Осколки Эквестрии
41. Discoordinated
Анмар
— ...А-ХА-ХА-ХА-А-А!
новое психиатрическое отделение больницы для магов с магическим истощением в коридорах плюс тринадцать минус два ноль ноль двадцать семь тридцать три целых четырнадцать десятых
— Давай! Ударь меня! Попробуй попасть! Еще раз, еще раз, еще раз, еще раз!
какое мне дело до того, сколько сейчас лет секунд времени, если мне самому намного выше лучше больше, чем могло быть когда-то
Когда мы рядом, мы не можем оставаться в своем уме.
Вспышка нового удара, такая красная, такая грустная, в нее нужно добавить еще немного, и она наконец станет теплой, теплой, как раньше, тут так холодно, что я чувствую этот злой, жесткий, шершавый запах. Плюнула огнем и зашипела, догорая, черная свеча...
так давно, как если бы... как потому что, как когда я был снова, еще раз, по-прежнему, еще жив, целые столетия назад
— Гхра-а-аха-ха-ха! Еще, еще, еще-еще-еще-еще!
Меня зовут Талли. Меня звали так всю жизнь. От рождения и до того момента, как у меня украли мою память, попытавшись лишить единственного, чего я тогда еще не лишился — имени. Но я умею притворяться. Я научился этому давно, еще когда понял, что ждет меня после отставки, и с тех амых пор притворяюсь всегда. Иначе стал бы просто частью нового импланта для нового капитана Внутренней стражи.
Отвратительно скребущий позвоночник желтый обжигающий треск болью в сетчатке и горечью на кончиках волос. Такой отвратительно режущий уши, глаза, кожу, разрывающий на части сердце и душу. Так больно. Так приятно.
— Можешь снова выбить мне зубы, на здоровье. Все равно опять выраст... Ай! Х-ха-ха!
Я — Пайк. Я стал им после того, как проснулся в клинике Брайта и увидел над собой изъеденную червями благочестия и веры улыбку Эона, бывшего хранителя памяти и времени, решившего применить на мне свое последнее заклинание перед операцией, которая выдернет из его черепа его суть и разделит одну мертвую душу на троих. Не на двоих, как думала Искра. Даже мертвый Летописец вегда остается Летописцем. И Летопись продолжится, покуда он того хочет. Или покуда я не лишу его последней надежды за то, что он посмел вернуть меня к жизни.
— Пофтой, погоди... Не мог бы фы утарить еффе раф? Кажетфя, перевние вырофли неправильно...
О, конечно, сколько угодно, еще один удар, все для тебя, брат мой. У тебя лицо невинной жертвы и немного есть от палача...
Меня называли Спайком. Это имя я услышал последний раз в тот день, когда еще живой, не оставшийся отголоском собственной личности в чужом теле, Абисс запечатал меня и разбил на мириады крошечных осколков. Которые теперь есть в каждом единороге. Мгновенная телепатическая связь — это так удобно, не правда ли?
С таким зеленоватым обжигающим отсветом ломается челюсть. Но мы восстановим ее, мы можем все, и это мы тоже можем, мы можем все, и ничего, но есть одна надежда, мы станем частью от НЕГО, и это неизбежно, неизбежность — такое приятное слово, такое смешное, так хрустит на осколках зубов...
Дискорд — это я. Забитый в угол чужими воспоминаниями, дремавший до того, как Эон заставил меня проснуться.
— Да-а-а! Давай, продолжай! В конце концов останется только один! И это БЕЗУМНО ВЕСЕЛО!
Дискорд — это ты. Всегда подсознательно понимающий, что ты такое, но не принимавший это на веру. Несущий так любимый тобой Порядок через Хаос, ибо именно из Хаоса родилась когда-то упорядоченность этого мира.
