Сборник драбблов

7.2. Поэмы о полосах

Само знакомство с Зекорой началось для Твайлайт с урока. Можно сказать — двойного, и это обстоятельство только укрепило интерес тогда ещё единорожки к полосатой бете. Представитель совершенно чужой, необычной культуры, не обременённый излишними страстями, прямо как она? Это же ходячая энциклопедия, а тяга Твайлайт Спаркл к знаниям стала и легендой, и предметом анекдотов! Неудивительно, что время от времени единорожка наведывалась вглубь Вечносвободного леса, чтобы поболтать с чудной зеброй и даже научиться у неё чему-то. У Зекоры не было рога, но это нисколько не умаляло её мудрости и ценности, потому что покажите единорога, способного часами стоять головой на единственном вертикальном посохе, не поддавшись ни страхам, ни инстинктам, ни даже мыслям. Подобные медитации и философия для Твайлайт, при случае способной приблизиться к панической атаке или вообще к чистому безумию, были бы неплохим подспорьем.

А в один день строгие тёмные глаза посмотрели не на единорожку, но на принцессу, и Зекора изрекла в своей поэтичной манере:

— Дружба с тобой дорога для меня,
Ты достойная пони со светом внутри.
Но теперь ты богиня. Осталось принять
И с достоинством дальше без зебры идти.

Твайлайт дрогнула.

— Зекора, — растерянно сказала она, — неужели не осталось совсем ничего, чему ты можешь меня научить? Нам удавалось видеться не так часто, — бета начала запинаться от волнения, — я не думаю, что зебринская культура может уложиться в те редкие беседы…

— Я могла бы открыть тебе все свои думы
И могла б поделиться идеей любой,
Но тем и прекрасны разумные штурмы —
До знаний своим добираться умом.
Ты отныне нетленна и неистребима,
Дорогой копыт станут сами века.
Ты сможешь познать даже то, что незримо,
Ибо не захлестнёт тебя смерти река.

Твайлайт ненадолго замолчала, пытаясь уловить суть стихотворных изречений Зекоры. Она задумчиво хмыкнула, отводя взгляд, а затем неугомонно вскинула уши:

— Зельеварение! Что насчёт зельеварения? Оно не слишком распространено в Эквестрии, вряд ли мне представится шанс найти ещё хоть одного мастера.

Зебра низковато засмеялась, и размер её стихов изменился вместе с настроением:

— О, глупышка, не бойся, тебя не гоню,
И корона твоя между нами не встанет,
Я всего лишь тебе всё как есть говорю:
Ты сама теперь каждому пони — наставник.

Улыбаясь, Зекора протянула Твайлайт деревянную плошку с травяным отваром, и с облегчённой усмешкой аликорница приняла её в копыта, затем осторожно прижимая к груди и наслаждаясь теплом:

— Принцесса Селестия однажды уже сказала мне эти слова, — она бесшумно отхлебнула и замычала. — Но всё же я хочу поговорить о зельеварении. Ты работаешь сейчас над чем-нибудь?

— Я работаю жизнь, любопытная пони,
И одна из работ грандиознее прочих:
Так она пол изменять всем позволит,
Как сам для себя того каждый захочет.

— О, — выдохнула Твайлайт поражённо, сразу подумав о Флаттершай и Рэйнбоу Дэш. — Этой проблемой занимается и магия, и работа не продвигается не только из-за споров вокруг этичности вопроса, но и из-за того, что сложно сконцентрироваться на втором поле, а не на первом. Кобыла-омега при испытаниях заклинания становится всего лишь жеребцом-омегой, но не кобылой-альфой или хотя бы жеребцом-альфой. И, разумеется, найти подопытных так же непросто, как и получить разрешение на эксперименты, — поёжилась аликорница и пробормотала в сторону: — равно как и найти в себе решимость, чтобы сотворить эту магию.

Ответ Зекоры был кратким:

— Я с этой этичностью неприхотлива,
Работа ведётся по личным мотивам.

— По личным мотивам? — повторила принцесса. — Ты испытываешь всё на себе? — Зекора кивнула. — Тебе не нравится быть бетой?

