Воспоминания

Небольшой уездный городок Вайткраун, что удобно стоял на дороге, ведущей из Малого Белого леса в царство грифонов, погружался в позднюю осень. Старый дуб, росший в его центре добрые пять сотен лет и являющийся символом и, в какой-то степени, достопримечательностью города, сбрасывал последние, уже красные, листья, а те падали на столики открытого кафе, расположившегося под его ветвями. Кто-то из гостей заведения смахивал листья со столов, кто-то считал их украшением. Желтая земная пони по имени Демми выкладывала из них затейливые и понятные лишь ей узоры. Это помогало ей успокоиться.

Неподалеку от кафе остановился дилижанс с путешественниками. Пони выходили из него, разминались после долгой дороги и разбредались по центру городка, ставшему им временным пристанищем. Среди прибывших, конечно же, были и жеребята — они сбились в одну группку и носились с криками и радостным смехом мимо витрин магазинов, изредка забегая под дерево, где ловко маневрировали между столов, стульев и официантов. Такой праздник жизни не доставлял, кажется, никому особых неудобств. Наоборот, при взглядах на жеребят у пони на лицах расцветали улыбки.

— Не верите мне? — одновременно и с вызовом и как-то печально спросила Дэмми, глядя то на разложенные перед собой листья, то на собеседника, что сидел напротив, то на бегающую малышню.

Напротив желтой пони сидел жеребец непримечательного вида и окраса, одетый в столь же непримечательную одежду, выдававшую в нем укоренелого местного жителя — драповые пальто носили во многих уголках Эквестрии, но болотному цвету и определенному покрою, прямым воротником закрывающему шею почти целиком, предпочтение отдавали в основном в этих краях и преимущественно те, кто либо родился под ветвями местного дуба, либо уже не собирался никогда покидать его тени. Вместо ответа на прямой вопрос он сделал неопределенный жест и продолжил, расспросы, которые, кажется, раздражали его собеседницу.

— Вы говорите, что видите меня впервые, но я точно помню, что не более, чем неделю назад, вы были у меня на приеме с Холли. Я прописал ей настой трав от кашля и отвар красных ягод для укрепления здоровья. И вот я вижу вас здесь, хочу справится о здоровье своей маленькой пациентки, а вы с ходу заявляете, что не знаете меня, хотя я наблюдаю вашу дочь уже больше года! — Жеребец поправил почти сползшие с лица круглые очки. — Это не смешная шутка, знаете ли.

— Я прибыла в город три дня назад, мистер... — Дэмми сделала паузу, чтобы дать собеседнику возможность сказать свое имя.

— Вы знаете как меня зовут! — Всплеснул передними ногами доктор. — Прекратите говорить глупости!

— Так вот, мистер «Вы-знаете-как-меня-зовут», сегодня я могу наслаждаться чудесным воздухом вашего города четвертый и, к сожалению, последний день, я очень-очень устала путешествовать и хотела бы остаться здесь и познакомиться с вашей историей, приходить к дубу каждый день и слушать рассказы о вашем деде, что строил какой-нибудь из многочисленных домов в округе и носил пальто, что сейчас надето на вас. Но с каждым глупым вопросом о здоровье моей дочери, ей становиться лишь хуже! А каждый пони, похоже, считает своим долгом узнать о том, как чувствует себя Холли, — К концу своей тирады Дэмми выглядела по-настоящему злой. — Так что, это вы переставайте говорить глупости, встаньте из-за моего стола и уйдите куда угодно, главное подальше от меня.

— Вы знаете о моем деде и его пальто, а я знаю Холли, но вы утверждаете, что мы никогда друг друга не видели, и это я говорю глупости?

— Вы мне не верите? — с напором повторила желтая кобылка свой первый вопрос.

— Конечно нет, — доктор всем своим видом выказывал недоумение происходящем.

Дэмми грустно улыбнулась и окликнула одного из бегающих неподалеку жеребят. Малыш, увидев позвавшую его пони, заулыбался и поскакал в её сторону. Кажется, он знал ее довольно давно и считал вполне заслуживающей доверия и своего детского интереса.

— Здравствуйте, мама Холли, — запыхавшись, обратился он к Дэмми, — а ей нельзя еще гулять? Вчера она вдруг почувствовала себе плохо и мы не доиграли.

— С Холли всё хорошо, она сейчас просто немного занята, — лицо желтой пони на мгновение скривилось в отвращении, — беги, возможно, вы поиграете завтра.

— Здорово! — воодушевился жеребенок. — До свидания, мама Холли.

