Город дождей

Таверна

Первой остановкой на пути из Города на Озере в Кантерлот для осла по имени Сэмми и пегаса по прозвищу Лётчик стал Город Дождей. Место странное и полностью отвечающее своему названию, оно, вместо того чтобы уберечь путников от непогоды, что намечалась на пути, ведущему по большому южному тракту, встретило их уже разыгравшимся вовсю дождем. Благо, на входе в город у самой дороги, которая поросла травой — так мало путешественников пользовалось ей последнее время — услужливо стояла таверна, изображая из себя некий форпост и ворота этих краев. Укрывшись в её теплых стенах, сидя у барной стойки и будучи единственными гостями заведения, друзья вели неспешный разговор с его хозяином, которому, по всей видимости, было довольно скучно и ничего не мешало перекинуться словечком-другим.

За барной стойкой стоял гиппогриф — наполовину пони, наполовину грифон, существо настолько редкое, что ни Сэмми, ни Летчик, никогда особо не путешествовавшие до сегодняшнего дня, не только не видели никого на него похожего, но даже не знали о существовании такого племени. Поэтому неудивительно, что в начале весь разговор крутился вокруг персоны хозяина. Но вскоре, к его облегчению, тема сменилась и друзья стали интересоваться местом, в которое их занесло.

— А почему Город Дождей? — долгая дорога, усталость, а также две выпитых и одна наполовину недопитая кружка эля служили Лётчику отличным оправданием невежественных и даже немного глупых вопросов.

— А почему Город на Озере? — флегматично поинтересовался гиппогриф, ловко протирая очередной высокий стакан своими когтистыми лапами.

— Ну, наш городок стоит на озере, — ответы пегаса были немногим лучше вопросов, впрочем, он не сильно переживал по этому поводу и, уверенно глядя на собеседника, сделал очередной большой глоток хмельного напитка.

— А у нас идут дожди, — всё так же спокойно прокомментировал особенности местной погоды гиппогриф и перевел взгляд на осла, который молча сидел, уставившись в пустую кружку. — Повторить?

Сэмми кивнул и его казенное орудие пьянки было вновь готово к бою.

— Прям постоянно? — не унимался Лётчик.

— Нет, не постоянно, — хозяин вдруг стал более заинтересованным, то ли напор пегаса пробил его скуку, то ли тема стала ему интереснее или даже важнее, — но когда в город приходят гости, с неба всегда льётся треклятая вода. И никто с этим ничего не может поделать. Побывавшие у нас, собственно, и дали городу такое название, а оно взяло да прижилось.

— Как интересно, — заключил Лётчик.

— Да не особо на самом деле, — гиппогриф развел лапами. — Только вот переждать непогоду вам здесь не удастся, да и задерживаться не стоит — дождь и так слишком частый гость в наших краях, не хватало ему ещё и из-за вас землю мочить.

— Вы нас гоните? — Сэмми удивился столь неделовой позиции того, чей интерес к битсам должен стоять на первом месте.

— В ночь, конечно же, нет. Да и вообще не гоню, но, — гиппогриф поднял лапу с одним оттопыренным когтем, акцентируя особое внимание друзей на своих словах, — каждый следующий день постоя у меня в таверне будет стоить дороже предыдущего.

— Очень гостеприимно с вашей стороны, — Сэмми неопределенно фыркнул.

— Гостеприимства у меня не отнять, как и умения вести дела. Проводить вас до комнаты?

— Пожалуй, да, — переглянувшись, согласились гости.

Допив эль, осел с пегасом проследовали за гиппогрифом на второй этаж и, зайдя в предложенную комнату, расположились на в меру неудобных и потрепанных жизнью кроватях. Сэмми смотрел в окно, на капли дождя, что стекали по стеклу. Летчик же что-то записывал в свой походный дневник.

— Интересно, как такое может быть, чтобы пегасы не могли справиться с погодой? — нарушил тишину Лётчик. — И почему дожди идут всегда, когда в город приходят неместные?

— Ты у меня спрашиваешь? Я лишь вожу воду, делать её — это целиком ваша задача, — не отвлекаясь от окна сказал Сэмми. — А ты больше слушай россказни хозяев таверн. Следующий раз нам про призрака расскажут или про пониоборотня, а ты поверишь и купишь услужливо предложенные им амулеты и глефу с серебряным наконечником.

— Во первых перестань быть собой хоть на минутку и не ворчи, — услышав столь наглое предложение от товарища, Сэмми вновь фыркнул, но громче и ехиднее чем внизу, — во-вторых пегасы пользуются пиками, глефы же подходят разве что для пижонов-единорогов, возомнивших, что они могут быть не хуже в бою чем наше племя. В-третьих, ни призраков, ни пониоборотней не существует, а дождь вон он, прямо за окном. А в-четвертых, я просто хотел с умным пони посоветоваться, а тут ты вмешался в мой монолог. Впрочем... Хоть ты и осел, доля истины в твоих словах есть.

— Ага, только ты не можешь знать, что дождь будет идти здесь месяц или год, если мы вдруг решим не уезжать. Так что всё это сказки одного порядка. И, чтобы ты знал, ослы вообще глупостей не говорят, — прижав к голове длинные уши сильнее обычного, проворчал Сэмми.

— Поэтому и молчите всю дорогу?

— Да нет, — серьезно и спокойно, не отреагировав на пегасью колкость, ответил осел, — страшно просто.

— Чего страшно? — удивился Лётчик.

— Что поход в который мы решили отправиться ничего не принесет. Или принесет, но разочарования или что еще похуже. Страшно что мечта не исполнится, что вот встретишься ты с чудом, а оно окажется обыденностью. Такой же ровно, как и вся жизнь до этого. Та, что без чудес была.

— Представь что мы просто путешествуем, чтобы посмотреть новые места. Тем более, что на самом деле оно так и есть.

— Вот об этом я и говорю, — подытожил ослик и замолчал.

Пегас тоже решил не продолжать разговор и дать товарищу ночь на отдых — не сказать чтоб он понимал своего друга, хотел понять или в чем-то разделял его страхи — нет, но ему, как хорошему другу, хотелось, чтобы осел не маялся глупыми мыслями и не изводил себя пустяками. Вот только слов, чтобы воплотить столь простые желания в жизнь, у Лётчика больше не нашлось, и он решил довериться старой поговорке, что утро, мол, мудренее вечера. Сэмми же лишь с новыми силами и еще большим упорством стал вглядываться в окно, в котором не было ничего, кроме ночной тьмы. Фонарь, что висел над входом в таверну, находился далеко от гостевых комнат и его света оказалось недостаточно, чтобы разогнать её.

Через какое-то время Лётчик перестал шуршать пером по бумаге и, немного поворочавшись, заснул. А вскоре еще и негромко засопел. К Сэмми же сон не спешил, ослик хоть и пытался приманить сновидения, закрывая ненадолго глаза, всё равно открывал их, не дождавшись желанной дрёмы, и продолжал смотреть в окно. И вот, спустя неопределенно долгое время, когда реальность стала расплываться, смешиваясь с неожиданно появляющимися на поверхности разума воспоминаниями о старых ошибках и робкими надеждами о будущем, в стекло, которое было для ослика неким якорем, что-то ударило. Звук был еле слышным и даже показался Сэмми пришельцем из обители грез. Но вскоре удар повторился, возвращая осла в сознание.

— Ты слышал? — спросил Сэмми, не оборачиваясь к пегасу.

Ответом ему было всё тоже сопение.

После третьего удара ослик встал на свою кровать, чтобы выглянуть на улицу и посмотреть кто там шумит. Внимательно вглядываясь в темноту, он испытывал странные чувства: сердце как будто сжалось, мышцы были напряжены, а из головы исчезли все мысли. Работали, казалось, только инстинкты — Сэмми боялся. Боялся увидеть в ночи монстра, что только и ждет, чтобы схватить глупого пони или осла, что рискнул ответить на зов в неурочный час. Он вдруг понял, что пока не поздно от окна надо отойти, ведь если ты не увидел монстра, еще есть шанс спастись. Шанс, которого тут же не станет, если чудовище почувствует что его заметили или, что гораздо ужаснее, встретится взглядом со своей жертвой. Никто в Эквестрии не знает о существовании монстров, ведь их слишком мало, а их еда слишком специфична, чтобы были свидетели, способные рассказать о встрече с ними.

И когда чувство страха едва не согнало Сэмми с кровати, чтобы заставить его провести остаток ночи под ней, рядом с навесом у входа в таверну, прямо под светом фонаря, показался незнакомый силуэт, который совсем не был похож на монстра. Поняв что его заметили, силуэт сделал приглашающий жест. А ослик, немного успокоившись и обдумав ситуацию, всё же решил принять приглашение, хоть и понимал, что в этом городе звать его некому. Оставив за спиной комнату с мирно сопящим пегасом, Сэмми, пытаясь оставаться неслышным, направился к выходу из таверны. Вспомнив, что здоровый скепсис всегда был его надежным товарищем, ослик твёрдо решил вернуть его себе, причём до того как окажется на улице. Способ он при этом выбрал достаточно простой, заключающийся в отчитывании самого себя за глупые страхи перед монстрами — ему было неловко из-за пережитой паники, особенно после собственных насмешек про пониоборотней. Поэтому к двери, за которой ждал незнакомец, Сэмми подошёл хоть и покрасневший от стыда, но уверенный в безопасности жителей Эквестрии перед обычной ночью.

“Никто не причиняет вреда пони на их землях”, — уверял он себя, выходя навстречу дождю и запахам мокрой травы. Где-то на грани сознания Сэмми вдруг подумал, что пройдя эту условную границу, он из хозяина ситуации превратился в её заложника, и теперь судьба управляет им, а не наоборот. Впрочем, помня о только что прошедшем стыде, он откинул и эту странную мысль.

Под навесом его ждала маленькая земнопони, которая судя по виду либо только-только вышла из детского возраста, либо готовилась это сделать в самое ближайшее время. Кобылка с любопытством смотрела на Сэмми, чуть склонив голову вперед и часто хлопая ресницами. Ослик ожидал, что хозяин силуэта будет выглядеть несколько иначе и даже огляделся в поисках претендентов на эту роль, но их не нашлось.

— Здравствуйте, — голос пони не оставлял сомнений в том, что она была еще жеребенком.

— Привет, — Сэмми был очень удивлен несоответствию своей визави обстановке и времени встречи, — это ты, эм, звала меня?

Ослик, чувствуя нелепость ситуации, ещё раз внимательно посмотрел по сторонам, но под светом фонаря он больше никого не увидел, а за его пределами рассмотреть что-то было попросту невозможно.

— Да, это я кидала камешки в окно. Простите если разбудила, кстати. На самом деле я пыталась кидать несильно, чтобы не потревожить, ну, вас, если бы вы уже спали, — кобылка говорила неуверенно, местами запинаясь и периодически пыталась рыть одним копытцем землю, а тот факт, что её шерсть была абсолютно сухой, недвусмысленно намекал на то, что она лжет. — Я ведь не потревожила, вы не злитесь?

Значит был кто-то еще? Ведь Сэмми точно видел, что силуэт не был прикрыт от дождя навесом, да и попасть отсюда в их окно было практически невозможно.

— Нет, совсем не разбудила и не рассердила, — ослик решил умолчать о том, что она его напугала и не задавать до поры неудобных вопросов.

— О, это здорово! — в одночасье маленькая пони оживилась и стала увереннее. — В нашем краю гости сейчас такая редкость, что не хотелось бы портить им, то есть вам, впечатление от ночевки. Вы ведь пришли с юга? Хотя зачем я спрашиваю, ведь видела, что с юга. Немногие пользуются этой дорогой, в основном все предпочитают другую, поновее, вымощенную камнем.

— Да, если честно, мы бы тоже пошли по ней, но заметили впереди грозовые тучи и решили свернуть. Забавно получилось: пытаясь обойти один случайный дождь, наткнулись на целый город дождей, — ослик улыбнулся такой иронии. — А как ты нас увидела? Из окна таверны?

Сэмми решил, что кобылка вполне могла остановиться под одной с ними крышей, с родителями и братом, или сестрой, более меткой, не боящейся промокнуть, но стесняющейся незнакомых взрослых. Это бы многое объяснило: озорные жеребята не смогли уснуть и решили разыграть товарищей по несчастью, прикинувшись местными.

— И правда забавно, а ещё очень удачно, — пони хихикнула, но звонкий и непосредственный смех, так подходящий её возрасту, неожиданно сменился какой-то слишком взрослой серьёзностью. — Вот только живу я не здесь, если вы про это спрашиваете. И бываю тут совсем нечасто. Не чаще, чем в городе появляется надежда. В этот раз её принесли вы.

— О чем ты? — ослик начал терять смысл происходящего.

— О путниках, гостях, тех единственных, кто заходит в эти двери, — кобылка кивком указала на дверь, что была позади ослика.

— Брось, вы же тоже в таверне остановились, — Сэмми решил вывести понечку на чистую воду.

— Мы? — пони не по-детски улыбнулась, приподняв при этом одну бровь.

— Ты, родители и кто-то, кто кидал в окно камни.

— Но я тут совсем одна, а родители давно живут без своих жеребят.

— И кто тогда кидал камни в окно?

— Я же сказала, что это была я.

— Но там ведь дождь, — Сэмми показал куда-то за пределы навеса, — а ты совсем не промокла.

— Нет никакого дождя.

Дождь очень даже был, Сэмми видел его и ни на минуту не сомневался в его реальности, но абсурдность ситуации толкнула его на странный поступок: он вышел из под навеса, где практически сразу промок под струями холодной воды.

— Очень смешно, — сказал он, вернувшись обратно, но там уже никого не было.

— Эй! — крикнул ослик.

Постояв немного и услышав в ответ лишь звуки дождя, он крикнул еще раз. Погромче, а затем еще громче. В итоге на его крик из таверны вышел Лётчик.

— Ты чего тут делаешь и зачем кричишь? — сквозь сонливость недовольно поинтересовался пегас.

— Ты внутри не видел маленькую кобылку? — вопросом на вопрос ответил Сэмми.

— Какую еще кобылку? Нет там никого кроме нас да хозяина. Непопулярное туристическое направление, знаешь ли.

— Небольшую, почти подростка, но еще не совсем, — не унимался осёл.

— Тебе приснилось что-то не то? Какого еще “подростка, но еще не совсем”? Что ты тут делаешь, спрашиваю.

— Когда ты заснул, по стеклу стало что-то стучать, в итоге я решился выйти посмотреть в чём дело. А тут был жеребёнок, ей тут неоткуда было взяться, только если из таверны.

— Когда я заснул, ты храпел уже с полчаса, наверное, — Лётчик зевнул, — Говорю же, приснилось тебе что-то.

— Да нет же, — пытался настаивать на своем Сэмми.

— Всё, пошли с улицы, а то холодно, — Лётчик не хотел его слушать, — и если ты продолжишь бегать под дождём в поисках маленьких кобылок, нам придется покупать не амулеты и глефы, а тележку, чтобы катать твою разбитую артритом тушку.

После недолгого и пустого спора они зашли внутрь, ослик всё говорил про выманившую его из комнаты и скрывшуюся потом понечку, а пегас подталкивал его в направлении комнаты. Уснули они в итоге быстро. Лётчику снился обрыв и бескрайняя долина под голубым небом, уходящая куда-то в бесконечность. Сэмми же в своих сновидениях бродил по какому-то гроту, мокрому до отвращения — выспаться ему едва ли удалось.

Следующим утром постояльцы таверны и её хозяин встретились за завтраком. Лётчик, доедая довольно неплохой на вкус овес, прикидывал сколько понадобится битсов, чтобы расплатиться за ночевку, еду, питьё и при этом не обидеть хозяина таверны. Гиппогриф принес за столик, который друзья выбрали среди десятка таких же, кувшин с утренним чаем, пахнущем ромашками и пару пустых чашек. А Сэмми решил воспользоваться ситуацией и без лишних предисловий задал вопрос, заставивший пегаса посмотреть на него слегка обеспокоенно, с долей недовольства:

— А в вашем городе часто бывают гости?

— Не очень.

Сэмми не был экспертом во многих вопросах, что касались отношений и всяких манер, но за годы работы, требующейся общения с самыми разными пони и не-пони, он уяснил, что некоторые из них взглядом могут сказать куда больше, чем словами и частенько замечал в глазах говорящих с собой и усталость, и легкое раздражение, и, бывало, даже неприязнь, хоть и очень не часто. Поэтому мастерство в подобном общении, проявленное хозяином таверны, ослик смог оценить в полной мере: глаза гиппогрифа были холодными как дальнее северное море и такими же темно-синими. Они требовали не задавать глупых вопросов, а еще лучше побыстрее закончить с трапезой и удалиться. Но порою ослы бывают упрямы. Тем более когда видят такие разительные перемены, произошедшие всего за одну ночь.

— И при этом у вас тут целая таверна, — ослик издал звук, похожий на усмешку впополам с “йа-а”.

— Она была построена для местных, — гиппогриф прищурился.

— Почему же она пустует? — Сэмми театрально обвел взглядом помещение, пытаясь найти хоть кого-то кроме них троих.

— Теперь у них есть другое место для совместного времяпрепровождения, — казалось, гиппогриф хотел раздраженно плюнуть на пол, но передумал.

— Какое же?

— А вот это абсолютно не ваше дело, — гаркнул хозяин таверны.

От неожиданности у Лётчика дрогнуло копыто и башенка из битсов, которую он старательно строил, чтобы оставить её в качестве оплаты, рухнула, а Сэмми и вовсе как-то зажато отвернулся от гиппогрифа. Но тот, то ли положительно оценив высоту недостроенной башни, то ли поняв, что такое поведение недопустимо, взял себя в лапы, подсел к ним за стол и извинился:

— Простите, я не должен был принимать этот вопрос так близко к сердцу.

