Осколки Эквестрии

###: Библиотекарь

По заснеженной мостовой проспекта Альвен тянулась единственная цепочка следов копыт. Снег, беспрестанно сыпавший с затянутого ночного неба, потихоньку заметал ее. Но пока что внимательный житель Нижнего Города, если бы ему вздумалось и если бы он страдал бессонницей, мог бы попробовать проследовать за ней.

Если бы этот житель шагом чуть быстрее прогулочного двинулся по направлению, в котором вели следы, то рано или поздно нагнал бы неприметного прохожего в белом балахоне Церкви Искры. Если бы житель обладал острым ночным зрением, он увидел бы, что под балахоном нет ни намека на крылья, что почти подметающий снег кончик хвоста — чисто-белый, сам почти не отличается по цвету от снега. Если бы житель к тому же оказался еще и внимателен, он бы непременно отметил, что вместо символа Искры на боку балахона вышито нечто, напоминающее дерево, каким его рисуют совсем маленькие жеребята — с ветками-палочками и единой зеленой кроной.

А окажись этот житель достаточно любознателен и притом осторожен, он мог бы пройти по цепочке следов в обратную сторону и обнаружить, что она привела его в подворотню, заканчивающуюся глухой стеной без намека на двери или хотя бы окна.

Будь этот житель в здравом уме, он бы решил, что это не его ума дела. Но, возможно, адепт Искры — или пони, более романтичный, чем умный, назвал бы это чудом.

Но ни один житель Нижнего города не был любознателен настолько, чтобы высовываться на проспект Альвен холодной темной ночью. А снег, искрившийся в свете редких уцелевших газовых фонарей, не думал прекращать падать, и к тому часу, как на проспект Альвен вышел первый местный обитатель, от цепочки следов не осталось даже воспоминания.

---

Здоровенные, под потолок, часы с кукушкой последний раз щелкнули и остановились.

"Как, итить его, символично", подумал по этому поводу Руби Солт, не заходясь в дребезжащем хихиканье только потому, что саднящее горло и без того причиняло жуткие неудобства. Руби гордился тем, что знает слово "символично" и даже в состоянии ввернуть его в разговор. Еще больше он гордился тем, что знает слово "антиквариат". "Вот эти самые часики, — говорил он покупателям, достаточно надежным, чтоб им дозволялось войти в его личное жилище, — достались мне еще от пра-прадеда. Антиквариат! Деньжищ стоит немерено!". На слове "деньжищи" он обычно многозначительно приподнимал брови и ухмылялся уголком рта, как бы намекая, что его клиентам столько ни в жизнь не наскрести.

Тогда часы еще бодро тикали, и денег хватало на часовщика, который заводил и подкручивал старый механизм каждый месяц — надо же было держать марку. За долгие годы он привык к этому успокаивающему тиканью, и каждый полдень, когда кукушка, на самом деле бывшая грифоньей головой, каркала двенадцать раз, одобрительно кивал ей. Тогда он любил подгадывать встречи с просрочившими все обязательства клиентами так, чтобы хриплое механическое карканье раздавалось ровно в тот миг, когда эти и без того дерганые уродцы усаживались в кресло. Словом, тогда часы тикали и привносили в жизнь их обладателя толику некоего шика.

А еще тогда Руби не харкал кровью и не чувствовал себя по утрам, дням и вечерам так, словно у него в грудной клетке завелась очень зубастая злобная крыса. Теперь же, сколько бы деньжищ за часы ни отвалили любители древнего хлама, они бы ему уже никак не помогли. Даже терпеливые кредиторы, которые, похоже, наслаждались омерзительным карканьем, отказались забирать часы в счет долга. Да и должна же у жеребца, даже готового вот-вот откинуть копыта, оставаться хоть какая-то гордость?

— Хоть какая-то, итить ее, гордость, — прошептал он вслух и надрывно закашлялся.

Слишком долго он скрывал. Слишком. Если бы раньше...

— Руби Солт?

Руби замер, вдохнув, да так и не выдохнув. Сведенные спазмом горловые мышцы горели.

— Простите, вы здесь? — спросил кто-то за дверью. Дверью, ведущей в его личную комнату. Перед которой были еще две надежные двери с крепкими замками.

Руби с трудом проглотил скребучие колючки и хрипло выкрикнул:

— Найдете, что еще можно продать — берите! Часы не трожьте, все остальное...

Остаток фразы утонул в новом приступе жестокого кашля, заставившего жеребца согнуться в кресле пополам, чуть не врезавшись лбом в стол.

С трудом разогнувшись, он осознал, что обстановка изменилась.

— Что, теперь Искра приходит даже к подыхающим грешникам? — с трудом отдышавшись, проскрипел он, упираясь копытами в столешницу. Когда-то это выглядело грозным, властным жестом. Теперь он делал так, чтоб не свалиться.

— Я не друг Искры, господин Солт, — произнес посетитель — высокий жеребец в белом балахоне, стягивая капюшон, — и не кредитор. Будь я кредитором, мне пришлось бы уйти ни с чем.

— Вот уж это ты верно подметил, — выдавил Руби, разглядывая визитера сквозь багровый туман. От сдерживаемого кашля глаза, казалось, вот-вот лопнут.

Балахон на жеребце слишком уж чистый и не очень-то удобный для того, кто любит среди ночи заявляться в чужие дома, минуя пару запертых металлических дверей. Зато уж прическа практичнее некуда для таких дел — грива стянута в хвост на затылке. И глаза... Ярко-голубые, для кредитора слишком честные, для искорки недостаточно подернутые пеленой веры. И какие-то... очень понимающие.

А еще этот парень очень уж кого-то напоминает.

— Господин Солт, — сказал визитер, — я отниму лишь каплю вашего времени.

— А у меня только капля и есть, — прохрипел Руби и, собрав остатки сил и достоинства, откинулся на спинку кресла.

— Именно потому ровно столько я и отниму. Мне известно, что вы несколько стеснены в средствах, в том числе в оставшемся вам времени.

Руби усилием воли загнал поднимающийся кашель обратно в грудь.

— Известно, значит? — осведомился он, пытаясь изобразить тот же ядовитый тон, каким отчитывал проштрафившихся покупателей. — И как хорошо известно, а?

— Достаточно хорошо. Полагаю, у вас есть пятнадцать минут. Возможно, двумя-тремя минутами больше.

— Это с чего...

— По прошествии которых вы скончаетесь от внутреннего кровотечения. — Жеребец в балахоне взглянул Руби прямо в глаза и добавил: — И я не приложу к этому никаких усилий.

Руби попытался овладеть собственным лицом. Безуспешно.

— Мне хорошо известны симптомы, господин Солт. Это не просто запущенная форма туберкулеза. Ровно год назад вы решили, что стоит наконец попробовать товар, что вы отпускаете по сравнительно низкой цене всем желающим. Естественно, вы очень скоро пристрастились и стали проводить дегустацию каждой партии минимум по десять раз — чтобы, как вы себе говорили, отбраковать дурной товар. Ваши клиенты не могли позволить себе такой частоты употребления. Пять месяцев и три дня назад вы прошли точку, после которой ваши легкие необратимо утратили возможность вернуть функциональность. И теперь я отниму у вас не больше тринадцати минут.

В личном кабинете одного из самых успешных торговцев красной солью в Нижнем Городе повисло молчание.

— Откуда ты все это выкопал? — еще более надтреснутым голосом спросил Руби.

— Я изучал последствия регулярных ингаляций так называемой красной соли на организм.

— Да нет же! — взвизгнул Руби и тут же, мысленно проклиная себя, надсадно раскашлялся. Сплюнув прямо на стол багровые ошметки, он прохрипел: — Откуда ты... Год, полгода... Это все...

— Пять месяцев и три дня, господин Солт.

— Я... Никто не должен был... Это Гилдерн, поганец пернатый? Я знал, был уверен, что он крыса, но кто мог...

Проклятый грифон сливал информацию. Осталось понять, на кого работает этот тип, и тогда... Тут Руби осознал, что никакого "тогда" ему уже не светит, и обмяк в кресле.

— Гилдерн не наушничал, господин Солт, — с вежливой улыбкой сообщил визитер. —  Однако вы решили иначе.

— Этому уроду перерезали гло... — Руби скрутило в очередной раз, и он наконец, скорчившись, рухнул лицом в стол.

— Исполнитель вашей воли был меньшим профессионалом, чем Гилдерн. Ваш бывший телохранитель умирал три минуты. От него я узнал очень многое о вас и вашей работе.

Ни одно живое существо в этом мире, будь оно хоть лучшим хирургом Эквуса, не способно подштопать перерезанное до костей горло так, чтоб его обладатель мог хоть как-то говорить. Это Руби знал так же, как знал, что его товар очень быстро вызывает привыкание.

Хотя какой смысл этому чудику врать?

— Какого тебе от меня... надо?

— Мне известно, что продажа красной соли была не единственным источником ваших доходов, — мягко сказал жеребец. — Вы всегда испытывали тягу к более ценному товару. К информации. В конце концов, ваше настоящее имя — Фаундер, и даже в наш непростой век нам сложно убежать от собственного предназначения. Отцы и матери дают новорожденным жеребятам имена, руководствуясь неясным наитием, которое лишь на миг посещает их разум... Вы ведь не врали себе, когда говорили, что просто должны понять. Вы не просто хотели забыться в наркотическом трансе, вам действительно нужно было знать, и ваша любознательность оказалась, как ни жаль, излишней. Вы верили, что знание не может принести вреда, но эта вера плохо совмещалась с тем родом деятельности, которому вы решили посвятить жизнь. Господин Солт, если не возражаете, мне нужен от вас именно этот товар.

Фаундер. Так его звали до того, как он пришел в Нижний Город. Мало кто знал, что не Руби Солт по праву изобретателя назвал красную соль своим именем, а Фаундер, прирожденный вор, нищий без гроша в кармане, взял себе именем то обозначение, что прочел в украденных бумагах с рецептом. В конце концов, он сам приказал найти и убрать всех, кто мог помнить. Чтобы чувствовать себя спокойно в своем кабинете, с инкрустированным драгоценными камнями дубовым столом, креслом, обитым самой дорогой тканью, какую он смог найти, картинами на стенах и часами в углу. Даже того белобрысого в балахоне он приказал отравить, хотя был почти уверен, что от него-то вреда не будет.

Картины забрали громилы первого же кредитора. Потом пришел черед обивки кресла. В конце концов даже из его стола вынули все камни, даром что половина была просто цветными стекляшками.

— Чего ты еще не знаешь? — прошептал Руби.

— Я не знаю преступно многого, как бы ни странно для вас это звучало, господин Солт. — В голосе посетителя прозвучала искренняя горечь. — Если вы поможете мне, мое незнание станет лишь самую малость легче. Я не виню вас в том, что вы избрали легкий путь, но мой выбор несравнимо тяжелее. Вы поможете мне, господин Солт?

Руби через силу поднял голову.

То, что он увидел в глазах визитера, вызвало у него чуть ли не шок. В этих глазах светилось бесконечное понимание. Целое море понимания.

Руби отчетливо услышал тиканье замерших десятью минутами ранее часов. Отсчитывающих его последние минуты и секунды.

— Я же не сплю, — сказал Руби.

— Нет, господин Солт. — Визитер печально улыбнулся.

— Это... как там его... чудо? Магия?

Визитер промолчал. Между ними повисла тишина. Часы тикали.

— Я скажу тебе, — наконец выдохнул Руби.

— Стало быть, вы согласны, — сказал визитер. И улыбнулся.

В следующий миг Руби ощутил в голове небывалую легкость.

— Благодарю, господин Солт, — тихо произнес жеребец в белом балахоне, разворачиваясь к двери. — Вы очень помогли мне.

— Какэтщепмог, — вяло выдавил Фаундер. Почему-то ему было очень сложно сфокусировать взгляд, и он предпочел зажмуриться. Жеребец не ответил.

Открыв глаза, пони обнаружил, что сидит один-одинешенек на здоровенном кресле за таким же здоровенным столом, покрытым противными красными пятнами, в незнакомой комнате. В углу тикали очень большие... часы. Да. Часы.

И еще очень болит в груди и в горле.

— Мааа, — сказал пони. — Пжалта.

Он обвел комнату испуганным взглядом и всхлипнул.

Через минуту и тридцать восемь секунд часы Руби Солта замолчали.

---

— Я клянусь, что ничего вам не сделаю, — сказал Фальк куда-то в пустоту.

Ответом было молчание.

В эту затхлую каморку его впихнули примерно... Не вспомнить. Нет, вообще-то он искренне пытался считать, но сбился уже на сорок третьей минуте, когда на голову упала очередная капля. Он очень надеялся, что это просто вода. Впрочем, если и не вода, какая разница? Зато от жажды умереть не придется. Разве что от голода.

По примерным подсчетам выходило, что он сидит здесь около пятнадцати часов. Ни окон, ни хоть какого-то освещения не было — темно, хоть глаз коли. Только сырые стены крохотного чулана, в котором он с трудом мог стоять прямо, и тяжелая чугунная решетка, сквозь которую он и лапу-то просунуть не мог.

И ему никто не отвечал. Абсолютно никто.

— Клянусь трижды проклятой честью наемника, что ничего не сделаю с тем, кто меня выпустит! — заорал Фальк, срываясь на хрип. — Можем даже договор подписать!

Молчание.

— Вы даже не представляете, сколько за меня отвалит мой клан! — в отчаянии взвыл грифон. Это было уже почти преступление: если ты говоришь за весь клан, то, будь добр, не позорь его честь, а также делай то, что обещаешь, причем не факт, что тебе будут помогать. Но Фальк очень хотел отсюда выбраться. И у него очень больно горело самолюбие.

Десять лет его никто ни в чем не подозревал. Десять лет он работал без промахов. Десять треклятых лет он был безупречным информатором, знавшим даже то, чего не знал Департамент.

А потом его среди бела дня огрели по голове бутылкой и, оглушенного, притащили сюда.

— Хотя бы скажите, кто вас нанял, — крикнул Фальк без особой надежды, — не дайте умереть в неведении!

— Боюсь, они не ответят, господин Фальк.

Фальк замер. Сощурив глаза, он всматривался в темноту

— Секунду, пожалуйста. Зажмурьтесь.

Грифон послушно закрыл глаза. Перед веками полыхнуло красным. Приоткрыв глаза, Фальк с облегчением выдохнул: возле порога его камеры стояла неяркая газовая лампа.

— Здравствуйте, господин Фальк, — сказал тот же голос. — Я не отниму у вас много времени.

Голос принадлежал — тренированный глаз Фалька быстро подмечал детали — земному пони, укутанному в просторный балахон, какие носили друзья Искры. В собранных в хвост волосах земного поблескивал какой-то зеленый камень. И оружия при посетителе явно не было.

— Друг мой, — с облегчением произнес Фальк, поспешно сплетая из пальцев Святую Искру, — я не знаю, почему попал сюда, но если ты дашь мне знать, то...

— Я не из Церкви Искры, — отозвался земной и что-то протолкнул ногой под дверь камеры. — Это ваш ужин, господин Фальк. Надеюсь, вам понравится.

С упавшим сердцем грифон опустил взгляд. В миске, которую принес пони, неаппетитной горкой лежало картофельное пюре с подозрительными темными вкраплениями. Фальк сглотнул и уселся перед миской на пол.

— Спасибо, — поблагодарил он, стараясь быть как можно более искренним. Искренность и доброжелательность помогут выпутаться. Точно помогут. — Могу я все же узнать, как твое имя?

— Нет, — без всякой резкости, даже задумчиво ответил жеребец. И добавил: — Мне жаль.

Фальк, воодушевленный первым успехом — все же с ним разговаривают! — поднял миску и осторожно понюхал пюре. Как бы оно ни выглядело, но пахло от него едой. Возможно, туда даже мясо положили. А ему так хочется есть... Вздохнув, Фальк принялся за еду и уже через полминуты облизывал тарелку.

— Спасибо, — на этот раз действительно искренне сказал он. — Я буквально умирал с голоду.

— Теперь смерть от голода вам не светит, господин Фальк.

Грифон рассмеялся, хотя шутка была не сказать чтоб очень удачная. Впрочем, он вообще не любил шуток про собственную смерть.

— На самом деле он стоит здесь уже десять минут, — продолжал пони. — Ваш тюремщик оказался доататочно компетентным, чтоб вы, поглощенный собственными мыслями, не услышали его, и недостаточно смел, чтобы зажечь свет и подойти к вам ближе. Вы внушаете страх, господин Фальк.

Вот уж чего он внушать никогда не стремился. Гораздо удобнее было вызывать доверие, оно открывало куда большие перспективы.

— Я понятия не имею, в чем дело, — пробормотал Фальк, крутя тарелку в лапах. Замешательство, капелька нервозности, подступающее отчаяние — этим букетом он разжалобит кого угодно. Уж этого парня точно. — Меня просто... Меня ударили по голове и притащили сюда! Я ничего не сделал, клянусь!

— Этим пони вы действительно ничего не сделали, — согласился земной.

— Я ведь даже не боец, — Фальк подумал о том, чтобы всхлипнуть, но все же счел это перебором. — Меня... Меня нет смысла похищать! Меня нет смысла бояться! Почему они...

— Именно потому, что вы не боец, господин Фальк. Вы — первоклассный агент внедрения. Одна-единственная промашка не делает вас плохим наемником.

— Но почти наверняка делает мертвым, — прошептал Фальк.

Итак, они знают. У него была легенда, прикрытие, идеальное алиби на каждую встречу, но они откуда-то узнали. Неужели... Департамент?

— Не переживайте, — земной словно прочитал его мысли. — Ваши пленители — всего лишь банда киднепперов самого низкого пошиба. Они не знают, кто вы, и боятся. Все это — досадная ошибка. Очень досадная.

— Так меня отпустят? — огонек надежды разгорелся с новой силой. Кто бы ни был этот пони, он, похоже, искренне сочувствует, и если приложить немного усилий, убедить его...

Пони печально улыбнулся.

— Они боятся вас, господин Фальк, — повторил он. — Эти пони не понимают четкой иерархии грифоньих кланов. Они просто знают, что ваши бойцы не оставляют свидетелей. Впрочем, вы тоже предпочитаете не оставлять свидетелей, и в этом они не заблуждаются, хоть и исходят из ложных предпосылок.

— Послушай, — Фальк протянул к нему лапу, упершуюся в решетку двери, — я не знаю, кто ты, но все не так. Я никого не убиваю. Меня все знают. Фальк, худший наемник, может, слышал? Я не выполнил ни одного контракта на убийство, просто не смог, я не люблю убивать, я...

— Вам не доставляет удовольствия эта часть вашей работы, — подтвердил земной. — Выполнив задание клана, вы всякий раз чувствуете удовлетворение, но убиваете без всяких эмоций. Без радости и без сожаления.

— Все не так! — выкрикнул грифон, но осекся. Спокойствие. Спокойствие, отчаяние и недоумение, вот что он должен выказывать. — Послушай, я...

— Вы — профессиональный информатор, господин Фальк. Возможно, за вас действительно заплатили бы выкуп, а это очень редко случается, ваш клан не любит проштрафившихся. Вы не оставляете свидетелей, но избегаете случайных жертв. Ваша память — настоящий клад, и я понимаю ваш выбор относительно того, как вы ей распорядились. Жизнь простого техноманта вас не прельстила, несмотря на все ее перспективы, и судьба ваша пошла совсем по другому пути. — После короткой паузы пони добавил: — Полагаю, вам будет приятно слышать, что осведомлен об этом только я.

Фальк лихорадочно размышлял. Если этот пони не врет, то он — единственный, кому все известно... Единственный. Невозможно, казалось бы, но почему нет? Если Фальк — безупречный агент, то и на него должен был найтись свой не менее безупречный болт... Он принял решение. Сперва — выйти. Потом — все остальное.

— Ладно, — торопливо, захлебываясь, сказал он, — допустим, все так и есть, как угодно, ты можешь быть прав. Чего ты хочешь?

— От вас я хочу получить все сведения, что у вас есть, господин Фальк. В особенности меня интересует ваше последнее дело о Церкви Искры.

Фальк круглыми глазами уставился на земного и недоверчиво хихикнул.

— Да, я имею в виду абсолютно все, — подтвердил пони. — Не переживайте, это не займет много времени.

— Церковь Искры? "Случайный друг"? Да оно же архивное уже столько лет!

— Да, именно его. Но, естественно, помимо этого дела я хотел бы узнать все.

Если Фальк расскажет все этому... этому пони, то за ним, возможно, придут. Тогда с ним будут разговаривать еще более серьезно, и там никакая искренность не поможет. Но если не расскажет — сидеть ему здесь и подыхать с голоду в одиночестве. Вряд ли белогривый согласится подкармливать и развлекать беседой несговорчивый источник информации.

— Я... — Фальк сделал вид, что чуть было не оговорился, но одумался. На самом деле он действительно чуть было не ляпнул "согласен". — Что будет, если я соглашусь?

— Я отопру вашу камеру, и вы передадите мне все, что знаете.

Глаза Фалька округлились.

Этот идиот собирается отпереть его камеру? Серьезно?

— Я согласен, — выпалил он, демонстрируя крайнее облегчение, и вскочил. Перед глазами все качнулось, а в животе что-то противно потянуло — видимо, голод еще не до конца унялся. — Я расскажу все, что ты хочешь. Просто чудо, что ты сюда пришел!

— Благодарю, господин Фальк, — пони улыбнулся. Почему-то грустно. — Как вы себя чувствуете?

— Что?

— Вы не ощущаете рези в желудке? — пони выудил из какого-то кармана в балахоне ключ. — У вас не кружится голова? Не чувствуете тошноты?

— Я...

Перед глазами снова все поплыло, и Фальк, пошатнувшись, оперся о стену. Вот теперь-то он ощутил резь, еще как ощутил. Сдавленно взвыв, он повалился на пол.

— Ваши пленители слишком трусливы, чтобы выпустить вас, — донесся до него голос земного. Голос казался удрученным. — И чтобы убить вас лично — тоже. Они предпочли использовать яд. Их, впрочем, устроила бы ваша смерть от голода, но рисковать им не хотелось.

Прижав лапу к животу, Фальк заскулил. Что ж так больно-то, а... Боги, почему настолько больно! С трудом подняв взгляд, он уставился на стоящего в распахнутой двери камеры жеребца. Перед глазами все плыло, но глаза пони, ярко-синие, почему-то оставались в фокусе. Глаза, полные понимания.

— Помоги, — выдавил Фальк. — Умоля... по... моги.

— Вы же понимаете, что у меня есть противоядие, господин Фальк?

— Да, — прохрипел Фальк.

— И вы искренне, по-настоящему искренне готовы все мне рассказать?

— Да!

Фальк осознал, что на самом деле готов рассказать все. Лишь бы это прекратилось. Лишь бы не умереть. Лишь бы. Боль. Ушла.

— Да, — повторил он сквозь сжатый клюв, — я готов.

— Что ж, — сказал земной, — отлично. Вы оказали мне неоценимую помощь, господин Фальк.

И боль ушла.

Через пять минут в наглухо закрытой камере в подвале без всякого света остались мертвый грифон и начисто вылизанная тарелка.

---

Сегодня подруга Вейк собиралась умереть.

Она прибралась в своей крохотной комнатке, постирала и разложила по полкам вещи, остававшиеся у нее от прошлой жизни — ту одежду и безделушки, что она не пожертвовала Искре еще много лет назад. Скрипя от усердия и кое-как сгибаясь, начистила пол и протерла все углы. Тщательно вымыла и расчесала свою черную с серебром гриву. Написала и пришпилила к столу короткую прощальную записку, в которой извинялась перед друзьями и подругами и советовала им почаще слушать зов Искры в своем сердце.

Оглядев результаты своих трудов, она вздохнула и потянулась за пузырьком, который купила на все сбережения у подозрительного типа на улице Рей.

Пузырек не вызывал у нее доверия, и, несмотря на все заверения торгаша, она предпочла воспользоваться лабораторией храма. Неделю назад, прокравшись туда ночью, она прочла короткую молитву и, напевно бормоча все необходимые Формулы и Расчеты, тщательно проверила состав. Результат ее не удовлетворил, и она добавила кое-что от себя.

Технически это нельзя было назвать созданием орудия смерти. Орудие уже было создано, она просто слегка его... усовершенствовала. К тому же, сказала она себе, все это было сделано во благо Знания. Рецепт она не записала, опасаясь, что он попадет не в те копыта, но уже само создание чего-то нового угодно Искре. Пожалуй, грех и добродетель в этом случае уравновешивали друг друга.

Подруга Вейк посмотрела на пузырек. Пузырек смотрел на нее в ответ, нахально ухмыляясь во все метафорические зубы.

— Даже не думай, — сказала подруга Вейк. — Это не ты меня убиваешь. Это я использую тебя, чтобы умереть.

Откупорив пузырек, она выпила до дна все, что там было, и немедля заткнула пробку. Было там немного, но после Модификации Рецепта даже пары этой жидкости могли верно уложить взрослого пони, а то и грифона. Не сразу, конечно, не сразу. У нее впереди есть около двадцати минут.

Со вздохом подруга Вейк улеглась на жесткую узкую кровать поверх одеяла и прикрыла глаза. Двадцать минут. Можно попробовать задремать...

— Подруга Вейк?

Распахнув глаза, она покосилась на дверь. Голос приглушенный, но уверенный — уверенный в том, что она здесь. Это явно не кто-то из храма.

— Подруга Вейк, простите, могу я войти?

Вопрос даже не прозвучал вопросом. Было очевидно, что незваный гость все равно войдет и только из природной вежливости дает хозяйке комнаты возможность сохранить лицо.

Вейк, поразмыслив, решила, что противоядия от ее состава за оставшиеся минуты все равно никто не найдет, и сказала:

— Войди, друг мой.

Дверь отворилась. Подруга Вейк зажмурилась, отказываясь верить тому, что видит. Когда же она вновь разлепила веки, гость сидел возле ее кровати и внимательно разглядывал ее глазами цвета сапфиров. Теми же глазами, что и тридцать лет назад.

— Доброй ночи, подруга Вейк, — произнес гость. — Рад вас видеть.

— Ты мертв, — заявила она. Самообладание возвращалось к ней очень быстро.

— Вы заблуждаетесь.

— Тридцать лет как мертв. Мой состав не должен вызывать галлюцинаций... Что я напутала?

— Вы ничего не напутали, — успокоил ее гость, глядя ей прямо в глаза — с тем же терпением и пониманием, которые она вспоминала все эти годы. — Состав, который вы создали неделю назад, великолепен.

— Не создала. Усовершенствовала. Искра... против создания орудий смерти.

— Если вам так угодно, — покорно согласился жеребец. — Состав, созданный вами тридцать лет, месяц и восемь дней назад, тоже был великолепен. Это была милосердная смерть.

Подруга Вейк молчала. В этот раз ей было нечем возразить — тот яд она разработала сама, с нуля, от начала и до конца.

— Это было ваше последнее отравление, — мягко напомнил гость. Будто она сама не помнит. — Уверен, вы прекрасно запомнили цель.

— Я прекрасно запомнила даже минуту, когда отравила его, — резко сказала подруга Вейк. — Я запомнила рецепт. Я помню все, дискорд их забери, рецепты. За всю свою жизнь. Но уж этот...

Этот она при всем желании не могла забыть. Как не могла забыть эти сапфировые глаза, их понимающий взгляд. Даже этот балахон, ничуть на самом деле не похожий на одеяние друга Искры, она помнила. И зеленый камень, удерживающий стянутую в хвост гриву.

— Я выполнила заказ, — зло выпалила Вейк. — Мне заплатили. Я пожертвовала все Церкви Искры и обратилась в веру. Я отравила его!

— Верно. Пони, заказ на которого вы получили, был отравлен.

— В таком случае для мертвеца ты хорошо сохранился. Да и для живого ничего.

Гость улыбнулся и кивнул, словно оценил шутку. Подруга Вейк почувствовала, что губы ее против воли тоже растягиваются в улыбке.

— Или, может, это всегда так перед смертью? — спросила она. Все вдруг стало так легко и просто. — Загробная жизнь все же есть?

— Я не могу ответить на ваш вопрос, подруга Вейк, — жеребец улыбнулся еще шире. Она хихикнула.

— О да... Не только хорошо сохранился, но и ни капли не изменился. Мы же разговаривали не больше десяти минут, а я все отлично помню... ,— Вейк рассеянно покусывала губы, в памяти восстанавливались все новые и новые детали. — десятки, если не сотни заказов, тысячи составов, ох, дискорд бы побрал этот принцип неразглашения... А помню я все равно тебя. Это же был ты, не спорь!

— Как вам будет угодно, подруга Вейк.

А она все говорила, не в силах остановиться. Словно только сейчас, за считанные минуты до смерти, нашла того, кому можно излить душу.

— У меня же идеальная память. Друзья очень ценят меня за то, что я с первого раза запоминаю все молитвы наизусть... Мне доверяли работу в лаборатории без присмотра на второй месяц! — в голосе подруги Вейк послышалась тихая гордость. — Они доверяли мне, они знали, что я ничего не напутаю! И я никогда не напутала. Наконец-то я могла вести записи, но в том не было нужды, я помнила все. Ты не представляешь, сколько всего я создала... Друг Чеми, главный в лаборатории, считал, что Искра благословила меня печатью Доктора Химии. Мы все отдавали бесплатно. Лекарства, снадобья, зелья... Я нашла способ лечить зависимость от лазурной пыли. Представляешь?

— Это очень интересная находка, подруга Вейк, — гость уважительно склонил голову. — И очень ценное открытие.

— Ценное. Да. — Вейк помолчала. — Чеми из-за него убили.

— Мне жаль.

— Мне тоже жаль. Он был хорошим ученым и хорошим другом, если уж на то пошло... Очень хорошим, — взгляд подруги Вейк затуманился. — Я помню все. Как по-твоему, это благословение или проклятье?

— Каждый решает сам, подруга Вейк.

— Вот-вот.

Они замолчали. В комнате Вейк никогда не было часов, но сейчас она отчетливо слышала тиканье. Тиканье, мерно отсчитывающее оставшиеся у нее короткие минуты жизни.

— Ты мог бы прийти ко мне раньше? — прервала молчание Вейк.

— Да.

— Но не пришел бы, покуда я была жива?

— Именно так. — Гость почему-то грустно улыбнулся.

— Это потому, что ты мертв?

— Я жив, подруга Вейк.

— А тот, кого я отравила?

— Мертв, — чуть помедлив, отозвался жеребец. Вейк удовлетвлренно хмыкнула. Не совсем ложь, этот парень еще ни разу не соврал, но и не совсем правда.

— И что же, ты — это он?

Жеребец промолчал. Вейк думала, что он не ответит вовсе, но гость вдруг сказал:

— Жеребец, которого ты отравила, был Сотым. Перед тобой — Сто Первый. Я не могу ответить на твой вопрос.

— И чего ты хочешь?

В улыбке жеребца появилось еще больше грусти. А в глазах — еще больше понимания.

— Мне нужна ваша память, подруга Вейк. Вся, без остатка.

— Вот как.

Они снова замолчали. Невидимые часы продолжали ход.

— И вот, за считанные минуты до того, как я перейду... — Вейк помедлила, — куда-то — ты заберешь мои воспоминания и уйдешь?

— Все именно так, подруга Вейк.

— А если я позову друзей, а?

Жеребец успокаивающе кивнул:

— Вы правильно все поняли. Вы сами рассчитывали время и знаете, что в ближайший час никто не сможет вас услышать. Никто не придет. Иначе не пришел бы я.

— Чудо, да и только, — пробормотала Вейк. Все силы разом покинули ее, и она обмякла на кровати — сильно немолодая уже кобыла, посвятившая половину своей судьбы смерти, а вторую половину жизни. Ничего нового, ничего удивительного... — Значит, просто заберешь?

— Только если вы позволите, подруга Вейк.

— Да что уж теперь-то... — прошептала она. — Сколько у меня времени?

— Восемь минут.

— Тогда я готова.

— Спасибо, подруга Вейк, — тихо сказал гость. И взглянул ей в глаза.

Вейк уставилась в потолок. В голове что-то очень приятно кружилось, и кружилось, но она никак не могла за это ухватиться.

— Полагаю, вы понимаете, насколько помогли мне, — сказал жеребец, стоявший возле ее кровати. — Я искренне вам благодарен. Ваша память бесценна. Поверьте, мы не держим на вас зла за ту смерть.

Он развернулся, прошел к двери, помедлил и через плечо добавил:

— Я рад, что ваша жизнь сложилась хотя бы наполовину правильно. Прощайте.

Вейк не обратила внимания на захлопнувшуюся дверь. В голове у нее крутилось и крутилось что-то, какой-то обрывок воспоминания, и она изо всех сил старалась его ухватить, но в последний момент он ускользал. Это было забавно.

Через пять минут и семнадцать секунд после того, как хлопнула дверь, Вейк радостно улыбнулась и закрыла глаза.

---

На храмовом кладбище Церкви Искры хоронили неопознанных покойников со всего Нижнего Города. Кроме тех, которых забирали на опознание в Стражу или Департамент, но таких было очень немного. Верил покойный при жизни в Искру или нет, был он пони, грифоном или драконом — неважно. Это превратилось в традицию.

Когда-то кладбище не относилось к храму и долгие годы было, по сути, заброшенным. Кое-кто использовал его для темных дел, здраво рассуждая, что искать труп на кладбище — дело неблагодарное и никому не нужное, но по больше части о нем просто забыли. Для неопознанных тел на нескольких соседних кладбищах завели отдельные участки, на которых не было даже табличек с номерами, не говоря уже о надгробных камнях. Но с приходом Церкви Искры все переменилось: они починили ограды, восстановили многие надгробия и завели собственного могильщика. "Друзья должны помнить тех, кто покинул их", гласили их священные книги, и то же самое было выгравировано на арке над входом.

Кладбище было очень, очень, очень большим.

В будке могильщика, по совместительству сторожа, горел свет. Грей, бессменный обитатель будки, близоруко щурился, уткнувшись носом в газету. Он предпочитал ночную жизнь, отсыпаясь днем, поскольку общество пони его слегка тяготило. Иногда он думал, что было бы неплохо родиться фестралом хотя бы для того, чтоб лучше видеть в темноте.

Грей отхлебнул еще чаю и перелистнул страницу.

Послышался стук в дверь. Грей дернул ухом и обернулся.

— Друг Роббер, я вас не побеспокою?

Даже сквозь дверь сторож слышал в этом голосе скрытую печаль. А еще почему-то ему показалось, что даже если он ответит нечто вроде "побеспокоите, проваливайте!", поздний посетитель все равно войдет. Может, и рассыплется в вежливых извинениях, но войдет.

— Иду, уже иду, — буркнул Грей, сполз со стула и прихватил лампу. Проковыляв ко входу, он осторожно приотворил дверь, не снимая цепочку.

— Доброй ночи, друг Роббер, — сказал посетитель. Грей недовольно оглядел его с ног до головы. Зрение его уже не то, что лет двадцать назад... Похоже, это кто-то из друзей, вдруг среди ночи затерзавшийся угрызениями совести и решивший утихомирить ее, навестив незнакомых покойников. Среди друзей Искры прогулка по кладбищу в дурную погоду считалось за благое дело. Вот и этот, стоит, мерзнет под снегом и зыркает из-под капюшона печальными синими глазищами. Неровен час, скулить начнет, несмотря на уверенный тон.

— Я — друг Грей, сколько раз вам повторять, оболтусы, — проворчал сторож, снимая цепочку. Он-то уж надеялся, что к нему пришли по делу — денег у него оставалось всего ничего, а питаться храмовыми объедками Грей уже отвык. Распахнув дверь, он нарочито негостеприимным жестом ткнул копытом себе за спину. — Заходи, погреешься, потом пойдем. Прохладно нынче.

— Простите, друг Грей.

Гость переступил порог и скинул капюшон.

Грей, старательно не глядя на ночного гостя, вернулся к столу. Покряхтывая больше для приличия, чем от тяжести, водрузил на печку тяжелый чайник.

— Сейчас чаю соображу, — ворчливо сказал он. — Сахар сам найдешь, не младенец. А ты пока выкладывай.

— Меня интересует могила за третье декабря тысяча семьсот пятнадцатого, — сказал гость.

Грей аж поперхнулся от неожиданности. Прокашлявшись, он обернулся и уставился на гостя во все глаза.

— Это же тридцать чертовых лет прошло! — воскликнул он. — Где я тебе ее...

— Мне известно, что подруга Вейк посещает эту могилу каждый год.

Грей примолк. Задумался. Точнее, сделал вид, что задумался, искоса наблюдая. Гость спокойно стоял и ждал, не озираясь в поисках свободных стульев, не переминаясь с ноги на ногу — словом, был спокоен, как ящерица. Разве что в глазах плескалась какая-то тоска.

— Эту-то я, конечно, знаю, — медленно проговорил наконец сторож, поняв, что продолжать гость не собирается. — Номер Ка-триста восемьдесят девять. Если надо, отведу. Хотя, припоминаю, Вейк просила никому не говорить...

— Мы с подругой Вейк достигли достаточного взаимопонимания, чтоб она согласилась поделиться памятью о могиле, — сообщил гость.

Ухо Грея опять нервно дернулось. Что-то ему в этом ответе не понравилось, причем не понравилось настолько, что еще чуть — и грива дыбом встанет. Хотя какой вообще может быть вред от того, что еще один друг придет торжественно посозерцать еще одну могилу?

И вообще, не его это дело. Его дело — проводить. Или прикопать, но сейчас не тот случай.

— Ладно, — фыркнул наконец сторож. — Без чая ты, я так понял, обойдешься. Потопали.

Гость благодарно кивнул и вышел в ночь. Грей, шепотом проклиная молодых идиотов, нацепил лампу на копыто и поковылял следом.

— Да ты, вижу, и без меня бы не заблудился, — недовольно сказал он, нагнав друга. Тот шел не торопясь, осматривался вокруг, вглядывался в таблички с датами, словно даже в такой темени мог бы их прочитать. — И на кой тогда было меня дергать, если сам все знаешь?

— Простите, друг Грей. Я не хотел, чтоб вы сочли меня осквернителем могил.

— "Простите, друг Грей", — передразнил сторож. — Вот заладил. Самого-то как зовут?

— Я не могу сказать, друг Грей.

Сторож презрительно хмыкнул. Ох уж эти молодые, вечно то обет какой дадут, то испытаниям себя подвергают... Веры в них — через край, того и гляди выплеснется, а мозгов ни на грош.

— Не можешь, значит, — повторил он и кивнул. — Ну, дело-то твое. И как ты, такой молодой, с Вейк-то болтал? Что, ее на старости лет потянуло куда-то, кроме этой их лаборатории?

— Я давно помню подругу Вейк и питаю к ней глубокое уважение.

Вот и все. И ни слова больше. Экие мы необщительные...

— Ну, вот и пришли, — Грей, утопая в снегу, прошел к неприметной табличке и поднес к ней лампу. — Ка три восемь девять. Вон дата. Единственный покойничек был в тот день, а вот неделей позже, например...

Друг его не слушал. Он смотрел на могилу. Смотрел во все глаза. Даже не двигался. И как будто не дышал.

Ухо Грея опять встало торчком. "Ох, что-то здесь не так, — думал он. — Что, очередная семейная драма? А может, этот молодой — сынок Вейк, а здесь валяется папаша? Мало ли каких историй я тут не перевидал... Но, Святая Искра, что ж он так глазеет!".

Осознав, что впервые за долгие годы допустил даже в мыслях оборот "Святая Искра", друг Грей испугался. Чтоб снять испуг, тихо, но отчетливо выругался. Жеребец не обратил на это никакого внимания.

— Эм... Парень, — позвал Грей, — может, я пойду тогда, а? Надеюсь, обратно-то ты сам дорогу найдешь?

— Не волнуйтесь, друг Грей, — ответил молодой, не оборачиваясь, — Мне нужен от него всего один день.

Последнюю фразу сторож решил не уточнять. Пробурчав что-то вроде "ну вот и ладушки, доброй ночи", он подцепил фонарь и развернулся к тропинке. В будке его ждет горячий чайник, теплая печка, вчерашняя газета, в общем, все что нужно, чтобы скоротать ночь, а этот пусть себе мерзнет...

— Друг Грей?

— Да что тебе?! — рявкнул сторож, нервы которого уже были готовы сдать.

— Вы не хотели бы поделиться со мной историей вашей жизни?

— Что ты вообще несешь...

Сквозь холодок страха, окутавший сознание Грея, пробилось удивление. Искреннее удивление. Он развернулся обратно и обнаружил, что молодой смотрит на него тем же чуть виноватым взглядом. И чего, спрашивается, бояться...

— Ну ты даешь, парень, — озадаченно пробормотал Грей. — Такой вопрос старику редко кто хочет задать. Особенно старику, которому осталось лет пять...

— Три часа пятнадцать минут, я полагаю.

— Чего?

— Простите, друг Грей, задумался. Я вижу, что вы искренне стремились к знанию, и не ваша вина, что неудачи ожесточили ваше сердце. Вы согласны поделиться своей памятью?

Грей, совсем сбитый с толку, молчал. Чудной этот парень, совсем уж чудной... Хотя как только могилы родственников на пони не влияют. Если тут и правда родственник. А ведь действительно, похож был тот покойник на этого парня, припомнил Грей, похож... Неужто и впрямь не такой уж примерной подругой была Вейр?

— Ладно, парень, — уже куда дружелюбнее сказал сторож, поднимая фонарь. — Я не против. Пошли в будку, здесь-то языком чесать не больно тепло...

— Благодарю вас, друг Грей, — с видимым облегчением сказал молодой. — Искреннее согласие в таких случаях необходимо.

Он снова повернулся, наклонил голову к могиле и что-то прошептал.

В голову Грея вдруг ударила волна холода. Он покачнулся, и если бы не молодой друг, вовремя подхвативший его под ногу, наверняка упал бы.

— Охо, — сказал друг Грей, рассеянно оглядываясь вокруг. — Что это... у меня...

Ему вдруг стало очень трудно сосредоточиться. Он попытался еще раз вглядеться в лицо молодого, но зрение как будто упало еще сильнее, и все, что он разглядел — это все тот же печальный взгляд синих глаз.

— Без прямого контакта с телом я был вынужден прибегнуть к радиальному методу, друг Грей, — сказал друг. — Простите, но это было необходимо. Этот день — единственный, который я не мог бы вспомнить без доступа к этой памяти. А сейчас идите и поспите, до пожара еще три часа.

— Ккого пжара, — вяло удивился Грей. Молодой вежливо потянул его за собой. С каждым шагом мысли Грея разбегались все сильнее, ноги вслед за ними заплетались и норовили споткнуться друг о друга.

— Вот и ваше жилище, друг Грей, — молодой осторожно пропустил сторожа в дверь, снял с его ноги лампу и помог взобраться на кровать. Грей не протестовал. Он, впрочем, с трудом вспоминал смысл слова "протестовать". — К сожалению, вы забыли затушить печь или хотя бы прикрыть ее перед тем, как уснули. Мне жаль.

— Забыл, — согласился Грей, глядя в потолок.

Молодой прошел к выходу и уже с порога, через дверь, добавил:

— Для меня было очень важно вспомнить тот день, но ваша история тоже крайне важна. Ваши знания об этом месте бесценны. Не переживайте за тех, кому вы помогали прятать здесь тела, они быстро найдут новое место и нового могильщика. Надеюсь, вы простите меня.

Дверь захлопнулась. Друг Грей Роббер лежал и глядел в потолок, ощущая в черепе непривычную, но приятную пустоту.

Он закрыл глаза и попытался уснуть.

---

"Библиотека" — радикальная группировка эквестрийских, или "диких", единорогов (см. "Дикие").  Первые достоверные свидетельства их существования были обнаружены в восемьсот тринадцатом году п.И. (см. "Летоисчисление от Исхода"), но, предположительно, история "Библиотеки" ведет отсчет приблизительно с середины IV века (см. "Разброд"). За неимением явных доказательств, однако, дата их основания остается неясной.

Структура группировки на данный момент доподлинно неизвестна. Единороги "Библиотеки" крайне редко сдаются в плен, в безнадежных случаях используя магия для совершения самоубийства (см. "Последний довод") или, реже, лишения себя разума. По большей части Внутренняя стража имеет лишь косвенные свидетельства, на основе которых можно строить лишь очень ненадежные предположения.

Единственное, что известно доподлинно — высокопоставленным лицом в "Библиотеке" считается обладатель титула "Летописец" или "Библиотекарь". Неясно, наследуется титул или передается выбранному кандидату после смерти предыдущего обладателя. Титул, вероятно, отсылает к известной легенде (см. "Легенда о Летописце"). По достоверным сведениям, носитель титула всегда является крайне одаренным магом с высокой способностью к восприятию и поглощению следовой магии вне Анмара (см. "Дефицит"). Известно, что для полного вступления в должность кандидат обязан лично переписать т.н. "Летопись" предыдущего обладателя титула, хотя де-факто он обладает всеми правами лидера еще до этого.

"Легенда о Летописце" [Миф, частич. подтверж.] — малопопулярная история из эквестрийского фольклора, описывающая полулегендарную сущность, якобы способную мгновенно являться в любую точку Эквестрии (см. "Аппарация") и лишать пони разума. Возраст некоторых из этих легенд насчитывает не меньше пятнадцати веков.

В большинстве легенд сущность описывается расплывчато. Совпадают некоторые элементы, так, в каждой легенде упомянуты "белоснежная грива" и "пронзительный взгляд сапфировых глаз", однако раса и пол сущности разнятся от описания к описанию. В занятной версии легенды, обнаруженной в поселении на границе с Гриффином, сущность описывается как грифон, покрытый белыми перьями.

По самой популярной версии, сущность "похищает" разум жертвы, чтобы сохранить его для истории. Вероятно, именно к этой легенде отсылает высший титул в группировке "Библиотека". Примечательно, что многие легенды наделяют сущность "привычкой" посещать умирающих или тех, кто вскорости погибнет от естественных или неестественных причин.

---

В эту ночь истлевшие кости, тридцать лет терзаемые духом неприбранной памяти, наконец упокоились. И стали тем, чем должны были стать давно — просто истлевшими костями.

Библиотека пополнилась еще одной смертью и еще одной жизнью. Ведь каждый номер должен быть записан от начала и до конца, без купюр и пробелов.

Сто первый заглянул в свою память и одобрительно кивнул. И вместе с ним кивнули все остальные номера от первого до сотого.

Где-то в глубине его, возможно, слабо кивнуло нечто, чего уже не было. Нечто, что следовало забыть. И вместе с ним кивнула еще сотня таких же теней, которые нес в себе каждый номер, где-то в самом дальнем уголке памяти.

Память этих теней тоже была бесценна, как любая память любого существа Эквуса. Летописец искренне сожалел о том, что ее следовало забыть. Но Летопись была более чем бесценна, и ее нельзя было прерывать.

Последние фрагменты памяти Летописца со щелчком встали на место. Еще одно эхо памяти, уже многие годы не принадлежавшей сто первому номеру, умолкло. Сапфировые глаза на миг подернулись дымкой чужой скорби.

Копыта сто первого номера, чье тело наконец забыло свое имя, бесшумно ступали по снегу.

Летописец продолжал вспоминать.

По заснеженной мостовой проспекта Альвен тянется цепочка следов. Снег, густыми хлопьями валящий с темного предрассветного неба, понемногу засыпает ее. Если кто-то из жителей Нижнего Города окажется достаточно любознателен, чтоб пройти по ней, он обнаружит, что следы привели его в переулок, заканчивающийся глухой стеной без дверей или окон.

Если же этот житель пройдет по цепочке в обратную сторону и немного поторопится, она приведет его к порогу храма Святой Искры, на дверях которого он, присмотревшись, сможет обнаружить нацарапанное деревце — такое, каким рисуют его дети.

Но до того, как первый достаточно любознательный житель Нижнего Города выйдет на Проспект Альвен, следы уже погребет под снегом.

И летопись продолжится.

Пролог: Капитан Талли

0.1

“Давным-давно, в стране Эквестрии...

Кем бы ты, открывший эту книгу, ни был — моим преемником, случайным читателем, офицером Внутренней стражи Анмара — в детстве ты наверняка переслушал десятки разных сказок. И уже почти готов вслух воскликнуть, что начинаются они иначе, хоть и не можешь точно уловить отличие. Ведь это было так давно, правда?

Так вот, сказки начинались почти так же. "Давным-давно, в волшебной стране Эквестрии..." Я уверен, теперь ты вспоминаешь. Может, недоуменно хмуришься — с чего бы мне начинать свой труд сказочным вступлением, но выкидывать из него одно слово?

Одно-единственное слово — "Волшебная".

Когда-то она и впрямь такой была.

Я — летописец. Это должность, звание и титул. Мое имя больше ничего не значит: я отказался от него, оставив лишь номер. Сто первый. Мне неизвестны имена тех пони, что были до меня, но я знаком с ними лучше многих, ибо прочел их летописи от корки до корки. Сотню книг — каждая последующая длиннее предшествующей — описывающих историю Эквестрии от Исхода и до смерти автора.

Каждый пони, принявший титул летописца, пишет собственный труд, не копируя предшествующие. Беспристрастность, точность — никто не владеет этими качествами в полной мере. Никого нельзя назвать эталоном. И именно поэтому каждый новый летописец обязан прочитать труды своих предшественников, понять их и только тогда начать свой. От Исхода и до самой своей смерти. Все, что он прочел, и все, что видел, пережил и узнал сам, будет вновь изложено на бумаге, и книга эта будет нести в себе все книги, написанные прошлыми летописцами, и кое-что от каждого из них, и очень многое от того, кто ее напишет. Моя летопись будет сто первой, и, хотел бы я надеяться, не последней. Но это зависит от тебя, читатель.

Это короткое вступление я пишу в надежде на твое, кто бы ты ни был, понимание. Всем сердцем желая, чтобы ты, читатель, увидел, узнал и понял то, что видел, познал и понял когда-то я.

Мы — не "Вестники Рассвета". Мы — не "Дети Богинь". Вся деятельность и само существование этих и им подобных сект основаны на слепой, фанатичной вере. Мы же не верим.

Мы знаем.”

Капитан Талли перевернул еще пару страниц, скользя взглядом по строчкам. Ни малейшего следа магии автора. Лишь чистые, ясные, бессмысленные волны, свойственные дубликатам манускриптов.

— Копия, — пробормотал он. В голосе единорога отчетливо слышалась усталость пополам с разочарованием. Все, что нашла поисковая группа, забравшись в подземный ход — единственный зал хранилища, битком набитый бесполезными дубликатами книг, несколько крохотных комнатушек, видимо, служивших здешним жителям спальнями, и десятки пустых коридоров. Ловить здесь, по искреннему мнению Талли, было нечего. Однако пони, обитавшие в подземной библиотеке, явно думали иначе: они бились до последнего, не сдавались в плен, не пытались бежать и отчаянно защищали главный зал. Усилия их были тщетны. В отряде ни у кого даже волос из гривы не упал, а полтора десятка “диких” единорогов теперь были мертвее мертвого. Может, они и были превосходными магами, но на практике наделенный средним талантом единорог из Внутренней стражи оказывается сильнее и быстрее сколь угодно одаренного теоретика.

Одно ясно — это не та библиотека, а еще два месяца ушли почти впустую. Команда обшарила всю сеть тоннелей, и почти каждый проход заканчивался тупиком. Некоторые были завалены, похоже, в попытке навести на ложный след: один проход удалось разобрать, но через три минуты хода поисковый отряд уперся в глухую стену. Еще один тоннель, вход в который был тщательно и со знанием дела скрыт осязаемой иллюзией стены, тянулся восемь километров и в конце концов выходил на поверхность посреди чистого поля. Когда группа вернулась, Талли приказал остановить поиски.

Сейчас капитан стоял в одной из спален — с некоторым содроганием думая, что в этих комнатках с низкими потолками, где и голову-то толком не выпрямишь, кто-то жил месяцы, если не годы — и методично пролистывал, одну за другой, страница за страницей, все книги, что они с Коллом сочли стоящими внимания. Поверхностная проверка не показала ровным счетом ничего, и Талли уже был практически уверен, что глубокое сканирование даст не больше. Ни одной хоть сколько-то захудалой ниточки к автору книги, да хотя бы к создателю копии... Тупик. Очередной тупик.

— А кто сказал, что будет легко, приятель, — прошептал Талли сам себе, закрыл томик и, аккуратно обернув отрезом ткани, уложил его в сумку. Пусть книга и была копией, но она станет их первой копией под этим номером. В Архиве уже лежали дубликаты семьдесят третьей, восемьдесят первой, девяносто пятой и еще нескольких “летописей”. И ни одного оригинала. Казалось, будто эти копии оставляют намеренно, словно в насмешку. Иногда Талли даже думал, что оставляют их для того, чтобы посмеяться именно над ним.

— Капитан? — в дверь просунулась голова Бирда. Темногривый единорог был как всегда растрепан и с улыбкой до ушей. На спине техника громоздился устрашающих размеров металлический прибор, поблескивающий десятками линз и батарей, и в дверь комнатушки он не влез бы никак, уж на что высокими были остальные коридоры. — Наши все.

— Уже?

— Ага. Обшарили все, что обшаривалось. Чуть не каждый камешек просветили. Все нужное-важное проверили. Фокус запускаем? Не зря ж я его пер?

Обычно “фокусировщики магической энергии переносные” не использовали в замкнутых помещениях, но они как нельзя лучше подходили для выжигания подобных катакомб со множеством коридоров. При должной сноровке настройщика после выстрела внутри оставались только пол, потолок и стены. Чистые или покрытые копотью, в зависимости от заряда.

— Запускаем, — кивнул Талли. — Здесь все готово. Что там насчет моей просьбы?

— Обижаете, капитан! — Бирд ухмыльнулся и стукнул себя копытом в грудь. Талли мимоходом подумал, что другого жеребца, способного свободно таскать на себе “фокус” и отрывать копыта от земли больше чем на две секунды, он еще не встречал. — Я лично проверил. С десяток охранных заклятий снял, так что все будет в лучшем виде. Колл, правда, расстроился.

— Колл?

— Ага, Колл. Бурчал что-то про “ценнейшие для Анмара записи”. Но вы же все нужное вынесли?

Капитан прикрыл глаза и как можно незаметнее вздохнул.

— Да, вынесли, и диз с его расстройством. Займись настройкой “фокуса”, будь добр.

Бирд отсалютовал и скрылся из виду. Талли, взвалив сумку на спину, двинулся за ним, на ходу прикидывая, как лучше объяснить Коллу неуместность его действий. Парень дорос до офицерского звания и имеет достаточно мозгов, чтобы понимать, что во Внутренней страже допустимо, а что — нет. Пусть даже это всего лишь пятая его вылазка.

Вход в хранилище библиотеки — до того, как Талли посдирал все оставленные “дикими” заклятия, оставив едва ли не голые стены — скрывался за иллюзией, еще более сложной, чем закрывавшая ход на поверхность. Нетрудно было бы его пропустить, но Талли не пропустил. Хотя и не столько благодаря обычной своей дотошности, как он с досадой признал, сколько по случайности: проклятье одного из “диких” единорогов, чудом не влетев в бок Бирду, рикошетом ушло от стены и пролетело другую стену насквозь. Талли специально проверил — иллюзия должна была отражать любую “чужую” магию, но проклятье, видимо, сочла “своим”. На таких мелочах эквестрийские и попадались уже который раз.

Следы заклятий, которыми еще недавно ярко переливались коридоры, уже счистили.  Теперь стены были равномерно покрыты тускло поблескивающей паутиной, нити от которой расползались в каждый проход, а по большей части тянулись на поверхность. Работа Бирда, и можно не сомневаться, что с такой настройкой “фокус” сработает как надо... Талли утомленно закрыл глаза, хотя отлично знал, что это бесполезно: сеть заклятия просвечивала даже через плотно сжатые веки.

Капитан шел по плавно поднимающемуся к выходу коридору. Кое-как обработанные стены, чудом не осыпающиеся потолки… И никаких подпорок. Местные, похоже, полагались исключительно на магию. И впрямь чудо, что все это не рухнуло им на головы уже давно, и уж ничем, кроме того же чуда, не объяснишь то, что тоннели не засыпало целиком во время боя. Зато с маскировкой они расстарались, этого не отнять. Добравшись до выхода и наконец рассмотрев его изнутри, Талли с восхищением цокнул языком: даже без всякой магии, даже после того, как люк с поверхности разнесли чуть не на клочки, ход на поверхность легко можно было перепутать с тупиком, если не всматриваться. Даже жаль, что такие таланты пропали…

Выбравшись наверх и мельком глянув на развороченный люк, который все еще мерцал остатками скрывающей его магии, Талли обвел взглядом комнату, в которой этот люк скрывался. Комната настолько мирная и обыденная, какой только могла быть: три широких, аккуратно застеленных кровати, небольшой стол с простенькой скатеркой, крепко сколоченный шкаф — словом, самая обыкновенная спальня в самом обыкновенном домике самых обыкновенных земных. Хотя и явно давно заброшенном домике — и стол, и кровати покрывал толстый слой пыли, ничуть не потревоженный устроенной десятком метров ниже беготней. Домик этот, с аккуратной каменной кладкой и черепичной крышей, ничем не отличался от трех десятков других таких же, разбросанных вокруг. Здесь стояла давно заброшенная деревушка, жители которой в свое время перебрались в близлежащий город. Да, фермерство постепенно отмирало… Впрочем, земные, населявшие деревню, наверняка не остались без дела: на растущих, как грибы после дождя, фабриках и мануфактурах Эквестрии вечно не хватало рабочих копыт. Жителей таких крохотных деревень встречали в городах буквально с распростертыми объятиями уже за то, что они умели и, более того, хотели работать. Так и стоят по всей Эквестрии домики — кажется, только вчера покинутые, аккуратные и чистые, и навряд ли кто-то в них еще вернется...

Талли тихонько хмыкнул и двинулся на выход. Ох уж эти мысленные лирические отступления… Как бы то ни было, деревушка заброшена давным-давно. Знали местные о лежащей у них под ногами библиотеке или нет — теперь уже никак не выяснишь. Впрочем, вряд ли, прятаться “дикие” умели.

Во дворе домика, возле невысокой оградки, на траве сидели и вполголоса переговаривались четверо единорогов — весь его отряд, за исключением Бирда. Сам Бирд  стоял чуть в отдалении, прикрыв глаза и наморщив лоб, его рог то и дело коротко вспыхивал. Техник настраивал “фокус”, и лучше было бы его сейчас не отвлекать. Остальные же говорили хотя и тихо, но явно с оживлением — с тем оживлением, какое у них оставалось после двух суток без сна и парочки энергетиков, наложенных из последних сил друг на друга.

— Капитан? — Увидев Талли, один из его группы, молодой красногривый единорог в форме лейтенанта Внутренней стражи, встал и вытянулся. Трое других — Аргаль, Фернан и Рант — ограничились кивками и немного вымученными улыбками.

— Колл, — Талли прикрыл глаза и вздохнул. Как этот едва ли не жеребенок умудряется выглядеть одетым с иголочки после всей этой нервотрепки? — Отойдешь поболтать?

Глаза Колла чуть расширились, но и только. Коротко кивнув остальным, он направился к Талли. Двое из оставшихся на месте проводили его сочувственным взглядом и вернулись к разговору, понизив голос уже едва не до шепота.

Приблизившись, Колл на мгновение замялся, уставился куда-то в землю, пожевал губами, но начал:

— Капитан…

— Потише, пожалуйста, — Талли поморщился и покосился на оставшихся в отдалении пони.

— Простите. — Уже тише лейтенант продолжил: — Капитан Талли, я повторно осмотрел хранилище и отобрал еще несколько экземпляров…

— И ты помнишь, что с ними нужно делать, так?

— Помню, — Колл переступил с ноги на ногу, упорно отказываясь смотреть Талли в глаза. — Знаете, капитан, там есть несколько интересных томов, которые наверняка заинтересуют хранителей Архива…

— Несомненно. Особый интерес у них вызовет книга за авторством некоего Сто Первого. Ты молодец, что нашел ее, Колл. Жаль, что это всего лишь дубликат, но это не твоя вина, конечно. Так или иначе, это очень, очень ценная находка. Хорошо, что ты не стал болтать о ее ценности.

Молодой жеребец сглотнул и еще сильнее потупился. Ладно, для профилактики хватит. Талли кивнул:

— Все в порядке, Колл. Дальше. Ты осмотрел все находки?

— Ну, насколько смог. А вы ничего…

— Ничего, — Талли снова поморщился. — У тебя тоже пусто?

— Я только пробежался, вы знаете, — Колл принялся рыться в седельной сумке. — Немного трудно сконцентрироваться, но, кажется, в одной из книг… куда она делась… а, вот!

Лейтенант вытащил из сумки один том — на обложке красовалась надпись “Анмар: новейшая история”, — открыл и принялся листать. Через пару секунд он выдохнул “ага, здесь!” и развернул книгу, демонстрируя капитану страницы.

— Взгляните. Я почти ничего не различил, но...

“По самой распространенной версии наместник Ларт был отравлен группировкой “эквестрийских единорогов”, именовавшей себя “Вестниками Рассвета”; эту версию поддерживает большая часть анмарских и эквестрийских историков, включая таких известных исследователей, как Арвилл Мордрейн и Стендаль Корт, однако достоверные свидетельства так и не были найдены. Таким образом, в 1321 г. пост наместника занял Рейдас Флегг (1284-1392 гг. жизни)”... Нет, здесь все те же ясные и бессмысленные волны. А вот в углу страницы...  Брови Талли поползли вверх. Вот уж ничего удивительного, что Колл сомневается — он и сам с трудом различает эту нить, настолько она истончилась и потускнела. Заметки на полях… Ну конечно, почти в каждой книге, что он проверил, поля буквально пестрели замечаниями читателей, а то и авторов, но все они были скопированными. Но не эта. “Зато свидетельств того, что Ларт отнюдь не был отравлен и что к его смерти совершенно непричастны ни “Вестники”, ни любые другие эквестрйиские, полно. Читайте девяносто пятую летопись” — гласила заметка. Написано аккуратно, но почерк резкий: Талли и без всякой магии будто чувствовал недовольство автора записи. Да, эта заметка пытается маскироваться под дубликат, но как-то неохотно, как будто приглашает чуть присмотреться и...

Талли приказал себе остановиться и вдуматься. Это ему “стоит немного присмотреться”, а любой другой единорог — может, после сомнений и раздумий, как Колл — отложил бы книгу в сторону и забыл о ней. Более того, кто угодно, кроме дотошного и обстоятельного Колла, почти наверняка отложил бы книгу сразу, не заметив ничего подозрительного.

— Колл, напомни мне выписать тебе премию, — проговорил Талли, захлопнул книгу и помотал головой, избавляясь от остатков паранойи. Даже паранойе найдется свое время — например, когда они вернутся в Анмар, и Талли, запершись в своем доме и не отвечая ни на какие звонки, кроме срочных, сможет над этим подумать. А сейчас они, между прочим, находились в Эквестрии, где им никто особенно не рад. Смешно сказать — разведотряд Внутренней Стражи мотается по всему континенту… и проводит разведку исключительно боем. Еще смешнее.

Колл вытаращил глаза.

— Капитан, вы уже?..

— Это просто опыт и тренировки, Колл.

Увидев, как загорелся взгляд юного единорога, Талли почувствовал слабый укол совести. В итоге этот парень изведет себя тренировками и, вполне возможно, из подающего надежды офицера превратится в дрожащую, еле переставляющую копыта развалину с неизлечимым магическим истощением. Хотя Колл и без того извел бы — он был из тех преисполненных рвения и энтузиазма одаренных молодых магов, что не видели своим возможностям предела. Те, кому везло, в один момент понимали, что даже у их сил есть потолок, менее везучие перегорали, по два-три месяца лечились в уютном дурдоме и навсегда теряли охоту к рискованным опытам, но самые упорные доводили себя до полного истощения. Колл, похоже, был из последних. Но пусть уж лучше тратит силы и время, а такого “дара”, как себе, Талли не пожелал бы никому. Как бы полезен он ни был.

— О-о-о… Капитан, там действительно что-то есть? — Колл наконец отвлекся от мечтаний и вернулся в реальность. — Простите, нельзя ли мне будет взглянуть?

— Позднее. Нам пора в Анмар. Что там с Бирдом, кстати?

Талли и Колл синхронно повернули головы и уставились на Бирда. Тот, словно ждал этого, тут же распахнул глаза, потряс головой, воззрился на Талли и бодро отрапортовал:

— “Фокус” к запуску готов! Врубаю?

— Врубай, — махнул ногой Талли. — И ходу, ходу отсюда. Ребята, сворачиваемся.

Трое все еще болтавших единорогов, как один, повскакивали с травы. Бирд с широченной ухмылкой прищурился, пробормотал что-то под нос, пошире расставил ноги, опустил голову… Дальнейшее видел только Талли — сорвавшийся с рога Бирда луч протянулся до одной из линз “фокуса” и пропал. Еще мгновение ничего не происходило. Потом нити, тянувшиеся от двери и даже из окон домика к фокусировщику, вспыхнули.

Талли отвернулся. Нет, свет заклинаний не выжжет ему сетчатку, как он когда-то боялся, но его глаза и так устали, а сияние паутины “фокуса” в миг выброса слепил даже обычных пони, что уж говорить о единороге с магически замененными хрусталиками… Судя по единодушному восхищенному выдоху, Бирд опять не подвел и устроил фейерверк на славу. Теперь от библиотеки и впрямь останутся только пол и стены. Ни книг, ни шкафов, ни спальных мешков, ни любых других признаков жизни, особенно следов заклинаний… и трупов, аккуратно разложенных по хранилищу. Если тут кто когда и был, то давным-давно, и уж точно здесь не побывал разведотряд Внутренней стражи Анмара. Стерильнее некуда.

— Капитан? — окликнул Талли один из единорогов, Аргаль. — Мы готовы.

Талли повернулся. Все пятеро уже выстроились в контур, и не хватало только его одного. Капитан прошел с полдесятка шагов вперед, наклонил голову, поморщился, сделал еще два шага влево. Теперь шестиугольник был идеальным. Вздохнув, Талли наклонил голову и дотронулся — не физически, конечно — до амулета перехода. Тот мягко засиял. Остальные единороги по очереди проделали то же. Требовалось всего одно касание и не меньше шести амулетов одновременно, чтобы…

...словно на миг погас свет, мир смазался вокруг, потом что-то вспыхнуло, и они оказались на стартовой площадке.

Площадка — шестиугольная комната с единственной полкой в углу и крупным камнем перехода в центре — почему-то пустовала. Песок в стоявших на полке песочных часах, которые полагалось переворачивать каждые полчаса, весь пересыпался в нижний сосуд, и у Талли возникло подозрение, что стоят они так уже давно. И то, что в Анмаре стоит уже глубокая ночь, нисколько не оправдывает разгильдяйства.

— Ну что за бардак? — буркнул он. — Бирд, не мог бы ты найти дегенератов, что должны здесь дежурить, и затолкать им под хвост “фокус”? В смысле, в доступной форме растолковать…

Капитан умолк. Из коридора послышалось торопливый стук копыт, через пару мгновений дверь распахнулась, и в комнату, хватая ртом воздух, ввалился дежурный Фарфлай. Почему-то очень бледный. И Талли сразу понял, что ничего хорошего не услышит.

— Капитан… Талли… — выдохнул дежурный. — Я… там… у нас… чрезвычайное…

— Стоп, — велел Талли. — Отдышись. Бирд — скидывай пушку, готовься бегом выяснять, что случилось, если он грохнется в обморок.

Бирд без лишних вопросов стащил с себя “фокус”. Остальные, переглянувшись, слегка сдвинулись, чтобы не загораживать друг другу обзор и, в случае чего, не попасть под дружественное заклинание. Только Колл стоял и в полном недоумении таращился на Фарфлая, все еще пытающегося отдышаться. Тот, перехватив его взгляд, поднял голову и выдавил:

— Кошмар… совсем… Побег!

— Как побег? — опешил Бирд.

— Башня! Пятьдесят третья камера! — выпалил Фарфлай.

О луна. Предчувствие не обмануло Талли. Он действительно не услышал ничего хорошего. Скорее очень, очень плохое.

— Насколько давно? — резко спросил он. — Где он может быть сейчас? Это не ошибка?

Дежурный побледнел еще больше и едва не завизжал, забыв о субординации:

— Какая к дизу ошибка! Два часа назад! В Архиве паника! Он и там… — Фарфлай закашлялся, и у него подкосились ноги. Последний вопль явно выбил из него остатки воздуха.

— Бирд, Аргаль! — рявкнул Талли, уже срываясь с места. — В Архив! Рант, Фернан, в Башню, живо! Колл, за мной!

В короткой вспышке исчезли Бирд и Аргаль, затем Фернан и Рант. Колл, путаясь в ногах, поспешил к выходу. Талли, не дожидаясь его, выпрыгнул в коридор и чуть не галопом побежал к залу координаторов. Услышав позади топот, он убедился, что Колл не отстает.

Поворот, лестница, поворот… Диз бы побрал тех, кто строил главный корпус Внутренней стражи. Остается надеяться, что Колл не свернет себе шею. Сам Талли бегал так уже не в первый раз. В первый же, когда он, сломя голову, несся по лестницам, перепрыгивая через три ступеньки, он сам споткнулся, пролетел два пролета и чудом не переломал себе все кости. Тогда даже не заметил, но как же все болело на следующий день… И теперь, спустя столько лет, он, так же прыгая через ступени, мчится по коридорам. Благодаря, если Фарфлай передал все верно, тому же проклятому ренегату, что и тогда. Только теперь за ним с грохотом и пыхтением несется Колл, чуть ли не моложе, чем был Талли тогда, но точно так же верящий в свою исключительность, а прямо сейчас наверняка такой же ошарашенный. Как прелестно иногда повторяется история.

Площадка перехода была на верхнем этаже башни, под самым потолком. Координаторы — на пять этажей ниже. На самом деле бега до них было всего с минуту, но за эту минуту Талли успел вообразить с десяток вариантов казни идиотов, ответственных за побег, и отбросить все как недостаточно кровавые и показательные. Едва не проскочив мимо нужной двери, он развернулся, пнул ее так, что она с хрустом впечаталась в боковую стену, и вбежал внутрь.

И, похоже, зря. Единственным в зале оказался рыжий в подпалинах единорог в помятой мантии координатора-стажера.

— Прежде чем вы сделаете глупость, — быстро сказал рыжий, едва завидев выражение лица Талли, — сегодня не мое дежурство, и мне сказали отправлять всех в Архив.

— К дизу Архив, — рявкнул Талли так, что рыжий вжался в кресло. Колл, судя по топоту и шумному дыханию за спиной, наконец добежал. Физподготовка, однако, хромает… — Подробности, стажер! Быстро! Когда состоялся побег?

— Я не уполномочен…

— Колл, — сказал Талли. Сказал с таким спокойствием, что его даже самого пробрало. — Здесь на первом этаже есть камеры допроса. Ты сможешь мне ассистировать?

— Что вы себе… — пробормотал рыжий, на глазах становясь пепельным и совсем уж сливаясь с креслом. Талли шагнул вперед. Нервы стажера сдали, и он затараторил: — Пять часов назад! Он сбежал пять часов назад, это уже установили! Провел в Архиве минимум два часа! Проверили еще не все, но по тому, что проверили, это катастрофа. Потом он просто исчез, и все, никаких следов, и больше я ничего не знаю!

Талли моргнул. Вздохнул, развернулся и уставился на перепуганного Колла.

— Колл, сможешь выдать энергетик?

— Что… Да, конечно.

— Будь любезен.

Обогнув Колла, он вышел и двинулся по коридору в обратную сторону, к площадке перехода. Колл за спиной что-то тихо шепнул, видно, пытаясь сосредоточиться, в голову Талли ударил холодок, спина сама собой выпрямилась, в ногах появилось слабое жжение. Но бежать он не стал. Все равно они уже опоздали.

— Тебе тоже не помешает, я думаю.

Шаг. Еще шаг. А, да, что он там думал о паранойе? Что ж, на ближайшие месяцы она станет его постоянным спутником. Как было раньше. Он не успел. Опять не успел. Как и в тот раз. Последняя вылазка оказалась не просто бесполезной, а катастрофически вредной.

— Нам пора в Архив, так что точно не помешает.

01: Практик Аффар (Прибытие)

Любой мегаполис по утрам превращается в один огромный суетливый муравейник, и к Альвенгарду, для которого гордое звание мегаполиса даже чуть тесновато, это относится в полной мере. Примерно в пять-шесть часов утра с треском распахиваются окна, открываются двери, многие тысячи, а скорее сотни тысяч пони и не-пони, сонно потирающих красные глаза в попытках прогнать остатки сна, выходят из своих домов, будь то уютные одноэтажные коттеджи или многоквартирные высотки для бедноты, и немедленно начинают спешить. Неважно, куда именно, главное, что спешка охватывает весь город. По переполненным улицам торопливо цокают земные и зебры, вдоль и поперек воздушных магистралей проносятся, огибая высотные здания, крылатые — пегасы, грифоны, драконы… Расовых различий Альвенгард не признавал. Те редкие счастливцы, что могут позволить себе билет на подземный трамвай, тонким ручейком вливаются в двери станций подземки, с превосходством поглядывая на простых смертных, вынужденных добираться до рабочего места на своих четырех. Или, если уж на то пошло, двоих — уже вскоре после пробуждения города даже в воздухе становится настолько тесно, что многие крылатые, поминая диза и ворча о ненормальных, подрезающих с поворота, пикируют на землю и продолжают путь пешком.

Еще через час-другой все успокаивается. Двери вновь закрыты, окна притворены, рабочий день начался. По изрядно опустевшим магистралям крылатых носятся туда-сюда пернатые и чешуйчатые курьеры, стучат пишущими машинками или скрипят перьями пони в офисах, немного вымученно улыбаются продавцы в лавках и супермаркетах. Город уже проснулся и не заснет до глубокой ночи.

Именно поэтому Департамент предпочитает делать то, что добропорядочным гражданам Эквестрии видеть не полагается, до пяти утра. Менее добропорядочные граждане тоже не очень-то рвутся смотреть на работу Департамента, но их мнением на этот счет Департамент совершенно не интересуется.

Ранним осенним утром, примерно за час до пробуждения города, когда солнце еще толком не встало и не собиралось, Кемис Аффар стоял, прислонившись к стене двухэтажного кирпичного домика, ежился и постукивал зубами. Комбинезон практика, одежда практичная, но не очень-то утепленная, плохо спасал от холода. Автор этой неброской одежды, вероятно, рассудил, что практику стоять на месте не полагается по должности. Вообще-то действительно не полагалось, но нередко приходилось, а этим на редкость зябким утром Кемису пришлось простоять так не меньше часа, и он уже смирился с предстоящей простудой.

Возможно, он смог бы полюбить этот город. Возможно, он смог бы проникнуться его величием, его широтой — как размеров, так и взглядов. Но после слов следователя Уэйда все, что оставалось Аффару — сжимать зубы в бессильной ненависти ко всему вокруг.

"Вы хорошо приспособитесь к местному контингенту, Аффар, — снова прозвучал перед ним убийственно серьезный, без намека на злорадство, голос Уэйда. — Ваше происхождение даст вам немалое преимущество в этом... городе".

Уэйд тогда будто выплюнул это слово. "Городе". Будто город, в котором пегасы и земные не разделены по районам, недостоин называться городом.

Хуже всего было то, что Кемис сам так считал.

Своих бабушку и дедушку по матери он не знал. Им пришлось уехать из Соута, где он вырос, почти сразу после рожденья его мамы. Неизвестно, каким генам он был обязан тому, что не обрел крылья, но сейчас он был бы не прочь в них завернуться...

— Кровосмешениие — омерзительно, — прошептал он. — Мои предки совершили ошибку. Я не должен повторить ее. Я буду стараться. Я найду достойную... достойную...

То, что "достойную" Кемис искать вовсе не стремился, было еще одной причиной, по которой Уэйд отослал его сюда. Может, иначе он смог бы остаться на фиктивной должности в Соуте. Не то, к чему он стремился, но лучше, чем город, где грифон, дракон и пегас могут столкнуться в одном квадратном кубометре неба...

"Я рекомендовал бы вам слегка остыть, Аффар, — здесь в голосе Уэйда прозвучало немного иронии, — и тогда, возможно, я рассмотрю ваше прошение о возврате. До тех же пор вы..."

До тех пор он полноправный практик Альвенгардского отдела Департамента.

Возможно, год назад он воспринял бы это как повышение.

Даже месяц назад он воспринял это как повышение.

Теперь же он не мог не думать о едва дернувшемся уголке рта Уэйда. Лишь едва угол его рта дернулся, когда он ставил печать на приказ об отправке его в Альвенгард для прохождения практики. Слабый, слабый намек на ухмылку превосходства.

Даже на вокзале его никто не встретил. Все, что он получил по приезде — записка от сонного дежурного в кассе отметок о прибытии, обязующая его прийти к конкретному месту и ожидать там. Даже не в Отделе Департамента, просто в каком-то едва ли не случайном месте.

И вот он стоит на окраине некоего Нижнего Города, по слухам — криминальнейшкго района Альвенгарда, и его до сих пор не убили. Чудо это или просто об Альвенгарде ему наврали — неважно: еще чуть-чуть, и без всяких преступников Кемис умрет от воспаления легких.

— О, а ты думал, наша работа бодра и весела, приятель?

Кемис дернулся и резко глянул вверх. С крыши ближайшей постройки, улыбаясь, свисал вниз головой закутанный в серый — почему не в черный? — комбинезон сотрудник ДКП: серогривый, лиловоглазый, весь из себя сплошная улыбка, даже глаза будто бы смеялись. Без нашивок, так что звание его Кемис определить не смог и предпочел на всякий случай вытянуться в струнку. Тем более что копыта комбинезона этого улыбчивого парня явно были измазаны в чем-то красном.

Улыбчивый перемахнул через крышу, в воздухе неимоверным образом извернулся и через миг уже протягивал Кемису копыто:

— Приветствую. Старший дознаватель Фил. Извини, копыта помыть негде.

— Ста... старший?.. — Кемис крайне неуверенно поднял копыто. По уставу его, похоже, полагалось прижать к груди. Но дознаватель явно не признавал формальностей: он схватил копыто Кемиса и энергично затряс.

— Да-да, практик Аффар. Наслышан, наслышан! Лучшие результаты тестов, верно? — тут он лукаво подмигнул лиловым глазом, будто знал причину. В этот момент Кемис, как бы ни хотел отвлечься, отметил, что дознаватель, помимо серого (да почему же не черного?) комбинезона Департамента с множеством карманов, носит ошейник со сверкающим зеленым камнем.

Впрочем, каких только украшений себе не может позволить пони в этом городе, будь он хоть сто раз сотрудником ДКП? Так что Аффар, стараясь не краснеть и всячески игнорировать воспоминания о том, почему его оценки идеальны, а не просто хороши, ответил спокойно:

— Лучшие на курсе, не во всем отделе Соута.

Фил расхохотался, будто услышал искреннюю шутку:

— Сама скромность! А ведь именно благодаря тебе я не зря проторчал тут три часа. Ох, не зря. Да, знаю, ты ждал иного приема, но мы слегка.... стеснены в средствах. И времени.

— Понял, — пробормотал Кемис, стараяясь не глядеть на измазанные красным копыта Фила.

— Видишь ли, — Фил направился куда-то в сторону по улице, и Кемис без особой охоты последовал за ним, — на торжественную встречу и введение в курс дела нет времени. Сам можешь заметить, работы невпроворот. Вижу, тебя смутило несоответствие моей должности внешнему виду, но...

Оно действительно смутило. Даже более чем смутило. Но если Фил действовал в целях самозащиты...

— Все проще некуда, — даже не видя лица дознавателя, Кемис осознал, что тот довольно осклабился. — У нас нет ни единого экзекутора. Мы давным-давно не принимаем их в штат. И работу их выполняем мы.

— "Мы"? — уточнил Кемис несколько нервно. Такая практика была для него внове.

— Именно, все мы. И именно всю. — Судя по голосу, Фил оскалился еще шире. — Работаем с ними в камерах. Осуществляем... высшие меры наказания. И, поверь, со временем ты поймешь, что в найме отдельных пони для работы экзекуторами нужды нет. Все здесь отлично справляются. Технически, я бы сказал... — еле заметная пауза — Фил будто бы прикидывал, как выразиться поточнее, — разделение по должностям в Альвенском отделе существует лишь ради понимания, кто к какой информации допущен. В такой близости от Анмара на формальности попросту нет времени! Как не было времени на формальности у меня буквально только что. Но ты поймешь, очень быстро поймешь. Я отведу тебя к Аркану, и тогда...

Вероятно, сказанное должно было ошарашить Кемиса. Структура Департамента, к которой он привык, подразумевала какое-никакое, но разделение обязанностей. Судя же по тому, что сказал Фил, в Альвенгарде все было отнюдь не так: здесь, как минимум, дознаватели выполняли работу экзекуторов. А если и практики занимались тем же самым... Кемису придется поднапрячься. Очень заметно поднапрячься, чтоб выполнять работу необходимую, но неожиданную. Как, например, в случае с этим...

— А кто это был? — решился спросить Кемис. И тут же пожалел о вопросе.

Фил медленно обернулся и уставился на него озадаченным взглядом:

— Такая любознательность сразу после приезда? Не слишком ли торопишься, друг мой?

Раннее утро понемногу переходило в просто утро. Кемис затравленно огляделся по сторонами, убедившись, что свидетелей все еще нет, пробормотал:

— Нет, простите. Неважно. Зря я так.

— Вот и славно, — дознаватель немедленно отвел взгляд и заспешил дальше по улице, очевидно, недвусмысленно вынуждая Кемиса двинуться за ним. Видимо, к отделу Департамента. В котором ему предстоит работать.

Тяжко вздохнув, Кемис последовал за Филом.

Солнце все еще не спешило восходить, что в такое время года было неудивительно, но на улицах, что они проходили, наконец начали появляться обитатели Альвенгарда. И Кемис не мог не дергаться, видя на земле спокойно проходящих рядом пегасов и земных, а в небе — одновременно спешащих куда-то пегасов, плавно, даже как-то надменно пролетающих драконов, грифонов с их целеустремленной манерой полета... Нет, технически практик Аффар видел их всех и раньше.

На картинках.

Утешало только то, что окружающим лицезрение практика и дознавателя тоже явно не доставляло никакого удовольствия: какими бы узкими ни были улочки, по которым они шли (Фил явно выбирал крайне извилистый маршрут), вокруг них всегда образовывался некоторый круг пустоты. В конце концов, Департамент внушает уважение, и беспокоить его сотрудников по пустякам никому не захочется. "А кто знает, что мы зачтем за беспокойство?", с некоторым злорадством подумал Кемис, прибавляя шагу, чтоб успевать за Филом.

Бросив нечаянный взгляд под ноги, он обнаружил, что в наметенном снегу следы копыт дознавателя оставляли некрасивые темные отпечатки, вздохнул и предпочел все же думать, что к ним не подходят исключительно из глубокого уважения к важной работе Департамента.

В конце концов, мы же делаем большую часть своей работы ранним утром именно для того, чтобы никто нас не...

— Это был один фестрал, — бросил через плечо Фил.

— Простите?

— Ховер Шиверс, если тебе интересно, — Фил удрученно покачал головой. — Я знаю его дочь и жену... кхм, бывшую жену. И, вероятно, бывшую дочь. Теперь точно бывшую, — тут Фил совершенно неуместно хихикнул. — Сомневаюсь, что он вообще считал ее дочерью, пусть и одарил своей фамилией. Не думаю, что они будут по нему грустить. Очень, очень приличные пони, в отличие от Ховера... Он, видишь ли, перешел определенную грань и думал наконец сдаться. Беда в том, что я не люблю, когда те, кто переходит такую грань, сдаются. Так что его либо подберет Стража, либо на кладбище Святой Искры появится еще одна...

— Простите, — перебил наконец Кемис, — кто такие фестралы?

Зря он это спросил. Слушать искренний, радостный хохот Фила, учитывая, что комбинезон его, несмотря на начавшийся снег, все еще был покрыт уже побуревшими пятнами, оказалось крайне неуютно.

— Ну, — Фил, резко оборвав смех, придвинулся к Кемису и положил ему на плечо копыто, уперев взгляд ровно в глаза Аффара, отчего стало еще неуютнее, — если коротко — это еще один вид ребят, которых нам приходится ловить. И, поверь, тебе это не особенно понравится. Все из себя кожаные, тощие, никаких перьев, а если еще и грива острижена — ухватиться толком не за что... Если такой взлетел — считай, ты его потерял. Ховер не взлетел. — И Фил наконец убрал свое проклятое копыто, развернулся и бодро двинулся дальше, дав Кемису со вздохом облегчения проследовать за ним.

— А почему он... — Кемис так и не понял, кто такие фестралы, но показывать свое незнание точно не хотелось, — почему не взлетел?

— Увидел тебя, — беззаботно ответил дознаватель, не оборачиваясь.

— И?

Кемис, конечно, был уверен, что может сцапать любого взлетающего пегаса... в радиусе двух метров... скорее всего. Но здесь-то, по словам Фила, был не пегас. И даже не дракон. И уж точно не в радиусе двух метров! Как вообще Кемис мог ему помешать?

Фил резко остановился — Кемис едва в него не врезался. Вздохнул. Круто развернулся, снова упер в Кемиса взгляд своих лиловых глаз и сообщил:

— Он решил, что в окружении. Видишь ли, юный друг, расцветочка у тебя, если присмотреться к частям вне комбинезона, самая что ни на есть пегасья, а отсутствие крыльев в таком стильном черном прикиде не так бросается в глаза, как могло бы. И тогда-то он потерял надежду. — Фил опять подмигнул и пояснил: — Вот потому-то ты и был мне нужен. Здесь, а не в Отделе. У нас работает не так много пегасов, к сожалению, так что в этой ситуации сошел и ты. Теперь дошло, бескрылый?

"Бескрылый".

Самым обидным было даже не то, что его просто использовали как обманку, а именно это слово. Слово, которое преследовало его всю жизнь в Соуте. Зубы Кемиса непроизвольно сжались еще сильнее, а в глазах, видимо, появилось что-то неприятное, поскольку Фил, вздохнув еще раз, упер оба копыта Кемису в плечи и крайне проникновенно начал:

— Кемис, друг мой, я знаю, что там, откуда ты прибыл, это слово может означать нечто неприятное. Мне уже известна твоя родословная, и, поверь, в Альвенгарде она не играет никакой роли. Здесь, диз побери, дракон может трахаться с фестралом, и никто не скажет им ничего дурного... кроме Торнгедских соседей, конечно, но те вечно недовольны. Так что... — тут Фил приблизил лицо так близко к лицу Кемиса, словно собирался, в продолжение разговора, доказать отсутствие здесь привычных Кемису моральных норм, и прошипел: — Так что затолкай свою матриархальную расистскую деревенскую систему себе под хвост. Уверен, тебе понравится, а система от этого не пострадает, она и без того полнейшее дерьмо. Здесь. Ты. Даже. Не. Думаешь. О. Соуте. Уяснил?

Изменение было едва ли не мгновенным. Только что Фил был расслаблен, весел и доволен, и вот уже его зубы сжаты еще крепче, чем у Кемиса, мышцы напряжены, и все его существо выражает такую дикую ненависть — к Соуту или к Кемису лично? — что любое желание сопротивляться завяло, не успев вырасти.

— Уяснил, — прошептал Кемис. Не то чтобы он нервничал — не нервничать под психологическим давлением его учили... но подразумевалось давление не от своих. И теперь приходилось немного напрягаться, чтобы колени не затряслись противной мелкой дрожью.

— Славно, — и Фил, моментально расслабившийся, потрепал его по щеке. — Я помню, что ты умный парень и не будешь спорить по пустякам. Мы с тобой сработаемся.

Глядя вслед поцокавшему дальше по свежему снегу Филу, начавшему свистеть какую-то песенку, Кемис непроизвольно поскреб щеку и посмотрел на копыто.

Конечно, никаких пятен.

Это хороший знак. Очень хороший.

Наверное, они и впрямь сработаются.

02. Визл (Нора)

Визл проснулась от резкого писка будильника. Вытянулась на кровати, вздрогнула и открыла глаза. Привычный для ее комнаты полумрак поддерживал выкрученный на минимальную мощность светильник — неяркий белый шар под потолком, дающий мягкий холодный свет. На самом деле газовый, как и все освещение в доме, но здорово замаскированный под магический. Она покосилась в сторону окна, вновь потянулась крылом и отдернула штору. Ночь. Ее любимое время.

Конечно, тратить половину дня на половину ставки помощника половины медицинской практики педиатра и одновременно летать ночью бывало трудно, но бросить цивильную работу — значит, вызвать вопросы. К тому же доктор Шарп будет крайне расстроен. Она все-таки великолепно управляется с маленькими пациентами, несмотря на некоторое отвращение... Невероятно отстойный дар, но уж какой есть.

Тем более что второй дар невероятно отстойным никак не назовешь. И пусть мать продолжает стенать о Страже и пугать Департаментом — пока что ее никто не поймал, а значит, не поймают и дальше. В конце концов, это логично, верно?

Будильник назойливо пищал. Визл досадливо поморщилась, ткнула наконец в кнопку отключения и соскочила с кровати. Хорошо бы на этот раз никого не разбудить — мать крайне расстраивают ее ночные отлучки. Прокравшись к двери, она подцепила с вбитого в стену крючка свою сумку, закинула за спину, осторожно приоткрыла дверь…

— Доброй ночи, дорогая, — устало сказала пегаска, прислонившаяся к стене коридора.

Нервно выдохнув, Визл, уже не беспокоясь о соблюдении тишины, вышла из комнаты и прикрыла дверь.

— Привет, — приняв как можно более независимый вид, бросила она. — Ты что, до самой ночи ждала?

— Не спится, — покачала головой пегаска. — Тебе тоже не спится? Ты так хочешь попасться Страже, Флай?

— Сколько раз я просила не называть меня этим вшивым пегасьим именем! — мгновенно завелась Визл.

— Как бы то ни было, это твое имя.

Визл не сдержалась и зашипела, обнажив клыки. Белые и ровные клыки, за наращивание и заточку которых она заплатила уйму денег и едва разгреблась с долгами.

— Значит, по-твоему, я — вшивый пегас?

— Это уже твое дело. — Мать пожала плечами. — Если ты думаешь, что в таком виде больше похожа на отца — можешь продолжать, но я не думаю, что он прилетит на тебя посмотреть. — Она отступила, давая дочери пройти к двери.

Еще раз зашипев что-то напоследок, Визл двинулась к выходу из квартиры. Пройдя к двери, она снова услышала усталый голос матери:

— И почему, интересно, тебе так запал в душу твой папочка? Ты видела его три раза в жизни, а первый и не помнишь толком.

Визл не ответила. На этот вопрос не было смысла отвечать. Уже закрывая за собой дверь, она обернулась, сверкнула взглядом — после установки линз с вертикальными зрачками это стало особенно удобно, — и бросила:

— Все равно он ушел из-за тебя!

— Видимо, так, — пегаска снова пожала плечами. — Хотя хотелось бы услышать от тебя, почему.

— Потому что ему не нужна пернатая курица! — прошипела Визл.

После короткой паузы мать хмыкнула и посоветовала:

— В таком случае попробуй ощипать себе крылья, иначе, если наш гордый фестрал вернется, он и тебя видеть не захочет.

Шарахнув дверью, Визл на всю лестничную клетку рявкнула что-то нечленораздельное и побежала вниз по лестнице.

Грохнув еще одной дверью, на этот раз — подъездной, она глубоко вдохнула прохладный ночной воздух. По лицу, как всегда после таких разговоров, текли слезы. Она никак не могла приучить себя не плакать: казалось бы, в груди — только кипучая злость, а слезам наплевать, злость это или отчаянная тоска...

Как, например, в тот день, когда он прилетел в последний раз, взглянул на дочь и после никогда уже не появлялся.

— Ничего, Визл, скандалы — дело привычное, — пробормотала она самой себе, выходя на тротуар и разминая крылья. — А это даже не скандал, так — небольшая перебранка, поорали, разошлись, остыли…

Пару раз махнув крыльями, словно проверяя воздух на прочность, она изготовилась, выдохнула и взлетела.

Полет над ночным городом по-прежнему оставался лучшей отдушиной Визл, помогающей ей хотя бы на четверть часа отвлечься от всего — трудностей на работе, скандалов с матерью, даже от… Кобылка махнула головой, отгоняя ненужные мысли и заодно помогая высохнуть оставшимся дорожкам от слез. Сейчас она была едина с ночью, и чем же она не фестрал?

Летные зоны были ограничены, и в районах высотных зданий приходилось, чтоб не нарушать границы высоты, с трудом лавировать в узких проулках, то и дело рискуя врезаться в другого летуна — зазевавшегося пегаса или спешащего курьера-грифона. Драконам в Альвенгарде делали поблажки, и они имели право подниматься на куда большую высоту. Однако сейчас Визл могла не бояться ни аварии, ни штрафа за превышение высоты: насколько, в самом деле, велик шанс наткнуться на второго такого же любителя ночных прогулок? И она с ловкостью преодолевала крутые повороты, пролетала между притертыми друг к другу зданиями, едва не обдирая бока об стены, а после взмывала ввысь и неслась над крышами, глядя на мелькающие внизу огни.

Собственно, такая ночная прогулка однажды и привела Визл туда, куда она сейчас направлялась… Кобылка мысленно хмыкнула. Предаться воспоминаниям она успеет позже, сейчас же она уже почти на месте.

Пункт назначения располагался в старом полузаброшенном районе на юго-востоке города. Высоток там уже не строили, так что Визл могла спокойно лететь над крышами старых обшарпанных зданий высотой в три-четыре этажа, рассматривая вид внизу. Вид оставлял желать лучшего — дороги давно требовали ремонта, а чахлые деревца, видимо, изображавшие необходимые зеленые насаждения, выглядели давно и безнадежно больными. Плавно затормозив, Визл опустилась перед входом в крепкий, будто не с этой улицы, двухэтажный домик. Три раза стукнув в дверь и не получив ответа, она вздохнула, толкнула дверь и вошла.

Прихожей здесь не предусматривалось. Мигающий светильник под потолком уже не мог осветить комнату полностью, и вдоль стен протянули стащенную из другого заброшенного дома световую ленту — уже тоже порядком потускневшую, но все же дающую хоть какой-то свет и, более того, достаточно длинную, чтобы ее хватило на все помещение вместе с комнатой, отведенной под кухню. Прямо посреди помещения, бывшего, вероятно, гостевым залом и одновременно спальней для... кхм, да, в каком-то роде спальней, хотя та спала где угодно, — стоял жизненно необходимый осенью и зимой обогреватель: небольшой шар, который, хотя тоже со временем терял мощность, все еще выдавал хоть какое-то тепло, достаточное, чтобы здесь можно было не замерзнуть. Мебель была скудной — диван, пара табуретов, кресло, возле которого стоял торшер, и книжный шкаф. К одной из стен было прибито грубое подобие барной стойки, за которой могли уместиться разве что эдак шестеро...

Что ничуть не мешало толпиться здесь половине обитателей Нижнего Города при необходимости. Вот и сейчас комната была забита очередными гостями Норы, явившимися пропить, проесть и наглухо прохвастать все, что у них с собой есть. В отдельном углу, как обычно, сидели серые плащи, с мерзким хихиканьем обсуждавшие очередное "дело", тьфу на них. Торн сегодня придется поднапрячься, чтоб выдать еды на такую толпу...

Некоторые, приметив Визл, махнули крыльями или лапами, другие — особенно серые плащи — нарочито заносчиво отвернулись. Ну да, конечно, она им не ровня... Ну-ну. Посмотрим, что они сейчас скажут.

— О, глядите-ка, кто пришел в наш флэт! — протянул Твист, сидевший на полу возле обогревателя и протягивавший копыта к теплу. — Добро пожаловать, Визл, в приют обделенных и обиженных существ, лишенных благосклонности принцесс. Снова.

— Всех пяти принцесс? — рассеянно уточнил Керн. Грифон, как обычно, сидел в кресле в полумраке; одной лапой, казалось, не глядя, с задумчивым видом копался в книжной полке. Во второй когтистой лапе грифон держал второй том “Полураспада”.

Что ничуть не мешало ему внимательным глазом оглядывать помещение. А если, впрочем, и мешало, то серебряный наплечник — единственная часть грифоньей брони, которую он никогда не снимал, — с выгравированными пятью когтями отбивал у посетителя любое желание не только лезть к "этому книголюбу", но и вообще лезть к кому-либо из присутствующих.

— Интересный вопрос, — хихикнул Твист. — Мы, как-никак, дети ночи, и принцесса Луна да не оставит нас без пригляда. В остальном мы отданы во власть духа Раздора. Впрочем, кто скажет, что это плохо? Уж верно, не я. Керн, что ты там копаешься?

— Да третий “Полураспад” найти не могу, — грифон сосредоточенно поскреб клюв уголком тома. — Кто-нибудь из местных брал?

— Побойся Селестии, Керн, у нас в шкафу его вообще не было. Ты уже в двадцатый раз перечитываешь, неужели не запомнил?

— Но я же ее видел… Зараза, а? Ненавижу недофиналы, — побурчав, грифон вытащил с полки очередной томик, на этот раз “Грань света и тьмы”, плюхнулся с ним в кресло и глянул на Визл поверх очков. — Проходи, Визл, не стой на пороге в неясной тревоге. Мы тебя заждались. Уже третью неделю как заждались, между прочим.

Визл протолкалась сквозь толпу, махнув Керну, плюхнулась на пол возле обогревателя и протянула крылья к теплу. Осенние ночи уже становились прохладными.

— Ну что, надолго на этот раз? — как бы невзначай поинтересовался Твист.

— Не уверена, — Визл наморщила лоб, будто прикидывая. — Может, на пару дней…

— Может, на три-четыре дня? — в тон откликнулся Керн, не отрываясь от книги.

— Не давай советов, которым не следовал бы сам, — участливо посоветовал Твист. — В отличие от значительной части присутствующих, наша мышка счастлива проводить жизнь среди цивилов, тратя ее на опостылевшую работу.

— Осуждаешь?

— Завидую, — подмигнул Твист. — Я, знаешь ли, тоже иногда хочу узнать, каково оно — нормальное существование в качестве полноценного члена полноценного общества.

— И что же не проверяешь?

— Знаешь, каждый раз думаю о том, как это неимоверно нудно, и понимаю, что не выдержу. — Жеребец хихикнул и пододвинулся поближе к обогревателю.

Визл не была уверена, говорит он по опыту или всего лишь предполагает. Она вообще не была уверена ни в чем относительно Твиста. Рыжеватый белогривый пони, до ужаса тощий, так, что под шерсткой просвечивали ребра, будто бы пришел вовсе ниоткуда и о своем прошлом не распространялся. Несмотря на болезненный вид, Твист был энергичен, весел и бодр, даже глаза живо блестели. По дрожащим конечностям, истощенности и чересчур живому поведению Визл, наслушавшаяся от коллег из наркологии мерзких историй, заподозрила, что Твист торчит на лазурной пыли” но если он и торчал, то при них никогда не употреблял. Кобылка знала, что он, в отличие от той же Торн, выходит в город, но понятия не имела, чем он занимается и откуда берет средства к существованию живущих здесь. Разве что кроме того, что приносили благодарные посетители...

— Керн, между прочим, — Визл запустила крыло в сумку и выудила прямоугольный сверток, — презент тебе с Большой земли. Не надоело в сотый раз перечитывать одно и то же?

— М-м-м? — Грифон заинтересованно вытянул шею. Визл развернула сверток — под бумагой обнаружилась “Песнь стихий”. Восторженно курлыкнув, Керн метнулся с кресла и уже через миг крепко сжимал книгу, нежно прижимаясь к ней клювом.

— Да, именно. Фентези с нецензурной бранью, умерщвлением героев и злодеев и обнаженными кобылами, все как ты любишь. — Кобылка весело фыркнула и обратилась к Твисту: — Для тебя ничего нет.

— А я и не просил, — подхватил Твист со смешком.

— А вот для всех присутствующих... — Визл выдержала короткую паузу и нарочито медленно полезла в сумку. — Для всех присутствующих, будь они местными или просто гостями, у меня есть... Это!

Визл с торжествующим видом извлекла из сумки полупрозрачный кристалл. Внутри него мерцали и переливались искры. Серые, все еще хихикавшие — причем теперь уже явно над ней, — немедля заткнулись и отвели взгляд.

— Мышка моя, — Твист с завороженным видом уставился на камень, — где ты сперла батарейку?

— Где сперла, там уж нет, — Визл с некоторой театральностью, которая, впрочем, всегда давалась ей с трудом, выдернула похожий кристалл, только уже ничем не мерцавший, из нижней части обогревателя и воткнула новый, старый небрежно кинув в сумку — надо же будет положить его туда, откуда она на самом деле стащила новый, пока никто ничего не заметил. — Вот теперь тепла хватит на зиму.

Немного насладившись общим ошарашенно-уважительным молчанием, она повернулась к Твисту и спросила наконец:

— Кто-нибудь из наших еще здесь?

— Торн, как всегда, возится на кухне, так что если не убежишь — быть тебе закормленной до состояния шарика с крылышками. Дейзи… эээ… там, — Твист неопределенно ткнул копытом куда-то вверх и вправо. — Форфейт так и не пришел. Долл нажрался до свинского состояния, так что его лучше не трогай. Ну и, естественно, я и Керн, но...

— Какие-то планы?

— О, особенно никаких, — протянул Твист. — До твоего прихода предполагалось, что я в очередной раз отлучусь на Большую землю по делам, тихо надеясь, что, пока меня нет, Дейзи не проснется и не загрызет Керна, Торн и прочих окружающих. Теперь надежд на это всяко больше — на то, что не загрызет, в смысле. Если что, подержишь ее за хвост?

— Только в комплекте латных доспехов. Но я поняла, и готова заверить: в твое отсутствие здесь никто никого не съест.

Твист бодро вскочил на ноги и с хрустом потянулся.

— Ты просто прелесть, Визл. Скажи, почему я еще не предлагал тебе выйти за меня замуж?

— Предлагал. Когда напился. Я выразила сожаление в связи с тем, что сердце мое отдано медицине.

— Ах, да… Ну, ничего. Может, со временем медицина потеснится, и там найдется местечко для одного бедного бродяги. — Пони стащил с вешалки сумку и плащ и скользнул за дверь. Уже оттуда донеслось:

— Да, в мое отсутствие мой замок — твой замок, мышка, ты знаешь. Запасы в твоем распоряжении.

Визл осталась сидеть возле обогревателя, ловя на себе недоверчивые или теперь уже восхищенные и благодарныек взгляды, посмеиваясь про себя. И вспоминая, как ее вообще угораздило сюда попасть.

###: Перевертыш

В Альвенгарде это место считают рассадником отравы, прогнившим насквозь, распространяющим порчу. Любой грех Альвенгарда немедля будет свален на этот район — и он, вместе со всеми его жителями, уголовниками, бездомными, беженцами из Торнгеда и наемниками из Гриффина, безропотно проглотит все обвинения. Не впервой, каждому из них не впервой в жизни глотать безосновательные обвинения, облизываться и просить добавки.

В Верхнем Городе ежегодно проводят дебаты, спорят о том, оставить ли нас под нынешним условным карантином или наконец вызвать рогатиков из Анмара, чтоб они вырвали эту заразу с корнем. Другое дело, что и сами анмарские давным-давно отказались от мысли что-то с нами делать. И уж я-то отлично знаю, почему.

Я, как-никак, куда более вправе считать себя частью Нижнего Города, чем прочие его обитатели. Пожалуй, разве что Дейзи может сравниться со мной в принадлежности к этому району, если не обогнать, но она никогда не стремилась быть в чем-то первой. Посему я с легким сердцем условно забираю первенство себе, оставляя Дейзи — то ли еще более чудное создание, чем я, то ли ошибку природы, то ли веселый эксперимент того же, кто, даже спустя много лет после своей смерти, все же умудрился сделать меня таким, — мирно спать до того, как она снова проявит себя.

О том, что будет, если она проявит себя по-настоящему, я стараюсь не думать. Инстинктивно. Это мое второе "я", оно и только оно мешает мне задуматься о том, что же она такое... Ведь не зря Нижний Город считается "областью крупнейшего магического теракта в Альвенгарде, если не всей Эквестрии"? Не зря мы тут все не любим единорогов?

Ну, как сказать "все". Я готов нежно полюбить любого рогатого, кто согласится пошариться в моем мозгу и выдать мне вечный неслабеющий анальгетик. Желательно — не превращающий меня в пускающего слюни идиота.

Расточая дружелюбные кивки во все стороны, не глядя кому, я плавно проскальзываю сквозь загулявшую толпу к выходу на проспект Альвен. К выходу из дома, что возвел почти один лишь я, и лишь я знаю, насколько тяжело и одновременно легко это было. Только я помню, что когда-то давно на месте этого крепкого, ладного двухэтажного домика стоял… нет, скорее зиял провал в улице, в дороге, разверстая дыра с остатками древесных стен, словно почти пустая яма в челюсти с обломками гниющего зуба…

Мысли о зубах заставляют меня задумчиво проводить языком по челюсти. Давным-давно я избавился от всяких проблем с этой стороны, но все еще забавно думать, насколько все же неухоженный облик мне приходится поддерживать ради сохранения легенды. Будь моя воля, помимо обеспечения белоснежных зубов я бы обеспечил еще кое-что: лишился и едва заметных проплешин на боках, и седины в гриве — ложного намека на возраст, который все равно никогда никто не прочтет. Столько всего можно было бы сделать… Но кто же тогда узнает во мне старого доброго меня? Того старого доброго меня, которого некоторые знают уже лет по двадцать... Иногда все-таки приходится менять имидж, верно?

Стоит за спиной захлопнуться двери — двери родного, любимого убежища и пристанища для каждого отброса общества… “Вот дом, который построил я, а вот его житель когтисто-пернатый, что охраняет от дегенератов домик, который построил я; а это всего лишь летучая мышка, пернатому часто носящая книжки, нашедшая как-то в ночи тот домишко, который построил я…” И вот, глубоко вздохнув, я, в последний раз мелькнув белозубой улыбкой в пустоту, дабы убедиться, что отвечать на нее некому, и окончательно увериться в личной невидимости, начинаю сливаться с ночью.

О Искра, в первый раз, когда это произошло, я в тебя почти уверовал. Если бы тогда я знал, что это будет так больно, я бы ни за что не зашел в развалины этого дома. Если бы знал, не стал бы прикасаться к той явно драгоценной зеленой блестяшке. Возможно, ее можно было бы выгодно продать... если бы какой-нибудь агент Департамента не решил заинтересоваться актом покупки такой интересной вещицы, а это было бы неизбежно. Так или иначе, я бы от нее избавился, прожил счастливую жизнь земного и закономерно скончался еще десятки лет назад. Но теперь, даже если она все еще цела, в чем я крайне сомневаюсь, кто же ее из меня вытащит? Если бы я сам знал, где она. По крайней мере, нащупать ее точно не получается. Растеклась по венам и артериям? Впиталась в мозг? Так или иначе, она — часть меня, и я убеждаюсь в этом почти каждую ночь. Как и сейчас.

Белоснежная грива втягивается в череп. Теперь, пожалуй, я могу сказать, что эти ощущения скорее забавные: легкая щекотка и ощущения, будто в мозг проникает нечто чужеродное. В первый раз мне казалось, будто мне в мозги вонзаются хорошо прокаленные грифоньи когти. И пусть даже теперь я знаю, опять же инстинктивно знаю, что волосы вовсе не проводят мне самостоятельную лоботомию каждый раз, когда втягиваются в голову, мне все еще смешно думать, что с каждым разом, возможно, кусочки серого вещества налипают на гриву и вылезают вместе с ней наружу. Иначе с чего бы еще мне становиться тем хихикающим идиотом, имидж которого я когда-то выбрал, на самом деле?

Ну да, конечно, очевидно, с чего. Это уже менее забавно, и об этом я предпочитаю не думать.

И все же это смешно. Поначалу мне было настолько больно менять обличье, что я не рисковал делать это без порции лазури. А теперь я нуждаюсь в ней настолько часто, что стал изменять облик чуть ли не еженощно, лишь бы добыть хоть немного, и без всякого допинга. Пожалуй, в конце-концов мне все таки удалось свестись в ноль, если бы не отдельные неизбежные эффекты. Если рубин покойного Солта первым делом сгрызает легкие, то лазурная пыль поражает именно мозг…

Пока я мельком проматываю в голове этот осточертевший монолог самому себе, облик изменяется окончательно, и я приобретаю вид, к которому почти привык за эти долгие ночи. На голове вместо гривы распрямляется жесткий хитиновый гребень, шкура, также заменившаяся хитином, чернеет. Теперь во тьме видны только глаза — ярко-голубые, сами почти светящиеся, — и опять-таки зубы. Не привычные ровные зубы пони, а белоснежные клыки, явно предназначенные для того, чтобы разрывать чужие глотки. Или прокусывать артерии? О да, наша мышка старается стать похожей на вампира, но, пожалуй, при виде меня она оставит свои попытки. Мало кто более похож на порожденную самой ночью тварь, чем я.

Однако моя ночь все же другого сорта. Фестралы всегда были близки к луне, мне же пригодно таиться под землей. Кто же виноват, что катакомбы Нижнего Города настолько безжизненны, что и поживиться нечем? Если бы там кто и таился, то это был бы я сам.

Аккуратно разлепив полупрозрачные крылья, я взлетел. Это такой же бред и абсурд, как легендарная возможность пегасов ходить по облакам. Кто-то видел способного лежать на облаке пегаса? Однако, глядите, вот он я: лечу на невесомых хитиновых обрубках, как на полноценных крыльях, если не изящнее. Да, пожалуй, даже изящнее.

Как-то раз я отрастил себе обычные крылья, покрытые перьями. Не для маскировки, как обычно, просто из интереса, чтоб попробовать полетать средь бела дня. Оказалось, что стоит забыть ими махать — и вот ты уже несешься к земле, вот-вот разобьешься, переломаешь все кости. Мне, конечно, переломы костей не страшны, однако повторять тот опыт я не стремлюсь. Оставим дневное небо настоящим крылатым, а мне хватит и того, что есть.

А то, что есть, я найду у того, кого сейчас точно нет дома. Того, кто хвастается нечаянной удачей и крупным заработком в Норе, параллельно пропивая тот же заработок. Кроме того, что он, как он поведал по секрету одному собутыльнику, рыжему пегасу с сочувствующим взглядом, потратил на лазурную пыль. Совершенно зря, на мой взгляд. Стоит помочь Доллу поберечь здоровье.

Никто ведь не заподозрит меня в том, что я пегас, верно?

Дорога занимает всего ничего времени, но я все же делаю круг над Нижним Городом, любуясь им. Да, это мой город. Грязный, нищий и разоренный, в отличие от Верхнего, по ночам он не менее прекрасен. Я бы даже сказал, что более. В его разрухе и запущенности есть своеобразная красота, которой современный, ровный и четкий, параллельно-перпендикулярный Альвенгард не добьется никогда.

Нужный дом находится легко. Нужное окно — и того легче. Естественно, учитывая, что этот идиот даже не удосужился его закрыть. Неслышно ступив на подоконник, я спрыгиваю на пол и оглядываю комнату на предмет тайников. Просто комната, ничего необычного: явно небольшая, но все равно разделенная ширмой надвое, и... на ум приходит слово "обшарпанная". Да, это типично для потребителей лазури. Долл, и долго же ты скрывал?

От верхушки гребня до кончика копыт меня переполняет зуд нетерпения. Я чувствую, я знаю, что вот-вот, уже совсем близко…

За ширмой раздался скрип.

Замерев, я прильнул к стене и полуосознанно слился с ней цветом. Это было куда менее больно и куда более привычно, чем полная метаморфоза. Затаив дыхания, я прислушался.

Скрип не повторился.

Плавно опустившись на пол, я прополз к ширме, заглянул под нее… и не удержался от улыбки.

За ширмой на широкой кровати спала юная пегасочка. Спала неспокойно, то и дело ерзая на скрипучей кровати.

У этого придурка есть дочь? Серьезно? И он никому не рассказывал все… сколько ей, одиннадцать? Что ж, я его понимаю… Особенно учитывая, что девочка ничуть на него не...

И тут кобылка распахнула глаза.

Еще никогда я не перекидывался с такой скоростью. Все тело выгнулось, и мне пришлось сцепить зубы — уже привычные зубы пони, — чтоб не взвыть.

— Долл?.. — кобылка явно не очень-то хотела просыпаться. — Я думала, ты... а-а-ах... надолго…

Девочка сползла с постели и целеустремленно направилась ко мне.

— Эм, видишь ли, дорогая... — оставалось надеяться, что никакой разницы в манере общения кобылка не заметит. И какого черта она зовет меня по имени? Ну, не меня, но это неважно. — Я уже засиделся и решил, что тебе захочется пораньше видеть меня дома, так что...

— Захочется, — перебила кобылка, подползая куда-то мне под живот. Эм, возможно, она так обнимается? — Сам в курсе.

— Вот поэтому сегодня я вернулся немного пора… ЧТО ты делаешь?!

Я резко отдернулся, едва не впечатавшись в ближайшую стену и совершенно натурально, без всякой магии, побледнев. Девочка же, с удивленно-обиженным видом приподняв брови, облизнулась, вытерла губы и буркнула:

— Пф. Не хочешь — переживу. Ты меня породил, ты на меня и забьешь, ага? Совсем уже на этой своей дури все хотелки порастерял.

Значит, порастерял. Хотелки. На дури.

Долл, тебе очень повезет, если ты просто вылетишь из моей Норы насовсем, не потеряв по дороге явно ненужные тебе, уроду, детали...

— Кстати о дури, — все еще обиженно буркнула кобылка, — на кой ты ее в мою койку запихал? Там тебе шкаф, а?

— Извини, — автоматически ответил я, уже не особенно думая о лазури. Я почуял запах другой, более тонкой добычи. Думать о ней было мерзко, но не думать было все равно что не думать о собственном зрении — ты просто видишь то, что есть, и все. Чуешь, как самый сильный запах. Ощущаешь всей кожей.

Прошагав не все еще слегка деревянных от неожиданного поворота с Доллом ногах к их... к кровати пегаски, я выудил из-под матраса сверток, развернул и безрадостно улыбнулся. Та еще дрянь, чего только ни намешано, зато много. На неделю хватит. На неделю точно…

— И вот что, крошка, — я упаковал сверток обратно и обернулся к по-прежнему дующейся кобылке, — между нами ничего не изменилось, верно? Ты относишься ко мне так же?

Я должен убедиться. Я должен просто убедиться. Может, мне и не придется ничего делать...

— Бесишь ты меня, — буркнула девочка. — Папочка, блин.

И именно в слове "бесишь" я частью своей второй сущности, рецепторами, впитавшимися в мое тело или, может, душу, уловил ее настоящие эмоции.

Святая Искра, Долл, что же ты за сволочь?

— Бешу, значит, — я подошел к ней и аккуратно, кончиком копыта, приподнял ее подбородок, оказавшись с ней лицом к лицу. — Уверена, крошка?

И, отчасти по моей воле, в надежде дать ей хоть каплю того, чего она ожидала от своего гребаного отца, отчасти — куда большей части, — подчиняясь инстинкту, ведущему меня с тех самых пор, как я обрел свое второе "я", мои губы прикоснулись к ее губам, и в этот же миг меня прошибло словно молнией.

Я получил больше, чем должен был. Но я это переживу. Не первый передоз, с чем бы он ни был связан.

Пегасочка стояла с растерянным видом у окна, вперившись в меня взглядом.

— Ты… — неуверенно буркнула она… — ты же пошутил так, да?

— Нет, дорогая, я абсолютно серьезен, — если уж играть роль, то до конца, верно? Но не до того конца. Пусть лучше конец придумаю я сам. — Считай, что это на прощанье. Возможно, я вернусь нескоро, очень нескоро. Не волнуйся, с едой проблем не будет.

— Кто волнуется-то, — фыркнула кобылка. — Скучать не обещаю, если что.

А в глазах ее плескались такие любовь и преданность, такие тоска и готовность ждать, что мне хватило бы еще на два таких разряда.

Вновь выбравшись в окно, я подмигиваю пегасочке, в глубине души испытывая к себе отвращение, и плавно спрыгиваю на землю, в процессе превращаясь обратно в то, чем я когда-то стал. Через миг я вновь готовлюсь взлететь и уже в последний момент замечаю в соседнем переулке взгляд. Не ошарашенный, как всегда. Не означающий, что обладатель взгляда сего сейчас спешно бормочет молитву Святой Искре. Нет, взгляд совсем другого сорта.

Заинтересованный. Изучающий. Предвкушающий взгляд.

Махнув крыльями, я моментально набрал высоту и помчался в сторону Верхнего Города, пока ощущение чужого взгляда на загривке не прошло. И лишь тогда я замедлился, выровнял полет и опустился, все еще тяжело дыша, но с легкой ухмылкой и невысказанным вопросом на губах: Королева, если ты действительно есть, неужто я и впрямь мог бы быть твоим подданным?

03. Практик Аффар (Встреча)

Обычно, когда Кемиса еще в Соуте спрашивали о его успехах в учебе и приводили в пример как самого молодого практика, уже имеющего опыт работы с опытными следователями, он изображал недоумение и с вежливой скромностью отвечал, что ничем не отличается от других курсантов и практиков ДКП, и они, приложив достаточно усилий, будут способны на то же самое.

По большей части это действительно было так. У молодого жеребца не было особой форы в учебе, учителя по большей части не делали поблажек, его не выделяли среди других изначально, его интеллект был немногим выше среднего из всего курса, и преимуществами вроде эйдетической памяти он не обладал. Однако кое-что все же отличало Кемиса от большинства потенциальных коллег.

Во-первых, это были амбиции.

Естественно, каждый курсант, прошедший отбор, и каждый практик, переросший пренебрежительное звание курсанта, лелеял мечты о карьерном росте как минимум до старшего практика. Но все они думали об этом в самых общих чертах, не пытаясь разобрать свои мечты по винтикам, препарировать и осознать, чего же они на самом деле хотят и как этого добиться. Кемис же, едва устремившись к цели, осознал, что вся она сразу будет для него великовата, аккуратно разложил на цели поменьше и выполнял их поэтапно — не забывая, однако, чего хочет добиться в итоге, и не ослепляя себя грезами о недостижимом. Собственно, изначально он хотел именно этого — распределения в нормальный город.

Нормальный. Город. Не это... это.

Во-вторых же, основная причина, по которой его тесты были идеальными, заключалась исключительно в Уэйде.

Кемис скрипнул зубами. "Гнида. Предательская, подлая, мерзкая гнида". Обычно он не думал в таких выражениях даже о тех, кого ему в последнее время пришлось арестовать и допрашивать... допрашивать... допрашивать...

"На моей памяти у меня не было такого толкового ассистента, особенно настолько толкового на второй же день работы, — сверкает белозубая улыбка. — Ты будто лично его ненавидишь..."

Он действительно иногда ненавидел. Ненавидел весь этот неправильный город, в котором все было не так, а Фил заставлял его делать вид, будто это нормально. А особенно он возненавидел драконов. С драконами было легко.

"Пожалуйста, вытри инструменты и дай ему прийти в себя, он все-таки должен прожить еще с час, а вот потом..."

Кемис встряхнулся. Не о том думаешь, практик. Прямо сейчас — вовсе не о том. Ни Уэйд, ни твои недавние... "подопечные", как называл их Фил, не могли сейчас помочь собраться.

А собраться было необходимо.

Следователь Аркан не то чтобы любил несобранных сотрудников.

"Я отведу тебя к Аркану", вспомнил Кемис слова Фила. Да, в первый день Фил действительно отвел его к Аркану. Демонстрация вышла великолепная, но, по крайней мере, гордому практику Аффару удалось удержать завтрак, который в него зачем-то впихнули перед аудиенцией, внутри в течение всей встречи, а впоследствии даже донести до ближайшего сортира, где гордый практик Аффар его и выблевал. Сейчас, после трех встреч с Арканом, Кемис не считал это таким уж достижением, но на полный желудок все же надеялся следователя не посещать. Особенно сразу после обеда.

Безнадежно. Совершенно безнадежно, думал Кемис. В предыдущие визиты Аркан едва удостаивал его взглядом, и что изменится теперь? Может, он наконец скажет что-нибудь? "Практик Аффар, ваша работа неудовлетворительна"?

Кабинет следователя Аркана располагался на первом этаже, в конце западного крыла, совсем рядом со спуском в подвалы. Сейчас Кемис всерьез задумался об этой, казалось бы, малозначимой детали. Хотя какое там “малозначимой”? Если Аркан и не выбрал себе этот кабинет намеренно, то уж точно постарался выжать из такого соседства все, что мог. И Кемису очень, очень не хотелось оказаться внизу. Побывав в подвале, он вынес оттуда ясное понимание — находиться в камере куда лучше в качестве допрашивающего, нежели допрашиваемого.

Особенно красноречиво убеждал в этом Фил. Даже если ничего не говорил в процессе допроса, что, впрочем, было редкостью.

Стены с выделяющимися прямоугольниками бывших оконных проемов, двери из темного дерева со строгими деревянными же номерными табличками, свисающие с потолка тусклые газовые светильники, каждый не менее чем в десятке шагов от другого. Редкие элементы декора разместились лишь в избранных кабинетах, в коридорах же царили серость, полумрак и стойкое ощущение давящего на голову потолка. Да, таков был Департамент, даже не пытающийся прятать свою историю и свою суть. Ни от тех, кто в нем работает, ни от тех, кто попал сюда, чтоб, возможно, уже не выйти...

Вот и нужный кабинет. Тяжелая дверь черного дерева, без таблички, без номера. Все и так знали, кого здесь искать. Рядом — точно такая же дверь на лестницу, ведущая вниз. Из-за этой двери не раздавалось ни звука, — в каком бы плачевном состоянии ни находилось здание Отдела, на звукоизоляцию подвалов несколько директоров подряд потратили едва ли не полмиллиона в совокупности. За первой слышался приглушенный скрипучий голос, которому отвечал еще один — высокий и нервный, но слов все равно было не разобрать. Выдохнув, Кемис поднял копыто, собрался было постучать…

— Войдите, — раздался тот же скрипучий голос уже громче. Кемис хмыкнул, отбросил последнюю мысль о малодушном побеге и вошел.

Обстановка внутри соответствовала расположению кабинета. Сам он по размерам мало отличался от камер, расположенных этажом ниже, и вмещал в себя единственный стол, один небольшой стеллаж с бумажными папками на полках и строгое деревянное кресло, остро напоминающее те, что Кемису доводилось видеть в подвалах — почему-то только одно и со стороны входа. Окно, если и наличествовало когда-то, сейчас было заложено тем же серым однотонным кирпичом, и освещался кабинет только одним тусклым газовым светильником под потолком и керосиновой лампой на столе.

Также на столе стояла изящная подставка в форме, кажется, когтистой грифоньей лапы, в которой тлела ароматическая свеча. Может, запах у нее и был приятный, Кемис не мог сказать точно.

По крайней мере, легкий, но настойчиво проникающий в ноздри запах чего-то очень постепенно и плавно разлагающегося — тот запах, из-за которого в том числе Кемис в первый визит в кабинет едва не выблевал свой завтрак, — эта свеча ничуть не перебивала.

В кресле в данный момент находился Форфейт, молодой, но, по отзывам, талантливый заместитель директора по внешним контактам, и ему было явно немногим комфортнее, чем бедолагам в похожих креслах этажом ниже. Не хватало только зажимов для ног, и Кемис в приступе мрачного веселья подумал, что стоило бы посоветовать следователю установить их для полного достижения эффекта. Заместитель покосился на Кемиса, смерил его взглядом и отвернулся, сочтя не стоящим внимания элементом декора.

— Аркан, вы не можете это игнорировать, — сказал он. — Вы — специалист по контактам с Анмаром, единственный следователь, который специализируется на… на…

— На единорогах, магии и связанных с этим вопросах, — проскрипела фигура с другой стороны стола. — И не могу сказать, что меня устраивает то, что вы пытаетесь лезть в область, в которой я, по вашим же словам, единственный специалист.

