяться не приходится. На острие удара будет рота Агриаса, ей я придам больше всего сапёров и орудий, они должны будут выдержать основную тяжесть боя в старом городе. Вот карты с необходимыми пометками, отправляйтесь в роты и готовьтесь к бою. До утра к нам подойдёт батальонное тяжёлое вооружение, и мы сможем начать. Вопросов, надеюсь, нет. Вы свободны.
Агриас не без труда поднимался к своему хутору. Кроме того гауптмана никто ничего не сказал и не возразил, в этом случае они могли лишь подготовить и повести своих солдат в бой, выбора не оставалось. В доме, который занял гауптман, уже слышалось тихое сопение гауптштурмфюрера, который последние несколько дней страдал от сильного насморка.
Агриас собрался будить своих цугфюреров. Они и не спали, скорее дремали в ожидании каких-либо приказов, зная, что командир ушёл на брифинг.
— Нам дано три часа на отдых. Потом поднимайте взводы и готовьтесь выступать. Нам дали карты, завтра будет штурм.
— Будем брать город? — Спросил Пейтис.
— Да.
— Понятно, многих потеряем. По другому не будет, если они сами конечно не побегут, но такая удача не повторяется дважды...
— Так или иначе. Ознакомляйтесь с картой, я выступлю перед ротой.

Линия окопов змеилась посреди наполовину оттаявшего поля. В шести-семи километрах за ней уже начинался Эстскуг. Никто не рассчитывал на то, что чейнджлинги пройдут так далеко, поэтому за состоянием укреплений следили из копыт вон плохо, под Эстскугом не по плану пошло всё, что только могло пойти.
Оленийский офицер смотрел в стереотрубу — он видел гряду полуголых холмов, на которых стояли посёлки, в стремительно опускающихся сумерках было трудно различить что-либо даже вооружённым взглядом. Он видел несколько мелких силуэтов чейнджлингов, видимо в холмах уже засел неприятель, а завтра будет бой. Так или иначе — они к нему подготовились, как смогли.
— Матти, они закончили?
— Да, герр майор! Окопы приведены в порядок, личный состав заночевал, выставив дозоры!
— Что с разведкой? — Майор глубоко зевнул и спокойно направился к своему блиндажу.
— Разведчики докладывают о значительных силах, численностью до батальона, они сконцентрированы перед нашими позициями.
— Что соседи?
— Посыльные докладывают, что у них всё так же как тут.
— Понятно, хорошо. — Майор прошёл мимо своего ординарца и пошёл дальше по окопам. Его подчинённые тяжело дремали, часовые отдавали ему честь. Оленю сильно хотелось сомкнуть глаза, и он уже почти спал на ходу. Неделя скитаний по лесам с остатками штаба и горсткой голодных бойцов, затем перегруппировка и снова выход на фронтовую линию. Им толком не дали отдыха, но усталость притупляла страх и тревогу.

В воздухе послышалось прерывистое жужжание десятков моторов: в ночном небе их было трудно различить, а когда на город посыпались бомбы, стало слишком поздно. Взметнулись ввысь пожарища, в земле отдалась дрожь. Батальон Альшписа уже давно не спал, чейнджлинги выходили на исходные позиции для атаки. Всё это выглядело довольно сумбурно, уже не так слаженно, как неделю назад. В свете фонарей Агриас видел полусомкнутые, озлобленные глаза своих солдат. Они устали, истрепались, но это было ещё грозное войско, не понёсшее больших потерь и готовое к бою несмотря на невзгоды. Их не нужно было вдохновлять — чейнджлинги уже воевали по инерции: шли чтобы идти, дрались чтобы драться, их не манила слава победителей и богатства оленийских городов, они просто шли вперёд как заведённые автоматы, потому что таков был приказ.
Роты ждали в укрытиях, а где-то вдалеке перед ними полыхал Эстскуг — их цель, их приз, то, зачем они месили грязь и теряли товарищей. И они готовы были взять его, и бросить к ногам Кризалис.
Ночные часы тянулись медленно, пожарище постепенно стихало. Утро выдалось ясным и на редкость морозным: поднявшийся ветер разметал туман, а в воздухе снова раздались пропеллеры: это шли пикировщики чейнджлингов. Вот они зависли над невидимыми для батальона окопами оленей, вот закружилась дикая карусель: одна за другой, подобно хищным птицам самолёты срывались в крутое пике. Вой сирен пикировщиков сменялся визгом и разрывами бомб. Земля дрожала и стенала от тяжёлых ударов, но это не могло длиться вечно. Закончив свою работу, самолёты удалились, настал час пехоты.
