Хрупкая Гармония. Две короны

2. Бремя сильных

19 г. до О. Э.

Бледно-фиолетовый рассвет неясно брезжил в небе, мягким сиянием ложась на Эрикхорн. Солнце, как обычно, выглядывало из-за горизонта, словно гадало: поднимут его или нет? Этот вопрос, казалось, беспокоил и двух жеребят, одиноко бродящих по двору замка. Все шесть лет своей жизни они просыпались, когда за окном уже вовсю горел яркий свет. Сколько раз они ложились, прося матерей разбудить их за полчаса до зари? А итог был неизменным: члены Ковена меняли светила без их присутствия! Но на сей раз друзья твёрдо решили идти до конца. Несмотря на сонливость, не совсем отпустившую их, они не скрывали радостных улыбок: скоро, очень скоро всё свершится. Наконец они увидят это таинство собственными глазами! Разве это не чудо — наблюдать, как луна уходит на дневной покой, сменяясь солнечным блеском?

Однако минуты текли, а во дворе не появился ещё никто из Ковена. Дети заметно приуныли: видно, желание встать пораньше сыграло с ними злую шутку. Недаром, когда они выбирались на улицу, бодрствовала разве что стража! Что, если они старались понапрасну и теперь заснут, не выдержав ожидания?

— Где же они, Сайлент? — белая кобылка-аликорн с развевающейся розовой гривой буквально изводилась от нетерпения. — Может быть, проспали?

— Вряд ли, Тия, — авторитетно возразил её друг, покачав головой. — Ты разве думаешь, что это возможно?

— Всякое может случиться. — Крылья Селестии встрепенулись — жест, перенятый от матери. — Но мои папа с мамой никогда не опаздывают. Разве что Старсвирл пригласил их в свои покои.

— Если так, то где остальные? — не сдавался тот. — Утром их никто не может задержать. Значит, мы поспешили.

Селестия лишь вздохнула и выразительно закатила глаза. Иногда она не понимала Сайлента Сейджа — такого умного, рассудительного, не по-детски серьёзного. Совсем как его отец, чью улыбку видят только самые близкие, и то нечасто. Внешне сходство было не столь явным: матово-чёрную шкуру Сайлент явно не унаследовал ни от него, ни от матери. Глаза его были не огненно-янтарные, как у Рэмпента, а ярко-голубые, ледяные, как у Фрозен Харт. В гриве редкого серебряного цвета сияла золотая прядь, создавая необычный контраст. Ростом он ничуть не уступал подруге, и уже можно было понять, что с годами вряд ли что-то изменится.

Внезапно два стражника распахнули дверь, согнулись в поклоне и тут же вернулись на места. Во двор, тяжело ступая, вышли десять пони в разных мантиях. Золотисто-оранжевые против тёмно-голубых — членов Солнечной и Лунной Пятёрок все различали с первого взгляда. «Лунных» возглавлял Старсвирл, обладатель мягкой бурой бороды, составлявшей предмет его особой гордости. Рядом с ним шагал Орион, за минувшие годы привыкший к службе под его началом. Галаксия держалась поодаль, стараясь не оторваться от «солнечных».

Чету аликорнов, носящих полагающиеся им мантии, было не узнать. Исчезло не только любое упоминание о том, что они были когда-то беженцами. Никакого подчинения, желания угождать, сосредоточенного ожидания — среди единорогов они держались как равные. Каждый из них стал вторым лицом в своей Пятёрке чуть ли не с самых первых лет. И если Старсвирла нельзя было лишить законного лидерства в Лунной, то Галаксия имела все шансы возглавить Солнечную, но отчего-то не хотела. Точнее, она и не скрывала, отчего: слишком велико было её уважение к Рэмпенту, который ими руководил. Супруга Ориона не желала возлагать на себя так много полномочий, и коллеги понимали её, а иногда даже втайне завидовали.

— Мама, мама! — Селестия тут же бросилась к ней, взмыв на добрый метр над землёй.

Галаксия распахнула крылья и крепко прижала её к себе. Позволить себе что-либо большее на глазах у друзей она не могла. Сказывались местные нравы, не привыкшие к излишним нежностям на публике.

— Тия, моя красавица! — она наклонилась, чтобы поцеловать дочку в лоб. — Что ты здесь делаешь в такой час?

— Мы с Сайлентом долго вас ждали, — обиженно нахмурилась Селестия. — Хотим посмотреть, как вы солнце поднимете.

— И посмотрите, — кивнула Галаксия, мимолётно обернувшись к Рэмпенту. Тот кивнул и указал глазами наверх. — Настанет день, Тия, и ты тоже будешь солнцем управлять.

