Переспать с королевой

С хорошей компанией даже тюрьма покажется дворцом

— Джон... приятель... ты не спишь?

Было рано. В такую рань не пристало вставать ради чего-либо, кроме вопросов жизни и смерти. Даже солнце ещё не прогнало луну и не озарило небосклон, как не собиралось делать этого и в ближайшие часы. Сейчас прохладную темноту комнаты разгоняло лишь тусклое сияние кристалла на ночном столике. И до сих пор, пока не зазвучал голос, стояла полная тишина.

Будь Джон более жестоким человеком, он просто накрыл бы голову подушкой — и пусть кто угодно до хрипоты зовёт его по имени. Но, на счастье зовущего, парень проснулся и, зевая, сонно заморгал, пока в глазах не прояснилось.

Лежал он на мягчайшей из кроватей, на которых когда-либо имел удовольствие валяться, к тому же застеленной нежнейшим шёлковым бельём его любимого красного цвета. И в довершение всего, под левым боком у него устроилось нечто мягкое и тёплое.

— Джон... ты открыл глаза, я вижу. Давай, приятель, скажи что-нибудь.

...Это нечто было едва ли не мягче одеяла и простыни. Такой тёплый и уютный, посапывающий клубочек, который парень непременно бы обхватил руками, приник к нему лицом и, отодвинув на задворки сознания чей-то надоедливый шёпот в безбожно ранний час, проспал весь день напролёт.

— Джон... ты как? Хочешь, я зайду?

Увы, не судьба, ведь этим клубочком была жестокая, сумасшедшая пони-тиран, недавно пытавшаяся превратить Джона в безмозглого раба и убить его друзей. Поэтому никаких обнимашек для неё.

До тех пор, пока он не избавится от одного назойливого придурка.

— Шайнинг... Понячий бог мне свидетель, если ты не заткнёшься, то я встану и начну кидаться в тебя всем, что не приколочено к полу.

Шайнинг Армор, капитан Кантерлотской стражи и свежекоронованный соправитель освобождённой Кристальной империи, немедленно замолчал, а Джон вяло откинул одеяло и сел на кровати.

Потирая глаза, парень оглядел роскошно обставленную комнату. Здесь имелось всё, что ему и его... соседке могло понадобиться, начиная с кухоньки, ванной и заканчивая удобным диванчиком с напольной лампой — эдакая импровизированная квартира-студия. С каким огромным удовольствием он поселился бы в такой же в Понивиле... если бы только единственный выход отсюда не перегораживали толстые прутья.

Прищурившийся Джон в упор посмотрел на Шайнинга, и единорог немедленно, словно щитом, заслонился бумажным пакетом. Свирепый взгляд человека скрестился с дружелюбной улыбкой пони.

— Сегодня-то ты отпустишь меня из этой клетки? — нарушил молчание Джон.

Улыбка капитана стражи дрогнула.

— В общем... приятель, как спалось сегодня? Кейденс передала тебе лучшее постельное бельё, какое только смогла найти. Понимаю, мы немножко задержались, но были уверены, что тебе обязательно понравится!

Прошлёпав босыми ногами по кристальному полу, Джон двинулся к Шайнингу, и единорог быстро ретировался на парочку шагов назад, продолжая улыбаться и держать пакет перед собой.

— Шайнинг, ты выпустишь меня сегодня из этой грёбаной клетки? — спросил Джон, чеканя каждое слово.

Теперь единорог содрогнулся всем телом, а его улыбка поблекла уже сильнее.

— Я тут попросил Пинки испечь тебе тыквенные маффины, которые ты обожаешь. Ещё я хотел принести к ним кофе, но...

Терпение Джона лопнуло, и он резким жестом выпростал руки между прутьями, тщетно пытаясь дотянуться до стоявшего в десятке футов от него жеребца.

— Когда я выберусь отсюда, то вышвырну тебя из окна, — непрестанно зевая, сообщил раздосадованный парень. — А потом всю оставшуюся жизнь буду втихаря гадить тебе и твоей жене.

Фальшивая улыбочка Шайнинга окончательно истаяла, пока он глядел на друга, в бессильной злобе стискивающего и разжимающего кулаки.

— Джон... я понимаю, это не самое лучшее...

— Каждое утро я буду утаскивать твои свежие газеты и заменять их вчерашними, — смотря на него усталыми глазами, принялся методично перечислять Джон. — Буду подсыпать соль в сахарницу, когда тебе захочется выпить кофе утром.

Шайнинг подошёл на шажок, покусывая губу.

— Джон, ты же знаешь, мы...

— А когда ты будешь принимать душ, я буду заменять твои сухие полотенца мокрыми, и ты сроду толком не вытрешься.

— Ты имеешь полное право...

Подавшись вперёд, Джон вжался лицом между прутьями:

— И знаешь, почему я буду это делать? Потому что, когда ты, твоя жена, Твайлайт и остальные девочки... когда вы нашли меня без штанов в ледяной пещере, то не только швырнули в камеру вместе с изнасиловавшей меня чокнутой гипнотизёршей, но вдобавок нацепили мне эту чёртову штуку, — чуть ли не рыча, он щёлкнул пальцем по ошейнику на шее.

— Ну... она же не навредила тебе?

Глаза Джона сощурились до щёлочек.

— Ты плохой пони. Очень-очень плохой.

Поморщившись, Шайнинг уставился в пол, ковырнул копытом невидимое пятнышко.

— Джон, я понимаю, что твои дела нельзя назвать хорошими, но нужны все принцессы, чтобы выпустить тебя. Они единственные хоть сколько-то сведущи в магии Умбры и сумеют выяснить, как тебе помочь...

— Ты сказал это две недели назад!

— Знаю, что сказал! — снова дёрнулся единорог. — Но Умбра повредила железную дорогу в империю, а иначе сюда не добраться! Поэтому нам сперва нужно починить рельсы.

Джон хмуро посмотрел на друга.

— Куча волшебных лошадок, ремонтирующих чёртову кучу рельсов — это будет долго... — прижав ладони к лицу, он потёр виски. А Шайнинг подошёл ещё на шаг и уже искренне улыбнулся:

— На самом деле, как я слышал, с дорогой закончили вчера, поэтому принцессы прибудут в лю-...

