Песнь угасания

Стих 13. Гордыня дракона

Битва не стихала ни на секунду. Минуло полдня, не меньше, но они все еще держали оборону — это превосходило даже самые смелые ожидания, однако никто не питал слепых надежд, ибо все отчетливо понимали: враг с ними забавляется, наслаждается страхом, как хищник, загнавший жертву в угол. Только стены, скрывавшие за собою неисчислимые вражеские армии, не позволяли эквестрийцам окончательно упасть духом.

Но драконица с высоты своего полета прекрасно видела истинное положение вещей. И все равно — продолжала сражаться. Она будет верна Эквестрии ровно до того момента, пока не станет совсем туго. Ничего, вскоре даже этот упрямец, Найт, поймет, что сопротивление бессмысленно, и тогда… тогда будет видно. А пока что, так уж и быть, она поможет ему еще один раз.

По полю битвы пронеслась волна пламени, оставляя от орд врага одни угли. Крылатая фурия пробудила в тенях животный страх — доселе совершенно неведомое им чувство. Она была повсюду, от нее было не убежать, не увернуться, не спрятаться —пламя не знало жалости. Ах, какое же наслаждение видеть, как жалкие тени сотнями обращаются в пыль! А они-то считали себя самыми сильными! Вот она, истинная сила! Бойтесь! Трепещите! Превозносите!

Найт внизу старался не отставать, по крайней мере, так показалось драконице. Посоревноваться желает? Что ж, не вопрос, она только за! Но пусть даже не надеется на победу — каким бы искусным воином он ни был, ему не сравниться с нею по силе. А впрочем, можно дать небольшую фору…

Она обрушилась на землю, задавив несчетное количество теней, превратив их чернильные кляксы, еще целую кучу она смела хвостом, а оставшихся перегрызла и проглотила.

— Ничтожества, — прорычала она, с клыков ручьями стекала черная кровь.

Попытки теней подобраться были тщетны и вызывали разве что смех. Их оружие просто-напросто ломалось об прочную чешую, они ничего не могли противопоставить. Даже задавить числом у них не выйдет — они слишком слабы, чтобы нанести хоть какой-то вред. Ну же! Неужто это все, на что способен грозный враг, превративший страну маленьких пони в бесплодную пустошь? Разочаровывает. Так недолго и заскучать…

Блеснул металл, и черный лес оказался срублен под корень. Найт орудовал мечом так яростно и так стремительно, что тени не успевали следить за его движеньями, усиленными магией. Выкашивая их десятками, он как будто пытался не отставать, и драконицу приводило сие действо в восторг:

— Да, да! Не сдерживайся, дай себе волю! Пусть они потонут в твоем праведном гневе! Отомсти за падших собратьев, за погибшую страну, за утраченную гармонию!.. Ах… — вдруг осознала она, — иль может, тебе просто нравится проливать вражескую кровь? Видеть, как тени страдают и бьются в агонии? Нравится звук, с которым меч входит в их прогнившую плоть?..

Но так ли важна причина, в конце концов? Они упиваются битвою, и стоит признать, быть его боевым товарищем совершенно не стыдно.

Ее внимание неожиданно привлекли две летящие к замку виверны. То были особо крупные виверны, по размерам ей не уступающие, и от сего факта у драконицы злобно загорелись глаза.

— Вы смеете подражать мне? Да кем вы себя возомнили?!

Но отчасти она была даже немного рада. Наконец-то достойные противники впервые за долгое время!

Взмах могучих крыльев смел назойливую мелкотню под ногами. Оторвавшись от земли, драконица ринулась вивернам наперехват. В мгновение ока она нагнала их — так сильно ей не терпелось поскорее вступить в бой, — и вцепилась когтями в ту, что была поближе. Она раскромсала ей нижнюю часть спины, однако добраться до крыльев и перегрызть кости (или то вещество, что было вместо костей), соединявших их с телом, драконица не успела. Она отпихнула скулящую от боли тень, рванула вбок — и как раз вовремя: рядом звонко клацнула пасть. Тут же воспользовавшись замешательством своих двойников, она поднялась над ними, набрала в грудь воздуха и выдохнула. Пламя объяло их, однако в следующую секунду они выпорхнули из него, почти целые и невредимые.