Обе пятёрки заняли знакомые позиции, образовав два узких полукруга и заставив жеребят отбежать в сторону. Вот Старсвирл выпустил сигнальную искру — и рога «лунных» вспыхнули пятью разными цветами. Не прошло и минуты, как их лица покраснели от натуги, а зубы заскрежетали. Селестия бросила тревожный взгляд на отца, инстинктивно беспокоясь за него. Сперва она решила, что и ему приходится туго, а теперь увидела, как легко ему даётся это занятие. Во всяком случае, несоизмеримо легче, чем его товарищам. Даже Старсвирл словно врос копытами в землю, зажмурив глаза и стиснув челюсти.

Отсчитав про себя десять секунд, Рэмпент зажёг рог со звуком, похожим на факел. Его примеру последовали остальные, но все их усилия были напрасны без Галаксии. Её оранжевая аура вспыхнула ярче зари, пробуждая к жизни солнце, наконец поползшее вверх. Блёклую луну тянули за горизонт, освобождая ему дорогу. Сайлент и Селестия неотрывно наблюдали, как медленно меняется небосклон. Фиолетовые краски таяли, уступая место голубым, с далёкими белыми пятнами облаков. Зрелище было столь чарующим, что легко было забыть, что за ним стояло. Чудовищный труд сильнейших магов, чья цена за смену дня и ночи — собственное здоровье.

Солнце достигло нужной точки, что означало долгожданный конец работы. Единороги едва не рухнули тут же от усталости, лишь чудом оставшись в сознании. Мутные глаза, дрожащие ослабшие ноги — всё выдавало крайнюю степень напряжения. Мудрено ли, что никто, за понятным исключением, не задерживается здесь и на пять лет? Рэмпент с завистью смотрел на Старсвирла, славящегося даром магической регенерации. Как бы он хотел оказаться на его месте! Восстанавливать утраченную силу, не заботясь о её количестве; не воспринимать их долг как тяжкую повинность, не бояться его… И не ощущать боли, разрывающей виски так, что больно даже думать; не страдать по ночам от бессонницы, а днём — от рассеянности.

— Папа? — встревоженный голос Сайлента прорезался сквозь туман боли. — Как ты, папа?

— Всё хорошо, сынок, — пробормотал Рэмпент, пытаясь устоять на ногах. — Так всегда бывает.

Сайлент повернулся, изучающе разглядывая родителей Селестии. Его взяла обида за отца. С недавних пор он чувствовал, как его иногда одолевает зависть к силе и могуществу аликорнов. К их бессмертию. Их совсем не тяготила долгая служба в Ковене с её законами и правилами. Совсем неудивительно, что его подруга жаждет пойти по их стопам чуть ли не с младенчества. Самому же Сайленту милее было мечтать о должности в Тайном Совете, где он всегда был бы среди равных. Здесь же высокие крылатые пони одним своим видом напоминали о его смертном происхождении. Даром что его прадед сам был одним из них…

— Сайлент! — сзади внезапно подошёл Старсвирл, шелестя мантией. — Ты не забыл, что у нас сегодня?

— Не забыл, конечно, — важно кивнул жеребёнок. — Ты обещал урок зельеделия провести. А когда он будет?

— Часа через два, когда принцесса Платина встанет. Вы с Селестией пока позавтракайте.

— Сейчас я её позову, — с готовностью предложил он и тут же крикнул: — Эй, Тия!

Услышав своё имя, кобылка метнулась к ним быстрее молнии и встала рядом как вкопанная.

— Что такое, Сайлент? Зачем ты меня позвал?

— У нас сегодня урок со Старсвирлом, — Сайлент мотнул головой в сторону учителя. — Пока Платина не проснулась, мы можем позавтракать. Или ещё поспать, если ты хочешь.

— Не хочу спать, — отказалась Селестия, в самом деле не чувствующая усталости. — Лучше велю Эджайл принести нам чай с миндальным печеньем. А поесть можно у тебя в покоях. Твоя мама ведь не ушла ещё?

— Нет, а что?

— Ты же знаешь, как я люблю её истории, — улыбнулась она. — Может, она и сейчас нам что-нибудь расскажет. Идём же!

Словно подавая пример, Селестия устремилась к замку — конечно же, по воздуху. Ходить, как сплошь и рядом окружающие её единороги, она предпочитала пореже. Сайлент закатил глаза и бросился следом.

---

Арочный коридор освещали огромные факелы, шипя и потрескивая на гуляющем туда-сюда сквозняке. Обычно по утрам их гасили, но Западной башне этот закон был не писан. Двое жеребят поднимались наверх, не глядя по сторонам: к этой обстановке они давно привыкли. Завтрак в компании Фрозен Харт прошёл замечательно, и теперь они шли на урок, не боясь опоздать. Не успели они взойти по очередной лестнице, как сзади звонко застучали чьи-то копыта. Им даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, чьи именно.