— Понимаю, — разговор поддержал Лётчик, поглядывая на всё ещё отворачивающегося осла, — обидно терять клиентов. Конкуренция?

— Эх, если бы, — на столе каким-то невероятным образом появились три кружки, наполненных элем, — местные ударились в суеверия и теперь всё свободное время играют в последователей бога воды, молясь в его храме.

Гиппогриф приступил к осушению своей кружки. Лётчик и Сэмми недоуменно смотрели на стоящие напротив них напитки.

— В счёт моих извинений, — пояснил хозяин таверны, видя замешательство гостей.

— Храм? Что это за место такое? — вернулся к разговору Сэмми.

— Ага, и кто такой этот бог? — Лётчик на всякий случай пододвинул свою кружку к центру стола, а то вдруг не бесплатно — битсов и так придется оставить немало. С элем ослика он поступил также.

— Храмом они называют свой клуб по интересам, а бог воды — это их новый лучший друг, даром, что воображаемый. Однажды обычным дождливым вечером они напились и решили, что надо найти ответственного за непогоду и заставить его сделать так, чтобы с неба лило поменьше. С учётом того маленького обстоятельства, что поиски не выходили за пределы этого зала и успехов не принесли, они его просто выдумали. Чуть позже, правда, к великому сожалению меня и моего кошелька, кто-то решил что бог воды хочет очистить их, а эль, видите ли, грязный напиток, рождающий не менее грязные помыслы. Вот так число любителей замечательного напитка незаметно упало до нуля, — хозяин заметил немой вопрос на лице Лётчика и поспешил успокоить пегаса, — но у меня всё равно всегда есть эль первой свежести, так что даже не думайте об этом.

— А сейчас в таверне гостит кто-то еще? — Сэмми не очень переживал за качество эля.

Зато внимание Лётчика, в свете открывшихся обстоятельств, переключилось на раздумья о поведении его живота в предстоящем пути.

— Нет, вы единственные гости, так что не поскупитесь на чаевые, — хозяин ухмыльнулся.

— Но выйдя ночью подышать свежим воздухом, я встретил под навесом совсем юную кобылку, — Сэмми решил опустить истинную причину своей “прогулки”, — ей неоткуда было взяться, кроме как из таверны.

— Кобылку, говоришь?

— Да, в темноте было не особо хорошо видно, но кажется шерсть у нее серая или светло голубая, а имени она не назвала.

— В темноте все пони серые. А жеребят в городе ни одного не осталось. Родители всех отослали в места получше.

— Совсем всех? Но я же видел, даже говорил с ней!

— Совсем всех. С кем вы говорили я не знаю. Видите ли, я не выхожу на улицу во время дождя, да и в окна почти не смотрю. Но точно могу сказать, что жеребят здесь нет.

Тем временем Лётчик закончил-таки строительство золотой башенки и пододвинул её хозяину. Тот явно остался доволен, вложенными в её возведение средствами.

— Спасибо за ночлег, мы пожалуй…

— Останемся еще на одну ночь, — Сэмми перебил собравшего прощаться пегаса и посмотрел на своего компаньона будто ему было что ему сказать.

— И она будет стоить дороже, как я уже говорил. Никто не любит дожди,— сгребая монеты куда-то под грудь, напомнил хозяин.

— Значит нам придется раскошелиться, а вам потерпеть. А пока мы, пожалуй, посмотрим город, — Сэмми встал из-за стола и направился в комнату, чтобы накинуть на себя успевший высохнуть с вечера дождевик.

Лётчик, быстро налив чай и выпив его, извинился и отправился вслед за ослом. Дойдя до лестницы, он услышал по-отечески заботливый голос гиппогрифа:

— Надеюсь, вы передумаете.

Пегас застыл на мгновение, переваривая неожиданную интонацию, а потом, подумав про себя: “Я тоже”, поспешил нагнать друга.

Город и храм

Утренний город встретил вышедшего из таверны пони, казалось бы, вполне ожидаемо — размеренным и монотонным дождем, эталонным в какой-то степени. Такой дождь можно было приводить в пример всем остальным: скорее всего никто не назвал бы его ливнем или наоборот, дождичком. Он не лил как из ведра и не капал местами, он именно “шёл”, сохраняя постоянный темп и даже размер капель. И вот такое постоянство дикой стихии показалось Лётчику чем-то странным. Более странным, чем даже озвученная гиппогрифом зависимость между погодой и заходящими в город путниками.

Лётчик рано — ещё до получения кьютимарки — понял, что хочет работать в погодной команде: создавать дождевые облака из озер и рек, управлять ветрами, делать красивые радуги и менять времена года. Все эти занятия казались ему не только полезными, но и крайне увлекательными. Его планам, однако, не суждено было сбыться. Пегас понял это, когда не смог взлететь ни в один год со своими ровесниками, ни в год их выпуска из летной академии. И хоть он был, мягко говоря, расстроен невозможностью летать и занять то место в жизни, которое наметил с самого жеребячества, Лётчик решил сохранить в себе умение чувствовать погоду. Потому что это оставалось, пожалуй, единственным, что роднило его с остальными пегасами. Он наблюдал как те создают ветер своими крыльями и мог точно рассчитать его последующую жизнь. И, конечно, следил за тем как даются начала дождям.

Ни один созданный пегасами дождь не был… таким. Лётчик чувствовал, что за ночь ничего не изменилось и капли падают точно с такой же скоростью и периодичностью. Да даже лужа, в которую он угодил вчера из-за невнимательности и желания поскорее попасть под крышу, казалось, находилась всё там же и была таких же размеров. На дороге новых лужиц тоже вроде бы не появилось, но в этом Лётчик уверен не был, так как на таверну они натолкнулись уже затемно.

Пегас поежился. Ему хватило всего пары минут, чтобы захотеть поскорее покинуть город не только из-за расценок в таверне, но и из-за навалившейся тревоги, связанной со странностью и чужеродностью дождя. Оставалось только выяснить чего хочет от этого места Сэмми и убедить его захотеть чего-нибудь другого.

Ослик стоял чуть в стороне. Облачённый в резиновые сапоги до колен и прозрачный плащ с капюшоном, он выглядел нелепо. Лётчик не мог решить почему ему хотелось посмеяться над другом: то ли из-за того, что дождь не соответствовал используемой против него защите, то ли просто ослы смешно выглядели в сапогах. Смеяться пегас, конечно же, не стал, и не в последнюю очередь потому, что и сам был одет так же. Только крылья, благодаря специальным вырезам, лежали поверх накидки — пегасы не прячут их под одеждой. Вместо этого он просто подошёл к другу, внимательно вглядывающемуся то в одно, то в другое направление.

— Не скажешь, что с тобой такое? — начал пегас без обиняков. — Вчера ты предлагаешь не верить в россказни трактирщиков-проходимцев, а сегодня сам же клюёшь на крючок и хочешь оставить одному из них двойную плату за ночь? Ты что, немножечко не в себе? Ну ладно я вчера спьяну решил порассуждать, но ты же всегда был достаточно разумным. Кажется.

О собственных ощущениях и странностях дождя Лётчик решил умолчать.

Сэмми хоть и слушал что говорит ему друг, но делал это вполуха. Его мысли целиком были отданы решению двух задач — куда идти, и стоит ли вообще это делать. Поэтому вместо того, чтобы ответить, он продолжал выбирать из двух, казавшихся ему правильными, путей. В итоге он остановил взгляд на невзрачном переулке, манившем, и пугавшем его одновременно.

— Эй, я вообще-то тут с тобой говорить пытаюсь! — разозленный отсутствием ответа, напомнил о себе Лётчик.

— Да слышу я тебя...

— Ну раз слышишь, то ответь что ли. Зачем нам здесь оставаться? Если хозяин таверны говорит правду и дождь не кончится пока мы не уйдем, то как-то некрасиво получается с нашей стороны, не находишь?

— Я нахожу, что он врет, — Сэмми уверенно посмотрел Лётчику в глаза.

— Может и врет, но тогда он просто вымогатель, а ты идешь у него на поводу. Мы не планировали остановок вплоть до Фленксхилла, а битсы сами собой ниоткуда не возьмутся.

— Он не просто вымогатель. Он хочет чтобы мы ушли, врёт про кобылку, что разбудила меня ночью, скорее всего врёт про дожди и шантажирует ценой за комнату.

— Да не было никакой кобылки…

— Была, — ослик явно не желал в очередной раз выслушивать идеи о том, что всё это ему приснилось.

— Ну была и была, — пегас смирился с существованием малолетней пони,любящей болтать по ночам с незнакомцами, — с чего ты взял, что она не может быть его дочкой?

— Он не пони…

— Приемной. Да и откуда нам знать, что у гиппогрифа и пони не может родиться пони?

— Я думал они несут яйца…

Лётчика данное предположение выбило из колеи настолько, что он ненадолго замолчал, обдумывая каким образом существа наполовину, причём заднюю, являющиеся пони могут нести яйца.

— Неважно, — наконец выдавил он из себя. — Допустим не дочка. Но они ведь могут быть сообщниками. Может, эта понечка простая аферистка, подогревающая интерес путников к этому Селестией забытому месту и выманивающая у них битсы через подельника, владеющего таверной. М?

— Звучит логично. Но, как я уже и сказал, он хочет чтобы мы ушли. Мне кажется дело тут совсем не в битсах.

— Кажется тебе. А то, что мы так не дойдём до Кантерлота тебе не кажется? — пегас решил давить на больную и надежную тему.

Сэмми задумался — ему не хотелось лишиться возможности увидеть столицу. Тем более по такой неприятной причине, как закончившиеся деньги.

Лётчик решил развить то, что по его оценке было успехом:

— Ты ведь так долго мечтал обо всём этом, столько раз отказывался от начала пути по самым разным причинам. Глупым в основном: то страх, то лень, то пони твоей нужны деньги на её цветочный магазин. Но сейчас-то что за блажь, а?

— Она сказала, что мы принесли надежду.

— Кто она?

— Пони. Ночная пони.

Лётчик чуть не завыл от бессилия — казалось невозможным что-то сделать с этим упрямым ослом и как-то его вразумить.

А Сэмми продолжил говорить, но теперь неуверенно, чуть ли не запинаясь после каждого слова:

— Надежда ведь очень важна, Летчик, мне ли не знать об этом? Она как маяк, которого ты не видишь, но знаешь, что как только его свет развеет тьму, корабль ляжет на верный и безопасный курс. Она как солнце, прячущееся за серыми облаками. Можем ли мы уйти, не поняв кому её принесли? Кем мы станем, затушив маяк и унеся с собой солнце?

— Ты всегда был странным, но чтобы настолько… Даже хорошо зная тебя, я не представляю как реагировать на это, — Лётчик пребывал в растерянности.

— Доверься мне. Пожалуйста.

— Допустим, — пегас решил пока отступить. — Что ты собираешься искать? И, главное, где?

— Не знаю, — честно ответил ослик, — ни что искать, ни где это искать. Честно говоря, у меня была только одна мысль — направиться в этот так называемый храм. Но сейчас я заметил кое-что ещё.

— И что же?

— Следы, — Сэмми показал довольно свежий отпечаток лапы в грязи, — хозяин таверны ходил куда-то ночью, хотя говорил, что никогда не выходит в дождь. Получается, опять соврал.

Лётчик смотрел на ряд отпечатавшихся в грязи и до сих пор не смытых дождём, орлиных лап. Следы пересекали дорогу по диагонали и терялись из виду между домами.

— И что с того? Мы уже вроде как решили, что честность не самая сильная его черта.

— А то, что я хочу понять зачем была нужна ещё и эта ложь.

Город, ставший жертвой постоянных дождей, и сам по себе не мог порадовать пони своими видами. Небо над головой было грязно-серым и низким. Настолько, что могло показаться будто в сотне метров над головами пони кто-то растянул полотно, утыканное дырочками, а сверху налил слой воды. Воды, которая просачивалась сквозь отверстия и падала вниз, меняя цвет земли, домов да и вообще всего чего касалась. Даже воздух как-будто поменял из-за дождей свою кристальную прозрачность на замутненность грязного стекла. В таком воздухе невозможно было увидеть горизонт, да и всё находившееся дальше полутора сотен метров тоже.

Улочка, которой раньше прошёл гиппогриф и по которой теперь Сэмми и Лётчик направлялись по его следам, лишь усиливала это безрадостное ощущение. Дома окружали друзей с обеих сторон. Их деревянные стены за долгое время впитали слишком много влаги и стали чёрными и какими-то рыхлыми на вид. Лётчик, подумав о том каково такое дерево на ощупь, поморщился. Он был уверен, что скорее всего стены будут склизкими и как-будто покрытыми мягкой грязью, которую легко можно соскоблить копытом. Проверять свои догадки пегас, правда, не хотел. Вместо этого он на миг оторвался от созерцания похожих друг на друга домов и взглянул на небо. Ничего там не увидев, он опустил голову.

В былые времена Город Дождей наверняка был красив. Деревянные домики, в основном двухэтажные с мансардой, но были среди них и одноэтажные жилища, не всегда выглядели так как сейчас. Лётчик пытался представить вместо однообразных чёрных стен разноцветные фасады и ярко выкрашенные ставни — так пони жили в его родном городке, но у него не получилось. Красить промокшее дерево было бессмысленно. Не помогали отвлечься от серости и закрытые у всех домов ставни. Видимо, жившие в этих домах пони не очень-то любили смотреть в окна. По крайней мере, пока шёл дождь.

По мере того как Сэмми всё дальше следовал путём хозяина таверны, закрытые ставни сменялись заколоченными. А затем стали попадаться и заколоченные двери. Почему-то пони покинули этот район. Возможно, одни жители уходили, а другие, те что оставались, селились более кучно, оставляя заброшенными такие вот улочки. А возможно, причина была совершенно иной. 

“Интересно”, — подумал Лётчик, — “зачем кому-то вообще ходить в подобные места, тем более, как считает Сэмми, ночью?”

Ответом ему должен был стать очередной почерневший дом, у порога которого заканчивались следы. Это здание оказалось первым, не считая таверны, у которого друзья увидели открытые ставни. Некто, живший тут, в отличие от соседей, похоже, не захотел переезжать. Или сам стал причиной массового переезда. На двери Лётчик и Сэмми прочитали вырезанную широкими бороздами надпись “Он дал вам всё что мог”. И с десяток более мелких, содержащих одно только слово: “Ложь”. Кроме надписей дверь хранила на себе следы от ударов копыт — кто-то по всей видимости был очень настойчив в своём желании поговорить с хозяином дома.

— Похоже, мы пришли, — осматриваясь, сказал Лётчик. — Что дальше?

— Заглянем внутрь? — предложил Сэмми.

Пегас пожал плечами. За отсутствием других идей, он встал на задние ноги и посмотрел сквозь стекло. Внутри дома было темно, а света с улицы не хватало даже для того чтобы увидеть стены комнаты. Она где-то на середине просто кончалась мраком, скрывающим собой часть интерьера: диван выглядывал из темноты только наполовину, зато столик рядом с ним недосчитался всего одного угла. На этой границе света и его отсутствия Лётчик заметил, что в темноте что-то двинулось. Это движение было похоже на неожиданное колыхание пребывавшего в спокойствие чёрного дыма. Пегас пригнул голову, спрятавшись ниже окна.

— Что там? — почти шёпотом спросил Сэмми, подходя ближе к другу.

Лётчик ничего не ответил и тихонько стал поднимать голову обратно. В момент, когда его глаза поравнялись с подоконником от темноты внутри дома отделился столь же чёрный комок и, бросившись в сторону пегаса, ударил в окно изнутри. Ошарашенный жеребец инстинктивно расправил за спиной крылья и сделал ими несколько неуклюжих взмахов. Чуда не случилось и взлететь, как и обычно, не удалось. Вместо того, чтобы устремиться от опасности ввысь, он упал на собственные крылья в самую грязь.

Увидев в окне чёрную кошку, бьющую лапой по стеклу, Лётчик выругался. 

Сэмми поспешил помочь другу подняться и немного привести себя в порядок, но крылья и дождевик пегаса всё равно остались слишком грязными.

— Замечательно, — пробурчал Лётчик, осматривая себя, — и что теперь?

— Постучим, — после недолгого раздумья выдал Сэмми, — скажем, что заблудились. Может и выясним чего.

— Да тут уже стучали, — пегас указал, на повреждённое дверное полотно.

— Стучали, — признал правоту друга ослик, но всё равно направился к двери.

Глухие удары Сэмми спугнули с подоконника кошку, но других видимых результатов не принесли. Ничего не изменилось ни через пять минут, ни через десять, когда Сэмми пробовал стучать вновь.

— Похоже, хозяева не ждут гостей, — Лётчик успел устать от неопределенности, связанной с этим домом.

— Или они в храме, — Сэмми смирился с тем, что его стук ничего не даст, а решение разузнать, куда ходил гиппогриф оказалось неверным.

— С чего ты взял?

— Мы знаем только одно место, где собираются местные пони. Вернее, нам вообще известно только об одном месте здесь. И это храм… Чем бы он ни был.

— И ты думаешь, что пони, который по всей видимости не очень любит гостей тоже там?

— Не знаю, но идти нам всё равно больше некуда. Да и посмотри, пока мы шли сюда, мы не увидели ни одного пони. Даже из окон никто не выглядывает, они вообще закрыты. Все пони наверняка там.

— Возможно, все эти пони просто сидят дома, пока на улице дождь. И окна не открывают, потому что смотреть в этом городишке на виды за окном — занятие не из приятных, — лицо Летчика выражало среднюю степень скепсиса, что, в общем-то, было для него нормой.