Покончить быстро хотя бы с одной из них не удалось. Тени развернулись, оскалили морды и бросились в атаку. Что, решили, будто она испугается? Размечтались. Это она хищник, а они — дичь!

Вновь обдав их пламенем и тем самым ослепив ненадолго, драконица поднырнула под них. Одна из теней заметила угрозу, но слишком поздно: в следующую секунду ей в шею впились острые безжалостные клыки. Она зашипела истошно, заизвивалась, как пронзенная змея, царапаясь и толкаясь, но драконица терпела боль и сдавливала челюсти сильнее. Шея у драконов — довольно нежное место, а раз они ее двойники… Еще несколько мгновений, и тень, издавши короткий рык напоследок, камнем полетела вниз.

На груди и брюхе горели свежие раны. Пустяки! Разве может быть хорошее сражение без привкуса собственной крови? Так даже лучше!

Вторая тень, понявши, что осталась одна, растеряла прежнюю смелость и кинулась прочь. Однако раззадоренная драконица не позволила увеличиться дистанции между ними, севши двойнику на хвост.

— Жалкое подобие! Ты даже не способно сотворить огонь! — прорычала она, уже почти догнав тень.

Что-то тяжелое неожиданно ударило в бок — ощущение было такое, будто она столкнулась с кометой. Ее отбросило в сторону, дыхание сбилось, но она совладала с собою, замахала крыльями и выровняла полет. Поднявши взор, она увидела того, кто нанес удар исподтишка — еще одну виверну. Теперь их было пять.

Если бы драконица отступила, дальнейшие события развернулись бы совершенно иначе; она бы, возможно, даже смогла бы одолеть их всех, невзирая на раны и численный перевес врага. Но она не собиралась отступать! Это враги должны отступать — а она гнать их, пока те не выбьются из сил!

Гордыня ее и погубила.

Израненная и искусанная она почти уже домахала крыльями до земли, но силы покинули ее раньше, чем она коснулась ногами тверди. Падение было долгим, а приземление — жестким. Хрустнули кости, и невыносимая боль пронзила тело. Но все это быстро отошло на второй план, ведь боль да раны — сущие мелочи по сравнению с тем, что она позволила теням одолеть себя! Позор, какой позор! С сей мыслью и умрет… Мир стремительно тонул в темноте.

В какой-то момент драконица пришла в себя. Она не чувствовала тела, не чувствовала совершенно ничего, даже боли, не могла пошевелиться — смерть бродила где-то рядом. Единственное, что получилось с горем пополам, — это приоткрыть глаза. Поблизости стоял расплывчатый силуэт. Тень… Хочет добить. Нет смерти позорнее, чем эта…

— Давай же… — процедила драконица чрез силу, — покончи со мной.

— Нет уж.

Как же она была счастлива услышать этот голос.

— Найт? Тени… я…

— Принцессы позаботились об этом.

Драконица с трудом рассмотрела, что они вдвоем находятся под небольшим светящимся куполом, который не подпускал к ним врагов.

— Похоже… ты победил.

— Прости?

Она помолчала, прежде чем все-таки сказать:

— …Все это была… неправда… неискренность.

Найт внимательно слушал драконицу, пытаясь понять, что она хочет сказать.

— Я врала тебе… И себе тоже.

— Почему бы тебе не использовать внутренний голос? Так будет легче говорить.

— Нет!.. — резко воскликнула драконица. — Эти слова должны… слететь с моих губ. Ты должен услышать их. Но сначала… выполнишь ли ты мое последнее желание?

Единорог был мрачнее ночи.

— Какое же? Говори.

— Помнишь, как я сказала тебе… что еще не закончила с тобою?

— Не помню подобного, — ровно отвечал Найт.

— Странно, я тоже… когда же я?.. Все-таки кажется, что сказала однажды. — После недолгого молчания, она вымолвила: — Я… хочу заглянуть в твою душу. Позволь это сделать.

— Хорошо, — сказал он, оставаясь все таким же холодным.

Она несказанно обрадовалась. Вроде бы мелочь, а столько радости… Струны завибрировали. Его душевная арфа заиграла музыку… Сия музыка — совершенно не подходила Найту.

Это произошло еще до войны. Драконица пролетала над северными землями — тогда она еще не ведала, что они принадлежат Эквестрии. Погода была ужасная, поднялась вьюга, стало практически ничего не видно — мир превратился в бело-серую кашу; вдобавок ко всему после долгого изнурительного перелета силы были на исходе. Драконица корила себя за спешку. Она переоценила свои силы, недооценила непогоду, и теперь нужно было искать укрытие от проклятого снега; потеряться и замерзнуть насмерть тут недолго — даже с толстою чешуей.

