Триада Лун: Сбор обломков
Глава тридцать шестая: Пересечение
∿∿∿
Камера парила над поверхностью на высоте в девять шагов, или три роста — именно вторая, устаревшая мера высоты отображалась в верхнем правом углу мерцающего экрана. Солид не знала точно, в какой эре росты вышли из обихода. Фоновые процессы вывели справку в левую половину поля зрения, но Солид было не до того — она всё ещё пыталась осмыслить своё пребывание в отключенном режиме.
С её точек зрения — как её самой, так и её программ, которые она детально опросила — пропущенное время не содержало событий.
Само время было, и внутренние таймеры продолжали его отсчитывать, и результат соотносился с мнением других пони — но оно было пустым.
А вот суть пустоты была, мягко говоря, неоднозначна. Для не вполне разумных фоновых процессов вокруг не происходило вообще ничего. Мир отсутствовал, и надо было только поддерживать жизнедеятельность тела, которое — единственное — продолжало существовать. Они выдали серию тревожных сигналов, не получили ответа от сознания, и переключились на поддержку тела, ожидая, пока мир не проявился вновь.
Сознанием же… Солид Лайн не могла подобрать иного описания, даже если бы и хотела: она плыла в океане бесконечных звёзд, и звёзды были вокруг и внутри её. Были приливы, отливы и неспешная жизнь со всех сторон. Небо отличалось от океана ничем и всем, как две стороны окна — зеркального стекла, вмешался чужой голос, перебив мысли Солид Лайн — будь ты снаружи от него в неизбывном ледяном сумраке или внутри, где изощрённость, искусство и отвага плетут самые лучшие песни.
Она летела, и тонула, задыхаясь и продолжая следовать за голосом, которого нет, за размеренным стуком своего сердца, за течением крови в венах и мучительно пыталась заснуть, чтобы наконец-то выйти наружу, вовне, во мрак и холод, и встретить то, что ждёт, и никогда не могла, потому что сон был навсегда закрыт для неё. Через сны и зеркала Красная соблазняет…
Солид Лайн не закончила эту мысль. Кошка тяжело прыгнула ей на загривок, а Пинк подтолкнула её под бок:
— Не уходи от нас… снова. Ладно? Мы за тебя очень-преочень беспокоились.
Короткий мяв Сигнал значил примерно то же самое, — но больше с оттенком «Тебе ещё рано».
Солид помотала головой, пытаясь прийти в себя, и постаралась сымитировать виноватую улыбку — мимика ей по-прежнему давалась плохо. Но для Пинк желание было, очевидно, важнее результата — розовая расплылась в счастливой ответной улыбке и протянула стакан апельсинового сока, снова взявшийся неизвестно откуда.
Солид машинально приняла его, отпила и вернула внимание к происходящему в проекции; Сторм и Пинк уже смотрели в проекцию во все глаза.
Там, очерченные не очень чёткими контурами, в зеленоватых оттенках и редких пятнах — артефактах записи — в лаборатории стояло четверо пони. Два единорога, один заметно старше другой. Земной пони напротив, чуть в стороне. Пегас — в воздухе между ними, на вершине неправильного тетраэдра. Судя по ритмичному покачиванию камеры, снимающий тоже был пегасом, причем из тех, что предпочитали воздух поверхности.
Стенды, маркеры, измерители и книги, разложенные в относительном подобии порядка, и прямоугольные следы пыли с отпечатками ножек там, где недавно стояли кровати, выдавали, что помещение не создавалось как лаборатория, скорее его заняли и переоборудовали, причём наспех. На беловатом неровном полу, лицевыми сторонами друг к другу, четырёхугольником стояли незамутнённые зеркала; камера наблюдала их со стороны и сверху, заглядывая в обрамленное ими пространство.
И это пространство было искажено — сами поверхности зеркал как будто облегали сферу, так что все углы четырёхугольника были тупыми.
Солид нахмурилась. Солид-прошлая могла бы создать подобный эффект, но в нём не было практической пользы, он требовал постоянной подпитки магией и со временем выворачивал пространство на изнанку с риском цепной реакции. Башня, где спала Солид, была основана на том же принципе… вот только Чёрная Луна выполнила его как минимум в девять раз точнее и осторожнее, и чётко определила границы выхода на изнанку. Здесь же… как Солид ни вглядывалась, она не видела ни намёка на ограничивающие линии. В теории, при достаточном инициирующем заряде, эта конструкция могла поглотить мир.
