Неожиданный приказ.
Неожиданный приказ. Глава V: Вечер в усадьбе Сильберфедер.
Дорогая Агриннис, спешу обрадовать тебя и родителей. Со мной всё хорошо, служба идёт спокойно.
Сейчас я нахожусь в Гриффенхейме — городе, о котором очень сложно сказать что-то однозначное, так как плохое и хорошее сочетаются в этом месте в самых неожиданных пропорциях. Гриффенхейм очень большой и довольно старый город, ввиду своей работы я пока мало знаю его, но со временем это должно исправиться в лучшую сторону. Я не могу рассказывать тебе, в чём конкретно заключается моя задача, но могу заверить тебя, что в обиду меня здесь вряд-ли дадут. Мне довелось познакомиться со множеством достойных офицеров, они ценят своё слово и своё достоинство и мне не стыдно трудиться с ними бок о бок.
Народ этой земли пока мало мне понятен. Я могу сказать лишь то, что грифоны живут и думают очень противоречиво. Грифон может говорить одно, а делать другое, причём не из лицемерия, а из вполне искренних чувств. Самые набожные из них вполне могут возражать и спорить со своими священниками, самые благородные и честолюбивые могут быть уличены в нелицеприятных поступках, и это считается за норму. Их страна и их общество пытаются жить по старому, но воспринимать новое, стараясь никак не менять своей закоренелой системы. Сами они говорят, что это всё следствие "духовного кризиса", вызванного коллапсом Империи. Во что выльется этот кризис я судить не могу, но остаётся надеяться, что варварское братоубийство не возобновится с новыми силами.
Я мог бы рассказать тебе много интересного о своей работе, но это запрещено. Поэтому, мне остаётся только выразить надежду о том, что скоро увижу на своём столе твой ответ, а так же ответы моих достопочтенных родителей. Скучать мне некогда, хотя иногда очень хочется.Твой брат Агриас.
С момента прибытия в полк прошло полторы недели. Обстановка в части была спокойной, можно сказать, даже слишком спокойной. Крупных учений не ожидалось, на выезды в поле можно было даже не надеяться. Агриасу всё это казалось непривычным, ведь служба в чейнджлингских частях была напряжённой и трудной, ни солдатам, ни офицерам было не продохнуть от учений и тренировок, все были начеку и постоянно к чему-то готовились. Даже в заштатном Сикарусе они держались в полном порядке, проводя максимум возможных мероприятий и поддерживая свои части в самой лучшей форме.
У грифонов же всё было намного легче. Солдатские упражнения состояли из строевой подготовки, стрельб и некоторых упражнений. В некоторые дни они бросали гранаты и ползали по-пластунски. На этом все их обязанности и направления деятельности заканчивались, и начиналось ничем не занятая пустота, немедленно заполняемая всяческой самодеятельностью, начиная от вполне легальных увольнительных и заканчивая всяческими махинациями, мало коррелирующими с уставными положениями. Офицеры в данном случае старались выдерживать баланс между строгостью и вынужденным попустительством. Иногда в полку прогоняли через строй какого-нибудь провинившегося солдата или ефрейтора, но на этом вся дисциплинарная взыскательность новых коллег Агриаса как правило кончалась.
Сам чейнджлинг при этом мало вмешивался в подобные дела, его служба в полку шла своим чередом. По факту, он был военным наблюдателем, и его задачей являлся сбор информации для своих соотечественников в Миссии. Но помимо этого у него появилось немало другой работы. У полка была собственная канцелярия, и от чейнджлинга требовалась проверка и коррекция документов, которые составлялись там. Полковник фон Цапфель при этом иногда давал ему собственные поручения, зачастую тоже имевшие бюрократический смысл. Знания Агриаса в военном деле были восприняты скептически, зато его дотошность и аккуратность в бумажных делах, по мнению грифонов присущая всем чейнджлингам, пришлась очень к месту.
Так или иначе, работы у майора было не так уж и много. Времени с лихвой хватало на сбор информации и написание отчётов. Его денщик, по имени Карл Эрстфедер, оказался очень полезен чейнджлингу. Он был из городских, поэтому имел относительно хорошее образование. Дружеского общения у них так и не сложилось, зато денщик помог чейнджлингу вникнуть во многие вещи, творящиеся в полку. Среди солдат о перевёртыше ходили всякие слухи, но Агриас твёрдо решил, что добьётся уважения рядового состава. Правда, в нынешней обстановке это было трудно сделать.
— Герр майор, как идёт ваша работа? — Пожилой чейнджлинг-оберст сел на один из двух стульев, стоявших в комнате майора. Он был одет в новенький китель и очки в тонкой оправе, Агриас не мог припомнить его, но это было и неудивительно.
— Всё хорошо, герр оберст, я собрал достаточно много информации и это далеко не всё из того, что ещё можно добыть.
— Да, ваши отчёты радуют подробностью. — похвалил Агриаса оберст, откидываясь на спинку стула. — Наверняка вам удалось установить положительные связи с командованием полка.
— Это так, они относятся ко мне вполне положительно. — Кивнул цу Гардис.
— Что-ж, — чейнджлинг сделал короткую паузу и машинально поправил свои очки, следующие его слова прозвучали почти шёпотом, — я зашёл к вам не без причины. Ваша работа осведомителя в данный конкретный момент может сослужить хорошую службу Её Величеству. Разведка получила обрывки информации, гласящие о том, что в среде грифонских военных что-то происходит, и ваш полковник если не замешан в этом, то скорее всего рано или поздно окажется замешан. Поэтому вам следует внимательнее отнестись к своей работе и оповестить нас обо всех подобных намёках. Помимо вас этим так же займутся и все остальные наблюдатели, так что вскоре мы получим кое-какую картину происходящего, а так же будем знать, как на это реагировать.
— Я сделаю всё, что будет в моих силах и полномочиях. — Агриас встал со своего стула и отдал оберсту салют. Тот кивнул, и тоже встал.
— Желаю вам твёрдости и терпения, герр майор. — Всё ещё негромко сказал он, надел свою фуражку и направился к выходу. Спустя пару минут, в комнату вошёл Карл.
— Здравья желаю, господин майор! — Отчеканил грифон, прикладывая свою переднюю лапу к голове.