— Возможно. Но других вариантов кроме храма у нас нет. И не важно, есть там сейчас сейчас пони или нет. Пошли.

Не дожидаясь ответа, Сэмми  отправился в обратный путь в сторону таверны. Лётчик смотрел вслед удаляющемуся ослу. Ему никуда не хотелось идти, только поскорее покинуть город. И вроде бы именно в сторону выхода и шёл его друг, но уйти, не посетив храм, он точно не согласится. От подобной близости желанного, но невозможности его получить у пегаса что-то потянуло в груди. Значит придется и дальше терпеть этот странный дождь. 

Лётчик прислушался к ощущениям, которые ни на миг не покидали его с того момента как он вышел из таверны. Кажется, они не только усилились, но и немного изменились. К раздражению от того, что дождь казался не таким, каким должен быть, прибавилось ещё что-то. Пока что маленькое и непонятное, как будто песчинка, нечаянно занесённая в мысли, но оно тревожило даже сильнее самого дождя. Пегас поморщился. Он хотел верить, что Сэмми ничего не найдёт и в храме, и тогда согласиться продолжить путешествие. 

С робкой надеждой на подобный исход он пошёл за другом, выбирая путь поближе к домам. Грязь на собственных крыльях не понравилась бы ни одному пегасу, и Лётчик с помощью стекающей с крыш воды надеялся стать хоть немного чище. Крылья часто казались ему ненужной обузой, не исключением стал и данный момент. Когда-то он ещё надеялся, что сможет летать. Будучи маленьким пегасом он каждый год безуспешно пытался взлететь перед приемной комиссией летной академии, хоть и понимал, что скорее всего попытка перед преподавателями закончится также как и остальные — ничем. Он был упорным жеребёнком, но не всегда упорством можно добиться желаемого. Не взлетев и на четвёртый год кряду, Лётчик, чьё детство подходило концу, покидал экзамен совсем печальным. Тогда его догнал один из членов приемной комиссии и по секрету рассказал, что ещё не всё потеряно. Принцесса Луна, по его словам, покровительствовала пегасам и могла помочь даже тем, кто не мог летать. Но у помощи была цена, которую принцесса не могла брать с детей, поэтому ищущему помощи сначала следовало вырасти.

— Ты прямо как лётчик, — сказал тогда добрый преподаватель.

— Что значит “лётчик”? — спросил маленький пегас.

— Тот, кто летает без помощи своих крыльев.

— Но я не летаю, — не понял жеребёнок.

— А как же ещё можно назвать то упорство с которым ты идёшь к своей цели?

Сэмми уже ждал далеко впереди, и пегас, решив что лишняя минута или две ожидания ничего для ослика не изменят, остановился под своеобразным душем, стекавшим с одной из крыш.

Маленький нелетающий пегас вырос, но так и не увидел принцессу ночи. Та обратилась Найтмер Мун и принцессе Селестии пришлось изгнать её на луну, вместе с этим лишив надежды на чудо и Лётчика, у которого в память о возможности летать осталось лишь прозвище. Пегас, наверное, потому и отнёсся к желанию друга так трепетно, что не исполнил собственное. Лётчик решил, что несмотря на своё беспокойство позволит Сэмми выяснить всё, что он себе надумал, ведь некоторые вещи надо делать здесь и сейчас, потому что потом может стать уже поздно.

Тем временем, сверху послышался какой-то шум, как-будто кто-то поскользнулся, но смог сохранить равновесие и не упасть. Лётчик вышел на середину улицы и посмотрел вверх. Всё что он успел увидеть было скрывающимся с другой стороны крыши крупом. Дома стояли сплошной стеной и обойти их, чтобы догнать того кто был на крыше не представлялось возможным. Пегас поспешил нагнать друга.

— За нами кто-то следил.

— Кто? — Сэмми оживился, похоже он был рад, что крюк, сделанный ими из-за следов, принес хоть что-то.

— Не знаю, я видел только чей-то круп на крыше, да и то всего секунду. Даже цвета не рассмотрел. Не знаю как долго нас преследовали и зачем.

— Похоже, хозяин того дома захотел узнать кто решил его побеспокоить, — предположил ослик.  

Данный вывод устроил друзей, хоть они и не могли до конца знать насколько верным он в итоге оказался. Теперь им оставалось дойти до храма. Сэмми был уверен, что столь важное, по словам гиппогрифа, место почти для каждого пони в городе, должно находиться где-то на центральной, пронзающей город от одного края до другого, улице. Вместе с Лётчиком они просто пошли дальше по дороге, что прошлым вечером привела их к таверне.

Главная улица оставляла впечатление не сильно лучшее, чем узкий проулок, познакомивший Сэмми и Лётчика с местной атмосферой. Всё те же почерневшие стены и закрытые окна — похоже, пегас не ошибся и жители действительно не очень-то любили смотреть на дождь. Или на свой город. Разве что дорога тут была выложена булыжниками, а около некоторых домов имелись небольшие полянки, поросшие травой, но общей картины это не меняло.

Храм появился на границе видимости примерно через полчаса пути. Поначалу его очертания, явно превосходящие размером все окружающие дома, казались такими же грязными и блеклыми, как и всё вокруг. Но чем ближе друзья приближались к его стенам, тем величественнее казалось это строение, и тем разительнее становился контраст между храмом и городом. Из грязно-серого цвет храма изменился вначале на молочный, а вблизи и вовсе стал идеально белым.

Сэмми показалось, что камни из которых был построен храм, как-будто светятся изнутри. Им явно не был страшен дождь — под его каплями их цвет не посерел и не потускнел, возможно даже наоборот стал чище. Ослик невольно залюбовался зданием из них построенным. Стены храма образовывали собою почти идеальный квадрат и были в среднем в два раза выше жилищ местных пони, а если смотреть на высоту башен, то и вовсе раза в три. Да, храм имел башни, такие же квадратные, как и он сам и возвышающиеся и над ним, и над всем городом. По одной на каждый угол.

Крышу храма венчала чёрная металлическая ограда. Она казалась чуждой и неуместной на чём-то столь светлом. Как и сам храм казался таковым в городе, но при этом чуждость храма отталкивала от города, делала город ещё более уродливым, чем он был на самом деле. А контраст белого и чёрного в самом храме казался вполне красивым и даже завораживающим. Такая же ограда имелась и на верхушках башен, а ещё она огораживала небольшой сад, расположившийся вокруг всего храма. 

— Никогда не видел ничего подобного, — сказал Сэмми, глядя вверх, — на этих башнях словно должны нести дозор крылатые солдаты. Часовые грифонов в красивых лёгких доспехах, готовые дать достойный отпор неприятелю.

— Башни как башни, квадратные разве что. Да и ну их, этих грифонов и их половинчатых братьев.

Дорожка ко входу в храм проходила через парк. Лётчик открыл калитку в ограде, но направился не прямиком к большим арочным дверям, а свернул на полпути на узкую и аккуратную тропинку, выложенную из камня. Дворик храма оказался красив и ухожен, и это уже не вызывало никакого удивление: по обе стороны от тропинки росли цветы, иногда цветы сменялись толстыми металлическими дугами, воткнутыми в землю и оплетенными цветущими лианами. Дуги эти были немногим выше среднего пони. Через равные отрезки стояли скамейки, тоже чёрные и металлические, а позади храма пегас и вовсе увидел ротонду. Её колонны и купол были сделаны хоть и из белого, но явно более простого камня — под дождём они посерели, но это выглядело даже более уместно, чем если бы они сияли так же, как храм. Вообще, всё что касалось его — храма — было красиво и гармонично. Красота белого сияния дополнялась чёрным железом. Прикоснуться к холодному очарование волшебных, на первый взгляд, стен можно было лишь миновав живые и знакомые цветы. И даже ротонда своим мокрым серым цветом, как-будто напоминала, что это место настоящее, а не привидевшееся посреди постоянных дождей и серо-чёрных цветов.

Красота эта, однако, Лётчика не впечатлила. Нет, он её конечно же признавал, но не испытывал какого-либо восторга или трепета. Скорее его удивляло само наличие этой красоты здесь и её отсутствие во всём остальном городе. Неужели местные пони не могли ухаживать за своими жилищами так же, как они ухаживают за этим местом. Или только оно имело для них значение? Тем временем тропинка обогнула храм и привела пегаса обратно. Осмотревшись, он обнаружил, что двери в храм открыты, а Сэмми отсутствует в поле зрения. Лётчику ничего не оставалось как, мысленно приложив копыто к лицу, последовать за другом.

Внутри храм был таким же как и снаружи: стены из белоснежного камня не были ничем  отделаны и создавали впечатление нереальности помещения. Виной этому был легкий свет исходящий от камня, он размывал стены, превращал во что-то эфемерное. Лётчик против своего желания залюбовался ими. Он поднял голову, но не смог разглядеть потолок — было непонятно где он начинается и есть ли он вообще. И опять причиной этому был свет. Если бы не гобелены глубокого синего цвета, ровно развешенные на каждой из стен, темно-серый пол да деревянные двери, ведущие как из храма, так и глубже в его нутро, пегас бы мог решить, что попал сюда не через обычный вход, а с помощью магического портала. 

В центре этого великолепия обнаружился и ослик. К облегчению друга, он не успел уйти далеко. Сэмми беседовал, а вернее внимательно слушал стоящего перед ним пожилого пони. 

— В тот день каждый из тех, кто имел возможность, вставил в алтарь камни: кто по одному, кто по два, а кто и по три. Были и те, кто оставил там целых пять камней. Вначале, правда, ничего не изменилось.

Летчику показалось, что друг слушает старика уж слишком внимательно.

— Но однажды утром, когда уже начинало казаться, что ждать бесполезно, город проснулся от ветра, да такого, что никогда не бывал в наших краях. Это был не лёгкий ветерок, а почти что ураган, гнущий деревья, хлопающий открытыми окнами и сдувающий всё, что попадается ему на пути. Ветер пришёл с юга, оттуда, где на острове посреди озера возвышается башня и оттуда же он принёс и тучи. Много туч!

— Эм, здравствуйте! — Летчик сделал пару шагов в их направлении.

Ни старик, ни Сэмми внимания на него не обратили.

— Согнав их в небеса над городом, ветер исчез, а на вышедших из домов пони начали падать первые капли дождя. Можете представить наш восторг в тот момент? Восторг тех, кто уже не надеялся, что дождь прольётся на пересохшие поля. Как мы тогда радовались тому что засуха оказалась не вечной, как говорили некоторые. Тому что не придется оставлять с таким трудом построенные дома... как сделали некоторые.

Пегас, всё более явственно ощущавший неправильность и абсурдность происходящего, обошел пони и осла вокруг. Казалось бы, осталось только помахать перед их глазами копытом — сделай это и ситуация окончательно обернётся фарсом…

Лётчик сдержался.

— Это потом мы поняли, что те некоторые, кто не верил в дожди и ушли из своих домов, ничего не потеряли. Дожди шли без перерыва и были ничем не лучше засухи. И радости уже не было.

Пегас сел на круп и подпёр голову передней ногой. Слова старика не вызывали у него особого интереса, однако и мимо ушей он их не пропускал.

— Мы попросили помощи у жрецов, и они даже обещали помочь, говорили “Скоро ваши желания исполнятся”. Но затем они просто взяли и ушли. Оставили город чтобы, как они сами утверждали, никто не отвлекал их от работы и заботы о нас. Вслед за ними город покинуло большинство тех, кого ничто не держало. Дожди же так и продолжали идти без остановки.

Старик действительно был древним. Лётчик понял, что не придал его возрасту достаточного значения при первом взгляде, зато теперь, имея возможность рассмотреть его внимательнее, пегас видел, что пони перед ним давно насытился жизнью и мог оставить мир в любой момент: некогда крепкое тело иссохло, волосы в гриве и хвосте стали редкими, потеряли родной цвет, променяв его на светло-серый, шкура также потускнела, будто от внешнего мира её отделяла тонкая пелена тумана. Но что-то держало его, заставляя жить дальше.

— А затем, когда оставшиеся уже вовсю завидовали ушедшим, мы построили этот храм, чтобы попытаться поговорить с богом воды без помощи жрецов. И теперь он, — старик произнес “он” так, будто это было не простое местоимение, а известное имя или звание, — каждый день просит бога воды о прекращении дождей.

— Кто он? — спросил Лётчик, не особо рассчитывая на результат.

— Он, — неожиданно для пегаса ответил старик, указывая на коридор, ведущий вглубь храма.

Среди распахнутых дверей, которые выглядели немногим меньше входных, и вправду оказался он — единорог белой масти. Облаченный в синий, под цвет гобеленов, балахон, расшитый золотыми узорами, смысл которых не был понятен друзьям, он поочередно смотрел то на Лётчика, то на старика, то на Сэмми, но взгляд его при этом постоянно пытался ухватиться за что-нибудь другое, находившиеся поблизости, желательно неодушевлённое, а то и просто спрятаться под длинную челку рыжей гривы, напоминающей своим цветом о летних закатах.

— Привет, — жеребец улыбнулся, его голос звучал мягко, а речь была тягучей, — добро пожаловать в храм бога воды.

— Здравствуйте, — Летчик оторвал круп от пола.

Сэмми, к облегчению друга тоже поприветствовал пони в синем, будто и не изображал статую последние минуты. И только старик попятился к выходу.

— Брат, — обратился к нему единорог, как будто присутствие других пони было деталью незначительной и не столь важной, в отличие от задаваемого вопроса, — вы опять всю службу провели здесь. Почему? Ведь именно вашего голоса, возможно, и не хватает нам всем.

— Мне не о чем больше просить, — сухо ответил старик.

— Мы просим не ради себя.

— Мне... — хотел было повторить седой пони, но его прервали.

Из дверей, вслед за единорогом, названным “он”, начали выходить другие пони, некоторые из них были облачены в такие же сине-золотые балахоны, как и у первого вышедшего единорога, и все они невпопад повторяли примерно одно: “Вилтвист, почему ты опять не пришёл? Мы тебя ждали, Вилтвист. Только вместе мы сможем мы сможем всё исправить, Вилтвист”.

— Мне больше нечего исправлять! — крикнул старик и вышел из храма.

— Эгоист, ты — просто старый эгоист! — кричала ему из толпы молодая кобылка.

На какое-то время повисла тишина, а потом все пони из храма вдруг заметили, что среди них появились новые лица. Молчание нарушил “он”.

— Простите за сцену, у нас всех с братом Вилтвистом есть некоторые противоречия в вопросах веры. Меня зовут Паджентри. Проповедник Паджентри.

Паджентри оказался довольно милым и располагающим к себе пони, и хоть его поведение и сам внешний вид отличались скромностью и даже застенчивостью, внутри проповедника была скрыта огромная сила и уверенность. Так, по крайней мере, решил для себя Сэмми после быстрого и, в общем-то, не совсем заурядного знакомства. Лётчика при этом больше интересовали местные жители. Пегасу горожане представлялись хмурыми, уставшими пони, по одному виду которых сразу должно становиться понятно, что их объединяет нечто тайное и несомненно очень важное. Реальность оказалась более скучной — собравшиеся в храме ничем не отличались от тех, кто не страдает от избытка дождей, не знает что такое храм и для чего он нужен. Такие же улыбчивые и дружелюбные пони как и везде. По отношению друг к другу излишне требовательны разве что, да с гостеприимством беда, но это и понятно — слова гиппогрифа о зависимости дождей и пришлых пони подтвердили и проповедник, и его паства. Вилтвист, однако, в разговоре с осликом озвучил другую правду о дождях, но Сэмми решил об этом пока умолчать. Тема дождей вполне могла подождать, тем более что новые знакомые были не прочь ответить на разные вопросы, продолжив разговоры внутри.

Из помещения, расположенного прямо на входе, которое, как выяснили друзья, называлось нартексом, и было по сути своей просто прихожей, хоть и очень впечатляющей, пони переместились в другое, считающееся непосредственно самим храмом. Храм, на удивление, выглядел куда обыденнее своего преддверия. Стены в нём были выложены из обычного темно-серого камня, драпированного всё теми же гобеленами, и если на бело-волшебных стенах они выглядели как нечто что портило совершенство, то на этих представляли из себя изысканное украшение. Пол был таким же как в нартексе, разве что та его часть, что шла по периметру храма имела заметное возвышение над центральной. Выделялся только потолок. Он был фреской где небо яркого солнечного дня сменяется проливным дождём.

Прямо у дверей располагался гардероб, где Сэмми и Лётчик по примеру остальных оставили одежду. В центр храма они спустились по небольшой лесенке, состоящей всего из четырёх ступенек. Там, вокруг ещё одного углубления, на этот раз в виде небольшой полусферы, наполненной водой, четырьмя концентрическими кругами были расставлены скамейки разной высоты. Осла и пегаса, как бывших в храме первый раз и не знающих что, как и зачем в нём происходит, усадили на первый ряд. Прямо напротив них сел проповедник.

Прежде чем все окончательно расселись по скамейкам, в храме появился ещё один пони. Темно-синий пегас, не привлекая внимания никого из местных, помахал Лётчику крылом и умудрился занять себе место позади Паджентри, чтобы также всё время находиться перед глазами гостей города.

Лётчик сначала не понял, чем привлёк такое внимание пегаса, и только из-за навязчивого чувства, что он что-то упустил из виду, решил осмотреть горожан ещё раз. Кроме крылатого темно синего жеребца среди них не оказалось больше ни одного пегаса.

Сэмми этого не заметил, его сейчас интересовало так много всего, что он не знал какой вопрос задать первым. Он, несомненно, хотел узнать и про алтарь, и про камни, которые по словам старика Вилтвиста в этот алтарь вставляли, и про жрецов, и про бога воды. Но было кое-что ещё, что брало верх над всеми этими вопросами — слова Паджентри о вере. Они оттеснили другие темы на второй план. Сильнее всего, как оказалось, ослику хотелось узнать, что эта вера из себя представляет. Потому что Сэмми это виделось чем-то сакральным и просто необходимым для понимания того, что происходит в городе.