— Это было та-а-ак давно! Мы все будем вместе! Наконец-то! Я так ждал, так хотел, так надеялся! И ты тоже ждал? Да ведь, Талли, ты ждал?! Теперь мы наконец развлечемся с подонком, который нас расколол! И с тем, который думает, что он лучше нас, сильнее нас, о да, ему тоже будет ВЕСЕЛО, как ты думаешь, может он поглотить нас или мы поглотим его?
И наша сестра. Химера. Главная часть нас, что пока только наблюдает и пытается сдержать созданный нашей совместной волей мир.
— Да, ее тело идеально! Карнейдж — гений, уж это я признаю! Я так хочу-хочу-хочу, чтоб оно стало моим!
И наш четвертый брат, которого здесь пока что нет.
Восхитительно яркая, жгучая, теплая и ласковая, как солнце в прежней Эквестрии, песня нашего воссоединения, музыка, льющаяся в уши, отзывающаяся вибрацией в костях, болью в мышцах, пустотой, невероятной бескрайней пустотой, из которой родился когда-то Хаос, из которого родилась Жизнь, из которой родилась Магия. Магия, породившая новую Пустоту. И мы уйдем, в нее уйдем, ведь это неизбежно...
Эта музыка будет вечной.
— ...эта музыка будет вечной, — сказал Талли так же невозмутимо, как и раньше, когда только появился.
Казалось, что до этого времени прошли часы, но Арк почти ни в чем не был уверен. Ни в том, в каком направлении надо идти по этому бесконечному лабиринту из совершенно одинаковых коридоров без окон, тянущихся вверх, вниз, во все стороны, разрастающихся с каждым мгновением, переплетающихся и замыкающихся в самых нежданных местах... коридоров, не оставляющих даже малой надежды покинуть их. Ни в том, какова была причина отправки сюда именно их двоих. Ни даже в том, откуда он и Бим знают заклинание, которое они сейчас удерживали на остатках батареек, не давая никому, кто здесь находится, вырваться наружу, и никому снаружи проникнуть внутрь. Просто выжидая и надеясь на лучший исход.
Пожалуй, уверен он был только в том, что единорог, которого та белая кобыла назвала Пайком, все-таки и есть без вести пропавший Талли. Если всего лишь немного внимательнее приглядеться, невзирая на боль в голове и жгучее желание отвернуться, это становится очевидным. Расцветка, постоянно меняющаяся, в которой один цвет то и дело перетекал в другой... Немного поднапрячь память, всего чуточку, чтобы осознать, кому эта расцветка всегда принадлежала. Кем бы он теперь ни был.
— Если я заменю батарейки, — прохрипел Филлесс в ответ Талли (Пайку?) с безумной улыбкой, зубы в которой давно сменились на кривые клыки. Будто не обращая внимания на то, что его горло так прижимают к полу, что впору ломаться хребту, он уткнул палец когтистой лапы в подбородок нависшему над ним Талли.
Тот, не изменив своему обычному спокойствию, ухватил лапу за запястье, аккуратно провернул в обратную сторону с характерным хрустом ломающихся костей и навел судорожно дернувшийся палец снова покалеченной лапы в лоб самому Филлессу. В очередной раз зашедшемуся в счастливом смехе.
— Я... ни разу не думал... что найду тебя здесь, — выдавил он сквозь смех. — И Дейзи... которая скоро придет. Обещаю, после того, как я заберу вас себе, я сбегаю за четвертым. У меня еще есть дела там, где он остался. Может, отпустишь меня? А то я опять...
До того, как Филлес, в чьей разумности Арк все больше сомневался, снова сказал "бам", Талли, по-прежнему демонстрируя всем собой спокойствие в квадрате, вырвал из сустава переломанную кисть противника и швырнул ее через весь коридор... или два коридора... или через стену, где он там находился?.. прямо в сторону Арка. Тот, едва не заорав от неожиданности на все местное многомерное пространство, рефлекторно перенаправил часть заклинания на пространство перед собой. Оторванная конечность беззвучно шлепнулась о слишком хорошо для обычной магии видимый слой неизвестной защиты и сползла по нему вниз, оставив висящие будто в воздухе кровавые потеки.