— Здравья желаю. — с иронией в голосе повторил чейнджлинг. — Вы, насколько я помню, отпросились в увольнительный.
— Точно так, отпросился. Как видите, прибыл вовремя.
Агриас достал из потайного кармана часы: они показывали без пятнадцати минут полдень. Совсем недавно кончилась лекция организованная чейнджлингскими военными специалистами. Действо малоинтересное, майор фон Таубе сказал Агриасу, что точно то же самое чейнджлинги говорили им раз эдак пять или шесть. Он сравнил подобные лекции с издевательским предложением бескрылому калеке взять и полететь.
— Действительно. Вы прибыли вовремя, как обещали. Вам удалось уладить свои дела?
— Да, удалось. Если бы не вы, я бы и не знал что делать...
— Мы сейчас живём по довольно таки вольному распорядку, да и вы мне не особенно нужны как денщик. Если бы мы были в другой ситуации, я бы вас так не отпустил. Кстати, а почему у вас тут всё так мягко? Я слышал, что в Кайзерхеере расстрелы и виселицы — нормальное дело.
— Это так, господин майор, но полк полку рознь. — карл прошёл вглубь комнаты и встал у стула, на котором только что сидел полковник. — Вы слышали наверняка, что армейская система у нас только наполовину призывная. Если солдат захочет — он может остаться в армии и служить дальше.
Есть полки, где таких солдат большинство. Один из этих полков — наш.
— Да-а... — задумался Агриас. — Герр фон Цапфель говорил мне об этом, о высоком числе старослужащих. Но разве это что-то меняет? В нашей армии есть целые дивизии собранные из солдат второго срока службы, и там к личному составу относятся ещё строже, чем в обычных частях.
— Меняет, господин майор. Для старого солдата офицер уже не так много значит. Как бы вам объяснить...
— Это известно, у ефрейтора дисциплинарный стержень не так твёрд, но разве это не повод относиться к нему с большей строгостью, чтобы он не зазнавался?
— У нас это не так работает... — Снова запнулся Эрстфедер.
— Выходит, офицерам приходится идти уступки солдатам? — С возмущённым недоумением спросил чейнджлинг.
— Не то чтобы на уступки, но всё же вступать в подобие договора. — наконец завершил мысль денщик. — Те, кто слишком жёстко относился к своим солдатам платили за это собственной кровью. Во время Революции яростнее всех бунтовали те части, в которых была самые злостные наказания. Наш полк хорошо показывал себя на последних учениях.
— Странно это всё. Как полк может хорошо действовать, если в полку нет железного порядка?
— Железный порядок нужен на войне либо на манёврах. А сейчас у нас мир и манёвров не предвидится. В полку почти нет новичков, некого муштровать и обучать. Все тут знают своё место и своё дело, и никто не зайдёт дальше, чем ему положено.
— Хотелось бы в это верить. — Задумчиво сказал Агриас. Он просидел тут слишком долго, нужно было возвращаться к работе.
На подходе к канцелярии чейнджлинг встретил Клауса Брауна, полковничьего денщика. Тот передал ему предложение зайти в кабинет фон Цапфеля к трём часам дня. Эта просьба сейчас значила совсем немного, до трёх часов ещё было более чем достаточно времени. Чейнджлинг занял своё место, там уже была порядочная кипа документов. Не могло не удручать, что боевому офицеру было приказано перекладывать бумажки и писать отчёты. В такие моменты ему хотелось, чтобы уже поскорее началась какая-нибудь война и у него появилась возможность заняться тем, что он умеет. Эта мысль напрашивалась сама собой, но не очень нравилась офицеру. Когда они маршировали по Хьортланду, многие уже тогда поняли, что их маршу не суждено кончиться на улицах оленийской столицы. И если те многие были правы, то и Герцланду рано или поздно предстояло поддержать чейнджлингскую страну в этом самом марше. Однако, в самом Герцланде об этом ничего не говорило. Если на улицах какого-нибудь Вракса или Везалиполиса реяли знамёна, а свисающие со стен рупора не умолкая транслировали пламенные речи и бравурную музыку, то в Гриффенхейме всё было спокойно. Здесь будто бы никто ни к чему не готовился и никто ничего не ждал. Всё жило своей размеренной жизнью, даже слишком размеренной для такого крупного индустриального города.
За окном канцелярии звучало пение птиц, а шторы колыхались от дуновений лёгкого летнего ветра. Вот раздалась отрывистая команда, за ней последовал треск ружейного залпа. Пение сорвалось в обеспокоенный гвалт, и тени десятков крыльев пронеслись по окнам. Чейнджлинг отодвинул занавеску и посмотрел вниз: там проходили стрельбы, ружейная и пулемётная пальба стали единственными громкими звуками на более чем два часа. "Они отрабатывают только меткость." — С досадой подумал Агриас, задёргивая штору и возвращаясь к работе.
Время шло, подходили и те заветные три часа, на которые была намечена встреча. цу Гардис расправился со всей работой намного быстрее, чем планировал. Его охватила скука, поэтому он решил понаблюдать за большим внутренним двором, на котором упражнялись солдаты Кронского полка. Майор даже засмотрелся на это зрелище, поэтому когда его окликнул довольно резкий голос старого денщика Брауна, цу Гардис даже немного вздрогнул.
Кабинет полковника фон Цапфеля разительно отличался от его домашних покоев. Здесь не было ничего лишнего, только дубовый стол-бюро, большой шкаф, несколько стульев и бюстовые портреты Гровера IV и Гровера V, висящие на противоположных стенах и смотрящие друг на друга с властной претенциозностью. Когда Агриас вошёл, Гельмут был занят письмом.
— О, вы явились. — произнёс он, деловито посыпая лист бумаги песком, чтобы чернила засохли. Когда с этой процедурой было покончено, грифон встал из-за стола и отдал честь. Агриас в свою очередь отсалютовал.
— Прибыл по вашей просьбе, герр полковник.
— Хорошо, присаживайтесь. — Фон Цапфель показал чейнджлингу стул. Это было не так обычно, ведь если бы ему дали бы какое-нибудь поручение, то присесть ему бы никто не предложил. Так или иначе, майор не стал ничего выяснять, а решил просто выслушать своего начальника.