— Тия, Сайлент! — принцесса Платина налетела на них, словно ураган. — Не ожидала вас так рано встретить! Когда вы встали?

— На рассвете, — мгновенно отозвалась Селестия. — Наконец-то мы увидели, как Ковен меняет светила. И мои родители не устали, чего не скажешь о господине Рэмпенте.

Сайлент поморщился и незаметно стиснул зубы. Сравнение отца с аликорнами всегда задевало его за живое.

— Хвала солнцу и луне, он силён и крепок, — пробурчал он, подражая взрослым. — Он ещё послужит твоему отцу, Платина.

— Ты сменишь его, когда время придёт?

— Не думаю, — мрачно возразил Сайлент. — Это занятие трудное, оно отбирает много магии. Я эту петлю не хочу надевать.

— И куда же ты пойдёшь, если не в Ковен? — Платину нешуточно заинтриговал этот вопрос.

— В Тайный Совет: там сильных магов тоже хватает. А мама говорит, что я буду не хуже них с папой колдовать.

— Возможно, она права, — вклинилась Селестия. — Но для вступления в Совет нужна не только магия, Сайлент. Надо ещё ум и волю политика иметь.

— Ладно, пока оставим это. Всё узнаю потом, когда знак отличия появится.

Сайлент раздражённо махнул хвостом и побежал вперёд, бормоча что-то сквозь зубы. В коридорах повисла тишина, прерываемая бодрым стуком копыт.

— Вот мы и пришли! — воскликнула принцесса спустя пять минут. Тёмная дубовая дверь, возникшая перед ними, казалось, достигала потолка. После стука она со скрипом распахнулась, открывая вход в просторную комнату. На пороге, близоруко щурясь сквозь очки, стоял бледно-голубой синегривый единорог — личный слуга и помощник Старсвирла.

— Ваше высочество, — он отвесил Платине почтительный поклон, — мой господин ожидает вас и ваших друзей.

— Благодарю, Дефт, — величественно кивнула та. — Отойди.

Жеребец шагнул обратно и тотчас посторонился. Одновременно войдя внутрь, друзья остановились и невольно замерли, осматриваясь по сторонам.

Эти покои с давних пор были обителью Старсвирла, где его всегда могли отыскать посетители. Они делились на две комнаты: кабинет и спальню. Мало кому удавалось пройти дальше кабинета, скудно обставленного. Здесь не было ничего лишнего. Стеллаж с книгами — самыми дорогими его сердцу сокровищами. Два сундука близ узких окон, забранных решётками в виде дубовых листьев. Здесь же, у окна — большой стол, заваленный бумагами, свитками и чертежами. На стене — самодельная карта Единорогии с синей лентой реки Делемэйр на востоке. Высокий шандал со свечами, три небольших столика и несколько стульев. Камин слабо тлел, обогревая просторную прохладную комнату.

— Платина, Селестия, Сайлент, — по очереди поприветствовал их Старсвирл. Поднявшись из-за стола, где писал что-то в свитке, он погасил рог и повернулся к ним. — Я давно вас жду. Вы хорошо отдохнули?

— Очень! — бодро сказала Селестия. — Мы позавтракали чаем с печеньем, как и хотели. А Фрозен Харт нам поведала о недавней поездке в Хэйстон. Это правда, что осенью придётся взять часть запасов у земных пони?

— Правда, — грустно согласился Старсвирл. Несмотря на все усилия Совета, зависимость единорогов от соседей окончательно победить никак не удавалось. Она просто была, как тяжёлый, неизлечимый недуг. Некоторые уже смирились с этим обстоятельством, но только не придворный маг. — На юге сейчас засуха, урожай пропадает. Если направить туда эти запасы, зимой не будет голода. Король делает всё возможное, чтобы им помочь.

— Я это знаю! — вмешалась Платина, гордо вскинув голову. — Он мне вчера сам рассказал. Вот почему для него так важны эти переговоры.

— Может быть, начнём урок? — выступил вперёд Сайлент. Слушать о политике ему нравилось, но и работать с зельями хотелось не меньше.

— Верно говоришь, Сайлент. Самое время начать.

По его знаку Дефт скрылся куда-то и через минуту вернулся, левитируя три горшка с цветами. Каждый из них он поставил на столик и дождался, пока за них усядутся жеребята. Роза, азалия и орхидея — столь необычный выбор мог бы показаться странным, не будь это в привычках наставника. Дивный аромат заполнил комнату, не исчезая даже от дуновения ветра из окна. Старсвирл втянул носом воздух и улыбнулся.

