Нашествие.
Нашествие: Глава VI: Уайтбелл - Истроуд - Дёртуэйд.Часть вторая: У хозяйства Стид.
"Удалось отступить с приграничных аэродромов, не знаю как остался в живых. Вражеских самолётов в небе как комаров — почти вся эскадрилья кроме меня и моего ведомого осталась на земле. Эти сволочи налетают десятком на одного, драться бесполезно. В Олении они были поосторожнее, видимо из-за малой численности. Сели на поле близ Уайтбелла, наши машины — решето. Солдатня таращится как на что-то невероятное. Что стряслось с остальным авиакрылом — непонятно, скорее всего кто-то кроме меня и Страйка уцелел. Иными словами — полетаю я ещё нескоро, а положение наше самое паршивое. Как вылез из кабины — захотелось дать кому-нибудь в морду. Злой как виндиго, готов спать три дня подряд. Вокруг творится сплошной кавардак, город недавно бомбили. Разыскали интенданта какой-то местной части, получили что полагается: пищу, бельё, одеяла и прочее. Первое время проспимся у него — потом будем искать начальство, если оно вообще осталось. Надеяться могу разве что на себя."
Из дневника лётчика-аса Скрупа Вайтмейрса.
Стоял жаркий июльский день, над дорогой поднималась гигантское облако пыли и выхлопов, сквозь которое смутно виднелся пылающий солнечный диск. Всем хотелось пить: жажда сводила с ума. Чейнджлинги жарились внутри своих машин, внутри своих собственных панцирей. Пыль набивалась под одежду, въедалась в хитин, вызывала кашель. Трогать колодцы и принимать что-либо от местных было строжайше запрещено, тогда как армейского снабжения просто не хватало. Вода стала цениться сильнее, чем топливо. В последние дни противник редко оказывал сопротивление: вражеские части рассеялись в лесах и теперь скорее стремились спастись, нежели сражаться. "Им везёт." — думали чейнджлинги, глядя в тень редких лиственных лесов, через которые проезжали их колонны. — "Там хотя-бы не так жарко, как здесь."
Третья танковая дивизия продолжала свой манёвр, начатый ещё в первую неделю войны: её панцеры прикрывали основные силы с севера, огибая озеро Вестлейк и выходя во фланг вражеским силам, занимавшим оборону на реке Екон. Ей предстояло быстро форсировать две крупных реки, впадавших в Вестлейк и охватить Уайтбелл с севера. Танковую дивизию поддерживало несколько лёгких и моторизированных дивизий. Охват должен был пройти быстро и не встретить какого-либо ожесточённого сопротивления, но последние приказы, поступавшие из штаба армии и базирующиеся на данных разведки, требовали от частей как можно быстрее перестраиваться в боевой порядок. В напитанном дорожной пылью воздухе повисло тревожное и томительное ожидание.
Артис сидел в броневике, вместе с бойцами своего отделения. Последняя фляга с водой была выпита два часа назад, а солнце к тому времени ещё стояло в своём зените. Чейнджлинги были без касок, с расстёгнутыми кителями и сильно закатанными рукавами. Разговаривать было тяжело — во рту скрежетал песок, а горло болело от нехватки влаги. Пулемётчик то смотрел на то чистое голубое небо, то на своих товарищей. Лабрума сморила тяжёлая дрёма, Класпер тяжело дышал и бормотал про себя ругательства, тоже постепенно забываясь. Сейчас всем было очень тяжело, Артис пытался сохранять какой-то оптимизм: "Танкистам сейчас ещё хуже." — думал перевёртыш, смотря куда-то вперёд колонны, где шли танки их батальона. В пыли виднелись искажённые силуэты грозных машин. Им там действительно было паршиво — внутри жар, снаружи — пыль и копоть. В конце концов и пулемётчика стало одолевать марево: Артис облокотился на горячий борт ханомага и закрыл глаза. Мозг почти сразу выключился: желание спать в последнее время стало навязчивым и неутолимым, его приходилось подавлять из последних сил. В ведомости офицеров находились таблетки первитина, но они пока берегли их, не видя какой-либо острой необходимости в их применении.
— Просыпайся, мы выходим! — Второй номер тормошил его за плечо, Артис быстро очнулся. Мотор ханомага был заглушен, а колонна находилась в некотором отдалении от них. Его товарищи покидали машину, пулемётчик должен был следовать за ними.
