Нашествие.
Нашествие. Эпилог: Большая игра начинается.
Граждане и гражданки Северянской Республики!
Советское правительство и его глава товарищ Панцушенко поручили мне сделать следующее заявление:
22-го июня 1011-го года, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий Эквестрии и Кристальной Империи, без объявления войны, чейнджлингские войска напали на союзные Северяне государства, атаковали их границы во многих местах и подвергли бомбёжке их города — Акронейдж, Ванхувер, Уайтбелл, Кентерин и некоторые другие, причём убиты и ранены были сотни и тысячи мирных граждан. Артиллерийскому и авиационному налёту подверглись так же территории Нового Мейрленда и Аквелийской Республики. На стороне агрессора так же выступили Вингбардия и Герцланд.
Это неслыханное нападение на территорию нашего союзника является беспримерной в истории цивилизованных народов акцией жестокости, варварства и зверства по масштабам разрушений и беспринципного насилия, произведённого над населением приграничных областей обоих стран. Вся ответственность на это разбойничье нападение целиком и полностью падает на чейнджлингскую королеву Кризалис. Эквестрийская армия, а так же войска Кристальной Империи оказывают отчаянное сопротивление захватчикам, и советское правительство со всей добросовестностью готово выполнить все свои обязательства согласно союзническому договору.
Уже после совершения нападения, эквестрийский посол в Сталлионграде Тритмент через сутки после нападения, сделал мне, народному комиссару иностранных дел, заявление от имени своего правительства о том, что Эквестрийское правительство решило требовать от Северянской Республики союзнической помощи в связи с мощными чейнджлингскими силами, наступающими вдоль всей эквестрийской границы.
В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты Чейнджлингское правительство не предъявляло никаких претензий к Эквестрийскому правительству, что Чейнджлингия совершила нападение на Эквестрию, несмотря на миролюбивую позицию Эквестрии, и что тем самым империалистическая Чейнджлингия является нападающей стороной.
По поручению Правителсьтва Северянской Республики, я должен так же заявить, что наши войска и наша авиация находятся в полной боевой готовности и в скорейший срок выступят на помощь союзным государствам. Заявления чейнджлингского радио о союзном расположении Северяны к государству Кризалис является сплошною ложью и провокацией, направленной в первую очередь на наших союзникв — Эквестрию, Кристальную Империю, Аквелию и так далее.
Теперь, когда нападение на Эквестрию уже свершилось, Советским Правительством был отдан нашим войскам приказ — отбить разбойничье нападение и изгнать чейнджлингские войска с территории нашего союзника.
Разгоревшаяся война должна решить судьбу всего мира. Силы, ополчившиеся и выступившие против Эквестрии и её союзников являются силами реакции, милитаризма и агрессивного империализма. Они стремятся к переделу мира, к захвату ресурсов, силовому порабощению трудового народа, к установлению прямой, кровопийческой и террористической диктатуры капитала. Северянский народ, а так же выразитель его воли, Коммунистическая партия, провозглашают своим интернациональным долгом помощь Эквестрии, невзирая на все политические, экономические и идеологические конфликты, существовавшие ранее. Кризалис уже поработила народ Олении, а герцландская и вингбардийская военщина, прикрываясь чуждыми народу и откровенно реакционными идеями, покусилась на независимость таких государств, как Скайфол, Волкенштурм, Вайсшванц, Фалькор и Сикамеон, завоевав их и установив над ними террористическую власть, по степени своей жестокости не уступающую чейнджлингской. Этой расползающейся по всему Эквусу язве пора положить решительный конец. Правительство Северянской Республики выражает непоколебимую уверенность в том, что наши доблестные армия и флот и смелые соколы Северяснкой авиации с честью выполнят долг перед Родиной и миром, перед северянским и всеми прочими народами, и нанесут сокрушительный удар агрессору.
Правительство Северянской Республики выражает твёрдую уверенность в том, что всё население нашей страны, все рабочие, крестьяне, интеллигенция, жеребцы и кобылы отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, к своему труду. Весь наш народ теперь должен быть сплочён и един, как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего северянского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом."
Текст выступления наркома иностранных дел А. Л. Копытина 1-го июля 1011-го года.
Из узких раструбов динамика лилась музыка. Бойкие, маршевые мотивы слегка искажались помехами радиопередачи и поэтому звучали немного сумбурно и наигранно. Только что было сделано очередное заявление правительства, касательно участия Северяны в войне. Мерный и спокойный голос диктора заявил, что части Северянской Красной Армии уже двигаются к фронту, а так же то, что северный сосед готов оказывать любую посильную помощь. Новость всеми силами хотели подать как радостную, но эквестрийские солдаты не очень-то воспряли духом от неё. "Что, нельзя было сразу помочь?" — Пробурчал один из рядовых, шарясь по карманам в поисках сигарет. "От этих красных будет больше вреда, чем пользы." — Заявил какой-то младший офицер, тут же поймав на себе несколько взглядов молчаливого неодобрения.
Разбитые эквестрийские части стояли на переформировании в городе Мейрчестер, где пока что ещё находился глубокий тыл. Бои шли уже близ Шира и Йондерхилла, на севере кристальные пони отступали к Кэнтерину и Квебаку, причём, судья по заверениям прессы, делали это с "упорством и умением, нанося противнику ощутимые потери". Вообще, пресса в последнее время всячески разливалась похвалами мужеству, храбрости, находчивости, упорству, только толку от этого было мало, и ситуацию подобная макулатура скрасить не могла.