— Это трудно объяснить, — как только Паджентри заговорил, стало ясно, что для него находиться среди всех этих пони и читать наставления было делом привычным и любимым. — Скажите лучше, для начала, вы когда-нибудь хотели чего-то, что невозможно получить? Хотели сделать то, что, казалось бы, сделать невозможно?

— Бывало, — ответил Лётчик.

А Сэмми подумал, что все его желания всегда были крайне простыми и вряд ли он сможет сейчас понять проповедника.

— А теперь представьте что есть сила, способная эти желания осуществить и совершить то, что кажется совершенно невозможным. Знание об этой силе, уверенность в том что сила эта добрая и заботливая по отношению к пони, желание до неё достучаться — всё это в совокупности мы и называем верой. 

— И что, — крылья Лётчика немного напряглись, — эта сила, с которой вы тут пытаетесь говорить, может исполнить любое желание? Вот прям совершенно любое?

— Бог воды может даровать дождь, что он собственно и сделал, когда мы просили его об этом. Но, видимо, — Паджентри глубоко вздохнул, мигом погрустнев и обмякнув, — мы неправильно тогда сформулировали свою просьбу. И теперь дождь идет слишком часто. Видите ли, бог — это не обычный собеседник, он не слышит слова, как слышат их пони, он воспринимает общие желания тех, чьи мысли обращены к нему и откликается на них так, как может.

— То есть желание, связанное не с водой, он исполнить не сможет? 

— Он — нет, но в нашем мире много сил, богов, если угодно, и кто-нибудь обязательно будет способен исполнить любое, даже самое невероятное желание.

— Как всё сложно в этой вашей вере, — заметил Сэмми, он явно был разочарован открывшейся картиной, — не проще ли не делать своё желание чем-то невозможным и надеяться на бога, а попытаться сделать что-то для его осуществления самим?

— Невозможное на то и невозможное, что самим этого не сделать никак, — от этих слов проповедника на какое-то время повисла тишина.

Сэмми непонимающе смотрел на горожан, пытаясь разглядеть в их лицах хоть что-то, что было бы ему понятно. Почему эти пони не сгоняли к городу тучи сами, зачем им была нужна помощь какого-то бога? Почему они не попробовали вырыть канал от озера? Здесь было не так уж и далеко, а город не выглядит настолько большим, чтобы такого источника воды им было бы недостаточно. Почему​, в конце концов, они просто не ушли? В Эквестрии полно земли — живи не хочу. Ослик так же не мог понять чем же его так заворожил старик, ведь он рассказал про те же самые чудеса из ниоткуда, дары какому-то алтарю, вместо собственных действий. Почему же от его слов Сэмми практически парализовало, а от объяснения Паджентри, он пришел скорее в недоумение. Лётчик же смотрел на Сэмми и думал о своём. Пегас был рад, что друг не понимает, но эта радость была перемешана со старой и хорошо знакомой печалью.

— И как много придется заплатить? — Сэмми сам удивился своему вопросу и нарастающему раздражению, — Много бог просил камней, чтобы дождь у вас тут шёл не переставая.

— Эх, — проповедник покачал головой, — наш дорогой Вилтвист, он любит рассказать путникам всякие небылицы. Любит путников, любит дождь, любит чтобы его слушали — поэтому обычно спокойная и уважаемая сестра Свит Черри и назвала его эгоистом. Разве не эгоистично заставлять всех страдать ради собственной прихоти? Мы все пытаемся втолковать ему это, но Вилтвист, похоже, достиг слишком почтенного возраста и никого слушать не хочет. Дайте угадать, он сказал, что дожди тут не кончаются совсем никогда?

— Да, — Сэмми отчего-то сильно расстроило, что Паджентри говорил об этом с лёгкой улыбкой, будто разгадал, что туз, который ослик считал козырным, лёгким фокусом прямо сейчас превратился в простую шестерку.

— А ещё наверняка говорил про алтарь?

— Да…

— Эта выдумка про камни и алтарь... Богу не нужны никакие камни и жертвы, а дождь идет вовсе не постоянно, лишь гораздо больше чем требуется… И всегда, когда к нам заходят гости вроде вас. Собственно, мы и собираемся в храме в такие дни, потому что просить о решении проблемы стоит именно в её разгар. А Вилтвист… Впрочем, я про него уже всё сказал. Надеюсь только, что вы не осуждаете Свит Черри за излишнюю грубость к пожилому пони. 

Сэмми отрицательно покачал головой.

— И славно. Славно. Вы ведь наверное и не слышали про наш городок?

— Не слышали, — с каждым новым словом проповедника, Сэмми становилось не только грустно, но ещё и стыдно.

— И не удивительно, — Паджентри умудрялся даже говоря так много и казалось бы уверенно, сохранять робкий и уязвимый вид, — мы специально просим гостей вроде вас не рассказывать о нашем городе и не задерживаться в нём слишком подолгу. И когда я говорю подолгу, я имею в виду больше одного дня. Поймите, мы не можем принимать путников, не можем позволить дождю идти совсем без остановки — нас ведь тогда всех тут попросту смоет. Вот и приходится между гостеприимством и затворничеством выбирать второе, хоть многим — да, многим, а не одному только Вилтвисту — этого и не хочется. Но земле нужно хоть иногда давать подсыхать. И я сейчас прекрасно вижу ваши сомнения, раздумья о том, зачем пытаться говорить с каким-то там не совсем понятным, как вы считаете, богом. Вот только для тех, кто здесь жил выбора не было: в этих краях не пони управляют магией, здесь раньше всё происходило само по себе. Тучи не хотели летать над нашими землями, а пегасы просто не могли заставить их двигаться куда нужно. Строить каналы тоже бессмысленно — без магии вода не потечёт в горку, даже небольшую, а магия по управлению природой, как я уже сказал, бесполезна.

Сэмми стало совсем стыдно. А ещё он чувствовал себя крайне глупо из-за того, что вдруг возомнил себя умнее всех вокруг.

“Прорыть канал, ещё бы на ослах предложил им воду доставлять”.

— Вы, кстати, когда собираетесь продолжить свой путь? — вопрос проповедника отогнал самоуничижительные мысли Сэмми. — Уверен, наш гиппогриф запросил кругленькую сумму за ночлег.

— Что правда, то правда, сумма действительно кругленькая, — Лётчик говорил так, чтобы его друг понял что желание остаться ещё на одну ночь имеет вполне реальную цену, — но Сэмми готов ему заплатить, как не странно.

— Неужели вам так у нас понравилось, Сэмми?

— Ну, меня просто поразила история с дождями и тем, что они как-то связаны с путниками, и вот мне стало интересно и захотелось найти ответы на возникшие вопросы. Не думал, что ответы окажутся столько близки, если честно.

— И вы нашли ответы на все вопросы?

— На самом деле почти на все. Только ещё одна вещь — Сэмми мысленно уже шел по дороге, что уносила его из этого грязного и мокрого города, чтобы привести в итоге к Кантерлоту, забыв и про дом посреди заброшенной улицы, и про понечку, не вымокшую под ночным дождём, и про надежду, которую нельзя уносить, — скажите, а в городе и вправду не осталось жеребят?

— К сожалению, погода не способствует счастливому детству, так что жеребята растут там, где им лучше. Это одно из многих неудобств, одно из самых заметных.

— А кто тогда живет в таверне? — Сэмми смотрел на проповедника.

Лётчик еле заметно закатил глаза, обозначая усталость от понечки из таверны.

— Гиппогриф, — кажется, вопрос обескуражил Паджентри, — вы разве никогда не видели таких как он? Да и мы вроде даже говорили…

— Да нет, — перебил проповедника Сэмми, — не гиппогриф.

— А больше в таверне никто не живёт…

— Совсем?

— Совсем. На самом деле все жители города, кроме Вилтвиста и собственно хозяина таверны сейчас перед вами. Даже брат Найт Расл почтил нас своим присутствием, — проповедник кивнул темно-синему пегасу, — хотя он, к нашему общему сожалению, тоже не самый частый гость храма.

— Эх, тогда нам придется задержаться ещё на день или на два, — дорога на Кантерлот в мыслях ослика растаяла, сменившись ночной встречей под навесом. 

 Лётчик хмыкнул, но чуть заметно улыбнулся.

— В  финансах вы, видимо, не стеснены.

— На самом деле стеснены, — признался Сэмми.

— Ой, а может тогда вам остановиться у меня? — светло-серая пони-единорог с голубой гривой, сидевшая на заднем ряде скамеек, подняла вверх переднюю ногу, обозначая своё предложение. — А что? У меня целая пустая библиотека в распоряжении. Она небольшая, конечно, но двум путникам переночевать хватит.

Все кроме Сэмми, Лётчика и, пожалуй, Найт Расла, который не счёл нужным проявлять какие-то эмоции, смотрели на предложившую это пони с неодобрением, друзья же были просто удивлены.

— Это очень неожиданное и милое предложение… — начал было Лётчик, но его перебил один из горожан, желавший переубедить единорожку.

— Вики, но вы же знаете, почему мы просим путников не задерживаться.

— Но они не хотят уходить прямо сейчас, не можем же мы их просто выгнать или ограбить?

— Но грабить их никто не собирается, — сказал уже другой пони.

— Ага, а как называется то, что делает хозяин таверны? — ответом была тишина. — Тем более, возможно, в библиотеке они узнают, что хотят и уйдут. Такое ведь может произойти?

— Вполне, — ответил Сэмми.

— Постройте, сестра Маппет, вы готовы пустить в свой дом незнакомцев? — обратился к Вики проповедник. Похоже, он ко всем прихожанам обращался, как к братьям и сёстрам.

— А что в этом такого? Они прочтут пару книг и уйдут завтра. Плюс я лучше всех знаю историю нашего города и смогу ответить на возникшие вопросы.

Друзья согласно кивали.

— Это слишком опасно, — Паджентри выглядел крайне взволнованным, видимо, его действительно волновала безопасность пони в этом городке, — я соглашусь на такое, только если вы позволите двум братьям быть неподалёку.

— Хорошо, — решилась Вики, помешкав какое-то время.

Проповедник кивнул и к друзьям подошли два единорога в сине-золотых балахонах. Они должны были помочь гостям города с вещами, а также присматривать за тем, чтобы они ничем не обидели пони-библиотекаря, проявившую довольно неожиданную доброту.

Пони города дождей

Пока все присутствовавшие в храме потихоньку расходились, не упустив перед уходом возможности немножко поговорить с проповедником лично, Сэмми и Лётчик вынуждены были ждать своих проводников, так как после того, как их представили друг другу, единороги куда-то удалились. И если ослик предпочел подождать их в нартексе, ещё немного полюбовавшись сияющими стенами, то Лётчика тянуло под дождь — ему нужно было кое-что проверить.

Результаты проверки его не обрадовали. Ощущения, касающиеся дождя не только никуда не исчезли, но и стали сильнее. Лётчик даже захотел вернуться обратно в храм, потому что в помещении эти чувства оставляли его в покое. Но не сделал этого, посчитав такой поступок проигрышем банальному дискомфорту.

— Привет брату-пегасу!

Лётчик повернул голову и обнаружил рядом с собой пегаса из храма, что махал ему крылом. Как тот оказался рядом совершенно незамеченным он не знал.

— Найт Расл, — синий жеребец протянул Лётчику копыто, — простите за бесцеремонность, просто когда ты единственный в городе пони с крыльями, трудно проигнорировать появления собрата и не подойти поболтать.

— Лётчик, — ответил он на приветствие.

— Интересное имя.

— Это не имя, но я предпочитаю, чтобы меня называли именно так.

— У всех нас есть слабости, — заключил Найт. — Я, например, люблю быть в курсе событий и знаю где вы умудрились так испачкаться.

Лётчик посмотрел на свою грязную спину, а затем на Найта.

— Очень опрометчиво ходить одним по незнакомому городу, — продолжил синий пегас, — кто знает что может ждать в заброшенных домах.

— Это был ваш дом? — Лётчик напрягся, ему не нравились ни слова собеседника, ни, как он их произносил, ни тема разговора в общем.

— Нет, вовсе нет, — казалось, Найта веселит происходящее, — хоть я и живу в похожем заброшенном райончике, но тот дом не мой. Я лишь следил за новыми гостями города.

— Вы были на крыше.

— Да. Должен признать, вам повезло меня заметить.

— Я, наверное, пойду поищу друга, — Лётчику не хотелось продолжать этот разговор, — он что-то задерживается.

— Он в храме, — Найт перегородил Лётчику дорогу, — стоит и ждёт, пока верные пони Паджентри получат от своего пастора все необходимые инструкции. Что, думаю, уже произошло. Так что ждать и ему и вам осталось совсем немного. Скорее всего ваш друг выйдет из храма раньше, чем я закончу говорить. Но это не важно. Важно вот что: вам нужно опасаться не этих бравых храмовников, а тех, кто угрозы на первый взгляд не представляет.

— Опасаться? Кого? Почему? — Лётчик искренне не понимал почему он вообще должен кого-то опасаться.

Но ответа ему было не суждено услышать. Из храма, как и предсказывал Найт, вышел Сэмми в сопровождении двух единорогов в синих одеяниях. Найт, дружески похлопав Лётчика по плечу, улетел ничего больше не сказав.

— Кто это был? — поинтересовался Сэмми, когда их компания из трех пони и осла двинулась в сторону таверны.

— Найт Расл, — ответил Лётчик и дал ослику знак говорить тише, чтобы идущие впереди храмовники не услышали.

— Тот пегас, который редко посещает храм? — Сэмми говорил почти шепотом.

— Единственный пегас в городе. И это он следил за нами утром.

— Так это был его дом…

— В том-то и дело, что нет.

У входа в таверну Лётчик попросил Сэмми забрать вещи самому, сославшись на то, что не хочет толкаться в одной комнате с единорогами из храма, которые предложили свою помощь в переноске их дорожных сумок. Оставшись один, он стал рассматривать уже знакомую лужу, надеясь найти в ней хоть какие-нибудь перемены. И чем дольше он в неё смотрел, чем дольше не мог найти ни одного различия между этой лужой и той, что была тут с утра, тем сильнее на него накатывала паника. В какой-то момент она стала настолько всеобъемлющей, что захватила все мысли и чувства пегаса, и чтобы хоть как-то от неё спастись, Лётчик сбежал из-под дождя.

Зайдя внутрь таверны, Лётчик увидел, что её хозяин стоит за барной стойкой и флегматично натирает и без того чистые кружки. Гиппогриф никак не отреагировал на появление пегаса. Было похоже, что он даже не собирался проверять состояние комнаты, которую сдавал постояльцам, а может, просто уже успел сделать это. Так или иначе ничего в нём не изменилось и когда храмовники вместе с Сэмми появились на лестнице. И только после того, как два единорога покинули таверну, а ослик уже стоял в дверях, хозяин таверны негромко произнес:

— Вы ещё можете уйти, поверьте, для многих так будет лучше.

Очередные перемены в настроении гиппогрифа, как и его совет, не прошли мимо внимания Сэмми и не давали ему покоя всю дорогу до дома-библиотеки Маппет. И ведь не сказал гиппогриф ничего нового, так — в очередной раз попытался намекнуть, что не стоит оставаться здесь ещё на одну ночь, но было в этот раз что-то не так как раньше. И это что-то в сумме с новыми знаниями и сомнениями зацепило ослика. Действительно ли дожди тут идут по прихоти бога воды и почему хозяин таверны практически единственный, кто относится к этому так называемому богу и его храму с нескрываемым пренебрежением? А если бог действительно ответственен за непогоду, то почему он так не любит путников и прогоняет их нескончаемыми дождями? Врёт ли Вилтвист? Требовал ли бог платы за “чудо", или действительно достаточно просто правильно попросить, но проповедник не знает, как правильно? Чей дом они посещали с утра, и зачем Найт Расл следил за ними? Ну и самым главным вопросом, не дававшим покоя ослику и заставивший его остаться, когда он уже готов был уйти, была его ночная визави и уверения всех жителей, что жеребят в городе нет, а гиппогриф живет в таверне один. К определенным выводам, однако, Сэмми прийти не успел — путь оказался не слишком долгим.

Внешне библиотека Города Дождей ничем не отличалась от других его домов. Внутри же она была наполнена теплом и уютом. Везде были вязаные вещички и безделушки: коврики лежали на полу, были они и на стенах, но назвать их ковриками не поворачивался язык, скорее это были своеобразные картины; скамейка в прихожей была завалена подушками для сидения, которые по одной имелись и на каждом стульчике в доме, идеально подходя им по размеру; а деревянную мебель укрывали белые кружевные салфетки. Масляные лампы наполняли помещение красивым ровным светом. Друзья не знали как жили здесь остальные пони, но им хотелось думать, что не хуже.

Первым делом хозяйка выделила двум пони из храма комнату на первом этаже и обеспечила их всем необходимым, а именно чаем с печеньем и интересными книгами. Затем она занялась гостями. Видя смущение Лётчика по поводу его чистоты, Вики растопила баню, имеющуюся во дворе и предложила им не стесняться и попариться столько времени, сколько им нужно, чтобы отдохнуть. Пегас принял предложение с радостью, да и осёл был не прочь немного расслабиться. Ведь что может быть приятнее, чем смыть с себя всю грязь, а заодно и тяжёлые мысли? Особенно, когда за приятно пахнущими деревянными стенами холодно и идёт дождь. В таких замечательных условиях Сэмми не хотелось продолжать думать, да и Лётчик был не против немного помолчать. Пегасу было хорошо от того, что его крылья чистые, а странные чувства, вызывающие тревогу остались за спиной. Поэтому друзья просто сидели в тишине.