— Сегодня будем готовить зелье роста, — оповестил он, становясь в поле зрения всех троих. — Испытывайте его на этих цветах. Надеюсь, рецепт вы запомнили с прошлого урока. Если что, я вам помогу советами. Приступайте!

Вмиг закипела работа, не оставляя времени на раздумья. Платина судорожно перебирала стоящие перед ней склянки, принюхиваясь к содержимому, пытаясь вспомнить все названия разом. Часть она помнила, и это очень помогало не сбиваться, не терять голову от спешки. Ограничений во времени не было, но хотелось выделиться, справиться быстрее всех. Доказать, что она лучшая, и не только потому, что принцесса. Краем глаза она поглядывала на Селестию — та уже смешала пару настоек и увлечённо наблюдала за результатом. Платина тихо фыркнула и закатила глаза: подобное поведение никак не могло составить ей конкуренцию. Сайлент же делал всё осторожно, не торопясь, не обращая внимания на суету подруг. Взгляд следящего за ними Старсвирла одобрительно скользнул по нему, отмечая похвальную сосредоточенность.

— Старсвирл!

Придворный маг вздрогнул, выныривая из мыслей, в которых пребывал последние несколько минут.

— Что ты хотела, Селестия? Говори.

— Хотела узнать, можно ли в зелье красную пыль добавить. Это не приведёт к взрыву?

— Нет, не приведёт, — спокойно ответил он. — Добавь, если считаешь нужным. Потом увидишь, что получится.

Просиявшая Селестия кивнула и вернулась к своему делу с удвоенной энергией. Убедившись, что красная пыль не опасна, она щедро высыпала часть её в одну из склянок. Находящаяся там настойка тотчас забурлила, вспениваясь десятками мелких пузырьков. Кобылка невольно забеспокоилась, гадая, не ошибся ли учитель, но отсутствие шума быстро развеяло эту тревогу. Лицо расплылось в улыбке, стоило ей взглянуть на друзей: те не сделали ещё и половины, несмотря на старания. Её не обманули ни серьёзность Сайлента, ни быстрые движения Платины. Она прекрасно знала, что обычно в зельеделии ей нет равных и на сей раз вряд ли что-то изменится.

Подняв флакон телекинезом, она вылила часть получившегося зелья в горшок, надеясь, что всё сделала верно. Изнутри побежали золотистые струйки, которые быстро впитала земля. Роза встрепенулась всеми лепестками, расправила шипы, даже качнула стебельком… Селестия затаила дыхание, томясь в предвкушении скорой победы. Однако надежда погасла, не успев вспыхнуть: цветок усох и, кажется, стал ещё меньше.

— Это можно исправить, Старсвирл? — спросила она, едва сдерживая дрожь обиды в голосе.

— Пока ещё можно, — кивнул подошедший наставник. — Твоя ошибка не совсем её погубила. Попробуй ещё раз, не торопясь. И возьми настойку полыни вместо красной пыли.

Селестия быстро покосилась на друзей, наверняка уже заметивших её провал. Так оно и было: Сайлент покачал головой, а по губам Платины скользнула сочувствующая улыбка. Впрочем, не без доли превосходства: её собственная работа уже близилась к завершению. Остался только последний ингредиент — настой из сушёных златоглазок. Смешав его с тем, что уже имелось, она поднесла флакон к горшку и инстинктивно зажмурилась. Раздался негромкий всплеск — на её орхидею попало совсем немного зелья, во избежание ошибки подруги. И почти сразу она затряслась, бешено увеличиваясь в размерах, заполняя собой полкомнаты. Стоящий поблизости Дефт едва успел отскочить: его чуть не задавило громадными лепестками.

— Видели? — Платина триумфально постучала передними копытами друг о друга. — У меня получилось! Я победила, Старсвирл?

— Это не состязания, моя принцесса, — ласково возразил маг, снисходительно глядя на неё. — Вы сейчас сами по себе. Но этого ли ты хотела, желая победить? — он указал на её цветок, уже не помещающийся в кабинете. — Этот эффект я очень хорошо знаю. И, поверь мне, он недолговечен.

— Недолговечен? — огорчённо переспросила Платина. — О чём ты говоришь?

Ответ не потребовался: пробыв в таком состоянии ещё минуту, орхидея начала уменьшаться с той же быстротой, с какой до этого росла. На глаза принцессы чуть не навернулись слёзы обиды. Как можно было повести себя так беспечно? Решив, что победа у неё в кармане, она поставила себя в глупое положение… При этой мысли она в испуге посмотрела на Селестию, встречаясь с кратким взглядом розовых глаз. Она не смеялась над ней, не упрекала. Кажется, её даже поразил небывалый рост орхидеи. Между тем та уже вернулась к прежнему размеру и открыла обзор на другую часть комнаты. Представшая всем четверым картина заставила их ахнуть от восторга. На столике Сайлента красовался горшок с роскошной азалией, выросшей вдвое, как и загадывалось изначально.