— Не буду заходить издалека. Я хочу вам кое-что предложить. Дело в том, что у моего отличного товарища и коллеги сегодня собирается серьёзный вечер. Будет много офицеров и генералов, даже кое-кто из вашего посольства изъявил желание поприсутствовать там. Я ни в коем случае не требую от вас чего-либо, но всё же хочу вам предложить показаться на этом вечере.
— Герр полковник, а в честь чего устраивается такое празднество? — С некоторым скепсисом спросил чейнджлинг.
— У его двоюродного племянника родился сын. — Спокойно и как бы походя ответил фон Цапфель.
Агриас не стал ничего спрашивать, а полковник в свою очередь не стал ничего доказывать. Весь их немой диалог заключался всего в двух фразах: "Почему?" и "Почему бы и нет?".
— Хорошо. Я, пожалуй, посещу это собрание. — Согласился Агриас после короткой паузы. Думал он недолго, давешняя "просьба" оберста сейчас могла быть выполнена с лихвой. Неспроста ведь туда собираются генералы, может быть они будут что-нибудь там обсуждать? Агриас мало был похож на шпиона, но его нынешнее положение не оставляло иного выбора. Он попытается кого-нибудь подслушать или что-нибудь подсмотреть. Ему в этом наверняка помогли бы навыки знаменитой чейнджлингской мимикрии, только вот их у него не было, так как ему им не научили. Ну и разумеется, побывать на настоящем грифонском балу хотелось всякому, кто когда-либо читал грифонские романы и поэмы, а Агриас читал их и читал в своё время взахлёб.
— Как-то вы быстро согласились. Не стоит ли за этим какой-то особенной причины?
Агриас ответил не сразу, полковник видимо уже что-то подозревал. Так или иначе, это было не очень важно.
— Нет, герр полковник. Работы у меня очень мало, да и работа эта, прямо скажем... скорее показательная и не имеющая большой важности. Если все офицеры полка периодически покидают расположение, то зачем мне строить из себя автомата?
— Разумное замечание, герр майор. — с едва заметным лукавством похвалил чейнджлинга фон Цапфель. — Ладно, разрешаю удалиться. Мы выдвинемся где-то в пять вечера. Можете воспринимать это как свой первый увольнительный в нашей части. Пока можете разобраться со своими делами, времени достаточно.
Агриас кивнул полковнику и встал из-за стола, но уходить не собирался:
— Герр полковник, разрешите у вас спросить кое-что?
— Я слушаю. — Фон Цапфель сложил передние лапы домиком и внимательно воззрился на перевёртыша.
— Мой денщик рассказал мне много нюансов касательно полковых традиций, про какие-то "договора" с офицерами и всякое подобное. Мне это очень странно, хочу воспользоваться случаем и спросить у вас.
— Ну, это серьёзная тема для беседы. — вздохнул фон Цапфель. — Ваш денщик прав в этих случаях, а я говорил вам, что вам следует учить "войне, а не жизни". Сейчас у нас жизнь, на учениях мы изображаем нечто вроде войны, так что вам пока придётся терпеливо ждать, а уж я вам потом дам предостаточно шансов проявить себя.
— Всё это спокойствие и разнузданность может повредить моему чейнджлингскому военному духу. — Прямо и спокойно признался Агриас.
— О-хо-хо! — рассмеялся фон Цапфель, откидываясь на спинку стула. — Герр майор, и у кого тогда военный дух сильнее, если вам его приходится постоянно поддерживать, а у нас в этом нет необходимости? Неужели в королевской армии если солдат не гонять по полю хоть пару дней, они сразу превратятся в деревенщин-свинопасов, которые приклад от мушки отличить не могут? Ну вы конечно даёте, герр майор. Мы уж тут думали, что вы никаких духов не признаёте и уважаете только ratio. Теперь оказывается, что для вас нет иного духа кроме военного.
— Выходит так. — Ответил Агриас, и покинул кабинет, оставив Гельмута в сильно приподнятом настроении.
Пять часов настало довольно скоро. Это время чейнджлинг откровенно проскучал у себя в комнате, пока Эрстфедер снова где-то ошивался. Спать не хотелось, есть тоже, вся работа была выполнена, а единственный постоянный собеседник куда-то смылся; не пришлось бы ему за него отвечать...
Долго ли, коротко ли, но пора было выходить. Агриас выписал из посольства пару комплектов сменной формы, поэтому сейчас одел самый свежий и наглаженный из них. Вид у него был вполне презентабельный, пусть и по чейнджлингским меркам. Грифоны считали перевёртышей уродливыми и карликами, говорящими на странном и грубом диалекте их языка, поэтому на какое-то впечатление майор мог не надеяться.
Агриас встретился с фон Цапфелем, фон Оствальдом и фон Таубе в "кают-кампании". Крамер и Цеткин остались в расположении по собственному желанию, Айзенкопф же должен был остаться как заместитель полковника. Фогелькац же был совсем не против поехать на вечер, но не мог, так как совсем недавно вернулся в полк из отлучки и должен был разгрести несколько накопившихся проблем.
— Я вижу, герр майор отправляется с нами. — Весело проговорил фон Таубе, любивший все подобные мероприятия, в особенности из-за обильного присутствия на них слабого пола.
— Да, герр майор, я слышал, что там будут мои соотечественники. — Ответил Агриас.
— А у вас, чейнджлингов, бывает что-то наподобие балов?
— Да-а... Бывают. В нашем училище они были регулярным делом, я даже как-то раз танцевал вальс.
— И каково?
— Бросьте топор в воду и посмотрите как он поплывёт. Вот примерно так я и танцевал грифонские танцы.
Все присутствующие позволили себе посмеяться над тем, что сказал чейнджлинг.
— А есть у вас какие-нибудь собственные танцы? — Поинтересовался фон Оствальд.
— Есть конечно, только они очень простые. Два притопа, три прихлопа — вот и все наши танцы. После пары рюмок, да под губную гармонику это всё и танцуется. Если компания хорошая — то очень хорошо получается танцевать, аж пол трещит.
— Это, насколько я знаю, у всех копытных народов. Когда я был в Аквелии, местные пони примерно так же и танцевали. — С неожиданной серьёзностью сказал фон Таубе.
