Осколки пламени
Глава 8. Из огня да в полымя, часть 1
Стоит лишь осознать, что ситуация критическая — и сердце срывается в галоп, а мысли в голове становятся короткими и быстрыми, вспыхивая подобно вороху огненных искр. В таком состоянии нет места сомнениям и длительным раздумьям, скорость реакции возрастает неимоверно, и я мгновенно понимаю, что из комнаты пора валить.
Потому как фейерверк выдался столь знатным, что его пол-Кантерлота видело, а кто не видел — те слышали. И поскольку Лести не слепая и не глухая, то это лишь вопрос времени, когда она тут появится. А я тут с её сестрой, которая выглядит как слегка прожаренная отбивная. Увидев такое, разбираться в ситуации Лести не будет, и щадить меня — тоже.
Так что баклажанку на спину, и со всех копыт в больничное крыло. Окольными путями, чтоб уж точно на белую лошадь не наткнуться. Выгрузить — и исчезнуть с глаз долой на время, благо в замке есть укромные местечки, а Лести на какое-то время станет не до меня — она над сестрой квохтать будет. Глядишь, при некоторой удаче баклажанка очнётся и всё же решит меня выслушать, прежде чем выносить приговор.
— Трикси, — мрачно произношу я, укладываясь на пол рядом с неподвижной Луной.
— Д-да, Брейки? — нервно откликается единорожка, переминаясь с копыта на копыто.
И вот то ли у неё такая выразительная мордочка, то ли это у меня воображение разыгралось, но я каким-то образом ощущаю её страх во всех подробностях. И понимаю, что боится она вовсе не меня. Наоборот, Трикси отчаянно боится лишиться моего общества — боится, что я за такую подставу сейчас попру её из своих друзей. А вот не дождётся! Должен же кто-то прикрывать мою неадекватность?
— Трикси, не стой памятником самой себе! Помоги погрузить эту снулую кобылу мне на спину!
— П-погрузить?.. — лепечет Трикси, глядя на меня широко раскрытыми глазами, — но это же аликорн!
— Трикси, — вкрадчиво произношу я. — Ты понимаешь, что если эта лошадь сейчас помрёт, то мне тоже не жить?
— А… — единорожка делает крохотный шажочек вперёд, испуганно прижав ушки. Кажется, её пугает сама мысль о том, чтобы прикоснуться к баклажанкиной тушке. — А что мы будем делать… — шёпотом спрашивает Трикси, — если она вдруг очнётся?
— Скажем ей, что она идиотка! — раздражённо отвечаю я. В самом деле, чтоб аликорну так обгореть от парочки простых фейерверков — это ж ещё постараться надо!
— Ик! — ошарашенно выдаёт Трикси, которой подобное обращение с аликорнами явно в новинку.
— Трикси, тебе совершенно нечего бояться! — произношу я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно убедительнее. — Она без сознания и не сможет узнать никаких подробностей о том, кто и что делал с её телом. А если вдруг спросит, то я тебя не выдам, взяв всю вину на себя. Ведь именно так должны поступать настоящие подруги, верно?
— Да! — восклицает единорожка, решительно хватая Луну за загривок трясущимися копытцами. Похоже, радость от того, что я всё ещё хочу дружить, перебивает даже её дурацкий страх перед баклажанкой. — Великая Трикси — самый выдающийся грузчик Эквестрии! Однажды Трикси удалось загрузить бочками с сидром целую телегу… нет, две телеги… всего за минуту!
Единорожка, усердно сопя, пытается взгромоздить явно тяжеловатую для неё кобылу мне на спину, причём так, чтобы она ещё и устойчиво там лежала. Чувствую, что время буквально утекает сквозь гриву, и прибегаю к глубокому ритмичному дыханию в попытках хоть немного успокоиться. Помогает не очень.
К счастью, Трикси наконец всё же завершает погрузку.
— Да что ж она столько весит-то? — раздражённо выдыхаю я, с изрядным трудом поднимаясь на ноги. — Не толстая же кобыла…
Жесть, по ощущениям — словно гранитную плиту на плечи взвалили. Но копыта вроде держат, и даже идти можно. Как хорошо, что у пони целых четыре ноги! На каждую приходится вдвое меньше веса, чем если бы я был человеком.
