Неожиданный приказ.
Неожиданный приказ. Глава X: Через реку Кляйну.
На Грифонском континенте вспыхнул новый конфликт, такой же глупый и бессмысленный, как и множество других до него. Нашей редакции плохо известно о том, что послужило поводом к очередному кровопролитию, но это и не очень важно, ведь всем известно, что грифоны — народ вспыльчивый, вздорный и кровожадный. Хорошо, что эти варвары нашли удовольствие в уничтожении друг друга, не пытаясь при этом посягнуть на пределы наших восточных побратимов. Остаётся надеяться, что внешние интересы Эквестрии не окажутся затронуты в итоге сражений преуспеет наиболее справедливая и достойная из сторон, если к грифонам вообще можно применить понятия "справедливость" и "достоинство".
Краткая заметка в одном из номеров кантрелотской редакции газеты "Эквестрия Дэйли", сообщающая о начале Северо-Восточной войны.
Долгожданный час отмщения настал! Силы республиканского правительства Герцланда начали освободительный поход против тиранов и угнетателей! Нам пока мало известно о подробностях, но мы уже знаем: что доблестные войска республики уже нанесли серьёзный ущерб неприятелю, и их наступление идёт полным ходом. Возможно, вскоре мы увидим нового союзника в Грифонии, новое государство построенное на законах справедливости и дружбы! Гармония шагает по восточным странам, сметая косные и отсталые режимы. Настанет час — и весь грифонский народ отбросит распри и покается за свои прегрешения, объединившись под общими ценностями!
Краткая заметка в одном из номеров балтимейрской редакции газеты "Эквестрия Дэйли", сообщающая о начале Северо-Восточной войны.
В помещении стояла тишина. Мерно тикали часы, где-то за дверью слышался треск зуммеров, чья-то речь и топот.
— Значит, Кемерскай бросил все свои силы на прорыв к Влегульсу и Ротвассеру? — Моргенклау сделал несколько шагов в другой конец помещения, оказавшись у стены, украшенной ростовым портретом Тилля Храброго — первого герцога Феатисии, предка Герлаха Молчаливого, с которым Протектор в последнее время активно и весьма уважительно общался. Да, знал бы этот грифон, стоявший у истоков Рейха, до чего довели страну его потомки...
— Да, судья по активности боевых действий, республиканцы бросили туда все свои сильные резервы, чтобы прорвать фронт. Однако, их потуги не выглядят опасными. — Маршал Эбонфлюг подошёл к Фердинанду и тоже начал смотреть на картину. Какое-то время они оба молчали.
— Подобное действие со стороны противника только облегчают нам задачу. — наконец произнёс Моргенклау. — Нужно начинать форсирование Кляйны. Даже если мы уступим часть территорий на северо-восточном участке фронта, взамен мы получим возможность совершить прорыв с решительными целями.
— Согласно всем военным трактатам, на направлении главного удара должны быть сосредоточены лучшие силы. Если верить сводкам с фронта, то враг бросил в атаку самые опытные и укомплектованные свои войска. Следовательно, на остальных участках фронта он ослаб. Каждый день и каждый час в играет республиканцам во вред, ведь они уже увязли в нашей обороне и несут большие потери. Стоит ли говорить о том, что наша армия намного многочисленнее неприятельской — мы можем концентрировать силы на большем числе направлений.
— Хорошо. — Фердинанд отвернулся от портрета и отправился к письменному столу. — Какие силы в таком случае мы можем выставить?
— Корпуса фон Манхайма и фон Литке перейдут в наступление по моему приказу, они уже стоят на берегу реки и находятся в полной готовности. Позже появится возможность придать к ним кайзер-роту фон Гельткройца и 1-ю феатисскую бронебригаду.
— Это наступление станет нашим ответом на их действия... И если оно удастся — война может закончиться даже не начавшись.
