Песнь угасания

Стих 8. Иллюзии Кики

Кики не всегда была беззаботной и оптимистичной, какой она предстала перед Глют. Напротив, в первые годы жизни она была полною своею противоположностью: когда прочие жеребята бегали по улицам, веселились и играли, она сторонилась всех, кроме родителей, вела себя тихо, точно боясь иной раз напомнить о себе иль нечаянно потревожить кого; казалось, что из ней вытянули всю радость, все силы, все желание наслаждаться жизнью. Соседские дети постоянно шептались. «Странная она», — говорили одни. «Она как будто боится нас», — говорили другие. «Мне мама сказала держаться от нее подальше», — добавлял кто-то третий.

Причина сих странностей заключалась в том, что с самого рождения Кики воспринимала мир совершенно иначе, нежели другие пони. Там, где все видели сверкающее голубое море, она видела простую серую гладь. Зеленые холмы — такие же серые бугры, только чуть более темные. Пестрящие клумбы с цветами — неотличимые друг от друга кусты. Алый закат — тусклый светлый полукруг над черной линией горизонта. Как-то раз даже она спросонья спутала темное пасмурное утро с ночью.

Родители понятия не имели о недуге дочери, а та, в свою очередь, даже не представляла, сколько разных цветов сокрыто от ее глаз. Мама с папой сошлись в мысли, что таков у Кики был характер, — склонный к тоске, — посему перепробовали просто немыслимое число способов, пытаясь подбодрить ее всячески, и постоянно, так или иначе, выражали свою безмерную любовь. Ничего не помогало. Меланхолия крепко вцепилась в сердце маленькой пони.

Когда путники принесли весть о надвигающейся войне, город резко переменился и навсегда перестал быть прежним. Разом исчезла беззаботность, витавшая в воздухе, пропала некая приятная сонливость, даже солнце как будто сделалось холоднее. Кики совершенно внезапно для себя осознала, что не одинока в кои-то веки, и ощутила странное единение с нервными и унылыми жителями. Она слышала разговоры родителей и не понимала, что такое война, но все же чувствовала по их интонации, что сие слово таит за собою нечто плохое, несет беду. Но странное дело: «война» принесла Кики вовсе не беду — именно тогда началось ее исцеление.

Однажды Кики проснулась посреди ночи от красивого мелодичного пения, доносившегося из отворенного окна. Как послушная маленькая кобылка, она продолжала лежать в кроватке, слушая пение и пытаясь заснуть, — но сон как копытом сняло. Бунтарская мысль о том, чтобы улизнуть из дома и узнать, кому принадлежит столь красивый голос, все сильней крепла в голове. Наконец, Кики решилась.

Выпрыгнув на улицу через окно, она пошагала на звук. Небо тогда еще не затягивали тяжелые облака, звезды освещали путь, и она ни капельки не боялась идти одна в такое-то время. Город спал, ни единого огонька не горело в округе, создавалось ощущение, будто все куда-то вдруг исчезли. Черные силуэты домов вздымались вверх, подобно башням, упираясь в светло-серое небо. Морские волны шумели все ближе.

Когда она вышла на берег, пение достигло кульминации, взяв высокую ноту, и стихло. Осмотревшись, Кики заметила, что на мокром песке дрожит белый огонек. Приблизилась к нему с опаской:

— Это… была ты? — спросила она.

— Тебе понравилось? — неожиданно ласково ответил голос.

— Да! Ты красиво поешь. Но кто ты?

— Ноктюрнатис.

— Нок… — попыталась повторить Кики: — Нок-тюр-на…

Услышав свое имя, огонек затрепетал.

— Зови меня Никта.

— Никта… Никта! Для кого ты пела, Никта? Тут никогошеньки нет…

— Для тебя, дитя.

— Меня? — удивилась Кики и показала на себя копытцем. — Ты меня знаешь?

— Конечно. Я знаю каждое существо в этом мире. Ведь вы мои дети.

Кики захихикала:

— Нет же, ты не моя мама! Но если хочешь, ты можешь быть моею старшею сестренкой.

— Кики, — сказала Никта серьезно, — послушай меня.

— Что такое? — навострила внимание Кики.