— Сайлент… твой цветок!.. — выдохнула Селестия, не веря собственным глазам. — Как, во имя солнца и луны, ты это сделал?

— По памяти, Тия, — скромно пояснил он. — Недавно читал книгу из библиотеки, вот и пригодилось.

— Это был учебник зельеделия?

— Да, — подтвердил жеребёнок. — Там о разных зельях говорилось, и об этом тоже. Для него нужна сушёная крапива.

— Умница, Сайлент! — потрепал его по голове Старсвирл. — Только так и можно достичь успехов в зельеделии. Только вдумчиво и неспешно работая. Платина, Селестия, для вас это урок на будущее. Не торопитесь и не пытайтесь друг друга обойти.

— Мы это учтём, Старсвирл, — сказала принцесса за них обеих. Слегка нагнула голову, но не более — поклонов королевские особы никому не отвешивали. — А сейчас нам можно уйти? Мы хотим на тренировку гвардейцев посмотреть.

— Не раньше, чем вы двое исправите свои зелья. Доведите их до конца по всем правилам.

Платина обречённо вздохнула, скрипнув зубами, и вернулась за свой столик. Селестия последовала её примеру, отнесясь к этому более спокойно. Сайлент поймал взгляд учителя и подошёл к ней с явным намерением помочь. Урок начался по новой, но уже без спешки и желания победить.

---

Улица встретила друзей шумом тренировки. Чем ближе они подходили ко двору, тем отчётливее становились слышны эти звуки. Пройдя дальше, они увидели толпу гвардейцев. Глядя на их сосредоточенные лица, можно было легко понять всю серьёзность происходящего. Солдаты из трёх взводов терпеливо ждали своей очереди, втайне надеясь, что попадут к Рэмпенту. Умение и опыт не могли уберечь от метких ударов магических лучей его жены. Переглянувшись, жеребята ускорили шаг, спеша посмотреть на желанное зрелище.

Открывшаяся их глазам картина заставила на миг остановиться. Гвардейцы стояли неплотным кольцом, и через дыры в строю можно было разглядеть родителей Сайлента, тренирующих по трое учеников зараз. Те с трудом отбивали атаки, уворачиваясь изо всех сил. Сайлент ещё издали заметил характерную мамину фигуру и понимающе усмехнулся. Она, как и отец, использовала самолевитацию, не опускаясь на землю. Её защита легко парировала любые удары; казалось, она была везде, со всех сторон одновременно. Шум боя заглушал даже рёв Пинто-Крик во рву замка.

Рэмпент тоже сражался легко и непринуждённо, успевая комментировать ситуацию, играючи отбивая удары солдат. Одержимые желанием победы, они бесшабашно бросались вперёд, показывая себя с разных сторон, но уступали место новым и новым сослуживцам. Юные зрители не успевали даже следить за тем, как коричневый единорог перемещается по полю — скорость, даже для острого глаза невероятная.

— А твой папа очень хорош, — уважительно заметила Платина. Сайлент, не сдерживая гордости, кивнул. В телепортации отец, к сожалению, уступал маме, но в остальном разница между ними была незаметна. Жаль, ему самому пока слишком рано заниматься магией: возраст не позволяет… Оставалось надеяться, что в своё время он окажется не менее силён и талантлив.

Солнце уже не стояло в зените, когда во дворе остались всего двое солдат. Одному из них, Эдройту, удалось уйти от косого луча Рэмпента и перейти в контратаку. Глаза его горели азартом; лицо со стиснутыми челюстями светилось. Наставник вздрогнул: неужели это первый за день достойный противник?

Словно в насмешку, виски пронзила острая боль, терзавшая его ещё с утра. За столько лет она стала его верной спутницей, напоминая о себе в самые разные моменты. Множество занятий не помогали, а лишь усугубляли эту проблему, что месяц за месяцем становилась всё хуже. Только навыки, въевшиеся в плоть и кровь, не позволяли ему проигрывать, расписываясь в своём недуге. После тренировок он всегда был выжат как лимон, но страшно гордился собой. Кровь деда-аликорна не зря текла в жилах Рэмпента, не желающего признавать свои слабости.