— Решимость твоя сейчас будет задета.
Хоть выгляжу я таковой, я не бета.

Твайлайт распахнула глаза, быстро окидывая зебру взглядом и краснея сама, вместо неё.

— Я-я… — сипло протянула аликорница и кашлянула. — Я не замечала за тобой признаков омеги или альфы, поэтому и решила, что… но кто же ты тогда?

— Причина печальна. Поверить в неё
Нелегко будет тем, кто не видел всего.

— Расскажи мне, — медленно уселась на пол Твайлайт, обернув все четыре ноги ровно подстриженным хвостом. Зебра вздохнула, но не в знак нежелания, а явно набирая воздуха, чтобы выполнить просьбу подруги.

— Представь себе мир, где всё чётко и ясно —
Как чёрных и белых полосок шеренги.
В природе в законе вещей была связность:
Все жеребчики — альфы, кобылки — омеги.
Исключений не знали — всегда было нужно,
Чтобы только кобылы носили приплод,
Потому что защитницы-самки — абсурдность,
В бу́ше* бремя б самцу много бед принесло.
Мир Эквестрии, лёгкий и радостный мир,
По другому макету и принципу скроен:
Не бывает жестокой, кровавой грызни,
От хищников злобных — свобода, приволье,
Но в джунглях не так. Там — суровый закон,
Там — опасность и смерть всюду вас ожидают.
Прайды кошек больших, диких змей миллион
При первой возможности слабых съедают.
Жеребцы же сильны. Ни к чему им слабеть,
Сохранять их здоровье гораздо разумней.
Силе был бы конец, дай ты им тяжелеть**:
Попробуй сразись, жеребёнком распухнув.

Твайлайт после недолгого раздумья согласно тряхнула ушами:

— Это и вправду разумно. Если бы жеребцы, способные эффективнее противостоять львам и леопардам, забеременели, они вышли бы из строя и заботились только о своём потомстве, а не о благополучии табуна целиком.

— Так и жили: кобылы хранили уют и очаг,
Жеребцы для них были надёжной защитой.
Песнь альф и омег, гармонично звуча,
Не грозила никак обернуться изжитой.
Но грешат все народы забвением бет,
Видя их не ценнее живых механизмов:
Храм ходячий рассудка, ума самоцвет,
Но они на обочине радостей жизни.
Им не светит семья, не видать им утех,
Бросающих тело в пожарище страсти.
Но ошибочно думать, что только в труде
Видят они смысл жизни и счастье.
Ты же знаешь, что мы тоже можем любить,
И тепло от сердец далеко нам не чуждо:
И гореть тоже можем, не в теле — в груди,
И сжиматься от горя за доли секунды.
Но мы в праве на чувства встречаем отказ.
Мы привыкли, хоть в этом изрядная драма.
Пусть идея разумности нам дорога,
Не залечатся мозгом душевные травмы.
В этой истине грустной — завязка моя
Той истории, что собираюсь поведать.
И мораль её: на путь любви становясь,
Попытайся не слишком стремиться к победе.

Зекора подобрала плошки, из которых они обе пили чай, и беззвучно уложила их в корыто с водой, чтобы отмокали. Принцесса заподозрила, что этим нехитрым действием зебра выиграла себе немного времени на то, чтобы успокоиться и собраться с мыслями.

— Давай в корень зрить: всех психологов цель —
Поймать тот момент, где родится безумие,
Где гений рассудка свою колыбель
Покинет, найдя и познав властолюбие;
Поймать тот момент, где гордыня творца
Заменит сознание доброе, смертное,
И выяснится: теперь несдобровать
Всем, кто станет бороться со скверною.
Этот мрак беспощадный схватил и поверг
Разум, светлый и добрый в начале пути,
Беты, жившей примерно за четыреста лет
До того, как я стала пытаться всё обратить…

Твайлайт скользнула взглядом от кончиков ушей до копыт Зекоры, и в её широко раскрытых глазах спектром перелились эмоции от страха до горького сочувствия.

— Ты была омегой, не так ли? — прошептала аликорночка, медленно оседая на пол.

Зебра кивнула, и, несмотря на то, что лицо её хранило непоколебимое спокойствие, это плавное движение рябило от закоренелой печали.