Путь от бани до библиотеки был накрыт навесом, поэтому только что напарившимся ослу и пегасу не нужно было беспокоится о дожде. Волноваться стоило разве что из-за темноты, которая из-за туч наступала здесь слишком рано — даже с учётом того, что на дворе был только вечер, всю недолгую дорогу из бани, им приходилось внимательно всматриваться под ноги, чтобы не обо что не споткнуться и не упасть, тем самым сведя на нет весь полученный результат.

После того как друзья помылись, Маппет отвела их на второй этаж библиотеки, в комнату, где стояло несколько стеллажей с книгами, а также стол с креслами вокруг. Пока Сэмми выбирал с какой бы книги начать, а Лётчик испытывал подушку под круп, без которой не обошлось и кресло, на мягкость и комфорт, хозяйка принесла три больших чашки чая и присела рядом с пегасом. Ходя между стеллажами, ослик заметил, что на полках между книгами то тут, то там сидят тряпичные куклы пони. И, хоть самих кукол было больше десятка, во всех можно было легко узнать трёх  неизвестных пони: розовый и белый пегасы да фиолетовая единорожка. Куклы изображающие одного пони были одеты в разную одёжку и имели разные прически, неизменным была только радость на тряпичном лице, украшенном глазами-пуговками.

Сэмми наконец закончил свои поиски и присоединился к двум пони за столом. Вики только что закончила рассказывать сидевшему рядом Лётчику что-то, по всей видимости, смешное. Пегас хихикал, прикрывая рот одним копытом и смотрел на кобылку с плохо скрываемым интересом. Винить друга в этом ослик не мог, ведь смотритель небольшой библиотеки хоть и простилась с молодостью, была очень красивой пони. Тогда в храме, ни пегас, ни осёл не смогли по достоинству оценить внешность хозяйки своего нового временного убежища. Шерстка, показавшаяся им серой, в уютной атмосфере маленького читального зала, блестела серебром и выглядела невероятно мягкой, плюшевой. Грива, на укладку которой единорожка, по всей видимости, потратила примерно столько же времени, сколько гости потратили на баню, тоже сменила оттенок и из голубой превратилась в аквамариновую.

— Нашли что-нибудь, что ответит на ваши вопросы? — поинтересовалась Маппет у Сэмми, когда тот сел напротив неё, а Лётчик перестал смеяться.

— Похоже, что да, — сказал ослик, открывая книгу с названием “Город Дождей”, — не думал, что у вас и вправду есть литература по истории города.

— Почему же? — Маппет сделал глоток из чашки, что левитировала перед собой.

— Ну, разве ваш город был построен не при этом или прошлом поколении? Что?! — Сэмми открыл рот от изумления, увидев год основания города. — Больше трёхсот лет назад? Этот город был построен ещё до прихода Сестёр? И мы, в Городе на Озере ничего о вас даже не слышали… Невероятно!

— Ничего невероятного, — библиотекарь улыбнулась и золотое сияние магии, повторяющее цвет её глаз, захлопнуло книгу, — просто хорошая конспирация​ и очень плохая погода. Не знаю даже, что из этого сыграло ведущую роль.

— Но я не дочитал, — непонимающе произнёс Сэмми, глядя на закрытую книгу, всё ещё окутанную магией.

— Я знаю эту книгу наизусть, — Маппет говорила крайне убедительно, даже убедительнее чем в храме, — и с удовольствием не только расскажу всё что в ней написано, но и отвечу на любые вопросы, которые книга не способна объяснить без пони, разбирающейся в её тематике.

— Звучит многообещающе, — Лётчик, похоже, был сражён, — даже для тех кому неинтересна история.

Его замечание претендующее не то на шутку, не то на откровенный комплимент осталось незамеченным.

— Но вначале, — продолжила единорожка, — мне нужны некоторые ответы от вас самих.

Сэмми, сидевшему к стеллажам боком, показалось, что на полках что-то шевельнулось. Или кто-то. Ослику решил, что это могла быть кошка, хоть никаких животных он в доме не заметил.

— И что вы хотите узнать? — Сэмми пытался следить за полками боковым зрением.

— Почему вы решили остаться? — тон Маппет был всё таким же радушным и многообещающим.

— У вас очень интересный город, глупо уходить из него после единственной ночи.

На полке опять что-то шевельнулось.

— А почему ты спросил про жеребят и таверну? Там был кто-то кроме её хозяина?

— Может быть… — Сэмми не знал как реагировать на происходящее, поэтому старался отвечать максимально нейтрально.

— Кого ты там видел? — единорожка становилась настойчивей.

— Я… Я не знаю.

— Врёт, он врёт, — послышался Сэмми чей-то слабый шёпот.

Ослик попытался повернуть голову в сторону полок, но золотое сияние телекинеза жёстко зафиксировало её так, чтобы он мог видеть только лицо Маппет. Лицо, тронутое безумием.

— Кого ты там видел у этого треклятого гиппогрифа?! — уже откровенно кричала единорожка. — Жеребёнка? Ты видел Жеребёнка? Кто это был?

Лётчик, не ожидая подобного развития событий, инстинктивно встал из-за стола. Что делать он откровенно не знал, но всё равно бы, наверняка, предпринял хоть что-нибудь, чтобы помочь другу, однако, как назло, пегас повернул голову в сторону книжных стеллажей и замер в исступлении.

— Я видел кобылку, уже не совсем жеребенка, скорее подростка.

— Она что нибудь говорила?

— Да, мы немного поболтали.

— О чём?! — Маппет была сильно взбудоражена и трясла осла своей магией, продолжая кричать, даже при том, что Сэмми отвечал на вопросы.

— О вашем городе…

— О чём ещё?!

— Она говорила о надежде.

— Надежде, — уже тихо произнесла Маппет и освободила Сэмми из телекинетической хватки.

Ослик безвольно свалился под стол, где тут же услышал тихие и близкие голоса:

— Надежда, надежда, это они… Они!

Рядом с ним стояли тряпичные куклы, они тянулись к Сэмми своими маленькими ненастоящими ножками, некоторые уже и вовсе залезали на него. Выражение лиц теперь было совсем не одинаковым — одни куклы как-будто пребывали в эйфории, тогда как другие страдали от ненависти и страха. Сэмми закричал и, вскакивая с пола, опрокинул стол. Куклы попадали на пол, но быстро поднимались.

На шум в читальную комнату прибежали пони-храмовники. И, судя по их реакции и действиям, увиденное их нисколько не удивило. Крикнув: “бегите”, они бросились к Маппет.

Просить дважды не пришлось и друзья сломя голову помчались вниз по лестнице. На улице они оказались буквально через несколько секунд — без одежды и без собственных вещей, но сейчас их это мало волновало. Солнце уже успело скрыться и, хотя до наступления ночи ещё оставалась пара часов, день полностью сдал свои права, и город погрузился в темноту. Единственными источниками света служили редко горящие на стенах некоторых домов фонари. Но их было так немного, что вместо освещения всей улицы, они лишь создавали небольшие островки света, почти без борьбы позволяя мраку властвовать практически повсеместно.

В таких условиях, наверно, довольно сносно могли ориентироваться местные, но не гости городка, ходившие его улицами всего пару раз, да и то днём. Сейчас бы им не помешала помощь пони-храмовников, но те остались в доме и велели бежать. И ослик с пегасом побежали. Не очень быстро, потому что по скользкой грязи с непривычки было непросто даже ходить, а не то что бегать, но почти не раздумывая над направлением, что давало им время скрыться. Интуитивно направившись от одного горящего фонаря, в тусклом свете которого стены дома-библиотеки казались какими-то масляными, до другого, пегас и осел рассчитывали вернуться к таверне, а оттуда добраться до храма. Они, однако, ещё не знали, что расстояние, время и скорость бега в кромешной темноте весьма обманчивы. Сэмми казалось, что они уже несколько минут месят холодную грязь просто стоя на месте — свет дальнего фонаря не приближался, а усталость уже начинала проявлять себя.

Чтобы хоть как-то развеять наваждение, Сэмми обернулся. Но это не помогло — библиотека была всё также близко. Зато он увидел, как из дверей крупом вперёд выходит пони в синей накидке, казавшейся чёрной в темноте, а следом за ним — Вики. Похоже, один из храмовников всё пытался её успокоить, но безуспешно. Ни он, ни дождь, что безразлично уничтожал её красоту, не вызывали у Маппет никакого интереса. Они были для неё незначительным обстоятельством, что просто-напросто терялось перед целью, а цель её стала ясна довольно скоро.

— Они видели жеребёнка! — крикнула Вики, а потом повторила свой крик ещё много раз. — Они видели жеребёнка рядом с таверной!

Пока Маппет пыталась взывать неизвестно к кому, из дома вышел второй храмовник, тащивший на себе скраб друзей. К радости Сэмми он направился в их сторону и вскоре исчез из освещённого участка. Вот только ослик не знал, как они смогут увидеть друг друга в темноте и не разминуться, поэтому решил, что им с Лётчиком нужно как можно скорее добраться до ближайшего островка света, чтобы встретиться с храмовником там. Потянув друга за гриву, Сэмми попытался ускорить бег и не оглядываться больше назад. На какое-то время ему это удалось. Сам он опередил Лётчика на полкорпуса, и тому приходилось стараться, чтобы не отстать. И вскоре, хоть сами друзья и не могли понять как быстро, они, тяжело дыша, вышли к свету.

В этом соревновании с самими собой и неподатливой тьмой, Сэмми и Лётчик не заметили и не услышали, что вслед за ними шел не только пони из храма. Сначала громкие возгласы Вики практически не имели видимого эффекта и, не нашедшие отклика, тонули в окружающем мраке, как брошенные камни тонут обычно в реке. Но, как и камни, на самом деле они не исчезали бесследно. Пока Сэмми только тащил Лётчика к ближайшему фонарю, из соседних с библиотекой домов стали выходить их жители. Весть о том, что гости видели жеребёнка стала распространяться подобно волне, вынося на улицы всё больше и больше пони. Волна оказалась быстрее храмовника — прежде чем он смог догнать пегаса с ослом, их начали окружать.

— Они видели жеребёнка, — это был не далёкий крик Вики. Кто-то совсем рядом произнес это вполне спокойным тоном, а ещё кто-то повторил: — Они видели жеребёнка.

Друзья так внимательно всматривались в оставленную позади тьму, что не заметили, как рядом с ними начали открываться двери домов, из которых выходили все новые и новые пони. Сначала их было двое и они просто смотрели на Сэмми и Лётчика. Через мгновение их было уже пять, через ещё одно — с дюжину. Теперь эти пони медленно двигались в их сторону, неся на устах одну лишь фразу:

— Они видели жеребенка.

Подходя ближе, пони тянулись к ним передними ногами, неизвестно зачем желая прикоснуться. Лётчику было страшно. Казалось бы — это же пони, обычные пони, просто идут, просто говорят то, что стало им известно. Ведь правда: они, то есть Сэмми, видели жеребёнка. Возможно, эти пони хотят узнать что-то важное или наоборот, что-то важное рассказать, но было сейчас в жителях города что-то такое, что ставило их в один ряд с тряпичными куклами, движущимися самостоятельно. Что-то такое, с чем очень не хотелось вступать в контакт. От тех пони, что показались пегасу довольно милыми днём, в этих не осталось и следа.

— Надо бежать дальше, — Лётчик посмотрел на Сэмми.

Ослик согласно кивнул. 

Городские пони не пытались их остановить. Они вообще находились в каком-то полубессознательном трансе и только с очень странными эмоциями смотрели, как между ними проносятся пегас и осел. 

Сэмми и Лётчик вновь оказались в темноте и опять бежали к размытому свету впереди. Они не понимали, что волна их уже захлестнула и обогнать её не получится. Пегас налетел боком на что-то мягкое и, пробежав по инерции вперёд, услышал за спиной удивлённое “ой” и звуки падения. 

— Сэмми? — позвал он.

Ответом ему стало чьё-то прикосновение и близкий голос неизвестной кобылки, произносящий:

— Вы видели жеребёнка.

Лётчик отпрыгнул в сторону.

— Вы видели жеребёнка, — другой голос и другое прикосновение.

— Чего вам надо?! — закричал пегас опять отпрыгивая. 

— Жеребята.

Ещё одно прикосновение, ещё один прыжок, ещё один голос, произносящий: “жеребята”. Пони в темноте казались бесконечными.

— Сэмми?!

— Я здесь.

Лётчик пошел в сторону голоса, он пытался не обращать внимания на прикосновения, которые становились более требовательными и агрессивными. Получалось это с трудом, но пегасу было важно не терять направление. Он продолжал звать друга, часто получая в ответ “жеребят”, и тот отзывался. Пару раз Сэмми, правда, оказывался не там, где его предполагал найти пегас, и им приходилось продолжать эту совсем не веселую игру в жмурки.

Сэмми постепенно привыкал в темноте, но различить хоть что-то кроме почти одинаковых силуэтов у него пока не получалось, как не получалось найти Лётчика. Он хотел бы не метаться от хватающих его пони — так бы дело пошло быстрее и проще — но пересилить себя не удавалось. Шарахнувшись от очередного прикосновения, ослик увидел, как ему показалось, фигуру с расправленными крыльями.

— Лётчик!

Вместо ответа фигура просто исчезла.

Сам Лётчик отозвался из-за спины Сэмми. Они, наконец, смогли встретиться.

Что делать дальше ни пегас, ни ослик не знали. Вокруг растянулась сплошная тьма, наполненная пони, пребывавшими в неадекватном состоянии, которых было слишком много. Если бы друзья попытались двигаться к следующему фонарю как есть, то неминуемо увязли бы в копытах этих пони, как в болоте — без возможности вырваться, с правом  только тонуть. Да и в какой стороне их ждал следующий фонарь, а в какой остался предыдущий, тоже было не совсем понятно — ориентиры во время поисков друг друга, пусть поиски эти и были недолгими, сбились и с ходу даже не получалось определить где находится библиотека.

— В переулки, — шепнул Сэмми.

Лётчик согласился и, накрыв осла крылом, чтобы опять не потерять друг друга, двинулся вместе с ним куда-то вперёд. Без ориентира в виде света и с помехой в лице местных, они с трудом добрались до стены дома и, опираясь на неё, стали искать путь на менее оживленную улицу. Как только стена исчезла, пегас и осел свернули в найденный проём, продолжив двигаться так же, периодически меняя направления поворотов — делали они так шесть или семь раз, причём абсолютно хаотично. В итоге друзья  оказались в месте, похожем на тупичок, где кто-то оставил телегу, которая, как они решили, при определенной удаче может быть не худшим укрытием до рассвета. Сил чтобы идти назад у них всё равно уже не осталось.

Что изменится с приходом рассвета ослик не знал, но всё равно ждал его, как ждут рубежа, способного что-то изменить. Разогнать тьму, вернуть пони разум, сделать город вновь хотя бы относительно нормальным… Насколько он вообще может быть таковым.

— Ты как? — спросил сидевший рядом Лётчик.

Пегас, немного успокоившись и почувствовав себя в безопасности, уже привычно оказался в плену знакомых ощущений. На этот раз они опять были сильнее и навязчивее, особенно та их часть, которую не удавалось понять. Казалось она уже показала себя — смотри и понимай, что же она из себя представляет. Но нет, рассмотреть и понять не получалось, и это вызывало ещё большие мучения.

— Не знаю… — внимание Сэмми что-то отвлекло и он замолчал на середине ответа.

Сверху послышались взмахи крыльев. Они приближались и становились громче, а вместе с ним появилось и ещё кое-что — тени. Сэмми и Лётчик переглянулись. Света стало достаточно, чтобы увидеть друг друга и окружающую обстановку. Они действительно находились в тупике и бежать можно было только назад. Когда друзья решились покинуть укрытие, на ближайший к ним дом кто-то приземлился, причём не заботясь о сохранности крыши. После удара этот кто-то заскользил вниз по черепице, оторванные части которой летели вперёд, чтобы через мгновение упасть на землю. Посмотрев наверх Сэмми замер в оцепенении. Наполовину находясь за пределами крыши, держась за самый её край одной лапой и сжимая фонарь во второй, на него смотрел гиппогриф. Его крылья были широко расправлены, а во взгляде не осталось ни капли добродушия и Сэмми решил, что встретился с тем чудовищем, от которого так наивно хотел прятаться под кроватью прошлой ночью. Оно оказалось ужасным. Просто потому что было реальным.

Хозяин таверны раскрыл клюв. Сэмми приготовился к тому, что сейчас громкий орлиный крик огласит ночь, но вместо этого услышал глухой удар, увидев прежде, как вторая крылатая фигура спикировала с неба и протаранила гиппогрифа. Кучей атакующий и атакованный сорвались с крыши и на огромной скорости врезались в деревянную стену забора, которая от такого удара развалилась, погребая их под своими обломками. Выпавший из лапы гиппогрифа, фонарь упал рядом с ослом. В его свете друзья видели, как из обломков кто-то выбирается. Это был пони. Пони-пегас.

— Чего уставились? — бросил он проходя мимо. — За мной, пока он не очухался.

— Вы говорите нормально, — констатировал Лётчик.

— Да-да, нормально! — упавший с неба пегас был раздражен. — А теперь идите за мной. И ради чистого неба, бросьте это здесь! Так нас моментально найдут.

Сэмми аккуратно поставил подобранный фонарь на землю.

— Зачем нам идти за вами? — спросил ослик, понимая, что выбора всё равно особо нет.

— Можете не идти и подождать, когда он придёт в себя… — кивнул на обломки стены Найт.

Решение было очевидно.