Дэмми смотрела на доктора, тот был в недоумении и растерянности. Еще бы! Не каждый день только что приехавший непонятно откуда жеребенок, говорит, что вчера играл с больной кобылкой, которая, по-твоему собственному мнению, живет в городе больше года и является твоей постоянной пациенткой. Желтой пони стало несколько жаль жеребца, но все перипетии последних лет решили задушили эту жалость еще на взлете, не давая овладеть чувствами пони, внутри которой той непосчастливилось зародиться.

Еще одна мертвая эмоция, убитая ей только что. Дэмми окатила волна холода, поднявшаяся из глубин её мыслей, пони стало вдруг всё равно, что думает сидящий перед ней жеребец. Что подумают все жители города и путешественники из дилижанса. Всё равно. Скоро это останется позади.

— А хотите знать, как все началось?

— А? — опешил жеребец, явно не ожидавший такого вопроса. — То есть, я не совсем понимаю что происходит. Этот маленький пони ведет себя так, как будто хорошо вас знает, но я в свою очередь хорошо знаю всех местных, и его точно не бывало здесь до сегодняшнего дня. Да, мне бы очень хотелось получить объяснения, всё-таки, я врач.

— Тогда слушайте.

Я выросла в маленьком городке неподалеку от столицы. Нет, родилась я в Клаудсдейле, но родителям пришлось переехать, так как с жеребенком земнопони жить на облаках совсем непросто. Знаете, очень редко случается, когда у двух облачных пегасов рождаются единороги или земные пони, чаще — когда один из родителей-пегасов был рожден и жил на земле, и совсем норма — если оба пегаса были земными. Мои родители были облачными и им просто не повезло, а работники в службу погоды требовались только в Понивилле. Так мы и поселились под тенью Кантерлота.

Там я закончила школу, встретила свою первую любовь, да что тут говорить — там я была счастлива, в отличии от родителей. А потом на свет появилась Холли, это был настоящий праздник и длился он долгих десять лет, пока в один момент, к нам не заглянули дальние родственники, что были в городе проездом.

Они никогда не встречались ни с нами, ни с Холли, но как только увидели ее, случилось нечто очень странное: взрослые пони устроили натуральный цирк, разговаривая и ведя себя так, будто знакомы с Холли и с нами очень давно и хорошо. Тогда это показалось неуместным и несмешным розыгрышем, тогда я лишь разозлилась.

Но потом мы отправились отдыхать в Мэйнхэттен. И там все повторилось, но уже с совершенно незнакомыми пони. Сначала хозяйка дома, в котором мы снимали номер, вспомнила события якобы годичной давности, но мы никогда не были в Мэйнхэттене до этого. Я решила, что рантье спутать нас с кем-то, но потом Холли стали вспоминать продавцы, служащие и просто прохожие пони, встречающиеся нам на пути. С каждым днем всё становилось только хуже, и нам пришлось вернуться домой раньше почти на неделю. Бежать туда, где некому о нас вспоминать.

Но и в Понивилле спокойствие, пусть и относительное, продлилось недолго. Скоро пони стали вспоминать то, что с Холли никогда не случалось: то она якобы пошла в Вечносвободный лес и упала со скалы, сломав ногу, то про большие проблемы с родителями, а у нас никогда не было никаких проблем, то про игры с детьми, с которыми она никогда не дружила. А потом все стали вспоминать о болезни. Какой болезни? Я не могла даже представить этого, ведь наша дочка всегда была здорова. А потом ей действительно стало становиться плохо, и я решила, что нужно уезжать. Туда, где нас никто не знает, где о Холли начнут вспоминать заново, вспоминать, как о здоровой кобылке.

Мой особенный пони был против, он хотел подождать, он боялся. Тогда мы уехали вдвоём. Ночью. Чтобы он не видел и не смог остановить. И я оказалась права! На новом месте новые пони вспоминали Холли заново и в этих воспоминаниях она была здорова. На тот момент я была счастлива и этим. Конечно, с воспоминаниями были проблемы: некоторые пони, они чувствовали фальшь, где-то в глубине своего сознания они догадывались, что воспоминания ненастоящие — это было видно по их лицам, по глазам. Таких пони я боялась почти также, как разговоров о болезни, ведь они могли понять, что мы — не нормальны.

А потом воспоминания о болезни Холли стали посещать пони и там.

Мы двинулись дальше. Холли становилось лучше, но ровно до тех пор пока кто-то не вспомнит о том, что она больна. Каждый новый город давал нам всё меньше времени. Вайткраун не дал и недели. Теперь мы держим путь в земли грифонов, быть может там это проклятье оставит нас в покое.