Задумавшись, он едва не пропустил зелёный сноп, направленный в шею. Точность удара ошеломляла: если бы не телепортация, его бы точно задело. Эдройт был настроен решительно и сдаваться явно не собирался. Хитро сверкнув изумрудными глазами, он сотворил себе щит и, укрывшись за ним, выдал серию кратких залпов. Тренер успел пропустить два из них, и в голове промелькнула мысль, страшная в своей нелепости: «Он меня победит!» Гвардеец обстреливал его, не зная усталости и не давая снизиться. Рэмпент переглянулся с женой, успев послать ей кривую улыбку: бывало и похуже! Воспользовавшись преимуществами, которые даёт самолевитация, он разил сверху, уже не стесняясь применять огонь, лишь бы скорее взять верх. Вот уже первый луч мазнул по груди Эдройта, заставляя его издать невольный вскрик.

Примерившись, Рэмпент сделал защитный купол атакующим, чем сбил его с ног. Затем опустился на землю и посмотрел на Фрозен Харт, которая только что завершила тренировку. Её дела были куда лучше: она успешно победила своего ученика, сержанта Дилиджента. Подойдя к ней на нетвёрдых ногах, муж искренне сказал:

— Никогда ещё я не был так рад завершению.

— Я тоже, — вздохнула Фрозен Харт, глядя на него с затаённой тоской.

Весь день она чувствовала его, чувствовала совсем рядом, — средоточие пылающего ясного света, пронзающего каждую частичку её тела. Они не сражались уже семь лет — после рокового путешествия по далёкой Зебранике, изменившего их жизнь. Попросив погадать Рамлу, шаманку из приглянувшейся им деревни, Рэмпент подписал себе приговор, хотя Фрозен Харт не поверила ей. Да и можно ли поверить в то, что однажды она убьёт его — того, чья жизнь давно стала для неё едва ли не дороже собственной? К сожалению, муж отнёсся к пророчеству слишком серьёзно, отказавшись от поединков с ней. Теперь они тренировались только с гвардейцами, и никогда — друг с другом. Порой ей казалось, что ещё можно всё изменить, вернуть былое. Но каждый день перед ней оказывался не Рэмпент, а очередной солдат с несколькими годами опыта, и биться надо было не в полную силу, а держать её под контролем. И чувство, что она перед равным противником, рассеивалось, оставляя горький привкус на губах.

— Мама? — осторожно спросил Сайлент, дёргая её за хвост. — Что с тобой, мама?

— Я в порядке, сынок, я в порядке, — рассеянно откликнулась она.

— О чём ты задумалась? — сын не сводил с неё напряжённого взгляда.

Фрозен Харт оглянулась на мужа, тяжело прислонившегося к ближайшему дереву. При одной мысли о о том, что он чувствует, в груди заныло — остро и больно. Рэмпент стискивал зубы, глаза его закатились, а веки слабо подрагивали.

— Ты знаешь, почему я перестала сражаться с твоим отцом, Сайлент? — ответила она вопросом на вопрос.

— Ты никогда мне не рассказывала, — удивился тот. — Но я хотел бы об этом узнать. Ведь без причины бы так не вышло.

— Ты прав, — Фрозен Харт задумчиво посмотрела перед собой. — Раз уж ты хочешь, я расскажу. И твои подруги пусть слушают.

Услышав последние слова, Селестия и Платина подбежали к ней и встали напротив. Фрозен Харт улыбнулась, видя, каким огнём загорелись их глаза.

— Семь лет назад мы с Рэмпентом путешествовали по Зебранике. В одной деревне нам встретилась шаманка. Её звали Рамла; она была из тех зебр, что способны предвидеть будущее. Рэмпент пожелал узнать, что готовит ему судьба, и я его не отговорила. С тех пор ни дня не прошло, чтобы я не прокляла его решение.

— Почему? — встрепенулась Платина. — Что эта зебра предсказала?

— Что я стану причиной его смерти, — обречённо призналась Фрозен Харт. — И вместо того, чтобы поднять её на смех, он согласился. Это разбило мне сердце. Когда мы вернулись, он отказался от наших поединков. Моя ледяная магия стала его пугать. Но ради его безопасности я принесла эту жертву.

Она замолчала и машинально обернулась в сторону Рэмпента, но его там уже не было. Избавившись от мигрени, он телепортировал в замок ещё две минуты назад. Может, это и к лучшему: он хоть не слышал этого рассказа… Вот только на настроении его жены это никак не сказалось. Оно по-прежнему оставалось плохим, пусть теперь и по иной причине. Что, если однажды и Сайленту передастся страх перед её способностями? Будет ли он, как и отец, избегать её, когда начнёт учиться боевой магии? Фрозен Харт помнила, с каким трудом подчинила эту силу своей воле, не давая вырываться из-под контроля. Потребовалось немало лет, чтобы научиться держать себя в копытах. Чтобы не вызывать снег и мороз даже в жарко натопленной комнате. Чтобы не обращать в лёд тех, на кого мимолётно падает её гнев.