— Если не вы, то...

— Вы говорите это в третий раз. Нет, в четвертый. Почему бы вам просто не отдать мне письмо, предоставив возможность принять решение самостоятельно? Вам известно, что так заканчивалась большая часть наших диалогов, и я не намерен изменять привычкам только ради того, чтобы выслушать ваши в высшей степени полезные комментарии.

Помимо воли Кемис почувствовал к Форфейту сочувствие. Сам он находился под взглядом Аркана один раз, и его совершенно не устроили перенесенные ощущения. Форфейт же держался стойко и даже пытался спорить:

— Аркан, вы не понимаете, — простонал он, — это необходимо обсудить…

— Не с вами, — ответил следователь со скукой. — Не переоценивайте свою значимость. Оставьте письмо и покиньте кабинет — вы уже отняли достаточно моего времени.

Заместитель директора, как-то разом осунувшись, медленно поднялся из кресла, молча прошел к двери, обогнув Кемиса, и вышел. Письмо осталось лежать на столе.

Сверкая и переливаясь шестиконечной звездой вместо обычной печати.

— Кемис Аффар, — произнес следователь без всякого перехода, — Присядьте.

— Простите, следователь, я лучше постою, — сглотнув, ответил Кемис, не отрывая взгляда от печати Анмара. Сидеть перед пони, которого откровенно боялся даже заместитель директора отдела, совсем не хотелось, а приближаться к конверту, запечатанному шестиконечной звездой — еще менее. И вполне возможно, что однажды Кемис еще посидит в таком кресле, и чем позже — тем лучше.

"Ваша работа неудовлетворительна", по крайней мере, означало бы именно это.

"Практик Аффар, — улыбка пропадает, в голосе появляется недвусмысленная угроза, — ты не будешь задерживать каждого грифона и каждого дракона. Ты помнишь, куда должен засунуть свой гребаный расизм? Клянусь Искрой, еще один несчастный Коготь, и ты сам отправишься..."

Нет, это точно не то, о чем сейчас хотелось бы думать.

Аркан был одет в совсем, казалось, неподходящую его должности одежду — просторную мантию с капюшоном, из-под которого, не мигая, глядели две неяркие красные точки. По слухам, на деле следователь был под этой самой мантией одет в привычный комбинезон ДКП, но полностью закрытый, включая даже лицо и копыта. По все тем же слухам, столь оригинальная внешность была следствием магического теракта в Альвенгарде десятки лет назад. И уже тогда Аркан был следователем Департамента, или как минимум дознавателем — точно никто не мог сказать. Сколько ему лет на самом деле, не знал никто, кроме разве что директора. При желании каждый мог покопаться в архивах и уточнить возраст Аркана, но Кемис такого желания отнюдь не испытывал.

На реплику Кемиса следователь отреагировал тихим коротким скрипом, который, вероятно, обозначал смешок.

— Как угодно. Хотя могу отметить, что это кресло куда удобнее, чем может показаться на первый взгляд. На нем, во всяком случае, отсутствуют зажимы для ног и головы. Может, для некоторых посетителей их стоило бы поставить?

Удивительно, до чего одинаковые мысли приходят в головы таким разным пони. Кемис коротко поклонился:

— Возможно. Но сейчас все же предпочту постоять.

Аркан чуть наклонил голову, огоньки под капюшоном загорелись ярче.

— Как угодно. Я, признаться, провел над схожим креслом множество замечательных часов, и как-то в приступе острой тоски по прошедшим временам приказал поставить здесь это. Сам, однако, в нем не сижу — чересчур твердо. Вы уже слышали последние новости?

— Какие? — Кемис запнулся. Видимо, Аркан любил моментально перепрыгивать с темы на тему именно для того, чтоб сбить собеседника с толку.

— Наш дорогой следователь Уэйд... более не может выполнять служебные обязанности по состоянию здоровья, — прошелестел Аркан. — Таким образом, вы в некотором роде лишаетесь нынешней должности. Директор предлагал выпроводить вас в Соут, однако его убедили дать вам второй шанс.

Светильник зловеще замигал. Кемис сглотнул. Аркан только что прямо подтвердил все его худшие мысли.

Нет, даже более худшие.

— Мне… жаль, что Уэйд болен. — Не дай луна заболеть столь же скоропостижно. — Надеюсь, он все же поправится. — Если от него осталось достаточно, чтоб поправиться.

— Вряд ли скоро и вряд ли настолько, чтоб продолжать за спиной Департамента крутить романы с Торнгедом, — Аркан, наконец, протянул переднюю ногу — под его балахоном, как оказалось, и впрямь скрывается серый же комбинезон, почти как у Фила, но полностью закрытый, включая копыта — и, подцепив оставленный Форфейтом конверт, придвинул его к себе. — Наш заместитель по внешним контактам утверждает, что драконы глубоко возмущены такими действиями, и виновник с их стороны уже понес строгое наказание. Я склонен верить, что Торнгедское отделение Управления действительно не имело понятия о происходящем… Равно как и вы, в противном случае дознаватель ни за что не стал бы обсуждать вас с директором.

Фил? Обсуждал? С директором?

— Уверен, вы сможете выяснить причины в ближайшее время, — Аркан, видимо, легко угадал мысли практика. — Я, впрочем, разделяю мнение дознавателя Фила относительно вас. Я вполне одобряю вас как практика. Ваша обучаемость великолепна.

"Аффар, — и снова улыбка, и дружеское закидывание копыта на плечо, — ты действительно очень быстро освоился. Но копыта тебе лучше бы помыть, ты же не хочешь превратиться в подобие меня, верно? И заткни этому идиоту глотку, меня утомили его хрипы. Голосовые связки ему к дизу не сдались, как, пожалуй, и трахея..."

...кажется, поход в подвал откладывается? И подтверждение худших мыслей рассеивается, как дым? И никакая скоропостижная болезнь не ожидает несчастного практика Аффара?

Кемис испытывал такое всепоглощающее облегчение, что едва не прослушал следующую реплику Аркана:

— Аффар, что вам известно об Анмаре?

Вообще-то Кемис и в обычное время на упоминания Анмара реагировал нервно. Но вид шестиконечной звезды на конверте уже дал время подготовиться к вопросу; на сей раз практик не дал захватить себя врасплох неожиданной сменой темы и, не сбиваясь, ответил:

— Город-государство единорогов, формально — теократическая монархия. Обрело независимость от Эквестрии во втором веке нашей эры...

— Похвально. Впрочем, суть вопроса была не в этом. Повторю еще раз: что вам известно об Анмаре?

Что ж, стоило попробовать другой подход.

— Известно, что, — тут он с трудом проглотил слова "в вашем убогом городе", — у нас — я имею в виду Альвенгард, а не всю Эквестрию, — с ними глубоко напряженные отношения. А также то, что состояние, близкое к холодной войне, не мешает обмениваться информацией, — Кемис кивнул на письмо.

Аркан снова склонил голову.

— Верно. Но не столько информацией, сколько скромными просьбами, ни к чему не обязывающими. Благодарю, Аффар, что своевременно ответили на мое приглашение. Вы прибыли из Соута буквально на днях, верно?

Из Соута, верно, крохотного курортного городка возле Бледного моря. Провинциальный выскочка, умудрившийся проскочить в настоящий Департамент, причем именно в Альвенгардский отдел, что любой на его месте считал бы удачей. Прочие практики, почти все родом из Альвенгарда, считали примерно так же. Вчера Кемис слышал в коридоре, как его “коллеги”, цвет и оплот Департамента, хранители Эквестрии, в голос, не стесняясь, обсуждали, “какой именно важной шишке этот рыжий подставил жопу”. Все это наверняка отлично знал и Аркан. В деталях. Не исключая ни обсуждений, ни их реальной подоплеки.

— Так и есть.

— За эти короткие дни вы успели обрести уважение нашего лучшего дознавателя, — Аркан сделал вид, что припоминает подробности. — Следователь Уэйд же хвалил ваши способности и преданность Департаменту. Жаль, что сам он не оказался столь же предан, но не будем об этом. Вы уже успели принять участие в деле о поставках “лазурной пыли” из Торнгеда, и ваше рвение оказало неоценимую услугу Отделу. Как, по-вашему, выглядела бы открытая война Анмара с Эквестрией?

Кемис, уже вспомнивший было не без удовольствия подробности того дела с “пылью”, закончившегося масштабными репрессиями чешуйчатых и вторжением Стражи на окраину Нижнего города, от неожиданности последнего вопроса чуть не фыркнул. Война Анмара с Эквестрией? Что ж, это было бы примерно так же, как война Эквестрии с Зебриканией. Быстро, жестоко и не в пользу последних. Усилием воли Кемис взял себя в копыта.

— Полагаю, весьма плачевно для нас.

— Даже плачевнее, чем вы предполагаете. — Аркан постучал копытом по конверту со звездой. — Не хотели бы вы закончить то, что начал ваш бывший руководитель?

Кемис навострил уши. Если Аркан не подразумевал, что Кемису необходимо хапнуть взятку у драконьего шпиона, выполнить все его поручения и отчалить на ближайшем поезде куда-нибудь в Гриффин, то дело выглядело… интересно. Дело выглядело так, словно его не отстраняют от работы. Да дело выглядело так, будто его чуть ли не повышают?

— Может, дело выглядит тупиковым, ведь Управление ни за что не выдаст нам своего, — Аркан продолжал задумчиво постукивать по конверту. — Мне сообщили, что Уэйд успел передать кое-какую информацию относительно просьб шпиона до того, как здоровье перестало позволять ему связно выражать мысли, однако наотрез отказался говорить, выполнил ли он то, о чем его просили. И неизвестно, сколько на самом деле он от нас скрыл. На удивление стойкий жеребец, и его потеря, несомненно, большой удар для Департамента... В его показаниях фигурировал некий “освободитель”, которому следует обеспечить безопасное прибытие в Альвенгард. Зачем, каким образом, что в этом трудного — неизвестно.

Кемис бросил косой взгляд на конверт. “Зачем говорить все это мне? Я, дискорд подери, не посвящен в интимные дела... эм... темные дела Уэйда. Впрочем, можешь говорить сколь угодно долго, раз уж твой ручной Цербер сподобился уговорить директора не отправлять меня вечно мыть полы в Тартаре. Как пример, не самый худший”.

— Если это все, что нам известно, то я не...

— Не совсем. Также нам известно, что "освободитель", с помощью Уэйда или без, уже прибыл. И я более чем уверен… — следователь взял канцелярский нож и аккуратно подцепил им печать на конверте, — что в этом письме нам сообщают именно об этом.

Печать, на удивление легко отделившись от конверта, тут же рассыпалась в мерцающую фиолетовую пыль. Кемис еще раз поежился — на этот раз не только от зримого проявления магии, но и оттого, что совершенно неожиданно оказался причастен к тому, чего ему вовсе не следовало знать, причем спустя считанные минуты после того, как уже готов был отправиться в подвал. Аркан, осторожно вытащив письмо, развернул его и вчитался в строки; через несколько мгновений огоньки под капюшоном загорелись ярче.

— Можете идти, Кемис, — следователь небрежно кивнул на дверь, не отрываясь от чтения. — Сегодня вы мне не понадобитесь, но завтра я ожидаю вашего включения в работу. Приходите к семи часам.

“Включения в работу? Если бы ты дал мне хоть малейшее понятие об этой работе, кроме общих фактов...”

— Да, следователь. — Кемис поклонился. — Завтра с утра я буду здесь.

Практик вышел, аккуратно затворил дверь, отошел от кабинета на десяток шагов и только после этого позволил себе громко выдохнуть и прислониться к стене.

И еще спустя десяток секунд осознал, что напротив стоит Фил и, ненавязчиво улыбаясь, смотрит на него пристальным, изучающим взглядом.

"Ты же не хочешь превратиться в подобие меня, верно?.."

И тогда, отчетливо вспомнил Кемис, копыто Фила слегка нажало на плечо практика. Намекая, что в каждой его шутке есть только малая доля шутки.

04. Флай Шиверс (Диалог)

И, как всегда, ее разбудил резкий звон будильника.

Сквозь веки пробивался слабый свет. Осторожно приоткрыв один глаз, Флай обнаружила, что свет этот исходит из-за штор, и тут же зажмурилась обратно. Застонав, она потянулась к громыхающей железке крылом, и та тут же, стоило Флай ее задеть, грохнулась на пол, продолжая дребезжать.

— Доброго утра, Флай, — донесся из-за стены мамин голос. Она что, вообще никогда не ложится? — Не опаздываешь?

— Мам, мне семнадцать лет, — простонала Флай. Скатившись с кровати, она разлепила наконец глаза, и, едва в поле ее зрения попал чертов будильник, с наслаждением шарахнула по нему копытом. Механизм икнул и отключился. — Я вполне могу проснуться самостоятельно и не опоздать...

— ...разбить очередной будильник, уснуть на полу, дождаться, пока через полчаса я осознаю, что происходит, и разбужу тебя наконец, — мама приоткрыла дверь в комнату Флай и с укоризной оглядела царящий в ней бардак, — в спешке собираться, проклиная все и вся, ежеминутно поминая дискорда, а потом получить очередной выговор. Можешь, не спорю. Ты вообще крайне талантлива.

Всю речь она произнесла с убийственной серьезностью. Только в глазах плескались искорки веселья, да движения были какими-то неровными...

— Мам! — Флай вскочила уже не в праведном гневе, а в шоке, проглотив заранее заготовленную отповедь, — ты что, пила?

— Самую малость, — мама сложила крылья, продемонстрировав "малость" размером с пару хороших бутылок. — Можешь считать, что у меня праздник. Или наоборот, я еще толком не решила...

— Это какой, извини, "праздник или наоборот" мог заставить тебя напиться ночью?!

На памяти Флай мама употребляла алкоголь три раза в жизни. Два раза — когда прилетал... кхм, когда мимо пролетал папа. И еще раз — когда их пытались выселить из квартиры за долги. В тот раз Флай с улыбкой заверила ее, что все будет нормально, а ночью Визл с Керном, ради такого ненадолго покинувшим Нору, убедительно объяснили кредиторам, что долги — дело преходящее, и они вполне могут потерпеть еще лет эдак десять. Объяснял в основном Керн, нежно придерживая визжащего земного из долговой конторы за ногу, свесив через парапет одного из самых высоких оставшихся зданий в Нижнем Городе, а Визл, свесившись с того же парапета рядом с земным, вежливо скалилась каждый раз, когда он оборачивал в ее сторону безумный взгляд.

Та контора их, во всяком случае, больше не беспокоила. И, судя по формулировке, вряд ли объявилась новая. Так что...

— А вот тебе этого знать не следует, — мама сложила из перьев аккуратный кукиш, для чего ей пришлось сосредоточить все внимание, и продемонстрировала его Флай. — Считай, что мне рассказали приятную новость. Могут у твоей престарелой мамаши быть свои секреты?

— Искра, да какая ты престарелая, мам, — буркнула Флай. И все-таки, что... Бросив взгляд на еще живые, в отличие от будильника, настенные часы, она ужаснулась, тут же забыв о попытке диалога, бросилась к шкафу и принялась под ехидным маминым взглядом рыться на каждой из полок со все нарастающей паникой Через минуту, показавшуюся, впрочем, часом, Флай с облегчением выдохнула и извлекла наконец чисто-белый комбинезон. Менее удобный, чем комбинезон Визл, но для Флай главным было не удобство, а психологический комфорт пациентов. Пациентов Шарпа, конечно, но она уже почти официальная медсестра и имеет право считать себя...

— Вот ты и в очередной раз не опоздала, — ехидно прокомментировала мама. — Завтрак с собой сложить?

Визл, уставившись во все еще открытый шкаф, что-то матерно прошипела.

Флай, глубоко вздохнув, обернулась и мотнула головой:

— Мам, мне нельзя есть на рабочем месте. Там же стерильность. Мне кое-как прощают то, что я прилетаю уже в рабочей форме, и только за то, что я именно что лечу, а не хожу по земле. Какое-никакое соблюдение чистоты...

Не прекращая объяснений, почему именно она не съест, несомненно, замечательный завтрак, она в спешке натянула сестринскую форму, аккуратно огладила ее, мельком бросила взгляд в зеркало, схватила с пола сумку, с недовольным шипением отбросила ее, тут же подняла другую и, повозившись со старыми и заедающими защелками на окне, вспрыгнула на подоконник.

— ...но я съем все, когда вернусь, не волнуйся, — закончила Флай наконец. — Все, мам, до вечера.

— Ну, до вечера, — ответила мама все еще с некоторым ехидством. И вдруг с совершенно неожиданной грустью прибавила: — Флай... Шиверс.

Остолбеневшая Визл замерла в окне, не зная, что ответить.

Через пару секунд Флай опомнилась и, махнув крыльями, упала в морозный утренний воздух.

---

— М-м-м... Шиверс, не могли бы вы подойти на минутку? — донесся из-за двери процедурного кабинета голос доктора Шарпа. Совсем не тот голос, каким он отчитывал ее за очередное опоздание и обещал вычесть из зарплаты. Нет, теперь голос был скорее... напуганным?

Флай вздохнула, отбросила недомытые инструменты в стерилизатор и скользнула за дверь.

Доктор Шарп, пожилой, солидного вида пегас с небольшим брюшком, в белоснежном халате и с белоснежной же от возраста гривой — типичный доктор, каким его рисуют в детских книжках, — сейчас не выглядел особенно солидно. Скорее он выглядел нервничающим.

За его спиной в кресле для ожидающих, свернувшись едва ли не в клубок, полулежала маленькая пегасочка. Случайный пони и не заметил бы, но челюсти пациентки — это же пациентка, верно? — были крепко сжаты, а глаза, хоть и были совершенно сухими, выглядели так, будто она вот-вот зальет слезами оба кабинета и приемную.

— Шиверс, пройдемте в кабинет, — полушепотом предложил Шарп. Флай с недоумением мотнула головой в сторону пегаски. Шарп помотал головой и совсем уж тихо пояснил: — Она не сдвинулась с места с того момента, как ее привела Стража. Она не убежит, поверьте мне. А наш разговор должен быть... конфиденциальным.

Все так же недоуменно хмыкнув, Флай направилась за Шарпом в сторону его кабинета. И почему они в процедурной не могли поговорить?

У себя в кабинете Шарп устроился за своим любимым столом в своем любимом кресле и сложил копыто на копыто. И тогда Флай поняла наконец, почему они не могли поговорить в процедурной или в приемной: Шарп нервничал. Жутко нервничал. И только родной кабинет позволял ему держать себя в руках.

— Видите ли, Флай, — наедине он позволял себе называть ее по имени, — дело тут достаточно... м-м-м... деликатное. Откровенно говоря, эту пациентку привели к вам.

— Ко мне? — глаза Флай распахнулись шире некуда.

— По крайней мере, именно так проинструктировал Стражу ее отец...

— Долл, чудо ты наше, — тихо и как-то мирно начал тогда Твист, — почему же ты, за одиннадцать лет, ни разу не сказал, что у тебя есть дочь?
— Д... дочь? — очень нетрезвым голосом удивился Долл. Почти натурально удивился. Визл, во всяком случае, ему поверила. — К-кая еще...
— Пегасочка, — промурлыкал Твист нежно, придвинувшись к Доллу ближе. — С гривой ярче, чем янтарь. И с такими доверчивыми глазами. Прелестная девчушка, правда?
— Ш-што ты с ней... — Долл быстро трезвеющим взглядом ставился на Твиста. В глазах его мелькнула злоба.
— Нет, не я, — продолжал Твист, интимно приблизившись к Доллу, будто шептал ему на ухо непристойности. Только слышали их все, кто должен был слышать. — Ты, Долл, ты. Что ты с ней... впрочем, я знаю. И ты отлично знаешь.
И тогда-то злоба в глазах Долла сменилась страхом.

— ...когда пришел сдаваться, — Шарп развел крыльями. — Он просто ни с того ни с сего пришел и рассказал им...

 — Она никогда не... не была против, — запинаясь, сказал Долл. Он уже явно протрезвел.
— Тш-ш-ш, — шикнул Твист с обаятельной улыбкой, будто они все еще обсуждали нечто крайне забавное. — Ты же не хочешь, чтобы кто-то, кроме меня, Керна и Визл тебя услышал? Как ты думаешь, что сделают эти ребята, если узнают?
— Нет, — сказал Долл. Из голоса его исчез даже страх. Вообще любые эмоции. На них не хватило ресурса. — Не говори им. Нет. У меня есть деньги, у меня есть лазурь, у меня...
— У тебя уже ничего нет, Долл, — перебил его Твист. Керн, все еще делавший вид, будто уткнулся в книжку, отложил ее и аккуратно хрустнул пальцами. — У тебя была только твоя дочь, и что ты с ней сделал?

... — то, что я не стал бы повторять, — все еще продолжал Шарп. Он уперся лицом в крылья и уставился в стол. — Ко мне, знаете ли, Флай, чаще приходят с простудой или желудочными коликами. Я, конечно, практикующий хирург, но мне редко доводится оперировать. А тут... Извините, я не могу это осматривать. Хотя бы потому, что девочке будет... неудобно. Тем более что ее привели к вам, как утверждает Стража...

Теперь Флай поняла, что Твист сказал тогда. Сказал так, что не услышала даже она. Вот так устроил сюрприз...

— Я отдам все, что угодно, — продолжал Долл тем же мертвым голосом. — Твист, ты же меня знаешь, я всегда отдаю долги, я...
— Нет, Долл, нет, — с нежностью в голосе прошептал Твист. — Я думал, что я тебя знаю, да. Оказалось, что никто из нас совсем тебя не знает. И сейчас у тебя есть два выхода. Только два. Хочешь послушать?
Долл, глаза которого стали такими же пустыми и мертвыми, как голос, кивнул.
— Итак, — голос Твиста понизился до совсем уж интимного шепота, — вариант первый. Он понравится тебе больше второго, гарантирую. Ты идешь в Верхний Город, приходишь в ближайшее отделение Стражи и обстоятельно рассказываешь им все о себе, своей дочери и ваших дивных взаимоотношениях. Естественно, указав, где ее искать.
— А второй? — надтреснуто спросил Долл.
— О, второй много проще и быстрее, — Твист улыбнулся. — Я попрошу Керна удалить тебе некоторые лишние детали, и ты пойдешь отсюда с кровоточащей дырой в самом неприятном месте. Что ты выбираешь?
На этой реплике Долл окончательно сдался. Плечи его опустились, и голос прозвучал совсем глухо:
— Я пойду в Стражу.
— Верный выбор, — Твист ласково потрепал пегаса по щеке. Будто они вели простоя приятельский разговор, как бывало раньше. — И вот еще что...

Тогда Твист сказал это так тихо, что она не услышала. Теперь же она могла припомнить.

— Твоя дочь отправится не к случайному доктору. Твоя дочь отправится к Флай Шиверс. И неважно, сколько это будет стоить, у тебя есть накопления. Уяснил, дружок?

Ох, как же он правильно поступил. Скажи он так при Визл, не избежал бы скандала. А теперь ей просто некуда деваться.

Впрочем, она и не собиралась куда-либо от этого деваться.

— Естественно, я все сделаю, доктор Шарп, — заверила она его. — Позволите вы нам ненадолго занять процедурную?

— Сколько угодно, — Шарп с облегчением выдохнул и встал. — Сомневаюсь, что меня ожидает наплыв пациентов. Эпидемий гриппа нынче не обещали, а остальное...

Под его самоуспокаивающую болтовню Флай выскользнула в коридор и направилась к креслу, где свернулась пегаска.

Дочь Долла.

— Привет, — "Говори с ней, как с равной, и она ответит", подсказало что-то внутри. — Не пройдешь со мной в кабинет? Так, провести осмотр. Сущая мелочь, но ведь такие формальности необходимы, да?

Пегасочка подняла глаза. Грива у нее и впрямь была ярче, чем янтарь, и глаза под стать — словно два маленьких солнца.

— Что насчет Долла? — голос у нее был хриплым, будто она заговорила впервые за много дней. Или словно она недавно плакала, несмотря на исходящее от нее ощущение спокойствия.

— Долл... — Флай на мгновение задумалась, — пока не может прийти.

— Как мой законный представитель и опекун, он обязан присутствовать при осмотре, — монотонно протянула девочка. Как будто повторяла чужие взрослые слова.

— В некоторых случаях это не обязательно, — наигранно уверенным тоном ответила Флай. — Не волнуйся, все будет в порядке.

Не спрашивая, что Флай подразумевает под "порядком", девочка все же выкарабкалась из кресла и встала. Флай заметила, что ноги у пегаски подрагивают.

Не говоря ни слова, девочка направилась ровно в сторону процедурного кабинета. Флай последовала за ней.

— Кстати, меня зовут Флай Шиверс, — сообщила она. — Немного смешное имя, правда?

Пегасочка обернулась и смерила ее взглядом.

— Особенно для фестрала, — безучастно ответила она, отвернулась и покорно вошла в процедурную.

Визл очень захотела крепко по чему-нибудь врезать. Разбить копыто в кровь. Сломать, например, стол в приемной.

Флай тяжело вздохнула и последовала за девочкой.

В процедурной та стояла, растерянно крутя головой. Да, в Нижнем Городе она таких кабинетов точно не видела... Чистый, вылизанный, с автоклавом для стерилизации инструментов — гордость доктора Шарпа и, в некотором роде, Флай. Ведь работала-то здесь по большей части она, верно?

— Кстати, я — Паппи Софт, — буркнула девочка. — Извини за шутку. Мое имя всяко смешнее. Долл над ним постоянно хихикал.

Что ж, контакт достигнут... Осталось не потерять его во время того, что сейчас придется сделать Флай. А ей придется. Осмотр не менее важен, чем доверительные отношения с этой бедной девочкой...

— Слушай, — Флай осознала, что-то изнутри подсказало ей, что говорить надо деловито и отстраненно, — видишь кресло в углу? Можешь сесть на него на пару минут? Ну... Ты понимаешь, как. Необходимость, видишь ли. Дурацкая.

Не сказав ни слова, Паппи залезла на кресло и устроилась в нем ровно так, как надо.

Словно бы не в первый раз.

— И, конечно, может быть слегка неприятно, — это Флай говорила уже почти на автомате, вытаскивая инструменты из автоклава, — Но такая уж у меня работа. Делать неприятно, чтоб потом было легче жить. Как у всех докторов, в общем-то... Ты же наверняка не в первый раз у врача, да? В курсе, что иногда их манипуляции кажутся жутко тупыми. Поверь, им тоже кажутся, но они все-таки нужны....

Не прекращая забалтывать пегаску, она начала осмотр. Ну да, ожидаемо. Все уже поджившее, но разрывы есть... Так, погодите, а это что за... И там разрывы. Ну конечно, чего еще Флай ожидала.

Разве что не того, что прямо во время осмотра Паппи вдруг зашмыгает носом.

— Так, ты чего? — "Нет, теперь немного смягчить", прошептал внутренний голос. Флай немедленно вскочила, отложила инструменты, стянула перчатки и ласково, как умела, погладила девочку по голове. — Что ты? Все прошло, не переживай... Все будет хорошо, это уже...

— Я хочу к Доллу, — продолжая всхлипывать, ответила Паппи. — Вы все думаете, будто то, что он делал мне больно — это типа худшее, что мозжно сделать? Нет! Вот когда он слинял на целый месяц и не появлялся — вот тогда было по-правде больно! Я... хочу... к па-а-а-а...

И тогда девочка наконец разрыдалась. Истерично, взахлеб. Будто из нее вытащили стержень. Будто она поняла, что папу, которого она почти никогда не звала папой, она больше не увидит.

"А теперь, — сказал тихий голос на грани сознания Флай, тот, что всегда давал ей совет в таких случаях, — максимальная искренность. Искренность и только искренность. Иначе она больше никогда никому не поверит".

Флай никогда не задумывалась о том, что это за голос, но всегда следовала его советам. Потому она подхватила пегаску с кресла, обняла и прошептала:

— Прости, но тебе нельзя его видеть.Еще долго нельзя. Мне жаль, очень жаль. Я понимаю тебя как никто.

И, когда девочка совсем безутешно плакала у нее на плече, она тихо прибавила:

— Я тоже не знаю, когда увижу своего отца.

###: Химера

Сколько она себя помнила, она хотела только две вещи: есть и спать.

Иногда, когда она просыпалась, ей смутно хотелось еще чего-то. Это нервировало. Будто у нее отобрали что-то очень Важное. Может, даже часть ее самой. Тогда она могла разозлиться. Ей не нравилось злиться, это было неприятное чувство, особенно для всех, кто окажется рядом.

К счастью, с самого ее рожденья с ней рядом был Друг. Друг всегда ее успокаивал. Может, он не понимал, но ее успокаивало уже то, что он рядом. От него исходило приятное тепло. Знакомое тепло, которое отчасти напоминало ей то, что она потеряла.

Хоть и лишь отчасти.

Друг был чем-то похож на нее, но оставался немного иным. Если у нее когда-то отобрали некую важную часть, то он, напротив, приобрел часть, которая ему изначально не принадлежала. И все же они были похожи, она это чуяла. Оба они должны были когда-то сделать нечто очень важное. Стать чем-то очень важным. Когда-то давным давно.

Но те времена прошли, а она все так и не поняла, что же важное это было. Так и не нашла то, что потеряла, хотя на самом деле и не искала.

И, в конце концов, она продолжала есть и спать. Набираться сил. Она точно знала, что эти два качества заложил в нее Создатель. Тот же, что сделал Друга оборотнем. Так что, если она однажды и хочет выполнить это Важное, ей необходимо есть. И ей необходимо спать.

В первые дни она спала в остатках разрушенного дома. Было противно и холодно, но от земли и остатков стен еще исходили остатки того же странного тепла. Потом пришел Друг. Неделю спустя, когда он пришел в себя, он начал возводить здесь Дом. Иногда он был не один, но тогда в Доме чаще всего обитали они двое. Друг говорил, что не знает, почему, но чует, что им надо держаться вместе.

Он тоже это понимал. И чувствовал то же, что и она.

Она не знала, помнит ли он то же, что и она. Она помнила яркий свет, настолько яркий, что он мог выжечь глаза — но, она знала, обычному пони не дано его увидеть. Она смутно помнила Создателя. — его слова о том, что сейчас он вернет ей то, что ее по праву, хоть осознать смысл его слов она смогла много позже, когда Друг научил ее говорить. А потом она помнила его же, Создателя, крик ярости. Злился ли он на нее лично или же на нечто, чего она тогда не могла понять, ей было неизвестно. Осознала она, много лет спустя, одно: в тот раз его план рухнул.

Помнила нечто, источающее такой же яркий свет, как и тот, что был раньше, но это нечто двигалось, оно тоже кричало, но уже от боли. Помнила, как Создатель попытался бежать, и как то светящееся нечто, не переставая кричать от боли, бросилось следом. И как из не менее яркого света вышел силуэт рогатого пони, наперерез Создателю, и тогда Создатель рухнул на землю и взвыл в бессильной злобе.

Потом свет померк, и она больше никогда не видела Создателя. Все эти десятки лет. Возможно, она по нему даже скучала, хотя вряд ли можно скучать по тому, чего ты на самом деле почти не помнишь. Ведь в то время, когда Создатель был при ней, она была просто телом — телом, которое должно было стать чем-то большим, чем-то Важным. И не нарушило ли план Создателя то, что Друг — пусть, может, и случайно, — дал ей разум?

Похоже было, что Друг этого не помнил. Она не удивлялась. Если она была полноценным творением Создателя, то Друг — лишь случайной частью его же грандиозного плана. В том, что план был огромен, она не сомневалась. Иногда она все же пыталась заговаривать с Другом, но тот уходил от разговора и продолжал строить и укреплять Дом, будто это было единственное дело его жизни.

Потом в Дом начали приходить посторонние. Это было шумно и мерзко, но они приносили еду. Как-то один из них расшумелся, и она слишком на него рассердилась. Дальше было что-то неприятное, и Друг был очень недоволен. Ему пришлось еще долго убеждать местных, что она безопасна.

Тогда Друг выглядел как серый с белыми пятнами пони. Она была единственной, кого не сбивал с толку ни один его маскарад. В каком бы виде он ни пришел, она чуяла его запах, чувствовала его тепло и понимала, что рядом Друг, а не посторонний. Посторонние раздражают.

Друг говорит, они необходимы, чтоб ее и остальных было чем кормить. На ее единственное предложение съесть их самих он во все горло расхохотался, будто услышал отличную шутку, а потом наклонился к ней поближе и посоветовал не говорить такого всерьез при пони, которые нас кормят. Иначе они могут воспринять ее слова всерьез. Хотя они и были серьезными.

Как она поняла, кормят своих здесь за безопасность, убежище и прочие вещи, которые вообще-то любой пони может обеспечить самостоятельно. Посторонние приходят и уходят, остальные же... "остальные" живут здесь вместе с ней и Другом. Сперва это нервировало. Потом пришлось привыкнуть. В конце концов, это не первая компания в ее жизни и не последняя. Только Друг был с ней всегда, прочие рано или поздно уходили или умирали.

"Остальные", кроме Друга, это жалкая недомышь, изо всех сил изображающая фестрала. Ее стоило бы разорвать из жалости, но от нее исходит странный запах — не совсем знакомый, но что-то напоминающий. Ее трогать нельзя.

Еще грифон. Грифон опасен. Конечно, если бы то самое Важное произошло, она бы уничтожила его щелчком когтей, но пока что она не уверена, что сможет справиться с ним. И почти к нему привыкла: он никогда не мешает ей спать, если только не вскрывает глотки и не вколачивает в пол головы слишком опасных или шумных посторонних. За последнее она даже готова его полюбить.

Какой-то вшивый пегас. От него, каждый раз, когда он приходит — если вообще приходит, — пахнет чем-то мерзким. На уровне обычного чутья это как будто бы слабый запах гниения, но гниющее мясо ее не смущает. А вот запах мертвого света — совсем другое. Будто это тот же свет, что был в день ее рождения, только... только мертвый. Мертвый уже давно, но почему-то все никак не исчезающий. И не дающий никакого тепла.

Драконица. Ее нельзя трогать потому, что она превращает просто еду в Еду. Несмотря на то, что она, благодаря Создателю, может питаться и сырым мясом, и даже древесиной, то, что делает эта драконица, чудесно. Она оставит драконицу в живых даже после того, как случится то самое Важное.

Если оно случится.

Пока что она ждет. Она спит. Она ест. Она набирается сил.

Друг дал ей имя Диззи. Тогда он с ухмылкой сказал, что вычитал имя в старых книгах, но наотрез отказался объяснять, в какой именно и кому оно принадлежало. При посторонних он зовет ее Дейзи, и потому, наверное, они забывают, что ее нужно бояться.

Может, ее и не нужно бояться. Может, она была создана только для того, чтобы есть, спать и ждать, а на самом деле ничего никогда не дождется.

Но почему-то в последние дни зуд ожидания усилился.

И ей кажется, что нечто Важное произойдет на самом деле. Оно совсем рядом. Оно близко. Недавно Друг вернулся, насквозь пропитанный запахом того самого Важного и лучащийся его светом. Вместо того, чтобы порадовать ее этим, он начал разговор с каким-то пегасом о его дочери. Насколько она поняла, речь шла о недопустимом акте размножения. Глупо. Как размножение может быть недопустимым?

Ах, конечно. Ей не дано понять. У нее не должно было быть разума.

В тот день, когда Друг нашел ее, она лежала, абсолютно безучастная, забившись в угол, в котором было теплее. Не потому, что она осознавала, что там теплее, а потому лишь, что ее тело стремилось к теплу.

Друг научил ее, чему мог. Тому, чему она хотела учиться. Теперь она могла хотя бы немного разговаривать с остальными. И с посторонними. И, что самое главное, с Другом.

Она пыталась поговорить с ним о том вечере, но он резко перевел тему, как это водится у пони. Она же просто замолчала и забилась обратно в угол.

Она поняла, что Друг боится того, что там было.

В тот день она поняла и другое: Друг знает намного больше, чем говорит ей. Возможно, он знает больше, чем она сама, а может, и нет, но ему точно известно больше того, что он рассказывает ей.

Она не перестала меньше доверять ем. Не перестала считать его Другом. Просто приняла как данность, что есть то, чего он не хочет ей рассказывать, и успокоилась. Может, она и не должна этого знать. Может, таков даже замысел Создателя. А может, и нет, но это неважно: Друг не хочет говорить об этом, и Друг не говорит. Все просто.

Это непонятно. Если оба они созданы для того, чтобы стать частью чего-то большего, то зачем этого бояться? А если не созданы, то в чем на самом деле цель ее существования?

Пони очень часто боятся неизбежного.

Иногда она их понимает. Иногда — не очень.

Так или иначе, она ест. Она спит. Она ждет.

Создатель, или тот, кто заменит Создателя, уже совсем рядом. Она уверена.

Все будет так, как должно было быть еще давно. Она еще не знает, что это будет на самом деле, но понимает, что в этом — цель ее жизни, и не собирается ей противиться. Именно благодаря Другу, давшему ей разум, она может сделать выбор осознанно, и она осознанно делает выбор в пользу того же, что ожидало ее изначально.

Свернувшись в клубок, Дейзи уснула.

05. Талли (Отправление)

Зал перехода с их возвращения, в принципе, не изменился. Он и так-то не особо менялся, но теперь даже те мелкие детали, что все же иногда двигались, замерли на месте.

На столике в углу в том же положении стояли песочные часы. Никто уже не думал о том, чтобы их перевернуть или убрать. Как ни удивительно, отсутствие движения там, где движение привычно, мозолило глаза куда сильнее, чем можно было бы ожидать.

— Колл, может, ты скажешь мне хоть одну хорошую новость, дабы перебить череду плохих? — бросил Талли через плечо, не останавливаясь. Он неторопливо мерил кругами зал перехода, пока Колл, зачем-то повторяя его бесконечный маршрут шаг в шаг, уткнулся в бумаги с информацией. Информацией, которую, в принципе, Талли уже и сам знает, но если парень научился перехватывать чужую почту, то пусть немного погордится. Ну и мало ли, в самом деле...

— Новость нейтральная, — сообщил наконец Колл, подняв взгляд. — В Торнгеде казнили организатора побега. Точнее, того, кто организовал ту часть побега, что относилась к прибытию из Торнгеда в... хм. Кхм. — Колл уткнулся обратно в бумаги. Да, то, что он чуть не сказал, хорошей новостью не было, и слышать ее не хотелось никому. Ни Талли, ни Коллу, ни стоящим по четырем из шести углам стажерам, готовым в случае чего немедленно отправить обоих оперативников в любую точку Эквестрии или дальше, при необходимости.

Необходимости не было, но оттого ни разу не становилось легче.

— Ах да, — продолжил Колл, снова уткнувшись в бумаги, — Управление согласилось выдать имя предателя. По их информации, дракона, открывшего портал, звали Торнфайр...

Один из стажеров не удержался и хихикнул. В голосе же Талли не осталось сил даже на сарказм:

— Не мог бы ты уточнить, у них закончилась фантазия или они просто в грош не ставят ни Департамент, ни Внутреннюю Стражу?

— Скорее нечто между тем и другим, — пожал плечами Колл. — Драконы по сей день уверены, что в их именах никто не разбирается, и имя отлученного мы в состоянии счесть за имя, принадлежащее полноценному агенту Управления. В конце концов, нам это в некотором роде на пользу, да?

Да, если бы... Талли глубоко вздохнл, не останавливаясь. Мало того, что Управление их в грош не ставит, они, похоже, сами не в состоянии выяснить, у кого из их чешуйчатых лапы замараны. А даже если бы и знали...

— Так или иначе, нам мало что дало бы имя агента, — подхватил Колл, будто услышав мысли Талли. Или же Талли просто опять бормотал вслух. — Единственное, что он дал бы нам — точные координаты перехода. Нам нужны точные координаты перехода?

Вопрос риторический. Талли хмыкнул. Парень все-таки великолепный теоретик... Именно что теоретик. Все правильно обдумал, но пары моментов не учел.

— Помимо координат, — начал он, наконец остановившись — Колл, едва не врезавшись в капитана, тоже замер, — мы смогли бы просканировать его на предмет ауры... беглеца. — Он все еще испытывал крайнее отвращение к акту произнесения имени ренегата. — Мы могли бы точно узнать, что именно он забрал. Ты же в курсе, что если он мог аппарировать в пределах Архива, то мы за месяц не узнаем, что именно он украл?

А он мог. Он явно мог, судя по истеричным воплям и проклятиям, ежедневно раздававшимся откуда-то с этажа Архива. Слышно их было хорошо, и авторы воплей не стеснялись ни в выражениях, ни в обещаниях того, что они сделают с "безрогой сволочью", когда поймают.

Колл немного замялся и открыл было рот, но один из стажеров успел раньше:

— Простите, а как он вообще может аппарировать? — робко спросил он. — Ему же... ну... — стажер с некоторым отвращением приложил копыто к рогу.

— Да, ему же "ну", — устало кивнул Талли. Уставившись под ноги, он вновь начал наворачивать бесконечный круг по залу перехода, и Колл через мгновение заспешил следом. — И он все равно может. Если смог выбраться из камеры, значит, может и остальное. Усекновение рога — далеко не конец для умного и владеющего некоторыми специальными игрушками мага. Скажи-ка, что-нибудь об искусственных конденсаторах воли ты слышал?

Судя по ошарашенному молчанию, информация была для стажера внове. Для Колла, судя по его слегка округлившимся глазам, тоже. Талли в очередной раз вздохнул, вложив в этот вздох все, что он думает о грифах секретности. Вздох получился крайне матерным и настолько осязаемым, что несчастные песочные часы, печально звякнув, распались на две половинки.

"Искусственные, блин, конденсаторы, — думал Талли, не переставая неспешно вышагивать. — Ах, какая многообещающая разработка! Ах, сколько мы сможем себе с этим позволить! Ах, мы преобразим Эквестрию!" Ровно на словах о "преобразовании Эквестрии" что-то и пошло не так. Во всяком случае, ничего интереснее обычных батареек, шахты для добычи которых были истощены чуть не наполовину, Талли в арсенале или в Архиве так и не увидел.

Нет, как минимум один конденсатор он видел. В действии. В тот самый день, когда ренегат пытался провести свои... эксперименты. Да, выглядело интересно и даже красиво, если подумать. А вот звучало... звучало уже не очень.

Талли, поморщившись, отогнал от себя воспоминание о том крике. В конце концов, земной сам был виноват, что попал под выброс, не правда ли? Тогда Департаменту приказали не соваться не в свое дело, но особо непонятливые — или особо деятельные, что часто одно и то же, — не послушались. Что ж, во всяком случае, некоторые умерли почти сразу. Некоторым... повезло меньше, но магический фон в конце концов спал, и мертвые остались мертвыми, а выжившие прожили хоть и неполноценную, но все же жизнь.

Тогда Анмар в кои веки сыграл в хороших парней и выдал семьям погибших компенсацию — сущие копейки, но как знак примирения уже неплохо. А также артефакты и батарейки, как бы Альвенские ни считали себя свободными от магии, высокопоставленные шишки всегда любили комфорт. Артефакты — это магия. Магия — это комфорт. Такой комфорт, которого Эквестрия сама по себе никогда не добьется.

Так что, помимо компенсации, это был еще один рывок поводка. Поводка, на котором Анмар держит и Эквестрию, и, как бы те ни пыжились, Альвенгард. Магического поводка, с которого очень, очень трудно сорваться...

— И этот безрогий выродок хочет разорвать поводок, — прошептал Талли. Колл навострил было ухо, но шепот был слишком тихим. — И выбрал для этого самое тонкое место, расчетливый засранец.

Будь трижды проклят Богинями и Искрой этот поганый Альвенгард. И четырежды проклят много более поганый Нижний Город.

— Колл, — позвал Талли. Парень отвлекся наконец от бумажек и с надеждой взглянул на капитана. — За мной. В Архив. Вы четверо — ожидайте, мы можем вернуться в любую секунду.

— А заче... — начал самый говорливый из стажеров.

Сверкнула одна короткая вспышка. Другая. И в зале остались только четверо стажеров с недоумением на лицах, быстро сменившимся тоскливым ожиданием.

---

— Естественно, его я и не ожидал увидеть, — сказал Талли. На самом деле очень даже ожидал, и ожидания его жестоко обманулись, а нелюбовь к ренегату начала превращаться в тихое восхищение. Нет, он все еще убил бы его, только завидев, но с некоторым... сожалением. Такого бы кадра во Внутреннюю Стражу, цены бы ему...

— Кого не ожидали, капитан? — спросил Колл, не отрывая завороженного взгляда от четырех небольших зеленых камушков. Изредка эти камушки, казалось блестели и переливались внутренним светом. Будто в них было что-то, стремившееся наружу. Талли отлично знал, что конкретно эти камни так делать не должны, и на всякий случай уже провел быстрое сканирование, показавшее разве что изящную ухмылку ренегата, всплывшую в памяти, как только результаты сканирования показали всего лишь спешно, но качественно наложенную иллюзию. Да, то, чего Талли ожидал, но именно в этом случае следовало убедиться...

— Кризалид, — обыденным тоном сообщил Талли, надеясь, что Колл поймет намек и не станет расспрашивать. Колл понял. Но все же спросил, оторвав наконец взгляд от камней:

— Я так понимаю, мы возьмем их с собой?

— А с чего ты взял, что мы куда-то отправляемся? — Талли покосился на Колла. — Как насчет проверки Архива?

— Проверкой Архива ежедневно занимаются высококлассные специалисты, — невозмутимо ответил лейтенант. Как раз в этот миг, подтверждая его слова, из-за стены раздался вопль душевной боли очередного "специалиста", обнаружившего либо пропажу, либо порчу чего-то несомненно ценного. — Мы будем лишь путаться под ногами. Особенно учитывая, что ранее мы не работали в Архиве.

— Говори за себя, — мрачно буркнул Талли. — Ты не поверишь, сколько недель я когда-то здесь провел...

— Тем не менее, Архив ежемесячно подвергается перестановке, и о месте нахождения наиболее ценных артефактов известно лишь особо доверенным сотрудникам, — продолжал Колл. — Таким образом, наша помощь может свестись разве что к моральной поддержке... — из-за стены раздалась настолько замысловатая матерная конструкция, что даже Талли невольно дернул ухом, а Колл, нервно дернувшись целиком, закончил: — Но, насколько я слышу, моральная поддержка им не требуется.

"Да он же явно счастлив, — подумал Талли. — Счастлив, что отправляется наконец разбираться с явно серьезной задачей, что я беру именно его, что он, видите ли, сможет проявить себя... Ну, это ненадолго. Но все же..."

— Лейтенант Колл, — полуофициальным тоном начал он. Колл подобрался и навострил уши. — Нам действительно предстоит отправиться туда, куда я, откровенно говоря, не хотел бы отправляться. Ни в первый раз, ни сейчас, во второй. Однако... — тут он подпустил в голос немного суровости, — нам приходится. Так или иначе мы выяснили, что и ренегат, и помогавший ему агент скрываются в Альвенгарде. Если мы найдем хотя бы второго, то уже окажем неоценимую помощь Архиву, не говоря уже о возможности узнать точку выхода и более конкретную информацию...

— Простите, — Колл с несколько виноватым видом кивнул на зеленые камушки, — это оборотные камни, верно? И нам предстоит их использовать?

"Да перед кем я распинаюсь?"

— Ладно, считай брифинг законченным, — Талли подхватил один из камней, уже уверенный в его безопасности, и задумчиво оглядел с разных граней. Колл наблюдал за ним с самым заинтригованным видом. — Работает эта штука просто. Главное — контакт с телом, хоть в рот запихни, хоть не в рот. Обычно предпочитают ювелирку: скажем, серьга, или ожерелье, или накопытник... Что угодно, чтоб он касался тела. И тогда... — Талли подкинул камень на копыте, сосредоточился и...

Вообще-то это было слегка неприятно. Совсем слегка. На самом-то деле рог никуда не девался, верно?

— Вот, — он протянул камень Коллу, круглыми глазами глядевшему на процесс. — Стоит тебе забрать у меня камень — иллюзия исчезнет, и я снова стану...

— С зеленым камнем в гриве... — прошептал Колл.

— Что?

— Вы помните, капитан, я изучал ту книгу? — Колл затараторил, брызгая слюной, будто боялся не успеть объяснить. — Библиотекарь. Летописец. История Анмара, та самая заметка... Вы были слишком заняты всю эту неделю, и я взял на себя смелость изучить... Белый пони с зеленым камнем в гриве. Я его разглядел. Я смог!

Челюсть Талли против воли отвисла, но он тут же вернул ее на место. Так вот почему Колл выглядел таким уставшим вчера... и сегодня, если на то пошло. Искра, откуда только он берет силы? На сканирование, на чтение чужой почты, на то, в конце концов, чтоб теперь держаться на ногах?

— Ты рассмотрел настоящего Летописца? — Эта новость была из того же разряда, как если бы тот болтливый стажер из комнаты перехода внезапно научился двигать светила. Нет, совсем не так. Колл все же был крайне одаренным магом. Но чтоб настолько... Ведь даже сам Талли не увидел образа автора! Талли, с его магическим зрением, не увидел, а лейтенант Колл просто благодаря своему упорству смог!

— Рассмотрел, — с огнем в глазах заверил Колл. — И теперь-то я уверен, что это он. Из-за камня. В легендах, помните, он всегда именно такой, так что это наверняка он! Он же никогда не выглядит единорогом, но при этом исчезает и появляется где хочет, ну, по легенде, так что...

Талли потер виски. Еще того не легче... Почему так невовремя? Он бы с огромным удовольствием догнал вожака "Библиотеки", будь он хоть сотым, хоть сто первым, хоть стотысячным, но почему же сейчас...

Взглянув на Колла, он увидел, что тот еле сдерживает улыбку. Счастливейшую улыбку. Во все зубы.

— Просто скажи уже, — проворчал Талли. — Я же вижу, ты сейчас лопнешь от счастья и я отправлюсь в Альвенгард без магической поддержки. А потом мне придется одному отправляться за этим треклятым летописцем, а ты останешься в лазарете безо всяких почестей...

— Не придется, — перебил Колл. Теперь он уже не сдерживал счастливой улыбки. Как будто ему предстоит отпуск в Кантере, а не командировка в худшее для единорога место.

— И почему?

И Колл с тихим триумфом сказал:

— Я проверил его след. Он тоже ведет в Альвенгард.

Талли ровно миг смотрел на Колла, лучащегося счастьем, и менял планку готовности от "все крайне неприятно" до "все до потенциальной смерти омерзительно". Перекалибровка заняла всего мгновение, заниматься этим ему было не впервой.

После ровным голосом ответил:

— Отличная новость, Колл. В таком случае бери свой камень и отправляемся в зал перехода. Чем быстрее мы начнем работать над тем и другим, тем лучше.

Через миг в Архиве сверкнула одна вспышка. Сразу же за ней другая.

На постаменте, где когда-то лежал Кризалид, осталось два ярко-зеленых камня. И всего один из них не был заряжен.

06. Практик Аффар (Работа)

— Может, развяжешь мне глаза наконец? — Спарк Уайт, медленно ощупывая воздух лапами, неуверенно шагал по каменным ступеням. — Как-то мы уже долго идем...

— Радость моя, — промурлыкал Кемис, — я же сказал, что это будет сюрприз. И твои очаровательные глазки... — он легонько чмокнул дракона в чешуйчатую щеку, — я развяжу не раньше, чем мы придем. Честное слово, это будет очень весело!

— Слушай, я все-таки стражник, — с наигранным возмущением сказал Уайт. Осторожно нащупав ногой ровный пол, он с облегчением ступил на него и пошел уже увереннее. — И попрошу без излишней фамильярности... — Тут он сорвался и хихикнул. — Да уж, с тобой это не прокатывает. Как ты ко мне все-таки подкатил...

— Я всего лишь предложил немного повеселиться после службы, — Кемис изобразил в голосе удивление. — Кто бы мог подумать, что ты воспримешь это вот так?

— Кто бы мог подумать, что ты окажешься не против... — Чешуйчатый слегка нетрезво хохотнул вполголоса.

Да, на то, чтобы накачать его до состояния хоть какого-то опьянения, ушла большая часть еженедельного жалованья Кемиса. Как говорится, хотите споить дракона, дайте ему бочку спирта и ждите, пока он не попросит еще... Аккуратно поддерживая чешуйчатого под локоть, Кемис вел его по коридору. По успевшему стать отлично знакомым за какую-то несчастную неделю коридору. К самой дальней двери, из-за которой никто и никогда ничего не услышит. Ведь какой бы идеальной ни была звукоизоляция в камерах Департамента, лишняя предосторожность никогда не помешает.

Что ж, пусть никто и не в курсе, что практик Аффар работает сверхурочно, эта работа обязана окупиться в десяток раз, если не больше.

— Вот, мы почти пришли, — уверил дракона Аффар, звякая ключами. — Надеюсь, ты подождешь, пока я переоденусь в... кхм... нечто более подходящее?

— А что, посмотреть, как ты переодеваешься, ни-ни? — дракон фыркнул. — Нет уж, ты обещал, что снимешь повязку сразу, как мы придем, так что...

— ...так что мы пришли, — Кемис, все еще не забывая об аккуратности, слегка подтолкнул Уайта в камеру, шагнул следом и захлопнул дверь, тяжело лязгнувшую автозасовом.

Видимо, этот звук Уайту был не совсем незнаком. Иначе он бы не вздрогнул. И все же подождал, а не стал немедленно срывать повязку.

— Нет, — вырвалось у него, только лишь он открыл глаза. — Боги, пожалуйста, нет.

— Да, — Кемис с ласковой улыбкой, которую не так давно позаимствовал для общения с подопечными у Фила, потрепал его по щеке и прошел к шкафчику, где хранился запасной комбинезон для таких дел. — Да, друг мой, да.

Он заподозрил Уайта еще в тот день, когда узнал, что тот состоит в Страже. Когда же узнал, с кем из Департамента дракон общался, у него отпали всякие сомнения.

Он точно знает все. И это "все" надо из него вытянуть.

Уайт бросил быстрый взгляд на тот самый шкафчик — возможно, еще в надежде, что это просто шутка или глупые декорации. Потом уставился на кресло, не оставлявшее уже никаких иллюзий. Секунды осознания — и дракон, слабо взвыв, бросился к двери, царапая ее, кусая, дергая засов.

— Прости, Уайт, — Кемис не спеша натягивал комбинезон, искоса наблюдая за чешуйчатым, — ты знаешь, что эту дверь невозможно открыть. Не знаю, есть ли такие у вас, но ты точно слышал истории из Департамента...

Уайт сполз по двери.

— Кемис, — прошептал он, — если это шутка, то слишком глупая. Пожалуйста. Не надо. Перестань. Ты же обещал.

— Извини, радость моя, — Кемис, натянувший наконец комбинезон, подошел к Уайту и ласково провел по чешуйчатому гребню на его голове, — никаких шуток. Совсем никаких.

— Я состою в Страже, — лепетал Уэйд, совершенно обессиленный от шока, пока Кемис тащил его к креслу. — Я знаю пони в Департаменте... они не могут... они не допустят...

Кемис взвалил вдруг ставшего очень тяжелым дракона на кресло. Аккуратно защелкнул зажимы на ногах и лапах. Подумал секунду и с некоторым сожалением закрыл и горловой зажим.

— ...да, я работал на Управление, — продолжал Уайт, будучи уже явно не в себе, слабо лязгая зубами и дрожа всем телом, — я сливал им все, всех и вся, каждого, и отсюда тоже, но, Кемис, пожалуйста...

Возможно, был способ выяснить все другим путем. Возможно, Уайт выболтал бы все сам, если бы Кемис постарался. Вполне возможно.

Кемис вздохнул. Зажмурился так, что векам стало больно.

"Ненавижу этот треклятый Альвенгард. Ненавижу Нижний Город, пусть в нем живет хоть тысяча якобы неповинных бездомных, но каждого из них я сжег бы в пламени Тартара. Ненавижу каждого, кто живет здесь и думает, будто это нормально. Ненавижу грифонов. Ненавижу драконов. Ненавижу.

О, как же я ненавижу их всех.

Они все это заслужили. Каждый из них жил во грехе. Каждый сделал что-то, за что заслуживает такого.

И если они этого заслуживают, то практик Аффар должен воздать им за это сполна".

Практик Аффар, открыв глаза, потянулся к удобно закрепленному в нижней части кресла ящичку с инструментами.

— Ну-ну, не распускай нюни, Уайт, — проворковал он, перебирая содержимое ящичка. — Ты же понимал, что не можешь всегда быть и стражником, и агентом Управления. В один прекрасный день это должно было закончиться. И, пожалуй, тебе должно быть приятно, что оно закончилось именно так. Ты же был рад хотя бы пару часов, а? И то, что теперь ты напуган... Поверь, это ненадолго. Может, выберешь, с чего мы начнем, если, конечно, не хочешь рассказать сразу и все?

Уайт молчал. Только что он готов был выболтать все, что угодно, но теперь вдруг замолк. Сорвался с крючка.

Что ж, сорвавшийся с крючка подопечный — не беда. Практик Аффар отлично знал, что с такими делать. Вытащив один из скальпелей, практик дыхнул на его идеально отражающую боковую поверхность и залюбовался блеском.

Если кто-то сорвался с крючка, тебе нужен крючок поудобнее.

— Что ж, Спарк Уайт, — произнес практик Аффар, не отрывая взгляда от скальпеля, — кажется, мы говорили о твоих очаровательных глазках?

---

За короткое время работы в Альвенгарде Кемис уже привык, что здесь Департамент не особенно склонен делать грязные дела именно ночью. Нет, такое нередко случалось, но вся работа к ночной не сводилась.

Вообще-то ее предпочитали делать именно днем. Выставляя напоказ.

Не то чтобы в данный конкретный момент Кемиса это не устраивало.

— Я — честный житель Альвенгарда! — вопил дракон, пока Кемис, со скукой глядя в сторону, аккуратно упаковывал его крылья в колодки. — Я живу здесь уже много лет! Спросите кого угодно, я не делаю ничего дурного! Спроси...

Кемис, закончив с крыльями, с тем же скучающим взглядом аккуратно придержал чешуйчатого за горло, одновременно издав тихое "тш-ш-ш". Дракон икнул и замолчал, уставившись на практика выпученными глазами. Кемис удовлетворенно кивнул и перешел к верхним лапам.

Уже второй дракон всего за два дня. Он чувствовал себя почти довольным тем, что приехал в этот город.

Возможно, довольным.

— Кемис, и все же ты восхитителен, — одобрительно произнес Фил, наблюдая за быстрым и аккуратным обездвиживанием чешуйчатого. — Так быстро освоиться, так быстро перейти к настоящей работе, так быстро найти этого идиота... — тут Фил легонько пнул дракона куда-то под ребра. Легонько, но, судя по выпучившимся глазам пленника и открытому в попытке глотнуть воздуха рту, метко. — Особенно меня радует последнее. Не расскажешь, кстати... — тут он с лучистой улыбкой вперил в Кемиса ничуть не улыбающийся взгляд, — как ты это сделал?

Дракон, сумевший наконец вдохнуть воздуха, завизжал с новой силой:

— На помощь! Спасите! Я ни в чем не виновен, они просто...

Фил, все еще глядя на Кемиса взглядом "давай-расскажи-мне-все", нежно прижал драконью шею копытом между горловыми пластинами. Тот захрипел. Кемис, воспользовавшись моментом, просунул между теми же пластинами веревку и надежно прикрепил ее к колодкам за спиной дракона. Проходящие и пролетающие мимо тем временем старательно смотрели сквозь происходящее, как будто не слыша ни криков, ни хрипов.

— Его поимка — по большей части ваша заслуга, дознаватель, — пожал плечами Кемис. Брезгливо осмотрев копыта, он принялся отирать их о комбинезон: Эмбер очень уж брызгал слюнями, когда на нем затягивали "удавку". Вопрос "Ты же не хочешь стать копией меня, верно?" до сих пор звенел в ушах, и Кемис был очень, очень аккуратен в выборе реплик. — Вы предположили его местонахождение. Я поднял архивы и связался с Управлением. Дальнейшее — дело техники. И Эмбер Харт... — он позволил себе улыбнуться в ответ — лишь с малой толикой гордости, — теперь у нас. У вас, дознаватель.

— Похвально, похвально, — кивнул Фил. Глаза его теперь тоже улыбались. — Как же ты уговорил Управление выдать тебе имя агента, если они уже не так давно объявили его мертвым? Где ты умудрился выкопать такие связи?

— Боже, пожалуйста, нет, — выдохнул тогда Спарк Уайт.

— Да, друг мой, да, — ответил практик Аффар.

— Иногда я умею быть убедительным, дознаватель, — Кемис склонил голову. — Хотя, не спорю, до вашего дара убеждения мне далеко. Но я искренне стараюсь.

— Не... не надо, — прохрипел Уайт. К тому моменту он рассказал уже половину того, что Аффар собирался из него вытянуть, и, надо сказать, практик не ожидал, что чешуйчатый сломается так скоро. Видимо, оставить хотя бы один глаз, чтоб тот видел, что делают с его телом, которое он так нежно любил, было отличной идеей... — Я сказал. Я помог ему. Я дал ему камень. Для перехода. Его зовут Эмбер. Эмбер Ха... кха... — тут дракон закашлялся, захрипел и наконец отключился. Что для него наверняка было более чем прекрасным выходом.

Кемис, аккуратно промокнув ему лицо и лапы платком — как-никак, нельзя выпускать подопечного на свободу, если он весь в крови, — удовлетворенно кивнул и принялся протирать инструменты.

Можно было считать, что он не соврал. В некотором роде это действительно был сеанс БДСМ, верно? Арестовать Уайта среди бела дня или даже среди темной ночи у него не было никакого права и никаких оснований, даже самых эфемерных: тот состоял в интернациональном подразделении Стражи и был для Департамента личностью безупречной и неприкосновенной, несмотря на все его тайные грехи. А вот пригласить его немного повеселиться после службы... Ну кто же запретит?

Да, Кемис точно не обманул. Он явно повеселился. Это же было весело?

— Кстати, также силой убеждения, — сгоняя с лица нервную улыбку, сообщил Кемис, — я выяснил, что некто Спарк Уайт имел некие взаимоотношения с сотрудниками Департамента. — Поколебавшись, он все же добавил: — Я записал их имена, если вам интересно. Боюсь, Уайт имел связи с Управлением.

— Сила убеждения — прекрасная вещь, — заявил Фил. Круто обернувшись, он склонил голову и прижал ухо к груди Эмбера. — Ты его не передушил? Кемис, я же предупреждал, что излишнее рвение...

— Ваше рвение изначально излишнее, — резко перебил кто-то позади. Кемис моментально развернулся, в уме успев проклясть отыскавшегося-таки излишне бдительного гражданина.

Перед ним стоял молодой земной с почти такой же рыжей, как у Кемиса, гривой. Лицо у него было настолько яростным, будто еще миг — и он бросится на Кемиса. Или на Фила. Во втором случае Кемис молодому не завидовал.

За спиной же молодого, скорчив мину крайнего отвращения, стоял пони неопределенного возраста и неопределенной же унылой расцветки в форме капитана Стражи Альвенгарда. В отличие от молодого, он явно не собирался ни на кого бросаться и в данный момент просто крайне пристальным взглядом изучал Эмбера, все еще тихо похрипывающего. Изучал таким взглядом, будто перед ним лежал не дракон, а... насекомое. Таракан, которого следует немедленно раздавить, пока он не привел сотню таких же.

Возможно, Кемис почувствовал бы к стражнику симпатию, если бы он не поднял взгляд и не уставился на Кемиса точно так же. Если не с большим омерзением.

Все остальные прохожие после неожиданного появления Стражи, казалось, совершенно испарились. И Кемис отлично их понимал. Никому не было интересно, чем закончится спор между Стражей и Департаментом.

— Простите, господа, — сказал он, — лейтенант склонен к поспешным выводам. Работа Департамента — несомненно, крайне важное дело. Мы уже уходим.

— Капитан, вы?.. — молодой (возрастом едва не младше Кемиса, а уже лейтенант, надо же!) растерянно оглянулся на капитана и снова перевел взгляд на Эмбера, — мы что же, оставим его тут? Вот так? С ними?!

— Оставим, — кивнул стражник. — Мы можем его оставить, поверь мне. А ты извинишься перед сотрудниками Департамента за свою вспышку. Мог бы привыкнуть уже!

Кемис напрягся. Он чувствовал, что капитан говорит это все будто на автомате. Проследив его взгляд, он обнаружил, что тот упирается в Фила. И что Фил, стоя вполоборота, что-то тихо насвистывает. Словно ни разу не хочет, чтоб эти двое с ним разговаривали.

Если бы это было хоть немного похоже на Фила, Кемис сказал бы что тот... нервничает?

Молодой тем временем с крайней неохотой, прижав копыто к груди, без особой искренности сказал:

— Приношу свои извинения. Я и впрямь забыл, что работа Департамента крайне важна. Мы уже уходим, поверьте. Надеемся, что Эмбер Харт в надежных копытах и... — тут он осекся и виновато покосился на старшего стражника. Тот же так сжал зубы, будто сдерживал желание немедленно откусить младшему его болтливый язык, и развернулся, бросив:

— Нам пора, лейтенант. Уходим.

Молодой, всем видом выражая раскаяния, засеменил за капитаном.

— Вот и весь секрет бдительности граждан, — подал наконец голос Фил. Голос был, как обычно, радостный, но что-то в нем подрагивало. — Они с ним просто знакомы. И, как видишь, даже за знакомых некому заступиться, когда за дело беремся мы.

— Да, я уже догадался, — протянул Кемис, не отрывая взгляда от убегающего молодого стражника. Хвост которого, ровно у основания, украшал, искрясь и переливаясь, знакомый зеленый камень. Такого же цвета и с тем же блеском, как тот, что Фил все время, что стражники были рядом, старательно скрывал, отвернувшись в сторону.

"И, полагаю, это не тот вопрос, который следует задавать дознавателю Филу. По крайней мере, сейчас".

Эмбер Харт по-прежнему тихо похрипывал. Жить будет в любом случае, а легкий недостаток воздуха ему никак не повредит.

— И что дальше, дознаватель? — спросил Кемис, со скрипом взвалив связанного дракона на спину. Ох и тяжелый же, зараза... Всяко тяжелее Уайта.

Фил несколько мгновений стоял, рассеянно жуя губами, будто шепча что-то. Потом, словно вопрос практика до него дошел, встряхнулся и уже куда более привычным тоном заявил:

— А дальше мы, как обычно, задействуем наш дар убеждения, практик Аффар. Идем в Отдел.

07. Визл Шиверс (Соединение)

Вообще-то Визл не любила приближаться к отделениям Стражи, но в этот раз, как и в прошлый, у нее имелась насущная необходимость.

За окном горел свет слабого газового светильника. В углу кабинета, как Визл и помнила, стоял круглый магический обогреватель — точно такой же, как в Норе. И с точно такой же батарейкой.

Которой в нем сейчас не было. И оставалось надеяться, что никто не успел вызвать ремонтника.

Визл извлекла из седельного кармана аккуратный кусок тонкой проволоки, прищурилась, вглядываясь в замок изнутри окна, и уверенно завернула из проволоки обычный крючок. В конце концов, Стража надеялась не на прочные или сложные замки, а на собственный авторитет...

Осторожно пропихнув импровизированную отмычку между створкой и рамой, она, тщательно прислушиваясь к издаваемым звукам, принялась проталкивать ее к крючку. К сожалению, этим ей придется заниматься без помощи каких-либо посторонних или потусторонних сил...

Крючок наконец подцепился и соскочил. Визл довольно зашипела и распахнула окно. Осенний ветер, немедленно ворвавшись в кабинет, затушил лампу, оставив помещение в полной темноте.

Что ее, Визл, полностью устраивало. Пусть даже глаза ее на самом деле не видели в темноте, она сама — она видела прекрасно.

Безошибочно пройдя к нужному углу, не заботясь о шуме шагов, она пошарилась в месте разъема. Естественно, пусто, кто же даст им новую батарейку? Чудо, что у них вообще эта оказалась. Вытащив из сумки батарейку старую — разряженную, но на что-то на самом деле еще годную, — она безошибочно воткнула ее в разъем.

Было нечто странное в том, что в темноте ее тело функционирует настолько идеально. Поначалу. Когда-то.

Естественно, она быстро нашла в этом преимущества...

За дверью послышались шаги. Визл замерла на месте. Если кто-то будет с фонариком...

Дверь отворилась, и в кабинет, щуря взгляд, вгляделся ночной дежурный. Даже без лампы.

Визл позволила себе расслабиться и поудобнее облокотилась об нагреватель. Сегодня все обойдется.

— Здесь кто-то есть? — неуверенно спросил дежурный, глядя Визл прямо в глаза. Она едва удержалась, чтоб не расхохотаться. Это всегда было так смешно.

— Здесь я, идиотина, — полушепотом сказала она. Ухо дежурного дернулось, и он принялся озираться с совсем уж несчастным видом.

— Выходи лучше, если ты тут, — посоветовал он дрожащим голосом. — Я тебя не вижу, но...

— А если не выйду? — Визл позволила себе шагнуть к окну.

Теперь дежурный дернулся уже весь.

— Я говорю, перестань таиться! — крикнул он. Еще с полминуты поглядев точно на то место, где стояла Визл, он поскреб в затылке с тем же несчастным видом и захлопнул дверь.

Тогда-то она расхохоталась во весь голос. Отлично зная, что ее хохот дежурный свалит на смех в соседнем доме или в местной клетке. А если бы она вздумала петь, то и пению ее он нашел бы оправдание, лишь бы не заходить сюда.

Пони не любят темноту. А темноту, в которой таится фестрал, они еще и боятся.

Вскочив на подоконник, Визл еще раз хихикнула, довольная собой, махнула крыльями и плавно опустилась на землю. Здание Стражи высилось над ней, но она не спешила никуда улетать. Что, в конце концов, ей могут предъявить? Прогулки в ночное время? Пока что она может позволить себе...

Заслышав позади стук в стекло, Визл обернулась. Готовая бежать.

Через мгновение все ее желание бежать было разбито вдребезги, и осталось только желание разбить вдребезги еще и стекло и осколком вскрыть глотку тому, кто за ним сидит.

— Визл, — произнес Долл из-за окна, криво улыбаясь. Лицо его выглядело несколько помятым, но в целом, даже в тусклом свете газовой лампы, видно было, что он в порядке. Физически, по крайней мере. Стража, в отличие от Департамента, очень не любила увечить будущих заключенных.

— Долл, — его имя она почти что выплюнула.

— Давно не виделись, — продолжал он с той же кривой улыбкой. Из-за стекла слова было трудно расслышать. — Целых несколько дней, да?

— Свали в угол и сиди там, урод, — мрачно посоветовала Визл.

Долл просунул нос сквозь решетку изнутри окна и прижался к стеклу. Лицо его вдруг исказила такая невероятная злоба, что Визл... не... знала...

— Значит, это я урод? — заорал Долл. — Я, а не те, кто отправит мою дочь в очередной безымянный детский дом?!

Возможно, она надеялась на то, что сейчас в камеру Долла ворвется Стража и заткнет ему рот. Тогда она сможет забыть о нем и вспомнить о темноте вокруг. Но, похоже, стражникам было не привыкать к тому, что заключенные кричат в камерах. Тем более в одиночных. Тем более такие.

— Долл... — Флай было очень трудно сфокусироваться на нем, а не на окружающей ее ночи, но она должна была попытаться, — Там ей будет лучше. Она сможет прийти в себя... — "Он тебя не услышит, — сообщил голос внутри. — Он слишком поглощен своей злобой. И горем".

Он действительно ее любил.

— Я любил ее, — едва слышно сказал Долл, злость которого, казалось, испарилась. — А она меня. Вы думаете, что то, что я с ней делал...

— Вы все думаете, будто то, что он делал мне больно — это типа худшее, что можно сделать?! — снова будто наяву услышала Флай крик. Крик, полный боли. Полный злости.

— Визл, — без особой надежды сказал Долл, — расскажи мне, где она. Что с ней.

Визл понятия не имела, что было с той пегаской. Ей было, по большому счету, плевать.

Флай пыталась выяснять, куда ее отправят, и результат ее не устроил.

— Сейчас она еще в больнице, — сказала она, надеясь, что Долла этот ответ устроит.

— Визл, — Долл вцепился в прутья решетки, — ты же понимаешь, о чем я. Где она будет после?

"Ты не должна говорить ему, — шепнул голос. — Он не должен знать. Так будет лучше. И ему, и ей".

— Пожалуйста, — прошептал Долл. Она его не услышала, а прочитала это слово по губам.

Флай не выдержала.

— Ее отправят в исправительный... — голос слегка дрогнул, — исправительный центр. Тот, что в пригороде. Там она сможет... ну, немного встать на ноги...

Естественно, в это она ни капли не верила. Но должна была сказать хоть что-то.

— Там ей может стать лучше, — нервно продолжала она, переминаясь с ноги на ногу. — Да, о нем всякое рассказывают, но это же просто слухи, Долл, честно, там...

Долл расхохотался. Дико, разом. Флай растерянно смотрела сквозь стекло и решетку, а он смеялся, почти что выл, размазывая по лицу слезы.

— Ах, значит, в исправительный центр! — прокричал он между приступами хохота. — В тот самый! В пригороде! И там ей будет лучше! Да, точно, лучше! Там ее будет трахать не родной отец, а профессиональные учителя! Спасибо тебе, Шиверс, ты сделала все, что могла!

Флай Шиверс замерла, как статуя.

Через мгновение Визл врезала наконец копытом по стеклу, и, не дожидаясь, пока утихнет звон осколков и безумный хохот Долла, не прекратившийся даже после этого, резко взлетела.

---

В остальном ночь проходила еще более отвратительно.

Большая часть завсегдатаев Норы и случайных прохожих, будто прослышав, что случилось с Доллом, во все последующие ночи, включая эту, испарилась. Что ничуть не прибавляло радужных мыслей. Конечно, Керн оставался здесь, и Торн тоже, но им-то куда деваться? Керн обеспокоенно косился на шепотом переругивающихся Визл и Фейта — явившегося наконец в Нору, но готового, казалось, в любой миг сбежать, — готовый вмешаться, если один из них перейдет грань.

А остальные будто бы боялись. Теперь.

В Норе было непривычно пусто. Даже серые плащи куда-то испарились, будто им не хотелось в эту ночь обсуждать удачные точки и хвастаться добычей. Не было вообще никого, кроме своих, и даже Торн на кухне притихла.

И Твист, по своему обыкновению, куда-то сбежал...

— Видишь ли, — вздохнул Форфейт, нервно дернув крыльями, — из достоверных источников я узнал, что здесь опасно. И тебе здесь оставаться не стоит.

Ей, значит?

— А что же остальные? — как можно более спокойным голосом справилась она.

— Остальные, я верю, способны выжить в Нижнем Городе куда лучше тебя. Визл, ты же просто...

— Так вот что, — прошипела Визл, не дав ему договорить. — Ты решил наконец выжить меня отсюда. А все остальные, значит, вполне тебя устраивают. И чем же я помешала?

— Нет, Визл, — Форфейт весь сморщился и очень неуютно поежился. — Я просто знаю, что лучше бы тебе здесь не появляться. В ближайший месяц — точно. Ты же не считаешь это место на самом деле своим...

Вот это он точно зря сказал.

— Фейт, — его имя она будто выплюнула ему в лицо. Пегас уперся задом в стену, опустив взгляд, а Визл продолжала наступать. — Значит, это не мой дом? Значит, я не имею права здесь жить? Значит, я...

— Флай Шиверс, — послышалось от порога. — И для нее это действительно не лучший дом.

Это был Твист. Тяжело дышащий, встрепанный сильнее обычного, а глаза... Да плевать на глаза, ЧТО он сказал?

Визл, услышав названное Твистом имя, резко развернулась к нему. В памяти тут же всплыл безумный хохот Долла. Брызгая слюной, она завизжала:

— Меня! Так! Не! Зовут!

— В том-то и проблема, — Твист, все еще пытаясь отдышаться, прошел внутрь. Как будто ярость Визл его вовсе не волновала. — Поверь, именно сейчас нам пригодилась бы именно она... Дейзи!

Услышав это, замерли уже все. Даже Керн, перестав полировать когти, уставился куда-то вверх.

— Твист, — послышался сверху самый, казалось, сонный голос в мире. — Я должна спать.

— Не должна, — резко сказал Твист. Он вообще был непривычно серьезен и даже как-то строг. Будто ожидал чего-то... — Слезай. Быстро.

Если бы Визл моргнула, она бы этого не заметила. Буквально в один миг из угла под потолком метнулась неясная тень, и вот уже это вовсе не тень. Это... нечто, обвившееся вокруг Твиста. Длинное, извилистое, как змея, с двумя копытами и двумя когтистыми лапами.

И с по-прежнему крепко сжатыми веками.

— Ты был там, — заявила Дейзи, примостив голову на плечо Твиста. Клыкастая пасть, казалось, готова была вот-вот улыбнуться. — Ты Его видел.

— Я его не видел, — Твист, будто ему вовсе не мешало обвившееся вокруг него змеиное тело, уселся возле обогревателя и устало свесил голову. — И не хочу видеть. И ты не должна.

— Мы созданы для встречи с Ним, — заявила Дейзи.

— Нет! — рявкнул Твист. Никогда Визл не видела его таким бледным. — Мы созданы для собственной жизни. И ты тоже. Он уже почти нашел Нору, и...

Форфейт кашлянул и вклинился:

— Нора стала небезопасна, — Твист не спорил, просто молча кивнул, — и Визл должна ее покинуть. Мы можем что-нибудь...

— Мы ничего не можем, — устало перебил его Твист. — Анмар ничего не может. Департамент ничего не может. Нам остались два выхода. И первый из них — бежать. Что спасет нас ненадолго.

Твист замолчал. Визл, сбитая с толку, изучала его и Форфейта. Похоже, оба они знали что-то, чего...

— От него плохо пахнет, — заявила Дейзи, не раскрывая глаз, и, еле подняв одну из лап, ткнула когтистым пальцем в Фейта. — Он убил Свет. Или не он, но он из них.

— О, поверь, за последние месяцы я узнал о нем все, что мог, — Твист покосился на Фейта, который, казалось, тоже побледнел. — Может, он и думает, что знает больше нас, но уж я-то знаю все, что должен. И я понимаю: нам нужно бежать. Или...

— Или? — нервно спросил Фейт. Кажется, то, что Твист знает о нем нечто, чего не знают остальные, пугало его меньше, чем то, о чем он говорил ранее.

— Или, — Твист обратил взгляд усталых глаз к Визл, — нам нужна Флай Шиверс, которая убедит Дейзи в том, что ее автор — далеко не светоч добра. О, далеко не он. Флай, — тут его голос упал до шепота, — пожалуйста, проснись.

Что-то в глубине разума Визл шевельнулось. И будто ударилось в то самое стекло, по которому она вдарила копытом сегодня, только теперь безуспешно.

Задавив это "что-то" единственным воспоминанием о все том же хохоте, она с иронией сказала:

— Твист, если ты думал, будто к тебе приходят две разных Шиверс, тебе стоило бы подлечить память.

— Две разных Шиверс, — сонно повторила Дейзи. Потянув носом в сторону Визл, она задумчиво сказала: — И вправду две... мышь... и не мышь... а я-то думала... — сладко зевнув, он устроила голову на плече Твиста поудобнее.

— А и плевать, — с неожиданным спокойствием сказал Твист. — Фейт, можешь сказать Аркану, где мы. Пусть даже его любимый песик разрежет меня на кусочки, зато Дейзи выживет. И остальные...

— Аркану? — Визл сузившимися глазами уставилась на Форфейта, которому резко стало еще более неуютно. — Не тому ли Аркану, что...

— Твист, — вклинился Керн, весь разговор постукивавший по линзе снятых очков, — во-первых, тебе не мешало бы объясниться. Во-вторых, перестань нервировать окружающих. Я, например, не люблю, когда меня нервируют. А в-третьих...

— А в-третьих, заткнулся бы ты, Керн, пожалуйста, — устало пробормотал Твист. По-прежнему обвитый лентами длинного, гибкого тела Дейзи, он встал и направился к выходу. Уже у двери он искоса взглянул на Визл. — Спасибо, дорогая. Я-то так на тебя надеялся... Ладно, не можешь — не надо. Это я уже привык, что могу всегда, что угодно, как угодно...

Флай Шиверс открыла было рот. Но стекло, по которому она била, и била, и била, оставалось непроницаемым.

Так что Визл с лязгом захлопнула челюсти.

Твист кивнул, отвел от нее взгляд — даже не разочарованный, будто он того и ожидал, — распахнул дверь и шагнул обратно в ночь.

— Мой замок — ваш замок, — сказал он, не оборачиваясь. — Особенно если я не вернусь. Пойду, что ли, в Церковь Искры, там любят раскаявшихся грешников. И ценят дружбу.

Под хлопок закрывшейся двери синхронно вздрогнули все. Даже Керн, все еще сидевший с крайне недоуменным выражением на лице. Будто ему впервые в жизни предложили заткнуться.

— Фейт, — пробормотал он, — прямо сейчас я готов дать тебе ровно пять минут на побег. Если ты действительно работаешь на Аркана.

— О Искра, — выдохнул Фейт. Усевшись на пол, он закрыл лицо копытами. — Я не работаю на Аркана. Я работаю на директора Департамента, и, поверь, это одна сплошная бюрократия. Но, может, вы наконец послушаете если не меня, то хотя бы Твиста? Пусть он уже и ушел.

— Вернется, — заявил Керн. Как-то не очень уверенно.

— Обычно возвращался, — уныло кивнул Форфейт. — Но ситуацию, сложившуюся сейчас, я назвал бы исключительной.

— Приятно говорить с кем-то на одном языке, — ничуть не более радостно ответил грифон. — Может, ты все же пояснишь причины ее исключительности?

Визл же тем временем думала только об одном. О последнем, что сказал Твист перед тем, как уйти и унести Дейзи с собой.

"Там любят раскаявшихся грешников. И ценят дружбу".

Может, он говорил вовсе не о ней, даже скорее всего не о ней, но только в этом доме она у нее и была. Дружба. И, спрашивается, с кем, если не с ним?

Стекло в ее разуме с треском разбилось, и Визл Шиверс, вскочив, бросилась следом за Твистом.

08. Талли (Память)

— Капитан, почему мы...

— Помолчи, Колл.

Талли с крайне сосредоточенным выражением лица сидел, привалившись спиной к стене ближайшего отделения Стражи. Колл, явно не в силах усидеть на месте, шагал туда-сюда, периодически с искренним недоумением, оставшимся в его глазах со встречи с Департаментом и Эмбером, поглядывал Талли в глаза. Взгляды Талли игнорировал.

Игнорировать попытки выяснить, "какого сена ээто было, капитан", было сложнее.

— Я помолчу, конечно, — заявил Колл, — но, все-таки, почему...

— Я же попросил помолчать, — Талли закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Да, но я крайне удивлен тем, что...

— Лейтенант, будь добр, заткни пасть.

Колл подумал и с очень недовольным выражением лица все-таки замолчал. Правда, уже через полминуты начал снова. Поскольку мимо них время от времени проходили — или торопливо пробегали, — как другие стражники, не обязанные, конечно, знать в лицо каждого коллегу в городе, но способные удивиться лицам абсолютно незнакомым, так и простые пони, начал вполголоса:

— Я не понимаю мотивов ваших действий. Я в замешательстве! Вы просто отпустили...

— Я, — тут капитан проглотил внушительный клубок ругательств, — иметь тебя рогом, просто взял и отпустил. Что в этой концепции должно тебя смущать, лейтенант? Ты еще скажи, что не успел его считать. Учитывая, как вежливо ты сообщил практику с дознавателем имя совершенно незнакомого тебе дракона — я в этом сомневаюсь.

— Считал, естественно, — с некоторым возмущением подтвердил Колл. — За кого вы меня принимаете?

"За молодого идиота, у которого очень много вопросов".

— Если считал, — предложил Талли усталым тоном, — то попробуй найти в этой куче информации того, кого мы ищем.

Колл с готовностью замер, прикрыл глаза и что-то зашептал. Над его лбом Талли даже сквозь веки отчетливо различал свет заклинания прочтения. Остальные, естественно, не видели ничего, пусть бы даже всматривались туда с час. Иногда приятно быть уникальным, но среди местных даже как-то стыдно... Никто из них ничего не видел. Будь они хотя бы единорогами, можно было им посочувствовать. Но все остальные были не способны видеть магию от рождения, и их Талли мог разве что презирать.

Хотя в последние годы и стал испытывать нечто вроде понимания.

Колл тем временем нахмрился. Сперва слегка. Потом сильнее. Потом открыл глаза.

— Надо же, не нашел? — Талли приподнял бровь.

— Нашел, — растерянно сказал Колл. — Ну... кого-то. У нас же есть отпечаток, можно сравнить?

— Не трудись. Я уже сравнил. Да, очень много похоже, но это не он.

— А кто вообще тогда? — Колл выглядел настолько сбитым с толку, что Талли его почти пожалел. Хотя, может, иногда знание хуже неведения. И, по крайней мере, лучше магически внедренной идеальной памяти.

И зачем только он помнит все...

— Где моя сестра? — голос спокойный, но в нем слышно напряжение. Удивительно, как этот парень тогда не начал биться в истерике, услышав, к чему его приговорили.

— Мы не в состоянии найти ее, — это сказал тогда один из офицеров Внутренней Стражи. В те времена Талли удивлялся его невысокому, казалось бы, званию. Пока не узнал, что сколько бы ты ни прослужил, для единорогов рангом ниже навсегда останешься капитаном. — Полагаем, что она была развоплощена при выбросе...

— Бросьте, Дред, — напряжение из тона ушло, и вот уже на лице говорившего — та самая удовлетворенная усмешка, из которой Талли мечтал выбить зубы всю жизнь, пока о ней помнил. — Никто из единорогов не пострадал. Она жива, и вы просто не можете ее найти.

— Вы зря сомневаетесь в компетентности наших разведчиков, — в голосе капитана слышалась усталость. Та усталость, что теперь так хорошо знакома Талли.

— О, я не сомневаюсь, — молодой единорог аккуратно качнул седой гривой. Будто решил сохранять вежливое равнодушие. — Но в способностях Флоры я также не сомневаюсь. Она многое умеет. Вы прекрасно ее обучили.

— Факт предательства нашего сотрудника не делает нам чести, — теперь помимо усталости в голосе капитана Дреда прозвучала легкая угроза. — На данный момент Флора Мордрейн никогда не состояла во Внутренней Страже. И вы не будете распространяться о ее бывшей должности на процессе.

— На публичном процессе, — ренегат снова улыбнулся. — Мне уже известна моя участь, но вам нужен... некто, на кого можно свалить грехи при всех, и я, побывавший в эпицентре, подхожу для этого как никто лучше. Особенно учитывая, что многие другие предпочли самоубийство, а семьи оставшихся слишком важны, чтоб сс ними можно было сделать то же, что будет со мной. Что ж, по крайней мере я рад, что это не Флора. По крайней мере, есть кому продолжить древний и несомненно славный род Мордрейнов...

— Колл, — Талли вынырнул из воспоминаний, — вчитайся поглубже. Я понимаю, что этот отпечаток самый яркий, но все же, попробуй еще. У тебя получится. Ты же справился даже с той несчастной книжкой.

Колл, кажется, хотел что-то спросить. Потом передумал и с нахмуренным лицом продолжил изучать невидимую обычным пони копию отпечатка, висевшю перед ним в воздухе. Проекции — штуки удобные, да, но жрут немало, и Талли порекомендовал бы лейтенанту экономить батарейки, если бы от его рвения не зависело то, что они найдут.

Отпечаток действительно был слишком ярким, и Талли не видел ничего, кроме него.

Иногда слишком острое магическое зрение только мешает...

— Ваша сестра так и не нашлась, — капитан Дред уперся копытами в стол. В камерах допроса стояли очень удобные столы, позволявшие без особых неудобств нависать над пленниками, давя их авторитетом.

Ренегата, впрочем, вид Дреда не смутил. Как и Талли, маячивший позади неотделимой от Дреда тенью. Многообещающий, диз подери, сотрудник, правое копыто Дреда...

— Я в восхищении, капитан Дред, — с сарказмом сказал ренегат, удобно откинувшись на спинку стула. Пока что его рог был при нем, но на нем уже был надет блокиратор магии — из примитивных, но надежных, отключающих в том числе магическое зрение. — Ваши агенты выбиваются из сил, пытаясь найти одну бедню единорожку двадцати пяти лет. Достойно восхищения, ничего не скажешь.

— Возможно... — Дреду было почти больно это произносить, — возможно, если вы поможете нам, ваша участь смягчится.

Ренегат рассмеялся. Мягким и приятным смехом, будто они вели дружескую беседу, а не допрос.

— Я уже сказал вам, Дред, что если вам нужен козел отпущения, то пусть им буду я. Вы в любом случае не найдете Флору, сколько бы ни старались.

— Мы ищем ее для ее же пользы, а вовсе не для показательной казни, — Дред уселся обратно на стул и пристально уставился ренегату вбледно-лиловые глаза. Тот же продолжал безмятежно улыбаться. — Поверьте, у нас есть причины желать ее возвращения. Конечно, она никогда не восстановится во Внутренней Страже, но...

— Капитан, — голос Колла звучал несколько взволнованно. — Я нащупал нить!

— Молодец, лейтенант, — рассеянно отозвался Талли. Его голова была слишком занята воспоминаниями.

И серогривым дознавателем Департамента.

— Вы знаете, что попытка изобразить заботу о беременной девушке не делает вам части, Дред? — голос ренегата искрился весельем. Крайне презрительным весельем, будто здесь допрашивал он, а не его. — Мне прекрасно известно, что она ждет ребенка, и от кого, тоже известно. Я уверен, что повышенный магический фон не повлиял на плод никоим образом. Проводя ритуалы, мы соблюдали все меры предосторожности, и досадные промашки... — он склонил седую гриву, будто слегка огорченный, — не отменяют того, что мы делали все, что могли. Поверьте, даже порталы вашего любимого лейтенанта, — ренегат обозначил кивок в сторону Талли, все так же стоявшего чуть позади Дреда молчаливой тенью, — фонили сильнее, чем наши закладки. Он так старательно носился туда-сюда, пытаясь поймать каждого...

— Этим вы объясните высокую смертность? — не выдержав, спросил Дред. — Этим объясните феномен бывшего дознавателя Аркана? Во множестве болезней и скоропостижных смертей виноват фон от порталов?

Бледные глаза ренегата слегка сузились.

— Дред, — вкрадчиво сказал он, — если бы мы сделали то, что хотели, то никакой магический фон не стал бы помехой для жизни...

Дред оглушительно грохнул копытом по столу и рыкнул:

— Не было бы никакого "того, что вы хотели"! Ваши нелепые фантазии, украденные из Архива артефакты и детские ритуалы не дали ничего, кроме десятков, если не сотен, смертей в Альвенгарде!

— И значительной области с неспадающим магическим фоном, — мягко напомнил седогривый пони. Вспышка гнева его ничуть не смутила. — И в области этого фона можно жить. Я уверен в этом, Дред. Хотел бы знать, что вы скажете через пять лет, однако вряд ли мой приговор подразумевает контакты с кем бы то ни было...

— Капитан, — подрагивающим голосом сказал Колл, — вы должны это видеть.

— Если должен, то кидай, — Талли, не открывая глаз, вгляделся в отпечаток. Да, бледный, да, полузатертый чужим магическим фоном, но все же различимый. Именно тот отпечаток, который он запомнил так много лет назад.

Так похожий на тот, что он видел недавно.

— ...в предательстве, в попытке свержения правительства, в хищении особо ценных артефактов, — зачитывал судья с листа. Лист напечатали еще неделю назад, но только сегодня за процессом могли наблюдать все, кому необходимо было его наблюдать. От влиятельных единорогов до самых простых. Все должны были знать, что виновный понесет неотвратимое и жестокое наказание.

— В незаконном проникновении на территорию условного союзника, господин судья, — подсказал ренегат со смешком. Он сидел на широкой скамье, единственный, кого в итоге решили судить при всех, но сохраняющий удивительное спокойствие. — Вы забыли об этом.

— Ах да, — единорог в судейской мантии пробежался взглядом по листу и добавил: — В незаконном проникновении на территорию условного союзника! А также, — тут он выдержал короткую и скорбную паузу, — в кровосмешении, кое ради выживания Анмара абсолютно запрещено среди единорогов.

Ренегат на мгновение замер. А потом, откинувшись на спинку скамьи, громко, от души рассмеялся. Будто над удачной шуткой. Зрители нервно заерзали: смеяться подсудимому на процессе явно не разрешено. Это против правил.

— Подсудимый, замолкните, — строго сказал судья. Строго, но крайне неуверенно, будто не знал, кто тут на самом деле главный.

— Нет, серьезно... — смех ренегата становился громче, в нем начали слышаться истеричные нотки, — в кровосмешении! В инцесте! При том, что мой ребенок в жизни не увидит ваших проклятых рож и ни разу не ступит на землю нашего анклава! Господа, почему бы не обвинить меня в том, что я расходую на себя ваше драгоценное время? Не зачитать, что я повинен в занимании этой скамьи своей тощей задницей? Почему же не приговорить меня к смертной казни за... — смех его стал окончательно безумным, на глазах выступили слезы, — за то, что я дышу принадлежащим Анмару воздухом?!

— Выведите его, — нервно приказал судья ближайшему рядовому. Тот, пожав плечами, подхватил продолжавшего взахлеб хохотать и ничуть не сопротивляющегося единорога за плечи и вывел из зала. Истерический смех еще слышался некоторое время из-за двери, потом замолк.

Зрители на скамьях пошептались и замолкли. Никто из них не хотел оказаться на месте подсдимого, а сочувствие ему было прямым ходом сперва в камеру, а потом на его место.

Судья, нервно прочистив горло, уставился в листок. Минуту помолчал, будто забыл, что в зале кто-то есть. И наконец озвучил:

— Арис Мордрейн приговаривается к усекновению рога и пожизненному заключению вкупе с наложением заклятья долгой жизни на годы, описанные в приговоре, то есть в целом сто восемьдесят лет. Приговор исполнить незамедлительно.

Слепок был похож настолько, что можно было счесть его слепком самого ренегата. И если бы Талли не запомнил ео так хорошо... Если бы не помнил точно эту вежливую ухмылку, этот ироничный взгляд... Он решил бы, что перед ним объект поисков.

Однако же это был не объект поисков. А, возможно, намного лучшая возможность перестать думать о том, что он тогда не сделал.

Не совпадал только возраст. Если бы сын Ариса родился тогда, то сейчас он был бы глубоко пожилым... Однако оборотный камень может скрыть и это.

— Молодец, Колл, — сказал Талли. — Очень хороший образ. И что ты скажешь?

— Вы серьезно? — глаза лейтенанта округлились, — Он же прямо сейчас в Нижнем Городе! Вы же не можете не чувствовать, вы же...

— И в области этого фона можно жить., — будто снова услышал Талли. — Я уверен в этом, Дред. Хотел бы знать, что вы скажете через пять лет...

Никто не мог знать, что чертов ренегат окажется прав. Что Нижний Город действительно окажется пригодным для жизни, что атм поселится столько пони и не-пони.

И, тем более, что его правота окажется настолько опасной.

— Колл, — Талли резко вскочил, — запомни слепок, который ты увидел первым. Сохрани его. Он крайне важен.

"Может, этого ублюдка осталась хоть капля отцовских чувств, будь сыну даже восемьдесят лет."

Глаза Колла сверкнули — он сохранял слепок. После лейтенант кивнул:

— Сделано, капитан. Все готово. Мы выдвигаемся?

Кто же мог подумать, что ренегат окажется прав.

Кто мог подумать, что он захочет закончить то, что начал когда-то.

— Мы выдвигаемся, — подтвердил Талли. — Причем быстро. Мы должны быть там же, где ты только что его видел. Быстро, дай мне место!

Через миг почти одновременно сверкнули две яркие вспышки света. В этот миг вокруг Талли и Колла не было ни единого пони.

Никто не видел, как двое пони, казалось, исчезли. И некому было увидеть их в Нижнем Городе, куда они отправлялись. Все внимание тех, кто мог бы их увидеть, было сосредоточено на ином.

09. Аффар (Допрос)

Эмбера Харта практик Аффар втолкнул в камеру отнюдь не вежливо и аккуратно, и зажимы защелкивал, ничуть не заботясь об их лязге. Приятно, когда шум никого не смущает. Очень приятно.

Фил вошел следом, прикрыв дверь, знакомо щелкнувшую засовом. Проходя мимо Эмбера, он одним привычным движением, даже не глядя, отцепил "удавку", и дракон тут же оглушительно закашлялся. Колодки с крыльев хрипящего и отдувающегося пленника стащил уже сам Кемис, причем куда менее изящно. Будь его воля, он бы их так и оставил...

— Позовите Аркана, — попросил дракон хриплым шепотом, пока Кемис освобождал его крылья — чтоб уже черезп полминуты воткнуть их в зажимы на кресле. — Позовите его. Мы с ним отлично знакомы...

Фил с улыбкой сматывал "удавку". Оглядев ровные петли тонкой лески, способной, если приложить некоторое усилие, не только придушить, но и вскрыть горло, он произнес:

— Практик Аффар, запишите, что арестованный еще до начала допроса выдвигает нелепые требования и потенциально психически болен.

Кемис, извлекши из кармана комбинезона блокнот с карандашом, старательно вывел требуемую формулировку. Театр, чистой воды театр. Но на зрителей, для которых предназначен, действует как надо.

— Какие еще... — Эмбер снова закашлялся, — какие требования? Приведите Аркана! Или Форфейта! И знаком с ними, я...

Фил обернулся и стер с лица улыбку. Резко придвинувшись к креслу, он приблизил исказившееся лицо к лицу Эмбера и заорал:

— Не смей порочить имена честных работников Департамента, чешуйчатая мразь!

Эмбер вжался в кресло. Кемис, скрывая ухмылку, записал, что попытка психологического давления на арестованного возымела средний успех.

Фил вернул улыбку и кивнул:

— Благодарю. Простите мне эту вспышку гнева, Эмбер, я не люблю, когда моих коллег пытаются очернить. Так что же, — улыбка стала шире, — мы можем начать взаимовыгодный обмен информацией?

Дракон с отвисшей челюстью икнул и не ответил.

— Полагаю, это можно счесть положительным ответом! — Фил просиял. Не отрывая взгляда от Эмбера, он пошарился в карманах и вытащил собственный блокнот. — Итак, начнем. Эмбер Харт, где вы оставили маяк для портала и для кого?

— Какой... я... какой маяк? — выдавил Эмбер. Взгляд его метался туда-сюда, то и дело задерживаясь на "удавке", все еще намотанной на копыто Фила.

Кемис тихо вздохнул. Похоже, Эмбер еще надеялся, будто его задержали по ошибке. Жаль, жаль... Да нет, ни капли не жаль.

— Маяк, который вы оставили в неизвестном нам месте, дабы некто, совершивший побег из Анмара, — тут Фил сверкнул совсем уж мерзкой улыбочкой, — смог этот побег совершить. Ведь с территории анклава запрещена открытая аппарация.

— Ап... что?

— Телепортация или перемещение, если угодно, — Фил наклонился к Эмберу и тихо сказал: — И даже если тебе неизвестно, что такое "маяк", то твоему приятелю точно было известно. Кемис?

— Да-да, — Кемис оторвал взгляд от блокнота, в котором рассеянно выводил каракули. — Некто Спарк Уайт, господин Эмбер. Нам удалось убедить его сообщить нам о вашем прискорбном решении и о своей помощи...

— Боги, пожалуйста, нет, — снова услышал Кемис шепот Уайта.

Отогнав лишние мысли, он продолжил, скопировав ухмылку Фила:

— Вероятно, он не готов был к силе нашего убеждения. Но, так или иначе...

— Каждый расскажет все, и слава Искре, если расскажет раньше, — закончил дознаватель негласный девиз Департамента. — Эмбер... — тут он наклонился к нему совсем близко и почти прошептал: — Вы готовы рассказать нам все раньше? Пусть вы не выглядите верующим в Искру, но у вас будет возможность обратиться в веру. Друзья Искры принимают и драконов, и грифонов. Поверьте, искренняя вера очень помогла бы вам сейчас.

— Искренняя?

Эмбер вдруг хихикнул. Совершенно неожиданно. и продолжил:

— Я искренне верю, дознаватель. И потом не могу ничего вам рассказать. Мне нечего рассказывать. Я невиновен, и если Искра существует, она сочтет так же. А вы верите в Искру, дознаватель?

— Кемис, — произнес Фил, не отрывая внимательного взгляда от Эмбера, ставшего вдруг удивительно спокойным и даже расслабленным, — запиши, что арестованный отказался идти на контакт. А я, — обратился он уже к Эмберу, — утратил веру многие годы назад. Ведь если бы Искра существовала...

Движение было почти незаметным. Всего мгновение, которое Кемис даже не уловил, и вот "удавка", ранее обмотанная вокруг Филова копыта, уже вновь обтягивает шею дракона. Да так, что тот даже хрипеть не мог, только глаза его выкатились.

— ...допустила бы она то, что я делаю? — ласково завершил вопрос Фил. Не отпуская "удавки", другим копытом он выдвинул ящик со слабо звякнувшими инструментами. — Вы тоже утратите свою веру, Эмбер, через полчаса здесь. Но сможете найти новую, если выйдете отсюда живым.

Опять приблизив лицо к уху Эмбера, Фил прошипел:

— Для этого ты, гнида, должен рассказать все.

Петля на шее дракона ослабла, и он надрывно закашлялся. Под эти звуки Фил вытащил из ящика небольшой, но крайне неприятного вида крючок, поднес его к носу Эмбера и сообщил, не меняя тона:

— Конечно, это может выглядеть безопасно. Оно, если подумать, безопасное. Ты же переживешь, если я выдеру тебе всю чешую, да? Переживешь, несомненно. Даже если я буду выдирать ее очень, очень медленно, — дознаватель откровенно облизнулся. — Чешуйку за чешуйкой. Одну за одной. По одной каждые несколько минут, например...

Дракон умолк. Даже кашель, казалось, его больше не беспокоил.

— Ты не будешь знать, сколько минут точно, — продолжал с какой-то нежностью говорить Фил, разглядывая крючок. — Ты не сможешь подготовиться. Не сможешь запомнить промежуток. И, будь уверен, сорвешься уже на десятой. И расскажешь все, что сейчас пытаешься утаить. Или уже не пытаешься?

По лицу Эмбера расползлась безрадостная, страшная улыбка. Он прошептал:

— Мне нечего рассказывать вам, дознаватель. Я ничего не...

Кемис отлично знал, что будет дальше. Когда спустя мгновения дракон слабо взвыл, практик со скучающим видом уставился в блокнот. Последняя фраза о переходе к тяжелой фазе допроса была выведена несколько неровно.

Имеет же он право иногда нервничать, правда?

— Как я уже говорил, — услышал Кемис голос Фила, — я не сообщу тебе интервал. Возможно, я даже не буду знать его сам. Возможно... — подняв взгляд, Кемис увидел, что дознаватель скалится во все зубы, — возможно, я доверю решать это моему практику. Кемис, не мог бы ты взяться за это дело?

— Несомненно, дознаватель, — кивнул Кемис. Кивнул очень ровно и аккуратно.

Все они это заслужили, и практик Аффар воздаст им сполна...

— Я ничего не знаю, — выдохнул Эмбер. На лице его все еще сохранялась гримаса боли, которую он тщательно сдерживал. — Вы можете делать что угодно, но я не знаю ничего. Совсем.

Кемис принял от Фила крючок и прикрыл глаза.

Каждый из них в чем-то да виновен...

Еще через мгновение раздался новый вопль боли, резко оборвавшийся. Эмбер сжал зубы и уставился на практика взглядом, полным страха и ненависти.

Отбросив в сторону выдранную чешуйку, Кемис сообщил:

— Арестованный не намерен идти на контакт, дознаватель.

— Не намерен, — кивнул Фил. — Но надолго ли это? На десять минут? На час?

— На день? — задумчиво подхватил практик Аффар. крючок скользнул под еще одну чешуйку, и Эмбер, не сдержавшись, слабо заскулил сквозь зубы.

— Слава Искре, если он расскажет раньше, — повторил Фил. Обратив взгляд смеющихся бледно-лиловых глаз к дракону, он напомнил: — Вам стоит лишь сказать мне все о маяке, и вы отправитесь далеко-далеко отсюда. И, скорее всего. никогда не вернетесь в эту камеру. Кемис?

Еще один вопль боли и стук сжатых зубов. Еще одна вырванная чешуя, которую Кемис с отвращением отбросил. Копыта комбинезона понемногу становились липкими.

— Я ничего вам не скажу, — прошипел Эмбер сквозь зубы. — Сколько ни пытайтесь. Я не видел его лица. Я не знаю его голоса. Вам ничего уже не поможет.

— О! — Фил навострил ухо и дал Кемису знак остановиться. — Неужто теперь вы что-то помните? Чудо свершилось, и память ваша исцелена! Осталось лишь решиться, а ведь на это надо совсем немного, верно?

— О, для того, чтоб я сказал вам то, чего вы хотите, — тут Эмбер, несмотря на боль, криво ухмыльнулся, — надо очень, очень много.

— Эмбер, — еще одна чешуйка, еще один слабый стон, пока Фил изучающе вглядывается в лицо пленника, — я не понимаю вашего упорства. Вы можете прекратить это в любой момент. Вы не желаете или не можете? Если не можете, то скажите, кто в этом повинен, и, поверьте, они...

— И вы притащите их в камеру, — выдавил Эмбер. — И вы будете пыта-а-а-а-а!.. Вы будете делать с ними то же, что и со мной. Если не хуже. Я-а-а-а!!! — тут он опять не ссдержался и завыл во весь голос.

— Кемис, притормози, — приказал Фил.

Практик Аффар, аккуратно вытащив крючок из-под очередной чешуйки, принял вид молчаливого ожидания приказа. Как всегда. Никакой самодеятельности, только то, что ему говорят...

— Эмбер, — неожиданно мягко сказал Фил. Копытом он приподнял подбородок Эмюера, глядя ему в глаза — и теперь в глазах не было ни злости, ни даже веселья. Только понимание. — Если вы кого-то боитесь, то, поверьте, они, — в глазах все же млькнула искорка веселья, — не страшнее, чем мы. Вы должны рассказать нам все. Обязаны.

— Идите к дизу, дознаватель, — прошипел Эмбер. — Хотя вы и так скоро там окажетесь.

Фил вздохнул. Отпустил подбородок Эмбера, отвернулся и на минуту умолк.

Кемис ждал, надеясь, что это прекратится.

Практик Аффар ждал, надеясь, что дракон откажется говорить по своей воле.

— Эмбер, — сказал Фил, глядя в пол, — я очень не люблю так делать, но я так уже сделал. Я видел, куда вы положили маяк. Назовите мне имя. Только имя, и вы будете свободны.

Эмбер замер на месте. Казалось, его перестала волновать даже боль.

— Давайте, Эмбер, — поторопил его Фил., все еще отстраненно глядя куда-то вдаль. — Я, увы, не овладел этим искусством до конца, так что имя мне придется выдавливать из вас привычным способом. Как его звали? Я должен знать. Я обязан знать.

— Жалкий блеф, — заявил дракон. Голос его дрожал.

— Блеф, Эмбер? — еще никогда не видел Кемис на лице Фила такого выражения. Задумчивого. Будто он ведет с собой внутреннюю беседу и никак не может прийти с собой же к консенсусу. — Вы оставили камень на улице Рей. Возле полуразрушенного дома. Так что прекратите ваше жалкое неверие и назовите мне имя.

Кемис был почти что в шоке. Он не мог представить, как Фил узнал это. Нежели он знал заранее? Неужели вся его игра в допрос нужна просто для развлечения?.. Это было похоже на Фила. Развлечься за счет идиота-практика.

Практик Аффар ждал приказаний.

— Вы все равно не найдете его, — прошептал Эмбер. Утратив остатки самообладания, он обмяк в кресле. — Не найдете. Он сделает то, что должен. Вам не остановить...

— Назови мне имя, выродок! — рявкнул вдруг на всю камеру Фил. — Кемис, вырви ему всю чертову чешую, если он не запоет!

Нервы Эмбера сдали, и он взвыл:

— Арис! Его зовут Арис! Арис Морд...

И опять Кемис не успел ничего увидеть. Один лишь миог, и вот Фил стоит, отирая копыта платком, а в горле Эмбера торчит один из ножей Фила.

Эмбер, казалось, был очень удивлен таким поворотом. Возможно, он хотел сказать что-то еще.

Все, что он смог издать перед тем, как его глаза закрылись — слабый хрип.

— Практик Аффар, — подрагивающим голосом сказал Фил, не переставая вытирать и без того чистые копыта, — мы отправляемся в Нижний Город. Немедленно.

10. Осколки

Белоснежный от гривы до копыт пони в такой же белоснежной мантии мягко ступал по свежевыпавшему белому снегу. Белому и пока еще не видевшему ничьих следов, кроме одних. Его ярко-сапфировые глаза устремили взгляд в ночное, но уже готовящееся к рассвету небо. Пони улыбался падавшему снегу.

Летописец любил свежий снег. Любил его запах, его чистоту, любил даже неизбежный холод, а особенно любил слабое-слабое, на задворках сознания, чувство приближающегося праздника. Возможно, это было что-то личное. Возможно, нечто, доставшееся от его предшественников. Он предпочитал думать, что оба варианта верны. Так или иначе, вдыхая аромат свежего, еще не затоптанного копытами и лапами сотен пони, драконов и грифонов снега, он чувствовал себя так, будто рождался заново.

Может, кто-то считает осень периодом смерти природы. Сто Первый же думал, что осень — время, дающее надежду. Надежду, что скоро мир оживет вновь. И снег был одним из вестников будущего рассвета. Чистый и непорочный.

Летописец привык, что Нижний Город всегда живет — что днем, что ночью. Сейчас же он весь опустел. Будто ожидал чего-то. Или боялся.

Белый жеребец знал, что бояться не стоит, и еще лучше знал, чего именно ждет Нижний Город. Того, что мир действительно оживет.

В тот из своих прошлых визитов, когда Эквестрия могла измениться, он еще не был Сто Первым. Но тогда Сотый смог найти великолепную память, и сейчас Сто Первый неспешно пролистывал чужие воспоминания.

Осколок внутри слабо шевельнулся. Осколок чужой памяти и чужой личности, от которых давно не осталось ничего, кроме тусклых теней — иногда, однако, пытающихся жить своей жизнью. Осколок Первой, ее памяти и ее личности. Он зудел и дергался, будто знал, что сегодня Эквестрия необратимо изменится. Она ждала.

Ведомый этим осколком и собственным знанием, Сто Первый шагал к Норе.

---

Визл мечтала расколотить голову этой несговорчивой змеюки о стену. Впрочем, она физически была неспособна на это, в чем она убедилась, увидев как-то раз, как Дейзи, в полусне сжавшись вокруг бетонной колонны, сдавила ее до трещин. Потолок первого этажа тогда чудом не обвалился...

Флай Шиверс же не только не могла, но и не хотела причинять Дейзи вред. Дейзи была ее другом. Или, как минимум, другом ее друга.

И потому она надеялась убедить ее не совершать худшей, по словам Твиста, ошибки в ее жизни. Более того, уже почти убедила.

"Ты почти уговорила ее, — подтвердил голос внутри. — Продолжай упирать на ее личность. На ее сознание. Она к ним привыкла".

— Дейзи, — Флай быстро прикинула, как сказать так, чтоб не обидеть ее, — Ты говоришь, что тебе дорога твоя память. Ты же не хочешь ее потерять?

— Создатель знает, что делать, — заявила Дейзи. Но уже как-то неуверенно.

— Создатель может быть многие годы мертв, — напомнила Флай. Она не знала ни о Создателе, ни о мыслях Дейзи почти ничего, но Твист рассказал ей, что мог. — Возможно, пони, который придет к тебе, будет иным?

— Так или иначе, он — Создатель, — ответила Дейзи. — Он сделает все как надо. Как должно быть.

Дейзи все еще обвивалась всем телом вокруг Твиста, положив голову на его плечо. Твист же, казалось, не замечал ни ее, ни Флай, ни Керна, с сосредоточенным видом протиравшего очки. Он просто сидел на полу возле обогревателя и даже не двигался с того момента, как Флай, догнав его, смогла убедить — их обоих, — вернуться в Нору.

Фейт сбежал часами ранее. Может, его Флай и убедила бы остаться, но уж кого ей не хотелось видеть, так это его.

— Дейзи, — без особой надежды продолжила она, — твой Создатель наверняка не мог прожить так много лет. И если его преемник что-нибудь напутает...

Осколок внутри нее — осколок того, кто всегда подсказывал, что говорить, — шепнул, что сейчас лучше бы промолчать. Пока Дейзи думает.

Осколок же темного цвета, предпочитавший таиться в ночи, кричал ей прятаться а темноте прямо сейчас, кричал в страхе, почти в панике. И Флай передавался от Визл этот страх. Настолько, что она готова была поддаться порыву, забыть о Дейзи, забыть

А знает ли Флай на самом деле, чего они ждут?

По крайней мере, Твист говорит, что ничего хорошего ждать не стоит. И, глядя на его напряженные мышцы и остекленевший взгляд, она готова была поверить, что боится Твист не напрасно.

"Напомни ей о Твисте, — сказал вдруг голос. — Может, она не боится потерять себя, но вот его..."

Флай глубоко вздохнула. Она очень, очень не хотела провоцировать Дейзи, а вопрос, который она должна была задать, был несомненной провокацией.

Но тот, первый осколок внутри нее, еще меньше хотел подвести друга.

---

В предрассветной мгле сверкнула яркая вспышка. Но видеть ее было некому. Как и того, кто, тяжело дыша, появился то ли за ней, то ли из нее.

— Я же предлагал прикрутить эту штуку ко лбу, — с упреком сказал седогривый пони в воздух. Еще раз тяжело выдохнув, он заметил: — А какая разница, на лбу она или нет, если она работает одинаково? Тебя так волнует наличие протеза?

Торопливо, то и дело оглядываясь, пони двинулся переулками, между сохранившимися и отстроенными уже местными жителями зданиями, к точке назначения. К области слишком сильного магического искажения, долго не дававшей ему вычислить эпицентр. Да еще этот проклятый оборотень появлялся тут и там, сбивая настройки своим фоном...

— Надо было швырнуть в этого урода кризалидом, идиот, — прошептал седогривый, не замедляя шага. Вообще-то это скорее ему казалось, что он торопился, на деле он еле ковылял. — Нет, не надо было он слишком быстрый, а вот если обездвижить...

Первые лет десять он пытался ходить кругами по своей камере, но потом это утратило смысл. Кто мог бы подумать, что однажды у него появится возможность сбежать? Что ему подарят такую возможность? И теперь давно отвыкшие от движения мышцы адски болели. Он предпочел бы аппарировать, но вокруг его цели слишком сильно фонило, чтоб он мог точно рассчитать координаты, используя... это.

— Бесполезная, такая бесполезная блестяшка, — протянул он. В браслете на правом копыте мигнул, будто недовольный овбинениями, красный камень, и седогривый в ответ мигнул ей бледно-лиловым глазом. — Даже не пытайся делать вид, что ты полезна. Я помню, как это было раньше, я помню...

На самом деле он уже почти не помнил. Десятки лет без магии не прошли даром, и в первые сутки после побега он едва мог управлять конденсатором. То, что ему удалось ни разу не попасться, метаясь туда-сюда в Архиве, было почти чудом.

То, что он смог точно навести портал по маяку Эмбера — чудо еще большее...

Пони остановился, давая короткий отдых изможденному телу, и глубоко вдохнул холодный воздух. Высунув язык, поймал на него снежинку и, скосив глаза, изучал, пока она не растаяла. Да, тепла в его теле осталось не больше, чем жизни. Которую в нем так старательно поддерживали.

Бывший единорог, бывший пленник и бывший пособник самых худших созданий, коих порождал Анмар — согласно официальному заявлению властей, — еще раз глубоко вдохнул прохладный ночной воздух.

Даже теперь, когда цель его поисков была так близко, он все никак не мог осознать, что свободен. Не мог в полной мере насладиться ни светом солнца, ни приятной прохладой осенних дней. Ему казалось, что вот еще миг — и он проснется в родной камере, по-прежнему отлученный от магии.

— Это нервирует, — прошептал он. — Слегка, да?

Осколок разума Ариса Мордрейна, подающего надежды студента Университета Искры, панически боялся снова оказаться в камере.

Ренегат, от разума которого за эти долгие годы остался только этот осколок, боялся только того, что не доделает то, что они когда-то начали.

— Я должен все сделать, — пробормотал он. Он говорил это ежедневно. Сотни раз. Тысячи и миллионы, если учитывать все годы. — Должен все сделать. Должен все сделать. Должен все сделать все сделать все сделать все сделать...

Бормотание стихло до неясного шепота. Ренегат продолжал, хромая, продвигаться к Норе.

---

Мне страшно. Очень-очень страшно. Даже смешно, что Дейзи не страшно вовсе.

— Я не хочу, чтобы тебе было плохо, — Дейзи ткнулась мне носом в щеку. Это было щекотно, и я против воли фыркнул. Фырканье вышло крайне нервным. — Она говорит правду?

— Она говорит правду, — подтвердил я, стараясь не стучать зубами. — Чистейшую.

Визл — Флай — выглядела уставшей. Я и сам устал бы уговаривать Дейзи, если на то пошло. С поникшей головой она прошла ко мне и уселась рядом. Дейзи, на удивление, не отреагировала даже шипением. Видимо, наконец задумалась о том, что я пытался втолковать ей.

И почему, спрашивается, я не могу вдолбить в голов этой упертой почти столетней девчонке, что нам грозит опасность, а Флай Шиверс сделала это за считанные минуты разговора?

Ну что за глупые вопросы. Я отлично знаю, почему. По крайней мере, почти в этом уверен. Я наводил некоторые справки. Пусть даже сама Флай Шиверс не трогала подозрительных штук в переулках Нижнего Города, зато родители ее в свое время имели очень, очень насыщенную жизнь, связанную в том числе с торговлей артефактами... Ховера, к слову, я отлично помню. Шиверс-старший, когда-то бывший просто Шиверсом, "Тенью" и "треклятым придурком", как именовали его некоторые из посетителей Норы. Эта сволочь крайне наслаждалась своей способностью неожиданно выпрыгнуть из темноты с места, где его, казалось, только что не было, и напугать до усрачки.

За то, впрочем, его в Норе как-то побили.

— Твист, — голос Дейзи отвлекает меня от воспоминаний и заставляет снова задуматься о грядущем. — Я думаю, ты прав.

Мне стоило бы ответить нечто глубоко саркастичное. Уточнить, как же она дошла до такой сложной концепции. Удивиться тому, что она умеет думать.

Однако я чувствую слишком сильное облегчение, чтоб заморачиваться.

— Что ж, — я пытаюсь улыбнуться, но улыбка выходит кривая и дрожащая, — первый шаг сделан.

Осталось только понять, что нам со всем этим делать...

Осколок внутри меня дрожал и будто рвался из тела, где бы он на самом деле ни был. Нечто во мне желало стать частью чего-то большего.

И оно явно приближалось.

---

Дейзи думала.

Думать было тяжело. Думать было непривычно. Но сейчас должно было случиться нечто важное. Или Важное. И ей следовало принять решение.

Она не хотела принимать никаких решений. Все эти годы она ожидала только одного: воссоединения с тем, с чем должна была воссоединиться после рождения. Она ждала, ела, спала, набиралась сил, и ждала, и ждала, и ждала. Ей было нетрудно ждать.

Однако все оказалось непросто.

Флай Шиверс, эта глупая крылатая, объяснила ей, в чем дело. Дейзи чуяла, как не-мышь и недомышь в Шиверс меняются местами. От второй исходили только агрессия и страх, и ответом на это тоже должна была быть агрессия. Но когда проявлялась первая, от нее пахло совсем иначе. Она понимала Дейзи. Или, по крайней мере, хотела понять. Или то, что было внутри нее, хотело понять.

Понять причины такого ей было сложно.

Зато легко было понять другое: Друг считает, что ему грозит опасность. И что опасность исходит от Создателя.

Как бы то ни было, Дейзи привыкла к нему. Она не всегда могла запомнить его очередное имя и не любила, что он приводил в Дом столько шумных посторонних. Но он в любом случае был Другом, который был с ней всегда. Создатель же, пусть благодаря ему она явилась на свет, Другом не был. И Друг его боялся.

— Я не хочу, чтоб тебе причинили вред, — сказала Дейзи. И это было правдой.

— Спасибо еще раз, — Друг опять попытался улыбнуться. Однако исходивший от него страх никуда не девался. — Я надеялся, что ты это скажешь.

Да, она не хотела, чтоб ему причинили вред.

Однако часть ее говорила, что Друг боится зря. И, может, она была права?

Дейзи глянула на Шиверс. Та, сейчас пахнущая не-мышью, сидела, устало свесив голову и протянув крылья к обогревателю. Будто разговор с Дейзи отнял у нее все силы. Если Дейзи поняла ее природу правильно, то, возможно, так оно и было. Шиверс не знала, что получила, и не умела это использовать...

Но сейчас все же использовала. Дейзи понимала, как трудно Шиверс было отбросить ту свою часть, что она являла чаще. Особенно ночью. И ради нее Шиверс все же это сделала.

Или, может, ради Друга. Но тогда она была его Другом, а это уже немало.

Осколок чего-то большего, чего-то Важного внутри Дейзи стремился воссоединиться с оставшейся частью себя. Стремился к Создателю.

Одним усилием она заставила это стремление утихнуть.

Она не даст причинить Другу вред. Она решила это точно.

Со стороны черного хода, на кухне, где сидела драконица, хлопнула входная дверь. Дейзи втянула запах носом и замерла. Запах вошедшего был незнакомым.

Запах ее пугал.

Дейзи, мгновенно соскользнув с тела Твиста — тот успел только удивленно вздохнуть, — метнулась на балку под потолком. Она должна видеть все, если кто-то попробует зайти сюда.

— На кухне, — сказала она Другу, глядящему на нее расширившимися глазами, — дверь.

— Дейзи, — нервный смех Друга резал ей ухо, — там же Торн, она может...

— Нет, — перебила Дейзи. — Не Торн. Не она. Кто-то другой.

Еще раз потянув носом, она помотала головой, пытаясь уложить то, что чует, в слова, и наконец добавила:

— И его много.

---

Сто Первый аккуратно постучал в дверь черного хода. Один стук. Еще один. И еще два. Этот шифр он позаимствовал у одного из редких посетителей Норы.

Буквально спустя секунды дверь распахнулась. На пороге стояла темно-зеленая молодая драконица, чьи мысли явно были заняты вовсе не внезапным посетителем.

— Проходите, — кивнула она и сама тут же нырнула обратно. Летописец, аккуратно отряхнув копыта от снега, вошел. Огляделся. Небольшая каморка, переделанная под кухню, казалось бы, ничего необычного... Кроме нескольких стеклянных колб явно химического назначения и странно модернизированной плиты. Летописец дернул носом, почуяв немного знакомый запах. И нахмурился.

Что ж, к кому-то дело покойного Руби Солта должно было перейти?

— Расценки знаете, да? — драконица, порхая туда-сюда по комнате, открывала разнообразные дверцы и шкафчики, удовлетворенно кивала и тут же захлопывала. В движениях ее была та слегка нездоровая резкость, присущая потребителям рубина. Хотя, казалось бы, "не употреблять то, что продаешь", концепция достаточно очевидная... — Если вы от знакомых, то будет скидка...

— Простите, но я пришел не за этим, Торнгрин.

Драконица обернулась. Взгляд ее скользнул по Сто Первому, сфокусировался на мантии, в голосе прозвучало недоумение:

— Рады видеть друзей Искры, но чего бы вам здесь тогда делать? Только не говорите, что проповедовать пришли. Мы просто даем тем, кто нуждается, то, в чем они...

— Я отниму у вас не более минуты.

— Что вы...