— А если нет? — доктор больше не выглядел растерянным, наоборот в его взгляде появилось что-то пронзительное.

— Тогда мы поедем еще дальше.

— Бежать пока есть возможность бежать хоть куда-то, — безучастно произнес жеребец.

— У вас есть предложения получше?

— Возможно, но для этого мне нужно увидеть Холли.

— Нет, — Дэмми неожиданно для самой себя поднялась со своего места, как будто собираясь уходить. — В этом нет необходимости, она здорова, ей плохо из-за вас, из-за вопросов, из-за воспоминаний.

— Но я врач, — настаивал доктор.

— Я сказала: “нет”, — зло посмотрев на жеребца, Дэмми развернулась и пошла прочь.

— Вы даже не заплатите за свой кофе? — Услышала желтая пони за своей спиной всё тот-же голос и остановилась. — У вас вообще есть битсы? Грифоны, знаете ли, жадные до них. Кем вы работаете, как добываете средства на жизнь, так часто меняя место жительства? Откуда вы знаете о традициях и одеждах жителей Вайткрауна?

— Что, что за вопросы? — сбитая с толку Дэмми обернулась, чтобы вновь посмотрела на доктора.

Сама она выглядела крайне растерянной и встревоженной.

— Когда вы последний раз осознавали себя вне разговора с кем-то?

— Мне надо идти. — В голосе пони был слышен страх.

— Когда последний раз видели Холли?

— Мне надо идти! — повторила Дэмми, но не смогла сдвинуться с места.

— Холли мертва, она упала со скалы в Вечносвободном лесу. Лёжа на холодной земле, среди множества синих цветов она плакала: “Я не хочу умирать. Мама, папа, я больше не хочу умирать”. “Я не хочу исчезать" — шептала из последних сил ты, Холли. И цветы исполнили твоё желания. Так, как им захотелось — они очень любят шутить, даже если юмор получается чёрным. И ты не исчезла, осталась тенью, что бродила по родному городу и оживала в воспоминаниях других. Но ты не хотела быть Холли, не хотела помнить своих родителей, так и не научившихся жить на земле и из-за этого постоянно ругающихся и злых. Тень ушла из Понивилля, создавать воспоминания там, где её не знали. Но не сразу: сначала ты стала мамой Холли — Дэмми, придумавшей для "дочки" счастливое детство.

Желтая пони теряла в размерах, превращаясь в еще совсем юного жеребенка, для которого дорога, призванная оставить детство за спиной только-только началась. Доктор подошел к ней и ласково потрепал по голове.

— Кто вы? — спросила Холли у незнакомца.

— Я тот, кто портил воспоминания.

— Зачем?

— Магии цветов не место в Эквестрии, мне придётся развеять её. Воспоминания же лишь следствие простой зависимости: чем слабее магия, тем хуже себя чувствует Холли.

— Я умру? — казалось кобылке совсем не было страшно.

— Что ты! — улыбнулся доктор. — Пони не умирают.

Мир вокруг Холли и доктора стал белым, выцветшим, остались лишь силуэты, но и они таяли на глазах. Жеребец сделал приглашающий к прогулке жест и пошёл вперед, кобылка последовала за ним. Пара шла в тишине. На белом полотне сплошного ничего Холли видела своих родителей, оставшихся без жеребенка: они не оправились и больше не жили вместе, они вообще больше ни с кем не жили, лишь изредка ища компанию пони, когда одиночество становилось совсем невыносимым; никто из них не вернулся в Клаудсдейл. Постепенно ничто стало обретать объем, доктор куда-то исчез, и Холли пришлось идти одной, пока она не остановилась на краю скалы, под которой лежало море синих цветов.

— И что теперь? — спросила испуганным детским голосом Холли.

— Теперь ты знаешь, что будет, если спрыгнуть вниз, — ответил, подошедший сзади жеребец, — пони не умирают, но глупости не остаются безнаказанными.

— А что будет, если я вернусь к родителям?

— Всё будет хорошо.

Постояв немного на краю, маленькая пони шмыгнула носом и побрела домой, веря в то, что всё будет хорошо.

—————

— Пони не умирают, да? — голос не имеющий обладателя был холоден и жесток.

— Некоторые уж точно живут больше отмеренного, — второй голос, раздающийся в абсолютной белизне, заполняющей собой все пространство вокруг, казался наглым и вполне довольным собой.

— Для её родителей ничего не изменится.

— Не быть мне мастером жестоких уроков, если не изменится.

— Когда-нибудь ты ошибешься, Фрэнки, и я накажу тебя.

— Тогда и поговорим о моём поведении.