Компания офицеров покинула здание казарм и вышла на улицу, где им уже было подано две роскошных машины с открытым верхом. В первую сели фон Цапфель и Оствальд, во вторую — фон Таубе и Агриас.
— Ездить по местным улицам то ещё занятие. Никакого порядка. — Сказал чейнджлинг грифону, когда оба автомобиля тронулись.
— Известное дело, но все богачи скорее будут опаздывать, чем искать какие-нибудь другие пути.
— Насколько я понял, грифоны вообще не отличаются пунктуальностью.
— По крайней мере те, кто может себе это позволить. — Хмыкнул Адриан.
Дорога оказалась на удачу незагруженной, поэтому небольшой кортеж вскоре покинул городскую черту. Это была не та дорога, по которой Агриас въехал в город, но проходила она примерно там же — в районах, где концентрировалась большая часть загородных домов, где жили самые богатые грифоны города. Гриффенхейм рос благодаря крестьянам, которые постоянным потоком текли в столицу и другие города за лучшей жизнью. Примерно так же поступали и дворяне, многие из которых испытывали постоянные трудности с финансами и находились от клюва до кончика хвоста в долгах. Им приходилось продавать свои семейные поместья и покупать куда более скромные участки в окрестностях городов. Кто-то разорился с концами, кто-то стал заниматься гешефтмахерством и стал больше походить на бюргера, были и те, кто ещё держался за старые имения, стараясь сохранить своё достоинство. К такой категории принадлежал Гельмут фон Цапфель и Клаус фон Оствальд, у фон Таубе же от дворянского статуса осталась только приставка "фон" и родовая шпага. Из имущества же у него была достаточно скромная квартира в западных районах Столицы. "Мои почтенные предки едва держались в однодворках, я же скатился до одноквартирника." — Так он иронически отзывался о своём нынешнем положении.
Путь по пригородам был недолгим, они миновали несколько участков перед тем как оказаться у ворот большого и роскошного здания. В наступавших сумерках оно светилось высокими окнами и дополнительной иллюминацией. В окнах мелькали силуэты многочисленных грифонов в парадной одежде. Офицеры 4-го полка так же были в полном облачении: кепи, серо-бурые кители с золотыми пуговицами, галифе с лампасами, начищенные "чехлы для ног", которые грифоны называли словом "сапоги".
К машинам подошёл один из слуг, с целью удостоверить личности прибывших. Вскоре офицеры уже входили за ворота, каждый шаг грифонов отдавался гремел висящими у них на боку шпагами. Агриас потом замечал, что почти у всех присутствовавших здесь военных было при себе это старомодное и элегантное оружие.
На входе в дом их поприветствовали швейцары, предложив принять их головные уборы, грифоны отдали свои кепи сразу, а Агриасу не очень хотелось этого делать, но пришлось, только чтобы никто не смутился. Помимо них в прихожей находился алмазный пёс, являвшийся одним из офицеров дворцовой гвардии. Несмотря на то, что по форме им всем было положено носить одежды 8-го века, этот господин был в гражданском костюме, пусть и весьма ему подходившем.
— Grützi, герр Вольф. — Поздоровался с ним фон Цапфель, протягивая лапу. Пёс казался выше его на голову из-за своей вертикальной стойки.
— Рад вас видеть здесь. — Кивнул он, принимая приветствие.
— Я так понял, ваши товарищи из гвардии ещё не явились?
— И вряд-ли явятся. Честно сказать, я не знаю зачем мне тут находиться. — С тоской и раздражением сказал офицер. Агриасу его слова показались едва понятной тарабарщиной.
— Как минимум, вы можете хорошо поесть и выпить. — Попытался ободрить его полковник.
— У нас в гвардии кое-кто только и делает, что жрёт и обпивается. Для этого, знаете ли, в гвардию и идут. — Ещё мрачнее ответил ему Вольф, давая понять что говорить с ним сейчас смысла мало.
Грифон понял настроение собеседника, уважительно ему кивнул и пошёл дальше, в главную залу. Особняк Сильберфедер, куда они прибыли, был построен ещё в годы правления Гровера IV-го, поэтому вид его практически полностью соответствовал той уже поседевшей эпохе. Кое-что правда уже потускнело от времени, некоторые вещи хозяевам пришлось продать либо переделать. Хозяин этого особняка, тот самый счастливец, у родственника которого родился сын, был несомненно богат, но богатство его медленно, но верно заканчивалось. Вместе с состоянием меркла и красота роскошного дома, которым он владел.
Четверо военных преодолели небольшой коридор, в котором им так же повстречались различные приглашённые особы. Фон Цапфель знал их всех практически поголовно. Ему попадались знакомые офицеры, их жёны, дети либо родственники. Его приход быстро стал достоянием общественности и явно был воспринят положительно. фон Цапфелю раз за разом протягивали лапы, он же не обделял приветствующих вниманием. В местном высшем обществе пожилой полковник плавал как рыба в воде, у него здесь практически не было недоброжелателей.
Агриас за всё это время ни разу не почувствовал запаха табачного дыма. Никто не курил в помещении, а ведь если бы данный вечер проводился какими-нибудь чейнджлингскими корпоративными воротилами, то к потолку бы уже взвилось огромное ядовитое облако... Поведение собравшихся гостей было учтивым и почтительным, в отличие от пошлого и фамильярного тона, который его богатые соотечественники переняли от своих эквестрийских коллег. Всё вокруг казалось благородным и возвышенным, чем-то большим чем очередная офицерская попойка или вечер в закрытом салоне. Они вошли в главную залу, где находилась большая часть гостей. Военные в серо-бурых с золотым мундирах и какое-то количество по-светски одетых господ, а так же дамы в длинных белых платьях. Всё это общество сейчас разошлось в разные концы помещения и ожидало торжественного выступления хозяина вечера, после которого должны были начаться танцы.
Группа распалась: фон Цапфель и фон Оствальд ушли искать приехавшую сюда близкую родню. Фон Таубе и Агриас же остались вместе, так как обоим этого делать было не нужно. У Адриана из родных осталась только сильно больная мать, находившаяся на содержании у его дальних родственников. Майор очень сильно жалел, что не мог сам заботиться о ней из-за своей постоянной занятости и малого состояния.