В мыслях капрала Артура Вайза царил полный бардак. Единорог практически не понимал, что творится вокруг, чётко зная лишь одно: они все находятся в глубокой заднице. На его глазах остатки уничтоженных подразделений сводили в новые, а иные части наоборот расщепляли для того, чтобы усилить другие. В этом месте царила старая добрая эквестрийская бюрократия, работавшая в худшем из своих проявлений — в безудержной, панической, беспорядочной спешке. Одновременно с реорганизацией боевых частей ставились в ружьё части национальной гвардии и народного ополчения. Ополченцы, гвардейцы и солдаты пополнений путались и причудливо растворялись друг в друге, провоцируя множество различных казусов и создавая хаос. Так, в их расположение как-то раз пришёл дяденька лет сорока, на нём была форменная пилотка и китель, но гражданские штаны, на спине висело охотничье помповое ружьё, явно частного владения. Жеребец явился в штаб батальона и три часа требовал выдать ему какое-то "ополченское довольствие" в деньгах и провианте. Их новый командир батальона, носивший звание капитана и буквально неделю назад досрочно выпустившийся из Кантерлотского училища, был абсолютно бессилен перед напором этого гражданина, тут же начавшего ссылаться на "дом, жену и троих жеребят". В конце концов, то, что он ошибся улицей и домом, ополченцу пришлось объяснять уже силами военной полиции.
Было тут и немало кобыл в военной форме, многие пошли в ополчение и гвардию, кто-то даже норовил попасть в строевые части, пусть даже на положении поварих и медсестёр. Различных казусов и глупостей, связанных с ними, тоже было достаточно. Солдаты в тылу нередко выходили из под дисциплинарной палки: перепивались, дрались, воровали. Различные истории по женской части так же происходили, причём регулярно, а обязанные наказывать своих подчинённых за это командиры в свою очередь сами оказывались замешаны в подобном, поэтому вынуждены были закрывать глаза. Артура это бесило. Он никогда не был ревнителем благочестия, трезвости, порядка и дисциплины. Раньше, как и многие другие молодые призывники, он по началу успокаивал себя мыслью о том, что никто не умеет закатывать пирушки и попойки так, как это делают военные.
Но теперь он потерял вкус к подобному, потерял из-за мысли о том, что в его любимых акронейджских забегаловках теперь пируют враги. Его воротило от всяческих любовных похождений, ведь его единственная любовь осталась там, на занятой врагом земле. Артур с трудом мог воспринимать происходящее вокруг него, но одно он знал чётко: война с чейнджлингами это дело не только государственное, но и дело его личной мести. Он не будет счастлив, пока ненавистный и кажущийся всесильным враг наконец не будет разбит наголову. Ребята из центрально-эквестрийских районов плохо могли его понять. Их дома ещё находились в относительной безопасности, многим из них ещё приходили письма от матерей, жён и невест, и они могли быть уверены в том, что с ними всё хорошо. Да, среди них были те, с кем он бок-о-бок дрался в уайтбельском лесу, были те, кто вынес грохот и вой авианалёта, понюхал пороха, побывал в бою, но и они не понимали всей глубины того горького и яростного отчаяния, в которое впали акронейджцы.
Сержант Смит полностью оправился от ранения благодаря магии хирурга-единорога, своевременно оказавшего помощь. С тех пор он старался держаться так же, как и раньше. Смит не обращал внимания на происходящую вокруг неразбериху, более того, он чувствовал какую-то радость и вдохновение, читая газеты и слушая радио. Суровый жеребец искал любые поводы для уверенности и спокойствия, не давая прохода чёрным мыслям даже в том случае, если они были подкреплены суровой правдой. Однако, сегодня он всё-же поддался мрачному расположению духа: из какого-то штаба пришло указание о том, что его отделение переводится в другой батальон. Последняя ниточка, связывавшая Артура с памятью о боевых товарищах, с которыми он служил целых два года, должна была оборваться сегодня. Может быть, оборваться навсегда навсегда.
Дослушав радио до конца, бойцы отправились обедать. В тыловых столовых кормили хорошо, видимо блюбладские ревизии примерно научили управленческий аппарат отпускать на обеды, завтраки и ужины ровно столько, сколько к ним приходило, а не утаивать еду с целью личной наживы.
— Так что Северяна? — Единорог обратился к сержанту, чтобы как-то упорядочить сумбур, вызванный запоздалым и поверхностным радиообращением.
— Они на нашей стороне. Теперь мы союзники. — Просто отвечал Смит, не отрываясь от еды.
— Да, было бы хорошо, если бы они пришли к нам на помощь. Стало быть, не такой уж и дурак этот Панцушенко, понимает что к чему, да и военные из северян крепкие, кто бы что не говорил. — Согласился с сослуживцем один из капралов, сидевший рядом с ними.
— Да Панцушенко ваш ещё какой дурак! — донеслось с другого конца стола. Это был тот самый серж, который открыто высказался какое-то время назад. — Разучились северяне воевать, коммунисты их совсем доконали!
— Постойте, сэр. Я не улавливаю логику. Они ведь наоборот готовились к войне, вроде как. В газетах, помнится, писали, что они вот-вот на нас нападут, а тут сразу — "разучились". — Возразил ему кто-то, сидевший рядом.
— Понимаете, эти проклятые коммуняки развратили народ...