Для следующего требовалось всего лишь небольшое усилие. Драконица резко побледнела, шатнулась и, если бы не оперлась о стену, упала. Стойкое создание. Другие точно бы упали...

— Не переживайте, это всего лишь сердечный приступ, — сообщил Сто Первый с некоторым сожалением в голосе. — Простите, не могли бы вы открыть мне кое-что из своей памяти?

Торнгрин молча кивнула. Глаза ее уже стекленели.

Летописец с грустной улыбкой кивнул, и через миг глаза ее остекленели окончательно. Хотя дышать она перестала только еще через сорок три секунды.

Сто Первый пробежался по самым важным сейчас воспоминаниям драконицы, отложив пока ненужные. Что ж, отлично. Значит, некто... Дейзи? И Твист, владелец этого... места.

И, самое главное, тот, кого все так ждали, еще не пришел.

Летописец с печалью взглянул на тело Торнгрин, которая все равно не пережила бы сегодняшнюю ночь, и вышел обратно за дверь.

---

Приложив ухо к груди драконицы, Керн отрицательно качнул головой. Нахмурился. Поглядел на дверь.

— Кто это был?! — прошипела Визл. Теперь она не боялась. Она была в ярости.

Просто так зайти в Нору, убить ее постоянного обитателя и уйти? Да он явно самоубийцы, кто бы он ни был...

Визл не то чтобы хорошо знала Торн. Драконица нечасто выходила в зал и совсем уж редко заговаривала с кем-либо.

Но все-таки она была здешней. Своей.

— Керн, найди его, — потребовала Визл дрожащим от злости голосом. — Найди и вышиби мозги.

— Визл, я техномант, а не колдун, — Керн искоса взглянул на нее. Самым серьезным взглядом. — Я могу только попытаться, но здесь не осталось даже малейших следов. А у меня уже давным-давно нет тех замечательных игрушек, которые позволяли отыскать кого угодно по единственному волоску из гривы...

Не сдержавшись, Визл шарахнула копытом по ближайшей колбе. Осколки разлетелись по всей кухне.

Нет, ну что это же была за мразь?

Сверху раздался скрежет. Визл подняла глаза. Вокруг потолочной балки обвилась Дейзи. Взгляд ее метался по всей кухне, а нос то и дело дергался. Она принюхивалась.

— Они убили Торн, — сказала Дейзи. — Он пришел и убили ее.

— "Они"? — Грифон дернул бровью. — Если бы тут было хотя бы двое, я бы это как минимум услышал. Да и заметил.

— Он был один, — пояснила Дейзи. — Но его было много.

— Да уж, ясно, — с иронией протянул Керн. — Если встречу в Нижнем Городе сиамских близнецов или больного раздвоением личности, обязательно свинчу ему башку.

— Дурак, — безапелляционно заявила Дейзи и метнулась обратно в комнату. К Твисту, судя по всему, который так и не отходил от обогревателя.

Керн шумно вздохнул, встал и отряхнул лапы. Поглядев на тело Торн, вздохнул еще раз.

— Видишь, Визл? — он развел крыльями. — Я дурак. Как дурак может найти кого-то настолько незаметного? Особенно если его, — тут он хмыкнул, — много.

Визл треснула копытом по дверному косяку. Со всей дури треснула, да так, что в ноге что-то хрустнуло, а на глазах выступили слезы. Сдерживая шипение, Визл на трех ногах похромала в зал.

Твист, увидев ее, дернулся. Сперва она подумала, что исключительно из-за ее зверского выражения лица, но, посмотрев вниз, обнаружила, что оставляет за собой капли крови. Вглядевшись в копыто, Визл увидела, что оно треснуло и неслабо кровит. Ну очень своевременно...

Подавив желание врезать вторым копытом по чему-нибдь легко ломающемуся, она проковыляла к Твисту.

— Кровь моя, — пояснила она, морщась от боли, — сильно разозлилась.

— Торнгрин умерла, — сказал Твист буднично.

— Я заметила, — рявкнула Визл. — Не будьте такими мудаками! Проявите хоть каплю сочувствия!

— Сомневаюсь, что сочувствие поднимет ее на ноги, — Твист слабо хихикнул.

Визл глубоко вдохнула, готовая обрушить на голову Твиста громы и молнии. За ее нервы и за его отвратительное отношение ко внезапной гибели Торн.

Флай Шиверс медленно выдохнула.

На пороге зала возник Керн. Постукивая когтем о стену, он сообщил:

— Насколько я вижу, у нее просто остановилось сердце. Так что если Дейзи кого-то там и углядела, то к смерти Торн он, или они, или оно явно непричастно.

— Керн, ты оптимист, — заметил Твист.

— Я реалист, — Керн наклонил голову, сверкнув очками. — Торн злоупотребляла своим прекрасным рубином, знаешь ли. Это приводит к проблемам с сердцем.

— Она... Что?! — Флай уставилась на Керна распахнувшимися глазами.

— Обычно это приводит к тому, что потребители выкашливают себе легкие, — парировал Твист.

— Нет, стойте, как...

— Если его вдыхать — то да, — Керн вытащил из кармана плаща что-то блестящее и помахал им. — Я нашел там инъектор. Многоразовый. Сомневаюсь, что он был украшением кухни.

Флай молчала. О том, что Твист был наркоманом, она знала. Но Торн?

Керн, соизволив наконец обернуться к Флай, с жалостью в голосе сказал:

— Дорогая мышка, Торн была профессиональным варщиком. Она готовила такую красную соль, что сам Солт обзавидовался бы, а потом приказал отвертеть ей прелестную чешуйчатую головку. Потому ты ничего не знала. Потому почти никто ничего не знал. Только Твист и я, естественно. Твист — потому, что с этого он имел кое-каких хороших клиентво и неплохой доход, а я...

Визл в сердцах хрястнула сломанным копытом по полу и взвыла от боли.

— Да чтоб вас обоих! — заорала она, зажмурив глаза, чтоб сдержать слезы. — Вы вообще хоть что-то могли мне говорить? Я что здесь, так, мимо прохожу?!

— Замолчите! — вдруг рявкнул Твист. Таким голосом, будто вот-вот сорвется.

Визл заметила, что Дейзи нигде не видно. Даже на ее любимой балке под потолком.

А в следующую секунду она услышала от двери Норы:

— Если эта прелесть и проходила мимо, то явно очень вовремя, правда?

---

Оказывается, до этого мне было вовсе не страшно. Страшно стало, когда я это услышал. Несмотря на все то количество дури разных калибров, что я принял сегодня, чтоб успокоиться.

У порога — и как только вошел незаметно? — стоял седогривый жеребец с единственной седельной сумкой. Без рога. Внимание на отсутствии рога акцентировалось само по себе, поскольку на том месте, где он явно когда-то был, располагался уродливый шрам, крест-накрест перечеркивавший лоб. Будто его намеренно старались сделать как можно более заметным.

Выглядел он настолько истощенным, будто его не кормили лет двадцать. И явно с трудом стоял на ногах. Но ощущение страха от этого никуда не девалось.

Седогривый изучающе оглядывал всех в зале. Вот его взгляд остановился на Визл, напряженной и будто готовой к прыжку, вот без всякого интереса пробежался по Керну и, наконец, уперся в меня. С жадным, нескрываемым интересом.

Вверх он не посмотрел, и это могло значить либо то, что Дейзи сбежала, что на нее не похоже, либо то, что он ее не видит, во что я ни грамма не верил.

— Отличный экземпляр, — с удовольствием заявил седой. — Великолепный.

— Фил? — голос Керна, кажется, дрогнул. — Зачем вы здесь?

Игнорируя вопрос, седой продолжал пялиться на меня. Вызывая крупную дрожь в коленях. Казалось, что он осматривает не живых и разумных существ, а экспонаты в музее.

Или объекты эксперимента.

— Я предлагал кинуть в него кризалидом, — сказал седой, — но он слишком быстрый. Так что займемся этим сейчас.

Тут у Визл кончилось терпение. Я ее отлично понял. Она старательно сдерживалась весь вечер.

Жаль, что она сорвалась не на того, на кого следовало срываться.

— Заткнись, пидорас безрогий! — завизжала она. — Заткнись нахуй, пока я не распегасила твою блядскую челюсть! Заткни-и-ись!

Распахнув крылья, она взлетела и рванулась в сторону седого. Создателя, согласно терминологии Дейзи. Тот, не отводя от меня взгляда, стоял на месте, словно даже не собирался реагировать. В последнюю секунду, когда казалось, что копыто Визл действительно вот-вот с хрустом врежется ему в морду, сверкнула вспышка, и он исчез. Визл, едва успевшая хоть слегка затормозить, с шумом врезалась в дверь и едва не вылетела наружу.

— Восхитительно, — послышался голос Создателя. Обернувшись, я обнаружил, что он стоит в дальнем углу комнаты, теперь пристально глядя уже на Визл. — Наша работа явно дала плоды. Потомок двух объектов с заимствованнми от обоих возможностями — это...

Он опять исчез в яркой вспышке. Из стены позади места, где он только что был, торчал, еле заметно подрагивая, метательный нож.

— Я обязан был попробовать, — с некоторой тоской сказал Керн, извлекая второй нож. — Может, вы перестанете использовать единорожьи артефакты, Фил? Вам это не идет. Вы же ярый магоненавистник, согласно вашей... — Еще одна вспышка — Керн углядел наконец, где в этот раз оказался седой, и опять попал в стену, — ...общеизвестной печальной репутации. Кажется, в Отделе даже есть специальная... — еще вспышка, уже совсем рядом с Керном, — камера, где вы...

Через секунду грифон рухнул на пол. С еще одним ножом в лапе и категорическим недоумением в глазах. Кажется, до него так и не дошло, что он принял нашего визитера за кого-то другого.

Причем, учитывая его внешность, небезосновательно.

— Ненавижу заклинания паралича, — с отвращением сказал Создатель, стоя над неподвижным Керном. Широкий порез на боку его, казалось, не волновал. — От них такая мерзкая отдача. Проще просто убивать, но эти дурацкие ограничения конденсатора... Так, мы остановились на том, что потомок двух объектов оказался крайне удачен...

Все время, что седой был занят Керном, я незаметно отползал к двери. К Визл, которая лежала, то ли без сознания, то ли оглушенная. И надеялся, что Дейзи все-таки придет. Она же придет, верно?

— Впрочем, я отвлекся от этого объекта, — раздался голос совсем надо мной.

Нечто внутри меня буквально рванулось к нему. Готовое прыгнуть в объятия, которые окажутся последними для бедного Твиста и станут первыми для той, кого он выпустит на свободу. Во мне. Как в удачном экземпляре.

Я не готов к этому. И не был готов никогда. Королева, пусть я поминал тебя в молитвах, на деле я вовсе тебя не жду, и твой визит стал бы худшим в моей жизни событием. Как, впрочем, и визит того, кого хочет выпустить на свободу новый Создатель.

— Дейзи, — шепчу я все менее послушными, трясущимися от страха губами, — прошу, не дай ему это сделать. Ты же не хочешь этого. Не хочешь.

Пусть даже она меня не слышит...

---

Теперь настал тот самый момент.

Когда упал Керн и она услышала, как Создатель говорит, что проще было бы убить, отчасти она его поняла.

Но она совсем не хотела, чтоб с ее друзьями так обходились.

---

Визл услышала грохот.

Она с трудом разлепила тяжелые веки. Голова гудела, в сломанном копыте неимоверно саднило, и кровь, кажется, до сих пор нет-нет, да и капала...

Повернув голову, Визл увидела рядом Твиста. Крепко зажмурившегося, накрывшего голову копытами. И, кажется, это было не зря.

— Не трогай моего Друга! — этот рык мог принадлежать какому-то огромному чудовищу, но точно не Дейзи. — Не трогай!

Во все еще мутных глазах Визл мелькнула яркая вспышка, и в то же место метнулось гибкое чешуйчатое тело, сжимая кольца на... на пустоте. Седогривый пони, тяжело дыша, стоял у противоположной стены.

— Она не должна быть такой агрессивной, — озабоченно пробормотал он — Визл еле расслышала сквозь звон в ушах. — Возможно, побочный эффект длительного ожидания...

Дейзи с тем же жутким ревом ринулась в его сторону. Вспышка мелькнула в самый последний миг, и Дейзи с грохотом пробила стену головой почти насквозь.

— Она должна прекратить сопротивление, — задумчиво сообщил седой. — Иначе я не смогу активировать печать...

Дейзи выдернула голову из пролома в стене, рыкнула нечто нечленораздельное и вновь бросилась на седого.

Тот снова успел, но теперь уже не в самый последний момент, а после него.

Исчезнув в мелькнувшей вспышке, он появился в новой, но даже после аппарации импульс не пропал, и седого швырнуло о стену. Раздался явственный хруст ломающихся костей, и брызнула кровь.

Дейзи с торжествующим ревом бросилась на безрогого, по пути выбив хвостом окно, и, пока тот пытался встать, не обращая, казалось, внимания на торчавший из ноги обломок кости, поймала его в захват.

— Ты! Не! Тронешь! Моих! Друзей! — счастливо взвыла она, сжимая кольца своего тела сильнее и сильнее.

Седой захрипел. Сначала казалось, что просто так, но потом Визл разобрала:

— Эффект... контакта... отлично...

Из угла рта пони побежала кровь, но его, видимо, абсолютно не волновали переломанные ребра и внутренние повреждения. Кажется, он даже... улыбался?

Диз подери, да он же...

— Дейзи! — отчаянно заорала Визл, срывая легкие. — Отпусти его!

О, конечно. Она же не Флай Шиверс. Она не может уговорить никого двумя-тремя словами.

— Он хотел обидеть моего Друга, — ответила Дейзи, продолжая стягивать кольца вокруг седого, — он должен быть нака...

— Сквозь сумку... менее эффективно, — уже почти прошептал пони, все еще улыбаясь. — Да... йте начнем.

И совсем неслышно произнес что-то, чего Визл не поняла.

Секунду ничего не происходило.

Потом что-то засияло сквозь тело Дейзи. Она недоуменно моргнула.

Тут она осознала, что все-таки произошло, и на ее лице появился страх. Она дернулась было в сторону.

Но кольца были сжаты слишком крепко, и за последние мгновения она не успела сбежать.

---

Талли сидел прямо на снегу, уткнувшись лицом в копыта, и откровенно ржал. Не в истерике, не от отчаяния, а совершенно искренне, от счастья.

Колл, стоявший рядом, во все глаза смотрел на вырвавшееся из выбитого окна Норы сияние.

Осколки по всему телу Талли, его импланты, его дар и проклятие, отозвались на этот свет всеми своими чувствами. Он видел его — яркий, как свет солнца, и бледный, как свет луны. Чувствовал кожей его жар и холод. Ощущал на вкус горечь, сладость и остроту, и вкус, который нельзя было разобрать.

Он, не обращая внимания на эти чувства, продолжал заливисто, взахлеб смеяться.

Он не успел. Опять не успел. Он обязан был успеть. Если бы он не отвлекся на поиски дознавателя Фила, он успел бы. Но Талли решил, что ему необходимо найти этого... Фила, и в результате к Норе они прибежали уже только сейчас. Когда было слишком поздно.

Сам же Фил прямо сейчас со всех ног мчался к Норе в компании своего практика, думая, будто в темноте никто его не видит. Будто то, что он упорно пытается скрыть, не сияет над его лбом словно яркий фонарик. Еще через несколько секунд он ворвется в дверь. Тоже опоздав всего на несколько минут.

И вот Талли сидит на холодном снегу и хохочет. Так, как не хохотал никогда.

Возможно, он все-таки сошел с ума окончательно, и ему наконец дадут бессрочный отпуск.

---

Когда выброс прошел, меня скорчило так, как не было ни в одной ломке. Хорошо, что это было всего на несколько секунд.

Однако я все же не сдержался и тихо завыл. Непроизвольно меняя форму.

Визл с воплем отскочила от меня в сторону. Перекидывался я быстрее, чем всегда, и было это, как ни странно, больно, но... легко и просто, словно так всегда должно быть. Вероятно, от того, что Оно было совсем близко. Но пока, к счастью, не во мне.

Стоило привычному черному хитину покрыть меня с головы до ног, и боль ушла совсем.

Плевать, что Керн все видел. Плевать, что Визл все видела. Сейчас они видели и куда худшее, чем я. В конце концов, раньше они не знали, что представляет из себя Дейзи. Диззи. Химера.

Всего лишь искусственное тело для того, кто должен был наконец в нем поселиться.

— Я НЕ ВЫСПАЛСЯ, — заявила Дейзи. Каким-то надтреснутым, чужим голосом. Оглянулась на нас. Я увидел, что в ее желтых глазах горит непривычный свет, но свет этот был таким... тусклым. Потом этот свет уперся в Визл, и в глазах мелькнула искра узнавания. — НЕУЖТО НЕЛЬЗЯ ДАТЬ МНЕ ВЗДРЕМНУТЬ ПОСЛЕ... ПОСЛЕ... ПОСЛЕ...

Дейзи замолчала. В глазах появилось раздражение.

— Я ВАС НЕ ПОМНЮ, — сказала она сердито. — ПОЧЕМУ Я НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ? МНЕ ДАВНО ИЗВЕСТНО, ЧТО Я СТАРЫЙ СКЛЕРОТИК, НО НЕ... НЕ... ДА ПОБЕРИ Я МЕНЯ, ЧТО С МО... ЕЙ...

Создатель, с вывернутой ногой и явно переломанными ребрами, тихо булькал в углу, то и дело брызгая кровью изо рта. С явно счастливым выражением на лице.

— ХОТЬ КТО-НИБУДЬ РАССКАЖЕТ МНЕ... — начала было Дейзи. Замолкла. И произнесла своим почти обычным голосом: — выпусти. меня. пожалуйста. я. не. хочу.

Не знаю, к кому она обращалась. К проклятому безрогому, которому, кажется, оставалось не больше десяти минут, или к тому, кому принадлежало ее тело. Так или иначе, просить было поздно.

Я предупреждал ее, но кто знал, что этому выродку плевать на смертельные повреждения?

— П... чать, — подал голос седой, закашлялся и сплюнул очередную порцию крови. О Королева, да как он вообще может говорить? — пе... чать... п... вре... на. Хр... ни... сь бе... доступа к м... гии. Я так и... д... мал.

Тут он умудрился даже покачать головой.

— Н... п... лноценен, — прибавил он с горечью. — Нж... но з... вершить второй экс... п... мент... — тут он наконец заткнулся — чтобы опять сплююуть кровь.

И с явным намерением продолжать свой мазохистский забег пополз в мою сторону.

— ТЫ ОСОЗНАЕШЬ, ЧТО Я ВСЕ СЛЫШАЛ? — спросила Дейзи. — НА ТВОЕМ МЕСТЕ Я ВЕЛ БЫ СЕБЯ ВЕЖЛИВЕЕ. О ПРИНЦЕССЫ, НИКТО НЕ ИСПЫТЫВАЕТ КО МНЕ ДОЛЖНОГО ПОЧТЕНИЯ, ДАЖЕ ИСХОДЯ ИЗ ВОЗРАСТА.

Дейзи сложила пальцы для щелчка.

Я замер на месте. Седой с интересом наблюдал, не прекращая плеваться красным.

Пальцы щелкнули.

Еще раз, и еще, и еще.

Ничего не случилось.

— ты. не. будешь. этого. делать, — сказала Дейзи. — уйди. от меня.

Вот теперь раздражение в ее глазах сменилось гневом.

— ЖАЛКИЙ, НЕСЧАСТНЫЙ РЕБЕНОК, — презрительно сказала она. — ТЫ НЕ ДОЛЖЕН МНЕ МЕШАТЬ. ДАЖЕ Я САМ НЕ МОГУ СЕБЕ МЕ... ШАТЬ.

— Как... не... у... чно, — выдавил седой с горечью и еще одной порцией крови. — Она... не... длжна... п... влять...

— Я РАЗОЗЛЕН, — задумчиво сказала Дейзи. Даже с некоторой грустью. — Я НЕ ЛЮБЛЮ ЗЛИТЬСЯ.

Она снова устремила взгляд на Визл. И во взгляде, казалось, была надежда.

— МОЖЕТ, ТЫ НАЙДЕШЬ МНЕ ПРИЧИНУ НЕ ЗЛИТЬСЯ? — спросила она. — У ТЕБЯ ЭТО ВЕЛИКОЛЕПНО ПОЛУЧАЛОСЬ.

Визл отступила и зашипела, бросая взгляды то на меня, то на Дейзи. Керн в своем углу, как я заметил, начал слабо ползти к седому, подгребая единственной движущейся лапой.

Во взгляде Дейзи снова появилась грусть.

А потом злость.

— ЧТО Ж, ЕСЛИ ДАЖЕ ТЫ ТАК РЕШИЛА, — сказал он. — ТАК ПРИЯТНО ОЩУЩАТЬ СЕБЯ ФИЗИЧЕСКИ СИЛЬНЫМ. РАНЬШЕ Я, ЗНАЕТЕ, БЫЛ СИЛЕН ТОЛЬКО СВОЕЙ МАГИЕЙ.

И Дейзи резко устремилась вверх, пробивая потолок.

---

Визл отстраненно отметила, что дрожит. Очень отстраненно. Она вообще отстранилась от всего.

Черная насекомоподобная тварь на месте Твиста глядела фасеточными голубыми глазами на дыру в потолке. Казалось, с печалью. Очень сильной печалью.

Потом он обернулся к Визл, и она инстинктивно отступила, обнажая клыки. Если оно нападет...

— Визл, — произнесла тварь. Таким знакомым голосом, хотя и с некоторыми шипящими нотками. И с такой тоской, что Визл замерла. — Пожалуйста, уходи.

— Ты... ты... — она не знала, что сказать. — Это... кто...

— Просто уходи, — с неожиданной резкостью приказал он. — Давай, сейчас здесь...

— Я... з... вершу... второй... кс... перимент, — заявил седой. Кажется, он готов был потерять наконец сознание.

— Если ты подойдеш-ш-шь, — вот теперь в голосе хитиновой твари прорезалось настоящее шипение, куда более натуральное, чем получалось у Визл, — я размозж-ж-жу тебе череп.

И в этот самый момент, когда Визл готова была уже бежать, дверь сорвалась с петель.

Визл подумала было, что это Дейзи. Но это оказалась не она.

Это были двое в форме Департамента. Дознаватель и практик.

— Я как раз вовремя, — с непонятным торжеством в голосе заявил дознаватель, входя внутрь. Бросив быстрый взгляд на Визл, он перевел его на Твиста и восхищенно присвистнул. — О, великолепно, великолепно... И откуда ты только... Кемис, на что ты уставился?

Практик, во все глаза смотревший на едва дышещего седого, молча кивнул в его сторону.

Дознаватель перевел взгляд на него и будто получил удар под дых. Глаза его на мгновение округлились, и он даже перестал дышать.

Тут-то Визл и заметила, насколько дознаватель похож на этого седого. Тот же цвет гривы. Те же светло-лиловые глаза. И, вероятно, шерсть также бледного-бледного, будто выцветшего, лилового цвета...

В этот миг крыша проломилась во второй раз, и нечто, во что превратилась Дейзи, с горящими от злости глазами зависло над полом.

Вот уж что-что, а летать Дейзи раньше точно не умела.

— ЕЩЕ ОДИН ЕДИНОРОГ, — заявило это существо. — ВЫ ВСЕ РАВНО НЕ УЛОЖИТЕ МЕНЯ ОБРАТНО, ВЫ В КУРСЕ? ДО ПРИНЦЕСС, И ТЕМ БОЛЕЕ ДО МОЕЙ ДОРОГОЙ ПОДРУГИ ТВАЙЛИ, ВАМ ДАЛЕКО.

Казалось, только слегка двинув хвостом, оно проделало дыру в еще одной стене. Еще чуть-чуть — и второй этаж обвалится прямо всем на головы, подумала Визл.

А существо явно не думало прекращать. С довольным хихиканьем, звучавшим как скрип давно не смазанных дверных петель, оно снова взмыло вверх, проделав в потолке и, вероятно, крыше уже третью дыру, и через мгновение метнулось обратно, сделав также и четвертую. Опять махнуло хвостом, высадив последнее окно вместе с рамой, и вылетело в это же окно.

— Практик Кемис! — сказал дознаватель. Он, казалось, не обратил внимания на выступление не-Дейзи. — Арестуйте... подозреваемого!

— Которого из? — очень неуверенно спросил Аффар, переводя взгляд с Твиста, по лицу которого можно было подумать, бдто он вот-вот расплачется, не будь он насекомым, на Визл, щерившую клыки и пытавшуюся слиться с темнотой. Слиться хотя бы настолько, чтоб ее внешность не запомнили.

Благо все лампы не-Дейзи уже перебила...

— Того чертова единорога в углу, практик Аффар! — дознаватель повысил голос. — Причем немедленно!

Практик, бросив на дознавателя слегка ошеломленный взгляд, неуверенно двинулся к неподвижному телу.

И тут сверкнула новая вспышка.

---

— Простите, — сказал Летописец, — я не собираюсь тратить ваше время. Мне нужен только он.

Грифон, все еще пытавшийся подползти, заскрежетал клювом и перехватил нож. Сто Первый, не глядя, обозначил кивок в его сторону, и грифон вновь замер, бессильно вращая глазами за разбитыми очками.

Он не стал обращать внимания на мышь Визл, скользнувшую в открытое окно. На оборотня Твиста, незаметно, по его мнению, подбирающегося к грифону. Он смотрел только на дознавателя Фила и практика Кемиса.

— Вы собираетесь препятствовать воле Департамента? — спросил Фил. Спросил таким тоном, что ясно стало: сам он отступать не собирается.

Сто Первый вздохнул.

— Воля Департамента идет вразрез с моими идеалами, — сказал он. — Простите, я вынужден забрать его, пока это еще возможно. Боюсь, у нас мало времени.

Словно подтверждая его слова, в помещение ворвался Воплощенный, вновь пробив стену. С восторгом взвыв, он крутанулся на месте, окончательно разнеся остатки стены, и вылетел обратно.

— Я не дам тебе, — Фил понизил голос и сузил глаза. — Он — мой. И только мой.

Зачем ему тратить время на уговоры? Почему он не может просто забрать того, кто нужен, и уйти?

— Мне известно о ваших условных взаимоотношениях с этим пони, дознаватель Фил, — Сто Первый аккуратно наклонил голову. — Но он необходим мне.

— Ты считаешь, что я не могу отключить твою магию, рогатый подонок? — прошептал Фил.

— Не можете, дознаватель, — Сто Первый улыбнулся. — Только не в Нижнем Городе.

Фил скрипнул зубами и не ответил.

Кемис открыл было рот, но промолчал.

Летописец понял.

— Благодарю вас, господа, — он вежливо кивнул, по-прежнему делая вид, будто не видит оборотня, тащащего грифона к ближайшей дыре в стене. — Надеюсь, наша следующая встреча пройдет легче.

Снова сверкнула вспышка. Гораздо сильнее первой.

Белоснежный пони в белоснежной же мантии исчез, как и полумертвый безрогий.

Твист, с Керном на спине, успел сбежать до этого.

Фил и Кемис покинули Нору парой минут позже.

Ровно за полминуты до того момента, как Воплощенный окончательно снес несущую стену, дав потолку наконец обрушиться.

11. На обломках

Когда я вернулся обратно, все уже давным-давно утихло. Свидетелей, впрочем, по-прежнему не было, и я прекрасно понимал местных, которые не хотели находиться там, где нечто буквально несколько часов назад играючи разнесло Нору. Впрочем, несмотря на отсутствие свидетелей, я предпочел все же явиться сюда в более приемлемой форме. Тем более что уже наконец рассвело.

Так что я мог в полной мере насладиться зрелищем того, что осталось от Норы. Дома, который я строил и поддерживал в хоть как-то приличном виде долгие годы. Дома, в котором когда-то поселились мы с Дейзи, а потом и многие другие, для которых этот дом тоже стал Домом. И пусть я лично похоронил некоторых из них, Дом стоял, и в него приходили новые жильцы.

Пожалуй, в тот день, когда я впервые пришел сюда, остатки стоявшего здесь когда-то здания выглядели лучше. Хотя, может, мне так казалось. Все же личная привязанность, как-никак.

От двухэтажного дома не осталось камня на камне. Точнее, только камни от него и остались, лежащие бесформенной грудой обломки разного размера. В целости не осталось ничего. Если когда-то от стоявшего на месте Норы дома остались хотя бы обломки стен, то теперь даже их снесло начисто. Дерево же, похоже, разлетелось в настолько мелкую щепу, что от него буквально не осталось ничего.

Соседние два дома — теперь уже явно незаселенные, — зияли дырами и трещинами там и сям, а у одного начисто снесло переднюю стену вместе с частью крыши. Пусть они и раньше не выглядели привлекательно, теперь они снова приобрели вид, который имели почти сотню лет назад. До того, как кто-то отремонтировал их — с меньшей любовью и заботой, чем я возводил и чинил Нору, но все же отремонтировал. Кто-то жил там.

И сколько времени Дейзи... нет, тому, кто в ней поселился — потребовалось на то, чтобы проделать все это? Лишить жилья не только меня и Керна, но и неизвестно скольких еще жителей Нижнего Города? Всего ничего. Считанные минуты, пока он разгонялося, и те же минуты, когда он перестал сдерживаться.

По крайней мере, до этого момента все успели сбежать.

— Воля Департамента идет вразрез с моими идеалами, — услышал я тогда. Незаметно, как мог, подбираясь к Керну, неспособному пошевелиться. — Простите, я вынужден забрать его...

— Туда тебе и дорога, безрогий выродок, — прошептал я, шаря взглядом по развалинам. По крайней мере, если я правильно понял, кем был наш неожиданный посетитель, то источник наших проблем исчез навеки. Впрочем, может, забери его Фил, результат был бы не хуже, но какой смысл ему был бы пытать того, кому искренне наплевать на боль?

— Ты считаешь, что я не могу отключить твою магию, рогатый подонок?

В голосе Фила сквозь угрозу уже тогда отчетливо слышалось осознание того, что он проиграл. А дознаватель Фил, судя по тому, что я о нем знал, не любил проигрывать. И сейчас он, полагаю, не в лучшем настроении. Но мне все равно придется...

Наконец-то. Я углядел то, что так хотел и так боялся увидеть.

Вернее, кого.

Спотыкаясь об особо крупные обломки, я заспешил к самой большой груде камней. Не дожидаясь, пока пытавшаяся спрятаться под ней сама проявит себя, начал торопливо раскидывать камни в сторону.

— уйди. от. меня, — услышал я, отодвинув в сторону самый крупный обломок.

— Дейзи, — выдохнул я. Облегчение, невероятное облегчение. Это была она. — Дейзи, пожалуйста...

— я. должна. остаться. здесь, — глухо донеслось из-под ее импровизированного укрытия. — я. сделала. тебе. больно.

— Дейзи, это была не ты, — наконец я, отбросив очередной камень, увидел ее тело. Ну, кусочек тела, остальное все еще не было видно. Как же она свернулась... — Ты не виновата.

— должна была. его остановить.

— Ты не могла.

Секунду было тихо. Потом груда камней зашевелилась — я едва успел отскочить в сторону, — и Дейзи, стряхнув пыль, развернулась во всю длину и безжизненно легла на землю. На пол. На то, что от него осталось, точнее.

— он спит, — сказала Дейзи глухо. Голос ее стал еще тише. — но он. проснется. опять.

Да, тут она была права. Но задумываться об этом не хотелось.

— Дейзи, — я сел и осторожно провел копытом по ее жесткой гриве, — пойдем со мной. Тебе нельзя оставаться здесь. Ты же не хочешь, чтоб тебя нашел кто-то из Департамента или, хуже того, анмарские?

— может. они. меня. убьют, — ответила Дейзи совсем уж тихо. — так. будет. лучше. голова. болит. он сломанный.

— Никому не будет лучше, — тут я, потеряв терпение, вскочил и потянул ее за лапу, двинувшись к... выходу. Дейзи послушно поползла следом, выглядя, правда, скорее как дохлая змея.

— он. сломанный, — повторила Дейзи. — его. испортили. но. он. починится. и. заберет. мое. место.

Я, тихо рыкнув про себя, остановился и резко наклонил голову:

— Так мы будем идти сто лет. Забирайся.

Дейзи не менее послушно потянулась вперед и привычно обвилась вокруг меня. Совсем слабо, почти не держась, будто выбилась из сил.

Уже куда быстрее я сперва бодрым шагом, а потом бегом, не рискуя отращивать крылья, направился к нашему новому убежищу. Временному. И к Керну, который уже должен был оклематься.

Похоже, теперь остались только мы трое. Вряд ли мышка захочет возвращаться, верно?

А скоро останутся двое. Я должен буду сделать то, что должен. А Керн, надеюсь, позаботится о Дейзи. Он, в конце концов, теперь еще сильнее мне обязан.

Я чувствовал притяжение. Сильнейшее притяжение, которому было крайне трудно противиться. Еще труднее, чем тяге к лазури. Настолько сильное, что я буквально сжимал зубы и кое-как заставлял ноги двигаться в ту сторону, что хочу я, а не в ту, куда тянет другую часть меня.

Этот безрогий поганец обманул всех. Он оставил Ее в Нижнем Городе. Видимо, телепортировал куда-то, пока валялся полумертвым. И, похоже, перед этим зарядил под завязку.

Еще бы. После того, как он разбудил такой мощный аккумулятор.

И у меня был только один способ противиться восторженному желанию навеки воссоединиться с Ней.

— Кажется, в Отделе даже есть специальная камера, где вы...

Это произнес Керн перед тем, как упасть обездвиженным. И если я правильно его понял... Если угадал, что он имеет в виду...

Я должен сделать то, что должен сделать.

---

Флай не хотела верить в то, что видит. Но именно это она и видела.

От Норы не осталось в прямом смысле ничего. Только камни. Одни сплошные камни.

Она явилась сюда уже после рассвета, но вокруг по-прежнему не было никого. И тому были причины. Причины, которые она отлично помнила, хотя хотела бы забыть.

Слишком хорошо она помнила, как то, во что превратилась Дейзи, рывками металось то вверх, то вниз, то влево, то вправо, с каждым ударом продолжая разносить Нору на камни.

— Нет, — сказала Флай. — Этого не может быть.

Она крепко зажмурилась. Крепко-крепко, в надежде, что стоит ей открыть глаза — и все, что произошло этой отвратительной ночью, окажется сном. Просто кошмарным сном. Этого же не может быть на самом деле верно? Ничего из этого не могло быть. Ничего.

Флай открыла глаза.

Куча камней на месте Норы никуда не делась. Как не делась и вся прошедшая ночь. И ее разбитое копыто.

Мертвая Торн. Керн, лежавший без движения и, возможно, тоже мертвый. Тот седой безрогий, сведший Дейзи с ума. И Твист, превратившийся в... превратившийся...

И хуже всего — все, что пыталась сделать в эту ночь она сама, было зря.

Визл взвыла от ярости и пнула ближайший камень. Разбитой ногой, тут же отозвавшейся резкой болью, заставившей ее завыть еще сильнее. И Визл Шиверс выла, и выла, от боли в копыте, от боли в голове после того удара о дверь, от боли в сердце от осознания того, что эта ночь уже никуда не денется из ее жизни. Выла, не волнуясь о том, что ее кто-то услышит. По лицу текли слезы, но ей было наплевать. Сквозь бинты, в спешке намотанные на ногу, опять проступила кровь, но и на это ей было плевать. Распахнув крылья, она взвилась в воздух и не максимальной скорости рванула в сторону Верхнего Города. Ей было наплевать и на то, куда именно.

Ей было слишком больно.

---

— Капитан, — подал усталый голос Колл, — прошу, прекратите. Это нервирует.

Талли, не вняв просьбе, продолжал мелко хихикать. В легких почти закончился воздух, но не то чтобы это могло его убить. А вот если он перестанет смеяться, то точно сорвется и самоуничтожится, как какой-нибудь вшивый сектант. Вроде тех, что он ловил.

И вроде того, которого он не успел поймать сегодня.

После он всю ночь до самого рассвета абсолютно безучастно, давясь смехом, наблюдал, скрытый завесой невидимости — вместе с Коллом, который то и дело порывался вскочить и побежать убиваться об кого-нибудь, — как Воплощенный разносит Нору. Как из одного из разбитых окон вылетает стремительная неясная тень. Как дом покидает перевертыш с грифоном на спине. Как оттуда в панике кувырком выкатывается практик Департамента, а за ним, с выражением очень пугающего спокойствия на лице, выходит дознаватель Фил, треклятый Филлис Мордрейн, так похожий на ренегата. Выходит за секунды до того, как потолок здания обрушивается.

После он все так же наблюдал, как Воплощенный, разнеся Нору до основания, вдруг рухнул прямо на обломки и нырнул в какую-то груду камней. Как за ним прибежал перевертыш в форме белогривого земного. Как давешняя тень, оказавшаяся то ли пегаской, то ли фестралкой, прилетела на останки Норы, ошарашенно поглядела на них и почти сразу с истеричным воем рванула куда-то в сторону Отдела Департамента.

Только после этого он счел, что сюда больше никто не придет, и разрешил наконец Коллу осмотреть обломки. Чем они сейчас и занимались. По крайней мере, пытались.

— Колл, — выдавил Талли сквозь смех, — будь добр, глянь отпечатки. Мне тут слишком ярко.

Вообще-то слишком ярко тут уже не было, но Талли сейчас ничуть не интересовался отпечатками.

— Я уже сто раз на них посмотрел, — со все той же усталостью и каким-то упреком отозвался лейтенант. Сейчас он внимательно изучал взглядом один из камней. Камней тут было много, и почему Колл выбрал именно этот, Талли понятия не имел. — Ренегата похитил Летописец. Совершенно точно.

Талли захихикал еще радостнее.

— То есть нам нет смысла о нем волноваться? — спросил он. — Отлично, просто отлично. Пусть ему промоют мозги и...

— Еще тут был тот странный фон, — перебил его Колл, явно утрачивая остатки терпения. — И, хоть это и трудно рассмотреть, три оборотных камня. Только один из них... непонятный. Знаете, в Архиве был похожий.

Талли еще несколько секунд восторженно булькал.

Потом до него дошло, и он, впервые за несколько часов, наконец заткнулся.

— Похожий? — резко спросил он. — Как это?

— Наконец-то, — выдохнул Колл. Потом опомнился и виновато кивнул. — Простите. Да, он очень яркий и кажется живым. Как та печать.

— Мать моя кобыла, — простонал Талли. Нет, увы, он не сошел с ума. Он не получит бессрочного отпуска. Зато сейчас он только что получил кучу новой работы. — Сообщи туда, чтоб ни в коем случае их не трогали!

Лейтенант оторопело поглядел на Талли. Встряхнулся. И, прикрыв глаза, принялся начитывать срочное письмо в Анмар.

Благо магического фона здесь достаточно, чтоб батарейки на это не уходили...

— Капитан, — с некоторой растерянностью сказал Колл, видимо, получивший ответное сообщение, — мне сообщили, что я — полностью некомпетентный идиот, которому стоило бы отпилить рог, и мне следовало сообщить о том, что я там увидел, сразу, как только...

— Трахать тебя рогом! — завопил Талли. Даже с некоторым восторгом завопил. Сквозь восторг снова прорвалось идиотское хихиканье. — Я с ними полностью согласен! Ты полностью, абсолютно, более чем некомпетентный идиот! Это пиздец! Это полный пиздец! Почему я этого не увидел! Как мы теперь, твою налево, наладим переход?!

Он решительно вскочил. Ладно. Истерика длиной в пару недель подождет. Сейчас ему необходимо решить проблему, очень неприятную проблему...

— Капитан, что вы... — Колл явственно побледнел.

— Как ты думаешь, — Талли опять, не выдержав, хихикнул, — чем грозит появление в Архиве настоящего перевертыша?

— Ну, — Колл побледнел еще сильнее, — тем, что его быстро... э-э-э... развоплотят?

— Молодец, — кивнул Талли. Задавил очередной смешок и продолжил: — А что насчет перевертыша, владеющего магией?

Что ж. Ему придется идти на прием к очень, очень неприятной, по слухам, личности. Единственному, кто может помочь им с досрочным обратным переходом.

Оставалось надеяться, что следователь Аркан предпочитает не отвечать на письма из Анмара исключительно из нежелания беспокоить своих коллег, нежели из приписываемой ему нелюбви к магии.

— Колл, — приказал он совсем уже побелевшему лейтенанту, — игнорируй приказы о секретности. Аппарируем к Отделу, быстро.

Сам он тут же последовал своим словам.

Колл исчез во вспышке перехода немногим позже него.

---

— Кемис, — настолько спокойным тоном, что по коже практика пробежали мурашки, начал Фил, — Кого из них ты запомнил?

— Всех, дознаватель, — ответил Кемис. Стоять на обломках Норы и предполагать, что в любую минуту откуда-то может вырваться существо, не оставившее от этого здания даже обломков стен, было неуютно. Но еще неуютнее было стоять под взглядом Фила: тяжелым настолько, что едва ли не осязаемым.

Фил явно был крайне, крайне недоволен.

— В таком случае перечисляй, — он скользнул по Кемису этим тяжелым взглядом, заставив того поежиться, и опять принялся изучать обломки под ногами. Будто в них могла найтись какая-то информация о происшедшем в Норе этой ночью.

Многое из того, что Кемис видел, ему видеть явно не следовало.

— Ты считаешь, что я не могу отключить твою магию, рогатый подонок?

Тот, кого Фил назвал "рогатым подонком", не имел никаких признаков наличия рога. Даже шрамов, как тот переломанный, которого они искали. Арис, как назвал его Эмбер, поплатившись за это жизнью. Белый же пони выглядел как чистейший земной.

Однако в гриве его Кемис углядел зеленый камень. Такой же, что носил дознаватель Фил. Тот же, что он видел у того стражника.

Пожалуй, сейчас об этом не стоило размышлять слишком уж подробно. По крайней мере, вслух.

— Во-первых, — начал перечислять Кемис, прикрыв глаза, — единорог, которого мы искали. Хотя рога у него вообще-то нет, так что не представляю, как он...

— Конденсатор, — резко перебил Фил. — Просто перейди к следующему.

— Грифон, — продолжил практик, проглотив слова "некто в белой мантии, способный появляться и исчезать буквально из воздуха". — В сером плаще, с наплечником. Пять когтей. Обездвижен.

— Пять когтей — и обездвижен, — задумчиво пробормотал Фил. — Кто-то явно очень живуч. И быстр. Дальше?

— Нечто... — Кемис запнулся. Он не знал, как описать следующее, что он видел. — Черное. С глазами, словно у насекомого.

Фил улыбнулся. Впервые за все часы с того момента, как между ними и тем безрогим встал белогривый жеребец и потребовал от них уйти. Улыбка, впрочем, вышла не очень-то веселая.

— Оборотень, — сказал он. — Пожалуй, отличная первая цель. Его мы найдем, не переживай.

Практик не стал интересоваться, как можно найти "оборотня", если они, согласно легендам, способны менять форму и вид, и, самое главное, давно вымерли.

— Еще... — тут Кемис запнулся. Память упорно отказывалась воспроизводить ту... того... то, что он видел в темноте. — Что-то... то есть кто-то... — На месте, где в его памяти должно было запечатлеться это существо, упорно зияла разверстая дыра, — простите. Я не помню. Там было темно.

Улыбка Фила стала шире. В ней появился некоторый намек на иронию. Он аккуратно отодвинул ногой еще один камень, и Кемис вдруг увидел блеск чешуи.

— А это... — он опять замялся, — это же не то, что все здесь разнесло?

— Думаю, нет, — ответил Фил. Аккуратно отодвигая камни, он открывал взгляду Кемиса... ну, пожалуй, это даже можно было назвать телом. По крайней мере, частями тела. — Явный дракон... Все раздавлено, ничего уже не поймешь. Впрочем, драконов ты там не помнишь, верно?

— Нет, дознаватель.

— И интересная же компания там собиралась, — протянул Фил. Сдвинув еще один камень, он поглядел на то, что когда-то явно было черепом несчастного дракона. — И как мы раньше не углядели такую интересную компанию, а? Почему Анмар не требовал разнести этот вертеп по камушку так, как сделало это существо...

— Анмар боялся этого места, дознаватель.

Кемис обернулся. Позади их, улыбаясь так же безрадостно, на одном из камней сидел белогривый жеребец. Тощий, нескладный.

И с какой-то обреченностью в глазах. Глядел он не на Фила и даже не на Кемиса, а на откопанные ими драконьи останки. Как будто они волновали его больше.

Фил уставился на белогривого, и улыбка его расползлась шире, открывая зубы, а в глазах появилось так хорошо знакомое Кемису выражение. Выражение предвкушения.

— У нас тут случайный свидетель? — произнес он. Очень дружелюбно. — Может, вы видели, что...

— Я не случайный свидетель. — Белогривый встал. Потянулся. Сжал зубы, будто знал, что сейчас ему будет крайне неприятно.

По телу его пробежала дрожь.

А уже через миг это тело покрывал прочный черный хитин. Тот же, что Кемис видел этой ночью.

— Вы собирались найти оборотня, — произнесло это существо. — Что ж, арестуйте меня.

###: Архив

Единорог Райт, специалист Архива, крайне нервно озирался по сторонам, шаря взглядом по углам камеры, где когда-то хранились оборотные камни.

Повод нервничать у него был, причем немалый. Скорее, это был даже повод паниковать.

— Сайфер, — крикнул он, — покажись! Прошу! Мы ничего тебе не сделаем, обеща...

За спиной послышалось шипение. Райт обернулся — медленно, слишком медленно, о Искра, он же не боевой маг, он не оперативник, он работает в Архиве, — и швырнул парализующим заклинанием в мелькнувшую в углу зрения черную тень.

Тень, конечно, оказалась быстрее. Заклятие прошло сквозь пустоту, срикошетило и отлетело чуть ли не в самого Райта, чудом успевшего отпрыгнуть.

За спиной — опять за спиной, диз побери, — раздалось хихиканье. С явными шипящими нотками. От которых по коже бежали мурашки, а на лбу выступал пот.

Где, диз их раздери, охрана? Где хоть кто-то...

— Сайфер, пожалуйста, — безнадежно сказал Райт, — просто остановись. Ты же понимаешь, что должен, ты знаешь порядок, ты... Сайфер, хотя бы ради меня, прошу...

Та же тень метнулась откуда-то сбоку и замерла. Ровно напротив Райта. Отчего ему ничуть не стало легче.

На Сайфера, флегматичного, даже немного медленного блондинистого очкарика, это существо не походило вовсе. Покрытое черным хитином, с подрагивающими прозрачными крылышками и глазами, как у какой-то стрекозы...

Хотя цвет глаз остался тем же. Ярко-рыжим. Единственное, что в нем не изменилось...

Существо улыбнулось, и Райт вдруг почувствовал в груди сосущую пустоту. Будто у него отобрали нечто важное.

Тогда он наконец не выдержал. Мигнуло еще одно заклинание, и черная тварь исчезла в зеленой вспышке, опять дав ему пройти сквозь воздух. Мерзкое шипящее хихиканье теперь раздалось уже откуда-то сверху.

Ради Искры, почему это существо вообще не разучилось колдовать?!

— Сайфер, умоляю, — пробормотал Райт уже без всякой надежды. Но то, во что превратился Сайфер, его или не понимало, или не хотело понимать.

— Х-х-хде она? — услышал он голос. Еще болле мерзкий, чем смех. Казалось, оборотень пытается прошипеть буквально каждую букву, даже гласные.

Этот голос крайне пугал.

Зажмурившись и не оборачиваясь, Райт выстрелил прямо на голос. В этот раз не парализующим. Плевать, что там предписывают протоколы. Плевать даже, что это был Сайфер. Лишь бы оно наконец...

Сквозь веки мелькнул зеленый свет, и Райт, распахнув глаза, обнаружил, что оборотень стоит прямо перед ним, поджимая переднюю ногу, из ровного разреза на которой подтекало что-то отвратного зеленоватого цвета. Если бы Райт разбирался в выражениях лиц оборотней, он сказал бы, что Сайфер разозлен. Если бы он разбирался в их анатомии, он бы отметил, что разрез ничуть не опасный и оборотень заживит его буквально через мгновения.

Если бы Райт был немного быстрее, он, может, успел бы увернуться от такого же заклятья, что кинул в Сайфера. Но он был всего лишь сотрудником Архива, не привыкшим к бою. И увернуться он не успел.

---

Фернан, пнув дверь камеры, мгновенно аппарировал в дальний угол и быстро огляделся. Взгляд его задержался на постаменте, где когда-то хранился столь ценный кризалид, скользнул по другим углам и... и уперся в тот конец помещения, где, все еще слабо подергиваясь, лежало в быстро растекающейся луже крови обезглавленное тело архивиста Райта. Голова, сохранившая на лице крайне недоуменное выражение, лежала рядом.

В Архиве работали прекрасные медики, но даже они не могли приделать назад отрубленную голову. Если ее отрубили более двух минут назад. Фернан предпочел счесть, что две минуты прошли, и, проигнорировав возможность отправить тело и голову в лазарет, еще раз окинул камеру внимательным взглядом.

Никого.

— Куда вы ее с-с-спрятали? — услышал Фернан. Из угла, который он только что осмотрел. И где явно никого не было.

Фернан, не тратя времени, мгновенно швырнул заклинание. Поражающее. Если эта тварь не намерена вести себя прилично, то и он может не сдерживаться...

В яркой зеленой вспышке оборотень, какие-то жалкие часы назад бывший всего лишь архивистом Сайфером, появился прямо перед ним.

— Х-х-хде... — начал он. Фернан, не дав ему закончить, выстрелил еще раз. Оборотень мгновенно исчез в такой же вспышке, и заклинание опять ушло в никуда.

— Кто "где"? — спросил Фернан, надеясь отвлечь тварь. И выиграть время, конечно. Как она умудряется так быстро аппарировать? Для этого у нее должны были сохраниться остатки мозгов, а по ее поведению явно не похоже, что там осталось что-то от Сайфера...

Да, конечно, согласно древним протоколам экспериментов, все результаты которых были уничтожены едва не сразу после их проведения — сохранились только записи, — Сайфер должен был прийти в себя. В срок от трех до десяти дней.

Но оборотень, способный к магии — это совсем не то, что Анмар готов был терпеть в Архиве даже один день, не говоря уже о десяти.

Фернан, готовый атаковать, ждал ответа.

— Королева, — даже это слово оборотень умудрился прошипеть. Фернан выстрелил на голос, и Сайфер, естественно, опять аппарировал. — Матерь. Х-х-хде... — Еще один бесполезный выстрел, еще один всполох зеленого цвета.

— Ты не найдешь ее, — вот уж что Фернан мог сказать абсолютно искренне. — Ее похитили.

— Х-х-хто... — казалось, оборотень замер на месте, и Фернан молниеносно кинул в него очередным заклятьем. Естественно, прошедшим сквозь ту же осточертевшую зеленую вспышку. Инстинкты у него, что ли? Сайфер не был бойцом! Он никак не мог иметь такую реакцию!

— Х-х-хто пос-с-смел, — прошипел оборотень. Фернан, уже осознавший, что в одиночку не попадет, одними губами произнес форму запроса подкрепления.

— Один из наших, — сказал он вслух, не прекращая сверлить взглядом оборотня, совсем уже внаглую занявшего постамент. — Бывших наших. Предатель. Он украл...

— Ты вреш-ш-шь, — глаза Сайфера сверкнули. — Она с-с-сильна. Ее невоз-з-змож-ж-жно пох-х-хитить.

— Она ослаблена, — объяснил Фернан. Часть правды, которую можно было выдать. Правды, которую Фернану вообще-то не было положено знать. — Она в заключении. Она...

— Хс-с-с, — оборотень зашипел. — Тиш-ш-ше. С-с-сюда идут твои друз-з-зья. Я с-с-слышу. Вы не...

В камере материализовался Бирд. Не тратя времени, он выдал парализующее заклятие. Сверкнула вспышка, и Фернан моментально выстрелил в следующую, где должен был возникнуть оборотень.

Но он возник совсем не там.

— Ж-ж-жалкие рогатые, — Фернан поднял голову и увидел, что Сайфер висит под потолком, уцепившись за люстру. — Вы нес-с-спос-с-собны... — Бирд вновь выстрелил, и Фернан синхронно с ним, и опять безуспешно, — помеш-ш-шать даж-ж-же мне. Как вы могли з-з-заключ-ш-шить Матерь?

— Какого диза он перемещается так быстро? — хмуро поинтересовался Бирд, не отвлекаясь от регулярной, раз в две-три секунды, стрельбы. По пустоте.

— Кто бы знал, — Фернан вздохнул. — Бирд, хватит. Не трать силы. Подожди, пока...

— Я не трачу! — рыкнул Бирд. — Давай, мы его почти...

Тут он замер и с выражением неверия на лице повалился на пол.

— Пус-с-сть полеж-ж-жит, — раздалось над головой Фернана. — Мы побес-с-седуем. Х-х-хде она?

Фернан дернулся было к Бирду, но мелькнувшее прямо перед ним заклятие заставило его замереть.

— Он ж-ж-жив, — прошипел оборотень сверху. Или прожужжал. — С-с-скаж-ж-жи мне.

Фернан не был готов к этому. Он не думал, что Сайфер окажется так быстр. Что он сможет с легкостью уходить от заклинаний двух опытных боевых магов сразу. Что он сможет уложить одного из них, даже не напрягаясь.

Фернан не привык чувствовать себя бессильным.

— Я не должен говорить тебе, — ответил он, аккуратно подбирая слова, — но если ты согласишься спуститься, просто спуститься, и пройти со мной, я спрошу...

Следующего заклятия он не увидел. Только почувствовал, что оно врезалось в пол буквально рядом с его копытом.

— Лож-ж-жь, — сказал оборотень. — Ты рас-с-скаж-ж-жеш-ш-шь мне вс-с-се. С-с-сейч-ш-шас-с-с.

Как же Фернану не хватало капитана Талли. Он, пожалуй, мог бы потягаться с оборотнем в скорости, даже не напрягаясь. Будь он здесь, все разрешилось бы легко и быстро.

Впрочем, почему он, когда был здесь, не заметил, что один из камней заряжен?

— Быс-с-стрее, — в голосе оборотня появилась угроза. — Я теряю терпение. Ес-с-сли оно кончитс-с-ся... он хихикнул, но угроза никуда не делась, — с-с-сперва с-с-сдохнет твой друх-х-х. Потом ты. Муч-ш-шительно. Оба.

Так или иначе, Талли здесь не было. А Фернан очень не хотел умирать. Особенно в мучениях.

— Альвенгард, — быстро сказал он. — Он бежал в Альвенгард. Она сейчас, должно быть, там. Точно там. Ты не сможешь туда...

— Я с-с-смогу вс-с-се, — теперь в голосе Сайфера слышалось удовлетворение. Сверкнула еще одна вспышка, и теперь оборотень стоял прямо напротив Фернана — но тот, понимая скорость и силу противника, даже не пытался атаковать. — С-с-спас-с-сибо тебе. Ты будеш-ш-шь ж-ж-жить.

— И хватит наконец шипеть, — не выдержал Фернан.

— Ты думаешь-ш-шь? — оборотень хихикнул. — Как скажешь. Но это же так приятно. Попробуй сам.

Еще одна вспышка, и он исчез.

Бирд невнятно замычал. Фернан, осторожно обогнув лужу крови и тело Райта, подошел к другу.

— Т-ты, — прохрипел тот. — Ты вы... ты выдал... ему...

— А ты видел альтернативы? — поинтересовался Фернан. — Он быстрее и сильнее нас обоих вместе взятых. Мы — одни из лучших. Что нам следовало делать?

— Три... трибунал, — невнятно продолжал Бирд, — они приговорят тебя... к...

Трибунал, значит.

Фернан задумался.

Да, ему не хотелось умирать. Однако пожизненного заключения ему не хотелось настолько же. Судя по тому, что рассказывали о Ренегате, это почти то же, что смерть, если не хуже.

— Бирд, — аккуратно спросил Фернан, — откуда Трибунал об этом узнает?

— Я... — Бирд закашлялся и оперся на пол начавшей двигаться ногой, — я обязан сказать им... мне жаль...

— Мне тоже жаль, — вздохнул Фернан. И выстрелил Разрезом.

В первый миг Бирд вздрогнул. Потом попытался шевельнуться.

Его голова, свалившись с шеи, откатилась почти ровно к голове Райта.

— Правда жаль, — повторил Фернан, аккуратно отступая назад — дабы не запачкать копыта, — не подумай плохого. Действительно, очень жаль, что оборотень убил и тебя. Ты был отличным магом и мы великолепно сработались. Замену тебе подыщут нескоро.

Возможно, Бирд его даже слышал. Единороги умирают далеко не сразу даже после отсечения головы. Но даже если и слышал, Фернан все равно чувствовал некоторую вину.

В конце концов, замену ему действительно подыщут нескоро. А до тех пор сильных боевых магов в Анмаре оставалось буквально...

Сильных боевых магов?

"Это же так приятно, — услышал он голос оборотня, будто наяву. — Попробуй сам".

— Не уверен, что мне пойдет черный, — пробормотал Фернан. — Но всего от трех до десяти дней...

Магией он нащупал лежавший в сумке оборотный камень, выданный ему как оперативному агенту. Незаряженный камень.

Пока что незаряженный.

— В конце концов, я всегда мечтал летать, — сообщил Фернан мертвому телу Бирда. Обойдя два оставшихся в камере трупа, он вышел в коридор Архива и, бормоча под нос варианты объяснительной о происшедшем инциденте, двинулся к лестнице.

Незаметно, по капле, вливая в оборотный камень энергию.

12. Последствия

Когда Визл наконец выдохлась и опустилась на землю, споткнувшись о снова мгновенно закровоточившее копыто, в Альвенгарде уже стоял ясный день.

Все это время она металась по небу, распугивая нервно шарахавшихся от нее крылатых, и продолжала сперва выть, потом хрипеть, а потом уже едва ли не сипеть. Но даже спустя часы после того, как она замолкла, она не переставала махать крыльями в попытке улететь от того, что она видела, и все никак не могла.

Все это было. Было. Было.

Было, и от этого уже никуда не деться.

Она не может открыть глаза и проснуться. Все, что она видела, произошло на самом деле.

Буквально за одну ночь жизнь Визл развалилась, оставляя только жизнь Флай Шиверс. Флай Шиверс, которая тоже помнила и знала, что случилось с ее друзьями и с ее вторым домом. И Визл не хотела и не могла с этим смириться, но что она могла поделать? Она всего лишь пегас, притворяющийся фестралом.

— О, — в голове снова прозвучал голос Твиста в их самую первую встречу годы назад, — Леди — мышка? Надо же!

— Твист, у мышек не бывает перьев, — снисходительно сообщил тогда Керн с таким выражением, будто выдал великую истину.

— Спасибо, уважаемый орнитолог, я ни за что не понял бы это без вас. Так вот, что такая прелестная мышка делает одна в таком злачном районе?

Заскулив сквозь зубы, Визл поковыляла вперед по улице. Тоже не зная куда — голову она опустила, а глаза застилали слезы. Лишь бы уйти от всего этого. Прохожие, уже наполнившие к этому времени улицы города — особенно проспект Роял, давно уже заменивший недоступный теперь для большинства горожан проспект Альвен, — либо, поглядывая с опаской, обходили ее широким кругом, либо сердито советовали свалить подальше, желательно к доктору. Большинство из них были одеты намного лучше, чем Флай Шиверс могла себе позволить, и ей и раньше было наплевать на советы от таких пони. Или не пони.

Теперь же она даже не хотела знать, что они ей говорят.

Вообще-то ей было вовсе не место на проспектке Роял. Здесь располагались, помимо крупных контор Альвенгарда и домов зажиточных горожан, еще и головное отделение Стражи и, что самое неприятное, Отдел Департамента. Но, пожалуй, сейчас это было последнее, о чем она думала. Может, Стража и обратит на нее внимание. Может, даже Департамент обратит. Возможно, даже стоит им рассказать...

— Эй! — послышался гневный голос откуда-то сбоку. — Ты меня забрызгала, дура пернатая! Кровь вообще-то не отстирывается! Следи, куда шагаешь, быдло, за этот костюм ты не расплатишься и за двадцать...

Визл должна была огрызнуться. Желательно матом и на всю улицу. Однако даже она, не слушая, что ей кричат в спину, шла вперед. Продолжая оставлять за собой кровавый след. По крайней мере, никто из них не решился вызвать Стражу, и это уже хорошо...

Визл врезалась во что-то лбом. Подняв голову и проморгавшись, она осознала, что перед ней, глядя с некоторой опаской и куда большим сочувствием, стоит высокая пегаска с вишневого цвета растрепанной короткой гривой в балахоне друга Искры.

Может, сочувствие и было точно отмеренным, но сейчас Флай хватило и этого, чтоб опять захлюпать носом.

— Подруга моя, — мягким, хотя и чрезмерно низким, голосом спросила пегаска, аккуратно прикрыв Флай крыльями с двух сторон — будто понимала, что она не хочет сейчас, чтоб ее видели, — могу ли я тебе помочь?

— Мышка, тебе часом, не нужна помощь?

— У меня для тебя ничего нет, — прошипела тогда Визл, отступая назад.

— А я и не просил, — брови Твиста взметнулись вверх. — Керн, мне кажется, она нас боится?

— Тебя, учитывая твою склонность к чрезмерному потреблению противозаконных веществ, иногда и я боюсь, — буркнул грифон, не прекращая озабоченно разглядывать крыло — не выдрала ли Визл из него пару перьев, свалившись буквально с неба...

— Что ж, — Твист широким жестом обвел темноту, — если леди считает, что ее страх оправдан, она может лететь.

Визл с недоверием огляделась.

— Однако если она сочтет нас чуть менее опасными, — в голосе Твиста прорезалось чуть больше тепла, и он ткнул копытом в сторону сиявших в полусотне метров по улице окон, — то мы приглашаем ее в наше не очень комфортное, но уютное пристанище. На дворе, прошу заметить, еще март...

Лицо Флай исказилось, и она сама быстро закрылась крыльями.

— Н-нет, — это она постаралась сказать как можно более ровно. — Мне не нужна...

— Подруга моя, — в голосе пегаски прозвучала неподдельная забота, — я вижу, кому и когда нужна помощь. И ты, если я права, в ней точно нуждаешься. Если даже ты откажешь мне в попытке помочь тебе, можешь хотя бы облегчить душу?

Визл неровно выдохнула. Овладела собой, насколько могла, и снова сложила крылья.

Почему бы, наконец, и нет?

— Сегодня ночью я потеряла друга, — все еще слегка подрагивающим голосом ответила она. — Или даже нескольких. Тот, о ком я говорю, жив, но... но...

— Ты потеряла к нему доверие, — эта пегаска будто заранее все знала. — Почему же?

Почему?

— Он оказался, — Флай судорожно вздохнула, — оказался... точнее, он скрывал от меня, что... в общем, скрывал очень важное.

Прохожие вокруг шли, не обращая на них внимания. Странного вида недофестралка с заплаканными глазами, исповедующаяся случайной подруге Искры — зрелище в Альвенгарде обычное. Пусть даже здесь церковь Искры и не любили, но уважение к ним испытывали и не пытались помешать.

Пегаска мгновение подумала, а потом спросила:

— Скажи, что было бы, если бы ты узнала о том, что он скрывал? И скрывал он это ради себя или ради тебя?

"Ради меня"?

Флай вспомнила свою реакцию на обращение Твиста. На покрытое хитином существо.

И на то, что оно действительно оказалось тем же Твистом, кого она знала всегда.

— Знаете, — прошептала Визл, — скорее ради меня. Я боялась бы его.

— Есть ли причины его бояться?

Пегаска аккуратно, кончиком крыла, погладила Флай по щеке. Жестом заботы, а не чего-то иного.

Визл вспомнила, что она ощутила, услышав те чувства в голосе покрытого хитином существа. Ту неимоверную тоску. То понимание, что он потерял Дейзи. Что он потерял Нору.

— Нет, подруга, — все еще шепотом ответила Флай.

Может, Твист и выглядел как оборотень из старых мифов, но он оставался Твистом. Твистом, который содержал Нору. Который любил Дейзи. Который был другом Визл и Флай.

— Подруга Саммер, если угодно, — пегаска кивнула. Так уверенно, как будто знала, чем закончится их разговор. — Считаешь ли ты до сих пор, что потеряла друга?

Мгновение Флай стояла, размышляя.

Потом с места рванулась в воздух, разметав лежавший вокруг мелкий бумажный мусор.

Подруга Саммер поглядела ей вслед со спокойной улыбкой и вскоре двинулась дальше по проспекту Роял.

---

Чем дальше я отходил от Нее, тем меньше становилось притяжение.

И тем больше становился страх.

Я не мог не начать думать о том , что я поступил глупо. У меня было множество вариантов, почему я выбрал именно этот? Я мог просто уехать на другой конец Альвенгарда, и черт с ним, с тем, что мне негде жить, мог бы попробовать игнорировать Ее, мог бы, мог бы, мог бы...

"Ты ничего не мог, — напомнил я себе. — Ты все еще не можешь. Она манит тебя. Ты даже сейчас хочешь воссоединиться с Ней. Не раздумывай. Ты сделал то, что должен был сделать".

Легче от того не становилось.

Меня вели по проспекту Роял, периодически подталкивая сзади. Вероятно, только для того, чтоб окружающие видели — я, бывший сейчас в форме обычного пони, арестован. Я заранее объяснил практику Аффару и дознавателю Филу, что не собираюсь никуда убегать.

Хотя, возможно, оба мне не поверили.

— Дознаватель, — услышал я над ухом, — возможно, стоит все же сковать и...

— Ничего не стоит, — ответил практику Фил. С явным удовольствием. — Он не собирается убегать, и я знаю, почему.

Да уж. Знает он. Я бы от души посмеялся, если бы мне сейчас хотелось смеяться.

Дейзи. Торн. Вероятно, Визл. Так или иначе я их потерял. Я терял пони и не только пони и раньше, и никогда мне не было так больно. Возможно, потому, что я осознавал, что время тех, кто умирал у меня в копытах, подошло к концу? Тогда было много легче.

Сейчас же было так больно, будто мне живьем вырвали сердце. И я предполагал, почему.

Тогда, когда я перешел в иную форму, я инстинктивно, почти не чувствуя этого, ощутил эмоции всех присутствующих. Может, раньше я потому никогда не перекидывался в Норе — не боясь разоблачения, а боясь того, что я могу прочитать.

Визл. Эта глупая мышка. Я оказался ее первой влюбленностью, причем, похоже, едва не с той нашей ночной встречи, когда она рухнула на голову Керну.

Дейзи. Она не могла испытывать полноценных эмоций, но любила меня. По-своему. Она считала меня Другом, и это включало в себя множество разных чувств, включая то, что обычные пони зовут любовью. Я чувствовал это даже сквозь воплощенного Духа Хаоса, в том осколке ее разума, что свернулся на самом дне.

Тогда, увидев эмоции этих двоих, я сказал себе, что не должен их трогать.

И уже через какие-то минуты выпил их все, без остатка. Чтобы получить силы на спасение Керна, объяснял я себе. Чтобы не погибнуть зря. Чтобы...

Я врал себе. Это близость Ее толкала меня на это. Чем ближе Она находилась, тем труднее мне было сдерживать инстинкты второй своей части, хитиновой, насекомоглазой, но так нуждающейся в чьей-то любви. Так же, как я в лазурной пыли. Так же, как Визл в признании себя фестралом.

Тогда я выпил их до конца.

И после этого наконец осознал, что должен уйти.

Я не знал, восстановится ли то, что я забрал. Дейзи не изменила своего отношения ко мне, но она уникальна. А Визл... Флай Шиверс... Я не мог знать, к чему приведет то, что я с ней сделал. Возможно, она не вернется никогда.

Возможно вернется, через многие...

Ровно в этот момент я почувствовал резкое дуновение ветра. Услышал звук удара копыт о мостовую — тот, что издают пегасы во время приземления. Почувствовал, той своей частью, что до сих пор хотела вырваться наружу, знакомые чувства.

Среди этих чувств преобладала ярость.

О Искра, как же это невовремя...

---

Слава Искре, она прибыла как раз вовремя.

— По какому праву вы его арестовали? — прошипела Визл. Сейчас нужна была именно она. Не Флай Шиверс — поскольку того, кто был перед ней, невозможно уговорить. Только Визл. В груди которой кипела злость.

Может, Твист и оказался не тем, кого она знала. Но все же он оставался ее другом. А его вели буквально на убой, судя по тому, что она слышала об этом... этом.

— Мы его арестовали? — дознаватель Фил, седой, лиловоглазый, неотличимый от того безрогого, если бы не отсутствие шрамов на лбу и форма Депаратмента, с озадаченным лицом обернулся к Кемису. — Практик Аффар, мы арестовали гражаднина Твиста?

— Ни в коем случае, дознаватель, — поддакнул Кемис Аффар, тенью двигавшийся за Филом. В такой же форме, разве что черной, а не серой, и едва не повторявший его шаги. Идиот, мечтающий выслужиться... Визл скользнула по нему взглядом и вернулась к Филу. К тому, с кем действительно следовало говорить.

— Мы лишь задержали его, миледи, — Фил обаятельно улыбнулся. Только губами. В глазах его улыбки не появилось. — Но, поверьте, тому были причины. Он сам, лично, признался в недопустимом нарушении Порядка.

Твист выглядел так, словно вышел прогуляться с друзьями. Его будто совершенно не волновали стоявшие по бокам сотрудники Департамента. Но, пусть он старательно отводил взгляд от Визл, она видела. И она понимала.

Твист все осознавал, но боялся. Она не понимала, почему, но он одновременно и готов был к тому, что его ждет, будто сам пошел на это, и испытывал страх.

И уже по одной второй причине его следовало вытащить из того, во что он вляпался.

Визл, щеря зубы, огляделась. Все остальные, те, кто обходил ее кругом и шепотом ругался, сейчас куда-то испарились. Редкие оставшиеся прохожие обходили ее и сотрудников Департамента по широкой дуге. Естественно.

— И что же, — как можно более ядовито справилась она, — вы задерживаете каждого, кто признается в нарушении вашего порядка?

— Не порядка, миледи, а Порядка, — с болезненной гримасой поправил ее Фил, умудрившийся выделить все буквы как заглавные. И подмигнул. Совершенно похабно и отвратительно, так, что Визл передернуло. — Кстати о нарушении Порядка. У вас случайно нет информации об одной особе?

— И какой же? — Визл оскалилась сильнее.

Фил секунду стоял, мечтательно улыбаясь. Кемис за его спиной даже не шевелился.

— Некая фестралка, — сказал Фил. — По кличке Визл.

Внутри Визл будто что-то оборвалось. Ее словно бы окатили ледяной водой, и она даже с тружом удержалась на ногах. А Фил тем временем продолжал:

— Она, как мне известно, находилась в ночь нарушения Порядка в так называемой "Норе", к которой мы испытываем повышенный интерес. Вы не знаете, где она могла бы находиться?

Флай с трудом расцепила челюсти. Открыла рот.

"Да, это я, — должна была сказать она, — я там была, а Твист повинен только в том, что торчит на всякой дряни, и больше ни в чем, отпустите его, прошу!"

— Нет, — прошептала она. Вся ярость испарилась мгновенно.

Он знал все. И она это отлично понимала.

— Какая жалость, — седой вздохнул. — С ней я не отказался бы побеседовать с глазу на глаз. Однако, видно, фестарлье братство — лишь миф. Однако и вы, — тут он окинул ее взглядом, — не совсем обычный фестрал. Не назовете ваше имя?

"Визл, — должна была сказать она".

— Флай, — прошептала Флай. — Шиверс.

— О! — на этих словах Фил просиял. — Вы — помощница доктора Шарпа! Ваши маленькие пациенты вас буквально боготворят. Не удивляйтесь, — пояснил он побледневшей Флай, — мне положено знать. Надеюсь, на этом инцидент можно считать исчерпанным? Вы ничего не спрашивали, мы не...

Тут Флай собрала все свои силы. Не Визл. Флай. Похоже, что Визл не собиралась возвращаться.

— И все же, — в упор спрсоила она, — почему вы его не отпустите?

Фил поглядел на нее расширившимися глазами:

— Отпустим? Помилуйте, миледи! Если бы мы отпускали каждого преступника...

— Вы задерживаете каждого, кто признается в преступлении? — с нажимом спросила Флай.

Она видела, что практик уже колеблется. Какой бы силой она, по словам Твиста и Дейзи ни обладала — на Аффаре она работала. Однако Фил был безмятежен, словно при обычном разговоре. Он ответил:

— Именно так. Впоследствии психически больные получают необходимое им лечение, а паталогические лжецы — взыскание и штраф. Однако настоящие преступники, — тут он снова омерзительно подмигнул Флай, — получают сполна.

И, будто на миг задумавшись, добавил:

— И пусть мне жаль вашего отца, он получил то, что заслуживал.

Флай почувствовала, как ее сердце падает куда-то вниз.

Визл почувствовала, как ее сердце сжимается.

— О чем вы? — шепотом спросили они.

— Вы не знаете? — Тут седой изобразил удивление. — Ох, простите, мы обязаны были сообщить. Ховер Шиверс, увы, скончался при попытке сопротивления при задержании.

Они.

Замерла.

На месте.

— Мне жаль, — услышали она будто сквозь вату.

Они не ответили. Их будто заморозило в одном положении.

Они выдержали всю эту ночь. Они пережили Дейзи. Они пережили Твиста.

То, что ударило их обеих сейчас, было в разы больнее.

А потом она взлетели. Прошептав три единственных слова.

"Мы.

Убьем.

Тебя".

Они успели буквально почувствовать, как Твист проводил ее взглядом. Казалось бы, спокойным.

Но полным скрытой надежды.

---

— где. мой. ДРУГ?!

Еще один резкий удар хвостом по стене. Керн успел пригнуться и отпрыгнуть в другой угол.

— Я не знаю! — заорал он едва не в истерике. Носи он на плече хоть десять когтей, он все равно был бы в панике — с таким противником его сражаться не учили. Да никто и не смог бы сражаться с тем, что способно играючи размазать тебя о пол, стены или потолок. — Он ушел! Просто ушел! Оно должен вернуться!

— ты. мне. врешь, — прошипела Дейзи, сворачиваясь явно для очередного хлесткого удара. — он. боялся. он. не. вернется.

К следующему удару Керн успел подготовиться и вновь отпрыгнул в сторону. Из стены, возле которой он только что стоял, вылетело несколько кирпичей облицовки, открыв взгляду голый цемент.

Сейчас и Керн, и разъяренная Дейзи были в небольшом подвальчике на улице Рей. Изначально Твист тоже там был. Но в один момент он сказал, что должен идти, и попросил Керна присматривать за Дейзи. Керн, естественно, согласился. Хотя бы потому, что помнил, как Твист вытащил его из рушащегося дома, и готов был выполнить любую его просьбу.

Теперь это не выглядело хорошей идеей. Теперь ничего не выглядело хорошей идеей: ни уход Твиста, ни то, что они ночью не сбежали в любой другой дом, ни все, что они делали перед этим.

— верни. моего. друга, — потребовала Дейзи. Казалось, расслабившаяся наконец.

— Обязательно, — Керн, нащупав за спиной остатки стены, осторожно двинулся к выходу. После того, как Дейзи разнесла светильник, не видно было ничего, и ориентироваться приходилось на слух. И уходить от ее ударов тоже. — Я сейчас схожу за ним. Поверь мне.

— ОН. ДОЛЖЕН. ВЕРНУТЬСЯ, — заявила Дейзи. В темноте сверкнули желтым светом ее глаза. Лишь на миг, после которого она прошептала, едва не умоляюще: — верни. моего. друга.

Керн расчувствовался бы, не пытайся она только что размазать его о стену.

Вырвавшись на улицу, он с трудом отдышался. И огляделся вокруг.

Улица Рей, как всегда, полна народа. Народа крайне сомнительного качества: тут и бывшие клиенты Торн, которым ее расценки стали не по карману, и грифоны с фальшивыми наплечниками (распознавал он их сразу и не упускал случая плюнуть вслед), и отлученные драконы с именами, начинающимися со слова "Торн", и все, кого не принимал даже готовый принять любого Альвенгард.

Далеко не сливки общества.

Керн торопливо двинулся сквозь толпу, готовясь распахнуть крылья. Пусть она разнесет здесь все, и пусть он обязан Твисту, но после превращения его в отвратительное черное насекомое долг стал казаться куда менее значимым. Да, он был наемником. Да, он был отличным техномантом. Да, Твист буквально спас его перья, предоставив убежище, когда Керн сильнее всего в нем нуждался. Но после всего, что случилось в Норе — в том, что осталось от Норы, — Керн имеет полное право...

— КЕРН!!!

Услышав это, он вздрогнул. И только потом изумился.

— КЕРН!!! — послышалось еще раз с высоты. Откуда-то с северо-запада. — КЕ-Е-ЕРН!!!

Мышка не должна была вернуться. Но она вернулась. Твист обещал, что она не придет, но она пришла.

И ей, если подумать, он тоже должен.

С тяжелым вздохом грифон распахнул крылья и взмыл вверх, направляясь к голосу Визл.

Слыша грохот и вопли за спиной и молясь, что источником их служит не Дейзи.

###: Исцеленный

В помещении, напоминающем стерильностью и обилием белого цвета больничную палату, без окон, без мебели и даже без каких-либо источников света — но при этом почему-то полностью освещенном — на единственной кровати, аккуратно и ровно застеленной, открыл глаза Арис Мордрейн. Ренегат. Создатель, если у него все получилось.

Не вставая, он прислушался к ощущениям. Все чувствовалось таким... таким здоровым. Нет, ему не вернули рог — бросив быстрый взгляд на ногу, Арис убедился, что и конденсатора его лишили, — однако залечили не только увечья, полученные от Химеры и того идиота-грифона. Он ощущал себя так, как не ощущал давно. Не то чтобы так, будто всех этих лет в камере не было. Но, пожалуй, так, словно их стало вдвое меньше.

Последние минуты до того, как он потерял сознание, Арис вспоминал с трудом. Ему смутно помнились собственные слова: "Неполноценен, как я и думал". Помнилось, что Воплощенный пришел в ярость. Вероятно, от того, что его лишили значительной части сил и еще большей части памяти. И в этом Арис отлично его понимал.

"Впрочем, память мне оставили, — он иронично ухмыльнулся про себя. — Только память. Чтобы я помнил все, что сделал, и все, за что туда попал".

Однако, если его последнее воспоминание о происшедшем в Норе было верным, то это ненадолго.

— Воля Департамента идет вразрез с моими идеалами.

Это он уже тогда еле расслышал. В ушах стоял невнятный гул, глаза слипались, и очень, очень хотелось уснуть... Но это он успел услышать, как и увидеть того, кто встал перед ним. Белоснежный жеребец, настолько белый, что даже глазам больно. Встал между ним и...

Филлисом. Его сыном. И даже если зовут его по-другому, Флора всегда хотела дать ребенку это имя.

Он не успел разглядеть его полностью. Смог заметить, что Филлис прячет рог оборотным камнем, и полностью это одобрил. Услышал в голосе, приказывающем арестовать его — его, Ариса, — неподдельную ненависть, и это его огорчило, но совсем немного. Все-таки, как он и думал, у Филлиса не было никаких шансов вырасти в Анмаре, а в любом другом обществе он был обречен впитать ненависть к единорогам еще в детстве. Не с молоком матери, конечно. Если Флора и жива, то Филлис о ней явно не волнуется.

И все же, настолько сильная ненависть...

Арис опять усмехнулся, теперь октрыто. Все-таки сын — его точная копия. Стоит ему вцепиться в одну идею, и он ее уже не отпустит. Как жаль, что это оказалась не та идея, что желали бы Арис и Флора.

Или не жаль. Такой же участи, как себе, Арис не пожелал бы никому, тем более своему сыну.

— ...приговаривается к усекновению рога, — расслышал он тогда громкий голос судьи сквозь дверь и собственный хохот, пока охранник тащил его к временной камере, — и пожизненному заключению с продлением жизни...

Ему очень качественно продлили жизнь. Единороги живут долго, но он, вероятно, умер бы в возрасте менее ста лет. Теперь же он мог похвастаться такой долгой жизнью, что с ним вряд ли сравнился бы кто в Анмаре. Кроме, конечно, наместника Тривилла, трусливого подонка, настолько боявшегося смерти, что он оттягивал ее уже десятилетия. И, возможно, кого-то из Внутренней Стражи. Может, это был бы Дред, если он еще жив. Или тот молодой выскочка Талли. Доверили бы Талли ту же должность, что и Дреду? О, наверняка. Профессиональное выгорание все же давало о себе знать, и Дред должен был передать полномочия кому-то еще...

Вероятно, если бы тогда ничего этого не произошло, этим "кем-то" стала бы Флора. Во Внутренней Страже ее успехи были ошеломительными. И если бы не одна-единственная нелепая случайность... Впрочем, из-за случайностей и происходит все самое мерзкое в истории, правда?

Арис поудобнее устроился на подушке и, надеясь, что у него еще достаточно времени, начал вспоминать. Пока еще мог.

---

Девяносто четыре года назад:

— Арис?

Флора лежала рядом с ним с задумчивым, сосредоточенным выражением на лице. Как обычно, когда все заканчивалось, она сразу же отвлекалась на что-то свое...

— Да? — он придвинулся ближе и нежно прижался к сестре, чувствуя тепло ее горячего тела, ощущая, как ее все еще неровное дыхание понемногу приходит к норме.

— Сомневаюсь, что ты поймешь, — сказала Флора, все так же сосредоточенно глядя куда-то в потолок. — Это несколько сложная концепция.

— То, что мне всего пятнадцать... — Арис извернулся и лизнул Флору в нос, — не означает, что я идиот. Будь я идиотом, меня бы звал на его факультет Стендаль Корт? Нет, не звал бы. Так что давай, сестричка. Колись.

— Стендаль Корт — не капитан Дред, — отметила Флора. С нотками снисходительности, но все же в голосе ее он услышал наконец, помимо сосредоточенности, знакомое веселье.

— Ах, — он откатился от Флоры и закатил глаза, — я уязвлен в самое сердце. Меня не взяли во Внутреннюю Стражу! Я так удручен! Сил нет выразить, на какое именно число мельчайших осколков раздроблено мое эго. Все, довольна? Самолюбие почесано?

— Почесано, — Флора наконец откровенно хихикнула. Обняв брата, она притянула его обратно к себе. — На неделю вперед. А может, и на...

Обернувшись, Арис нашел губами ее губы, и на несколько ближайших минут они отвлеклись от обсуждения неимоверно сложной концепции.

— И все-таки, — спросил он, с некоторым сожалением отстранившись, — о чем именно ты задумалась?

Флора помолчала, повернулась, опять уставившись в потолок. И все же ответила:

— Видишь ли, я нашла в Архиве один документ... не делай такое лицо, да, меня допускают в Архив, завидуй молча... Так вот, я нашла документ, в котором описано одно очень старое исследование. Не представляешь, насколько старое.

— Прошлого тысячелетия?

— Я боюсь, что это исследование прошло до Исхода.

По коже Ариса пробежал озноб. Он опять притянул Флору поближе, чтоб избавиться от этого чувства.

— До нашей эры, ты хотела сказать, — мягко поправил он. — И не говори, что веришь в мифы.

— Как раз теперь даже готова поверить.

Флора не отстранилась, не шевельнулась. Она все так же глядела куда-то вверх.

— Флора, — начал Арис, — ты же знаешь, что большую часть этих мифов распространяет твоя Стража и, не к ночи будь помянут, Департамент? Когда-то распространяло наше Министерство, пока Тривилл его не прикрыл...

— Тривилл, к слову, "прикрыл" его с ножом у горла,- резко перебила Флора. — И если бы я верила официальной пропаганде, я точно не стала бы с тобой трахаться.

— Фу, — поморщился Арис. — Какое грубое слово. Не трахаться, а спать.

Он потерся носом о щеку Флоры, чувствуя, как ее напряжение уходит. Еще с минуту они полежали в объятиях друг друга, а потом Флора все же продолжила:

— Тот документ действительно очень старый. Его хранили во вневременном поле. Уж и не знаю, как меня к нему допустили. Там... — она запнулась, словно подбирая слова, — там исследовали, что отвечает за дружелюбность пони.

Арис не выдержал и захихикал. Флора наградила его гневным взглядом, сверкнувшим даже в темноте:

— И что тебя так рассмешило, позволь узнать?

— Нет-нет, ничего, — ответил Арис, старательно пытаясь убрать с лица широченную ухмылку. — Может, стоит показать этот документ "Вестникам Рассвета"? Как насчет Санлайта? Уверен, он сразу же станет дружелюбнее!

— Тебе вообще не положено знать о Санлайте.

— Брось. Байки о "Рассвете" травят все кому не лень. Я отлично знаю и о Санлайте, и о Мальстроме. И, извини, само их существование заставило меня смеяться над тем, что ты сказала. Продолжай.

Еще одна минута тишины, и Флора, словно нехотя, сказала:

— Автор утверждал, что за то, что пони неспособны причинить друг другу вред, отвечает отдельный орган.

Арис охнул:

— О, дай я догадаюсь! Может, он имел в виду сердце? Или душу, если смог доказать ее наличие? О! Я понял! Он имел в виду...

— Арис, дурак! — Флора, не выдержав, прыснула. — Перестань об меня тереться!

— Флора, это же смешно. Какой еще орган?

— Понятия не имею, — сестра снова посерьезнела. — Вероятно, отдел мозга. Но, так или иначе, автор писал, что это зависит от магического фона, и чем он слабее — тем хуже работает эта часть. И тем агрессивнее становится пони, будь он даже единорогом.

— Что, неужто в Анмаре слабый магический фон?

— По сравнению с Эквестрией до Исхода, если я прочитала все верно, да.

Они снова помолчали, лежа в объятиях друг друга. Он переваривал новую информацию, она думала, что сказать дальше. Плотно задернутые шторы колыхались, изредка пропуская лунный свет, в остальном же в комнате было полностью темно. Более чем темно. Настолько, что, может быть, говорить о таком было неуютно.

Но, в конце концов, это же просто легенды, правда?

— К слову, — нарушила молчание Флора, — я рассказала об этом документе одному своему... знакомому. Он очень заинтересовался.

— Эй, что это у тебя за знакомые такие, которых я не знаю? — Арис мигом перевернулся и сверху вниз уставился Флоре в глаза. Хоть в темноте их и было плохо видно. — Сперва у тебя появляется должность в Страже, потом свой дом, а потом и какие-то знакомые, интересующиеся старыми документами? Вот, значит, как?

— Арис, ради Искры, это всего лишь... — она глубоко вдохнула, — случайное знакомство, которое... — выдохнула, — не принесет никакого вреда-а-ах-х-х...

— Значит, мне, — поинтересовался он, не прекращая крайне аморального и запретного в Анмаре, но, несомненно, приятного действия, — с ними познакомиться нельзя?

— Арис, с твоей... стороны крайне... невежливо спра... шивать об этом сейчас! — выдавила Флора.

— Потому я это и... делаю, — признался Арис. — Так что же?

— Ну ты и... придурок все-таки... я скажу ему... что ты... хочешь видеть...

После этого она наконец перестала болтать о том, что Ариса в тот момент совершенно не волновало.

---

— Эрайз Мордрейн?

Ариса вырвало из воспоминаний самым беспардонным образом.

Перед кроватью стоял тот самый белый жеребец, что забрал его тогда, с интересном разглядывая Ариса. В этой комнате не было двери, но, вероятно, для него это препятствием не было.

— Арис, — автоматически поправил Арис. — Так правильно.

— Простите, — белый пони наклонил голову. — Я знаю, как должно произноситься ваше имя, однако вам, конечно, приятнее слышать привычный вариант. Итак, Эрайз... простите, Арис... Вы знаете, зачем вы здесь?

Еще бы ему не знать. Флора рассказывала ему о Библиотеке. Рассказывала о Летописце. Так он узнал, что это вовсе не сказки, но так и не начал его бояться. И даже теперь не боялся.

— Вам нужна моя память, — Арис с трудом выдавил слабую усмешку. — Вся. Без остатка. Верно?

— Вы угадали, — Летописец, которым, верно, белый пони и был, снова склонил голову.

Кое-что в этом не сходилось. Самая мелочь, но Арис, помня о Флоре, не мог ее пропустить.

— Зачем вы забрали меня? — резко спросил он. В этот вопрос он вложил и свой страх, и злость за то, что его оторвали от воспоминаний.

Летописец подумал — всего секунду, — и ответил:

— Мы должны были исцелить вас. Иначе мы не смогли бы...

— Чушь, — перебил Арис. Злость к тому, кто наверняка буквально через минуту заберет его память, росла. — Я не должен быть здоров, чтоб вы украли мои воспоминания.

Глаза Летописца расширились.

— Украли? — недоуменно спросил он. — Я не могу украсть ее, Эрайз. Я должен взять ее с вашего согласия. В вашем тогдашнем состоянии вы не могли согласиться или отказаться, и потому я исцелил вас. Исцелил от физических травм... — тут он сделал многозначительную паузу, — и, как мог, от психических. Вы же не чувствуете того же, что чувствовали до нашей встречи?

Арис действительно помнил. Помнил, как он чувствовал себя до того, как пришел в Нору. Тогда его даже нельзя было назвать Арисом Мордрейном. Он был Ренегатом, предателем, который мечтал только закончить то, что начал. Теперь же он снова помнил, кто он.

— Зачем вам это? — спросил он.

Летописец — это однозначно был он, — помолчал. Арис уже думал, что он не ответит, и тут белый пони вдруг заговорил:

— Мы не могли считать вашу память до исцеления, Эрайз. Простите, я хотел сказать, Арис. На ней стоял слишком мощный блок.

— Блок?

— Ваше желание "все сделать", — Летописец шагнул вперед, — мешало нам. Оно забивало ваши мысли. Вы, если позволите, были умалишенным. Вы это отлично понимаете и, уверен, сейчас осознаете, чем нам обязаны.

Арис хихикнул. И рассмеялся в голос.

— Обязан? — спросил он. — Да я... хах... Я пробыл в сознании жалкие полчаса. До того я был Ренегатом. Тем, кого так боялся Анмар. Вам нужны мои воспоминания? Нужны, верно?

— Вы угадали, — Летописец, не обращая внимания на вспышку то ли веселья, то ли гнева, вновь поклонился. — И мы готовы дать вам куда больше, чем вы думаете.

Арис замер.

— Да, вы правильно поняли, — продолжал Летописец. — Вы знаете, что у вас осталась лишь память. Как вы смотрите на... скажем, сутки воспоминаний? Я готов оставить вас на этот срок. Иначе...

— Что "иначе"? — прошептал Арис. — Вы начнете приводить меня в состояние, в котором я соглашусь отдать свою память?

— Вы зря считаете нас фанатиками, — в голосе белого пони прозвучала неподдельная скорбь. — Первая никогда не даст мне ззабрать вашу память таким способом.

— Первая?

— Искра. Вы же перестали сомневаться в ее существовании за годы заключения?

— Скажу проще, — Арис ухмыльнулся, — мне стало плевать. Если она допускает такое...

— Что ж, знайте, что она не может не допустить такого. Мы не можем быть везде. Но вы, — тут, к изумлению Ариса, жеребец вдруг встал на одно колено и склонил голову еще ниже, — сделали для ее возвращения больше других. Так что же, ради Искры, вы готовы?..

Арис не хотел отвечать. Он не готов был отвечать после того, что услышал.

Но ему не оставляли выбора.

— Сутки, — твердо ответил он, почти не разжимая трясущиеся челюсти. — Ровно сутки. И потом я отдам вам все.

Летописец встал с колен. Теперь он вновь выглядел снисходительным и всезнающим.

— Разумное решение, — сказал он. — Благодарю вас. Я вернусь на следующие сутки. До тех пор вы вольны помнить.

Он исчез. Без обыкновенной для аппарации вспышки. Без других эффектов. Просто исчез.

Арис должен был придумать, как выбраться из этого. Но, против воли, продолжал, как и предложил ему Летописец, вспоминать то, что отпечаталось в его памяти навеки.

---

Восемьдесят девять лет назад:

— Флора, ты уверена?..

— Арис, — услышал он резкий голос из-за спины, — если ты все еще считаешь, что наше дело — неправое, просто уходи. Молча.

Позади стоял немолодой жеребец с побелевшей от оттягиваемой старости гривой. Мальстром. Арис даже не думал, что тот способен на адекватное общение.

— Я верю в правоту нашего дела, — ответил он спокойно, пока Мальстром, уперев в него взгляд, полдходил ближе, — но сможем ли мы?..

— Я знаю, — перебил Мальстром, — ты привык к тому, что обо мне рассказывают. К тому, что я веду "Рассвет" по тому пути, по которому они идут. Но это не так. Я разумен и логичен. Я способен сделать то, что мы спланировали. Ты осознаешь это?

Если бы Мальстром не подошел так близко, Арис поверил бы. Такой спокойный, уверенный голос. Его обладатель точно знает, что делать. Глаза же Мальстрома, в отличие от голоса, не выражали ничего.

Или выражали все сразу. Арис не мог понять. Он боялся смотреть ему в глаза.

— Да, я понимаю, — ответил он почти не дрогнувшим голосом.

Поглядев на Флору, он увидел в ее взгляде спокойную решимость. Она явно верила Мальстрому.

— Отлично, — Мальстром внимательно оглядел зал перехода. — Мы сделаем все до того, как нас найдут. И тог...

— Что вы здесь?..

Последний голос принадлежал стажеру координаторов. Совсем молодому зеленогривому единорогу, имя которого Арис помнил очень смутно. Кажется, Хард?.. Доверчивый, не очень умный пони. Нужно просто сказать ему, что мы...

В стену рядом с Хардом дарился Разрез, оставив на ней зарубку глубиной в несколько сантиметров. Взвизгнув, Хард отскочил и в ответ кинул в сорвавшегося единорога тот же Разрез. Что характерно для глуповатого, но старательного ученика, попав в цель.

После чего в него самого влетело заклятие перманентной заморозки.

— Диз бы побрал, — сказал Мальстром. Рог его все еще сиял. — У нас мало времени.

Единорог, в которого влетел Разрез, выглядел просто оглушенным. Левый его глаз смотрел в одну сторону, правый — в другую. Копыта, казалось, готовы были вот-вот разъехаться.

Потом он дернулся. Левая его часть рухнула налево, а правая, соответственно, направо.

— Я недоволен, — произнес Мальстром с такой интонацией, что Арису стало холодно. — Арис. Займи его место.

— Эй! — воскликнула Флора. — Мы же договаривались, он...

— Заткнись, — так же холодно перебил Мальстром. — Арис. Быстро.

Он не был готов к этому. Он должен был всего лишь помочь им настроить переход. Флора обещала ему.

Флора...

А, плевать.

Сжав зубы, Арис шагнул в шестой угол зала перехода.

---

— Эрайз?

Арис вновь вынырнул из воспоминаний. На сей раз — с облегчением.

— Эрайз, — мягкий голос Летописца был, казалось, напряженным, — у нас мало времени. Прошу, решитесь быстрее.

После этого воспоминания Арису было куда легче согласиться.

Однако он помотал головой.

— Простите, — сказал он, — еще час. Ровно час. После этого вы можете забрать все.

Летописец кивнул и вновь исчез без всяких эффектов.

Арис же, закрыв глаза и откинувшись на подушки, продолжил вспоминать.

 — Как нам назвать его?

— Отец просил, чтоб мы назвали сына Филлисом. Я с ним согласен...

Зажмурившись, Арис попробовал вспомнить что-то еще.

— Флора, ты...

— Я хотела сделать это уже год. Так что не дергайся, все будет...

И еще.

— Мордрейн, вы задержаны за...

— А ты попробуй задержать меня, су...

Ему нечего было вспомнить.

Кроме того, что он сделал вместе с Флорой.

Крмое того, за что его отправили в камеру.

И тогда он закрыл глаза и прошептал:

— Еще час. Всего час. Я попробую.

И начал перебирать все воспоминания. В надежде, что там будет хоть одно, не связанное с тем, что он сделал.

###: Дурная Весть

Библиотека привыкла слышать сигнал эвакуации. После него следовало немедленно собрать наиболее важные и необходимые тома, после, при возможности, забрать личные вещи и уже тогда, наконец, аппарировать к следующему запланированному месту расположения.

Правда, никогда сигнал не был настолько яростно и долго звенящим.

В этой Библиотеке они располагались уже долгие годы. Никто и никогда не должен был их найти, если сам Летописец этого не хотел, но время от времени такое случалось — однако не здесь. Они тщательно глушили все сигналы, окружили Незримостью здание, выстроенное на месте, где когда-то стояло дерево — здание, выстроенное в некотором роде по его, дерева, форме, как и полагалось, — и этого было вполне достаточно.

Видимо, лучше бы им было, как множеству их последователей, скрываться под землей. Если, конечно, не учитывать того, что капитану Талли было плевать на то, находились библиотеки под землей или наверху. Хотя, пожалуй, было бы куда лучше, если бы главную Библиотеку нашел Талли.

— Я! НЕСУ! ВАМ! СВЕТ! — услышал Сто Первый. Приглушенный, но хорошо знакомый голос. И в окно, возле которого он стоял, влетела зажигательная бомба. С тяжким вздохом он кинул в нее Холод, и бомба, замерев в полете, продолжила искриться запалом, вынужденная вечно оставаться почти взорванной.

Сто Первый не любил использовать перманентную заморозку — за сверлящую боль в мозгу, на несколько секунд заставляющую жалеть о том, что он вообще способен к магии, — но это же, в конце концов, всего лишь бомба. И отдачи от нее не было.

Он не знал, как Библиотеку могли найти. Он надеялся, что это их убежище останется нераскрытым. Но, видимо, пришло время переселяться в очередной раз. Потому он снова продлил сигнал тревоги. И выглянул в окно.

Чтоб отшатнуться, уворачиваясь от новой бомбы.

— ПРИМИТЕ МОЙ СВЕТ! — провыл тот же голос. — ПРИМИТЕ ЖЕ!

Еще один Холод, и новая бомба замерла в сантиметрах от пола — и в считанных мгновениях от взрыва.

Бесполезно. Сто Первый полностью осознавал, что они не смогут спасти свое убежище. Только не от них.

Он надеялся только на то, что Эрайз Мордрейн будет более сговорчивым после спасения. Видимо, и на это надеяться не стоило. Эрайз попросил себе еще час, и Летописец не мог просто забрать то, в чем так нуждался. Иногда эти правила его нервировали.

Но без них он превратился бы в то же, чем стал когда-то Мальстром.

Сто Первый вышел из комнаты и направился к лазарету. У Эрайза оставалось еще сорок девять минут, и, может, если объяснить ему...

Сто Первый услышал грохот и с тем же вздохом аппарировал.

Они прожили в этом убежище пятьдесят лет и надеялись, что никто их не найдет. В конце концов, посреди Эквестрии тяжело отыскать случайный дом, особенно если он тщательно замаскирован. Летописец надеялся, что они смогут провести здесь еще столько же времени.

Однако их нашли. Причем даже не анмарские. Тогда у них была бы надежда.

Сто Первый появился возле одной из наружных стен как раз вовремя, чтоб увидеть, как она идет трещинами и обваливается.

Еще один взрыв — Сто Первый невольно прищурился, слишком ярким был огонь, — и стена обвалилась. Попыталась обвалиться, точнее. Два единорога в таких же белых мантиях, что носил Сто Первый, удерживали готовую разрушиться стену, сжав от напряжения зубы.

— Бегите, — сказал Летописец.

— Мы не должны! — Воскликнул один из них. Рог его ярко сиял, и то же сияние виднелось вокруг кирпичей напротив него, вот-вот готовых рухнуть. — Мы защитим...

Мерцание его рога, как и у его напарника, мигнуло и погасло. Еще мгновение единорог потрясенно глядел на стену.

Потом она наконец рухнула и погребла под собой обоих.

"Они никогда не слушают, — с грустью подумал Сто Первый. — Они готовы пожертвовать собой ради того, что мы защищаем, не понимая, что жертвы бессмысленны".

Он почувствовал, что один из единорогов под завалом дергается в агонии. Еще живой. И выпил его память. Каждый в Библиотеке был согласен на это с самого начала, так что он мог сделать это без угрызений совести.

Просмотрев последние несколько минут, Сто Первый нахмурился и невольно отступил назад.

Значит, это и впрямь...

Кирпичи в проломе раздвинулись, и в образовавшийся проем вошел единорог. Невысокий, полностью поседевший от старости — но в остальном старым он не выглядел. С их последней встречи он почти не изменился. Все те же спокойные движения, то же спокойное выражение на лице.

И в глазах его была пустота.

— Я просил быть аккуратнее, — сказал он, оглядывая коридор. Один из единорогов, пытавшихся удержать стену, все еще хрипел. Вошедший, заслышав это, с абсолютно спокойным выражением лица ступил на обломок стены, прижимая еще живого пони. Хрип умолк.

Тогда вошедший обернулся к Сто Первому и, будто только заметил его, сказал:

— Ликвид. Привет.

— Мне известно имя пони, о котором вы говорите, — Сто Первый привычно наклонил голову, — однако его личность была почти полностью стерта. Мне жаль.

Вошедший, казалось, не обратил внимания на его реплику.

— Ты сбежал, — сказал он с той же интонацией. — Я был недоволен.

— Простите, Мальстром, но Ликвид более не причислял себя к Вестникам Рассвета. Ваш путь тяготил его.

Все время, пока они говорили, Сто Первый осторожно отступал от Мальстрома, прикидывая, может ли он аппарировать к Эрайзу, не выдав его местоположение. Результат раздумий вышел крайне удручающим. Но, может быть, он успеет...

— Я все еще недоволен, — сообщил Мальстром. И неспешно пошел в сторону Летописца.

Будто знал, о чем он думает.

— И вы нашли Библиотеку, — усилием воли Сто Первый заставил себя замереть.

— Именно. Не лучшее сочетание. — Мальстром огляделся и кивнул. — Для вас.

В дыру в стене за его спиной ворвался единорог с короткой, обожженной гривой, весь в проплешинах. Сто Первый помнил и его. Как и его, несомненно, разрушительные, хоть и происходившие от искренней веры наклонности. Вероятно, именно этим искренняя вера хуже знания.

— Я! ПРИНЕС! ВАМ! СВЕТ! — заорал Флейм — это, несомненно, был он, — и рванул по коридору куда-то вдаль от них, на ходу поджигая очередную бомбу.

— Скоро здесь не останется ничего, — Мальстром проводил Флейма взглядом и вновь обернулся к Сто Первому.

В этот момент между ними появился еще один единорог. На сей раз из Библиотеки.

— Ради Искры! — крикнул он, швыряя в Мальстрома Разрезом. И сразу же вслед за этим — Холодом.

Никто из них не мог полноценно использовать Холод. Вот и сейчас отдача заставила единорога — Сто Первый упорно заставлял себя не вспоминать его имя, зная, что произойдет дальше, — отшатнуться и замотать головой.

Мальстром просто отступил в сторону. Оба заклятия прошли мимо него. И сам кинул Холод, в этот раз не прошедший мимо цели.

— Ты помешал мне, — сказал Мальстром, — я недоволен.

Он двинулся к единорогу. Замороженному в Холоде, но чувствующему все, что происходит вокруг.

Потому Сто Первый и ненавидел заклятие Холода. Первая ненавидела его. Все они ненавидели.

— Что ж, — Мальстром подошел к замороженному единорогу, продолжавшему безумно вращать глазами. — Ты будешь наказан.

Сто Первый предпочел бы отвернуться, но он не мог себе этого позволить. И он смотрел, пока замороженный единорог не раскрыл рот в беззвучном вопле боли. И смотрел на то, что было дальше.

— Его это не убьет, — сообщил Мальстром очевидное, обернувшись к Сто Первому. Будто не замечая, как замороженный внутри поля Холода беззвучно хрипит, неспособный даже кричать. С рога Мальстрома, остро заточенного специально для таких случаев, каплями стекала кровь, заливая лицо, но он игнорировал и это. — Где Мордрейн?

Что ж, они действительно пришли за ним.

— Я удивлен, что вы так хорошо осведомлены о его местонахождении, — ответил Сто Первый, надеясь выиграть время. Оставалось сорок две минуты. — Я предположил бы, что вы навесили на него маяк, если бы не обследовал его на предмет посторонней магии лично.

— Это не посторонняя магия. Быстрее.

— В таком случае, возможно, вы заставили его самого навесить маяк? Причем, полагаю, еще до начала вашей операции? После он не смог бы этого сделать. И, вероятно, наша магия сбивает сигнал, только поэтому вы не смогли точно узнать его местоположение. Я прав?

— Ты умный мальчик, Ликвид, — Мальстром снова двинулся в его сторону, заставляя отступать. — Мне жаль, что ты ушел. Я бы даже разрешил тебе вернуться. Ты был очень полезен.

— Ты очень полезен, Ликвид, — вспомнил Сто Первый помимо воли. — После ухода Вейк. Я вернул бы ее. Но ты тоже подходишь.

Тогда Ликвид так гордился похвалой от самого Мальстрома. Он работал еще усерднее, еще тщательнее. Его лучшим экспериментом стало изобретение раствора на биологической основе, способного, если он верно понял его действие, заставить население целого города собственноручно прикончить друг друга — и все без капли магии.

Именно после изготовления этого раствора, глядя, как один из плененных земных, на котором он испытывал свой рецепт, вгрызается в глотку другому, он испугался. И решил бежать.

Сто Первый попытался вспомнить, сколько времени осталось. Тридцать девять минут. Как же много...

— Как я уже сказал, личность Ликвида была почти полностью стерта, — осторожно сказал он. — Однако мы могли бы ее восстановить. Библиотека владеет достаточными технологиями, чтобы...

Мальстром, впервые изменив выражение лица, улыбнулся. Едва-едва. И уже это выглядело пугающе.

— Я передумал, Ликвид, — сказал он. — Оставайся на своем месте. Отдай мне Мордрейна.

— Зачем он вам? — Время, время, драгоценное время. Еще тридцать восемь минут. Почему Эрайз не мог согласиться сразу...

— Ему известно, где хранится Королева Роя. Он должен знать больше. Он нам нужен.

Против воли Сто Первый хмыкнул. С облегчением. С неимоверным облегчением. Если он будет для них бесполезен...

— Мальстром, ему неизвестно, куда он отправил Матерь Роя, — сказал он. Наконец перестав отступать и твердо встав на месте, посреди чисто-белого коридора. Мальстром тоже замер. — Его действия были практически рефлекторными. Он не пригодится вам, поверьте мне. Без рога он даже не может дать вам координаты...

Мальстром улыбнулся чуть заметнее. И вытащил из сумки браслет с сияющим красным камнем.

— Мы скопировали это, — произнес он с очень слабо заметными нотками снисходительности в голосе, пока Летописец с изумлением глядел на украшение. — Вашу технологию. Технологию Анмара. Нам не помешает его увечье.

И тогда наконец, не теряя драгоценного времени, Сто Первый аппарировал в лазарет.

---

— Арис. Быстро.

Еще попытка. Еще воспоминание.

— То, что мы делаем — не преступление. Наоборот. Если... нет, когда нам все удастся, вся Эквестрия изменится! Арис, ты же это понимаешь? Пожалуйста, ты должен...

Еще раз.

— Я недоволен. Ты мне мешаешь. Исчезни.

— Ты ответишь за все, Мальстром! Ты даже не представля...

— Отлично. А теперь приготовься к расплате.

— Пожалуйста, — прошептал Арис, — хоть что-то другое. Хоть что-нибудь...

Напротив его кровати снова возник Летописец. И теперь он выглядел... напряженным. Еще более, чем в прошлый раз.

— Эрайз, — произнес он, дыша так тяжело, будто пробежал стометровку за пять секунд, — вы должны решиться сейчас. Вы не представляете, что будет иначе, и я...

— Арис, — перебил Летописца спокойный голос.

Арис отлично помнил этот голос. И теперь, после того, как он его услышал, любые попытки вспомнить нечто лучшее были обречены на провал.

За спиной Летописца стоял знакомый единорог. Теперь не только его грива, но и вся шерсть поседела от времени. Но голос оставался твердым, а глаза — безразличными ко всему миру.

— Арис, — повторил Мальстром. — Я пришел за тобой. Бери это.

Арис, как завороженный, уставился на браслет. Точно такой же, что дал ему освободивший его единорог. Конденсатор. С которым он мог бы использовать магию.

Однако какой прок от использования магии, если его собирается забрать Мальстром?

— Мальстром, вы не должны... — начал было Сто Первый.

Даже не глядя в его сторону, Мальстром кинул Холод. Сто Первый успел аппарировать в другой конец комнаты.

— Мальстром, умоляю, — сказал он. — Эрайз крайне важен для нас. Я мог бы дать вам...

Мальстром снова швырнул Холодом. На этот раз даже быстрее, но Летописец все равно успел исчезнуть ровно перед тем, как заклятье влетело в него. И больше не появился.

— Он мешает, — произнес Мальстром с той самой интонацией, от которой по коже Ариса бежали мурашки. — Надевай конденсатор. Быстро.

Он почти швырнул в Ариса браслет. Арис, весь дрожа, словно от холода, с трудом запихнул в него ногу.

Его совершенно не грела идея выполнять приказы Мальстрома. Но Летописец сбежал, и Арису не оставалось ничего. Он лично видел, как Мальстром поступает с теми, кто его раздражает, и предпочел бы это забыть, однако не мог. Как не мог не сделать то, что ему приказали.

Браслет сверкнул и, опознав владельца, начал ровно мерцать. Арис почувствовал, как в него буквально вливается возможность колдовать. Снова. И сейчас у него был бы шанс, если бы...

В комнате снова возник Сто Первый. И в этот раз он, видимо, решил более не церемониться. Он кинул такой привычный для боевых магов Разрез. Привычный потому, что это заклятие никогда не давало отдачи, даже если использовалось на других пони.

Зажмурившись — ему было плевать, куда именно попал Летописец, — Арис пробормотал заклятье наведения. Оставалось надеяться, что тот самый маяк никуда не делся...

Мир засиял ярчайшими красками, и Арис Мордрейн исчез из белой комнаты.

---

Как же давно он не бывал в бою. Все они давно не были. Если бы только он получше вспомнил...

— Ты помешал мне, — сказал Мальстром с таким холодом в голосе, что нечто внутри Сто Первого содрогнулось. Нечто, оставшееся от Ликвида, знавшее, что будет после. Из обрубка правой ноги Мальстрома ручьем лилась кровь, но он почему-то не торопился ее заживлять. Может, даже не думал, что это может его убить? — Ты должен... быть... — он пошатнулся, — наказан.

— Мальстром, вы не в том состоянии, чтобы...

От следующего Холода он увернулся буквально чудом. Похоже, Мальстром действительно ослаб достаточно, чтоб промазать.

— Ты... будешь... — с трудом выдавил Мальстром и свалился на пол. — Я должен... тебя...

В комнате во вспышке света материализовался еще один единорог. Как мог видеть Сто Первый, на поясе его сияло множество заточенных ножей и скальпелей самого разного калибра. На левом же копыте сверкал яркий синий камень — верно, сигнал тревоги. И этого единорога Сто Первый, порывшись в памяти Ликвида, тоже вспомнил. И даже пожалел о том, что вспомнил.

Как повезло тем пони, которых сегодня заморозил Мальстром, что на объект заморозки может влиять только автор Холода.

Не глядя вокруг, единорог с сосредоточенным выражением лица подхватил Мальстрома, и оба они исчезли из комнаты. Оставив Летописца одного.

— Что ж, не доставайся же ты никому, — тихо сказал Сто Первый.

Теперь Эрайз затаится. Спрячется. Его невозможно будет найти.

Но не впервой Летописцу было делать невозможное.

Так что он продлил сигнал тревоги. Проверил, продолжает ли Рассвет уничтожать Библиотеку. Убедившись, что временное отсутствие Мальстрома им ничуть не помешало, он вздохнул и, последним из всех живших здесь, аппарировал.

Туда, где их, как он надеялся, не найдут чуть дольше.

13. Идеи плохие и еще хуже

— Визл, я не смогу...

— Да мне плевать, что ты сможешь!

— верните. моего. друга!

От очередного удара в стену они оба отпрыгнули синхронно.

К той минуте, когда Керн привел Флай к подвальчику — или, скорее, цоколю, — где они с Дейзи, вероятно, теперь должны были прятаться, Дейзи успела сбить облицовку с оставшихся стен и вынести дверь на улицу, вывалившись туда же наполовину и вызвав в толпе жуткую панику. Местные обитатели ходили в Нору нечасто, Дейзи почти никто из них не видел, а слухи, известные по всему Нижнем Городу, утверждали, что она в основном спит на потолочной балке. Так что, когда Визл торопливо вбегала в это временное убежище (по крайней мере, ей хотелось думать, что оно временное), свидетелями тому было лишь несколько местных, опасливо выглядывавших из-за углов. Что ж, по крайней мере, никто не подумает сюда заходить.

Ну и в дверной проем теперь проходил хоть какой-то свет. Все лампы Дейзи уже поразбивала раньше...

— Да вернем мы его! — чуть не взвизгнула Визл. Нервы у нее и без того были на пределе. Тем более что на свету она чувствовала себя крайне неуютно. При свете дня она привыкла быть Флай Шиверс. Так что, зайдя в полутемный подвал, она наконец почувствовала себя увереннее. На несколько секунд. Потом Дейзи продолжила истерику.

— Визл, не раздражай ее, — тихо посоветовал Керн, внимательно следя за движениями Дейзи, сейчас свернувшейся в темном углу. Ее тело было напряжено и явно готово к очередному рывку, и грифон, похоже, не надеялся на то, что в ближайшие минуты она успокоится.

— А ты не раздражай меня, урод!

— Я довольно красивый по грифоньим меркам, — обиделся Керн.

— Тогда ты урод морально! Захлопни хавальник хоть на пять секунд и дай мне наконец ска...

Дейзи зашипела и буквально через миг уже впечаталась в очередную стену, на сей раз, благо, не пытаясь кого-то зацепить. Судя по всему, она не использовала и половины своей силы, но размазать по штукатурке и Визл, и Керна могла с легкостью.

— Слушай, — Керн аккуратно отступил в сторону, уходя с предполагаемой траектории следующего удара, — а ты можешь снова включить ту свою фишку с уговорами, а? Ну, типа, Флай Шиверс и все такое?

— Иди в задницу, — рыкнула Визл. Тоже осторожно отступая в сторону дверного проема, куда, как она надеялась, Дейзи бить не будет.

Вообще-то она осознавала, что это было бы очень кстати. Ну как "осознавала". Осознавала наполовину. Другая половина ее сознания выдавала только мертвое молчание. И несколько последних реплик ее разговора с дознавателем Департамента.

— И пусть мне жаль вашего отца, он получил то, что заслуживал.

Визл скрипнула зубами.

— Ох, простите, мы обязаны были сообщить. Ховер Шиверс, увы, скончался при попытке сопротивления при задержании. — Эта его мерзкая улыбочка, которая так и просила раздробить ее вдребезги, вышибить все зубы и сломать челюсть. — Мне жаль.

— Визл, не делай такое лицо, — попросил Керн с нервным смешком. И как он вообще заметил, если все время пялится на Дейзи? — Мне становится несколько страшно, а я не то чтобы привык к этому неприятному чувству. Мне, знаешь, хватает и того, что вытворяет Дей...

— верните. моего. друга, — это Дейзи прошептала так тихо, что Визл едва расслышала. Неужели наконец успокоилась?

— Дейзи, — начала Визл, пытаясь успокоиться и собраться с силами. Да, им бы очень не помешала Флай... — Мы собираемся его вернуть. Именно поэтому я здесь. Керн мне поможет.

— Помогу, — грифон торжественно кивнул и положил лапу на сердце.

— Ты же разбираешься в том, как устроен Департамент? Вот с этим мне и нужна по...

Грифон изменился в лице и убрал лапу.

— Я могу передумать? — быстро спросил он.

Визл запнулась. И с недоверием уточнила:

— Что-что ты сказал?

— Если развернуто, я сказал, что меня отнюдь не улыбает перспектива встречи с потенциальными проблемами. Знаешь, такой расклад заставляет меня думать о подвальчике с Дейзи как о самом уютном в мире жилье. — Грифон с некоторым раскаянием потупился. И пояснил: — Видишь ли, меня не прельщает встреча с Департаментом. С грифоньей полицией — тем более. Прости, но...

В глазах у Визл потемнело.

"Ах ты... мерзкий, отвратительный пернатый подонок, — пронеслось у нее в голове. — Да я... да ты... да БЛЯДЬ!!!"

С диким воплем она заехала ногой по стене. И только через секунду осознала, что опять ударила сломанным копытом. Еще раз взвыв с еще большей яростью, она заорала:

— Да и катись же ты, трусливый гондон! Пусть Твиста там угробят, но ты, ссыкло, думаешь только о своей пернатой жопе! Ты...

Рот ее внезапно захлопнулся, сжатый когтистой грифоньей лапой. Вторая же лапа аккуратно придерживала ее разбитое копыто.

— Визл, — сказал Керн, в упор глядя ей в глаза, — я — трусливый гондон, ссыкло и думаю только о своей пернатой жопе. Все верно. Признаюсь, оная жопа мне дорога. Но, — он вздохнул, но голос его был по-прежнему жестким, — не поверишь, я несколько привязался к Твисту за годы в Норе. И после того, что он меня спас, не могу перестать думать о том, что буду чувствовать себя полнейшей дрянью, если сбегу. Да, я боюсь. Но...

Грифон снова вздохнул, несколько неровно, и осторожно разжал лапы. Еще секунда — и вот он уже снова на прежнем месте.

— Но я готов выслушать тебя, — закончил он. И, сверкнув глазами, прибавил: — Однако же выводить меня из себя — плохая идея.

---

Талли в очередной раз пришел в себя. И с глухим стоном ударился лбом в стену.

О Искра, какой же он идиот.

— Да, капитан, — сообщил тогда какой-то нервный пегас, то и дело косясь в сторону, — Аркан на месте. И, конечно, я отведу вас... да, отведу. Куда надо.

Что ж, он действительно их отвел. По мнению Аркана, вероятно — именно туда, куда надо.

Что было после того, как они зашли в тот "кабинет", Талли не помнил. Все его чертовы импланты отключились разом. Он удивлялся даже тому, что не умер. Сейчас же они работали, но вот его магия... Его личная магия...

— Ты готов к разговору?

Талли вздрогнул. Голос, раздавшийся за спиной, напоминал скрежет пилы по жестяной трубе. От одного только звука неподготовленного пони явно вырвало бы.

— Даже в твоей жизни, — проскрипел этот голос, — должен был настать момент, когда остановиться необходимо.

Да, недавно он уже остановился. И к чему же это привело?

— Заткнись, — ровно сказал Талли, не отрывая лба от стены. Холодный камень приятно охлаждал перегревшийся рог.

— Ты рискуешь не только зря потратить батарейки, но и остаться калекой на всю жизнь, — предупредил голос. Такая трогательная забота Талли даже развеселила.

— На всю жизнь? — переспросил он, не оборачиваясь. — А что, у меня ее впереди много?

— Много, если тебе не по нраву самоубийство из чести.

После недолгой паузы Талли вздохнул, оторвался от стены — по голове и позвоночнику тут же прокатилась волна болезненной слабости, — и обернулся.

У противоположной стены одиночной камеры, отличавшейся полным отсутствием какой-либо обстановки, кроме лампы под потолком, сидел с ног до головы закутанный в просторную мантию пони. Из-под капюшона внимательно глядели две неяркие красные точки, а лицо в полумраке камеры было совершенно неразличимым. Вернее, было бы, не будь у Талли имплантов. Взгляд же Талли, в отличие от взгляда любого другого единорога или пони, говорил иное.

Этот жеребец светился. Он буквально представлял собой концентрированный аккумулятор на копытах. Магия не изливалась из него в пространство, как обычно бывало с "заряженными" под завязку единорогами — даже наиболее стойкие из них были способны удерживать силу вне Анмара не больше недели, и она постепенно испарялась, тонкими струйками, видимыми только Талли, поднимаясь в воздух. Нет, эта магия явно не собиралась испаряться, она переливалась внутри тела жеребца, циркулировала, словно кровь, наполняла его плоть и кости. Если она и уходила, то очень, очень медленно. В тысячи раз медленнее, чем уходила из самого Талли. И благодаря ей капитан мог разглядеть своего визитера даже под плащом.

Тело этого пони было в прямом смысле высохшим. Жесткая, словно дубленая, кожа, лишь кое-где покрытая шерстью, обтягивала сухие, почти отсутствующие мышцы. Местами кожа облезла, открыв взгляду темную плоть. Съежившиеся губы не прикрывали зубов, сжатых будто в вечном оскале. В глазницах же Талли не разглядел ничего, кроме чистого света.

— Капитан Талли, — проскрежетал посетитель. Талли подумал, что с такими повреждениями он вообще не должен быть способен к членораздельной речи. — Я помню, мы уже встречались.

— Не припоминаю.

— Прошла почти девяносто лет. Возраст дурно на меня влияет. Как и на всех нас, хотя к тебе это явно не относится. Лучший во Внутренней Страже, а? Все для того, чтобы продлить тебе жизнь? Нет, — огоньки в глазницах моргнули, и Талли понял, что это означает веселье. — Не жизнь. Работоспособность. Ты помнишь теракт в Нижнем Городе?

О, конечно. Пытаться сбить с толку резкой переменой темы — превосходная тактика, когда перед тобой сидит запуганный, покорный пони, уяснивший, что здесь он отвечает, а не задает вопросы. То есть кто угодно, кроме Талли.

— Старший следователь Аркан, — Талли вложил в голос весь холод, какой мог, — то, что я не помню нашей встречи, не значит, что я не знаю тебя и твоих методов ведения допроса. Как думаешь, сколько копий протоколов хранится в Архиве?

Огоньки мигнули и загорелись ярче.

— Да, конечно, — прошелестел Аркан, — ты знаешь. Мне нужно было проверить, не повредило ли твой ум такое... неожиданное отлучение от магии.

— Где мой помощник? — резко спросил Талли.

— Яркогривый единорог? С наивностью во взоре, весь отдающийся работе? — Аркан все же выдавил из горла что-то, похожее на смех. Очень отдаленно похожее. — Понятия не имею. Он успел вовремя бежать, судя по всему, хоть и не представляю, как. Впрочем, это вполне очевидно. Он, в отличие от тебя, не потерял сознание, когда вы так неожиданно лишились доступа к магии.

Ложь. Почти наверняка. Если Колла держат где-то рядом... В конце концов, не одной лишь магией они должны работать. Не одной лишь...

До Талли дошло.

— Как вы меня блокируете? — спросил он. — Почему... я вижу...

— Почему твои импланты по-прежнему работают? О, я расскажу, — кажется, Аркан испытывал удовлетворение. — Я потратил некоторое время на разработку блокиратора, не удаляющего магический фон вокруг жертвы. Заблокирован лишь твой к нему доступ, только твой. Мне помогли. Один грифоний техномант, чье имя тебе ничего не скажет. И один единорог-отступник, чье имя тебе известно отлично.

— Карнейдж, — с отвращением произнес Талли.

— Карнейдж, — подтвердил Аркан. Глаза его сияли совсем ярко — видимо, это соответствовало широкой улыбке. — Не то чтобы он был бы согласен делать это по своей воле, но Мальстром сделал его намного более сговорчивым, чем он был когда-то.

Предательство. Настолько явное, и они не заметили его буквально под носом. Внутренняя Стража не ждала ничего хорошего от Нижнего Города, альвенские давно не любили анмарских, как и всех единорогов, но они все проморгали. Он все проморгал.

Опять, диз бы побрал. Опять. В который раз.

— Предатель, — пробормотал Талли очевидное.

— Я не присягал на верность Анмару, капитан, — вот теперь из глаз Аркана исчезли всякие намеки на веселье, — я лишь обещал сотрудничество. В определенных рамках. Что ж, я действительно сотрудничал с единорогами, хотя и не только анмарскими, и действительно оказывал вам помощь. Неужели такой блокиратор не был бы вам полезен?