— Знаете, герр майор. Мои коллеги конечно достойные офицеры, но ни я их не пойму, ни они не поймут меня. — пространно протянул он, осматривая весь блеск, окружавший его сейчас. Какое-то время он напоминал хмурую тучу, но его мрачность быстро прошла, когда его взгляд упал на присутствующих здесь дам. — Впрочем, это не так уж и важно. — Уже более задорно прибавил Адриан, решительно направляясь к своей новой цели.
Теперь, чейнджлингу оставалось лишь найти своих полумифических "соотечественников", которые должны были прибыть сюда. Он потерянно слонялся по залу, ловя на себе удивлённые и даже презрительные взгляды. Действительно, по сравнению с высокими и элегантными грифонами он выглядел как настоящий гадкий утёнок, вызывающий у окружающих чисто подсознательное отторжение. Это мало волновало Агриаса, он предпочитал больше смотреть и слушать, чем думать о чём-то подобном. Он обнаружил, что здесь говорили далеко не на одном языке. Чейнджлинг видел, как один дворянин общался с другим на аквелийском, а другой отвечал ему на феатисском наречии. Аквелиец выглядел хоть и вполне нарядно, но его поза, интонация и выражение лица были прямо нищенскими, он будто что-то выпрашивал у феатисца, как какой-нибудь бродяга выпрашивает монетку у проходящего мимо богача.
Как оказалось, таких дворян здесь было много. Кто-то ходил в гражданском, кто-то в полувоенном, кто-то говорил на герцландском, а кто-то предпочитал свой собственный язык. Аквелийцы, вингбардийцы, прайвенцы, волькештурмцы — благородные беженцы от революций и гражданских войн, нашедшие своё пристанище в последней мирной гавани, и теперь подобно теням рыскающие повсюду в поисках милости и денег, которые им так было противно зарабатывать самим. Скорбные призраки прошлого, иначе их было трудно назвать.
Вот Агриас увидел нескольких генералов. Они что-то обсуждали между собой, но рядом с ними присутствовал ещё один высокопоставленный офицер в мундире бордово-бурого цвета. Ещё один изгнанник, на этот раз военный. Чейнджлинг видел лихорадку в его глазах, тщательно скрываемую болезненную страсть, которую он пытался выразить собеседникам, но те слушали его вполуха, обсуждая какие-то собственные проблемы. Наконец, когда аквелиец стал совсем настырным, от компании герцландцев отделился генерал, чьи перья были ярко белыми, а глаза красновато-коричневыми. Он выслушал речь аквелийца с видом глубокого понимания, затем горячо пожал ему лапу и даже немного приобнял, но вместе с этим как бы дал понять, что разговор с ним окончен и больше приставать не стоит. Аквелийский генерал кивнул и поплёлся восвояси.
Тут к генералам подошёл чейнджлинг, в котором Агриас сразу же узнал Транкса. Его встретили тепло, можно сказать даже радостно. Видно было, что он тут вовсе не в первый раз и хорошо знает очень многих пришедших сюда. Тут Транкс заметил его.
— О, герр майор здесь. Не ожидал тут увидеть кого-то из наших. Идите сюда, не стесняйтесь, заведёте парочку хороших знакомств. — Произнёс чейнджлингский генерал, широко улыбаясь. И Агриас пошёл к ним. Ему не очень хотелось связываться с кем-то главным, но присутствие соотечественника его обнадёживало. Генералов было четверо, причём двое из них явно имели звания повыше генеральских. Больше всего внимания привлекал грифон-альбинос. Он держался в компании с большой вежливостью и участием, это напускало на него загадочности, ведь за такой маской могло скрываться всё что угодно.
— Здравствуйте, господа. — Произнёс цу Гардис, делая поклон.
— Здравствуйте. Это вас назначили в четвёртый полк? — Спросил один из генералов.
— Да, меня. Я майор Агриас цу Гардис, прибыл с полковником фон Цапфелем.
— Я генерал-лейтенант фон Кирхе, командир вашей бригады. Рад знакомству.
— Взаимно, герр генерал-лейтенант. — Снова поклонился Агриас. Фон Кирхе протянул ему лапу.
Остальные смотрели на всё это с иронией и даже каким-то странным умилением. Альбинос что-то вполголоса сказал одному из маршалов, тот важно закивал и что-то шепнул в ответ.
— Герр майор, я так понимаю, что вы прибыли сюда поужинать. — Спросил генерал-альбинос, ехидно прищурившись.
— Если будет гуляш — я отужинаю. — С нарочитой наивностью ответил чейнджлинг. Вся компания негромко рассмеялась.
— А ваш полковник — хороший грифон. — заметил белопёрый. — Я сегодня буду танцевать с его племянницей.
— Смелое заявление, герр Моргенклау. — Заявил фельдмаршал, с которым они только что перешёптывались.
— Смелость мне к лицу, герр Бронцшванц. Вы-то наверняка весь вечер просидите за картами. — Парировал Моргенклау, ничем тем не менее не задев маршала.
— Не те годы, герр Моргенклау, не те годы... Когда-то я сам вальсировал, теперь вальсируют мои сыновья. Время не знает жалости, знаете ли.
— Это так.
— Господа, вы заговорились. Скоро всё начнётся. — Подал голос второй маршал.
— Ну, герр Эбонфлюг, первый круг валься я уж обязан оттанцевать! — Живо и даже радостно воскликнул Бронцшванц.
Началось что-то вроде суматохи. Дамы искали кавалеров, а кавалеры дам. Все пары были составлены заранее, но кто-то не явился на вечер, что вызвало быстро уладившийся переполох. Агриас отошёл в тень нависающей над залой галереи и нашёл там довольно удобное креслице. Отсюда было очень хорошо наблюдать за всем происходящим. Он заметил полковника, его сопровождала жена, племянница и сын в военной форме, продолжатель фамильной традиции. Фон Оствальд тоже был с семьёй, но его сын и дочь уже разошлись к своим партнёром, сам же майор, видимо, собирался танцевать со своей женой. Фон Таубе же был молод, неженат и очень доволен этим. Подобные вечера расстраивали его обилием всяческих богачей, зато сильно радовали числом их хорошеньких дочерей и племянниц. Разумеется, он соблюдал многочисленные приличия и даже не мыслил о чём-то зазорном, но молодые грифины всегда окружали его, хотел он этого или нет. Обычно Адриан танцевал с теми из девушек, кавалеры которых не явились на вечер. Заранее выбирать себе пару он совсем не торопился, потому что ценил свою "свободу". Разумеется на это смотрели очень косо, когда фон Оствальд назвал его "южанином", он точно имел ввиду не только одно лишь происхождение...
