Осколки Эквестрии
49. Crossed Lifes
Солнце над Кантером давно было в зените, впервые за многие-многие годы не выглядя тусклой полуразряженной лампочкой за вечными тучами, совсем наоборот — сияло наконец открыто. Счастливое послать тепло и свет всем созданьям под собой. Подарить возможность согреться тем, кто так долго этого желал.
И впервые же за многие годы Ристрейн, главе основного Отдела Департамента, и, соответственно, главе всего дизова ДКП, было страшно. Было бы не так страшно, если бы светлым радостным лучам, которых она в детстве ждала с нетерпением каждый год, действительно было кому дарить тепло — но вряд ли кого-то из живущих в городе сейчас это интересовало. Было бы не так страшно, если бы солнце и вправду ласково щекотало всего лишь мгновения и тут же пряталось за облаками, словно играя, как было давным-давно в те редкие дни его появления... давно, когда Ристрейн не требовалось забивать голову Арканами, Тривиллами, Абиссами, Филами, Талли и прочими требующими особого внимания субъектами... или, сказать точнее, психами ненормальными. Иметь дело с нормальными психами было бы много легче.
И уж точно куда легче было б, если бы солнце не стало вместо этого беспощадно высвечивать со всей откровенностью раскинувшуюся под ним картину.
— Леди Ристрейн, не смотрите, — посоветовал полушёпотом оставшийся в живых грифон-телохранитель. Сам, впрочем, он своему совету не последовал, продолжая внимательно обшаривать улицы взглядом из-за угла. Как же там его зовут?..
— Ага, — кивнула Ристрейн. Продолжая, тем не менее, выглядывать. Все знают, как это бывает: быть неспособным отвести взгляд от чего-то омерзительного. Это как сковыривать коросту с болячки в детстве: противно, больно... и очень, очень хочется.
Тем более что теперь смотреть было безопаснее. С той ночи прошло... сколько?.. Ах да, уже два дня. И они уже успели пройти примерно километров с десять от центра, так что были уже на окраинах. Но "безопаснее" — не значит "приятнее".
Пожалуй, если бы ад и существовал, то он выглядел бы похоже.
Мясорубка? Бойня?.. Нет, слишком холодно звучит — а здесь убивали с горячим желанием убийства. Остервенело рвали на клочки зубами и когтями, дробили кости копытами, отрывали конечноти, вышибали мозги, вгрызались во внутренности. Всё вокруг было покрыто великолепием богатого внутреннего мира пони. То есть кровью, потрохами и дерьмом. Всё оно лежало, втоптанное в мостовую, как старая жвачка, было размазано по стенам причудливыми граффити, свисало с фонарных столбов. Как будто убивавшие и умиравшие в один миг вдруг остановились, посмотрели друг на друга и решили прерваться, чтобы перед окончательной смертью последнего из них по-своему, по-адски украсить город к празднику весны.
И воняло по-прежнему зверски.
Грязь.
Вот слово, которое она искала. Это была грязь. Не бойня, не резня, не месиво. Грязь. Грязнее каких-либо других. Когда-то смёрзшаяся в один ледяной шарик размером с планету и теперь наконец почему-то оттаявшая.
Хотя нет, не с планету. С город. Ристрейн предпочитала мотреть на мир оптимистично.
— Ристрейн, я же сказал, не смотрите, — шикнул телохранитель. И как он понял, что она всё ещё не отводит взгляд?.. Хотя за такие качества его и наняли. — Он может вас увидеть и начать орать, а тогда сбегутся остальные, если они тут остались. Скажем, троих я, может, и прикончу, но не больше. Тем более что драться мне придётся с закрытыми глазами, а какой прок от слепого грифона против толпы психов?
Удивительно, что за эти два дня без сна он всё ещё сохранил достаточно терпения, чтоб обратиться к ней на "вы", а не просто двинуть задней лапой посильнее. Впрочем, такие качества при найме тоже рассматривались.
— А вдруг он нормальный? — шёпотом предположила Ристрейн.