— А в газетах писали, что они наоборот доедают последние коржи. Это называется "развратили"? Побывали бы вы-ка в Мейнхеттене, вот там, мне кажется, разврата побольше. — За столом послышались смешки.
— Я имею ввиду не это, сэр! Они готовились к войне с нами, но они обречены были её проиграть. Они голодали, но при этом были развращены. Это всё из-за красных идеек, понимаете? Красные идейки из самого лучшего пони сделают дерьмо!
— Я посмотрю, вы с этим справились сами, без их помощи. — послышался властный голос командира роты, только что вошедшего в столовую. — Сержант Хорн, встать!
Пони встал из-за стола и вытянулся по струнке.
— Что-то у вас слишком язык развязался, не находите?.. Отвечать!!
— Сэр, нахожу, сэр!
— Хорошо. Похвально. Я доволен этим, а теперь слушайте, сержант, нам спустили чёткий приказ, где на гербовой бумаге чёрным по белому написано — пресечь любые попытки морального разложения частей на передовой, в глубоком и ближнем тылу. Вы своими словами мутите воду, всё вам понятно?
— Сэр, понятно, сэр!
— Имейте ввиду, в следующий раз так легко вы не отделаетесь. Я ещё найду, за что вас привлечь. Довожу до всех — чтобы больше я таких разговоров не слышал! Лучше бы кобыл обсуждали, честное слово. — Произнёс капитан под конец, хмыкнув.
Обед закончился, после него должны были начаться стрельбы, но по какой-то известной только начальству причине батальону дали двадцать минут незанятого ничем времени. Для Артура это была большая удача, он решил как следует проститься со Смитом. Они вышли на улицу, в то место, где до этого слушали выступление. Стоял погожий летний день, дул лёгкий и приятный ветер, пение птиц заглушала вечная суета города, во много раз умноженная присутствием здесь большого числе военных.
— Слухи ходят всякие, Арчи. — проговорил сержант, закуривая сигарету. — Кто-то говорит, что скоро нас отправят на фронт, кто-то — что через неделю-две. Начальству виднее, в конце концов. Дивизия наша жива — и слава Аликорнам.
— Береги себя. — Артур смотрел Смиту в глаза, понимая, что прощается с тем, кто спас ему жизнь. Жеребец улыбнулся:
— Я уж постараюсь, мне не впервой. Знаешь, я о другом беспокоюсь.
— О чём же?
— Война, сынок. Всё эта сволочь-война... — Блэк замолчал. Его лицо резко помрачнело, осунулось. — О самих себе мы уже не можем думать — нет у нас, Арчи, ничего. Захвачен наш край, так что, считай, что нет у нас больше ни кола, ни двора, и родня наша вся погибла. Своё уже нет смысла защищать, значит думать о стране надо, вот что я тебе скажу. Мы погибнем, скорее всего, а страна должна выжить.
— А кто будет гнать жуков из Акронейджа? Кто, если не мы?
— Не мы — так другие. Отомстят ещё за нас и за наш край, если Эквестрия выстоит.
— Но если мы уцелеем — то будем гнать. Гнать без пощады будем.
— Знаешь, Арчи... — снова задумался Смит, глядя в небо. — Ты ведь помнишь, что я городской, так?
— Из рабочих, насколько мне известно.
— Ну как тебе сказать... Наверное да. Какое-то время работал я на фабрике в Уайтбелле, когда у отца дела совсем плохо пошли. Дело было где-то в девяносто пятом или девяносто шестом — весёлое было время.
— Да уж, помню. Полиция разгоняла демонстрации, я тогда ещё в школу ходил.
— Так вот. Я тогда этим делом тоже загорелся, даже в профсоюз местный вступил. Всякое там слушал, интересно было. Я уж и забыл потом всё это, но сейчас что-то вспомнилось. Я и раньше не понимал, а сейчас тем более не понимаю этих коммунистов. Они говорят, что народы все равны и что существо существу — друг, товарищ и всё такое, но виндиго меня побери... Если какая-то сволочь сжигает твой дом, то будешь ли ты считать его братом после этого? Я — нет, не буду, вы уж извините. Знаешь Арчи, если случится мне дожить до конца этой мясорубки, если загонят наши жуков обратно в их логово и в этом же логове задушат — подойду я к последней оставшейся стенке их главного улья и напишу там: "Вражескими развалинами удовлетворён." И точка.
Какое-то время жеребцы сидели в тяжёлом молчании, вспоминая пройденный вместе путь. На каждом метре этого пути лежали их товарищи, их земляки, их соотечественники. Они помнили многих из них, хотели бы помнить их всех, но мертвецов было слишком много. Теперь они остались только в их мыслях. Их глаза смотрели на сержанта и капрала, их голоса звучали в их снах по ночам. Эти голоса требовали справедливости, отмщения.
— Помни, откуда ты родом, Арчи. Не теряй себя по пустякам. — Смит встал на ноги и отряхнулся, за ним поднялся и единорог. — Прощай.
— Прощай. — Отрывисто кивнул Вайз. Сержант ответил таким же отрывистым кивком, а потом отправился в штаб батальона.