Теперь Арк наконец мог рассмотреть это заклятие вблизи. Что и предпочел сделать, старательно не думая о происходящем с той стороны.
— Бим, это... вроде почти обычный щит из воздуха, но как будто еще из чего-то, — взволнованно казал Арк. — Хотя он такой яркий, как бы вообще из чистой магии... прямо сверкающий...
— Спасибо за информацию, — ответил Бим сзади. Очень напряженным тоном. — Я пытаюсь залечить ногу. Ничего не выходит. На тебе тоже пытался применять, и все равно бьюсь как рыба об лед.
Арк с недоумением глянул вниз. Только сейчас он вспомнил, что его правая передняя нога перебита прямо в колене, и кровь уже успела пропитать штанину тяжелыми темными подтеками.
— Странно, — продолжал Бим, — я вообще ничего не чувствую. Как будто и не болит. Разве что совсем немного щекотно... Как они там вообще, хоть кто-то из них собирается убивать второго?
Мда. А так хотелось отвлечься. Или на обсуждение неизвестного странного заклинания, или на неэффективность попыток подлечиться хотя бы минимально. Лишь бы не смотреть туда, где уже давно творится нечто, чего мозг пони не в состоянии понять полноценно.
Без особого желания Арк повернул голову на звук голоса Талли.
— Мне жаль, — спокойно говорил тот, старательно проворачивая на шее голову уже не хихикающего, а хрипло булькающего Филлесса, — но ты должен исчезнуть. Абисс заразил тебя. Так что...
Филлесс выдавил из перекореженного горла звук, который можно было трактовать как активное несогласие, и повернутым в обратную сторону затылком заехал Талли прямо в нос. Не успевший увернуться единорог отлетел на метры (или километры? Или больше?) назад, проделав собственным телом очередной незапланированный дверной проем, и провалился куда-то в... пространство снаружи.
Что было за пробитой насквозь стеной, Арк предпочел не рассматривать, но одного короткого взгляда уже хватило, чтоб почувствовать в ярко-горькой темноте...
"Что, извините?.."
...в темноте снаружи нечто, чего ему очень не хотелось бы видеть. Обжигающе холодное. И в этот раз мысль об "обжигающем холоде" исходила откуда-то из глубин самой души, а не от разума, дезориентированного паническими сигналами всех органов чувств, неспособных воспринять Хаос, как было до этого.
Это была... словно... ненависть, замерзшая настолько, что жжет холодом даже саму себя.
— Э-э-эй, ты дво-о-ое, — невнятно... ну, как сказать "невнятно", для пони с открученной башкой вполне себе внятно... сказал Филлесс, оставшейся ногой придерживая в ровном положении голову, которая, видно, никак не желала вставать прямо. — Принесите мне мою руку.
Арк, естественно, не пошевелился. Хотя от звуков этого голоса хотелось немедленно проблеваться. Вид сидящего к ним спиной, но при этом развернувшегося лицом безрогого, беззвучно смеющегося, изучающего их широко открытыми бледно-лиловыми глазами, не обращавшего внимания на торчащие наружу позвонки, ничуть не помогал удержать содержимое желудка внутри. Помогало только то, что содержимого особо и не было.
— Ну во-о-от, а я думал, срабо-о-отает, — разочарованно сказал безрогий. — Комиксы всегда врут.
Заплетающимся шагом, подволакивая ноги, он направился к сверкающему щиту между ним и Арком с Бимом. И хотя теперь Арк мог поклясться, что разделяли их всего несколько шагов, шел он пугающе долго. То ли желая напугать, то ли просто наслаждаясь происходящим. Издаваемые им в процессе подвывания, звучавшие как плохая пародия на вой ожившего трупа, заставляли думать, что верно именно последнее.