— Скажите мне, пожалуйста, две вещи, леди Ристрейн, — грифон скрипнул клювом. — Первая: вы помните, что когда телохранитель что-то приказывает, да-да, приказывает, а не просит, к его мнению стоит, бл-л-лин, прислушиваться?
— Простите, — Ристрейн быстро юркнула к нему за спину. Теперь видно было намного меньше, но и её не увидят.
— Отлично. Вторая... — телохранитель коротким, но выразительным жестом обвёл переулок, из которого они высовывались, планируя перейти улицу — обвёл, как бы охватывая весь город, и спросил: — когда с той ночи вы успели увидеть в этом проклятом городе хоть кого-то нормального, кроме тех, кто был в Исключительной зале?
Ристрейн подумала. Немного. Можно было вообще не думать.
И не отвечать, решила она, скосив глаз на наполовину втоптанный в тяжёлый мокрый снег истерзанный труп, даже видовую принадлежность которого определить было сложно. И на переставшего булькать сквозь разбитый кадык минуты три назад того, кто довёл этот труп до такого вида, — до того, как оказалось, ползущего, оставляя тёмно-красный след, а теперь тяжело свалившегося мешком в тот же окровавленный снег. Прошло уже десять минут с того момента, как он должен был умереть, а он ещё долго к ним полз. Медленно-медленно. По шажку в минуту.
Её бывший второй телохранитель. Перед тем, как захлебнуться кровью, успевший сообщить, как он всегда ненавидел сучек, которые не знают своего места, и продемонстрировать то, чем он ей, Ристрейн, её место покажет.
Нет, он сказал не так... не "ненавидел". Ненавидел.
— Да-да, именно, — кивнул грифон. — Он тоже думал, что вот этот вот парень, от которого теперь фарш остался, "нормальный". Потому что услышал от него что-то, кроме "убить". И что мы имеем в итоге?
— В итоге мы имеем... что?.. — промямлила Ристрейн.
— В итоге мне пришлось его пришить! — прошипел грифон. — А ведь они всего лишь взглядами пересеклись! Будь он грифоном, даже таким никчёмным, как я, он бы такой херни не сделал... Я, знаете ли, не испытываю тяги к убийству. Для меня это просто работа, и делать это с коллегой было тоже неприятно. А теперь заткнитесь и слейтесь со стеной, если повезёт, этот бешеный нас не услышит.
Ристрейн, не сдержавшись, опять высунулась и почти беззвучно указала:
— Он не похож на бешеного. Даже трупы обходит.
— А вы прислушайтесь к тому, что он говорит, — язвительно предложил телохранитель.
Речь шла об удивительно целом — все ноги, оба глаза, оба уха на месте — пони в обрывках делового костюма с торчащей из нагрудного кармана окровавленной ручкой. Он и впрямь не выглядел бешеным, но и шокированным, каким мог бы быть любой нормальный на его месте, не казался. Он просто шёл и внимательно глядел под ноги. Будто что-то искал. И бормотал, как, прислушавшись, услышала Ристрейн:
— ...вы бы на меня так не смотрели, будь у меня рог, вы бы меня замечали, будь я единорогом, я был бы не пустым местом, если бы...
— Всё еще похож? — осведомился грифон. — По крайней мере, он не смотрит по сторонам. Уже хорошо.
Ристрейн, не отвечая, снова отскочила обратно к стене. Пони в костюме и так уже подошёл достаточно близко, чтоб видеть его даже оттуда. И чтоб Ристрейн во всех подробностях увидела, как он вдруг остановился и выпучил глаза на... что-то. Очередную груду плоти. Отсюда точно не понять, кем она раньше была.
— ...я был тобой если бы я был тобой если бы я был...
Ристрейн не могла спросить, что он делает. Да и не хотела, в общем-то, увидев, как он вытащил из кармана ручку и начал с упорством ковыряться в трупе. Кажется, в районе головы. Тело лежало к ним двоим затылком, так что понять было сложно.