Коробка пехотинцев в полной обмундировке стояла на городской площади. Грянула команда: "Равняйсь!" — И пони резким движением повернули головы к притормаживающему кортежу автомобилей. Из штабных машин один за другим показалось несколько генералов, вслед за ними вышел Блюблад. Принц-Маршал чувствовал слабость и усталость от постоянных разъездов и недавнего ранения, полученного во время стычки с диверсантами. Он уцелел только чудом, его автомобиль был окружён и противник начал поливать их огнём из автоматов. Водитель и охрана попытались отстреливаться, но были убиты или ранены. Сам Принц получил ранение в бедро, пуля попала в кость и раздробила её. Принц по началу отстреливался из табельного пистолета, но поняв своё положение быстро перешёл на боевую магию, испепелив нескольких нападающих молниями и вызвав тем самым возгорание сухого кустарника, из которого и стрелял противник. Первую помощь он оказал себе сам, потом в дело вступила эквестрийская магическая медицина. Блюблад до этого уже воевал в Зебрике и подобная засада не стала для него большой неожиданностью. Тем не менее, он был угрюм и зол, но при этом спокоен.
Рядом с маршалом шла Принцесса Луна. Её настроение трудно было определить из-за присущей древним аликорнам выдержки, но оно тоже не отличалось от хорошего. Первые недели Нашествия младшая сестра была занята совершенно другими, не менее важными государственными делами. Теперь же она решила лично явиться в ставку, просто материализовавшись в мэрии Шира, не тратя времени на кортежи и бравур.
— Первая Ширская ополченческая бригада. Закончила доукомплектовку только вчера. — Отчитывался начальству один из генералов. Блюблад угрюмым взглядом осматривал ряды солдат. Как бы это странно не звучало, но их строй выглядел... нестройно. На бойцах была надета форма старого образца, сильно потёртая и изношенная, в одних шеренгах стояли высокие и низкие, старые и молодые, кобылы и жеребцы, кто-то был вооружён старыми однозарядными винтовками, кто-то принёс в ополчение своё собственное оружие: спортивные винтовки, охотничьи двустволки, помповые дробовики. Тем не менее, взгляд у ополченцев был твёрдый: они готовы были драться и погибнуть за родной город.
— Это лучшее, что вы смогли собрать?
— Так точно, сэр. Все запасы оружия и униформы в округе полностью исчерпаны. К концу недели мы укомплектуем десять бригад, это более тридцати тысяч бойцов.
— Что с национальной гвардией?
— Полностью готова. Ширский нацгвардейский полк переформирован в дивизию. Десяток тысяч пони, полностью укомплектованы.
— Торопитесь. Время играет против нас.
— Вас понял, сэр! — Генерал отдал Блюбладу салют. Тот кивнул и обратился к строю.
— Граждане Эквестрии! Среди вас есть рабочие, чиновники, студенты и ученики, среди вас есть родители и вдовы тех, кто отдал жизнь в бою с ненавистным врагом! Ещё совсем недавно вы жили мирной, спокойной жизнью, но сейчас для неё не осталось места! Враг наступает на ваш город, враг наступает на Эквестрию, и отныне ваш долг — защищать их до последнего вздоха! Я не буду таить — многие из вас погибнут, но каждая смерть за Родину, каждая смерть за Страну — есть подвиг, достойный высочайшей славы.
— Пони! — внезапно обратилась к ним Луна, до этого молчавшая. — Государство нуждается в вашей храбрости так сильно, как не нуждалось никогда ранее. Война, начатая против нас, имеет чудовищный облик. Это война, страшнее и масштабнее которой мир ещё не знал. Поражение в этой войне означает лишь одно — уничтожение Эквестрии и гибель пони. Враг коварен и силён, но на вашей стороне правда и любовь к родной стране!
Строй взорвался громовым "Ура!" В общем крике слышалось множество разных голосов, но вместе они звучали как один. Когда овации закончились, военные удалились в здание мэрии, где теперь располагался штаб. Луна, Блюблад, а так же командующие вновь сформированными армиями вскоре оказались в небольшом конференц-зале, на широком круглом столе которого были разложены карты. Блюблад угрюмо посмотрел на Луну, свою титулярную "тётушку". Она в свою очередь посмотрела на него, причём взгляд её не выражал ничего осуждающего, что очень сильно раздражало принца. "Лучше бы она испепелила меня на месте." — Подумал он, глядя в синие, бездонные глаза аликорна.
— Итак. Обстановка на фронте следующая. — начал маршал, после короткой, но тяжёлой паузы. — На юге остатки 1-й армии отходят в район Толл Тейлса, где с июня создаётся укрепрайон вдоль южного берега реки Тейл. Из Роквилля и Лас-Пегасуса туда двигаются войска Юногого Военокруга — два пехотных корпуса и четыре лёгких бригады под командованием генерала Дикси.
— Как скоро они окажутся на тейльском рубеже?
— Нужна неделя, не меньше. До середины Августа придётся удерживать фронт теми силами, что есть. Я сместил генерала Винди и назначил командовать одного из своих приближённых — генерал-полковника Флинта. Старое командование отдано под трибунал.
— Опять казните подчинённых?
— Казню, Ваше Высочество.
— Плохо, сэр Принц. Так у вас никого не останется. Глупо наказывать такой высокой мерой за единственную неудачу.
— Эта неудача стоила нам крепкого фронта и сотен тысяч жизней, Ваше Высочество. — Блюблад позволил себе резкость, Луна никак на это не отреагировала, просто пожав плечами и кивнув.
— Ясно. Что известно о противнике?