Артиллерия била без умолку, над соседним берегом Кляйны поднялась плотная земляная взвесь. В бинокль можно было разглядеть смутные очертания линий окоп, опоясывающих несколько деревушек на той стороне. После артподготовки от этих селений скорее всего не останется даже стен. С северного берега отвечали, но мало и жидко: скорее всего это было вызвано износом стволов и малым числом снарядов, это виделось ему странным и даже немного непривычным.
— Вы обстреливаете их десять часов подряд, не слишком ли это долго? — Спросил Агриас, отходя от стереотрубы.
— Вы думаете, что это убьёт внезапность? — Спросил у него Гельмут, подкручивая регулирующие болты для удобства. Полковник стоял к чейнджлингу спиной, но он интуитивно понял, что тот кивнул.
— Что-ж, я вас понимаю. Помнится мне, что под конец гражданской войны наши пушки никогда не обстреливали неприятеля дольше двух-трёх часов. Но военные приёмы забываются, их нужно вспоминать заново. Тем более, у наших действий предпосылки более чем логичные. Пусть мы не добьёмся внезапности — неприятель всё равно не сумеет ничего нам противопоставить. — после этих слов фон Цапфель наконец отрегулировал стереотрубу под себя. — Красиво же тут... — Проговорил он про себя. На чердаке установилось молчание, нарушаемое только отдалённым грохотом канонады и отголосками штабного гама внизу.
— Герр Агриас, а который час? — Не отрываясь от трубы спросил Гельмут.
— Без пяти восемь.
— Что-ж, — вздохнул полковник, — надеюсь всё пойдёт по плану. Побудьте пока при мне, вы можете мне понадобиться.
Минутная стрелка часов медленно, но верно делала обороты по своей оси. — Два острых грифонских глаза были прикованы к этой стрелке, будто в ней была заключена их жизнь и их смысл. Но вот они оторвались от часов, отправившихся в карман серо-бурого офицерского кителя. Их владелец окинул траншею холодным взглядом, в котором было всё и ничего. Стрелка только что пересекла точку невозврата. Им нужно было идти, прямо сейчас.
Шпага покинула ножны капитана Панкраца, он громко свистнул и быстро выкарабкался из неглубокой траншеи, увлекая за собой остальных. Впереди было метров двадцать берега, дальше начинался брод. Солдаты спрыгивали в холодную воду, увязая сапогами в речном иле. Идти было трудно, стремительно начавшееся наступление вдруг замедлилось, но это было лучше, чем спотыкаться, барахтаться и терять порядок. Заросли на противоположном берегу были сильно посечены осколками: имперский огневой вал накрыл всё от берега до главных позиций, и при этом всё ещё продолжался. Панкрац начал переходить реку вместе со вторым взводом. Он увидел колонны соседних батальонов, форсирующих реки в других местах. Это хорошо: значит они не перегнали и не отстали от соседей, значит всё началось вовремя.
Переправа длилось не долго и не быстро — для кого-то это казалось вечностью, кто-то и не заметил, как оказался на другом берегу. Хайнц сделал широкий шаг — его нога на половину утонула в топкой зеленовато-чёрной жиже. Сапоги стали тяжёлыми от набравшейся в них воды, солдат практически целиком промок — от воды удалось спасти только перчатки и манжеты шинели. Кто-то подал ему приклад винтовки, солдат ухватился за него и вскоре уже обоими ногами стоял в липкой грязи.
— Шевелись! — Прямо у него над ухом раздался голос Майера, Брецель поднял голову и увидел его: унтер офицер подавал приклад винтовки всем, отстающим. Хайнц оказался одним из них. Рота уже строилась у разбитых и покинутых позиций вражеского предполья. Отсюда ходы сообщения вели к главным позициям. Согласно плану, Панкрац должен был ждать, пока переправятся остальные роты батальона. Майор появился вместе с третьей ротой. Он был один: штабные и пулемётчики завязли где-то в хвосте, им пришлось намного туже строевых солдат.