Группы бойцов вырастали из оврагов на той стороне поля. Полк начал наступление на всём фронте. Агриас вёл свою роту, зрелище разбомбленных оленийских траншей было таким, что казалось, там некому было сопротивляться. Тем не менее, оттуда засвистели пули.
Несколько пулемётов ударило с расстояния в семьсот метров, им начали поддакивать десятки и сотни ружей. Среди порядков роты начали рваться вражеские мины.
"Залечь! Залечь немедленно!" — Бойцы повалились в грязь и начали отстреливаться, завязался отчаянный бой. Понеся потери, чейнджлинги пришли в себя и начали отвечать: залаяли пулемёты, забили миномёты и лёгкие пушки. Агриас свалился в грязь, осмотрелся и прислушался: вокруг него гремела перестрелка, откуда-то издалека доносилась ружейно-пулемётная пальба, соседи так же втянулись в сражение. Он не стал задавать глупых вопросов об обстановке, он всё сразу понял — идёт драка, их застали врасплох.
— Не бойтесь, они скоро прекратят! Олени измотаны, у них мало патронов, а храбрости нет вовсе!
Его слова услышали, его рота опомнилась и начала наступать. Оленийские позиции были заметны с холмов, но с поля их заметить было труднее. Пулемёты били из уцелевших гнёзд, их подавлял миномётный и пушечный огонь. Огневые позиции были опасны до тех пор, пока не вскрывалось их положение. Чейнджлинги не паниковали, они быстро замечали и уничтожали опору вражеского сопротивления, прячась в мёртвых зонах, подбираясь на расстояние броска гранаты.
Они не выдержали, не могли выдержать. Первая линия траншей была брошена, а за ней вторая, и третья. Наступление шло по плану, батальон не без труда выбил вражеские части с передовых позиций.
Агриас стоял в воронке от мощной авиабомбы, видимо попавшей в блиндаж с боеприпасами. Вокруг него перегруппировывалась его рота: солдаты собирались по взводам, проводился пересчёт, кто-то трофейничал. Агриас посмотрел на часы, потом на небо, в котором ясно был виден дым от тлевшего Эстскуга. Вдруг он услышал смех и отдалённо знакомый голос: около его воронки собирался взвод Пейтиса, солдаты общались с командиром в неформальной форме.
— Под двадцать ребят выбыло, стало быть, ополовинило нас. — Сказал хорошо знакомый ему ефрейтор Анрис, трудно было назвать эмоцию, с которой он это сказал. Они обсуждали потери, при этом посмеиваясь таким же странным и неопределённым смехом.
— Тем что ранен повезло. — как ни в чём ни бывало ответил ему Пейтис — Выйдут из госпиталя как раз к победе. Выпьем потом за это.
— А как же погибшие?
— И за них выпьем. Славные были солдаты, таких не забывают. — Уже серьёзнее и тише ответил ему Пейтис. Снова послышался этот странный смешок, так смеялись солдаты прожжённые настолько, что даже такая вещь как смерть казалась им чем-то будничным и лёгким. Среди этих ветеранов Пейтис был первым среди равных, редко вспоминая о звании. Гауптман ничего им не сказал, к нему подоспел ординарец с данными по потерям, они составили около четырёх десятков солдат, сильнее всего досталось Пейтису и Карриану. Погибло несколько сапёров, артиллеристов и миномётчиков.

Майор Йоаким Эклунд возвращался в расположение своего батальона. Зрелище было не из лучших: часть домов была разрушена и сожжена бомбёжкой, по улице метались посыльные-связисты и санитары с носилками, сновали туда-сюда оставшиеся гражданские. На брусчатке валялись горы мусора и щебня, какие-то бумаги и личные вещи, мёртвые тела. Йоаким возвращался от полковника, ему было поручено удерживать городскую окраину вместе с остатками отступивших частей полка.
— Герр майор вернулся! — Это кричит его верный денщик и ординарец, Матти Хаккала. Это весёлый и трудолюбивый парень, не терявший себя даже в самых дурных перекорах.