— Наверное, он слишком осторожен, — заявил Сайлент, всё ещё пребывая под впечатлением. — Но я тебя не боюсь, мама. И ты никогда не навредишь ни мне, ни папе, — уверенно добавил он. — Не сможешь навредить.

— Сайлент, мой наивный сынок, — голос Фрозен Харт заметно дрогнул. — Не суди обо всём прежде времени. Ты не знаешь, на что я способна. Много лет я училась управлять силой, что дарована мне судьбой. Но магию льда не так легко обуздать. Кто знает, когда я с ней не справлюсь? Моей жертвой может стать даже тот, чьей смерти я не желаю.

— Жаль, что Рэмпент с вами не сражается, — посетовала Платина. — Папа любил смотреть на ваши поединки. Говорят, они были прекрасны. Вот бы и нам их увидеть.

— Может быть, вы нам покажете? — неожиданно предложила Селестия, загораясь этой идеей.

— Что?

— Как вы солдат тренируете. Я хочу попробовать вас победить! — она с надеждой глядела на воительницу. Та раздумывала недолго: тяжело вздохнула, поняв, что кобылка так просто не отстанет, и кивнула. Селестия счастливо улыбнулась и встала, как умела, в боевую позицию, словно боясь, что Фрозен Харт передумает. Точно так же поступили и её друзья.

На лицах всех трёх жеребят была написана отчаянная решимость показать себя с лучшей стороны. Лицо Фрозен Харт не выражало ничего. Ровное и спокойное, будто она не сражаться собралась, хоть и в шутку, а спать ложиться. Платина первой выпалила в неё — внезапно, быстро. Но атака была играючи отражена небольшим щитом. Снова выстрел — уже Селестии, потом Сайлента, и опять тщетно. Казалось, что противница не только не устаёт, а даже не напрягается, легко вращаясь вокруг своей оси, уклоняясь и отражая удары. Морозная грива, сияющая, яркая, не успевала опуститься на спину. Лучи искрились и гасли, встречаясь с другими лучами. Выстрел, ещё — Сайлент пошёл в атаку, тесня мать к краю площадки, используя все уже известные ему заклинания. Подруги помогали ему как могли, наступая сразу с двух сторон. Мелькнуло что-то белое — и их обеих сбило с ног кучей снега, накрывая с головой, не давая опомниться. Тремя минутами позже Сайлент поскользнулся на ледяном настиле, не сумев вовремя врезаться в него копытами. Фрозен Харт понятливо улыбнулась и подошла, помогая подняться упавшему сыну.

— Мне и толикой твоих умений не овладеть, — со вздохом проговорил тот, поднимаясь и отбрасывая чёлку со лба.

— Это не так, — мягко возразила мать. — Я вижу в тебе немалую силу. Ты хорошо бьёшься для своих лет, Сайлент. Дай солнце и луна, ты станешь ещё более могущественным.

— Я бы очень этого хотел, мама, — мечтательно проговорил Сайлент. — Меня даже Старсвирл хвалит. Сегодня у меня одного получилось зелье роста. Платина поторопилась, а Селестия не тот ингредиент добавила.

— Ты молодец, сынок, — Фрозен Харт засветила рог, заставляя снег испариться. — И впредь не спеши, не гонись за победой. Делай то, что надо, и думай о результате. Тогда удача к тебе сама в копыта придёт.

— О чём вы говорили? — к ним подлетела Селестия, всё ещё дрожащая от холода. Платина подоспела следом, на ходу вспоминая согревающее заклинание. Наконец, вспомнив, направила поток тёплого воздуха на себя, а затем на подругу. Быстрые судороги сменились приятным чувством тепла, пробравшим до самых костей.

— Мама сказала, что однажды я её превзойду по силе, — не без гордости похвастался Сайлент.

— Хорошо, если так. Но с Гасти Великой ты вряд ли сравняешься, — убеждённо сказала Платина, поправляя гриву. — К ней ни один маг даже близко не подойдёт.

— Откуда ты знаешь? — вскинул брови собеседник.

— Она моему деду, королю Эфлейму, помогла вернуть трон. Если бы не она, нами бы до сих пор Грогар правил.

При звуке этого имени Сайлент мигом навострил уши. Грогаром его как-то пугал отец, пытаясь заставить лечь спать, оторваться от очередной книги. Кажется, это был создатель эквусских монстров, которых до сих пор так до конца и не истребили. Более века назад он захватил весь континент, подчинив себе даже неприступные облака Пегасополиса. За минувшие годы его имя понемногу стёрлось из памяти единорогов, оставшись разве что на страницах старых фолиантов. Воспоминания о его тирании стали рассказами, рассказы — сказками. И пройдёт ещё немало лет, прежде чем сказки превратятся в легенды, неотделимые от фантазии.