Понятливая Трикси поспешно бросается вперёд, услужливо открывая дверь прямо перед моим носом, и…
Млять, лестница! Долбанная лестница! Как же я мог про неё забыть?!
С трудом удерживаюсь от стона досады, мгновенно поняв, что с грузом мне тут никак не спуститься.
Остановившись прямо перед верхней ступенькой, сгружаю баклажанку на пол, орудуя крыльями. Получилось довольно паршиво: мало того, что потянул крыло, так ещё и аликорна шлёпнулась на пол словно мешок с опилками. Ну, хоть не головой долбанулась, и на том спасибо.
— Главное — спустить её вниз, — поясняю ошеломлённо наблюдающей за мною единорожке. — Дальше должно быть легче.
Встав головой к голове, уже привычно хватаю аликорну зубами за загривок, начиная медленно спускаться крупом вперёд.
Успеваю одолеть лишь несколько ступенек, прежде чем понимаю, что дело не ладится: крылья снулой кобылы при движении почему-то растопыриваются, упираясь в пол и стены. Приходится прикладывать существенные усилия, преодолевая сопротивление, и очень скоро я начинаю явственно ощущать солоноватый привкус во рту, а мои ноздри помимо исходящего от аликорны аромата палёной шерсти улавливают возбуждающий запах крови.
Поспешно выплюнув баклажанкин загривок, провожу передней ногой по кончику своей мордочки — и ожидаемо вижу на шёрстке кровавый след.
— Да что за хвостня-то, а? — хрипло произношу я. — Надо как-то перехватиться, чтоб прижать ей крылья…
Развернуть аликорну крупом вперёд оказывается не так просто: для распахнутых крыльев на этой лестнице совершенно недостаточно места! Хуже того, мои неуклюжие попытки их свернуть приводят к тому, что у неё ещё и ноги вытягиваются, упираясь во всё подряд и создавая дополнительные помехи.
Какое-то время отчаянно сражаюсь с неподатливой тушкой, враскоряку застрявшей поперёк лестницы, прежде чем наконец удаётся кое-как поставить её в нужную позицию.
«Нет, ну что за кобыла!» — возмущённо думаю я, с трудом переводя дыхание. — «Сплошные углы и выступы, никаких округлостей…»
С этой мыслью приобнимаю бессознательную аликорну за бочок, фиксируя крылья в свёрнутом состоянии, и аккуратно прикусываю загривок. Ну вот, так намного удобнее!
И мы бок о бок, хвостами вперёд, уверенно преодолеваем лестницу.
— Так, самое сложное позади, — довольно выпрямляюсь я, достигнув наконец ровного пола.
В ответ раздаётся чей-то сдавленный взвяк, и, обернувшись на шум, успеваю заметить невысокую кобылку-земнопони коричневой масти, которая смотрит на меня расширенными глазами.
Её ступор длится не более секунды, после чего она разворачивается столь стремительно, что у неё едва не разъезжаются копыта, и, бросившись прочь, мгновенно исчезает из виду. Право же, будь она пегаской, так непременно сорвалась бы с места прямо в рейнбум.
«Ну вот, теперь придётся срочно менять маршрут», — раздражённо думаю я, провожая взглядом убегающую лошадку. — «Потому что позвать лекаря эта безмозглая пони и не подумает, а вот навести на меня Лести сможет запросто».
— Трикси, грузи! — командую я кобыле, которая уже успела сбежать вниз по лестнице и замерла неподалёку, тяжело дыша. Нет, с её страхом определённо придётся что-то делать… Мои маленькие пони не должны страдать баклажанкофобией!
— Ох! — откликается моя добровольная помощница, нервно взмахивая хвостом и поспешно подхватывая баклажанку под передние копыта.
Повернувшись ко мне боком, единорожка ловко забрасывает мне на спину сначала переднюю часть аликорны, а потом, с некоторым усилием, и заднюю. Затем топчется рядом, балансируя груз, чтоб никуда не съезжал…
— Спасибо, Трикси, — благодарно киваю я, поднимаясь на ноги.
Надо сказать, что на этот раз Трикси проделала всё намного быстрее. Вот что значит опыт!