Спрыгнув на землю, чейнджлинг понял, что рядом стоит ещё несколько транспортёров, в числе которых угадывался взвод Ляпписа. У машин уже толпились гренадёры: кто-то кашлял от пыли, кто-то разминался. Здесь было не так жарко, как на дороге.
— Привал! — объявил вышедший из-за машин цугфюрер Ляппис. — У нас есть минут двадцать-тридцать на отдых, пока колонна не пройдёт дальше. — Артис увидел, что они остановились у небольшого фермерского дома, окружённого парой хозпостроек. Это было одно из тех мелких эквестрийских хозяйств, на которые они уже более чем насмотрелись. Местные встречали их по-разному: кто-то угрюмо, кто-то заискивающе — Ляппис предпочитал обращаться со всеми ними с одинаковой грубостью и пренебрежением.
— Отделение Кринга, пойдёте со мной. Остальные — ждать у входа, пока не договоримся. — Отдал приказ Ляппис и быстрыми шагами направился к калитке, служившей проходом через символический забор. Из дверей дома уже показалась скромно одетая кобыла, смотревшая на пришельцев со смесью страха и тревоги.
— Эй, жаба! Где хозяин? — Резко обратился к ней Ляппис, когда они приблизились. Кобыла не сразу нашла слова для ответа, она даже не сразу поняла, что ей только что сказали.
— Я сама хозяйка. — Наконец ответила она.
— Брешешь. У тебя что, нет мужа? — Продолжал наседать Ляппис, скорее желая оскорбить, нежели испытывая какое-то отвращение.
— Нету. На фронт ушёл. — Проговорила фермерша, глядя с крыльца на лейтенанта. Услышав эти слова, тот растянул нарочито вредную улыбку.
— Стало быть, у тебя его и впрямь нет. Мы многих ваших перебили. — едко заметил перевёртыш, наблюдая за тем, как наполняются отчаянием глаза кобылы. — Ладно. Дай нам воды. У тебя есть вода?
— Есть.
— Хорошо. Принеси. Эй ты! — Обратился Ляппис к одному из ефрейторов. — Проследи за ней, чтобы ничего не натворила.
— Слушаюсь! — Ответил ефрейтор. Чейнджлинг и кобыла исчезли в дверном проёме. Оттуда вскоре послышался плеск. Через какое-то время кобыла вышла из дому, неся два металлических ведра. За ней вышел и боец.
— Что, она ничего не выкинула?
— Следил за ней, герр лейтенант. Ничего.
— Ясно... — Задумался цугфюрер, вглядываясь в плескавшуюся в вёдрах воду. Она выглядела чистой, не испорченной.
— Рядовой, у тебя есть кружка? — Спросил Ляппис у стоявшего неподалёку Класпера.
— Есть, герр лейтенант.
— Дай ей, пусть выпьет. При нас.
Класпер подал кобыле немного помятый стакан, служивший крышкой для его фляги.
— Пей сперва сама. — По-эквестрийски обратился к ней перевёртыш. Кобыла кивнула, и недолго думая выпила собственной воды.
— Зачем мне её травить. Если кто-то из вас сволочей помрёт — вы ведь и меня убьёте, и хозяйство спалите. — Объяснила она. Её голос дрожал, в глазах стояли слёзы. Лейтенанту было на это абсолютно наплевать.
— Гм! — с фальшивым возмущением хмыкнул Ляппис. — Я бы тебя сразу пристрелил, но у нас вдов обижать не принято. Нынче в Эквестрии вдов итак многовато... Тащи ещё вёдра, у тебя они есть?
— Есть...
— Тащи.
Фермерша снова исчезла в дверях неказистого здания, вскоре перед гренадёрами оказалось ещё два ведра воды. Вёдра были новыми и сильно блестели на солнце. Вещь в походном хозяйстве очень полезная, разумеется они не собирались их возвращать. Процедура дегустации повторилась — вода оказалась чистой, не отравленной. Нагрузив солдат отделения вёдрами, чейнджлинги вернулись к ждавшим их товарищам.
У ханомагов их ждали с нетерпением: прохладная, свежая вода стала большой радостью для уставших гренадёров. Да, Ляппис нарушил приказ, но при этом соблюл все меры предосторожности. Его начальство навряд-ли возмутилось бы подобным действиям. Бойцы наполнили из вёдер свои фляжки, оставшейся водой кое-как умыли лица. Оставшейся водой решено было поделиться с остальной ротой на одном из привалов.
— А эта кобыла держалась молодцом. — Заметил Лабрум, после того как сделал два больших глотка из вновь полной фляжки.