— Как и все омеги, продолжившие свой род…
Но постой. Обещаю, к тому мы ещё вернёмся.
Та зебра слыла самым лучшим шаманом широт,
Простиравшихся под самым жарким солнцем.
Язык трав она знала, ловила ветра за хвосты,
Дикие звери к порогу её забывали дорогу.
Лишь от одной не могла уберечься беды:
Предписанного народом родным чувства долга.
В обществе каждом бушует спектакль ролей,
Зебры тоже пекутся о чести фамильной.
Пусть даже ты знаешь, кто твой соулмейт —
Судьба остаётся нередко бессильной.
У шаманки был истинный силой под стать —
Прекраснейший воин из знатного рода:
И разум подвижен, и шея крута,
Омеги ночами мечтали пропеть ему оды.
Но из них лишь одна угнездилась в душе,
Пусть была не омегой, но бетой — шаманка,
Только ей позволял он свою чесать шерсть,
Лишь при нём та могла дать себе волю и плакать,
И сколько же слёз пролилось по щекам,
Как невеста нашлась для завидного альфы:
Пусть омега того ни на миг не влекла,
Воин взял её, чтобы спастись от анафем.
Шаманка от скорби смешалась в разлуке,
Рассудок её помутился и выцвел, смеркаясь.
Предки видели горе обоих, и было им жутко
Смотреть на двух зебр, что врозь погибали.
«Пусть альфу родит тебе — будешь свободен», —
Обещал вождь воителю о ненавистной жене.
В древности было гораздо сложнее с разводом,
Если супруг вдруг оказывался не по душе.
Но, как назло, лишь омег та омега рожала,
И сновиденьем пустым проходили года.
Шаманка тем временем плавно себя убивала,
Но услыхала пред самым концом голоса:
«Ты всю жизнь положила на помощь округе,
На глифмарку*** теперь погляди — это мощь,
Которою ты, коль не дрогнешь в испуге,
Вернёшь себе всё, что желается так горячо».
И, сквозь дурманящий яд сонных трав прорываясь,
Зебра достигла загранных вершин мастерства:
Роком отчаянным над континентом вздымаясь,
Бета заставила всех, как она, зарыдать.
Жанры шаманства слила и вложила всю душу,
Что ещё до приёма токсина давно умерла —
Она сделала всё, чтобы в злости обрушить
Возмездие то, на которое право своё обр…

— Так что случилось?! — не вытерпела Твайлайт, и зебра усмехнулась, но совсем невесело.

— Её порча, проникшая в реки и тучи,
Деструктивно влияет на важный фермент.
Обычно такие, как этот, довольно живучи,
Но не в этот отравленный скверной момент.
Первый пол ты узнаешь, приняв жеребёнка,
А второго придётся прождать лет так пять.
В этот период скроено всё слишком тонко,
И средства нет, чтоб вторжению помешать.
Проклятие бедной шаманки одно поразило:
Если фермент, развиваясь, к омеге свернёт —
Очень скоро замрут все его биоциклы,
Четырёхсотлетняя порча процессы прервёт.
Сформируется он только наполовину,
Одного жеребёнка заложит в судьбу,
И как только потом оборвут пуповину —
На второе рожденье уж не претендуй.

Твайлайт только моргала, не в силах поверить в такое.

— Ты работаешь не просто над зельем, — медленно проговорила аликорница. — Ты ищешь антидот, — Зекора кивнула в ответ. — Н-но не может же быть такого, чтобы за четыреста лет никто не попытался!

— Пытались, конечно же, о чём речь.
Только действия не удалось возыметь.

Принцесса закрыла копытами рот, бегая взглядом по полу. Её хвост беспокойно возился, путая идеально расчёсанные пряди.

— Та шаманка родилась бетой и не могла быть с любимым — она решила уравнять условия, чтобы бетами были все, но не дать зебрам выродиться, — нерешительно пробормотала Твайлайт. — Но ты… ты сказала, что ты не рождалась бетой. Зекора…

Принцесса посмотрела на зебру и осеклась, увидев, что та стоит к ней спиной, её голова опущена, а уши прижаты. Она не могла завершить вопрос, ком встал в горле, а копыта сделались противно-липкими.