Батальон расположился в здании и промзоне целлюлозной фабрики. Их осталось меньше половины, жалкие остатки трёх пехотных рот были сведены в два отряда по восемьдесят-девяносто штыков в каждом. Одним из них командовал лейтенант Спарде, другим начальник штаба батальона, старший лейтенант Карлссон. У них осталось два пулемёта, немного патрон и гранат. Пробежал слушок, что склады в городе кто-то подорвал, так что ситуация с боеприпасами не обещала улучшиться.
— Каков приказ? — Карлссон встретил майора просто и без формальностей, Йоаким проигнорировал это: большая часть его офицеров погибло, командная цепочка уже не строилась на субординации и армейской системе.
— Занять завод, держаться тут сколько сможем.
— Подкрепления будут?
— Будут, обещают пушки и пехоту.
— Обещают...
Повисло молчание. Тяжёлое молчание смертельно измотавшихся существ.
— Ладно. занимайте здания цехов, поставьте пулемёты и ждите. Они вряд-ли смогут пройти мимо.
— Они ведь будут выкуривать нас как крыс.
— Будут значит будут, приказано удержать завод. Полку не очень интересно, выживем ли мы.
— Вот как... Тогда накой чёрт сдались нам такие командиры? Они все предатели и хапуги, из-за них мы отступаем и проигрываем! — В разговор вмешался Спарде. Эклунд смерил его взглядом, полным усталого безразличия.
— Ты ведь... Понимаешь, что мелешь дурь?
— Какая дурь, майор? Разве я не прав?
— Прав тот, кто старше по званию. Приказы нужно исполнять. Батальон будет драться, батальон уцелеет.
— Батальона уже нет, драться не из-за чего.
— Батальон есть, Спарде. Я — командир батальона. Это начальник моего штаба, это мой денщик. Батальон жив, пока я жив. Мы сражаемся, чтобы выжить. Сбежим — погибнем все, будем драться — уцелеет хоть кто-то.
Спрудо поднял взгляд на майора. Отчаянный, запуганный, он столкнулся со своим начальником, и не выдержал.
— Ладно... Укко нам помощник.
Майор медленно кивнул. Цеха завода занимали довольно крупное и крепкое кирпичное здание на окраине города. Потолок был разбит, копыта хрустели рассыпанным на полу стеклом. Кто-то спал, кто-то чистил оружие. Йоаким поднялся на верхний этаж и выглянул в окно: противник, видимо только подходил, либо проводил рекогносцировку. Установилось затишье.

— Хм-м... Значит ты хочешь обойти завод?
— Так точно, герр майор. Это здание можно обойти. Оно находится в относительном отдалении от дорог входящих в город. Засевший там противник окажется окружён, отрезан. Войскам первой линии нет смысла штурмовать эти цеха. Сколько бы там ни было солдат, попав в окружение они либо сбегут, либо сдадутся. Они могут бить в широком секторе перед цехами, но их фланговые сектора очень узкие, перекрыты другими постройками. Мы сможем проскочить мимо без проблем.
— Решение здравое, штурмовать это место не имеет смыла. Скоро начнём, возвращайся в часть.
Агриас отсалютовал и ушёл. Штаб Альшписа расположился в одном из загородных домов, близ порядков его батальона. Сделав марш бросок в несколько километров чейнджлинги остановились в предместьях Эстскуга. Ночную бомбардировку посчитали достаточной, чтобы полк мог войти в город. Полковая и дивизионная артиллерия разворачивались в тылу и готовились ударить по юго-западной части города и вокзалу, где, по данным разведки, концентрировались подходящие к Эстскугу оленийские резервы.
Рота залегла в нескольких оврагах и ожидала своего командира. Их усилили полковыми пионерами, несколькими пулемётами и тяжёлыми миномётами.
Город смотрел на завоевателей разбитыми окнами осыпавшихся домов. Они двинулись на штурм, не намереваясь останавливаться. Цели для захвата были обозначены, тактика отработана, в городе были слабые, уже много раз битые ими войска.
Вектор наступления роты изменился, теперь он огибал промзону целлюлозного завода его соседи из третьей роты поступили так же, и не стали атаковать массивное, почти не пострадавшее от бомбёжки строение, не имевшее большой важности. Вместо Агриас решил сосредоточиться на шоссе, вдоль которого он наступал. Рота растянулась в боевой порядок и быстро двинулась вперёд. Из домов перед ними началась стрельба, но она была быстро подавлена. Вскоре чейнджлинги уже ворвались в эти дома, и двинулись дальше. Гражданские строения не ДОТ-ы, у них намного больше мёртвых зон, ими активно пользовались. В окна летели гранаты, бойцы перемещались быстро и чётко, зная своё место и свою роль в этом действе.