Не был бы полезен? Да, конечно, Талли уже представлял, как в Архиве восторженно потирают копыта, изучая новую игрушку, как их выпускают серийно, как вводят в работу... Как наконец счастливо сообщают, что теперь наконец могут проводить эксперименты с заряженными оборотными камнями на единорогах, поскольку эта версия блокиратора не превращает камни в бесполезные стекляшки. Она же не убивает магический фон, отнюдь нет... С ее помощью можно сделать столько интересного...

— Анмар не собирается использовать технологии, созданные еретиками, — твердо сказал Талли.

Аркан опять изобразил смешок. Вышло еще хуже, чем в первый раз.

— О, именно поэтому много лет единороги из Внутренней Стражи использовали конденсаторы, разработанные в Библиотеке? Именно поэтому я по ошибке ношу один из таких внутри себя?

Талли проигнорировал очевидную провокацию и продолжил:

— Тем более технологии, созданные Мальстромом. И особенно, — в голос опять просочилось омерзение, — Карнейджем.

— Вы не доверяете техническому гению Карнейджа?

— Это идиотский вопрос, следователь. Мы ни на бит не верим самому Карнейджу. Вам известно, что он делал. Пожалуй, хуже Карнейджа по масштабам разрушений были только Флейм и Ликвид, но последний, вероятно, мертв... и хотя бы не делал то, что делал, просто потому что ему захотелось. Так что мы даже не собираемся верить этому психу. Как и Мальстрому, даже если вам лично он обещал, что все пройдет в наилучшем виде, даже если он умудрился приручить Карнейджа. И, как следствие, — Талли криво ухмыльнулся, — не доверяем вам.

— Что ж, — Аркан кивнул, словно ничего иного не ждал, — предполагаю, что ты изменишь свое мнение через некоторое время здесь. Вероятно, я попрошу Фила провести с тобой беседу.

— Филлиса? Младшего Мордрейна? — Талли хмыкнул. — И где же ваша нелюбовь к единорогам? Он работает на вас уже долгие годы.

— Всего лишь тридцать лет. И, поверь, — Аркан опять сверкнул глазами, — мы с ним отлично сошлись. Он полностью разделяет мою точку зрения на единорогов.

И Аркан исчез. Просто исчез.

Что ж, логично, что он может использовать магию. В конце концов, внутрь него буквально переместили конденсатор.

И пусть он не любит это делать — нелюбовь использовать что-то отнюдь не означает полного нежелания это использовать.

Все-таки это была очень плохая идея.

---

Когда они втолкнули пленника в камеру, он весь трясся. Но явно не от страха. Как только же копыта его коснулись странной, темного цвета плитки, которой была выложена вся камера — даже потолок, — он, как подкошенный, рухнул на пол и сдавленно завыл.

— Кемис, — начал Фил с улыбкой, игнорируя стоны оборотня и не переступая порога камеры, — ты умеешь хранить секреты, верно?

Секреты? Серьезно?

— Храниние секретов — часть нашей работы, дознаватель, — Кемис кивнул. — Я сносно с этим справляюсь.

— О, ты должен справляться с этим не просто сносно, — улыбка никуда не уходила, но глаза смотрели холодно. — Ты должен быть профессионалом в хранении секретов. Тем, кто никогда не выдаст. Никому. Даже, — кивок в сторону пленника, все еще слабо постанывающего, — в его положении.

Кемис глотнул и уставился в пол.

Вообще-то он уже предполагал, какой именно секрет ему предстоит скрывать. И очень не хотел соглашаться. Было бы гораздо лучше отказаться и сбежать на свежий воздух, где он сможет подумать надо всем, что видел, и...

— Я и есть профессионал, дознаватель, — ответил он, подняв голову и твердо, как мог, глядя Филу в глаза. — Я — часть Департамента. Каждый из нас должен быть профессионалом. Или не быть здесь вовсе.

Еще один из негласных девизов Департамента, заставлявший Кемиса задуматься о том, как именно отбраковываются непрофессионалы. Почему-то ничего хорошего в голвоу не приходило.

— Ты же не хочешь стать копией меня?..

— Я просто счастлив, — Фил стер улыбку с лица. Теперь он выглядел сосредоточенным. — Заходи в камеру. Вперед.

Кемис с упавшим сердцем, размышляя, правильный ли он сделал выбор — да и был ли у него выбор? — шагнул внутрь. Услышал, как за спиной хлопнула тяжелая дверь, облицованная той же плиткой. И оглянулся.

Что ж, вероятно, его худшие опасения не подтвердились.

Зеленый камень, что Фил носил в ошейнике, погас и теперь напоминал бутылочное стекло, тускло отсвечивающее светом ламп. Глаза дознавателя стали, казалось, еще более светлыми, а грива — совсем выцветшей. Теперь он выглядел настолько точной копией безрогого из Норы, что могло бы стать неуютно.

Особенно учитывая, что, в отличие от оригинала, эта версия вполне имела рог.

— Кемис, — сказал Фил, взглянув на практика так, что его внутренне передернуло, — я задал тебе вопрос. Ты ответил положительно. Ни слова об этом. Ни мне. Никому. А также обо всем, что ты услышишь здесь. Ты меня понял.

Кемис с тяжелым сердцем потащил все еще слабо всхлипывающего Твиста к креслу. Сил сопротивляться у того не было, и практик без проблем застегнул на нем все зажимы.

Такой обыкновенный пони. Тощий, грязноватый, весь из себя очевидный бездомный, но все же — пони. Земной.

Не то черное нечто, которое он видел тогда в Норе. Не то, в которое этот несчастный, вовсе не выглядевший опасным, превратился сегодня утром.

Кемис, разглядывая пленника, едва не упустил предмет, который кинул ему Фил. Странный предмет, состоявший из стеклянной колбы и каких-то странных трубочек, рычажков и... о. О Искра.

— Воткни это ему в рот и нажми рычаг, — сказал дознаватель, не отвлекаясь от изучения содержимого своих многочисленных карманов. — Не хочу, чтоб он загнулся раньше времени. Ни от ломки, ни от расставания со своей ненаглядной Матерью.

Не став уточнять, почему последнее слово Фил произнес с такой интонацией, Кемис дрожащими копытами исполнил требуемое. Твист глубоко вдохнул, кашлянул, на секунду замер, вздрогнул и обмяк в кресле. Если бы не зажимы, он бы с него свалился.

Мда уж. Если даже этого проняло, то какую дозу Фил запихнул в ингалятор?

Кемис не стал уточнять и это. Он вообще ничего не собирался уточнять. Лучше бы ему было помалкивать, если он, конечно, хотел пережить этот допрос и не попасть на место Твиста. Многие знания — многие печали, а Кемис теперь знал уже и так слишком много. И отсвечивать ему не хотелось совершенно. Особенно учитывая, что за ближайшие часы он наверняка узнает еще много того, за что Фил может поступить с ним не лучше, чем недавно с Эмбером.

Пожалуй, согласиться на хранение секрета Фила было крайне плохой идеей.

---

А мир

все же

неплох.

Правда, теперь

так сложно

думать.

И

дышать.

И Она теперь так далеко.

И друзья теперь так далеко.

Но в ближайшие минуты мне будет наплевать.

А может, даже секунды. Будь проклят долбаный толер. Интересно, сколько же я сейчас вдохнул?

Нет, я регулярно делал перерывы в употреблении, однажды даже в несколько лет, иначе остался бы без мозга, но сейчас... Откуда вообще у Фила лазурь? И откуда настолько приличная? Явно не то дерьмо, что я находил в Нижнем Городе...

О. Мне стало легче думать. Как же неприятно. Теперь мне придется думать о том, что я сижу в очень неудобном кресле, с мерзкими зажимами на ногах и горле, а еще со мной собирается беседовать некто Фил, печально известный дознаватель Департамента. Все эти удручающие факты мешали бы воспринимать мир прекрасным.

Если бы, конечно, в меня не вогнали такую чистую дурь. Биохимия — крайне смешная штука. Интересно, он вообще в курсе насчет анестетического эффекта?

— Кстати, Кемис, ему в ближайшее время будет не слишком больно во время допроса, так что мы пока просто с ним поболтаем, — сообщил практику Фил, будто прочитав мои мысли. Благо в этой камере он не мог читать мои мысли на самом деле, будь он хоть трижды единорогом.

Осознав это, я не удержался и захихикал. Я рассчитал все верно, диз побери! Все! Эта камера действительно блокирует магию, она действительно не дает мне помчаться к Ней на всех парах, сверкая безумными глазами, чтобы воссоединиться с Ней и Роем и наконец дать Ей тело, а меня навеки стереть. Искра, я ее наебал. Как и того безрогого. Верно, родственника Фила. Так похож, так похож...

— Да, мы прождали уже полчаса, — донесся до меня голос Фила будто из-за стены, — и, извини, он все еще не реагирует на внешние раздражители. Но не волнуйся, еще немного, и действие кончится, я же не собирался убить его передозировкой. Не моя вина, что мы отобрали у тех драконов такую чистую "пыль". Все в порядке! Видишь, он явно меня слышит.

Полчаса?

Ну да, возможно...

Кресло становилось все менее удобным. Мир — все менее приятным. И я начал понемногу осознавать, что сижу в кресле в личной допросной камере худшего пони, что рождал Департамент, пристегнутый по всем конечностям, голый, беззащитный, без шансов выбраться. Без шансов обернуться и ускользнуть. Без всяких шансов.

Видимо, это отразилось на моем лице, поскольку Фил улыбнулся и кивнул.

— О да, друг мой, — сказал он, — ты все верно понял. Кроме разве что одного...

Наклонившись ко мне, он прошептал:

— Сдаваться мне было твоей худшей идеей.

---

— Зачеркивай.

— Керн, но...

— Мы не будем отправлять Дейзи в Департамент!

— Но ведь разнести там все — отличная идея?

— Визл, иногда ты меня просто пугаешь. Твою бы энергию — да в мирных целях. Как и ее, — грифон кивнул на свернувшуюся клубочком и слабо посапывающую Дейзи. Разносить ничего она в ближайшее время не собиралась.

Сперва Визл предложила ворваться в Департамент, использовать ее возможность прятаться в темноте и найти Твиста, пока Керн, как боевая единица, будет отвлекать внимание. Керн попросил ее быть немного серьезнее, и она, поразмыслив, предложила пробраться в Отдел по канализации. Керн нервно дернулся и сообщил, что в камеры не ведет такая канализация, по которой можно пролезть. Визл решила не уточнять, откуда он это знает.

Тогда, поскольку Флай все еще молчала, Визл выдвинула новый вариант: использовать Дейзи в качестве тарана. Эту идею Керн сейчас пытался отвергнуть.

— Визл, ты умная мышь, — простонал грифон, — осознай сама, в чем ты неправа!

— Я правее некуда! — Визл снова начала перечислять: — Говорим Дейзи, что ее друг в Отделе. Направляем ее в сторону Отдела. Дальше все просто!

— Все, кроме отстройки Алвьенгарда обратно. Не вариант, сколько раз говорить!

Визл хотела разразиться гневной речью на тему того, что если по дороге эта седогривая падаль сдохнет, то возможные жертвы ее не волнуют.

Однако тут голос Флай внутри, совсем тихий голос, что-то прошептал. И глаза Визл расширились. Она вспомнила.

— Керн, — сказала она торопливо, — я знаю, что должна сделать.

— О, снова знаешь? — Керн заинтересованно уставился на нее. — Если ты не предлагаешь разбудить в Дейзи то, что разнесло Нору, то можешь начинать. Рассказывай, дорогая.

Визл принялась объяснять. От нетерпения сбиваясь.

Керн молча слушал. Изредка кивал. Иногда потрясенно моргал, особенно под конец ее путаных объяснений, когда ему стало наконец ясно, куда Визл вообще клонит.

В конце концов он мотнул головой и недоверчиво сказал:

— Визл, если вся твоя надежда базируется на...

— На том, что наверняка сработает, — твердо сказала она. Запрещая себе дрожать и тонко пищать от страха.

Керн задумчиво посмотрел в потолок, стуча когтем по клюву. И сообщил:

— Знаешь, если идея Твиста просто сдаться была просто очень плохой, то твоя идея сдаться и сдать нас всех в надежде на попавшего под обаяние Флай Шиверс идиота...

— Совсем плохая?

— Нет, эта идея в десятки раз хуже.

14. Пойти на компромисс

Кресло было залито кровью. Пол рядом тоже был залит кровью. Даже Фил, казалось, был залит ей полностью.

По мнению Кемиса, крови было куда больше, чем может содержаться в пони. Пожалуй, ее хватило бы на трех таких же, как Твист. Хотя, возможно, он просто не привык к тому, как ее много в его сородичах, будь они хоть трижды оборотнями. В конце концов, драконы и грифоны — совсем другое дело.

— Итак, наш друг в очередной раз пришел в себя, — Фил снова натянул на лицо обаятельную ухмылку. — Вероятно, это значит, что нам пора снова с ним поговорить, не так ли?

— П... погово... ри со своей жопой, гнида, — прохрипел Твист. Копируя улыбочку Фила. Удивительно, как у него оставались на это силы.

Фил, возведя глаза и как бы говоря "о Искра, он сам напросился", со всей аккуратностью сделал новый надрез. Твист, сжавший зубы, прошипел что-то невнятное. На миг на шкуре его появился микроскопический участок черного хитина, но только на миг — видимо, эта камера блокировала все его возможности. По крайней мере, иных идей у Кемиса не было.

— Я не хочу долго разбираться с тобой, мелкая сволочь, — почти нежно, так, что Кемис едва расслышал, прошептал Фил, наклонившись к уху пленника. — Я хочу вырезать из тебя то, что нам так нужно, и вернуться к работе. К нормальной работе, а не к тому, что происходит в центре сраного Нижнего. Ты усек?

— Да тебе не нужно ничего, кроме моей боли, злобная тварь, — Твист откровенно захихикал. Пусть даже наркотик на него уже не действовал. — Ты пытаешься вытащить из меня камень уже хуй знает сколько времени. Я говорю...

Неожиданный хлесткий удар в челюсть Твист перенес стойко. Сплюнув выбитый зуб, он продолжил:

— Говорю, что во мне его нет. Ты мне не веришь. Что еще мы можем сделать, если ты такой идио...

Следующий удар едва не свихнул Твисту шею. Кое-как выпрямившись в кресле, он выплюнул второй зуб, хмыкнул и сказал:

— Надо же, а ты действительно идиот. На твоем месте я заметил бы очеви-и-и-и!..

— Кемис, — тяжело дыша, приказал Фил, не отпуская окровавленного скальпеля, — запиши, что эта гнида отказывается идти на контакт уже который час.

Кемис, как ему приказали, записал, почти не трясясь. В конце карандаш дрогнул и оставил неровную линию через всю страницу. Лишь бы Фил не решил сам перечитывать протокол...

Обернувшись к Твисту, пытавшемуся отдышаться, дознаватель прошипел:

— Ты, выродок, считаешь, что ты самый умный, да?

— О, — на лице Твиста появилась почти та же ухмылка, что стерлась с лица Фила мгновения назад, — я точно умнее тебя, злобный выро...

Кемис отвел взгляд. Хотя услышать следующий крик, переходящий в стон, ему это не помешало.

— Значит, ты умнее меня, — Фил отвернулся от Твиста, все еще корчащегося от боли, и спрятал скальпель в карман. Отойдя к стене, он неторопливо начал: — Умники такого сорта, по моему опыту, склонны любить и ценить свой ум. Например, по случайному стечению обстоятельств наткнувшись на диковинный артефакт и немыслимым образом разобравшись в принципах его работы, они... — дознаватель задумчиво прищелкнул языком, с досадой поморщился и повернулся к Твисту. — Они не преминут им воспользоваться. Но что делать, если артефакт такой ценный? Вдруг, не дай Искра, кто-то прознает? Вдруг его захотят украсть?

— Ты не понимаешь и сотой доли того, что...

— Тогда, — перебил Фил, — эти умные пони прибегают к неочевидной, на их взгляд, идее. Они идут к некоему безымянному пегасу на проспекте Альвен в Нижнем Городе, и пегас, из вежливости не интересующийся именами гостей, берет скальпель и проводит нехитрую операцию по вживлению Оборотного камня — ох, я хотел сказать "артефакта", конечно — в тело гостя. Таким образом гость оказывается надежно защищенным от ограбления и сохраняет свою тайну, а безымянный пегас с проспекта Альвен становится богаче на, если мне не изменяет память, девять с половиной сотен. И это еще небольшая плата за анонимность! Ему явно следовало брать минимум вдвое больше.

Твист ухмыльнулся уже щербатой, но пока еще почти целой улыбкой. И Кемис с неожиданной болью подумал, что именно этого делать ему не стоило.

Фил резко прошел обратно к креслу и прорычал в лицо Твисту:

— А я, к твоему сведению, ненавижу магию.

Белогривый не перестал ухмыляться, глядя в перекошенное лицо Фила. И спросил:

— Тогда почему же ты, мелкий злобный урод, не отпилишь себе рог?

Фил на секунду замер.

Потом наклонился еще ниже к лицу Твиста и, вернув ту же самую улыбку, сообщил:

— Каждый из нас, в конце концов, должен идти на какой-то компромисс.

---

Визл со всех крыльев мчалась к Отделу, боясь не успеть. И точно так же боясь успеть и прийти вовремя.

Сломанное копыто отзывалось резкой болью на любое движение, но она все еще не обращала на это внимания. Уставшие крылья требовали отдыха, но она игнорировала и это. Все, о чем она думала — это помощь Твисту.

Твисту, который сдался сам, но которому так нужна была помощь.

Твисту, который был ее другом.

Твисту, который был другом Дейзи и Керну.

Короткий разговор с Саммер дал ей понять, что боялась она не той черной твари. Боялась она только того, что Твист лгал ей. И того, что теперь она его потеряет. Как потеряла когда-то...

Визл сжала зубы. Об этом нельзя было думать. Сейчас она должна была думать только о том, чтобы вовремя добраться до Отдела.

Как и утром, она не обращала внимания на шарахающихся от нее крылатых. Сейчас важнее всего было добраться вовремя. Прийти на проспект Альвен, и потом...

И сдаться.

Сдаться на милость Департамента.

Более того, рассказать и обо всех остальных.

Ее слабая надежда на то, что тот практик действительно задумался о словах Флай, казалась все более нелепой. Диз подери, он же практик Департамента. ДКП. Того самого места, в которое уводят тех, кто или не возвращается, или возвращается в таком виде, что лучше бы не вернулся. И она летит к нему по своей воле, несмотря на все это. Что за идиотизм...

Идиотизм?

Вспомнив слова седого дознавателя, Визл сжала зубы еще крепче.

Ох, простите, мы обязаны были сообщить. Ховер Шиверс, увы, скончался при попытке сопротивления при задержании.

Визл так хотела просто натравить на него Дейзи. Просто чтоб посмотреть, что та с ним сделает.

Но ведь рано или поздно всем нам приходится идти на компромисс с самим собой, верно?

---

— Ну-с, — продолжил Фил, аккуратно протиравший копыто платочком, — я хочу отметить в протоколе, что подозреваемый упорно не идет на контакт. Кемис, ты ведешь протокол? Пожалуйста, обрати внимание, что подозреваемый упорно симулирует симптомы сильнейшего стресса и не стремится...

Кемис помедлил и принялся аккуратно выводить в блокноте нужные формулировки. Копыто при этом по-прежнему почти не дрожало, но все же он умудрился оставить на странице еще одну неровную полосу.
— Подозреваемый Твист, — Фил снова обернулся к креслу, — тратит наше драгоценное время и свое пусть менее, но все-таки тоже драгоценное здоровье на отговорки. Твист, друг, скажи мне, где ты прячешь камушек? Видит Искра, я не хочу искать его собственнолично. Аркан крайне неодобрительно относится к такого рода операциям.

Твист хихикнул. Последние минут пять он только и делал, что хихикал, время от времени прерываясь, чтоб сплюнуть кровь.

— Я не засчитываю это как внятный ответ, — безмятежно сказал Фил. — Клиентам не положено хихикать в моих камерах.

— Можете поискать у меня под хвостом, дознаватель, — предложил Твист и хихикнул еще раз. Прозвучало это скорее как "поифкать у ме'я поф хвоффом". Впрочем, зубные протезы — дело наживное, особенно в Альвенгардской тюрьме, где заключенным обеспечена отличная медицинская страховка в обмен на содействие со следствием. Кемис старался думать об этом с позитивной точки зрения. Твист, как показали последние полчаса, относился к той породе мягкохарактерных идиотов, что могут сколько угодно гнуться под ветром, но рано или поздно, вдруг отвердев, от одного удара рассыпаются на сотни осколков, прочных и острых.

Фил свернул платочек и бережно спрятал в один из многочисленных карманов. Затем приблизился к креслу и ласково потрепал Твиста по голове. Несмотря на все усилия, которые дознаватель приложил к очистке копыта, некоторые пряди в гриве Твиста немедля окрасились в темный алый цвет.

— Друг мой, — ласково протянул он, — ты говоришь так только потому, что не знаешь, кто проектировал это кресло. Поверь мне, он был истинным гением, мастером своего дела и, говоря откровенно, просто больным извращенцем. И мне нужно нажать всего лишь пару рычагов, чтобы ты принял положение, идеально подходящее для поиска в указанном тобою месте. Подумай над этим с минуту, и, если ты не выдвинешь варианта получше, то, раз уж ты сам предложил...

Раздался глухой, торопливый и какой-то очень нервный стук в дверь. Как будто стучащий с огромным удовольствием предпочел бы выбрать другую дверь для стука.

— Святая Искра, — возмущенно воскликнул Фил, — вечно нас прерывают в самый ответственный момент! Кемис, дай им знать, что я занят. И меня. Ни в коем. Случае. Нельзя. Отвлекать!

Дознаватель отвернулся и засвистел какой-то бодрый мотивчик, неимоверно фальшивя. Вскакивая, Кемис ощутил волну облегчения настолько отвратительного, что его даже передернуло. Подавив желание бросить взгляд на кресло с пленником, он торопливо шмыгнул к двери, приоткрыл ее, выскользнул наружу и поспешно захлопнул. В этот же миг ноги его подвели, и он плавно опустился на пол, подперев дверь спиной.

— Ну, что у вас? — шикнул он, разозлившись на себя самого и тут же этого устыдившись.

— К дознавателю Филу посетитель, — отрапортовал незнакомый практик, на лице которого Кемис увидел отчетливое отражение собственного облегчения. — Некая Флай Шиверс. Мышь. С важной, говорит, информацией.

Шиверс. Флай. Та самая то ли мышь, то ли пегаска, пытавшаяся отбюить у них Твиста. И, судя по намекам Фила, не очень простая...

— Дознаватель... занят, — выдавил Кемис. — Возможно, ты мог бы подойти немного...

Крылья практика встопорщились, он отступил на шаг.

— О, нет, у меня срочные дела, — промямлил он, пятясь куда-то в стену. — Весь день на ногах, ну, понятное дело...

— Тогда я сам к ней схожу, — перебил Кемис, вскакивая на ноги. — Ты все передал, ты молодец, к тебе не будет предъявлено никаких взысканий, можешь идти, можешь даже проводить меня, тебе не обязательно столько ждать...

Не прекращая одностороннего диалога, он поспешил по коридору куда-то, где, как он надеялся, находится приемная. Практик двинулся следом, явно не веря своему счастью.

Кемис все говорил, и говорил, но никак не мог заткнуть голос в своей голове. Голос признавался в воровстве, в наркомании, сдавал тех, кто толкал ему наркоту, и тех, кому он сам ее толкал. Но громче всего этот голос был позже.

— Я уже все сказал, — кричал голос. — Я ничего никуда не зашивал! Проверьте это! Как угодно! Я сказал все, я сдал всех, отпустите, прошу, прошу, отпустите, я не...

Возможно, разум Кемиса и исказил этот голос, но сейчас практик был точно уверен, что голос не лжет. Как не лгал голос Эмбера перед смертью. Как не лгал голос Уайта после того, что он пережил.

Но ведь не в первый раз Кемис шел на компромисс с самим собой, правда?

---

— Я хотела видеть Фила, — рявкнула Визл. Рявкнула так, что пегас, который привел к ней этого рыжегривого, дернулся и отшатнулся, прижимаясь к стене. Видит Искра, Визл не ждала такой реакции...

Практик вздрогнул, видимо, все еще не отошедший от работы, и ответил:

— Дознаватель Фил... занят. Я его, кхм, замещ... эм... за... — рыжегривый помялся, будто подбирая слово, и наконец договорил: — я встречусь с вами вместо него. Я — практик Аффар. Какую именно информацию вы хотели сообщить, Шиверс?

Визл глубоко вдохнула. В надежде, что сейчас наконец явится Флай.

И, поскольку та так и не ожила, выдала:

— Я — Визл, которую так искал ваш Фил. Также я могу сообщить местоположение грифона Керна, жителя Норы, и Дейзи, ближайшей подруги Твиста. Этого вам достаточно?

Кемис закашлялся.

Пегас, приведший его, замер.

Визл, напружинившись, ждала.

— С вашей стороны, — прокашлявшись, начал наконец Аффар, — очень неразумно сообщать об этом дознавателю Филу.

— Должен ли я? — робко спросил пегас.

— Помолчи, — бросил Аффар. Пегас вновь встал, как вкопанный. А практик обратился к Визл: — Вероятно, на это вас бросила крайняя нужда. Скажите, вам кто-то угрожает?

И вот тут наконец Визл почувствовала, как Флай, до этого молчавшая, как мертвая, наконец оживает. И ответила в надежде, что та успеет ожить вовремя:

— Да. Мне угрожает дознаватель Фил.

Аффар сжал губы и уставился на нее. Пегас начал отползать по стенке куда-то по коридору. Глаза Аффара сузились, и Визл почувствовала прилив отчаяния — неужто она действительно просто так сдалась? — и, вся напрягшись, уже приготовилась рвануться назад...

— Селлер, стой, — спокойно, казалось бы, сказал Аффар.

— Я должен сообщить дознавателю, что...

Аффар рванулся к пегасу. Медленнее, чем Керн, но быстрее, чем Визл могла бы лететь. Буквально через пару секунд практик уже держал Селлера за щкирку, приставив к горлу нож.

— Прошу, — с тем же напускным спокойствием сказал он, — не говори ему ничего.

— Предатель! — взвыл пегас, будто не обращая внимания на прижатое к шее лезвие. — Преда...

Из горла Селлера хлынула кровь, залившая лицо и одежду Аффара, но тот и глазом не моргнул. Продолжая зажимать ему рот, практик осторожно опустил пегаса на пол, и, лишь убедившись, что тот больше не в состоянии издавать звуки, убрал копыто.

— Ваша проблема мне знакома, — сообщил он, обернувшись к Визл. — Сейчас сюда сбегутся все подряд, так что, полагаю, нам пора. Прошу, быстрее.

— Но?..

— Никаких "но", — перебил практик, нервно оглядываясь. — К выходу, живее!

Визл, распахнув крылья, рванулась к выходу из Отдела и услышала за собой топот. Не десятка сотрудников Департамента, как она боялась, а одного лишь Аффара.

Видно, ему было не впервой идти с самим собой на компромиссы.

14.2. Прийти к компромиссу

Впоследствии 14 и 14.2 будут слиты в одну. Заранее извиняюсь перед читателями.

Больно. Как же больно. Настолько больно, что даже возможность потерять сознание от потери крови только радует. Святая Искра, если ты есть, то зачем ты допустила то, что со мной сделали? Матерь, если ты жива, то почем допустила то, что сделали с твоим сыном?

Даже если бы хоть какой-то эффект от лазури сохранился, это все равно было бы неимоверно больно.

— Видишь ли, друг мой, — Фил неторопливо прохаживался передо мной, склонив голову, с той самой мерзкой улыбочкой на лице, с которого он даже не подумал оттереть кровь, — я уже говорил тебе, что ненавижу магию. А после ухода практика Аффара смог сказать тебе напрямик. Но повторю еще раз. Я... ненавижу всех выродков вроде тебя.

Улыбка превратилась в злобный оскал, а шаги Фила стали намного более резкими. Как будто он воображал, что втаптывает в пол меня и подобных мне.

— Я ненавижу каждого рогатого урода во всей Эквестрии. Я ненавижу любого, кто пользуется их технологиями и думает, будто это делает лучше его самого. Я ненавижу всех, кто решил, будто зашить в себя единорожий артефакт — это круто и весело. Поверь мне, — тут он оскалился еще шире, — это ни капли не весело. Впрочем, ты уже сам это понял.

— Я ниффево не зафивал, — выдавил я. Королева, прошу, дай мне хотя бы отрастить новуе зубы, чтоб мое жалкое блеяние не выглядело настолько уж жалким...

Молчание. Полное. Она не могла до меня достучаться, а я не мог достучаться до нее. Оборотень, тень в ночи, порождение тьмы, лишенное отныне всего своего могущества. С того момента, как я зашел в эту камеру, и до конца жизни — который ждет меня скоро, я уверен, — я останусь не более чем земным пони Твистом, который оказался гораздо большим идиотом, чем рассчитывал сам.

Когда я только входил в эту камеру, я еще надеялся, что смогу что-нибудь придумать. А через миг, когда меня толкнули внутрь, Ее голос в моей голове пропал, и на меня накатила волна резкой боли. Подступающая ломка была неприятной, но эта боль тогда заставила меня упасть на пол и буквально завыть сквозь зубы.

Я не думал, что расставание с Матерью окажется настолько болезненным. И не думал, что все, что будет дальше, станет еще хуже. Возможно, теперь, после всего этого, я согласился бы даже на вечное воссоединение с Ней.

Но теперь уже поздно. Слишком поздно.

Я надеялся только, что Керн сможет позаботиться о Дейзи. Что она не станет делать глупостей. Что ее разум не сожрет воплощенный Дискорд — наконец я без боязни мог хотя бы подумать его имя полностью, поскольку уже знал, что сказки о его возвращении бессмысленны. Он и впрямь вернулся. Таким способом, что добавлял мне новую боль вдобавок к физической боли во всем теле, во многочисленных порезах, и там, где с меня местами содрали шкуру, пусть и аккуратно, и в явно сломанной челюсти, и по всему телу, где прошелся со скальпелем Фил. Эта, другая боль, стучала мне в виски изнутри одним и тем же вопросом: "почему ты ничего не сделал?"

Почему я ничего не сделал?

Я боялся. Я думал, что Дейзи прекрасно справится сама. Я был уверен, что с ней и с Керном нам нечего бояться. Я надеялся, что все пройдет гладко. Я... я...

Я так боялся.

Даже сейчас мне уже не так страшно.

Фил поднял наконец голову и уставился прямо мне в глаза. Уже не ухмыляясь.

— Мне прекрасно известен этот факт, перевертыш, — сказал он. — Я думаю, ты это уже понял. Ты все-таки не выглядишь бесповоротным кретином.

— Заффем тогда... — остаток фразы утонул в приступе кашля. Но Фил и без того отлично меня понял.

— Это не очевидно? — спросил он. Как будто даже разочарованный. — Я был уверен, что ты понял.

Еще мгновение, и Фил, метнувшись с невероятной для пони реакцией, вновь оказался возле меня. Нет, позади меня. Вокруг шеи захлестнулась удавка — тело ответило очередным приступом резкой боли, но я ее уже толком не осознавал, — он с отвращением произнес:

— Я. Ненавижу. Таких. Как. Ты. И я мучительно убью каждого из вас.

Постепенно отключающееся сознание успело выдать мысль о том, как профессионально он перекрыл мне дыхание и артерии, не раздавив мне при этом остальные детали анатомии. В глазах начало темнеть. Фил удовлетворенно улыбнулся и...

Сквозь стук в ушах до меня донесся стук в дверь. Фил, сжав зубы, ослабил нажим, и я наконец смог вдохнуть самую каплю воздуха.

— Да что у них такое?! — рявкнул он. Очень разозленным голосом.

— Дознаватель, — робко донеслось из-за все еще закрытой двери, — вас ждет следователь Аркан.

По идее, я не должен слышать то, что доносится из-за двери. И Фил не должен. А снаружи не должны слышать то, что доносится отсюда.

К счастью, тело Твиста, которое я спроектировал, снабжено накоторыми усовершенствованиями вроде улучшенного слуха. Мне пришлось изучить дизову гору учебников по анатомии, чтоб я смог это сделать, и все равно с первой попытки я едва не лишился слуха вовсе.

Фил же... Понятия не имею, но он явно мог слышать гораздо больше, чем обычный пони. Возможно, это могут все единороги. Возможно — только он.

— Будь прокляты эти идиоты, — тяжело дыша, будто это его только что пытались задушить до полусмерти, сказал Фил. Бросив на дверь презрительный взгляд, он наконец отпустил меня — слава Искре, я смог дышать, — и прошел к шкафчику. Впрочем, почти сразу вернувшись обратно.

— Я не хочу, чтоб ты тут решил внезапно попытаться откусить себе язык или типа того, — сообщил он, криво улыбаясь. Копытом он подбрасывал хорошо знакомый мне инъектор. — Поэтому посидишь ты в таком состоянии, в котором тебе не захочется ничего себе откусывать. Извини, но ингаляциям я не доверяю. Давай, будь умницей, не сопротивляйся. И даже если ты сдохнешь от передоза, забыв, как дышать... — Фил подмигнул, — мне почти насрать. Да и тебе тоже, я полагаю. Главное, чтоб тебя убил я сам, а не ты своими идиотскими действиями.

На миг, особенно когда я вспомнил, что за все сто пятнадцать лет своей жизни не доходил до внутривенного употребления лазури, идея откусить себе язык показалась мне крайне заманчивой. Я же никогда не кололся. В конце концов, каждый начинающий этим оправдывается, и я не хотел бы переходить из стадии начинающего к следующей, хотя и потерял на это все шансы много лет назад.

Потом мой мозг, осознавший, что я вижу, дал мне тяжелого внутреннего пинка и, казалось, подключив дополнительную порцию болевых рецепторов, взвыл, чтоб я не смел отказываться. И я, зажмурившись, дождался секундной и незначительной на фоне остального боли в ноге, в которую он ввел мне иглу. Еще пару секунд я думал, что он воткнул мне что-то не то.

— Надеюсь, когда я вернусь, — успел услышать я, — мы сможем прийти к компромиссу.

А потом

мир

снова

стал

пре-

кра-

сен

---

— Аффар, быстрее! — крикнула Визл, жмурясь от бьющего в глаза ветра. Ладно, в стену все равно не влетит...

— Кемис, если угодно, — сквозь пыхтение ответил Кемис, переставляя копыта так быстро, как мог. Успеть за этой странной мышкой ему было очень трудно. В конце концов, его работа — не бег на длинные дистанции...

Ах, да. Бывшая работа. Это было бы утешительно, если бы не было так пугающе.

Визл и Кемис уже давно покинули проспект Роял и теперь какими-то подозрительными переулками — Визл вынуждена была лететь в запрещенной для полетов зоне, рискуя врезаться во что угодно, от случайного рекламного щита до здания, — бежали к западному краю Нижнего Города. К улице Рей, на которую его и планировала притащить Флай Шиверс. Визл, точнее.

Изначально, по ее словам — преимущественно матерным, звучавшим, пока они удалялись от Отдела — ее план заключался не в этом, и он, дурацкий недокрылый, испортил ей совершенно все. Ответ же Кемиса, тогда еще способного полноценно дышать, был более емким, но не менее красочным: если эта несчастная недомышь сочла, что они могут спрятать труп Селлера в уголок и спокойно идти в гостеприимные объятия Фила, то она могла бы самостоятельно сброситься с моста, связав крылья. Тогда Визл через плечо бросила на Кемиса крайне недобрый взгляд, чуть при этом не влетев в шедшего на посадку почтового грифона, и полетела быстрее.

Вероятно, думал теперь Кемис, с ее стороны это было изощренной местью за "недомышь".

Уйдя в свои мысли, он едва не пропустил момент, когд Визл, не предупреждая его, нырнула в какой-то полуподвальчик с выбитой дверью и без окон. Резко затормозив и оставив борозды в утоптанном снегу, он сиганул за ней.

И через секунду осознал, что это плохая идея.

— от тебя пахнет твистом, — заявило нечто змееподобное, обвившись вокруг него. Так, что еще секунда — и ребра хрустнут и раскрошатся. В нос ему уперлось пугающе похожее на понячье, но все же искривленное лицо, покрытое черной шерстью, со сверкающими желтыми глазами.

И оскалившее клыки. Причем явно не в дружелюбной улыбке.

— Дейзи, — сказала Шиверс, все еще тяжело дыша, — отпусти его. Пожалуйста. Он нужен нам, чтобы вернуть Твиста.

— он хотел его убить, — прошипело нечто, оскалившись еще более злобно.

— Это был не он, — продолжила уговоры Шиверс. Неожиданно мягким тоном. — Он лишь хочет исправить то, что сделали другие. И мы хотим ему помочь.

Ощутив, что сжимающие его кольца с явной неохотой разжимаются, Кемис с облегчением выдохнул.

И тут же услышал:

— Здравствуй, практик Аффар. Меня зовут Керн.

Переведя взгляд с Шиверс, Кемис увидел бело-серого грифона в сером же плаще и, почему-то, небольших очках, казавшихся совершенно неуместными. Особенно на фоне стального наплечника, на котором Кемис разглядел пять когтей. И подвальчик сразу стал еще менее гостеприимен, чем был до этого.

— Итак, — флегматичным тоном начал грифоний наемник Керн, пристально глядя поверх очков, — ты, дорогая Визл, в самом деле по собственной воле привела в Нору — по крайней мере, во временный ее аналог, несравнимо менее уютный, но зато не разобранный по кусочкам, — практика Департамента, и это не галлюцинация, вызванная преждевременной старческой деменцией? Практик, возможно, ты все же галлюцинация?

Кемис предпочел смолчать. "Не обращай внимания на остальных, — предупредила его Визл по дороге сюда. — Не заговаривай первым, не нарывайся, я сама разберусь. Вот вообще не отсвечивай, и все будет в порядке". Вообще-то это предупреждение скорее напугало Кемиса, чем успокоило, и по дороге он успел бы вообразить, если бы намеренно не игнорировал все лезущие в голову мысли, множество картин того, как его больно пинают копытами по ребрам или сходу вставляют между этих же ребер нож. Грифон в аккуратных очках, с печальным взглядом вежливо интересующийся, не галлюцинация ли он, с этими картинами не вязался. Не вязался бы, если бы не его наплечник и слишком уж уверенный голос.

— Ты в своем уме, не переживай, — вяло огрызнулась Визл. Фестралка (пегаска?) сидела в углу, завернувшись в крылья — видимо, до нее наконец дошло, что здесь холодно. Менее трясущейся и злой она от этого не становилась. Скорее, даже более, учитывая, какой понимающей она выглядела, уговаривая змееподобное нечто выпустить Кемиса.

— Знаешь, сложно сказать, какой из вариантов устраивает меня меньше. — Керн пожал плечами. — Возможно, многолетнее безумие кажется привлекательным выходом, если сравнивать с перспективой провести яркую, интересную и короткую жизнь в камере ДКП. Во всяком случае, если мне придется коротать это безумие в нашем уютном импровизированном пристанище.

"Уютное пристанище", бывшее когда-то подвалом жилого дома на улице Рей, выглядело не особенно подходящим для коротания безумия. Похоже, обитатели Норы считали, что деревянные ящики вместо стульев — верх роскоши, наполовину ободранная вместе с облицовкой плесень на стенах — великолепный косметический ремонт, а перебитые лампы и тусклый свет из выбитой двери — неплохое освещение. "По крайней мере, здесь нет тараканов", — подумал Кемис, но мысль эта особого оптимизма не прибавила.

— Были, — сообщила вдруг... Дейзи, если он правильно понял имя, из угла, где она свернулась. — Я их сожрала. — На пару секунд голос умолк и прибавил изменившимся тоном: — ТАКИЕ БЕЗВКУСНЫЕ, НО ХРУСТЯЩИЕ, ЗНАЕШЬ ЛИ.

Нервно моргнув, Кемис отвернулся и уставился на Визл, которая по ходу спора с Керном становилась все более сердитой и взъерошенной.

— Я отлично понимаю, что делаю! — рявкнула она как раз в этот момент.

— О, никаких сомнений, — грифон успокаивающе развел лапами. — Ты всегда осознаешь все свои действия и их последствия примерно на пять минут вперед. Для пони это достаточно высокий показатель. Но, возможно, стоило подумать о том, что будет через день?

Фестралка презрительно зашипела.

— Ну да, ты у нас самый умный!

— Никогда не претендовал на звание выдающегося интеллектуала, — возразил Керн. — Но во временное отсутствие нашего командира я фактически становлюсь старшим по званию, если бы мы оперировали такими устаревшими понятиями.

-И что предложишь, старший по званию? — осведомилась Визл, сверля грифона взглядом. — Этот практик — единственный способ хоть как-то вызволить Твиста. И, между прочим, пока мы тут болтаем, нашего друга в любую минуту может запытать до смерти тот седой мудила!

Керн открыл было клюв, но вдруг замер и перевел взгляд на Кемиса. После чего очень тихо и очень спокойно уточнил:

— Это — практик дознавателя Фила? И ты даже не упомянула, кто именно забрал Твиста?

— Да, тот седой так мне представился, — буркнула Визл. — Практик говорит, что вообще-то работает на Аркана, но...

— Визл, — так же спокойно продолжил Керн, — тому, что ты жива, есть три объяснения. Первое — Фил осведомлен о местопребывании своего помощника и ждет подходящего момента. Второе — практик уже не числится практиком, но в таком случае времени у нас не намного больше. Третье, наименее вероятное — тебе сказочно повезло.

Керн, не отводя взгляда от практика, снял и осторожно сложил очки.

— Я склонен верить в первое, поскольку не люблю случайностей, — закончил он.

Последовавшие за этим несколько секунд Кемис толком не осознал. Перед ним мелькнула смазанная тень, и он вдруг оказался лежащим мордой в пол, его копыта надежно удерживала за спиной одна когтистая лапа, а вторая такая лапа обхватывала горло. И очень болела спина.

— Керн! — рявкнула Визл. Голос доносился как сквозь вату. — Какого хрена?!

— Понимаешь ли, — услышал Кемис прямо над ухом, — в первом случае мы должны убить его, чтобы он не успел передать Филу наши координаты. Во втором — чтобы Фил не узнал их самостоятельно своим излюбленным способом по возвращении экс-практика в Департамент. В третий, как я уже упомянул, я не верю.

Голос грифона был таким же терпеливым и флегматичным. Казалось, Керн даже не запыхался. Вообще-то лежать мордой в пол, как показалось Кемису, не так уж и плохо. Конечно, лежать было сыро и пыльно, но он искренне наслаждался моментом, когда от него ничего не зависело и ничего не требовалось. Хотя грифоний коготь, уткнувшийся куда-то под подбородок с недвусмысленным намеком на то, что при любом излишнем движении он, коготь, войдет очень глубоко, все-таки нервировал.

И давал наконец возможность задуматься о происшедшем, чего Кемис делать вообще-то не хотел.

Он предал Департамент. Он предал все, на что долгие годы надеялся работать. Вообще-то это было далеко не самым худшим, он мог бы приложить свои таланты во множестве сфер. Но...

Он предал Фила. Предал дознавателя Фила, который наверняка совершенно не лояльно относился к предателям. И пусть, сделав это, он был уверен, что поступает верно, сейчас его голову наполняли мысли. Множество мыслей о том, что будет с Кемисом, когда он вернется. Если он вернется.

— Керн, — произнес он тихо, как можно аккуратнее шевеля челюстью, чтоб не наткнуться на коготь, — вы можете мне не доверять. И я отлично вас понимаю. Я успел узнать дознавателя Фила за нашу короткую совместную работу.

— Но? — грифон пристально уставился Кемису в глаза.

— Но, — еще тише сказал Кемис, — может, если я выдам вам обстоятельства своего ухода, мы сможем прийти к компромиссу?

---

Колл, осторожно высунувшись из-за угла, наблюдал за вбежавшим в подвал практиком Департамента. И успел навесить на него нехитрое заклинание, так что слышал весь его разговор с фестралкой и грифоном.

Вероятно, этот практик ничего не знал о Талли. Но его бывший шеф, Фил... Да, он должен был знать, если они оба работают на Аркана. Хоть что-нибудь.

А еще Колл услышал их основную идею. И одобрил ее. И предпочел использовать первым.

Что ж, оборотный камень все еще при нем. И насколько он может менять обличье?.. Приложив небольшое усилие, Колл направил силу на камень, и на миг его голову пронзила вспышка боли. Пискнув, он повалился на колени прямо в снег и замер, ожидая новой, но этого не произошло.

Похоже, все прошло удачно. Если теперь Колл выглядит так, как хотел, то ему не составит труда заявиться в Департамент.

— Практик... Ринг, пожалуй, — пробормотал он, поднимаясь с колен. — Насколько я помню, в их архивах не ведут записей о каждом практике, значит я вполне смогу...

Торопливой трусцой побежав вдоль по улице, он, бормоча под нос детали плана, даже не осознал, какими взглядами на него смотрят местные. Которых дальше по улице Рей было намного больше, чем возле временной "Норы". Как они скрипят зубами и явно борются с желанием его догнать. Точнее, осознал, но отбросил как неважное. Ведь он же прекрасно доберется до проспекта Алвьен, а там — и до Ро...

Под ногу Колла что-то влетело, и он с удивленным взвизгом въехал носом в снег. Подняв голову, он фыркнул и уже хотел было вскочить, как вдруг ощутил, что на спину ему давит что-то тяжелое. И услышал удовлетворенный голос:

— И что ж ты приперся сюда, а дэкапэшник? Дома не сиделось?

— Я буду жа... — вякнул было Колл, но его тут же ткнули мордой обратно в снег. Пока он снова отплевывался, голос продолжил:

— Я б на твоем месте носа сюды не совал. Давай, ребят, переверните его.

Получив неслабый пинок под ребра, Колл опять взвизгнул и перекатился на спину. Увидев наконец своих обидчиков. Что, впрочем, энтузиазма не прибавило. Прямо над ним, ухмыляясь, стоял здоровенный зеленый дракон, а рядом, с чуть менее выразительными кривыми улыбками, двое грифонов.

Коллу даже в голову не пришло использовать магию. В настоящих боевых условиях все вдолбленные уроки сразу забылись. Так что он робко улыбнулся в ответ, все еще кривясь от боли в ребрах, и пробормотал:

— Простите, может, мы можем при...

Следующий пинок вернул его в исходное положение и, по ощущениям, сломал что-то внутри. Колл, едва не задыхаясь, заскулил, по лицу потекли слезы.

— Ну и уродов нынче набирают, — хмыкнул дракон. Наклонившись к Коллу, он бесцеремонно ухватил его за гриву и прямо в ухо прорычал: — А не ваши ли уроды прошлым месяцем уработали нашу лабу, а? Не ваши ли уро...

— Господа?

Дракон, замахивавшийся было для удара, замер. Один из грифонов рядом с ним, как слышал Колл сквозь биение сердца, тоже замер. И, кажется, даже не дышал. Второй же недоуменно топтался рядом.

Колл и сам готов был бы не дышать. А еще лучше — аппарировать. Если он вспомнит, как. Если он вспомнит...

И он вспомнил. Вспомнил не то, что хотел, а голос того, кого он сейчас не видел. Тогда страх ушел.

— Я не хотел бы отнимать ваше время, — продолжил не видный Коллу пони, — так что, прошу, оставьте нас вдвоем. Мне хотелось бы переговорить с этим юным единорогом с глазу на глаз.

— Едино... что?..

— Прошу, не отнимайте мое время, как я не отнимаю ваше, — мягко попросил голос.

— А чо, если... — начал было тот грифон, что явно не понимал, кто к ним пришел.

Начал, захрипел и свалился в снег рядом с Коллом.

— Мне жаль, — в голосе появилась толика грусти. — Его память, конечно же, бесценна. Благодарю вас за понимание.

Двое других рванули в какой-то переулок, да так резво, что взметшаяся снежная пыль опять забила только-только начавшему подниматься Коллу глаза. Фыркнув, он помотал головой и поднял наконец взгляд. Уставившись на того, кто пришел за ним.

— Колл, — сказал Сто Первый.

— Летописец, — произнес Колл с коротким поклоном, морщась от боли в ребрах. Хоть и не перелом, как он боялся, а дышать больно. И не коситься на лежащий рядом труп грифона было... тяжело. — Я сохранил все отпечатки, как вы просили. Я понимаю, что у вас не было времени.

— И я не всегда могу подумать обо всем, — Сто Первый наклонил голову. — Так что я более чем рад, что мы с тобой в тот день пришли к компромиссу.

15. Не враги

— Практик... Флаттер, я полагаю, — поправив очки, кивнул Керн. Со взглядом придирчивого художника, не совсем довольного своей работой, но осознающего, что лучше в таких условиях не сделать, он обошел Флай кругом. — Записей о свежеприбывших они не ведут, так что у тебя будет минут десять на первую попытку. Я бы подстраховал, но, видишь ли, все еще не горю желанием являться туда лично.

— Я помню, — вздохнула Флай. Черный комбинезон Аффара был ей совсем по размеру, что немного радовало, но, как оказалось, защищал от холода еще хуже, чем ее обычная одежда. Неужели Департамент желает всем своим практикам смерти от обморожения? Или, может, там считают, что теплую одежду надо заслужить, а скончавшиеся от простуды и воспаления легких изначально ее не заслуживали?

— Поменьше раскрывай рот, Шиверс, — подал голос Аффар. — Я не о разговоре, я о зубах. Их ты так легко, как линзы, не снимешь. Эти прелестные клыки немного выделяются.

— Я помню, Кемис, — кивнула Флай, постаравшись вложить в этот жест хоть немного благодарности. — Спасибо.

Сам экс-практик, скорчив крайне страдальческую мину, ерзал у стены. Выражение его лица было понятным. Во-первых, он выполнял крайне незавидную роль в их будущем представлении. Во-вторых, комбинезон Визл (Флай уже ругала себя за то, что не захватила свою цивильную одежду), хоть в основном и подходил ему по размеру, местами все-таки жал, причем несколько неудобными местами. В-третьих, его явно одолевали не самые веселые мысли.

Пусть Флай и удалось их убедить, избавить их от сомнений она не могла.

Когда эта идея ударила Визл в голову, на то, чтобы объяснить ее, ушло где-то пять минут. Керн, дослушав ее, вскинул брови выше некуда и одарил ее взглядом, демонстрирующим все, что грифон думает об умственных способностях всех пони, включая и Шиверс. Аффар же попытался слиться со стеной и отползти к выходу, но Керн, несмотря на то, что имел явно схожее желание, сдвинулся и перекрыл ему путь, и тогда Аффар просто сполз по стенке, посерел и уткнулся лицом чуть ли не в пол.

Ровно в этот момент, глядя на Аффара, явно напуганного до полусмерти, Флай проснулась снова. И принялась уже менее торопливо рассказывать, почему ее идея не так уж и плоха. На то, чтобы они ей поверили, ушло еще десять минут, и Аффар, уже менее напуганный, но все еще не отошедший, стаскивал комбинезон. Флай же, игнорируя мысли о том, что ей положено было бы смутиться, стягивала свой.

Вынуть линзы оказалось секундным делом. Оттереть с гривы и хвоста краску оказалось уже куда сложнее. Костер, на котором в где-то быстро добытом Керном ведре растопили снег и нагрели воду, затушили почти сразу, так что вода была еле теплой, но это Флай вполне могла пережить. Стуча зубами и пританцовывая от холода, но пережить. Не просто могла, а должна была. В случае внезапного менингита спрос с нее будет небольшой...

— И все-таки ваша затея — клинический идиотизм, — вновь подал голос Керн. — Безмерно рад, что я в ней не участвую. Однако она стоила воплощения хотя бы ради такого восхитительного маскарада. Или, в некотором роде, разоблачения. Визл, хотел бы отметить, коралловый цвет тебе идет больше, чем тот жуткий темно-темно-синий. И давно ты красишь гриву?

Визл очень хотела послать его матом.

Флай предпочла не отвечать и продолжила стирать с гривы остатки краски.

Особенно ей не хотелось отвечать насчет идиотизма своей идеи. Ей и без того было крайне неприятно думать о том, что она идет в Отдел еще раз. Особенно — в такой роли. Не то чтобы Флай могла достоверно изобразить то, что им требовалось, а включить обратно Визл у нее вряд ли получится. Да и не хотелось, после тех усилий, которые ушли на то, чтоб ее вырубить.

— А вот черный тебе очень даже идет, могу заметить, — продолжил Керн не без ехидства. Слегка нервного ехидства, впрочем. Ну да все они нервничали...

— А мне идет серый? — попытался пошутить Аффар. Даже выдавив из себя кривую улыбку.

Керн, будто воспринял вопрос всерьез, перевел взгляд на Аффара, несколько секунд изучал его критическим взглядом и вынес наконец вердикт:

— Пожалуй, он хуже сочетается с твоей расцветкой. И еще этот комбинезон чересчур, как бы тебе сказать... обтягивающий.

— О, насчет того, во что нарядилась Шиверс, мне говорили то же самое. Может, проблема не в одежде? Может, мне стоило идти на работу не в Департамент, а по профессии, о которой намекала мне природа?

— Не советую, Аффар, — тем же серьезным тоном ответил Керн. — В Верхнем Городе такая работа не одобряется Департаментом, как тебе самому отлично известно. А в Нижнем, знаешь ли, немудрено в первый же месяц работы подхватить что-нибудь, почти не поддающееся лечению. А то и потерять предмет гордости наглухо, если клиенту что-нибудь не понравится.

— Зато я исполнил бы свое призвание! — Аффар хихикнул. — Это ведь и требуется от пони, да? Делать то, чего хочет от него Искра?

— Ну, если этого от тебя хочет Искра, то я даже не знаю богохульство это или... — Керн тоже не выдержал и ухмыльнулся. — Советую обратиться в храм Искры. Там точно знают, захочет ли она от тебя этого. И как правильно исполнять ее неожиданное желание.

Аффар рассмеялся. Смех у него был неожиданно приятный и мелодичный, совсем не похожий на зажатый, напряженный голос. Впрочем, если он успел поработать с Филом, такой голос вполне понятен...

Флай тоже улыбнулась бы, если бы могла. Но пока что она могла думать только о том, что ей предстоит, изображая практика Департамента, привести Кемиса в отдел. Заявить, что она вернула предателя и готова передать его дознавателю Филу. А потом, надеясь на то, что Фил будет отвлечен, быстро вытащить Твиста. В конце концов, может же он обернуться кем-нибудь, кто не вызовет подозрений?..

По плану, который рассказала Флай, Аффар тоже должен был спастись. На самом деле она — по крайней мере, темная ее половина, — была вовсе не уверена, что собирается этим заниматься. Даже в награду за его помощь. Но внутри нее та часть, что превращала ее в Флай, тихо твердила, что она не может просто так его оставить.

В конце концов, они же не враги. Они как минимум временные союзники.

Это уже намного лучше, правда?..

---

Дверь камеры Талли скрипнула.

Попытки использовать магию он оставил после взаимоприятной беседы с Арканом и до сих пор не пришел в себя — в голове словно костер разожгли. Размышлять об иных вариантах побега не имело особого смысла, хотя он и подумал на эту тему, мимоходом заметив, что его даже не связали, рассчитывая, видимо, только на блок. Оставалось, сидя на полу и разглядывая собственные копыта, предаваться мечтаниям о том, что он сделает, когда все же каким-либо образом покинет Отдел. Если эта камера вообще в Отделе, конечно.

Оторвавшись от этих исключительно приятных мыслей, Талли вздохнул и поднял голову. И от неожиданности даже фыркнул.

Перед уже закрытой дверью стоял и в упор глядел на Талли дознаватель Фил. Явно желая изобразить хищную улыбку. Получалось это у него из копыт вон плохо из-за напряженно стиснутых зубов и нервно дергающегося взгляда. Неужто прикидывает, что Талли может сделать в своем не особенно здоровом состоянии и даже без магии?

— Аркан попросил меня явиться сюда, — с отвращением сообщил дознаватель. — И, к сожалению, даже не разрешил тебя убить. Якобы ты кому-то нужен, урод.

— Филлис, — с куда более дружелюбной и искренней улыбкой сказал Талли, — рад наконец познакомиться без условностей.

— Дознаватель Фил и никак иначе, рогатый ты выблядок, — прошипел сквозь зубы Фил, стерев пародию на ухмылку с лица. Казалось, вот-вот, и грива его встанет дыбом.

О, значит, вот на что нам следует надавить... Как прекрасно, что он сам подал идею.

— Филлиис, оставьте это, — Талли был так вежлив, как только мог, учитывая, что голова все еще раскалывалась. — Мы оба прекрасно знаем, кто вы. Кстати, неплохо сохранились для восьмидесяти восьми лет.

Фил сжал челюсти еще крепче, но через миг вдруг как-то резко расслабился и неспешно прошел к Талли. Остановившись в центре камеры. Сохраняя дистанцию.

Неужели он боится? При том, что он, пусть и не обучен, вполне может применять магию, а я — нет?

— Мне намного меньше, чем ты думаешь, рогатик, — протянул дознаватель.

— Интересно, каким же образом у вас это получилось, Филлис?

— Мои драгоценные родители, — Фил скрипнул зубами, — считали, что бодрые эксперименты с артефактами никак мне не повредят. Что же, и не повредили. Просто мамочка была крайне расстроена, когда беременность рассосалась, а потом — крайне удивлена, когда она вернулась обратно через несколько десятков лет. Представляешь, анмарский, как ей было весело? Да, она очень удивилась. Но, увы, ненадолго. В таком возрасте роды несколько вредны для организма.

— И откуда же тогда вам это известно, Мордрейн?

— А ты уверен, что это твое дело, рогатик? — Фил недобро ухмыльнулся, хотя все еще не особенно натурально. — Хочешь рассказать своим? Что ж, как тебе угодно. Меня просили сообщить тебе все интересующее, и я, как видишь, сообщаю, и, надеюсь, ты захлебнешься слюной от счастья и сдохнешь. Так вот, мне рассказал Аркан. Ему кое-что рассказал Мальстром, кое-что те парни, которых Департамент поймал вместе со мной.

Не то чтобы это было на самом деле важно. Но, по крайней мере, позволяло Талли отвлечься от боли в голове. И, возможно, заставить Фила еще сильнее нервничать. Хотя, казалось бы, нервничать ему вовсе не с чего.

— Как же так вышло, что, если вас поймали, вы не оказались в числе допрашиваемых? Неужели, Филлис, Департамент не разделяет ваши личные взгляды?

— Ты не представляешь, как меня тогда заколебало держать во рту эту штуку... — Фил, будто не услышав последнего вопроса, осторожно прикоснулся к оборотному камню в ошейнике. — Ну да плевать. Мне было пять лет, и я был тем еще идиотом, но уже тогда был очень, очень рад тому, что попал от тех диких рогатых уродов сюда. К нормальным пони.

Так вот оно что.

— Почему же вы, Филлис...

— Перестань меня так называть, мразь! — рявкнул Фил. Ноги его напряглись, будто он очень хотел рвануться вперед, но этого не случилось. Похоже, он действительно боялся.

— Почему вы, — продолжал Талли, совершенно не беспокоясь, — считаете единорогов не нормальными пони? С чего вы настолько невзлюбили вашу, — это слово он произнес, глядя Филу ровно в глаза, — расу?

В глазах у Талли сверкнуло, а в правой ноге вспыхнула боль. Дернувшись от неожиданности, Талли опустил взгляд и увидел, как из ровного пореза чуть правее колена понемногу начинает стекать кровь.

— Если ты, падаль, считаешь, что на расстоянии я не могу причинить тебе боль, — услышал Талли звенящий ненавистью голос, — ты настолько ошибаешься, что просто пиздец.

Кажется, первое заклинание, которое изучает каждый боевой маг, Фил знал. И это было крайне неприятно. Разрезом единорог может сделать с пони очень много отвратительных и болезненных вещей, как Талли убедился на примере того, что оставалось от трупов после Карнейджа. Хотя тот, конечно, никогда не был настолько прозаичен, чтоб использовать один лишь Разрез. Пламя, Холод, Удар, Страх... Этому единорогу, казалось, было наплевать на любую отдачу, что бы он ни использовал.

И Фил, казалось, был из таких же. Из тех, кому было наплевать.

— Касательно ответа на твой вопрос, — продолжил тем временем дознаватель. — Анмар — жалкие паразиты. Мерзкие, гнусные, отвратные паразиты. А худшее, что они дают Эквестрии, это их проклятая магия.

Талли аккуратно перенес вес на левую ногу. Это было несколько менее удобно, но можно было потерпеть.

— Интересно, зачем же Аркану отправлять ко мне единорога...

— Не смей меня так называть, тварь! — почти завизжал Фил.

— ...который настолько ненавидит единорогов? — спросил Талли. Казалось бы, в пустоту.

— Это ты мог бы спросить у него, — на лице Фила опять появилась нервная, кривая, но все же ухмылка.

— Мог бы?

— Меня просили тебя не калечить, — продолжал дознаватель, дрожа всем телом то ли от страха, то ли от злости, то ли, что казалось хуже всего, от возбуждения, — но то, что мы можем исправить, думаю, сделать можно. Так что в ближайшее время ты ничего не спросишь.

— И как же вы собираетесь это делать, если не так ненавистной вам магией? — поинтересовался Талли. Тело его было напряжено. — Раз уж она вам так неприятна, то, может, вам стоило бы лишиться рога, как и вашему отцу, Филлис Мордрейн?

Фил сорвался. направившись к Талли, он начал:

— О, сейчас ты, сука, узнаешь, как я могу это де...

Талли с места бросился вперед. Да, магии у него не было, но ведь импланты давали ему далеко не только улучшенные органы чувств. Каким бы Фил ни был профессионалом, он не должен успеть среагировать настолько быстро.

Фил, однако, успел. Хотя пользы ему это не принесло. Талли почувствовал, как мимо него прошел сгусток очень холодного света, и буквально через мгновение его копыто с хрустом врезалось Филу в челюсть. Фил, почти буквально отлетев от удара, врезался в стену и повалился на пол. Иногда Талли все же с трудом контролировал свою силу, особенно в случаях, когда ему вовсе не хотелось этого делать. Да, единороги физически сильны, выносливы и часто категорически не хотят умирать, но в случае с Талли всего этого было буквально в разы больше.

К тому же ему не хотелось оставлять в хоть сколько-то работоспособном состоянии единорога, готового с пугающе знакомой легкостью использовать Холод на таком ценном, по его словам, пленнике, как Талли.

Талли быстро подошел к бессознательному телу и, не обращая внимания на все еще грызущие голову и позвоночник боль, быстро обшарил карманы комбинезона, отбросил подальше все найденные ножи вместе с удавкой и, наконец, вытащил на свет ключ от замка камеры. От всех местных камер, скорее, насколько он знал — но только изнутри. Тогда он расстегнул и стащил ошейник с оборотным камнем — Фил дернулся, но так и не очнулся, и теперь его можно было рассмотреть в оригинале, вместе с рогом. Тогда Талли осторожно повернул дознавателя на бок, выпрямился и вздохнул.

Из разорванных скулы и щеки Фила медленно подтекала кровь, а большинство зубов в вывернутой набок челюсти отсутствовало. Глаза его были открыты, упершись невидящим взглядом в стену, но ничего не выражали. Однако он все еще был тем, кого боялись все в Нижнем Городе и кто без колебаний готов был искалечить Талли всего лишь за то, что тот его разозлил. Сильно разозлил, но все же.

— Филлис Мордрейн, — сказал Талли лежащему без сознания Филу, — Я не хотел бы, чтоб мы были врагами. Вы — не Мальстром. Не Карнейдж. Не Флейм. Вы просто когда-то попали не в то место не в то время. Мы все еще не враги, несмотря на вашу ненависть. Но, будьте уверены, суд Анмара приговорил бы вас к тому же, если бы вас судили как единорога.

Талли поднял переднюю ногу и вздохнул. В такие моменты его самого пробирала нервная дрожь.

— Я, как глава оперативного отдела Внутренней Стражи Анмара, лишь привожу приговор в исполнение на месте, — закончил он и резко, с силой, достаточной, чтобы пробить череп, опустил ногу.

Ровно на основание рога Фила, разлетевшегося осколками по всей камере.

Даже будучи без сознания, Фил резко дернулся, содрогнулся, прохрипел нечто невразумительное — и снова затих. Ампутация рога всегда была болезненной, а уж таким методом...

— Так было надо, — прошептал себе под нос Талли, торопливо отпирая замок. — Он не мог сопротивляться. Я не должен был его убивать. Не должен.

Не должен был.

А может, ему было все-таки жаль единорога, с самого рождения оказавшегося не на своем месте.

---

— Практик... Флаттер? — земной из Департамента в деловом костюме смерил Флай недоуменным взглядом. — Я не то чтобы помню...

Кемис рассказал все необходимое, прежде чем они сюда отправились, так что Флай отлично знала, что отвечать.

— Еще бы знали, — фыркнула она. — Я здесь работаю без году неделю. И вовремя, иначе некем было бы заменить этого урода, — она толкнула Аффара вперед. По их плану он должен был изображать растерянность и покорность, так что от толчка он споткнулся и, потеряв равновесие, растянулся на полу.

— Практик Аффар? — глаза земного расширились. — Вы хотите сказать...

— Сайд, вы сами все поняли, — буркнул поднявшийся Аффар. Судя по брошенному на Флай взгляду, или он был крайне талантливым актером, или отнюдь не отыгрывал растерянность. — Не стройте идиота. Могу я хотя бы попытаться принять свою участь с достоинством, а не выслушивать тупые вопросы?

Земной Сайд вытаращенными глазами поглядел на Кемиса, снова на Флай и наконец промямлил:

— Я мог бы отвести вас к Аркану, Аффар работал на него, и...

— Аффар работал на Фила, о чем вы отлично знаете, — зарычала Флай. Усилием воли не превращаясь в Визл, которая, как она поняла, очень быстро напортачит. — Вам же сказали не строить идиота! Вы хотите расстроить нашего лучшего дознавателя?

Сайд слегка побледнел. Аффар, впрочем, тоже. Нет, пожалуй, он и впрямь не играет...

— Простите, но таков порядок, — несколько дрогнувшим голосом ответил Сайд, — я не могу идти в обход пра...

— Какого диза?!

Это был не Сайд. И не Аффар. Флай повернулась на голос и поперхнулась заготовленной фразой.

Посреди коридора, нагруженный какими-то бумагами, стоял Форфейт. Явно узнавший ее и явно этим ошарашенный.

Впрочем, времени размышлять у нее не было.

— Форфейт! — воскликнула она. — Я прошу вас объяснить Сайду, что мне необходимо немедленно сообщить лично дознавателю Филу...

— Старшему дознвателю, — поправил Форфейт с тем же ошарашенным видом.

— ...о поимке его практика Аффара! И вмешивать в это крайне занятого, между прочим, следователя Аркана я бы совершенно не хотела!

— Я ее понимаю, — добавил Кемис, сохраняя на лице выражение готовности к худшему.

Форфейт икнул. Бросил взгляд в бумаги, охнул и шмыгнул в ближайшую дверь.

— Как видите, даже заместитель директора Форфейт не согласен с вами, — несколько обеспокоенно пробормотал Сайд.

Фейт выскочил из той же двери уже без бумаг и неожиданно командным голосом рявкнул:

— Сайд, не задерживайте практика! Через час ко мне в кабинет!

— Но заместитель... — опешил Сайд.

— Через полчаса! Почему вы не заняты работой? Почему архив простаивает?! Кто будет этим заниматься?!

— З-за... предпринял последнюю попытку Сайд.

— ЖИВО!

Флай даже не думала, что несчастный бюрократ сможет так быстро бежать.

Форфейт подошел, кашлянул и, будто уже не удивленный, произнес:

— Значит, практик Аффар арестован. Вероятно, именно он скрылся с неустановленной фестралкой, убив Селлера. Так что, практик...

— Флаттер, — ответила она и, осознав, что не дышала уже с минуту, позволила себе выдохнуть.

— Рад вашим успехам, — серьезно произнес Фейт. И, наклонившись поближе, шепнул: — В чем бы ни была ваше цель, желаю удачи.

— Фейт... — начала было Флай.

— Для вас я Форфейт, практик, — строго сказал Фейт. — Фамильярность не всегда уместна. Что ж, я желаю вам удачи. Насколько мне известно, Фил в данный момент находится на минус первом этаже и выполняет свою... — пегас слегка дернулся, — несомненно, важную работу. Надеюсь, я помог вам.

И Фейт торопливо зашагал куда-то дальше по коридору. Аффар, который все это время молчал, с круглыми глазами поинтересовался:

— И откуда ты знаешь Форфейта?

— Тише, — шикнула Флай. Оба быстрым шагом двинулись в сторону подвалов, благо Аффар заранее подсказал, куда надо будет идти. — Я помню его как посетителя Норы. Я бы вообще не знала, что он тут работает, если бы это не выяснилось в тот день.

— По Норе, — повторил Кемис. — Понятно. Нам обоим повезло, что вы с ним не враги. Очень повезло, если честно.

— Да как вообще Фейт может быть чьим-то врагом?

— Знаешь ли, — понизив голос перед тяжелой дверью из черного дерева в конце коридора, Аффар, кивнув на такую же дверь совсем рядом, прошептал: — иногда такой вот тихий враг намного неприятнее десятка намного более опасных на вид.

---

— Кайр, ты уверен?..

— Более чем, Керри. Все будет тип-топ. Так что просто прикрой клювик и будь потише.

— А если это опасно? — опасливо уточнила Керри, не решаясь выглянуть из-за угла. Крылья ее нервно подрагивали.

— Слушай, сладость моя, — Кайр, черноперый грифон, аккуратно приобнял Керри и притянул к себе, — это беспроигрышная идея. Все прочие дебилы обходят Нору стороной. Несут всякий бред про какое-то чудовище. Мы будем первыми, кто там все обшарит, и, поверь, мы найдем там гору интересного!

Керри, прижавшись к нему, слегка успокоилась, но все же поинтересовалась:

— Если не чудовище, то кто им тут все разнес?

— Если чудовище и было, оно уже давным-давно ушло, уж поверь.

Идею разрыть остатки Норы озвучил Кайр. Керри же, хотя и боялась, все же его поддержала — он, как-никак, намного опытнее и о жизни здесь знает куда больше. Если уж он говорит, что все безопасно, то все действительно безопасно. Но чего-то Керри все-таки смутно боялась...

— А если нас увидят?.. — запинаясь, начала она.

Кайр, возведя глаза к быстро темнеющему небу, ответил с досадой:

— Потому мы и пришли сюда сейчас. Когда уже начало темнеть, но не тогда, когда еще десяток таких же умных начал копаться в об... лом...

Грифон хрипло выдохнул и замолчал, уставившись куда-то вверх.

— Кайр, ты чего? — с испугом спросила Керри. Все страхи сразу вернулись обратно.

Кайр ткнул дрожащим когтем в небо. Взглянув туда же, Керри едва не завизжала, и завизжала бы, но дыхание перехватило, и она только и могла, что с ужасом глядеть на тех же, на кого глядел Кайр. На двоих, свесивших головы с крыши здания и, оскалив клыки, кипенно-белые на фоне черного панциря, прислушивавшихся к чему-то. Глядя на обломки Норы внимательными глазами, парой рыжих и парой зеленых, будто бы светящихся в темноте.

— Не бойтес-с-ь, — прошипел один из них. Зеленоглазый.

— Мы вам не враги, — добавил другой. Уже иным голосом, почти обычным, но все же с хорошо различимым шипением.

— Мы чуем здес-с-сь Матерь, — произнес первый.

— Но ее отсюда забрали, — разочарованно сказал второй.

— Нам нуж-ж-жно немного ваш-ш-ших с-с-сил, — с удовольствием пояснил первый.

— Взамен потраченных на переход, — уточнил второй.

— И тогда мы с-с-сможем учуять ее с-с-снова, — закончил первый.

Тогда Керри смогла наконец вдохнуть и завизжать.

###: Потерянный

Когда он вернулся к оставшимся от Норы развалинам, уже почти стемнело. Обломки присыпало снегом, и найденная в соседнем заброшенном доме одежда — пусть старая и заношенная, — хоть немного защищала от холода. До того ему пришлось, стуча зубами, кое-как, спрятавшись в случайном закоулке, поддерживать согревающее заклинание. Сбежал он почти что голым, и то, во что его переодели в Библиотеке, явно не подходило для прогулок поздней осенью.

С минуту Арис разглядывал то, что осталось от аккуратного двухэтажного домика. И осознавал, что именно благодаря его стараниям, пусть даже тогда его трудно было назвать вменяемым, это и случилось. Хотя в прошлый раз все было намного хуже. Сейчас, по крайней мере, никто не умер, насколько он помнил.

В отличие от того раза. Того, когда все пошло наперекосяк. После которого он и оказался в камере.

Арис, едва не вывихнув ногу и с проклятием освободив ее из дыры между камнями, прошел к центру руин. Огляделся вокруг и не увидел никого и ничего, кроме разрухи и запустения, которые он принес сюда уже второй раз. Усевшись на один из крупных обломков стены, Арис, не обращая внимания на холод, опять погрузился в воспоминания.

---

— Мы на месте, — сообщил Мальстром очевидное, аккуратно поправив и без того ровно висящий галстук. — Начнем.

Арис растерянно озирался. Вот, значит, как выглядит Альвенгард... Вроде бы Эквестрия, но вроде бы и не совсем. В архитектуре домов на проспекте Альвен явно прослеживались драконьи мотивы — что неудивительно, учитывая, сколько выходцев из Торнгеда тут жило. Сейчас, впрочем, их было не видно, не зря они переходили сюда поздней ночью. Заявляться сюда днем и поднимать панику не было никакого смысла.

Как объяснила Флора, здесь не то чтобы любили Анмар, хоть этот город и стоял буквально на границе с анклавом единорогов. И здесь у них было больше всего шансов воплотить свою идею в жизнь, потому что, как ни удивительно, именно здесь фоновая магия достигала небывкалых для Эквестрии уровней. До Анмара, конечно, далеко, но намного выше, чем обычно. Надо лишь немного его повысить.

Удивительно, что именно здесь, на юге Альвенгарда, им было удобнее всего провернуть свой план. Буквально на границе с Торнгедом, которым, если они смогут сделать все правильно, тоже повезет увидеть многое из того, о чем они забыли.

— Слава Селестии, — услышал Арис тихий восторженный шепот. Повернувшись, он увидел черного с темно-красной короткой гривой единорога, условно одетого только в комплект перетягивавших тело кожаных ремней. На ремнях были тут и там развешены скальпели, ножи, колбы и бумажные свертки с неизвестным содержимым. — Ты не соврал. Я действительно могу...

— Карнейдж, мы не будем разделяться, — перебил Мальстром. — Исполняй мои указания. Я дал тебе шанс. Не потеряй его. Ты помнишь, что случится иначе.

Карнейдж откровенно зарычал, заставив Ариса, Флору и двоих других единорогов отшатнуться. Все они слышали, что он такое, и никто не предполагал, что Мальстром его притащит. Или хотя бы сможет уговорить прийти. Лучше, впрочем, не смог бы.

— Заткнись, — в голосе Мальстрома опять лязгнул металл. Карнейдж, как ни странно, умолк, бросив на Мальстрома злобный взгляд.

Флора нервно кашлянула и спросила:

— Итак, с чего мы начнем?

— Для начала — твой эксперимент, Флора, — ответил Мальстром, не глядя на нее. Он двинулся наконец по улице спокойным, размеренным шагом, и остальные последовали его примеру. — Потом я сделаю то, что хотел сделать. Насчет фона. Затем Карнейдж должен будет...

Карнейдж опять издал угрожающий рык, причем куда громче.

— Какого я вообще должен так делать?! — рявкнул он. Все его тело тряслось мелкой дрожью, и это был плохой, явно очень плохой знак. — Я здесь для себя! Я здесь для НЕГО! Я сделаю то, что хочу! И пусть! Все! Сдохнут!

Последнее слово он проорал совсем уж громко. Настолько, что Арис даже поморщился и отступил, прикидывая, сколько народа их слышало. Наверху над ними хлопнуло окно, и чей-то недовольный голос сказал:

— Слышь, вы там не обнаглели? Я же Стражу вызову, у меня кристалл есть, так что прикройте...

Карнейдж со счастливым взвизгом швырнул вверх Разрез, и через мгновение на землю рядом с ними шлепнулась верхняя половина тела какого-то земного. Он, с широко раскрытыми глазами распахнув рот, явно до сих пор пытался объяснить, что имеет право вызвать Стражу. С тем же восторженным воем Карнейдж, шатнувшись от отдачи, метнул в него Холод. Оставив навсегда полумертвого рассеченного напополам пони объясняться с самим собой целую вечность.

Из окна выше раздался визг. Потом из другого. В домах по проспекту Алвьен начал загораться свет.

Мальстром очень недобро глянул на тело, потом перевел взгляд на Карнейджа, и Арис уже подумал, что третий эксперимент вовсе не состоится по причине смерти экспериментатора, но...

Но тут Карнейдж аппарировал. Растерянно оглядывающиеся, протирая глаза после ярко сверкнувшей в ночи вспышки, двое добровольных помощников Мальстрома явно его не видели. Арис, крутивший головой во все стороны, тоже.

— Я должен был сразу сделать это, — несколько раздосадованно сказал Мальстром, не сбавляя шага. — Когда он вернется, я с ним разберусь. Сейчас же...

Чуть дальше по проспекту Альвен вдруг вспыхнул свет. Магический свет, не обычный, но сейчас он был ярче, чем любой, что Арис видел за всю свою жизнь. Настолько яркий, что ему пришлось зажмуриться.

И оттуда же, где зажегся свет, раздался приглушенный, но хорошо слышный радостный вопль:

— Я верну тебя в мир! Я верну то, что твое по праву! Ты разрушишь все и вся! Я...

— Проклятый идиот, — Мальстром ускорил шаг. — Что ж, тогда мы все начнем прямо сейчас. Флора, осколок при тебе?

— При мне, — Флора осторожно вытащила магией из сумки сверкающий зеленый камень, больше любого, что Арис когда-либо думал увидеть.

— Отлично. Тогда я приступаю. Карнейдж получит то, что заслужил. Когда мы его догоним.

Ровно после этих слов и началось самое худшее.

---

Переведя взгляд на соседнюю груду камней, Арис увидел там отблеск чешуи. Вскочив, он торопливо прошел туда и, разбросав завал, обнаружил... ну, когда-то это явно было драконом. Надо же. Даже в этот раз он, похоже, умудрился кого-то да убить. Хотя и не хотел. И, к счастью, даже не мог сделать этого лично.

Сев прямо на том же месте, разглядывая оставшиеся от дракона останки и зеленые чешуйки, он снова вернулся к тому, что было когда-то. К тому, во что он попал не по своей воле. К тому, что теперь уже никак не изменить. Может, и можно было бы, сохранись у них осколок Часов, но именно его Карнейдж утащил с собой. Ему, видите ли, требовалось гарантировать бессмертие тела... Смешно. Как будто он сам не мог создать тело, обладающее полным бессмертием.

Вероятно, именно из-за влияния осколка Филлис был настолько молод, если подумать...

Филлис. Его единственный наследник, судя по всему, испытывающий ненависть к нему, Арису, лично. И, похоже, ко всему роду единорогов. И Арис его вполне понимал. Если Флора попала в копыта Мальстрома, то и Филлис родился в Рассвете, а провести первые годы жизни среди... среди таких пони — явно чревато последствиями для психики. И все же Арису было грустно думать о том, что единственный родной пони на всем Эквусе его ненавидит.

Ведь в таком случае Арис оставался один. Совсем один. Опять совсем один.

---

Этот крик точно нельзя было забыть. Звучал он так, будто с кого-то заживо сдирают шкуру, предварительно наложив все возможные заклятия, чтоб не дать несчастному умереть во время экзекуции. Ответивший ему вопль ярости был немногим лучше.

— Флора! — крикнул Арис и закашлялся. В воздухе витал отвратительный смрад сгоревшей плоти. Да, каким-то пони поблизости очень не повезло попасть под искаженный выброс... Хотя выжившим не повезло больше. Такой зашкаливающий магический фон не мог не повлиять на обычных пони. Скорее всего, он и на единорогов очень даже влиял... или будет влиять, пока не стабилизируется. Если стабилизируется, как обещала сестра.

Все они пытались аппарировать, но их неизбежно сносило к эпицентру фона. К дому, где Карнейдж выпустил Химеру. Точнее, к остаткам дома. Флора, когда осознала, что перемещенный ей осколок оказался там же, ворвалась было внутрь, но тут же вылетела, оглушенная Ударом. Мальстром же, целеустремленно двинувшийся туда же, едва заглянул внутрь и немедленно отдал приказ уходить. Что он там увидел, Арис не знал и знать не хотел...

Потом они бежали по проспекту Альвен, целых зданий на котором после "экспериментов" Карнейджа и Мальстрома осталось всего ничего, и уже не пытались использовать переход. Но Флора, видимо, все еще не пришедшая в себя после Удара, все же аппарировала. И Арис никак не мог ее найти. Вот тогда-то, когда он метался, до хрипы выкрикивая ее имя, он и услышал тот ужасный крик.

К счастью, это была не Флора. Флора позвала Ариса минутой позже.

— Арис! — услышал он где-то отчаянный голос Флоры. Кажется, в развалинах одного из домов?.. Бросившись туда, он принялся лихорадочно разбрасывать в сторону завалившие проход кирпичи. Он успеет, он должен успеть, пока все не обвалилось... Диз подери, почему этот фон не дает нормально аппарировать...

— Успокойся, — сказал Мальстром, стоявший чуть в отдалении. Его явно не смущали ни все еще звучавшие вопли боли, ни мерзкий запах, ни даже сорвавшийся план. — Она в безопасности. Я вытащу ее. Позволь пройти.

Только тут Арис осознал, что Мальстром, казавшийся по-прежнему невозмутимым и спокойным, удерживает весь этот дизов дом, все три этажа, от обвала. Даже не напрягаясь, если только Мальстром не умел отлично это скрывать.

Мальстром, с некоторым недовольством оглядев свой местами обгоревший и прожженный насквозь строгий костюм — ему тоже не повезло попасть под выброс, — отодвинул Ариса и, без труда сдвинув чистой магией весь заваливший дверной проем мусор, шагнул внутрь.

Арис не был уверен, что рад спасению Флоры таким образом. И было ли это вообще спасением.

Справа мелькнула вспышка перехода, и на проспекте Альвен появился единорог в форме Внутренней Стражи, невнятной тусклой расцветки и с таким же невнятным взглядом. Лейтенант Талли, по словам Флоры, бывший когда-то ее главным конкурентом в учебке. Тяжело дышащий и готовый, казалось, вот-вот откинуть копыта от магического истощения. Даже лейтенантская форма на нем вся промокла от пота.

— Карнейдж, выползай! — заорал Талли на всю улицу, переходя на хрип. — Немедленно выходи, где бы ты ни был, и тебе сохранят... кха... сохранят жизнь!

Теперь Арис сообразил, от кого исходил тот крик, полный ненависти. Да, именно Карнейдж больше всего хотел завершить свою работу, и, видимо, именно его лейтенант поймал в самый неподходящий момент. Если то, что Флора рассказала о проекте Карнейджа, верно, Арис ничуть об этом не жалел. И пусть Карнейдж давно замолчал, зато крик боли все еще не утихал. И постепенно приближался. А когда приблизился, Арис понял, что был не так уж далек в своих мыслях насчет сдирания шкуры заживо.

Похоже, именно в этого пегаса, не вовремя оказавшегося рядом, Карнейдж по ошибке переместил конденсатор с аккумулятором, перепутав две живые цели. И этот же пегас попал под наименее удачный выброс, ставший таким неудачным из-за него же. Пожалуй, потому Арис и боялся эксперимента Карнейджа. Все его действия, насколько он знал, всегда приводили к последствиям, которых никто даже не мог вообразить. Например, к последствиям для этого несчастного пегаса.

Точнее, пони, бывшего когда-то пегасом. Теперь от его крыльев остались только торчащие из спины обломки костей, остальное же, вероятно, отвалилось где-то по дороге. Удивительно, что остальные конечности остались на месте. На месте, впрочем, не целиком: с пони клочьями сползала шкура, а местами и мясо. Глаза же явно вытекли первыми, но... но этот пони явно не выглядел слепым. И даже обеузмевшим от боли. Он явно целеустремленно бежал куда-то вперед. И, как оказалось, кричал, хоть и неразборччиво, вполне разумное.

— Карне-е-ейдж! — выл пони. — Я вижу тебя! Я знаю, где ты! Я прикончу тебя, рогатая тва-а-а...

Пробежав мимо под ошарашенными взглядами Ариса и Талли, пони свернул куда-то на улицу Гарден. Но голос его был слышен еще долго. Арис не представлял, насколько сильную волю надо иметь для того, чтобы сразу подключить себе магическое зрение взамен утраченного и заставить тело не умереть от таких повреждений.

Талли, тряхнув головой и будто бы даже не заметив Ариса, исчез в новой вспышке аппарации. Чему Арис был только рад. Возможно, из-за сбоя в координатах перехода этот идиот переместится в стену и навсегда...

— Отлично, — раздался голос Мальстрома за спиной Ариса. — Мы уходим. Быстрее.

Обернувшись, Арис обнаружил Мальстрома, как всегда невозмутимого, и изрядно напуганную Флору. По всему его телу разлилось облегчение. Он шагнул в сторону Мальстрома и...

— Они должны поймать хоть одного зачинщика, — успел услышать Арис перед тем, как все его мышцы сковал паралич, а зрение и слух отключились наглухо. — Не Карнейджа. Его должен забрать я. Пора наконец сделать его разумнее. Прощай.

А затем Арис, ослепленный, оглушенный и неспособный пошевелиться, свалился на мостовую. Он еще смог расслышать громкий крик Флоры и недовольный возглас Мальстрома, а после все поглотили темнота и пустота.

И он остался один.

---

Арис невидящим взглядом смотрел куда-то вперед и думал о том, куда и как он теперь подастся. Единорог, лишенный рога, ни на что не способный без конденсатора. Пусть и подлатанный лекарями Библиотеки, все еще стодесятилетний, древний, каждую минуту готовый вновь сойти с ума. Тот, кто дал ему конденсатор, не зря отключил возможность использовать опасные заклинания. В том состоянии Арис был готов на убийство. Точнее, ему было плевать, убьет ли он кого-нибудь — главное, чтоб ему никто не помешал.

Что ж, он закончил эксперимент Карнейджа. Он вернул в мир Дискорда, пусть даже ущербного, поврежденного разумом, лишенного значительной части возможностей. Он это сделал. Что же, Арис Мордрейн, Ренегат, ты теперь счастлив?

Уткнув лицо в копыта, Арис тихо рассмеялся. Хоть и боялся, что этот смех превратит его в то, чем он был сразу после освобождения.

Хотя какая разниица, раз уж он сделал все, что сделал?

Мальстром пытался вернуть местный магический фон к уровню фона старой Эквестрии. У него получилось? Да, хоть и не без оговорок. Карнейдж хотел воплотить Дискорда. Смог он это сделать? Теперь точно смог. Флора мечтала возродить Рой и Матерь Роя. Смогла она? Теперь нет никаких сомнений, что все получится.

И кто во всем этом виноват? Виноват один лишь Арис Мордрейн. Один. Один. Один.

Один совсем один совсем один...

Еще мгновение на обломках норы сидел седой с рождения и поседевший еще сильнее от старости жеребец, взахлеб смеявшийся над собственным одиночеством. Над тем, что он никогда не мог сделать что-то по своей воле. Над тем, что иначе всего этого вообще не произошло бы.

Еще только мгновение, а потом Арис Мордрейн аппарировал в другое, только ему известное место в Нижнем Городе.

16. Искренняя вера

Я не знал, сколько времени прошло после ухода Фила. Не знал, когда он придет. Да и, если подумать, мне было плевать. Удивительно, что я вообще мог думать.

Зачем, в конце концов, думать, когда все вокруг демонстрирует, насколько великолепен этот мир? Насколько ярки его краски, насколько полны ощущения? И, может, когда-то я и чувствовал боль, но теперь — плевал я на эту боль. Мне могли бы ам... как это... ампутировать конечность за конечностью, и я по-прежнему плевал бы на это.

Когда дверь камеры скрипнула, я наконец нашел в себе силы отвлечься от крайне увлекательного лицезрения абсолютного ничего под закрытыми веками и перевел взгляд — только взгляд, зажим по-прежнему удерживал меня, не давая повернуть голову, — ко входу. Впрочем, опять слишком медленно. Похоже, эта доза была слишком большой.

Увидев только распахнутую настежь дверь, я усилием воли заставил себя снова смотреть прямо и увидел... хех. Не думал, что у меня начнутся галлюцинации. Что ж, они хотя бы приятные. Если исключить искаженное от ярости лицо Визл и стекающие по ее щекам слезы.

— ...он с ним сделал?! — донесся до меня приглушенный голос Визл. — Что этот пидор с ним сде...

Прикрыв глаза, я снова погрузился в собственные мысли и ощущения. Крайне приятные ощущения, между прочим. Наверное, раньше ничего такого я не испытывал. И пусть раньше я боялся, теперь я понял, что этот пони... что Фил дал мне лучшее, что я мог пожелать. Возможно, в награду за то, что я перенес. Хотя я уже плохо помнил, что я перенес...

Да, в первые несколько минут после инъекции я, кажется, действительно готов был задохнуться, но теперь это не имело значения. Ничего не имело значения, пока я забыл о боли и чувствовал лишь чистое счастье. Настолько чистое, что все прочее было неважным.

— ...исцелиться, — донесся до меня другой голос. Почти знакомый, и я мог бы вспомнить, кому он принадлежит, но мне настолько не хочется отвлекаться. — Я читал об этом в легендах. Надо только вытащить...

О, это действительно приятные галлюцинации. Жаль, что на самом деле мне не светит освобождение. Надежда оставалась лишь на то, что дознаватель... как там его имя?.. даст мне еще раз уколоться перед тем, как добить.

Это оказалось намного лучшим способом, чем... как ее там... ингаляция.

Намного, намного лучшим.

---

Да, крови действительно было много. Гораздо больше, чем оставалось, когда он уходил. Кажется, от такой кровопотери можно было уже отрубиться, особенно под наркотиками, особенно под лазурью, особенно под той дозой, которую, скорее всего, вогнал Фил.

Но Твист все еще был в сознании, с полуоткрытыми глазами безмятежно улыбаясь. И Кемис мог только порадоваться за то, что сейчас пленник не чувствует боли, а если и чувствует, то лишь малую ее часть. Все же лазурная пыль, насколько он знал, была воистину великолепным анестетиком. Настолько великолепным, что сейчас Твисту, скорее всего, были безразличны и многочисленные порезы, и содранные участки шкуры, и выбитые зубы, и явный перелом челюсти, и...

— Даже не говори, что у вас тут нет запасной формы! — рявкнула Шиверс. Глаза ее застилали слезы, но смотрела она при этом крайне злобно. Настолько, что страх перед Филом и Арканом перекрывался страхом перед ней.

Кемис, спешно пройдя к неизменному в каждой камере шкафчику, стараясь не оглядываться на Твиста, порылся там и вытащил очередной черный комбинезон. Со вздохом он начал расстегивать молнию на том, во что был одет сейчас. Не преминув сообщить:

— Надеюсь, ты в курсе, что минута промедления может стоить нам жизней.

— А твои тупые реплики могут стоить жизни ему! — завизжала Визл. Так, что Кемису даже заложило уши.

Да, он действительно ожидал, что здесь-то и закончится их попытка спасти Твиста. Даже надеялся, что сможет сдать Визл и испросить себе меньшее наказание. О чем только он думал раньше?..

— Жизни нам может стоить встреча с теми, кто уже видел нас в образе практика и предателя, — ответил он, застегивая комбинезон. Переодеваться меньше чем за минуту он научился первым делом. Фил был крайне требователен к практикам, как Аффар успел выяснить за время работы с ним, и скорость дознаватель считал крайне важной частью их работы. Немудрено, учитывая, как быстр был он сам.

— Твоего сратого Сайда, — прошипела Визл, — уже отвлек Форфейт. Сомневаюсь, что этот тупой бюрократ ослушается приказа. Так что заткнись и просто делай, как я скажу!

Тут неожиданно подал голос Твист. Все еще сидевший в кресле, выглядевший так, будто вот-вот умрет от болевого шока и потери крови, но все еще живой. И, кажется, даже вполне довольный своим положением. Настолько, насколько мог быть довольным наркоман, получивший дозу, едва не убившую его.

— Визл, — сказал Твист. И хихикнул. Очень-очень медленно, как будто его речь затормозили в три раза. А после подмигнул — тоже настолько замедленно, что это выглядело жутко. — Ты што, настоящ... на... реаль... правда тут? Не, это так... так сме...

Шиверс обернулась к Твисту, но Кемис успел заметить, как ее лицо исказилось еще сильнее. На сей раз не от злости, как он понял, а от боли. Почти реальной боли, которую Кемис привык видеть на лицах тех, над кем они с Филом работали в соседних камерах. Такой боли, которую должен был бы выражать сам Твист, а вовсе не эта то ли фестралка, то ли пегаска.

— Мы вытащим тебя отсюда, — неожиданно тихо сказала Шиверс. Подойдя к Твисту, она осторожно провела кончиком крыла по его лицу. Пока она разглядывала окровавленные перья, по ее щекам вновь начали катиться слезы. — Аффар, прошу. Быстрее.

— Я уже, — пробормотал он, метнувшись к Твисту. Разомкнуть зажимы было нетрудно. Труднее оказалось стащить довольно улыбавшегося и что-то бормочущего пони с кресла, не задев многочисленные раны на шкуре. Хотя, вероятно, сейчас Твист не заметил бы даже этого: он счастливо лопотал что-то малопонятное, не обращая внимания на явно болезненные прикосновения.

— Что он с ним сделал, — прошептала Шиверс, осторожно подхватив Твиста, буквально выпавшего из кресла. Пусть она тоже старалась не задеть наиболее поврежденные места, по копытам ее — его — комбинезона быстро расплылись плохо заметные на черном, но все же видимые темные пятна.

— Лазурь, — пояснил Кемис очевидное, приподняв Твиста за самые здоровые части задних ног. — Фил явно не хотел его смерти от ломки. Или от чего-то еще.

— Я мог бы откусить себе язык, — очень медленно, будто лениво, выговорил Твист, пока они тащили его к выходу из камеры. — Д-з-нватель... Фил... Так этого не хотел. Оказывается, ширяться гораздо оху... еннее, чем вдыхать. За... е... ба... ебато просто.

Кемис, поддерживавший задние ноги Твиста, не видел, как изменилось лицо Шиверс, но, судя по напрягшимся скулам, зубы она сжала так, что могла бы расколоть орех. И сейчас Кемис даже не был уверен, на кого поставил бы при встрече Шиверс и Фила, слишком уж чистая ярость от нее исходила.

Возможно, этой ярости даже хватило бы на то, чтобы не только прикончить старшего дознавателя, но и разнести Отдел на такие же обломки, что остались от Норы.

---

Талли, высунувшись из-за угла, убедился, то рядом нет ни единого пони, и быстро скользнул по стене к следующему коридору, торопливо пробежал по нему и выскочил на очередную лестницу. Он надеялся, что идет к выходу. Он должен был пройти к выходу. И при этом никого не убить. В конце концов, сотрудники ДКП ни в чем не виноваты. Единственный предатель здесь — Аркан. И он-то и должен заплатить сполна за свое предательство.

Поначалу Талли пытался стащить с себя блокиратор, но при каждой попытке его мозг пронзала настолько жуткая боль, что на третий раз, лежа на полу и зажимая себе рот копытом, чтоб не завыть от ощущения влетевшей в голову молнии, он оставил эти попытки. Позже. Наверняка с помощью Колла, если тот действительно сбежал, все получится. До тех же пор придется потерпеть... как сказал Аркан?.. "Отлучение от магии". Ведь не в первый раз он переживает такое. Тогда в Нижним Городе его заклинания толком не работали...

Хоть сейчас и было тяжелее. Если в том случае магия просто вела себя непредсказуемо, то теперь ее просто не было. Не было вообще, как бы он ни пытался.

Что ж, Колл ему поможет. Наверняка поможет.

Если же нет, всегда оставался шанс найти Аркана и вытрясти из него способ отключить блок.

Взбежав по лестнице, Талли осторожно выглянул в следующий коридор.

---

Визл осторожно глянула в коридор за дверью.

— Никого, — шепнула она Аффару. — Давай, вперед.

Кемис, нервно озираясь, двинулся следом за ней. Тащить Твиста даже вдвоем было тяжело, хотя на вид от него оставались кожа да кости. Но вдвоем у них наверняка получится донести его до выхода. И, поскольку теперь они оба одеты в форму Депертамента, не вызвать вопросов. По крайней мере, Визл на это надеялась.

Обернувшись, Визл убедилась, что за ними по-прежнему остается кровавый след, и в очередной раз поклялась сделать с Филом все то же, что он сделал с Твистом, при первой же возможности. Пусть даже у нее нет такого опыта. Пусть она не проработала в Департамента несколько лет или хотя бы месяцев.

Она. Сделает. С этим. Выродком. То. Что. Он. Заслужил.

— Твист, — прошипела она сквозь зубы на ходу, — прошу, если ты можешь, стань кем-нибудь менее заметным и просто пройди вместе с нами. Нам очень трудно тебя...

Мимо них, не останавливаясь, пробежал земной в форме практика. Бросив на Аффара, Визл и Твиста лишь один взгляд, он поспешил куда-то в сторону официальных кабинетов, явно ничуть не встревоженный.

— Ви-и-изл, — протянул Твист и хихикнул. Все так же плавно. — Я так не хочу умереть в чужом облике... Давай так, а?..

Сцепив челюсти и высказав про себя все, что ей так хотелось сказать громко и вслух, Визл продолжила тащить его к выходу, слыша за спиной ровное дыхание Аффара, наверняка привычного к таким ситуациям гораздо больше. Надеясь, что им повезет. Им, диз подери, должно было повезти, учитывая, сколько она сделала. Сколько они сделали. Так что теперь...

О Искра, успела подумать Вмзл, когда ровно напротив них материализовался некто в темной скрывающей тело мантии. Пугающий уже одним своим видом, учитывая, что под капюшоном мантии на месте, где у пони располагаются глаза, горели две красные точки. А уж то, что он мог появляться из ниоткуда, пугало куда сильнее.

— Вы не можете забрать его, — проскрипел этот некто. Кемис, как почувствовала Визл, замер на месте. Да и сама она от этого голоса готова была замереть как вкопанная и выполнить любой приказ, лишь бы этот мерзкий голос заткнулся. Такой голос, будто голосовые связки его обладателя наполовину сгнили.

Тогда она собрала всю свою решимость и выкрикнула:

— Мы забираем его по решению заместителя директора! Если у вас есть претензии...

— Есть, — тем же омерзительным скрипом сказал некто. И поднял переднюю ногу. Таким дерганым движением, будто это причиняло ему неимоверную боль. Красные точки слегка сдвинулись, и он продолжил: — практик Аффар, я надеялся, что вы будете более верны идеалам Департамента. Я вынужден задер...

Аффар не успел ответить. Хотя осколком, привычным для Флай, она успела почувствовать, что бывший практик уже готов сдаться. И сразу следом за этим услышала его лепет:

— Следователь, я... я привел вам... пожалуйста, не...

Визл едва только успела подумать о том, что этот никчемный мудак оказался предателем. Чего она, собственно, и боялась, когда обдумывала свой план и объясняла его.

Потом слева от нее мелькнула неясная тень, и уже через миг Визл увидела, как пони непонятной расцветки в незнакомой форме сжимает горло того пони, что вышел им наперерез. Сохраняя на лице слегка сосредоточенное выражение.

— Уйдите, — сказал пони в незнакомой форме, усиливая хватку. — Быстрее, давайте.

Визл не следовало просить дважды. Кто бы эти двое ни были.

— Кемис! — рявкнула она. — Быстро!

Тот, казалось, вмерз в пол, но после окрика мотнул головой и побежал вперед едва не более резво, чем сама Визл, невзирая на свои прежние слова. И оба они, ускорив шаг, пробежали в сторону выхода иимо этих двоих.

— Я расстроен твоим нежеланием сотрудничать, Талли, — услышала уже за спиной Визл скрипучий голос первого. Услышала и прибавила шагу, поскольку вставшая дыбом шерсть не сулила ничего хорошего.

— ...не вернешь, мне придется применить силу, — ответил второй. И сразу за этим Визл услышала хруст ломающихся позвонков. Зажмурившись, она продолжила бежать быстро, как могла, учитывая все еще идиотски улыбающегося Твиста в копытах. И молилась, что сломалось что-то именно у того, кто пытался их задержать.

---

— Хоть кто-нибудь!

Вопль Шиверс утонул в ночи. Толпа, обычно даже после полуночи наводнявшая проспект Роял, резко рассосалась при виде двух практиков, чего Кемис и боялся. Даже самые поздние гуляки, стоило им углядеть форму Департамента, резво покидали улицу, оставляя их, Визл и Кемиса, наедине с едва живым Твистом, все еще не умершим, видно, только из-за наркотиков.

Ну, на самом деле Кемис боялся далеко не только отсутствия свидетелей. Оно его скорее радовало. А вот боялся он того, что Аркан их все же догонит. И не понимал, почему вдруг следователь вышел на охоту лично, а не отправил своего цепного пса разбираться с такой незначительной проблемой.

— Помогите-е-е! — продолжала кричать Шиверс уже охрипшим голосом. Усевшись на мостовую, она едва слышно выдавила: — хоть кто-нибудь...

Тогда Кемис осознал, что дела точно плохи. И что исправлять то, что он натворил, некому. Более того, исправить их невозможно. Департамент точно не примет его обратно, разве что в качестве очередной жертвы допроса.

Что ж, в таком случае остается надеяться на лучшее...

— Визл, — снова пробормотал Твист, понемногу приходивший в себя, — ты в курсе, что я даже подумать не мог... я не ждал... тьфу, короче, ты охуенна. Хотя... хотя... да, это прекрасные глюки. Подольше бы...

На этом моменте силы Твиста исчерпались, и он, запрокинув голову, вернулся в мир грез.

— Это не глюки, идиотина! — рявкнула Визл. — В конце концов, я твой друг, и...

Тут она замерла. Точно так же, как Твист. Даже в небо уставилась так же.

Вот уж чего Кемис не хотел, так это тормозить.

— Шиверс, — тихо сказал он, — если мы...

— Дай подумать.

Тогда он заткнулся. Надеясь, что идея, которая придет в голову Шиверс, окажется не из разряда тех же идей, что они осуществили лишь благодаря удаче. И будет хоть немного полезна.

И не будет включать в себя память Шиверс о том, что Кемис, испугавшись Аркана, готов был сдать их обоих за просто так.

---

Вообще-то такой поздней ночью друг Ривер не ждал посетителей.

Приоткрыв дверь храма, он пробурчал неприветливым спросонья голосом:

— Ради Искры, чего вам...

— Нам нужна помощь! — на всю улицу проорала незнакомая ему фестралка. В подозрительно знакомой, как ему казалось, форме. Заставив наконец открыть дверь целиком и увидеть худшее, что он видел в жизни.

Пожалуй, двух практиков Департамента в качестве пришедших за помощью он еще пережил бы. Но вот того... или даже то, что они несли... Этот едва живой пони вызывал в Ривере желание срочно захлопнуть дверь и сказать изнутри, что они, к сожалению, закрыты.

Особенно худо Риверу стало, когда пони, весь изрезанный, поднял голову и с нездорово медленным хихиканьем выдал:

— Искра,.. принимает... заблудших... грешников... да, Визл?

— Вы обязаны нам помочь, — с нажимом сказала... фестралка, кажется. Видимо, Визл. — Умоляю, друг мой, дайте нам убежище.

— Я не могу распоряжаться...

— Подруга Саммер обещала мне помощь! — выпалила фестралка.

Ривер замер. Если это была действительно правда, то... если он и впрямь их не впустит, ничего хорошего его не ждет. Не говоря о том, что он просто поступит не как друг. Вероятно, это было даже более пугающе.

Жаль, что подруги Саммер тут не будет еще часа два-три...

— Ладно, входите, — буркнул Ривер, все еще опасливо приоткрыв дверь. — Только тихо. В конце концов, искренняя вера в Искру не терпит шума.

---

Видимо, искренняя вера в Искру требовала устраивать все то, что устраивал Флейм.

Вышибив очередное окно, Флейм в совсем уже истеричном экстазе провыл:

— Я! ПРИНЕСУ! ВАМ! СВЕТ!

В глазах его вспыхнул огонь, рог засверкал, и он выпустил внутрь дома широкую струю пламени. Что, впрочем, вряд ли волновало тех, кто в нем находился. Вопли затихли уже после пятой зажигалки, которую Флейм закинул внутрь, и от здания оставался только кирпичный каркас. Кирпич которого, впрочем, уже начал трескаться от неимоверного жара, заставившего остальных отбежать подальше.

Как сам Флейм еще не изжарился, буквально прижавшись к стене превратившегося в печь дома, Рейн не очень понимал. Впрочем, далеко не в первый раз единорог оправдывал свое имя более чем полностью, каждый раз не обращая внимания на обгоревшую гриву с хвостом и проплешины, в которых были заметны пятна от заживших ожогов. Похоже было, что Флейму просто наплевать на жар, пока внутри горел такой яркий и красивый огонь.

Оставив от Библиотеки одни руины, они перешли к ближайшей все еще не заброшенной деревне. Впрочем, теперь, как полагал Рейн, она точно станет заброшенной. Даже если мертвы не все, то оставшиеся наверняка...

— Рейн.

От спокойствия этого голоса Рейна всегда пробирало до костей. Обернувшись, пегас как можно шире улыбнулся.

— Да?

— Успокой Флейма, — приказал Мальстром, в который раз поправляя галстук. — И скажи остальным, что мы готовимся к переходу.

После этих слов Мальстром развернулся и ушел. Рейн проводил его недовольным взглядом. Диз, опять все на нем... Но не в первый раз, в конце концов. Пора бы и привыкнуть.

Возможно, искренняя вера подразумевает еще и смирение...

— ВОЗЬМИТЕ МОЙ СВЕ-Е-ЕТ!

Рейн поморщился и направился к источнику голоса. В который раз успокаивать Флейма. И пусть Флейм искренне верует, пусть он считает, что все его действия направлены на достижение Рассвета, он явно немногим лучше Карнейджа, в чьем отсутствии веры сомневаться точно не приходится.

Что ж, Рейн сохранит веру за всех.

###. Пламя от Искры

свет свет свет такой яркий свет...

— Флейм, ты не мог бы...

я вижу этот свет я несу вам свет вы будете очищены моим светом я...

— Флейм, мы должны идти, давай ты...

я принесу вам свет самый лучший свет самый яркий свет я дам вам свет...

— Флейм!

ради рассвета которого хочет мой друг я готов на все ради него я дам вам самый самый самый яркий све...

— Рейн?

Флейм растерянно помотал головой и отступил от медленно остывающей кирпичной стены. Почти все тело неимоверно жгло, но это ощущение было уже привычным. Быстро оглядев себя со всех сторон, Флейм понял, что опять обгорел наглухо и почти полностью сжег очередную мантию. Как всегда, забыв надеть огнеупорный комбинезон, который для него сделал когда-то Карнейдж. Точнее, Мальстром посредством Карнейджа. Почти полная нагота Флейма не смущала, но сам факт раздражал. Как всегда.

Зудевший внутри осколок все более тихим голосом шептал о том, что они должны привести в этот мир такой яркий свет, какой никто никогда не приносил. Что они должны сделать то, что важно для их друга. Для Мальстрома. Что они должны...

— Я п-п-принесу им, — Флейм сердито встряхнулся, заставляя голос утихнуть, и перевел взгляд на Рейна. — Прости. Я... я в порядке.

Ведь огонь, дававший такой яркий свет, заставлявший Флейма желать еще больше света, наконец погас. И, судя по всему, Рейн потратил на это все силы. Еще бы, он всего лишь пегас, пусть и с конденсатором, и магия всегда давалась ему нелегко. Особенно настолько масштабное заклинание, способное потушить зажигательные бомбы Флейма и огонь от его же Пламени.

— Мальстром просил привести тебя, — тяжело дыша, сообщил Рейн. Даже его яркая оранжевая грива вся взмокла от пота — то ли от стоявшей тут недавно жары, то ли от усилий, затраченных на то, чтоб эту жару устранить. — Мы... мы переходим.

— У нас остался-таки хоть один живой рядовой боец? — Флейм с облегчением улыбнулся. Он очень не любил, когда Рассвет терял своих вестников. Больше этого он не любил, когда вестники погибали по его вине.

— Ровно один, — Рейн махнул крылом и на подрагивающих ногах поплелся куда-то в центр мертвой теперь деревни, от здания деревенского совета, которое Флейм старательно выжег дотла, мимо обугленных останков жилых домов, выстроенных в основном из дерева и потому сгоревших едва не за минуты. Флейм последовал за ним, окидывая взглядом улицу, которой он принес свет. То, что от нее осталось. — Татл-как-его-там. Еще один был всего лишь ранен, и Карнейдж, вполне верю, мог его исцелить, но именно тогда Санлайту ударило в голову устроить очередное... обращение к Искре.

— Опять безуспешно, — полувопросительно сказал Флейм. Он не любил Санлайта. Даже свет, который давал огонь ритуалов этого единорога, не вызывал во Флейме его обычных эмоций. Скорее этот свет вызывал отвращение. Он был мертвым. Таким же мертвым, как и все бывшие участники его, Санлайта, секты. Убивших друг друга в этих ритуалах. Санлайту лишь повезло остаться последним, а после прибиться к Рассвету.

— Опять безуспешно, — подтвердил Рейн. Походка его становилась все более уверенной. — Карнейдж мог бы исцелить пробитую насквозь грудную клетку, но вот то, что осталось после того, как в грудной клетке развели костер, он уже вряд ли починит.

Пусть даже Флейм был намного моложе и его, и всех остальных в Рассвете, кроме Рейна, он легко мог разглядеть, что искра, разжегшая когда-то пламя в сердце Санлайта, давно угасла, а от пламени того остались только слабо тлеющие угли.

Но Санлайт нужен был Мальстрому. И потому Флейм готов был его терпеть. В конце концов, он всегда верил Мальстрому. Всегда был верен ему. Больше, чем остальные. Чем Санлайт, втихомолку метящий на место главы Рассвета; чем Карнейдж, чья верность проистекала из только одному Мальстрому известных магических оков; даже чем Рейн, иногда сомневающийся в их пути. Более верен, чем Ликвид, покинувший их из страха. Чем Вейк, ушедшая ранее всего лишь ради денег.

Он всегда был более других предан делу Рассвета. Делу Мальстрома Абисса, что и было для него равным "делу Рассвета". Всегда.

---

Пятьдесят два года назад

В тот день Мальстром выглядел несколько более... обеспокоенным. Что бы ни говорили о тои, что глава Рассвета вовсе не испытывает эмоций, якобы взгляд его всегда мертв и пуст, Флейм научился читать его чувства в первый год пребывания в Рассвете. Пусть даже тогда ему было всего девятнадцать.

Сейчас беспокойство Мальстрома легко читалось в несколько менее ровных движениях, в том, что он чуть чаще поправлял галстук и отряхивал обшлага штанов костюма, в чуть заметнее, чем обычно, сжатых губах. В менее идеально? чем обычно? причесанных гриве и бородке. И пусть глаза его почти ничего не выражали, даже в них было заметно это беспокойство.

— Флейм, — сказал тогда Мальстром. Еще не поседевший от копыт до гривы до полной белизны, он глядел еще не выцветшими голубыми глазами ровно в глаза Флейму. Остальные сочли бы это угрозой, но Флейм видел лишь доверие. — Ты же знаешь о нашей работе в Альвенгарде?

Тогда они наконец остались наедине, в комнатке очередного уничтоженного отделения Библиотеки, прятавшегося под землей. Санлайт отправился на поиски выживших, надеясь, что хоть один из них после его ритуала окажется воплощением Искры и переживет сожжение легких и сердца. Ликвид и Вейк перерывали местные тома в поисках интересных им рецептов, пригодных для Вознесения еще большего количества пони ради Рассвета. Флора, вероятно, как обычно, потерянно бродила по коридорам, бормоча под нос случайные фразы вроде "братик, ты мне так нужен" и "прости меня прости". Первое время она раздражала Флейма, но потом он привык и даже начал чувствовать к ней нечто вроде жалости. В конце концов, если бы она не нужна была ради Рассвета, ее бы среди них не было, верно?

Карнейдж... Карнейдж после того, как вытащил из комнатки трупы, стоял возле стены, неестественно ровно, глядя прямо вперед, и его можно было не считать пони, нарушающим уединение. Уж это Флейм давно понял, хотя тогда и не знал, почему Карнейдж настолько не соответствует историям о безумном психопате, готовом просто по прихоти устроить очередной "эксперимент" на целом поселке, не оставив в живых никого.

— Да, господин, — Флейм поклонился. — После этого Алвьенгард разделился на Нижний Город, южную его часть, и Верхний — все остальное. Именно там вы почти смогли добиться Рассвета.

Благодаря сотням Вознесенных пони, как считал тогда Флейм, Нижний Город стал таким важным. Теперь магия там, по словам очевидцев, чувствовалась буквально на вкус. Даже не исчезая. И все благодаря Мальстрому. Его проклинал весь Анмар, но даже Внутренняя Стража боялась соваться в Альвенгард после происшедшего.

Еще, как узнал Флейм, там осталось множество сюрпризов для непосвященных. Сюрпризов, должных сработать в нужное время. Флейм не знал, когда именно, зато понимал, что если даже ему Мальстром Абисс не доверяет эту информацию, то она не предназначена ни для чьих ушей.

— Великолепно, — сказал Мальстром. Кажется, слегка расслабившись. И умолк.

Флейм, дожидаясь следующей реплики, начал разглядывать комнату. На стенах, сложенных из грубого камня, там и сям виднелся символ Искры — шестиконечная звезда. Кажется, такие были даже на потолке. Некоторые из них сияли остатками вложенной магии. На них молились... у них просили защиты и одобрения. И в итоге получили то, что получили. Боль и смерть.

Ибо Искра направляет лишь тех, кто делает для нее достаточно. И более чем достаточно, как сама она всегда делала при жизни много больше, чем могла.

— Флейм.

— Да, господин? — Флейм спешно перевел взгляд на Мальстрома.

— Я хочу открыть тебе одну тайну, — сказал тот. Совершенно будничным тоном, но Флейм видел все те же признаки и понимал, что Мальстром нервничает. Будто... боится. Если бы Мальстром Абисс вообще мог бояться, что для Флейма выглядело невиданным бредом. — Кое-что из Архива Анмара мы забрали с собой.

Флейм навострил уши.

— Но, господин, это же отлично! — произнес он с энтузиазмом. Надеямь прочитать реакцию Мальстрома по ответу. Тот же несколько секунд помолчал и наконец продолжил:

— И, поверь, кое-что из того, что мы оттуда спасли, крайне важно. Скажи, Флейм. Я знаю. Ты любишь огонь. Ты любишь свет. Ты очень его любишь, но, к счастью, никогда не переходишь черту. Оставаться в сознании. Это важно для члена Рассвета. Так вот...

Флейм уже тогда был тренированным, быстрым, опасным жеребцом. Но, видимо, до Карнейджа ему было далеко. Потому что следующее, что он почувствовал — это нож на горле и тихое дыхание Карнейджа на шее. Скорее всего, Карнейджа, учитывая, что на том месте, где он ранее прислонялся к стене, его уже не было.

— ... — ты доверяешь мне? — спросил Мальстром.

Он даже не дрогнул. Не потому, что хотел показать свою верность. Просто он действительно всецело верил господину Мальстрому.

— Да, — ответил он тем же тоном, не сумев даже испугаться. Зная, что Карнейдж делает то, что делает, только по приказу Мальстрома. А тот делает лишь то, что идет на благо Рассвету, и, знаачит, не может быть неправ.

Так Флейм думал тогда.

— Прекрасно, — и Мальстром впервые на памяти Флейма улыбнулся. Впоследствии он улыбнется ему еще не раз. Ему, но не другим. Единственному пони, которому он верит. Верит потому, что у него есть на то основания.

Карнейдж в одну секунду переместился обратно к стене, встав так же ровно, с тем же взглядом, словно манекен. А Мальстром продолжил:

— Прости меня, Флейм, но я должен был убедиться. Остальные кандидаты проваливали тест. Ты же остался верен мне. Я ценю это. Очень ценю. И потому делаю тебе предложение.

Флейм, уже витавший на в небесах от осознания того, что сам Мальстром доверился ему, мгновенно вернулся на землю и, растопырив уши, вслушивался в каждое слово Мальстрома.

— Мы забрали осколок, — продолжил Мальстром. — Очень важный осколок. Внедрить который может только Карнейдж. И носитель должен быть... подходящим. Согласен ли ты нести его в себе?

— Да, господин, — выпалил Флейм, не раздумывая. Не наплевать ли, если ему так доверяют?

— Ты не дослушал, — уточнил Мальстром. — А также я предлагаю тебе бессмертие. У Карнейджа есть осколок Часов. Ты слышал о Часах, верно?

Флейм, и без того готовый согласиться, неистово закивал головой.

— Отлично, — сказал Мальстром. — Карнейдж!

— Да, друг? — отозвался Карнейдж безэмоциональным, пустым голосом. Как будто он был не более чем оболочкой для воли Мальстрома. Как на самом деле и было, насколько видел Флейм. С момента их встречи Карнейдж не сделал ни единого шага без приказа Мальстрома. И, может, остальным это, как и эмоции Мальстрома, было неясно, однако Флейм видел каждый из этих приказов.

— Можешь начинать, — сказал Мальстром. — И не забудь анестезию.

---

— Флейм, — сказал Мальстром. — Ты пришел. Прекрасно.

Осколок внутри Флейма вынуждал его едва ли не броситься на колени. Если этого хочет его друг. Если этого хочет Мальстром Абисс. Единственный, кого он когда-то считал другом. Кого осколок, который в него воткнули, по-прежнему считал другом и не мог принять иного.

Флейм коротко поклонился и сказал:

— Да, господин.

— Великолепно, — Мальстром оглядел импровизированную площадку. На центральной площади была наспех начерчена шестиугольная звезда. По углам ее уже стояли сам Мальстром, доковылявший до туда Рейн, Карнейдж и Татлтейл, последний из выживших рядовых Рассвета. Налет на Библиотеку очень их подкосил. Все тамошние пони бились отчаянно, не щадя ни себя, ни других.

Впрочем, как утешал себя Флейм, если бы у Летописца не было его дурацких ограничений, весь Рассвет был бы мертв.

Так же, как все, кого он убил из-за этого осколка.

---

Как же это больно, даже под анестезией, почему так долго...

"...и мы можем дать им это", — впервые шепнул тогда тот голос. Который будет преследовать его до конца жизни.

— Ш-ш-што ты хочешь им дать. — расслабленно сказал Флейм. Сквозь приоткрытые веки он видел напряженного Мальстрома и механически выполняющего его приказы Карнейджа.

"Лучшее, что умеем, — сообщил осколок. — Самое лучшее. Такое, какое можем. По максимуму, на сто, сучка, двадцать про..."

— А если я... не?.. — вяло уточнил Флейм. Увы, анестетик действовал в том числе и на мозг.

"Просто следуй своих друзей, и все будет отлично, — сказал голос. — О! Я жива? Надо же!"

И тогда Флейм распахнул глаза, ощутив, что осколок в нем наконец ожил, и увидел над головой свет лампы свет свет такой яркий СВЕТ ОН ДАСТ ЛУЧШИЙ СВЕТ КАКОЙ МОЖЕТ

---

— Флейм!

Окрик Мальстрома. Он уверен, что его ручная собачка полностью ему верна. И это так.

Если не считать того, что думает Флейм тогда, когда его отпускает осколок. Когда он способен осознавать, что должен мыслить своим разумом, когда-то давно осознавшим, что именно внедрил в него Карнейдж — точнее, Мальстром посредством Карнейджа. Когда помнит, что было время до...

— Флейм Шрай!

И после этого он снова помнил только то, что должен быть верен. Верен до самого конца, будь Мальстром каким угодно подонком, как он иногда осознавал. Жаль, что осознавал он это так редко. И потому. Он должен. Должен. Должен. Ему. Верить.

И должен.

Принести.

СВЕТ.

17. Не бросать своих

— Ради Искры, тащите его аккуратнее, — стенал друг Ривер, семеня за Визл и Кемисом, тащившими Твиста. Тот не только не собирался приходить в себя, но вообще то ли уснул, то ли потерял сознание. К счастью, не от кровопотери, большая часть повреждений была поверхностной, ни один важный сосуд, насколько Визл успела заметить, не был задет... — Он же весь в крови! Вы уйдете, а мне потом убираться! Прошу вас!

Храм Искры на проспекте Роял был настолько мал, что стоны о необходимости уборки выглядели бы смешно, если бы так не раздражали. В Альвенгарде к церкви Искры всегда относились несколько пренебрежительно, а уж после происшедшего девяносто лет назад и вовсе стали откровенно не любить. Хотя, конечно, в Верхнем менее откровенно, чем в Нижнем. Никто не говорил этого вслух, но всем было "известно" — хоть официально это были всего лишь слухи, — что за церковью Искры до сих пор стоит Анмар, а в Департаменте Анмар поддерживают. Визл всегда считала, что эквестрийская церковь Искры никак не относится к вере единорогов, несмотря на одинаковую символику. Шепотом рассказывали, что те, кто всерьез оскорблял Искру, иногда просто исчезали. Хотя это уж точно была отборнейшая чушь: в восемнадцатом веке никто никому не запрещал быть открытым атеистом. В Альвенгарде, во всяком случае. И уж точно никто не запрещал этого тогда, когда у жителей города закончилось терпение.

Со временем нелюбовь к церкви Искры поутихла и остановилась, по большей части, на смешанном с неприязнью безразличии, но сперва она дошла до уровня, когда жители совершенно не хотели видеть "этих подлизывающих Анмару фанатиков". В результате, несмотря на сплетни, храмы Искры в Алвьенгарде как-то быстро и незаметно перестроили в более необходимые городу здания вроде больниц. Искорок же мягко и ненавязчиво заставили переселиться куда угодно еще, что, очевидно, закончилось тем, что большая их часть покинула город и расселилась по Эквестрии, где им никто не мешал. То, что оставшиеся умудрились отбить себе место на проспекте Роял, уже внушало некоторое уважение.

Правда, дом этот изначально вовсе не был похож на храм. да и теперь-то особенно не был: да, двухэтажный дом превратился в очень высокий одноэтажный, да, в окна даже вставили полноценные витражные стекла с изображениями совершенно по большей части незнакомых Визл персонажей местных мифов, слегка изменили планировку. На полу теперь блестела выложенная искусственным камнем шестиугольная звезда, символ Искры. Газовые светильники, стилизованные под факелы — наверняка стоившие бешеных денег, — сияли вполне ровно, то есть либо были подключены к газопроводу, либо их заправляли по меньшей мере раз в день. Даже коврики для сидения, казалось, каждый день аккуратно отряхивали от пыли. Но в целом было очевидно, что искорки все еще переживают не лучшие времена.

— Искра, не вздумайте ронять его на коврики! — жалобно пролепетал друг Ривер. — Мы же их в жизни не отстираем!

Визл тихо прошипела сквозь зубы маршрут, по которому Риверу следовало отправляться. Кемис отчетливо вздохнул. Ривер, уловив их не самый радужный настрой, заткнулся.

Всего лишь несколько часов назад, в полуподвале, пока Визл объясняла Керну план — еще в первый раз, до того, как она вернулась вместе с Аффаром, — она успела снова аккуратно перебинтовать разбитое копыто, по большей части старалась на него не ступать и вообще не прикасаться им ни к чему. Однако вид Твиста, едва живого, вышиб из нее все здравомыслие, так что теперь она с каждым движением ощущала ту же резкую боль, сдержанно скрипя зубами и надеясь, что в этот раз хотя бы не оставляет зха собой кровавых пятен. Святая Искра, тот, кто проектировал тело пони, как не раз убеждалась Визл, явно был невообразимым садистом. Иначе, например, зачем пихать в самые легко ломающиеся части тела столько болевых рецепторов?