До того Арк вообще-то не видел ни единого ожившего трупа, но уверен был, что звук очень похожий.
— Да эта скотина просто развлекается за наш счет, — услышал Арк. Голос Бима. Тот наконец встал ровно, видимо, хотя бы частично залечив все внутренние повреждения. — Игнорируй его. Что-то мне подсказывает, что к нам он не пройдет.
— Во-о-овсе нет, — возразил Фил с той стороны щита. Удобно оперевшись на полупрозрачную сверкающую стену, он бережно прилаживал оторванную лапу обратно. Стоило ему совместить места обрыва, и кисть будто бы за миг слилась с запястьем. — Я вообще мно-о-ого чего могу... Кхрм...
Щелчок пальцами — и его голова с тошнотворным хрустом провернулась на полтора оборота, а позвоночник, не менее отвратительно заскрипев, вполз обратно в шею. Теперь из следов осталась только уже успевшая пролиться кровь на порванном вороте серой куртки от формы ДКП. Вроде бы той же формы, в котором Филлесс и был с самой их втречи. Несмотря на то, что вообще-то он был обряжен в тот самый заляпанный халат, пока изображал Даста, и еще много времени после этого.
Это нечестно, подумал Арк с упреком непонятно кому. Просто нечестно. Нормальные пони не должны иметь никаких общих дел с магическими сущностями, игнорирующими законы причинности. Для полного комплекта здесь не хватает Летописца, играющего с чужой памятью еще эффективнее, и Карнейджа с его любовью к манипуляциям с плотью.
Богини, и что все эти трое могли бы натворить, если бы не ставили друг другу палки в колеса?
— Ну, так-то оно лучше, — сказал Фил довольно, покрутив шеей, будто заново привыкая к тому, как соединены позвонки. — Я, в отличие от одного моего старого друга, не привык разговаривать порванными голосовыми связками. Так, а теперь...
Еще щелчок — и вокруг исчезли все намеки не только на недавние разрушения, но и на многомерность и запутанность. Теперь все они находились в самом обычном коридоре, почти таком же, по какому Арк и Бим сюда явились. По крайней мере, если не брать в расчет отделку под камень.
Но окон или дверей здесь до сих пор не было. Только темные прямоугольники на тех местах, где они могли бы быть. А место привычных магических светильников заняли дешевые мигающие газовые факелы.
— Вот так мне точно привычнее, — сказал Филлесс мечтательно.
Прислонив коготь к стене магического щита, он, умильно улыбаясь под отвратительный скрип, повел по нему когтем. Будто бы по обыкновенному стеклу, которым эта защита точно не являлась. Но даже след оставался точно такой же.
Он что, сердечко нарисовал?
— Арк и Бим, дорогие мои, — Арк уже и так считал безрогого конченым психом, так тот теперь еще и разговаривать с ними начал как с добрыми друзьями, которые должны откуда-то его знать, — вам этот знак ничего не напоминает?
Молчание. Арк недоуменно переглянулся с Бимом, напарник в ответ пожал плечами. Ну, сердечко и сердечко. О чем оно может напоминать?
— Ла-а-адно... — Филлесс вздохнул и надавил на стену всей лапой. Да так, что Арка шатнуло из стороны в сторону от резкого оттока сил: у него как будто разом забрали где-то с литр крови. — Если я уйду, вы не сможете применять это заклинание, но пока я здесь, вы не перестанете его применять верно?
Фил нажал посильнее. Стена хрустнула и продавилась, снова как самое обычное стекло, готовое вот-вот рассыпаться.
— Тогда я могу с чистой совестью забрать вас себе. Если она, совесть, у меня вообще есть. Возвращаемся к тому, с чего мы...
Арк свалился на колени. И почти сразу за этим, уже неспособный держать голову прямо, только услышал, как еще одна стена коридора проламывается. Услышал возмущенный вопль Филлесса:
— Да когда ж вы дадите мне их сожрать, трахать вас обоих, бл!..