— Грядут темные времена. Я надеялась, что моя жертва навсегда запрет тьму за гранью мира, но я ошиблась. Мне нужна твоя помощь. Ты должна верить в лучшее, несмотря ни на что. Вера творит чудеса. Вера поддерживает мои силы. Чем больше вас будет верить в меня, тем быстрее я смогу восстановить прежнее могущество и защитить вас всех от тьмы.

Кики стало страшно. На глазах задрожали слезы.

— Но как же принцессы?

— …Они не смогут вам помочь, дитя.

— З-зачем ты пугаешь меня?

— Прости, — тихо ответила Никта. — Прости меня, — повторила она секундой позже, — ты еще совсем маленькая, но ты сильна духом, я знаю. И я также знаю, как сильно ты всегда желала веселиться и радоваться жизни.

— Мне грустно, что жители стали грустными. Но мы теперь грустим вместе, и мне радостно. Это плохо?

— Нет, дитя. Ты просто воспринимаешь мир иначе, и сие не твоя вина. Но сие есть также благословенье. Твой дух будет оберегать сей город, его жителей и меня, покуда не придет время.

Кики плохо понимала, о чем идет разговор. Она поняла только то, что ей вверяли что-то очень важное.

— Я просто хочу радоваться со всеми. И чтобы все радовались, как раньше, — пролепетала она робко. — Не хочу, чтобы мама и папа грустили.

— Мои силы ограничены, и все же у меня есть для тебя один подарок. Прошу, прими его.

Проснувшись наутро, Кики взглянула на мир новыми глазами. Впервые в жизни она увидела цвета, отличные от белого и черного. Изумлению не было предела: первый час она неподвижно сидела в кровати и смотрела на свою комнатку, выглядящую так непривычно, так ярко, так пестро! Сколько новых цветов, сколько новых оттенков! Ей ужасно захотелось поделиться радостью с миром.

— Мамочка! Папочка!

На серых лицах родителей в первый раз за несколько месяцев заиграли краски и отразились неподдельные, полные счастья улыбки, когда они увидели, как радуется их дочь.

— Но почему? — озадачилась мама. — Что с тобой случилось, Кики?.. Вчера ты вела себя, как всегда, а сегодня, как будто и не ты вовсе… Нет, я не жалуюсь… Право, снизошло как благословение!

— Да какая разница, дорогая? — отвечал папа.

— Никта! Никта помогла мне, — искрила Кики улыбкой. — Она сказала, что вера творит чудеса!

— Чудо! Воистину чудо! — воскликнул папа, все еще вне себя от радости.

— Никта услышала наши молитвы!

Раньше Кики не придавала особого значения молитвам. Она просто повторяла за родителями, потому что они ее научили этому, потому что так надо. Но теперь она поняла. Повзрослела, возможно. Потому она твердо решила посвятить себя усердным молитвам и служению предоброй Никте.

Но сие начнется завтра. Сегодня она поделится своим счастьем с миром. И осчастливит сей мир.

Серые, блеклые улицы некогда прекрасного города встретили Кики, когда она выскочила из дома. Унылые, мрачные и равнодушные лица устремили к ней взгляды. Но Кики не дрогнула пред реальностью. Она пела. Она танцевала. Она делилась счастьем с каждым, зная, что его хватит на всех. Невзирая на окружающую серость и тяжесть, она делала то, что подсказывало ей сердце.

И мир вдруг окрасился в теплые тона, приобретя прежние, пусть и не такие яркие, краски, и даже на губах у некоторых жителей замелькали слабые улыбки. Тогда Кики вновь услышала Никту: «Ты станешь лучиком света, что будет поддерживать огонь надежды».

Немало лет прошло с того момента, но Кики помнила сии мгновения так четко, будто они произошли вчера. Она продолжала верно служить Никте, даже несмотря на то, что звезда давным-давно перестала говорить с ней. Она уже и не помнила причины, почему должна делать пони счастливыми — помнила только, что должна. А впрочем, причина ее и не волновала никогда — разве нужна причина, чтобы кого-то сделать чуточку счастливее? Нет, сие было не только долгом, но также желанием, исходящим от самого сердца.

Временами она не понимала, как можно не радоваться очередному дню. Как бы она ни старалась, на следующее утро все вновь просыпались хмурыми и угрюмыми, и все усилия Кики шли насмарку. Но она не жаловалась и не роптала, отдавала всю себя ради высшего блага.