Чтобы заглянуть на изнанку, существовали менее радикальные способы. Самый простой — спросить у кошки; они видели изнанку всегда и без приборов. Впрочем, это само по себе требовало переводчика. А чтобы кто-то захотел жить на ней, или хотя бы оставаться сколько-нибудь надолго… Солид не видела ни причин, ни хорошо масштабируемых способов. В конце концов, спящие пользователи Чёрной Луны не зря считались отсутствующими в мире. Лишёнными следов, если говорить точно.
На изнанке не было жизни. Более того, она не была устроена так, чтобы поддерживать жизнь… хотя, в целом, старалась об этом помнить и беречь редких гостей; к сожалению, изнанка была очень, очень забывчивой, и характер её был скверен.
Важнее было другое.
— Пинк, ты сказала, они здесь вызвали Красную? Но это же совсем в другую сторону. Это изнанка, а не зазеркалье...
Пинк кивнула:
— Слушай.
Солид кивнула в ответ и начала слушать:
— ...чтобы быть на расстоянии от Красной и, видя врага, не опасаться и не нападать…
Она дёрнула ухом и обратилась к своим процессам; как и ожидалось, те вели запись с самого начала.
— Это наш полигон, и наше поле для экспериментов. — говорил маленький тёмно-жёлтый единорог средних лет, глядя в камеру, всё ещё висящую в воздухе, но теперь заметно ниже.
— Мы добились, что никто из Лун не только не вмешается, но даже и не наблюдает за нами. Мы договорились, что в случае неудачи наши потомки возместят за нас ущерб и все потери — так будет честно, а в случае удачи — мы достигнем взаимопонимания с Красной…
Солид попросила остановить запись; Сторм взглянула на неё прищуренными фиолетовыми глазами и отрицательно покачала головой. Пинк ответила не дожидаясь вопроса:
— Это их последние записи. Проект закрылся бы в любом случае. Я лично договаривалась с… — Пинк кивнула на экран — …с Энджи об этой встрече. Я обещала от имени Красной, что всё пройдёт хорошо. Я не справилась, ни в одну из всех встреч. Мы пробовали много-много раз и ещё больше. Мы снова и снова перематывали назад время, я приходила с иными подарками и с иными словами, и всё равно всё было примерно так же...
Сторм вмешалась:
— Вы можете перематывать время? Если так, то почему вы не справились? Это же абсолютное оружие. Вы могли бы, например, отступить, найти другую группу исследователей, или этой предложить что-то иное, предупредить их, что пойдет не так. Я думала, Красная до этого додумается, — Сторм фыркнула; Солид предположила, что с иронией или превосходством, но не была уверена.
Пинк обернулась к Сторм:
— Красная властна только над несбывшимся и только у себя дома. В реальности, тем более на изнанке, она не в силах отменить и переиграть ничего важного. Только поправить маленький, несущественный штрих… как только мы увидели результат, мы попытались и продолжали пытаться. Но событие уже было, понимаешь? Если бы она смогла, то, как минимум, никто бы не пострадал.
Сторм коротко кивнула:
— Угу. Мы так защищаемся от магии. Устанавливаем неизменности.
— ...мы свяжемся с Красной на наших условиях, чтобы быть на расстоянии… — продолжил единорог в проекции. Солид выслушала его план и пояснения на случай катастрофы, для тех, кто найдёт запись.
Они собирались вызвать Красную на разговор, не затрагивая реальность. Сначала выйти на изнанку, которая относилась к снам и к зазеркалью как восход к заходу, и уже с изнанки, не считаясь с запредельной тратой магии и конструктивной сложностью для одновременного перехода двух принципиально разных границ, связаться с зазеркальем. Это давало им при разговоре ещё один слой расстояния от себя до Красной; и в худшем случае все последствия оставались бы только на изнанке и нигде более.
Пространство среди зеркал растянулось и выгнулось, как будто туда бросили почти невидимый гигантский шар — растущий гигантский шар — и меньше чем за удар расширение поглотило стеллажи, лидера группы и того, кто вёл запись, а ещё один удар спустя — всю лабораторию, превратив её в огромный зал со стенами, затерянными в белёсом ярком тумане невыразимо далеко от пони.
Изумрудным блеском откликнулись персональные защитные поля. Некоторые книги, не выдержав расширения пространства, распались на отдельные тетради, зеркала разошлись по четырём сторонам креста в ровно и бесстрастно освещённой дали — мельчайшие щели между ними стали долгими девятками шагов.