— ...тобой если бы я был тобой если бы я был тобой... — голос пони в обрывках костюма становился всё громче. И в нём появлялись те самые неприятные нотки, по которым становилось понятно, кто перед тобой. Движения ноги, которой он держал ручку, становились всё более размашистыми. — если бы я был ТОБОЙ ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ...
На последнем слове он остановился, аккуратно положил ручку обратно — Ристрейн так поразил этот контраст, что она едва задавила нервный смешок — и... отодрал что-то от трупа.
Рог. С осколками черепа.
— если бы я был тобой, — вяло сказал пони и приложил выдранный рог ко лбу. Тот, естественно, стоило пони убрать ногу, тут же упал. Бешеный посмотрел под ноги, пнул рог подальше и повторил с такой тоскливой, физически ощутимой завистью: — если бы я был тобой.
И двинулся дальше на безнадёжные поиски рога, который прирос бы к его лбу.
Ристрейн тяжело хватала ртом воздух Когда она услышала...
...если бы я был тобой...
...её сердце словно провалилось во тьму. В грязь.
Ей снова восемь. Она стоит перед мамой, виновато склонив голову. Но теперь у неё в...
руке?
...нож.
— Дорогая, — мама ласково проводит копытом по её гриве, но разочарование в голосе — о, теперь его слышно куда сильнее. — Ты можешь учиться лучше. Бери пример со старшей сестрёнки!
Но я — не она.
Ей двенадцать. Перед ней — гроб. Позади слышны истеричные рыдания, и горе в них неподдельно. Ах да... ещё у нее сегодня день рождения.
— Почему она... почему...
Даже сегодня всё внимание на ней.
Ей семнадцать. Сердце распирает от радости. У неё снова день рождения.
— Папочка! Я поступила! И мне обещают работу в ДКП после практики!
— Молодец. — Бульканье. Звяканье бутылок. — Сестра с мамой гордились бы тобой.
Они мертвы. Одна попала под вагон. Другая покончила с собой после смерти первой.
Незнакомая, но такая привычная рука крепче сжимает нож. Нож без рукояти — она держит просто полоску остро заточенного металла. И капли зелёной крови падают на пол, протекая между пальцами.
Почему ты вспоминаешь о них? Посмотри на меня. Послушай меня. Подумай обо мне. Посмотри на меня. Послушай меня. Подумай...
Ристрейн влепила себе здоровенную оплеуху — так, что аж голова мотнулась. Но сознание прояснилось.
— Кроул, — прошептала она, вспомнив наконец имя телохранителя. — Я, кажется, поняла, что с ними не так. Я поняла! Нам точно надо выбраться за пределы города, найти способ сообщить Анмару...
— Надо, — сказал Кроул. Как-то странно. Как будто у него тоже в груди защемило от этого зрелища. — Надо. Но я же не могу вас сопроводить. Их тут ещё много. А я никудышный телохранитель по сравнению с кланом, который вы раньше нанимали. Абсолютно... никудышный.
Последнее он договаривал уже настолько громко, что пони в костюме поднял взгляд и во все глаза уставился на них обоих. Снова вытащил ручку — и неторопливой походкой направился в их сторону.
— Кроул? — опешила Ристрейн. — Ты что?! Сам же говорил, он может созвать остальных!
— Не может, — Кроул повернулся к ней — и она, вздрогнув от неожиданноти, отдёрнулась, увидев на по-детски обиженном лице телохранителя слёзы. — Он хочет сам. Он хочет, чтоб его признали. И я... тоже... хочу.
Ристрейн ещё не осознавая, сделала шаг назад. На мгновение нога потеряла опору, и она растянулась на мостовой носом в снег. Отплёвываясь, она подняла глаза на Кроула.
— я хочу быть как керти, — всхлипывая, сказал Кроул, извлекая нож из ременной петли. — мы же с ним были друзьями почему теперь он главный а я никто. я хочу быть таким же хочу хочу хочу ХОЧУ.
На последнем слове Ристрейн наконец догадалась поступить так, как поступила бы на её месте любая нормальная кобыла, на которую направляются два вооружённых психа.