Некоторое время мы молча шагаем по просторному коридору. Что удивительно, опять абсолютно пустому! Это уже даже подозрительно: обычно в замке всегда полно народу, а тут уже мой третий заход — и нипони! Хвостня какая-то… А ведь я на этот раз не напрямик иду — наоборот, стараюсь петлять как можно сильнее, чтобы на меня было труднее выйти. Поняхи даже вовремя разбежаться с моего пути не должны успевать. Лести что, поувольняла к Дискорду половину прислуги и всю гвардию в полном составе?
Впрочем, удивляться этому факту нет времени — впереди показывается дверь малого банкетного зала. И вот там меня очень даже может ждать засада в виде большой белой лошади, потому что этот зал — одна из тех точек, где сходится большинство маршрутов. Ну, ещё можно было через большой зал идти или вообще обойти по дворцовому саду, но там шанс нарваться был бы ещё больше — всё же малый зал на отшибе, и Лести в последнюю очередь придёт в голову перехватывать меня именно здесь.
— Трикси, — негромко произношу я, останавливаясь у дверных створок. — Если там кто-то есть — отступай и прячься, потому что случиться может всякое. Я прикрою.
Услышав эти слова, единорожка тревожно всхрапывает.
— Нас ведь не казнят за это, да? — с надеждой спрашивает она.
Я от такого предположения аж с мысли сбиваюсь. Это что ещё за похоронные настроения?! Ну ладно я, меня Лести за сестру и вправду закопать может. Но Трикси-то чего бояться? Даже будь она аликорной, угрожающей всей Эквестрии — и то по нынешним законам ей грозила бы максимум ссылка в Тартар. А так-то вряд ли дойдёт даже до изгнания.
— Нет, конечно нет, — успокаивающе отвечаю я. — Нипони тебя не собирается наказывать, — произношу я, сделав акцент на слове «тебя».
Трикси прижимает ушки и снова тихонько всхрапывает, видимо всё поняв правильно.
Я обгоняю замедлившуюся единорожку и решительно открываю двери, ведущие в малый банкетный зал. В глаза бьёт яркий солнечный свет, и в солнечном сиянии я вижу застывшую в полной готовности делегацию встречающих.
Гвардейцы. Полный десяток. Восемь единорогов выстроились полукругом, два пегаса висят сверху и чуть позади, мерно взмахивая крыльями и выставив копья на изготовку. А впереди, удерживая заклинание гвардейского щита перед всем отрядом, стоит их командир. И я с некоторым удивлением отмечаю, что этот лейтенантик мне незнаком — вероятно, его назначили уже после того, как меня… выбросили.
Но самое главное: никаких следов Лести.
Как только я это осознаю, мои губы растягиваются в широкой клыкастой улыбке. При виде которой все эти жеребцы почему-то начинают нервно переступать ногами, а один из них даже теряет концентрацию настолько, что его рог гаснет, и висящие на нём заготовки заклинаний рассыпаются ворохом безобидных искр.
— Кто ты и что тебе нужно?! — требовательно спрашивает их командир, а я с некоторым удивлением отмечаю, что он единственный из всех собравшихся меня не боится. Настороженность, сосредоточенность, готовность сражаться — но никаких признаков страха.
— Я Дэйбрейкер! — гордо представляюсь, вскидывая голову. — Потушите рога и примите тело!
С этими словами спускаю на пол баклажанкину тушку, стараясь действовать как можно аккуратнее, и пячусь назад, давая им доступ к бессознательной аликорне.
Хм, а ничего так у этого лейтенантика контроль… Чтоб вот так сдвинуть щит вперёд, пропуская сквозь него дополнительный объект без нарушения самой защиты — это ж далеко не каждый единорог сможет. Для гвардейца оно особенно удивительно, поскольку дворцовая гвардия обычно не отличается эффективностью.
Лейтенант провожает меня внимательным взглядом, после чего слегка поворачивает голову и бросает короткий взгляд в ту сторону, где возвышается импровизированное заграждение из перевёрнутых скамеек.
В ответ на его безмолвную команду с той стороны поднимаются четверо земнопони и ещё одна единорожка. Ого, медик! И у них ещё и носилки с собой…
«А лейтенантик-то неплох, — думаю я, глядя на то, как медицинская бригада подбегает к баклажанке, и перепуганная кобылка, мелко дрожа и прижимая ушки, тем не менее выдаёт стандартный набор диагностических заклинаний. — Профессионально сработал. Аж удивительно видеть в лестиной гвардии вменяемого пони. Надо будет запомнить на будущее эту мордашку, тем более она у него ничего так. Не то что все эти рожи с выражением мыслящих табуреток».