Каким-то чудом она заметила сквозь метель пещеру в горе, достаточно большую, дабы в нее можно было пролезть. Однако когда она уже решила, что самое страшное позади, ее хвост случайно задел свод, отчего гора задрожала, и случилась снежная лавина, которая перекрыла выход. Драконица оказалась заперта в тесном пространстве, не в состоянии хоть сколько-то пошевелиться, и в кромешной темноте. Между нею и свободой образовалась стена из снега и камней.

Она не испугалась, нет, но поводов для радости было мало. Откуда-то, кажется, тянул сквозняк. Сие немного воодушевило: по крайней мере, здесь не задохнешься от нехватки воздуха. Но сколько она так протянет? Дня три? Неделю, если очень повезет? Растопить снег разом тоже не выйдет, пещера едва вмещает ее; придется ослабить пламя, а иначе она зажарит саму себя, как в котле. И сколько на это уйдет времени? Даже если удастся растопить снег, дальше поджидают камни. Посему, как бы унизительно это ни было, придется звать на помощь. Ничего другого попросту не остается.

— Но кто тебя услышит в этой снежной пустыне? Ты же сама видела, что тут никто не живет, — заговорила она с собою отчего-то вдруг. — Глупости. Такова твоя участь, бесславная и достойная лишь едкой усмешки, смирись.

Минуты превращались в часы, часы — в дни. Перед глазами стояла одна лишь темнота, и время перестало существовать. Иногда драконица зажигала слабенький огонь, и ледяная стена понемногу таяла, но то были ничтожные шажки, и осознание этого заставляло рычать от собственного бессилия. В какой-то момент она уперлась в камни, и на том продвижение к свободе остановилось окончательно. Камни нельзя было разломать или разгрызть, ибо она не могла толком шевельнуться; пламя только лишь раскаляло их, плавились они с куда большею неохотою, нежели снег.

Вдруг в темноте раздался шорох. Он точно принадлежал не драконице, ведь она была совершенно неподвижна. Кто-то спрыгнул — кто-то маленький. Послышался приближающийся цокот, и под самым носом вдруг загорелся тусклый свет.

— Ого, а ты и вправду в большой беде, — сказал голос.

Драконица была так поражена, что перестала дышать. Ее зрение отвыкло от света, и даже такой тусклый источник вызывал резь в глазах, но все же она немного рассмотрела незнакомца. Это был маленький… единорог? Вовсе не та помощь, на которую она надеялась. Обречена, по-прежнему обречена! Судьба продолжает насмехаться над нею!

— Как ты тут оказалась? — невинно спросил единорог.

— Не твое дело. Помоги мне. Помоги, или я тебя поджарю. Или съем. Я давно не ела и ужасно голодна!

— Съешь свою единственную возможность выбраться из западни?

Здесь он ее подловил.

— Как ты тут все-таки оказалась? — повторил единорог вопрос.

— Тебе действительно так важно это знать?

— Мне любопытно.

— Ты ведешь себя слишком развязно с той, кто запросто проглотит тебя и не заметит, — попыталась приструнить его драконица.

— Вряд ли ты сможешь пошевелиться, — мгновенно нашелся единорог. — Ладно, не хочешь отвечать и не надо. Не обязательно из-за этого запугивать меня.

— Была плохая погода… я искала укрытие, и случилась лавина, — ответила драконица, испустив короткий вздох. Единорог начинал раздражать, но она была рада и такой компании. И эта малявка все еще была единственным шансом спастись.

— Ну, буря утихла пару дней назад.

— От твоей новости мне ни холодно, ни жарко. Лучше помоги мне выбраться.

— А когда ты получишь свободу, то съешь меня, да?

— Да, если продолжишь злить. И нет, не съем, потому что ты слишком маленький, чтобы я почувствовала хоть какую-то разницу!

— Хорошо, я помогу тебе, — решительно сказал единорог. — Правда, не знаю, как… Ну конечно, я позову взрослых на помощь! Мы быстро управимся.

— А они… не испугаются?

— Ну я не испугался.

— Ты просто не до конца понимаешь, с кем имеешь дело.