— Ладно. Что там с моей статуей?

После этих слов Шайнинг с минуту-другую оторопело смотрел на человека.

— Что? — наконец переспросил он недоверчиво. — Какая статуя? Нет, Спайк говорил что-то такое о том, что ты хочешь статую, но я думал, он просто...

— Короче, я снова спать, — с разочарованным стоном Джон выхватил пакет из магии Шайнинга и потопал обратно к кровати.

— Клянусь, мы как следует отплатим тебе! — пообещал вдогонку единорог. — Только продержись ещё немножко! Принцессы приедут, мы окончательно обуздаем Умбру и освободим тебя, едва убедимся, что с тобой всё в порядке!

— Балаболит, как хвостом метёт, — одёрнув пижамную рубашку, Джон тяжело опустился на край кровати и запустил руку в пакет. — Если они думали, что я натворю чего опасного, то какого ж хрена не запихнули меня в отдельную камеру? Ведь есть же в этом же замке другая?

Пошарив в пакете, он на ощупь вынул ещё тёплый, аппетитно пахнущий маффин. Поднёс к глазам и сжал, наслаждаясь ощущением, как нежное тесто проминается под пальцами.

— Хоть кормить не забывают, — пробормотал он, приготовившись вцепиться зубами в свой завтрак. И уже почти откусил, почти прикоснулся языком к тыквенной вкусноте... когда внезапно невидимая сила сдёрнула вскрикнувшего парня обратно на середину кровати. Он съёжился, но позволил уложить себя на бок и снова укрыть одеялом.

— И что же тут происходит? — промурлыкал сонный голос, и крепкое копыто прижало Джона к пушистому телу. — Я просыпаюсь и обнаруживаю, что моя грелка позабыла об обязанностях перед королевой.

Пускай под одеялом было тепло, Джон чуть содрогнулся, когда Умбра наклонилась над ним и потёрлась щекой о его лицо.

— Так никуда не годится. Так совсем никуда не годится, — лёгонько куснув парня за ухо, свергнутая королева поудобнее устроила его головой у своей груди и прилегла мордочкой на взлохмаченную шевелюру. — А ещё грелка не только оставила кровать раньше положенного, но и самонадеянно разговаривала с одним из захватчиков, решив, что королева ничего не узнает.

Насупившийся Джон попытался изловчиться и сунуть маффин за щёку, но «королева» магией выхватила лакомство.

— Может, слезешь с меня? — спросил он, пока тихонько мурлыкающая Умбра принялась надкусывать маффин. — Я хочу поесть.

Тщательно прожевав и проглотив украденный кексик, она покосилась кроваво-красным глазом на пленника своих объятий.

— Ты поешь, когда я утолю голод, холоп, — сказала она как нечто не подлежащее сомнению и отщипнула ещё один кусочек. — Лежи смирно, пока твоя королева не насытится угощением и твоей компанией.

Джон решил не доставлять злодейке удовольствия ответом и продолжил лежать уже молча, слушая, как королева Умбра поедает его маффины. Но его молчание и надутое лицо только развеселили единорожку; она продолжила завтракать, копытами обнимая парня за грудь и потираясь мордочкой о макушку.

— И о чём же тот пёс рассказал тебе? — спросила она между укусами. — Уверена, какой-нибудь вздор. Или же он пришёл полюбоваться на мою красоту и передать тебе угощение, потому что никому другому не хватает смелости явиться ко мне.

— Если бы ты не вела себя как трахнутая на голову кобыла, к нам приходили бы чаще, — проворчал Джон.

Умбра усмехнулась и несильно стукнула копытом ему по затылку; заодно, покончив с маффином, вынула следующий.

— Эта розовая земнопони должна быть благодарна, что я показала лишь самую малость из того, на что способна моя магия, — она слизала крошки с клыков и запихнула в рот разом половину кексика. — Обычно я не столь милосердна... особенно с теми, кто посмел отобрать у меня королевство.

Джон снова содрогнулся и уж точно не от царящей в камере прохлады.

Он знал, что Умбра носила подавитель магии: у него на глазах принцесса Кейденс надела эту штуковину на рог низвергнутой королевы, прежде чем бросить их обоих в тюрьму. Может, Джон и не знал многого о магии, но был твёрдо уверен, что подавитель предназначен именно для подавления магии.

Но по некоторым причинам артефакт всего лишь ослаблял магию Умбры. Она не могла превращаться в дым — по крайней мере, он надеялся — и ей не хватало сил пробиться из темницы на волю. Вот и всё, на что оказалось способно металлическое колечко на роге единорожки. Ей по-прежнему удавалось до известной степени контролировать чужой разум, находясь в нескольких футах от жертвы; по-прежнему удавалось левитировать разные вещицы; и она ухитрилась... сделать что-то с Пинки, когда устроительница вечеринок вместе с остальными девочками спустилась в тюрьму проведать Джона.

И это было ещё не самое страшное. Хотя Умбра находилась в тюрьме под надзором стражи, хотя ей грозило скорое появление царственных сестёр, но происходящее всего лишь забавляло её. Словно никто — ни стражники, ни элементы Гармонии, ни Шайнинг или Кейденс — не представляли для неё опасности. Даже малейших неудобств не доставляли.

Хотя Джон чертовски верил в друзей, но по его скромному мнению от заточения в тюремной камеры не было особенной пользы. Решётки прекрасно удерживали его самого, насчёт Умбры он крепко сомневался.

И тому имелись доказательства. Каждое утро в комнате появлялось что-нибудь новенькое, чего не было накануне. Живущим в замке пони еженощно снились кошмары, ходили слухи о кобыле, распевающей зловещие песенки в лунном свете. А некоторые даже уверяли, будто их преследовали призраки.

Джон догадывался, что при желании Умбра могла покинуть узилище в любое время. Это был её замок, и она лучше кого-либо знала его секреты. По счастью для Шайнинга, Кейденс и прочих, королева особо не пыталась сбежать и просто пугала бывших подданных, пока сама день-деньской проводила в роскоши и безделье.