Только краем глаза Арк увидел, как нечто длинное, чешуйчатое, с очень ярко горящими желтыми глазами утаскивает Фила куда-то прямо сквозь пол. Только после этого позволив себе наконец расслабиться и свалиться на пол, чувствуя, как сияющий щит вокруг них рассыпается на части. Как и говорил Филлесс, ни Арк, ни Бим не могут удерживать это заклятие без него. Или без других таких же ярких узлов связи с фоном рядом.
Но, по крайней мере, теперь он может связаться с Рантом. Когда проснется.
У тебя, конечно, совести особо нет.
У меня ее никогда не было.
Надо же, это немного больно... В отличие от наших маленьких друзей я могу интерпретировать все сигналы в этом пространстве так, как надо. Хоть оно и не мое. Его создал Филлесс. И в этом пространстве есть только холод. Тот самый холод, который я так ненавижу.
Удар. Еще один удар, сразу за этим, чисто ментальный, направленный на оглушение моего разума. И еще один, чисто на магическом уровне, в попытке отобрать то, чем я являюсь внутри этого скроенного идеальным хирургом тела, искусственной Химеры.
Зато вот у меня есть, как бы то ни было. И я помню, что недавно сказала мне Твайлайт.
Хотя мне вообще-то должно быть наплевать. И было бы наплевать, если б я была Филлессом. Но в этом холодном мире так хочется уцепиться даже за самую малую частичку тепла, пусть иллюзорную, но ве-таки теплую. В отличие от ледяной злобы вокруг.
— Привет, Дейзи! Я ТАК РАД!
Сколько ненависти в этом голосе. Да, как я и думала, он изглодан ненавистью подчистую, до костей, она течет в его венах вместо крови, он дышит ей вместо воздуха. Через ненависть он любит и через любовь ненавидит. Его не научили иному и не могли научить. Ведь он не только часть меня. Мне не дано знать, мое ли начало в нем сильнее или все же начало Абисса.
Хотя холод вокруг, холод, в котором я вижу только тьму, а не привычные краски и чувства, дает неутешительный ответ. О котором я не хочу думать.
Я подвела... подвел Твай. О Богини, эта девчонка Дейзи, что пользовалась моим телом раньше, забрала себе слишком много воли. Меня так бесят ее идиотские представления о дружбе. Даже Абисс, будь он неладен, не смог вытащить их из нее. Даже я, хотя теперь полностью владею ее телом, по-прежнему не могу уговорить огрызок ее личности забиться в угол и тихонько сдохнуть.
Или, может, я просто этого не хочу, а? Иногда я и сама себя не понимаю. Тяжело существовать в теле примитивного смертного. Не впервой, не спорю, но оттого не легче. Представляю, как чувствовала себя Кризи, когда впервые стала жалким демонхостом вместо полноценного магического существа. Даже немного жалко ее, ха-ха. Было бы жалко, не окажись она в один прекрасный день непроходимой дурой, не иди я сейчас в этом теле в том числе и по ее вине.
Эта ненависть почти что режет. Не только слух. Она настолько острая, что может резать и плоть, если ее владелец захочет. Но Филлесс не хочет. Для меня и двух других частей меня он приготовил особый подход. Он счастлив наконец стать с нами единым целым. Настолько счастлив, что ничто не сможет принести ему большей радости, чем наше воссоединение. Воссоединение через смерть, и ему искренне плевать, кто станет главным, прикончив и поглотив остальных. Но он будет сопротивляться. Ибо даже в Хаосе должен быть Порядок, и прямо сейчас Порядок этот — в простом правиле: сильный должен быть выше.
И Филлесс готов, если не справится со мной, без колебаний уничтожить часть нашего общего "Я". Лишь потому, что она слабее.
Теперь, видимо, для того, чтоб меня перестал нервировать этот постоянно зудящий внутри треклятый глист сомнения в собственной нормальности, мне придется разобраться с Абиссом. А это подразумевает одно: мне надо выгнать его из Фила.