Она громко, срывая голос, завизжала.
— Восхитительный вид, — сказал Фил, щерясь во все клыки и почёсывая пони рядом с ним за ухом. — Просто прекрасный. Не согласишься?
— сдохни
— Ага, сейчас, только шнурки поглажу, — кивнул Фил. — Не дёргайся, не дёргайся. Давай ещё почешу. Во-о-от, хорошая психопатка, хорошая, кто у нас тут хорошая девочка...
Обозревать окрестности, сидя, свесив ноги, на парапете самого высокого здания в Кантере, было очень удобно. Вид действительно выдался отличный — отсюда было видно, помимо прелестных видов нынешнего Кантера, даже все ещё появляющиеся в воздухе парочки крылатых, увлечённо пытающиеся загрызть друг друга, и камнем валившихся вниз проигравших. Это во-первых, естественно. Во-вторых, отсюда было легко заметить и потушить одним щелчком пальцев любой начинающийся пожар. В-третьих, если было видно рушащееся здание — значит, пора щёлкнуть пальцами снова и ликвидировать потоп.
— А в-четвёртых, в любом исполненном пафоса произведении обязана быть сцена, где герой, сидя на крыше, оглядывает доставшийся ему город, исполненный тяжёлых дум о том, что с ним делать. — Фил хихикнул. — Впрочем, ещё я могу здесь подрочить. Если мне ещё осталось что дрочить, я не проверял. Как тебе идея?
Услышав клацанье зубов, он отдёрнул пальцы и полюбопытствовал:
— Что, плохо? Хотелось бы что повеселее? Ну, хочешь, я поймаю пару десятков идиотов, оторву им головы и выставлю по периметру? Сама-то ты не можешь. Нет ножек — нет веселья.
"Не..."
— ненавижу тебя ненавижу, — прохрипела лежавшая рядом с Филом кобыла, извиваясь всем телом и скрежеща зубами. Другого ей не оставалось ввиду того, что в тех местах, откуда у пони обычно растут ноги, остались аккуратно прижжённые раны.
— Естественно, ненавидишь, — Фил опять довольно осклабился. Как приятно снова улыбаться полноценно. — Я мешаю тебе радоваться жизни. Я вот, знаешь ли, тоже ненавижу тех, кто мешает мне радоваться жизни по-своему. Так что нефиг было пытаться подорвать газопровод, дорогуша, мне этот город ещё нужен. Точнее, вы нужны. Так что давай...
Фил сгрёб кобылу за гриву и вытянул руку над пропастью высотой в две сотни метров.
"Не уби..."
— ...говори мне, где ваш вшивый бог, где подонок Абисс, сука, — прошипел он, уставившись бессильно клацающей челюстями искалеченной пони в глаза. — Говори. Этот уёбок тянет из вас энергию. Он дал вам начальный толчок, ввёл по капле яда, и теперь может выпить в десятки раза больше. Но у него всё ещё есть физическое тело. Я его прикончу.
— пошёл нахуй.
Фил разжал один палец.
— Говори.
— ты уши давно не чистил или по жизни тугой? нахуй пошёл.
Теперь разжались ещё два. Уже сами по себе, пока Фил безуспешно пытался совладать с лицом.
— Говори, сука.
Кобыла вдруг захихикала, точно пародируя недавнее хихиканье самого Филлесса. В её зрачках он на мгновение увидел отражение собственного бессилия. Он, способный вытянуть информацию из кого угодно, пасует перед вшивой свихнувшейся кобылой.
— по тебе сразу видно что ты плод инцеста, — выдавила она. — полный дегенерат с худшими генами от обоих родителей ха ха
Фил почувствовал, как его веко дёрнулось. Совсем немного. А ведь когда-то он так легко это контролировал. Ведь прошло меньше года с тех пор, как он был вего лишь очень высокопоставленным сотрудником альвенского Отдела, которому нельзя было делать что заблагорасудится. И если подумать... Так просто было сдерживать желание сломать то, что перед ним, тогда, в те дни, когда он был...