Фон Таубе с мрачным видом осмотрел переправившиеся роты. Нельзя было атаковать с ходу, сначала нужно было узнать о соседях. Вслед за третьей ротой реку перешло двое посыльных. Их тут же отправили к Крамеру и фон Оствальду, а пока известий от них не было — батальон кое-как занял находившиеся поблизости воронки и остатки ячеек предполья.
Прошло несколько минут, гонцы пока не возвратились. Адриан достал бинокль и начал осматривать вражеские окопы, превратившиеся после длительного обстрела в нагромождение воронок и мусора. Можно было бы подумать, что от такого обстрела в принципе не может остаться выживших, но Таубе знал: где-нибудь обязательно отыщется блиндаж или штольня, где кто-нибудь уцелел. Их всё равно встретят огнём и им всё равно придётся прорываться с боем, а большая часть снарядов истрачена впустую.
— Ну где там эти медлительные остолопы?! — Нервно вопрошал майор, шагая в полный рост среди солдат его батальона, которые пытались хоть как-то привести себя в порядок после переправы.
— Хоть воду из сапогов вылить успеем. Заодно и тылы подтянутся. — Ответил ему один из взводных. Адриан хотел было цикнуть на него, но слова были здравые, поэтому грифон кивнул и промолчал.
— Господин майор, посыльные возвращаются! — Один из солдат показал когтем в сторону, куда ушёл один из делегатов связи. Сейчас грифон возвращался оттуда, вид у него уже был довольно разбитый. Другой гонец вскоре тоже показался из-за чудом уцелевших камышовых кустов, его положение было не лучше.
— Батальон... Крамера... целиком... форсировал... — Запыхаясь начал докладывать грифон, не успевший даже вылить воду из сапог и уже куда-то посланный. Его товарищ не стал перебивать докладчика, но тот быстро закончил говорить.
— Фон Оствальд тоже... переправился. — Наконец доложил второй гонец.
— Хорошо. Отдохните пока, а нам пора выступать. Тылы подтянулись? — Спросил Адриан у одно из офицеров, оставив посыльных в покое.
— Да, герр майор, на том берегу уже никого! — Отрапортовал подчинённый. И действительно: расчёты станковых пулемётов и телефонисты всё же справились со своей тяжёлой задачей.
— Батальо-он! — зычно прокричал фон Таубе, так чтобы его услышали все. — Стройся!
За командой майора эхом последовали команды ротных и взводных. Солдаты быстро вставали и формировали боевое построение. Вскоре фланги его подразделения встретились с флангами соседей. Фон Таубе достал часы: они показывали без двадцати девять. Полк опоздал с развёртыванием на десять минут, а то и больше. Так или иначе, приказ нужно было выполнять.
Огневой вал сдвинулся ещё дальше, с целью перерезать вражеским укреплениям пути снабжения. Это означало, что пехоте пора было наступать. Цепи тремя волнами двинулись вперёд. Расстояние до вражеских окопов было порядочным — около семиста-восьмиста метров.
Республиканцы не стали укреплять непосредственно берега реки, ограничившись размещением там передовых застав. Основная линия находилась в отдалении, а река тут воспринималась скорее не как защитная стена, а как препятствие, на которое нужно было затратить времени достаточно, чтобы артиллерия открыла огонь по заранее отмеченным ориентирам. Об этой задумке знали буквально все, и герцландские военные знали о ней в первую очередь. Эта линия была возведена здесь ещё тридцать лет назад, за это время, благодаря перебежчикам, мирному населению и аэрофотосъёмке удалось так хорошо изучить укрепления, что у имперцев даже была возможность создавать точные копии позиций республиканцев для отработки их штурма. Тем не менее, всё равно был избран план полного их уничтожения. Зачем учиться брать то, что можно просто сравнять с землёй?
Атака полка началась: цепи пехоты двигались вперёд по полю из свежих воронок, трудно было распознать невооружённым глазом, где кончается зона разрушений и начинаются остатки позиций неприятеля. Через реку наводились понтоны, по которым уже тянулись колонны резервных сил, необходимых чтобы "подпереть" атакующих, если там придётся тяжело.