Так. Не надо думать о болевых рецепторах. Надо сделать работу. Если Твист не собирается регенерировать самостоятельно, несмотря на заверения Аффара, то кому придется его чинить? Абсолютно верно.

Визл споткнулась о неровно лежащую плитку в полу, охнула, качнулась и, не желая терять равновесие, особенно из страха уронить Твиста, опять наступила на сломанную ногу. Сдавленно взвыв, она обернулась и гневно обрушилась на Ривера:

— Ты бы хоть помог, нытик дизовый! Коврики у него! Да к вам даже помолиться никто не ходит, вас осталось полтора пони, какие коврики, идиотина?! Радуйся, что хоть мы зашли! У вас наверняка впервые лет за десять просят помо...

Реакция Ривера оказалась в высшей степени неожиданной. Оттолкнув Визл, отчего та опять чуть не свалилась, он поднырнул под Твиста, взвалил его себе на спину — Кемис удивленно разжал копыта, — с кряхтением поднялся и неуверенно, однако целеустремленно потопал на чуть не подгибающихся ногах к той стороне, где находился местный "лазарет". Палата, устроенная, как искорка успел торопливо объяснить Визл в перерывах между стонами о том, как все неудачно сложилось, из бывшей кладовки, на две несчастные койки, где уже диз знает сколько лет не бывало почти никого.

Явно несвоевременную реплику о том, не боится ли друг Ривер запачкать еще и свою белоснежную мантию, Визл решила все-таки проглотить. На трех ногах, то есть ничуть не быстрее, она похромала следом за Ривером. Кемис, снова вздохнув, еще более нервно, направился следом.

— Я, — пропыхтел Ривер, сжав от напряжения зубы, но не останавливаясь, — здесь пять лет. Благодаря подруге Саммер, да сохранит ее Искра. Нас мало. Меньше, чем в Нижнем. Но мы... не уходим.

— В Нижнем? — Кемис, насколько видела Визл, искренне удивился. — В Нижнем Городе есть храм Искры? Там?

— И он... большой, — выговорил Ривер. — Нам сюда. Давайте.

Зайдя в лазарет, Визл в очередной раз поразилась тому, в какой чистоте здесь все содержится. Такое ощущение, что белье тут меняли ежедневно. И даже шкафчик с лекарствами проверяли. Инструментов она еще не видела, но была уверена, что и они чище и стерильнее некуда. Будто искорки были уверены, что это место кому-нибудь понадобится. И ведь вправду понадобилось, верно?

Возможно, впервые за несколько лет. Если не больше.

Визл Шиверс почувствовала к ним... жалость.

Друг Ривер с трудом дотащил Твиста, все еще бессознательного, до одной из коек и на удивление осторожно, придерживая копытами, переложил его на чистые простыни, мгновенно ставшие ни разу не чистыми. После уселся рядом прямо на пол и тяжело вздохнул.

— Действительно... большой, — произнес он, пытаясь отдышаться. До Визл не сразу дошло, что он все еще продолжает говорить о храме в Нижнем Городе. На миг в ее голову даже пришла идиотская мысль, что друг имеет в виду совсем на самом деле не тяжелого Твиста. — Там нас гораздо больше. Там... почти полноценный храм. Это многим не нравится, но и там пони веруют искренне. Они не уйдут.

Визл, почти автоматически отмечая слова Ривера в памяти, проковыляла к шкафчику. Так, полка с лекарствами... дезинфекция, местная анестезия на случай, если действие наркотика пройдет... Отлично, все есть. Теперь инструменты. Никто не гарантировал, что тут их полноценно стерилизуют, но хоть как-нибудь, скорее всего... Иглы. Зажимы. Нити... Диз подери, так мало. Бинты. И еще...

— ...не страшно помогать двум практикам Департамента? — услышала Визл. Кемис. Вот уж очень своевременный вопрос с твоей стороны, идиот...

— Искра просит помогать другим пони, — ответил Ривер. Почти не заколебавшись. — И не только пони. Иногда я об этом забываю. Простите, моя воля, увы, слаба. Не будь я так напуган вашим видом, я бы не раздумывал.

— И ты даже не боишься, что сюда вбежит толпа ребят в черных комбинезонах вроде нас и наведет еще больший беспорядок?

О Искра, Кемис точно идиот.

Ривер секунду помолчал, будто думая над ответом, и сказал:

— Даже если я этого боюсь, я все равно должен вам помочь. Друзья должны помогать друзьям. А если практик Визл знает подругу Саммер, то, уверен, она заслуживает доверия.

Хм. Визл не сказала бы, что это блестящая логика, но сейчас была слишком занята, чтоб комментировать. Особенно она была занята раздумьями о том, сможет ли провести все процедуры в два крыла и всего одно копыто. Выводы ее не радовали.

— А что еще за Саммер? — поинтересовался Аффар. Визл чуть не хряснула сломанным копытом по лбу, проклянув этого дебила за его болтливый язык. Да пусть он хоть сто раз нервничает, это что, повод?!

Ривер, однако, даже не удивился тому, что "практик" не знает имени Саммер. Вероятно, у него в голове вполне укладывалось то, что знакома с ней могла быть только Визл.

— Подруга Саммер, — сказал он. Кажется, с теплотой в голосе. — Она уверовала пятнадцать лет назад. Когда-то она мечтала быть миссионером. Однако потом поняла, что рано нести слово Искры другим существам, если даже пони воокруг не готовы этим словам поверить. Она осталась здесь, но все равно делает, что может, и даже больше, как просит нас Искра.

Что ж, видимо, это и придется сделать Визл. Все, что она может, и даже больше. Пока Твист окончательно не откинул копыта.

---

А вот теперь Кемису было уже даже почти не страшно. Страшно ему было, когда он бежал из Департамента, перерезав Селлеру глотку. Страшно было, когда они с Шиверс вытаскивали Твиста. А когда перед ними появился Аркан, ему стало страшно настолько, что он едва не обмочил комбинезон. В конце концов, когда он работал в Департаменте, страх был совсем иного рода. Смешанный с гордостью за то, что он делает. Теперь же ни о какой гордости не могло идти и речи. После того, что он сделал.

Впрочем, о гордости он забыл сразу после того, как Фил вошел в ту камеру. Как только Кемис увидел его таким, какой он был на самом деле, стало ясно, что практику Аффару осталось недолго. Даже если бы не Шиверс, он бы, скорее всего, сбежал.

Только вот какого диза он не сбежал теперь?

Друзья должны помогать друзьям, с этим никто не спорит. Друзьям. Был ли у Кемиса в Алвьенгарде хоть один друг? Был ли у него вообще хоть один друг? Ответ, как ни грустно, был отрицательным. Шиверс? Просто удобный предлог для побега. Другие сотрудники Департамента? Он едва знал большую часть из них, кроме тех, с кем непосредственно работал. То есть тех, кого точно не мог назвать другом. Еще хоть кто-нибудь?

Аффар уронил голову и уставился в пол. Нет. Никого.

Тогда какого же диза он, на самом деле, ей помогает?..

— Аффар, — услышан он резкий оклик Шиверс, — давай сюда. Будешь помогать.

Кемис поднял голову и увидел, как "фестралка", уже совершенно не похожая на фестралку, если бы не темный окрас шерсти и клыки, сосредоточенно сортирует инструменты явно хирургического назначения. И аж поперхнулся.

— Визл, я вообще-то работаю по ровно противоположному профилю, — напомнил он. — А ты вообще?.. А, точно. Шарп. Вспомнил.

— Работал по противоположному — будешь работать и по этому, — безапелляционно заявила Шиверс. — У меня копыто сломано, ты не в курсе, а? я ни хрена не могу им работать. Давай, давай. Кому тут еще так хорошо известна понячья анатомия? Друг Ривер, ты же не по этой части?

Ривер, поморщившийся на словах "ни хрена" — ругаться в храме явно не полагалось, — беспомощно развел копытами:

— Я уж точно не врач. И никогда таким не занимался. Простите, подруга.

Нет, Святая Искра, серьезно, КАКОГО ДИЗА он должен помогать этой пернатой дуре после того, как уже сделал гораздо больше, чем хотел?

Он вообще не должен был с ней бежать. Почему он это сделал? Нет, правда, почему? Да, тогда он нервничал, но неужели это оправдание настолько полному идиотизму? А участие в ее треклятом плане, который мог бы пойти гораздо хуже, если бы Фил не исчез из камеры неизвестно куда? Конечно, Шиверс была очень, очень убедительна, буквально вызывая желание поверить, но все же...

Да почему, диз подери, он должен это делать?!

— Не за что извиняться, — безнадежно пробормотал Кемис, вскакивая с пола. — Давай там что полагается, перчатки, все такое, и что вообще насчет стерильности...

— Говно, а не стерильность, — хмуро подтвердила Визл. — Но, надеюсь, обойдется. Мы же ему не внутриполостную операцию делать будем.

— Какие умные слова знает наша мышка, — хмыкнул Аффар. Получив в ответ крайне злобный взгляд, вызванный уж совсем непонятно чем. И, тем не менее, натянул перчатки и принялся разглядывать и без того уже виденное множество глубоких порезов, которые следовало обеззаразить и зашить. Не ему, конечно, но участвовать в процессе он будет наверняка немало.

— В душе не ебу, что делать с его челюстью, — тихо говорила под нос Визл, в свою очередь натягивая перчатки и в очередной раз перебирая инструменты. — Там явный перелом, как он ей вообще двигал, не представляю. И... диз, он что?..

О Искра. Твист точно зря предложил Филу поискать камень у него под хвостом. Очень зря. Хотя, вероятно, критических повреждений там тоже не было...

Что ж, может, теперь стало ясно, почему он ей помогает. Это было ясно с самого начала, однако думать об этом совершенно не хотелось. Гораздо удобнее было бы списывать все на страх. Очень просто считать себя трусливым подонком, а не задумываться о том, что ты, возможно, делал что-то глубоко неправильное.

Кемис терпеть не мог драконов. Прохладно относился к грифонам. Он был бы доволен, если бы все расы, кроме пони, внезапно исчезли.

Однако вот единорог, сделавший такое с обычным земным — Кемис не мог заставить себя осознать, что это действительно оборотень, — и наверняка уже готовый вот вот сделать примерно то же самое с еще одним земным, то есть неудачливым практиком Аффаром, явно не относился к тем пони, которым Кемис хотел бы позволить остаться жить в Эквестрии.

И если так, то они с Шиверс в некотором роде понимали друг друга.

---

Фейри Шиверс которую ночь мучала бессонница.

К постоянным отлучкам Флай было невозможно привыкнуть. Фейри боялась, что рано или поздно дочь вернется в сопровождении Стражи. Или вообще не вернется. Как Ховер Шиверс, о смерти которого ей, вежливо улыбаясь, сообщил лично дознаватель Фил, известный сотрудник Департамента. И пусть даже Фейри не очень понимала, чем именно Ховер мог насолить Департаменту теперь, она предполагала, что причина может быть в том, что они делали раньше.

Когда-то давно, вскоре после того, как они с Ховером начали искать по Нижнему Городу остатки чего-то интересного, все еще не растащенные за несколько десятков лет. Да, они действительно нашли много интересного. И кое-что из этого интересного изменило их жизнь. И, как они оба поняли уже много позже, не только их.

Ховер и Фейри Шиверсы. Тень и Сирена. Не то чтобы ей нравилась ее кличка, но вот то, из-за чего она ее получила, нравилось намного, намного больше. Возможность сладким голоском заставить любого выполнить все, что он захочет, была поистине отличной. В "Норе" их любили. По всей улице Рей их опасались. И весь Нижний Город знал, что они — самые честные продавцы артефактов и диковинок, но и ты должен быть с ними честным. Если не хочешь однажды обнаружить, что из темного угла, в котором только что не было никого, на тебя смотрят два ярко желтых-глаза. Или что ты абсолютно по собственной воле влезаешь на табурет и суешь голову в петлю.

Что ж, им это действительно нравилось. Ховер никогда не распространялся о том, как именно работают его возможности. Зато про свои Фейри отлично знала. Внутри нее тогда появился тихий, чаще грустный голос, указывающий ей, что говорить, чтобы добиться своей цели. И она говорила. Хотя каждый раз, когда использовала свои возможности ради совсем уж темных дел, она чувствовала что-то, похожее на боль. Не ее, а того, кто говорит с ней.

Много лет спустя у них появилась дочь. Флай. Уже тогда оони готовы были разбежаться, но для Ховера внешность Флай стала последней каплей. Или просто предлогом. Он улетел. И оставил Фейри одну смотреть на то, что растет в их ребенке.

Флай и Визл Шиверс. Она получила эти странные возможности от обоих родителей, и, видимо, юный разум этого не выдержал — и выработал свой способ защиты. Фейри не знала, когда ей ждать очередного переключения Визл на Флай и обратно. Это не всегда получалось привязать даже ко времени суток.

С Флай было сложно. С Визл — намного сложнее.

Но все-таки Флай — ее дочь, каким бы именем ни звалась прямо сейчас. Ее ребенок. И то, что она не появляется так долго, начинало пугать. Пугать даже больше, чем если бы...

Фейри услышала стук в дверь. Вскочив, она бросилась в коридор и выглянула в глазок.

Что ее совершенно не обрадовало. Тогда она осторожно приложила к двери ухо и стала слушать.

— Может, просто вынесем ей дверь? — предложил один практик ДКП. Пегас. Явно желавший бы сейчас спать, а не бегать по домам с дешевыми квартирками на окраине Верхнего Города.

— Не-а, не-не-не, — не без огорчения ответил второй. — Только если через пару минут не откроет. Мы ж ее не арестуем, слышь? Мы ее задерживаем.

— А все эта тупая сука. С этим тупым уебком Аффаром.

— Ну вот потому нам и нужна мать этой тупой суки, на случай, что она окажется менее тупой и менее сукой, тогда...

Фейри Шиверс прислушалась к голосу внутри. И осознала, что тот опять молчит. Как всегда в последнее время.

Тогда она аккуратно отошла от двери. Бесшумно, насколько могла. Погасила свет. Стараясь не шуметь, открыла одно из окон.

Сирена, забывшая, казалось, эту кличку двадцать лет назад, шагнула в окно и распахнула крылья.

Может, ее все же и поймают. Может, даже быстрее, чем поймают — если это случится, — Визл. Но даже не попытаться хоть как-то помочь своей дочери она точно не может.

18. Оборотень

Из во всех отношениях прекрасного и яркого забытья меня вырвали очень внезапные неожиданные ощущения где-то в области бедра. Окончательно проснуться же заставил чей-то испуганный вскрик. За которым сразу же последовал гневный окрик... кажется, Визл:

— Не ори! Все идет как надо!

— Он... о-о... — это пролепетал совсем незнакомый мне голос. Хотя, если интуиция меня не обманывает, а остатки памяти об этом дивном побеге — и впрямь, похоже, состоявшемся, как бы я ни сомневался в обратном, — сохранились правильно, то это должен быть тот самый друг Искры, открывший дверь передо мной, Визл и... кстати, я все еще не помнил, кем.

На самом деле болело у меня вообще все тело, но как-то приглушенно. Уже не так, как было под лазурью, когда я просто игнорировал любую боль, а она, похоже, игнорировала меня, но... гораздо мягче, чем можно было бы ожидать после такого сеанса мануальной терапии. И лежал я, по ощущениям, на вполне удобной, если сравнивать с тем, что было до этого, кровати, а сквозь веки пытался пробиться очень яркий свет.

И еще какая-то мысль билась на задворках сознания в надежде достучаться до моего разума...

— Ты упоминал, что помогаешь всем существам, Ривер, — напомнил третий голос. Тот, от которого у меня сами собой распахнулись глаза. Хотя я тут же захлопнул их обратно: тут было слишком уж светло. И вдобавок мне совершенно не хотелось смотреть на того, кто произнес последнюю фразу, пусть даже я и знал, что сам по себе он не значил в той ситуации абсолютно ничего.

Мне не запомнились... не знаю, вероятно, несколько часов. С того момента, как Фил ушел, напоследок введя мне явно ненормальную дозу. Хотя уж его слова о том, что его устроит и моя смерть от передоза, если это устроит он сам, я помнил. В памяти мелькали только невнятные обрывки: Визл в черном комбинезоне, со слезами на глазах; то ли вечерняя, то ли ночная улица, полностью пустая, за исключением меня, взывающей о помощи Визл и еще одного пони в таком же комбинезоне; храм Искры, ровно в дверях которого я и отрубился, пока Визл с трудом втаскивала меня внутрь. Визл и еще один пони.

И кто же мог подумать, что этот пони окажется практиком Аффаром? Уж никак не я.

— Кхак... — я хотел сказать "какого хрена", но язык, остатки зубов и голосовые связки этому отнюдь не содействовали. — Кхакого... кх-х-хена...

— Тихо, — воздух рядом со мной колыхнулся, и по голове мне нежно провели крылом. Визл, очевидно. — Все хорошо. Не бойся. Анестезия уже подействовала?

Отметив, что боли конкретно в той части тела я уже не ощущаю, я собрал все силы и слабо приподнял голову. Все еще не открывая глаз. Надеюсь, Визл поймет, что это кивок...

— И почему теперь мы не можем попросить его просто перекинуться? — поинтересовался Аффар откуда-то с другой стороны кровати.

— Потому что катись к дизу! — рявкнула Визл. Удивительно, как быстро она меняет тон речи от ласкового до злобного. Хотя... нет, все еще удивительно, несмотря на бурное прошлое старших Шиверсов.

— Да он же уже частично...

Вот теперь я распахнул глаза и, не обращая внимания на боль в спине и слабость, выпрямился в кровати. Аффар, смотревший на меня до этого с явно недовольным выражением лица, мгновенно отскочил, по дороге едва не сбив того самого искорку, впустившего нас в храм. Визл же — наконец-то вытащившая свои линзы и даже смывшая краску с хвоста, выглядевшая теперь почти как обыкновенная пегасочка, — напротив, с расширившимися глазами придвинулась ближе и опять успокаивающе забормотала:

— Твист, все в порядке, ты не должен...

Выпутав из простыни, которую на меня явно накинули вот только что, правую верхнюю ногу, я уставился на покрывавший ее аккуратный черный хитин. И мысль, до этого бывшая достаточно тихой, наконец вонзилась в мой мозг с восторженным воем о том, что я должен найти ЕЕ, я обязан помочь ЕЙ, я нужен, чтоб спасти МАТЕРЬ РОЯ, я...

Из моей пересохшей, казалось бы, глотки вырвался такой злобный рык, что отшатнулась уже Визл, а Ривер с Аффаром явно уже собирались свалить в дверь. Нет уж, сегодня ты меня не получишь. Я уже совершил одну глупость в надежде от тебя спастись, и теперь даже не буду пытаться совершать другую. Просто, диз бы побрал, отвали от меня, злобная тварь!

Я не сразу осознал, что сжал оставшиеся зубы так, что один из них хрустнул и явно сломался. Я мог бы исцелить это повреждение всего за минуту. Но нет, я не буду этого делать. Ты уйдешь от меня, ты покинешь мой разум, чего бы мне это ни стоило. Даже если мне придется отрезать себе взбунтовавшуюся конечность к дизовой матери.

Ведь если я проиграю, значит, все, на что пошла Визл ради моего освобождения — а пошла она явно на очень многое, — было впустую. С этой мыслью я сжал зубы еще крепче, до боли, и начал обратный процесс.

Медленно, с очевидной неохотой, хитиновая шкура принялась сползать по ноге вниз. Возвращая на место привычную рыжую шерсть и знакомую шкуру, но уже не покрытую засохшей кровью, не прореженную множеством коротких, но глубоких порезов. Совершенно как новую.

"Ты мог бы сделать это со всем остальным, — шепнул угасающий голос внутри".

"А не катилась бы ты к хуям конячьим, — ответил я. Мысленно передав наиболее самоуверенную ухмылку, на какую был способен".

И тогда голос наконец разочарованно вздохнул и затаился вновь. До очередного удачного момента, когда я буду контролировать себя чуть меньше, чем всегда., и соглашусь на Ее зов. Пока что же я удовлетворенно осмотрел единственную здоровую конечность в своем теле и с облегченным вздохом откинулся на спинку кровати.

— Вы серьезно привели сюда оборотня?.. — О, Ривер наконец отошел от шока. — Вы... вы... Искра, да где вы его взяли?!

— Да так, в Департаменте подобрали, — кисло сказал Аффар. Обернувшись ко мне, он уточнил — не у меня, а у все той же Визл: — И почему же он не может сделать так же со всем своим телом? Мы кучу времени потратили на то, чтоб зашить его как положено. Расскажи мне, почему же мы...

— Визл, — хриплым шепотом произнес я — после того страшного рыка говорить стало еще труднее, — не подашь водички, дорогая? Клянусь Искрой, после этого я все расскажу.

Не задав ни единого вопроса, Визл метнулась к шкафчику, вытащила оттуда небольшой графин, подозрительно понюхала и все же вручила мне. Хотя и поглядывая с явной тревогой. Да уж, Визл, достать меня оттуда явно было делом не из простых... И ты умудрилась-таки это сделать. Совсем уже выросла девочка, однако, и достойно продолжает дела своих родителей...

Осторожно отхлебнув воды, чтоб не поперхнуться, я покатал ее на языке, смочил изнутри губы и щеки и наконец глотнул. Понемногу. Вовсе не хотелось бы умереть от удушья... или инстинктивно перекинуться, когда мне будет грозить совсем уж близкая смерть.

— Итак, — начал я. Визл тут же поспешила отобрать графин и поставить на ближайший столик, на котором, как я обнаружил, уже лежали медицинские инструменты, вызывавшие не самые приятные ассоциации. Нервно кашлянув, я продолжил: — Я, вероятно, должен рассказать тебе обо всем. И ему тоже, — я кивнул в сторону Аффара. — Визл, ты уверена, что ему можно верить? Это, знаешь ли, странно даже для тебя.

— Сомневаюсь, что его примут обратно после двух предательств подряд, — буркнула Визл.

Аж двух? Прямо-таки присвистнуть захотелось, но с таким набором зубов у меня это вряд ли скоро получится. Да парень рекордсмен. Обычно практики дознавателя Фила, умудрившиеся проштрафиться, до второго предательства попросту не доживали, насколько я знал.

— А что насчет искорки? — спросил я. Вот уж кто был мне совсем незнаком, так это друг Ривер.

— Искра просила помогать друзьям, — неожиданно ответил сам Ривер, Визл не успела даже рта раскрыть. — Визл искренне желала вам добра. Она хотела спасти вас. Я не собираюсь сдавать вас ни Страже, ни Департаменту. У меня просто нет повода. И желания, поверьте, тоже.

Надо же. Бледный настолько, что того и гляди — в обморок хлопнется, как побледнел, коленки трясутся, но гривой своей зеленой тряхнул уверенно, и голос твердый. И впрямь, вера в Искру может иногда помочь...

— Что ж, тогда я буду краток.

Я вдохнул побольше воздуха и прикинул, с чего бы начать.

---

Восемьдесят девять лет назад

Кажется, здесь не осталось совершенно никого.

Прошло целых три дня с момента того, что уже успели назвать "терактом", но почему-то ни Стража, ни даже Департамент не спешили выставлять заграждения и объявлять огромную часть Альвенгарда опасной для жизни зоной. Вероятно, им посоветовали этого не делать, учитывая, кто именно, по слухам, превратил как минимум один район города в непригодные для жизни руины. А уж то, что из близлежащих районов спешно разъезжались бывшие местные жильцы, причем иногда — не на своих четырех и явно уже не к врачу, наводило на совсем невеселые мысли.

Но ему было наплевать. Ему съезжать уж точно было некуда. Так что если он здесь и сдохнет, это будет вполне достойным финалом для его жизни. Интересно, каким же неудачником надо быть, чтобы, вложив все свои — ну, не только свои, но это неважно, — сбережения в покупку одной разнесчастной цивильной комнаты в одном не самом пафосном доме на улице Гарден, буквально через неделю, вернувшись домой, обнаружить на месте всего дома груду кирпичей?

Он, впрочем, нашел там кое-какие вещи. Остатки своих денег, тщательно спрятанные. Остатки чужих денег, которых было намного больше. Останки кого-то, кому на голову обрушился потолок. Ничего интересного. Ничего, что помогло бы ему расплатиться с теми, у кого он взял в долг, надеясь очень быстро все отбить.

Зато, по крайней мере, украденное возвращать никогда не надо было. Уже хоть какой-то плюс. Небольшой.

Пони, бесцельно, казалось бы, шагавший по разрушенному проспекту Альвен, тихонько захихикал. Не прекращая шарить внимательным взглядом по обломкам, выискивая хоть один дом, в который можно войти, не прикладывая к этому особых усилий. Ему не особо хотелось копаться в совсем уже безнадежных развалинах.

Но, кажется, как минимум одна приятная новость на сегодня намечалась. Как минимум один из его кредиторов в ближайшее время вряд ли будет озабочен взиманием долгов. Особенно если ему не повезло остаться внутри, а судя по тому, что все знали о Хейре, изнутри он никак не мог бы выбраться самостоятельно.

А даже если выбрался, то мог оставить мно-о-ого интересного внутри.

— Вот дом, который построил Хейр, — пробормотал пони, рассматривая то, что осталось от аккуратного двухэтажного домика. Осталось от него немало, и, на удивление, второй этаж свалился не на первый, а куда-то в стороны. Впрочем, об этом задумываться не стоило. — А вот и развалины этого дома, поскольку рогатики, чтоб их, гондонов, разрушили дом, что построил Хейр...

С вороватым видом — исключительно по привычке, а отнюдь не опасаясь за себя, поскольку на проспекте Альвен, похоже, он был самым первым посетителем, — пони нырнул в дверной проем. Тоже, как ни странно, не обрушившийся. От потолка и большей части стен осталась груда камней, но какой-то подобие каркаса они образовывали. И о том, как так вышло, тоже не стоило думать.

Зато явно стоило подумать о том, что лежало прямо посреди комнаты.

У пони аж ноги затряслись, а по лицу расползлась такая улыбка, будто потеря дома и большей части накоплений его совсем не волновала.

Поскольку перед ним лежал явный единорожий артефакт. Чем еще это могло быть? Здоровенный, мягко сияющий зеленый камень, переливающийся, как мог заметить пони даже издалека, крупными зелеными искрами. Который явно найдется кому толкнуть. Пока сюда еще не потянулись любители легкой наживы, но как только пройдет слух о единорогах, за такие штучки редкие любители магии будут готовы последнюю тарелку отдать и еще умолять выдать в долг.

Конечно, с артефактами надо обращаться как можно аккуратнее. Все знали. Неизвестно, откуда именно, но точно знали. И сейчас самым главным было — не облажаться, думал пони, осторожно подходя ближе. Кто же знает, что эта штуковина делает? Можно попробовать подхватить его чем-нибудь, например, вкатить прямо в сумку, но только не касаться копы...

— Я ДАМ ТЕБЕ ТО ЧТО ТВОЕ ПО ПРАВУ, — сообщил вдруг совершенно неестественный голос из угла. Пони взвизгнул, отскочил было назад, но поскользнулся. Последнее, что он помнил — как он с размаху влетел носом в тот самый зеленый камень, который так хотел подобрать.

...МАТЕРЬ

ЗОВЕТ

ТЕБЯ...

Еще через неделю

— Ну, — теперь его голос звучал несколько иначе. — И кто же ты?

Пони сидел в том самом углу, из которого тогда прозвучал голос. После того, как он разгреб оттуда навалившиеся обломки, он наконец увидел то, что его так напугало. И даже усмехнулся над собственным страхом.

— ты уничтожишь все и вся, — механически сказало явно женским голосом... нечто. Нечто длинное, змееподобное, с двумя когтистыми лапами вместо передних копыт. С черной шерстью и почти совершенно пустымии и бессмысленными голубыми глазами. Ростом — или длиной? — всего-то в метр. — я верну тебя в мир.

— И кто, интересно, научил тебя этим глупым словам, дорогая моя, — задумчиво пробормотал пони. — И, главное, зачем ты произнесла их настолько невовремя. Я бы просто забрал эту штуку и ушел, а теперь... А теперь что?

Он протянул ногу, покрытую хитином, и нечто вдруг, словно рефлекторно, обмоталось вокруг этой ноги.

— Куда я пойду в таком виде, дорогая? — вопрос был риторическим, но вполне понятным. — И с этим дурацким голосом в башке, который требует найти Королеву, Матерь и кого там еще? А?

— дорогая, — повторило нечто и прикрыло глаза.

— О Искра, — вздохнул оборотень. — Сколько же проблем я заимел из-за одной глупой маленькой змейки...

Энергичным шагом выйдя из дома — на улице, к счастью, не было никого из тех, кто успел увидеть его, пока он метался туда-сюда с жутким воем, — он обернулся и оглядел развалины дома Хейра. Что ж, вполне вариант. Несмотря на нешуточные масштабы работы.

— Я не люблю жить в разрушенных домах, дорогая моя, — сообщил оборотень. — Да и тебе, думаю, тут будет холодно, голодно и скучно. Как насчет того, чтобы слегка оживить это место?

Он не говорил вслух того, что наверняка чувствовало и это маленькое существо. Что теперь всегда чувствовал он.

Теперь его будет тянуть сюда всю жизнь. Что бы тут ни произошло, после его метаморфозы это — его дом. Похоже, навсегда.

---

Некоторое время все молчали. Визл — ошарашенно. Ривер — обалдело. Аффар — мрачно.

— Ну уж извините, — я постарался изобразить поклон. Получилось, сидя на кровати, не очень. — Может, я вас и разочаровал, но ничего интересного тут нет.

— То есть тот безрогий и вправду... — начала Визл. Подумала и замолчала опять.

— Он что, действительно сбежал из Анмара? — спросил Аффар. Все еще обреченным голосом, как будто прямо сейчас сюда ворвутся практики Департамента и будут его больно убивать.

— А мне-то откуда знать? — не особо дружелюбно ответил я. Трудно проникнуться приязнью к тому, кто совсем недавно тыкал тебя скальпелем. Или даже помогал это делать, все равно. — Ты же у нас работал с Арканом. И Форфейт.

— Мы... и что мы можем сделать? — спросила Визл с недоумением. Да уж, кажется, она еще не совсем уловила суть...

— Как и в прошлый раз, дорогая — ничего. У нас нет ни шансов, ни возможностей. Откуда я знаю, как тот артефакт вообще сработает? Предыдущий когда-то давно превратил меня в долбаного психа почти на неделю и не давал сменить форму еще столько же. При физическом контакте, хочу заметить. А этот заточен явно под другое.

Ривер помотал головой. Для него вся эта информация, похоже, была чрезмерным грузом.

— Почему бы вам не уехать? — предложил он, переминаясь с ноги на ногу. — Ну, знаете... Чем дальше от нее вы будете, тем легче сдерживаться...

Да, конечно. Это было бы великолепной идеей, если бы не моя "точка отсчета". Если бы не Нора. Магический центр Нижнего Города, от которого я могу отойти едва на пару десятков километров. И, боюсь, тянет обратно меня с увеличением расстояния все сильнее, а не наоборот.

— Увы, друг Ривер, — я кивнул, показывая, что прислушался к его идее, — это не сработает. По причинам, которые трудно объяснить.

— Можно было просто указать Филу на эту вашу "матерь", — пробормотал Аффар. Перехватив устремленный на него гневный взгляд, он потупился и признал: — ладно, шутка неудачная. Но что вы, в конце концов, еще предложите?

А и действительно. Что мы вообще можем предложить, учитывая, что стоит мне вернуться в Нижний — и у меня может съехать крыша, а здесь меня рано или поздно найдут? В компании не совсем фестралки, бывшего практика Департамента и перепуганного искорки; меня, не желающего обращаться, напрочь изрезанного и кое-как залатанного?

Прекрасные исходные данные. Как раз как я люблю. Как раз такие, при которых я могу придумать выход.

19. Приемлемые неудобства

— Слезай с меня-а-а-а!.. Слезай, дизова железка, слеза-а-а!..

Талли в очередной раз с трудом поднялся с мостовой, дрожа от усталости и еще больше от пережитых за последние полчаса попыток снять "железку" ощущений. "Абсолютно бесперспективных попыток", как сообщил ему Аркан, явно очень довольный тем, насколько испортил Талли жизнь. Развернутая на сто восемьдесят градусов голова, к сожалению, не доставила следователю неприятных ощущений, хотя Талли и надеялся если не убить его, то хотя бы парализовать.

— Это не самая разумная идея, — чуть более невнятно, чем обычно, произнес Аркан. Глядя себе за спину и не переставая мигать своими проклятыми глазами. Как будто ему было крайне забавно наблюдать мир под столь необычным углом.

— Неразумной идеей было пытаться нас ловить, — едва ли обращая внимания на то, что говорит, сказал Талли. Сразу после захода с переломом шеи Аркана капитан отпрыгнул к стене и теперь наблюдал за противником, ожидая атаки. При этом постоянно отвлекаясь на отслеживание возможных новых противников по двум сторонам коридора.

Атаки, однако, не последовало. Зато последовала еще более мерзкая и булькающая пародия на хихиканье. Окончательно убедившая Талли в том, что никакого сотрудничества не получится.

Талли поплелся на подрагивающих ногах куда-то дальше в сторону Нижнего Города. Оборотный камень он не нашел, и сейчас и рог его, и форму мог видеть кто угодно, но эта проблема не казалась существенной по сравнению с остальными. Тем более что на темной улице, которую освещает лишь тусклый месяц за облаками, никто не сможет разглядеть ничего особенного. Все-таки в темной расцветке есть свой плюс, даже рог в темноте могли и не заметить. И если за ним все еще не отправили погоню из Отдела, то и теперь не отправят. Как будто Аркана все полностью устраивало.

Всплывавший в памяти отвратный не то смех, не то хрип уж точно наводил именно на такую мысль.

Тело Аркана окуталось еще более ярким сиянием, снова заставившим Талли мечтать об отключении имплантов. Через мгновение голова следователя с мерзким хрустом вернулась в исходное положение, и он уставился на Талли.

— Ты же понимаешь, что это тело непригодно даже для передвижения? — спросил Аркан. Опять мигнув глазами. — Я двигаю его магией. Сломанные позвонки — приемлемое неудобство. — И он опять хихикнул. — Вероятно, я смогу жить даже без половины тела.

— Хочешь проверить? — предложил Талли, медленно отступая по стене в сторону, куда ранее сбежали двое пони с едва живым оборотнем. — Я могу устроить.

Особенно неприятным было то, что Аркан, похоже, видел окружающий мир так же, как Талли. И самого капитана, чьи импланты для него светились так, что болело в глазах, явно мог разглядеть за километр. Если между ними не будет иных магических помех. И бежать от него, не имея возможности даже аппарировать, не казалось хорошей идеей.

— Предпочел бы обойтись. А также я предпочел бы, чтоб ты вернулся в камеру. Нам многое следует обсудить.

— Мы уже обсудили многое с Филлисом, и ему явно не понравилось.

До поворота за угол, к выходу, оставалось всего ничего. Что, конечно, ничуть не делало ситуацию лучше. Но Колл, вероятно, снимет все-таки эту штуку, если его получится найти...

— Я уже осведомлен об этом, — голос Аркана стал жестче. Но он все еще не пытался колдовать, хотя уже раз двадцать мог попытаться. — Что ж, я разочарован, Талли. Ты крайне ценный экземпляр. Карнейджу понравилось бы исследовать те...

Талли рванулся наконец за угол и стремглав бросился к выходу. Отметив в памяти, что так и не встретил ни единого сотрудника Департамента.

Да, Карнейджу наверняка очень понравилось бы. Не снимая блокиратора. Такого удобного блокиратора, не гасящего магию вокруг. Каким дизом они вообще его сделали?..

Идти становилось все труднее, в глазах начало двоиться, а от рога по всему телу растекалась мерзкая слабость, от которой подгибались ноги. Видимо, блокиратор все же не стоило пытаться снять самостоятельно... Колл, диз подери. Надо найти Колла. Талли, пошатываясь, прошел к стене ближайшего дома и наполовину сел, наполовину рухнул прямо в снег. Так. Колл подождет. Надо снять-таки эту долбаную штуку. Как угодно. Пусть даже сил на это осталось совсем чуть. Еще одна попытка, и...

Вот теперь он свалился в снег целиком. Готовый вот-вот отрубиться и, возможно, уже не встать. Вполне неплохой выход, если поду...

— Талли?

Нет, этот голос ему точно мерещится. Фернана здесь нет и быть не может. И, тем более, Фернан никогда не говорил так... так шипяще. Так неприятно. С трудом приоткрыв глаза, Талли смог разглядеть в темноте только две сияющие пары глаз, рыжие и зеленые. И зеленоватое свечение, выдающее в обладателях этих глаз явных оборотней. Значит, в Архиве не зря подняли панику.

— Мы наш-шли ее, — с восторгом в голосе прошептал зеленоглазый. Голосом Фернана.

— Но мы не можем ее вернуть, — со вздохом прибавил второй. Голос которого принадлежал еле знакомому Талли сотруднику Архива, Сайферу.

— О Искра, — Талли хрипло рассмеялся, попытался приподняться на трясущихся ногах и рухнул обратно. — Я же даже не могу ничего с вами сде... сделать. Видите эту гадость у меня на роге? Давайте. Делайте что хотите, жрать вам во мне все равно нечего.

— Нам нужен наш брат, — сказал Фернан. В том, что это все же был он, сомнений у Талли уже не оставалось. И как же его угораздило, если, по словам Колла, в Архиве оставался только один заряженный камень?

— Он пытается бороться, — сказал Сайфер. С еще одним печальным вздохом, который все равно умудрился быть шипящим. — Он не хочет пробудить Королеву. Он не готов стать Повелителем Роя.

Именно поэтому Архиву запретили проводить эксперименты с заряженными оборотными камнями на единорогах. Им срывало крышу на время куда большее, чем обычным пони. И то, что Фернан вообще узнал Талли, удивительно. Нет, удивительно на самом деле то, что он не просто узнал, но и заговорил с ним. Обычно единороги-оборотни, насколько знал Талли, пытались всеми силами пробиться к заключенной Матери Роя.

— Великолепно, — Талли попытался улыбнуться. Не особенно успешно. — Вам нужен тот оборотень. И при чем тут я?

Оборотни синхронно ухмыльнулись, сверкнув в темноте белоснежными клыками.

— Он не слушает зова Матери, — сказал Фернан.

— И потому мы вновь его не видим, — пояснил Сайфер.

— Но ты, Талли, сможешь. Так что ты останешься с нами, пока не найдеш-ш-шь его. И тогда...

— Тогда мы снимем с тебя это.

До Талли дошло не сразу. Когда все-таки дошло, он недоверчиво уточнил:

— А что, если я скажу, что не смогу работать без доступа к магии?

— О, ещ-щ-ще как сможешь, — хихикнул Фернан. — Отсутствие магии для тебя — приемлемое неудобство.

Что ж, теперь камера Аркана показалась гораздо более гостеприимной. В ней, по крайней мере, не было двух перевертышей, намеренных использовать Талли в качестве радара. И далеко не факт, что они выполнят то, о чем сказали. Не говоря уже о том, что такие действия были бы прямой изменой Анмару. Ему стоило бы покончить с собой, но без магии он даже этого не мог сделать. По крайней мере, так быстро, чтоб эти двое ничего не заметили.

— Хитиновые уроды, — пробормотал Талли. — Каким хером вы вообще меня нашли?

— Считай это счастливой случайностью, — с улыбкой сказал Сайфер. С очень нехорошей улыбкой. Ясно говорившей, что Талли не следует даже пытаться расспрашивать о том, как именно эта случайность случилась. И что ему лучше согласиться на их вежливое предложение, пока они не объяснили ему, на что способен оборотень-колдун, когда ему что-то не нравится.

---

— Он сочтет это неудачным совпадением, — сказал Сто Первый. Он, прикрыв глаза, сидел на полу временно занятой ими комнаты в одном из опустевших недавно домов на проспекте Альвен, изучая отпечатки, которые скинул ему Колл.

— И все же мы могли бы...

— Колл, ты знаешь Талли. Он не стал бы помогать. Потому нам пришлось поступить так, как мы поступили, и это лучший выход. Видишь ли, косвенное вмешательство в ход истории Искра разрешает, в отличие от прямого. Я не мог сам заявиться за пони, известным как Твист, но я мог совсем немного помочь двоим оборотням найти его.

Колл с несчастным видом уставился в пол. Когда Летописец говорил ему, что у него есть способ устроить все как можно лучше, он никак не ждал, каким именно будет этот способ. Вообще говоря, оборотни Колла нервировали. Их будто бы поглощающий свет хитин, их острые клыки, их ужасные жужжащие голоса, пробиравшие холодом до печенок. Еще сильнее нервировало то, кем они были на самом деле. До того, как нарвались на заряженные камни и стали... вот этим.

Хотя их самих, кажется, все более чем устраивало.

И еще Колл не мог перестать думать о том, что отдает капитана Талли в копыта... или лапы... этих двух существ. Может, один из них когда-то и был Фернаном, но теперь явно не испытывал привязанности к тем, кого раньше знал. Если, конечно, сам Фернан, с его постоянной тихой завистью способностям Талли и таланту Колла, испытывал эту привязанность. Так или иначе, но было очень неприятно осознавать, что жизнь Талли практически полностью зависит от этих двоих.

Вообще-то, узнав от Летописца, где именно и в каком состоянии находится Талли, Колл ринулся было ему на выручку, но Сто Первый, аккуратно ухватив лейтенанта за хвост, со всей вежливостью объяснил, что в Отделе Колла, несмотря на всю его магию и свежезаряженные батарейки, порвут на мелкие клочки в несколько секунд. И Колл с болью в сердце согласился.

В конце концов, он все еще должен был помочь Летописцу, помочь Библиотеке. Несмотря на все, что он уже сделал, он никогда не сделает для них достаточно. Для тех, кто показал ему правду. Тех, кому он обязан многими из своих знаний.

— Колл, я не собираюсь отнимать ваше время, — прозвучал в голове голос Сто Первого. Посмевшего заявиться в Анмар лично только для разговора с ним, Коллом. Какие-то жалкие полгода назад. — Я хочу лишь поговорить. Вы, несомненно, знаете, кто я. И вас, конечно, интересует, зачем я здесь. Вы же всегда стремились узнать больше, верно?

Да, он действительно стремился. Он перечитал все доступные ему бумаги в Архиве. Он жадно впитывал знания. Он был одним из лучших, как когда-то лучшими были Флора и Талли. И все равно его знание было преступно малым. До того дня, как он встретил Летописца, открывшему Коллу намного больше, чем тот когда-либо надеялся узнать.

— Колл, — произнес Сто Первый, не открывая глаз, — это великолепные отпечатки. Я горжусь тобой, поверь мне.

— Спасибо вам, — рассеянно ответил Колл. Занятый своими мыслями.

— Мне нужно от тебя одно одолжение, Колл, — голос Сто Первого тогда казался несколько... виноватым. — Я не должен делать этого. Это опасно близко к вмешательству в историю. Однако мне придется. У меня есть ключ доступа от... Ах да, полагаю, тебе известно, кто находится в пятьдесят третьей камере?

— Теперь известно гораздо лучше, — прошептал лейтенант. — Хотя он вовсе не выглядел опасным...

Узник пятьдесят третьей камеры совершенно не выглядел опасным. Скорее он выглядел полностью изможденным и едва ли не мертвым. Но когда он раскрыл глаза, Колл увидел в них огонь безумия. Такого безумия, которого хватило бы на то, чтоб разрушить Анмар, будь у ренегата возможности.

— Арис Мордрейн? — голос Колла несколько дрожал. Он старался говорить как можно тише.

— Арис Мордрейн, — повторил ренегат. И оскалился во все зубы. Он сидел в углу камеры, через равные промежутки ударяясь затылком о стену. Бум. Бум. Бум. — Это я. Сколько лет прошло? Пятьдесят? Шестьдесят? — Бум. Еще удар. Еще удар.

— Восемьдесят восемь, — сглотнув, ответил Колл.

— Восемьдесят восемь. Отлично. — Бум. Бум. — Тебя тоже не существует, я знаю. Это просто сон.

Колл совершенно не верил, что такому созданию можно доверять конденсатор.

Но Сто Первый просил его. И Колл, вытянув из сумки браслет, настроенный на активацию через неделю, осторожно положил его рядом с Арисом Мордрейном. И тут же аппарировал вон из камеры, не дожидаясь реакции ренегата.

Теперь Колл знал, чему именно они положили начало, и надеялся, что это действительно было во благо Эквестрии.

Хотя при взгляде на Фернана и Сайфера считать, что это благо, было сложно.

Хотя это, как выразился бы тот же Фернан, можно было счесть приемлемыми неудобствами.

---

Как следователь, Аркан не имел никакого права вызывать заместителя директора в Отдел среди ночи.

Однако как специалист по контактам с Анмаром он имел полное право сорвать Форфейта с постели лично и притащить в Отдел. Тем более в нынешней несколько кризисной ситуации.

Форфейт очень надеялся, что речи о Визл не зайдет. Ему и без того всегда было неуютно сидеть в этом кабинете на этом дизовом стуле. И сейчас Форфейт нервно ерзал, упорно не глядя в глаза Аркану, в ожидании, когда же тот заговорит.

А заговорил Аркан далеко не сразу.

— Форфейт, — произнес он наконец — еще более скрипучим голосом, чем всегда, — в твои обязанности входит взаимодействие с Анмаром. Мне хотелось бы, чтоб ты отправил им письмо.

Форфейт облегченно выдохнул.

— Да, конечно, — поспешил сказать он. — Какого содержания?

Аркан отвернулся к стене, помедлил и неторопливо начал:

— Талли, Капитан Внутренней Стражи, отказался от сотрудничества, бежал и сейчас, вероятно, вполне может считаться еретиком. Это первый пункт. Ваша дальнейшая помощь не требуется, ситуация полностью улажена. Это второй пункт. Третий же...

За спиной Форфейта скрипнула дверь. Он нервно сглотнул и решил не оборачиваться.

— Третий же, — закончил Аркан, — о том, что мы готовы сотрудничать в вопросах магических технологий, но предпочли бы не терпеть на улицах оборотней.

За спиной Фейта отлично знакомый голос с удовольствием произнес:

— А ты, Фейт, выпустил одного из таких. Молодец, молодец.

Форфейту очень не хотелось оборачиваться. ОН и без того отлично знал кого увидит. Но обернуться все же пришлось. Обернуться и увидеть то, что не оставило ему ни единого шанса покинуть комнату живым.

Старший дознаватель Фил стоял, криво ухмыляясь одной стороной рта, На второй виднелись свежие швы, которых в их последнюю встречу точно не было. Его серый комбинезон был уляпан кровью, которую Фил, по всей видимости, не планировал оттирать. А хуже всего было то, что изо лба у дознавателя торчали обломки чего-то, что, как Фейт понял, когда-то явно было рогом.

— Действительно молодец, — продолжал Фил. Форфейт почувствовал, как на его шее очень плавно затягивается удавка, хотя и не заметил, когда Фил успел ее накинуть. — Это благодаря тебе мне придется ловить дизова выродка еще несколько дней как минимум. Надеюсь, ты счастлив. Ты и твоя сука Шиверс, а также этот ебаный предатель Аффар.

Удавка сжалась сильнее. В глазах Форфейта постепенно темнело, в висках билась кровь.

— Фил, — услышал он голос Аркана, — ты уверен, что готов к работе?

— О, теперь я куда более замотивирован, следователь.

Что ж, по крайней мере, он помог Визл. Это уже немало, верно? Он же сделал то, за что она была бы ему благодарна?

Теряя сознание, Фейт успел услышать еще одну фразу Фила:

— Это вполне приемлемые неудобства.

###: Первая из Библиотеки

Сто Первый резко распахнул глаза и вскочил. Колл, все еще с несчастным лицом топтавшийся возле чудом не выбитого в недавних событиях окна, даже вздрогнул. Сто Первый почувствовал к нему некоторое сочувствие: все-таки молодой единорог явно не был готов к своей работе. Ни официальной, ни той, которой занимался сейчас. А еще Сто Первый чувствовал вину, к которой за долгие годы уже успел привыкнуть. Потому что знал, как Колл, скорее всего, отреагирует на следующую его просьбу. Просьбу, для каждого в Библиотеке или вне ее имеющую силу приказа, хоть Летописец никогда не стремился добиться такого к себе отношения.

— Колл, — Сто Первый прошел к тому же окну и выглянул наружу: темнота совершенно не мешала ему осматривать окрестности. Оглядев ночь и не увидев вблизи ни единой светящейся точки, он обернулся к Коллу. — Я хочу попросить тебя еще об одном одолжении. Поверь, это крайне важно.

На лице Колла за несколько секунд сменились удивление, страх и покорность. И за последнее совесть грызла Сто Первого сильнее всего. Не такой репутации он себе желал, совсем не такой. И пусть Колл искренне признателен Библиотеке, он никогда не перестанет бояться. Причем бояться не за свою жизнь, как видел Сто Первый. Бояться того, что Летописец может совершить. Ведь Колл лучше многих понимал, сколь на многое способен этот спокойный и вежливый белый пони в мантии, напоминающей одеяния друга Искры. И сколько последствий ждет Эквестрию, если этот пони совершит пусть одну, но непоправимую ошибку.

"Все мы иногда ошибаемся. Даже Искра не была застрахована от ошибок. Но, надеюсь, ее мудрость и мудрость многих после нее смогут уберечь меня от самых страшных из них".

— Да, Летописец? — спросил Колл. Собравшись, подтянувшись и тщательно демонстрируя готовность исполнить любую просьбу.

Сто Первый вздохнул. Все-таки он хотел не этого. Он надеялся, что когда-нибудь, кто-нибудь, хоть кто-то из тех, кто перешел под крыло Библиотеки, сможет испытывать к нему более теплые чувства. Может, даже что-то, пхожее на... дружбу. Которой Летописцу так не хватало за все долгие столетия его миссии. Все же Искра всегда занимала в нем куда большее место, чем любой после нее, и какая-то неспящая часть ее скорбела по утрате того чувства, покровителем коего она когда-то была.

Что ж, похоже,черед этого еще не пришел.

— Скажи, где именно находится убежище грифона Керна и Воплощенного?

Лицо Колла дернулось, но он без колебаний ответил:

— Улица Рей. Бывший восемьдесят третий дом. Сейчас от него остался только подвал.

Сто Первый склонил голову.

— Благодарю, Колл. Я должен ненадолго уйти. Прошу, не покидай это укрытие, я вернусь очень скоро.

Отвернувшись от Колла, он двинулся к выходу, одновременно раздосадованный и обрадованный спокойной реакцией единорога. И вдруг услышал:

— Прошу, не причиняйте им вреда. Мы же...

Обернувшись, Сто Первый вгляделся в лицо Колла. Тот безуспешно пытался скрыть чувства, среди которых преобладало отчаяние. Которого Сто Первый тоже совершенно не хотел бы видеть на лицах тех, кого вел.

— Колл, — начал он, — иногда мне, как храинтелю Библиотеки, приходится совершать спорные поступки. Спорные с точки зрения морали, пусть со времени Исхода понятие морали сильно изменилось. Однако, поверь мне, все, что я делаю, идет на благо Эквестрии...

Колл резко развернулся обратно к окну. Так и не сумев овладеть эмоциями, он опустил голову и прошептал:

— Ради Искры, мы же не Рассвет. Мы даже не Внутренняя Стража. Мы должны быть... должны... — тут силы совсем покинули юного единорога, и он, сгорбившись, уставился в пол. Сто Первому показалось, что он увидел в его глазах слезы. — Мы должны быть... лучше их... Вы говорили мне, что Первая... Неважно, просто, пожалуйста... я прошу вас... будьте лучше, чем они.

Не отвечая, Сто Первый отвернулся и двинулся дальше. К выходу. Как бы хотелось ему ответить, что он искренне понимает Колла. Как хотелось бы объяснить, почему их путь — единственно верный. Но он не мог позволить себе этого. Лучше видеть в глазах последователей покорность, чем слепой фанатизм. К чему приводит слепой фанатизм, Летописец отлично знал на примере Вестников Рассвета.

Которые, несомненно, уже находятся поблизости, если не заявились прямиком в Альвенгард. На это им, скорее всего, не хватило заряда, но случайный фактор в лице Карнейджа, способного изменить ход игры в любой момент, никто не отменял.

Белоснежный с ног до головы жеребец неслышно ступил на свежевыпавший снег, который тем временем не переставал сыпать с ночного, затянутого тучами неба. Он знал, куда ему следует идти и что он должен там делать. И пусть даже он осознавал, что Химера — лишь орудие, созданное для воплощения чего-то большего, ему все равно горько было думать, что он вновь вынужден будет сделать то, что проделывал так много раз.

В конце концов, память любого существа Эквуса бесценна. Если только с ней не соседствует другая, бесценная в такой степени, что обесценивает бесценность первой. Что способно вернуть Первую на поверхность.

В распоряжении Летописца не было ни единого осколка тех шестерых, что когда-то были ближайшими друзьями Первой. Он понадеялся на лучшее, и чутье не подвело его. Воплощенный действительно смог пробудить память давно спящей, казалось бы, Первой на некоторое время. И теперь Сто Первый, оставляя в снегу отпечатки копыт, прокручивал в голове то, что смог вспомнить. То, что раньше было доступно ему только по летописям, за исключением незначительных обрывков эмоций и зрительных образов.

И если с Матерью Роя все получится так же удачно, как с воплощенным Дискордом, Первая, как чувствовал Летописец каждой частью своей памяти, наконец-то сможет очнуться ото сна. Первая, имя которой он смог узнать только теперь.

---

Первый век от Исхода:

В подземельях под Хрустальной Библиотекой царило суетливое, даже какое-то нервное оживление. Туда-сюда по коридорам проносились единороги, сжимающие в зубах копии инструкций к заклинаниям или отдельных страниц особенно важных фолиантов. Каждый из них то и дело замирал на мгновение, прикрывал глаза и тут же снова срывался с места. Некоторые, резко тормозя друг перед другом, торопливо обменивались бумагами и тут же снова срывались с места. Лаборатории, когда-то давно выстроенные здесь и почти не используемые ранее, были заполнены пони, тщательно осматривающими объекты работы — чаще всего некие драгоценные камни, переливающиеся скрытой в них магией, — и постоянно с короткими вспышками магического света вносящими корректировки в работу исследуемых артефактов.

Твайлайт Спаркл ходила взад и вперед по одной из таких лабораторий, в отличие от остальных, почти пустой, кусала губы и, глядя себе под ноги, напряженно бормотала:

— Ну где же они, где же они, где же...

Внезапно лицо ее озарилось. Она подняла голову, и тут же в центре комнаты вспыхнули два портала, в которых появились те, кого она так долго ждала. Единственные трое других пони, бывшие, кроме нее, в этой лаборатории, даже не обратили внимания, продолжая шепотом переговариваться над лежащим на пьедестале ярко-зеленым кристаллом, пульсирующим неровным светом.

— Твайлайт, — появившаяся первой светло-фиолетовая единорожка с уже тронутой сединой гривой торопливо подбежала к ней и порывисто обняла. Твайлайт, лишь на миг ощутившая неловкость, тепло обняла ее в ответ. Затем они отстранились друг от друга, и Старлайт Глиммер с каким-то испугом спросила: — У тебя все получилось?

Вышедший следом рыжий в белых пятнах единорог с интересом оглядывал лабораторию, облицованную белым кафелем, освещаемую только одним светильником под потолком. Стоило взгляду единорога остановиться на зеленом камне, и тот с восхищенным вздохом потянулся к нему магией, но, ощутив сопротивление — барьер установили заранее именно на такой случай, и допускались к камню только те, кто был готов к последствиям, — с разочарованным видом обернулся к Твайлайт.

— Ваше Высочество... — начал было он.

— Без титулов, Санберст, — перебила Твайлайт. — Принцесс больше нет. И меня, если ты не помнишь, тоже нет. Обо мне никто! Не! Должен! Знать!

— Э-э-эм, простите, а что насчет... ну... — рыжий единорог с несколько озадаченным выражением лица кивнул в сторону троих пони, продолжавших прощупывать зеленый камень всеми возможными проверками и спешно записывающими что-то в блокноты.

Твайлайт Спаркл вздохнула. Объяснять очевидное всегда так сложно... Но эти двое точно должны ее понять. Санберст — просто потому, что действительно умен. Старлайт же ее подруга, и если не поймет она, то не поймет уже никто. Последняя подруга. Всех остальных она потеряла. И запретила себе думать об этом. Сейчас нельзя было отвлекаться от работы на самокопание, никак нельзя, она должна доделать то, что начала.

— Все присутствующие здесь пони поклялись молчать, — сказала она. — Каждый единорог искренне обещал мне, что будет верен. И я верю каждому из них. Если не лучшие умы Эквестрии, то кто еще? Я могу доверять только им, только тем, с кем... взаимодействовала чаще всего.

— И нам, — добавила Старлайт. На сердце у Твай потеплело.

Один из трех единорогов, до того хмуро бормотавший что-то себе под нос, вдруг встрепенулся и подбежал к Твайлайт. Белый с ног до головы, с настолько яркими, что едва не светящимися синими глазами. Замерев перед ней, он отрапортовал:

— Госпожа Спаркл, мы не обнаружили в структуре Кризалида никаких возмущений. Вы позволите нам убрать его в хранилище?

— Да, Кроникл, — Твайлайт обернулась к первому доверенному единорогу из числа ее подручных. — Но не будьте слишком тщательны в наложении охранных заклятий. Мы готовимся к транспортировке.

"А также местного магического фона скоро перестанет хватать на полноценные заклятия, — прибавила она про себя. — Я не готова обеспечивать батарейками каждого. Мне самой становится все сложнее удерживать в себе магию".

Кроникл коротко кивнул, подбежал к двоим другим, и все они со вспышкой телепорта исчезли вместе с камнем. Пока что перемещать вместе с собой артефакты было еще возможно. Но вскоре...

— То есть у тебя все-таки получилось, — с облегчением сказала Старлайт. Покосившись на Санберста, растерянно потиравшего затылок, с довольной улыбкой. — Как я и говорила. Насколько надежно она запечатана?

— Настолько, насколько возможно. Она не сможет покинуть тюрьму по своей воле. Но... — Твайлайт прикинула, как бы лучше сообщить, — ее придется хранить в зоне постоянного магического фона, иначе она превратится в бессмысленный зеленый кристалл. Я искренне надеюсь, что вы этого не допустите.

Санберст метнул в нее недоверчивый взгляд, но промолчал. Пройдя к столу, вокруг которого недавно суетились трое единорогов, он принялся пристально изучать его. Вероятно, надеясь прочесть что-то по остаткам ауры. Даже начав, как и те трое, бормотать что-то себе под нос, с каждым мигом становясь все более взбудораженным.

Твайлайт не в первый раз задумалась, не была ли неправа, приглашая помимо своей лучшей подруги еще и второго по таланту единорога во всей Эквестрии. Несомненно, крайне умного, обладающего способностями, необходимыми для того, чтоб воплотить задуманное, но иногда чрезмерно... увлеченного. И к чему приведет это увлечение в будущем, она предугадать не могла. Если Старлайт с возрастом почти не изменилась, то Санберст стал несколько более непредсказуемым, возможно, даже слишком непредсказуемым.

"Но я все равно могу рассчитывать только на них, — Твайлайт вздохнула. — К сожалению, наилучший результат они демонстрируют только в тандеме. Это следует учитывать, если я хочу получить результат наилучший и даже более, чем наилучший. Какой мне и нужен".

— Именно вы, — повторила она, заметив, что Старлайт смотрит на нее с явным недоумением. — Вам двоим я доверю исполнение плана, от которого, возможно, зависит будущее Эквестрии.

— Будущее? — переспросила Старлайт. — Твай, о чем...

— Одну минуту. Я все объясню. Только вам.

Твайлайт глубоко вдохнула. "Я должна бы сделать это сама, но Исход должен быть окончательным. Никто не должен знать, что кто-то из аликорнов остался в Эквестрии, это вызовет вопросы. Никто, кроме тех, кому я действительно готова поверить. И, ради Селе... — тут она перебила сама себя, — умоляю, пусть они действительно справятся. Хотя бы ради меня".

— Итак, — начала она, — я нашла область Эквестрии с повышенным магическим фоном. Насколько я понимаю, все дело в том, что этот участок был слишком сильно удален, чтоб они успели его отключить. Это самый дальний север, так что переезд будет хлопотным, но, так или иначе... вам предстоит перевезти туда все, что я вам выдам. И отстроить там хранилище для всех необходимых артефактов.

— Всего лишь? — спросил Санберст, не отвлекаясь от изучения стола. Грива его уже встопорщилась, и он выглядел крайне возбужденным тем, что успел разглядеть. — Этим могли бы заняться твои единороги. Если они тебе, кхм, верны. Эм... прости. Конечно. Они верны тебе, я в этом уверен.

"Чем больше я смотрю на него, тем менее правильной кажется мне моя идея. Несмотря на все мое доверие". Твайлайт опять глубоко вздохнула и продолжила:

— Дело в том, что только там единороги смогут существовать полноценно. Вы... — она запнулась, — то есть мы гораздо сильнее зависимы от магического фона, чем остальные.

— А что же до остальных? — уточнил Санберст, все еще не оборачиваясь. — Насколько я понимаю, они тебя не волнуют?

Крылья Твайлайт встопорщились. "Да что ты вообще знаешь о том, что я пытаюсь сделать? От чего я надеюсь спасти Эквестрию?!" С трудом удержавшись от крика, она с деланным спокойствием сказала:

— Остальные в любом случае выживут. Фундаментальные магические законы никуда не делись. И для пегасов, и для земных. Их магия по-прежнему работает, несмотря на падение фона, а вот наша...

Старлайт, с каждым ее словом выглядящая все более напуганной, встряла:

— Твай, ты же шутишь! Мы не можем просто взять всех единорогов и...

— Можете, — перебила Твайлайт. Жестко, но сейчас жесткость была наилучшим выбором. — И должны. Ты слышала про болезнь, я уверена, и знаешь, чем все закончится! Самые слабые единороги уже умирают. Мои помощники доставляют батарейки всем, кто пострадал больше всего, но рано или поздно они иссякнут. А я не могу ничего сделать! Кроме этого.

Старлайт отступила на шаг назад. В глазах ее Твай прочитала испуг. И с жаром сказала:

— Старлайт, прошу тебя. Я не хочу, чтоб они погибли, это совсем не то, чего мы добивались! К тому же Дискорд...

Тут Твай опять нервно выдохнула. "Дискорд совсем обезумел со смертью Флаттершай. Я старалась продлить ей жизнь, как могла, но... но она же не единорог. Я не могу дать ей больше того, что отпущено обычным пони. Если бы я только нашла способ использовать заклинания отката или задержки времени на любых не-единорогах... Может, я спасла бы ее. Но..."

Она снова запретила себе думать об этом. Сейчас следует сосредоточиться на том, что она еще может спасти, а не том, что она потеряла. Может, вся Эквестрия потеряла их не навсегда, но она — точно навеки. Она все еще не нашла способа создать подходящее тело, в которое можно было бы внедрить слепки разумов, которые она сохранила. Хотя...

Хотя она могла бы использовать кого-то еще...

Твайлайт помотала головой и сердито встряхнулась. Нет, об этом она даже не станет думать. Она не станет подобна тем, кто решил, будто знает, какой путь для Эквестрии лучший. Она может лишь направлять. Мягко подталкивать в надежде, что Эквестрия пройдет наилучшим путем сама. Свобода воли — не просто слова. Она сама готова едва ли не отдать жизнь за то, чтобы каждый в Эквестрии остался свободен в том, как ему прожить свою жизнь. Иначе ее саму нельзя будет отличить от...

— Дискорд недоволен, — задумчиво сообщил Санберст, будто сама Твайлайт этого не знала. — Пока что он затаился, но нам придется что-то с ним, э-э-э, делать. Тебя он не слушает, так? Извини, если я неправ, но все мои данные говорят именно...

Как же тяжело иметь дело с союзником столь же умным, как и ты. Читающим твои действия как открытую книгу. И если бы она могла называть его другом, а не просто союзником, все было бы куда легче. Однако Санберст сейчас значительно отличался от того Санберста, с которым она познакомилась когда-то. Нынешний Санберст, хоть и предпочитал сохранять имидж рассеянного и задумчивого книгочея, стал куда более непонятным. Его она уж точно не могла прочесть. И это ее пугало.

— Ты прав, — устало сказала Твайлайт. Усевшись прямо на пол лаборатории. Кто бы мог подумать, что этот простой разговор окажется настолько сложным? — Дискорд меня не слушает и не слышит. И я даже не предполагаю, когда он явится снова. Но если вы сможете его вразумить... Я буду вам безмерно благодарна.

— Кстати, — как бы невзначай сказал Санберст, — я, э-э-эм, считал данные для заклинания, ну, которым ты заточила Кризалис и... остальных. Отличное, э-э-э, изобретение. Оно же работает даже на определенных направлениях магии, если я правильно уловил, а не только на живых существах! Как думаешь, на Дискорде оно сработает? — заметив изменившееся лицо Твайлайт, он поспешил добавить: — Нет-нет, это чисто, кхм, гипотетически. Ты понимаешь.

Нет, он определенно стал совсем другим. Куда легче ей было бы иметь дело с Санберстом до Исхода. С Санберстом до того, как с ним случилось... это. Как он, участвуя в той битве — сколько Твай и Старлайт его ни отговаривали, — попал под заклинание, выключающее магический фон. Единственный из живых пони, по которому оно ударило прямо. И выживший после этого, пусть Твайлайт извела на него полугодовой запас батареек. Его ум был слишком ценен, чтоб им можно было просто пожертвовать.

И сейчас Твайлайт даже не знала, чего могла бы от него ждать. Пусть с виду он и оставался таким же и не давал никаких поводов для страхов. Иначе она бы его не позвала. Но все же, как на нем сказалось и еще скажется заклинание?..

— Понимаю, — она коротко кивнула Санберсту и вновь повернулась к Старлайт. — Я все равно собиралась дать вам формулу. Но так даже проще. Итак, примите координаты...

Прикрыв глаза, Твай сосредоточилась и направила два импульса памяти. Пришедших, как она ощутила, к Старлайт и Санберсту. Теперь эти двое точно знали, где находится место, куда она хотела переселить единорогов. Самый простой способ, хотя и болезненный для принимающих.

— Твай, — несколько оторопело спросила Старлайт, — это что, Эльвен? Нам нужно перевезти всех туда?

— Эльвен и его окрестности, — подтвердила Твайлайт,тяжело дыша. Пусть она и аликорн, но отсутствие фона сказывалось и на ней, а батарейки почти истощились. Похоже, теперь она нескоро восстановится. — Прошу, не трогайте сам Эльвен. Разве что малую часть. Там более чем достаточно пространства для жизни множества единорогов, даже если не трогать остальных пони. Да, неподалеку находятся горы, на которые уже успели заявить претензии драконы, но я уверена...

— Мы поняли тебя, — перебил Санберст. — Лучше начать как можно скорее. Ты не возражаешь, если я буду наведываться за инструкциями?

Слишком уверенный голос. Слишком жесткий взгляд. Он явно выпал из образа.

Но запретить ему обращаться за помощью Твайлайт не могла.

— Конечно. Вы же мои друзья, и я всегда рада вас видеть. Особенно если вам нужна помощь.

Твайлайт развернулась и поцокала к выходу из лаборатории. Бросив через плечо:

— Я сообщу своим помощникам, они помогут вам с перевозкой самого необходимого. Надеюсь, вы справитесь. Вам покажут, где находятся батарейки.

— Конечно, — заверила ее Старлайт. — Мы справимся. Ты же веришь мне?

"Тебе я верю, — подумала Твайлайт. — Тебе. И я хотела бы верить Санберсту, но после того, что с ним случилось... Однако он самый сильный единорог после Старлайт и самый умный после меня. В совокупности это должно дать достаточную силу, чтоб ему все удалось, и достаточное благоразумие, чтоб делать все правильно..."

Ведь Санберст был не единственным, кто стал вести себя иначе после исчезновения магического фона. И Твайлайт уже успела заметить тенденцию, вовсе ее не радующую. Однако сейчас самым важным было спасти жизни, а как помочь остальным, можно подумать потом.

У нее впереди еще полно времени.

---

Сто Первый мало что понимал из этого воспоминания. Но пока что оно было единственным, и, просмотрев его, Летописец однозначно уверился: Искра желала вернуть Эквестрию к ее первозданному виду. И раньше знавший это, теперь он знал точно. Знание придавало ему сил. Знание помогало ему сделать то, что он должен был сделать.

Сто Первый остановился перед входом в оставшийся от восемьдесят третьего дома подвал, где его ждали Химера и Дискорд. Постоял, глядя в ночное небо и ловя на лицо снежинки, все еще не совсем уверенный, что это хороший путь, но точно знающий, что это путь верный. Подумал над тем, что успел увидеть, и тем, сколь малое из этого понял. Если бы это воспоминание не было единственным из доступных...

И, наконец, грустно улыбнулся и ступил на лестницу, ведущую к убежищу Керна и Химеры.

###: Травмированный

Как всегда, заставить себя ослабить хватку, даже когда подопечный уже не дергается в агонии и мертв уже как минимум минуту, было тяжело. Настолько тяжело, что даже полностью контролируя себя, он с трудом разжимал удавку, медленно, как мог. Жалея о медленно уходящей из конечностей восхитительной мелкой-мелкой дрожи, которую окружающие никогда не замечали. Кроме, разве что, Аркана, однако Аркану было наплевать.

— Фил?

— Да, следователь? — прозвучало это немного невнятно, но вполне разборчиво. Хотя двигать языком и челюстью все еще было немного больно. Не настолько, впрочем, больно, как в тот момент, когда Талли до него дотянулся.

— Брось это. Он уже не встанет, не усердствуй зря.

Фил неслышно вздохнул, аккуратно опустил тело Форфейта с кресла на пол и с ожиданием взглянул на Аркана. Привычными механическими движениями сматывая удавку, сразу ставшую куда менее интересной, чем когда обвивалась вокруг чьего-то горла.

— Итак, немного о деле, — кивнув, сказал Аркан. — Талли, к счастью, не догадался, что как боец я никуда не годен — я очень старался произвести на него именно обратное впечатление. Сомневаюсь, что у них когда-либо проводили эксперименты, подобные тому, что сделали со мной, так что его незнание понятно.

— И этот идиот главный в разведотряде? — Фил не сдержался и хихикнул. Хихиканье чуть не перешло в кашель, но он заставил себя сдержаться. — За что их туда набирают?

— Он с рождения был магом очень высокого уровня, — глаза Аркана мигнули, как бы показывая, что он думает о современных уровнях силы анмарских магов. — И вызвался добровольцем на операцию по установке имплантов после трагической гибели Дреда, хотя, очевидно, его выбрали бы и так. Это вполне открытая информация, во всяком случае, для меня. Однако, и это уже менее открытая информация, импланты негативно влияли на его когнитивные способности. Физически его тело безупречно, однако его ментальное здоровье... оставляет желать лучшего. Иногда. Вероятно, рано или поздно ему устроили бы несчастный случай, если бы смогли, конечно.

— А если же этот несчастный случай устроим мы... — глаза Фила сверкнули.

— Только после отправки письма о его отказе от сотрудничества. Это придаст нашим действиям гораздо больший вес и позволит избежать возможных проблем. Естественно, в следующий раз я не буду с ним настолько мягок, и тебе предлагаю не сдерживаться.

Это прозвучало так, что дрожь в ногах вернулась и даже усилилась, а сердце забилось быстрее. Фил сощурился. "Как жаль, что Аркан не сказал то же самое всего лишь несколько часов назад".

— На нем по-прежнему стоит блокиратор, — продолжал следователь, сделавший вид, что не заметил возбуждения Фила, — однако, как ты мог заметить, при недостаточной бдительности блокиратор ничуть не помешал ему тебя вырубить. Ты уверен, что твое нынешнее состояние не помешает тебе работать?

С кривой ухмылкой — выдать полноценную он не сможет еще как минимум до того, как нервы хотя бы немного восстановятся, — Фил легонько пнул тело Форфейта и ответил:

— Как он мог бы подтвердить, мое состояние лишь незначительно хуже обычного. Конечно, все будет в порядке. Вы можете на меня положиться, как всегда.

В который раз почти машинально ощупывая языком челюсти, Фил почувствовал, что один из оставшихся трех нижних зубов шатается и наверняка вот-вот выпадет. Или когда-нибудь врастет обратно, но Фил в любом случае об этом не переживал. Нижние зубы, может, и доставляют много проблем в обычной жизни, однако для работы не нужны совершенно. Челюсть, в конце концов, даже не сломалась. Она всего лишь едва не оторвалась, а это смог поправить даже Аркан, несмотря на досадные проблемы со взаимодействием его магии с окружающим миром.

"Но внутренние травмы — совсем другое дело, и с ними он разобраться уже не смог бы, даже если бы видел. Нет, он о них не узнает. Я в любом случае готов к работе".

Еще с полминуты Аркан молчал. Фил, давно привыкший к повадкам следователя, ожидал.

— Фил, — сказал наконец Аркан, — прежде чем отвергать мое предложение, выслушай. Ты, в конце концов, крайне ценный сотрудник, мне было бы жаль терять такого. И, вероятно, нам следует прибегнуть к услугам наших друзей. Я мог бы связаться с ними и попросить Мальстрома...

Фил, не изменившись в лице, сделал шаг вперед и, коротко замахнувшись, хрястнул копытом по черепу мертвого Форфейта. Под каркающий смех Аркана, явно развеселившегося при хорошо знакомом им обоим хрусте проламываемого черепа, он поднял ногу, вытер ее о костюм Фейта и вежливо уточнил:

— Вы хотели о чем-то спросить, насколько я понял?

— Меня неизменно радует диссонанс между твоими действиями и попытками разговаривать со мной официально, когда ты нервничаешь, — Аркан еще раз хихикнул, мигнув глазами под капюшоном, и успокоился. — Что ж, твоя демонстрация убедительна. Хоть ты, полагаю, не во всем прав в отношении наших друзей.

— Они не наши друзья, они — единороги, — процедил Фил сквозь оставшиеся зубы. — Я прожил у них пять лет. С меня хватит. Ваши дела есть ваши дела. Я же не хочу даже видеть их.

Аркан еле слышно вздохнул.

— Что ж, это твое право, естественно. Ты собираешься надевать камень обратно?

Ах, да. Талли сорвал с него ошейник. Фил даже как-то подзабыл об этом на фоне всего остального.

— И не подумаю. Теперь я наконец-то могу ходить без него. — И Фил опять ухмыльнулся. Той половиной рта, которой мог ухмыляться. Наверное, со стороны это выглядело даже неприятнее, чем обычная его ухмылка, и этим он был вполне доволен. И хотя теперь арсенал его улыбок был несколько ограничен, этой вполне должно было хватить на первое время. Пока он не вылечится или не научится обходиться тем, что есть.

Аркан скептически хмыкнул и напомнил:

— Фил, из твоего лба торчат обломки кости. Даже слабо знакомый с анатомией пони может предположить, чем они когда-то были.

— Пусть предполагает, сколько душе угодно, — Фил отвернулся и пошел к двери. Может, через некоторое время он разберется с остатками рога, пусть даже их придется отпиливать или стачивать, но сейчас ему не терпелось приступить к делу. — Пусть даже будут точно уверены. Мне наплевать. Я, согласно приговору Талли, больше не единорог, а до остальных мне нет никакого дела.

— Они могут быть недовольны, — сказал ему в спину Аркан. Фил, уже поднявший копыто, чтоб открыть дверь, хихикнул и ответил, не оборачиваясь:

— И что же они со мной сделают? Убьют?

За спиной снова раздался смех:

— Да, таким неразумным пони я не стал бы даже пытаться желать удачи... — Смех резко оборвался, и следователь прибавил: — Если это, конечно, не капитан Талли, которому, так или иначе, неважно наличие либо отсутствие на тебе маскировки. Так что ты прав, конечно.

Фил толкнул дверь, чуть более резко, чем следовало, и, не отвечая, вышел. Бросив короткий взгляд на черную дверь справа, из-за которой, как всегда, не раздавалось ни звука, он хмыкнул и быстрым шагом, хоть и заметно прихрамывая, чего он никак не выказывал при Аркане, направился к выходу из Отдела.

В коридорах здесь никогда не гасили свет. Каждый в Департаменте должен был быть готов работать день и ночь. По крайней мере, Фил именно что был готов. И от своих практиков ожидал того же самого, уже, однако, не удивляясь, когда они не оправдывали его высоких ожиданий. Хотя ни один практик ранее не уничтожил все его ожидания так же, как это сделал Аффар.

"Пожалуй, с ним я немного перестарался, — Фил вздохнул. Это его все-таки огорчало. — Какой впечатлительный оказался мальчик, несмотря на всю кажущуюся готовность к нашей работе. И где еще я возьму второго такого злобного урода? Нет, не надо было так уж давить на его привычки, он не виноват, что приехал с долбаного Юга долбаной Эквестрии. Жеребятам там все еще слишком уж тщательно вдалбливают истории о Второй Драконьей и о конфликтах с Гриффином. Прошло уже много лет, но у них там все так же плохо воспринимают новые порядки, как и тогда".

Вероятно, стоило вместо того, чтобы заставить Аффара меньше ненавидеть именно драконов и грифонов, научить его сильнее ненавидеть всех остальных. Мозги у Кемиса действительно были, если он их включал, и он, по крайней мере, даже не особенно боялся Фила. Поначалу. Насколько было бы легче, если бы Фил мог вовремя заметить, когда именно почтительный страх перед ним переходит в страх панический, и сколько проблем со многими практиками, включая Кемиса, в таком случае можно было бы избежать.

В любом случае, сейчас Аффар занимал мысли Фила несколько меньше, чем Талли. Талли, умудрившийся так легко вывести его из себя, настолько легко, что Филу могло бы стать стыдно. Дождавшийся, пока дознаватель сорвется и все же подойдет ближе, впечатавший его в стену и лишивший рога, но почему-то не убивший. Что, конечно, было ошибкой с его стороны, но ошибкой крайне удачной для Фила. И, скорее всего, для Аркана. Сомнительно, что у него есть кто-то подходящий на замену.

"О, как я благодарен тебе, ты даже не представляешь. Тебе еще только предстоит ощутить на себе всю мою благодарность. Настоящую целиком и полностью, ведь ты сделал то, что так давно не решался сделать я, от чего меня отговаривал Аркан. Ты наконец-то убрал с моего лба эту мерзкую штуку, о наличии которой я никогда не мог забыть, хоть и прятал ее от себя и всех прочих".

Пусть даже теперь Фил не сможет считывать отпечатки магов и артефактов. Пусть не сможет видеть магию полноценно. Все это полностью перекрывалось искренней тихой радостью от мысли о том, что теперь он не имеет к рогатым уродам никакого отношения. Радостью, которую он ощутил сразу, как только Аркан, поднявший его на ноги, сообщил о том, что случилось, и которая никак не желала утихать. Радости, однако, с нотками разочарования.

Теперь не имели никакого смысла его многолетние размышления о том, что было бы, окажись он среди своих более везучих, чем он, бывших собратьев. Среди тех, кому повезло не оказаться с рождения в теплой компании разнокалиберных психов, которых он отлично запомнил с момента своего появления на свет тридцать восемь лет назад. Не самого легкого появления. Как все-таки неприятно помнить так много. И почему, интересно, у обычных пони намного хуже с памятью? Почему они, в отличие от рогатых, помнят не каждую деталь своей жизни?

— ...за нахрен?! — услышал он тогда чей-то шокированный возглас. Первое, диз подери, что он услышал в жизни. Отличное воспоминание.

— Что ты предложил бы? — этот голос был целиком и полностью спокойным. — Она мертва. Карнейджу нужен этот ребенок. Ему пришлось ее вскрыть.

— Каким местом она мертва?! У нее даже глаза еще шевелятся!

— Ты так визжишь, как будто впервые видишь кобыльи внутренности, Ликвид, — произнес третий, глухой и неживой. Совсем близко. Голос того, кто вытащил его из материнской утробы. Впоследствии всегда вызывавший даже больший страх, чем голос Мальстрома.

— На кой диз он тебе вообще ну...

Дверь Отдела напротив Фила распахнулась, и внутрь галопом ворвались два практика, оставляя на полу отлетающие с копыт комья снега. Судя по выражениям лиц и заметной бледности, явно очень напуганные. При виде Фила они резко затормозили. Один из них, тяжело отдуваясь, открыл было рот, но тут же, присмотревшись к лицу дознавателя, замер и побледнел еще сильнее. Второй, перехватив взгляд первого, вздрогнул и на шаг отступил. Что ж, тут все заметно сразу. Этап почтительного страха просто отсутствовал, и эти двое сразу же перешли к паническому. Что сейчас было не так уж и плохо. Надо же иногда развлекаться и более безобидными способами, чем обычно?

Фил выдал ухмылку настолько мерзкую, какую только мог. Опять только левой стороной рта. "Кажется, в моем нынешнем виде есть свои преимущества".

— И куда вы так спешите? — справился он своим самым беззаботным тоном.

Первый практик все так же стоял с отвисшей челюстью. Второй все же нашел в себе силы с заиканием выдавить:

— Д-д-дознаватель, п-пегаска Фе-Фейри Шиверс...

О том, что кто-то собрался что-то делать со старшей Шиверс, Аркан ему не сообщил. Видимо, не желая отвлекать от более важного дела. Действительно, отвлекаться на эту треклятую семейку сейчас не стоило, как бы ему ни хотелось еще раз посмотреть Шиверс и Аффару в глаза. И пусть даже он хотел выловить этого мерзкого оборотня, который, даже сдавшись сам, все равно умудрился сбежать, — сейчас следовало думать о том, чтоб выловить другую рыбу.

— О, мать Флай Шиверс, также известной как Визл, так? И что же с ней?

— Она сбе... с-сбежала, — прошептал практик и отступил еще на шаг.

Фил очень, очень плавно наклонил голову набок, будто прислушиваясь. Искренне наслаждаясь всей ситуацией и каждым своим действием. А в особенности реакцией на них.

— Что-что ты сказал?

Практик, явно исчерпавший запасы храбрости и трясущийся крупной дрожью, промолчал.

— Что ж, — Фил прошел мимо них, по дороге потрепав того, что все еще не двигался, по плечу, — полагаю, следователю Аркану будет интересно услышать это, и, надеюсь, вы тут же поспешите все ему сообщить. У меня же сейчас несколько другие приоритеты. — На мгновение замерев перед дверью, он хмыкнул и прибавил: — Пока что.

Если бы он мог испытывать раскаяние, о котором так часто рассказывал своим подопечным в камерах, сейчас для него было бы самое время. Эти двое были почти не виноваты, ошибка их не приведет ни к чему страшному, и, возможно, стоило бы обходиться с ними помягче. Однако с раскаянием у Фила были некоторые проблемы. И кому он должен быть за это благодарен?

— ...идиотская, как и все идеи Карнейджа. Тебе ребенка не жалко, мясник ты долбаный?

— Вейк, тут нет других лишних единорогов, особенно новорожденных, — сказал над самым ухом Фила тот же безжизненный голос. Хотя уже несколько менее безжизненный. В нем даже прорезался слабый намек на эмоции, что было еще хуже. — Если хочешь, роди мне нового, а иначе не мешай хирургу, пока он работает.

— Херург, блин, — с заметным сарказмом протянула Вейк. — Даже наркозом не озаботился, зомби хренов! Тебе бы понравилось, если б у тебя ковырялись в башке, пока ты в сознании? Ах да, кого я спрашиваю, у тебя в башке давно труха. Абисс, выключи своего болванчика, он страдает полной херней.

— Нет, Вейк, — ответил откуда-то Мальстром. — Я заинтересован. Флора выдвинула интересную идею насчет природы влияния магического фона. Мы десятки лет над этим работали. Мы должны проверить. Хотя бы в память о ней.

— Когда тебе было не насрать на память о ком-то, Абисс?

— Заткните пасть и дайте мне РАБОТАТЬ! ТУПЫЕ! МРАЗИ! Я не хочу вырезать ему не тот кусок мозгов, идиоты!

— О Искра, Абисс, этот придурок опять просыпается. Отключи его уже, а?

— Как только он закончит. Иногда надо давать ему отдых.

Пнув дверь Отдела, Фил вышел на ночную улицу, которую понемногу засыпал снег. Не обратив внимания на две свежие цепочки следов, он всмотрелся в третью, уже едва заметную. Выдохнул, пригляделся, куда она ведет, и двинулся в нужную сторону. Так же быстро, как всегда, не обращая внимания на боль в ноге, в груди, в кишках. Во всем, что он повредил, когда Талли швырнул его в стену. Не обращая внимания и на светящиеся окна домов на проспекте Роял, из которых его могли видеть. Ему не терпелось выказать капитану Талли свою безмерную благодарность.

А когда-нибудь, рано или поздно, выжившие с тех пор Вестники Рассвета тоже узнают, насколько сильной может быть благодарность дознавателя Фила.

20. Перед Рассветом

— В каком смысле "ушел"?!

В лазарете храма Искры по-прежнему горел яркий свет. Закрыть дверцу шкафчика никто не удосужился, все, чем Визл штопала Твиста, до сих пор лежало на подносе на столике. Ривер все так же сидел возле двери, подпирая стену, Твист полулежал на одной из коек. Не изменилось почти ничего. Не было только практика Кемиса Аффара.

Друг Ривер выглядел явно обескураженным злостью Визл, но, похоже, чувствовал себя вполне правым. Что заставляло распаляться только сильнее. Несмотря на осознание того, что уж он-то совершенно точно ни в чем не виноват.

— Просто ушел, — Ривер пожал плечами. — Я понятия не имел, что он делает это тайком. Он уверил меня, что вы уже закончили и ему больше не нужно здесь находиться.

Примерно пятнадцать минут назад этот долбаный Аффар, помявшись, попросился выйти на пять минуточек. Визл, не глядя, махнула ему крылом, и он, что-то прошептав на ухо Риверу, выбежал из лазарета. Когда он не появился через пять минут, Визл это не особо взволновало. Через десять она начала задумываться о том, что пять минуточек длятся слишком долго. И теперь, наконец, спросила у искорки, о чем они двое перешептывались. Получив абсолютно неожиданный ответ.

— Кто разрешил этому идиоту уходить? — Визл примерилась было пнуть ножку ближайшей койки, но вовремя вспомнила о сломанном копыте. Может, стоит и его обезболить... — Что мне, одной Твиста тащить в случае чего?

Она уселась на пол и закрыла лицо крыльями. С мыслями о том, что если они с Аффаром еще раз пересекутся, она точно набьет ему морду. Хотя эти мысли, как и злость, быстро сменялись глубокой, всепоглощающей обидой. Он не обязан был ей помогать, но раз уж начал, то мог бы и довести дело до конца?!

— Визл, я и сам могу...

— Не можешь! — рявкнула Визл, тут же обернувшись в сторону Твиста, уже собравшегося было сползать с койки. — Лежи на месте! Ты в курсе, что будет, когда анестезия пройдет?

— Будет больно, — Твист, не обратив внимание на ее сердитый возглас, все-таки слез, укутавшись в простыню. И даже на ногах, хотя и подрагивающих, стоял достаточно твердо. — Но проблема в том, что больно будет в любом случае, причем до полной неработоспособности. Давай я разберусь с нашими делами до этого.

Визл со стоном уткнулась обратно в крылья. О Искра, она совсем об этом забыла. Вот почему, похоже, он дрожит, а вовсе не из-за слабости.

— И сколько ты уже сидишь на этой дряни? — спросила она сквозь перья. Надеясь услышать что-то вдохновляющее, например, "несколько месяцев". Отлично понимая, что это невозможно, поскольку все три с лишним года их знакомства Твист явно уже развлекался наркотой.

— Давай я не стану называть число, — Твист невесело улыбнулся. — Впрочем, я иногда прерывался.

— До нашего знакомства или после?

Твист совсем уж безрадостно хмыкнул и не ответил. Ривер тоже хмыкнул, явно удивленный, но не более — видимо, после того, как один из посетителей храма оказался оборотнем, то, что этот оборотень еще и наркоман, его не шокировало, — и высказал мысль:

— Вообще-то подруга Саммер должна вот-вот вернуться и сменить меня. Я мог бы спросить у нее, что в таких случаях...

— А то я не в курсе, что в таких случаях, — пробормотала Визл, не поднимая лица. — Была бы не в курсе, спросила бы Аффара. По дороге. Или сейчас, если бы этот козел не сбежал.

Услышав рядом шаги, она приподняла голову и увидела Твиста. Под простыней, в которую он замотался, она опять разглядела свежезаштопанные раны и спешно перевела взгляд выше. Что оказалось не лучше, поскольку неестественно расширившиеся зрачки было уже совсем легко заметить. Твист же, поморщившись, медленно опустился на пол напротив нее и поинтересовался:

— Чем тебя так удручает побег практика Аффара? Лично я вполне рад тому, что он слинял. Меня не радует его наличие в одной со мной комнате. Это нервирует.

— Да и меня не радовало, — буркнула Визл. — Срать на его побег, ладно. А если он пойдет в Департамент?

— Ты сама сказала, что после двух предательств ему там точно не рады, не так ли? — Твист приподнял бровь.

— Он — идиот, — напомнила Визл.

Твист вздохнул:

— Все мы идиоты. Простите, друг Ривер.

— Нет-нет, я с вами согласен, — совершенно, казалось бы, без иронии отозвался Ривер. — Но, думаю, практик Аффар вряд ли явится в Отдел. Я в этом почти уверен. Как я видел, он боялся, причем не вас. Даже если бы он был настолько глуп, чтоб решить вернуться, предав Департамент, сейчас он слишком напуган, чтоб совершить такую глупость.

— Разумная мысль, — Твист одобрительно кивнул. — Надеюсь, теперь ты спокойна, Визл?

Визл вздохнула. Если Ривер ее и успокоил, то лишь немного: ее по-прежнему переполняло смутное беспокойство. Может, Аффар и боится, может, он и не такой уж идиот, каким кажется, но все же...

— Кстати, — Твист с некоторым трудом поднялся на ноги, — друг Ривер, у вас есть одежда? Не хочется бродить по городу замотанным в простыню, особенно ночью, особенно зимой. Хоть она и здорово помогает слиться со снегом.

— Если вас устроят одеяния друга Искры, то могу принести, — предложил Ривер.

— Уже лучше, чем простыня, — Твист улыбнулся. Не разжимая губ, что Визл скорее порадовало, потому что опять смотреть на то, что осталось от его зубов, она точно не хотела. — Буду благодарен.

Искорка кивнул и выскочил за дверь. Визл и Твист остались вдвоем.

Твист кашлянул, помедлил и с совершенно непохожим на него неловким выражением спросил:

— И насколько трудно было меня вытащить?

— До удивления легко, — призналась Визл. С облегчением, потому что этот разговор был предпочтительнее альтернативных. — Сперва чуть было не попались, но помог Форфейт.

— Форфе-е-ейт? — глаза Твиста округлились. — Он? Помог? Ты серьезно?

Визл кивнула. И тут же захотела крепко врезать себе копытом по лбу за то, что даже ни разу не подумала о Форфейте. У которого из-за нее, между прочим, могут быть проблемы. Хотя, тут же решила она, Фейт — не дурак и мог бы отбрехаться. И, успокоившись, продолжила:

— Еще там был какой-то стремный хмырь в балахоне, но другой хмырь, рогатый, его отвлек. — Твист присвистнул, но промолчал, так что Визл закончила: — В общем, нам, похоже, очень повезло, что Фил куда-то делся.

— Вот уж точно повезло, — и тут Твист неожиданно шагнул к ней и со смущенной улыбкой потрепал за ухом. — Не делай больше таких глупостей, мышка, ладно? В другой раз может не повезти.

Визл замерла было, но тут же вывернулась из-под его копыта и с деланным возмущением сказала:

— О, ну конечно, это не тебе не надо сдаваться в Департамент, а мне не надо потом тебя вытаскивать!

— На то была причина, — возразил Твист. Улыбка его тут же стерлась. Да и у Визл, собственно, сразу упало настроение. — И все еще есть. И единственное, что я могу сделать — держаться от Нее подальше. Уже одно это должно помочь. Ломку я как-нибудь да переживу.

Дверь в лазарет тихо скрипнула, и Твист обернулся:

— О, друг Ривер, вы...

Ривер с отвисшей челюстью, часто и неровно дыша, стоял на пороге. Потом, будто его что-то толкнуло, и он, сделав пару неровных шагов, споткнулся и свалился на пол. После чего даже не попытался встать, уткнувшись носом в пол и зажмурившись. И тогда Визл увидела то, от чего ее сердце забилось так, будто вот-вот пробьет ребра.

Пару ярко-зеленых глаз, светящихся в полумраке. Таких же, как у Твиста.

— Как удач-ш-шно для нас, что ты предпочел с-с-сидеть на месте, брат, — с широкой и какой-то даже жадной улыбкой произнес оборотень, шагнув в комнату. И тут же сдвинулся в сторону, освобождая проход.

— Хотя без помощи мы бы тебя не нашли, — с точно такой же улыбкой, демонстрирующей ровные белые клыки, сообщил второй, войдя внутрь. Рыжеглазый, но в остальном неотличимый от первого.

— К с-счастью, Талли любезно согласился нам помочь, — зеленоглазый хихикнул. Рыжеглазый, глянув куда-то себе за спину, тоже хихикнул и добавил:

— Но блок мы с него все равно не снимем. Так что...

И они, синхронно шагнув вперед, на два голоса закончили:

— Ты пойдеш-ш-шь с нами, брат.

---

Кемис, затравленно озираясь, торопливо шел все по тому же проспекту Роял, по-прежнему пустому, что в пять утра неудивительно. Свет почти во всех окнах давно погас, но окон этих, к чему Кемис до сих пор не привык, было слишком много. Долбаные драконы мало того что притащили сюда свою архитектуру с кучей абсолютно ненужных даже пегасам лишних "украшающих" деталей на фасаде, так еще и ввели моду на здания высотой с Кантерский дворец. Муравейник, проклятый муравейник... Кемис спешил В противоположную от Отдела сторону, к вокзалу. И пусть ему не на что купить билет, эту проблему он уж как-нибудь решит. Как он решит проблему с одеждой, он пока не был уверен, но предполагал, что в случае чего любой пони с радостью пожертвует свой костюм на дело Департамента. С радостью от того, что с него не потребовали большее.

К дизу этот город. К дизу следователя Аркана и дознавателя Фила, где бы там он ни был сейчас. К дизу недомышь Шиверс, к дизу оборотня Твиста, наемника Керна, ту стремную чешуйчатую хрень и всю магию вообще. К дизу Департамент. Пусть все они отправляются именно туда, а он просто свалит подальше из Альвенгарда. Не в Соут, конечно, но мало ли в Эквестрии городов? Он может выбрать любой из тех, в который информация из местного Отдела точно не дойдет. Выбрать и уехать из этого сумасшедшего дома.

Может, Кемису и было немного стыдно перед Шиверс, но не настолько, чтоб это изменило его решение. То, которое он окончательно принял, выслушав рассказ Твиста. В этом городе нельзя жить, по крайней мере, теперь уж точно. Может, это только Кемису так не повезло, а может, тут каждый месяц происходят подобные истории — оба варианта его не устраивали.

"Итак, за последние сутки я успел предать Департамент, включая Аркана и треклятого Фила в особенности, пережить приятное знакомство с грифоньим наемником и длинной змееподобной тварью, помочь свихнутой недомыши спасти не менее свихнутого оборотня, а потом бросить их обоих. — Кемис повесил нос. — И это еще не полный список, ведь сутки пока не прошли. Отличные достижения!"

Он действительно никак не ожидал, что все пойдет настолько... наперекосяк. Настолько, что ему захочется сбежать от тех, на кого и с кем он должен был работать. Или что ему захочется сбежать так быстро, а не хотя бы через год-другой.

По крайней мере, ему хотя бы есть кому в этом обвинять. И, он был уверен, каждый в местном Отделе, если не каждый в Альвенгарде, разделял его мнение относительно Фила. По крайней мере, судя по реакции на него прочих сотрудников Отдела, все считали, что лучше бы старшего дознавателя самого отправили куда подальше.

В конце концов, суметь за столь короткий срок довести собственного практика до того, что он предпочел спасти из Отдела не кого-то там, а настоящего оборотня и бежать куда подальше — настоящее искусство. Далеко не каждый справился бы с этим, особенно учитывая, как Кемису нравилась его работа...

"Какого диза я вообще все это делал?"

Кемис поднял глаза на очень, очень медленно светлеющее предрассветное небо... и вздрогнул. Сверху на него стремительно пикировал кто-то крылатый. Решить, бежать ему или оставаться на месте, Кемис не успел: крылатый, в последние секунды распахнув крылья, плавно затормозил и опустился перед Кемисом. Точнее, опустилась.

Вот теперь он все-таки отступил. Хоть он и сбежал, но вот причинять ей вред точно не собирался. Все-таки, если бы не она, возможно, очень скоро Аффар действительно оказался бы в любимой камере Фила.

— Ши... верс? — произнес он дрогнувшим голосом. — Мне не хотелось бы тебя...

— Мы знакомы, практик, или мне с первого раза так повезло? — удивленно спросила пегаска. И тогда Кемис, моргнув и приглядевшись, понял, что ошибся. В основном из-за темноты и точно такого же, как у Шиверс, тренировочного комбинезона, крайне удобного для полетов. Цвет гривы почти тот же, но не совсем, да и шерсть все-таки не серая, хоть в темноте это слабо заметно... Но вот голос был почти точно такой же. И глаза. Такие становились у Шиверс — как он увидел недавно, стоило ей снять линзы, — когда она начинала говорить... по-другому.

— Простите, — придав себе как можно более деловой вид, ответил он, — обознался. Видите ли, я спешу, так что если у вас есть дело к Департаменту...

— Нет, — перебила пегаска. — Дело лично к тебе. Похоже, мне действительно повезло. Погоди секунду.

— Простите, я спешу, — Кемис слегка занервничал, но пока что поводов для паники не видел. — Я хотел бы...

— О, проснулась, — выдохнула пегаска с удовлетворенной улыбкой. И, взглянув Кемису в глаза, сказала: — Назови мне свое имя, пожалуйста.

После этих слов голова Кемиса вдруг стала легкой, будто пустой. А в ноги, наоборот, будто ударила слабость. Теперь ему уже не хотелось никуда идти. Он помнил, что ему это нужно, но совершенно не хотел. Зато очень хотел ответить на вопрос.

— Кемис, — выдавил он. — Аффар.

— Ох, кажется, я переборщила, — без особого сожаления заметила пегаска. — Бедняжка. Обычно на уговоры уходит больше времени... Скажи, ты знаешь Флай Шиверс?

— Конечно, — ответил Кемис. С каждой секундой становилось все легче думать о том, что именно он должен сказать. Пусть даже он не знал, зачем пегаска его об этом расспрашивает. — Я помог Шиверс вытащить ее друга Твиста из Отдела.

— Бежать? Помог? Погодите, Искра, Твиста-то за что?.. Нет, не отвечай. Можешь сказать, где она теперь?

— Могу, — кивнул Кемис. — Совсем недавно я оставил ее в храме Искры на проспекте Роял. Это недалеко отсюда.

Он неожиданно почувствовал острый прилив стыда. Даже не за то, что действительно оставил Шиверс, а за то, что кому-то об этом рассказал...

— Умничка, — пегаска с искренней благодарностью кивнула в ответ. И, будто вспомнив, добавила: — Кстати, передавай привет Филу от Сирены, практик Аффар.

И тут же, раскрыв крылья, резко, с места взлетела. Чем тоже напомнила Кемису именно Шиверс с ее резкой, не совсем типичной для пегасов манеры полета. Может, это...

Задумчиво поглядев пегаске вслед, Кемис повторил:

— Передать привет Филу. От сирены. Ладно.

Пусть даже он совсем не хотел бы с ним встречаться, выполнить просьбу пегаски все-таки хотел. Так что бывший практик Аффар, развернувшись в противоположную сторону, трусцой побежал обратно к зданию Отдела.

---

Керн зевнул и в очередной раз подбросил вверх метательный нож. Поймал обратно, провел по нему когтем и со вздохом откинулся на стену, любуясь вновь разведенным для обогрева костерком посреди комнаты.

Кто бы мог подумать, что ему придется ждать так долго?

— Дейзи, как ты думаешь, их все-таки поймали? — задумчиво спросил он. В ответ из угла, где свернулась Дейзи, раздалось тихое рычание, и грифон обиженно сказал: — Между прочим, могла бы хоть раз ответить "нет"! Твой рык только больше пугает!

— они. его. вернут, — тихо сказала Дейзи. Снова тем же жалобным голосом, каким она повторяла это последние два часа.

— Вернут, вернут, — Керн опять вздохнул. — Может, я их даже дождусь. Если они вернутся в течение ближайших часов так двенадцати.

Дейзи не ответила. Керн, закатив глаза, убрал нож, вытащил из кармана платочек и принялся тщательно начищать когти. Уже десятый раз, кажется. Или пятнадцатый. Почему здесь хотя бы почитать нечего?..

— Я тебе скажу, Керн, почему почитать нечего, — пробормотал он себе под нос. — Потому что Нора, где лежала твоя библиотека, развалилась по кусочкам. А кто развалил ее? А этого я говорить не буду, нехорошо обсуждать отсутствующих...

— я. не отсутствую, — сообщила Дейзи.

— Да провались куда подальше твой тонкий слух, — буркнул грифон.

На самом деле он не то чтобы шутил. Пусть Керн не мог однозначно судить о том, что случилось в Норе — от единорогов и, как следствие, любой магии он был еще дальше, чем жители Альвенгарда и Эквестрии, — ему точно было ясно: то, что разнесло их дом, не было Дейзи. Как минимум потому, что Дейзи не умела летать. Как максимум — голос того, что сидело внутри нее, был совсем иным, это Керн осознал сразу же, как только его услышал, несмотря на то, что лежал тогда на полу, неспособный пошевелиться. Казалось, даже тембр его был другим. Этот голос его нервировал и нагнетал ощущение тревоги. Будто некая генетическая память говорила, что ничего хорошего от такого голоса ждать не следует.

Нельзя сказать, что все происходящее его пугало, но оно определенно вызывало... беспокойство. Но, так или иначе, Керн хотел бы дождаться Твиста и Визл. И в самом деле надеялся, что у них все получилось, и задерживаются они не из-за полного провала этого глупого плана.

Если Твист вернется... Может, они даже когда-нибудь отстроят Нору. Керн не очень-то любил менять место постоянного жительства и каждый раз делал это только по крайней необходимости. Например, когда его собственный клан решил устроить на него охоту за единственную промашку с целью. Или когда на него начали охотиться уже все подряд за то, что он, исключительно в целях самообороны, свой клан планомерно вырезал. Или когда случилось... это, происшедшее прошлой ночью. С этим безрогим. И...

— я чую. тебя! — рявкнула вдруг Дейзи. Тело ее напряглось, и она явно готова была вновь атаковать. — ты. уйдете. отсюда!

Керн молниеносно вытащил метательный нож обратно из кармана и уставился на дверной проем. В котором пока никого не было.

— Дейзи, кто это? — напряженно спросил он.

— это опять. они, — прошипела она. — он. убили торн.

— Мне жаль, что она умерла.

Заслышав этот голос, Керн мысленно застонал и перехватил нож поудобнее. Осознавая, правда, что он им почти наверняка не поможет. Так же, как и в прошлый раз.

Послышались тихие, будто бы вежливые шаги. На лестнице показались копыта. Полностью белые, и явно не из-за снега. Потом — мантия, не менее белоснежная. И, наконец, он явился целиком, весь того же чистейшего цвета, со спокойной, но грустной улыбкой на лице. Только его ярко-сапфировые глаза выделялись на фоне ослепительной белизны. И сверкающий зеленый камень в гриве.

— Мне жаль, — повторил он, — ее память была бесценна. Я сохраню ее, если вас это утешит. Керн, не делайте...

Не дослушав, что ему предлагают не делать, Керн метнул нож. Почти ожидая, что он пройдет сквозь воздух, а белый жеребец окажется где-нибудь в другом месте. Этого, однако, не произошло.

— ...глупостей, — закончил белый, глядя на замерший в сантиметре от его глаза кончик метательного ножа. — Вы осознаете, что это бессмысленно. Я не хотел бы прибегать к тому же методу, что в нашу прошлую встречу. — Еще подумав, он прибавил: — И, кстати, я уверен, вы будете рады услышать, что Твист и Визл успешно покинули Отдел.

— Ты тут уж явно не затем, чтоб нам об этом сообщить, — процедил Керн. Вытащив второй нож. Он отлично понимал, что ничего не может противопоставить единорогу — даже если тот не выглядит как единорог, — который способен на лету остановить его нож, даже глазом не моргнув. Но попытаться стоило. Всегда стоит попытаться, правда? Если бы он всю жизнь не пытался сделать то, что нужно, даже зная, к чему может привести неудача, то давно был бы мертв.

— Не за тем, — кивнул белый пони. — И именно поэтому я не хотел бы использовать на вас паралич. Возможно, все пройдет так, что вам придется бежать отсюда.

— А если я не соглашусь?

— Что ж, — вздохнул пони, — это ваше право.

— Почему ты просто меня не прикончишь? — поинтересовался Керн. Покосившись на Дейзи, которая после известия об удачном побеге Твиста, кажется, снова расслабилась. А зря.

— Прямо сейчас я не нуждаюсь в вашей памяти, Керн, — ответил белый. — И ваша взаимосвязь с Осколками слишком велика. Я опасаюсь чрезмерно повлиять на ход событий.

Какими еще осколками? О чем он вообще? Почему все выглядит так, будто все в курсе, и только Керн не знает вообще ничего?!

Белый пони тем временем, не обращая более внимания на грифона, прошел в угол к Дейзи. Керн аж клювом заскрипел от злости. Он здесь что, в качестве мебели стоит?!

— ты. пришел. за мной, — тихо сказала Дейзи. Даже не пытаясь напасть. И в голосе ее прозвучало смирение настолько же глубокое, насколько сильной была недавно ярость. Неужели слова о Твисте и Визл так на нее повлияли?

— Это так, Дейзи, — пони наклонил голову. — Мне жаль.

— он все равно. сломанный, — почти прошептала Дейзи. — мне. больно. и он хочет. проснуться. и. убрать меня.

— Что ж, я могу вам с этим помочь, — и Керн с изумлением увидел на лице белого пони печальную улыбку. Такую печальную, будто ему икренне было жаль, будто это был не пустой треп. — Ваша память крайне ценна. Поверьте мне. Скажите, вы готовы ей поделиться?

Дейзи сжалась в совсем уж крохотный клубок, и Керн, не выдержав, метнул второй нож. И через секунду почувствовал, что тело ему уже не подчиняется. Опять. Падая на пол, он здорово хрястнулся клювом, но куда больше физической боли его занимала откровенная ненависть к этому уроду в частности и ко всем долбаным магам в целом. С них все это началось, из-за них разрушилась Нора, из-за...

— Я просил вас, Керн, — с грустью сказал белый пони. — Итак, Дейзи...

— друг. правда. спасся? — спросила Дейзи. Кажется, с надеждой.

— Визл спасла его из Отдела, — слегка помедлив, ответил белый. И если бы Керн мог говорить, он заорал бы, что этот ответ — не просто ложь, а наимерзейшая полуправда. Но заорать он не мог. Он мог только слегка двигать лапами... Двигать? Лапами?

Шипя сквозь клюв, Керн едва ли не одними пальцами принялся подтягивать свое тело в сторону белого пони. Медленно, но гораздо, гораздо быстрее, чем было в тот раз.

— тогда. я согласна, — сказала Дейзи.

— Я искренне вам благодарен, — с облегчением произнес белый пони. — Если моя идея верна, Воплощенный может пробудить память Первой, и ваша услуга неоценима. Давайте начнем.

Керн очень хотел бы ползти быстрее. Но не мог. Белый на секунду прикрыл глаза, будто собираясь с мыслями, и...

---

Первый век от Исхода

— Крон, я сказала, что вы должны собираться. Вы должны собираться. Точка.

— Госпожа Спаркл... — Кроникл, прижав уши, семенил рядом с Твайлайт, то и дело пытаясь заглянуть ей в глаза, — мы не можем вас оставить!

— Можете и должны, — отрезала Твайлайт. Они шли по одному из коридоров подземелий Библиотеки к той же лаборатории, где не так давно состоялось обсуждение насчет Эльвена. Непосредственно сборы, собственно, уже почти закончились, и суматоха успокоилась. Но, как оказалось, намного сложнее было объяснить своим, почему они должны ее покинуть. Даже Крон отказывался воспринимать эту идею как разумную.

— Госпожа Спаркл, вы же останетесь совсем одна, — растерянно сказал он. — Вы... вы же помните, принцессой чего именно были?

— Я уже давно не принцесса, — резко ответила Твай, не сбавляя шага. — Принцесс. Больше. Нет. Меня тоже нет.

— Эквестрия...

— Эквестрия отлично справится без меня. Санберст и Старлайт, во всяком случае, справятся. Поначалу. Потом будет кому занять их место, я уверена. Возможно, этим придется заняться тебе, и это еще одна причина.

Третья же причина была слишком неприятна, чтоб Твайлайт ее озвучивала.

Кроникл вдруг обогнал ее, развернулся и с выражением отчаянной решимости на лице встал посреди коридора, загородив ей проход. Твайлайт нахмурилась и шагнула вправо, пытаясь его обойти: тратить магию на перемещение даже на пару метров было неразумно. Кроникл одновременно с этим шагнул влево, не давая ей пройти.

— Крон, — волевым усилием добавив в голос металла, сказала Твай, — позволь мне пройти.

— Твайлайт, — ровно произнес Кроникл, — я не брошу тебя одну.

В его ярких синих глазах Твайлайт увидела то, чего она так боялась. Искреннюю, чистейшую преданность. Пополам с болью от осознания того, что он не может ей помешать. И тогда она все-таки сломалась.

— Пожалуйста, Крон... — Твай прерывисто вздохнула и моргнула, сбрасывая набежавшие слезы, — Просто сделай все так, как я прошу. Я действительно надеюсь, что ты поможешь Эквестрии встать на ноги. И... — она запнулась, подбирая слова, — я очень, очень не хочу, чтоб ты оставался.

Лицо Кроникла судорожно дернулось. Сквозь зубы он ответил:

— Это ложь.

Ей все же придется озвучить третью причину. Как же она не хотела...

Твайлайт раскрыла крыло и осторожно приобняла единорога за плечо. Опустила голову. И тихим, уже совсем не твердым голосом сказала:

— Крон, ты — мой друг. После всего, что случилось, у меня их не так уж много. Может, почти вовсе нет. И... и... — на глаза опять навернулись непрошеные слезы, и Твай еще раз сердито моргнула, — ты понимаешь, сколько живут единороги и сколько живут аликорны? Я не хочу... не хочу еще раз...

"Не хочу увидеть, как последний из моих друзей умрет у меня на глазах".

Крон тоже опустил голову. И почти без запинок ответил:

— Я понял. Прости.

— Я буду приглядывать за Эквестрией, — пообещала Твайлайт. — Обязательно. Понемногу, но буду.

— Я, э-эм, не помешал? — услышала Твайлайт за спиной. Резко развернувшись, она уперла сердитый взгляд в Санберста, с несколько озадаченным видом разглядывающего их двоих.

— Нет, — чуть более резко, чем хотела, ответила Твай. Кроникл снова встал рядом и с подозрением смотрел на Санберста. Тот же, казалось, не удивился такому неласковому приему. Что было намного хуже, чем если бы он удивился. Впрочем, в его случае любое отсутствие реакции было хуже, чем какая-никакая реакция. Твайлайт успела изучить информацию, собранную ее единорогами, и теперь без проблем распознавала симптомы. Но не такие же... ярко выраженные.

— Что вы здесь делаете, Санберст? — напряженно спросил Кроникл, не отводя взгляда. — Вы должны были быть в лаборатории.

— Я заинтересовался устройством подземелья и вышел пройтись, — невозмутимо соврал тот. Даже не пытаясь придумать объяснение тому, как он в таком случае оказался позади Твайлайт, а не перед ней. — Но я, кхм, не о том. Твай, хотел сообщить, что переселение единорогов идет полным ходом. Некоторые, правда, отказываются, и совсем упертым выдаются батарейки. Но мы предупреждаем, что ждет их, когда они кончатся.

— А они могут кончиться? — Твайлайт задумалась. — По моим расчетам, под Эльвеном находится богатое месторождение...

— Так и есть, — подтвердил Санберст. — Но мы же не можем позволить себе, эм, выдавать их ежемесячно. Так запасы иссякнут слишком быстро.

Правда, хоть и неприятная. Они действительно не могут, рано или поздно все закончится. Драгоценные камни долго копили в себе магию Эквестрии, пока она была на месте, но их запас не вечен.

— В остальном все идет по плану, — продолжал Санберст с легкой улыбкой. Улыбка вышла настолько неестественная, что Твайлайт внутренне передернуло. — Возле Эльвена строится новый город, как ты и просила. Там же начали разработку шахт. Пострадавшие единороги получают лечение.

— То есть все отлично? — на всякий случай уточнила Твайлайт.

— Все просто прекрасно! — Санберст улыбнулся шире. — Солнце встает, солнце заходит, как и прежде. Как видишь, мы можем дождаться рассвета даже без помощи принцесс, верно?

Твайлайт молча кивнула.

— Хотя вообще-то я прибыл не за этим, — Санберст посерьезнел. — Скажи, у тебя, э-эм, нет заклинания для распаковки? Обратного тому, что я, эм, изучил в прошлый раз. Когда-нибудь оно может понадобиться.

Твайлайт нервно сглотнула. Кроникл рядом с ней заметно напрягся и незаметно — для Санберста, но не для нее, — потянулся магией к батарейкам в кармане халата.

Так или иначе, у нее нет такого заклинания. И даже если Санберст начнет разработку — он будет прав. Когда-нибудь придется выпустить хотя бы часть из них...

— Нет, — ответила она честно. — Я работаю над ним, и, думаю, рано или поздно...

— Отлично, — с энтузиазмом воскликнул Санберст. — А я как раз работаю над тем, что позволит использовать их магию и энергию. С памятью ты уже разобралась, так что все идеально!

До Твайлайт дошло. Но она не успела ничего сделать.

Она услышала вой Крона, тоже все осознавшего и тоже не успевающего. Затем увидела яркую вспышку заклинания. Еще несколько секунд ее природная магия сопротивлялась внешнему воздействию, и Твай успела увидеть, как Крон запускает в Санберста каким-то очень неприятным заклинанием, удивиться тому, откуда ему вообще известна настолько опасная магия; заметить, что Санберст удивленно смотрит на обрубок правой ноги, из которого струится кровь, а потом переводит очень, очень недобрый взгляд на Крона.

На этом ее барьер наконец сдался, и Твайлайт Спаркл стала лишь еще одной из заключенных.

---

Сто Первого выдернула из водоворота чужих воспоминаний резкая боль в груди. Взглянув вниз, он увидел все того же Керна, с довольным оскалом сжимающего рукоять ножа. Остальная часть ножа торчала у Сто Первого между ребер.

Похоже, паралич следовало сделать сильнее.

— Как досадно, — сказал Сто Первый. — Мне понадобится замена.

Что ж, побеседовать с Воплощенным, все еще лежащим без чувств после удаления Дейзи, ему, видимо, не светит. Если ему еще светит вообще с кем-то беседовать. Кроме, конечно, последней беседы с тем, кому придется его заменять. Может, не лучший выбор, но и Ликвид когда-то был отнюдь не лучшим выбором, однако же...

— Однако же, — прошептал он с улыбкой, игнорируя стекающую по мантии кровь и жгучую боль, — я сделал очень многое.

Возможно, благодаря ему Искра на самом деле проснется. Возможно, она сделает Эквестрию лучше. Возможно даже, благодаря ему. Было бы приятно думать, что он вложил в это дело хоть что-то свое. Пожалуй даже, что-то... хорошее.

И Ликвид наконец аппарировал.

###: Поздний Дождь

Бризу, уже десять лет как без пяти минут офицеру стражи и по совместительству почти что главе отделения, было холодно, голодно и скучно. Холодно — уже вторую смену, с тех пор, как какой-то наглец вытащил из обогревателя единственную батарейку и заменил на бесполезный незаряженный кристалл. Бриз пытался вычислить крысу, но все свои, хоть тоже стучали зубами от холода, упорно открещивались и строчили начальству рапорты о необходимости провести наконец газовое отопление. Голодно — последние несколько часов, в течение которых он — без возможности отойти не то что поесть, но хотя бы отлить, — страшно вращая глазами и нависая над столом, объяснял изрядно напуганным любителям ночных прогулок, что комендантский час, пусть и введенный буквально только что без всякого уведомления, по-прежнему остается комендантским часом, и пусть на первый раз они отделаются штрафом и смогут, пока стража выразительно закрывает глаза, добежать до дома, но вот потом... Скучно же ему было потому, что уже после третьего задержанного корчить зверскую морду и потрясать указом Департамента надоело напрочь. А последний задержанный и вовсе на вид казался каким-то малахольным: когда двое стражников привели его, аккуратно придерживая за крылья, в кабинет Бриза, он не то что не сопротивлялся, но даже не начал, когда его вежливо усадили на стул, качать права.

— Мы разберемся по-быстрому или ты все-таки хочешь посидеть в камере? — утомленно, перебарывая желание закрыть глаза и свалиться на стол, спросил Бриз. Мечтая о том, чтобы время до конца этого дебильного комендантского часа быстрее прошло и можно было наконец сбежать со смены. Оставшийся в кабинете стражник, вольготно развалившийся на стуле рядом и явно мечтающий о том же, подобрался и выразительно кашлянул над ухом у задержанного.

Сам же задержанный — пегас в рясе, выглядящей почти как одежда искорок, только без шестиконечных звезд на боках, — смущенно улыбнулся и кивнул, тряхнув ярко-апельсиновой, чуть не светящейся гривой. Денег у пегаса, по его же словам, при себе не было, что несколько усложняло задачу, но ничего не мешало выписать ему постановление: на того, кто будет с пеной у рта доказывать несостоятельность обвинений, он похож не был. Скорее еще поблагодарит за то, что легко отделался. И за то, что хоть немного отогрелся: все-таки даже без отопления здесь хоть каплю теплее, чем на улице, а в такой одежде замерзнуть было как нечего делать.

— Отлично, — истолковав кивок как согласие на "по-быстрому", Бриз в очередной раз вытащил из ящика стола лист бумаги под протокол и занес карандаш, в этот раз даже не пытаясь давить задержанного взглядом. С этим парнем и без того проблем не будет. — Итак, имя и возраст?

— Рейн Дизастер, — пегас улыбнулся еще более смущенно. — Можно просто Рейн. Двадцать четыре года. Видите ли, я...

— Давай по порядку. Что делал на улице?

— Я... ну... — тут этот Рейн запнулся и явно пытался подобрать слова, — я бы сказал, что заплутал. Очень давно не бывал в Альвенгарде, понимаете. Всего на несколько минут отбился от своих, и вот. Мне нужно было выйти на проспект Роял, и...

— Погоди-ка, — опять перебил Бриз, — ты еще и не местный?

Вот уж совсем не вовремя. Сейчас придется разбираться с тем, где этот "заплутавший" идиот поселился, чтоб не пытался уклониться от уплаты штрафа. А в худшем случае, если этот пегас вообще нигде не поселился, держать его в камере до семи утра, пока этот бред с комендантским часом не закончится, после чего выяснять, где он возьмет деньги на уплату штрафа. А ведь все так хорошо начиналось...

— Вообще-то скорее местный, — Рейн слегка развел крыльями, — но почти пять лет назад я покинул Альвенгард и приехал впервые с тех пор. Даже подумать не мог, что у нас ввели комендантский час. Всегда удивляли причуды Департамента.

— Не тебя одного удивляли, — буркнул Бриз. Почесав кончиком карандаша за ухом, он задал вопрос, на который очень хотел получить положительный ответ: — Свое жилье тут есть? Улица, дом и все такое?

— Формально я, вероятно, все еще должен проживать на десятой Новой, дом двадцать, комната три. Однако, уверен, туда уже давным-давно заселились новые жильцы, о чем я ничуть не жалею. Так что, — Рейн неопределенно качнул крылом, сохраняя на лице выражение некоторой неловкости, — фактически я не имею места жительства как такового.

Бриз испытал к пегасу некоторое сочувствие. Если бы ему самому пришлось выбирать между отсутствием места жительства и жизнью в гребаной дыре на одной из Новых улиц, в двух шагах от Нижнего, он, скорее всего, выбрал бы первое. И тоже ничуть не пожалел. Приятно все же иметь жилье почти в центре города, пусть даже это всего лишь одна комната... Но даже комната на Зеленой улице предпочтительнее и целого дома на Новой. Она хотя бы не выглядит так, будто потолок вот-вот обвалится прямо на голову.

— В таком случае, — спросил Бриз, уже уверенный, что ответ опять будет отрицательным и пегаса придется запихнуть в камеру до утра, пусть он ни в чем не виноват и даже не пытается выкобениваться, — родственники здесь есть? Имена, адреса, видовая принадлежность?

На вопросе о видовой принадлежности Бриз, как всегда, тихонько хмыкнул. С тех пор, как он приехал в Альвенгард, он уже успел пообвыкнуться с местными порядками, но к этому привыкнуть все никак не мог. Любой пони в любом городе Эквестрии ржал бы над таким вопросом до полусмерти. Но ведь потому Альвенгард когда-то и послал к дизу всю Эквестрию. И теперь никто из здешних уже много веков над этим не смеялся. И спроси Бриз, например, уже успевшего задремать на стуле стражника, видит ли он что-то смешное в этом вопросе, тот бы наверняка даже не понял.

А Рейн, несмотря на опасения Бриза, просиял и воскликнул:

— Да, конечно! В том числе потому я и здесь! Нет, не именно здесь, а в Альвенгарде. Я хотел навестить... — Бриз выразительно постучал карандашом по столу. Рейн неловко хихикнул. — Извините. Мать, Сторм Дизастер, пегаска. Отец, Винд Дизастер, пегас. И брат, к кому я, собственно, намеревался пойти до того, как меня задержали — Ривер Дизастер, земной.

"Так он не чистокровный?.." Не успев подумать об этом, Бриз вспомнил одно из названных имен:

— Друг Ривер? Он, что ли?

— Именно так, — кивнул пегас. — Он все еще проводит дни и ночи в храме Искры на проспекте Роял, верно? Иначе я ни за что его не найду.

— Угу, вроде того, — рассеянно ответил Бриз, пытаясь припомнить, как же выглядит тот искорка. Сравнивать земного и пегаса, даже если они близкая родня, всегда сложно, но теперь, когда Рейн назвал имя, можно было заметить кое-какое сходство. Похоже, он не врет. — То есть жить тебе, если что, есть где?

— М-м-м, — Рейн отвел взгляд, — с этим могут быть сложности.

— Сложности? — Вот спасибо. А казалось уже, что все в порядке.

— Видите ли, однажды у нас с ним возникли определенные разногласия относительно вопросов веры, — пегас вздохнул. Кажется, немного грустно. — Не уверен, что он готов к диалогу, но все же хотелось бы попытаться. Где сейчас наши родители, мне и вовсе неизвестно, но, полагаю, если они живы и здоровы, то по-прежнему живут где-то в Нижнем Городе. Нелегально, естественно.

— А то в Нижнем кто-то живет легально, — Бриз нахмурился и опять уставился в протокол, яростно почесывая ухо кончиком карандаша. И увидел не смутившую его в первый раз фразу. Встрепенувшись, он спросил: — Что значит "в том числе поэтому"? А еще зачем приехал?

Рейн опять вздохнул. Еще более удрученно. И зачем-то постучал правым копытом по левой ноге... нет, судя по звуку, не по ноге, а по тому, что на нее было надето. Что-то металлическое, похоже. Браслет? Уж заковывать совершенно мирного пегаса подчиненные Бриза точно не стали бы.