— Принцесса жива! — восклицает единорожка, и её голос эхом прокатывается по залу. — Её жизни ничего не угрожает. Нет ни переломов, ни повреждений внутренних органов — лишь несколько ушибов и сильный ожог крыла. Её состояние — следствие сильнейшего магического истощения, но для аликорнов оно не смертельно.
— Так, в больничное крыло её! — командует лейтенант, и земнопони сноровисто грузят тело на носилки, после чего быстрой рысцой покидают зал со своей драгоценной ношей.
Теперь, когда принцессу уволокли, лейтенант разворачивается в мою сторону, а я чуть припадаю к земле, прижимая уши, и слегка приоткрываю крылья в полной готовности действовать: ведь теперь, когда у меня нет такого живого щита, ситуация стала гораздо опаснее.
И, говоря откровенно, шансов против этого десятка у меня почти нет: здесь слишком много единорогов! Без магии я до них даже дотронуться не смогу — этот лейтенант, надо признать, неплохо подготовился к встрече.
Не успеваю я так подумать, как слышу громкий топот копыт, боковые двери с грохотом распахиваются, и к гвардейцам прибывает подкрепление. Целых два десятка пони, из которых единорогов не меньше пятнадцати! А ещё я узнал их командира: лейтенант Спирхед собственной солдафонской персоной…
Шансы на мирное разрешение конфликта резко упали. Судя по воспоминаниям Дэйбрейкер, этот жеребец мог что-то показать лишь тогда, когда всё происходило в соответствии с расписанием. А как только случалось нечто непредвиденное, так он каждый раз настолько боялся налажать и не справиться, что и сам тупить начинал, и весь свой отряд заставлял бессмысленно метаться.
— Шайнинг, что тут у тебя? — произносит он срывающимся голосом, дёрганной походкой пробравшись вдоль единорожьего ряда.
— Беру ситуацию под контроль, — коротко отвечает белый лейтенант, по-прежнему держа меня на прицеле рога.
Очень… неприятное ощущение, когда в тебя целится столько пони сразу, а воздух буквально звенит от сильных разнонаправленных эмоций.
— Где принцесса Селестия?! — требовательно спрашивает Спирхед, разворачиваясь в мою сторону.
— Мне-то откуда знать?! — скалюсь я на этого болвана. — Главное, что не здесь!
— Хватит придуриваться! — повышает он голос. — Сперва Её Высочество бесследно пропадает, так что нипони не знает, где она. А потом появляешься ты, избиваешь принцессу Луну до беспамятства, и после этого делаешь вид, что ничего не знаешь?! Немедленно признавайся, куда ты дела принцессу Селестию, иначе я устрою тебе настоящий допрос!
— Клянусь великим пламенем, я понятия не имею, куда запропала эта белая кляча! — зло произношу я, начиная понимать, что мирно мы не разойдёмся в любом случае. — Не удивлюсь, если она спряталась нарочно, чтоб мне подгадить!
Даже не знаю, что меня злит больше: эти нелепые обвинения, или то, что какой-то жеребец имеет наглость мною командовать. Да кем он себя возомнил?!
И, видимо, моя мордочка оказывается достаточно выразительной, потому что даже этот непрошибаемый тип теряет остатки уверенности.
— Что скажешь, Шайнинг? — оборачивается он к белому лейтенанту. — Будем арестовывать или зовём подмогу?
Да куда ж ещё-то? И так ведь полный зал поней нагнали! Толпу здоровенных жеребцов, экипированных по уши, на одну беспомощную кобылку! Вам самим-то не стыдно? Хотя о чём это я — конечно не стыдно! Ур-роды!
— Отставить, лейтенант! — командует белый жеребец, после чего обращается уже ко мне: — Дэйбрейкер, я предлагаю тебе сдаться и посидеть в комфортабельной камере, пока ситуация не прояснится. Если ты ни в чём не замешана, мы принесём извинения за этот инцидент. Равно как и Её Высочество, если с нею действительно всё в порядке.