Найт Расл долго водил их по темным переулкам, всё поворачивая и поворачивая куда-то. Сэмми и Лётчик понимали, что самим им уже никуда не получится найти дорогу, если вдруг придется убегать ещё и от этого неожиданного спасителя. К дому местного пегаса друзья подошли физически вымотанным и опустошенными эмоционально — они устали бежать и бояться, поэтому прошли внутрь не раздумывая слишком долго. Найт, зайдя следом, закрыл дверь на массивный засов.

— Чтобы нам никто не помешал, — пояснил он.

— Не помешал чему? — обречённо спросил Лётчик.

— Нашему побегу! — в глазах Найта неожиданно заплясали тени безумных огоньков — вот их не было секунду назад и вот они появились, полностью преображая своего владельца.

Он подошёл вплотную к Лётчику и продолжил:

— Ты ведь чувствуешь, да?! Наверняка чувствуешь — все пегасы, что попадали в наши края чувствовали! Эта неправильность дождя, эта его идеальность — они изматывают. Но есть кое-что другое, ты уже почувствовал это другое?

Лётчик молчал и потихоньку пятился назад, а Найт шел за ним так, чтобы дистанция не менялась.

— Почувствовал?!

— Да, — ответил Лётчик, уперевшись в стену.

— Ха-ха-ха, — расхохотался Найт, — это сводит с ума правда? Ты уже понял, что это за ощущение, о чём тебе кричит твоё пегасье нутро?

Лётчик отрицательно покачал головой.

— Счастливчик, — продолжил Найт, — прямо как они. Те кто ушли, до появления бога дождей, они были умнее меня, они понимали, что здесь нечего делать. Один я — дурак — остался… Надеялся на что-то. И первый раз, когда ушли все пегасы и второй — когда стали уходить те, кто не связан со жрецами. А я не связан! Я мог уйти! А теперь это невозможно без вас. Да, вы мне поможете.

— Чем? — спросил Сэмми.

Найт отвлекся от Лётчика и переместился поближе к ослу, разглядывая его морду с разных углов.

— Вы выведете меня из города. Выведите за границу дождей, чтобы я не чувствовал того, что чувствует твой друг.

— То есть мы просто дождёмся утра и уйдём из города вместе, да? — Сэмми выдавил из себя наивную улыбку.

— О нет! Конечно же, нет! Они нас не выпустят, тем пони от вас нужно чудо, так что выходить из дома не имеет смысла. Мы будем рыть! Рыть тоннель. Я слышал такой есть в храме, чтобы выводить таких как вы. Мы сделаем такой же. Я уже начал! — Найт метнулся к люку в полу, открыл его и сделал приглашающий жест передней ногой. — Смотрите, пятьдесят метров туннеля уже готово. Осталось совсем чуть-чуть!

Друзья даже не шелохнулись.

— А не проще ли будет уйти через храм, раз там уже всё вырыто? — ослик пытался вернуть последнего пегаса города дождей в реальность.

— Конечно же нет! — закричал Найт. — Паджентри не выпустит меня! Он, как обычно, предложит мне одеть синий балахон и служить его целям, но не уйти. Нет, он меня не выпустит! Нет, нет, нет!

— Мы попросим его…

— Нет! — закричал Найт.

— Но других вариантов нет, мы не сможем построить собственный подземный ход. Сколько ты копал эти пятьдесят метров? — Лётчик подошел к брату-пегасу и заглянул таки в люк.

— Но теперь нас трое, — крик Найта сменился на что-то по-детски наивное и упрашивающее, от чего у Лётчика задрожали ноги.

Безумный взрослый пони — это страшно. Взрослый пони в ярости — ещё страшнее. Взрослый пони, променявший здравый смысл на пустые надежды ради надежд и не видящий этого — зрелище ужасное и отталкивающее одновременно.

— Это ничего не меняет, — Лётчик, пытаясь унять дрожь в ногах и в голосе, захлопнул люк, — если через храм можно покинуть город, то нам надо идти туда.

— Он меня не отпустит, — практически канючил Найт.

— Отпустит, — Лётчик протянул ему копыто, — нас теперь трое.

Найт Расл кивнул. Безумие отпустило его так же быстро, как и охватило. Он вновь выглядел уверенным, серьезным и знающим своё дело жеребцом:

— Хорошо. До храма отсюда далековато, особенно если идти проулками. Поэтому нам надо найти храмовников — им не составит труда довести нас и по центральной улице.

Особого доверия у Сэмми этот план не вызывал, но попытка добраться до безопасного места, в котором есть выход из города в сопровождении угомонившегося безумца выглядела более безопасным предприятием, чем нахождение с ним же беспокойным в одном помещении. Лётчик был по этому поводу спокоен — пегасу казалось, что ему удалось победить внутренних демонов Найта, ну или хотя бы успокоить. Он даже чувствовал некоторую ответственность перед несчастным собратом.

Найт вел их вперёд неспешно, часто уходя или улетая разведать обстановку. Иногда друзья оставались одни в темноте достаточно долго.

— Слушай, понимаю что ситуация неподходящая, — заговорил Лётчик во время одной из таких остановок, когда проводник исчез слишком надолго, — но там, в библиотеке, эти куклы — они что, были живыми?

— Не говори ерунды, — ответил Сэмми, — это Вики управляла ими своей магией.

Пегас, кажется, удовлетворился ответом, а ослик пытался прогнать из мыслей картину, как куклы карабкаются по нему. Он не видел никакой магии вокруг них. Не видел, потому что аура была слишком слабой, а сам он слишком взволнован — так Сэмми решил для себя.

В итоге, вернувшись из очередной разведки, Найт сообщил что нашёл храмовников и они идут сюда. К удивлению друзей это были те два жеребца, что сопровождали их до библиотеки — один при этом всё ещё нёс на себе их вещи. При виде Сэмми и Лётчика они зажгли волшебный свет и наколдовали вокруг получившейся группы какой-то магический пузырь. Видимо, оставшийся путь до храма не предполагал скрытности.

Когда они вышли наконец на улицу, ведущую к храму, Сэмми увидел, что жители города так и не разошлись по своим домам. Сейчас он мог рассмотреть их спокойно, находясь под защитой магического пузыря, но ему не хотелось. Ему вообще вдруг перестало хотеться чего бы то ни было. Поняв, что он наконец в относительной безопасности ослик обмяк и отстранился как от реальности, так и от своих мыслей. Он не замечал, что пони вокруг становились агрессивнее по мере того, как сами они приближались к храму. Не слышал их криков и просьб — все звуки для него слились в неразличимую какофонию. И даже когда горожане начали безрезультатно кидаться на стены купола, Сэмми не ощутил никаких эмоции. Это было, как будто нереальным для него, происходящим не здесь и не сейчас.

Морок спал с его сознания, когда Сэмми увидел гиппогрифа, сидевшего на крыше одного из домов. Хозяин таверны пребывал не в лучшей форме: левое крыло безвольно болталось вдоль тела и выглядело так, будто оно сломано, притом не в одном месте; одну из лап он прижимал к груди, похоже, и она была повреждена. Как он смог туда забраться с такими травмами, Сэмми не знал. Гиппогриф смотрел на движущуюся к храму группу. И хоть расстояние между ними нельзя было назвать близким, Сэмми казалось, что они сейчас находятся друг напротив друга. Был ли хозяин таверны монстром? Теперь ослик не был в этом уверен. Возможно он явился в тот тупичок с фонариком в лапе, чтобы что-то сказать своим вчерашним клиентам. Например, привычное “уходите”. Возможно, он даже готов был показать путь. И друзья бы даже пошли по нему, но теперь у них оставалась только одна дорога.

— Сюда, за мной! 

Прямо при входе в храм их ждал проповедник Паджентри. И как только двери закрылись, отделяя толпу пони снаружи от спокойствия, что царило внутри, он не медля ни секунды и не давая Лётчику и Сэмми прийти в себя, повел прибывший импровизированный отряд куда-то за собой. Храмовники при этом чуть отстали и шли замыкающими. Все вместе они миновали скрытую гобеленом дверь, спустились по влажной и скрипучей винтовой лестнице на пару этажей под землю и преодолели коридор, больше похожий на шахту и освещенный тусклыми, редкими факелами. 

— Вам, наверное, страшно? — спросил проповедник, когда путь им перегородила ещё одна дверь.

— Было не так страшно, пока вы не спросили, — признался Лётчик.

— Что ж, я всегда подозревал, что умение разрядить обстановку не является самой сильной моей стороной,— Паджентри посмотрел в сторону храмовников, — Вы свободны, братья, спасибо.

Пони в балахонах поклонились, сбросили вещи путешественников, которые один из них тащил всю дорогу от дома-библиотеки и молча пошли обратно, оставив проповедника наедине с друзьями и Найт Раслом.

— Ты тоже свободен брат Найт. Спасибо, что помог нашим гостям добраться сюда.

Найт испуганно посмотрел на проповедника, а затем перевёл взгляд на Лётчика. Уверенный в себе и сильный жеребец опять стал походить на беспомощного ребёнка.

— Он пойдет с нами, — жестко, не обращая внимание на собственный небольшой страх, сказал Лётчик.

Паджентри сделал вид, что не услышал заявление пегаса, но его лицо скривилось, будто он увидел что-то неприятное.

— Позвольте вам, кое-что рассказать. Это подземелье строилось как особое место, но использовать по назначению его, к сожалению, не пришлось. Когда среди них, — Паджентри взглядом указал наверх, — поползли слухи, что здесь теперь вырыт тоннель, который ведёт за пределы города, радости это никому не принесло. Скорее даже наоборот — мою паству это огорчило. Но, как говорится, многие знания — многие печали… Мудро, не находите?

— Предлагаете не задавать вопросов? — спросил Сэмми.

— Вы, несомненно, мудрый ослик! — Паджентри делал долгие паузы между словами. — Время на поиск ответов истекло. За этой дверью лежит тоннель, который выведет вас почти к самой границе наших дождей. И вы уйдёте, и конечно же никому про произошедшее здесь не расскажите, вам ведь не хочется, чтобы кто-то из случайных добрых пони напугался так же как вы сейчас?

— Мы уйдем втроём, — стоял на своём Лётчик. — Найт не хочет здесь оставаться и он не останется.

Проповедник волновался — его голова была немного наклонена набок, а лоб покрылся потом, стекающим в глаза, которые и без того моргали слишком быстро. В довершении к этому Паджентри шумно и часто глотал воздух. Он всё ещё предпочитал не слышать Лётчика.

— Но что там произошло? — для Сэмми более важными сейчас казались ответы, да и с мудростью проповедника он не был согласен. — Что случилось со всеми горожанами и что они от нас хотели? И почему пони, которых вы послали, чтобы убедиться в безопасности Маппет, помогли нам и привели сюда?

Найт стоял и постоянно переводил взгляд с одного участника разговора на другого, подолгу задерживая его на Лётчике.

— Ахахах, — рассмеялся Паджентри, — убедиться в безопасности Маппет. Поверьте, вы ей ничем не могли угрожать — те двое были охраной для вас, случись что. И они неплохо справились. А про горожан вам знать ни к чему. Понимаете, говорить об этом с моей стороны было бы не совсем этичным поступком. Если же я что и могу сказать, так это то, что мы с братьями опоздали в этот город — к нашему приходу он сам успел погубить себя. И теперь всё, что нам осталось — это попытки спасти местных.

Найт хотел что-то сказать, но остановил себя.

— Так вы не из города, вы такие же гости, как и мы, — Сэмми смотрел на проповедника с удивлением. Новые знания казались ему очень важными, хоть он и не понимал почему.

— Можно и так сказать, хотя мы вполне успели стать частью этого места.

— И отчего вы пытаетесь спасти местных, зачем нужен этот храм? Пони там на улице, я слышал их крики, и их интересует совсем не дождь… — в словах Лётчика слышалась злость.

— Неважно! — Паджентри сделал три глубоких вдоха и продолжил говорить относительно спокойно, без истерики, которая, судя по всему, была уже близка, — Неважно зачем нужен храм на самом деле: может и незачем, может, только как красивое и необычное здание, а может, чтобы спасать путников вроде вас, увидевших то, что не нужно и не догадавшихся уйти молча! Главное, что храм успокаивает их, собрания сплочают их, а идея молитв не даёт погрязнуть в глухой тоске по прошлому, которого не вернуть…И достаточно уже вопросов. 

— Они повторяют одно и тоже… — продолжил давить Лётчик.

— Они знали, что у всего есть цена! И они не только были готовы заплатить её, но и хотели этого! — проповедник перенял тон Лётчика, теперь в нём тоже сквозило злобой. — Я не могу исправить их ошибки, я могу лишь делать то, что в моих силах, чтобы их сгладить.

— Но вы говорили, что вашему богу не нужны жертвы, — ослик смотрел на проповедника так будто перед ним стоял ярмарочный шарлатан. 

Повисла тяжёлая тишина. Лётчик вспомнил, что за чудо, нужное ему, тоже была цена, и теперь, увидев целый город заплативший цену за своё чудо, пегас уже не был так уверен в том, что не успев заплатить сам, он что-то потерял. 

— Жеребята, — сказал Лётчик ни к кому в итоге не обращаясь.

— С ними как-раз всё в полном порядке, это родители у них теперь… неполноценные. Но хватит уже об этом, — проповедник открыл дверь, — лучшее, что вы можете сделать — это уйти. Так вы поможете и им, и себе, и даже жеребятам. Всем будет легче.

— Но… — хотел что-то добавить Сэмми.

— Нет, — рог Паджентри заискрился магией, — никаких но! Простите, но вам действительно пора, скоро они прорвутся в храм.

— Втроём, — крикнул Лётчик, — Мы уйдем втроём!

Волна магии подхватила стоявших рядом осла и пегаса и вытолкнула их в тоннель. Последним, что увидел Летчик прежде чем дверь за ними захлопнулась, были полные отчаяния глаза Найта.

— Он пойдёт с нами! — Лётчик кинулся к двери и стал молотить по ней передними ногами. — Он пойдёт с нами! Мы уйдём втроём!

Не услышав ответа, Лётчик развернулся и со всей силы лягнул дверь.

— Открой дверь, Паджентри! Он хочет уйти, открой дверь!

— Он принадлежит городу дождей и никуда не уйдет, — голос проповедника был плохо различим.

— Открой! — Лётчик лягнул дверь ещё раз.

Но Паджентри это просто проигнорировал, как игнорировал все предыдущие попытки Лётчика торговаться за Найта:

— Как только выберетесь наружу, идите строго прямо и окажитесь на большом южном тракте не позднее чем через пятнадцать минут. И забудьте всё, что здесь видели.

— Открой!

Но сколько не кричал больше Лётчик, никакого ответа с той стороны он так и не получил.

Сэмми осмотрелся: на стенах всё так же редко висели зажжённые факелы. Похоже, кто-то поддерживал этот путь в порядке. Значит кто-то либо просто был педантом, либо пользоваться тоннелями приходилось достаточно регулярно. Второй вариант ослику совсем не понравился. Как часто пони проходят через Город Дождей? Сколько из них уходило после первой же ночи, не желая платить жадному гиппогрифу и даже не пытаясь найти храм, только лишь из-за понятного нежелания блуждать по серым-серым улицам? Сколько спасалось через эти подземные ходы? И сколько потом молчало о своих скучных (или не очень) приключениях? И почему? Пытались ли они вернуться? Сэмми решил, что он-то обязательно про всё расскажет в ближайшем городе и, возможно, даже попробует собрать там местную стражу, чтобы вернуться в Город Дождей и потребовать нормального ответа у проповедника и, конечно же, чтобы найти свою ночную понечку и, возможно, даже для того, что вызволить из плена Найта, хоть он и не испытывал к странному пегасу особой симпатии.

“Свою ночную понечку… Свою ..”

“Забудьте всё, что здесь видели.”

Уверенность в ослике исчезла так же внезапно, как и появилась. Такая резкая перемена в себе напомнила ему Найта и то с какой скоростью внутренний маятник этого пегаса преодолевал расстояние между безумием и холодным спокойствием. Фантази о личной “армии” и спасённом городе сменились серыми и безрадостными картинами, на которые мало кто любит смотреть. Не мог никто из тех кому приходилось бежать этим же путем не думать о чём-то похожем. Не могли они остаться безучастными, не могли не попытаться сделать хоть что-то. Ведь это есть практически во всех пони — желание помогать друг другу. Но, судя по тому, что в городе всё продолжает идти своим нездоровым чередом, их желания помочь ни к чему не привели. Сэмми стало страшно — он понял, что не спасёт город, который не смог спасти никто до него. Из храброго путешественника, решившегося на далёкий путь к мечте, и небрежно принесшего кому-то надежду, он вновь превратился в тянущего тяжёлую бочку водовоза. И с этим надо было что-то делать.

Вещи лежали практически под ногами. Их тоже вынесло сюда магией. Сэмми взгромоздил на себя седельные сумки — свои и товарища — и, опустив голову, неспешно побрел вперед.

Лётчик шел рядом. Он тоже думал о чем-то невеселом.

Молча они преодолели тоннель примерно за час неспешной ходьбы. Выход из тайного хода представлял собой расщелину в большом мертвом дереве, ствол которого внутри был полым, что позволило друзьям устроиться в нём на ночлег.

— Найт. Он без страха бросился на гиппогрифа, — среди ночных звуков голос Лётчика казался тихим и далеким, будто пегас говорил стоя на другом берегу узкой речушки, а не находясь где-то совсем рядом, — но рядом с Паджентри побоялся даже шевельнуться. Странно это…

Сэмми лежал и сравнивал ночь в городе и ночь здесь. Темнота внутри дерева казалась ему более светлой.

— Не понимаю почему ты о нём так печешься.

— Поэтому что я знаю, что он испытывает под этим дождём. А ещё потому что я ему обещал.