— Я приехал не один, — сообщил после паузы Рейн, не прекращая постукиваний. — Видите ли, мы вшестером... нет, скорее даже впятером... намерены посетить Нижний Город. Тоже по вопросам веры.

— Какие еще вопросы веры в Нижнем? — опешил Бриз. Настолько, что даже не стал напоминать о незаконности посещения любого из районов Нижнего Города. В конце концов, формальный запрет никогда никого не волновал, а периодические рейды на окраину Нижнего — заходить глубже было бы неразумно, — позволяли отчитываться перед Департаментом.

— О, вы не осведомлены... Простите, я прервусь. Эти ощущения несколько неприятны.

Тут пегас вдруг с недовольной гримасой подвернул передний край балахона, и Бриз, выпучив глаза, уставился на явно недешевый золотой браслет с совсем уж беспардонно дорогим на вид камушком. Похоже, рубином. Такого размера и такой огранки, что, вероятно, годовой зарплаты Бриза не хватило бы купить такой же.

— Мы, — продолжал Рейн, — интересуемся произошедшим восемьдесят девять лет назад на территории нынешнего Нижнего Города. Вам, вероятно, неизвестно, насколько важно случившееся там для нас, как искренне верующих. Вы слышали когда-нибудь имя Ариса Мордрейна?

— А то же, — выдавил Бриз, не отводя взгляда от браслета. — Кто ж не слышал. Этот, святой Арис, ага. Эм, слушай, насчет штрафа...

— Извините, я не могу отдать вам конденсатор, — сказал Рейн, внимательно разглядывая камень. — Он мне нужен, хотя иногда и требует перенастройки. Я согласен выплатить штраф, конечно, если вы выпишете постановление. Вы уже закончили составлять протокол, верно?

С одной стороны, этот пегас не сделал вообще ничего плохого. Кроме того, что шлялся ночью по городу и умудрился заблудиться в двух шагах от храма Искры, в который, видно, и направлялся. Но это к обвинению не пришьешь, если не считать сам комендантский час. С другой же стороны...

— Знаешь, я ведь могу его и переписать, — сказал Бриз с легкой угрозой в голосе. Скорее всего, пегас не захочет связываться. И, действительно, будет благодарен, что...

Рейн с упреком взглянул на Бриза. Вслед за этим камень в его браслете еле заметно сверкнул.

Справа от Бриза послышался сдавленный вопль и грохот упавшего на пол стула. Бриз, не глядя туда, вжался в кресло. С отвисшей челюстью он, мелко дрожа, глядел на пегаса, не смея отвести взгляд и даже хотя бы немного пошевелиться. Такого ужаса, сковывающего все тело и не дающего даже вдохнуть, он не испытывал никогда.

— Мне не стоило показывать вам конденсатор, — с искренним, кажется, раскаянием в голосе сказал Рейн. Дышал он так, будто только что пробежал стометровку. — Нужно было потерпеть и заняться настройкой позднее, но, к сожалению, головная боль иногда мешает мне ясно мыслить. Не волнуйтесь, это чувство пройдет через час-другой. Вы не возражаете, если я пойду?

— Д-д-д, — даже говорить было не просто страшно, а очень страшно, — Д-пар-тамент... они...

— Департамент уже знает о нас, — услышал Бриз слева от себя. Оттуда, где явно никого не должно быть. Смотреть туда не хотелось. Но не смотреть было еще страшнее. И, кусая губы и тщетно пытаясь не обращать внимания на намокшие форменные штаны, Бриз еле-еле повернул голову.

Нет, лучше от этого не стало.

— Ни одного единорога, — надменным тоном произнес стоявший в углу пони с бледно-желтой гривой, одетый в такой же балахон, как у Рейна. Не имевший, в отличие от Рейна, крыльев, но при наличии торчащего изо лба рога это явно были не его проблемы. Бриз всхлипнул и попытался отвернуться, но мышцы словно задеревенели, и даже глазами двигать получалось едва-едва. — Зачем же ты здесь?

— Санлайт, это Альвенгард, — со вздохом напомнил пегас. Встав со стула, он аккуратно оправил рясу. — Единороги здесь не живут. Ты, я полагаю, помнишь, что мы прибыли сюда по важному делу.

— Зачем ты колдовал, Рейн? — исполненный презрения взгляд единорога остановился на Бризе. — Разве достойны низшие создания ощутить прикосновение недоступного им? И неужели ты столь самонадеян, что расходуешь силы на... это?

— У меня с собой достаточно батареек. Относительно же первого вопроса скажу, что он намеревался потребовать у меня конденсатор в качестве взятки. Что мне следовало делать? Применение Страха — превосходное решение. Когда действие заклинания кончится, он наверняка решит, что ему приснился кошмар.

— Мягкосердечие погубит тебя, — единорог наконец отвел взгляд от Бриза, но легче от этого не стало. Кажется, с каждой секундой становилось только хуже. И бежать было некуда. — Меня просили узнать, где ты, и я, хоть был уверен, что ты уже разрешил свои дела и готов воссоединиться с нами, ошибся. Почему же?

— Я заблудился! — с заметной обидой в голосе воскликнул Рейн. — Санлайт, ты прекрасно знаешь, что у меня проблемы с аппарацией! Я никак не мог попасть на проспект Роял и решил дойти пешком, и тогда меня почти сразу остановила стража!

Несмотря на парализующий ужас, накатывающий все более жестокими волнами, Бриз не мог не думать о том, какой же бред он слушает. Может, он все-таки уснул на работе, и сейчас ему просто снится кошмар? Пожалуйста, пусть так и будет.

— Что ж, поторопись завершить свои дела. Мальстром намерен начать поиски после беседы с Арканом. Не трать время попусту, — единорог еще раз скользнул взглядом по Бризу и окончательно утратил к нему интерес. — Я не желаю марать копыта о недостойных, но лучше бы ты прикончил обоих.

— Простое и элегантное решение, не спорю, — с вежливой иронией сказал Рейн.

Сказал в пустоту на том месте, где только что стоял единорог. Просто внезапно исчезнувший. После этого Бриз наконец осознал, что и впрямь уснул на рабочем месте, и, несмотря на то, что страх никуда не исчезал, ему стало самую малость легче. Надо просто дождаться пробуждения, и все будет хорошо...

— Простите мне эту вынужденную меру, — тут Бриз, опять кое-как повернув голову, заметил на лице пегаса ту же смущенную улыбку, что и в начале их разговора. Одним из крыльев Рейн сжимал карту Альвенгарда, позаимствованную, видимо, со стола Бриза. — Надеюсь, у вас нет проблем с сердцем. Видите ли, дальше будет только хуже, а отменить воздействие уже не получится, я никогда не был силен в деактивации заклинаний... Что же, мне пора. Вероятно, мы больше не увидимся. Всего вам наилучшего.

Рейн, приотворив дверь, вышел. Бриз же, по-прежнему всхлипывая и трясясь, крепко зажмурился и, впервые за долгие годы, взмолился Искре. Чтоб этот кошмар наконец закончился. Чтоб он действительно оказался кошмаром лишь во сне, а не наяву.

---

— Ну, — выдохнул Рейн, подняв взгляд от карты, — вот я и снова здесь.

Храм Искры с его последнего визита ничуть не изменился, по крайней мере, снаружи. Даже небольшой коврик для копыт по-прежнему лежал перед входом — видимо, Саммер регулярно их меняла. Сколько же все-таки сил уходило на поддержание храма в приличном виде... При том, что почти никто в Альвенгарде не был заинтересован в его посещении. В Нижнем Городе дело обстояло иначе, но Саммер упорно не желала оставлять свое дело. Как, вероятно, и Ривер. Трое остальных искорок заходили сюда уже много реже, а уж о том, чтобы верующие забегали сюда чаще, чем раз в месяц, можно было только мечтать.

Стряхнув с копыт снег, Рейн прикрыл глаза, вздохнул и трижды ударил в дверь. Через полминуты он, немного озадаченный, постучал еще раз, уже сильнее, и прислушался. Шагов за дверью слышно не было. Вообще ничего не было слышно. Неужто они в кои веки оставили храм без присмотра? Это было бы очень некстати... Рейн попытался потянуть створку дверей на себя и, к совсем уже крайнему недоумению, обнаружил, что они заперты изнутри. Значит, внутри все же кто-то был?

— Впрочем, не то чтобы это было проблемой, — пробормотал Рейн. Приподняв ногу с конденсатором, он присмотрелся, надеясь задать точное направление, и бросил Разрез. За дверью послышался стук — видимо, от упавших половинок засова. Рейн опять потянул дверь, и в этот раз она мягко, без скрипа, отворилась.

Шагнув внутрь, Рейн огляделся. Здесь действительно не изменилось ничего. Все выглядело точно так, как в день, когда он покинул Альвенгард: и неяркие, мигающие светильники, и витражные окна до потолка. Все содержалось в чистоте, и... Так, а это что?

Рейн споткнулся на ровном месте и вперил недоуменный взгляд в темное пятно на полу. А за ним — еще несколько пятен поменьше и множество мелких брызг того же цвета. Глаза его сузились.

— Надеюсь, Ривер в порядке, — прошептал он, осторожно перешагнув пятно. Уже успевшее засохнуть, похоже. Чья бы это кровь ни была, он либо истек ей окончательно, либо давно уже отсюда сбежал. Решив наконец, что бродить в одиночестве ему надоело, Рейн крикнул: — Подруга Саммер! Вы здесь?

Дверь, ведущая, насколько помнил Рейн, к местному лазарету, резко распахнулась, и наперерез Рейну выскочила пегаска, выше его на голову, с вишневого цвета гривой. Встрепанная и явно чем-то напуганная, но в остальном точно такая, какой он ее помнил.

— Храм закрыт! — сердито крикнула она, широким шагом направившись к Рейну. — Как вы сюда...

Тут она, видимо, разглядела наконец, кто к ней пришел. Замерев на месте, она круглыми глазами уставилась на Рейна.

— Привет, подруга Саммер, — Рейн улыбнулся. Как всегда, немного смущенно. — Давно не виделись, да?

— Рейн? — недоверчивым тоном спросила пегаска. — Рейн, откуда ты?..

— Видишь ли, я хотел проведать Ривера. Мы не виделись уже несколько лет, и, может, он наконец изменил мнение?

Саммер встряхнулась. Недоумение из ее взгляда исчезло. Что в ней было хорошего — так это готовность в любой момент собраться и сделать все в лучшем виде, отложив панику на потом. Хотя Рейн не помнил, чтобы она вообще паниковала. Тем более странно было видеть ее настолько нервничающей, как сейчас.

— Иди за мной, — бросила Саммер. Развернувшись, она тем же быстрым шагом двинулась обратно в сторону лазарета. Рейн, уже на ходу прикидывая, насколько все плохо, поспешил следом. Предварительная оценка, исходя из состояния Саммер, неожиданно закрытого храма и пятен засохшей крови на полу, выходила пугающей, но Рейн все же надеялся на лучшее.

Не дойдя до лазарета пары метров, пегас почувствовал, что вляпался копытом во что-то скользкое. Подняв ногу, он с легким отвращением обнаружил, что с пола к копыту тянутся нити какой-то мерзкой липкой дряни. Рейн отступил и пригляделся: на полу, помимо все тех же темных капель, располагалась внушительная лужа какой-то гнусной на вид зеленой слизи.

— Саммер, извини за выражение, но что это за дрянь? — поинтересовался он, брезгливо отряхивая копыто. — И давно оно здесь?

— Заходи внутрь, — услышал он в ответ. Со вздохом Рейн последовал приглашению. И в первую секунду успел удивиться тому, как тут темно: почему-то лазарет освещала единственная лампа, стоявшая на столике возле одной из коек. В следующую же секунду он увидел, кто именно там лежит, и вздрогнул.

— Не пугайся, у него никаких травм, — сказала Саммер, едва успевшая сдвинуться в сторону от метнувшегося к койке Рейна. — Но он, похоже, в глубоком шоке. И не может рассказать мне, что здесь произошло. А то, что рассказал вон тот парень, звучало как отборнейший бред.

Рейн стоял, сжав губы, и смотрел на Ривера. Тот лежал на койке пластом, уставив невидящий взгляд в потолок. Но на вид он вполне здоров... внешне, по крайней мере... Немного успокоившись, Рейн осознал, что сказала Саммер, и быстро обернулся к ней:

— Какой парень?

— Вон тот, в углу, — пегаска махнула крылом, и Рейн развернулся в указанную сторону. Сразу же вздрогнув повторно.

— Чепуха какая-то с ним, — Саммер кивнула, отметив реакцию Рейна. — Вот скажи, какого он цвета, по-твоему?

— Желтый, очевидно, — ответил Рейн, рассматривая сгорбившегося в углу лазарета пони. Единорога. Сидел он так неподвижно, что казалось, будто он даже не дышит. И форма на нем казалась смутно знакомой. Может, Рейну такую показывал кто-то из Рассвета...

— А по-моему, небесного такого оттенка, — возразила Саммер.

— Я и говорю, сиреневый.

— Да, пожалуй, зеленый, — согласилась Саммер, покосившись на Рейна. Потом опять тряхнула головой и сердито воскликнула: — Вот, видишь?! Что с ним не так?

— Рог, например, — со слабым налетом сарказма заметил Рейн. Теперь и до него дошло.

— Кстати о роге... — Саммер энергично прошла в угол, где сидел единорог. Наклонившись, она спросила: — Ну, как ты там? Лучше стало?

— Сними с меня эту хрень, — глухо донеслось из-под завешивающей лицо единорога гривы.

— Нет уж, прости, — пегаска выпрямилась. — Рогатиков с возможностью колдовать мне в храме только не хватало. Посидишь так. Рейн, представляешь, он сам мне рассказал, что эта штука на роге блокирует его магию. В промежутках между попытками снять ее самостоятельно и катанием по полу. Похоже, это болезненно.

Рейн едва успел удивиться тому, что не чувствует никаких изменений в магическом фоне, которые, несомненно, вызвал бы любой блок — хотя, может, конденсатор просто опять сбоил, — как единорог вдруг дернулся и поднял голову.

— Рейн? — выдохнул он. Нашарив пегаса взглядом, он попытался было встать, но свалился обратно и прошептал: — Рейн... Дизастер...

— Э-э-э, простите? — брови Рейна приподнялись. — Саммер, как ты считаешь, откуда он меня знает?

— Если ты тут, — продолжал единорог, оставив тщетные попытки подняться на ноги, — то и другие тоже в Альвенгарде. Вас позвал Аркан. Ну конечно, этот предатель...

Вот теперь Рейн вспомнил, что это именно за форма. Тогда его предупредили, что в случае встречи с Внутренней Стражей лично он, как не владеющий магией от рождения, скорее всего, проиграет. И приказали в таком случае держаться подальше от боя и по возможности звать на помощь. Сейчас, однако, этот совет был не нужен: этот единорог явно был беспомощен и лишен сил. К счастью для Рейна. А также хорошо было то, что говорил рогатик тихо, а Саммер его, похоже, не слушала.

— Так что он рассказывал? — Рейн обернулся к пегаске, предпочитая игнорировать невнятное бормотание единорога.

Саммер поскребла крылом в затылке:

— Если бы я толком поняла. Он говорил про оборотней, про какую-то королеву, про странную фестралку... или пегаску... О, погоди-ка! — она обернулась к безучастному рогатому. — Эта твоя фестралка, случайно, не серая-клыкастая в тренировочном летном комбезе?

— Визл, — отрешенно сказал единорог. — Так ее звал оборотень. Третий. Самый яркий.

— И вот такую чушь он рассказывал мне всю дорогу, — Саммер опять махнула крылом. — Как думаешь, эта штука на роге могла повредить ему мозги?

— Он говорит правду, — услышал Рейн. Повернувшись, он увидел, что Ривер приподнял голову и с болезненным видом моргает.

— Ривер! — Саммер подскочила к нему. — Ты в порядке?

— В полном порядке. В полном. Совсем полном, — произнес Ривер. Глядя ровно на Рейна. Взглядом, содержание которого трудно было понять.

— ...даже видеть не желаю, — будто снова услышал Рейн. — Это не вера, это фанатизм! Ты же старше меня на пять, диз подери, лет! Мог бы отрастить себе понимание, что правильно, а что нет! Чем ты думал?

— В отличие от тебя, Ривер, я думаю мозгом, а не полагаюсь на Искру. И, поверь мне, бездеятельная вера всегда будет хуже деятельной. Они всего лишь довели эту идею до ее максимума, и я их более чем одобряю.

— Ты готов одобрить любой бред, если только он даст тебе вести себя как полному уроду!

— Я хотел бы заметить, что если "делать лучшее, что можешь, и даже более" ты называешь "вести себя как полный урод", то меня удручает твое отношение к священным текстам. Было бы недостойно верующего делать меньше, чем он может, и они отлично это понимают.

— И кто "они"? Какие-нибудь сектанты? Дикие единороги, да? Они же все до одного больные! Их даже Анмар не признает своими!

— Что ж, а они не признают единорогов Анмара теми, к чьему мнению стоит прислушиваться...

Рейн подошел к койке Ривера. Выдавил привычную смущенную улыбку — почему-то в этот раз оказалось несколько сложнее. Расправил было крылья, но замер на месте. Ривер, однако, не замер. Широко разведя копыта, он попытался приподняться сильнее и едва не свалился на Рейна, вовремя успевшего его подхватить. И сжал в объятиях настолько крепких, что Рейн едва ли не услышал хруст собственных ребер.

Потом Ривер всхлипнул. Всхлипнул еще раз. И почти без перехода громко, отчаянно разрыдался, пока Рейн осторожно гладил его крылом по голове. И вспоминал, когда ему доводилось вот так вот успокаивать младшего брата в последний раз. Выходило, что лет так восемь назад. Похоже, его действительно сегодня потрепало...

— Да, ему неслабо досталось, — Саммер, видимо, думала о том же самом. — И ведь живой, ни единой царапины... Ну, хоть от шока отходит, и то хорошо. Как истерика пройдет — попробуй его расспросить, ладно?

Рейн не ответил. Он по-прежнему прижимал трясущегося от плача Ривера к себе и пытался отогнать от себя мысль о том, что рано или поздно ему все равно придется сделать то, для чего он сюда пришел. И если Ривер не изменил своего мнения относительно вопроса, в котором они тогда разошлись...

Что ж, когда-то Рейн смог уговорить Мальстрома не трогать случайных свидетелей. Может, в этот раз ему удастся убедить не трогать — даже если уговоры не сработают, — того, кому Рейн сам расскажет все о Рассвете. Надежды на это было очень мало, настолько мало, что идея эта казалась все менее приемлемой. Сам Мальстром в такой ситуации не колебался бы, если бы он вообще был способен в ней оказаться, и в случае отказа спокойно сделал бы то, что должен. О Санлайте даже речи не идет, учитывая, как погибли все его бывшие собратья. Представить на своем нынешнем месте Карнейджа Рейн просто не мог. Флейм... Флейм, скорее всего, колебался бы. Ровно до приказа Мальстрома, после которого Флейм с радостным щенячьим визгом прикончил бы даже родную мать.

Иногда Рейн готов был согласиться с тем, что Ривер сказал когда-то. Пусть и крайне редко, но готов был. И, может, согласился бы окончательно, если бы смог забыть то, что ему рассказали. Ведь если все, во что верит Ривер — одна огромная ложь, что должен делать Рейн?

Конечно, то же, что всегда. Исполнять тот завет, который точно не был ложью, какой бы ни была когда-то Искра на самом деле. Делать лучшее, что он может, и более, чем лучшее.

21. Семейные проблемы

Прошу прощения за долгое отсутсвие. Лазурь, увы, оставляет отпечаток навсегда, :- ).

— Это все, что я помню.

Ривер говорил тихо и отстраненно, но это было... похоже на нормального Ривера. Скорее Рейн боялся бы, если бы его брат начал говорить слишком нервно и возбужденно. Такого уж точно никогда не бывало.

Саммер, пока они разговаривали, успела, бормоча что-то нецензурное, затереть лужу мерзкой зеленой гадости на полу, и теперь, судя по звукам из-за двери, оттирала пол храма от кровавых пятен. Не прекращая тихо материться сквозь зубы. Пожалуй, это даже не противоречило заповедям Искры. Каждый из нас в такой ситуации не удержится, верно?..

— То есть тот парень в углу несет не полную чушь? — Рейн кивнул в сторону единорога, который за последние полчаса уже успел попытаться снова стащить со своего рога кольцо. Выглядело это не особенно воодушевляюще, но он, по крайней мере, не умер.

— Не полную, — Ривер явно все еще не хотел глядеть в сторону единорога, — но из того, что здесь случилось, он увидел не все.

— Еще бы, — на пороге возникла Саммер, — в таком состоянии он с трудом прополз бы десять метров за полчаса. Они что, настолько зависимы от магии?

Рейн мог бы рассказать то, что знал о единорогах. То, что рассказал ему Мальстром, в основном. Но предпочел попридержать язык. Единорог, тяжело дышавший в углу, тоже явно не собирался открывать свои секреты кому попало.

— То есть оборотень, — начал Рейн, продолжая попытки привести брата в чувство если не физическим воздействием, то хоть разговором, — попросил принести ему одежду? Все так?

— Да. Все верно, — Ривер будто даже встрепенулся, оказавшись полезным. Хотя неизвестно, кому именно полезным. — Он попросил принести одежду. Я пошел, естественно, а потом...

---

— Святая Искра, — устало вздохнул Твист. Нарочито глядя в чисто-белый потолок, а не в глаза явившимся оборотням. — Неужто вы не могли сами заняться пробуждением Королевы?

На слове "Королева" его лицо дернулось, но лишь едва. Ривер едва-едва замечал это, уткнувшись лицом в пол и тихо, но боясь закрыть глаза, молясь, чтоб это все же оказалось сном. Или хотя бы немедленно прекратилось.

— Ес-с-стественно, не могли, — с ухмылкой сказал зеленоглазый, уже буквально капая слюной на пол. Он сделал шаг вперед — неровный шаг, рывком, раскрывающий все его нетерпение. — Ты слишком-ш-шком много значишь.

— Увы, мы хотели пробудить ее сами, — встрял второй. Ривер не мог его видеть, но, судя по голосу, этот оборотень был куда более терпеливым. — Однако необходимо присутствие Осколка. Того, что украли когда-то. Ты, возможно, знаешь, о ком я говорю?

— Те рогатики, что устроили бардак в нынешнем Нижнем, — тут Твист откровенно зевнул. Но, как мог едва разглядеть Ривер, под простыней у него было припрятано нечто... тяжелое. Он что, собирается драться с этими порождениями Тартара, не будучи способным сам войти в их форму? — Мы собираемся продолжать или как? Вы меня совершенно не интересуете. Как и королева.

Первый, зеленоглазый, шагнул вперед и, скаля зубы, указал кивком на Ривера:

— Тох-х-хда мы убьем его.

— Валяйте, — у Ривера по коже пробежался мороз от небрежности, с которой Твист сказал это.

— Нет, погоди, Фернан, — второй оборотень, кажется, прошел внутрь. — Этот друг Искры для него не важен. А что насчет второй?

Точно. Визл. Замершая сейчас, но готовая в любой миг выпустить метафорические когти.

— Да, Действительно-с-ствительно, — Тот, кого назвали Фернаном, хихикнул. — Попробуем убить ее. Медленно. И тогда...

В этот момент Ривер разглядел, как взгляды Твиста и Визл пересеклись. Увидел там нечто важное, но не понял, что именно. А потом Твист облегченно выдохнул. И слегка, казалось бы, переменил позу.

— Значит, вы догадались, — сказал он. — И вы убьете ее, если я не пойду с вами. Жаль, очень жаль. Мне остается единственный выход.

— Рад, что мы приш-ш-шли к консенс-с-с...

Твист выпростал наконец из-под простыни копыто, в котором держал что-то все это время. Держал он всего лишь кружку для питья.

— Беги, Тень, — сказал он. И бросил чашку в единственный светильник под потолком.

---

Визл не находила себе места от ярости.

С одной стороны, ей следовало прямо сейчас метнуться обратно и спасти Твиста. С другой же, как убеждал ее разум, так она сделает только хуже, а сейчас у Твиста есть шанс спастись своими силами, без помощи глупой пегаски, которая делает все только хуже. Если бы она могла чем-то помочь... если бы хоть чем-то.

Сейчас она стояла на крыше одного из зданий возле церкви Искры, не обращая внимания на холод и опять набившийся в свежие бинты снег. Найти ее здесь уже не могли, она отлетела достаточно далеко, но сам факт того, что она улетела...

Никаких эмоций, кроме всепоглощающей злости, не оставалось. И даже злость засасывала всепоглощающая пустота. Она опять не может ничего сделать, причем в этот раз, если она сделает что угодно, все ее действия приведут только к худшему. Как же я ненавижу, ненавижу, ненавижу...

— Флай?

Отреагировав на голос позади, Визл с ревом метнулась в его сторону, но поймала лишь пустоту. Зато саму ее, целиком, включая крылья, обхватили теплые и... очень знакомые объятия.

— Визл, это Фейри, — тихо сказал голос сзади. — Прошу, успокойся. Все в порядке.

Мгновение ушло у Визл на то, чтобы осознать, кто именно ее поймал. Еще мгновение — на то, чтобы прийти в ярость.

— Ни диза не нормально! — заорала она. — Твист — гребаный оборотень, Нору развалила хрень в теле Дейзи, а теперь к нам еще пришли два оборот...

По щеке ей вдруг хлетко заехало крылом. Так, что аж голова мотнулась.

— Насколько я знаю, это обычный способ устранять истерику, — услышала Визл сквозь звон в ушах. — Скажи, ты Визл и тебя надо держать за все конечности, чтоб не рванулась куда не надо, или ты Флай и способна держать себя в копытах?

Визл вдохнула. Выдохнула. Собралась с мыслями, взывая к той части, к которой сознательно обращалась очень редко.

Флай со вздохом, повесив голову, ответила:

— Я Флай. Но мне не легче от того, что мой друг в опасности. И откуда вообще ты...

— Неважно, — перебила мать. — Расскажи, что помнишь.

---

В темноте она ориентировалась, похоже, намного лучше, чем их незваные гости, как бы их глаза ни были примпособлены к тому, чтоб выглядывать добычу во тьме. И, как минимум, она их чувствовала, они же ее не видели.

— Я здесь, сволочь, — шепнула она рыжеглазхому, все еще стоявшему на пороге и недоуменно шарящему глазами, перед тем, как воткнуть ему прихваченный со столика скальпель прямо в брюхо. Не мягкое, скорее жесткое и твердое, но тогда ей было плевать. Она просто наслаждалась тем, как скальпель, пробив твердый хитин, разрезает еще и еще хитиновые пластины, пока из этого выродка не плюхнулось на пол что-то мягкое и скользкое, брызнувшее на ее копыта. И вот тогда подал голос второй.

— Сайфер!!! — заорал зеленоглазый, метнувшись в их сторону. Но Визл правильно поняла посыл Твиста и помогла ему лишь пока могла. Теперь она предпочла вырваться в коридор и, краем глаза отметив еле ползущего пони... того же, что спас их с Кемисом в Отделе?.. вырвалась сквозь дверь на улицу, уверенная, что оборотень Фернан больше занят вопросом, выживет ли его друг Сайфер. Точнее, его брат, судя по тому, как они друг к другу относились.

Вырвавшись за дверь, она некоторое время кружила над кварталом, чтоб запутать следы, и приземлилась наконец на один из домов. И там-то ее и настигла...

---

— Твист — оборотень, — мама покачала головой. — Да, мы заподозрили странное, когда Твист не пустил нас на похороны Диста...

— Кого?

— Прежний владелец Норы, — Фейри махнула крылом, как бы показывая, что сейчас, когда Норы нет, это уже не имеет никакого смысла. — Да и по схожести имен можно было догадаться. Но, сама понимаешь, иногда очевидное лежит прямо перед глазами, а ты его не видишь.

— Например. твои летные навыки, — пробормотала Флай. — И то, почему Твист назвал меня Тенью. Не расскажешь?

— Расскажу, но потом. Это менее важно, чем то, что ты рассказала. Как насчет того, чтоб свалить из города?

Уснувшая было Визл встрепенулась обратно. Но пока еще не до конца, с надеждой уговорить мать.

— Мам, мы не можем бежать пока не знаем, что с Твистом...

— Твои детские привязанности, — резко перебила мать, — не имеют значения. А значение имеет то, что тебе угрожает опасность. Ты, может, этого не понимаешь, но Твист точно понял бы. Как по-твоему, ему легко было послать тебя бежать?

И Визл потухла и убралась в угол разума Флай. Думать, легко ли было Твисту.

---

Мне опять было страшно. Но это же мое нормальное состояние. Куда ж деваться? К тому же страх перебивала мерзкая чесотка внутри всех конечностей, и я знал, во что она скоро перейдет. Пожалуй, больше всего я, как ни смешно, боялся именно этого. За столько лет я так и не смог привыкнуть к тому, что ждет меня, если я вовремя не приму дозу. Тем более я никак не мог привыкнуть к тому, что могло бы произойти после дозы, которой меня заботливо обеспечил дознаватель Фил. Пожалуй, будет еще хуже, но я опять это переживу, хотя предпочел бы не пережить. И, как всегда, я слишком слабоволен, чтобы прекратить все это одним несчастным надрезом на артерии — благо я знаю досконально, где все они располагаются... Я удивлен даже тому, что настолько трясущейся ногой попал в светильник.

Глаза мало-помало привыкли к темноте, да и из-за порога теперь пробивалось немного света. Оборотень Фернан стенал над оборотнем Сайфером, явно пытаясь магией запихать внутрь него выпотрошенное... нечто. Я даже не знаю, подходило ли здесь слово "выпотрошить". Скорее нет.

— Он вос-с-становится, — со злой улыбкой сказал Фернан, обернувшись в мою сторону. — И ты вс-с-се равно пойдешь со мной. С нами. Мне придется нести Сайфера, но я это переж-ж-живу.

— А если я все еще не согласен? — естественно, мне придется идти с ними. Но можно немного потянуть время.

— Тогда я убью его, — Фернан быстро прошел к лежащему на полу другу Риверу и перевернул его лицом вверх. — Даже не делай вид, что тебе все равно.

— Ну, вдруг мне действительно все равно? — я опять пожал плечами. — Вдруг мне наплевать, убьешь ты его сейчас или он сдохнет сам?

— Что ж, — Фернан с каким-то удовольствием облизнулся и наклонился к лицу Ривера, — сейчас-с-с мы посмотрим...

Через три секунды я бы, пожалуй, предпочел отвернуться. Не то чтобы я противник однополых отношений, но Фернан, кажется, засунул Риверу язык прямо в глотку и, похоже, не собирался останавливаться. Какой длины у него вообще язык?..

— Ну все, прекрати, — сказал я, переборов желание отвести взгляд. — Я понял твой намек.

— Это был на намек, — вырвав язык из горла Ривера, Фернан ухмыльнулся. — На ближайшие полчаса-час-с-с я выпил из него все чувства. Надеюсь, теперь ты понял, что с-с-со мной лучше не спорить?

---

— ЧТО он с тобой сделал?!

Рейн расширившимися глазами, тяжело дыша, глядел на Ривера. Такого он услышать точно не ожидал.

— Я мельком это помню, — Ривер неуютно передернул плечами. Как будто даже слабые остатки воспоминаний причиняли боль. — Но он... ну, после того, что он сделал, он сказал, что лишил меня чувств на ближайшие.полчаса или час. Я ничего не мог поделать.

Рейн плохо помнил, что рассказывал ему Мальстром про оборотней. Но помнил точно, что все их попытки выпить чьи-то чувства любым способом оборачивались множеством побочных эффектов. Вплоть до смерти мозга: лежал бы бесчувственный овощ, способный есть, пить и испражняться, но лишенный разума. И то, что Риверу повезло, ничуть не оправдывало того оборотня... Фернана.

— Куда они ушли? — резко спросил Рейн. С таким выражением, что даже Саммер на пороге предупреждающе сказала:

— Рейн, они опасны, не делай глупо...

— Саммер, заткнись, — ласково сказал Рейн — Саммер аж поперхнулась, настолько это было для него нехарактерно. И снова обернулся к Риверу: — Так куда они собирались?

— В Нижний Город, — обреченным тоном ответил Ривер. Будто понял, что Рейна уже нее отговорить.

— Отлично, — Рейн развернулся и целеустремленным шагом направился к выходу из лазарета. — Я вернусь через полчаса. Можете засечь время.

---

Аркан внимательно глядел на Карнейджа. Скорее, на то, что от него осталось. Жалкая, несчастная кукла, неспособная сделать шаг по своей воле.

Мальстром появился здесь всего пару минут назад и сразу перешел к разговору, что они вели раньше. Как и всегда. Он ничуть не менялся, несмотря на все проходящие годы, разве что с тех пор он поседел еще сильнее, но в остальном остался совершенно неизменным.

— Не спорю, мне приятно видеть его таким, — Аркан мигнул, — но предпочел бы знать, что он сохранил свой талант.

— Не беспокойся, — Мальстром по-прежнему не проявлял никаких эмоций. — Иногда я его отпускаю. Он в порядке.

— И что же, он может вернуть меня в нормальный вид?

По комнате пронеслась незримая и неслышная, но ощутимая для владеющих магией волна. Исходящая от Карнейджа. Мальстром выглядел таким же спокойным, как обычно, но Аркан заметил, что веки его еле заметно подрагивают. Может, он и пытается не выдать напряжения, но теперь оно заметно куда сильнее, чем раньше. Всего полсотни лет назад он был гораздо сильнее. Неужели столько сил уходит на поддержание одного заклятия?..

— Карнейдж, ответь на вопрос, — сказал Мальстром. Красногривый единорог вдруг вскинул голову и уставился прямо в глаза Аркану. Следователь отшатнулся бы, если б мог, такая злоба и ненависть горели в этих глазах. Злоба, ненависть и, в куда большей степени, безумие и готовность разорвать всех вокруг.

— Я могу вылечить его, — прохрипел Карнейдж. С трудом, рывками, он переставил ноги, сделав шаг в направлении Аркана. — Я не хочу но я могу я должен но...

— Помолчи, — и Карнейдж мгновенно замер. Хотя после этого Мальстром выглядел еще более вымотанным. — Доволен?

Похоже, что рано или поздно Карнейдж выйдет из-под контроля. Но если это случится после того, как условия договора исполнятся, какое Аркану дело? Главное, чтоб все было в порядке до этого.

— Сойдемся на том, что я доволен.

22. Бежать, вернуться, повторить

— Будем считать, что я доволен.

Если раньше этот голос казался Кемису просто нервирующим, то теперь он, даже доносившийся из-за двери, откровенно пугал. Пугал до дрожи. Особенно с учетом того, что с обоих боков его крепко придерживали два бывших коллеги-практика, Станд и Стрикер. И Хотя они, похоже, при виде экс-практика, пнувшего дверь Отдела и целеустремленно направившегося в сторону подвалов, бормоча под нос, что должен срочно увидеть Фила, испытали почему-то скорее облегчение, нежели недоумение, смешанные чувства ничуть не мешали им держать Кемиса крепко, так, что не сбежать.

Да и какое там "бежать"? Он был бы рад вовсе не приходить, но та пегаска, что он спутал с Шиверс, не оставила ему выбора. Недвусмысленно приказав передать привет дознавателю Филу. И приказала настолько качественно, что Кемис, несмотря на страстное желание немедленно покинуть Альвенгард, все же явился в Отдел. Где и наткнулся на Станда и Стрикера, при виде его вышедших из странного ступора и отконвоировавших его к Аркану.

Точнее, к двери Аркана, Входить туда, пока он с кем-то беседовал, никто низ них троих не хотел&

— Ну, Аффар, — буркнул Станд и нервно сглотнул. — К Аркану мы тебя привели, дальше сам. Скажешь, что мы тебя нашли, лады? Тебе хуже уже не будет, а нам зачтется.

— Что вы его так боитесь? — поинтересовался Кемис. Не то чтобы тянуть время имело смысл, но вдруг прямо сейчас сзади объявится Фил, и экс-практик сможет, выкрикнув о привете от Сирены, вырваться и прошмыгнуть мимо по коридору, воспользовавшись общим замешательством. Которое точно будет неизбежным при появлении старшего дознавателя. Наивная надежда, но даже такая лучше, чем ничего.

— Налажали мы, — неуютно передернув плечами, пробормотал Стрикер. — И Фил этим явно недоволен. А так, авось, пронесет. Ну, в общем...

— Кто стоит у тебя перед дверью, Аркан? — донесся вдруг из кабинета Аркана второй голос. Незнакомый Кемису. И, несмотря на ровные интонации и приятный тембр, почему-то пугающий еще больше. — Пригласи их. Подслушивать невежливо.

Станд опять сглотнул и сделал шаг назад. Стрикер же, зажмурясь, рванул дверь на себя и, не дав Кемису запротестовать (хотя в его положении это вообще не имело смысла), пихнул его внутрь. Кемис услышал позади звук резко хлопнувшей двери и быстро заглохший топот восьми копыт. Впрочем, если ребята успели после какой-то промашки пообщаться с Филоми, их поведение более чем объяснимо.

Зато Кемис, оглядев кабинет и тех, кто в нем находился, успел было подумать, что лучше бы и он встретился с Филом. Как, оказывается, быстро может упасть планка лучших ожиданий.

За столом, как всегда, неподвижно стоял Аркан. С чуть наклоненной набок головой он медленно мерцающими точками под капюшоном изучал лицо Кемиса, которому показалось, что такая реакция должна обозначать удивление. На полу возле пустующего кресла темнело гнусного цвета подсыхающее пятно с какими-то бурыми ошметками по краям. Зато возле кресла, вполоборота к Кемису, стоял, тоже уставив на него внимательный взгляд, единорог. Очень старый единорог, судя по тому, что и грива его, и аккуратно подстриженная бородка, и шерсть были полностью седыми. Даже глаза, явно бывшие когда-то голубыми, почти потеряли цвет. Одет единорог был в однотонный серый, гармонирующий с отсутствием цвета волос, строгий костюм с галстуком. Выражение же во взгляде было таким, что Кемис почувствовал себя куда хуже, чем под любым из взглядов Фила. Дознаватель, по крайней мере, видел в нем личность. Этот же взгляд заставил бывшего практика почувствовать себя чем-то вроде насекомого, на которого вот-вот наступят, причем без всякого недоброго умысла, просто не успев остановить ногу.

Кемис предпочел отвести взгляд в угол. И планка хорошего не замедлила опуститься еще ниже: завидев второго единорога, он понял, что лучше бы продолжал смотреть в глаза первому. Этот второй, черный, с багрового цвета гривой, был едва одет — даже не одет; его тело просто было перетянуто множеством кожаных ремней, один из которых едва прикрывал пах, а на остальных был развешан такой богатый арсенал ножей, скальпелей, пинцетов и зажимов, что даже Фил мог бы позавидовать. Но черный единорог хотя бы не пытался разглядывать Кемиса. Он просто уставился в одну точку с чуть приоткрытым ртом, будто видел на стене напротив себя нечто крайне интересное, поглощающее все его внимание. Примерно такое выражение Кемис видел на лице Спарка Уайта после ночи допроса, только во взгляде дракона тогда оставалась хоть какая-то осмысленность, и страх, и боль; в глазах же черного единорога была только пустота. Хотя, приглядевшись, Кемис едва-едва, на краю сознания, заметил за этой пустотой то, что заставило его отшатнуться, уткнувшись задом в дверь, и опустить взгляд в пол.

— Кемис Аффар, — проскрипел Аркан. И вправду несколько удивленно. — Ты же не можешь быть таким идиотом, чтоб явиться сюда по своей воле?

С усилием Кемис поднял голову. И выдавил, избегая глядеть на кого-либо в кабинете:

— Мне нужно передать привет дознавателю Филу.

Глаза-точки Аркана загорелись небывало ярко, а в голосе слышалось уже сильнейшее недоумение:

— Практик, ты скорбен разумом или просто полный идиот?

— Подожди, Аркан, — вставил единорог в костюме. — Я чувствую интерес. Возможно, тут наша тогдашняя работа. Надо проверить.

— Он весь твой, Мальстром, — Аркан со странным щелчком в шее кивнул.

Мальстром. Кемису, конечно, было знакомо это имя. Из сказок. Не тех сказок, которые рассказывают мамы жеребятам на ночь, а из тех, что жеребята сами страшным шепотом пересказывают друг другу в темных комнатах по ночам. И страшнее всего было то, что в сказках тех была правда. Утешало слушателей лишь одно: Мальстром давно мертв.

Должен был быть мертв.

От следующего же имени Кемису стало совсем худо. Это имя боялись упоминать не только жеребята, но и взрослые, потому что пони, носивший его, никогда не опускался до того, чтобы становиться персонажем страшных историй. Он сам творил страшные истории, оставляя за собой целые мертвые деревни и исчезая неведомо куда. О состоянии тел, которые находили там, где проходил черный жеребец с кровавой гривой, не говорили вообще. Что было еще страшнее. И, в конце концов, он тоже должен был быть уже много лет как мертв. Но, как оказалось...

— Карнейдж, — произнес Мальстром. Все его реплики были короткими и отрывистыми, словно он не любил тратить время на слова. — Проверь. У тебя минута.

Карнейдж поднял голову. И из его взгляда исчезла пустота. Нет, исчезла не совсем, но теперь сквозь нее куда более отчетливо проступало то, чего Кемис так не хотел видеть. Безумие. Слепая злоба. Жажда крови. Такие, каких и не снилось старшему дознавателю Филу. Карнейдж, в отличие от Мальстрома, явно осознавал, что каждый пони перед ним — личность. И очень хотел сделать с этой личностью все то, за что его имя запрещали произносить публично.

— На него воздействовал осколок, — хрипло, так, будто говорить для него было непривычно, сказал Карнейдж. Едва покосившись на Кемиса. В основном все чувства, бурлившие на дне его глаз, были направлены на... Мальстрома? Почему? — Один из тех, что мы заложили в районе эксперимента. Я. Должен был. ДОДЕЛАТЬ!..

— По делу, — кажется, Мальстром был слегка напряжен. — Быстрее.

— Это не Фестрал, он действует иначе, — будто бы успокоившись, продолжал Карнейдж. — Не Перевертыш, они лишь выпивают чувства, но не вкладывают. Верность у Флейма. Остается один вариант. И на него воздействовал носитель этого осколка. Неопытный носитель, не раскрывший его потенциал. Если бы вы, диз вас подери, дали мне доделать мою РАБОТУ, ОНИ ВСЕ...

— Умолкни.

Одного этого слова хватило, чтобы Карнейдж замолчал и снова уставился в ту же точку на стене напротив. Но забыть то, что видел, Кемис уже не смог бы никогда.

Часть его сознания, продолжавшая, несмотря на страх, действовать профессионально, так, как его учили, размышляла: если Мальстром и Карнейдж работают с Арканом — они явно вели беседу по делу, и Аркан не выглядел пораженным визитом единорогов, значит, они встречались не впервые, — зачем было поручать Филу и Кемису ловить некоего беглеца? Ведь тот единорог, судя по всему, играл на стороне этих... этих...

На моменте, когда Кемис наконец произнес про себя их названия, здравомыслящая часть едва не отключилась. Да, это были они. "Вестники Рассвета". Мальстром, который сделал из полузабытой секты диких единорогов то, чего боялся даже Анмар, то, о чем не хотела думать Эквестрия. Почему же Мальстром до сих пор жив, ему же никак не меньше двух сотен лет, да и имя Карнейджа было известно более века назад... Пусть единороги загадочны, таинственны и скрывают свои истинные возможности, но будь они в самом деле бессмертны, об этом давно знала бы каждая собака.

От лихорадочных размышлений Кемиса отвлек голос Мальстрома, раздавшийся прямо над ухом. И обращавшийся явно именно к нему. Хотя Кемис даже не осознал, как единорог к нему подошел.

— Кто это был? — спросил Мальстром. Интонации его вроде бы никак не изменились, но Кемис почувствовал, что на этот вопрос он обязан ответить. И, все еще избегая глядеть Мальстрому в глаза, остановив взгляд где-то на уровне его галстука, пробормотал:

— Ее звали Сиреной, насколько я понял.

— Спрошу еще раз, — все тот же ровный тон, но температура в комнате, казалось, упала на несколько градусов. — Кто это был?

— Не трудись, Мальстром, — Кемис осознал, что Аркан, кажется, спас его от чего-то очень неприятного. А тот продолжил: — Мне известно, о ком он говорит. Это Фейри Шиверс. Супруга Ховекра Шиверса, ныне, увы, покойного. Я слышал о ее своеобразных возможностях, и это очень на нее похоже.

Мальстром неторопливо обернулся к Аркану:

— Ты не говорил. Почему?

— Это не казалось мне важным для вас, — Аркан совершенно неуместно хихикнул. — Ее способности, как я предпояитал думать, не выходили за рамки крайне продвинутого знания психологии. Хотя теперь мне становится более понятным, каким образом они с Ховером так долго держались на плаву в Нижнем Городе. Тем более что Ховер тоже был... необычным фестралом. О нем ходило много слухов.

— И мы не знали, — процедил Мальстром. — Он носитель Фестрала. Она носитель Понимания. Ты сказал "покойного"?

— Фил несколько переусердствовал, — Аркан хихикнул еще более радостно. Похоже. он Мальстрома ничуть не боялся, более того — наслаждался разговором. — Вообще-то я просил его задержать Ховера, но, как ты знаешь, Фил не очень любит магию, и, видимо, почуяв ее вблизи, не смог удержаться.

Глаза Мальстрома сузились. Едва заметно, но этого хватило, чтоб Кемис наконец отказался от попыток удерживаться на ногах и плавно сполз по двери на пол, уперевшись в нее спиной. Благо от простого легкого нажатия эта дверь не открывалась, как и все двери в Отделе.

— Филлис Мордрейн, — теперь в голосе Мальстрома по-настоящему прозвучал холод. — Он лишил нас осколка. У нас нет другого Фестрала. Я недоволен.

— Я тоже им недоволен, — Аркан со все тем же странным щелчком наклонил голову. — Он стал чрезмерно своевольным, особенно после утери рога. Не мог бы ты повлиять на него?

— Убить, — это был даже не вопрос.

— Я бы предпочел обойтись без этого, тем более что у меня нет подходящей замены, но если ты уверен... — Аркан пожал плечами, будто совершенно не волнуясь о судьбе своего помощника. — Он и впрямь действует на нервы. Кемис достаточно талантлив и, я бы сказал, вполне умен, но и его Фил умудрился довести до побега. И это далеко не первый стоящий кадр, которого мы лишились по вине Фила. Да, я считал его полезность превышающей полезность всех потерянных из-за него сотрудников, но теперь склонен пересмотреть...

— Почему вы уверены, что лишились меня?

Кемис сам не мог бы объяснить, почему он это сказал. Может, в нем еще не до конца умерла надежда выбраться из этого живым. А может, он хотел увидеть лично, как с лица старшего дознавателя Фила сползает его мерзкая ухмылка, и готов был искренне приложить к этому все силы.

Мальстром, не оборачиваясь, произнес:

— Ты меня раздражаешь. Аркан, я...

— Постой, — Аркан вдруг вышел из-за стола. Дерганой, механияеской походкой, теми же движениями, которые Кемис уже видел в их редкие встречи и во время побега с Визл и Твистом на загривке. Пройдя к Кемису, он уставился ровно на него, и экс-практик поднял взгляд в ответ. Старательно демонстрируя уверенность, хоть внутри он весь трясся от страха и уже готов был проклинать свою глупость.

— Практик Аффар, — проскрипел Аркан, — ты, как я сказал, талантлиав и умен. По сравнению с Филом тебе недостает боевых навыков, но вообще-то в работе дознавателя они не нужны, Фила просто забавляла личная работа в поле. В тебе нет такой сильной ненависти, если не считать пережитков и традиций, привезенных с юга, наложившихся на методы обучения все того же Фила. Ты — ценный кадр, все верно. Однако ты предал Департамент. Дважды. Что такого ты можешь сделать, чтобы перекрыть этот проступок?

Кемис незаметно вдохнул. В голове всплыло лицо Шиверс... видимо, младшей Шиверс. Сосредоточенное, в те минуты, когда она латала Твиста, никак не желающего приходить в сознание и перекидываться. Потом — то, как он увидел ее в первый раз, даже не поняв, что именно не может разглядеть в тени. Теперь он мог понять, что это. Ему не нравилась эта идея. Однако идея просто взять и умереть нравилась ему еще меньше.

— Господину Мальстрому нужен... носитель, так?.. как я понял, осколка... Фестрала, — произнес Кемис. Нарочито запнувшись, будто до сих пор толком не понял, о чем речь, хотя этот разговор вкупе с давешним рассказом Твиста прояснил очень многое. — Я готов предоставить вам носителя. Вы, полагаю, знаете, кто это.

Глаза Аркана мигнули. И он действительно почти мгновенно понял.

— Флай ШИверс?

— Флай Шиверс, — подтвердил Кемис, не без труда задавив вспыхнувшую в душе ненависть к себе. — И, если это важно — я верну носителя осколка Перевертыша. Твиста.

Аркан помолчал. Мальстром, впервые проявив эмоции, помимо холода, слегка приподнял бровь. Кемис ждал. И отчасти даже надеялся, что ему откажут и он не будет вынужден делать то, чего в общем-то делать уже не хочет.

— Что ж, практик Аффар, — сказал Аркан. Глаза его мигнули. — Полагаю, ради твоей более эффективной работы мне стоит тебя повысить. Для начала — старший практик Аффар, пожалуй, а дальше все зависит от твоих действий. Но помни...

Тут он с жутким скрипом наклонился совсем близко к Кемису. Так, что тот наконец разглядел, что скрывается под его капюшоном, и окончательно осознал, запах чего именно забивает горящая на столе лампадка. Но выдержал и это, и тяжелый, давящий взгляд. Выдержал без колебаний, как должен был, чтоб выжить. Чтобы не попасть в подвал.

Аркан удовлетворенно мигнул точками в пустых глазницах, щелкнул зубами — видимо, тоже обозначая так удовлетворение, — поднял голову и закончил:

— Ты должен сделать то, что обещаешь.

23. Пара неудачных совпадений

Выйти из лазарета Рейн не успел. Даже на обещанные полчаса. Медленно, осторожным шагом он отступал назад, не отводя взгляда от того, кто стоял в двери. И пытаясь понять, повезло ему или все же наоборот.

— Кажется, я снова вовремя, — с нескрываемым удовольствием сказал пони, стоявший на пороге. Пони с седой гривой и бледными лиловыми глазами, слегка ухмыляющийся уголком рта. Сказал почему-то немного неразборчиво, будто губы плохо его слушались.

— Что за дизов проходной двор! — воскликнула Саммер, придерживая Ривера — тот как раз пытался сползти с кровати и, кажется, вполне успешно. — Рейн, там был засов, куда ты его вообще дел?

Рейн, не обращая внимания, глядел во все глаза на вошедшего. Особенно на его лоб, где легко можно было заметить обломки рога.

"Это он, — мысли неслись стремительно, перебивая друг друга, но Рейн все же уцепился за главную, отбросив пока эмоции от слов Ривера. — Это явно тот, кого мы ищем. Если я смогу привести его к Мальстрому, то он наверняка поможет... Он должен будет помочь, даже если придется задействовать Карнейджа. Тогда мы разберемся с тем проклятым оборотнем и его дружком. Но смогу ли я?.."

Седой тем временем почти так же пристально разглядывал сидевшего в углу единорога. И односторонняя ухмылка на его лице становилась все шире, а дыхание — все чаще. Затуманенные же недавней болью глаза единорога точно так же глядели на очередного нежданного гостя. Эмоции во взглядах обоих понять было трудно, но...

"Похоже, приязнью друг к другу эти двое отнюдь не пылают. Но зачем он вообще сюда пришел? Он должен был прятаться в Нижнем... — Рейну все сильнее казалось, будто что-то здесь не так. — И этот комбинезон... Очень похож на форму практика Департамента, только цвет иной. Где он его взял? И где его конденсатор?.. Впрочем, неважно. Наверняка конденсатор у него, просто не в браслете и спрятан, например, в рот, чтоб не вызывать подозрений. И раз уж он сюда пришел..."

— Мордрейн, — напряженным голосом сказал пегас, делая шаг вперед. В том, что он сможет справиться с Арисом, Рейн вовсе не был уверен, в возможности быстро аппарировать к Мальстрому и вернуться — тоже. А а вот на то, что его получится заболтать, шансы были повыше. Даже если безрогий сам вдруг аппарирует, отследить точку Рейн наверняка сможет, а там останется только срочно передать ее начальству. — Прошу вас, выслушайте меня. Нам нужно лишь считать с вас координаты, а далее вы...

— "Нам"?! — судя по голосу, Саммер была удивлена. — Ривер, о чем он? Кому этот... этот нужен?

Седогривый медленно перевел взгляд на Рейна. Ухмылка его несколько поблекла было, но тут же вернулась. И, наполовину оскалившись, он произнес:

— В первый и последний раз прошу не называть меня Мордрейном, Дизастер. Я же больше не единорог, верно, Талли? — тут безрогий обернулся ко все тому же единорогу и подмигнул.

"Дизастер?.. — Рейн напрягся. Арис не должен был знать его имени, он вообще не должен был быть в курсе его существования! — Откуда он меня знает? Это же... это же не может..."

— Кто рассказал вам обо мне? — просьбу не называть фамилии Рейн решил выполнить. — Вы же на свободе всего лишь...

Безрогий нахмурился. Но уже через секунду искренне рассмеялся.

— Да, конечно, — сквозь смех выдавил он, — я понял, понял. Оказывается, папочка тогда выжил! А я-то был уверен, что белогривый забрал его с концами... Нет, нет, Дизастер. Я не тот, кого ты ищешь, даже если вы и впрямь его ищете. Как видишь, я тебе не нужен, и ты можешь перестать мешать мне и дать... — смех мгновенно оборвался, — заняться вон тем рогатиком в углу. Вы же так и не сняли ему кольцо, спасибо, спасибо.

Рейн выдохнул и отступил на шаг. Кажется, теперь он понял, кто это. И брат не замедлил подтвердить его худшие подозрения.

— Фил? — слабым голосом пробормотал Ривер из-за спины Рейна. Саммер, видимо, все еще его держала. — Что с вашим лицом?..

— О, не переживай, друг Ривер, — седой окончательно отвернулся от Рейна и медленно, будто наслаждаясь каждым шагом, направился к полулежащему единорогу. — Теперь с ним все в порядке. Не в порядке было раньше. Спасибо капитану Талли.

— Господин Мальстром... — тогда Рейн не понял, о чем говорит Флейм, в кои веки пришедший в себя, — у вас дурные новости?

— Скорее наоборот, — но Мальстром почему-то выглядел напряженным, изучая какое-то письмо. — Помнишь Филлиса?

— Мордрейна? Да, конечно, помню. Господин Мальстром, по-моему, не стоило давать Карнейджу это сделать.

— Стоило целиком и полностью. Тогда мы выяснили важное. Осколки на него не действуют. Спасибо тебе, Флейм. А теперь я узнал об отдаче. Ее тоже нет. Это не менее важно.

— Но, — Флейм неуверенно поправил темную повязку на глазах. Со словами Мальстрома он, кажется, все еще был не согласен, но вида особо не подавал, — какой, вы думаете, сложилась его жизнь?

Мальстром тогда молчал так долго, что Рейн, подслушавший этот короткий разговор совершенно случайно, подумал, что уже не услышит ответа. Но молчание все же прервалось.

— Не хуже, чем моя последние двести лет, — ответил наконец Мальстром. — Свою я нахожу довольно приятной.

— Эй! — вмешалась Саммер. — Я уважаю Департамент, но давай-ка ты его при нас по всем правилам задер...

— Тихо, Саммер, — сказал Рейн. Очень напряженным тоном.

— Но он же...

— Тихо, прошу тебя. Все в порядке.

Ничего не было в порядке, но Саммер этого уж точно знать не следовало. Если дознаватель Фил, которого Рейну повезло никогда не видеть вживую ранее — это тот самый Филлис Мордрейн, о котором тогда говорили Флейм с Мальстромом, то Рейну ничуть не улыбалось портить эксперименты начальства. Значит, следует дать этому безрогому сделать то, чего он хочет, и уйти. Иначе никакой помощи в деле с тем оборотнем он не дождется. Скорее дождется чего-то совершенно обратного.

Но ведь Саммер может попытаться сделать что-то крайне несвоевременное. Ее стремление от чистого сердца делать все согласно заповедям Искры выходило за все разумные рамки даже для искорки. А если с Саммер что-то случится из-за бездействия Рейна, то Ривер... Диз подери, почему они так и не успели толком поговорить?

— Фил, — Рейн решил тянуть время. — Я действительно обознался, но откуда вы знаете мое имя? Я не должен был фигурировать в делах Департамента...

Фил обернулся. Складывалось ощущение, что он и сам рад поговорить. Может быть, для того, чтобы единорогу пришлось дольше ждать неизбежного, если то, что говорили о дознавателе, было правдой.

— Откуда? — с деланным недоумением спросил Фил. — Дизастер, не смеши меня. Я знаю вас всех. Тех, кого запомнил тогда — Флейм, Вейк, Ликвид, Санлайт. Тех, кто приходил позже — Шиммер, Трайл... Последние двое пришли друг за другом и оба продержались недолго. И теперь наконец ты. Я удивлен, что обычный пегас достиг среди этих психов таких высот, что я узнал его имя, хотя Вейк в свое время тоже такого добилась. Именами рядовых, то есть пушечного мяса, я никогда не интересовался, но все вышеперечисленные — и ты, Дизастер, — вы настолько важны, что ваше начальство говорило о вас моему начальству. Аркан, видишь ли, иногда любит пощекотать мне нервы.

Все шесть имен выше Фил произнес с почти неприкрытым отвращением. Как будто даже произносить их было мерзко. Бросив быстрый взгляд за спину, Рейн убедился, что Саммер, хотя и немного напряженная, все еще стоит возле койки, придерживая крылом Ривера, с трудом держащегося на ногах.

"Но Мальстрома и Карнейджа он не упомянул. Не хочет? Или... Неважно. Если не упомянул он, то не буду упоминать и я. Тем оучше. Ривер и Саммер в связи с Рассветом может быть известно лишь имя Мальстрома, и будет лучше, если брат узнает об этом как можно позже. Главное — протянуть время, еще немного времени, пока не случилось нечто непоправимое. Я должен уговорить Ривера. Должен, диз подери. Должен!"

И тут подал голос тот полуживой единорог. Медленно, будто выкашливая каждое слово, он прохрипел:

— Значит, ты... не так уж... не хочешь слышать... о единорогах... а, Мордрейн?

"Как невовремя, — успел подумать Рейн, завидев сжавшиеся в оскале зубы Фила и его мгновенно застекленевший взгляд. — Как неудачно. Если бы я мог уговорить его подождать..."

И тут в прямо в двери лазарета, от которой только отошел дознаватель, возникла вспышка аппарации. Из которой появился тот, кого Рейн даже и не мечтал заткнуть. Уронив голову, он уже смирился с тем, что сейчас и Саммер, и Ривер узнают все, что он так хотел скрыть.

— Рейн, — сказал Санлайт, окидывая комнату со своим обычным слегка брезгливым выражением, — Мальстром счел, что тебе следует знать это.

Шокированный возглас Саммер и тихий выдох Ривера не стали чем-то неожиданным, но Рейн все же вздрогнул, как от внезапной боли. Брату он собирался рассказать про это в любом случае. Но не так же сразу... Что стоило Санлайту сказать это до того, как Рейн пришел сюда? Он что, нарочно?

— Говори, Санлайт, — глухо произнес пегас. Уже почти смирившийся с тем, что теперь ему в любом случае не светит ничего. Ну, во всяком случае, он сможет хотя бы прикончить того оборотня...

— Если увидишь безрогого, похожего на нашу цель, не обознайся. — Санлайт наконец остановил взгляд на Филе, который , хоть и стоял спиной к нему, выглядел так, что стало ясно: он ловит каждое слово. — Да, ты и сам видишь. У нашей цели на лбу шрамы крест-накрест и ни единого следа рога. У этого же пони от рога остались обломки. Мне он неинтересен, поскольку, по словам его же господина, утратил свою сущность как единорога. Но Мальстром желает его смерти, Аркан не имеет ничего против, так что оставляю его на тебя.

У Рейна отвисла челюсть. Безрогий, все еще на полпути к своей жертве, замер.

— Я все еще пытаюсь найти Ариса, но пока, увы, тщетно, — Санлайт скривился. — Я не намерен тратить заряд на того, кто даже не ощущает себя единорогом. Ты вполне в силах справиться с ним. До встречи.

И он во вновь сверкнувшей вспышке исчез. Видимо, снова отправившись на поиски.

— Что... — вырвалось у Рейна.

— ...за бред?! — в унисон вскрикнула Саммер. — Рейн, какой Мальстром?! Не тот, что давно умер, верно же? Это не...

— Тот самый.

В этом голосе прозвучал такой холод, что Саммер сразу же заткнулась. Самого Рейна пробрала дрожь. Этот голос очень напоминал голос Мальстрома, когда тот бывал недоволен. Пусть он звучал совсем не так, но какие-то едва заметные тона заставляли желать упасть на пол и дрожать в ожидании смерти. Пустой и безэмоциональный, этот голос вызывал к жизни худшее в памяти.

Фил, бросив одну эту короткую реплику, наконец шевельнулся. Подошел к единорогу, даже не пытавшемуся сделать хоть что-то. Оба они смотрели друг на друга, и смысл их взглядов был еще менее понятен Рейну, чем раньше.

Фил заговорил снова. Но теперь уже другим голосом, не тем, что так напугал Рейна. Тихим и спокойным. И ощущение было таким, будто впервые в жизни этот пони говорит серьезно.

— Аркан отправил письмо в Анмар, — произнес дознаватель едва ли не шепотом. — Теперь ты вне закона, Талли, до тех пор, пока никто не знает о предательстве, и никто не поверит тебе. Поверь, тебя давно хотели списать со счетов... — щека Фила дернулась. — Как, оказывается, и меня. Я бы не поверил, что он и впрямь готов меня убить, если бы не знал, что этому сгнившему подонку предложил Мальстром. Но я знаю, и верю, охотно верю. Мы в равных условиях, и, пусть по разные стороны, но... не враги, так ты говорил? Что ж...

Безрогий плавно поднял переднюю ногу. Рейн хотел отвести взгляд, но не мог. И расширившимися глазами смотрел на дознавателя, от которого на всю комнату исходил едва не физически ощутимый всем телом холод.

— Заставим их страдать, — сказал Фил. Таким голосом, что теперь Рейн едва подавил желание и вправду рухнуть на пол и сжаться в клубок. И копыто Фила метнулось вперед...

...через мгновение вернувшись в исходную позицию, удерживая поблескивавшее кольцо блокировки магии с рога.

— Так будет интереснее, — прозвучало уже из-за двери лазарета. Хотя Рейн совершенно не помнил, когда именно безрогий успел туда выйти. Единорог — Талли, — свалился на пол, закашлявшись. Но было видно, что теперь уже не от невыносимой боли, а скорее, напротив, выгоняя из себя остатки этой боли. Рейн, не обращая внимания, развернулся и убедился, что Саммер тоже не удержалась и отпустила Ривера, скорчившегося теперь на полу. Да уж, он и впрямь не силен духом, как и всегда. Рейн сделал шаг вперед...

— Не надо, — Саммер сказала это таким надломленным голосом, что пегас едва понял, что говорит она. Но, кажется, уверенность возвращалась к ней быстро. — Сперва объяснись. И без уверток, ты знаешь, я чую ложь.

Она и впрямь чуяла ее. И Рейн подозревал, чьи копыта к этому приложены. Поэтому, осознав, что выбора у него не осталось, кивнул и уселся наконец на пол, что хотел сделать последние пять минут, сдерживая дрожь в коленях. Разобраться с оборотнем он еще успеет. Пока что надо сделать так, что их с Ривером и без того хрупкие взаимоотношения не разлетелись вдребезги.

— Итак, — глухо сказал Рейн, — Начну издалека, прости. Слышала ли ты когда-нибудь и от кого-нибудь о том, что Искра действительно существовала?

— И существует, — заявила Саммер все еще немного неуверенным тоном.

— Я о ее реальном воплощении. И в нем она, — Рейн вдохнул, предвидя реакцию на свои слова, — была лживой, жадной до власти, зарвавшейся тварью.

---

В очередной раз споткнувшись, я всерьез едва не слетел с ног. И меня снова едва не вырвало. В моем нынешнем состоянии это простительно, однако в прошлый раз Фернан, когда я заблевал полутруп его товарища — честное слово, совершенно случайно, — так врезал мне по ребрам, что явно что-то сломал. Впрочем, я все равно не собираюсь использовать возможность исцелиться. Мне совсем не хочется добровольно отправиться на заклание, а в форме перевертыша меня ждет только это.

— Иди быстрее, — не оборачиваясь, сказал Фернан. Шипение из его голоса почти ропало, но до момента, когда ему вернется здравомыслие, как вернулось когда-то мне после такого же, явно было еще очень далеко. Если этот момент вообще мог настать. — Мне плевать, насколько тебе плохо.

— А мне не плевать, — пробормотал я, и не подумав ускорять шаг. Тем более что у меня бы все равно не получилось. Зуд в конечностях постепенно переходил в заметное жжение, а в области суставов — уже в серьезную боль. Не в первый раз, но в этом случае каждый раз — как первый. — Может, дашь мне немного поправить здоровье?

Мы шли — точнее, брели, поскольку Фернан тащил своего все еще не восстановившегося друга, а я еле мог передвигаться, — по Несчастной улице. По которой, вероятно, должны были выйти на улицу Рей, как подсказывало мне полуспящее чутье оборотня, всегда знающего, где находится Королева. Контролировать его с каждой минутой становилось все труднее. По пути в Нижний мы так ни на кого и не наткнулись, хоть я и надеялся. Одновременно разбираться со свидетелями, держать Сайфера и следить за мной этот придурок вряд ли смог бы. Однако в Нижнем мы свернули на самые необжитые улицы, по которым даже днем редко кто ходил — здесь остались одни развалины, такие, что даже Нора сейчас выглядела лучше. Да и если бы мы встретили хоть кого-то, помогло бы это мне на самом деле? Нет, конечно. Я едва ползу.

— Не подохнешь. Мне не хочетс-с-ся, чтоб Матерь возродили в твоем теле, пока оно под кайфом.

Вот ведь проклятый оборотень. Можно было бы уговорить его подождать, пока я доползу до какого-нибудь из своих тайников — под его присмотром, конечно. Однако Фернан явно на такое не согласится. Диз подери, даже Фил не был таким уродом. Хотя, конечно, сейчас мое восприятие несколько искажено, и я не могу утверждать наверняка, что на деле Фернан по сравнению с дознавателем — добрейшее существо, просто не одобряющее наркоманию. Но прямо сейчас одобряющий наркоманию Фил понравился бы мне больше.

Я привык чувствовать себя беспомощным, несмотря на то, что многие окружающие пони думали обо мне совсем иначе. Однако настолько бессильным, как сейчас, я себя никогда не ощущал. Что же, по крайней мере, я смог спасти Визл. Всего через несколько часов после того, как она спасла меня...

— Что ты... — я закашлялся и вытер рот простыней, в которую так и остался завернут, когда Фернан забрал меня. На простыне остались мерзкие красноватые разводы. Интересно, это из-за того удара или я тогда не сплюнул всю кровь, которую выблевал? А, впрочем, неважно. Сдохнуть я в любом случае не успею. — Что будешь делать, когда выйдем на Рей?

— Да, ты и впрямь чувствуешь, — Фернан обернулся и оскалил клыки. — Не волнуйся. Я сильнее любого, кто встанет на пути. Если они попытаются нам помешать, я с легко-с-сстью разорву любого, даже не прибегая к магии. И, поверь, теперь, когда мы так близко к ней, я найду тебя где угодно.

Отлично, просто отлично. Он явно не врет, так что, видимо, даже призрачная надежда сбежать бессмысленна. И на что мне надеяться теперь?

Боль в суставах становилась все сильнее. А жжение во всех костях и мышцах обещало, что ближайшие несколько недель я проведу, то сжавшись в клубок, то бесцельно кружа на месте, воя, стучась лбом о стены и пытаясь отгрызть себе конечности. Утешало только то, что этих нескольких дней у меня впереди не было. Как, оказывается, легко изменить приоритеты. Может, в случае чудесного спасения мне стоит запатентовать курсы лечения страха смерти лазурной пылью? Уверен, они будут крайне популярны.

— Что ты там хихикаешь? — спросил Фернан. Надо же, я что, вслух рассмеялся?

— Думал о страхе смерти и его лечении, — теперь я хихикнул открыто. Несмотря на боль, смеяться я не разучился. — Не поверишь, сейчас мне совсем не трудно к ней идти.

— Тебя ждет не с-с-смерть, не волнуйся. Неужели переродиться ради Матери так ужасно?

Надо же, мы умеем в иронию. Да он с каждым шагом становится все разумнее... Но дойдем мы все равно раньше, чем он придет в себя. Уж я знаю, я помню кое-что из тех дней, которые провел в шкуре безумного перевертыша, пытавшегося отыскать Матерь где угодно.

— Сейчас мы свернем на улицу Рей, — Фернан приостановился и обернулся, смерив меня презрительным взглядом. Да, я сейчас представлял из себя жалкое зрелище — закутанный в изляпанную кровью и рвотой простыню, дрожащий от холода и боли, едва не мертвый. — И я предупреждаю — без глупостей. Ровно в этот момент решается...

— Ровно в этот момент, — услышал я позади, — решается многое.

Надо же. Никогда бы не подумал, что буду радоваться голосу мага, имевшего отношение к разрушению Норы. Попытавшись повернуть голову, я почувствовал, как мир качнулся, упал на колено и уже так, краем глаза, разглядел выходящего из единственного уцелевшего на этой улице дома белогривого. Того самого, с хорошо знакомым мне зеленым камнем в гриве.

И я заметил, что взгляд его изменился.

— С-с-сто Первый, — Фернан тоже повернулся. — Я благодарен тебе за помощь, хоть Сайфер и пострадал. Я почти...

— Ты так невовремя, — сказал белогривый. — Одна минута, и мы бы разминулись. Перенос только что завершился.

— Сто Первый? — с удивлением в голосе повторил Фернан.

— Второй, — белогривый улыбнулся. — Сто Второй, если хочешь. Мне жаль, что личность этого пони была стерта. Почти полностью стерта. Так жаль.

Вот теперь я понял, что изменилось в его взгляде. И попытался отползти подальше, но только завалился на бок. Хотя какая разница, откуда за этим наблюдать — валяясь в снегу или стоя, дрожа от холода? Даже стало как-то теплее...

— Однако я помню, что ты не понравился ему, Фернан. И что моему предыдущему воплощению понравился Твист.

Фернан наконец тоже понял, что происходит. И отступил.

— Перенос должен производиться в иных условиях, — сказал Сто Второй. И улыбнулся еще шире. — Носитель не должен испытывать эмоций, это повлияет на его взаимодействие с осколком. Осколками. Однако Сто Первый решил, что этим можно пренебречь. Ликвид всегда был немного самонадеян, даже после воссоединения с Летописцем.

Не знаю, что Фернан хотел сделать. Может, сорваться с места и вернуться за мной позже. Может, броситься в атаку, что было бы в высшей степени глупо. Ни того, ни другого он сделать не успел. Не успел и я. И, похоже, оба мы ощущали одно и то же.

— Мне надоело невмешательство, — говорил Сто Второй, пока Фернан, свалившись на землю рядом со мной, шипел сквозь клыки, катаясь по снегу. Я даже этого делать не мог. — Твист, в таких условиях будет больно, но ты переживешь. Я уверен, ты не в первый раз такое переживаешь.

Да, пожалуй, бывало и больнее. Но это не отменяло того, что любую боль я сейчас чувствовал сильнее в десятки раз. И не мог ничего с этим сделать. И, как бы я ни жмурился, яркое зеленое сияние проникало даже сквозь веки, а ощущение, что из меня живьем вырывают внутренности, скручивало все тело.

А потом то, что из меня вырвали, вернулось, и боль ушла. Не вся. Но, кажется, ее стало даже меньше.

— Ты зря остановился тут, Фернан, — услышал я. — А теперь мы, как ты и хотел, пойдем возвращать Матерь. Чтобы вернуть Искру.

Кое-как, сквозь пятна в глазах, я разглядел валяющегося мне на снегу незнакомого единорога. Он стенал, держась копытами за голову.

— Твист, — кажется, голос белогривого стал наконец похож на его нормальный голос, — тебе не привыкать носить такое тело. Не волнуйся, поскольку ты изначально земной, тебе придется провести в нем всего пару часов.

И они исчезли. И белогривый, назвавший себя Сто Вторым, и единорог. Бывший, очевидно, Фернаном. На снегу осталось лежать только тело едва живого Сайфера. Я прислушался к ощущениям. Жжение в конечностях никуда не делось, но, кажется... ослабло? Пошатываясь, я встал. Поднял ногу и уставился на так хорошо знакомый черный хитин.

И расхохотался во весь голос, осознав, что именно только что произошло. Несмотря на боль, несмотря на то, что мне все еще надо было найти дурь, я стоял посреди улицы и ржал как ненормальный.

Этот Сто Второй поменял наши... как он их назвал?.. наши осколки местами. Тот, что нужен был для возрождения Матери, теперь был в Фернане, а обычный, дающий лишь силы оборотня — во мне. Ума не приложу, как он это сделал и зачем, однако он сделал именно это. И теперь я, диз подери, свободен. Разве это не смешно? Разве все здесь произошедшее не настолько смешно, что можно смеяться до упаду?

Так что я продолжал хохотать, надрывно, с таким хорошо знакомым шипением в голосе, и даже разглядев где-то в той стороне, где находилось убежище Дейзи и Керна, вдруг вспыхнувший яркий свет, я не мог остановиться. Я и вправду смеялся до тех пор, пока не упал. А когда упал, пополз, не прекращая хихикать, в сторону, где должен был находиться один из моих тайников с лазурью. Сперва пополз, а потом, кое-как поднявшись на ноги, поковылял, оставив позади Сайфера, быстро, как мог. Как бы то ни было, она мне все еще необходима. А остальное потом.

24. Память Роя и единственная память

— К-куда ты... меня...

— Это очевидно, Фернан, — с легкой улыбкой отозвался Сто Второй. Единорог, распластавшийся в снегу, с трудом разжал веки. Впрочем, то, что он мог увидеть, никак бы ему не помогло — в небольшом тупике в Нижнем Городе вряд ли кто бы появился. — Мне нужна от тебя твоя память. А Королеве от тебе нужно твое тело, но, вероятно, вместе с памятью. Так что передо мной встала небольшая дилемма.

Кажется, Фернан приблизительно осознавал, что с ним случилось. Но, по крайней мере, он не пытался сопротивляться. Впрочем, он вообще не пытался двигаться.

— Вы нашли Матерь Роя, — сказал Сто Второй. На сердце у него было до удивления легко. Так легко, как, наверное, не было никогда за все его многочисленные жизни, пусть даже некоторые были крайне короткими. — Я не знаю, где она. Я не могу рисковать и забирать твою память, хотя в крайнем случае могу попробовать. До тебя дошло?

Судорожный рывок головой, кажется, обозначал "да". Отлично.

— Если ты применишь магию, тебе не понравится результат. Если ты попытаешься аппарировать, тебе не понравится результат. Если ты попытаешься перекинуться, тебе понравится, но, к сожалению, ненадолго. Это дошло?

— Что... что со мной было? — выдавил Фернан. Судя по шарящему туда-сюда взгляду, он уже почти оправился, но вставать, видимо, уяснив предупреждение, даже не порывался. — Какого диза так... холодно...

— На тебе не было одежды, когда ты сюда прибыл. Полагаю, ты содрал ее с себя, когда перекидывался первый раз. Мне даже не приходило в голову, что я могу оказаться в подобной ситуации, так что одежды у меня для тебя нет. Не волнуйся, никто тебя не увидит.

— Чт-то... — и Фернан, будто бы заставив себя, заткнулся, лязгая зубами. Но Сто Второй прекрасно понял, что собирался спросить единорог. "Что с тобой случилось?", и на этот вопрос Сто Второй мог дать исчерпывающий ответ.

— Что с вами?! — это воспоминание двоилось в его памяти, он услышал будто одновременно два голоса: один — от той его части, что говорила это, другой — от той, что услышала. И реплики второго участника событий отдавались точно таким же эхом. Вероятно, это воспоминание не стерлось как определяющее на данный момент.

— Ты... просил меня проявить... милосердие, — здесь Сто Второй вспомнил боль в груди — физическую, которую испытывал тогда Сто Первый; и другую боль, которую испытал он сам... нет, не он сам, его тогда еще будущий носитель, услышав эти слова. — Я был... милосерден. Зря.

Эмоции Сто Первого в этом воспоминании постепенно расплывались. Зато чувства другого пони становились все ярче. И жестче.

— Я уже не исцелюсь и, боюсь, не доберусь до Библиотеки, так что... Оставим от ритуала один... кх-ха... вопрос. Ты готов стать тем, кто понесет бремя памяти этого мира?

Сто Второй помнил, что личность, занимавшая это тело ранее, в тот миг испытывала боль, растерянность, страх. А потом все это вытеснила бурно вскипевшая злость. Злость не на конкретного грифона, воткнувшего в грудь Сто Первого нож. Не на самого Сто Первого. Злость на себя. На то, что он так, диз подери, бесполезен каждый проклятый раз.

Та самая злость, что кипела сейчас в Сто Втором. Поднимавшая давно затертые, казалось, воспоминания о такой же злости, когда он не помог Первой. Искре. Твайлайт...

— Это причина, по которой переход должен производиться только в Библиотеке и только в пони, способного отринуть все эмоции, — пробормотал Сто Второй. Как бы для себя, но Фернан наверняка тоже услышал. — Медитация — очень важная практика... очень... важная.

Впрочем, если Фернан и услышал, то не подавал виду. И по-прежнему не шевелился. Однако кружащие вокруг его рога искры, легко заметные Сто Второму, свидетельствовали о том, что с первого раза единорог предупреждению все-таки не внял.

— Фернан, — одним легким воздействием Летописец разрушил незаметно, по мнению Фернана, собиравшееся заклинание. — Ты не так понял что-то из того, что я тебе говорил?

Единорог клацнул зубами и замер, забыв даже трястись от холода.

— Поверь, сейчас ты мне не нужен, — Сто Второй снова заговорил более привычным спокойным и отстраненным голосом, — я мог бы забрать твой осколок навсегда и использовать в качестве оболочки любого подвернувшегося пони. Но если ты будешь делать глупости, то перед тем, как я заберу осколок, тебе придется пережить долгие и очень неприятные магические и физические воздействия. Теперь ты, надеюсь понимаешь.

Конечно, Сто Второй даже сейчас не смог бы заставить себя использовать как носителя "любого подвернувшегося". И не был однозначно уверен, что способен осуществить угрозу насчет "неприятных воздействий". Слишком много его частей были бы против. Но, по крайней мере, сказать это так, чтоб поверил кто угодно, он точно мог.

— Итак, начну с самого простого и, на самом деле, единственного вопроса: где она? Просто подумай об этом.

Фернан опять дернул головой и зажмурился. Видимо, чтоб ему было проще думать. Сто Второму в его нынешнем состоянии не нужен был настолько символический жест, чтоб видеть одновременно материальный мир и те координаты, которые он сейчас принимал от Фернана. Пытаясь одновременно не совершить инстинктивного уже действия, которое он обычно совершал всякий раз, соприкасаясь с чужой памятью.

— Великолепно, — сказал Летописец, вложив в голос намного благодарности. Ему совсем не хотелось, чтоб единорог от страха схватил инфаркт, ведь тогда и впрямь придется искать новую оболочку. Разве что исцелить Сайфера... Хотя единственный специалист, который мог бы разобраться в жучиной анатомии и починить эту анатомию, был, увы, хоть и наверняка поблизости, но не во власти Сто Второго. — Я помню это место. Отправляемся.

— Погоди, нет, не...

Умение прятать заметные проявление магии было очень полезным. Так что "...надо, стой" Фернан договаривал уже после того, как они переместились, и только после этого выпучил глаза и опять заткнулся.

— Даже интересно, какой инстинкт заставил вас принести ее сюда, — Сто Второй разглядывал уже почти наглухо засыпанные снегом останки, другое слово тут не подходило, здания, где располагалась Нора. — Эрайз потратил столько сил на то, чтоб убрать ее как можно дальше. Даже немного жаль, что все впустую.

Интересно, где сейчас Эрайз... Летописец по-прежнему хотел бы найти его. И пусть даже сейчас это было менее важно, он опять испытал досаду от того, как не вовремя тогда явился Мальстром.

— Мы с-с-с... — даже сейчас Фернан по-прежнему сбивался на шипение, — спрятали ее. Земному или пегасу не под силу поднять...

— Я вижу, куда вы ее спрятали, не переживай, — ответил Сто Второй. Естественно, теперь он видел, даже сквозь камни, которые два трудолюбивых перевертыша насыпали сверху, и припорошивший их снег. — Но благодарен уже за твое намерение помочь.

— А-а... — Фернан наконец-то перевернулся и попытался встать на разъезжающиеся ноги, — теперь я могу идти, верно? Вам же нужен осколок, а он не во...

— Ты все еще не понял? — Сто Второй почувствовал, как в его интонациях прорезается привычная печаль за то, что он должен сделать. Видимо, и он приходит в себя. Что ж, тем раньше надо успеть осуществить задуманное. — Теперь — именно в тебе, Фернан. Мне жаль, но ты послужишь высшей цели.

"Высшая цель". Это словосочетание часто использовал Девяносто Пятый. Не менее часто его использовал Мальстром. Но сейчас оно даже не звучало вымученно и нарочито: Сто Второй чувствовал, что действительно поступает во благо Эквестрии и Искры, и в кои веки мог снова наплевать на свои принципы. Если это необходимо.

Камни, завалившие искомый зеленый кристалл, поднялись в воздух и аккуратно опустились ровным кругом.

— Однако лично мне, — Сто Второй хмыкнул, чувствуя, как его опять покидают остатки прежней личности, — приятно, что это будешь ты, а не Твист. Лови!

Услышав слово "лови", Фернан инстинктивно вскинулся и сомкнул передние копыта на зеленом камне. Может, он и не стал бы ловить его, если бы его разум не был затуманен недавним превращением в безмозглого оборотня и заменой осколков, но сейчас он не успел даже отреагировать и задуматься о том, что делает. И, наверное, это было милосердно. По крайней мере, Летописец на это надеялся.

Краем глаза Сто Второй разглядел яркий свет. Если бы он позволил себе задуматься над этим, то осознал бы, что исходит он ровно из того места, где он — его предшественник, но одновременно и он сам, — оставил Керна и Воплощенного. Но сейчас самым важным было то, что происходит перед ним, причем происходит без яркой иллюминации, свойственной обычным выбросам магии. Похоже, теперь магии не сбрасывалась, она воссоединялась. И на физическом плане это выглядело несколько... неприглядно.

Ноги Фернана — уже, конечно, не существующего как Фернан — аккуратно разошлись ровно по суставам и с малоприятным треском разорвались, но не упали. Голова с таким же отвратным звуком отошла от тела и зависла в воздухе где-то на полметра выше, чем должна быть, быстро покрываясь черным панцирем. Сто Второй должен был наблюдать за этим, чтоб не упустить момент, и видел, как пространство между разрывами конечностей и шеи быстро заполняет мутная зеленая жижа, еще быстрее покрывающаяся хитином.

Может быть, Летописцу это лишь почудилось, но за секунду до того, как череп Фернана с хрустом разошелся по швам, он увидел на уже клыкастой и зеленоглазой морде счастливую улыбку. А в глазах, пусть они и выглядели чужеродными и непривычными — неприкрытую боль. Ровно за секунду до того, как разорвавшееся тело единорога окончательно покрылось хитином, и впервые за многие века распахнулись глаза, так долго не видевшие Эквестрию.

Клыкастая пасть лишь едва приоткрылась, и Воплощенная с откровенным презрением произнесла:

— С-с-спаркл.

— Ты ошибаешься, насекомое, — ответил Сто Второй, чувствуя, как в нем вновь закипает утихшая было ярость. Не только того, кто стал для него новым телом, но многих из тех, кто чувствовал ее ранее, те воплощения, которые, вопреки закону, сохранили в себе эмоции. — Меня зовут...

 — И даже если мне придется оставить Эквестрию, я буду приглядывать за тобой. Может, именно ты найдешь способ, при котором никому не нужно будет... уходить, чтоб освободить место новой жизни, Крон.

— Я мог бы только попробовать, но без вашего руководства мало что возможно сделать.

— Мне плевать, как тебя з-з-зовут теперь. — Высокий, намного выше обычного пони, силуэт Воплощенной на фоне еле-еле проглядывающего сквозь тучи рассвета, дернулся. Расправляя крылья. И Матерь Роя прошипела: — Как ты пос-с-смела заключить меня?

— Крон, — договорил Сто Второй. — И мне нужна твоя память. Вся.

Ощутив наконец, что в груди его вместо заполнявших ее эмоций появляется знакомая по прежним воплощениям — и особенно по Первой, — пустота, он почувствовал, как по лицу почти против воли расползается ухмылка, свойственная скорее Девяносто Пятому. И, разорвав едва заметный даже ему канал, по которому Матерь Роя собиралась выпить его чувства, закончил:

— Без остатка.

Последовавшее за этим было трудно назвать боем.

---

— И перестань шипеть!

— Да? Но это же так приятно. Попробуй сам.

Память Фернана, отметил Крон, разрывая новый канал. Но что-то Матерь успела урвать, и в нем оставалось все меньше памяти о той, за кого он сражается.

— В связи с чрезвычайным положением Архив временно закрыт для вмешательства. Просим всех срочно покинуть...

— Что за диз?..

— Да плевать, бежим уже!

Память Сайфера. Даже до его обращения.

Со стороны их противостояние выглядело невзрачно для любого пони и даже для единорога. И Сто Второй, и Воплощенная стояли друг против друга, оскалившись, не двигясь ни на сантиметр. Даже единорог из ныне живущих, не будь он Талли, Мальстромом или Карнейджем, едва ли углядел бы то, что происходило на самом деле: попытки Сто Второго дотянуться до основной памяти и старания Матери наконец выпить его до дна. И пока что она наступала, а он оборонялся. И даже не потому, что Матерь Роя была сильнее: просто Летописец не мог позволить вновь пробуждающейся внутри него личности Первой и ее воспоминаниям пропасть.

— Мышка, я просто счастлив видеть тебя здесь. Не волнуйся насчет этих идиотов в сером. И, главное, не лезь на рожон, нам с ними еще работать...

Память Твиста. Точнее, как теперь мог увидеть Сто Второй, Диффа. Это имя Твист носил еще до того, как стал тем, кем стал, случайно ткнувшись в тех развалинах в зеленый камень, несущий в себе часть сущности Матери Роя. И все его имена он теперь мог увидеть, если бы захотел, но сейчас до этого не было дела.

— Спайк, ЭТО что?!

— Это перевертыш, но... стой! Стойте! Не на...

Эта небольшая частичка чьих-то воспоминаний была очень яркой. И Матери Роя она не нравилась. Попытавшись рассмотреть именно эту память поточнее, Сто Второй увидел лишь один знакомый образ: Твайлайт. Моложе, чем он знал, и явно изрядно напуганную. И смог узнать имя того, кому принадлежала эта частичка: его звали Тораксом. И даже эти образы вызывал у Королевы ярость.

— Эй, вы еще кт... А-А-А-А-А!!!

— Держитесь подальше от этих хитиновых! Камнем в голову их наверняка можно вырубить, а дальше просто отнесем их мэру, и потом...

Еще одна безымянная память.

— Нет, я тебя все-таки люблю.

— И я те... Ой!

— Что такое?

— Показалось, что тут кто-то есть...

И еще.

— И мы з-з-заберем Эквес-с-стрию с-с-себе! У них нет еи единого ш-ш-шанс-с-са! Я подам вам с-с-сигнал...

И еще. И еще. И еще. Неимоверное их количество. Впервые Летописец сталкивался с памятью, превосходящей его собственную, и был этим даже в какой-то мере восхищен. Хотя восхищение из него тоже вытянули очень быстро, оставив лишь сосредоточенность на одном, самом важном, деле, на том, что он сделает любой ценой.

Мешанина из обрывков эмоций, тактильных, визуальных и других воспоминаний захлестывала Летописца, но он не отступал. Именно сейчас, как он чувствовал, Твайлайт Спаркл могла вернуться. На самом деле неважно, понимал он, заберет он себе память Воплощенной или нет: ее присутствие уже пробуждало память Первой к жизни. Но необходимо именно присутствие, и если это лучший способ его обеспечить...

Первая... вернется... к жизни... Твай... как ее там...

Сто Второй оборвал очередной канал. Может, он и забудет все, что знал о ней, но сама она вернется. И уже это утешительно. Ведь именно он...

Именно Крон в тот день не успел ей помочь. И не может помочь до сих пор.

— Как ж-ж-же много мес-с-ста в тебе з-з-занимает эта с-с-сучка, — едва услышал он. Усилием воли вернувшись на физический план, он с усмешкой ответил:

— Почти восемнадцать веков, Кризи. И она все еще не покинула меня.

Кризи? Откуда взялось это имя?.. А, да, теперь было гораздо легче прочесть...

— Теперь я тебя вс-с-спомнила, — с насмешкой произнесла Кризалис. Прекратив, казалось бы, попытки выпить его чувства. — Ты тас-с-скался за этой фиолетовой с-с-сукой даже после того, что она с-с-сделала. Даже после того, как она з-з-запечатала ваших...

И, наконец, в этот момент Сто Второй добрался до ее личной памяти. По крайней мере, ближе к ней, чем до этого. Ответив яростным ревом, Кризалис пустила в его сторону очередной канал, и на сей раз он не стал его обрубать Потому что почувствовал, как она... возвращается... к жизни...

Канал оборвался. Матерь Роя отступила, ошарашенно глядя на Сто Второго, прошипела что-то и... исчезла.

— Надо же... — прошептал он кое-как, тяжело дыша, — Королева Кризалис тоже не склонна... к спецэффектам...

Ровно в этот миг, когда он уже подумал было, что все потеряно, он ощутил, как Первая... как ее имя?.. прорывается наружу. И, свалившись на колени, наконец уступил, осознавая, что сделал все, что мог, и даже более того, что мог. Ведь так Первая... Искра, да?.. и просила его делать. Когда он все еще был Кроном. Это было так неимоверно давно... Прошли уже дизовы столетия, за которые сотни раз можно было бы оживить Искру, если бы не запавшие ему когда-то в душу и разум идеалы... Что ж, каждое из сто одного воплощения готово было ответить перед Искрой лично.

Не выдержав напора рвущейся изнутри магии, едва родившаяся от памяти Колла личность Сто Второго, одного из тех, кто рисковал вмешиваться в ход истории, и единственного, кому удалось добиться при этом желаемого, разорвалась, уступая место еще не Воплощенной, но уже почти живой Искре. И единственная мысль проявляющейся Первой, которую он успел уловить перед тем, как исчезнуть, его даже немного развеселила. Не знай он всего, наверняка спросил бы тоже самое. Ведь в нем было так много от Первой.

Мысль, что он уловил, была короткой и емкой но оттого не менее эмоциональной. Эмоции из нее, скорее, брызгали через край. В вербальном же эквиваленте эта мысль прозвучала на весь близлежащий квартал уже после исчезновения Сто Второго.

— Какого! Вы! Тут! Натворили?!! — со всей доступной яростью взвыла голосом Крона тень Твайлайт Спаркл.

25. Злейший друг

Все еще сыпавший снег опускался на обломки Норы и с шипением таял, едва касаясь разогретых выбросом магии камней. Растаял и разметался весь снег метров на двадцать вокруг. В центре круга стояла, тяжело дыша, вернувшаяся к жизни — пусть и неполноценно, — бывшая принцесса дружбы Твайлайт Спаркл.

— Что?!. — начала было она, но тут же, зажмурясь от неожиданной боли, свалилась на колени. Голова будто готова была вот-вот расколоться изнутри.

"Что со мной?.. — даже думать было тяжело. — Почему... откуда в моей голове так много всего? Так много... это же..."

— О Селестия, — прошептала Твайлайт, даже не одернув себя за ее упоминание, — Крон, что ты наделал?

Ее собственная память по-прежнему заканчивалась там, где ее поймало заклинание Санберста. То, которое она с таким трудом разработала и которое он смог скопировать за считанные недели. Множество же чужих воспоминаний — миллионов различных существ, — кружилось в голове мельтешащим роем, и ухватить их получалось с трудом. Но вспыхнувшая в голове боль начала утихать уже через секунды, и Твайлайт осознала, что может различить отдельные фрагменты чужой памяти. От какой-то осталось только слабое эхо, некоторые части были совсем свежими, а какие-то... будто бы намеренно были выделены в категорию, помеченную как "крайне важная информация". Будто бы кто-то готов был пожертвовать даже собственным разумом, лишь бы в печати хватило места для настолько ценных воспоминаний.

И для нее самой, Твайлайт Спаркл, личность которой Крон, уже даже не будучи Кроном, оберегал наиболее ревностно. Судя по тому, что получилось разглядеть, оберегал уже долгие столетия.

С глубоким вдохом Твайлайт расправила крылья. Через пару безуспешных попыток взлететь, находясь в некотором недоумении, она обернулась и обнаружила полное их, крыльев, отсутствие — несмотря на то, что наличие их она по-прежнему четко ощущала. Опустив уже слегка растерянный взгляд вниз, она увидела хорошо знакомые штанины лабораторного халата... ну, или чего-то похожего... и не менее знакомые, но точно не ее собственные передние ноги.

— Что ж, из того, как я выгляжу, следует очевидный вывод, — сказала Твай. Разговор с самой собой — прекрасный способ успокоиться, как она неоднократно убеждалась ранее. — Я не воплощена полноценно и вернулась лишь благодаря резонансу с другими печатями. Это вообще должно было сработать?..

Да, должно было. Она это прекрасно помнила — чем сильнее запечатанная сущность, тем выше вероятность, что колебания магического фона войдут в резонанс, способный разорвать обе печати. Именно поэтому все печати, переданные на хранение в Эльвенмейр, должны были, согласно строжайшим ее указаниям, храниться как можно дальше одна от другой. Информация, которую Санберст и Старлайт, похоже, не смогли выяснить сами: Твайлайт намеренно сообщила им, что хранение печатей не по ее инструкции способно стереть запертых внутри. Но вот Крон отлично помнил о том, что высвобождение одной печати рядом с другой — еще более эффективный метод снять заклятие.

И много веков, как теперь ясно осознавала Твай, он кропотливо, капля за каплей, вливал в ее печать чужие отпечатки, чтоб обеспечить достаточную силу для гарантированного ее высвобождения при первой же возможности. Не учтя, однако, или не посчитав важным тот факт, что искажения от множества отпечатков не позволят воссоздать изначальную физическую оболочку.

"Крон... — Твай подняла голову. — Когда-то я смирилась с тем, что рано или поздно меня покинешь даже ты. Но зачем ты сделал это... так?"

Что-то в ее обретенной памяти улыбнулось и прошептало слова, которых она уже не могла различить. От Крона, который когда-то назвался Вторым, осталась даже не тень, а тень тени. Как и от каждого, кто был после него, и каждого, кого Летописец добавлял к печати. Сохраняя лишь самое, по его мнению, важное — и почти полностью уничтожая личности.

— Хотя, знаете, у меня есть идея, — на лице Крона тогда возникла странная мечтательная полуулыбка. — Одна очень интересная идея, основанная на вашем заклинании. Возможно, если я воплощу ее в жизнь, то мы сможем разобраться с вопросом бессмертия...

Только сам он, Крон, знал, для чего на самом деле они "сохраняли чужую память". Все его преемники, судя по их общей памяти, свято верили в то, что Твайлайт Спаркл, Искра, поручила им столь важную задачу. И пусть даже сам "Второй" намертво вбил в свой разум идею о том, что должен минимально вмешиваться в жизни пони и не-пони, считая, что так его действия все еще совпадают с моралью Твай, очень скоро это убеждение выродилось в куда более размытое: "не вмешиваться в судьбу Эквестрии". Что позволяло Летописцу, каждому из них, в зависимости от моральных качеств носителя действовать жестко и даже жестоко.

Чужие воспоминания становились все более ясными, и перед Твай во весь рост вставал крайне неприятный факт: Эквестрия изменилась, и далеко не в ту сторону, в которую она пыталась ее изменить, сделав то, что сделала. И с подступающей горечью она признала: отчасти в этом виноват Крон. Не действия его, а бездействие. Если бы ему в голову не запала идея-фикс о возвращении Твайлайт, он мог бы предотвратить многие неприятные события. Возможно, даже решить проблему снижающегося магического фона. Однако он даже не попытался.

И оставил ее разбираться с нынешней Эквестрией совсем одну. Без какой-либо поддержки или надежды на то, что он вернется. С видом вокруг — засыпанные снегом полуразвалившиеся двух-трехэтажные здания, перебитые фонари на покосившихся столбах, наглухо затянувшие небо тучи и ни души вокруг, — эта мысль гармонировала настолько, что хотелось свернуться в клубок, застыть без движения и просто ждать смерти от холода.

— Сейчас не лучшее время для уныния, — пробормотала Твайлайт. Когда-то, может, такой шокирующий факт вывел бы ее из строя напрочь. Но еще задолго до заключения ей пришлось столкнуться с ситуациями, когда сентиментальная рефлексия была совершенно лишней, и научиться откладывать самокопание на потом. Если, конечно, это "потом" у нее будет.

Дотянувшись до стянутой в хвост гривы, она ощупала волосы и убедилась, что фрагмент печати Кризалис исчез, и прическу удерживает лишь металлический зажим с пустой выемкой из-под камня. Вероятно, фрагмент смешался с ее собственной печатью при высвобождении, и повезло еще, что он не был заряжен — если она правильно поняла, что делают заряженные "оборотные камни". В любом случае это означало необходимость носить этот облик до тех пор, пока она не найдет способ воссоздать полноценное тело, в котором ее возможности не будут ограничены. На что, как она предполагала, все еще не способен никто в Эквестрии...

"Карнейдж, — едва слышно сказал кто-то внутри. Нет, на самом деле не сказал: Твай лишь пыталась убедить себя, что хоть кто-то из хранившихся ранее в печати еще жив на самом деле. И бесплодные иллюзии следовало отбросить, осознав, что все, что хранится теперь в ее голове, является теперь ее памятью. — Он у Мальстрома".

Мальстром? Кажется, он тоже... одно из воспоминаний, отмеченных знаком особой важности?

Усевшись на все еще нагретые камни, Твай сжала голову копытами и зажмурилась. Она не привыкла копаться в настолько обширной памяти и даже не представляла, как с этим справлялся Крон... то есть Летописец. Но то, что было важно для него, наверняка и впрямь имело значение, а значит, она обязана узнать. И через секунды, которые показались ей часами, она наконец вытащила на поверхность нужное воспоминание. Что было не так уж легко, поскольку воспоминанию этому было... двести восемь лет. Даже странно, что удалось сохранить его таким четким. Так что она тут же мысленно подписала его — чтоб больше не забыть.

"Номер: Девяносто Пятый. Имя..."

— Я нашел осколок, — это был все тот же знакомый голос Крона, однако таких интонаций Твайлайт от него никогда не слышала. Возможно, оттого, что не привыкла слышать его изнутри. И Крон никогда не ухмылялся так самоуверенно. — Явно крайне важный. Кое-кого из прошлого. Я хотел бы проверить.

— Летописец, каждый из нас готов быть добровольцем, — внешность владельца этого голоса в этом воспоминании не удержалась. — Скажите, кто...

— Это очевидно, — эмоции, которые чувствовал тогда Девяносто Пятый, были настолько яркими, что Твайлайт и сама чуть не ухмыльнулась. — Лично я.

— П... простите?

— Он хранит ценную память. Я уверен в этом. И будет полезен для Библиотеки.

— Вы же не хотите сказать, что намерены смешать... Искру и этот осколок? — говоривший, кажется, был по-настоящему напуган.

— Это было бы идеально. Однако нет. Извлеките ее из меня и оставьте только изначальную личность. На это вас хватит без моей помощи. Потом активируйте этот осколок.

— Если это было бы идеально... — третий голос, скорее заинтересованный, чем напуганный, — то почему нет?

— Меня, — и тут голос Девяносто Пятого впервые дрогнул, — пугает его холод. Но мной можно пожертвовать. Ей — нет. И я не хочу просить вас.

Холод?

Несмотря на то, что обломки все еще не остыли, Твайлайт почувствовала его. Холод. Шерсть ее встала дыбом.

— Нет, — сказала она, глядя расширившимися глазами куда-то в пространство. — Это же не он. Это не должен быть он! Он не мог запечатать себя после того воздействия!

Однако Твай понимала: он мог. Именно он мог бы разработать магию, способную создать печать из пустоты на месте того, что некоторые пони называют душой. И печать эта, пусть и хранила бы в себе память, при попытке воплотить ее в чужом теле создавала на этом месте точно такую же зияющую дыру, из которой была создана. Дыру, по сравнению с которой влияние, что оказывал на пони низкий магический фон, даже не выглядело влиянием.

— Санберст, — безнадежно прошептала Твайлайт, — зачем ты тогда вообще отправился с нами?

Произнеся это имя вслух, она ощутила наконец тонкую дрожащую нить резонанса между ней и кем-то еще. Но прежде, чем она успела осознать, в ком и где сейчас, вполне возможно, воплощается тот, кто когда-то заключил ее, нить оборвалась.

---

Первый век от исхода

— Он похитил ее!

Рыжий с белым единорог в нелепой синей мантии со звездами ходил взад и вперед по комнате, все стены которой были увешаны прикнопленными бумагами, нервно кусая губы. Присмотревшись, можно было разглядеть, что он слегка прихрамывает на правую ногу. Светло-фиолетовая единорожка, почему-то одетая точно так же, сидела возле заваленного теми же бумагами стола, сгорбившись и наклонившись. Впрочем, по едва заметным наклонам головы можно было сказать, что она по-прежнему внимательно слушает.

— Я... я не успел считать почти ничего! Я едва смог уцепиться за ее уникальные способности, и Крон... Как он в-вообще смог?! Как я теперь узнаю то, что мне необходимо?..

Единорожка тусклым голосом протянула:

— Теперь никак не узнаешь.

— Одно несчастное заклинание, — единорог в расстроенных чувствах топнул правой ногой и, охнув от боли, похромал дальше, ступая теперь еще осторожнее. — Это... это все, что я успел! И то работает совсем не так! Если бы кто-нибудь мог мне помочь...

Ответа на последнюю реплику не последовало, но единорог, похоже, его не ожидал.

— Кроникл наверняка знает о методах чтения памяти запечатанных, — простонал он. — А я с этим так и не разобрался! И ты! Ты мне даже не помогаешь! Не помогаешь, ведь так?

Единорожка, не поднимая взгляда, сказала:

— Я делаю все, что в моих силах.

— Мне придется отправить кого-то на поиски, — не слушая, продолжал жеребец. Ходить туда-сюда он перестал, но нервно мечущийся взгляд по-прежнему выдавал крайнюю степень волнения. — Старлайт, будь хоть немного полезна! Теперь аппарация сопряжена с определенными сложностями, но наведение через гексаграмму решает часть проблем... Ты можешь собрать шестерых магов, которым я точно могу доверять?

Старлайт по-прежнему не меняла позы, как замороженная. Теперь, когда единорог перестал бегать по комнате, она не двигала даже головой. Однако ответила сразу же, не меняя интонации:

— Нет, Санберст. Ты никому не можешь доверять.

— С че... с чего ты взяла?!

— Твое восприятие искажено из-за полученной травмы, — монотонно произнесла единорожка.

Санберст сжал челюсти и резко отвернулся. Ему по-прежнему не хотелось, чтоб Старлайт видела этот его отвратительный взгляд, когда он себя не контролировал. Хотя теперь-то уже точно было неважно, видит она его или нет. Он все еще помнил, что раньше это имело значение, но теперь не мог заставить себя понять, почему.

— В таком случае, — сдерживая эмоции, процедил он сквозь зубы, — выбери тех, кому можешь доверять лично ты. Друзья должны помогать друг другу, не так ли?

Старлайт медленно подняла голову и пустым, бессмысленным взглядом уставилась куда-то сквозь единорога. Похоже было, словно она наполовину спала. И если она действительно чувствовала себя словно во сне, то, наверное, произошедшее с ней было не настолько ужасным, как могло показаться со стороны. Впрочем, он по-прежнему не мог даже осознать, что такого ужасного в том, что он с ней сделал.

Это ведь было необходимо. Если бы она согласилась помогать ему по собственной воле, не пришлось бы использовать эту недоработанную магию. Она сама виновата! Разве так должны вести себя друзья?! Это предательство, настоящее предательство! И пусть будет благодарна за то, как мягко он к ней отнесся!

— Конечно, друг, — голосом таким же пустым, как и взгляд, сказала единорожка. И, видимо, истощив остатки сил, уронила голову обратно.

Так никуда не годится. Она же едва может использовать магию! Иногда действие заклинания все же придется ослаблять, иначе никакой пользы Старлайт не принесет.

— Мы можем дождаться рассвета даже без помощи принцесс, — задумчиво сказал Санберст, успокоившись так же быстро, как разозлился. Старлайт не отреагировала, но говорил он это и не ей. Почему-то он помнил, что эта фраза тоже важна, но почему именно — не представлял. — Но их магия все же очень пригодилась бы... Хотя бы магия Твайлайт, а уж если я смогу все же прочесть ее память... Те, кого ты выберешь, должны, обязаны вернуть ее, пойми!

Единорожка все еще не реагировала, с полуотвисшей челюстью уставившись вниз. С нервным шипением Санберст потянулся за невидимым поводком и слегка ослабил воздействие. Так не годится, совсем не годится... Чем дальше, тем больше сил у него уходит и тем бесполезнее она становится.

Старлайт рывком вскинула голову.

— Естественно, я все сделаю, — сказала она почти таким же голосом, как раньше. — Но это не отменяет того, что ты стал более чем омерзителен.

Нет, ее нельзя травмировать и тем более убивать. Старлайт — специалист во многих областях магии, в частности, магии времени. Которая рано или поздно понадобится ему, если он не хочет умирать, а умирать он точно не собирался. И поскольку помогать по своей воле она не захочет, ему придется поступить так же, как с Твайлайт. Но, конечно, эту печать он будет охранять куда тщательнее, чтобы ситуация со Спаркл не повторилась вновь.

Конечно, был способ на крайний случай. Эксперименты на подвергшихся схожему воздействию пока не давали результатов, но рано или поздно все получится. Создать печать... найти подходящее тело... использовать его и жить снова. Но кому можно это доверить? Кому?..

— Как было бы проще, если бы ты меня не бросила, — Санберст уставился в окно, разглядывая затянутое сплошной пеленой небо. — Но мы в любом случае дождемся рассвета.

---

— И часто с ним такое?

надо же кажется в моем друге просыпается осколок интересно похоже ему сейчас больно как и должно быть

— Он точно не повредит себе? Мне нужно, чтоб он смог отдать тебе приказ.

было бы неплохо узнать чей он жаль что я не смог его вытащить

— Отвечай, Карнейдж. Я знаю, ты умеешь разговаривать.

заткнись гниющий кусок мяса жаль что я в тот раз тебя не добил было бы неплохо добить теперь но друг не приказывал мне

— Бесполезный тупой зомби. А если бы это увидел Аффар? Нам повезло, что он уже ушел.

как хорошо было бы тебя заткнуть о кажется влияние ослабло похоже друг и впрямь теряет связь с реальностью вот бы это было надолго я даже могу использовать магию по своей воле

— Отвечай уже наконе-кх-х-х...

вот так-то лучше помолчи немного пока я...

Пока я хотя бы ненадолго ожил. Это в любом случае лишь временно, даже без влияния Мальстрома. Но иногда, если влияние ослабевает, я пробиваюсь через не умолкающий хор чужих голосов в голове. Это не спасает меня от заклятия, но позволяет мыслить. И вспоминать. Последний укромный уголок в моем разуме, в который никому нет доступа. Как грустно, что я просыпаюсь так редко.

Когда-то я был нормален — настолько нормален, насколько нормальными может быть очень увлеченный ученый. Если бы я не был настолько увлеченным, то Мальстром ни за что не выбрал бы меня для того, чтоб... что...

чтобы сделать меня и разве это не прекрасно

Диз подери... голова раскалывается. Но это ничего. Я всегда чувствую это, просто тот я — или уместнее сказать не "тот", а "те"? — не считает эту боль ненормальной. Для него это естественная часть жизни. Возможно, именно потому отчасти он и сошел с ума. Летописец, насколько я знаю, не сошел, однако технологии Библиотеки превосходят наши на порядок. Сравнивать их — будто сравнивать факел с магическим светильником. Но нам доступен только этот метод. Хирургия — прекраснейшее направление медицины.

— Карнейдж. Я принес тебе подарок. Изучи его.

— Да... Нет. Мы не сможем использовать этот осколок, он СОПРОТИВЛЯЕТСЯ, КАК ЖЕ Я ИХ НЕНА...

— Замолчи. Ты знаешь, что делать. Он тебе пригодится.

хе хе трепанация это так забавно если проводить ее себе хотя другим тоже забавно

Конечно, забавно. Еще забавнее наблюдать процесс насильственного слияния осколка и носителя. Я так и не разобрался, куда исчезает материальная часть, но главное — она исчезает, иначе, естественно, такое количество операций, что я провел на себе, привело бы к смерти. Мало кто может жить без мозга, правда? Но я — не единственный пример того, к чему приводит принудительное внедрение осколков. Например, Флейм. Осколок Верности отказался с ним соединяться, хоть Мальстром и возлагал на него надежды, переложенные теперь на Рейна. Пришлось использовать наш стандартный метод, естественно, со всеми побочными эффектами. Я даже удивляюсь тому, что он не потерял рассудок напрочь. Хотя...

это потому что его не настолько много это же очевидно почему я вообще об этом думаю

О, ты прав. Если сравнивать с количеством осколков, из которого состоишь ты, все становится очевидно. И с их состоянием, проблему которого тоже не смогли решить ни Мальстром, ни я. По сравнению с печатью Матери Роя, видимо, единственной из сохранившихся со старых времен в идеальном состоянии, созданные нами настолько ущербны, что восстановить их не получилось бы никогда. Но, несмотря на повреждение разума при запечатывании, некоторые сопротивлялись очень долго, и, вероятно, до сих пор вносят вклад в наше сумасшествие. Хотя забавно, что после того, как Мальстром приказал мне провести необходимую операцию — пока я еще был в своем уме, — ты, Карнейдж, оказался свободен от его влияния. И если бы ты не попался во второй раз, то мы не оказались бы здесь. Видимо, мы с тобой все-таки не совсем одно и то же?

я даже не помню как меня звали тогда

Что? Да, я не помню, как меня зовут. Я верю, что меня точно не звали Карнейджем. И Мальстром не давал тебе это имя, значит, оно — твоя собственная идея, ведь так? Какая восхитительная личность получилась благодаря смешению всего-то нескольких осколков. Интересно все же, почему Летописец не сошел с ума, находясь в схожей ситуации? Хотя, погодите, он же...

он хранит лишь память а не личность если бы я не был таким идиотом я понял бы сразу

Ты прав. Да, ты прав, все сходится. Не помню, по какому кругу мы это обсуждаем, но нам все равно делать нечего, правда? Хоть ты и воспринимаешь меня как часть себя, а значит, для тебя это бессмысленный разговор с самим собой. Если твои внутренние монологи вообще могут нести какой-то смысл. Иногда мне кажется, что нет. Впрочем, вернемся к теме...

— Вейк ушла. Ликвид теперь тоже. Надо было сделать все сразу.

— Мне не нужны осколки этих ИДИОТОВ! Я отлично знаю ВСЕ ТО ЖЕ СА...

как будто этот самодовольный козел думает будто я буду втыкать в свою башку что попало

Даже у тебя есть принципы, да, Карнейдж? Жаль, что не те, которые хотелось бы. Сколько тогда ты вложил себе в голову? Я плохо помню тот день. Говоришь, их было пять? А теперь сколько? Мне иногда трудно сосчитать. Несколько десятков, верно? Интересно, почему меня постигла участь носителя, а не осколка?

Кстати, не расскажешь, как все это выглядит с твоей стороны? У тебя есть собственная идентичность и разум, я вижу. Они принадлежат кому-то из тех, первых осколков? Или были созданы из слияния всех сразу? Я предположил бы, что ты — изначально искусственная личность, созданная Мальстромом, но не вижу никаких предпосылок: ты слишком, как бы это сказать, естественен. Не нормален, заметь, именно естественен.

я все отлично понимаю просто не хочу признавать

Вот как. Значит, ты — это и впрямь я. Та же личность, тот же поврежденный разум, никаких оправданий, никаких отговорок. Пожалуй, хватит тогда бежать от реальности. Мы... я... или мы?.. ведем этот разговор не в первый раз и не в последний, но сейчас я устал притворяться нормальным. Я же и вправду ненормален, что тут скрывать? То, что я делаю и делал даже без приказа Мальстрома — ненормально. Даже само существование того, чем я являюсь, ненормально. Пусть даже все это — всего лишь один удачный эксперимент, которым и Мальстром, и я можем по праву гордиться, пусть все, что я делал после, тоже называлось "экспериментами"...

Ладно. Хватит. Влияние снова усиливается, а значит...

— Карнейдж.

о друг наконец вернулся

— Отпусти Аркана. У нас проблема.

все что мы делаем это одна большая проблема хе хе похоже осколок не воплотился а я надеялся что заклятие спадет

— Я кое-что вспомнил. И кое-что узнал. Она вернулась.

о похоже это и впрямь проблема но вместе мы с ней разберемся если ты попросишь

Разберемся, конечно же. Во всяком случае, мне придется. Пусть даже с каждым годом Мальстрому все сложнее меня удерживать, но и сам я из-за его воздействия постепенно теряю остатки разума. Интересно, что он будет делать, когда я окончательно превращусь в не способное даже думать, но все еще живое тело? Найдет на мое место нового носителя? Может, это было бы неплохо, но, скорее всего, я останусь запертым вместе с остальными.

Хм. Осколок, в котором запечатаны другие осколки? Будет даже забавно посмотреть на такой коктейль. Хотя в таком случае следующий носитель явно будет еще хуже меня. Точнее, нас. Мы же все-таки разные личности, правда? Я очень, очень редко выбираюсь на поверхность, но иногда... Да, я могу продолжать этот монодиалог вечно. Это единственный способ не потерять волю окончательно. Так что давай снова поговорим о разнице между нами, Карнейдж.

Я ведь не прочь поболтать об этом в очередной раз?

26. Наконец-то утро

6:03 утра

Сайфер замерз. Настолько, что боли уже даже не чувствовал. Попытки отрегенерировать привели только к тому, что разрез в животе зарос, но легче от этого не стало: внутренности по-прежнему не могли восстановиться. Ему просто не хватило сил на то, чтоб исцелить себя полностью, и уж точно не могло бы хватить на исцеляющие заклятия.

Он не видел, что произошло, когда его уронили на снег. Слышал только голоса, но сейчас было трудно даже вспомнить, о чем они говорили. А потом, когда разговор кончился, слышался только чей-то нервный смех, все отдаляющийся и отдаляющийся, пока Сайфер не мог расслышать уже ничего.

С того момента, как это случилось, прошло, наверное, не так уж много времени. Судя по тому, что вокруг все еще никого нет, прошло вообще всего ничего. Если бы его увидели... в таком состоянии...

Диз, не стоило ему, наверное, трогать тот камень. Но он даже и не подозревал, что его не стоит трогать. Его вины в произошедшем не было никакой. Вот Фернан, в отличие от него, сделал все совершенно сознательно, а Сайфер просто следовал тем приказам, что ему отдавал тот вкрадчивый то ли свой, то ли чужой голос в голове после того, как он стал тем, чем стал.

Но воспоминание о том, как безголовое тело Райта неуверенно делает шаг вперед и сваливается на пол, не становилось от этого менее ярким. Скорее, оно было настолько ярким, что даже обжигало. Пусть Сайфер сделал это не совсем по своей воле, но он все же мог сдерживаться, мог не убивать. Ведь он не убил даже Бирда. Только Райта.

Он никогда в жизни не хотел никого убивать. Пусть у него были неплохие задатки боевого мага, Сайфер предпочел спокойную работу в Архиве, где ему не пришлось бы иметь дело с ситуациями, подразумевающими "либо ты, либо он". Но эта зеленая штука довела его до того, что он убил пони, которого искренне любил, и всего какой-то час назад готов был убить другого, совершенно ему незнакомого. Ведь воскрешение Матери Роя, как Твист и говорил, действительно требовало от воскрешающего отдать ей свое тело. Если бы печать не была частично повреждена после действий Ренегата почти девяносто лет назад, то это было бы не так, но она была — пусть и намного меньше, чем, например, печать Хаоса. Так что это в самом деле было убийство.

Наверное, он вполне заслужил замерзнуть здесь. Но то, что он это заслужил, совсем не значило, что он этого хотел...

— Хей, — услышал он прямо над ухом. — Привет-привет, Сайфер. Давно не виделись.

Сил раскрыть глаза не хватило, но едва заметное шипение в голосе он расслышал.

— Фер... — прохрипел Сайфер. — Фер... нан?

— О, нет-нет-нет, — невидимый собеседник хихикнул. — Нет больше твоего Фернана, увы. Если не произошло ничего непредвиденного, то наша дорогая Матерь его скушала. Не в прямом смысле. Ты меня понимаешь, конечно.

Сайфер услышал недовольное пыхтение и тут же почувствовал, как его поднимают. Через секунду его, похоже, взвалили кому-то на спину. Еще через секунду пространство вокруг закачалось. Его куда-то несли.

— Ох и тяжелый же ты, брательник, — продолжал тот, кто тащил его, отдуваясь. — У-у-ух, я думал, в оборотнях веса поменьше. Из тебя кишки выпустили, а тебя все еще хрен унесешь! Скажи, в своей обычной форме ты такой же тяжелый?

Как это могло случиться? Если Фернан сделал то, что они планировали, то он должен был выжить... Тот голос... Это был Летописец? Что между ними произошло? И кто его тащит? Голос, хоть был голосом оборотня, казался смутно знакомым. Неужели это...

Додумать мысль до конца Сайфер не успел. Он почувствовал, как его прочный хитин заменяется на привычные кожу и шерсть, и, когда обратная трансформация дошла до раны в животе, потерял сознание. Погрузившись в темноту и тишину, где его уже ничего не волновало.

А потом очнулся снова. И ощутил, что лежит уже не на жестком хитине, переброшенный через спину другого оборотня, а на чем-то относительно мягком. Похоже, его куда-то принесли. Сколько же времени прошло? Открыть глаза все еще не получилось, но, может, получится хотя бы двинуть ногой?..

— Он просыпается, — услышал Сайфер.

— Еще бы он не проснулся, после тебя-то, — а вот этот голос был уже куда более знаком. Как только из него исчезло не то шипение, не то жужжание, стало совершенно очевидно, кто это. Значит, Фернан... — Двадцать пять минут на твою работу, десять на пробуждение. Если б я мог аппарировать, он бы у нас давно уже бегал и плясал, а не валялся пластом.

Тридцать пять минут на восстановление? Это звучало даже немного нелепо. Нет, крайне нелепо. Если здесь не было единорогов, способных задействовать лечащую магию, то на подобный результат нельзя было рассчитывать.

Некто неизвестный и тот, кто принес Сайфера сюда, тем временем продолжали говорить прямо над ним:

— Так, у него наверняка все болит. Нужно обезболить.

— Эй, положи мою наркоту на место!

— Какую "твою"? Я у тебя ее купил.

— А я ее тебе принес, так что она все еще моя! Верни сюда!

— А ты принесешь мне нормальные анальгетики? Если нет, то уж извини...

— Н-не... надо, — едва прошептал Сайфер. Осознавая, что вернулся в свою обычную форму, в которой с ним еще легче сделать абсолютно что угодно. Надо было срочно обернуться обратно. Хотя бы попытаться... Но если трансформация и происходила, то слишком медленно.

— Диз! Твист, он что, тоже оборотень? — в голосе этого пони почему-то был слышен вовсе не испуг. Скорее нескрываемый интерес и энтузиазм.

— Естественно, иначе я утащил бы его к кому-нибудь попроще. Как будто ты впервые оборотня видишь.

— Скажи, ты не против, если я его препарирую?

От того, каким тоном была сказана эта реплика, Сайфера передернуло.

— Ты ж его только что зашил, псих! Убери скальпель!

— Твист, с твоей стороны это даже как-то грубо. Мы сто лет знакомы, причем буквально, а ты не даешь мне заняться исследованиями.

— И все эти сто лет ты только и ждешь, когда я попаду к тебе на стол в форме перевертыша и слишком беспомощным, чтоб сопротивляться. И, похоже, ты перестанешь ждать этого момента только после смерти.

— То есть никогда? Что ж, спасибо доктору.

— За свои крылья и ноги ты ему тоже спасибо скажешь?

— Не вижу проблемы, мои крылья очень удобны. С копытами было бы труднее, так что их не жалко. И, согласись, их возможности нелепы и антинаучны, правда? Это ведь копыта, у них нет пальцев, как ими вообще реально что-либо удерживать? Будь мы все единорогами, все можно было бы списать на инстинктивное проявление телекинетических способностей, но...

— Никто не задумывается, и ты не задумывайся. Лично я делаю именно так. Ты еще спроси, как летают оборотни на таких крылышках.

— Погоди, ты что, еще и летать можешь?!

— Сто раз тебе говорил...

Неимоверным усилием Сайфер открыл глаза. Но увидел только потолок какой-то полутемной комнаты.

— Вот ты и проснулся, брат мой, — над Сайфером наклонился знакомый пони, худой настолько, что впалые щеки были заметны даже сквозь рыжую шерсть. Твист, одетый наконец-то не в простыню, а в удобный серый плащ. "Брат мой" он, кажется, произнес с откровенной иронией. — Я порекомендовал бы тебе вернуться в нормальный вид, пока Брайт не начал вскрытие. Он, знаешь ли, может.

— Твист, — в голосе пони, которого Сайфер все еще не видел, послышался упрек, — неужели ты даже спустя столько лет мне не доверяешь?

— Ты же ебанутый напрочь. О каком доверии может идти речь?

— О дружеском доверии! Мы ведь с тобой друзья, да?

— Где... — выдавил Сайфер. После первого же слова осознав, что даже на то, чтобы говорить, сил у него нет. По-прежнему было слишком больно.

— Ну, где именно, я тебе не скажу, — Голова Твиста исчезла из поля зрения — похоже, он отошел куда-то. Но тут же вернулся обратно, с ухмылкой на лице, подняв копытом какую-то странную стеклянную трубку. — Но раз уж своими силами ты прерывать трансформацию не хочешь, то, пожалуй, кое-чем поделюсь. Секунду, сейчас вылетит птичка...

Запротестовать Сайфер не то что не смог бы, но даже не успел — Твист, придержав его за нижнюю челюсть, воткнул ему в рот эту самую трубку и нажал в ней что-то. И задержать дыхание тоже не было ни сил, ни времени. Оставалось только вдохнуть.

В первые секунды возникло сильнейшее чувство тошноты, и пропала, казалось, даже возможность дышать. Но почти сразу оно сменилось ощущением покоя и умиротворения. Настолько сильным, какого Сайфер раньше не испытывал. Даже боль отступила на второй план. Настолько, что переход к облику оборотня почти сам собой плавно откатился.

— Вот, молодец! Побудь пока обычным единорогом, лады? Не парься, с одного раза не подсядешь. — Сайфер, расслабленно наклонив голову набок, увидел, как Твист отходит к какому-то столику и кладет трубку на место. Разглядеть все детали обстановки было трудно, слишком уж темно. — А второго я тебе не дам, и не надейся. Что-то мне подсказывает, что поставки наркоты в Нижний скоро окажутся в глубо-о-окой жопе.