Взвод Пейтиса шёл вдоль шоссе, взводы Каринкса и Карриана дрались за кварталы слева и справа. Дорога прямо шла через черту города, не делая поворотов. Чейнджлинги решительно продвигались по большой дороге, подавляя сопротивление в домах. Агриас выбрал своей позицией именно этот взвод. Он хоть и не мог управлять боем в полной мере, но он находился в центре порядков роты, что облегчало доступ к информации.
На перекрёстке им встретилась баррикада, два или три пулемёта открыли огонь в их сторону, но они вскоре подавили их огнём из пехотных пушек. Баррикада была наполовину разрушена, перекрёсток был взят. Судья по звукам стрельбы, бой закипел на всём фронте полка, и рота Агриаса шла примерно вровень с остальными частями. Противник же не выдерживал, бросая одну улицу за другой.
"Глупые олени, думали что если мы брали их доты, то не сможем брать их дома?" Промелькнуло в голове у Агриаса. Он снова действовал успешно, его рота рвалась вперёд. Перевёртыши приближались к старым кварталам.

Оленийский майор прислушивался к звукам боя: пальба теперь доносилась не только справа и слева, но и сзади.
— Герр майор, нас окружили! — В здание цеха вернулся связист, до этого посланный чинить оборвавшуюся связь. В его ноге зияла рана, он не замечал её от хлынувшего в кровь адреналина.
Послышался ропот, солдаты не на шутку встревожились.
— Герр майор, что будем делать? — К Эклунду подошёл Карлссон, видевший и понимавший весь страх подчинённых перед окружением. Йоаким понял: его обманули, его позиция оказалась вовсе не опасной для врага. Олень крепко сжал зубы, и простоял так около минуты.
— Надо выходить... Строй свой отряд, Спарде передай то же указание. Будем просачиваться в старые кварталы. — наконец проговорил он Карлссону. Лейтенант кивнул, и начал спускаться. Майор проверил свою амуницию и так же двинулся вниз.
Сто восемьдесят оленей собралось среди молчащих станков. Раненого связиста перевязали и положили на носилки.
— Пулемёты привести в негодность и бросить, патроны разобрать поровну на каждого. В авангарде пойду я и взвод Маннелига, остальная группа Карлссона и взвод Харконена пойдут по центру, в их ответственность вменяю раненого. Спарде с остальными — замыкающий. Выступаем через пятнадцать минут. Исполнять!

Новые кварталы остались позади за менее чем три часа боя. Часы показывали около двух дня, напор продолжался и всё шло к тому, что город будет взят к ночи.
В старых кварталах шоссе сужалось, сопротивление усилилось: всё чаще стали стрекотать вражеские пулемёты, ожили снайперы. Бойцы Агриаса прятались в домах, продвижение давалось им с трудом. Гауптман послал посыльных с целью узнать об обстановке. К нему самому же добежал Лигнис — один из помощников Альшписа.
— Как у вас тут дела? — Спросил он, пригибаясь под шальными пулями.
— Сейчас узнаем, я послал во взводы.
Офицеры спрятались за выступающей колонной старого дома, вокруг шёл бой: рота уже продвинулась вперёд, совсем рядом с ними, по верхним этажам домов, били пушки.
Вот из переулка выскочил чейнджлинг, это был один из посыльных.
— Герр гауптман!.. Каринкс ведёт тяжёлые бои в городской застройке, действуют совместно с соседями из первой роты. — Отрапортовал он, тяжело дыша и с удивлением наблюдая двух начальников вместо одного.
— Хорошо. Отдохни минуту, а потом беги к Карриану, от него что-то нет вестей.
— Так точно, герр гауптман!
— Значит, у вас так же, как и у остальных.
— Выходит, да.
В шуме боя можно было различить залпы гаубиц, уже давно обрабатывавших вокзал и часть города. Эти районы становились всё ближе и ближе. Они ждали посланца от взвода Карриана, шло время.
— Что там у соседей?
— Сражаются, герр гауптман. Кое-где олени упёрлись крепко.
— Потери большие?
— Не больше допустимых.
Агриас всё больше напрягался и нервничал, от взвода Карриана уже слишком долго не было вестей. В суматохе уличного боя могло произойти всё что угодно.