— Ты в беде. А мы помогаем всем, кто попал в беду, неважно, пони ты или большой и страшный дракон.

— Как умилительно, — буркнула драконица. — Иди уже. А то пока болтать будешь, опять буря начнется.

— И то верно…

Свет удалился вместе с шагами. Послышались шорохи, кряхтение, как если бы единорог куда-то забирался, и через несколько мгновений наступила тишина.

— Пожалуйста, возвращайся скорее, — промолвила драконица отчаянно, и ей стало тошно от собственного голоса. Но к счастью, она уже была одна, и никто не мог ее услышать.

Эти несколько минут стали для нее словно глоток свежего воздуха. В груди вновь запылала надежда. Но время шло, а единорог все не возвращался. Ожидание было мучительным. Стало даже казаться, что на самом деле никто не приходил, что она все выдумала. Но, к счастью, это было не так.

Она услышала, как сыплются камешки где-то в темноте, и поняла, что он вернулся. Сердце аж затрепетало.

— Ну как? — спросила она взволнованно.

— Все путем! Жители сразу согласились тебе помочь. Я же говорил.

— Это… хорошо.

— Кстати, я принес тебе подкрепиться. Правда, не уверен, что тебе этого хватит. Но все лучше, чем ничего, верно?

Он высыпал на землю горстку драгоценных камней. Драконица слизнула их, но ничего не почувствовала. В животе было все так же пусто. Но и вправду, лучше так, чем никак.

— Тогда я пойду. Надо помочь остальным.

Это был первый раз в жизни, когда она по-настоящему испугалась.

— Постой! — воскликнула драконица, совершенно позабывши про гордость. — Не уходи. Побудь здесь.

Она тут же пожалела о своих словах. Как же это было глупо и недостойно! Дошла до того, что упрашивает маленького пони побыть с нею рядом! Но оставаться одной в темноте и тесноте решительно невыносимо…

— Ладно, — ответил единорог и сел пред ее носом. — Только если обещаешь, не угрожать мне расправой.

— Обещаю, — сказала она, чувствуя облегчение на душе.

— И о чем будет говорить, раз уж…

— Как ты нашел меня?

— Ну, я услышал, как ты рычишь.

— И ты не испугался?

— Рычание было таким жалобным — как его можно испугаться? Наоборот мне захотелось помочь тебе во что бы то ни стало.

— …Оно не было жалобным, — процедила драконица сквозь клыки.

Единорог хотел возразить, однако, вспомнив про уговор, передумал.

— Ну а потом я наткнулся на прощелину, прополз кое-как, и вот я тут. А можно спросить?

— Валяй.

— Будешь моим другом?

— «Другом»? — презрительно усмехнулась драконица. — Драконы не водят ни с кем дружбы.

— А если беда с кем случится, как с тобою? Что вы тогда делаете?

— Ничего. Пусть сам выбирается из передряги. Это лишь его забота. Если он не слабак, все с ним будет в порядке.

— Да уж, — подивился единорог. — Вам, наверно, очень грустно и одиноко жить.

— Не забывай, кто мы. Мы, драконы, мыслим совершенно иначе. Нам не нужная такая непостоянная вещь, как дружба и все, что с нею связано. Другое дело — сила. У кого ее больше, тот и главенствует над остальными.

Все было действительно так. Но драконица немного лукавила.

— А ты? — выпалил единорог. — Ты говоришь за всех, но вот именно тебе не бывает одиноко?

Такого вопроса она не ожидала. И как назло, он попал в самую точку. Этот пони хоть и мал, но больно уж сообразителен.

— …Но если не хочешь, не говори, — поспешно добавил он.

— Полагаю, ты и так уже знаешь ответ. Зачем спрашивать? — ответила драконица после недолгого молчания.

Он пожал плечами.

— Я просто думал, ты, может быть, скажешь это сама.

Скажет, как же. Она и себе-то признаться не могла. И никогда не признается. Впрочем, это единичный случай, который в скорости забудется. Ничего не случится, ежели один раз побыть чуть откровеннее обычного. Дать волю чувствам. Когда еще представится подобная возможность?

— Знаешь… — робко произнесла драконица.

— Что? — полюбопытствовал единорог.

— Неважно. Поговорим о чем-нибудь другом. Например… что тебе нравится? — спросила она первое, что пришло в голову.