— Знаете, господин майор... — медленно проговорил полковник, не отрываясь от стереотрубы. — У меня для вас есть задание.
Чейнджлинг оживился, отвлёкшись от своих мыслей.
— Я слушаю вас.
— Съездите-ка на передовую, к майорам.
— Что-то случилось?
— Нет, пока нет. Просто съездите, посмотрите, так сказать в натуре. Вам ведь самому было интересно, разве нет? Я отпускаю вас в поле, может быть вы там кому-нибудь пригодитесь, как боевой офицер.
— Слушаюсь. Спасибо вам, герр полковник. — Агриас отсалютовал и двинулся к лестнице.
— Только не лезьте там на рожон. Это мало кто оценит. — Напоследок сказал фон Цапфель, не отрываясь от стереотрубы.
— Лезть на рожон недопустимо для чейнджлингского офицера. — Ответил ему цу Гардис, и начал спускаться вниз. В этот момент на чердаке зазвонил телефон, но перевёртышу это уже не было особо интересно.
Мельница, стоявшая на искусственном холме, была превращена в штаб и наблюдательный пункт. Это было теоретически опасно, ведь высокое здание легко обрушить попаданием снаряда, но в сложившейся ситуации республиканские пушки были навряд-ли способны на подобное. После того, как их позиции вычислила и накрыла косым огнём имперская артиллерия, их опасность и вовсе сошла на нет.
У выхода Агриаса верно ждал денщик. В последние дни офицер старался никуда без него не ходить, следуя своей старой привычке. Ещё в Олении чейнджлингу было трудно справляться со своими обязанностями без помощи ординарца, здесь же у него был Карл, солдат не таких больших заслуг, зато не лишённый ответственности и исполнительности.
— Здравия желаю, господин майор! — Козырнул Эрстфедер.
— Нам нужно торопиться. Следуйте за мной. — Оборвал его Агриас, спускаясь с холма к дороге, у которой стояли штабные автомобили — грузные и тяжёлые машины, слабо отличавшиеся от гражданских аналогов. Чейнджлинг с денщиком сели в одну из таких машин.
— К фронту. — Сказал Агриас водителю. Тот покосился на него, но ему пришлось повиноваться. Автомобиль сдвинулся с места и поехал по просёлку, выводившему прямо к берегу реки. Машине приходилось держаться края дороги, ведь остальное и без того неширокое полотно было занято марширующей пехотой, различными обозами и прочим подобным. Это были абсолютно незнакомые Агриасу войска, даже их униформа как-то неуловимо отличалась от той, что носили кронцы и феатисцы. Язык этих грифонов звучал странно, непонятно, это явно был какой-то диалект герцландского, которого Агриас ещё не слышал.
Несмотря на загруженность дороги — продвигались они довольно быстро, и через какое-то время штабная автомашина притормозила у какого-то брошенного сарая, стоявшего в двухста метрах от траншей штурмового плацдарма. Странно, что это ветхое здание не было разобрано военными на различные нужды. Дальше ехать было проблематично, и даже немного опасно: иногда туда всё-таки долетали снаряды и мины, водитель не собирался лезть туда, Агриас не собирался на него давить.
Покинув машину, офицер и денщик продвигались дальше на своих четверых. На пути им попадались какие-то незнакомые грифоны, с которыми чейнджлинг побаивался заговаривать.
— Откуда эти солдаты? — Спросил он у Эрстфедера.
— Трудно сказать. По говору на катеринцев похожи, но вид у них больно представительный.
— А что в этом такого? Что не так с их видом?