И заодно изгалялась над Джоном; его не покидало подспудное чувство, что в этом заключалась одна из причин, почему она не сбегала.

— Пожалуйста, можно мне съесть кексик? — спросил Джон, когда королева умяла уже третий по счёту.

Задумчиво хмыкая, Умбра облизала губы от крошек и заглянула в пакет.

— Эти сладости восхитительны. Розовая пони хоть и надоеда, но изумительный пекарь, — пробормотала, всё так же поглаживая Джону голову. — Как они называются?

— Тыквенные маффины, — со вздохом парень прислушался к бурчанию в животе.

— Тыквенные? — сморщила мордочку Умбра. — Интересный ингредиент для выпечки, — вынув оставшиеся маффины, она поставила их перед его лицом. — Вот, можешь съесть. Я насытилась.

Джон моргнул от удивления.

— А так можно было, что ли? — спросил он. — То есть ты не собираешься минут двадцать держать их у меня над головой или превращать в камень, едва я попытаюсь схватить какой-нибудь? Ничего такого?

Умбра тихо рассмеялась, и Джон готов был поклясться, что к затылку прикоснулись мягкие губы.

— Неужели тебе хочется, чтобы я поиграла с тобой перед едой? — маффин, к которому уже потянулся Джон, окутался магической дымкой. — Если желаешь, я с радостью позволю тебе заслужить еду.

Наконец-то Джон поднял голову и посмотрел в ухмыляющееся лицо королевы. Рассудком он понимал, что всего пару недель назад эта кобыла пыталась превратить его в раба, что она была злодейкой и монстром, и в то же время признавал, что красивее её глаз ни у кого не видал.

— Благодарю, нет.

Подрагивая слегка уже от холода, Джон перевернулся и обнял Умбру, прильнув щекой к её груди и закрыв глаза. Умилившаяся такому порыву королева крепче сжала копыта вокруг него, отчего его шея сзади покрылась мурашками.

— Можешь дать мне кексик? — приглушённым голосом попросил он.

Снова Умбра задумчиво хмыкнула и провела копытом по его волосам, слегка взъерошив. Секунды проходили без ответа, и Джон собрался повернуться и взять еду, когда услышал переливчатый звон используемой магии. Мгновением позже кексик опустился ему на ладонь.

— Кажется, кое-кто замёрз, — хотя голос Умбры остался насмешливым, но Джону послышалось в нём некое беспокойство.

Проведя долгое время в ледяной пустыне, он обнаружил, что стал замерзать гораздо легче, чем раньше. Пускай Шайнинг уверял, что в камере жарко до духоты, Джон всё равно дрожал от холода, и никакие одеяла, одежда или магия не могли согреть его снова. Только объятия тёмной единорожки позволяли ему согреться хоть немного.

Неуклюже куснув пышный бочок, Джон покачал головой.

— Нет, я хочу дольше поваляться в кровати. Ещё не совсем выспался.

Умбра издала неопределённый звук и чуть крепче прижала его щекой к себе.

— Если ты желаешь и дальше согревать королеву своим жалким телом, то даю своё разрешение, холоп, —  проговорила негромко, коснувшись носом лба человека. — И она также согласна ещё поспать.

С новым вздохом Джон прикончил кексик... и Умбра пролевитировала ему следующий прямо в ладонь, посматривая на него почти с неприкрытым беспокойством. С самого начала заточения эта сумасшедшая пони внезапно принялась заботиться о его самочувствии и удобстве, чем ставила Джона в тупик. Она могла издеваться и подтрунивать над ним, но не давала проголодаться или замёрзнуть — хотя при желании смогла бы, несмотря на все старания Шайнинга, Кейденс или носительниц Элементов. И именно Умбра настояла, чтобы они спали вместе. Не знай Джон всей подноготной, он сказал бы, что небезразличен злой и ужасной королеве.

Чудовища не заботятся ни о ком и ни о чём, если не видят в том личной выгоды, и даже тогда не смотрят такими взглядами, какие Джон ловил на себе последние дни. И оттого нервничал. Странное, неуместное поведение Умбры сбивало его с толку, как и осознание, что он не просто терпит компанию «королевы», а начинает наслаждаться ею.

Заняться в тюрьме было особенно нечем — только читать и разговаривать. Чтение наскучило Джону уже на второй день, а другие пони слишком боялись Умбру, чтобы прийти и перекинуться с ним словечком-другим. У парня не осталось выбора, кроме как попытаться разговорить сокамерницу. Пусть мириться с высокомерностью и неприкрытой злобностью Умбры было трудно, но вскоре он нашёл в ней прекрасную собеседницу и рассказчицу.

Парня не оставляли беспокойные мысли, что однажды она исподтишка прикончит его или тёмным заклинанием превратит в безмозглого зомби... но разговаривая с ней, он всё чаще он улыбался. Это открытие ошеломило его даже сильнее недавнего случая, когда утром он застал леди тьмы беззастенчиво храпящей и подёргивающей копытами во сне.

После такого Умбра уже не казалась той высокомерной тварью, кого он остерегался вначале. Чем чаще он разговаривал с кобылой, узнавая о ней и присматриваясь, тем больше она напоминала пони. Милую маленькую пони вроде тех, с кем ему до сих пор нравилось проводить время.

И если это не был Стокгольмский синдром, то он терялся в догадках о природе такого сближения.

— Лучше не говори о себе в третьем лице. Только чокнутые так поступают, — пробубнил Джон, быстро доев второй маффин и вытерев рот ладонью, чтобы затем снова зарыться лицом в густой пушок на груди кобылы. — И ты больше не королева... Просто очаровательная пушистая лошадка.

Умбра посмотрела на него, удивлённо приподняв бровь.

— Королеву не заботит блеяние овец, — ответила сильным и резким голосом. — И следи за языком, обращаясь к правительнице, щенок!

Хотя говорила она зло, а глаза полыхали зелёным яростным огнём, её объятия не стали жёстче или неуютнее. Даже копыто, гладящее человека по волосам, не дрогнуло.