Вдруг, он увидел обоих своих посыльных. Один тащил на себе другого, оба были ранены. У Агриаса внутри всё сжалось.
— Герр гауптман!.. Карриан попал в засаду... Большая часть взвода... Перебита... Соседи из третьей роты прикрыли их... Сильный пулемётный и снайперский огонь...
Лигнис посмотрел на Агриаса со смесью досады и сожаления, ничего не сказав. Гауптман же более не замечал его рядом. Агриас ломанулся в тот проулок, не обращая внимания на свист пуль.
Узкая улица вывела его в небольшой внутренний дворик, во дворе у стен домов лежало несколько десятков раненых и мёртвых чейнджлингов. Его чейнджлингов. Среди них суетились санитары, бойцы стонали и кричали, слышалась ругань и мольбы.
— Что тут случилось?! — В бессильной злобе рявкнул Агриас, подходя к одному из офицеров третьей роты.
— Ваш цугфюрер угнался за врагом, выскочил на улочку под перекрёстный огонь. Наш взвод сейчас ведёт там перестрелку, ждём сапёров с огнемётами. — Чейнджлинг показал на подворотню, за которой начиналась неширокая улица, где вели бой бойцы третьей роты.
— Что с лейтенантом?
— Лейтенант очень плох, в него снайпер выстрелил, прилетело в шею. Может не выжить.
— Чёртовы снайперы... — Сквозь зубы прошипел Агриас, его голова качалась взад-вперёд как у болванчика, он никогда не чувствовал себя так плохо. Сколько их погибло? Скольких не спасут врачи? Он потерял треть своей роты, погибли те за кого он отвечал перед Альшписом…
Карриан лежал на распахнутой шинели и исходил мелкой дрожью. Повязка на его шее быстро пропитывалась кровью, и медсёстры сбивались с ног, постоянно перебинтовывая её и метаясь между другими ранеными.
— Как же так? — Спросил Агриас, глядя в полные боли глаза своего подчинённого. Он был почти мальчишка, выпускник юнкерской школы, сразу ставший лейтенантом. Поборник устава и педант, не видевший до того настоящей войны. Сейчас он лежал здесь, в чужом городе на земле чужой страны, вдали от родного Вракса. Возможно, это последние часы его жизни, которая кончится не успев начаться.
— П-простите... меня... — Прохрипел он, но договорить ему не дали.
— Герр гауптман, оставьте его в покое! — За спиной офицера послышался громкий и настойчивый голос старшей медсестры.
— Я...
— Это мой раненый и я за него отвечаю. Уходите отсюда, вы мешаете нам работать.
Агриас раздражённо фыркнул, и удалился. От досадной неудачи со взводом Карриана ничего кардинально не изменилось. Противник продолжал сопротивление в ряде очагов, штурмовые группы наступали несколько медленнее, но неуклонно продвигались, неся относительно небольшие потери. Взвод Пейтиса действовал очень эффективно — опытные солдаты хорошо пользовались укрытиями и достаточно метко стреляли, а непосредственная артиллерийская поддержка и вовсе облегчала дело. Он потерял всего лишь пятерых бойцов ранеными и убитыми, среди них был и Анрис, Агриас видел, как его выносили из боя, ефрейтору попали в голову, но каска спасла владельца, пуля прошла по касательной. Снайперов затыкали огнём пушек и пулемётов, бороться с ними было тяжело.

Стрельба не умолкала ни на минуту, в плотной застройке старых районов акустика превращала и без того громкие звуки в дикую несмолкающую какофонию. Им удалось проскочить, просочиться между чейнджлингскими отрядами, но Спарде со своим отрядом отстал, обещав задержать неприятеля. Йоаким узнал об этом не сразу, но когда ему донесли об этом, в глубине души он обрадовался: Спрудо был ненадёжен и сильно деморализован, на него было бы опрометчиво рассчитывать. Остатки батальона сейчас располагались за зданием ратуши. То, что осталось от командование обороной города решило оставить их в резерве. Где-то гремела вражеская канонада, оленийские же пушки молчали. Где они? Где вообще подкрепления? Где связь? Кто режет телефонные провода? Об этом было невыносимо думать, солдаты предпочитали этому сон. Вообще, олени — довольно выносливые существа, они могут активно работать несколько дней подряд без перерыва, даже через чувство дикой усталости. Но и у них был предел, переработавший олень мог упасть, и больше не подняться. Йоаким старался давать своим бойцам передышки, чтобы отдалить момент смертельного истощения.