— Кажется, вам пора на обед, — Фрозен Харт словно прочла мысли сына. — После занятий он вам не помешает. Ступайте в замок.

Жеребятам не потребовалось много времени, чтобы последовать её совету. Обедать решили в покоях родителей Сайлента. По пути Платина раздумала и, предупредив друзей, убежала искать отца. Потеряв жену при родах, он не любил надолго отпускать от себя дочь, о чём знал весь замок. Никто и не пытался её удержать.

Позади осталось немало коридоров, когда перед ними наконец возникла знакомая дверь. Две служанки, стоящие по бокам, сразу же распахнули створки и посторонились, пропуская детей внутрь. В огромных, богато обставленных покоях было тихо; медленно плавились свечи в двух канделябрах на накрытом столе. Хозяин комнаты полулежал на диване, держа перед собой тарелку с фруктовым салатом. Время от времени он подносил ложку ко рту и жевал, кажется, не чувствуя вкуса.

— Папа? — позвал Сайлент. Рэмпент был так поглощён своими мыслями, что не сразу услышал, как к нему обращаются. Жеребёнок позвал ещё раз, и он вздрогнул, моргнул и поднял глаза, устало улыбнувшись.

— Прости, сынок, я задумался. Вы давно пришли?

— Только что. Мы с мамой немного поиграли, а потом она сказала, что пора обедать. Ты не против, если Тия здесь останется?

— Конечно, нет, пусть остаётся, — вздохнул Рэмпент. — Я уже пришёл в себя, — признался он в ответ на сочувственный взгляд. Потом легко поднялся, кивая на стол. Жеребята поспешно уселись и выбрали себе блюда по вкусу.

После услышанного во дворе провести трапезу молча казалось настоящей пыткой, а потому, призвав на помощь смелость, Сайлент решился расспросить отца.

— Расскажи нам про Грогара, папа, пожалуйста.

Рэмпент чуть не подавился остатками салата и с трудом сдержал кашель. Вопрос был неожиданным.

— Этот рассказ был бы долог.

— А вы о главном расскажите, — вмешалась Селестия. — О Гасти Великой, например.

Ей безумно хотелось узнать о ней как можно больше, но она промолчала: настаивать было бы бестактно.

— Это моя мать, — задумчиво проговорил Рэмпент. Глаза его затуманились воспоминаниями, губы тронула грустная улыбка. — Гасти Повелительница Ветров — так её ещё называли. Это был её особый талант. Столько лет уже прошло, а я до сих пор её помню. Помню её смех, её голос, красную прядь в зелёной гриве… Ты, сынок, — он кивнул на Сайлента, — от неё это унаследовал. Такой она была могущественной, что ветер покорялся её воле, а пони следовали за ней. Она была не только волшебницей — она была вдохновителем, полководцем, оратором, она была всем! Благодаря ей рухнуло царство Грогара и исчезли монстры.

— Она возглавила восстание? — тихо спросила Селестия, заворожённо глядя на изменившегося рассказчика. Он словно засиял изнутри мягким светом, погружаясь в воспоминания.

— Не совсем, — усмехнулся тот. — В набранной ею армии один единорог ей не подчинялся. Сплэндор из Троттингема, сын аликорна Торрида. В могуществе он ей не уступал. Это стало причиной их ссор, но перед лицом врага они объединялись…

Голос его плавно тёк, погружая жеребят в дни, заполненные леденящим душу страхом и безрассудными поступками. Тиранией Грогара и лишениями, что казались самыми непереносимыми. Он повествовал о днях, когда шла война, когда самой большой неприятностью была смерть от лапы или клыков монстра, а самой большой радостью — выигранная битва… Он говорил, и перед слушателями вставали яркие образы прошлого, такого далёкого, что даже представить было сложно.

Когда Рэмпент замолчал, они смотрели на него во все глаза. Он рассказал о любви Гасти и Сплэндора, о том, как они одолели Грогара, как спрятали его колокольчик на горе Эверхуф. И ни слова о своём детстве и причине смерти его отца-полуаликорна. Но это было ни к чему. Потому что вот он сидел перед ними — многоопытный, гордый, но бесконечно одинокий. Единственный сын величайших героев Единорогии. И не составляло труда представить, что в его прошлом было больше потерь, чем приобретений, горя, чем радостей.

— Спасибо, — вдруг выдохнул Рэмпент.

— За что? — хором удивились жеребята.

— За то, что заставили о них вспомнить. Мне это было нужно. Спасибо.

— А что с моим дедушкой случилось? — не выдержал Сайлент после минуты молчания. — Ты так и не сказал. Он же не мог просто так умереть…

Отец как-то странно хмыкнул, склонив голову, и ничего не ответил.