— Что не так? А тут одно слово — катеринцы. Шельмы первосортные, господин майор. Их в Столице немало шастает по базарам и рынкам всяким: надувалы, ворьё, штрейкбрехеры — всё это катеринцы. Катерин — это земля на востоке Герцланда, захудалое такое княжество, там правила больная на голову грифина. Говорят, она от дурного болотного воздуха крышей съехала, только вот брехня это про "дурной воздух" — врачи уж всё давно всем объяснили, что от болотного тумана с ума не сходят. А вот от кровосмешения... От кровосмешения можно и сойти. Наш кайзер был может и не большого здоровья, зато хоть разумный и даже благородный. А вы подумайте, что будет со страной, если ей дурочка будет править? То-то и оно. Жалко их конечно, не их вина, но прощать за пакости различные тоже не хочу.
— Понятно всё, ну теперь хоть повоюют. Война, как известно, меняет характер. — Ответил Агриас на слова денщика, который тот старался произносить так, чтобы окружавшие их солдаты ничего не расслышали. То, что сказал чейнджлинг прозвучало как бы между прочим, но в голове чейнджлинга встал вопрос: "А в какую сторону она его меняет? В лучшую ли?". Его личный опыт скорее говорил об обратном, но перевёртыш стремился замолчать это, в том числе и от себя.
— Тут уж как знать. — Многозначительно проговорил Карл, осматриваясь вокруг. Агриасу показалось, что грифон в этот момент прочитал его мысли.
Расчёт оказался верным: стоило батальону подойти на расстояние четырёхста, как в воздухе послышался свист пуль. Это было похоже на моросящий дождь, постепенно превращавшийся в сильный ливень. Цепь роты Панкраца немного разредилась и прибавила ходу, переходя на бег. Отстреливаться сейчас было бессмысленно, нужно было как можно быстрее добраться до врага и выбить его в ближнем бою.
Хайнц нёсся среди бойцов своего взвода, стараясь не отставать и не перегонять их. Враги явно не были меткими стрелками, но на таком расстоянии трудно было не попасть. То и дело он слышал крики и стоны падающих солдат, кто-то валился на землю молча, кто-то в горячке атаки не замечал собственных ранений. Штыки уже были примкнуты заранее, но они скорее всего окажутся почти бесполезными в предстоящей свалке. На грифонских ружьях штыки были не игольчатыми, а клинковыми. Ими можно было орудовать как длинными тяжёлыми ножами. Брецель видел впереди вражеские позиции, огрызавшиеся вспышками от винтовочных выстрелов. Стрельба республиканцев была беспорядочной, моросящей, если бы они били залпами — то имперцам было бы не сдобровать.
Цепи батальона фон Таубе быстро приближались к цели, но когда до противника оставалось двести метров, из казалось бы неприметной воронки ударил станковый пулемёт, оказавшийся на фланге первой и второй рот. К нерешительному винтовочном "пах-папах-пах-пах..." добавилось механически смертоносное "та-та-та-та-та...". Плотный поток пуль ударил прямо в левый фланг, по их взводу. Хайнц услышал звук падения — товарищ бежавший рядом исчез. "Держать строй! Не залегать!" — Вопил их поручик. Майер не повторял приказа — значит с ним что-то случилось. Слух оказался забит звуками криков, близкой пальбы и свиста пуль, каким-то чудом ещё не тронувших его. Зрение сузилось до узкого окна, выхватывающего участок разрушенной траншеи, где мелькали перемазанные в глинистой грязи фигуры — их враги. Брецель и не заметил, как добежал до этой траншеи, не понял, что спрыгнул в неё, не помнил, как всадил штык в горло первого попавшегося грифона, а потом сам получил удар и повалился на дно окопа, механически выставляя винтовку между собой и неминуемой гибелью. Крики, удары, звуки возни и борьбы — он слышал их, но не мог воспринять. Его затылок отдавал тупой болью, перед глазами то сгущался, то отступал туман, высвечивающий какие-то мгновения происходившего вокруг. Он ещё чувствовал, он ещё думал. Он мог встать, он должен был встать.
Тут что-то упало прямо на него, придавив своим весом. Оно было тёплым и мягким, слабый грифоний нюх почувствовал запах грязи и крови. Оно было мертво, Хайнц застонал и отпихнул свежий труп в строну, использовав его как опору, чтобы подняться на задние ноги. Боль стала острее, зрение — чётче, грифон уже почти пришёл в себя.