— Поднимайтесь! Вас отправляют в бой. — К дремлющему майору подбежал адъютант полка, выглядевший непривычно свежо. Йоаким тихо выругался, и отдал соответствующий приказ. Его отряд кряхтя поднялся на ноги, и они двинулись к одной из улиц, стрельба на которой была сильнее чем где-либо. По пути им встретилась кучка деморализованных бойцов, они со всех ног неслись куда-то назад, кто-то из них был легко ранен. Их было невозможно остановить, страх застилал им глаза. Батальон шёл, таких беглецов становилось всё больше. Их задачей было занять и удерживать дом, но один из бежавших младших офицеров сказал им, что дом занял противник. Его никто не послушал, но на следующем перекрёстке по батальону открыли огонь. Перестрелка была короткой, по оленям стреляли из ружей и пулемётов. Исход боя был предрешён, пришлось отступать назад.
Бой, казалось, шёл повсюду. Предательская акустика искажала звуки пальбы и взрывов. На одном из перекрёстков они лоб в лоб столкнулись с вышедшим туда чейнджлингским отрядом. Их было мало, олени яростно набросились на захватчиков и перебили их. Это была отчаянная ярость, ярость тех, кто решил выжить любой ценой.
Когда они добрались до центральной площади, там уже хозяйничал враг. Ратуша была оставлена, но звуки выстрелов всё ещё звучали. То тут, то там напарываясь на огонь, теряя солдат и не имея возможности серьёзно отвечать, Эклунд теперь вёл свой поредевший батальон к вокзалу. Всё рушилось. Подкрепление не пришло, ослабшая третья дивизия была уничтожена, а город вскоре должен был пасть.
Юго-западную часть Эстскуга удерживали части переброшенного на вокзал пехотного полка. Из тыла пришли вести о том, что железнодорожные пути взорваны, их артиллерия осталась далеко позади. По этой части города работала вся мощь чейнджлингских орудий. Рушились здания, гибли солдаты, полк отступал под сильным огневым валом. До полковника дошла информация о том, что Эстскуг берут в клещи, и он готовился к отступлению. Отряд Йоакима Эклунда был одной из многих горсток бойцов, вырвавшихся к своим. Третья пехотная дивизия оказалась окончательно разгромлена, её штаб частично попал в плен, частично вырвался, командир дивизии покончил с собой. Предстояло новое отступление, солдаты до позднего вечера медленно откатывались к городским окраинам, а затем и вовсе покинули город.

Они ворвались в здание городской ратуши, уничтожая всех, кто оказывался у них на пути. Рвались гранаты и взрывпакеты, рушились и пробивались стены, в подвалы здания лилась огнесмесь. Олени попытались укрепить это здание, сделать его своим опорным пунктом. Бой за него был тяжёлым, но судьба защитников оказалась очевидна. Агриас лично ворвался на первый этаж, когда тот был уже зачищен. Ему в нос ударил запах пороха и смерти, наверху ещё слышались очереди и разрывы гранат. Старый, красивый дом, где раньше заседал совет цехов и гильдий, теперь превратился в огромную распотрошённую руину. Внутренние интерьеры оказались просто уничтожены во время штурма. Расстрелянные картины, содранные обои, горы битого фарфора, валяющиеся на полу, лежащие тут и там мертвецы. Агриас был довольно искушён в культуре, но ему было не жалко всего этого. Он был зол и гневен. Захваченных в ходе штурма пленных он приказал расстрелять под предлогом отставших тылов. В одном из подвалов соседних домов нашли остатки штаба дивизии. Агриасу хотелось расстрелять и их, но он сдержал себя усилием воли. Это были важные пленные, которые могли располагать ценной информацией. К ночи Эстскуг был полностью их, шла зачистка оставшихся очагов сопротивления. В этот день было много крови. Если в роте Агриаса фактически осталось всего два боеспособных взвода, то другие роты понесли ещё больше потерь.
Полк дорого заплатил за свою авантюру, но солдаты смогли преуспеть, и овладели Эстскугом в срок. Теперь нужно было закрепиться в городе, и ожидать вражескую контратаку. Переброска вражеских подкреплений оказалась сорвана, но резервы Мантельхейма всё равно должны были оказаться здесь. Наступательная фаза битвы за Эстскуг закончилась, предстояла фаза оборонительная.