В крайнем случае его надо будет просто уничтожить. Стереть из этого мира и не дать Абиссу шанса забрать его в тот, другой мир.
— Дейзи, сестра моя...
Этот тихий шепот разрывает барабанные перепонки. Рвет в клочья разум. Проникает в кровоток микроскопическими частицами льда. Окутывает меня непроницаемым для магической паутины коконом, сплетенным словно из той же паутины, но совсем иного рода. Холодной, режущей каждой кромкой, словно наточенная бритва.
Мне не хотелось бы убивать часть себя. Да что там "не хотелось бы", я в ужасе от такой перспективы. Кто из нас не запаниковал бы, узнав, что ему нужно ради выживания отсечь себе конечность? Но иногда, если зараза распространяется слишком быстро, единственным выходом остается ампутация.
Даже если это ампутация части мозга. Части разума. Части того, чем я когда-то был. И после отсечения пораженных тканей никогда не стану прежним.
И я знаю, что он шепнет мне на ухо прямо сейчас. С самой искренней нежностью, идущей от его давно замерзшей души.
— СДОХНИ.
Но я делаю это не просто так. Может, я и не во всем согласен с Дейзи, но она права: друзьям надо помогать. Особенно если иначе они могут не просто проиграть, а погибнуть, и теперь уже навсегда.
На самом деле я, наверное, просто хочу сохранить себя хоть в каком-то виде. Кем бы я ни был давным-давно, даже до перевертышей, теперь я так же зависим от магии, как все остальные разумные. Именно от магии. Единственной силы, что сдерживает этот мир от того, чтоб превратиться в бескрайние поля изо льда. Если все, что тысячелетиями для простых смертных и миллионами лет для нас сдерживалось в Бездне, выйдет наружу в один миг.
Талли, я знаю, что ты меня слышишь. И что ты можешь выбраться наружу.
Я могла бы справиться с самой собой. Но, возможно, я не могу справиться с Абиссом внутри Филлесса. И внутри себя.
Прошу тебя, Талли, пока мы еще единое целое. Ели я проиграю, не надо думать о том, сколько еще мы потеряем. Главное, что Я выживу, если от меня останется хотя бы малая частица. Неважно, та, которая говорит с тобой теперь, или же нет.
Но она не должна быть заражена Абиссом. И ты знаешь, что должен сделать.
Уничтожь его.
Улыбаясь, вкладывая в оскал уже проникающую в меня ненависть, я шепчу в ответ:
— Нет, это ты сдохни.
Или меня. Кто бы из нас ни победил.
Я не помню, как зовут меня и кто я.
За километры от Анмара, за невероятное число неизвестных единиц измерения от пространства, созданного Филлессом, носителем осколков Дискорда и Абисса, смотритель арсенала Отдела Департамента Альвенгарда вдруг замер, перестав наматывать на культю на месте правой ноги промокший от крови бинт. Даже не обратив внимания, что сквозь повязку тут же, прорывая ткань, немедленно выползли четыре опять выросших когтя.
Я был здесь всегда. Я знаю, чьи осколки во мне хранятся, но мне наплевать. И на того, кто когда-то владел силами, способными изменить весь мир, и на ту, что была одной из подруг Искры. Я — не они.
Дрожащие губы раздвинулись в неровной ухмылке, показав искривленные клыки.
И я просто жду. Пусть мог бы прикончить и Фила, и Талли, пока они здессь были, и восстановить себя как Дискорд. Я просто ожидаю, пока кто-нибудь из них придет сам. Я устал жить так долго.
— Минус один, — прошептал смотритель. — Нас осталось только трое.
Уставившись на вырастающую из обрубков кости и мышц конечность, он улыбнулся шире.
Пусть я тоже заражен Абиссом благодаря Первому После Искры — это уже отнюдь не мои проблемы.