— Ты и эти несносные бунтовщики — вы все дураки, если думаете, будто какие-то принцессы защитят вас от моего гнева, когда мне надоест играть! — пыхтя, Умбра пристально уставилась на Джона сузившимися глазами. — Тогда ты узришь, какая я очаровательная пушистая лошадка!

Она ждала, что парень задрожит как лист, отодвинется, но Джон по-прежнему неподвижно лежал, вяло обхватив её за бок. Оскалившись, единорожка силком приподняла ему голову и приготовилась как следует проучить… но тут увидела, что глаза его закрыты, а грудь медленно вздымается и опускается. Джон спал глубоким сном.

Несколько долгих секунд нахмурившаяся Умбра смотрела на него, затем со всхрапом отвернулась и натянула одеяло ему на плечи.

— Ты и впрямь чудак, — лицо королевы чуточку смягчилось.

Несколько мгновений она промолчала, прежде чем растянула губы в такой улыбке, что Джон сразу насторожился бы, увидь её сейчас.

— Но ты мой чудак. И я полагаю, настала пора взять то, что моё по праву.

---

Второе пробуждение Джона разительно отличалось от первого.

Ему казалось, будто он плывёт в море вязкого желе с тяжеленным аквариумом на голове. Не хотелось открывать глаза, поднимать голову от подушки и вообще шевелиться. Будь его воля, он снова заснул и спал бы до тех пор, пока не исчезнет это неприятное ощущение… если бы не другое, напоминавшее сильную и странную щекотку в животе.

Джон попытался расслабиться и ускользнуть обратно в мир снов, но щекотка преследовала его, становясь всё явственнее. Тогда он заёрзал, собираясь избавиться от неё, как от надоедливого пса, но опять без толку.

"Что за херня происходит?"

Морщась, Джон приоткрыл глаза и поднял голову — щекотка тотчас исчезла.

К немедленному изумлению он заметил, что находится не в тюремной камере, а в совершенно иной, просторной и залитой светом комнате. И что важнее, когда Джон повернулся, то увидел окно и кусочек ясного неба в нём, по которому соскучился за минувшие две недели. Из приоткрытой балконной двери тянуло летним сквознячком. Пахло ванилью и корицей, не слишком густо — не расчихаешься, но достаточно заметно.

"Когда я…"

Никаких кристаллов; куда ни посмотри — только мебель из тёмного дерева, стекла и золота, стулья и столики — один краше другого. Простым людям нечего делать посреди такой обстановки. Она создана именно для высших слоёв.

А проморгавшись, Джон увидел, что даже кровать под ним изменилась, увеличившись чуть ли не вдвое и обзаведясь белым, шёлковым на вид балдахином.

"Кантерлот? Невозможно... Или же?"

Джон понятия не имел, где находится и как попал сюда, хотя комната казалась ужасно знакомой. В любом случае, после роскошно обставленной, но всё-таки тюремной камеры такая смена обстановки не могла не радовать. Здесь было светло, здесь он мог видеть открытое небо и солнце, и главное: никаких решёток, оков и сумасшедшей пони-королевы.

Губы Джона сами собой растянулись в облегчённой улыбке.

— Фух... Наконец-то они освободили меня из этой дурацкой камеры, — пробормотал он, закрыв глаза и поудобнее устроившись головой на подушке. — Замечательно...

Он поёрзал, готовясь поспать ещё немного, а уж затем подняться и отправиться на поиски друзей. Но тут-то щекотка внизу живота вернулась, да такая сильная, что он едва ли не подпрыгнул на кровати.

Вскинувшись и посмотрев вдоль тела, Джон увидел кое-что, непонятным образом ускользнувшее от его внимания при осмотре комнаты. Во-первых, он не был укрыт одеялом, коего вообще поблизости не наблюдалось. А во-вторых, принцесса Селестия собственной персоной лежала в изножье кровати, с закрытыми глазами и лёгкой улыбкой облизывая его член точь-в-точь как большая собака.

«Что принцесса Селестия делает здесь? — ошеломлённо подумал Джон, по-совиному хлопая глазами, пока длинный и широкий язык аликорны дразнил его дружка. — Разве Шайнинг не говорил, что она... Погодите-ка... принцесса Селестия сосёт мой член?! Какого хрена она сосёт мой член?!

Джон задушено вскрикнул, в одно мгновение очнувшись от ленивой полудрёмы и запаниковав. Он попытался протянуть руки и... сделать что-нибудь, но конечности как приклеились к бокам, ещё больше испугав его.

— Принцесса, выплюньте бяку! — выпалил он. — Вы не знаете, где она побывала!

Язык Селестии остановился на полпути, и она посмотрела на парня. Под её взглядом покрасневший до корней волос Джон заёрзал. Затем принцесса улыбнулась.

Джон не слишком близко знал принцессу солнца для взаимного доверия или крепкой дружбы, но всё же её улыбка показалась ему неправльной.

Никогда Селестия не улыбалась так... хищно. Или с таким... голодом.

— Я подумала, что тебе понравится такое пробуждение, холоп, — сказала Селестия, взяв член в рот и чуточку пососав.

Охваченный смущением, возбуждением и страхом Джон задёргался в попытках освободиться. «Что-то не так! — думал он, стиснув зубы. — Что-то не...»

И затем он увидел это. Буквально на секунду глаза принцессы сменили свой обычный фиолетовый цвет на тёмно-красный. Немедленно парень прекратил сопротивляться и уставился на кобылу, лихорадочно соображая.

— Умбра?

Лже-Селестия рассмеялась смехом, опять-таки совсем не похожим на собственный.

— Не ожидала, что ты так быстро догадаешься, — сказала она с той же интонацией, какой хозяева хвалят собак за новый выученный трюк.

По комнате прошлась рябь, и Джон снова очутился в камере; ухмыляющаяся Умбра с весёлым изумлением смотрела на него, в то же время стиснув губы на члене и втянув щёчки особенно сильно.

Он содрогнулся, ощущая крепнущий стояк во рту королевы.

— Какого хрена ты делаешь?!