— Дамы и господа! — на галерее второго этажа появился пожилой грифон, в генеральском мундире с множеством наград. Все обернулись на него, послышались редкие приветственные хлопки. Обратив на себя внимание, хозяин вечера продолжил. — Поздравляю вас всех с рождением моего двоюродного внука! Можно было бы много сказать об этом замечательном событии, но я не хочу разглагольствовать. — Старый генерал повернулся в сторону, где находился оркестр и скомандовал: "Музыку!"
Заиграл вальс. Плавные, тихие мотивы постепенно становились всё громче и громче, по мере того как пары выходили на танец. Это был один из известных грифонских вальсов, знаменитый "Голубой Гряйфкёниг", написанный ещё при Гровере IV и завоевавший огромную популярность во всём мире. Прошло немного времени и зал превратился в безудержный калейдоскоп светлых и тёмных фигур, кружившихся, казалось бы, без всякого ритма и порядка. "Так вот как это должно было выглядеть." — Думал чейнджлинг, со злорадной горестью вспоминая свои собственные потуги научиться подобному.
— Лучшая часть всего действа. — Агриас внезапно услышал рядом с собой голос Транкса. Разумеется, он тоже не танцевал. Где-то в углу сидел и достопамятный господин Вольф. Раньше все балы начинались с "Грифийского шествия" — танца, в котором обязаны были участвовать все, вне зависимости от их желания. Однако, времена изменились, и от "Грифийского шествия" пришлось отказаться.
— Я полагаю, вы тут неспроста. — Осторожно и вполголоса отозвался майор.
— Как и вы, как и многие другие военные. Они хорошо хранят свои секреты. Говорите по чести, вы хотите раздобыть здесь за информацией?
— Да, вы сами мне приказали, разве нет?
— Я? Приказал? — Транкс фыркнул. — Я такого не приказывал, возможно вы что-то перепутали.
— Ко мне приходил какой-то оберст из Миссии.
— Так он ничего не приказывал, он просто решил вас проведать. — В голосе Транкса зазвучало удивление и насмешка.
— Значит, я приехал сюда зря...
— Почему зря? Наслаждайтесь происходящим. Служба от вас никуда не денется. Оставьте подглядывание и подслушивание агентам Службы, их в Гриффенхейме итак на пару дивизий наберётся. Вы ведь честный офицер, не так ли?
— Всё так.
— Ну вот и хорошо...
Вальс сменился на другой танец, следуя традиционному бальному расписанию. Самые пожилые, или просто те, кто не очень умел или хотел ушли к карточным и бильярдным столам. Кто-то остался понаблюдать за теми, у кого ещё было достаточно сил.
Фон Цапфель, несмотря на свой возраст, всё же смог продержаться до ужина. За это время публика успела пройти шесть танцев, каждый из который становился всё сложнее и быстрее. Так или иначе, когда гости стали проходить в столовую, полковник скорее чувствовал себя помолодевшим, чем уставшим.
Ужин был роскошен: старик Сильберфедер до сих пор содержал шефа-аквелийца и, наверное, был готов продать своё последнее пальто и заложить всю свою собственность лишь бы продолжать пользоваться его услугами. И причины этой готовности сейчас были ясно видны на столе, ожидая своей незавидной участи.
— Господин полковник! — Фон Цапфель обернулся и увидел разгорячённого и повеселевшего Моргенклау, рядом с ним стояла его племянница, Лиза.
— О, господин генерал. Здравствуйте, простите что не заметил вас раньше. — Учтиво произнёс Гельмут, они вскоре обменялись лапопожатиями.
— В этом вовсе нет никакой проблемы, герр Цапфель. Благодарю за вашу милость, фройляйн Лиза танцует более чем достойно.
— Как поживает ваша жена, герр Моргенклау? — Как бы невзначай спросил полковник.
— Бедняжка опять подхватила простуду вовремя полёта. Я предупреждал её не забираться слишком высоко, но мои предупреждения оказались бессмысленны... — Грустно сказал Фердинанд, трудно было понять насколько эта грусть искренна.
— Пожелайте ей крепкого здоровья от моего имени. Не желаете ли отужинать?
— С радостью отужинаю, очень уж я проголодался...
Генерал-лейтенат оставил полковника со своей племянницей. Фон Цапфель проводил его длинным многозначительным взглядом.
— Лиза, что ты думаешь о нём? — Спросил Гельмут молодую грифину.
— Герр Фердинанд совсем не простой грифон, дядя. Мне кажется, он меня пугает. Не из-за того, что он альбинос.
— А из-за чего же? — Насторожившись поинтересовался полковник.
— В нём будто что-то горит, дядя. Что-то вроде чахотки или лихорадки, только незаметное для чужих глаз. Больше я и не подумаю с ним танцевать. Вы ведь знаете, что случилось с его прошлыми жёнами? Это неспроста, это какой-то рок.
Гельмут серьёзно покачал головой. Слова племянницы действительно были правдивы. Он довольно часто пересекался с Моргенклау, порой чаще чем хотелось. Этот генерал был очень странного характера. Почти все его знакомые, даже друзья, признавали, это. В его глазах действительно было что-то от Маара...
Блюда и сервировка были довольно таки обычными для подобных случаев. В Герцланде уже давно прошла мода на какие-то кулинарные излишества, аристократия и все остальные теперь питались примерно одним и тем же, разница была только в качестве приготовления. Гуляши, мясные супы, салаты, вина и различные сорта пива, кое-где попадалась даже пресловутая "содовая вода", но она совсем не пользовалась популярностью.