— Не переживай, у меня есть запасы сырья, — сообщил тот же пони, что говорил насчет вскрытия, с другой стороны кровати.

— Ты производишь полное говно по сравнению с эквестрийскими рогатыми. Ох, да, я же забыл, — Твист ткнул ногой в сторону голоса этого "кого-то". — Сайфер, это Брайт Винг. Брайт, это оборотень Сайфер. Надеюсь, вы поладите. И да, Сайфер, не смотри на него.

— Ты же сам был против того, чтоб я его обезболил, — как-то расстроенно протянул Брайт Винг. — А теперь он перекинулся обратно.

— Я не дам тебе его вскрывать, отвянь.

— Что со мной было? — спросил Сайфер. В основном для того, чтобы прервать этот разговор. Он не знал, почему ему сказали не смотреть на Брайта, и предпочел не проверять, да к тому же двигаться было немного лень.

Все еще невидимый Брайт вдохновленным тоном начал перечислять:

— В форме пони у тебя отсутствовали две трети кишечника, половина печени и одна почка. Еще была слегка повреждена поджелудочная железа, задет мочевой пузырь, ну и желудок был вырезан едва не наполовину. Кое-что я зашил, кое-что восстановил, но рекомендую тебе попробовать регенерировать своими силами во избежание эксцессов. Скажи, кто это тебя так? Это же надо было знать, где резать...

— Успокойся, Брайт, — сказал Твист. — Он был в форме оборотня, так что Визл совершенно точно не могла сделать это специально. Просто его организм не смог воссоздать именно эти части тела.

— Диз подери, Твист, сколько бы я тебя ни изучал, а сюрпризы все равно остаются...

— Где Фернан?

На этот вопрос оба пони, даже судя только по голосу, отреагировали очень по-разному. Брайт недоуменно кашлянул, не понимая, о ком идет речь. Твист же присвистнул сквозь зубы и довольно хмыкнул, будто какая-то его догадка подтвердилась. Похоже, и зубы его, и остальные травмы уже исцелились.

— Впрочем, плевать я хотел, — Сайфер снова лег ровно и уставился в потолок.

И вдруг услышал шаги. Резкие и твердые. Над ним вдруг опять наклонился Твист. И сказал отчего-то немного сердито:

— Нет, тебе не плевать. И ты знаешь, почему.

Брайт кашлянул и, похоже, куда-то отошел. Хлопнула дверь. Голос пегаса послышался уже немного приглушенно:

— Я пойду приберусь в операционной. Там слишком много крови и обрезков лишнего материала. Ну и, знаете ли, у меня, кроме вас, еще два клиента, так что...

— Умеет этот придурок быть тактичным, когда хочет, — проворчал Твист. — Видимо, ему совсем не надо, чтоб ты при виде его крыльев опять отрубился. Итак, начнем приватный разговор?

Сайфер не понимал его. Раньше, когда они пытались забрать его, ему отлично ясны были его мотивы: страх, нежелание умирать, желание защитить своих. Но с чего бы Твисту спасать оборотня, пытавшегося буквально принести его в жертву? И после этого еще и запрещать этому пегасу, Брайту, вскрывать его? Ничего не сходилось.

И, тем не менее, пока что Сайфер повторил свой вопрос:

— Где Фернан?

— Ох, да, — Твист вздохнул. — Некто Сто Второй поменял нас местами. Это же тот парень из мифов, да? Летописец или как его?

Губы все еще слушались с трудом, поэтому Сайфер просто молча кивнул.

— Так и думал. Я же много чего изучал, хоть по мне и не скажешь, что я могу что-то изучать... После того, как я превратился в насекомое, мне стало очень интересно, как это могло получиться, если официально таких не существовало никогда. Я потратил кучу денег, нарыл дохерища интересных книжек... — Твист оборвал себя. — Впрочем, тебе не интересно. Скажу просто, что Летописец выдернул осколок — так он сказал — из меня и вставил его в Фернана. И наоборот. Теперь я всего лишь обычный оборотень, а не Ее часть.

— Зачем ты ме...

Договорить это Сайфер не успел, Твист его отлично понял. Наклонив голову набок, он злорадным тоном сказал:

— А чтоб ты почувствовал себя так же, как я! Тебя только вылечили — и вдруг за тобой приходят двое хитиновых фанатиков и утаскивают отдавать жизнь ради высшей цели! Вот сейчас ты немного оклемаешься, и...

Сайфер рывком сел в кровати и, глядя Твисту в глаза, сказал:

— Прошу тебя, будь серьезен. Даже если я этого не заслужил.

Твист умолк. Поискав что-то взглядом, он, будто не видя другого выхода, уставился в глаза Сайферу в ответ. И беззаботно сказал:

— Если подумать, я сам не знаю.

— Твист...

Пони перебил его:

— Ты ведь тоже чувствуешь это, да? Как эта штука лезет к тебе в башку. Она пытается что-то сказать, и пока ты в форме перевертыша, ее слова звучат яснее. Но я уже не ее часть, так что она не может приказывать мне прямо. Как и тебе, Сайфер. Да, не может приказывать, но может... подталкивать к тому, что ей нужно. И мне это не нравится.

Да, он это чувствовал. Что-то проникало в его голову. Читало все его мысли. Но пока ничего больше не предпринимало.

— Ты пришел в себя, и потому я решил, что лучше тебя вытащить, — продолжал Твист. — Сколько еще таких, как ты и я? Они вообще есть? Ты из Анмара, ты мог что-то об этом слышать.

Сайфер помедлил. За выдачу информации его не ждет ничего хорошего...

Диз подери, как будто его ждет что-то хорошее в любом случае. Он уже стал опасен. Анмар ни за что не примет его, а если и примет, то исключительно ради изучения. Хотя скорее его просто убьют на месте, несмотря на его новообретенные силы. Даже если Талли отсутствует, в ВС по-прежнему оставались Аргаль и Рант, плюс рядовые бойцы, а теперь, когда он снова был в своем уме, он вряд ли смог бы им сопротивляться. Ничего хорошего в Анмаре его не ждало.

— Ни одного, — сказал он. — Все эксперименты с заряженными оборотными камнями проводились в обстановке строжайшей секретности, а их результаты уничтожались.

— Результаты, значит?

— Да. Ты понимаешь, что я имею в виду.

Твист умолк. Замолчал и Сайфер. Некоторое время они не говорили вообще.

— Мне не жаль Фернана, — сказал после паузы Сайфер. Даже не зная, зачем говорит это. — Он был бойцом ВС, наверняка убил многих эквестрийских единорогов и, скорее всего, не только эквестрийских. Анмарские тоже нередко оказывались целью Внутренней Стражи. Он рассказал мне, что сделал с Бирдом, одним из его товарищей по команде. Он снес ему голову. Без сожалений, насколько я понял. И по крайне нелепой причине. Он рассказал мне, что Королева у вас, и предположил, что за это его могут приговорить к пожизненному заключению. На самом деле до этого не дошло бы, однако Фернан решил, что стоит исключить такую возможность.

Твист не перебивал. Просто слушал. Что было явно не в его характере.

— Но я все еще чувствую, что он был одним из нас. Таких же, как ты и я.

— Да, ты все правильно понял, — удовлетворенно кивнул Твист. — Это все ее сила, а после воплощения она стала только сильнее. Мы не сможем отвязаться друг от друга просто так. Может, мы и свободны от ее влияния хотя бы наполовину, в отличие от порожденных лично ей, однако не до конца. Видимо, в основном потому я тебе и помог. Потому что ты свой, что бы я на самом деле об этом ни думал.

Сайфер услышал в этих словах что-то странное. Будто Твист не сказал всего, что хотел сказать.

— Договори до конца, пожалуйста, — попросил он. Даже не ожидая ответа. Однако Твист, даже без паузы, заговорил, как будто и ждал этого вопроса:

— Понимаешь, я навестил место, где недавно оставил двух своих товарищей. Успел смотаться, пока тебя чинил Брайт, хотя должен был пойти раньше. Там камня на камне не осталось. Все сгорело напрочь. Ты же знаешь, что камни не могут гореть? Я тоже знаю. А вот Дискорд, похоже, решил, что не знает. Если бы Дейзи все еще сдерживала его, он не смог бы этакое устроить, он не мог пользоваться магией. Значит, Дейзи больше нет. А Керн... Ну, надеюсь, он просто сбежал. Когда он увидел меня в форме перевертыша, он, думаю, решил, что не стоит больше со мной связываться. Я его понимаю.

Твист весь встряхнулся и поднял голову. Но в глазах его Сайфер не увидел того же веселья, что было там минуту назад.

— Я в курсе, что эти имена тебе ни о чем не говорят. Просто в один не очень прекрасный день я пытался выпить в том числе двоих из них, и еще тогда решил, что лучше свалить. Все пошло не совсем по плану, но в итоге, как видишь, я все-таки слинял. К лучшему, пожалуй.

— Твист, это...

— Я ебаный наркоман, — перебил Твист. — Я отлично знаю, каково это, когда тебя тянет к чему-то до судорог. И если лазурной пылью я поганю только собственные тело и мозги, то желание выпить кого-то еще — совсем другое дело. Теперь, когда я не боюсь стать новым телом для Матери Роя, меня ничего не сдержит. Именно потому, думаю, мне не стоит с ними видеться.

— Не то чтобы у меня был кто-то, от кого я хочу держаться подальше для его же блага. Тем более что возвращение в Анмар исключается.

— Но ты ведь все еще не хочешь подчиняться ее приказам, верно? Не хочешь жрать чужие чувства просто потому, что она приказала тебе?

— Почему здесь нет окон? — спросил Сайфер вместо ответа. Ответ в любом случае был очевиден.

— Ах, это, — на лицо Твиста вернулась ухмылка, хотя в глазах ее все еще не было. — Мы под землей. Брайт оборудовал свою лабораторию в подвале. Точнее, в нескольких подвалах — у него тут чуть ли не половина квартала занята. Об этом и о нем знают только те, кому это действительно необходимо. Ну, кроме Фила, он вообще знает слишком много для простой дэкапэшной сучки, но Брайта он пока не трогал. Так что не переживай, сюда никто не вломится.

Значит, Матерь Роя все-таки вернулась. Жаль, что и разум вернулся так невовремя, иначе он мог бы просто продолжать делать то же самое.

Однако теперь они оба, похоже, чуствовали примерно одно и то же. В конце концов, Сайфер не хотел убивать. И тем более не хотел делать с пони и даже не-пони то, что хуже смерти, то, что способен сделать любой оборотень. Как Фернан чуть было не сделал с тем искоркой. И пусть даже тогда Фернан просто запугивал Твиста, было ясно: ему остается всего шаг до того, чтобы превратить этого пони в бездушное тело, лишенное не только чувств, но и разума.

— И куда же ты планируешь бежать? — спросил Сайфер.

Твист будто ждал этого ответа.

— О, была у меня пара идеек... — протянул он, наконец снова целиком и полностью довольный. — Но надо ли оно тебе? Ведь ты, брат мой, можешь валить от меня куда угодно... Ах да, ты не можешь.

Это было отвратительно. В облике оборотня Сайфер этого не осознавал, но сейчас чувствовать, как кто-то копается в его мозгах и заставляет считать других оборотней его... семьей, наверное... было крайне мерзко. Но вряд ли кто-то, кроме Летописца, способен проделать трюк с извлечением осколков.

К тому же Твист предлагает ему единственный вариант. Уйти. Держаться вместе — поскольку Сайфер понятия не имел, как живут пони вне Анмара и как он сможет существовать в откровенно враждебной, как он считал почти всю жизнь, Внешней Эквестрии. Тем более будучи сразу и единорогом, которых не любили и боялись все остальные, и оборотнем, о любви к которых речи идти вообще не может. Придется учиться многому, в том числе и навыкам обращения — и теперь уже не на уровне инстинктов, как было сразу после первой трансформации, а осознанно. Другого способа спрятать рог он не видел.

Возможно, на его восприятие повлияло то, что дал ему Твист, однако идея эта воспринималась достаточно спокойно и без тревоги. Потом он наверняка успеет испугаться и десять раз захотеть передумать, но сейчас согласиться было на удивление легко.

— Не могу, — подтвердил Сайфер. — Хотя мне это не нравится.

— Мне тоже, не волнуйся, — Твист потрепал его по плечу. — Но раз уж все так сложилось... Итак, нас уже ничего не притягивает к Королеве, значит, мы вольны выбирать. Чем дальше, тем лучше, так? Может, Соут? Говорят, там и зимы-то толком нет, и солнце светит чаще, чем раз в две недели! Давно хотелось посмотреть...

В дверь вежливо постучали. Почти сразу стучавший уже менее вежливо приоткрыл дверь и просунул голову внутрь, с интересом разглядывая Сайфера. Видимо, это и был тот пегас, Брайт Винг. И, может быть, наркотик вызывал в том числе незначительные зрительные галлюцинации — поскольку Сайферу показалось, что один из глаз Брайта будто бы сильно меньше по размерам и сидит глубже, чем надо. Впрочем, ничего, кроме головы его, не было видно.

— Твист, — сказал Брайт, — ко мне пришел новый клиент. Говорит, от тебя, и спрашивает, не в курсе ли я твоего местонахождения. Он правильно назвал оба пароля, но я, пользуясь твоим присутствием, хотел бы уточнить...

Сайфер, несмотря на состояние всепоглощающей расслабленности, заметил, как Твист замер.

— Если тебе знаком полуобгоревший грифон с пятью когтями на плече и в драном сером плаще вроде твоего, — продолжал Брайт, — то я его, пожалуй, починю. На беднягу даже смотреть жалко. Кхм, да, вряд ли он знаком тебе уже полуобгоревшим, конечно, но именами я, как ты знаешь, не интересуюсь.

Медленно, очень медленно по лицу Твиста расползлась широченная улыбка. Не менее медленно он поднял переднюю ногу и с силой потер лоб.

— Да, Брайт, — пробормотал он таким голосом, будто не знал, хочет он выругаться или расхохотаться во весь голос, — мне знаком этот полуобгоревший грифон, и я заплачу тебе за его починку. И даже, пожалуй, схожу с тобой, чтоб однозначно убедиться, что ты сделаешь все качественно.

Брайт кивнул и захлопнул дверь. Твист же, все еще не отрывая копыта ото лба, уставился на Сайфера и несколько жалобным тоном произнес:

— Брат мой, как ты думаешь, дадут ли мне когда-нибудь спокойно убежать?

---

Незадолго до горестного вопроса Твиста, 6:58 утра

— Бля, бля, бля, — тихо хрипел Керн, ковыляя вперед. Встречные пони и не-пони шарахались от него с таким видом, как будто он был привидением. Хотя, наверное, со стороны оно примерно так и выглядело, и хорошо еще, что плащ удалось снять с какого-то полумертвого от страха пегаса. Но вот оставшиеся в карманах своего собственного плаща ножи Керн искренне жалел. Сколько времени не так давно ушло на заточку, и все зря. Почти зря. По крайней мере два из них пригодились, хотя теперь казалось, что второй стоило оставить при себе.

Одним крылом он на всякий случай опирался о стену, чтоб не свалиться. В снегу было приятно и прохладно, ожоги меньше болели, хотелось просто прилечь на пару минут, прикрыть глаза... Как минимум, он уже двое суток не спал. Как максимум, все произошедшее вымотало его и физически, и морально. Было бы очень неплохо вздремнуть хотя бы пять минут. К счастью, разум пока что не отключился и во весь голос вопил, что это плохая идея.

— Бля, — проскрипел грифон с ненавистью и в очередной раз закашлялся, хотя здесь дыма еще толком не было, разве что тянуло его запахом от самого Керна. Хренушки он просто так ляжет и уснет. Он что, зазря пережил белогривого мудака, неведомую хрень в Дейзи, поджегшую гребаный каменный дом, и того ебанутого единорога? Нет, вот уж хрен вам, это точно. Если пережил это, то уж усталость и боль точно можно пережить...

Позади опять послышались крики. Прохожие и обитатели улицы Рей, идущие Керну навстречу, все как один вдруг замерли и начали пятиться. Потом один пегас не выдержал и с взвизгом взлетел, что будто бы послужило сигналом для остальных: все вразнобой завопили и бросились в обратную сторону по улице. Керн шепотом выматерился и, уговаривая себя не оглядываться, прибавил шагу, осознав, что на самом деле "пережил" — это чрезмерно оптимистичная оценка. "Может пережить" звучало уже ближе к правде. По крайней мере, если будет идти достаточно быстро. И если этот псих не появится у него прямо перед носом.

Ну кто же знал, что из-за одного удара ножом все может пойти до такой степени через жопу?

Сейчас важнее всего было не думать. Не думать о том, что именно случилось в Норе, не думать о Дейзи и ее внезапном помешательстве, не думать о белогривом. А особенно — не думать о том, кто, судя по слышащимся сзади истеричным воплям — пока еще, к счастью, не приближающимся, — и вновь донесшегося до Керна запаху густого дыма, паленой шерсти и подгоревшего мяса, все еще продолжал развлекаться.

Оттуда же, откуда доносились крики, раздался подтвердивший догадку Керна обрывок воя:

— ...СВЕ-Е-ЕТ!!!

— Бля, — чуть ли не всхлипнул Керн, подразумевая под этим нечто вроде "да чем этого рогатого уебка газовые фонари не устраивали", и ускорился еще сильнее. Было очень неприятно думать о том, что этот больной может вдруг возникнуть прямо из воздуха где-то в паре метров. Еще неприятнее было думать, что в сложившейся ситуации — которая, судя по всему, закончится полным уничтожением всех деревянных объектов обстановки и тотальным выгоранием интерьера каждого дома, который дизов единорог подожжет, — виноват именно что сам Керн. Куда легче было бы считать, что рогатый сам съехал с катушек. В конце концов, "после" и "вследствие" — это не одно и то же, да?..

— Я! НЕСУ! ВАМ! СВЕТ!

Что ж, пожалуй, иногда это именно что одно и то же.

Свернув в первый же попавшийся переулок, Керн все же не выдержал и наполовину сел, наполовину свалился прямо на снег. Просто чтобы перевести дыхание. Он встанет буквально через минуту, обязательно встанет, несмотря на все неудобства. Иначе он не встанет уже никогда. Может, терпеть боль было не так уж и трудно, не впервой, но вот то, что с такими повреждениями можно жить долго и счастливо без обращения за медицинской помощью, Керн сомневался. Нет, не сомневался. Был уверен, что гарантированно нельзя.

Когда-то давно Твист дал ему один адрес, а потом велел запомнить пару длинных и на первый взгляд бессмысленных фраз. Тогда Твист сказал, что если он, Керн, умудрится вляпаться во что-то настолько неприятное, что это потребует серьезного медицинского вмешательства, то ему следует обратиться к Брайту. И сейчас Керн как никогда понимал, что ему и впрямь нужно медицинское вмешательство, причем не на уровне привычных швов, бинтов или лубков, которые он вполне может наложить сам, а куда более внушительное.

Керн опять выматерился и с шипением поднялся на ноги. Дойти ему в любом случае придется, а там, если он правильно вспомнит обе кодовые фразы, можно будет рухнуть прямо на пороге и отключиться. В надежде, что этот Брайт не разберет его на запчасти для более презентабельных клиентов. Во всяком случае, Твист уверял, что вопрос с оплатой решен заранее на много лет вперед. Так что, наверное, об этом беспокоиться не...

Раздался еще один крик, причем уже намного ближе. Керн выглянул из переулка как раз вовремя, чтоб увидеть, как некто, чью видовую принадлежность, возраст или пол уже нельзя было различить, промчался мимо, ничего не разбирающий от боли, напоминающий отчасти нирика из древних легенд. Только вот нирикам огонь не был страшен, а всех, до кого дотянулись зажигалки рогатого, ожидала болезненная и неизбежная участь.

Керн мог бы попытаться остановить его, повалить в снег, надеяться, что получится потушить огонь. Однако, даже если бы он рискнул и попытался, очевидная идея не сработала бы. Бросаться в снег, чтоб потушить этот огонь, было бесполезно, Керн уже видел тех, кто пытался так сделать. И чего только этот рогатый псих туда намешал? Если, конечно, не магии. Потому что огонь магический, как удалось увидеть на примере захватившего тело Дейзи существа, вполне может жечь даже камень и кирпич, не то что не гаснуть в снегу.

Высунувшись обратно на улицу Рей, грифон повертел головой и выдохнул. Пожалуй, идти дворами все же безопаснее, вряд ли единорог появится где-нибудь не на главных улицах...

Стоило Керну об этом подумать, как ровно напротив того переулка, в котором он прятался, взорвался яркий всполох пламени, сквозь который с трудом можно было разглядеть чей-то силуэт. Но, пусть его и нельзя было рассмотреть четко, Керн будто вновь увидел: жеребец лет двадцати на вид, в густо-бордового цвета огнеупорном, судя по всему, комбинезоне; с настолько обгоревшей шерстью на открытых участках лица и тела, что едва-едва можно было заметить остатки жесткого волоса цвета красного дерева; темно-гранатовая грива, торчавшая недавно вертикально вверх, опалилась до такой степени, что уже совсем не скрывала рог. Единственный оставшийся теперь глаз пылал даже не отражением внешнего пламени, а собственным, внутренним. И даже кровь, подтекающая из развороченной второй глазницы, будто бы искрилась, угрожая вот-вот возгореться. Весь вид этого пони вызывал только одну ассоциацию: безумный, жадный пожар, который обратит в пепел все на своем пути. А то, что он — в отличие от того седого безрогого, исчезающего и появляющегося в обычной вспышке света, и белогривого, перемещающегося сквозь пространство вообще без красивостей, — возникал в языках жаркого огня, эту ассоциацию только подкрепляло.

К счастью, сквозь свой огонь этот парень и сам не видел, так что Керн резко развернулся и, забыв о боли, ринулся подальше, едва успевая сворачивать и лихорадочно вспоминая маршрут. В конце концов, боль можно потерпеть. А вот ожоги получится исцелить только в том случае, если тело не состоит из них на сто процентов. И Керн уже готов был поверить, что зажигательные бомбы этого рогатого вполне способны создавать огонь, который не потухнет даже под водой и оставит от того, кому не повезло попасть в радиус действия, горстку пепла.

— ВОЗЬМИТЕ ЭТОТ СВЕ-Е-ЕТ!!! — проревел оставшийся позади единорог.

Керн очень надеялся, что рогатик побежит не за ним. Несмотря на то, что именно к Керну у него могли быть самые серьезные претензии.

Пожалуй, в следующий раз надо будет очень серьезно подумать, прежде чем тыкать ножом в кого попало. Или, по крайней мере, если тыкать — то сразу насмерть. В этот раз он тоже планировал тыкать именно что насмерть и был крайне удивлен результату. В первые несколько секунд. По истечении этих секунд на удивление не осталось времени.

— Бля, — в который уже раз выдохнул Керн, прикинув, что до места назначения ему идти в таком состоянии еще минимум двадцать минут, за которые рогатик успеет, если захочет, неоднократно прочесать весь Нижний и найти его. Припомнив, что конкретно находится на месте того адреса на первый взгляд, он зажмурился и совсем обреченным тоном добавил: — Бля.

Что же, вся надежда на то, что Твист знал, о чем говорит. Что-то он там упомянул, иносказательно. Насчет того, что рожденные летать регулярно вынуждены ползать. Нет бы сказать как нормальный пони...

— Бля, — удрученно сказал грифон всему миру и поковылял дальше. Оставалось еще немного.

---

Вскоре после прибытия грифона к Брайту, 7:42 утра

— Наблюдать за твоей работой всегда жутко весело, Брайт, — сказал я. Совершенно искренне, но при этом намеренно вложив в голос капельку насмешки. Брайт не обернулся, но я и без того знал, что он поднял бровь и недоуменно оттянул вниз угол рта, прежде чем ответить, не отрываясь от работы:

— Иногда я с трудом понимаю, комплимент это или оскорбление. Видимо, зависит от твоего настроения.

— Брось, — я душераздирающе зевнул, чуть не свихнув челюсть, и запихнул в рот остатки пшеничной булочки. — Ты вмаефь, фто я февя невно юбью.

Жрать в операционной — не лучшая идея, но сидел я достаточно далеко от рабочей зоны, за стеклянной передвижной стенкой — одной из четырех, окружавших операционный стол. В общем, Брайт ручался за исключительную стерильность всего процесса, а желудок мне давно уже сводило от голода, и терпеть совершенно не хотелось. Из-за всей этой беготни в последние сутки поесть у меня так и не получилось, до того еще сутки кусок в горло не лез, а недавно принятая в терапевтических целях доза лишь слегка уняла чувство голода. Так или иначе, а закон сохранения энергии не могли отменить даже оборотни. Они просто, кхм, очень вежливо его обходили, и то не во всем. И раз уж я не мог кого-нибудь выпить, оставалось употреблять обычную понячью еду...

— Надеюсь, последними словами было "нежно люблю", — с сомнением сказал пегас. Правый его глаз, тот, что был меньше, он прищурил, выкатил и высматривал что-то микроскопическое. Через мгновение он с удовлетворенным вздохом сжал пинцет — я бы даже не успел заметить, если бы не вглядывался так пристально, как мог, — и стряхнул что-то в стоящий рядом контейнер для остающегося от операций мусора. Быстрота его реакций, движений крыльев, других конечностей, даже восприятия окружающего мира была во много раз выше моей. Но, по крайней мере, я мог понимать его, когда он забывал о своей особенности и начинал говорить с нормальной для него скоростью, то есть так, что обычный пони не разобрал бы ни единого слова, а единорог, скорее всего, разве что уловил бы общий смысл. Как сейчас.

Как я и обещал, я решил присмотреть за тем, насколько качественно Брайт чинит Керна. Естественно, ни наблюдение мое, ни помощь совершенно ничего не значили, попытайся я даже помочь — только путался бы под крыльями, а в качестве я и без того не сомневался. Но причины или как минимум поводы сидеть здесь у меня были. Во-первых, это позволяло немного отвлечься мыслями от разговора с Сайфером, с которым я все никак не мог хоть что-то решить однозначно. Во-вторых, хотелось проверить, насколько Керн пострадал и действительно ли это произошло в том несчастном полуподвале. В-третьих, наконец, я действительно любил смотреть на то, как Брайт оперирует; так что я, намеренно усевшись лицом к лицу пегаса, мог разглядеть его во всей красе. И, признаю, зрелище это меня скорее завораживало, чем пугало. Казалось, здесь чувствовался чей-то знакомый почерк, заставлявший немыслимые хирургические эксперименты выглядеть так естественно, будто объекты этих экспериментов такими и родились. Наверное, это напомнило мне... Дейзи?

— Кстати, — теперь Брайт, потянувшись левым крылом к шкафчику справа, извлек из него какую-то баночку. Щедро зачерпнув содержимого, он принялся равномерно наносит его одновременно по всем тем местам, где ему пришлось пришлось удалить остатки кожи Керна. Которых, слава Искре, было не так уж много. Наносимое буквально через пару секунд то ли испарялось, то ли впитывалось, и, может, мне показалось, но ожоги после этого начинали выглядеть чуть менее глубокими. Что именно было в баночке, я даже не представлял, но мог гарантировать, что Брайт свое дело знает, значит, делает все правильно. — Местами тут весьма интересные повреждения. Выглядит так, будто ожоги не только термические, но и химические. И, хочу заметить, если я правильно разглядел состав — твой друг выжил чудом. Обычно такой огонь не гаснет. Скорее всего, он попал под удар именно этого состава лишь немного и успел быстро локализовать место возгорания, а потом... кхм, вероятно, ему пришлось как минимум срезать себе перья. Редкая удача.

— Как интересно, — протянул я, не отрывая взгляда. Керн нервно дернулся, но в себя ему не прийти до конца операции как минимум. Остается надеяться, что Брайт точно рассчитал время, и грифон придет в себя уже почти здоровым. Пусть даже то, что делал Брайт, выглядело явно не похожим на традиционные методы лечения при сильных ожогах, в результате я не сомневался. — Откуда он тебе знаком?

— Когда я еще жил и работал в Кантере... — баночка снова оказалась на полке, и теперь пегас вооружился набором игл, нитей и зажимов. Так же мгновенно сняв с подготовленного столика рядом то, что я предпочитал именовать "обивкой дешевых кресел", он в две конечности принялся прилаживать то ли клонированную, то ли вообще искусственную кожу одновременно на четыре пораженных участка, явно прикидывая расположение сосудов. — Я был знаком далеко не только с доктором. Кантер — единственное место, где анмарские единороги могли находиться, не опасаясь гонений... вернее, я бы сказал, не вызывая страха. Пусть их и не любили, но и не пытались разжигать расизм и ксенофобию. Меня же всегда привлекали единороги...

— Я заметил, — не удержался я.

— Что ж, возможно, это и была моя ошибка, но я ее таковой не считаю. Вернемся к теме, — два из четырех лоскутов кожи встали на место, и Брайт тут же потянулся за еще двумя. — Это была загадочная, почти детективная история, только без разгадки в конце. Я был близко знаком, помимо доктора, с тремя единорогами. Клифт — скорее математик, чем естественнонаучник, но мы с ней вполне ладили; Лимф — биолог, очень интересовался механизмами работы единорожьего рога и надеялся получить в Кантере живых подопытных, поскольку в Анмаре как ученый не имел достаточного веса; Эйсед — химик крайне широкого профиля. И вспомнился мне именно последний. Он официально работал на правительство Внешней Эквестрии, редкий случай, когда службы безопасности обоих государств закрывали глаза на опасный прецедент, поскольку нужен он был и тем, и другим. В том числе — в качестве двойного агента. Итак...

С кожей Брайт разобрался. Отложив иглы, он быстро размял крылья и перешел к менее значимым ранениям. Я по-прежнему слушал молча и не перебивал. Впрочем, я вряд ли успел бы вставить хоть слово, учитывая, что Брайт опять увлекся и тараторил как печатная машинка.

— Собственно, то, что я разглядел в этом составе, очень напомнило мне работу Эйседа, — продолжил пегас. — Он уже делал нечто подобное, если не совершенно идентичное, именно в таком стиле. Оружие устрашения. Он, как я уже сказал, работал на Эквестрию, но и на Анмар, естественно, тоже, и причин желать ему проблем не было ни у одной стороны. Тем не менее однажды он просто исчез. А также, в тот же самый день, пропали Клифт и Лимф. И, — тут Брайт выдержал многозначительную паузу, хоть по моим меркам это были очень короткие полсекунды молчания, — доктор вместе с ними. Тогда их всех так и не нашли.

— А потом он вернулся, — кивнул я. Уж с этого момента история была мне известна.

— Вернулся, да, всего через несколько недель. Кажется, он был крайне расстроен тем, что меня не забрали вместе с остальными. И очень нехарактерно для себя зол. Могу сказать, что его поведение вообще было во многом нехарактерно для него.

Работа была закончена в рекордно короткое время. Брайт осторожно прикрыл спящего грифона простыней, уже не беспокоясь о ранах, выскользнул из-за стеклянной ширмы и принялся стягивать перчатки.

— Но, по крайней мере, он оставался великолепным хирургом, — не без гордости за бывшего учителя сказал пегас. Расправив крылья, он потянулся ими в стороны и с наслаждением хрустнул по очереди всеми многочисленными суставами всех многочисленных пальцев, покрытых бледной и гладкой кожей.

Собственно, именно это и сделал с ним когда-то этот безымянный "доктор". Теперь вместо обычных пегасьих крыльев Брайт носил конечности, напоминающие то ли лапы, то ли руки с шестью длинными пальцами — по два противопоставленных, — на каждой. Локтевых сгибов было как минимум три в каждом бывшем крыле, а уж под какими углами и сколько раз мог гнуться каждый из пальцев, я и считать не пытался. И, что Брайт считал самым удобным, длина и гибкость позволяли в совершенстве пользоваться каждыми двумя-тремя пальцами как отдельной конечностью.

Радость от такого приобретения ему не омрачало даже то, что немедленно после модификации крыльев "доктор" отпилил ему копыта передних ног и что-то перекосил в мозгах, лишив возможности пользоваться копытами так, как ими пользовались все нормальные пони — то есть так, будто на них тоже были пальцы. Да, может, это и нелепо, но все в Эквестрии привыкли, и мало кто задается вопросом о том, как можно голым копытом что-либо ухватить.

С точки зрения Брайта протезы вместо передних копыт и крайне эксцентричная внешность были незначительной платой за удобства, которые давали ему новые крылья и ускоренное восприятие. К замедленному или полностью остановленному старению, благодаря которому он в возрасте более ста лет выглядел приблизительно на тридцать, он относился уже с некоторой иронией, но признавал, что и оно скорее относится к категории "полезных" изменений.

— Хочу заметить, мы не договорили, — Брайт, не сходя с места, подтянул к себе каталку, другим крылом отодвинул одну из стеклянных ширм и принялся аккуратно перекладывать Керна с операционного стола. Я не вмешивался, поскольку только Брайт точно знал, как правильно переложить настолько пострадавшего пациента, не нанеся ему новых повреждений или не повредив "ремонт". — Пойдем, отвезем его в палату и вернемся к Эйседу.

В коридоре, куда мы вышли из операционной, все выглядело явно не хуже, чем в какой-нибудь презентабельной кантерской клинике. Чистый кафель, магическая световая лента на всю длину коридора под потолком, ряд белых дверей с номерами на них. Разве что скамеек и диванов для ожидающих не было, но это и нормально. В очередной раз сосчитав количество дверей — вышел десяток плюс операционная, не считая двери к выходу, — я задумался, бывают ли все десять палат заняты одновременно, учитывая пугающие расценки Брайта на "починку". Вряд ли к нему так уж часто обращались, но он, тем не менее, не бедствовал. В конце концов, куда чаще он занимался не лечением травм, а куда более интересными и часто не особенно законными операциями. Если бы о нем знали все в Нижнем, то его клинику либо сожгли бы за подозрения в сокрытии рога (да и сам я по первости подозревал, что Брайт единорог), либо к нему очень скоро выстроилась бы очередь длиной с проспект Альвен.

Брайт толкнул каталкой одну из дверей в палату, точно такую же, как и та, где был Сайфер. Скудно обставленную, намеренно полутемную на случай визита тех пациентов, которым внешность Брайта видеть не полагалось. Осторожно переложив Керна — в едва заметных швах, выглядевшего без большей части перьев непривычно голым, — с каталки на кровать, пегас вышел обратно и прикрыл дверь. Ладно, подождем, пока он очнется...

— Итак... — Брайт, будто бы вдруг резко уставший, оперся спиной на стену и закрыл глаза. Да, за немыслимую скорость приходилось расплачиваться таким же чрезмерно быстрым метаболизмом, так что сейчас он и вправду был вымотан. Вытащив из кармана халата металлический термос, Брайт открутил колпачок, сделал несколько глубоких глотков и блаженно улыбнулся. — Обожаю чай. С сахаром. В больших количествах. Вернемся к разговору об Эйседе, Твист?

Я молча кивнул и уселся напротив. Не то чтобы я не хотел поддерживать разговор, но после еды мой организм, похоже, осознал, что не спал полноценно уже хрен знает сколько, если не считать отруба в храме Искры.

— Собственно, как я уже говорил, на Эйседа эта работа очень похожа. Не то что похожа, а один в один: он буквально перед исчезновением презентовал эту смесь. Ровно с таким же эффектом и, как я успел разглядеть, почти идентичным составом. Приятно иметь микроскоп вместо глаза и анализатор вместо обонятельных рецепторов. Естественно, очевидное предположение: кто-то воспользовался наработками Эйседа. Вопрос в другом: его похитили и пытали ради рецептов или же он сам, добровольно, поменял работодателя?

— Брайт, — я опять не сдержался и зевнул, — я вижу, что ты к чему-то клонишь. Рассказывай давай.

— Клоню. Но... — пегас недоуменно поскреб пальцами в затылке, — это звучит несколько бредово. Я ведь уже упоминал, что когда доктор вернулся, он вел себя максимально нетипично? Он был крайне зол, возможно, повредился рассудком.

— Какое там "возможно", ты посмотри, что он с тобой сделал.

— В том и суть. Видишь ли, некоторые из методов, которые он тогда применял...

— Ты что, еще и в сознании был?

— Очевидно. Так вот, они были характерны не для него. Все внешние изменения, которые он произвел — одно дело. Однако после этой операции мой организм начал вырабатывать неизвестные мне химические соединения, причем именно вырабатывать, я это выяснил. В коре головного мозга, как я смог узнать после вскрытия черепа, теперь находится дополнительный отдел, и я ума не приложу, за что он отвечает — а судя по увеличенному черепу, нечто новое появилось не только в коре. Также у меня, кажется, появился как минимум один дополнительный внутренний орган, железа, вырабатывающая... впрочем, это уже лишнее. Дело в том, что подобные вмешательства были скорее в компетенции Лимфа и Эйседа, нежели доктора. Ты успеваешь за ходом мысли?

С трудом разлепив веки, я вяло сказал, даже не в состоянии отреагировать на фразу о самостоятельном вскрытии черепа:

— Брайт, это очень интересно... но я так и не понял. Можно я сначала посплю?

— Если хочешь, — Брайт оттолкнулся от стены, будто снова бодрый и полный сил. — Тебя отвести в жилую комнату?

— Не-а, лучше я тут подожду, когда пациент... — еще зевок, — проснется...

— Воля твоя. И, кстати, я...

Торопливая речь Брайта действовала еще более усыпляюще, чем бессонная ночь и наконец утоленный голод. Сквозь сильнейшую дремоту я пытался запомнить то, что он объясняет, хотя и не особенно понимал, какое значение это имеет. В голове по-прежнему прыгали несколько последних фраз из разговора с Сайфером, фраз о том, что лучше бы мне держаться от моих друзей подальше. В случае с Керном можно было успокаивать себя тем, что при его тихой нелюбви ко всему живому ловить мне в качестве оборотня нечего, но, диз, как же я на самом деле не хочу бежать от Шиверс... И Дейзи может быть еще жива, надо просто вернуть ей контроль, и тогда...

Додумать, что будет тогда, я уже не успел. На меня свалилась благословенная тьма, и я наконец-то счастливо отрубился.

---

Проспект Роял, 6:37 утра

Пожалуй, теперь было очевидно, что ощущения, которые он испытывал ранее, были не такими уж и болезненными. Сами по себе они казались в высшей степени неприятными, но по сравнению с болью, которая ввинчивалась в голову теперь, они выглядели почти смешно.

Рейн шел по проспекту Роял. Если сказать точнее, он не совсем шел, он брел. Хотя даже это слово было слишком быстрым. Медленно, плавно он поднимал одну ногу за другой, осторожно делал шаг за шагом, сохраняя на лице выражение каменного спокойствия. В данный момент его внутренние ощущения с этим выражением крайне диссонировали.

Еще один шаг, и его словно пробивает от ноги, на которой надет браслет с конденсатором, до головы жаркий ядовитый разряд, заставляющий мозги вскипеть. Через миг этот же разряд спускается от головы по позвоночнику и расходится по крыльям до самых кончиков перьев. Побуждая распахнуть их.

Даже если бы он научился полноценно аппарировать, не тратя на поиск выходной точки по десять минут, чтоб все равно попасть не туда, сейчас это ему никак бы не помогло. Даже движение ногой с конденсатором причиняло боль. А любое заклятие, как он однажды убедился, вызывало ощущение, будто голову с силой зажимают под прессом. По которому пущен электрический ток. И, конечно же, каждая такая попытка заставляла крылья зудеть и гореть огнем все сильнее.

Улица постепенно оживала. Жители Альвена, видимо, не слышавшие о комендантском часе, торопливо пробегали мимо Рейна, едва удостаивая его взглядом. Видимо, несмотря на оный комендантский час, работу никто не отменял. Сверху на Рейна удивленно глядели разномастные крылатые — пегасы, грифоны и драконы, недоумевая, верно, почему он с таким трудом еле ползет, даже не пытаясь взлететь. Он и сам рад был бы взлететь, но делать этого категорически не хотел. Краем сознания ощутив на себе слишком уж пристальный взгляд, Рейн покосился влево и успел заметить, как в противоположную сторону — похоже, как раз из Отдела, — целеустремленным галопом пронеслись двое в черной форме Департамента. Один, судя по отсутствию нашивок на форме — практик, с ярко-рыжей гривой, явный недопегас. Второго Рейн рассмотреть толком не успел, тем более что он был почему-то в давно уже не считавшейся частью формы черной маске и капюшоне; однако этот второй был пегасом, и именно он на бегу не отводил от Рейна внимательного взгляда. Видимо, удивляясь тому же, чему и остальные крылатые.

С одной стороны, думал Рейн — пока еще мог думать, — эта боль позволяет не задумываться о том, что произошло в храме, и просто механически двигаться вперед, пусть и очень медленно. С другой же было очевидно, что если бы не произошедшее, то, вполне возможно, приступ был бы намного легче. Каждая негативная эмоция — вклад в эту самую боль, и чем ярче эмоция, тем сильнее приступ. Тем легче сорваться и все-таки раскрыть крылья.

— Верно, Рейн, по этой причине мы и живем в Нижнем городе, — Рейн все еще помнил, что отец, говоря об этом, нервно дернул головой и прижал крылья, будто даже разговор об этих "причинах" включал приступ.

— И что же, мы вынуждены провести здесь всю жизнь? — хмуро спросил тогда Рейн. Еще всего лишь восьмилетний пегасеныш, не представляющий, какая жизнь ждет его, и — на тот момент — ни разу не раскрывавший крыльев. Как его и просили мама с папой.

— К сожалению, это так, — отец вздохнул и неловко взъерошил Рейну прическу, копытом, конечно, а не крылом. — Однако Риверу повезло! Твой брат — земной, а этой... болезнью в нашей семье страдают лишь крылатые.

Рейн вывел кое-какие закономерности. Например, он заметил, что при наличии в непосредственной близости некоторого количества заряженных батареек приступы проходят легче, и тем легче, чем выше количество батареек. Из этого он сделал очевидный вывод: тяжесть приступа зависит от магического фона вокруг. В эту картину вписывался и конденсатор, который даже в фоне потреблял энергию и, как следствие, мешал ей влиять на Рейна, каким бы это влияние ни было. И, конечно, негативные эмоции — на самом деле любые яркие эмоции, но в большей степени именно негативные, — усиливали реакцию.

В этот раз негативных эмоций хватило через край.

Ривер и Саммер не стали его слушать. Точнее, Саммер не стала. Ривер, едва осознав, к кому на самом деле присоединился Рейн, замолчал, отвернулся и просидел так, уткнувшись взглядом в стену и не шевелясь, до самого ухода Рейна. Скорее всего, брат расслышал то, что Рейн успел рассказать об их обожаемой Искре, но, как и Саммер, наверняка не поверил ни единому слову. Пегаска же, когда отчаянная речь Рейна приблизилась к кульминации, объясняющей абсолютно все, что он говорил до этого, просто велела ему замолчать. И он послушался, хотя, возможно, не стоило.

Конечно, они ему не поверили. Он и сам не поверил бы в такое, если бы Мальстром лично не рассказал ему. Мальстром был не просто убедителен. По нему было очевидно: он говорит правду. Правду, в которую, может, не хочется, но приходится верить. Пусть неприглядную, но являющуюся неотъемлемой частью картины мира. И если бы Рейн смог быть таким же убедительным, то Ривер и Саммер, возможно, поверили бы тоже, как поверил когда-то он: ведь и сам он был другом Искры до того, как попал в Рассвет, и у него получилось открыть в своем сердце путь к истине, пусть и болезненный.

Однако Рейн не смог. И остался в глазах пони, бывших ему самыми близкими, опасным фанатиком и сектантом.

Саммер, после того, как он умолк, очень тихо, будто не желая демонстрировать эмоции, попросила его уйти. Его, Рейна, которого знала никак не меньше десяти лет, попросила уйти, при этом будто бы игнорируя наличие в храме единорога из Внутренней Стражи, словно его присутствие было само собой разумеющимся — в отличие от присутствия Рейна. Она сказала, что в этот раз не будет звать ни Стражу, ни Департамент — впрочем, Саммер всегда была умнее, чем демонстрировала, и уже явно успела понять, что о доверии к ДКП, которого и без того было немного, лучше забыть вовсе. Однако, сказала она еще тише, если Рейн явится сюда снова, она будет вынуждена сообщить о нем хотя бы Страже, как бы неприятна ей ни была мысль об этом.

Рейн знал, что мысль об укрывательстве известной на всю Эквестрию секты, пусть даже одного пони из этой секты, и о том, что ей придется в лчушем случае о чем-то умолчать, а в худшем даже солгать, ей неприятна еще более. И даже смог почувствовать к ней благодарность.

А потом, когда он вышел за дверь храма, на него накатила злость. И одновременно с этим он смутно почувствовал через конденсатор неблизкий, но все еще ощущавшийся мощным выброс какой-то энергии. После чего закономерно, однако крайне не вовремя начался очередной приступ.

Вспомнив об этой злости, Рейн получил в награду еще одну вспышку боли и, не удержавшись, завалился на одно колено. Едва не уткнувшись носом в снег, он, тяжело дыша, еле-еле повернул голову и уставился на браслет, в который, помимо конденсатора, были вставлены еще четыре цветных камня. По одному на каждого из Рассвета.

Синий камень наконец перестал мерцать. Мальстром пришел в себя. Чего и следовало ожидать, учитывая, что рядом с ним Карнейдж.

Оранжевый камень мигал так ярко и быстро, что казался уже непрерывно светящимся. Диз подери, Флейм должен был надеть повязку. Рейн даже помнил, как тот ее надел и тщательно закрепил, чтоб даже попытка снять ее по своей воле вызвала бы затруднения. Однако, видимо, в этот раз он лишился повязки не по своей воле. А Рейн даже не может к нему аппарировать, даже не может попытаться связаться со своими дистанционно. Все, что он может — черепашьим шагом двигаться в сторону Отдела.

Рейн попытался подняться с колена и убедился, что не может и этого. Мозги, по ощущениям, давно уже превратились в кисель, и тело не желало слушаться. Кажется, оставалось лечь, лежать и надеяться, что все пройдет. По крайней мере, в юности, когда он впервые начал покидать Нижний город вместе с Ривером, это иногда работало...

— Друг мой, — услышал Рейн чей-то взволнованный голос, — что с вами?

Заставив себя поднять взгляд, пегас обнаружил, что рядом с ним присела с испуганным и сочувствующим выражением на лице земная в балахоне друга Искры. Видимо, она и Рейна из-за его одежды приняла за своего... Нет, не надо думать о друзьях Искры. И о храме Искры думать не надо. Надо успокоиться.

— Я порекомендовал бы вам отойти, подруга, — сказал Рейн, все еще сохраняя на лице и в голосе отстраненное спокойствие, хоть это и стоило сейчас кое-каких усилий. — Я ценю вашу помощь, но, поверьте, справлюсь сам.

Искорка решительно мотнула головой:

— Нет, простите, я боюсь за вас. Друзья должны помогать друзьям, вы же знаете? Давайте я отведу вас в тепло. Куда вы направляетесь?

Попытавшись подхватить Рейна под переднюю ногу, искорка замерла и недоуменно уставилась на его крылья. Ох, как несвоевременно.

— Прошу вас, не стоит помогать мне, — если в голосе Рейна и прорезалось отчаяние, то почти незаметное. Хотя он уже ожидал худшего.

— Ваши крылья... — теперь искорка явно совсем встревожилась. — У вас судорога, да? Я понимаю, насколько вам больно. Сейчас все поправлю, хотя может быть слегка неприятно. Не волнуйтесь, друг, принимать помощь от других не зазорно, даже по таким личным поводам...

Не прекращая нести успокаивающую чушь, искорка аккуратно, опасаясь повредить, расправила крыло Рейна. Он, как всегда в таких случаях, успел почувствовать, как то, что до этого пульсировало болью в его голове, почти взрывается мгновенным расширением, замещая собой... что-то... важное...

Активация завершена.

Осколок поврежден.

Во избежание дальнейшего разрушения структуры активируется режим защиты.

Копыто Дизастера с хрустом пробило горло дружелюбной земной кобылки, разорвав трахею. Прежде чем бедная искорка успела хотя бы удивиться, он выдернул ногу и наконец-то взлетел, слыша снизу чей-то громкий визг.

— Я же просил ее не помогать, — имитируя крайне натуральное раскаяние, сказал пегас. — Мне искренне жаль, но это было неизбежно.

Он снова уставился на браслет, теперь наконец не причинявший никакой боли. Оранжевый камень мигал не переставая, значит, у Флейма все еще были проблемы. Ладно, теперь нужно считать маяк и узнать, где он...

Последним рывком Дизастер преодолел сплошные темные тучи и огляделся. Солнце только едва-едва поднималось над горизонтом, освещая пелену облаков. Дизастер очарованно вздохнул: каждый раз за время без полетов он успевал забыть, насколько же красиво это зрелище. Когда-то оно было еще более красивым, он был в этом уверен. И если Рассвет добьется своего, то в Эквестрии снова возведут облачные города для тех, кто волен летать.

В последний раз взмахнув крыльями, Дизастер плавно опустился на ближайшее облако и сосредоточенно уставился на оранжевый сигнал Флейма, пытаясь прочесть координаты.

---

Окраина Нижнего города, 6:52

О существовании этой комнаты мало кто знал. Давным-давно дом этот был полностью заброшен, и тот, кто тщательно замаскировал, оклеив обоями и прокрасив швы, дверь, ведущую из чьей-то квартиры сюда, был наверняка уже долгие годы как мертв. Зато пока мародеры спешно выносили все из остальной части дома, именно эта комната оставалась в целости. Пусть и почти пустая комната: крепкий, даже не пострадавший от времени спальный мешок на полу; полка с книгами, между страницами которых были заложены безнадежно устаревшие банкноты по десять и двадцать битов; небольшой шкаф, при ближайшем рассмотрении оказавшийся сортиром, даже все еще подключенным к водопроводу; слегка выпирающий из стены кирпич, при нажатии на который рядом с ним распахивалась еще одна спрятанная дверца, небольшая выемка за которой ранее пустовала.

Такой он эту комнату когда-то нашел и такой же и оставил, решив сохранить это в тайне. Должно же быть в этом городе хоть одно место, где он останется гарантированно один? Если его и вправду собираются убивать, то в жилье, предоставленное Департаментом, сейчас идти глупее всего. А здесь — здесь никто не то что не найдет, даже не подумает искать. Все эти годы комната служила как личное убежище, скрытое от посторонних глаз, и теперь важность ее как убежища только возросла.

Единственное дополнение, которое он себе позволил — это зеркало. Раньше он каждый раз, заявляясь сюда, стягивал с себя ошейник и долго, пристально изучал свое отражение в зеркале, пока плотно сжатые зубы не начинали болеть, а в голове не оставалось ни единой мысли или эмоции, кроме ненависти к тем, кто так с ним поступил. Теперь же он вовсе не носил этого ошейника, а свое лицо рассматривал со странной смесью удовольствия и разочарования. Рано или поздно, думал он, грива отрастет и закроет этот несчастный обломок. Но прятать его за оборотным камнем он теперь точно не станет, как и пытаться спилить остатки. Пусть даже каждой прикосновение к месту разлома было болезненным, он не мог перестать периодически потирать обломок рога копытом — как иногда пони не могут перестать расшатывать языком больной зуб, пусть он и болит от этого только сильнее.

Прямо сейчас Фил с уже привычной полуухмылкой — ничуть не менее выразительной, чем прежняя ухмылка, полноценная, — вновь разглядывал собственное отражение. Пытаясь вспомнить, насколько похож был на него тот безрогий... нет, скорее — насколько Фил похож на безрогого. И пусть он видел его лишь мельком, этого хватило, чтоб признать: сходство было поразительным.

Особенно теперь, когда оба они были лишены рога, а Фил за последние двое суток приобрел восхитительные круги под глазами.

— Теперь я уж точно похож на папочку один в один, — насмешливо протянул он. Говорить по-прежнему было слегка неудобно, и речь выходила невнятной, однако это уже не раздражало. — В том числе прекрасными взаимоотношениями с Мальстромом.

И привычкой разговаривать с самим собой, которая теперь, когда Фил остался в полном одиночестве, проявилась во всей красе. Раньше ему почему-то казалось, что иметь собеседника необходимо, однако теперь надобность в этом отпала. Впрочем, собеседник никуда не делся, и не зря же он терпеливо дожидался Фила все это время?

Фил, подмигнув своему отражению, замурлыкал под нос какой-то популярный мотивчик и, дотянувшись правой ногой, нажал на выступающий из стены кирпич. Потайная дверца немедленно открылась. Пройдя к тайнику, Фил, не глядя внутрь и не прекращая напевать — что-то там про пение под дождем, если он верно помнил слова, — извлек то, что принес сюда совсем, казалось бы, недавно. Недавно, а сколько же всего успело произойти...

— Хорошо, что тут нет доступа влажности, да, дружище? — весело спросил Фил. Плюхнувшись на пол, он на вытянутых передних ногах держал перед собой вытащенный из тайника предмет. — Я, конечно, тебя немного подготовил, но, признаю, я не профессиональный таксидермист. Или в этом случае нужен другой термин... А, неважно. Ну, поболтаем?

Голова фестрала Ховера Шиверса даже после смерти умудрялась смотреть пустыми глазницами с презрительным безразличием. Которое, собственно, жутко бесило в нем Фила. Пожалуй, это было главное, что его бесило в Шиверсе, остальное можно было терпеть. Но вот этот вот взгляд очень напоминал именно того, кого Фил раньше не то чтобы любил вспоминать. Теперь же вспоминать можно было сколько угодно.

— Странно, Шиверс, — задумчиво сказал Фил. Аккуратно положив голову на пол, он пристально уставился ей туда, где когда-то располагались глаза. — Раньше Мальстрому не было до меня дела, но боялся я его до жути. Теперь же, когда он хочет меня убить — мне наплевать! Не странно ли это?

Ховер Шиверс молчал.

— Я уже говорил тебе, — продолжал Фил, — что вы с ним несколько похожи. Такое ощущение, что у вас примерно одинаковый взгляд на мир. Да, тот самый, каким ты сейчас на меня смотришь. Тот самый, которым я, увы, сам иногда смотрю на себя из зеркала. Но есть кое-какая разница! Хотя ты все равно не поймешь...

Фил, задумавшись, аккуратно поставил переднюю ногу на макушку головы Шиверса. Не то чтобы его волновало состояние этой бесполезной черепушки, но он предполагал, что есть те, кого оно волновать может, причем очень, и предпочел сохранить трофей до момента, когда он сыграет роль полностью.

— До чего ты докатился, Ховер, — рассеянно пробормотал бывший дознаватель, аккуратно перекатывая голову ногой туда-сюда по полу. — Я читал твое личное дело. С тех времен, когда ты был еще обычным мародером, урвавшим кучу мелких артефактов и пытавшимся их толкнуть. Вместе с Фейри, конечно. До того "резкого изменения характера", которое особо отметили в том самом личном деле. До того, как вам обоим не повезло столкнуться с идеально подходящими вам осколками, как вы стали Тенью и Сиреной. И если Сирене повезло остаться собой, то с тобой получилось несколько сложнее.

Неосознанно Фил надавил сильнее, но тут же опомнился. Все-таки Ховера нужно было сохранить в целости еще хотя бы несколько дней. И надеяться, что практик Аффар на этот раз все же оправдает последнюю надежду Фила и сможет разобраться в оставленной подсказке. Все-таки Кемис не такой уж идиот: он смог убедить Аркана оставить его в живых и даже вернуть на работу. По крайней мере, иного объяснения тому, что Фил увидел Аффара в новом комплекте формы старшего практика, не находилось. Как и тому, что Аффара сопровождали, причем, учитывая некоторые объекты работы, кое-кто неожиданный: дознаватель Сторм. Впрочем, это легко объяснимо — вряд ли Сторм в курсе насчет Рейна.

Собственно, тогда, чудом разминувшись с не заметившим его получившим повышение Аффаром, Фил решился и зашел в Отдел, рассчитывая на лучшее. Его ожидания оправдались: очевидно, никто, кроме Аркана и Рассвета, не был осведомлен о необходимости устранить бывшего коллегу, пусть его внешний вид наверняка заставлял сотрудников Отдела о многом задуматься. Таким образом Фил беспрепятственно прошел в кабинет, на двери которого висела табличка с надписью "Сторм", и, сорвав со стены какой-то явно ненужный документ, нацарапал карандашом на обратной стороне необходимую информацию, но так, чтоб ее мог понять только Кемис. И, довольный тем, что последняя их официальная встреча с Аффаром была скорее продуктивной, нежели разочаровывающей, удалился.

Хотя он не был точно уверен, что та встреча на допросе оборотня была и впрямь последней. Да, Фил был не в лучшей форме, у него все еще болели отбитые внутренности, и не будь он биологически единорогом, давно бы скопытился, к тому же усталость делает с восприятием ужасные вещи, однако... Однако он готов был поверить, что кое-какой интересный момент ему не почудился. Когда он вскользь бросил взгляд на Кемиса, чтоб убедиться, что это и вправду он, тот как-то странно высоко для обычного шага поднял правую переднюю ногу. И то ли прошептал что-то, то ли просто пошевелил губами, но Фил, способный по губам читать, увидел очень неожиданную фразу.

"Привет вам от Сирены, дознаватель Фил".

Кемис стоял к нему вполоборота, и Фил, в самом деле, был совершенно не в форме, но все же...

Однако, подумав о Сирене, нельзя было не вернуться к разговору с Ховером.

— Да, сложно получилось не только с тобой, конечно, — Фил уставился в потолок, будто бы с трудом припоминая. — Еще есть Дизастеры. Исключительно пегасы из их семейства, ведь тот же друг Ривер, например, совершенно обычный земной. Зато Рейн — прекрасный образчик того, как на неподготовленного пони влияют осколки такого рода.

Ему не то чтобы сильно нравились эти разговоры. Они напоминали о беседах, которые вели Мальстром и Флейм, Ликвид и Вейк, иногда Карнейдж. Однако он должен был окончательно разложить все по полочкам. Хотя бы для себя. Естественно, не для давно мертвой головы, из которой он к тому же выскреб мозги, чтоб не протухли.

Фил читал эту лекция себе и только себе. Тогда какого, собственно, диза он должен читать ее вслух? Раздраженно вскочив, Фил ногой оттолкнул голову Шиверса в угол и вновь вернулся к зеркалу — для того лишь, чтоб вглядеться в собственные глаза с еще большей яростной сосредоточенностью...

Ничего, естественно. Он никогда не мог разглядеть там ничего. Те пони, от которых он слышал — обычно подслушивая чужой разговор между коллегами, — об эмоциях в его взгляде, вероятно, обладали очень богатым воображением. Он мог хмуриться. Мог удивленно приподнимать бровь или сразу две. Мог протянуть веселые морщинки от внешних сторон глаз и чуть прикрыть нижние веки. Мог вытаращиться во все глаза, чтоб подчеркнуть полнейшее недоумение. В общем, он мог делать лицевыми мышцами вокруг глаз очень много полезных и интересных штук, превращавших его лицо в ценнейшую находку Департамента и кошмар любого подопечного, не представляющего, что означает то или иное выражение лица.

Но вот глаза его, вопреки слухам, во всем этом не участвовали.

Двигалось все лицо вокруг глаз, двигался весь мир вокруг глаз, двигались сами глазные яблоки. Однако если взгляды почти всех живых существ Эквуса выражали их чувства, даже если лицо оставалось спокойным, то с Филом все обстояло ровно наоборот. Он мог сколько угодно корчить самые жуткие рожи, менять выражения лица по двадцать раз в минуту, добавлять необходимых эмоций в голос. Он мог, но его глаза по-прежнему выражали глубокое безразличие. Даже если он его не чувствовал, с этим ничего нельзя было поделать.

Глубоко вдохнув, он решил не размышлять вслух хотя бы пока. Даже если Мальстром умудрился через Рейна или Санлайта навесить на него маяк, то пусть гадает: сколько Филу известно на самом деле, а сколько — нет. Ха! Они же теперь тоже не считают его единорогом, значит, факт идеальной памяти Рассвет может просто позабыть. Не говоря уже о том, что во время тех своих разговоров его, тогда совсем жеребенка, почти никогда не замечали, то ли считая элементом интерьера, то ли просто забыв о его существовании.

А потом пусть ломают голову на тему того, что и откуда он узнал.

Осколки, подумал Фил. Или "печати". Наименование зависело от прихоти именующего, но также и от некоторых тонкостей — печатями чаще именовали наиболее старинные и хорошо сохранившиеся артефакты. Слово "осколки" Филу нравилось больше. Оно напоминало о том, что заключенные внутри уже никогда не будут прежними, как нельзя склеить разлетевшуюся на тысячи кусочков фарфоровую вазу.

Так или иначе, как их ни называй, осколки подразделялись на три категории. Точнее, на три наиболее крупные, и этого разделения для начала вполне достаточно. Углубиться в эту тему всегда успеется...

Группа первая: древние запечатанные сущности или, реже, скопированные и сохраненные личности. Созданные, как бы нелепо это ни звучало для Фила, самой Искрой и ее ближайшими помощниками. Однозначные печати. Если предположить, за чьей печатью Мальстром гоняется по всем Библиотекам, ситуация становится намно-о-ого интереснее...

— Кризалис. Дискорд. Их печати у нас. Также мы получили Верность, Понимание и Честность. Что же до остальных... Нам нужна память Искры.

Группа вторая: вызывающие нечто среднее между омерзением и жалостью магические кадавры, почти всегда необратимо поврежденные умом и, за отсутствием более подходящего термина, душой. Созданные Рассветом в годы активности Мальстрома. Их даже сложно назвать как-либо, кроме как "осколки". А если вспомнить, что именно Мальстром с ними делал... Нет, не то чтобы у Фила от такого пропал бы аппетит, но смутное чувство отвращения присутствовало.

— Карнейдж. Я запечатал еще одного. Спец по микробиологии. Возьми себе.

Наконец, группа третья... Фил хихикнул. Вот уж что загадка так загадка. Он, как и все осталньые, совершенно не представлял, кем и когда они были созданы, зато уж о последствиях воздействия таковых узнал многое, и благодаря разговорам в Рассвете, и после, уже в Департаменте, пока он рос от практика до старшего дознавателя и получил доступ к архивам Аркана.

Да, третья группа. Дизастеры. Тень. Потенциально — младшая Шиверс. Отчасти — Карнейдж. И в каком-то роде — сам Мальстром.

— Мне знакомы эти осколки. Но я их никогда не видел. Они опасны. Но могут быть полезны.

Еще бы Мальстром не уверял, что они могут быть полезны, учитывая, что он был первым. По крайней мере, первым из известных носителей осколка третьей категории. Уже потом подоспели Дизастеры, Карнейдж и прочие, а до того третьей группы осколков будто бы не существовало вовсе. И если бы так и оставалось...

Фил закрыл глаза и снова плавно, медленно вдохнул и выдохнул. Он уже смирился. Теперь уж точно.

...тем не менее, если бы так и оставалось, то Фил сейчас, живой и здоровый, жил бы в Анмаре с семьей, которую был бы способен любить от чистого сердца. Вместо этого он — объект эксперимента Мальстрома, садист, маньяк и психопат, неспособный к любого рода сопереживанию, лишенный важнейшей части личности. Травмированный.

Подавив желание врезать копытом по зеркалу, Фил снова криво ухмыльнулся, широко, как мог, открывая проредившиеся верхние зубы и редкие обломки на месте зубов нижних. Что ж, у капитана Талли не оставалось выхода. Не остается у него выхода и сейчас. Ему придется либо добровольно сдаться Аркану и, как следствие, Рассвету, либо своим ходом добраться до Анмара и попасть в копыта бывших коллег из ВС, либо... либо все-таки действовать так, как ожидает Фил. Ведь они по-прежнему не враги, не правда ли? Теперь у них один общий враг. И пусть смерть Аркана не поможет Талли вернуть доверие Внутренней Стражи, пусть уничтожение Рассвета не вставит Филу на место удаленную еще в детстве — как там поименовал ее Карнейдж, однажды придя в себя? — точно, Nucleus Anima...

Несмотря на это, заставить их страдать будет очень весело.

— Может, я не смогу сделать это, Мальстром, — сказал Фил наконец-то вслух, залезая копытом в карман, — но я знаю того, кто точно сможет.

Вытащив единственный предмет, что лежал в этом кармане, Фил мечтательно, хоть все еще криво, улыбнулся. По-прежнему ничего не выражающий взгляд его был направлен на кольцо блокировки магии, разработанное, по словам Аркана, при помощи Мальстрома, щедро поделившегося способностями Карнейджа.

— Я просто уверен, Мальстром, — с нежностью прошептал уже не единорог, жадно разглядывая блокиратор, — тебе очень хочется испытать эту штуку в деле, не так ли?

---

Альвенский отдел Департамента, 7:12

Пинок дознавателя в дверь собственного кабинета вышел таким хлестким, что дверь с отчетливым звуком треснувшей древесины покосилась на петлях. Кемис даже не вздрогнул. По сравнению с Филом внезапные вспышки гнева даже не выглядели страшными.

Правда, прошло буквально около часа с того момента, как их представили друг другу в формате "Кемис, это дознаватель Сторм, Сторм, это старший практик Кемис, работайте". И Кемис не питал особых иллюзий относительно того, почему его не отпустили в компании, например, еще одного практика: чтоб он, как ценный, но уже не вызывающий доверия элемент, не натворил глупостей. За ним будут присматривать. Но это намного лучше, чем то, что ожидало бы его, не прерви Аркан Мальстрома. Того самого Мальстрома, да, и Кемис был практически счастлив сложившейся ситуации.

— Итак, храм оказался закрыт, — Кемис с трудом, уперевшись ногой в стену, заставил дверь закрыться, но заметный просвет все равно оставался.

Впервые оглядев новый для него кабинет, Кемис осознал, что некоторым сотрудникам в Отделе, вероятно, позволены некоторые вольности. Или на самом деле стремление к порядку было отличительной чертой следователя Уэйда... забыть бы его уже... из-за которой он, Уэйд, вменял всем сотрудникам в Соуте в обязанность поддерживать чистоту и порядок. На что, впрочем, имел полное право, будучи единственным следователем Отдела и одновременно исполняющим обязанности директора в одном лице, а приказы от начальства положено выполнять.

Здесь же начальства было много, и, вероятно, учитывая наличие под боком такого малоприятного места, как Нижний город, ни одному пони из этого самого начальства не приходило в голову забивать подчиненных чем-то маловажным, если они прилично выполняют свои обязанности. Во всяком случае, кабинет дознавателя можно было охарактеризовать одним словом: "бардак". Впрочем, осмотрев его еще раз, Кемис изменил характеристику на "хаос". Может, здесь и не было безукоризненного порядка, но, судя по уверенности владельца кабинета и скорости перехода от разговора к срочному просмотру каких-то записок, выхваченных, казалось, наугад из кучи бумаг на столе, у дознавателя проблем с тем, чтоб ориентироваться в здешнем беспорядке, не было. Несмотря даже на то, что под грудами писем, протоколов допросов, актов и почему-то счетов буквально не было видно столешницы; то, что не помещалось на столе, торчало, плотно утрамбованное, из пары стеллажей по двум сторонам от стола; и, наконец, не впихнувшееся даже в стеллажи было развешано по стенам на кнопках.

"А вот Фил терпеть не мог бумажную работу, — невольно подумал Кемис. — Я уж думал, что они тут все такие, кроме сотрудников дирекции..."

— Но, полагаю, это временно, — закончил Кемис фразу, осознав, что он уже пару минут стоит, как дурак, и пялится на чужой кабинет.

— Да ты мастер говорить очевидные вещи, Кемис... — голос, хоть маска его как-то странно искажала, был вовсе не яростным, а скорее усталым — видимо, вспышки гнева дознавателя проходили так же быстро, как и начинались. Неплохой знак, если во время одной такой вспышки Кемису не прилетит в голову нога в тяжелом накопытнике со стальным носком. Вряд ли его голова окажется столь же крепка, как пострадавшая дверь. — Впрочем, это было очевидно еще по дороге, но надежда-то оставалась.

Кемис открыл было рот в недоумении, но предпочел промолчать. Что, однако, не ускользнуло от внимания его нового шефа.

— Мы встретили там Рейна, — отличное пояснение, ровно ничего не раскрывающее, спасибо, Сторм. — Тот пегас в балахоне, еле двигающийся, помнишь? Полагаю, он вернулся, чтоб навестить Ривера. Уж точно не родителей... И выглядел Рейн так, словно ему не повезло, и он очень сильно расстроился. Нельзя ему расстраиваться... Ну да ладно.

— Ривера? — Кемис уцепился за знакомое имя. — Друга Ривера? Что, Рейн — тоже из искорок?

— Был, — кивок был каким-то странно удруенным. — Потом он сбежал из города, чего ему вообще-то нельзя было делать. Теперь вот впервые вернулся, и что же? Попробовал он найти родителей? Оставил им хоть одну весточку? Хрен там!

— Э-э-э, — до Кемиса, кажется, дошло. — Вы — его отец, да?

После слишком долгой паузы он забеспокоился и, желая сгладить впечатление, выпалил:

— Простите, просто вы так искренне переживаете...

Из глотки дознавателя донеслось что-то среднее между вздохом и смешком.

— Да забей, Кемис. Все в порядке. Давай-ка лучше думать, что нам делать.

— Проще всего, — все еще неуверенно сказал практик, почти уверенный, что только что ляпнул глупость, хоть и не понимал, почему, — дождаться утра и времени, когда храм точно откроется. Потом, как мы и планировали, допросить Ривера. Вы же говорите, он часто там бывает?

— Так, во-первых, — даже сквозь маску и капюшон заметно было, что Сторм недовольно морщится, — давай на "ты". Не хочу думать о себе как о многоопытном сотруднике в возрасте. Во-вторых, после того, что там, по твоим словам, случилось, та же Саммер могла попросту закрыть храм. Обычно она на такое не пошла бы, но если у нас в городе действительно творится такой трешак, в смысле — оборотень завелся, то я, например, закрытие храма хотя бы на время пойму и одобрю. А Ривер... Он, знаешь, не то чтобы особенно смелый, так что даже если тогда он демонстрировал тебе и Шиверс непоколебимую уверенность, то после всего этого вполне мог сбежать домой, запереться там и не выходить ближайшую неделю.

— В таком случае мы могли бы сходить к нему домой? — предложил Кемис, на этот раз решив даже не заикаться о каких-либо родственных отношениях между дознавателем и Ривером.

— Понятия не имею, где он живет теперь... А Саммер, если мы ее и найдем, не выдаст. Она, в отличие от Ривера, не испытывает пиетета перед органами правопорядка.

Тут Кемис заметил, что весь их диалог дознавателю даже не пришлось отвлекаться от документов. Похоже, дознаватель не просто любит бумажную работу, а обожает, причем настолько, что Кемису теперь останется работать только тупой физической силой. Впрочем, подумал он, покосившись на перекошенную дверь, вполне возможно, что и в качестве громилы его никто не задействует. Отсутствие же крыльев забивало последний гвоздь в крышку самолюбия. Удивительно, как Кемис, еще недавно думавший о том, как бы выжить, а еще чуть позже — о том, что выживать за счет младшей Шиверс ему не хотелось бы, теперь тоскливо пытается тереть тряпочкой собственную самооценку, чтоб та совсем не потускнела. Вот уж и вправду, быстрая приспособляемость...

— Кхм, — а вот недовольный кашель с искажениями от маски получался совсем уж жутким. — Кемис, не мог бы ты объяснить, откуда у меня на столе это?

Практик, радуясь возможности отвлечься от мыслей, выхватил у дознавателя какой-то документ. Вчитался.

— Нет, переверни. С другой стороны. Почерк узнаешь?

Кемис с готовностью перевернул лист бумаги. И тут же словно получил удар под дых. Избитая метафора, но другой сейчас в голову не приходило.

Кроме, разве что, "будто на его горле захлестнулась удавка".

— "Моя дорогая копия", — немного охрипшим голосом прочитал Кемис, надеясь, что все же ошибается. Но почерк он действительно узнал. — "Ты так вырос..."

— Да знаю я, что там написано, — резкий взмах крылом. — Давай не вслух.

Кемис, сглотнув, принялся читать про себя.

"Моя дорогая копия! Ты так вырос. Я искренне горжусь. Диз меня раздери, если я лгу. Наверное, будь твои грива и шерсть другого цвета, тебе было бы легче, но ты справился и с этим. Неважно, какой ты расцветки: рыжий, белый, серый... Ты приехал с Юга на Север и уже поднялся на целый десяток ступеней выше, чем я ждал от тебя. И хоть ты был опасно близок к повороту налево, ты все же выбрал правый путь и, уверен, пройдешь по нему еще вдвое больше ступеней как минимум. Может, тогда-то ты и найдешь семью Шиверс, даже если сейчас они ускользнули.

Удачи тебе, Аффар, и побольше случайных свидетелей!"

Мерзкий звон в голове утихал по мере того, как Кемис осознавал прочитанное. Он перечитал еще раз, уже не обращая внимания на тон. И еще.

Нет, если бы это написал кто угодно другой, Кемис бы даже не задумывался и просто отправил письмо в урну. Однако его написал Фил. Тот самый, который не так давно сегодня же сделал вид, что не заметил Кемиса в компании нового дознавателя, и дал ему возможность передать наконец привет от той треклятой Сирены.

"Диз меня раздери" — он же именно это имеет в виду?

"рыжий, белый, серый" — если первая догадка верна, то сейчас Фил имеет в виду... Твиста, того белого пони и младшую Шиверс. Звучит сомнительно, но если посмотреть в конец — "побольше случайных свидетелей" — то можно припомнить, что именно так тогда Фил поначалу назвал Твиста на обломках Норы. Кажется притянутым за уши... нет, могло бы казаться, если бы все это было по отдельности, но все вместе — точно не случайно.

Нора. Он имеет в виду ее.

— Бред какой-то, так, Кемис?

— Нет. Погодите, сейчас...

Дальше все до смешного просто. "с Юга на Север" — следует двигаться от Норы именно на север. "Ступени" — количество домов, скорее всего. "Развилка" — свернуть направо. И еще двадцать домов. Значит, в результате...

— Дознаватель Сторм, — все еще неуверенно сказал Кемис, — это шифр. Который почему-то должен был разобрать только я.

— Только ты? — оказывается, удивляться дознаватель тоже умеет. — С чего это?

"С того, что по Отделу, как по собственному дому, бродят Вестники Рассвета. А Фил не намерен отдавать Шиверс, их обеих, Рассвету. Пусть даже он больше не работает на Департамент". Жаль, что в планах Кемиса значится именно что выдача как минимум младшей Шиверс Мальстрому. О чем Фил, вероятно, даже не подозревает.

Хотя это на Фила совсем не похоже... Неужели он опять просто развлекался, ожидая, что Аффар не сможет разобрать такую простую загадку?

— Самому бы знать, — ответил он. — Но, если я сейчас не выдумал из одного бессмысленного письма слишком многое, то у нас есть адрес.

---

Бывшая подпольная лавка Тени и Сирены, 7:59

— Не могу сидеть тут, как дура, и ничего не делать, — зло сказала Визл.

— Тем не менее ты будешь сидеть тут и ничего не делать, — ответила мать будничным тоном. — И как раз в этом случае не будешь дурой.

— Может, дурой и не буду, — рявкнула Визл, — зато буду предательницей!

Со стороны никто бы не подумал, что одноэтажная кирпичная будочка, похожая на котельную, скрывает в себе проход в пооноценное жилье, хоть и под землей. Две комнатки, в той, что дальше от входа — просторная кровать, явно, впрочем, не перестилавшаяся уже минимум несколько лет, жестяной умывальник с ведром под ним и даже небольшая печка, дымоход от которой грамотно выходил куда-то вверх; комната возле двери с поверхности была явно нежилой, и ничего, кроме нескольких поломанных на части деревянных ящиков, стола и затертого плаката на полстены с каким-то прейскурантом в ней не было. Здесь не хватало удобств, но Визл не обломалась бы поссать в ведро, как, скорее всего, и мама. Бесило вовсе не отсутствие удобств, это было вообще последним, о чем она сейчас думала.

Когда мать снова попыталась уговорить Флай бежать из города, в ней со злости снова включилась Визл, и тогда уже ни о каком отъезде речи быть не могло. Закрыв рот дочери копытом, Фейри Шиверс вздохнула и обстоятельно разъяснила, куда они могут отправиться, если не сбегут из города прямо сейчас. И предупредила, что это не даст совершенно ничего, кроме, разве что, возможности дождаться нормальных поездов или, например, попробовать выяснить что-нибудь в Нижнем, если там есть где и что выяснять.

Тогда Визл согласилась. В надежде, что она что-нибудь придумает и все-таки сможет помочь Твисту. И Керну с Дейзи. Однако во время полета над Нижним городом они углядели сверху на некоторых улицах ненормальное количество дыма. Осознав, что дыма без огня в буквальном смысле не бывает, Фейри ухватила Визл за ногу, и дальше они помчали еще быстрее. Визл, если честно, даже не представляла, что мама может летать быстрее, чем она сама... К счастью, место, куда они направлялись, было в целости, как и все дома рядом, так что они быстро забились внутрь и захлопнули дверь.

Оставив Визл сидеть в уголке возле кровати и злиться. У злости не было конкретного объекта приложения, она злилась сразу на всех и на все вокруг. Даже на Твиста, который вообще-то спас ей жизнь, она теперь злилась — за то, что не пытался толком отбиваться.

Осознав, что эта злость мало того что ненормальна, так еще и абсолютно глупа, Визл переключила всю ее на себя.

— Я обещала помочь Твисту, — буркнула она. Уже сама не особо веря в то, что говорит. То ли утро действовало на нее так, то ли усталось. Она же так и не поспала за все это время...

— Ты ему уже помогла, — откликнулась Фейри, лежавшая на кровати с небольшой книжкой. — Дальше — его дело. Ты, я думаю, представляешь теперь, насколько он живуч. Гады — они, знаешь, не дохнут. Это я образно, если что.

Проглотив пассаж про "гадов", Визл мрачно спросила:

— Что это за место такое вообще?

— Лавка артефактов Сирены и Тени, — ответила мама, не отрываясь от малоформатной книжки, которую выудила из какого-то кармана.

— Кого-кого?..

— Фейри и Ховера Шиверсов, — пояснила мать. И, кажется, слегка улыбнулась. — Потому и так близко к Норе. Мы тоже вышли оттуда, знаешь ли.

— Ага, — сказала Визл. — Понятно.

На секунду она умолкла, а потом завопила:

— ЧЕГО, БЛЯДЬ?!

— Визл, будь добра, не выражайся, — поморщилась Фейри.

— В смысле "не выражайся"?! То есть у вас тут... вы тут... и когда?..

Отложив книжку, мать посмотрела на Визл утомленным взглядом и объяснила:

— Это было еще до твоего рождения. И, собственно, лавка открылась еще до того, как Ховер стал Тенью.

— Тенью? — кажется, от растерянности Визл готова была опять переключиться.

— То есть полнейшим мудаком, — уточнила мама.

Несколько секунд Визл сидела и хватала ртом воздух. Потом попыталась заорать что-то громкое и очень нецензурное, но из глотки вырвалось только сипение. Тогда она просто истерично замычала и ударила копытом по ножке кровати. Сломанным копытом. В который уже раз.

— Поздравляю, — с глубокой иронией сказала Фейри, глядя, как Визл прижимает к животу поврежденную ногу и тихонько подвывает. — Перебинтовать?

В этот раз Визл не стала пытаться орать или бить по мебели. Она просто разогнулась, осторожно встала на три ноги и, прищурившись, сказала:

— Мам, а ты вообще в курсе, что с папой, или как?

— В курсе, ясное дело.

— То есть, — Визл почувствовала, как опять закипает, и заставила себя успокоиться, — тебе наплевать, что седогривая мразь из Департамента убивает пони просто так, даже если это близкий тебе пони, да?

Фейри прикрыла глаза. И еще более спокойным тоном начала:

— Визл, Ховер был для меня самым близким пони. Когда-то. А потом он нашел тот самый артефакт, с которого все началось. Из-за которого ты теперь, дорогая дочь, тоже отчасти Тень, разве что в тебе еще есть совесть, в отличие от того подонка, в которого превратился Ховер. Знаешь, как он сделал из меня Сирену? Он, сученыш, привязал меня к стулу — одному из тех, что в той комнате, — и поочередно прислонял мне к башке все артефакты, что у него были. Один сработал.

Визл умолкла. Но Флай тоже умолкла. Ей не хотелось этого слышать, но она знала, что придется.

— Мне повезло, — продолжила Фейри, — мой артефакт не сделал из меня такую бессовестную падаль, какая получилась из него. Но, тем не менее, он не взял это во внимание. Нет, не то чтобы он держал меня на цепи, ничего такого. Просто все средства были у него, все документы, даже все полезные знакомства. Кроме, пожалуй, знакомых в Норе. Но там я делала вид, что все нормально, потому что он, диз подери, пугал меня. Ты не представляешь, насколько. Поверь, я могу рассказать о многом, что заставит тебя поменять мнение о нем, но не хочу вспоминать.

Голос мамы не срывался и не дрожал. Глаза не намокли. По-прежнему спокойно она закончила:

— Так что если один злобный мудак убивает другого злобного мудака — меня все устраивает. А убить Ховера Шиверса твой Фил не мог, поскольку Ховер к тому дню давно был мертв. Надеюсь, это исчерпывающий ответ.

Обычно в похожих случаях Визл хлопала входной дверью и вылетала на улицу.

Сейчас же она медленно прошла к выходу, опустив голову. Фейри ее не остановила. Она, подумала Флай, тоже имеет право злиться, если ты забыла, и сейчас она зла на тебя, Визл. Молодец.

Стянув со стола плащ и натянув его поверх комбинезона, Визл все так же медленно поднялась по лестнице и вышла на улицу. Где, кажется, наконец-то рассвело, пусть тучи и не давали понять точно.

Справа послышался чей-то громкий, быстро оборвавшийся вопль. Без интереса повернув туда голову, Шиверс увидела, что теперь и оттуда идет дым. И, похоже, до них он тоже скоро дойдет... диз! Дым! Огонь!

Плюнув на все возможные обиды, Шиверс резко повернулась, схватилась за ручку двери...

— Ши... верс?

Услышав этот голос, она едва не впала в ступор. Тут же развернувшись обратно, она увидела именно того, кого ожидала: Кемиса Аффара. В уже порядком замызганной форме Департамента, тяжело дышащего. Видимо, он разглядел в ее взгляде, как она мечтает дать ему в морду, поскольку отодвинулся и нервно предупредил:

— Эм, я... я на твоей стороне. Что я, совсем урод?

— Нет, ты совсем идиот, — буркнула Визл. Чем выше поднималось солнце, тем сложнее ей было удерживать концентрацию как Визл, но переключаться она не собиралась, даже если изъясняться в итоге придется жестами. — Какого диза это было?

Увидев, что его не собираются бить, Аффар расслабился. На самом деле бить она собиралась, и еще как, но только после того, как он объяснится. Или не захочет объясняться, и тогда пусть валит.

— Видишь ли, Шиверс, — промямлил Кемис, — дознаватель Фил более не работает в Департаменте. Так что с этой стороны у Твиста проблем нет, и если только удастся вытащить его... где он там сейчас...

— Вот именно, где он там сейчас! — огрызнулась Визл. Ругаться было приятно. Это позволяло отключить ненужные мысли. — И потому, что ты ушел, хрен мы его найдем!

— Погоди, погоди, — Кемис болезненно поморщился. — Не кричи так. Ты же тут не одна, да?

— Не одна, естественно! — высокомерно заявила Визл. — Я — не практик Аффар, чтоб постоянно оставаться в гордом одиночестве! Сейчас пойду и сообщу маме, что Фил кончился. Может, это ее хоть немного развеселит, ведь наши проблемы в таком случае тоже почти кончились.

Визл развернулась к двери. Снова взялась было за ручку. И услышала:

— Прости, Шиверс.

В следующее мгновение у нее в голове словно фейерверк взорвался. Свалившись на землю, она успела осознать, как же глуп овообще предполагать, что она стоит чего-то против даже такого хилого практика. И как грустно и обидно, что он все-таки оказался слишком идиотом, чтоб остаться с ними, и недостаточно идиотом, чтоб сгнить в Отделе.

— Полагаю, Фейри Шиверс я возьму на себя, — произнес кто-то сверху странным искаженным голосом, пока Кемис осторожно закреплял колодки на ее передних ногах и крыльях.

— Спасибо, Сторм, — Кемис, кажется, был искренне благодарен. — Только не позволяй ей сказать тебе хоть что-то.

— Я в курсе. Но спасибо за предупреждение.

Краем глаза Визл увидела, как дверь маскировочной "котельной" распахнулась, и как на ведущую вниз лестницу неторопливо ступили длинные и мощные ноги в тяжелых, окованных металлом накопытниках. Сделали еще шаг, на удивление бесшумно. И еще.

Визл хотела закричать, но именно в этот момент Кемис, еще раз пробормотав "прости", затянул на ее горле какой-то шнурок, и дальше была только темнота.

27. Иногда они возвращаются

Чаще всего крайне неприятные события происходят совершенно несвоевременно. Возможно, впрочем, они несвоевременны именно потому, что неприятны. Но к некоторым из таких, зная о них заранее, можно подготовиться: и морально, крепко вбив себе в голову, что вскоре придется пережить нечто не самое приятное, но неизбежное, и тактически, спланировав все способы минимизировать проблемы.

А вот неприятности такого рода, путающие и без того отсутствующие планы, всегда случаются как-то вдруг. Только что все было в порядке — и вот все вокруг объято пламенем, а ты пытаешься уговорить себя, что все хорошо и что-то еще можно поправить.

В этот раз все было объято пламенем буквально. И единственное, что могло бы утешить Твайлайт Спаркл,, хотя в другой ситуации заставило бы ее паниковать — у нее и до этого-то не было никакого плана действий, так что, в некотором роде, произошедшее не путало ей карты. Ну, разве что заставляло задержаться, пока где-то неподалеку спокойно продолжал действовать Враг. Но и это неважно, ведь она все равно даже не могла найти этого Врага. Так что все в полном порядке Все хорошо. Все просто отлично.

Твай выдала очередное заклинание. Пошатнулась, но устояла на ногах. Утихший было огонь будто бы с радостным воем вновь вырвался из разбитого окна, и пытаться погасить его снова она уже не стала. Все равно внутри уже не осталось никого. По крайней мере, никого, кого можно было спасти.

Нет, у нее не хватит сил потушить все. Никак не хватит. Пусть даже фон здесь ровный и настолько высокий, что почти дотягивает до уровня Эквестрии давным-давно, пусть именно это тело впитывает его с высочайшей скоростью и эффективностью, но до того, что она могла раньше, ей теперь далеко. Может, после некоторой практики... когда она привыкнет...

Но на это нет времени. Даже лишнего часа. Он — кем бы он сейчас ни был, — наверняка уже тоже ее почуял. И будет искать. Но ведь и Твай придется искать его, верно? Иначе может случиться так, что он придет, когда она будет неготова. Или, в намного худшем случае, сделает все так, что она будет ему вовсе не нужна. Так что заняться поисками так или иначе придется...

Поисками, блин! Не тушением пожаров! Особенно таких пожаров!

— Твайлайт, чтоб тебя! — взвыла она, борясь с желанием заехать себе копытом по морде. — Соберись!

К счастью, вокруг никого не было и спонтанную попытку съехать в тихую истерику никто не заметил. Все давно уже разбежались. А те, кто не разбежался... ну, они вряд ли кому-то что-то расскажут. Осознавать это было немного грустно, но скорее неприятно — как будто она опять вернулась на восемнадцать веков назад (Твайлайт уже успела бегло просмотреть память Летописца и увидеть, сколько времени прошло, но не более) и снова у нее нет ни сил, н возможностей спасти всех, но теперь хотя бы в гораздо меньших масштабах.

Хотя если она не поймет, откуда взялся пожар и почему этот дурацкий огонь не желает гаснуть так же, как обычный, масштабы могут стать и больше.

Твайлайт зажмурилась — это не обязательно, но в нынешнем теле так было проще, — и запустила сканер. На километр вокруг. Это слабое, казалось бы, усилие опять заставило ее пошатнуться, неловко переступая с ноги на ногу. Никого... нет, почти никого. Даже в домах был еще кто-то живой — но в таком состоянии, что даже если их вытащить, то без врачебной помощи им никак не помочь. Сцепив зубы, она выкинула их из головы и продолжила проверку. Еще какие-то пони стремительно удалялись из зоны сканирования — в панике, видимо, надеясь убраться от огня...

И совсем неподалеку от нее находился кто-то очень яркий. Настолько яркий, что вокруг него сканер сбоил и не показывал даже то, что должен был. А самое странное, что этот "кто-то" казался ей знакомым.

— Ну и кто же ты?.. — прошептала Твайлайт, всматриваясь пристальнее. Однако сил у нее оставалось совсем немного, и сканирование, не успела она приглядеться к объекту, сорвалось — отдачей врезав ей по мозгам так, что она тихонько заскулила сквозь сжатые зубы.

Но теперь ей хотя бы известно было, куда идти... Даже почти не идти. Он совсем неподалеку. И даже если это не центр пожара, то...

— И ПУСТЬ ОН ВОССИЯЕТ НАД ВАМИ! — провыл кто-то надорванным голосом. Именно с той стороны, где Твай углядела кого-то ярко светящегося. Последние сомнения в том, кто является источником пожара, отпали. Нахмурившись, Твайлайт решительным галопом устремилась в сторону этого света.

Но откуда же она его знает?..

---

Диз подери, Флейм — категорический идиот.

Дизастер некоторое время высматривал его с облаков, но Флейм всегда успевал аппарировать куда-то раньше, чем пегас успевал сорваться вниз. Теперь, примерно представляя зону поисков, Дизастер уже не тратил времени на поиски, но пока что поймать подходящий момент никак не мог.

До этой минуты.

Присмотревшись, он увидел, что напротив замершего Флейма стоит, расставив ноги и тяжело дыша, белый с ног до головы пони в мантии с вышитым на боку деревцем. Летописец. Что бы ему здесь делать, интересно?..

В своих возможностях Дизастер не обманывался. Сделать что-либо с Летописцем он не сможет. Но, во всяком случае, сможет забрать отвлекшегося Флейма.

Сложив крылья, Дизастер отвесно рухнул вниз с облаков.

---

— Рей... — Твайлайт запнулась. Этого она никак, совсем никак не ожидала. И пусть это сияние изначально казалось ей знакомым, но раньше оно никогда не было таким ярким. И таким... таким нездоровым. — Рейнбоу?..

Красный единорог перед ней наклонил голову набок, слегка неестественным движением, и произнес — теперь, когда он говорил обычным тоном, можно было четко различить два голоса сразу:

— Я несу им СВЕТ.

Представьте, что вы только что вернулись с похорон близкого друга. Пережить его смерть вы успели чуть раньше, и на церемонии, пока гроб под медленное бормотание распорядителя, рассказывающего, сколь прекрасен был покойный при жизни, погружается в могилу, даже и не думали плакать — только отрешенным взглядом смотрели, как яму размерами метр на два и глубиной на полтора молча закидывают землей двое привыкших к своей работе могильщика. Потом вы, в таком же молчании и наяву, и в голове, возвращаетесь домой, усаживаетесь в кресло и стараетесь не думать о том, о чем уже успели подумать неоднократно. Это не первый друг, которого вам пришлось похоронить, и, как вы даже не предполагаете, а знаете, не последний.

И вдруг раздается стук в дверь. Прежде чем вы успеваете ее открыть, дверь распахивается, и внутрь входит какой-то пони — совсем вам незнакомый, но... с очень знакомой улыбкой на лице. Не менее знакомой походкой проходит внутрь, падает в кресло напротив — не здороваясь, как будто вы только что виделись. И, несмотря на то, что этот пони явно жив, вслед за ним в комнату вплывает едва заметный, на уровне инстинктов отвратительный запах разложения и свежей, только что раскопанной земли.

Повернувшись к вам, этот пони улыбается шире. И произносит голосом, который вы прекрасно помните и который при этом уже никогда не думали услышать:

— Привет. Мне тут захотелось зайти.

И как бы знакомо он себя ни вел, кем бы ни выглядел, вас не покидает одно очень гнусное чувство. Чувство, что к вам на огонек зашел труп. Которому положено лежать в земле и медленно гнить.

Это никак, никоим образом не могла быть Дэш. Но Твайлайт четко видела исходящую от единорога во все стороны знакомую бурлящую энергию, хотя и усиленную теперь во много раз. Усиленную — и при этом явно... сломанную.

— Рейнбоу, — прошептала Твай. Ей довелось пережить очень, очень многое, и сейчас она не была в шоке, но... но видеть это было все же ненормально.

— Твайлайт, — со странными, вроде бы радостными, но все же непривычными интонациями сказал единорог. — Ты не поверишь, сколько тут всего случилось! Нет, поверишь, но это...

— Какого... Что тут творится? — спросила Твай. Невольно отступая назад.

— Ты меня спрашиваешь? Серьезно? — единорог опять наклонил голову с недоуменным видом. — Да ладно тебе, Твай, мозгами у нас работаешь ты, это ты должна быть в курсе!

— Почему все горит?! — Твайлайт все-таки сорвалась на крик.

— А, — красный единорог будто бы недоумением огляделся вокруг, — я несу им СВЕТ! Ну, знаешь, без света плохо. Надо.

— Но...

Задать очередной вопрос Твайлайт не успела. Сверху, откуда ни возьмись, свалилось что-то... кто-то. Пегас, с яркой голубой гривой, напомнивший Рейнбоу уже не внутренне, а внешне. В последний миг перед приземлением расправив крылья, но все равно с силой ударившийся ногами в мостовую, ровно позади единорога. Или позади Рейнбоу?

— Флейм, — сказал этот кто-то. Вроде бы вежливо. Но Твай уловила в его голосе знакомые интонации — и отступила еще дальше. — Не мог бы ты успокоиться? Пожалуйста, это крайне важно, нам наверняка пора возвращаться.

Глаза единорога помутнели. И на два голоса, снова слившихся в один, он закричал:

— Я ПРИНЕСУ ВАМ...

Нога пегаса метнулась так быстро, что Твай едва успела рассмотреть, куда именно пришелся удар. Зато прекрасно, даже за десять метров, расслышала влажный хруст, с которым череп единорога проломился в области затылка, возле позвоночника.

С удивленным всхлипом единорог начал заваливаться с копыт, но пегас усел поднырнуть под него, принимая вес пони к себе на спину. Еще один взмах крыльями — и оба, и синегривый пегас, и единорог у него на спине взмыли в воздух.

Твайлайт в свою очередь расправила крылья... попыталась расправить. С досадой плюнула, вспомнив, что теперь они у нее отсутствуют. Оставалось только проводить взглядом быстро исчезающий за облаками силуэт.

Рейнбоу... может, и не она, но что-то от нее. Пегас со знакомым холодом в голосе. Это не могло быть не связано с... с тем, кого она ищет. И кто ищет ее.

Ожесточенно сжав зубы, Твай направила заклятье в очередной горящий дом, мгновенно потушив весь огонь. Ладно, пока что это не худший способ потратить силы. И слить куда-нибудь нечто, неприятно похожее на страх, холодком пробегавший по нервам. А потом она займется поисками. Обязательно.

---

— Эй, козлы! — проорала Визл куда-то в пространство. — Давайте, заходите, еб вашу мать! Поговорим!

Тишина. Все та же самая тишина. Даже в пределах камеры звук не расходился эхом, а как будто поглощался стенами, полностью исчезая.

Запихнули ее в ту же камеру, где сидел Твист. И в то же самое кресло, хотя уже начисто отмытое. Куда дели маму, Визл даже не знала — когда она очнулась, обнаружила, что глаза у нее завязаны какой-то грубой тканью, и доставили ее сюда в таком же виде. Сорвав повязку только после того, как закрепили все зажимы. Она даже не успела толком рассмотреть, кто ее сюда принес.

Первые несколько инут — или полчаса, или час, она не знала, — Визл пыталась воплями, преимущественно матерными, привлечь к себе внимание. Но ее то ли игнорировали, то ли попросту не слышали — от кого-то она знала, что из этих камер наружу не проникает ни звука. По понятным ей причинам.

Когда ей надоело надрывать горло, оставалось только думать. Хоть ей этого вовсе не хотелось.

Диз, какая же она дура. Кемис сбежал — и уже сразу после этого ей следовало понять, что доверять ему больше нельзя. Вернувшись, он сразу дал понять, что знает о происходящем в Отделе, и уж это было еще более явным сигналом. Однако тогда ей было так сложно думать...

Предательство — это всегда обидно. Даже зная, что Кемис помогает ей исключительно по принуждению, а потом — и по вовсе непонятным причинам, Визл не могла не скрипеть зубами и мечтать о том, как лично перегрызет ему горло, только вырвавшись отсюда. Хотя теперь, зная, что он может сделать с ней, даже не напрягаясь, она какой-то частью разума признавала: мечты о перегрызании горла бессмысленны. Кто и как вообще готовит практиков, если они настолько тренированные?..

Мысли о Кемисе и о том, какой он мудак, помогали отвлекаться. Помогали не бояться того, что ждет ее — их обеих — дальше, и насколько она в этом виновата. А виновата она была на самом деле по-полной.

По ее тупости и она, и мама оказались в Отделе. Здесь их не ожидало ничего хорошего. Вряд ли Кемис, как бы жаль ему на самом деле ни было... да не жаль этому пидору, совсем не жаль!.. уговорит местное начальство быть посдержаннее. У них будут спрашивать о Твисте, и это как минимум. Как максимум — обо всем, случившемся тогда в Норе. И промолчать точно не получится, получится в лучшем случае не говорить подольше...

Хотя и на этот счет Визл не обманывалась. Она вовсе не была героем, способным под пытками не выдать нечто важное, умереть, но с гордостью промолчать. Тем более что здесь ей наверняка не дадут умереть. Разве что наполовину. А потом, терпеливо дождавшись, пока она придет в себя, продолжить скучающим тоном спрашивать — где находится гражданин Твист, что произошло в месте, известном как "Нора", где вы находились в прошедшую ночь...

Злость быстро уходила. Уступая место тихо наползающему страху. Страху неизбежного.

Однако очень вовремя скрипнувшая дверь успела отвлечь от мыслей и об этом.

— О, приперлись наконец-то! — Визл постаралась вложить в голос как можно больше агрессии и как можно меньше ужаса, который сейчас чувствовала. Хотя губы предательски дрожали. — Ну, давайте поболтаем, что ли!

Вошедший, не отвечая, захлопнул за собой дверь. Хотя, если Визл не показалось, из-под капюшона донесся слабый смешок. Это и приободряло — все-таки здесь работают пони, такие же пони, — и пугало одновременно.

— Ну? — она повысила голос. — Отвечать будешь, а? Тебе все равно придется со мной разговаривать, если хочешь, чоб я ответила на твои ебаные вопросы!

Вошедший, игнорируя ее, прошел к стене, развернулся и уселся прямо на пол. Напротив кресла. Не поднимая по-прежнему скрытого под капюшоном лица.

Визл это даже разозлило.

— Эй! — заорала она. — Реагируй, сученыш! Я к тебе обращаюсь!

Вошедший поднял голову и уставился на нее внимательными серыми глазами. Только глаза и были видны, всю остальную часть лица скрывала черная маска, которые, как смутно помнила Визл из школы, когда-то носили все сотрудники Департамента — чтоб их не знали в лицо.

Под этим взглядом становилось немного неуютно. Наверное, как раз из-за маски.

— Ну, ты будешь со мной говорить? Может, начнешь работу или как там у вас называется, или назовешься?

— Дознаватель Сторм, — проронил вошедший. Голос из-под маски звучал как-то странно и непривычно. Глухой, низкий, искаженный. От этого голоса становилось еще более неуютно.

Но, как бы там ни было, с ней хотя бы заговорили.

— И что, дознаватель Сторм? — Визл скорчила насмешливую гримасу. — Будешь выбивать из меня ответы, да? Ну так приступай уже, хрен ли!

— Нет.

А вот этот ответ заставил ее проглотить все уже заготовленные ругательства. С минуту Визл молчала, ошарашенная, а потом с новым чувством завопила:

— В смысле, блядь, "нет"?! Это твоя работа!

Сторм, не отвечая, уставился куда-то в потолок. И тихонько засвистел какую-то мелодию.

— Да вы все, что ли, только свистеть и умеете?! — рявкнула Визл, рванувшись из кресла. Попытавшись рвануться — зажимы по-прежнему прочно ее удерживали. — Ты вообще работать будешь?!

По-прежнему никакого ответа.

Визл уже не чувствовала ни страха, ни злости. Только растерянность.

— Ну... — кажется, неуверенность просочилась даже в голос, — если не будешь, то, может, расскажешь, что я здесь делаю?

Молчание.

— Где Фейри Шиверс? — Визл опять повысила голос. — Где моя мать?

Молчание.

— Да отвечай же ты, гнида! — взвизгнула она, сорвавшись. Терпение к ее выдающимся качествам не относилось.

Донзаватель Сторм оборвал свист и рывком поднялся с пола. Визл, осознав, что теперь ее просьба о начале работы может исполниться, вжалась в кресло, мгновенно растеряв всю браваду. Но Сторм в том же гробовом молчании прошел обратно к двери.

— Э... — до Визл дошло, что он собирается делать. — Эй! Стой! Какого хрена?!

Однако Сторм, отворив дверь, вышел. По-прежнему не проронив ни слова.

— Сто-о-ой! — разнеслось из камеры на весь коридор. — Какого хре...

Дверь снова захлопнулась, оставляя Шиверс в одиночестве. Наедине с ее собственными мыслями.

---

— И как она там? — несколько нервно спросил Кемис. Хотя и старался убрать из голоса все эмоции.

— Так, как ты и говорил, — в голосе Сторма хорошо была слышна насмешка. — Еще минут пятнадцать посидит — тогда будем спрашивать.

— Прекрасно.

Никакого "прекрасно" и в помине не было. По крайней мере, Кемис его не чувствовал. Но так уж сложилось, что либо он, либо она, и, как бы грустно ни было, Кемис предпочел себя. Благородное самопожертвование его отнюдь не вдохновляло. Выдача Шиверс этому Мальстрому не вдохновляла примерно настолько же, но все-таки поменьше.

И зачем он вообще в это ввязался... Точнее, не "зачем", а "как".

Обнаружив, что Сторм уже бодрым шагом направился к лестнице наверх, Кемис встрепенулся и направился следом. Но мысли его никак не отпускали.

— Слушай, Сторм, — он замялся, не зная, как нормально спросить, — вот скажи, почему ты здесь работаешь?

— Дурацкий вопрос, — откликнулся дознаватель, не убавляя шага. Вот они уже на лестнице. — Сам-то как думаешь?

— Понятия не имею, — честно сказал Кемис. Его причины здесь явно не подходили.

— Ну, тогда задай мне этот вопрос позже, и я подумаю, ответить ли... — Сторм толкнул дверь наверх, и стоявший за ней поспешно отпрянул, едва не зашибленный. — О, Стрикер! Не поболтаешь пока с Кемисом?

— Э-э-э, — тоскливо протянул стоявший за дверью Стрикер, явно не горевший желанием общаться с практиком Аффаром. Однако Сторм уже направился куда-то дальше по коридору, и им обоим не оставалось ничего, кроме как двинуться следом, хотя и медленнее.

Кемис вздохнул. Вот сейчас, пока Сторм за ним не приглядывает — лучший момент, чтоб свалить. Теперь-то его здесь точно уже ничего не держит. Он чувствовал, что "привет дознавателю Филу" он и впрямь передал, так что можно было спокойно сбежать. Но он же не успеет, никак не успеет... Несмотря на то, что теперь его здесь больше ничего не держит. Уехать — и забыть о Департаменте, о Филе, о Шиверс... Сторм, пожалуй, единственный отнесся к нему нормально, как пони, но и о нем лучше забыть.

— Аффар, — Кемис едва осознал, что Стрикер пытается заговорить с ним, и поспешно повернул голову, — слушай, ты это...

— Ну?

Стрикер с несколько несчастным видом договорил:

— Не держи зла, а? Нам сказали задержать, мы задержали, че уж там...

— Да ладно тебе, — рассеянно ответил Кемис. Думал он вовсе не о том. Он уже даже успел забыть, кто именно отконвоировал его к Аркану, да и значения это не имело — он сам пришел бы туда же. — Все в порядке.

— Зашибись! — обрадовался Стрикер. И сразу же следом с каким-то недоумением спросил: — Слышь, как ты вообще с ним работаешь?

— Э?

— Ну, я про Сторма, — Стрикер сделал страшные глаза и шепотом продолжил: — Он постоянно таскается в этой своей маске... И говорит как-то стремно. Тебе нормально вообще?

— Стрикер, тебе напомнить, с кем я работал до этого? — кисло спросил Кемис.

— А... — практик вздрогнул — явно от каких-то своих воспоминаний. И кивнул. — И все же...

Продолжить ему не дала грохнувшая дверь, ведущая от рабочих помещений к приемной. Недоуменно переведя взгляд, Стрикер дернулся и замер, круглыми глазами уставившись на того, кто в этой двери возник. Обнаружив, что двое других практиков проделали точно то же самое, Кемис с нехорошим предчувствием уставился на дверь.

Из которой быстрым шагом вышел пегас с распахнутыми,, дрожащими крыльями, несущий на спине... единорога. Приглядевшись, Кемис заметил, что грива этого единорога вся слиплась и в чем-то измазана. В чем, из-за цвета этой гривы и шерсти не было видно, но именно потому было прекрасно ясно, что это. Не прерывая шага, пегас огляделся и, видимо, отметил уже переодевшегося обратно в новую форму Кемиса как старшего по званию. Старший практик тихо застонал сквозь зубы. Ну что ж это такое...

— Простите, — тон пегаса был безукоризненно вежливым, даже слегка виноватым, но что-то в нем заставляло зажмуриться и замереть, — не могу я узнать, где находится Мальстром Абисс?

— К... кто, — слабо пробормотал Стрикер.

— Последний раз он был в кабинете Аркана, — четко отрапортовал Кемис, осознав, что это за пегас, и старательно сдерживая дрожь. — Стрикер, проводи его!

Практик Стрикер, безумным взглядом уставившийся на Кемиса, сглотнул, но смолчал и деревянной походкой направился в нужную сторону. Пегас, благодарно кивнув Кемису — но даже этот кивок вызывал самые неприятные ассоциации, — двинулся следом.

Несмотря на то, что пегас этот был совершенно не похож ни на Фила, ни на Мальстрома, у Кемиса, пока тот не отошел достаточно далеко, между лопаток бродило чувство, будто сейчас вокруг горла захлестнется удавка.

— Ну, как тебе?

Этот тихий голос Кемис даже не сразу проассоциировал со Стормом. Только обернувшись и увидев знакомую маску, он осознал, кто именно с ним говорит. А Сторм, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Собственно, потому я и работаю на Аркана, если хочешь знать. Чтоб ни с кем, кроме Рейна... и Винда, если на то пошло... не случилось ничего похожего. Аркан обещал мне это.

Кемис не стал уточнять, кто такой Винд. Но кто такой Рейн, он теперь прекрасно понял. Потускневшим голосом он ответил:

— А я здесь только потому, что у меня не было выбора. И уже считаю, что выбор все-таки был, и зря я его испугался.

Сторм подошел ближе и совершенно неожиданно взъерошил Кемису гриву. Тот аж фыркнул от удивления.

— Да, мотивация похуже моей, — протянул дознаватель, — однако с этим тоже можно работать. Не займешься старшей Шиверс, а? Только поаккуратнее, мы же не звери.

Кемис очень остро осознал, что какие бы взаимоотношения ни соединяли Сторма с этим пегасом, Рейном... и каким-то Виндом... дознавателю их очень остро не хватало. И то, что Сторм не подошел к Рейну только что, хотя наверняка все видел, красноречиво указывало на то, что не хватать их будет еще долго. Может, они действительно были родственниками. Может, нет. Но в тоне Сторма Кемис услышал невысказанную печаль за что-то, чего он, Сторм, не может исправить — и за что почему-то чувствует вину. И хочет это вернуть, однако осознает, что это не в его силах. Может, когда-то дознаватель, еще даже не будучи дознавателем, вот так вот трепал гриву этому самому Рейну... когда от того не веяло этим жутким холодом.

Но, в любом случае, от этого жеста веяло теплом. Предназначавшимся, может, не Кемису, но все же теплом.

С благодарностью — и за то, что с младшей придется говорить не ему, и за это самое тепло, — Кемис кивнул. И они направились обратно, в сторону подвалов. В молчаливом согласии насчет того, что с Шиверсами он будут обращаться настолько вежливо, насколько смогут.

###: Штормовой ветер

Все-таки у меня категорически дерьмовая работа. С этим мало кто будет спорить. Ни мои коллеги, ни объекты обработки — вторые, впрочем, потому, что им уссаться как страшно со мной пререкаться. Хотя и первые на самом деле, скорее всего, испытывают что-то подобное. Почти наверняка. Потому что среди них есть те, кто нашу работу дерьмовой не считает, уж я-то знаю. Знаю такого как минимум одного, но этого одного хватило на весь Отдел. В его присутствии всегда становилось как-то... зябко. И немного сумрачно, хотя куда уж сумрачнее — в Альвенском-то Отделе?

В этом Искрой проклятом здании всегда наполовину темно. Везде: в коридорах, где когда-то были окна; в комнатах и на рабочих местах сотрудников практической направленности, вроде меня, Фила, Брокдона, других дознавателей и следователей — и в кабинетах дирекции, пусть даже те благодаря такому освещению уже через полгода закупаются очками; в каждой крохотной каморке в общежитии, где обретается Кемис и прочие практики, что умудряются не найти собственного жилья в городе; в столовке, на кухне, в подсобках, и далее, далее, далее. Тот, кто задавал Отделу его нынешний визуальный стиль — а был это уж точно не наш любимый, но чисто формальный, как и все его предшественники, директор Приккл, — либо страдал альбинизмом и не любил яркого света, либо был вампиром. Есть более разумные версии, но воображать автора образа самого страшного здания во всем Альвенгарде красноглазым, клыкастым, в мрачном черном плаще, с запутавшейся в гриве паутиной и гробом вместо кровати в личных апартаментах куда как забавнее. Многое объясняет.

И только кое-где глаз отдыхает от вечного копытотворного вечера, там, где, казалось бы, как раз и есть самое место пугающему полумраку. По иронии неведомого мне имиджмейкера самыми ярко освещенными в Отделе были камеры в подвале. Вероятно, удобства ради. Возможно, из своеобразного садизма — яркий свет во время допроса уж ничуть не прибавляет объекту смелости и силы духа, уж поверьте. Особенно если бьет ему прямо в харю — некоторым этого хватает до такой степени, что ничем другим в их хари бить не приходится.

По первости меня смущал этот полумрак. Теперь не смущает. Меня вообще не смущает очень многое из того, что в мою жизнь в Нижнем вызвало бы отвращение. Похоже, не только Винд и Рейн зависимы от фона, к обычным пони это относится в той же степени. Сколько пони проживет нормальным, лишенный важного внутреннего органа? Печени. Почек. Легкого. Да уж, мне никогда не давались метафоры... Другое дело, что лишение фона не убивает. Просто делает их... иными. Хуже, чем раньше. Наверное, хуже. Тут уместен другой пример: как может не ожесточиться сердце, лишенное любви? Дружбы? Любых чувств? Пусть даже лишенное не в полной мере, но достаточно, чтоб это сердце ожесточилось. И мое ожесточилось точно так же.

Толкнув дверь бывшей любимой камеры Фила, которому, несомненно, повезет не оказаться в ней с иной стороны, чем обычно, я небрежной походкой вваливаюсь внутрь. Шиверс, сидящая в кресле с широко раскрытыми глазами, нервно дергает ухом и с таким нелепым усилием скашивает в мою сторону глаза, что я даже слегка улыбаюсь. Под маской этого, впрочем, не видно, так что утешения моя улыбка ей не приносит. Возможно, именно потому у меня слегка дурная репутация даже среди коллег: они никогда не видят моего лица, и в попытках угадать эмоции им приходится полагаться на голос. А полагаться на этот голос, глухой, будто дергающийся и отдающийся эхом, ничуть не проще — спасибо невесть как воткнутой в маску хреновой туче акустических устройств. Судя по тому, что наболтал мне о маске хранитель арсенала, когда выдавал ее, она вся состоит из этих дизовых устройств, иначе их некуда было бы впихивать. Или это анмарская технология, что многое объяснило бы... или грифонья, что объяснило бы столько же, хотя и с иной перспективы.

— Сторм, — шипит Шиверс. Еще менее уверенно, чем в мой первый визит: попробуй-ка сохранить силу воли, будучи полностью раздетым, прикованным к креслу в камере, ожидая, что с минуты на минуту тебе начнут задавать вопросы, и отнюдь не самым приятным способом. Однако кой-какая уверенность в ней осталась, и даже больше, чем должно было. Или она категорическая дура, что в семнадцать лет нормально, или действительно куда более сильна, чем мы ожидали. Больше похоже на первое. Скалит клыки, явно неродные — смешная, нелепая пародия на фестрала. Не удивлюсь, если и шерсть у нее крашеная, пусть и не похоже. Кемис рассказал, что раньше она носила линзы и красила гриву в темно-синий... Было бы забавно, если бы не было так грустно. С ее стороны это тоже маскировка.

— Шиверс, — отвечаю я скучающим голосом. Впрочем, вряд ли она уловит интонации сквозь маску — ее этому не учили, а возможности... "Флай Шиверс"... в этой камере заблокированы. Это гарантировал Аркан, и пусть раньше мне не приходилось здесь работать, в этом я ему доверяю. — Или "Визл"? "Флай"?

— Поди нахуй, — немного срывающимся голосом рычит пегаска. Да, явная пегаска, хоть и с возможной примесью фестральей крови, если вспомнить о некоем Ховере Шиверсе. Если бы Фил не сорвался, то сейчас младшая Шиверс была бы нам совсем не нужна. Но Фил — это Фил, и он, узрев вблизи ненавистную ему магию, не удержался. А и старался ли он удержаться вообще? Это было бы не в его духе. И теперь мне приходится разговаривать с этой девчонкой, изо всех сил пытающейся скрыть, что ее едва не трясет от страха. Девчонкой, получившей от каждого из родителей не только детали внешности, но и кое-что более важное, по словам Аркана.

Все-таки меня всегда умиляла возможность скрещивания столь разных существ. Пусть пони и считаются одним видом, но даже не разбирающийся в анатомии может гарантировать, что пегасы отличаются от земных, а единороги — от тех и других.

— Пойду, обязательно пойду... — с коротким зевком я подхожу к креслу, и Шиверс рывком вжимается в спинку. Все же она не настолько смелая, как хочет показать. Но я всего лишь аккуратно щелкаю зажимом, освобождая ее голову. И следующим, уже на шее, и следующим... — Вот только с тобой разберусь.

Страх в ее глазах, прикрываемый уже изрядно ослабевшей яростью, сменяется недоумением. Точно так же, как и в прошлый мой визит, только теперь недоумения еще больше. Не учили ее общаться с сотрудниками Департамента, никогда не учили, хотя старший Шиверс мог бы и озаботиться, покуда был еще жив. В конце концов, это его плоть и кровь, и каким бы мудаком он ни был, стоило хоть немного подготовить единственную дочь к тому, что может ждать ее благодаря его подарку. От которого она, возможно, предпочла бы отказаться, будь у нее выбор. Такие подарки никто не согласился бы принять по собственной воле. Винд Дизастер, как и отец его, и сын его, наглядно продемонстрировали мне это.

Я раскрываю последний зажим, нарочито медленно разворачиваюсь к Шиверс спиной и прохожу к стене камеры. Ожидая ее дальнейших действий, от которых и будет зависеть ход нашего разговора. Видит Искра, я не люблю насилия, даже сейчас, спустя почти пять лет после ухода из Нижнего. Разница в том, что тогда мне было очень тяжело обращаться к насилию — теперь же, какая бы нелюбовь меня ни преследовала, действий моих она отнюдь не сковывает. Легче причинять боль. Легче проливать кровь. Еще пять лет — и мне станет безразлично. Настолько же безразлично, как было Винду, когда он становился... Дизастером. Одним из бесконечной череды свихнувшихся, сломанных пегасов, за единственную уникальную способность расплачивавшихся всеми понячьими чувствами.

— Флай Шиверс, семнадцати лет, — начинаю я, слыша, как она, еще не веря в то, что ее и впрямь освободили, пытается сползти с кресла — и едва не падает. Ноги у нее, конечно же, затекли. — Также известная как Визл. Родственники — Фейри Шиверс, пегаска, прямо сейчас тоже находится в Отделе. И нам не очень хочется работать с вами всерьез. Понимаешь... — я невольно кривлюсь. Конечно же, она понимает, что нам нужно. И совсем не желает понимать нас самих. За это я ее совсем не виню. — Нам нужно совсем немного информации. О твоем друге Твисте. О Норе — о том, что произошло там в ту ночь, когда она развалилась. После этого...

Шиверс, успевшая незаметно, по ее мнению, подкрасться, избавила меня от необходимости объяснять, что будет после. Тихо и стремительно — опять же, только по ее мнению — она бросилась вперед. Непонятно на что рассчитывая. Впрочем, как раз-таки понятно: сидящий спиной противник прямо-таки провоцирует напасть. Жаль, что она выбрала именно этот вариант: спровоцироваться, а не попробовать хоть немного подумать. Немного напоминает меня... задолго до начала работы в Департаменте.

Ее глаза едва успели расшириться, когда она увидела, как я разворачиваюсь — намного, намного стремительнее, чем она. И еще быстрее я поднимаю правую переднюю ногу, будто собираясь поздороваться с ней, но немного выше. Шиверс, естественно, не успевает остановиться, не успевает даже слегка затормозить.

И с разбега — с такого, какой возможен в не очень-то просторной камере — врезается носом прямиком в мое копыто, в перчатку со стальными набойками, гарантирующими, что если я буду бить в полную силу, то как минимум проломлю череп, раскрошу кость в мелкую пыль. Я не бью в полную силу, я вообще не бью. Я не люблю насилие. Однако ее собственной скорости хватило для того, чтоб от удара едва не отлететь назад и всем телом грохнуться на пол.

С некоторым огорчением я прикидываю, что нос, скорее всего, сломан. Если не повезло, выбито несколько зубов. Мне этого не хотелось, но она сама выбрала нападение, вынуждая меня... Да, тут сложно удержаться от смешка. Вынуждая к защите? Учитывая разницу в наших весовых категориях, это была даже не защита. Я на две головы выше нее, шире, накачаннее, но при этом и быстрее. "Защита" в моем случае звучит как издевка. Скорее вынуждая к тому, чтоб остудить ее.

По крайней мере, судя по тому, что она, хоть и на трясущихся ногах, пытается подняться на пол, ни потеря сознания, ни скоропостижная смерть ее не ждет. Пусть даже она изо всех сил хлюпает носом и сглатывает, пытаясь всосать в себя всю бодро льющуюся из ноздрей кровь. Неуверенно пошарив во рту языком, она сплюнула на пол зуб — ну, хотя бы всего один — и подняла на меня затравленный взгляд.

И вот теперь в нем ничего, кроме страха, не оставалось.

Вот тут мне стало действительно смешно. Девчонка с четырнадцати лет таскалась в Нижний Город, промышляла мелким воровством, регулярно захаживала... ну, не то чтобы в притон, но в очень сомнительное местечко, то бишь в Нору — и при этом ее ни разу не били и даже не пытались? Нет, это действительно повод посмеяться! Всю дорогу она строила из себя крутую только потому, что не знала, насколько больно может быть получать по морде!

Как быстро, оказывается, можно лишиться уверенности в себе. Может, ей помогали ее способности и только они. Может, за ней незаметно приглядывал ее друг-оборотень, во что мне легко поверить — очень уж она к нему привязана, явно отличный объект для регулярной подпитки... практически бесконечный завтрак, обед и ужин. И вот теперь, от одного удара, она оказывается в мире, в котором еще никогда не была. Мире, где всего один удар по лицу заставляет провалиться в воронку страха и боли, и уже не фантомной боли в сердце, вызванной эмоциями, к которой у нее была возможность привыкнуть, а обычной, грубой, физической боли. Если до того у нее были какие-то иллюзии относительно того, что она сможет ничего не выдать, то теперь они, скорее всего, развеялись.

— Напоминаю, — я разглядываю накопытник, на котором тоже остались брызги крови, но не спешу его вытирать — это тоже часть представления. — Твист. Нора. Это все, что от тебя нужно Департаменту. Возможно, тебя даже не отправят в колонию.

Ее гарантированно не отправят в колонию, насколько я понимаю из того, что сказал Аркан. Однако этого упоминать не стоит.

Шиверс отводит взгляд. Но за мгновение до этого я успеваю заметить, как в чистый страх во взгляде вливается примесь ненависти. Ожидаемой, но настолько сильной, что ее может быть достаточно для того, чтобы и впрямь держаться. Слишком поспешными оказались мои выводы, похоже... Может, это и был первый в ее жизни серьезный, полноценный удар — не по чувствам, а настоящий, — но пережить его она смогла на удивление легко.

— Ну, продолжай, что ли, — процедила она, сплюнув красной слюной на пол. Пошатывающаяся, упорно не глядящая мне в глаза, но — с такой злостью, что стало ясно: просто так она теперь ничего не скажет. Из чистой ненависти. Из упрямства, построенного на этой ненависти. — Или ты, мудила, думаешь, что я тебе просто так все вывалю?

Мда. Если честно, именно так мне и хотелось думать. Однако теперь уже не получается.

— Ты думаешь, мне этого хотелось? — еле заметный вздох она вряд ли уловила. — Отстегнуть тебя от кресла только для того, чтоб тут же вернуть обратно?

— Ты сделал это только потому, что думаешь, будто я тебе ничего не сделаю, гнида! А ни хрена не ради задушевного разговора! Какой вообще задушевный разговор может быть с такими уродами, как вы?!

Вот теперь мне становится интересно:

— Такими, как мы? Ты имеешь в виду?..

— Да отлично ты понимаешь, кого я имею в виду! — рявкнула Шиверс. Все это время она медленно пятилась от меня и теперь наконец уткнулась задом в стену. К двери, естественно, даже не подумала подойти, и правильно. — Тебя! Ебаного предателя Аффара! Блядскую мразь дознавателя Фила! И всех, кто здесь работает! Вы вообще не способны испытывать эмоции! Гребаные машины!

А вот это было несколько обидно. Настолько обидно, что я неосознанно делаю шаг вперед, сжав зубы, но тотчас же говорю себе расслабиться.

— Ты действительно в это веришь, девочка? — спрашиваю я. Тихо, спокойным, даже уговаривающим тоном. Хоть уговариваю я только себя.

— А ты докажи, что это не так, мразь! — взвизгнула она, уже явно совсем не в себе. — Давай, расскажи мне какую-нибудь печальную историю из своей жизни, как у тебя домашний хомячок подох или кто-то из родственников копыта откинул! Может, я вся обрыдаюсь и...

Я не помню, как оказываюсь возле нее. И не помню, отчего все тело так напряжено, а в висках так резко и часто стучит пульс. Но вижу в глазах Шиверс вернувшийся страх, и уж это меня точно радует. Радует так, как радовало всегда с тех пор, стоило мне покинуть Нижний Город. Так, как радовало до того, как меня затащил туда Винд. Это, пожалуй, даже не совсем радость. Это нечто вроде тихого, спокойного счастья с нотками вины, которое способен, наверное, испытывать больной циррозом, которому сообщили, что найдена печень для пересадки. Заключенный, которому сообщают, что куда более опасных сообщников, которых он сдал, удалось поймать, и в связи с этим ему в скором времени положено условно-досрочное, а то и полноценная амнистия. Тот, кто понимает, что испытывать счастье — неправильно, но не способен от него отказаться. Чувство, раскатывающееся по всему телу, но плавно утихающее ровно перед головой. Намекая, что голова сейчас не нужна.

Хотя, с тоской думаю я, мне ведь так хотелось и к Шиверс отнестись по-нормальному. Видит Искра, я действительно не люблю насилия. И свою категорически дерьмовую работу, раз за разом толкающую меня к тому самому насилию.