Пространство изнанки было каким угодно, но только не благожелательным, и ничто не могло рассчитывать на его милость. Только на неискреннее гостеприимство к разумной жизни — брезгливое любопытство, если называть вещи своими именами. Или на очень точно согласованные условия визита. Или на собственные силы.
Впрочем, Солид знала необходимые защитные формулы. Как и пятёрка на проекции, судя по редким отблескам их полей.
Им пришлось добираться друг до друга, бежать и лететь, если не падать навстречу. Солид подалась вперёд, вглядываясь. Это точно изнанка. Масштабнее, чем реальность, и почти пуста. И свет. Этот белый свет из ниоткуда ни с чем не спутать.
— Думаете, это была хорошая идея? — спросил единорог; ему наперебой ответили, что они тут ни при чём и ни один пони не вкладывал магию в переход на изнанку. Он покачал головой. Солид рискнула уточнить у Пинк:
— Он им верит или нет?
Пинк подумала:
— Нет, но не хочет обострять и подшучивать над ними. Решил оставить как есть.
Сторм прокомментировала:
— В самом деле, скандал им уже не поможет. Они уже туда провалились. Сначала дело, разбор полётов потом.
Сигнал возразила плотным и тесным прикосновением к щеке и выдохом на ухо Солид: «Верит, конечно. Они его семья».
Команда по ту сторону проекции собрала и выстроила все четыре зеркала ровным рядом — что само по себе заняло время. Они пытались поддерживать друг друга, но безразличная огромность того, что совсем недавно было уютной комнатой, а теперь соперничало по размерам с главными покоями Белой Луны, видимо давила на них, и белое сияние сверху высвечивало их — безжизненно, безучастно; по теням на полу Солид поняла, что снимал на камеру действительно пегас.
Четырёх капель крови, взятой от каждого из четверых — Солид отметила, что пятый, тот, кто снимал, не участвовал в ритуале — хватило, чтобы по зеркалам растеклась алая блестящая пленка, и за нею вместо отражений возник глубокий и полный жизни лес — океан — и всё же лес, решила Солид — в сиянии жёлтого и вязкости оранжевого.
Но все четверо пригнулись и опустили головы, словно на спины им лёг непосильный груз; и никто больше не смотрел на друзей по бокам — только вперёд, за грань зеркал. Земная пони, не в силах больше держать вес своего тела, опустилась на белый пол. Но и она не отвела взгляд.
Не пустыня. Не выжженный полигон. Не свалка отходов. Не любое другое место, которое описывали как мир Красной в ужастиках для жеребят.
Все выглядело привычно, хоть и слегка жутко, потому что никто никогда не бывает спокоен, когда входит в лес — любой лес. Рыхлая и мягкая почва, деревья, с ветвей которых падали тяжёлые капли недавнего дождя, перед камерой мельтешили крупные разноцветные насекомые, и Солид на три удара показалось, что её нос щекочет сладковатая гниль.
У границы зеркал появилась Красная.
Она не была красной. Если не считать гривы, но даже та перемежалась узкими жёлтыми полосами, напоминая скорее о пламени. Основной её цвет был жёлтым, и открытый и любопытный взгляд зеленоватых глаз не содержал ни коварства, ни злобы, ни желания отомстить. Если бы не одна деталь, Солид даже не подумала бы, что это Красная. В конце концов, рог такой формы, заострённый и чрезмерно длинный, был семейной чертой многих единорогов, и часто говорил о большом магическом таланте.
Но эта деталь: крылья по бокам, очень тонкие и слабые, изогнутые под неестественным углом. Она меняла всё.
— Здравствуйте? — спросила Красная. — Вы хотели поговорить?
Красно-коричневая гниль наползала на её переднюю ногу, начинаясь от земли; жирные слизни вылезли из перегноя, за пару ударов доползли по ноге до плечей и шеи аликорна и исчезли в районе шеи. Красная поглядела на свою ногу, неловко переступила, и, топнув несколько раз, освободилась от нежного, но слишком настойчивого объятия гнили. Аликорн вновь обратила взор к границе изнанки и её собственного царства горьких и алчущих снов.
— Простите – сказала она. – Они тоже хотят говорить со мной, но перед ними я дам шанс высказаться наследникам моих убийц, просто для галочки. Что вам так от меня нужно, что вы решили обратиться к Проклятой, и даже авансом предлагаете мне жизнь? Да, чтобы вы знали — я не обещала вам ничего, кроме разговора. После него я преспокойно могу скормить вас моим подданным, — улыбнулась она.