Кики наблюдала за морским горизонтом и напевала песню про любимых сестер, которой ее научила Никта. Погода была хмурая, но сие не мешало ей радоваться — Кики находила приятные мелочи во всем. После прилива на берегу остались светящиеся камешки, но она их не трогала — подводные богатства трогать нельзя; рано или поздно они вернутся туда, где и должны быть.

Вдруг она почувствовала рядом чужое присутствие, перестала напевать и обернулась. Поблизости стояла удивленная взрослая пони в изящной колдовской мантии и не менее изящной остроконечной шляпе. Кики поспешила поздороваться, ибо очень любила заводить новых друзей. Глют (так она представилась) тут же задала странный вопрос, мол, где все жители, почему в городе никого нет, на что Кики ответила, что глупости все это и нужно лучше смотреть по сторонам.

— Этот берег не лучшее место для детей, — промолвила Глют.

— Я уже не маленькая и могу сама о себе позаботиться.

— И защитить себя от ***** тоже можешь?

— От кого?

— *****.

Колдунья говорила какое-то непонятное слово на каком-то непонятном языке, которое слух Кики никак не воспринимал.

— Я не пойму, о чем ты говоришь. Ты какая-то странная.

— Нет, ты странная! Я хотя бы не пою веселые песенки, когда меня окружают рыбьи *****.

Опять Глют выражается на своем колдунском. Кики решила сделать вид, что не услышала ее, отвлекшись на точку в горизонте. Несколькими секундами позже она заметила, что вновь напевает мелодию. Сие произошло как-то само собою. Бывало, радость невольно вырывалась наружу, как сейчас, захватывала разум и тело.

— Сюда скоро нагрянут ****. На твоем месте я бы бежала со всех ног прочь.

— Зачем мне куда-то бежать, Глютти? Здесь мой дом, моя семья.

— Пони из Эджленда говорили так же. И где они сейчас? ******* все.

— Я не очень хорошо тебя расслышала…

— Ничего, — раздраженно ответила колдунья. — Что толку тебе повторять, если ты слышишь только то, что хочешь слышать. Глютти… даже мать меня так никогда не называла.

Кики заулыбалась. Глютти! Как забавно звучит! Это имечко подходит хмурой колдунье куда лучше!

Потом Глют предложила поискать родителей, с которыми она очень хотела познакомиться. Кики с энтузиазмом встретила сию идею и сразу же согласилась, ибо тоже хотела представить им новую подругу.

Пока они шагали по улицам, начался дождь. В отличие от колдуньи Кики не стала прятаться и позволила теплым каплям омыть ее тело. Она слышала мелодию, что он заиграл, сначала почти неслышно, затем все звонче. Шелест капель по морской глади. Стук по каменной дороге. Звон по огромным готическим окнам храма, что возвышается над городом. А потом она запела сама: сие случилось вновь — эмоции переполнили сознание, завладели телом, и вот она уже кружится в танце. Ей даже удалось уговорить Глют разделить сей момент счастья вместе.

Дождь стихал — стихла постепенно и музыка. Исполнив завершающее па, Кики замерла на месте. Жители, все это время наблюдавшие за ней и неумелой партнершей, восторженно затопали передними ногами. Им очень понравилось, и их улыбки были лучшей платой за все старания.

Восстановив дыхание, они с Глют пошли дальше. Вскоре Кики затеяла новый разговор, и внезапно выяснилось, что подруга не знает про Никту ровным счетом ничего. Дабы исправить сию досадную оплошность, она рассказала легенду. Вот только то была не легенда на самом деле, а взаправду происходившие давным-давно события. Истинная история мира, о которой знают лишь единицы. Колдунья, хоть и слушала с интересом, услышанному не поверила. Ничего. Однажды Глютти осознает свое невежество.

Вдруг загремели колокола, что молчали долгие годы. Неужели?.. Никта проснулась! Никта звала! Кики так и обомлела: никогда прежде она не слышала настолько строгого тона, отчего душа ее мгновенно ушла в пятки. Она была в смятении. Неужели она провинилась перед Никтой? Предала веру? Что могло так рассердить праматерь звезд? Ясно одно: надо скорей бежать в храм.