Ужин длился дольше часа. В основном потому, что за столом больше беседовали и переводили дух, чем ели. Даже те, кто был больше сосредоточен на еде, как правило не решались встать из-за стола раньше остальных. За ужином обсуждали в основном обсуждали различные новости, причём различные события государственного масштаба часто чередовались с различными мелочами вроде свадеб, смотрин, супружеских измен и всяческих сплетен. Иногда звучали грубоватые военные анекдоты, иногда какой-нибудь офицер начинал сокрушаться о том дурацком подвешенном состоянии, в котором находилась их армия, но положительный тон гостей и обилие различных яств как правило быстро заставляли их забыть о подобных проблемах, по крайней мере на время этого блистательного вечера.
Наконец все подкрепились, и началась вторая часть бала. На этот раз танцевали только самые молодые и умелые, остальные же ушли за карточные столы либо на улицу, чтобы немного проветриться в кленовых аллеях усадьбы. Фон Цапфель встал из-за стола сытым и довольным, но танцевать он уже не собирался. Майор Оствальд удалился к бильярдному столу уже после двух танцев, фон Таубе ещё был полон сил, Агриас где-то слонялся. Гельмуту показалось, что в зале стало как-то душно, поэтому он решил выйти наружу.
В прихожей его снова встретил Вольф. Казалось бы, он простоял тут всё это время, но это, разумеется, было не так.
— Герр фон Цапфель, я хочу вам предложить кое-что. — Проговорил пёс, на этот раз в его словах не было скуки, скорее какое-то заговорщичество.
— Что же, герр Вольф?
— Вас ждут в парковой беседке. Нужно кое-что обсудить. Кое-что очень важное.
Полковник оглянулся: швейцаров нигде не было, видимо они отдыхали.
— Вы не находите это странным? — Прищурился Гельмут, глядя на Вольфа снизу вверх.
— Мне известны вещи и постраннее. — уклончиво ответил гвардеец. — А вам всё-таки лучше поспешить.
— А кто меня ждёт?
— Среди них есть господа фельдмаршалы, а они не любят ждать подолгу.
Грифон какое-то время простоял в прихожей, глядя то на Вольфа, то на выход из особняка. Идти или нет? А вдруг Вольф действительно говорит серьёзные вещи? Гельмут знал его, причём знал неплохо, по поступкам. Вольф не станет болтать впустую, к нему можно прислушаться.
— Надеюсь, это не какой-нибудь розыгрыш. — Бросил фон Цапфель, выходя на улицу.
Усадьба Сильберфедер не отличалась большими размерами, но в ней всё же находился небольшой парк, с аллеями, прудом и единственной беседкой, на крыше которой, как на фронтоне древнего храма было вырезано: "Храм уединённого размышления". Именно в этот храм полковник и направился.
На Гриффенхейм тем временем опустилась ночь. Свет редких, но ярких электрических фонарей создавал сумрачные очертания парка, придавая ему таинственности и нагоняя жути. Однако, для грифона этого света хватало. Он видел в этой темноте очень хорошо, даже кромешная полночь для детей Борея была чем-то вроде закатных сумерек.
Полковника уже ждали. В тени беседки ярко мелькал огонёк папиросы, так же Гельмут чётко различал три силуэта, сидевших за столом и один силуэт стоящий в стороне, именно он курил. Фон Цапфель приблизился и зашёл внутрь.
— Здравствуйте, господин полковник. Присаживайтесь. — Грифон узнал голос Бронцшванца. Рядом с ним сидели Эбонфлюг и Кирхе. Курильщиком оказался Моргенклау.
— Вольф сказал, что вы собираетесь обсудить тут что-то очень серьёзное.
— Да, собираемся. Для Вольфа это особенно серьёзно, так как сложившаяся ситуация вот-вот сильно затронет Бронцберг. А пока что, нам следует начать издалека: вы хорошо осведомлены о происходящем в Сейме?
— Конечно, я знаю о его заседаниях и их результатах — тишь да гладь.
— А о закрытых заседаниях вам известно, герр полковник? — Зловещая тень Моргенклау повернулась к столу.
— Нет, а что такого на них творится? — Спросил Гельмут, чётко понимая, что он не хочет узнать ответа на вопрос.
— А вот что. — Моргенклау достал из кармана небольшую пачку писем, оттуда же он достал и миниатюрный фонарик, чтобы фон Цапфель не ломал глаза в полуночных потёмках. — Прочтите.
Полковник очень нехотя начал читать документы. С каждое прочтённое письмо, казалось, поднимало градус накала всё выше. Гельмут не смог прочесть их все.
— Значит... Война? — спросил он своих собеседников, понимая, что они скажут но не желая этого всеми фибрами души. — Выходит, им наконец надоело играть в кошки-мышки? Это ведь... Предательство...
— Да. — Сухо и холодно ответил Бронцшванц, силуэт Эбонфлюга молча кивнул.
— Воинские части по прямому приказу Архонта войдут в Гриффенхейм в начале августа. В Феатисии и Эрбеере началось что-то вроде мобилизации. Восточные земли так же готовятся к сбору войск. Это всё стало известно нам через Вольфа и других информаторов в Сейме. Грядёт новая гражданская. — Спокойно проговорил Моргенклау, доставая ещё одну сигарету. Это было странно, ведь альбинос никогда не был известен как курильщик.
— И... Что теперь делать? Какую сторону выберет генштаб? — Потерянно спросил фон Цапфель, уткнувшись взглядом в стол.
— Генштаб выберет... — Начал Бронцшванц.
— Генштаб выберет свою собственную сторону. — Закончил за него Фердинанд. В метнувшемся пламени спички блеснули его красноватые глаза.
— Как это так?! — вскинулся полковник, непонимающе осматривая собеседников. — Получается, мы предадим присягу? Что вы предлагаете? Разогнать регентский совет? Это же предательство!
— Господин полковник... — подал голос фон Кирхе. — Подумайте, кто в сложившемся положении в большей степени является предателем — мы или они?
Послышался запах табачного дыма, Моргенклау закурил.
— Соглашусь. Дворяне сильнее предают страну, нежели мы. Они хотят начать новую войну, и неважно чем она кончится — проиграет в ней Герцланд. За что мы сражались в 970-х? Мы сражались за Родину, за её силу и единство. А ещё, мы сражались за Императора... — Фердинанд сделал драматическую паузу. — А теперь, вся наша кровь и весь наш пот, жизни тысяч грифонов, положенные за банальное выживание Монархии будут помножены на ноль! Помножены на ноль из-за грязных интрижек высокородной сволочи, давно лишившейся права на свои фамилии...
