Почтальон
11. День горящего очага - часть 2
Несмотря на то, что на мне были надеты шарф, форма и шапка, я всё равно продрог до костей во время полёта. Где-то на западе собирались тучи, оттуда дул сильнейший ветер, от которого не спасал никакой подшёрсток. Странно, что оборотни, похоже, не замерзали вовсе, но спросить их об этом я не смог: во время полёта ветер дует в уши, и особо не поговоришь.
Через час-полтора разведчицы довольно неожиданно пошли на снижение. В мгле я едва разглядел мрачные силуэты нависающего, будто бы мёртвого, улья. Мы попетляли среди сугробов и камней, пока неожиданно не подошли к входу.
Изнутри здание производило ещё более гнетущее впечатление. Едва отверстие за нами закрылось, показалось, что мы унеслись на километры под землю и мне больше никогда не увидеть солнце. Зеленоватый свет пугал и настораживал. Ощущение, что в любой момент из-за угла может выскочить страж и завопить: «Попался!» Я пытался считать коридоры, но на шестом сдался: похоже, что «двери"-отверстия всё равно то появлялись, то исчезали.
— Как же вы здесь не путаетесь?
— С чего бы путаться? — устало ответила оборотень. — Мы сейчас обходим склады по окружному туннелю. Потом от мастерских вниз, влево и вверх в новые помещения. Их построили этой осенью, там пусто и почти никто не заходит — идеальное место для нашей встречи.
— Ммм, — не в силах ответить что-то более содержательное, я промычал. Перед одним из поворотов меня остановили:
— Сейчас мы скажем остальным, а ты заходи, когда позовём.
Я кивнул. Разведчицы зашли, и сразу же оттуда послышался радостный шум. Нас ждали, причём, похоже, уже довольно давно.
— Заходи!
Я повернул и обомлел.
Посередине большой залы стояла закопанная в кадку осина, в ветвях которой расположились мячи, ленточки и тканевые куклы пони в натуральную величину. Те же ленточки украшали всё помещение, а стены были расписаны красной, белой и жёлтой краской в духе безумного художника, бездумно малюющего своей кистью направо и налево. Слева высилась огромная куча барахла: сломанные стулья, шкафы, прочая мебель, а среди них — те же, но безнадёжно распотрошённые куклы с торчащим отовсюду пухом. Справа, за столами, окружающими огромный чан с красными подтёками, сидело множество чейнджлингов, смотрящих в одну точку — на меня. Посреди же всей этой катавасии высился плакат с аляповатыми разноцветными буквами «С днём горящего очага!» и небольшой припиской снизу «Добро пожаловать, Рони!»
Признаюсь, если бы не этот плакат, я бы подумал, что попал не на новый год, а на «праздничное ритуальное убийство пони с последующим его приготовлением». Тут же все оборотни восторженно заревели и бросились в мою сторону.
«Спокойно, Рони, спокойно», — думал я, принимая поздравления от окружающих меня перевёртышей. — «Это всё ещё праздник горящего очага. Вопросы будешь задавать потом».
— Привет, Рони!
— Тебе здесь нравится?
— Ты такой пушистый, можно потрогать?
— А? — я не ожидал такого напора. — Да, конечно.
Оказалось, что желающих меня потрогать было очень много: многие чейнджлинги никогда не видели пони вживую, и понятия не имели о том, как выглядит их шерсть. Всем хотелось меня погладить. Я не стал противиться и даже снял свою форму почтальона. Её немедленно забрали и тоже стали ощупывать.
— Как мягко!
— Смотрите, настоящая грива!
Ай! Кажется, кто-то дёрнул меня за хвост.
— А что это за рисунок на твоём боку? — голубоглазый чейнджлинг ткнул в изображение свитка, запечатанного красным сургучом, и пера в чернильнице.
— Это — знак отличия, — объяснил я. — У всех взрослых пони есть такой, он показывает наш талант.
Тотчас же я пожалел, что рассказал им об метке, так как всем захотелось потрогать и её. Дело кончилось тем, что какой-то умник задумался, какой же она будет на вкус, пробился и лизнул её. Бедняге надавали тумаков и оттащили его под крики «Бруно, ну не позорь нас перед гостем» и «Чернила! На вкус, как чернила, я их тоже пробовал, клянусь!»
Пользуясь заминкой, один из оборотней, оказавшийся Тефхитом, оттеснил толпу и объявил, что каждый, кто хочет меня потрогать, должен встать в очередь. В итоге мы потратили на поглаживания двадцать минут, после которых мне казалось, что мою шкуру затёрли до дыр.
Первым делом, потирая бока и обратно одев форму, я подошёл к кадке:
— Это что такое?
— Праздничное дерево, — с гордостью ответил Тефхит.
— Нет, это осина. На праздник наряжают ёлку.
— Нам про это не сказали, — замялся перевёртыш. — Мы точно следовали инструкциям.
— А это что? — я осмотрел сшитую из лоскутов серой ткани куклу пони и ткнул в неё копытом. Она выглядела довольно жалко. Мордочка злобно скалилась на меня вышитым ртом, угрюмо поглядывая единственным пуговичным глазом. Конечности были не раз шиты-перепришиты к телу, везде виднелись следы от зубов. На шее красовались заплатки, а на измочаленный хвост было жалко даже смотреть.