Вбежав в святилище, Кики обнаружила чужака и горящую на уровне его глаз звезду. Он тянул к ней копыто явно с недобрым помыслом — он собирался похитить Никту! Чужак пугал до дрожи в коленях: внешне он казался совершенно обычным, и ничто, казалось бы, не выделяет его среди прочих рыцарей, однако было в нем что-то противоестественное, отталкивающее, угрожающее, что сопровождало его как бы незримо. Чужак пугал, однако вера помогла справиться со страхом, придавши смелости.

Кики попыталась остановить его — но безуспешно. Когда он замахнулся, она уже было поверила, что видит последние мгновения жизни и в следующую секунду ее голова полетит с плеч, — но, к счастью, все закончилось лишь крепкою пощечиною. Она попятилась в смятении, растерянная от бессилия. Глаза увлажнились супротив воли.

— Не нужно слез, дитя, — послышался голос, ставший практически родным.

— Никта!.. — пролепетала Кики с придыханием, и слезы побежали из глаз бурным потоком: — Я подвела вас… молю о прощении…

— Тише, дитя, я вовсе не сержусь.

— Не сердитесь? Правда? — Кики приподняла заплаканные глаза. — Но ведь я…

— Моя верная хранительница, — лился мягкий успокаивающий голос, камень пульсировал в такт словам, — когда другие отвернулись, ты продолжала верить. Тебе не нужно ни о чем волноваться. Время пришло. Я покину сии стены, дабы исполнить долг. Все идет так, как дóлжно.

— Значит, страшный рыцарь вовсе не вор? Он не причинит вам вреда?

— Верно, дитя. Он доставит меня туда, где мне давно следует быть.

— Выходит, я вам больше не нужна? — вдруг поняла Кики, и под ногами как будто исчезла опора.

— И вправду, тебе не нужно более оберегать меня, однако я хочу, чтобы ты и дальше следовала за моим светом.

— Ах, Никта, я так счастлива!.. На миг я решила… Но как же мои родители? Все мои друзья?..

Возникло секундное молчание.

— Мне больно говорить сие, дитя, но я не могу умолчать от тебя правды.

Никта явила видение. В церкви было не протолкнуться, здесь собрались все, кого знала Кики, весь город — она и предположить не могла, что тут может столько поместиться. Кто-то — лицо его почему-то оказалось размыто, словно акварель по холсту, — сказал взволнованным голосом, что пора решиться. Все оставались неподвижны и молчаливы, как бы выражая согласие, и тогда этот кто-то повернулся к звезде-прародительнице, что возвышалась над головами, удерживаемая какой-то неизвестной, неподвластной никому магией. Он прикоснулся к ней, и зал озарил яркий свет.

— Жители предали веру, нарушив запрет. Они потревожили мой сон и поплатились за сие. Мне так жаль, но… они были напуганы. Напуганы тем, что грядет; их вера оказалась недостаточно крепка.

— Я все-таки подвела вас, — понурилась Кики. — Не смогла удержать их от этой ужасной ошибки…

— Нет, моя хранительница. Твоей вины в том нет. Сие произошло бы рано или поздно. Ты лишь оттягивала неизбежное. А теперь ободрись. Нам с тобой пора двигаться вперед.

Видение исчезло. Звезда погасла и не издала более ни звука. С тяжелым сердцем Кики приняла то, что произошло с жителями. Они предали веру, и сие заставляло ее грустить еще больше. Однако хандре она поддавалась недолго. Уже через мгновение она заулыбалась, ободренная мыслью: что бы ни происходило, какие бы трудности ни поджидали их, в самом конце все будет хорошо — Никта не допустит иного исхода. Все будет хорошо… Осталось совсем немного…

Выйдя из храма, Кики увидала сидящего на крыше большущего дракона. Он выглядел грозным, как положено дракону, однако по какой-то неясной причине казался куда менее страшным, чем рыцарь. Она не успела подумать об этом как следует, ибо в отдалении заметила родителей.

— Мама! Папа! Так вы здесь? А я думала… Какое счастье!

Они пришли, чтобы проводить ее в добрый путь, но держались на расстоянии из-за дракона. Кики помахала им копытцем и выкрикнула:

— Я обязательно вернусь! Не скучайте сильно! Скоро все будет хорошо!

И они счастливо помахали в ответ.