— Вы говорите как республиканец. — Колко заметил фон Цапфель.
— Я говорю как патриот. — почти прошипел Фердинанд. — Вы — богатый аристократ с домом и имением — авторитетный, уважаемый и заслуженный. Когда вы лежали в колыбели, ваш батюшка точно знал, что вы станете тем, кем являетесь сейчас и дал вам всё для этого. У меня же не было и малой толики того, что было у вас, но я всё равно был верен Богам, Кайзеру и Монархии! Теперь вы понимаете, где между нами проходит межа?
— Как бы там ни было. Вы предлагаете мне совершить предательство. Предлагаете поступить как генерал Кемерскай будь трижды проклято Мааром его имя! Вы хотите использовать моих солдат, хотите чтобы на них тоже легла печать предательства!
Бронцшванц тяжело выдохнул и полковник понял, что тот смотрит ему в глаза.
— Нет. Мы не хотим ничего, кроме как защитить страну. — таким же спокойным голосом, как и в начале беседы начал фельдмаршал. — Малолетний Кайзер находится в большой опасности. Если ситуация в Сейме накалится — его со всей вероятностью могут убить. Герр Цапфель, поймите: мы не собираемся топить Столицу в крови, у нас нет в этом необходимости. В заговоре помимо нас состоит ещё множество офицеров в Имперском Домене и других владениях. Гвардия Дворца поддерживает нас, больше половины министров, чиновников и компаний поддерживают нас, поддерживает нас и народная масса. Мы намерены быстро и бескровно сместить власть, и как только мы это сделаем — весь Герцланд сам преклонит перед нами колено. Вы очень нужны нам. Вы и генерал Кирхе. Бригада должна выйти на центральные улицы и обеспечить порядок, только и всего.
Гельмут задумался. Какое-то время он был похож на неживой истукан. Две аксиомы сцепились в его душе в смертельной схватке. Обе были верны, но одна противоречила другой.
— Что-ж... Если аристократы действительно предали нас, военных, а так же герцландский народ и Императора — то их следовало бы их за это наказать. — Медленно произнёс пожилой грифон.
— Причём наказать не смертью, а обычным заключением. От них нам нужно только отречение от всех полномочий. — Заметил Фердинанд, докуривая уже вторую сигарету.
— Да. Это хорошо. Но не могут ли они выкинуть что-нибудь подобное? Есть ли у них близкие сторонники в армии?
— Они думают, что военные — их цепные псы. Они полагают, что мы без лишних вопросов будем претворять их волю. Мы сразу поняли это, в этом мнении их очень трудно переубедить. — Вставил слово Эбонфлюг.
— Ладно. — окончательно сдался фон Цапфель. — Каков ваш план?
Агриас достал из-за пазухи часы: стрелки показывали ровно полночь. Бал ещё и не думал кончаться, а сам он был вполне доволен этим. Ужин пришёлся ему очень кстати, и пусть чейнджлинг физически не мог полностью воспринять вкус многих блюд, но всё равно остался очень признателен повару и хозяину вечера. Остальное время он развлекал себя наблюдением за танцующими парами, либо за игрой в бильярд. Сам он не решался попробовать, зато у Транкса иной раз получалось лучше многих грифонов. Генерал-лейтенант был хорошим картографом и метким стрелком, эти навыки и помогали ему.
Так или иначе, всё хорошее рано или поздно подходит к концу. Настал момент, когда последняя композиция смолкла, а хозяин вечера, генерал Сильберфедер, со слезами радости на глазах простился со всеми своими многочисленными гостями. Собравшиеся начали покидать особняк, желая на открытом воздухе дождаться своих водителей. Агриас встретился с фон Оствальдом и Фон Таубе и вместе они двинулись к выходу.
— Хороший выдался бал. Жаль, что их устраивают всё реже и реже. — Печально произнёс Адриан, в последний раз оглядывая большую залу, теперь уже почти целиком опустевшую.
— Эпоха уходит. А чем она сменится — неизвестно. — Так же меланхолически ответил ему Клаус.
— Боги знают и прошлое и будущее, а у смертных существ лишь мрак перед глазами.
Троица прошла в прихожую, где им вернули их головные уборы. На улице тем временем уже звучали автомобильные клаксоны. Ночная прохлада взбодрила разомлевшего чейнджлинга. Он вышел из особняка и облегчённо вздохнул. На тёмном небе мерцали звёзды и даже освещение гигантского Гриффенхейма не могло их затмить. Это были другие звёзды и другие созвездия, даже это здесь было другим.
— А где полковник? Я что-то его не замечаю. — Сказал Адриан, оглядываясь по сторонам.
— Вот он идёт. — Фон Оствальд показал на боковую кленовую аллею, по которой к главному подъезду шёл полковник. При приближении стало понятно, что что-то с ним не так.
— Господин полковник, хорошо что вы пришли. Мы уж заждались вас. — Обрадовался чейнджлинг.
— Герр Агриас, шутка ли, но я сам в каком-то смысле этому рад... — с какой-то странной интонацией произнёс Гельмут. — Надо поскорее вернуться в полк, а то нас уже заждались. Где там эти машины? — Эти слова прозвучали уже более живо, полковник пытался держаться молодцом перед своими подчинёнными. Но в том-то и была проблема, что он не держался, а пытался держаться. Один его вид, одна его речь, один его задумчивый и даже потерянный взгляд заставили Агриаса понять — фон Цапфель только что узнал то самое, за которым чейнджлинг и явился сюда. Он узнал о чём-то. О чём-то страшном, таинственном, обескураживающем, о чём-то, чему было самое место на страницах его отчётов. Но он не смог добыть это что-то, это то самое. В этом не было его вины, но майор всё равно начал корить себя за это.
Машины ехали по ночной дороге, приближаясь к городской черте. Фонари и редкие окна домов для чейнджлинга сливались в проносящиеся мимо огоньки в сплошной черноте. Он не мог перестать думать о том, что случилось несколько минут назад. Этот взгляд он видел всего несколько раз в своей жизни, и всегда этот взгляд был вестником чего-то важного и зачастую очень опасного. Теперь у Агриаса остался всего один вопрос: "Что же будет дальше?".