Раздался тихий перезвон используемой магии, и снова Джон лежал в светлой комнате на кровати с принцессой Селестией.

— Сосу тебе, — сказала она, потёршись мягкой щекой о затвердевшую плоть.

Джон стиснул пальцы на ногах и прикусил губу, пытаясь удержать рвущийся стон.

— М-может б-быть, п-прекратишь?

Поцеловав самый кончик, Селестия-Умбра легла головой ему на бедро.

— Ты знаешь, раньше мы были приятельницами с принцессой солнца и её младшей сестрицей, — проигнорировала она просьбу Джона. — Давным-давно, прежде чем они изгнали меня в ту жуткую ледяную пустыню.

Схватив член магией, Селестия-Умбра начала лёгонько шлепать им себя по щеке, не прекращая смотреть в глаза парню. Джон прошипел, когда звучные шлепки наполнили воздух.

«Это не по-настоящему! Она пользуется магией, чтобы... о, боже!»

Джон выгнулся навстречу Умбре, когда её язык скользнул по кончику члена, слизывая потёкшую смазку.

— Я помню дни, когда они являлись в мою империю желанными гостьями, — глаза Умбры зажглись веселыми искорками, пока она продолжала шлёпать членом по щеке, порой целуя и облизывая его, чтобы полюбоваться, как дёргается парень. — Я готовила для них большие покои вроде этих.

Со вздохом Умбра потёрлась носом о бедро человека.

— Мы втроём разговаривали о чудесах, созданных нашими странами, о врагах, которых мы сокрушили, и о любовниках, с которыми возлегли. Воистину печально, что они изгнали меня подобным образом. С ними было хорошо разговаривать...

Джон открыл было рот, но слова превратились в стон, когда Умбра повернула голову и взяла член в свою тёплую мокрую пасть. Тихонько мурлыча, она легко заглотила его до середины, поддразнивая языком чувствительную головку.

Дыхание Джона сбилось, он всем телом подался навстречу — но тщетно. А Умбра даже не сменила позу и спустя несколько мгновений как ни в чём не бывало отодвинулась, влажно причмокнув губами.

Облизнувшись, Умбра снова поудобнее улеглась головой ему на бедро.

— Особенно с Луной. Я всё ещё помню некоторые из её историй о любовниках. О кобылах, жеребцах, порой о тех и других одновременно. Я даже помню, как она рассказала мне о весьма горячей оргии, в которой поучаствовала...

— Чушь!

Селестия-Умбра ухмыльнулась, её глаза снова налились тёмно-красным.

— Тебя удивляет слышать такое о своих правительницах? О том, что когда-то они завлекали стражников в постель и спаривались с ними дни напролёт, как животные? А что тогда, если я расскажу тебе, как они обе побывали на моём ложе? Если я расскажу о том, как Луна удерживала меня и лакала мой цветок, пока я не лишилась сознания? Что ты подумаешь, если я расскажу тебе, как не единожды заставляла Селестию выкрикивать моё имя?

Мир вокруг замерцал, светлая просторная комната свернулась в водовороте, и Джон очутился посреди ничто. Повсюду вспыхивали яркие точки, и он зажмурился — а когда мельтешение под веками исчезло, то открыл глаза и свирепо уставился на свою мучительницу.

— Не знаю, какую хрень ты пытаешься учудить, Умбра, но...

Осёкшись, Джон увидел совершенно другую комнату, сделанную как будто бы из облаков, и другую кобылу, которая лежала между его ног и тёрлась носом о мошонку.

Принцесса Луна улыбнулась человеку и нежно взяла одно из яиц в рот, начав ласково посасывать его.

— Луна всегда была голосистой, — проурчала она. — Особенно, если я отправляла ей на ночь одного из моих многочисленных наложников. А принцесса Селестия всегда настаивала, чтобы несколько жеребцов из моей личной стражи заботились о её нуждах, когда она гостила в королевстве...

Образ Луны начал искривляться и меняться, пока перед Джоном снова не предстала принцесса солнца, чьи алые глаза сияли в темноте комнаты.

Парень позабыл дышать, когда Селестия-Умбра обхватила член губами. Уже в безнадёжной попытке он сам попытался войти в рот кобылы, но она лишь усмехнулась и придержала его копытом, после чего продолжила медленно покачивать головой вверх-вниз, с каждым разом заглатывая чуть больше.

Джону оставалось только восхищённо и недоверчиво смотреть, как Умбра явно заставляет себя опускаться ниже и ниже. С какого-то неуловимого мгновения она приглушённо застонала, на её губах запузырилась слюна и взбившаяся смазка. У парня спёрло в груди, когда горло кобылы сжало член, массируя и делая всё, чтобы из него излилось семя.

Почувствовав взгляд, Умбра посмотрела на Джона и с улыбкой опустилась мордочкой до основания, зарывшись носом в густые волосы паха. Джон вжался затылком в подушку, зажмурился и протяжно выдохнул сквозь стиснутые зубы, когда она принялась сглатывать член.

— Ох ты ж... еба...

Подмигнув, Умбра кончиком языка лизнула яйца и с прерывистым вздохом отстранилась, закашлявшись и погладив блестящий член копытом.

— Представлял ли ты Селестию такой, холоп? — спросила Умбра медовым голосом, вытерев слюни с подбородка. — Сидящей между твоих ног и заглатывающей твой член как течная сука?

Снова комната скрутилась и искривилась. Джон зажмурился и потряс головой, прежде чем открыть глаза.

Это место выглядело совсем иначе, но в то же время — очень знакомо. От пола до потолка все стены занимали плотно заставленные книжные полки. Единственный стол был загромождён микроскопами, завален графиками и прочими научными штучками. В довершение всего на полу рядом с кроватью стояла небольшая корзинка.

Вне всяких сомнений, он находился в комнате Твайлайт.

— Или, может быть, ты мечтал о цепной псине принцесс?

Глянув вниз, Джон увидел, как принцесса-заучка со всклокоченной гривой и озорной улыбкой поглаживала его член копытом.

— Как я выяснила, учёные-тихони больше всех деятельны в постели, — сказала лже-Твайлайт, поцеловав низ члена. — И кто знает, может быть принцесса Селестия обучала свою воспитанницу не только магии...