— Обещания данные под угрозой не считаются, — хмуро пробурчал Сэмми.

Лётчик был с ним, в общем-то согласен, но всё равно не мог перестать думать о невыполненном обещании и маниакальном желании Найта сбежать. А ещё он то и дело отправлялся в кажущееся сейчас далёким прошлое, в котором было место чуду. 

У Сэмми перед сном мысли были совершенно другие. Он решил, что если цель дойти до Кантерлота один раз уже помогла ему переступить через свои слабости и сомнения, то сможет помочь и ещё раз. Завтра они продолжат путешествие, оставив Город Дождей достойным героям. Тем, кто сможет спасти пропавших в лабиринте пони и не заблудиться в нём при этом.

Утром он уверовал в эту идею ещё сильнее.

Жрецы

Оставшийся путь до южного тракта не представлял из себя ничего сложного. Паджентри не соврал: идти оставалось совсем недалеко. Да и заблудиться было негде.

Друзья уже видели впереди выход на каменную дорогу, когда упёрлись в границу дождя — стену из падающих вертикально капелек, за которой заканчивалась мистическая непогода. Как и настоящая граница, она как-будто разделяла нормальную Эквестрию и этот её странный и пугающий уголок. В Эквестрии светило Солнце, в Эквестрии тропинка по которой им предстояло пройти ещё совсем чуть-чуть была сухой, в Эквестрии не было никаких богов, и Сэмми сделал шаг в Эквестрию.

— Что ты творишь? — услышал он вопрос Лётчика, когда уже успел коснуться сухой земли одной из передних ног.

— Ухожу, ты же видел, что там происходит и слышал, что говорил тот пегас. Те пони не хотят, чтобы мы ушли, а мы хотим. Нам ещё надо дойти до Кантерлота, — Сэмми говорил не оборачиваясь, ему больше не хотелось смотреть на дождь за спиной.

— Постой, я шёл за тобой и думал, что у тебя есть план, поэтому и молчал. Но твой план — это просто уйти? Сделать то, что хочет Паджентри? Бросить там Найта и всех остальных?

— Почему бы и нет, чем этот план хуже любого другого? В город возвращаться нет никакого смысла, я боюсь этих пони и не понимаю.

— Боишься?

— А ты нет? Ты забыл, как они себя вели? Я никогда раньше не видел пони такими: они кидались на нас всем городом, кричали…

— А ты слышал, что они кричали?

— Нет, — признался Сэмми, и его уверенность слегка подкосилась, — я, я был слишком не в себе.

— Они говорили о надежде, дружище, той самой надежде, которую нельзя уносить просто так. Уж не знаю, на что они надеются и насколько эта надежда для них дорога, но, — Лётчик выдержал паузу сам не веря тому, что собирается произнести, — они вышли на улицу, чтобы увидеть эту надежду и, если повезёт, удержать её.

— Зачем же тогда Паджентри отправил нас прочь?

— Возможно, ему не нужны конкуренты. Быть монополистом на рынке надежд неплохо, согласись.

— Впереди Солнце, — ослик закрыл глаза, Солнце никуда не исчезло.

— А позади дожди, вечные дожди.

— Они прекратятся, как только мы уйдём…

— Так сказал Паджентри.

Сэмми обернулся, а граница дождя сдвинулась, поглощая ту его часть, что ей какое-то время не принадлежала.

— И что мы можем сделать? — спросил ослик осматривая лес вокруг.

— Спасти нас.

Друзья повернулись в сторону голоса и увидели кобылку подростка, прижавшуюся к стволу дерева. Сэмми узнал в этой пони свой ночной мираж, но не знал стоит ли радоваться её новому появлению. Он вообще всё ещё пребывал в смятении и не мог определить каковы его желания и куда исчезла вера в надежду. Вера, которую она в нём разожгла.

— Кого “вас” и как спасти? — Лётчик сделал сделал несколько шагов вперёд, чтобы лучше рассмотреть неожиданную собеседницу.

Она оказалась серой, как и предполагал Сэмми тогда в таверне, нескладной пони с голубыми волосами. А ещё она была совершенно сухой, как будто просто появилась под деревом, а не шла к нему по редкому лесу под струями дождя.

— Нас. Тех кого вы видели в городе, меня и тех с кем вы ещё не успели познакомиться. Как? Очень просто: с одной стороны, для этого не нужно быть сильным и напористым земнопони или быстрым, ловким и бесстрашным пегасом; искусно владеть самыми сложными заклинаниями единорогов тем более не требуется.  А с другой стороны трудно, ведь никто нас так и не спас. Лишь один очень странный пони по имени Виктор, что путешествовал в компании какого-то неизвестного двуногого существа, смог спасти одного из нас. Только одного, на большее у него сил не хватило.

— А у нас должно хватить? — удивился Лётчик. — И что, всё-таки, нужно сделать?

— Пойдёмте, я покажу.

Юная пони указала движением головы дорогу и пошла по ней первой. На ней не было дождевика, однако, выйдя из-под дерева, она всё ещё оставалась сухой — дождя для неё как-будто не существовало. Друзья за вчерашний день ходили за незнакомыми странными пони, общались с незнакомыми странными пони, убегали от незнакомых странных пони довольно много раз и, кажется, для них это стало некоторой нормой или временным отклонением. Они пошли следом, даже ничего не сказав, только кивнув друг другу.

Когда понечка — а Сэмми с Лётчиком так и не узнали её имени — привела их к небольшому озеру, на её серой шерстке так и не появилось ни одной капли воды, как не было ряби от их и на идеально ровной и спокойной поверхности озера.

— А тебе совсем-совсем не нужно прятаться от дождя? — обратился Сэмми к кобылке, когда та остановилась на берегу озера.

— Зачем прятаться от того, чего нет? Вы взрослые такие глупые всё же. От этого и все проблемы, — сказав это, она шмыгнула носом.

Лётчик, услышав её слова, прислушался к ощущениям внутри себя. Особенно к тому второму — странному и, похоже, постепенно сводящему с ума. Ухватившись за него, пегас наконец-то понял о чём всё это время кричали его чувства… Нет никакого дождя. От нахлынувшего откровения он даже скинул свой капюшон, но дождь, наплевав на ощущения пегаса, тут же намочил его гриву.

— Но он есть, — с обидой на такой жестокий обман, сказал Лётчик и надел капюшон обратно.

— Если бы это было действительно так. Но это не важно на самом деле, важно что вы не ушли и хотите помочь.

— Для начала нам бы хотелось понять, что вообще происходит, — Сэмми окончательно пришёл в себя, ему больше не хотелось сбежать лишь для того, чтобы продолжить дорогу.

— Мы попытаемся объяснить, — кобылка коснулась копытом озера, — кстати, мы почти пришли, и сейчас я попрошу у вас кое-что… Оно может показаться странным, но вы не бойтесь и просто делайте, хорошо?

— Мы постараемся, — пообещал ослик.

— Хорошо, — кивнула кобылка и улыбнулась друзьям, — следуйте за мной.

Серая понечка сделала шаг и исчезла в озере. При этом не было даже брызг: она как-будто прошла сквозь воду, а не упала в неё. Друзья подошли вплотную к воде — в ней ничего не отражалось, и ничего не было видно, просто одна сплошная синева. Идеальная. 

— Ну, не поворачивать же теперь назад, — Лётчик дотронулся до воды, она была теплой.

— Мне казалось, ты любишь жизнь, — Сэмми повторил жест друга.

— Да брось, ей ничего не угрожает. Надеюсь, — пегас сделал глубокий вдох и шагнул в озеро.

Сэмми закрыл глаза и последовал за ним.

Через мгновения его глаза уже были открыты, но вокруг была не вода, а бескрайние небесные просторы и прекрасные пейзажи внизу. Сэмми думал испугаться, но он больше не имел тех чувств, к которым привык. Более того, больше он не имел и тела — он просто был способен видеть, радоваться, любить и летать там, где ему заблагорассудится, изменять мир под себя, забыть о таком понятии, как время. Своим желанием Сэмми мог заставить расти деревья или цвести цветы, он мог устроить ураган или создать чудесную погоду, наслаждаться которой можно было бесконечно. Сэмми знал, что он не один — таких как он было много, но никогда ему не придется с ними встречаться. И не важно, секунда ли пройдет или тысяча лет. 

Но потом на земли внизу пришли странные существа. Сэмми они отдалённо напоминали себя бывшего, но он не мог точно вспомнить был ли когда-то похож на кого-то из них. Вскоре существа стали доставлять Сэмми неприятности — он больше не был свободен, они своей магией заставляли его менять мир как нужно им, а не как хочет он. Если существам нужен был дождь, Сэмми делал дождь, если существа решали, что пришло время снегов, он начинал снегопады. Сэмми не нравилось исполнять чужую волю, и хоть почти все из подобных ему подчинились существам, он знал, что были единицы, сумевшие найти укромные уголки, в которых существа не были над ними властны. Он покинул привычные земли и отправился в путь. Существа — они назывались пони, теперь Сэмми знал это, и слово пони казалось ему чем-то знакомым — были практически повсюду. Они даже на облаках начинали строить свои города. И это всё благодаря таким как Сэмми.

То, что здесь, недалеко от озера, пони не смогут заставить его сделать хоть что-то, Сэмми понял сразу. И то, что это место являлось последним из тех самых укромных уголков — тоже. Но пони всё равно пришли в его новые владения и даже начали строить город. Сэмми был зол на пони и поэтому не просто не собирался исполнять то, чего они пытались от него добиться, но и просто вредничал, делая всё наоборот. Им не хватало воды и они просили дождя, чтобы рос урожай? Значит должно было быть Солнце и только Солнце! Ни одной тучке он не позволит приблизиться к их полям и пролить хоть одну каплю воды. Он думал, что так прогонит пони, заставит их уйти, как они заставили уйти его самого. Но он ошибся.

Пони оказались упорными, они достроили свои дома и, хоть город и покинули почти все пегасы, не сумевшие смириться с собственным бессилием, многие верили в лучшее будущее. И, как ответ на их веру, в город пришли странные пони в сине-золотых балахонах. Они не понравились Сэмми, он чувствовал в этих пони опасность своей неприкосновенности, поэтому стал наблюдать за ними. 

— У всего есть цена, и её придется заплатить, — однажды, довольно улыбаясь, сказал главный из не понравившихся Сэмми пони.

И пони, что основали город, согласились. Теперь Сэмми присматривал за ними всеми гораздо внимательнее. Пони в балахонах раздали остальным камни и сказали, что всё произойдет завтра на рассвете. Если бы это было во власти Сэмми, он бы просто не дал рассвету настать, но за это отвечали другие.

Он смотрел как в своей комнате, обняв тряпичные куклы, плакала уже почти взрослая кобылка с детским голосом. Рядом сидела мама и пыталась её утешить. Они были похожи — мать и дочь. У одной была чуть светлее шерсть, у другой — грива и хвост. У одной на голове был рог, а у другой нет. Но при всей внешней похожести они не понимали друг друга. Мама не понимала, что дочка хочет продолжить жизнь обычной пони и её не прельщают обещания, что щедро раздают пони, пришедшие недавно. Дочь не верила, что мама действительно хочет для неё только хорошего. Но в итоге младшая пони согласилась с доводами старшей… Всё-таки она была ещё жеребенком.

Они все собрались в пещере, неподалеку от города. И те пони, что строили его и те, что пришли недавно. Они волновались, но ещё больше волновался сам Сэмми, ведь они собрались, чтобы лишить его свободы. Жеребят поставили вокруг какого-то выглядящего здесь чужим столба. Родители проходили к нему мимо своих детей, чтобы вставить в него камень или несколько камней, а потом вернуться обратно, поближе к выходу из пещеры. Предпоследней была мама той кобылки, что любила шитые куклы. После неё к столбу подошёл совсем старый пони, и как только его камень оказался на месте, а сам старик успел отойти от столба и вернуться к остальным взрослым, пещера задрожала. Родители попытались броситься к своим жеребятам, но мощный толчок повалил всех на пол. Упал даже Сэмми, впервые в своей жизни. А затем пол пошёл трещинами и тот его участок, где стоял столб и лежали жеребята, ушёл под землю, образовав своего рода колодец, в который затянуло и Сэмми.

Он испугался. Никогда прежде он не испытывал страха и тем более не был подвластен физическим ограничениям, а сейчас он даже не мог просто оторваться от земли. И пока все они беспомощно лежали на полу, пещеру начало трясти ещё сильнее — вслед за полом обвалились своды пещеры, отрезая родителей от своих жеребят, стены колодца покрывались трещинами из которых хлестала вода. Та самая вода, о которой так долго просили горожане, очень быстро заполняла собой заваленный сверху колодец, обрекая жеребят на смерть.

Они тонули, захлебывались, но сил и воздуха на крики не оставалось. Сэмми чувствовал их страх, их мольбы о помощи, их желания оказаться рядом с родителями. Он попробовал заставить воду впитаться обратно в камень, но ничего не произошло. Он попытался пробить путь наверх, но опять ничего не получилось. И тогда он сделал то, чего раньше никогда делать не пробовал: Сэмми изменил жеребят, дав им возможность управлять своей силой.

Вода впиталась в камень, оставив на стенах лишь тонкий слой, светящийся приятным голубым светом. Вода проделала ход назад на поверхность. Сэмми больше не чувствовал себя бесплотным духом, теперь у него было тело. Он думал испугаться, но вместо этого открыл глаза.

Ослик стоял на том же берегу, с которого он сделал шаг в озеро, вот только крупом к воде. Лётчик был рядом, и он смотрел на друга потерянно и отрешённо.

— Ты тоже это видел?.. Чувствовал… Пережил?.. — тихо спросил пегас.

— Да, — также тихо ответил ослик.

— Я летал…

— Я знаю, дружище.

Вокруг них был всё тот же лес, а с небес падал всё тот же дождь. Почти ничего не изменилось кроме того, что неподалеку, буквально в десяти метрах от берега, появился широкий и пологий ход под землю.

— Эй!? — крикнул Лётчик. — Мы здесь! Незнакомка!

Серая понечка не откликнулась. Следующий десяток попыток докричаться до неё, или хотя бы до кого-нибудь, результатов не принесли. Следы же на земле подсказывали, что кобылка ушла этим самым подземным ходом. Друзья решили следовать за ней.

Будь они менее уставшими, менее вымотанными увиденным в озере или просто будь они теми ослом и пегасом, что ещё не наткнулись на Город Дождей, здравый смысл заставил бы их принимать данное решение несколько дольше, а то и вовсе отказаться от него. Но они пошли, и если Сэмми ещё боялся неизвестности впереди, то Лётчик сделал то, что умел лучше всего — смирился.

Ход был выбит в камне, но при этом выглядел так, будто над его созданием трудились много пони, не жалевших своих сил и времени — стены были обтёсаны идеально и чуть-чуть светились. Наверное, магия. Постепенно спуск становился круче и идти приходилось медленнее и аккуратнее, чтобы не упасть и не покатиться вниз кубарем. Но не только эта опасность беспокоила друзей. Ход стал еще и узким, рассчитанным ровно на одного пони, как в ширину, так и в высоту — развернуться в нём просто не вышло бы. И если он закончится тупиком, то возвращаться придется идя крупом наперед, а взять такой подъём задним ходом может не получиться.

Опасения эти, однако, оказались напрасными. Ход, в итоге, вновь стал практически горизонтальным и почти сразу после этого вывел их в просторную подземную пещеру, в которой друзья угадали тот колодец из странного видения. Сейчас он выглядел несколько иначе, но не узнать его было невозможно. Вода была везде. Тонким слоем она покрывала стены и светилась тем же волшебным светом, что и ход из которого вышли друзья. Она была на полу и казалась при этом живой — множество маленьких, чуть-чуть отличающихся по цвету потоков двигались согласно известному только им порядку, создавая причудливые и плавно меняющиеся узоры. В центре колодца, там где стоял усыпанный разноцветными самоцветами столб, вода закручивалась воронкой, но стремилась не вниз, как должно быть, а вверх. Потолок сейчас терялся в тени и был невидим. В стенах же по всей окружности колодца имелись другие ходы, и почти из каждого на друзей внимательно смотрело по жеребёнку, только два хода, не считая того, которым пришли Лётчик и Сэмми, были пусты. Серая земнопони стояла рядом со столбом и казалась самой старшей из жеребят.

— Вот вы и здесь, — юная кобылка улыбнулась, — страшно подумать, как давно сюда спускался Виктор, а он был единственным пони до вас, что зашёл так далеко.

— Тот, кто спас одного из вас, — не то уточнил, не то просто констатировал Сэмми.

— Да, он вытащил только один камень, — серая понечка указала на пустое место на столбе.

Сэмми подошёл ближе. Столб сильно выделялся на общем фоне пещеры — похожий на сталагмит, а скорее всего им и являющийся, он был слишком обыкновенен. Камни украшали его абсолютно хаотично, а один действительно отсутствовал, оставив после себя лишь небольшое углубление. Ослик посмотрел на кобылку, что привела их сюда — она была совершенно мокрая. Вода струйками стекала с её шерсти и гривы, присоединяясь к потокам под ногами.

— Кто вы? — спросил Сэмми, посмотрев сначала на знакомую пони, а затем обведя взглядом всех жеребят — они тоже были насквозь мокрыми. — Что вы хотите от нас, какая надежда вам нужна?

— Как много вопросов…

— На самом деле их больше, — Лётчик встал рядом с другом, — а вы обещали ответы. 

— Хорошо, пожалуй и вправду настало время поговорить, ведь идти больше никуда не нужно, а после озера вы должны понять всё немного лучше. Мы — жрецы бога воды, — серая пони грустно улыбнулась.

— О вас говорил Вилтвист.