...слабее.
— Ты что, впервые видишь кобыльи внутренности, Ликвид?..
Страх. Его вырвали из привычного тёплого и тесного мирка. Первым, что он увидел, были безжизненные глаза того, кто убил его мать. Хладнокровно, даже не осознавая того, убил, вскрыв ей живот, чтоб вытащить его, Фила, для внедрения в него заражённого Бездной осколка Дискорда. Забавы ради. Это мог быть любой младенец, но они выбрали его.
хватит
— Тебя зовут... Филлесс Мордрейн, так? Я узнал это от Мальстрома, и больше о том не узнает никто. Не волнуйся, малыш, тут ты в безопасности. И отныне тебя зовут просто Фил. Запомнишь?
Обтянутый кожей череп, красные огоньки в пустых глазницах, исохшее, скелетоподобное тело. Буквально кожа да кости плюс сгнившие и высохшие в пыль внутренности. То, что позволено было видеть только ему. Истинный облик его приёмного отца, следователя и фактического главы альвенского Отдела ДКП.
прекратите
— Ваша воля идёт вразрез с моими идеалами...
Белый с ног до головы в таком же белом балахоне урод. Хранитель библиотеки никому не нужных знаний. Грёбаный маг, хоть у него и не было рога. Забравшщий Ариса с полной уверенностью в собственной правоте и собственных силах.
уберите это
— Он ничего из тебя не вырезал! Он просто дал тебе новое!
Мёртвый взгляд Карнейджа. Пустые глаза Мальстрома. Зубы, сжатые в улыбке так, что болели челюсти, лишь бы не начали дрожать колени.
Я СКАЗАЛ, ХВАТИТ!
"Не убивай е..."
Фил с размаху впечатал кобылу мордой в бетон, не обращая внимания на побежавшие по стене и крыше трещины. Что угодно, лишь бы заткнуть этот смех. Что угодно, лишь бы она перестала. Что угодно, лишь бы память отступила и больше не тревожила.
— КАРНЕЙДЖ, СУКА! — заорал он. — Я знаю, ты слышишь! Мне насрать, как тебя сейчас зовут! — Удар. Хруст костей. — Мне насрать, чем ты стал после дешёвого косплея Фемто! — Удар. Тёплые, тягучие брызги, пачкающие обрывки комбеза. — Я тебя прикончу! Прикончу! Прикончу! При...
Щёлк.
Repeat.
— ...тянет из вас энергию. Он дал вам... — Фил ошалело помотал головой и уставился на совершенно здоровую, за исключением ампутированных ног, кобылу, по-прежнему вьющююся змеёй в попытках дотянуться зубами до его руки. Совершенно бесперспективных попытках, учитывая, что после первого же укуса он разжал бы пальцы, и ей осталось бы ненавидеть его только следующие двести метров жизни. — Какого хрена? Кто это был?
"Не убивай её!"
— Дейзи, сучка, — Фил сжал кулак левой лапы сильнее. Правая упорно отказывалась двигаться, как если бы на нём применили Паралич. — На кой хер я тебя вообще сожрал?..
"Чтобы тебя кто-то сдерживал, дебила кусок! Нам нужна информация."
— Ну так выдай её мне!
"Нам не хватает двух братьев. Без них мы всё ещё просто очень продвинутый маг. Наша сила..."
— Это моя сила, твою мать! — рявкнул Фил. Всё ещё висящая над далёкой-далёкой мостовой кобыла бездумно хихикала, повторяя тот же безжизненный, механический смешок раз за разом. — Моя! Я тебя сожрал!
"Ладно, ладно, твоя... Господи, мужики такие нервные, когда речь заходит об их силе."
Голос умолк.
Фил выдохнул. Отвёл руку и уронил пони на крышу рядом — та приземлилась со звуком упавшего на асфальт пыльного мешка. Если бы мешки умели смеяться, хотя с воспроизведением нынешнего смеха справился бы и диктофон.