Тихий стон вырвался из горла Джона, из дрожащего члена пролилась очередная струйка смазки. Умбра хихикнула и, наклонившись, начисто его облизала.

— Убирайся... из моей... башки... — прорычал Джон, напрягаясь в невидимых путах.

Умбра задумчиво хмыкнула, ответив ему улыбкой.

— Нет... не представляю, чтобы ты мечтал об этой кобылке, — сказала она, окинув свой облик неприязненным взглядом.

Рог лже-Твайлайт засиял, и комната исчезла. Больше не было ни спальни Твайлайт, ни просторной солнечной залы, ни комнаты из облаков. Джон снова очутился в тюремной камере на кровати, застеленной кроваво-красным шёлком, и королева Умбра смотрела на него.

— Не думаю, что твои мечты наполнены видениями с принцессами, — Умбра поцеловала головку напоследок и ползком, на полусогнутых ногах начала взбираться на парня.

Джон заёрзал, когда по члену прошлась шелковисто-мягкая шёрстка животика. Он попытался вывернуться, отвернуться от сумасшедшей королевы, залезшей ему в голову, но ничего не смог.

Красные глаза Умбры, наполненные восхищением и... чем-то ещё, смотрели в самую его душу; единорожка заползала на него до тех пор, пока они не соприкоснулись носами.

— Думаю, твои желание и похоть, которые ты скрываешь от друзей и правительниц, предназначены мне, мой маленький человек.

Не сводя взгляда с Джона, Умбра поцеловала его в нос.

— Тебе не хочется любить невинных эквестрийских пони, таких слабых, что проще простого сломать их.

Джон напрягся, когда королева со смешком поцеловала его в шею. Неожиданно смех у неё вышел лёгким и весёлым, и не грудным и соблазнающим, как до сих пор. Не знай парень Умбру лучше, то сказал бы, что она взволнована, даже счастлива.

— Ты вожделеешь кобылу с железной волей и красотой, не знающей себе равных.

Напевая, Умбра поцеловала его в подбородок.

— Ты хочешь, чтобы тобой верховодили, холоп, — Джон тихо простонал, когда Умбра потерлась животом о член. — Ты хочешь сражаться за каждую секунду удовольствия.

Не сводя с человека пылающего алого взора, королева призвала магию, и вновь на прижатого к кровати голого парня посмотрела Селестия. Секунда — и она сменилась Луной, потом Твайлайт, Кейденс, Эпплджек, Рэрити... Обличья чередовались с невероятной быстротой, но всех объединяла неизменная голодная улыбка.

— Ты не хочешь никого из этих кобылок, ведь я затмила их. Возможно, ты думал о них разок-другой, когда лежал в кровати и ласкал своё естество, но не более. Во мне же ты нашёл любовницу, которую жаждешь сердцем.

Истинный облик вернулся к Умбре столь резко, что парень моргнул от неожиданности. Королева склонилась над ним и, нежно накрыв копытами его щёки, стала покрывать лицо горячими поцелуями.

— Ты не испугался меня по-настоящему после нашей встречи в ледяной пустыне. Ты не возненавидел меня после того, как друзья надели на тебя ошейник и бросили в темницу вместе со мной. Ты боишься моей силы, но не меня.

Рог Умбры вспыхнул, и такая же вспышка пронеслась по рукам Джона. Стараясь не отворачиваться от оседлавшей его безумной кобылы, он напряг мускулы и обнаружил, что снова может шевелиться.

В первое же мгновение ему захотелось как следует врезать чокнутой лошадке. Она более чем заслужила этого, магически приковав его к кровати и принявшись странным образом напрашиваться, чтобы её хорошенько отымели. Хотя... вряд ли Шайнинг или Кейденс будут возражать, если он поддастся. Чёрт побери, да они наверняка медаль ему вручат!

Умбра лишь усмехнулась отразившейся на лице парня внутренней борьбе. Сверкнул рог — и его руки взметнулись, чтобы упасть на бёдра единорожке. И уж точно не по собственной воле сдвинулись дальше, принявшись тискать и сжимать её внушительный круп.

— Ты мой первый любовник за тысячу лет, — тихо сказала Умбра, пленив рот человека поцелуем. — И должна признать, пускай ты всего лишь безволосая обезьяна, мне... нравится твоё общество. Очень нравится.

Джон окаменел, когда их губы соприкоснулись, но не успел опомниться, как королева, наклонившись, языком вторглась ему в рот. И вдобавок заёрзала, с удобством умащивая круп на бёдрах парня. Он уже собрался оттолкнуть её — скорее от неожиданности, чем от неприязни — но случайно прижался пахом к вульве единорожки. Тотчас они оба напряглись; Джон тоненько пискнул, а Умбра громко простонала, так жадно терзая его губы, будто пыталась съесть.

В промежности кобылы было горячо и мокро, Джон чувствовал это, пока она нетерпеливо тёрлась о него, покачиваясь вперёд-назад всем телом. Своим языком он наконец-то преодолел сопротивление языка Умбры и яростно проник в её клыкастую пасть. И не смог не представить, как переворачивает королеву навзничь и уже сам принимается за дело.

С кристальной чистотой перед его мысленным взором замелькали образы. Как извивается кобыла, пока он устраивается поудобнее и дразнит, ласкается лицом о её промежность; как она стонет и пищит, пока он раздвигает половые губки членом и входит в тёплое, мокрое, тугое лоно; как стискивается её нутро, пока он медленно входит до самого конца. В это мгновение человек и единорожка посмотрят друг на друга и поцелуются. Не от похоти или страстного желания, а от...

С широко раскрытыми глазами Джон взметнул руки с зада на лицо Умбры. И прежде, чем кобыла хотя бы моргнула, сумел оттолкнуть её ненамного.

— Убирайся из моей башки! — прорычал он, пока единорожка потрясённо смотрела на него. — Чокнутая лошадка!

Несколько мгновений спустя Умбра улыбнулась и поцеловала его в нос.

— Ты действительно очаровательное маленькое создание...