— Возможно. Я не могу знать точно о чём говорил Вилтвист, но других жрецов у бога воды нет.

— Он сказал, что вы оставили город, ушли.

— Мы ушли, но только для того, чтобы делать то, чего они от нас хотели. Забавно, для нас сейчас оставшиеся в городе пони — это просто “они”. А ведь когда-то мы называли их мамами и папами, бабушками и дедушками. Мы были просто детьми, их детьми и внуками.

— То, что мы видели в озере. Столб, ритуал… — Сэмми осознал, случившееся с городом.

— Да, то что вы видели в озере. Знаете, есть земля где магия не работает, где всё идёт своим чередом, на который пони никак не могут повлиять. Так сложилось, что наши родители случайно выбрали для жизни именно такое место. Им бы стоило сразу уйти, да только излишнее упрямство и вера друг в друга мешали на такое решиться. И они достроили город.

— Ваши родители строили город? — Сэмми вспомнил книгу из дома Вики, которую так и не смог прочесть дальше первой страницы. — Но это было триста лет назад.

— Триста лет уже прошло? — кобылка не выглядела особо впечатленной. — А мы, оказывается, довольно старые.

— Не может быть! Вы видели времена до Сестёр! И вы всё ещё живы… Как и те пони в городе...

— Не знаю о каких сёстрах вы говорите, но других времён кроме тех, мы и не знаем. Жить тогда было тяжело: тучи не летали над нашими землями, умения пегасов не работали, и воду приходилось возить из озера в бочках. Воды для хорошего урожая не хватало, иногда её было мало даже для питья. Но взрослые верили в лучшее, а дети верили родителям. Кто-то уходил, конечно, в основном пегасы, но их было недостаточно, чтобы другие так же решились уйти. И мы продолжали жить так, как жили. А потом пришёл Паджентри и его последователи. Не знаю кто они на самом деле — тогда они назвались просто миссионерами. Не знаю точно, что и как он обещал взрослым, но в итоге они поверили, что смогут обуздать это место, если проведут некий ритуал. Они поверили, что их жеребята после него получат возможность управлять погодой в местах вроде этого, там где магия не работает. Они верили, что ничего плохого не случится, даже наоборот, думали, что меняют будущее своих детей на лучшее. Но что-то пошло не так, как ожидалось. Вы видели, как мы тонули и как он спас нас.

— Кто он? 

— Бог воды. В тот момент он переродился, а мы стали его жрецами.

— В озере, — Лётчик был поражен рассказом и не сразу смог правильно задать вопрос, — там мы видели воспоминания вашего бога?

— Озеро — это и есть он. Вернее то, что осталось от того, чем он был до ритуала. После него он стал совсем другим. Вместе с нами он вышел на поверхность, где взрослые пони ещё не понимали, что натворили. Они были рады своим жеребятам, мокрым насквозь, испуганным жеребятам. Другим. Тогда мы изменились не меньше, чем бог воды. Мы высохли на солнце, пока возвращались домой, но как оказалось, стоит только уйти из под открытого неба под крышу дома, как шерсть тут же становилась мокрой опять. Паджентри говорил, что это пройдет, когда мы научимся управлять новыми способностями. Бог воды молчал — тогда ему ещё нечего было сказать. Взрослые поверили Паджентри и смотрели на то, как их дети спят в мокрых постелях. Смотрели и робко просили о дожде.

— И вы устроили вечный дождь? — спросил Лётчик.

— Сколько можно повторять, что никакого дождя нет!? Бог стал заложником ритуала, он больше не мог управлять своими силами сам, только через нас. И мы пытались, учились чувствовать природу, старались сгонять тучи, но ничего не получалось. Как оказалось, нам просто напросто нечем было управлять —  рождение бога, как-будто выжгло всё волшебство вокруг города. Но они просили, а мы старались. Пока взрослые не начали видеть дождь.  Это было самое плохое — они стали просить остановить дождь, которого нет. Разогнать тучи, якобы прилетевшие с озера. Они не хотели слышать, что нет ни туч, ни дождя. И мы не выдержали, нет, не подумайте, мы долго терпели, ведь это были наши родные, но терпеть бесконечно было невозможно, и мы ушли, прожив в городе дольше, чем отведено обычным пони. Мы не знали тогда, почему время остановилось для всех пони в городе. Только потом мы узнали, что Город Дождей, так его стали называть взрослые, исчез из реальности, превратился в город-призрак, появляющийся на дороге только тогда, когда путник, идущий по ней несёт в сердце надежду.

— Так вот о какой надежде речь, — ослик выглядел разочарованным, — я всё думал, какую надежду я мог принести, а оказывается это и не важно — любая сойдёт.

— Она должна быть искренней, — успокоила его кобылка, — а это редкость.

— А сами вы ни на что не надеетесь? — Сэмми прижал уши к голове.

— Трудно надеяться на что-то, когда ты трехсотлетний ребёнок, вечно промокший и не оправдавший ожиданий, — пони сказала это совершенно спокойно, почти без эмоций. 

Сэмми стало плохо, ему хотелось просто лечь на покрытый водой пол и закрыть голову передними ногами — настолько случившееся в этом городке казалось ему диким, неправильным и преступным.

— Так что же вам надо от нас? — он всё же нашёл в себе силы, чтобы задать вопрос.

— Чтобы вы вынули камни и освободили нас. Никто из местных не может этого сделать, только случайные путники вроде вас.

— И всё? — Сэмми был вполне готов исполнить почти любую просьбу.

— Да, и всё. Но как я уже говорила, сделать это может оказаться непросто.

— Я попробую, если это что-то исправит.

Понечка улыбнулась и указала на ярко-зелёный камень.

— Вынимать камни нужно в обратном порядке от того, как их устанавливали. Одного нет, теперь на очереди вот этот.

Сэмми дотронулся до камня, тот оказался теплым и пульсирующим внутри.

— И главное помните, — кобылка выразительно смотрела на Сэмми и была очень серьёзной, будто собиралась сказать самую главную в своей жизни вещь, — это единственное, чего мы ещё можем по-настоящему  желать.

Сэмми потянул камень, и тот легко выскочил из своей ложи, чтобы остаться на копыте ослика. Пульсация внутри самоцвета прекратилась, тепло куда-то исчезло, словно и не было его.

“И что в этом сложного?” — только и успел подумать ослик.

Кобылка, стоявшая рядом с ним, упала — бесшумно и без брызг завалилась на бок. Влага с её шерсти ручейками потянулась к жившим в воде потокам, чтобы слиться с ними. И когда Сэмми, желая помочь или сделать хоть что-нибудь, кинулся к пони, что выманила его ночью из таверны и стала на пару дней главной загадкой его жизни, та была уже совершенно сухой, вот только полупрозрачной. Копыта ослика, пытавшегося поднять жеребёнка с мокрого пола, проходили сквозь тающее на глазах тельце, и через какое-то время от неё не осталось и следа.  

Из одного из проходов к столбу направился ярко оранжевый жеребчик, на вид он был чуть младше только что исчезнувшей понечки. Он указал на следующий по очереди камень.

— Теперь этот, — сказал он и в его голосе слышалось нетерпение.

Сэмми пытался отыскать в воде камень, что он только что вынул и уронил. У него ничего не получалось. Впрочем, сейчас у него вряд ли что-нибудь получилось бы вообще — в его действиях остались только рефлексы, но не единой мысли.

— С тобой будет тоже самое? — тупо, как сказочный голем, произнес Сэмми спустя несколько очень долгих минут.

— Да. И со мной, и со всеми остальными, мы наконец-то станем свободными, а этот кошмар закончится.

Лётчик молчал, он не знал что сказать и что сделать.

Сэмми, так и не сумев найти камень, с понурой головой медленно побрел к выходу наверх. Он не заметил, как стены окружили его со всех сторон, не почувствовал, что подъём стал резким и шагать на этом его отрезке нужно было аккуратнее. Он просто шёл и думал о том, что убил пони. Маленькую пони, любившую тряпичные куклы. Сколько бы вечеров она бы могла ещё провести в своей комнате вместе с ними? Кобылку, возможно, ни разу не сходившую на свидание, а ведь её избраннику наверняка бы повезло с ней. Как и ей с ним. Ребёнка, который любил свою маму и был ею любим. Перед глазами Сэмми стояла картина, где две пони обнимаются, лёжа на кровати и засыпая — одна старше, одна младше, чуть посветлее и чуть потемнее. Сколько времени они ещё могли любить друг друга? Он забрал все варианты. За мутной пеленой слез, Сэмми не сразу понял, что он уже у озера, прямо на его берегу.

— И что, ты готов сделать шаг, уйти и всё забыть? — раздался полный любви и заботы голос.

Сэмми поднял голову и увидел хорошо знакомый белый силуэт. И несмотря на то, что весь мир выглядел расплывчатым, свою личную Селестию — фантома, которого он воображал в особо сложные моменты жизни — ослик видел четко, во всех подробностях. Она единственная казалась чем-то реальным на тысячи шагов вокруг, хоть и не была таковой.

— Эта пони познала и тепло дома и радость первой любви и даже уверенность в своей маме, — “Селестия” говорила так, как умеет только она и в её словах хотелось потеряться, утонуть, —  она не винила её и была счастлива рядом, пока могла. Так же и остальные пони, которых ты оставил внизу — они познали жизнь, и пусть она была необычной, но они находили в ней радость и счастье. Но их жизнь закончилась, осталось только бесконечное время в мокрой пещере.

— Принцесса, я увидел чудовище.

Уголки губ “Селестии” опустились книзу.

— Понимаю, — в её голосе появились нотки тоски.

— И чудовище увидело меня. Теперь оно будет преследовать меня всё время, да, принцесса? Смешно получилось, я боялся увидеть его в окне, в хозяине таверны, но увидел в итоге внутри себя. Это чудовище хочет оставить всё, как есть. И уйти.

— Герои сражаются с чудовищами.

— Но я не герой, я простой ослик.

— Но это не значит, что ты не можешь им стать. Героями не рождаются, ими становятся после первого подвига. Вот он, твой первый подвиг, ждёт чтобы ты его совершил, одержал победу. Возможно, твой путь на Кантерлот должен стать не простым путешествием, а героическим походом.

— Я не смогу…

— Конечно же сможешь. Я верю в тебя, — “Селестия” вновь улыбалась и смотрела куда-то мимо Сэмми, — и в твоего напарника.

Сэмми повернул голову и фантом исчез. Рядом стоял Лётчик.

— Поговорил? — спросил он.

Сэмми смущённо кивнул. Ему было немного стыдно из-за своей странности даже перед другом.

— Держи, пегас протянул ослику камень. Второй, похожий на первый, он оставил себе: — пошли обратно, там ещё много камней, и будет подло оставить их, лишив надежды ещё один раз.

Сэмми медленно моргнул в знак согласия, и они вместе с Лётчиком ещё раз спустились к столбу, зная наконец, зачем они попали в Город Дождей.

Эпилог. Бог

Над остатками города ярко светило Солнце. Дома, целые и обжитые ещё вчера, представляли из себя наполовину погребённые в пострескавшуюся землю руины, а от дорог не осталось даже направлений. И лишь на самом краю бывшего города стояло одно целое здание. Неизвестно, что удивило друзей больше — исчезновение города или сохранившаяся таверна. В любом случае, уйти после всего произошедшего с ними, не заглянув в место, где всё началось, Сэмми и Лётчик не могли. К их удивлению, таверна ничуть не изменилась с тех пор как они ушли из неё, чтобы найти ответы в доме Маппет. Даже гиппогриф привычно нашёлся за барной стойкой, на которой стояло три полных кружки эля. Одну из них гиппогриф осушил несколькими глотками, увидев вернувшихся гостей:

— За ваш успех!

— Успех? — спросил Сэмми, пока они с Лётчиком усаживались на высокие стулья.

— Конечно, самый настоящий успех! И пусть о нём никто не узнает, вы должны всегда помнить о случившемся, — гиппогриф достал из-под стойки книгу и протянул её друзьям.

Ослик узнал в подарке гиппогрифа книгу, что ему так и не удалось прочесть в библиотеке. Он схватил её и начал быстро листать. А хозяин таверны тем времен продолжил:

— Через эту таверну прошло столько путников, что я уже давно сбился со счёта. Первым случайно забредшим в Город Дождей, я рассказывал всё как есть, но они либо не верили, принимая историю за потешную сказку местного производства, либо, отправившись к озеру, не могли пройти сквозь него, а просто падали в воду. “Магия есть магия” решил я и перестал направлять пони напрямую. Тут бы мне не помешала помощь жрецов, но они являлись далеко не ко всем путникам, а со мной и вовсе довольно скоро перестали считаться. Так прошло больше ста лет, пока кто-то не унес с собой один из камней, после чего у меня появился первый союзник.

— Вилтвист, — догадался Лётчик.

— Да, — подтвердил гиппогриф, — именно его камень вынули первым и старик почувствовал то, что при этом произошло, пережил ту же радость от свободы, что и его единственный и очень поздний жеребёнок. Поэтому он смог принять подобный исход как единственно возможный. Остальные же... Остальные знали, что некоторые путники видят жеребят и надеялись, что вы сможете вернуть их в город. Они не знали, чего хотят их дети...

— У него не получилось? — неожиданно и взволнованно спросил Сэмми у хозяина таверны, наткнувшись в тексте на что-то важное.

— Да, Паджентри постигла неудача. Жеребята остались просто жеребятами, при том, что его эксперимент сделал что-то с окружающей магией, и она перестала существовать. Зато вместо неё в городе появился новый житель, — гиппогриф хитро улыбнулся, — не знаю даже, стоит ли мне его за это благодарить или проклинать. Природа окончательно одичала, но жить в городе стало немного легче. Да и как может быть по-другому, когда вместо того, чтобы строить бесполезный храм, пони пили отличный эль в замечательной таверне? В конце концов, город они всё равно бросили, стоило только поколению строителей состариться, а их детям подрасти. И правильно, я считаю, ведь вокруг столько чудесных мест.

— Кто ты? — спросил Летчик, вместо того, чтобы дать бесполезный ответ.

— Всего лишь гиппогриф, что построил эту таверну. Но знаете, сделал я это отнюдь не просто так! Здешние пони просили у меня того, чего я дать не мог: сначала дождей, потом возвращения их детей в семьи. И я решил, что нечестно будет, если я не попытаюсь дать им хоть что-то. Эль вместо чуда, путники и гости вместо жеребят. Не очень честный обмен, стоит признать. Но большего я дать не мог.

— Так ты был их богом и просто смотрел на происходящее, прячась за барной стойкой? — Лётчик не понимал, как тот, кто был виной всего происходящего, в кого верили, кого просили и кого называли богом, мог бездействовать.

— Но-но, — погрозил пальцем гиппогриф, — они убили то, чем я когда-то был. Его труп в виде озера вы, кстати, видели. Не знаю какую магию использовал Паджентри, но это впечатляет! Но даже если бы всё прошло по его плану, нынешний я не имел бы силы. Понимаете, это тело — всего лишь клетка для разума. Вечная клетка, но не более, её единственная задача — отделить разум от силы и она прекрасно с этой задачей справилась. Сила же должна была остаться под властью жеребят. Но, как говорится, что-то пошло не так, сила умерла… Собственно, первое и последнее, что она успела сделать по воле жрецов — это спасти их самих из водной ловушки.

— Дерьмо, — процедил пегас сквозь зубы.

— Что, прости? 

— Твой эль — дерьмо, — пояснил Лётчик и покинул таверну.

— Если твоя сила умерла, то что же виновато в судьбе города? — Сэмми был более спокоен, возможно причиной тому был эль, а возможно видение в лесу, в любом случае, психовать сейчас он не собирался и лишь проводил друга взглядом.

— Сам ритуал. Чтобы победить что-то, нужно быть сильнее этого. Ритуал победил меня бывшего, следовательно мощи ему было явно не занимать, а почему всё получилось, как получилось — мне и самому не ясно. 

— Не так-то много тебе и известно, — констатировал ослик.

— Не забывай, я всего лишь хозяин таверны.

Сэмми фыркнул, а затем спросил:

— И что теперь?

— Ну, я ждал вас тут почти триста лет после того, как город опустел, постоянно делая при этом свежий эль, и даже не забыл кто вы и не сошёл с ума. Книгу вот ещё подарил. Надеюсь, вы в свою очередь окажете ответную услугу, проводив меня до ближайшего города и немного рассказав о том, как изменился мир?

— Куда же мы денемся, — Сэмми допил свой эль и положил перед хозяином таверны два битса, — вот только дорог тут совсем не осталось, мы и в город вернулись чудом. Не знаю сколько придется искать южный тракт.

— За счёт заведения, — гиппогриф выглядел крайне довольным, — а на дорогу я вас выведу.

— Ну уж нет, — ослик подальше отодвинул от себя монеты, — не хочу быть должен тому, кто был богом.

Лётчик сидел на земле и ждал Сэмми, он хотел о многом поговорить со своим другом. О том, как мечта простого ослика-водовоза помогла спасти целый город, обречённый жить вечно и вечно страдать. Об их путешествии, которое всё ещё было впереди и тех приключениях, наверняка ждущих на каждой остановке. Ведь где это видано, чтобы странствие героев проходило без приключений? И о том, что всё это не случайно. Хотел даже рассказать о своём неслучившемся чуде и том, как благодаря увиденному отпустил его. Но как только Сэмми оказался рядом, заготовленные слова куда-то делись, будто их отпугнули абсолютно не героическая морда осла, его сгорбленная спина и безвольно висящие уши. Да и подошедший вслед за осликом гиппогриф не добавлял желания говорить по душам. Поэтому Лётчик просто спросил:

— Я только одного не понял, а дождь был или нет?

Ответом ему стали первые капли теплого, настоящего дождя.