— Первое время мы не могли ничего о нём судить, но сейчас можем. Судья по всему, на юге чейнджлинги располагают силами, равными одной танковой армии при поддержке внушительного числа артиллерии и пехоты. Это направление воспринято нами как малозначимое, потому что на севере и в центре ведёт наступление куда большее количество войск. Мы наконец начали вести фоторазведку вражеских колонн, но это пока что осложнено действиями авиации чейнджлингов.
— Что с нашей собственной авиацией?
— Остатки авиакрыльев перегруппировываются в районе мейрчестерского аэродрома. — подал голос генерал ВВС, вступивший в свою должность в первый же день войны, когда его начальник застрелился после того, как совершил облёт разбомбленных аэродромов. — В предстоящих боях эти части уже должны двинуться в бой.
— Ваше Высочество. Я слышал о вашей поездке в Мейнхеттен. — почти перебил коллегу Блюблад. — Как скоро там будут готовы свежие крылья?
— Не раньше чем осенью. Подготовка идёт медленно, этого никак не исправить.
— Ясно... — Блюблад опять о чём-то задумался, разглядывая карту, почти каждая стрелка и значок на которой вызывали у него сомнение и тревогу. Луна давила на него одним своим присутствием, и у него не было практически никаких средств для того, чтобы как-то снизить это давление. — В центре и на севере мы испытываем наибольшие трудности. Противник рвётся на Центрально-Эквестрийскую равнину, нацеливаясь на Кантерлот. 2-я и 5-я армия были практически полностью уничтожены, попытка контрудара под Уайтбеллом так же потерпела провал и привела к большим потерям. Фактически... мы лишились всех крупных танковых соединений на данном театре военных действий.
— А значит лишились маневренной силы. — заключила Луна. — Статичная оборона ни к чему не приведёт, без танков у вас не получится сдержать их.
— Я прекрасно это понимаю, поэтому и не намерен удерживать Шир до последнего. Главное — обескровить Триммеля, заставить его увязнуть в обороне, понести потери, а потом отступить на новый оборонительный рубеж. Первые поражения были понесены из-за эффекта внезапности, сейчас же мы уже знаем, что можно ожидать от вражеских сил. — Луна кивнула, принимая тезис Блюблада, он же продолжал говорить, водя указкой по карте. — Марипозско-Йондерхилльский укрепрайон пролегает по этой полосе пересечённой местности. На случай вражеского прорыва на юго-восточном направлении так же подготовлены позиции. У нас осталось ещё несколько дней на подготовку обороны, но, честно признаться, я этому времени не верю. Враг уже успел преподать нам один из главных уроков — он всегда ближе, чем кажется.
— Положение ваше тяжёло, я это прекрасно вижу. Насколько мне известно, оборона Кристальной Армии так же прорвана, и отступление её частей может создать дыру на вашем северном фланге.
— Эту карту мне крыть нечем. — прямо отвечал Блюблад. — Резервы с Восточного Побережья придут нескоро.
— Что-ж. Ситуация мне ясна. А теперь мне бы хотелось поговорить с вами наедине, дорогой племянник. — Последние слова аликорна прозвучали чуть холоднее, чем прежде. Генералы закивали, отдали салют и начали покидать помещение. Вскоре, там осталось только двое: Блюблад и Луна. Какое-то время царило молчание, но Луна всё же заговорила первой:
— Ваше положение висит на волоске. Я имею ввиду не армию, а конкретно вас, Блюблад. — Синие глаза аликорна постепенно начали темнеть, воздух в помещении становился всё тяжелее и тяжелее с каждой минутой. Принцесса внешне была абсолютно спокойна, но Принц чётко осознавал, что в данный момент у неё на уме.
— Если потребуется — я предстану перед любым судом. — твёрдо отчеканил маршал, склоняя голову. — Я понимаю причину вашего недовольства, но не имею никакой возможности что-либо исправить.
— Это печально, сэр. Это печально... — В глубине тёмно-синих глаз на долю секунды блеснуло пламя. — Тем не менее, я прошу вас не забывать о том, что вы являетесь моим родственником лишь формально, и я имею право сделать с вами всё, что угодно.
— Вы намереваетесь меня судить?
— Пока нет, но ваши действия заставляют меня и мою сестру склоняться к этому решению. Вы казните и смещаете офицеров, причём эти действия не приводят ни к каким результатам. Фронт всё ещё трещит и откатывается на восток, а противник до сих пор не понёс никакого существенного ущерба. Это... Заставляет меня и мою Сестру сомневаться в вашей компетенции...
— В защиту себя скажу, что я сделал всё, что было в моих силах...
— И потеряли все наши танки. Поймите, Принц, от вас требуется только одно — продержаться до зимы, не сдав врагу Кантерлот. Если у вас это получится — Кризалис уже проиграла, план её генералов провалится, а в затяжной войне у нас уже будет больше шансов. Напутствую вас в последний раз — ваша дерзость и взбалмошность приближают скорее поражение, чем победу. Неправильно всё сваливать на подчинённых.
— Клянусь своим маршальским протазаном... — Сквозь зубы проговорил Блюблад. Он опёрся головой на копыто и зажмурил глаза, принимая слова аликорна. Никто не мог ему возражать, только Сёстры. Когда они хвалили его — он был счастлив, когда укоряли — он чувствовал раздражение и горечь. Сейчас это чувство имело совершенно иной облик, более угрюмый и прямолинейный, подстать положению, в котором он оказался.