Лицо Джона исказилось в злобной гримасе: с него было достаточно. Его больше не заботило, что кобыла могла взорвать или превратить его в жабу, или сделать то и другое одновременно. Настала пора расставить точки над "ё" и высказать всё этой безумной лошади.

— Слышь сюда, дамочка! Я не знаю, с какого бля ты решила, что всё это сойдёт тебе с...

А до странности довольная Умбра только улыбнулась и припала на передние ноги, высоко подняв круп.

— Я те не игрушка для ебли, и даже если ты так не считаешь, у меня в знакомых имеется одна розовая аликорна, которая с превеликим удовольствием...

Умбра покачала крупом, и её фланки заколыхались приятнейшим для любого жеребца образом. Хотя королева отнюдь не была пышнотелой кобылой, но крупом обладала побольше, чем у многих, и она прекрасно знала, как им воспользоваться в этой ситуации.

— И потому, что ты грёбаная королева, вовсе не... хе... ха-хах!

У Джона закатились глаза, когда Умбра уселась ему на пах и с невероятной силой стиснула член промеж ягодиц, выдавив новую струйку смазки — Джон застонал, бессильно вцепившись в простыню.

Недавний минет был прекрасным, даже потрясающим, но с этим даже рядом не стоял. Мягкие и крепкие ягодицы будто плотным облаком обхватили стояк. Малейшее движение заставляло парня дёргаться и напрягаться, стоная и поскуливая от удовольствия.

С озорной улыбкой Умбра медленно подняла и опустила зад вдоль члена, обмахнув яйца хвостом.

— И это вся твоя стойкость, зверушка? — спросила она, когда в ответ Джон наподдал бедрами. — Тебе действительно так нравятся мои фланки?

Вскорости в тесной ложбинке промеж ягодиц стало скользко; человек беспрестанно извивался и толкал пахом навстречу, упираясь головкой в основание хвоста — тут уж вздрагивала единорожка.

— Если бы ты удосужился упомянуть об этом, я с большой радостью доставила тебе удовольствие таким способом... когда бы ты ни захотел.

Преодолевая дрожь удовольствия, Джон протянул руки, схватил зад Умбры и со сдавленным полурыком-полустоном попытался поднять его. Королева приняла вызов и поднажала, намного сильнее прижалась крупом к нему, копытами упёршись в плечи. Под пальцами человека её мускулы перекатывались, невероятно туго стискивая пойманный член.

— Ты можешь пролить семя на мои фланки, только скажи, — сказала Умбра, уткнувшись носом в нос Джона. — Мне будет приятно, когда ты разукрасишь мою метку...

Парень до боли вцепился в круп Умбры, когда она в очередной раз сочно шлёпнулась ягодицами о бёдра. Он пытался придумать, что сказать, пытался убрать руки от этой чудесной задницы, но остатки его сопротивление сломались, когда нежданная любовница наклонилась и поцеловала его.

Её рот приоткрылся, и скользнувший наружу язык потёрся о губы Джона, прежде чем она чуточку отодвинулась.

— Или попроси меня развести задние ноги и сделай с моей пиздой всё, что захочешь, — сказала уже чуточку запыхавшаяся королева, не прекращая елозить крупом по его бёдрам. — Мы могли бы заняться любовью на кровати. Или на полу... Или в том кресле...

Снова Умбра прильнула к нему губами, и на этот раз язык Джона встретился с её языком на полпути. Не найдя, к своему удивлению, никакого сопротивления, он вторгся языком в пасть, стал ощупывать каждый клык, пробовать королеву на вкус — неописуемый, пьянящий, сводящий с ума. Он простонал, желая — даже нуждаясь в большем.

Умбра ответила таким же стоном и поддалась на несколько мгновений, прежде чем с горловым смешком отодвинулась.

— Я рада ублажить тебя любой частью тела, какой пожелаешь, мой жеребец.

В тот же миг Умбра ослабила хватку зада на члене и поднялась, и со вспышкой рога тот оказался окутан красным сиянием. Постукивая им о живот Джона, она присела и раздвинула задние ноги, открывая пухлую, мокрую вульву.

— Тебе надо всего лишь попросить, — тяжело выдохнув, Умбра встала над парнем так, чтобы его головка крепко прижалась к щёлке. — Умоляй об этом. Клянись...

Лицо Джона дёрнулось, но он уже сам взялся за бёдра Умбры, трясущимися пальцами ухватился за шёрстку и с силой надавил, заставляя её опуститься. И сам же выгнулся, приподнимаясь.

Умбра ахнула, когда член скользнул между половых губ, и первый дюйм твёрдой плоти легко вошёл в неё — какой же мокрой она была внутри! А зарычавший Джон схватил королеву за голову и притянул для нового поцелуя.

— Просто выеби меня уже, — прохрипел он, покачивая бёдрами.

Она посмотрела на него потрясённым взглядом, потом слегка прикусила губу, обратив внимание вниз — туда, где пах человека готов был прижаться к её лобку. Шёрстка на мордочке кобылы как будто потемнела, и она лёгонько задвигалась вверх-вниз; лоно сжало член, словно намеревалось утянуть его глубже.

Чмокнув Умбру в нос, Джон сам начал приподниматься, медленно и осторожно, пока единорожка с каждым слабым толчком пыталась опуститься на него всё ниже.

Они не спешили. Не было ни неистовой скачки, ни жесткой схватки за главенство — это не походило на первый раз, когда они были близки. Теперь всё происходило медленно и слегка неловко, будто они боялись сделать что-нибудь не так. Единорожка и человек стонали вместе, их сердца бились в унисон, а движения навстречу друг другу становились быстрее — кровать начала поскрипывать под их натиском.

— Мой жеребец, — выдохнула Умбра еле слышно, сияя глазами от удовольствия, и поднялась до того, что только головка осталась в ней. — Мой подданный. Мой любимый...

Они посмотрели в глаза друг другу — и Умбра опустилась на член одновременно с тем, как Джон поднялся навстречу.

Единорожка шумно выдохнула и зажмурилась, принимая твёрдую плоть в себя дюйм за дюймом, пока в конце концов не уселась на пах Джона, легла грудью на грудь.