— О, ну, — он задумался на секунду, — мне нравится луна.

— Этот здоровый белый камень в небе? И что ты в нем нашел?

— Нет же, наша принцесса! Принцесса Луна. Они с сестрою сюда приезжали по какому-то королевскому делу несколько месяцев назад. Она такая красивая! И погладила меня по голове…

— Хватит…

— А еще мне нравишься ты.

— Мне не послышалось? Ты всерьез это сказал?

— Ага. Хотя ты угрожаешь мной пообедать, ты совсем не страшная. Ты хорошая, мне кажется. А тебе что нравится?

— Когда не задают глупые вопросы, — сказала драконица, пересилив ступор. — И когда живот под завязку набит едой. Ох, я бы сейчас отдала крылья за хороший ломоть мяса… Может, мне совершить налет на ваше поселение, когда меня освободят? Обещаю, тебя я не трону.

Тишина.

— Ты чего молчишь? — спросила драконица удивленно. Тут она поняла, что, похоже, напугала единорога: — Я же пошутила.

— Это не смешно ни разу! Ты мне больше не нравишься.

— Я должна расстроиться, да?

Единорог помолчал немного, а затем спросил:

— А где твой дом?

— Мой дом… очень далеко отсюда. И не уверена, что могу называть его домом.

Драконица давно покинула его, ибо там ей не было места. И с тех пор бесцельно странствовала в одиночестве. Лучше не стало, но, по крайней мере, она больше не чувствовала себя лишней.

— Скажи… Как тебя зовут? — спросила она неожиданно для самой себя.

—  Фиам.

— Какое глупое имя. У вас всех такие имена?

— …Могу я узнать твое?

— Нет, — отрезала она. — Тебе оно не понадобится. Как только я освобожусь, больше мы никогда не увидимся.

— Мне почему-то грустно от этого…

Они еще долго болтали о том да о сем, и драконица была счастлива тому, что хотя бы сегодня честна с собою. В глубине души она всегда мечтала вот так с кем-нибудь поговорить — неважно о чем, хоть о всяких мелочах.

Наконец (к небольшому, как она неожиданно подметила, своему неудовольствию) снаружи послышались голоса, звонкие удары кирок и треск камней. В пещеру пробился тоненький белый лучик. Минул еще час, прежде чем путь на волю был свободен. Глаза ослепил яркий свет, и драконица поспешила вылезти из каменной темницы. Тут же, оказавшись на свободе, она с большим удовольствием расправила затекшие крылья, взмахнула ими и возвысилась над спасителями. Она оглядела их в молчании. Они были взволнованны, немного напуганы и, очевидно, не знали, чего ожидать. Она и сама не знала, чего от себя ожидать… Противно, гадко и унизительно быть должницей, к тому же у таких тщедушных существ. Нет, не услышать им слов благодарности. Она их не тронет — вот ее благодарность.

Решив на том, драконица полетела прочь. Она не слышала, как единорог что-то кричал ей вслед.

Мелодия закончилась, и вокруг вновь возникло поле битвы.

— Ты знал… — вымолвила умирающая драконица. — Все это время ты знал… но молчал. П-почему?

Фиам печально опустил глаза, ничего не ответив.

— Ах… ты боялся сего момента. — Она хрипло выдохнула. — Я счастлива… что мы встретились. Мы были связаны… всегда. Еще до нашей встречи. Знаю, слышать подобное… из уст дракона… Мы изгои. Слишком мягка, чтобы быть драконом. Слишком жесток… чтобы быть пони.

Во взгляде его блеснуло сожаление.

— Помолчи, — произнес он коротко. — Не утруждай себя.

— Нет. Ты хотел узнать… Игнис. Меня зовут Игнис. Ты первый и последний из своего рода… кто знает мое имя. — Драконица буквально выдирала каждое слово из лап смерти: — Я… ты… всегда… был… моим… — это должно было стать самым важным признанием в ее жизни, но она не успела. Сердце перестало биться несколькими секундами раньше.

Ужасное опустошение охватило единорога, когда драконица испустила дух, но скорбеть об утрате ему не позволили. Защитный купол, окружавший их до сего момента, был сломан, и сюда рванули голодные тени.

Фиам сражался отчаянно, много врагов пало от его ненасытного меча… но их было больше. Он пал рядом с Игнис, своим первым и последним другом.