— Продолжай. Ты права, как во многом другом.
Я омегой была рождена и жила я омегой.
Когда-то я видела смысл возвращаться домой,
Меня муж и близняшки там ждали к ночлегу.
Среди трав, истощённых жарой и засушьем,
Мы свой строили быт и хранили любовь,
Были счастливы каждому дню, и в грядущем
Не хотели искать хоть какой-то подвох.
Но случайная искра с соседнего дома
Прервала наш покой, и вдруг ад воспылал:
Дом исчез, смысл жизни остался изломан,
Наш младший сын в чёрном дыме пропал.
Его старший брат тут же бросился следом,
Близнеца чтоб спасти, чтобы вытащить из огня,
Но зря на судьбу он надеялся, бедный,
И рухнула крыша, двоих под собой погребя.
Оказались мы оглушены. Мы ругались ужасно,
И каждый сквозь горькие слёзы винил не себя,
Каждый хрипло вопил, что другой уберёгся напрасно,
Что он должен был сам умереть, но спасти жеребят.
Столько страшных вещей, столько горестных слов
Мы сказали друг другу тогда в пылу горя и ссоры…
Поневоле разрезали каждый из всех узелков,
Что нас свели, показав соулмейтов двух образ.
Мой истинный не совладал с потерей тяжкой.
Он смотрел: жеребят засыпало сухою землёй,
И седел на глазах, и по шкуре бежали мурашки,
И по щекам ручьи слёз текли больно и зло.
Очень скоро… не то, чтоб совсем помутился рассудком,
Но тем, кого я так долго любила, он больше не был.
Не смотрел на меня. Не посвящал мне ни звука.
В одно утро собрался и тихо ушёл, будто тут и не жил.
И я тоже ушла, Твайлайт, да. Что ещё оставалось?
Я не знала, где он, я не знала, как жить.
Я ушла из страны, а так вышло, как будто сбежала:
Чтобы дома не помнить и альф, коих не воскресить.

— Элементы Гармонии! — заикаясь, тут же воскликнула Твайлайт; от волнения её крылья вскинулись, задев несколько подвешенных к потолку за бечёвки глиняных пузырьков, но на их глухой перестук принцесса не обратила никакого внимания. — Мы можем попробовать применить их у тебя на родине и попытаться развеять проклятие!

— Твайлайт, я благодарна тебе за отзывчивость и доброту,
Но за давностью лет цель Элементам уж вряд ли найду, — печально покачала головой Зекора.

— Переселение! — щёлкнула перьями аликорница. — Ты говорила про «реки и тучи» — значит, проблема заключена в экологии, а все разрушающие вещества находятся в воде. Зебры не пробовали найти новые земли?

— Отчего же, пытались. То климат не тот,
То занять земли можно лишь ценой войн.

— Полная замена состава облаков? — нетвёрдо предложила Твайлайт, втянув голову в плечи и кусая нижнюю губу. — Можно было бы сделать заказ Клаудсдейлу и…

Зебра взяла её за копыто своими, мягко осаживая:

— Эта проблема живёт пятый век.
Решенье б нашли, но его просто нет.

— Но ты, ты продолжаешь пытаться! — схватила ту за плечи принцесса. — Как далеко ты продвинулась? Покажи мне. Пожалуйста. Я хочу помочь тебе, я предоставлю все необходимые материалы, если это в моей власти.

— Я не могу похвалиться успехом, подруга.
Не вернулась охота и запаха всё ещё нет,
Равно как и идей, и я загнана в угол,
Не под силу мне выйти на истины след.

Твайлайт отпустила зебру и загнанно пустилась кружить по хижине, рассматривая надписи на корзинах и горшках, сделанные на неизвестном округлом языке. Она была подобна собственной мысли, метавшейся по каждому повороту её огромного мозга. Аликорница испытывала одновременно досаду, страх и восторг, обнаружив в очередной раз, что даже её обширных знаний недостаточно для мира, с которым она то и дело сталкивается. Наконец принцесса остановилась. Посмотрев на Зекору, она беззвучно ахнула от того, как сжалось сердце.