— Мой король, — прошептала, с улыбкой лизнув его в щёку.

— Умбра, — выдохнул Джон. Он выгибался и встречал каждое движение Умбры, которая сама двигалась всё быстрее, нетерпеливее. Знакомое щекотное ощущение родилось внизу его живота, заставив прикусить губу. В то же время он услышал стон Умбры.

Королева будто бы почувствовала, что он подошел к краю, и стала скакать на нём с отчаянной несдержанностью, до синяков шлепаясь фланками о бёдра.

— Кончи, — дрожащим голосом приказала она.

Джон прикусил губу до крови, выгнулся спиной вверх и стиснул пальцы на ногах.

— Кончи!

Одним стремительным движением насадившись на член до основания, Умбра что есть сил принялась раскачиваться вперед-назад, вдавливая парня в кровать. Глаза Умбры зажглись голодом и решимостью, с которыми она смотрела на своего из последних сил сдерживающегося жеребца. Она практически слышала, как трещит его воля с каждым её движением; видела, с каким желанием он втискивал член в неё, стараясь достичь самой глубины.

Ещё чуть-чуть, и он станет принадлежать ей.

Пробившаяся сквозь пелену удовольствия мысль заставила королеву улыбнуться. Оставался один последний штрих. Она плавно поднялась над его необычным членом, наклонилась и поцеловала любовника в нос. Её глаза полыхнули зеленым.

— Кончи.

 

Джон распахнул глаза и разинул рот в беззвучном вопле, когда Умбра резко опустилась, и её горячее, бархатистое нутро поглотило его полностью. В ту же секунду он кончил, каждый мускул в нём напрягся и натянулся до предела, а мир вокруг затопило белой вспышкой.

Умбра удержалась на самом краю, ей не хватило самой малости. Даже когда семя выплёскивалось в неё, она покусывала губы, но продолжила объезжать Джона. Парень шипел и жмурился от невыносимого наслаждения, дёргал и сучил ногами.

Блаженство на его лице и ощущение вязкого тепла, разливающегося внутри, окончательно довели королеву, и Умбра испустила пронзительный вопль. Смешавшаяся сперма и её собственные соки просочились из-под стиснувшихся половых губок, когда единорожка дико извивалась на парне.

Пускай удовольствие казалось вечным, всё-таки оно закончилось, и со стоном Умбра повалилась уже на своего человека.

Пускай сердце колотилось в груди и никак не удавалось выровнять дыхание, Джон обхватил её и придвинул к себе. Умбра тихонько промычала, когда он провел рукой сквозь взмокшую, всклокоченную гриву.

Несколько минут они просто лежали, нежась в тепле друг друга и наслаждаясь приятными ощущениями после секса. Потом Умбра заговорила.

— Желает мой король испробовать другую часть своей королевы? — спросила она, ёрзая и устраиваясь поудобнее

— Дай... мне... пять... грёбаных... минут... женщина... — просипел Джон, едва сумев приоткрыть глаз, чтобы посмотреть на неё. — Ох боже мой...

Со смешком она приподнялась, позволив обмякшему члену выскользнуть из вульвы.

— Похоже, моему королю предстоит поупражняться, прежде чем он сможет полностью насытить свою королеву, — проурчала она, поцеловав его в подбородок.

Взмокший, липкий и полностью удовлетворённый Джон простонал:

— Тренировки... позже... надо... поспать...

— Тогда спи. Я буду рядом с тобой, когда ты проснёшься.

Пускай Джон не знал причины такого великодушия, он устало улыбнулся и поцеловал свою королеву в нос, затем завернулся в одеяло.

— Спокойной ночи, — пробормотал уже сквозь сон.

Мордочка Умбры озарилась широкой улыбкой, и единорожка прижалась ухом к груди своего нового любовника. Она слушала сильное биение сердца до тех пор, пока дыхание парня не замедлилось, а хватка рук ослабла.

Когда он окончательно заснул, Умбра отняла голову от груди и посмотрела на умиротворённое лицо. Подчинить сейчас человека, истощённого физически и душевно, было бы жеребячьей игрой. Правильное заклинание — и никакое магическое сопротивление не поможет.

Однако...

— Сладких снов, любимый, — прошептала королева, поцеловав парня в губы. Она уже приготовилась снова опустить голову на грудь Джону и присоединиться к нему в мире снов, когда шорох поблизости привлек её внимание и заставил заметить троицу нежданных «гостей», стоящих возле самой решетки.

Принцессы Селестия, Луна и Кейденс смотрели на неё сквозь прутья. Все три аликорны приготовились к схватке: сверкающие кольчуги и доспехи укрывали их тела, оружие было приторочено к их ногам. Жеребёнок догадался бы, что принцессы явились для битвы... по крайней мере, поначалу.

Неловко перетаптывающаяся с копыто на копыто принцесса Луна от ушей до шеи сменила масть на алую, звёздная грива чуть ли не стояла дыбом. Слегка взмокшая принцесса Кейденс смотрела перед собой ошалелым взглядом, да и покраснела она точь-в-точь, как тётушка. Даже Селестия — кобыла, известная своей выдержкой, густо порозовела щёчками, а её крылья слегка встопорщились.

Глубоко вдохнув, Умбра учуяла густой аромат возбуждения, и не только собственный и человечий: свидетельством тому служили приподнятые хвосты принцесс.

Оглянувшись, королева развернулась крупом к аликорнам и оттянула копытом ягодицу, открыв мокрую и испачканную в семени любовника промежность. Принцессы единодушно вздрогнули и отвернулись, а хихикнувшая Умбра позволила себе плюхнуться обратно на большую тёплую подушку, своего жеребца.

Сверкнула магическая вспышка, и со щелчком кольцо подавителя магии исчезло с её рога, чтобы возникнуть на ночном столике. Новая вспышка — и точно так же с Джона исчез ошейник. Уютно приткнувшись мордочкой ему в шею, Умбра последний раз воспользовалась магией, чтобы накинуть одеяло на них обоих.

— Сладких снов.