— Кукла пони. Дети любят с ними… играть.
— Вижу. Но мячи-то вы зачем нацепили, честное слово?
— Да что такое! — Тефхит взбеленился. — Может, пони по-разному празднуют день горящего очага? Дайте ему письмо.
Мне выдали листочек в рамочке. Вглядываясь в неровный почерк Твайлайт, я прочитал:
«Рождественское дерево — непременный атрибут дня Горящего очага. Поставьте его в центре комнаты и нарядите игрушками…»
Ни отнять, ни прибавить. Сделано всё в точности так, как написано. Так, а это что?
«В Балтимейре есть забавная традиция: к новому году сжигают все ненужные и сломанные вещи. Пони верят, что так они оставляют свои неудачи и проблемы в прошлом году, и с чистой душой идут в новый…»
Ясненько. И в куче хлама ничего удивительного нет. Опа, а вот котёл объяснился: «…сварите ягодный пунш…»
— Ещё мы хотели спросить, — осторожно начал Тефхит. — А когда нужно зажигать огни на дереве? А то оно быстро сгорит, может, сделать это в конце, а?
Разъяснив все неясные и ошибочные моменты, я шёпотом пригрозил:
— Ну, Твайлайт, чтоб тебе на новый год все твои друзья носки подарили.
После осмотра комнаты мы перешли к столу. Памятуя о кухне, которая у чейнджлингов в ходу, я хотел было отказаться, но оборотни и здесь меня удивили, на этот раз приятно. Мне принесли печенье, бутерброды с сеном и шоколадные кексы, как они это всё достали — для меня до сих пор загадка. Всё это я уплёл без остатка, запивая клюквенным соком (ну, не вышел у них настоящий пунш). Под конец трапезы ко мне подсел статный чейнджлинг, которого я сразу узнал по серебряной звезде.
— Цехолион?
У него не было праздничного настроения, и настроен он был серьёзно.
— Я хотел извиниться перед тобой, Рони.
— За что?
— За смерть Ноффита.
— Я верю, что ты не мог ничего сделать. Ты не виноват, — попытался я успокоить его.
— Когда пришёл начальник сыска и показал ордер на их арест, я мог бы потянуть время, как-то предупредить их, но не стал этого делать. Мне просто стало страшно, и я ничего не предпринял.
— А представь, если бы тебя поймали? Думаешь, нашим хорошо бы пришлось при новом лидере, который скорее всего стал носом землю рыть, лишь бы найти переписывающихся? Тебе не за что корить себя, Цехолион.
— Может, ты и прав. Я боялся, что ты винишь меня в этом, поэтому и хотел поговорить, — чейнджлинг вымучено улыбнулся, встал и смешался с толпой.
Я понимал, что эта улыбка была не настоящей, и что его всё ещё гложет вина, которую он добровольно на себя взвалил. Я хотел поговорить с ним сразу, но воспоминания о Ноффите вновь расстроили меня, а празднующие хотели видеть радостного, а не грустного пони. Поэтому разговор я отложил на конец праздника.
После перекуса шли игры. Мне давно хотелось посмотреть на «ленточки», и оборотни согласились провести для меня показательную игру, хоть и помещение было слишком мало. Я и не представлял, что с такими, как мне казалось, слабыми крылышками, можно вытворять настоящие чудеса полёта. Играющие на полном ходу меняли курс, останавливаясь и разворачиваясь, пикируя и сшибая мебель под общее улюлюкание. Я едва мог уследить за ходом игры, но время от времени на пол падала очередная оторванная ленточка, и ещё один проигравший спускался на землю. В итоге один синий остался против двух красных, и пусть он и петлял не хуже колибри, исход был предрешён. В очередном пике Троффи перекусила ленточку, с грохотом сбив кадку с осиной прямо на стол с остатками еды. Под всеобщие аплодисменты и поздравления обломки были перенесены в кучу для костра.
Тефхит решил, что настолько активных игр пока хватит. Оборотни разбились на группы поменьше, в которых играли либо просто говорили о том, о сём. Конечно же, везде меня приглашали. Сначала я показал пару фокусов с прихваченными из дому картами, потом дважды обыграл чейнджлингов в слова и трижды потерпел сокрушительнейшее поражение в «колониях» — оказалось, что у перевёртышей есть свой аналог шахмат, как по мне, так ещё более головоломный (надо будет показать Кристал).
Далее я сыграл в ещё одну интересную игру. С десяток оборотней превратились в точные копии меня, и, задавая самые разные вопросы, нужно было найти оригинала. Быть угадываемым оказалось интересно, а вот самому распознавать настоящего никак не получалось. Ну, тут нужно хорошо знать друг друга, чейнджлинги жили вместе не первый год, а я начал переписываться от силы три месяца назад.
И когда мы хотели перейти к фантам, из одного из боковых проходов стремглав вылетел задыхающийся перевёртыш.
— Что произо…
— Сыщики приехали! Их десяток, они сейчас будут всё обыскивать! Торварт идёт сюда!