— Не подведите Эквестрию, Принц. — Произнесла Луна, растворяясь в ближайшей тени. Её тёмно-синяя фигура становилась всё более и более размытой, пока постепенно не исчезла вовсе. Последними пропали большие синие глаза, в которых сквозила недоступная никому мудрость и мощь. Эти глаза смотрели на него. Смотрели сурово и требовательно, пока не пропали вслед за своей владелицей.
Под высокими сводами Дворца всегда было прохладно. Это место создавалось для существ, которым даже само время было нипочём, не говоря уже о каких-то там сквозняках. В этом месте нередко появлялись посетители, и то, зачастую они оказывались простыми посыльными, являвшимися заместо своих начальников. Сейчас же здесь царила абсолютная тишина: было слышно только чеканный шаг гвардейцев и завывания ветра, к осени становившиеся всё более злыми и сильными. Отсюда открывался широкий вид на город и Центрально-Эквестрийскую равнину, многие горные курорты могли бы позавидовать такой панораме. Она смотрела в даль, стоя на открытом балконе. Дул сильный ветер, но это не было большой помехой. Она пользовалась этим местом вот уже тысячу лет напролёт, немало решений, изменивших мир, было принято здесь.
— Ваше Высочество, делегация ожидает вас. — За спиной послышался голос гвардейца. Она отреагировала не сразу, мысли не сразу отпустили её.
— Луна уже здесь?
— Так точно, Ваше Высочество. Она ожидает вас.
— Что-ж, она дождалась.
Селестия пошла вслед за гвардейцем, уходя с продуваемого всеми ветрами балкона.
— Вам бы следовало пореже выходить туда.
— То же самое говорили ваши предшественники ещё тысячу лет назад, и с тех пор ничего не поменялось. Вы, сэр, недавно вступили в своё звание?
— Месяц назад, Ваше Высочество.
— По вам видно, что вы ещё новичок.
— Я, конечно, догадывался, что вам не страшно заболеть, но...
— Ваш долг требовал от вас поступить именно таким образом.
— Да. Точно так, Ваше Высочество.
Луна ждала сестру в небольшом зале, образованной двумя пересекавшимися коридорами. С ней было двое её гвардейцев-фестралов. Оба бойца были в старомодных тёмно-синих доспехах. Вид у них был угрюмый и суровый, вступая в контраст с любившей покутить и полной карьеристов Дневной гвардией. Сопровождавшего Селестию жеребца передёрнуло от взгляда одного из фестралов, державшегося особенно свирепо.
— Доброе утро, сестра. — Произнесла Луна, отпуская символический поклон.
— И вам тоже утра доброго. Как прошла ваша командировка?
— Очень долго рассказывать.
— Время у нас есть, Сестра. Рассказывайте.
— Следует ли заставлять северян ждать?
— Они навряд-ли увидят в этом проявление неучтивости. Нужно заставить послов ждать. Пойдёмте спокойно, нет смысла торопиться.
Две принцессы вместе двинулись по галерее, высокие окна которой выходили на город. Гвардейцы сопровождали их, о тихо переговариваясь между собой.
— Армия находится в тяжелейшем положении, Блюблад оказался не так эффективен, как мы предполагали. Вражеское наступление пока нигде не остановилось, а жёсткие меры маршала не приносят никакой решающей пользы. Дело дошло до создания городских ополчений и введения в бой национальной гвардии. Дела могут принять крайне тяжёлый оборот.
— Они уже его приняли, хуже уже не будет. — Глубокомысленно произнесла Селестия, глядя в окна и продолжая о чём-то думать.
— Почему вы так решили?
— Видите ли, я совершенно не планировала того, что начнётся война. А если она началась, значит я ошиблась, меня переиграли на политическом поле. Эта войну не получится выиграть теми способами, какими войны выигрывались ранее. Эта война — мясорубка, в которой проиграет тот, у кого быстрее закончатся ресурсы. Тот, кто быстрее надломится.
— И мы, Сестра, рискуем надломиться первыми. Нужно переводить страну на военные рельсы, и чем быстрее — тем лучше. На Восточном Побережье находится основное количество наших верфей и заводов, необходимо предпринять все усилия для того, чтобы заставить их работать на пределе.
— На пределе... На пределе, Сестра. Действительно, нам остаётся только мобилизовать все силы и найти тех, кто мог бы их правильно применить. Я знаю: есть те, кто может. Чейнджлинги скорее всего своего не добьются. Их усилия велики, но большая часть их действий должна обернуться против них. Кризалис сильная, но глупая. Она стремится к достижению целей, которые не выгодны ни ей лично, ни её стране, за которую она, подражая нам, взяла самую высочайшую ответственность. Она поступает невежественно, она надеется на удачу и идёт на огромный риск, который не оправдается.
— Вы думаете?
— Я знаю, Сестра. На моей памяти немало таких правителей, которые пытались откусить больше, чем могли проглотить. Их авантюры были либо провальными, либо были обязаны величайшей удаче, впоследствии не кончаясь ничем хорошим для тех, кто притворил их в жизнь. Понимаете, мне иной раз даже трудно вспомнить само имя: "Кризалис". Она для меня является продолжением тех сотен и тысяч чейнджлингских королев, правление которых мне довелось видеть. Трудно назвать их одинаковыми: кто-то был благоразумен, кто-то был глуп, кто-то сочетал в себе и то, и другое. Единственное отличие Кризалис в том, что она оказалась более удачливой, дерзкой и агрессивной. Такие высоко поднимаются, громко падают.
— Хотелось бы, чтобы она упала поскорее.