Та снова отвернулась, скрывая своё лицо, и молча подбрасывала поленьев в камин. В этом действии не было никакой необходимости: стояло лето, даже в Вечносвободном лесу. Тем не менее, Зекора тратила дрова, чтобы не дать увидеть, как она тратит слёзы. У Твайлайт тоже встал комок в горле, когда она внезапно, совершенно внезапно для самой себя заглянула глубже функций и фактов.

Когда-то дружба для неё была бессмысленной вещью: глупое явление, забирающее драгоценное время на обучение и исследование. Эмоции и ощущение единства, идущие вместе с ней, не шли ни в какое сравнение с весом и ценностью знаний, и Твайлайт даже не считала их плюсами. В её упорядоченном прагматичном мире любые сантименты были мусором и отвлечением. Но она изменилась, и изменилась глубже, чем могла бы предположить.

В её голове продолжали генерироваться идеи, планы — один смелее другого, всё новые и новые дерзкие эксперименты и сочетания, но аликорница без колебаний отринула их на задворки сознания. Это была не просто очередная задача «со звёздочкой», требовавшая решения. Зекора рассказала ей не о деле, а о трагедии своей жизни, в чужой стране, среди другого вида, показав колоссальный уровень доверия.

Твайлайт не могла представить, каково жить омегой: иметь истинного, заниматься с ним любовью, родить жеребёнка, и затем смотреть, как дитя поглотит чёрная яма, а любимый муж оставит тебя справляться с этим одну, потому что сам справиться оказался не в состоянии. Она не могла представить, но вдруг очень остро поняла, каково это — когда к твоим ногам сначала бросили мир, а потом забрали.

Верила ли теперь Зекора в соулмейтов? Могла ли она после этого верить хоть в кого-нибудь, кроме самой себя? Что могло испугать её, лишившуюся собственной души и живущую посреди самого опасного места в Эквестрии?

Принцесса не могла вспомнить, разделяла ли с кем-то подобное, но даже не захотела анализировать. Бета вдруг полностью отключила разум, бесшумно подошла к Зекоре и обняла её крыльями и копытами со спины, уткнувшись лбом в холку. Зебра удивлённо напряглась, подняв голову и уши, Твайлайт ясно ощутила это по движению мышц в её крепком теле, но не дала сказать ни строчки, утешающе поглаживая перьями по плечам и шепча:

— Зекора, мне очень жаль тебя и твой народ. Но тебя — гораздо больше. Ни одна омега не должна переживать такое, я не знаю, что со мной было бы, если бы у меня отняли самую мою суть или всё то, что определяет мой гендер. Я не знаю, с чем бы я осталась и чем должна была бы считать себя дальше, я не знаю, смирилась ли бы с этой новой ролью. Но я восхищаюсь тобой, потому что ты не сломалась. Ты нашла плюсы в своём положении, научилась пользоваться привилегиями беты, чтобы не только вернуть то, что тебе принадлежало по праву, но и помочь другим. И я хочу дать тебе обещание… что буду с тобой и стану помогать тебе всем, чем смогу, если ты позволишь мне. Не потому, что я жажду научиться зельеварению, а потому, что хочу помочь тебе.

Аликорница подняла голову. Её взгляд зацепился за метку на хрупком месте, где шея переходит в скулу: рисунок было уже не разобрать, он был похож на шершавые стёсанные болячки, как если бы жеребёнок на бегу споткнулся и ободрал колено о дорогу. Зекора медленно повернула к Твайлайт голову, показывая половину лица с тёмной дорожкой от слёз, и пунктирные линии совсем смазались и исчезли в исказившихся полосах.

Жар от поленьев щекотал и плавил нежно-фиолетовые перья, но аликорница не чувствовала это, глядя в светлеющий глаз зебры и, не дыша, ожидая ответа.

И наконец он прозвучал — коротко и без рифмы, словно Зекора была пони.

— Спасибо.

*Бу́ш — обширные неосвоенные пространства, обычно поросшие кустарником или низкорослыми деревьями; обычный африканский ландшафт.
**Тяжелеть — просторечное «беременеть».
***Перекочевавшее из Fallout: Equestria название кьютимарок у зебр.