— Ладно, — сказал он, — предположим, я включу голову. Я перестану думать, что я тут самый крутой чувак на районе, и впомню, что я всего лишь дознаватель Фил. Скажи мне, дорогая... Ты хочешь, чтоб я взял тебя собой, пока буду разрушать этот чудный город? Вы ведь уже развились достаточно, чтоб чувствовать зависть?
Ага. Вот теперь он, похоже, попал в цель.
— Давай, скажи мне, — продолжал нежно увещевать Фил, пока кобыла замерла под его ладонью, — где ваш вшивый бог? Где Карнейдж Абисс? Скажи мне. Иначе я не верну тебе ноги, и ты не сможешь сломать всё сама.
Гримасу ненависти на лице пони было-бы сложно перепутать с чем-то другим.
— библио... тека... главная, — каждый слог давался её с огромным трудом. — самая... главная...
Фил расплылся в улыбке:
— Вот, умничка! И где она! Если ты не скажешь, я возьму тебя с собой, и ты будешь...
До уха донёсся отдалённый визг. Что-то в нём казалось странным. Неправильным.
— ...будешь вопить, как она, — продолжал Фил. — Это прямо-таки услада для ушей моих... стоп, что?
Вот что казалось неправильным. Он почувствовал страх... но только страх. Совершенно нормальный страх. Ни капли ненависти. Ни на бит жажды убийства. Это крик... нормальной пони?
Фил потрепал вновь клацнувшую зубами пони за гриву и весело произнёс:
— Кажется, у меня появились дела. Не волнуйся, я вернусь, починю тебя, и ты устроишь здо-о-оровенный бум, как и хотела. А пока что... Знаешь, я всегда мечтал это сделать.
Резко встав во весь рост, он развернулся спиной к краю и сделал шаг назад.
Судя по тому, что хрипящая в истерике безногая бешеная не услышала шлепка о землю — портал открылся удачно.
Аркан чувствовал себя восхитительно.
Он успел ликвидировать уже пару десятков возгораний в домах, в которых был проведён газопровод. Иначе, с высокой вероятностью, весь город превратился бы в огромный костёр. Нельзя было дать Анмару узнать, что здесь произошло. Никак нельзя.
Он успел насадить на когти, разорвать и прибить около полусотни бешеных... и ничего ообенного не почувствовал. Разве что усилившеесся желание...
...убить?
— Карнейдж! Я найду тебя, рогатая тварь! Найду и...
Пожирающая всё тело боль. Отваливающиеся куски плоти. И источник его ненависти где-то вдалеке.
Нет, я его не убил.
И только тогда он услышал истеричный, дикий вопль.
— Ох, мать моя кобыла, — пробормотал он, обернувшись в поисках источника. — И куда мне теперь бежать?
Вопль не принадлежал одному из бешеных, это он понял точно. Совсем не те эмоции. Чистейший страх, без намёка на то, чем они наполнены с ног до головы. Это был кто-то разумный. охранивший разум в Кантере... И Аркан собирался найти его до того, как его прикончат.
— Какая жалость, что я не могу разобраться со всеми делами одновременно, — буркнул он, сдавливая в руке череп очередного бешеного, решившего, что он способен совладать с Инсекта Сапиенс. — Вот бы меня было двое...
Вот бы тут был Фил, подумал Аркан. Как было бы удобно переложить часть проблем на него.
— Это вполне приемлемые неудобства...
Полуухмылка, заставляющая цепенеть на месте. Блеск в глазах, ненормальный для любого пони. Торчащие от возбуждения торчком уши... и не только уши, припомнил Аркан, вспомнив, какой плотный у Фила комбинезон. Наверняка он возбудился полностью.
Тогда следовало его убить. Но он, Аркан, не убил. И он наверняка встретится с последствиями своего поспешного решения. Но — в будущем.
Аркан прислушался. Сконцентрировался на точке, откуда исходил звук — для его теперешнего тела это было несложно, словно он от рождения был магом.
И после он наконец аппарировал. Надеясь спасти живого свидетеля.