— На первый взгляд. А так — трусила, наверное, ещё как. — Возразил ему Класпер.
— Странный у неё говор, как наш лейтенант её вообще понял?
— Он побольше нашего понимает, Артис. Офицер всё-таки.
— Ну это да. А вообще — жалко мне её. — Признался пулемётчик.
— Ну ты и брякнул. — фыркнул подошедший Кринг. — Эквестрийцев жалеешь? Совсем что-ли? Не ожидал от тебя, Артис.
— Извините меня, герр унтер-фельдфебель. — Артис спокойно посмотрел на командира отделения, не ожидая от него каких-то сильных взысканий. — Я в этом смысле немного... Ну...
— Простоват, понимаю. Сорифцы вообще, насколько я знаю, славятся подобным. Странное дело: живут среди белых медведей, а сами ведут себя как неженки. Пони — это сволочь первосортная. Они говорят одно, делают другое, а думают третье. Слышал, что нам Королева нам говорила? У нас со всеми пони война. И с этой кобылой тоже, понимаешь? Она от солдата вражеского почти ничем не отличается, так что ты, товарищ, такие вещи не говори...
— Понял вас, герр унтер-фельдфебель. Буду следить за языком.
Кринг кивнул и удалился. Этот разговор быстро вылетел у обоих из головы.
— Скоро будет сражение. — Сказал один из ефрейторов. Тот, что конвоировал кобылу.
— Ну будет и будет. Сил у нас хватит. Мы много их войск уже разбили, пони теперь совсем слабые. — Беспечно заявил другой боец.
— Загнанная крыса будет драться до конца.
— Пони ещё есть куда загонять. Они ещё не загнанные, а когда станут — для них уж поздно будет.
— Да, скоро войдём в этот проклятый Кантерлот, а там хоть трава не расти...
Привал подошёл к концу, чейнджлинги начали грузиться обратно в транспорты. Вскоре, взвод присоединился к уже продвинувшейся вперёд ротной колонне, другой взвод, правда, уже не стал делать никаких остановок — все вокруг уже были на боевом взводе, предстояло развёртывание и подготовка к встрече с неприятелем. Пыль ещё досаждала, но жара уже начинала постепенно спадать. Однако, появлялась новая забота: колонна постепенно замедлялась и перестраивалась развёрнутый порядок. Танковые батальоны расщеплялись на роты, роты — на взводы и так далее. Части предстояло сходу вступить в бой, так что все трудности дороги меркли по сравнению с предстоящим испытанием.
Вот и колонна бронетранспортёров с пехотой начала разъезжаться в разные стороны. Машины сворачивали с дороги, чтобы присоединиться к уже развернувшимся танкам. Впереди было несколько низких холмов, которые они должны были занять до темноты. В небе всё чаще виднелись самолёты-пикировщики, издалека доносился свист и грохот бомб, падающих на ещё невидимого противника. Это была подготовка к тому, что должно было начаться утром.
Гренадёры и техника добрались до холмов ещё в сумерках. Пехота и противотанковые орудия окопались на гребне высоты, танки заняли хорошо укрытые позиции за холмами и в низинах. Копая стрелковую ячейку под пулемёт, Артис прислушался и понял, что наступает относительная тишина. Колонна развернулась в некое подобие прерывистой линии. Развернулась и замерла в ожидании, выпустив вперёд передовой дозор. С холмов открывался очень хороший вид, но наползавшие сумерки размывали и искажали отдельные объекты, мешая разглядеть их. Вдалеке изредка были заметны вспышки, оттуда доносился грохот и гул пропеллеров. Самолёты чейнджлингов часто можно было увидеть в небе, у них было много работы. Сейчас Люфтваффе бомбило переправы и скопления техники, отсекая танки от пути к отступлению. Их работа должна была облегчить завтрашний день, и гренадёры очень сильно надеялись на это.
Ячейка вышла глубокой, земля охотно поддавалась лопате. Артис выкопал основную яму, а в ней проделал ещё несколько небольших ответвлений под коробки для ленты. Второй номер с большой охотой помогал ему в этом деле. Закончив со своей ячейкой, чейнджлинги начали прокапывать проходы к соседним. У них была целая ночь на это, времени более чем достаточно. Выброшенную лопатами землю разровняли, брустверы дополнительно укрепили и замаскировали росшим здесь кустарником. На позициях Ляпписа вкопали пушки, всего на роту панцергренадёров приходился дивизион лёгких и средних противотанковых орудий. Где-то в тылу располагалась специальная батарея тяжёлых зениток на тягачах. Это был батальонный резерв, беречь их нужно было как зеницу ока.