— Хайнц, ты как? — Перед Брецелем будто бы из ниоткуда выросла фигура одного из сослуживцев. Поблизости уже не было ни драки, ни пальбы — враг отступил из окопа, он был среди своих.
— Ударили по голове... Болит очень.
— Давай, пошли. Мы их ещё не до конца выбили.
Вдвоём они прошли по траншее и вскоре свернули на то, что когда-то было путём сообщения. Он заканчивался через пару метров, переходя в снарядную воронку и полностью теряя свои очертания. За ней была ещё одна воронка и ещё одна, везде были видны следы прошедшего боя — убитые и раненые, которых оттаскивали в тыл. Мимо бойцов проконвоировали троих пленных. Только сейчас Брецель сумел их разглядеть — это были очень молодые грифоны в старых, заплатанных шинелях. На двоих из них не было головных уборов, на третьем была такая же старая и видавшая виды кепи, вместо сапог — прохудившиеся ботинки с обмотками. И это были те самые "отъявленные бунтовщики"? Те самые враги их отцов, что разожгли братоубийственную войну? Эти ребята из под юбки недавно выбрались, что они тут вообще забыли?
— Капитан приказал пленных не брать. — С долей злорадства проговорил один из конвойных. Брецель услышал сильный феатисский акцент. Один из уцелевших после того ночного налёта. Неудивительно, что теперь он был готов мстить. Пленные не понимали его слов и продолжали идти, ещё не подозревая о своей судьбе. Конвой протопал мимо Хайнца и его товарища, заставив тех смотреть им вслед.
— Вилли, тебе их жалко? — Спросил Хайнц.
— А чёрт их поймёт. Пошли лучше дальше, нужно своих догонять. — Угрюмо проговорил Вильгельм. Дальше они двигались без единого слова.
Агриас с денщиком быстро топали по перепаханному полю, обгоняя идущие цепи катеринцев. Где-то впереди сражался 4-й кронский, чейнджлинг стремился догнать его.
— Посвистывает. — Отметил Карл, когда над ними пролетела шальная пуля.
— В Олении я трижды чуть не погиб. Плевать мне на шальные пули! — Довольно резко отмахнулся майор, чувствуя как к нему возвращается старый азарт, заставлявший кровь гореть. Вскоре они уже добрались до наскоро развёрнутого полевого госпиталя кронцев. Вернее, это был скорее не госпиталь, а перевалочный пункт, куда приносили раненых. Полноценные госпиталя сейчас находились на той стороне, а все переправы были сильно загружены войсками. Всё, что сейчас мог сделать немногочисленный медперсонал — перевязывать и поить, надеясь на лучшее. Агриас окинул раненых беглым взглядом — ему в какой-то момент показалось, что кого-то из них он уже видел. Это чувство было настойчивым, правдивым.
— Герр майор... — Послышался чей-то слабый голос. Чейнджлинг остановился, обернулся и понял, что он исходил от грифона с перемотанным окровавленными бинтами животом. Это был Майер, командир отделения с которым он завёл знакомство ещё летом, когда никто ещё даже не подозревал о том, что всё это произойдёт.
— Поправляйтесь. — Сухо бросил ему Агриас, получив в ответ едва заметный кивок.
— Пойдёмте отсюда, господин майор. — Карл явно сильно нервничал от происходящего вокруг. Он никогда не бывал в бою и даже не предполагал, что ему придётся в нём оказаться. Перевёртыш молча последовал его совету.
Вскоре они оказались в самих окопах. Бой на этом участке стих, но справа и слева ещё слышались звуки перестрелки и отдалённые крики. Другие полки ещё сражались, но для 4-го пехотного всё уже было кончено.
Среди разбитых укреплений суетились сапёры, их задачей было "повернуть" позиции в другую сторону, чтобы они смотрели на врага. Выбив республиканцев со своего участка, полк начал на нём закрепляться, дожидаясь подходивших резервов и ожидая возможную вражескую контратаку.