При этих словах кровь в моих жилах словно вскипает от чистейшей незамутнённой ярости. ЧТО-О?! Принесёт извинения? Лести? Мне?! Лести передо мною извинится?! Да он издевается, с-сука!
Обвожу всю эту единорожью шоблу ненавидящим взглядом, под которым они бледнеют и пятятся, ломая строй. С нескольких рогов срываются в полёт заклинания — причём отнюдь не из гвардейского арсенала, потому что не проходят сквозь щит, а разбиваются об него с той стороны.
Сам белошкурый лейтенант лишь пригибается, с видимым усилием удерживая магическую плёнку, которая идёт волнами, едва не рассыпавшись.
— Кто первым бросит заклинание — откушу хвост! — предупреждаю я, и мой вид сейчас достаточно убедителен, чтобы рога потушили вообще все, кроме этого белого, в эмоциях которого ощущаются помимо сосредоточенности ещё досада и непонимание. Он явно не ожидал от меня такой реакции на свою издёвку.
Но, справившись со щитом, жеребец решительно делает шаг вперёд — и, полностью наплевав на моё предупреждение, направляет на меня свой рог и выдаёт яркую вспышку, которая отзывается у меня в ушах ровным гулом.
Млять, он на меня метку повесил! Какого сена?! Лести что, за время моего отсутствия успела так прокачать свою гвардию, что уже и лейтенанты владеют высшей магией?! Это, блин, уровень капитана, не меньше!
Будь на моём месте любой другой противник, и его шансы на победу упали бы почти до нуля: суть гвардейской метки в том, что ставится она мгновенно, просто по линии взгляда, после чего все заклинания гвардейского арсенала будут лететь исключительно в указанную цель. Хоть уворачивайся, хоть ныряй в укрытие — это уже не поможет. Мало того, метка ещё и делает бесполезными большинство стандартных защит. Даже будь я в полной своей силе, подобная пакость заставила бы меня удвоить осторожность и постараться вырубить всех противников как можно быстрее.
Но на беду этих бестолковых гвардейцев, заклинание метки разработала Лести. Причём именно в те стародавние времена, когда после изгнания Луны трон под нею шатался, а потому она не сильно доверяла даже собственной гвардии, ожидая весьма вероятной попытки дворцового переворота. И Лести на всякий случай добавила в структуру заклинания небольшую подстраховку: если в момент разворачивания метки помеченный пони произнесёт секретное слово, то заклинание с него свалится, вместо этого притянувшись к наиболее магически сильному пони из тех, что есть поблизости.
Об этой особенности гвардейского заклинания не знал больше нипони — Лести даже сестре потом не сказала о такой возможности. Но вот теперь её паранойя тысячелетней давности сыграла в мою пользу: едва услышав знакомый гул, я немедленно шепчу отзыв, и… собственно, шансы избегнуть первого залпа у меня резко выросли. Для гвардии наверняка станет сюрпризом, когда их заклинания полетят не в меня, а в кого-то из них же! Скорее всего, кстати, в того белого жеребца: он выглядит самым одарённым из собравшихся.
Развивая успех, решаю внести ещё немного сумятицы в нестройные ряды этих гвардейцев.
— Охо-хо! — мурлыкаю я, глядя на их пегасьего командира и предвкушающе облизываясь. — Вижу, лейтенанту Спирхеду очень жмёт его хвост, раз он решил поколдовать… Интересно, каков он на вкус?
Под моим плотоядным взглядом пегас аж давится воздухом. А моё обвинение в том, что он, оказывается, колдовал, полной своей абсурдностью окончательно выбивает его из колеи. Пегас пятится, врезаясь в шеренгу единорогов, и окончательно ломает строй.
— Что здесь происхо!.. — раздаётся откуда-то сзади чей-то возмущённый возглас, и это становится последней каплей.
Договорить неизвестная кобылка уже не успевает: нервы многочисленных жеребцов не выдерживают, и с рогов в полёт срываются десятки заклинаний.
Поспешно падаю на пол, откатываясь с линии огня, но этого даже не требуется: светящиеся сгустки магии проносятся мимо меня, бабахая где-то позади.
Чуть повернув голову, с изрядным охвостением вижу знакомую мне по памяти Дэйбрейкер розовую аликорну. Кейденс, блин! Какого сена тебя сюда занесло?!