Вид открытого поля нарушали только силуэты выехавших вперёд лёгких разведывательных бронемашин, удаляющихся навстречу неприятелю. Они должны были занять защитную лесополосу, пролегавшую вне видимости бойцов на холме. Именно они начнут бой, именно они будут наводить на врага артиллерию, которая разворачивалась где-то в тылу. Их задача была смертельно опасной, но необходимой.
— Вот как думаешь, мы с тобой уцелеем? — Спросил у Артиса второй номер. Окопы уже были вырыты, чейнджлинги засели в них, готовясь встретить неприятеля. Уже стояла тёмная ночь, но разводить костры перед боем было запрещено. Ужина они так же не получили, как и о обеда. Времени на еду у солдат не было, поэтому они предпочитали просто не думать о еде.
— Должны уцелеть. Мне погибать рано. — Ответил напарнику пулемётчик.
— Знаешь, не нравится мне эта война. Едем сутки напролёт, а края не видно. Так и выдохнуться можно.
— Эквестрия — большая страна. А мы ещё отдохнём, шанс будет. Не могут же они нас гнать просто так, не думая.
— Не могут. — Согласился второй номер, при свете карманного фонарика пересчитывавший патроны в лентах, чтобы как-то занять себя. Спать не хотелось, в висках стучало напряжение, которое всегда появляется перед боем.
"Первая рота на позиции" — Сквозь слабый треск статики прорвался голос одного из гауптманов батальона. "Принято" — в ответ прозвучал голос майора. — "Батальон, слушай меня: соблюдать полную готовность! Неприятель скоро окажется в непосредственной видимости, бой начнётся рано утром. Первыми в дело вступит пехота, мы поддержим их из-за высот. За ночь к нам подойдёт подкрепление, так что мы не в меньшинстве."
"Принято, герр майор." — Шосс произнёс эти слова вместе с остальными гауптманами. Он был спокоен, и даже доволен происходящим. "Рота! Не спать! Держать готовность." — Скомандовал он, сменив частоту. "Принято, герр командант!" — отозвались лейтенанты. Остальные экипажи молчали, их радиостанции работали исключительно на приём.
Отвлёкшись от переговоров, Шосс осмотрел свой танк: башня командной "четвёрки" была просторной и вмещала в себя троих: командира, заряжающего и наводчика. В корпусе танка помещался мехвод и стрелок-радист. В машине было довольно жарко, но духота постепенно сходила на нет.
— Что думаешь, Фарникс? — Спросил командир у своего наводчика. Тот пожал плечами и потянулся за сигаретой.
— Думать не о чем, герр гауптман. — Ответил он без каких-либо формальностей.
— А мне вот есть о чём, товарищ. — Признался ему командир, доставая свои сигареты и готовясь высунуться из башни.
— О чём, если не секрет?
— Да вот думаю, сколько на этот раз танков сожжём. В июне мы их подбили много...
— Главное самим не быть подбитыми. — Заметил откуда-то снизу мехвод Кранкс.
— Волков бояться — в лес не ходить. Кстати, как там Ликс? Что-то затих парень.
— Дрыхнет, герр гауптман!
— Растолкай. Майор приказал быть на чеку.
— А заряжающему значит спать можно? — Лукаво спросил мехвод.
— Так я уже не сплю уже час как. — Оживился дремавший у стенки заряжающий.
— Знаем мы, как ты не спишь!
— Растолкай уже радиста, гауптман приказал. Всё шуточки твои... — Фыркнул Фарникс. Внизу послышался хриплый смех и возня. Шосс же к тому времени уже высунулся из командирской башенки, где и закурил.
Вокруг царила ночь: тёплый ветер трепал кустарник и невысокие деревья, росшие на холмах. Танки стояли в тишине, заглушив моторы и ожидая заветного часа. Где-то впереди тихо копошилась пехота, откуда-то сзади доносился рёв моторов и лязг гусениц — это подходили подкрепления. Гауптман сделал глубокую затяжку и посмотрел на небо: толстый месяц луны был окружён мириадами звёзд. Их мягкий свет падал на землю, придавая всему вокруг смутные и загадочные очертания. Было тепло, но не жарко. Воздух пах травой и сигаретным дымом. Шоссу была почти не известна такая тихая и приятная ночь, он наслаждался ей, пока у него была на то возможность.