— Где майоры? — Спросил цу Гардис у поручика, командовавшего сапёрным взводом. Тот указал когтем туда, где стояла одинокая полуразвалившаяся кирпичная стена. Туда чейнджлинг и направился.
Майоры собрались вместе, чтобы обсудить действия своих подразделений. Штаб пока не стремился переезжать поближе к фронту, поэтому им приходилось обходиться без его контроля.
— Скоро здесь окажутся катеринцы, как будем поступать? — Спросил фон Таубе у своих более опытных коллег.
— С ними навряд-ли есть полковник и какие-то штабисты. Думаю, договориться получиться. По плану наступления, мы должны наступать впереди, а они — сзади. Но мы справились быстрее, чем ожидалось, поэтому выходит накладка...
— Можно было бы продолжить наступать дальше, воспользоваться брешью. Герр фон Оствальд, вы собираетесь ждать? — Вмешался в разговор Крамер, молчавший всё это время.
— Полковник и штаб на том берегу, коммуникации растянуты, двигаться мы будем всё равно медленно — риск того не стоит. — вежливо осадил Крамера Клаус. — Главное сейчас с катеринским полком не смешаться, обеспечить порядок и дисциплину...
— Господа, смотрите кто к нам идёт! — Адриан первым заметил Агриаса и Карла. Чейнджлинг отдал салют на ходу, но не заводил разговора, пока не приблизился вплотную.
— Здравствуйте, рад вас видеть здесь. Я, кажется, опоздал.
— Нет, герр майор — вы прибыли как раз вовремя. Минут эдак двадцать назад мы тут насмерть резались. Я вот например заколол троих! — По-грифоньи улыбаясь проговорил фон Таубе, тут же поймав укоряющий взгляд фон Оствальда.
— Фон Цапфель послал вас вперёд себя? — Прохладно спросил Клаус, смерив перевёртыша взглядом.
— Выходит, что так. Штаб скоро подойдёт, можете об этом не волноваться.
— Волноваться нам приходится каждый день и каждый час. — вздохнул Оствальд, в очередной раз осматриваясь вокруг. — Дальше сопротивления быть не должно. Пройдём по их территориям как нож сквозь масло. До Волькенштурма всего несколько дней пешком.
— Разве здесь было сопротивление? Так, какая-то солдатня местного набора. Их даже расстреливать не было смысла. — Проговорил Крамер.
— Это всё остатки феатисцев из моего батальона. — сознался Адриан. — Там этот поручик с разгромленной погранзаставы взбесился — самолично пару сдававшихся прикончил, и своим приказал в плен не брать. А в таком кураже грех такому призыву не последовать.
— Странное дело... — подал голос чейнджлинг. — Я этих ваших республиканцев, помнится, страх как ненавидел. Иногда они мне казались хуже чем коммунисты даже. А вы вот, казалось бы, ещё сильнее их должны не любить, но при этом воспринимаете довольно спокойно...
— Республиканцы конечно сволочи и подлецы, — отвечал ему Оствальд — но военные есть военные. Кемерскай хоть и предатель — но он генерал, причём в своё время уважаемый. Ненавидеть надо бандитов и всякую мразь, что зовёт себя "войсками", а так же их проклятых демагогов-политиканов, любимцев черни и заморского закулисья... Но сделанного не обратить, не сильно и хотелось, впрочем...
Часы показывали около часа дня. Солнце уже начинало медленно клониться к закату. Они ещё не скоро двинутся вперёд, скорее всего придётся потерять ещё час или даже два. Какое-то незначительное время назад вокруг творился настоящий ад — сначала артиллерийская подготовка, потом страшный бой не на жизнь, а насмерть. Сейчас же всё относительно стихло, и только старшие офицеры важно расхаживали среди залёгшей пехоты, брезгливо отшатываясь от убитых и раненых. Кляйна была форсирована. Дальнейший успех был лишь вопросом времени.