Вокруг аликорны мерцает пузырь стандартного щита, вот только это совершенно ей не помогает: минимум два десятка зарядов, даже не замечая её защиты, с шипением и треском разбиваются об её тело. И среди брошенных заклинаний явно были не только шоковые с парализующими, потому что розовое недоразумение сносит назад, буквально впечатывая в дверь, по створке которой она и сползает на пол.
Все замирают.
В зале воцаряется ошарашенная тишина.
В воздухе медленно кружатся четыре пушистых розовых пёрышка.
— А-а-а… — чей-то протяжный сиплый возглас в наступившей тишине прозвучал подобно кантерлотскому гласу. — Она убила Кейденс!
— ЧТО-О-О?! — белый лейтенант, взревев раненым зверем так, что задрожали стены, одним прыжком подскакивает к неподвижной аликорне.
А я мгновенно понимаю две вещи.
Первая — бой идёт насмерть, потому что раз они уложили полноценного аликорна, то меня такой залп убил бы и подавно. Значит, моё выживание не предусмотрено, остаётся только продать свою жизнь подороже. Чтоб до конца жизни, суки, запомнили!
И вторая: теперь, когда лейтенант отвлёкся, щита больше нет, и все эти тупые морды находятся на расстоянии одного прыжка!
Не тратя больше времени на раздумья, мгновенно повторяю прыжок белого жеребца, врываясь в толпу гвардейцев под аккомпанемент испуганных возгласов. Так, первая цель — Спирхед. Пор-рву!
— Кейденс! Ке-ей! За что-о-о?! — слышится из-за спины отчаянный вой.
Едва приземлившись, попросту стаптываю одного из жеребцов и, не останавливаясь, распрямляю задние ноги, лягнув кого-то из оказавшихся сзади. Грохот — словно по жестяной банке врезали.
Расправляю крыло, наотмашь врезав кому-то по рогу. От удара сырой магии крыло дёргает и оно повисает плетью, но жеребцу приходится куда хуже: он бестолково вертится держась копытом за пострадавший рог, и мешает своим же.
Спирхед пытается тыкать копьём, но его кто-то толкает, и копьё лишь пропарывает бедро одному из гвардейцев.
— А-а-а! — снова вопит кто-то рядом со мной, когда я делаю очередной выпад — на этот раз успешный: древко копья смачно хрустнуло на моих клыках.
Спирхед, лишившись копья, с которого я попросту скусываю наконечник, не выдерживает и пытается отступить, но недостаточно быстро, и я успеваю цапнуть его за круп, вырывая клок доспеха вместе с мясом.
— Кей, нет! Всем стоять! СТОЯТЬ! Дискордовы выкормыши! — разносятся по залу исступлённые вопли белого лейтенанта: кажись, метка всё ещё работает, и какая-то часть щедро кидаемых всеми подряд заклинаний оканчивает свой путь на розовой тушке.
Сплюнув отгрызенное, стаптываю ещё одного идиота, и вторым крылом отбиваю удар копья, который в противном случае пропорол бы мне бок.
Пегас сразу же взлетает вверх, но недостаточно высоко: то ли его не научили держать дистанцию, то ли он не в курсе, что даже с неработающими крыльями аликорны прыгают так же хорошо, как земнопони.
Отталкиваюсь от земли, и мои челюсти смыкаются на горле зарвавшегося пегаса, стаскивая его с небес на землю, где я и опрокидываю его на спину, наваливаясь сверху.
Ухватил неудачно: вместо того, чтоб разодрать горло, мои клыки всего лишь впились в материал доспеха, и теперь пегас бестолково барахтается, издавая испуганный визг. Сейчас нужно вгрызться глубже, чтоб сразу добить, но я отчего-то медлю, и это промедление стоит мне потери инициативы.
Слева от меня что-то ярко вспыхивает, меня сдёргивает с моей жертвы, и, пролетев какое-то расстояние, я с размаху расшибаюсь всем боком о что-то очень твёрдое — вероятно, о стену.
Из лёгких вышибает воздух, в голове словно взрывается леденящая пустота, перед глазами вспыхивает россыпь белых искр… а потом мир растворяется в белом сиянии.