— Я сомневаюсь в том, что война будет быстрой, Сестра.
— Современные войны имеют скоротечный характер. Даже сейчас чейнджлинги наступают в очень быстром темпе и явно намереваются достичь своих целей в очень короткие сроки.
— Только лишь потому, что в нынешних реалиях пока не было по-настоящему масштабных конфликтов. Сам факт того, что Кризалис хочет разделаться с нами быстро говорит о том, что у неё не хватит сил на долгую войну. Если их войска остановятся — они уже не смогут идти вперёд с той же лёгкостью, как раньше. Я очень мало понимаю в современном военном искусстве и война для меня есть высочайшее из зверств, но этот тезис мне понятен. Кстати, каково положение в обществе?
— Война воспринята с рвением и патриотизмом, но большая часть пони ещё не понимает ситуации. Враг распространяет пропаганду через листовки и запрещённое радиовещание, но это не имеет особого эффекта. Скоро ли вы сделаете официальное заявление? Прошло уже немало времени, даже северяне успели высказаться. Ваше молчание стоит очень дорого.
— Только лишь потому, что моё слово стоит ещё дороже. Когда моя речь будет нужна — я её произнесу.
— Она нужна прямо сейчас, сестра. Многие ваши подданные обеспокоены тем, что от вас не поступает никакой реакции.
— Это не может быть мне приятно, но тем не менее, я ещё не готова выйти на трибуну.
— Вы... Вы аликорн. Вы глава государства.
— Вы тоже аликорн, Сестра. — с едва заметной резкостью произнесла Селестия. — Я люблю свой народ. Неправильно предполагать, что я не окажу ему поддержки в час нужды.
— Вы, кажется мне, вовсе хотите дистанцироваться от происходящего. Вы пускаете всё на самотёк, Сестра. Парламент не вынесет принятия военных решений. Нужно ваше прямое участие.
— Я ни в коем случае не собираюсь пускать всё на самотёк. Не понимаю даже, как вы могли о подобном подумать. Просто... Мне очень тяжело на душе. Тяжело от того, что во многих нынешних проблемах есть моя вина и вина моих подданных. Мы приняли слишком много глупых решений в последнее время. Мы оказывались суровы там, где требовалась мягкость и беззубы там, где требовалась сила. Можно было бы заранее предотвратить всё произошедшее и происходящее, но... Время идёт только вперёд. Аликорны могут обмануть смерть, но время они обмануть не в силах. Даже самая сильная магия неспособна остановить его навечно. Эпохи сменяются, это неизбежно. Может быть, настанет время, когда мы уже станем не нужны Эквестрии...
— Хотелось бы, чтобы это время не наступало как можно дольше. — слова сестры тоже заставляли её задумываться. Очень часто получалось так, что собеседникам Селестии по ходу разговора передавались её степенность и спокойствие. — Впрочем, мы отошли очень далеко от того, что я хотела вам рассказать.
— Что вы хотели мне рассказать? О том, как идут дела на военных заводов и о том, как в Шире собирается ополчение? Это интересно. Это действительно интересно. Но я вижу всё это в несколько ином плане. Знаете, я полагаю, что наши предстоящие переговоры окажут куда большее влияние на наше положение, нежели действия нашей армии.
— Вы имеете ввиду помощь из Принцессина? Будет ли она решающей?
— Это уже больше зависит от северян. В последнее время, моё мнение об их новой власти значительно переменилось. По крайней мере, перед лицом общего врага независимая Северяна является нашим единственным и довольно-таки весомым союзником.
— Это так. Аквелия сама просит о нашей поддержке, эта страна пока не может нам помочь.
— А насчёт Аквелии, Сестра, я позволяю себе сомневаться. В их положении я не могу быть уверена. Вполне возможно, что мы лишимся этого союзника, причём довольно скоро. Если для нас есть хоть какая-то надежда, то из Аквелии до меня доходили только плохие новости...
Разговор сестёр продолжился, постепенно перейдя на более узкие и сложные темы. Что-то они говорили вслух, что-то читали друг у друга в мыслях, но их беседа продлилась достаточно долго и закончилась только тогда, когда перед ними уже возвышались двери конференц-зала, в котором должно было пройти совещание. Там их ждали военные, чиновники и дипломаты, к которой аликорны были вполне готовы. Здесь, в высоком замке Кантерлота всё воспринималось с отставанием. Жизнь целой страны кипела где-то далеко внизу, а обитатели этого места редко покидали его стены. Однако, отголоски всемирного бедствия пусть и не сразу, но всё же докатились сюда. Селестия приняла разгорающийся мировой пожар спокойно и холодно, задвинув страх, тревогу и прочие подобные эмоции куда-то очень далеко вглубь своей души. Новые силы, алчущие величия и возмездия, вступили в единоборство с умом, удерживавшим мировое первенство вот уже тысячу лет. Начавшееся противоборство имело стало тем, чего одни боялись, а другие желали.
В воздухе стоял едкий и острый запах пороха и гари. Она шла по заваленной щебнем и взрытой землёй дороге, за ней следовала её свита: фотографы, журналисты, телохранители и представители иностранных государств. Ей навстречу выступала делегация из чейнджлингов в военной форме. За их спинами, вдоль дороги было построено несколько сотен солдат, стоявших по стойке "Смирно", причём с таким усердием, что издалека их трудно было отличить от очередной чудом сохранившейся стены какого-то крепостного здания.
— Здравия желаю, Моя Королева! — Громко и отточено отчеканил Триммель, отдавая салют. Кризалис приняла его коротким и отрывистым кивком.
— Как продвигается ваш план герр Триммель? — Сухо спросила она, всё так же холодно и взыскательно глядя на своего любимца.
— Всё идёт по графику, Ваше Величество. По крайней мере, на приоритетных направлениях это так. Крепость, в которой вы находитесь, — Триммель обвёл передней ногой вокруг себя, демонстрируя развалины, — фанатично сопротивлялась целый месяц, но по итогу была взята силами пяти наших дивизий. За моей спиной стоят солдаты и офицеры, удостоенные высших наград за храбрость и инициативу, проявленную в ходе боёв. На деле, награждено было намного больше, но многие получили ордена посмертно.
Кризалис прошла вдоль строя солдат, внимательно всматриваясь в их глаза. Чейнджлинги стояли как каменные изваяния, на их шеях блестела чёрная эмаль Железных корон.
— Ты, рядовой. — Вдруг Королева обратилась к одному из солдат.
— Я, Ваше Величество! — Отчеканил тот.
— За что ты получил свою награду?
— За штыковой бой, Ваше Величество!
— Штыковой бой? Славно. Молодец, рядовой. Сколько врагов ты заколол?
— Троих заколол, Ваше Величество!
— Троих? А они что? Упорно дрались?
— Упорнее некуда, Ваше Величество! Один их солдат пятерых наших в штыковом бою стоит, Ваше Величество!
— Странные вещи говоришь, рядовой. — Кризалис ухмыльнулась. Её белая, тонкая улыбка являлась большой редкостью и могла означать всё что угодно. — Пони на такое не способны.
— Фанатики, Ваше Величество! Дрались как загнанные крысы!
— Это ещё можно понять. Насколько мне известно, трусость может принимать форму храбрости, но редко. — Кризалис кивнула награждённому, прошла несколько шагов и обратилась к другому бойцу:
— А тебя за что представили?
— Спас жизнь командиру роты, Ваше Величество! — Так же громко и чеканно проговорил боец, вытягиваясь по стойке "Смирно" ещё сильнее, чем до того, как к нему обратились.
— Похвально, рядовой. А что с твоим командиром сейчас?
— В лазарете, Ваше Величество! Его из пулемёта ранило, пять пуль в бок поймал. Должен уцелеть, говорят.
— Из какой ты части, рядовой?
— 891-й пехотный батальон, 100-я пехотная дивизия, Ваше Величество! Гауптмана моего зовут Антакс цу Вракс.
— Герр Триммель, передайте гауптману мои пожелания. — Произнесла Кризалис, слегка отклонившись назад.
— Обязательно передам, Моя Королева. Насколько мне известно, 891-й понёс большие потери в крепости, но выполнил свою задачу.
Кризалис едва заметно пожала плечами и пошла дальше вдоль строя, холодным и властным взглядом скользя по каскам, кителям и лицам, более похожим на бесчувственные маски. Перед ней стояли новые солдаты Её армии: идеально вымуштрованные, идеально обмундированные, получившие первый тяжёлый опыт боёв. Это были настоящие боги войны, со стальной осанкой и свинцовыми глазами, прошедшие через пламя и закалившиеся в нём. Она видела в этих юношах тех, кто возьмёт Кантерлот, тех, кто смоет пятно позора с её Империи. Это было то самое "новое поколение", как один вставшее в ружьё чтобы сделать свою нацию великой.
Ей показали добытые у врага трофеи. Они не отличались богатством — в основном это были лёгкие противотанковые пушки и станковые пулемёты устаревших конструкций. Какое-то количество винтовок и пистолет-пулемётов. Многие из них были намеренно или случайно выведены из строя. Чейнджлинги не считали всё это своим главным трофеем. Вместе с оружием и амуницией на земле лежали горы кокард и золотых погон.
— Я не припомню таких опознавательных знаков у эквестрийцев. — Сказала Кризалис Триммелю, пока фотографы щёлкали затворами, запечатлевая момент для пропаганды и архивов.
— Здесь оборонялись северянские части. Численностью до корпуса, довольно крупный гарнизон.
— Селестия бросает на передовую дикарские части. Обычное дело для неё. Натравить одних дикарей на других — излюбленная забава Эквестрии.
— Им нужно отдать должное, Моя Королева. Фестральский туземный корпус был целиком разгромлен менее чем за сутки.
— Дикари дикарям рознь, герр Триммель. Какие-то из них трусливы и бесполезны, другие же отличаются звериной яростью и упорством. Здесь вам пришлось столкнуться со вторым типом. Насколько мне известно, нам вскоре предстоит напрямую столкнуться с северянскими коммунистами. Думаю, опыт боёв в этой крепости должен нам помочь.
— Этот опыт действительно является незаменимым, Моя Королева.
Кризалис впервые за долгое время вступила на эквестрийскую землю, ненавистную ей, но необходимую её стране. Посещение Акронейджской крепости, где совсем недавно завершились бои, где пыль поднятая уничтожающими обстрелами ещё не осела, имело для неё большой смысл. Павший Акронейдж стал первой демонстрацией непобедимости и неостановимости чейнджлингских сил, двигавшихся по Эквестрии подобно гигантской паровой машине, сметая всё на своём пути. Возмездие начинало свершаться, и ни у кого пока не было серьёзных причин сомневаться в этом.