— Кто-то из родственников, да? — сейчас мой голос наверняка звучал бы устрашающе даже без маски. Шиверс, осознав, что заметно перегнула палку, открывает было рот — смешно, она что, извиняться собирается? — но я с силой прихлопываю ее челюсть копытом. — Ну, давай посмотрим, что я могу тебе на эту тему рассказать.

---

— Ты расспросил старшую Шиверс?

Мышцы наконец-то расслабились, и теперь я аккуратно протираю перчатки передних копыт платком. Негоже расхаживать по верхним этажам или по улице в таком виде.

— Расспросил, — Кемис старательно делает вид, что не пялится на мои ноги. Впрочем, пялится он не на окровавленные их части, а на те, на которые обычно пялятся юноши, у которых давно не было никаких контактов с противоположным... ну, в его случае со своим полом. Хотя эти взгляды слегка удивляют, по большей части все же приятны. Однако парень тоже растет. Стоило ему увериться, что его собственная жизнь вне опасности — сразу же начал обращать внимание на менее важные потребности. Впрочем, смотрит он туда явно наполовину неосознанно. — Она не знает ничего, я гарантирую. Что с младшей?

— Та же хрень, — небрежно отбрасываю платок на пол. — Про Нору она все выложила, но свидетель из нее так себе — ни диза не понимает. Насчет Твиста же выложила только еще про двух оборотней, но в таком случае хрен мы его найдем.

— Ну, он цель менее приоритетная, — взгляд Кемиса становится еще более задумчивым, но оттого не менее пристальным. Нет, это действительно приятно... Имею я, уже почти пять лет как оставшись без Винда, чувствовать некоторое удовольствие от того, как на меня пялятся? А всего-то стоило отнестись к нему по-нормальному. — Аркан заявил, что теперь он вообще не важен. Так что... Честно говоря, сейчас нам остается только рутинная работа. То есть копирование протоколов и прочее.

Так и есть. Ну, конечно, еще надо оттащить обеих Шиверс к Аркану, уж не знаю зачем, но пока что это потерпит. И еще надо их накормить, по крайней мере младшую, которая, по ее собственным словам, не ела минимум пару дней. Меня очень просили ее не калечить, так что есть она в состоянии. И вряд ли после всего, что произошло между нами, устроит демонстративную голодовку.

Не сговариваясь, мы с Кемисом развернулись и направились к лестнице. Но Кемис, похоже, опять был категорически настроен задать какой-то вопрос. Интересно, почему он спрашщивает меня о чем-то именно здесь? Потому что здесь мы задаем вопросы объектам работы?

— Давай уже, спрашивай, — дружелюбно говорю я на ходу. Хотя маска наверняка стирает дружелюбие напрочь. — А то ведь изведешься.

— Кхм, — Кемис в явном смущении запинается. Но все же спрашивает: — Вы... ты говорил о Винде. Кто это?

Вот теперь запинаюсь уже я, и от взгляда Кемиса это не ускользает. Действительно, стоило отнестись к нему нормально, как пони, и он уже не воспринимает меня как психа, работающего здесь из любви к пыткам. Но есть вопросы, на которые я пока не хочу отвечать.

— У нас с ним были близкие отношения, — мрачно говорю я. — Достаточно близкие. Теперь его, к сожалению, нет. Вот и все.

Это далеко не все, и Кемис это чует, но спрашивать дальше не решается. И правильно. Однако то, что я не хочу отвечать вслух, не мешает мне думать о том, что было тогда.

Около пяти лет назад мне пришло в голову, что Департамент может помочь найти Рейна, и лучшим способом было устроиться сюда работать. Для практика мой возраст был уже не лучшим, но у меня получилось доказать, что я подхожу, и в итоге подняться в должности. Скорее всего, Рейна у меня бы действительно получилось найти, тем более что в итоге он сам сюда явился.

Но вот Винд решил отправиться на поиски сам. И покинул Нижний Город, в полном раздрае, в истерике, зная, чем ему это грозит. У меня получилось бы отговорить его, однако именно тогда все мое время уходило на то, чтоб попасть на работу в Отдел.

Винд ушел в Верхний Город — в растерянности, в панике. И закономерно съехал с катушек. Это было неизбежно. Он решил, что если он сможет найти сына, оно того стоит. Мне не меньше его хотелось найти Рейна, однако Винд захотел сделать все сам.

Задерживать его отправили меня.

Задержать его живым не получилось.

Все, чего мне удалось добиться — того, чтоб Винда похоронили на кладбище при храме Искры в Нижнем. Департамент заявил, что Винд был всего лишь маньяком с внезапно поехавшей крышей. Полагаю, большая часть сотрудников Отдела так и считала. Но меня — меня вызвал к себе Аркан, который, как я понимаю теперь, что-то знал. Больше, чем "что-то", намного больше. И пусть он предпочитает выдавать свои знания по крупицам, того, что он сообщил мне, было достаточно, чтоб согласиться работать на него.

Может, если я проработаю здесь еще пять лет, мне станет более-менее наплевать на мои воспоминания, но почему-то я в это не верю. В крайнем случае я напрошусь на круглосуточное дежурство в Нижний, чтоб точно не забыть, зачем я здесь.

— Тем более что теперь в Нижнем происходит именно что самое интересное, — тихо сказал Кемис. Ой. Похоже, последнюю фразу меня угораздило пробормотать вслух.

Ну да неважно.

— Именно так, друг мой, — я сгребаю Кемиса передней ногой за шею, а другую переднюю выставляю вперед в смешном недопафосном жесте. — И нас ждут великие дела. Величайшие! Ну, после того, как мы накормим Шиверсов. Погнали в столовку, что ли?

Отпустив Кемиса, я в очередной раз треплю его по голове. Хоть обычно наших клиентов в ней не кормят, но иногда бывают исключения. Не морить же их голодом, если они важны и нужны? Кемис, хоть явно только что полузадушенный, с явным энтузиазмом кивает, и мы направляемся к столовой.

Нормальное отношение все-таки творит чудеса.

###: Те, кто вернулся

В Анмаре, в резиденции Наместника, в апартаментах на несколько комнат без единого видимого входа и выхода, воздух в которых едва не искрился от бесчисленных наложенных заклятий, на широкой двуспальной кровати с безвкусными, хоть и тщательно вырезанными узорами и завитушками на изголовье, на простыне, покрытой столь же унылым шитьем, лежал, раскинув передние ноги и сбросив одеяло, единорог, сквозь прозрачный хрустальный потолок наблюдавший угасание в утреннем небе последних звезд. Единственный пони в Анмаре и всей Эквестрии и единственное существо на всей планете, которому и взгляд на звезды, и успокаивающий, мягкий свет Луны, и сияние солнца, и чистое, без единого облачка небо были доступны не тридцать шесть, а триста шестьдесят пять дней в году — стоило ему только пожелать и мысленно подкрутить регулятор, направляющий силу десятков заклинаний, сдерживающих почти бесконечные тучи. На поддержание всей этой магии уходила сила многих единорогов, которые не желали или не считали себя способными приложить свои таланты иначе, чем для соблюдения старой традиции. Удивительно многих, считавших наместника Тривилла достойным.

Сам Тривилл их мнения не разделял.

Но, поскольку не разделял Тривилл также известного мнения о том, что наместник обладает высочайшими моральными качествами и несгибаемой волей, он не мог заставить себя отказаться от того, что большая часть его подданных могла бы счесть излишней роскошью.

Неподготовленного пони, попавшего сюда, смутила и даже ошарашила бы именно эта деталь. Однако затем можно было заметить и другие странности — например, абсолютное отсутствие у мебели каких-либо острых или хотя бы условно прямых углов. Будь же неподготовленный единорогом, его бы также озадачило то, что значительную часть заклятий — настолько щедро рассыпанных в пространстве апартаментов, что уже почти осязаемых, слышимых, даже обоняемых, — составляет магия, не защищающая от нежелательных вторжений, пусть здесь была и такая; не охранительная, готовая в любой момент заморозить, испепелить, истребить любым способом того, кто все же прорвался сквозь первую линию обороны — хоть и таковой хватало.

В дрожащем, переливающемся едва заметными бликами от медленно утекающей и тут же вновь прибывающей энергии воздухе висело не меньше сотни лечащих заклятий, направленных на поддержание жизни и регенерацию лично наместника Тривилла даже при наиболее тяжелых повреждениях, вплоть до отсечения головы или разрушения тканей мозга. О существовании некоторых из них не знал когда-то даже он сам. Когда-то. До того, как увидел в действии.

Учитывая, что наместник выглядел вполне здоровым и крепким, хотя и слегка вяловатым единорогом приблизительно сорока лет, не страдающим от вражеских проклятий или тяжелых травм, увидевший это мог бы справедливо заподозрить либо местную охрану, либо Внутреннюю Стражу, либо самого Тривилла в паникерстве. Мог бы даже обвинить их всех скопом в трусости. Мог с жаром рассказать, как истощились шахты, как постепенно тает последние несколько веков магический фон, как позорно тратить силы столь многих жителей Анмара на бессмертие для одного-единственного пони, который в свое время все равно умрет от старости, пусть и проживет благодаря этому магическому реанимационному отсеку лет на двадцать дольше любого единорога.

Однако если бы обвинитель заглянул наместнику в глаза, бездумно взирающие сейчас в небо в ожидании рассвета, он бы немедля умолк.

Даже если бы не знал, что Тривилл лишен права на смерть последние триста с лишком лет.

С едва заметным вздохом единорог, не меняя позы, потянулся к стоявшей на столике бутылке, и та послушно подплыла. Не отрывая взгляда от неба, где в свои права постепенно вступал рассвет, аккуратно вытащил пробку и глотнул. Пить ему разрешали. Вряд ли здесь, при таком-то количестве медицинской магии, ему грозят проблемы с печенью. Или почками. Или ЖКТ. Или даже мозгом, будь неладна вся вышеупомянутая магия.

Тривилл опять плебейски отхлебнул из бутылки — бутылки изящной, приятной формы, что делало процесс употребления "из горла" еще более грубым. Может, вчерашнее вино было получше, но вкус того, что пьешь, не всегда важен. Последние полста лет Тривиллу, скорее, было в принципе наплевать на вкус. Неплохим казался любой напиток выше десяти градусов. Идеалом же он давно готов был счесть любую бурду, если она содержала в себе этиловый спирт и способна была гореть, но после недавнего инцидента все, что могло гореть, из его личного бара мягко, но уверенно изъяли. Оставалось травиться винами всех мастей. Включая шампанское. С самого раннего утра, конечно же.

— Я аристократ, мне можно, — сказал Тривилл. Спокойным, даже немного веселым голосом. Никто, слышавший этот голос, не подумал бы, что с наместником что-то не так.

Еще раз хорошо приложившись к бутылке, он, все еще глядя вверх, воткнул пробку на место, легко улыбнулся и с силой швырнул бутылку в стену.

Та, естественно, не разбилась — будто что-то в паре сантиметров от стены заставило ее очень плавно замедлиться и будто по невидимой горке скатиться на пол.

— Вот сволочь, — без особого огорчения прокомментировал Тривилл. Тем же тоном довольного своей жизнью и уверенного в завтрашнем дне единорога. И тем разительнее был контраст с последовавшим за этой фразой коротким, захлебнувшимся смешком, больше напоминающим всхлип.

Реакция последовала незамедлительно. Тривилл поморщился, осознав, что в голове опять звучит немного обеспокоенный, участливый голос:

— Милорд, вы в чем-то нуждаетесь?

Проглотив опротивевшую им обоим шутку про эвтаназию, на деле даже не бывшую шуткой, Тривилл радушно ответил:

— Нет, Шринк, все великолепно. Благодарю за твое внимание.

Пусть даже и беспокойство, и участие в голосе личного врача были точно выверены в необходимой пропорции, какую Шринк когда-то высчитал спустя неделю после их знакомства, внимание действительно радовало. Было с кем поговорить, кроме себя.

Тем более что демонстрировать необходимый тон Тривилл тоже вполне умел.

— Вы напряжены, милорд — беспокойство слегка усилилось, будто Шринк не совсем успешно сдерживал волнение — хоть и этот прием был полностью осознанным. — Вы защищены от любых негативных последствий ваших... кхм... нехитрых развлечений, однако лишь физически. С этим напряжение необходимо что-то делать, иначе, боюсь, ваше состояние ухудшится.

— Например? — полюбопытствовал Тривилл, снова подтягивая бутылку к себе. Из нее даже пробка не вылетела.

— Ну, скажем, единорог вашего возраста, как бы то ни было, нуждается в некотором количестве сексуальных контактов...

Тривилл почти счастливо расхохотался. Смеялся он долго и старательно.

— Я имею в виду биологический возраст, милорд, — суховато сказал врач, прерывая его смех. — Как бы то ни было, вы — молодой, даже не среднего возраста, единорог с соответствующими потребностями...

— Давай оставим разговор о моих потребностях, — попросил Тривилл. Сделав последний глоток, он аккуратно заткнул опустевшую бутылку пробкой и поставил возле кровати, уверенный, что уже полминуты спустя она исчезнет. — Я предпочту не демонстрировать несчастным кобылам постыдное зрелище, кое представляет из себя их правитель, оставаясь наедине с собой.

— Что ж, — Шринк вздохнул, — возможно, милорд, вы несправедливы к себе. Почему вдруг вы считаете это зрелище постыдным?

— Помощь мозгоправа мне тоже не нужна, Шринк. Я напряжен не более, чем обычно. Ты тоже был бы напряжен, если бы у тебя в глазах рябило от пары сотен перманентно активных заклятий. Если бы их было поменьше, я бы так не нервничал.

— Хотелось бы верить, милорд.

Голос умолк. Подождав продолжения, Тривилл понял, что его не предвидится — связь прервалась.

Что ж, Шринк, очередной врач, которого отрядила Внутренняя Стража, был вполне уверен в том, что их общение пошло Тривиллу на пользу. Как думали все предыдущие, назначенные той же ВС. Это уже в некотором роде успех...

Тривилл смотрел на небо.

"Нет, это никакой не успех. Он может быть сколь угодно уверен, но уговорить его снять хотя бы часть заклятий я не смогу. У меня много времени, очень много, но пока что ни один из этих бедняг, которых требовали поддерживать меня в относительно здравом уме и здоровом теле, не оказался достаточно неустойчив, чтоб согласиться на такую просьбу. Ни один. ВС не делает промашек, никогда. Если бы я мог позволить себе назначить туда некомпетентных идиотов..."

Нет, Тривилл не был парадным правителем, которого под конвоем выводили продемонстрировать народу по праздникам и запирали обратно. Он всегда помнил, что обладает властью. Настоящей властью. Если бы он потребовал, все структуры Внутренней Стражи расформировались бы и отправились убирать нужники — и считали бы его решение справедливым. Если бы он отдал приказ, Шринк, его нынешний врач и собеседник, вскрыл бы себе горло и умер, захлебываясь собственной кровью, уверенный в том, что приказ разумен.

Единственное, чего ему не могли позволить — умереть. А он не мог позволить себе ради собственной смерти изменить Анмару и всем единорогам скопом.

Хотя теперь у него был великолепный шанс откинуть копыта, не запачкав их.

Тривилл наконец отвел взгляд от прозрачного потолка. Глянул под потолок спальни, убедился, что неожиданный гость, которого не засекла ни одна охранная система, по-прежнему на месте, и поинтересовался:

— Ну что, ты собираешься меня убивать или как?

— Кхм, — существо, обвившееся вокруг люстры всем длинным и гибким телом, высунуло раздвоенный язык и облизнулось. Если бы не этот язык и два ряда острых клыков во рту, существо — по крайней мере, от шеи и выше — могло показаться вполне миловидным: с лицом относительно симпатичной, но не более, молодой кобылки, нежного цвета мягкой даже на вид шерсткой и блестящей вороной гривой. Все, что ниже шеи, миловидным было назвать трудно, особенно из-за чешуи. — Давай начнем сначала, а? И попробуй реагировать чуть менее флегматично, а то мне уже как-то неловко.

— Как скажешь.

Существо с энтузиазмом хрустнуло пальцами передних лап. Свесившись с люстры, оно полыхнуло глазами и, направив указующий перст на Тривилла, максимально страшным голосом — настолько страшным, какой может изобразить девочка-подросток лет шестнадцати, — взвыло:

— Бойся, смертный! Пади ниц и трясись в восторге и ужасе, не смея отрывать взгляда от земли... эм... от пола, ибо имя мне — ДЕЙЗИ!

Тривилл не выдержал и сдавленно фыркнул.

— Ну вот, опять, — недовольно сказало существо, с обиженным видом вновь обвиваясь вокруг люстры. — Ты мог бы быть повежливее! Бедная девочка не виновата, что ее безмозглый друг дал ей такое дурацкое имя! Думаешь, мне легко?! Представь, что твой хороший, казалось бы, приятель в один прекрасный день тебя вырубил, треснув по башке чем-то тяжелым, а проснувшись, ты видишь вокруг кучу незнакомых ошарашенных лиц, башка раскалывается, да еще внутри этой раскалывающейся башки кто-то слабо пищит, что это его, то есть ее, друзья и она тебе их не отдаст! Вот скажи, ты бы не разозлился? Не разозлился бы?

Хихиканье перешло в откровенный смех. В кои-то веки не истеричный, не наигранный, абсолютно искренний смех. От нервов, все от нервов...

— Что, смешно? — существо фыркнуло. — А у меня так все и было. За исключением "чего-то тяжелого", конечно. И мне очень хочется побеседовать с этим самым... приятелем и его дорогой подругой. Однако почему-то вместо них я нашла здесь тебя. Не подскажешь, где они могут быть?

— Еще б я знал, о ком идет речь, — Тривилл пожал плечами и отвел взгляд от "Дейзи". Он, естественно, уже понял, кто перед ним на самом деле, и удивляло лишь то, что он добирался сюда так долго.

Впрочем, Дейзи так Дейзи, почему нет.

— Мой приятель — рыжий в белых пятнах очкарик со смущенной улыбкой и такими глазами, будто он мечтает прямо сейчас заживо тебя сожрать, — Дейзи хмыкнула. — А подруга — светло-лиловая, с таким видом, будто ее поднять подняли, а разбудить забыли. По крайней мере, в нашу последнюю встречу они выглядели именно так. Ну, никого не напоминает?

— Увы.

Дейзи удрученно свесилась вниз. И сварливым тоном воскликнула:

— Это возмутительно! Складывается ощущение, что меня уже перестали воспринимать всерьез! Вот ты, да ты — с чего ты такой спокойный?! Ты вообще в курсе, КТО К ТЕБЕ НА САМОМ ДЕЛЕ ПРИШЕЛ?

По коже пробежался озноб. Оказывается, она... он может говорить и другим голосом. Всерьез пробуждающим древние, давно забытые инстинкты, требующие немедленно бежать и надеяться, что это существо не обратит на тебя лично внимания.

Стряхнув невольное оцепенение, Тривилл спокойно ответил:

— Знаешь, после трех с лишним сотен лет правления Анмаром сложно чему-то удивиться.

— Трех... с лишним? Анмаром? — Дейзи выпучила глаза и подалась вперед. Но хоть голос снова был обычным. — Знаешь, мне сейчас пришел в голову один очень важный вопрос, о котором следовало бы подумать заранее: какой сейчас год?

— Тысяча семьсот сорок шестой от Исхода по летоисчислению Эквестрии и Анмара.

— Мать моя Селестия-а-а, — Дейзи соскользнула с люстры и повисла в воздухе, держась лапами за голову. Почему-то Тривиллу казалось, что она, пусть и всерьез ошарашена, при всем том просто играет, хоть зритель сейчас только один. Упоминание имени Богини, правда, заставило его поморщиться, но он быстро напомнил себе: тот, кто находится перед ним, видел Богинь, если они и впрямь существовали, вживую.

— Мать твоя — Карнейдж, — все-таки не удержался он. Возраст возрастом, но оскорблять чужую веру — не дело даже для духа Хаоса. — И твой внешний вид заставляет меня понимать, почему за ним так долго гонялись и все еще гоняются и ВС, и ДКП.

Из груди Дейзи поднялось недоброе ворчание, клыки обнажились... и тут же прикрылись обратно.

— Раньше было еще более странно, — пробормотала она. — Карнейдж, значит... А он может что-нибудь знать о тех, кто запихнул меня в печать?

— Сомневаюсь, — опять пожал плечами Тривилл. — Он младше меня. Даже Мальстром младше меня. Если кто и сохранил нужные тебе сведения, так это "Библиотека", но они ни с кем не делятся тем, что записывают.

— Библиотека? — Дейзи навострила уши и замерла. Нет, все-таки она переигрывает! Все движения настолько подчеркнутые, что нельзя не заметить перебор, превращающий просто эмоциональное поведение в лицедейство.

— Именно. К сожалению, они не идут с нами на контакт, так что ничем не могу помочь. Но, гарантирую, нужные тебе сведения там есть.

Дейзи оскалила клыки. На сей раз — дружелюбно.

— Благодарю. Похоже, мы с тобой прекрасно подружимся! Если встретимся еще раз, конечно. Сложно было сюда пробраться, знаешь ли. Все эти бесконечные заклятия сигнализации, защиты, нападения...

— Да, они меня тоже раздражают.

Улыбку Дейзи стерлась. Следующий ее вопрос Тривилл понял еще до того, как услышал.

— Почему ты решил, что я здесь ради твоей смерти? Я не убийца, знаешь ли.

— А я не решил, — сказал Тривилл, вновь глядя в небо. — Я понадеялся.

У Анмара должен быть бессмертный правитель. Будь у них осколок Часов, Тривилла не охраняли бы столь тщательно. Но — осколка больше не было, а без него не могло быть и следующего наместника. Церемония предполагала, что единственные трое пони, способные использовать Часы — в каждом поколении только трое, прежние обучали следующих и уходили на покой, — в присутствии свидетелей проводили ритуал, и свидетели должны были подтвердить, что новый наместник отныне не подвержен влиянию времени.

Дизовы ритуалы. Идиотские традиции. Неизбежные, позволяющие сдерживать единорогов Анмара. Только эти традиции и остались с тех пор, когда анклав лишился собственной службы официальной пропаганды — увы, тогда Тривилл еще боялся смерти, и его смогли заставить издать приказ, распускающий эту службу и запрещающий ее воссоздание в любом виде. Единороги за жалкие несколько поколений стали терять веру в непогрешимость Анмара.

Но веру в традиции они все еще сохраняли, и заложником этих традиций и стал сам Тривилл. Уверенный теперь, что тогда стоило отказаться от вежливого предложения главы "Рассвета" и погибнуть — болезненно, но достойно.

Благо тогда "Рассветом" руководил еще не Мальстром, у которого в распоряжении был аргумент убедительнее, чем очень болезненная смерть. Очень болезненной вечности никто не захотел бы, будь он хоть трижды героем.

Взгляд Дейзи стал мягче. А в голосе появилось наконец что-то от того, чем она была: существа, прожившего на порядки больше жалких трехсот пятидесяти семи лет Тривилла, старше самих Богинь, по возрасту сопоставимого с самим этим миром.

— Триста лет — это не срок, — тихо сказала она. — Все... такие, как мы... через это проходят, да. Кто-то не выдерживает. Кто-то заставляет сердце стать каменным и не думать о близких, обреченных на смерть, — лицо ее исказилось, скривилось, но она тут же овладела собой. — Совмещать любовь к ближним и осознание того, что их потеря неизбежна, очень тяжело. Но мы справлялись. Постарайся справиться и ты.

Вместе с последними словами она тихо, только обозначая жест, прищелкнула пальцами со слегка озорной улыбкой.

Тривилл кивнул. Кивнул пустоте — на месте, где только что висела Дейзи, уже никого не было, только люстра слабо покачивалась, как от ветра.

Вот теперь наконец все сигнальные заклятия дружно взвыли, оповещая охрану о нарушителе. В трех ярких вспышках по углам спальни возникли трое в форме Внутренней Стражи — даже не ребята из его личной охраны. Видимо, активацию такого количества сигналок сочли признаком крайней опасности.

Все трое были готовы к бою, и, обнаружив, что бой вести не с кем, не расслабились, а, похоже, лишь сильнее занервничали.

— Наместник, — сказал один единорог, не глядя на Тривилла, уставившись куда-то в пространство — кажется, он пытался найти следы или рассмотреть кого-то невидимого. — С вами все в порядке?

— Более чем, Рант, — Тривилл наконец поднялся и спрыгнул с кровати. Из распахнувшего дверцу шкафа к нему скользнуло чистое белье, штаны и официальная мантия — не парадная, для выхода к народу, а рабочая, в которой он общался с приближенными подчиненными. Приподнимая по очереди то одну, то другую ногу, давая одежде встать на свое место, он думал, что уже как минимум месяц нормально не одевался и даже не выходил из апартаментов. — Кто на данный момент выполняет обязанности временно отстраненного от должности капитана Талли?

— Я, — все еще высматривая нечто невидимое глазу, сказал Рант. Ого. На защиту Тривилла прибежал целый глава оперативного отдела, хоть и назначенный временно ввиду исключительных обстоятельств.

— Не трудись. Сомневаюсь, что тот, кто меня посетил, оставил следы. — Тривилл улыбнулся. Так, как давно не улыбался. Может, это чувство — что он на самом деле еще молод, и готов ко всему, и думать о смерти смешно — лишь временно. Но воспользоваться им в таком случае надо. — Ты не мог бы попросить кого-нибудь, кому достаточно доверяешь, сопроводить меня в Архив? Хотелось бы выяснить кое-что лично.

---

Деревушка Гарденграунд, сокращенно Гарден, близ Альвена давно уже была полузаброшенной.

Когда-то давным давно она была к Альвену даже не близко и была ну совсем не деревушкой — очень давно, когда он еще назывался Эльвенмейром, и никаких единорогов, оттяпавших себе огромный кусок на юге города, и в помине не было. Однако единороги все же пришли и отобрали себе весь Мейр, обозвав его, в насмешку, Анмейром — после чего между ними и Эльвеном вынужденно образовалась полоса ничейной земли. Воздух на этой земле так и искрился неприязнью между Эльвеном и Анмейром, и иногда от этих искр вспыхивали и тут же разгорались пожары конфликтов, нередко вооруженных. Эльвен бысттро понял, что надежды выстоять в таких конфликтах у них мало, и постепенно полоса "нейтралки" становилась все больше, а Эльвен отползал все дальше и дальше на север — и попутно захватил в себя небольшой городок Гарден, вернее, слился с ним. В конечном итоге они объединились окончательно и расширяться дальше на север не стали — на ту территорию к тому времени претендовали драконы.

Название "Гарден" для холодного северного городка казалось неуместным. Финальное же имя двух городов, слившихся в один — "Эльвенгарден" — было, особенно на фоне изменившегося климата, сделавшего север еще менее гостеприимным, уже попросту нелепо. Впрочем, язык постепенно менялся, название города претерпевало свои собственные трансформации, и теперь никто уже особо не интересовался, почему Альвенгард зовется Альвенгардом.

Гарденграунд же был той небольшой частью тогдашнего Гардена, что умудрилась в свое время оказаться на отшибе. Альвенгард постепенно расползался во все доступные ему стороны, даже уговорив драконов потесниться, но доползти до деревни почему-то все никак не мог. В итоге и сами ее жители плюнули и принялись отстраиваться в сторону, противоположную от будущего мегаполиса, просто из упрямства: мол, как вы к нам, так и мы к вам.

А потом деревни стали неизбежно вымирать. Жители перебирались в крупные города, где всегда требовалась рабочая сила. Фермы исчезли, уступив место промышленным производствам. Небольшие поселения стали просто не нужны.

И, конечно, как жителям Гарденграунда было не соблазниться возможностью перебраться в один из самых больших городов — пусть даже Альвенгард был "вольным городом", считавшим себя скорее младшим братом и союзником Эквестрии, нежели частью ее?

Так что в Гардене остались в основном уже не желавшие переезда старики. И та молодежь, что упорно цеплялась за прошлое, которого никогда не видела, лишь зная из рассказов тех самых стариков, что раньше трава была зеленее; считавшая, что в вольном городе чересчур уж вольные порядки, неприемлемые для хорошего пони.

Лейзи Грин относилась ко второй категории.

Осень в этом году была прохладней, чем всегда, и Лейзи уже не первую неделю выходила на улицу лишь после того, как, помимо куртки и штанов, тщательно укутывалась колючим шарфом и всовывала ноги в теплые носки из овечьей шерсти. Да, ходить так не очень-то удобно, но здесь не Альвен, где в любую минуту можно заскочить в какую-нибудь лавочку, магазин, ресторанчик или на станцию подземки и отогреться. Да и холода Лейзи не любила.

Но вот гулять по зимнему лесу ранним утром ей почему-то всегда нравилось. Нравились тишина, покой, полумрак, хруст снега под ногами. И, как она с легким смущением признавалась самой себе, нравилось, что не надо заниматься никакой полезной работой. Нет, она не была лентяйкой, но... ну... иногда всем требуется отдохнуть, верно?

Сейчас она с сожалением признавала, что прогулка подходит к концу. Пора было возвращаться домой, к Брику и... и только Брику. Лейзи до сих пор не привыкла, что теперь они живут только вдвоем, и каждый раз, вспомнив о том, счастливо вздыхала, осознав, что она больше не мелкая глупая кобылка, живущая с родителями. Она — взрослая! Жена и... при этой мысли она покраснела. Но да, наверное, в том числе и будущая мать. Рано или поздно. Когда-нибудь...

Увлеченная мыслями, она не сразу обратила внимание, что снег похрустывает не только под ее копытами. А осознав это, замерла, прижав уши и надеясь, что ей показалось. Потому что звук шел не со стороны деревни. Она неплохо ориентировалась в лесу и точно знала, что Гарден сейчас слева от нее, в направлении востока, а шаги слышались скорее... с северо-запада.

Лейзи не стала зажмуриваться, как сделали бы на ее месте многие кобылки ее возраста. Но и двинуться с места или повернуть голову боялась. Шаги приближались, и Лейзи, потихоньку начиная трястись, уже представляла, как сейчас на нее выскочит... дракон из Торнгеда? Что бы ему тут делать? Единорог? Анмар в другой стороне. Дикий зверь? Точно нет, в этом лесочке их уже и не осталось толком, да и звучат они иначе.

Шаги приближались. Лейзи, разрывавшаяся между желанием завизжать и дать стрекача или все же повернуться и увидеть, кто к ней идет, так и не могла выбрать. И когда шаги вдруг утихли — в нескольких метрах от нее, — а она уже готова была завизжать, чей-то робкий, дрожащий голос произнес:

— Д-доброго утра вам...

Лейзи все же вздрогнула, хоть и не заверещала, и повернулась наконец.

Перед ней стояла изящная, пожалуй, немного выше Лейзи, но явно молодая и очень напуганная пегасочка. И не только напуганная — тряслась она еще и от холода: легкая осенняя курточка и ничуть не более теплое платье на ней вызывали жалость и желание немедленно ее отогреть. Какая-никакая обувь была, но явно тоже не по погоде. И трясло несчастную всю, с ног до головы, до кончиков крыльев.

Лейзи начала действовать еще до того, как до разума дошло, что опасности нет. Стащив с себя куртку и оставшись в теплом свитере, она спешно размотала шарф и быстро, точными, уверенными движениями принялась заматывать в него пегасочку. Та стояла явно ошеломленная, но не сопротивлялась. Закончив с шарфом, Лейзи накинула на девочку свою куртку — вырезов для крыльев не было, ну и хорошо, крылья ей тоже надо отогреть, — и только после этого сказала:

— Давай быстро за мной. Пойдешь отогреваться.

Может быть, из-за недавних мыслей о детях в ней случайно пробудился материнский инстинкт, может, ей на самом деле было просто жаль незнакомую кобылку, но она и мысли не допускала о том, чтоб не отвести ее домой. Хотя бы для того, чтоб та согрелась. И, наверное, поела — если голодна.

Девочка не стала спорить. Неуверенной походкой она направилась следом за Лейзи, которая уже и не думала о прогулке.

Лейзи хихикнула про себя. Она сама не сказать чтоб взросла, но о пегасочке упорно думает как о "девочке" — причем именно так, будто та младше, хоть они и казались скорее ровесницами. Впрочем, в таком случае это позволительно. Кто, в конце концов, кого выручает?

До деревни они дошли быстро. Утро было уже не самое раннее, и немногочисленные соседи, в основном занимавшиеся расчисткой снега перед своими домами, провожали Лейзи и ее неожиданную спутницу немного удивленными, но доброжелательными взглядами. Никто не задавал вопросов — даже не из вежливости, просто все были уверены, что скоро Лейзи сама все расскажет. Со сплетнями здесь боролись самым эффективным методом: рассказывая друг другу только правду.

Перед самым порогом Лейзи едва не затормозила, подумав о том, что скажет Брик и не будет ли он против, но тут же обругала себя последними словами за дурные мысли о любимом и толкнула дверь в сени.

Даже здесь было уже намного теплее, чем на улице. Пегасочка долго выдохнула и впервые робко улыбнулась.

— Отряхивайся от снега, пошли внутрь, — сама Лейзи тут же на своем примере показала, куда стряхивать снег и куда ставить обувь. — Я — Лейзи Грин. Как тебя звать?

— Эми, — тихонько сказала пегаска. Уже более уверенно. — Сокращенно.

— А полное имя?

— Эмеральд.

Теперь, когда они были в тепле, Лейзи отвлеклась от срочной операции по спасению и наконец рассмотрела кобылку поближе. Действительно высокая, и, похоже, вправду младше Лейзи, лет пятнадцати; светлая грива, хоть и спутавшаяся и уже мокрая от тающего снега, в лучшем состоянии явно стала бы пышной и волнистой. Но самым притягательным во внешности Эми были глаза: большие, ярко-зеленые, глядящие на мир с немного детской наивностью.

— Эмеральд? Ну, я твоих родителей понимаю. Увидь я у своей дочки такие глазища — так же назвала бы, не раздумывая. — Лейзи ухватила уже стащившую обувку Эми под ногу и повела дальше. — Даже позавидовать хочется. Белой завистью. У меня-то глаза скучнее некуда...

— Они не скучные, — возразила Эми. — У моей мамы такие же были.

Теперь, когда Эми отогрелась, что-то в ее голосе казалось Лейзи странным. Нет, даже не в голосе, а в произношении. Будто бы акцент. Но такого акцента она никогда не слышала, хоть когда-то, выбравшись в Альвен за лекарствами, слышала этих акцентов столько, что в ушах звенело.

Впрочем, подумала она, мало ли в Эквестрии диалектов?

Лейзи не могла знать, что такой "акцент" был характерен для центральной Эквестрии примерно семнадцать-восемнадцать столетий назад. Впрочем, если бы и знала, она бы уж точно не подумала, что привела в дом гостью из далекого прошлого.

Так что она выбросила эту мысль из головы.

Домик у них с Бриком был тесноватый, но уютный — и, по крайней мере, в нем было целых две с половиной комнаты. Столовая, спальня и отделенная перегородкой кухонька. В последнюю Лейзи и шагнула, через плечо сказав Эми:

— Куртку — вон на тот крючок над дверью, шарф — на веревку над печкой, сушиться. Садись пока за стол.

Брик, как она и ожидала, был в кухне и как раз вытаскивал из печи горшок с кашей. Лейзи, уходя прогуляться два часа назад, оставила ему записку, так что за еду не волновалась. А вот за его возможную реакцию... ну, слегка.

Впрочем, то, что Брик, наверняка слышавший, как они вошли, не стал удивляться и высовывать нос из кухни, показало, что он вряд ли имеет что-то против. Однако на всякий случай Лейзи потянулась к его уху и прошептала:

— Там пегаска. Из леса. Замерзла. Накормить. Расспросить. Потом наверняка захочет спать. Не пугай ее.

Брик с улыбкой махнул ухом, и Лейзи не преминула его в это ухо лизнуть. Слегка.

Отогревшаяся Эми кашу поглощала молча, но так стремительно, что Лейзи и Брик, переглянувшись, сгребли по четверти своих порций ей в тарелку. Пегаска глянула со смущением, но благодарно — и отказываться не стала.

— Как ты в лесу-то оказалась? — спросила наконец Лейзи, когда все доели. Может, вопрос был немного бестактным, но нельзя же было не выяснить.

Эми, до того расслабленно улыбавшаяся, вдруг сжалась и уткнулась взглядом в стол. Лейзи обеспокоенно потянулась было к ней, но девочка подняла голову и тихонько сказала:

— Я... я не помню. Что-то очень смутное...

— Совсем не помнишь? — встревожился Брик. Они с Лейзи переглянулись. На болезную пегаска не походила, а истории про исчезнувшие воспоминания очень часто подразумевали и другие истории — о единорогах.

— Помню только... каких-то пони... рогатых, кажется. И еще больно было... немного, — Эми беспомощно улыбнулась. — Извините. Я еще немного тут побуду и пойду в Альвен...

— Куда пойдешь-то? — Лейзи решительно встала. Похоже, страшилки про рогатиков, утаскивающих в лес малолетних девочек с самыми гнусными целями, а потом стирающими им память, оказались вовсе не страшилками. — Сегодня — очно не пойдешь. Отогреваться и отсыпаться, поняла? А потом мы лично тебя и доведем до города, не в первый раз туда ходим. Спальное место мы тебе устроим. Брик, постелишь ей?

— Пока что если хочет отдохнуть, может и на нашей кровати подремать, — пожал плечами жеребец. — А на ночь — постелю, конечно. Сейчас схожу, посмотрю, где и как лучше.

Как только Брик скрылся в спальне, Эми, глянув на Лейзи, неуверенно спросила:

— А вы... это... любите друг друга, да? Женаты?

Лейзи покраснела — тьфу ты, как девчонка, ей-богу, чего стесняться-то! — открыла было рот... и замерла.

В той части ее души, что всегда тепло горели ее чувства к Брику, вдруг на мгновение словно стало пусто. Представив Брика, своего любимого, своего мужа, она осознала, что думает о нем как о совершенно постороннем.

Лишь на миг. Потом эта часть души вновь осветилась, и она с облегчением поняла, что чувствует все то же, что и раньше.

Но в тот миг, когда эти чувства будто бы исчезли, ей было очень страшно.

— Не волнуйтесь, — шепотом сказала Эми, не заметившая, кажется, внутреннего страха Лейзи, и с заговорщицким видом подмигнула. — Вижу, и вправду любите. Я очень за вас рада и очень вам благодарна.

Куда вдруг делась слабость пегасочки, легкая бледность, до сих пор не исчезавшая легкая дрожь в конечностях? Теперь она была словно посвежевшей и отдохнувшей: улыбалась, глядела зелеными глазищами без всякого страха и затаенной тревоги.

У Лейзи в памяти вдруг всплыло воспоминание. О старых сказках, которые она и слушала, и рассказывала сама. Сказках про затаившихся на долгие годы тварей, что когда-то таились в темных углах, в пещерах, в дремучих лесах по всей Эквестрии и даже дальше; вампиров, что пили не кровь, но чужие чувства, высасывая жертву дочиста, пока от нее не оставалась оболочка, неспособная ни чувствовать, ни даже мыслить. Оборотней в черных панцирях и с пронзительными зелеными глазами...

Лейзи сердито тряхнула головой. Детские сказки! А вот про единорогов — не сказки: вот, перед ней сидит их жертва. Совсем они уже обнаглели. Надо будет сказать соседям, чтоб приглядывали друг за другом...

К тому же, подумала та часть Лейзи, что до сих пор верила в "детские сказки", если Эми — перевертыш, то это легко будет отследить. Существо, которое питается чужими чувствами, нельзя не заметить, и если это странное недавнее ощущение пустоты в груди повторится — тогда можно будет подумать, не рассказать ли о своих глупых подозрениях Брику. Перевертыши, так или иначе, не вампиры и не хищники, им нужны живые жертвы...

Через полчаса, уже забывшая о дурацкой идее про перевертышей, Лейзи осторожно укрыла задремавшую Эми одеялом и тихонько вышла из спальни.

Лейзи никак не могла знать, что Матери Роя, будь она сколько угодно магическим созданием, для того, чтоб рожать себе новых солдат, необходимо потреблять то, из чего эти солдаты будут сделаны. Несмотря на возможность к партеногенезу, организм Матери не приспособлен для переработки излюбленной пищи перевертышей — чужих эмоций — в органические вещества, способные преобразоваться в новую жизнь. И поскольку ее прежний Рой, из ее первой кладки, был давно мертв, ей требовался новый. А для этого требовалась пища. И вегетарианская диета никак не годилась.

Но Лейзи, увы, об этом не подозревала.

28. Два совершенно разных подвала

Все-таки кормить приговоренного к фактически смертной казни — идея крайне спорная с точки зрения морали. По крайней мере, с точки зрения морали Кемиса. Всяко лучше, чем пытать, как некоторые отсутствующие, вроде очевидного... Особенно если приговоренный может испытывать иллюзии относительно возможного приятельского отношения того, кому буквально отдали приказ его казнить.

Нет, Кемис не был уверен, что Шиверс ждет смерть. Но то, что успел рассказать Мальстром, гарантировало, что ничего хорошего точно не будет. А внешний вид Карнейджа наводил на мысли, что, возможно, лучше было бы обеим Шиверс откинуть копыта.

Нет, Кемис ничего не имел против того, что известный маньяк и психопат ходил у Мальстрома на коротком поводке, скорее, даже исключительно это одобрял. Но вот мысль о том, что то же самое случится с Шиверс... что она будет смотреть куда-то в стену пустым, бессмысленным взглядом, неспособная ни двинуться, ни раскрыть рта без приказа Мальстрома...

Нет, Кемис не считал себя виноватым, он предполагал, что так или иначе Шиверсов поймали бы, и, наверное, намного более болезненно.

Но все это в совокупности пугало. Это заставляло чувствовать себя виноватым.

Да какого диза вообще он испытывает за это вину?

— Привет, Шиверс, — наигранно веселым тоном сказал Кемис, защелкивая дверь камеры. — Как ты тут?

Визл, она же Флай, молчала, почему-то не прикованная к креслу, а сидевшая в углу, буквально вжавшись в стену и поджима под себя больную ногу. С почти полностью безучастным выражением на лице.

— Слушай, я же не виноват, — сказал Кемис. Все еще не понимая, почему он оправдывается. — Фейри Шиверс попросила... Я был должен... В общем, неважно. Тебя бы все равно поймали, ты же понимаешь?

Сделав осторожный шаг вперед, он поставил тарелку на пол. Шиверс ожидаемо оскалилась, но так, будто у нее не было ни сил, ни желания скалиться. Оскал выглядел вымученным настолько, что Кемиса даже передернуло.

И в нем были очень хорошо заметны дыры на месте четырех клыков, которые она так любила демонстрировать. Ну, почти дыры. Что-то там осталось, но Кемис предпочел не рассматривать.

Вот почему он так к этому относится? Вот Сторм точно уже наверняка разобрался со старшей Шиверс. И стоит теперь себе снаружи, ждет Кемиса и с каждой секундой все более разочарованно думает, как же мало он пригоден для работы в ДКП...

— Тебе хоть есть не больно будет? — в голосе прорезалась совершенно неуместная забота. — Сможешь?

Шиверс вжалась в стену еще сильнее. И с глухой злобой, таким голосом, который заставил Кемиса опять с острым приступом вины вспомнить тот ее голос, нормальный, когда она вдохновенно объясняла Керну и Кемису свою очевидную в общем-то идею, ответила:

— Переживу.

— Ну и славно...

Да какого диза он так пятится? Как будто не он — сотрудник Департамента, а именно Шиверс, и это его ожидает допрос? Какого диза, а?! Он же и вправду не виноват! Ни в чем! Она сама пришла к нему, из-за нее он опять вернулся в Отдел, из-за ее действий ему пришлось ее ловить!

Нашарив позади себя запор, Кемис воткнул ключ, толкнул дверь задом и буквально вывалился в коридор, тут же захлопнув дверь обратно.

— Кемис, ты в норме? — услышал он откуда-то слева. Повернув голову, полуосознанно отмечая, как тяжело дыхание и как слегка подрагивают коленки, он увидел Сторма, глядевшего на своего практика из-под капюшона серыми глазами с нешуточной тревогой. Что же, он и впрямь переживает?..

— Да, — буркнул Кемис, отлипая от двери. Устремившись вперед, он обогнал хмыкнувшего Сторма и вскочил на лестницу, прыгая через две ступеньки разом. Лишь бы уже побыстрее свалить. — Все отлично. Я гото...

— Я очень рад, что ты готов, — успел услышать Кемис. Почему-то спереди, а не сзади.

В следующую секунду мир вспыхнул чем-то очень ярким и даже зримо болезненным, зубы, клацнув, едва не лишили Кемиса языка, и он, кубарем скатившись со ступеней, еще полметра проехался по полу на спине. И желания встать после этого совершенно не испытывал: в голове звенело, мир, судя по ощущениям, с чего-то вдруг закружился каруселью, а к глотке подкатила кислая мерзость. Блевать на пол Кемис не стал. Удержался. Повод для гордости, однако.

Все-таки Фил врезал ему настолько метко и болезненно, что и стошниться было бы совершенно не зазорно.

— Итак, — сказал серогривый пони, чье лицо Кемис узнал с первого взгляда даже теперь, когда оно несколько... изменилось. Впрочем, даже половина улыбки, доступная теперь Филу, лучилась искренней радостью. — Давайте начнем.

— О, сам нашелся, урод! — радостно воскликнул Сторм где-то чуть позади по коридору. Неподдельное счастье в голосе не скрывала даже маска. — Не двигайся, Кемис, я сейчас тебя...

— Конечно, — вежливо кивнул Фил куда-то в сторону бывшего коллеги.

Кемис, хоть его и попросили не двигаться, и сам он не желал этого делать, перекатился-таки на живот, проглотив опять подкатившую рвоту, и сквозь муть в глазах уставился на стоявшего позади Сторма пони — почти точную копию Фила, за исключением шрамов на лбу и браслета на ноге.

Предупредить об опасности очень хотелось, но при попытке выдавить из себя хоть слово Кемис подавился и только закашлялся. Второй пони приподнял ногу с браслетом и улыбнулся — в отличие от Фила, не счастливо, а грустно.

Все-таки, несмотря на ограничивающий и угол обзора, и, наверняка, слух капюшон ничуть не мешал Сторму включать легендарное "шестое чувство", коим, по народному мнению, обладали все сотрудники Департамента — пусть на самом деле обычно это были именно что крайне отточенные пять стандартных чувств. На полу на том месте, где Сторм только что стоял, что-то едва заметно блеснуло. Сам же Сторм, хотя теперь Кемис едва успел это рассмотреть, оттолкнулся в прыжке тремя ногами от стены (трюк, который при его габаритах даже наличие крыльев ничуть не делало менее внушительным), совершенно жутким образом извернулся, оказываясь у второго пони за спиной, и с быстрого, но крепкого замаха вдарил тому по хребту задней ногой.

Удар этот, пусть даже тот второй "Фил", как и "оригинал", не особо уступал Сторму в росте, способен был не то что сломать позвоночник, но и, скорее всего, превратить ребра со стороны спины в малоаппетитную кашу из осколков костей и обрывков легких. Был бы способен, если бы тот пони все еще стоял там. Однако удар Сторма пришелся по пустоте, заставив его утратить равновесие и едва не свалиться с копыт, а неведомо как сместившийся в пространстве на полдесятка шагов пони с той же печальной улыбкой вновь качнул ногой.

В этот раз, видимо, достигнув желаемой цели.

— ...спа... су... — очень удивленно договорил Сторм. Ноги у него все-таки подкосились, и он грохнулся на пол.

— Привет, Аффар, — сказал Фил, настоящий, позади Кемиса. — Познакомься, это Эрайз.

Сходство между этими двумя было настолько разительным, что, пожалуй, Аффар бы их вовсе не отличил, если бы они не стояли рядом. Даже второй такой же комбинезон, как у себя, Фил где-то раздобыл. Пожалуй, внешние отличия, кроме того самого браслета, были только в шрамах на лбу... Эрайза. Ариса, да, точно, они вместе его ловили. А еще теперь у Ариса-Эрайза вместо тогдашней сумки висел на поясе какой-то объемистый мешок. Форма мешка подсказывала Кемису, что лучше бы отвернуться и не думать, что там.

А еще по взгляду его заметно было, что этим миром он крайне утомлен. В отличие от настоящего дознавателя Фила, который всегда глядел так, будто ему с этим миром предстоит еще очень-очень многое пройти, и миру это крайне не понравится.

— Я просил не называть меня так, Филлесс, — сказал Эрайз. Или Арис. Голосом еще более усталым, чем был его взгляд.

— Меня зовут Фил, диз тебя побери! — рыкнул Фил. Неспешной походкой, от вида которой, как всегда, становилось только неприятнее осознавать, что скоро может произойти, он прошел мимо Кемиса. Тот уже кое-как сел на полу, сжимая голову и надеясь, что мир скоро перестанет вертеться и качаться. — Хотя то, как ты произнес этот вариант, мне нравится. Очень исчерпывающе звучит.

— А меня зовут Арис, давай сойдемся на этом.

Фил, проигнорировав эту реплику, подошел к одной из свободных ныне камер.

— Вот потому, Аффар, я и не люблю единорогов, — сказал он, перебирая связку ключей от наружных замков. — Сторм при своих габаритах может надавать по морде кому угодно, даром что пегасы обычно хрупкие и легкие, но одно-единственное слабенькое заклинание — и... и ты видишь результат. Не очень радует, правда?

Кемис с тоской убедился, что кружиться мир вокруг не перестает, а ноги все еще словно ватные. И убежать у него в таком состоянии точно не получится.

— Я, если честно, думал, что Шиверс будет подольше от тебя бегать, — продолжил Фил. Замок камеры наконец щелкнул, и дверь отворилась. — Но она все-таки оказалась слишком глупой, верно? Так что сейчас Сторм отправится в эту чудную камеру, я позаимствую у нее маску и одежду, благо роста мы почти одного, и, представь себе, всего лишь запру. А вот ты, как ни печально, опять пойдешь со мной, причем не будешь никому болтать о том, что здесь случилось. — Ухмылка его опять раздвинулась. — Как в не старые и не добрые времена, Кемис, ты мне нужен.

Да диз же подери.

Уэйд. Фил. Шиверс. Сторм. Теперь опять Фил. Как же его это достало. Интересно, с горечью подумал Кемис, как скоро ему придется опять сменить хозяина? И другое слово здесь точно не годилось. Учитывая его, Кемиса Аффара, полнейшую никчемность. Абсолютную, бесповоротную и...

— Фил, пойдите нахер, — услышал Кемис. Мгновение он с крайним недоумением думал о том, кто же это сказал, а потом осознал, что был это именно он сам. Хотя даже, казалось бы, не думал о том, чтоб так сказать.

Ухмылка сползла с лица Фила. Уставившись на Кемиса, он спросил:

— Что-что ты сказал?

— Я сказал "Фил, пойдите нахер", — вот теперь он уже точно уверен был, что говорит именно сам. И, кажется, все-таки то, что думает. — У вас отличный слух, я помню.

— Фил, мы договаривались никого не убивать, — со вздохом произнес Арис, придержав уже рванувшегося было с места Фила за хвост.

— Мы не договаривались насчет того, в каком состоянии будут выжившие, — процедил бывший дознаватель.

— Фил, в таком случае я не собираюсь помогать. Только Мальстром, ты помнишь. Остальные останутся живы и здоровы.

Фил еще секунду буравил Кемиса ненавидящим взглядом. А потом вдруг, отбросив ненависть, улыбнулся и мерзко захихикал.

— Ну да, естественно. Тебя же в кои веки пожалел кто-то, кроме тебя самого. Сторм такое может, ей не жалко. Она умеет быть вполне добренькой... когда захочет.

— Зачем во... — начал было Кемис вопрос. Осекся.

"Она"?

— Ладно, — тем же неспешным шагом подойдя обратно к Кемису, он без труда одной ногой вздернул его с пола, за шкирку, как нашкодившего кота, и потащил в сторону камеры. Кемис, запас храбрости которого исчерпался еще на повторении маршрута, по которому он предложил пройти Филу, даже не отбивался. Да и в ушах все еще звенело. И в голове кружилось. Диз, явное и очевидное сотрясение... — Оставим тут вас обоих, хрен с вами. Все равно изнутри не откроете, а снаружи... ну, снаружи вас немножко не слышно. Мне нужна помощь Ариса, а он, видите ли, принципиальный пацифист. Хотя об Мальстрома запачкать копыта не боится...

Арис пропустил Фила, втолкнувшего, даже почти уронившего Кемиса на пол камеры, и подтащил следом Сторма. Фил, все еще не закрывая двери, будто даже не боялся, что сюда кто-то войдет, повернулся к нему и, небрежно откинув с лица по-прежнему неподвижного дознавателя, только взгляд которого и выдавал все вполне очевидные чувства, стащил маску.

— А ты неплохо сохранилась, Сторм, — этот комплимент даже не звучал издевкой. — Нисколько не постарела за эти пять лет. Хотя вкусов покойного Винда я, откровенно говоря, не понимаю: как с таким шкафом, пусть даже и с симпатичной мордашкой, можно хотеть что-то делать...

— Ох и мразь же ты, Фил, — прошептала пегаска, дернув ногой в явной попытке хоть как-то достать Фила. Нога, естественно, дернулась едва-едва.

Голос, даже шепот, оказался в сравнении с ее голосом в маске настолько мелодичным и высоким, что Кемис поначалу даже не понял, что говорит именно она. Лицо же под маской казалось слегка знакомым, хоть и несколько более вытянутым, чем у пегаса Рейна. Знакомым, как и оттенок шерстки, и яркая апельсиновая грива — такого цвета, как он смутно помнил, что и у того самого Рейна в их первую "встречу", когда они бежали от храма. Во вторую же, уже полноценную, когда Рейн притащил на спине то ли мертвого, то ли едва живого единорога, грива его какого-то диза была синей... Но цвет гривы — это мелочь, учитывая, что ее всегда можно перекрасить. А вот общие фамильные черты точно прослеживались.

— Я? — возмутился Фил. — Я же вас даже не убиваю! Просто забираю у тебя форму... — с этими словами он принялся стаскивать со Сторм комбез, что в свете открывшейся ситуации выглядело так, будто сейчас он будет делать с ней нечто глубоко аморальное и развратное. — Вернусь — выпущу, и форму отдам...

— Фил, ты учитываешь, что мы оба можем не вернуться? — опять вздохнув, спросил Арис, наблюдающий за процессом раздевания без всякого интереса.

— Ясное дело, — Фил был сама беззаботность. — Так что пусть эти двое посильнее просят Искру, чтоб я вернулся.

— Какого диза ты вообще ему... помогаешь... — уже чуть более окрепшим голосом сказала Сторм. Двигаться она, впрочем, по-прежнему не могла. — За тобой же Департамент гонялся...

— А, это ты Арису? — Фил закончил наконец сдирать с нее форму, и Кемис, абсолютно неуместно покрасневший, признал, что в высказывании насчет "шкафа" Фил был полностью прав — одни сплошные мышцы, действительно. — Это он из сентиментальных соображений. И еще хочет, чтоб Мальстром осознал, что был неправ, утащив его горячо любимую...

— Фил, — сказал Арис.

— ...сестру, — невинным тоном договорил Фил. Отойдя к стене, он начал стаскивать комбинезон уже с себя, и уж этот процесс никаких волнующих ассоциаций не вызывал.

Опять покосившись на Сторм, Кемис обнаружил, что передними ногами она двигать уже вполне могла. И теперь изо всех сил пыталась перевернуться со спины, опираясь на колени. Заклинание было действительно слабеньким, похоже. Однако в любом случае ей так еще лежать и лежать, а ему — сидеть привалившись к стене и мечтая унять ослабевший, но все еще надоедающий шум в голове. И на самом деле это только к лучшему, потому что успей она сделать хоть что-то, Фил бы наплевал на обещание Арису и грохнул и ее, и, после этого уж точно, Кемиса. А пока что у них есть хоть какой-то шанс, даже если Фил запрет камеру снаружи. Не может же он обернуться быстрее, чем хоть кому-нибудь понадобится пустая камера, и не может забрать все копии ключей от конкретно этой двери сразу. Не может же?..

— Великоват, зараза, — Фил застегнул последнюю молнию, слегка недовольно цокнул языком и двинулся на выход. — Ростом-то я всего ничего пониже, а вот комплекция не та... не та... Ну да ладно, вряд ли кто обратит внимание. Ну, Арис, пойдем? Мне надо еще кое с кем поболтать, а потом — к Мальстрому. Давай-ка мне наш подарок, сейчас будет очень весело.

— Неужели это обязательно?

— Да, она та-а-ак обраду...

Дверь захлопнулась.

Кемис, с трудом приподнявшись, на ватных ногах, запинаясь и спотыкаясь, прошел к шкафчику. С минуту оглядывал его в поисках хоть чего-то, подходящего по размеру Сторм с учетом замечания Фила, не нашел и, плюнув, просто вытащил два случайных. Если уж не одеть ее, то хотя бы укрыть одним и подложить вниз другой. Лежать на полу в камере не сказать чтоб тепло.

О Искра, ну почему все самое неприятное, происходившее с Кемисом в Альвенгарде, связано с этим седым уродом?

---

Сперва Визл казалось, что удар по лицу — это больно. Казалось, что один из ее любимых фальшивых клыков, явно намеренно выбитый — это жутко унизительно. Позже выяснилось, что этим ударом Сторм просто предупреждал. Может даже, пытался пожалеть.

Вот только тот Сторм, которого разбудили ее неосторожные слова о смерти родственников, жалеть ее уже не очень хотел, даже если и умел.

И без одежды холодно. Но это уже почти не чувствуется. Даже сильнейшего желания спать уже не чувствуется — будто все шестеренки в биологических часах наглухо перемешались, и стрелки беспорядочно крутятся в разные стороны.

Но если с Визл разговаривал Сторм, то с мамой, наверное, Кемис. Что ж, он, может, и предательская падаль и дрянь, однако в работе своей новичок. Наверное, Фейри пострадала меньше.

Наверное.

Дверь камеры скрипнула. Визл даже не повернула взгляд. Кемис заходил сюда только что, значит, это опять Сторм — тогда есть надежда на лучшее. Или кто-нибудь новый, но тогда никакой надежды нет.

— Я же все сказала, — сквозь уже давно уставший страх выдавила она. Очень стараясь противиться полуосознанному желанию то и дело дотрагиваться языком до тех мест, где раньше были нарощенные клыки, а теперь не было вообще ничего. Точнее, ничего на месте левого верхнего. На месте же остальных — почти ничего, иначе было бы гораздо менее больно.

— А вот я тебе не все сказал.

Вот тут-то Визл дернулась и подняла голову.

Нет, вроде, это был Сторм. Вроде бы. Только голос из-под маской чем-то отличался. Не тембром, тембр, при всех этих дизовых звуковых искажениях, нельзя было различить. Не совсем интонациями, Визл не могла их толком разобрать. Просто каким-то... общим тоном. Он звучал похоже на...

— Давно не виделись, Шиверс, — бодро сказал Фил, стянув маску. На полу рядом с ним валялось что-то неопределенной формы, завернутое в мешок. — Ты как-то не совсем здорово выглядишь. Все в порядке?

Визл против воли с тихим шипением продемонстрировала зубы, ощущая, как помимо новой порции страха вливается слабая струйка ненависти. Слишком слабая, чтоб хоть как-то ему противиться, но... но пусть он хотя бы видит, что она не совсем сломлена. Подумаешь, немного боли. Это легко пережить, проще некуда, и пусть эта падла подавится...

— Ох-хо-хо, Фил прицокнул языком. — Кто ж тебя так? Надеюсь, зубки не сильно болят?

Визл должно было стать нестерпимо стыдно от того, что кто-то увидел, как убого теперь выглядят ее зубы. Но на стыд тоже не оставалось ни сил, ни желания, так что она, даже понимая, как нелеп теперь этот жест, продолжала щериться.

Кстати, что это ты сидишь, грустно притулившись в углу? — продолжал Фил. Приподняв одним копытом мешок, он аккуратно им потряс. — Возрадуйся! Я тебе кое-что принес! Хочешь посмотреть?

"Пшел к херам", рявкнула бы Визл всего сутки назад.

"Нет", резко ответила бы Флай тогда же.

Шиверс-младшая в настоящем промолчала.

— Умничка, мышка моя, — Фил принялся разворачивать мешок. Лицо Визл дернулось в очередной попытке оскалиться сильнее, но она тут же оставила эту попытку. Даже нынешнюю слабую пародию на оскал она удерживала на лице кое-как. — Молчание — оно, как известно, знак согласия. Поверь, тебе понравится то, что я тебе предложу.

Ей не может понравиться ничего из того, что он предложит. Даже если вдруг случится некое чудо и он и впрямь предложит нечто интересное ей, она должна будет отказаться. Наотрез. Что бы это ни было, если оно касается только лично ее — она должна будет...

Фил наконец вытащил то, что притащил, и гордо продемонстрировал на вытянутой ноге. Удерживая за остатки гривы.

...а гривы у папы и при жизни-то не было особенно много...

...по крайней мере теперь она не особенно думала о том, как у нее болят остатки зубов.

О том, насколько она на самом деле боится, и том, что ей следует демонстрировать ненависть к этому подонку и убийце, она тоже забыла. Она забыла вообще обо всем.

Визл услышала прямо над ухом какое-то низкое не то гудение, не то сипение. Сквозь заволокший сознание туман до нее не сразу дошло, что этот звук исходит у нее прямо из горла. Слез не было, был только этот омерзительный полухрип, царапавший голосовые связки, разрывающий в клочья то, что осталось от ее и без того почти мертвых нервов.

— Хочу предложить тебе одну небольшую, скажем так, сделку, — с веселой улыбкой, которую можно было бы назвать как "от уха до уха", если бы один из углов рта не обвисал вниз, сказал Фил, жадно вглядываясь в лицо Визл. Скорее всего, нужных эмоций он там не нашел. Если тем, что он искал, не было полное отсутствие каких-либо видимых эмоций, и далеко не оттого, что ей наплевать. — Я оставляю тут эту прелесть и ухожу... предварительно выдав тебе комбинезон практика, который, хоть и похуже твоего, зато хоть как-то замаскирует, и выпустив на все четыре стороны.

Тут он улыбнулся еще шире и добавил:

— Фейри это предложение, если что, не касается. Ей придется остаться здесь, такие вот дела. Так что, как тебе идея?

Гудение с трудом удалось проглотить. Ценой ощущения, будто прямо сейчас ее вырвет собственными легкими.

— Ты, — выдавила она безжизненным голосом, — все равно так и сделаешь, да?

— Ага, — с удовольствием подтвердил Фил. — Но иллюзия выбора — очень важная вещь! Скажешь ты "да" или "нет", дорогая мышка?

Это ничего не значило. Она знала, что Ховер уже мертв. Она в любом случае не смогла бы вытащить маму, даже если бы Фил ничего ей не сказал, а просто выпнул из Отдела. Она может ответить что угодно, и это ничего и никак не изменит. Какая разница, в конце концов? Теперь, после всего, что уже было, что она сделала и что натворила, можно было сохранить хоть какие-то остатки гордости. Ответив "нет".

Но никаких остатков гордости, если они еще не догорели окончательно, на это не хватило.

— Да, — сказала она.

— Преле-е-естно, — Фил полуосклабился еще шире. В глазах у него на загорелся огонек триумфа. — Я все-таки ошибся в тебе, моя дорогая мышка, и это так безмерно меня радует!

Механически поймав знакомый черный комбинезон, который Фил небрежно бросил в ее сторону, Визл развернула его и уставилась на черную, чуть ли не поглощающую свет материю. Материю, на которой, несмотря на темный цвет, были хорошо заметны неприятного оттенка пятна. Очевидно, не фальшивые.

Из ее горла снова начал вырываться тот же отвратительный звук, от которого у любого нормального пони сработал бы рвотный рефлекс, и она начала неровными, дергаными движениями запихивать трясущиеся все сильнее ноги в штанины комбинезона.

---

Керн очень неприязненно глядел на меня, на еще одного нервно ерзавшего в кресле пони и, с наибольшим отвращением, на дверь. Его эмоции были вполне понятны, учитывая, что у него, несмотря на усилия Брайта, все жутко зудело и чесалось, а от приема единственного наличествующего здесь обезболивающего отказался наотрез, заявив, что одного нарка в нашей славной и дружной компании уже хватает.

Ну и ладно, мне больше достанется. Учитывая, что, вполне возможно, у меня теперь и остались только те запасы, которые я оттащил к Брайту.

— Интересно, как там Визл? — отпив сладчайшего и крепчайшего, по любимому обыкновению Брайта, чаю, вздохнул я. — Ей бы тут наверняка понравилось. Столько всего можно спе... рассмотреть.

— Не переводи тему, а? — буркнул Керн. Правой лапой он нежно поглаживал арбалет. — А то раздражает неизвестность относительно того, сколько нам тут еще сидеть.

Арбалет он нашел, перерыв все шкафы и стеллажи в комнате с заявлением, что не привык оставаться абсолютно безоружным. Вообще-то тут были и драконьи громоздкие, но убойные штучки, работавшие на порохе, но на предложение их взять Керн гордо сказал, что настоящий грифон никогда не опустится до таких "убогих поделок".

По-моему, на самом деле грифоны просто завидовали тому, что драконы успели придумать такие штуки раньше.

Еще он нашел какой-то журнальчик, уткнулся было в него, но уже через пять минут, ругнув про себя современных беллетристов, просто уселся на пол, нахохлившись. Арбалет, однако, из лап не выпускал. Хотя и пробурчал, найдя его, что-то вроде "ваш Брайт совсем оборзел".

В целом, личная комната Брайта была вполне уютной, и я не отказался бы провести здесь и побольше времени. Кресло, правда, было всего одно, напротив стола — зато шикарнейшее, глянцево блестящее, высоченное, обитое, о чем я предпочел не говорить Керну, примерно тем же материалом, которым недавно обили его. Так что мне пришлось уступить оное кресло и вольготно развалиться на кровати. Керн же, мрачно заявив, что он уже совершенно не пострадавший, забился в промежуток между двумя стеллажами, заполненными кучей крайне интересных штук. Сидел он в этом закутке с таким видом, будто мы двое лично ощипали ему все перья по одному.

Хотя грифон без половины перьев и вправду выглядит забавно. И с чего Керн так разозлился на мое хихиканье чуть раньше?

— Так вот, Твист, — Керн уставился на меня своим фирменным пристальным взглядом, хотя теперь он удавался ему похуже из-за очевидных проплешин, — как вы с этим Брайтом вообще можете доверять друг другу?

— Если б он мне не доверял, не пустил бы в эту комнату, — уклончиво сказал я.

— А ты ему доверяешь?

— Если б я ему не доверял, я бы сюда не пошел.

— Я бы просто отсюда улетел, — с горечью сказал Керн, опять проводя пальцем по изгибам деталей арбалета. — И плюнул сверху на костроподобного любителя естественного освещения. Но теперь-то я точно никак не улечу! Твист, ты скажешь уже или нет, ушел он оттуда?

— По словам Брайта, пожар распространился на треть Нижнего города, и над нами тоже периодически полыхало, — любезно сообщил я. Не уточняя, откуда Брайт это знает, поскольку и сам понятия не имел.

— Хотя кто-то старательно тушит все очаги, — добавил земной в кресле, мигнув рыжими глазами.

— Возможно, этот герой-пожарный не один, поскольку тушат с двух сторон сразу.

— Что помогает сдерживать пожар намного лучше.

— Однако где твой поджигатель...

— ...мы не знаем.

— Да не мой он! — рявкнул Керн. Бросив очередной убийственный взгляд на земного, сжавшегося на месте, он сердито прибавил: — И ты, как тебя, перестань перебивать Твиста!

— Коди, брат мой, — я опять вздохнул и отхлебнул чаю. — Нам не стоит нервировать Керна, успокойся.

— Я не припоминаю, чтоб у тебя были братья, — буркнул грифон, старательно почесываясь в области швов. Выглядевших, как всегда выглядели швы Брайта, будто их наложили совсем не несколько часов назад.

— Может, нас разлучили в младенчесстве? — робко предположил Коди, уже успевший обвыкнуться с новым именем. "Сайфер", конечно, звучит внушительнее, но надо же научить парня отбрасывать прежнюю жизнь полностью. Иначе так никогда и не привыкнет, и будут потом за ним витать всякие опасные для жизни слухи о событиях, которых он никак не мог знать и помнить, но почему-то помнит...

— Может, мы буквально только что побратались? — выдвинул я свой вариант, умудрившись при этом изобразить самый серьезный тон, на какой был способен. При взгляде на сидевшего с обиженным видом грифона, нахохлившего остатки перьев, сделать это было трудно, так что собой я искренне возгордился.

— Вы надо мной издеваетесь, — оскорбился Керн. — Надо мной, старым...

— Вам и тридцати нет, кажется, — неуверенно сказал Коди.

— ...бедным...

— Тебе напомнить, сколько у тебя вкладов на имена всей покойной семьи Керн в банках Альвенгарда и Эквестрии? — Я поднял бровь.

— ...больным грифоном! — вызверился Керн и по очереди, свирепо сузив глаза, поглядел на нас обоих так, будто если мы усомнимся еще и в том, что он болен и что он грифон, он лично открутит нам обоим хвосты. — А я ведь просто собирался отсюда сбежать!

— Так что ж не сбежал? — заинтересовался я наконец. — Из того полуподвальчика ты выполз, так ведь?

— Даже почти без ожогов, — подтвердил Керн с досадой, будто отсутствие ожогов делало поступок недостойным его биографии. — А там — толпа, крайне заинтересованная. Я предположил было, что интересует их незарегистрированный пожарный функционал камней, кирпичей и бетона, однако...

— Однако их интересовал твой поджигатель, — кивнул я. — Нечасто на улицах увидишь слепых единорогов.

— Да не мой же это поджигатель! — рявкнул Керн. — И, как оказалось, ни разу не слепой! Правда, те парни, что решили безнаказанно отлупить единорога, так не считали. Потом, может, и осознали, но было уже поздно. Вот тогда толпа запаниковала, а я решил вмешаться...

Я очень долгим взглядом, подняв брови, посмотрел Керну в глаза. Тот помялся, отвел было взгляд, но тут же угрюмо сказал:

— Ладно, я тоже собирался бежать. Но он, похоже, пришел за... эм... Дейзи. И решил дернуться мне наперерез — даже без магии. Почему-то. Тогда я решил бить сразу и наверняка... — завидев сомнение на моем лице, Керн опять заметно побагровел в бесперых участках и со злостью продолжил: — И, поверь, бил я насмерть! Таким ударом я пробивал ножом черепа в районе лба, не говоря уже о костях глазницы! Просто представь, как я изумился, когда нож без всякого труда прорезал его повязку и размазал глаз, а потом, будь он проклят, сломался! И вот тогда...

Коди по ходу рассказа плавно менялся в выражении и цвете лица, становясь все более вытянутым и бледным. Причем буквально: у некоторых оборотней, насколько я знал из прочитанного, в формах млекопитающих такие реакции просто неосознанные. Мне отнюдь не хотелось, чтоб Керн это заметил, а лучший способ сбить эту неосознанную реакцию — отвлечь.

— Коди, — быстро поинтересовался я, пока Керну не пришло в голову присмотреться к земному, — ты чем-то взволнован?

Коди сглотнул. И ответил далеко не сразу. Но все-таки ответил:

— Видишь ли, Твист, единорог-поджигатель — явление не уникальное: случаются и просто маньяки, как среди всех рас и видов, так и бандиты. Такой же, но с повязкой на глазах — уже странно, но возможно, если, например, во время одного из поджогов парень повредил себе глаза. Но вот единорог с повязкой на глазах, сходящий с ума при снятии этой повязки, об которого буквально ломаются ножи...

— Вот именно! — Керн повысил голос. — Бессмертных единорогов не бывает! Даже их вшивые правители не бессмертны, они просто потенциально могут жить вечно, но убить их может любой идиот! Ну... — грифон замялся, — теперь уже не любой, но раньше...

— Мы поняли, ты гордишься семейным наследием, — произнес я, думая совершенно о другом. — Коди, брат мой, и кто же нас, по-твоему, посетил?

Коди на глазах позеленел — и на этот раз совершенно во всех смыслах. И с будто бы робкой надеждой, что мы можем пребывать в счастливом неведении, предположил:

— Вы же не знаете о "Вестниках Рассвета", да?

У меня явно отвалилась челюсть. Керн, вытаращивший глаза, выглядел немногим лучше.

От необходимости отвечать нас избавил голос Брайта из-за двери:

— Кажетсягрифонпросилдатьемукниг...

— Брайт! — грозно повысил голос я. — Скорость, чтоб тебя!

— Простите, — без всяких сожалений сказал Брайт Винг. — Дорогой пациент, вы просили у меня книгу? Я тут у одного пациента позаимствовал. Думаю, тебе понравится.

Дверь приоткрылась едва-едва, и в щель с трудом пропихнулся какой-то пухлый томик. Керн, с кряхтением поднявшись, подошел и, подняв книгу с пола, скептически изучил обложку.

— "Сто один", — прокомментировал он. — Что "сто один"?

...первая моя мысль о том, кто оказался пациентом Брайта, была крайне нелепой. Мысли же о том, что Брайт как-то очень вовремя подкинул нам книжку, избавив от необходимости говорить насчет печально известного "Рассвета", и о том, что обычно он в присутствии посторонних не позволяет себе тараторить со скоростью курьерского поезда, мне вовсе не нравились. Так что я просто предложил:

— А ты открой да прочитай. С выражением, ты умеешь!

Керн, несколько польщенный, шаркнул лапой, раскрыл книгу и вгляделся в страницы.

— Ни оглавления, ни типографских данных, ничего, — пожаловался он. Откашлялся и начал: — "Давным-давно, в стране Эквестрии..." Эм... это современные сказки, да? "Кем бы ты, открывший эту книгу, ни был — моим преемником, случайным читателем, офицером Внутренней стражи Анмара"...

Керн с нервным смешком поскреб клюв когтем.

— Ну и сказочки у детей нынче, — пробормотал он. — "Я — Летописец"... Что, извините?

— НЕТ, НЕ ТЫ.

Этот голос, казалось, сотряс всю комнату и даже больше. Стеллажи закачались и опасно накренились, с верхушки одного из них свалилась какая-то стекляшка замысловатой формы и разлетелась осколками по полу. Коди зажмурился и зажал уши копытами, Керн, вскрикнув, выронил книжку и прыгнул в сторону, где оставил арбалет. Я же...

Я же этот голос узнал. Как бы она ни говорила, я узнал бы его в любом случае, и от того, что в тот раз захватило ее тело, отличил бы даже во сне.

— Дейзи, — выдохнул я, обернувшись на голос. То есть уставившись под самый потолок, на верхушку одного из шкафов.

— Твист, — растерянно сказала она, уже совсем не громогласно. — Я вообще-то кое-кого ищу... Но Керн же не из Библиотеки?

— И... на каком же расстоянии ты услышала про Летописца? — я попытался улыбнуться. Не решаясь подняться с кровати на случай, если все это — просто очень приятный сон.

— А я на кодовую фразу сигнал настроила, — заявила Дейзи, довольно оскалив клыки. — Всеведение — круто.

Коди, явно ничего не понимающий, вжался в кресло. Керн опустил арбалет и тщетно пытался прикрыть распахнутый клюв.

Да, это и вправду была она. Она, а не то опасное нечто, разнесшее "Нору" в мелкую пыль. Ее взгляд, пусть и чуть более живой, ее голос, хотя и не настолько монотонный, как раньше. Я видел это даже по ее манере обвиваться вокруг первого же попавшегося удобного предмета интерьера — более чем ясно. Может, она стала чуть более разговорчивой, не настолько отстраненной от всего окружающего мира... но...

Но я все равно не мог ее не узнать.

Да, это был Он. Дискорд. Но это была она. Дейзи.

"Я должен держаться от них подальше. Я не способен сдерживать себя как оборотня. Я снова попытаюсь выпить их, и в следующий раз уже не смогу заставить себя уйти, мне нужно немедленно..."

Впервые за много лет я вдруг поймал себя на том, что всхлипнул. Совсем тихонько, наверняка этого никто не услышал.

Никто, кроме нее.

В одно мгновение сорвавшись со шкафа, она со скоростью молнии рванулась в мою сторону и, в последний миг затормозив, слегка приподняла меня над кроватью, плавно обвилась вокруг моего тела и положила на плечо голову — тем же естественным и хорошо знакомым мне движением, что и обычно. Пусть много лет назад она была совсем маленькой и вполне могла поместиться даже на моей ноге или просто свернуться в пару оборотов вокруг шеи. Какая, в конце концов, разница, суть от этого не меняется...

— Дейзи, — повторил я. Шепотом. Поскольку боялся, что голос сорвется.

Недавно я говорил себе, что она вполне может прожить без меня. Предполагал, что с ней все будет в порядке. Утверждал, что мне необходимо покинуть ее, и что уж я-то это без проблем переживу.

Оказывается, оборотень ста с лишним лет тоже умеет не только забирать чью-то чужую любовь. И что страх, который я испытывал до этого, ледяной страх, что на самом деле она ушла навсегда, наконец покидает меня, истаивает и выходит тихими слезами облегчения.

Хотя я был уверен, что плакать уж точно разучился десятилетия назад.

Приподняв голову, Дейзи вытянула шею и повернулась лицом ко мне. И даже сейчас, в непосредственной близи, я мог с уверенностью сказать: теперь не Дейзи поглотил Хаос. Скорее наоборот. Может, ее "Создатель" на самом деле планировал не отдать Дискорду ее тело, а наделить ее саму наконец полноценными силами и разумом?

— Ты плачешь, — шепотом сказала Дейзи. И аккуратно лизнула меня в обе щеки, скрывая дорожки слез. — Тебе было плохо там?

— Все хорошо, Дейзи, — так же тихо ответил я. И, уткнувшись носом в ее нос, теплый и пушистый, еще тише добавил: — Это от радости.

Однако, несмотря на то, что сейчас я мог бы просто закрыть глаза и лежать так рядом с ней часами и дольше, одна мысль меня несколько беспокоила и слегка отвлекала. Я бы даже сказал, заставляла крепко задуматься.

Неужели Брайт с его усовершенствованными чувствами, включая слух, даже не подумал отреагировать на то, что здесь только что было?

29. В одно время, в одном месте

Отдел Департамента, за два часа до:

— Аркан, тебе стоит научиться наказывать слуг, принесших дурные вести, — задумчиво произнес Мальстром. Практик Станд, и без того старавшийся не дышать, замер и предпринял безнадежную попытку слиться со стеной. Помимо того, что такое поведение в любом кабинете Отдела вряд ли было разумным, успехом попытка не увенчалась никак. Серая, со стилизованной под грубый шероховатый камень облицовкой стена кабинета Аркана, к сожалению, скорее подчеркивала наличие распластавшегося по ней, почти не дышавшего и даже не моргавшего, молодого жеребца в стильном черном комбинезоне.

Флейму, уже натянувшему обратно повязку и с болезненной гримасой невольно потиравшему затылок в том месте, где он недавно представлял из себя кашу из обломков костей черепа и двух верхних позвонков, в любом случае было неважно, какого цвета стена и какого цвета комбинезон. Цветов этих он вообще не видел — но того, что "видел" тем подобием зрения, какое много лет назад, после той печально закончившейся операции с осколком, сконструировал ему Карнейдж, было вполне достаточно. По крайней мере, оно позволяло не пользоваться глазами и избегать... случайностей вроде сегодняшней. Почти всегда избегать.

Сидевший возле стены, опустив голову — что ничуть не мешало его "зрению" наблюдать все происходящее в кабинете, хоть кое-что он предпочел бы не наблюдать вовсе, — Флейм до боли зажмурил под повязкой веки уже обоих глаз и пообещал себе, что еще найдет того грифона, из-за которого ему пришлось принести Свет столь многим. Он не хотел этого. Не сегодня. Ему следовало лишь найти Воплощенного и навесить на него маяк. Но стоило ему увидеть, по-настоящему увидеть единственным оставшимся тогда глазом тот яркий огонь...

— Мальстром, я не имею обыкновения расходовать столь ценный материал, как сотрудники Департамента, в количествах, в коих ты расходуешь рядовых бойцов Рассвета, — проскрипел Аркан. Этот дизов Аркан. Одна из тех вещей... вернее, с усилием поправил себя Флейм, один из тех пони, на которых он очень хотел бы не обращать внимания, если б мог. Ему никогда не нравились книги ужасов про живых мертвецов — несмотря на то, что куда ближе к ожившему трупу была та, с которой Флейм делил одно тело и разум на двоих. — Конечно, наблюдая ваш основной состав, представший пред моим взором столь щедро и бескорыстно в моем жалком тесном кабинете, я понимаю, что упомянутые бойцы нужны вам исключительно с целью производить определенное впечатление. Но в Департаменте ситуация слегка иная, и мы вынуждены беречь каждого. Станд, закончи, пожалуйста, доклад, и можешь идти.

Практик, с шумом выдохнув и одними губами произнеся благодарность Искре, оттарабанил:

— Дознаватель Сторм также просил передать, что они со старшим практиком Аффаром отправляются на поиски сбежавшей Флай Шиверс. И хотел бы, чтоб вы посмотрели на... это, — Станд, уже почти успокоившийся, кивнул на мешок, который притащил сюда вместе с устным докладом и под быструю скороговорку поставил на стол — еще до того, как осознал, сколько и каких именно пони находится в этом тесном кабинете. — То, что осталось в камере после побега Шиверс.

С этими словами он наконец толкнул дверь и чуть более поспешно, чем того требовала субординация, выскочил наружу.

— И, кстати, хочу заметить, что, в отличие от верных лично мне пони, таких, как Сторм, — следователь сделал паузу, недвусмысленно дав понять, что этого Сторма, что бы сейчас ни сообщил Станд, в обиду никто не даст, — на меня работают пони, верные поровну мне и Департаменту. То, что вы чувствуете себя в Отделе как дома, наводит меня на интересные мысли о скорости продвижения ваших планов.

Флейм заметил, что на этих словах Рейн, все еще крупно трясущийся до перестука зубов, перестал вжиматься в стену и подался вперед. Даже вновь вернувшая апельсиновый цвет грива слегка приподнялась, и из-под нее сверкнули непонятной надеждой два внимательных глаза. Санлайт, в кои веки скорчивший чуть менее надменную рожу, с интересом уставился на Мальстрома. Карнейдж, естественно, как стоял, так и остался стоять — и то, что уголки губ его едва-едва приподнялись, Флейму наверняка почудилось. Он был в этом уверен. Карнейдж, пока хозяин не включит его, неспособен по своей воле даже улыбнуться.

Поймав себя на том, что думает о Мальстроме как о "хозяине" Карнейджа, Флейм едва заметно скривился. А ведь когда-то он так не думал. Когда-то всерьез и вслух благодарил каждый раз, когда Карнейдж лечил его, отращивал и пришивал конечности, возвращал на место обожженные шерсть и гриву, заживлял ожоги. Пытался даже в мыслях относиться как к равному, пусть и не совсем нормальному. Но в какой-то момент устал притворяться. Или, напротив, согласился наконец притворяться, что Карнейдж — не разумное создание, а всего только придаток Мальстрома Абисса.

Интересно, это был признак взросления или оскотинивания?

Впрочем, эта тоскливая мысль не помешала Флейму так же заинтересованно вытянуться, прислушиваясь к Мальстрому. И надеясь, что пока что тому не понадобится в очередной раз включать во Флейме режим преданного пса, от которого Флейм и без того уже до смерти устал и благодаря которому какие-то часы назад превратил немалую часть Нижнего Города в один огромный костер.

Мальстром же, дождавшись всеобщего внимания, кивнул. И подтвердил:

— Аркан, ты прав. За последние часы многое случилось. Шиверс не так уж и важна. Пусть это и обидно.

— Многое? — Аркан снова изобразил хихиканье. Флейм предпочел бы выслушивать скрежет стекла по пенопласту, нежели этот звук. — Не посвятишь меня в подробности?

— Флейм выполнил свою работу, — кивок в свою сторону Флейм воспринял с удивлением. Он не помнил, успел ли точно наложить маяк, и даже оказался немного рад. Пока не вспомнил, чего это стоило жителям Нижнего Города. — И я узнал много интересного. Магия притягивает магию. Как всегда. Раньше точкой отсчета была... Нора. Теперь — более интересное место.

— И что же за место?

Вместо ответа Мальстром спросил:

— Ты помнишь, что нас должно быть шестеро?

Флейм не то что увидел, даже почувствовал, как Рейн дернулся. Прижав уши, пегас бесцветным голосом сказал:

— Господин Мальстром, к сожалению, я оказался не в состоянии уговорить...

— Все в порядке, Рейн. Я этого и ожидал. Хотя рядовой нам бы пригодился.

Глаза Флейма даже под повязкой широко распахнулись. Рейн выглядел так, будто это его только что со всей дури огрели копытом по затылку, даже пошатнулся так же. Санлайт же, заслышав о необходимости получить нового рядового бойца, отвел скучающий взгляд и принялся изучать переднее правое копыто, разглядывая его с таким видом, будто видит впервые в жизни.

Машинально отметив, что эта реакция исчерпывающе объясняет, куда делся тот последний рядовой, Таттлтейл, Флейм не выдержал и подал голос:

— Господин Мальстром, но... если брат Рейна все равно не стал бы шестым... где в таком случае настоящий шестой?

Мальстром повернул взгляд к Флейму. И едва заметно, как всегда, для одного лишь него, для пони, которому верил, улыбнулся. Не той улыбкой, что иногда демонстрировал, чтобы запугать или подчинить. Улыбнулся искренне.

Пусть даже теперь в улыбке было еще меньше тепла, чем полвека назад. Его и тогда-то было совсем немного. Но тепло это преображало лицо Мальстрома Абисса настолько, будто он становился совсем другим пони.

— Правильный вопрос, Флейм, — сказал Мальстром. — Не то чтобы он согласен быть шестым. Но я вовремя вспомнил о контроле. И он нам нужен. Он прекрасно дополняет Карнейджа.

Санлайт скорчил настолько неописуемо презрительную гримасу, что Флейм в который раз за долгие годы возмечтал дать высокомерному ублюдку по морде, и тоном, из которого буквально выплескивалось отвращение, поинтересовался:

— Мальстром, неужели ты говоришь о том жалком мутанте? Само его существование — позор рода пони.

— Мутации здесь ни при чем, — Мальстром, не обращая внимания на тон Санлайта, шагнул к столу и взвесил в одной ноге тот самый мешок. — Рейн прошел через ту же операцию, чтоб использовать конденсатор. Ты не зовешь его позором.

— Рейн — истинный единорог не по крови, но по духу своему, — заявил Санлайт, но, видимо, поняв, что спорить, как всегда, бесполезно, умолк.

И Флейм был рад тому, что чванливый лицемерный мудак наконец заткнулся. Учитывая, что сам Санлайт остался последним выжившим из "Детей Богинь", хотя обязан был, согласно их заповедям, использовать последний шанс и попытаться призвать воплощение Искры уже в своем сердце — конечно же, воспроизведя ритуал полностью, от раскрытия ребер и до наблюдения за тем, как огонь наконец утихает, — его слова о степени чьего-либо единорожества звучали нелепо. Мальстрому, конечно, необходимо иметь при себе хотя бы одного пони, производящего впечатление относительно адекватного верующего, но на эту роль уже пять лет как подходил Рейн. А сам Санлайт не подпадал под это определение ни по одному из пунктов. И, возможно, в ближайшее время, если найдется кто-нибудь новый...

Мальстром же тем временем перевернул мешок и небрежно вытряхнул из него на пол...

— Хм, — сказал он с оттенком недоумения, рассматривая покатившуюся по полу голову с короткой темно-синей гривой. Голова, качнувшись и замерев, уставилась на него пустыми глазницами, и Флейм мог поклясться, что видит в них точно такое же холодное удивление.

— Шиверс? — точки под капюшоном Аркана мигнули ярче.

— Арис? — глаза Мальстрома расширились.

— Нет, это голова Ховера Шиверса... — начал было Аркан.

— Маяк, — сказал Мальстром, не слушая его. — Арис оставил маяк. Значит, придет и он. Отлично. Мы будем ждать.

Теперь он снова улыбался. Но уже не так, как улыбался Флейму. Нечто очень холодное было видно в этой едва заметной тени улыбки. И Флейма от вида такого Мальстрома, как всегда, продрал мороз. Даже его, не говоря уже о Рейне, который не то что поежился, а буквально пошатнулся на нетвердых ногах и оперся о стену, чтоб не упасть.

Может, когда-то Мальстром спас Флейму шкуру. Защитил от разъяренных жителей того городка, где он пытался прятаться и где третий раз в жизни сорвался после тяжелого, чудом удавшегося побега из Анмара. Взял под опеку и не дал погибнуть. Но в том Мальстроме пугающий до дрожи холод просыпался реже, тот Мальстром позволял себе проявлять эмоции.

Тот Мальстром Абисс, которого Флейм когда-то знал, был в куда большей степени Мальстром, чем Абисс. Всего лишь полсотни лет назад.

— Карнейдж!

Тот вскинул голову и неожиданно живым взглядом уставился на голову Шиверса. Похоже, Мальстром ослабил поводок...

— Ты сможешь починить это?

— Я хирург, а не некромант, Мальстром, — ответил Карнейдж. Не своим обычным глухим мертвым голосом, и даже не тем невнятным злобным рыком, каким изъяснялся чаще всего, когда начинал оживать, а вполне нормальным, спокойным, немного даже расслабленным тоном. — Да и будь я даже самым крутым магом...

— Ты гораздо больше, чем хирург, — напомнил Мальстром. — И гораздо больше, чем один маг.

Карнейдж вдруг ухмыльнулся. Показавшись Флейму настолько живым, насколько не казался еще никогда. Возведя глаза к потолку, он задумчиво произнес:

— Так вот почему сейчас ты даешь мне погулять... Надеешься, что так я не свихнусь, когда придется задействовать сразу всех, а?

— Не волнуйся. Ты будешь не один. Тебе поможет старый друг. — Мальстром обернулся к Аркану. — А ты, Аркан, поможешь нам.

Кажется, впервые на памяти Флейма в скрипучем голосе Аркана появилось что-то похожее на волнение.

— Каким образом я вам помогу, позволь узнать? — осторожно спросил он.

— Для начала — своими практиками. Прикажи им идти к сорок восьмому дому по проспекту Альвен. Пусть окружат и не впускают никого.

— О, сколько угодно. На этом все?

— Нет. Нас осталось пятеро. Я этим расстроен, и Санлайту придется возместить ущерб. Но ничего не поделаешь. Нам нужен шестой маг. Иначе наведение собьется, как всегда в Нижнем Городе.

Аркан выглядел так, будто если бы ему требовалось дышать, он бы сейчас задержал дыхание.

— Может, вы дойдете пешком? — предложил он. — Я готов выделить для сопровождения...

— Аркан. Быстро. — В голосе Мальстрома зазвенел еще более сильный холод.

— Хотя бы объясни мне, почему, — потребовал следователь. И Флейм напомнил себе, что бояться погибнуть тот не может, поскольку давно мертв и вместе с тем не способен умереть; вечность, наполненная болью, Аркану тоже не страшна, ведь он живет в такой вечности. Значит, ему не страшно.

Он что, в восторге?

И Мальстром, видимо, ощутил то же самое. Поскольку снизошел до объяснений:

— Сейчас мое влияние на шестого минимально. Он его почти не чувствует. Однако для возобновления полного контроля мне нужен прямой контакт. Пока мы подходим ближе, он успеет почувствовать перехват. Ты удовлетворен объяснением?

Глаза Аркана вспыхнули. И он наклонил голову:

— Будем считать, что я удовлетворен. Начнем.

---

Клиника Брайта, за те же два часа до:

Перед тем, как открыть глаза, он долго и тщательно обшаривал все возможные закоулки и пыльные углы собственной памяти, однозначно убеждаясь в том, что понял, еще очнувшись.

— Я задам тебе один... кха... вопрос... Ты готов стать тем, кто понесет бремя памяти этого мира?

Это он помнил. От первого мига, с той самой секунды, когда, только что родившийся из чужой памяти, распахнул глаза и осознал, что его прежняя жизнь закончена, и теперь он — много большее, чем один единорог и вообще один пони. И до последнего, когда заклинание выдрало из него осколок и переместило в избранного им преемника.

И он помнил другое. То, что, казалось, было давно похоронено под мириадами других воспоминаний, неизмеримо более важных.

— Ты умный парень, Ликвид. Я был бы рад, если бы ты присоединился к нам. Особенно после того, что я рассказал тебе о нашем плане. о Вознесении. О Богинях. Так что же, ты согласен?

Все остальное из него забрали.

Точнее, он отдал это сам, и верил тогда, что поступает верно. Верил он в это и сейчас, не сомневаясь ни на мгновение. Не понимал лишь одного — почему он жив. Нет, такое случалось и раньше... Попытавшись выудить из памяти что-нибудь о похожих случаях, он словно уперся в глухую стену и лишь спустя мгновение вспомнил, что все бесчисленные воспоминания, что много веков копил в себе Летописец, теперь не принадлежат ему и уже не будут. Это ощущение было непривычным. Словно из просторного дворца на десятки этажей и сотни комнат его вдруг запихнули в крохотный, тесный чуланчик. Всего две памяти. Ему было в них так... тесно.

Но то, что запомнил лично Сто Первый и то, что знал Ликвид, было при нем. И он припоминал, что в случаях, когда прежний носитель выживал, он в любом случае был бы лишен памяти.

Если только... если не попытался намеренно скопировать ее.

Когда-то запрет на это был формальным. К сожалению, в тяжелые времена многие из них погибали без всякой возможности выжить, и чудом было то, что они успевали передать осколок. Однако после Девяносто Пятого копирование памяти запретили всерьез. Каждый должен был быть готов в срок отдать жизнь и память, все, без остатка.

— Впрочем, Ликвид, помимо самонадеянности, страдал еще и трусостью, — прошептал он. С улыбкой скорее грустной, нежели радостной.

Так или иначе, но ему проткнули сердце и распороли легкое. Он даже аппарировал к Коллу уже с трудом. Почему же он жив? Почему...

— Радвидетьчтовыпроснулись, — протараторил кто-то от двери.

— Простите? — он открыл наконец глаза и, приподнявшись на подушке, уставился на дверь. Похоже, он лежал на удобной, хоть и жестковатой кровати в какой-то небольшой комнатке со столиком рядом, но разглядеть все остальное пока было трудно. Естественно, ничего не помешает при необходимости видеть и в темноте, но пока это потерпит.

— Извиняюсь, — голос замедлился, но в приоткрытой двери все еще никто не появлялся. — Рад видеть в добром здравии, Сто Первый.

Тогда он наконец додумался опустить взгляд и осмотреть себя. Что вызвало не меньше вопросов, чем сам факт выживания. Он явно был все тем же белым с ног до головы пони. Причем — он опустил взгляд еще ниже, — в той же самой уже совсем не белоснежной мантии. Залившая ее кровь никуда не делась, а разрез на груди превратился в здоровенную рваную дыру.

Раны под которой, правда, не было.

— Мне жаль, что я испортил вашу одежду, — в голосе и впрямь слышалось некоторое смущение, — но, насколько я понял, она по большей части представляет с вашим телом единое целое. Скажите, каждый летописец выращивает свою одежду прямо из тела или вы были исключением? На мой взгляд, логичнее было бы видоизменять настоящую, но...

— Я не хотел бы тратить ваше время на объяснения маловажных бытовых деталей, — он сам поразился тому, насколько естественно у него вышла привычная фраза о нежелании тратить время.

Неизвестный, кажется, тоже это оценил. Закашлявшись, он, похоже, решил начать заново:

— Итак, ваше имя мне известно, а вот вам мое — нет. К тому же я, ремонтируя вас, имел возможность разглядеть ваш облик со всех ракурсов, а сам по-прежнему стою в тени. Было бы невежливо оставить вас в неведении, правда? Извините, попрошу вас не пугаться...

Дверь скрипнула, и неизвестный шагнул внутрь.

Не то чтобы просьба не пугаться была настолько уж оправданной. Скорее стоило бы попросить не удивляться.

— Мой внешний вид нередко шокирует пациентов, — слегка огорченно признался... пегас, запирая за собой дверь одним из крыльев. Бывших крыльев. — Я приятно удивлен тем, что вы даже бровью не повели. Неужели вам не впервой видеть подобное, Сто Первый? Или, извините, Ликвид Стаф?

Сто Первый?

Или Ликвид?

Он не был ни тем, ни другим. Как Летописца не делали ни одним из множества тех, чью память он забрал, их воспоминание, так и он не был, несмотря на то, что помнил целых две своих жизни, ни Сто Первым Летописцем из Библиотеки, ни Ликвидом Стаффом из Рассвета. Он больше не чувствовал, что имеет право называться каким-либо из этих имен.

Однажды Ликвид пожертвовал собственным именем и собственной жизнью. Теперь ему дано право выбрать новые.

— Личность пони, о котором вы говорите, была почти полностью стерта, — и снова печальная улыбка, с которой он обычно говорил это, далась так же легко, как когда он все еще был Летописцем. — Мне жаль. Вряд ли мне подходит хоть одно из этих имен. Как насчет... Эон? В качестве временного обозначения.

Сто Первый, Ликвид, Эон наслаждался возможностью говорить обо всем прямо. С кем-то, кому в любом случае известно все — а пегас выглядел так, будто действительно знает если не все, то многое. И понимая, что теперь, даже попади он в копыта к Мальстрому, из него уже никто и никогда не вытащит осколок Первой, который он так долго и бережно хранил.

— Как угодно, — пегас радостно заулыбался. — Я — Брайт Винг. Хирург, исследователь единорогов и...

— ...и единорог, — закончил Эон. Заметив, как Брайт изумленно распахнул глаза, будто бы в полном недоумении, он мягко, успокаивающе улыбнулся. — Я не собираюсь никому об этом говорить, однако это очевидно и прямо, и косвенно. Прямо — поскольку я, даже потеряв большую часть силы, не потерял тридцать лет практики в качестве Сто Первого и не пропущу мимо глаз очевидное. Косвенно — поскольку, несмотря на ваши крайне удобные конечности, вы не смогли бы восстановить меня с такой легкостью и без каких-либо последствий. Даже без шрамов от операций. Если только я не провел в медикаментозной коме с месяц, но мои ощущения говорят иное.

Брайт Винг нервно выдохнул и оперся крылом-лапой о стену. Поискав что-то взглядом, явно не нашел и уселся прямо на пол.

— Эон, видите ли, — пробормотал он, — янеточтобы... извините... я не особенно стыжусь своего внешнего вида, но на самом деле живу здесь исключительно из-за наличия фона. Единороги без него, знаете ли, и умереть могут.

Значит, он по-прежнему в Нижнем. Что ж, это ожидаемо, учитывая, что сам он симптомов амагической болезни не испытывает. Будь он в Анмаре, его не преминули бы сунуть в блокирующую камеру. Как он выжил, тоже становится отчасти понятно, но...

— Не могли бы вы рассказать, кто привел меня сюда? — как можно дружелюбнее спросил Эон.

Брайт ничем не выказал волнения. Он даже ответил почти без паузы. Разве что слегка наклонил голову, будто к чему-то прислушиваясь.

— Вы сами переместились сюда, — ответил он без колебаний. — Я был удивлен, обнаружив столь занимательного клиента в своей клинике, но, уверен, у вас есть способы расплатиться.

Действительно, ни капли волнения. Ничего, что можно было бы истолковать как признак вранья. Брайт говорил настолько естественно и убедительно, что хотелось поверить и не думать об альтернативах.

И единственное, в чем он допустил ошибку — в том, что никак не мог знать о его бывшем номере, если бы только ему кто-то не сказал.

— Конечно, — кивнул Эон. И соскочил наконец с кровати. Потянулся с удовольствием, до дрожи во всем теле. Поражаясь тому, что и впрямь чувствует себя идеально — так, как не мог бы чувствовать даже после лучших анмарских целителей. Раньше он думал, что на такое способен только Карнейдж. И почему же в памяти Летописца не было, насколько он помнил, ни единой записи о Брайте Винге?

Впрочем, логично предположить, что если Библиотека хорошо прятала свои секреты, то и Рассвет мог спрятать свой не хуже.

— Вы, я вижу, в порядке, — Брайт как-то слегка принужденно улыбнулся. — Давайте я отведу вас в более комфортное место, вы хотя бы выпьете чаю, а затем мы обсудим способы оплаты. После того, как я навещу еще одного пациента.

Несмотря на вполне бодрый тон, глаза у него были грустные. Даже слишком грустные для того, кто просто выполняет приказ, которому не очень рад. Скорее такие, будто приказ он выполнять совершенно не желал, но и противиться не мог.

Что, конечно, вполне понятно.

Рассеяв цепочку заклинания аппарации, Эон вернул улыбку и кивнул. Идти в Библиотеку ему теперь нет смысла, поскольку по всем правилам его следует уничтожить, а больше в любом случае некуда. И, как бы то ни было, Брайт его спас.

— Конечно. Думаю, у меня найдется, что вам предложить.

---

Где-то в верхнем городе, чуть больше чем за полтора часа до:

— О Искра, как же от нее воняет.

— И комбинезон весь в грязи. Ну и уродов же набирают в Департамент.

— Тш-ш-ш. Это же кровь, не видишь, что ль? Пошли-ка отсюда, пошли, а то вдруг услышит...

Флай Шиверс, конечно же, их слышала. Но обращать внимание не планировала.

Вообще-то она ничего не планировала — просто брела себе по улице, не слушая, что бормочут пони и не-пони вокруг, не глядя в их удивленные, сердитые, а иногда напуганные лица, не замечая, что они торопятся убраться с ее пути и обходят по широкой дуге. На сей раз не потому, что наполовину отключилась, как бывало раньше. Нет, разум ее, напротив, стал кристально чист, ясен... и прозрачен, словно стекло. Стекло, которое раньше разделяло ее и Визл, которое иногда со звоном трескалось и рассыпалось на кусочки, но всегда неизменно восстанавливалось вновь.

Теперь это стекло исчезло. Но не так, как было раньше, когда Флай и Визл становились чем-то... целым. А так, словно ему больше некого было разделять.

Наверное, это произошло после того, как Флай, покинув камеру, наконец смогла вырваться из вязкого забытья, где была все время, пока Шиверс находилась в камере. Впрочем, в камере на поверхности была Визл. Тогда еще была. И Флай, которая всегда считала себя слабой, которая уверена была, что в сравнении с Визл не способна ни на что, взяла себя в копыта. И заговорила с тем, кто убил такого дорогого для Визл Ховера шиверса. С тем, кому втайне почти наверняка желал смерти весь Альвенгард. С тем, кто позволил Визл покинуть камеру, но сделал это так, что лучше бы ей было в ней оставаться.

— Фил, — едва слышно выговорила тогда Флай, всеми силами не давая прорваться наружу той части себя, что после всего этого способна была только с режущим уши подвыванием смотреть в одну точку и идти туда, куда ее пнут, — зачем вы так поступаете?

— А как я поступаю? — удивился Фил. Он, прислонившись к стене и постукивая копытом о пол, терпеливо ждал, пока она придет в себя достаточно, чтоб встать на ноги. Рядом с ним ждал второй пони, почти идеальная его копия, теперь из-за серого комбинезона даже больше похожий на Фила, чем сам Фил. Но на лице его, в отличие от Фила, отражалось если не сострадание, то понимание.

— Вы знаете, я говорю... — Флай споткнулась на полуслове. Пусть она уже покинула ту камеру, но, как и в прошлую встречу с Филом, случившуюся, казалось, недели назад, нечто, нашептывающее ей верные слова, молчало.

Фил, тем не менее, с интересом склонив голову, ожидал.

Она чувствовала, будто должна хоть что-нибудь сказать — чтоб помочь Фейри, чтоб в будущем спасти Твиста, от которого этот подонок наверняка не отстанет. Она ведь может убеждать. Неизвестно, как именно, но точно может. И если сейчас у нее получится... Да, она — они обе — мечтали убить его. Но на деле Флай не хотела убивать. Никогда не могла даже подумать. На это была способна только Визл, причем с легкостью, даже напугавшей Флай — давешний оборотень наверняка умер, и не просто умер, Визл именно желала его смерти.

Однако сейчас нужно было найти другой выход. Визл, будь она в порядке, попыталась бы наброситься на Фила и загрызть его зубами, но Флай понимала, что этого она уж точно не сможет. Даже если бы и решилась, то закончилось бы все крайне быстро — или, что куда хуже, медленно и больно. Следовало хоть немного включить мозги.

И Флай рванулась напролом, без помощи голоса внутри, лишь с тем, что думала она сама, и слова ринулись из нее потоком:

— Вас ненавидит половина города, а если и весь город, то я не удивлюсь, пони ненавидят вас и боятся, им внушает ужас Департамента, конечно, но куда больше их пугаете ВЫ! Вас боятся даже невиновные и невинные, вас боятся все, и не зря боятся! Вы... вы ужасный пони, по-настоящему ужасный! Почему вы делаете все это?! Вам знакомо имя "Карнейдж"? Этого парня, может, никогда и не существовало или сказки о нем врут хотя бы наполовину, но... но ваше имя скоро начнет вызывать такой же страх и отвращение, как его! Зачем?!

Фил почему-то крупно вздрогнул. Но тут же оправился и уже через мгновение опять улыбался половиной губ.

— Ты, моя дорогая мышка, не допускаешь и мысли, что мне это просто нравится, верно?

— Это не может "просто нравиться"! Может, у вас и есть причины это делать... Может, кто-то причинил вам боль, вы думаете, что, причинив боль другим, сможете не думать о том, что с вами сделали... Но это не выход, вы понимаете?!

— Не выход? — спросил Фил. Медленно, задумчиво. Как будто впервые ему пришло в голову, будто его действия могут быть неправильными.

Может, это чувство было рождено отчаянием, но Флай казалось, что она на верном пути. И решила развить идею.

— Не выход! — горячо выкрикнула она. — Боль... создает только больше боли. Вы можете если не простить тех, кто причинил эту боль вам, то хотя бы попробовать забыть. Отпустить. Ведь другие пони не виноваты в ваших бедах! Они о них даже не знают! И, поверьте... если вы перестанете причинять окружающим страдания, то лучше станет в первую очередь вам. Вы сможете вырваться из этого порочного круга. Отбросить прошлое и вступить в будущее, где вы — совершенно новый пони, несущий не только страх! Ведь если вы будете делать жизни других хоть немного лучше, а не хуже... в первую очередь лучше станет ваша собственная жизнь.

Пони рядом с Филом едва приподнял уголки губ в печальной улыбке. Однако сам Фил... сидел, уставившись в пол, и молчал. Молчал едва не с минуту, показавшуюся затаившей дыхание Флай вечностью.

Потом он, не поднимая головы, пробормотал:

— Знаешь, я ведь всегда думал, что мое призвание лишь в том, чтобы нести именно страх. И боль. Я был в том уверен почти с самого рождения. Даже не задумывался о том, что может быть иначе. Но ты... благодаря тебя... благодаря тебе я понял...

Флай напряженно замерла, едва веря собственным ушам.

Фил резко поднял голову. Сверкнул своей половинчатой улыбочкой.

И расхохотался.

— ...понял в очередной раз, как же весело с окружающими меня придурками! — едва выдавил он сквозь смех. — Святая Искра... х-ха-ха-ха!.. вы бываете такими наивными. И это всегда так весело. Впрочем, редко идиоты вроде тебя пользуются такой дебильной аргументацией.

Оттолкнувшись от стены, он прислонил к лицу маску и, отвернувшись от остолбеневшей Флай, двинулся к лестнице. На ходу бросив ей, не оборачиваясь:

— Пошли, мышка. Не думаю, что нам стоит тут засиживаться.

Да. Глупо было и пытаться. Глупо было и думать...

— Здравс-с-ствуй, — тихо и почти нежно сказал кто-то над ухом. — Ос-с-становись.

Флай не вздрогнула. Лимит вздрагиваний Шиверс уже давно исчерпала. И даже не стала усталым тоном, как сделал бы Твист, интересоваться, кто это осмелился подойти к сотруднику Департамента так близко. Просто выполнила просьбу, замерев на месте.

— Ты — Виз-з-зл, — таким же тоном продолжал некто над ее ухом. По голосу — кобыла. Но присвистывание и шипение указывали, что на деле это может быть любого пола. — Матерь дала мне имя Лейз-з-зи.

Скосив глаза, Флай увидела действительно кобылу — одетую очень тепло для города, со слегка выдающимися передними зубами, самого невинного вида. Впрочем, видом Флай не думала обманываться.

Хотя она не то чтобы вообще хоть о чем-то думала. Кроме пары вещей, конечно. Насчет Визл. И насчет того, как было бы прекрасно вернуться в то время, когда она не натворила делов, из-за которых у нее теперь никого нет, и когда самой важной проблемой было то, что мама зовет Визл не тем именем, каким ей хотелось бы.

— Ты пойдеш-ш-шь со мной, — прошипела кобылка. — Предатель должен быть наказ-з-зан. Он предал Матерь. Он разоз-з-злил ее. Матерь видела его память, ты важ-ж-жна для него. Ты пойдешь со мной. Чтоб он пошел со мной. Мы знаем, где он. Но нас-с-с мало.

Этот оборотень назвал ее Визл. Он даже не представлял, насколько неправ. Да, совсем недавно она ей была — но теперь уже не будет.

Флай Шиверс звала Визл внутри себя в надежде, что та наконец ответит. Хотя бы словом. Хотя бы вздохом. Хотя бы ощущением присутствия.

Однако отвечала ей даже не тишина, а полная, безысходная пустота.

Визл больше не было. Оставалась только Флай. И это оказалось намного страшнее всего остального. Раньше рядом всегда был кто-то, пусть это и была часть ее самой.

Теперь же у Флай не осталось даже этой части. Только она сама.

— Пойти с тобой, — сказала Флай. Она точно видела, что должна сказать, чтоб убедить оборотня уйти. Но это было не важно. Визл больше нет, и ей придется стать сильнее за двоих. — Почему бы и нет.

Все-таки подход Твиста к решению проблем, похоже, действительно работал. А вот подход Визл делал только хуже.

---

За полтора часа до:

До этого в комнате Брайта было немного мрачно.

Не могу сказать, что теперь в ней стало веселее, но оживленнее — точно.

— Дай я прострелю этому уроду глотку! — вопил Керн, пытаясь перезарядить арбалет. — Один раз не убил, так второй точно убью!

— У Брайта ты не будешь никого убивать, — нежно увещевал его я, придерживая за правую лапу. Ловить его за левую, которой он бешено размахивал, сжимая арбалетный болт, было бесполезно. — К тому же он вообще-то спас мне жизнь. Вроде как он.

— Я понимаю ваше стремление, Керн, — смиренным тоном говорил парень в белом, представившийся на этот раз не очередным порядковым номером, а именем — Эон. Удивительно. — К сожалению, мои действия были необходимы ради будущего блага.

Коди участия в диалоге не принимал. Он вообще пытался слиться с креслом, успев даже стать с ним одного цвета. Дейзи, свернувшаяся на кровати, с интересом наблюдала за происходящим, но и не думала вмешиваться. Что тоже на нее не похоже, учитывая, как шумно теперь было. Все-таки это не совсем она... Но пусть даже так — я все равно был рад тому, что она жива. Очень рад.

— Керн, ваше желание убить меня бессмысленно воплощать в жизнь здесь и сейчас, — сказал Эон таким безмятежным тоном, будто речь шла вовсе не о том, что его собираются прошить насквозь из арбалета. — Я еще не расплатился с Брайтом, и, полагаю, он исцелит меня снова, просто выставив двойной счет. Попробуйте самую малость успокоиться.

Керн, буравящий Эона взглядом, замер. Я же продолжал по-прежнему удерживать его лапу с арбалетом в надежде, что это возымеет действие.

Потом Керн отшвырнул болт, прошипел что-то и уселся прямо на пол. Я, выдохнув, последовал его примеру, все еще не особо желая отходить от него далеко. Нет, ну, мало ли что сделает с очевидным единорогом, пусть и без видимого рога, грифон, обширная и многочисленная семья которого сотни лет занималась заказными убийствами рогатых? Ну, до тех пор, пока он сам эту семью не убил... Но ведь не потому, что ему не нравились их занятия, так что лучше уж за ним проследить.

— Мне все еще не нравится то, что ты здесь, — буркнул Керн, крутя в лапах незаряженный арбалет. — Даже не делай вид, что непричастен к развалу Норы!

— Керн, он и впрямь непричастен, — успел вставить я, пока Эон не открыл рот и не сказанул что-нибудь в своем духе. — Вся вина — на том рогатике, которого ты перепутал с Филом. Успокойся. Он тебя всего лишь парализовал... два раза... но это же не повод, да?

Керн еще некоторое время сердито пыхтел, глядя на белого пони, а потом резко отвернулся. И я понял, что в этот раз все останется в порядке.

— Ну и чудно.

Брайт был бы крайне недоволен, если бы мы заляпали его комнату кровью. Еще недовольнее он был бы, если б мы оставили его без оплаты за только что вылеченного пациента, хоть я и ума не приложу, как он вообще к нему попал.

— Кстати, — подала голос Дейзи, по-прежнему свернувшаяся на кровати, — я должна тебя поблагодарить, Крон. Это же ты починил мне голову.

— Пожалуйста, зовите меня Эоном, — поморщившись, попросил белый пони. — Я уже не имею отношения ни к Крониклу, ни к Летописцу.

— Хоть Эон, хоть Крон, хоть любой-порядковый-номер, — Дейзи хихикнула, — все равно я тебе благодарна. Какими бы ни были твои намерения, главное — результат! А результат мне нравится. Я снова жива, и я снова здесь. Теперь-то каша в голове, знаешь, воспринимается как естественная часть жизни! И в те времена мой котелок варил на слишком уж жарком огне, из него то и дело выплескивалось, так что жаловаться не на что.

— Конечно, Воплощенный.

— Дейзи.

— Как вам будет угодно.

На всякий случай я обвел взглядом комнату. Коди как сидел в кресле, так там и остался, уже почти невидимый. Керн упорно глазел на Эона, явно бормоча сквозь клюв какие-то гадости. Дейзи все еще не изменила своего положения. Эон же уселся, как и Керн, прямо на пол, и склонил голову, будто о чем-то размышляя.

Идиллия, не так ли?

И как только я подумал, что все закончится прекраснее некуда, и уже направился к стеллажу, чтоб хоть немного порадовать себя за предотвращенное кровопролитие, как дверь комнаты хлопнула. И на пороге показался, очевидно, Брайт. Которого до того ни Дейзи, ни Коди, ни Керн точно не видели.

— Блядь! — взвизгнул Керн, опять судорожно зашарив лапой по полу в поисках болта. — Ты-то что за нахер?!

— Мы в восхищении, — отметила Дейзи, даже не приподнявшись с кровати. — Это от него только что был выброс магии?

— ...а, — исчерпывающе описывая ситуацию, сказал Коди, окончательно сливаясь цветом с креслом. И винить его я за это уж точно не мог.

— Брайт! — вскрикнул я, отметив краем глаза, что Эон остался совершенно спокойным. — Ты чего, совсем?!.

Вообще-то я собирался продолжить фразу и уточнить, что именно он "совсем". Но лишь глянув на него, заткнулся. Как заткнулись и остальные, а Керн даже перестал выискивать арбалетный болт.

Глаза Брайта разъехались в разные стороны, челюсть отвисла. Склонив голову набок, он пускал слюну, стекающую по челюсти и капавшую на пол. И в целом выглядел он так, будто вот-вот грохнется с разъезжающихся ног на пол, но этого почему-то никак не происходило.

— Тви-и-ист, — протянул он медленно, куда медленнее, чем даже когда старался говорить как обычно. — Тут... в полу... люк. Зам-с-к-рованный. Извини.

И дверь с грохотом захлопнулась обратно.

Я, переведя дыхание, первым делом не начал размышлять, что это было, и не попытался успокоить остальных. Я низко склонил голову к полу и, едва не носом уткнувшись в паркет, принялся высматривать, вынюхивать, тыкать копытом во все подозрительные щели. Поскольку знал, что Брайт, когда дело не касается возможности кого-то вскрыть или изучить нечто, полученное в качестве оплаты, хладнокровен как удав. Так что эта фраза точно не была просто вежливым указанием на сам факт наличия люка.

— Твист, ты что делаешь? — удивился было все еще бледный Керн.

— Я рекомендую всем присутствующим попробовать найти этот долбаный люк, — прошипел я в ответ, не думая оборачиваться. — Этот парень, если что, вас всех вылечил, и сейчас, судя по его словам, сюда пришел пиздец. Давайте.

Коди, последовав моему совету, мгновенно соскочил с кресла, хоть и трясся, как осиновый лист, и так же нагнулся над полом. Эон, подняв бровь, тем не менее, пристально вгляделся в паркет. Керн, заметно побледневший местами без перьев, почему-то сперва бросился мимо меня, едва не сбив с ног, к стеллажу и закопался в него. Под моим сперва раздосадованным, а потом удивленным взглядом он вытащил оттуда что-то на ремешках и принялся тщательно застегивать вокруг головы.

— Керн? — удивленно спросил я. Дейзи тем временем валялась, закинув ногу на ногу, и ничуть не беспокоилась, что отчасти напоминало ее прежнюю, а отчасти — наоборот. Но и ладно.

— Я не то чтобы понимаю, откуда твой Брайт взял это, — Керн обернулся ко мне, сверкнув множеством разноцветных линз — тремя на правом глазу и двумя на левом, — но сейчас хотелось бы быть во всеоружии. Это придумали давным-давно в клане Гилд, и благодаря этой херне я смогу видеть магию. Если люк замаскирован магически, я его найду.

— Брайт — не единорог, — с некоторым сомнением сказал я.

— Кхм, — Эон вклинился совершенно ненавязчиво, но, тем не менее, я к нему прислушался, — не хотел бы говорить об этом, но если вы, Твист, уверены, что нас ждет беда, я вынужден выдать Брайта. Он — единорог. Хотя, откровенно говоря, я не уверен, как именно он скрывает рог, поскольку не увидел ни единой эманации, свойственной оборотным камням. Однако...

— М-мать, — выдохнул я. Чутье подсказывало, что этот факт делает всю ситуацию еще хуже, и я не собирался это чутье игнорировать. — Давайте, ищем, живо!

---

То же место, примерно за час до:

— Мы на месте, — с заметным удовольствием сообщил Мальстром.

Флейм в сомнении огляделся. На месте? Значит, здесь и живет этот самый "шестой"? Какая-то крохотная комнатка, почти пустая, с одним столиком, кроватью и светильником... Чем-то позоже на больничную палату, хоть и совершенно непонятно, чем именно. Может, запахом? Может, общим впечатлением — и от запаха, и от вида, и от неуютного чувства, будто здесь, на этой самой кровати, лежало множество пони едва ли не при смерти?

Санлайт же выглядел нехарактерно для него подавленным. Не оглядывался по сторонам, не кривил губы, не отпускал фразочек по поводу мест проживания "низших созданий" — просто стоял и молчал. Интересно, с чего бы? Флейма это радовало, и он не постыдился бы в том признаться, но все же, почему?

— Фил знал о существовании этого места, — сообщил АрКан своим голосом давно не смазанных дверных петель, — однако я никогда не думал, что оно связано с вами.

— Он действительно знал слишком много, — буркнул Флейм себе под нос.

Дверь медленно и плавно открылась. Флейм мгновенно переместил внимание на нее, чтоб в случае чего быстро устранить угрозу.

Но устранять угрозу не требовалось. Хотя при виде этого... существа Флейм сглотнул и на всякий случай, несмотря ни на что, вывел на изготовку заклятие разреза. Это... это были крылья? Когда-то? Кто с ним такое сделал, если не Карнейдж?

— Здравствуй, — произнес Мальстром, кажется, совершенно не удивленный. — Я — Мальстром Абисс. Вряд ли ты помнишь меня. Но Карнейджа должен помнить.

— П-приветствую, друг, — заплетающимся языком ответила эта жестокая пародия на пегаса. — Я — Брайт... Винг.

— Привет, Брайт, — с почти шокировавшей Флейма грустью в голосе ответил Карнейдж. — Мне жаль, что я сделал это с тобой.

— Здравствуйте, доктор, — со все еще отвисшей челюстью пробулькал бывший пегас Брайт Винг. — Оно того стоило.

— Твох крыльев точно не стоило. Но ты слишком часто жаловался, что копыта — неподходящий инструмент для хирурга, а тогда я был... не в себе.

Что бы этих двоих ни связывало, Мальстром точно не был расположен слушать пустые диалоги.

— Брайт, нам нужно более просторное помещение. Здесь мы еле помещаемся. У тебя есть такое?

— Е-е-есть, — вяло кивнул Брайт. Один его глаз смотрел прямо на Мальстрома, а другой уехал куда-то вверх и вправо. Из левого уха вдруг брызнула и начала подтекать кровь. — Кладовая. Тут неподалеку. Я отведу вас.

Флейм как-то уже видел такое, когда Мальстрому пришлось слишком резко брать Карнейджа под контроль — в тот раз он едва не вырвался. Если Брайт Винг и вправду нужен им, то Карнейдж его вылечит, конечно же. Или он сам себя вылечит, раз уж работает хирургом.

Но зрелище это все равно было... неприятным.

В коридоре, по которому Брайт, запинаясь и отклоняясь то влево, то вправо, вел их к упомянутой кладовой, все выглядело еще более напоминавшим больницу. Белая штукатурка, светолента на стене, острый запах медикаментов. Разве что скамеек не хватало. Такую больницу Флейм мог бы встретить, пожалуй, даже еще когда жил в Анмаре, и ничуть не удивился бы. Интересно, почему Брайт держит такую обеспеченную клинику в таком дерьмовом районе, да еще и в Альвенгарде, а не в Кантере, если он и впрямь такой важный специалист, что приглянулся Мальстрому?

Ах да. Мальстром говорил что-то об операции, которую прошел Рейн. Неужто и этот парень теперь маг? Но где тогда его конденсатор?.. Потом Флейм вспомнил, кто именно проводил операцию, вспомнил, что Карнейдж оставил Рейна зависимым от конденсатора именно по просьбе Мальстрома... и счел, что ему лучше об этом не задумываться.

— Вот сюда, — сообщил Брайт, толкнув дверь так, что сам едва не свалился по ступеням.

Флейм, вслед за Мальстромом, спустился вниз. Да, тут и вправду просторнее, несмотря на расставленные вдоль стен стеллажи до высоченных потолков. И так же светло, как в коридоре, в отличие от палаты. Впрочем, неудивительно, что Брайт пытается всеми силами спрятаться от взглядов пациентов. Наверное, Флейм при его внешности тоже прятался бы.

— Великолепно, — сказал Мальстром. — Карнейдж, ты готов?

— Я никогда к этому не готов, — Карнейдж ухмыльнулся. Безрадостной, печальной улыбкой, которая заставила Флейма еще раз задуматься, кем же он был на самом деле до того, как Мальстром забрал его себе. — Но, если хочешь, начинай.

С этого-то момента и началось самое худшее.

---

Пятнадцать минут до:

— Какого диз-з-за никто не открывает, — прошипел оборотень, продолжая странным неритмичным образом настукивать в единственную целую дверь в почти разрушенном доме. То и дело он нервно оборачивался, чтоб убедиться, что здесь еще никого нет, поскольку, когда они заходили в развалины, их провожали подозрительными взглядами как минимум трое в черных комбинезонах. Может, одежда Флай сделала свое дело, а может, у дэкапэшников не было приказа задерживать каждого, но внутрь они вдвоем вошли беспрепятственно.

— Выломай дверь, — предложила Флай. — Ты же все равно не собираешься с ним дружиться, да? Вот и выкладывайся на полную.

Оборотень смерил ее подозрительным взглядом. Потом, глубоко вдохнув, поднял переднюю ногу и пробил на месте замка двери — как оказалось, под деревянной обшивкой скрывающей металл — аккуратную дырку.

— С-с-спасибо з-з-за идею, — проворчал... или проворчала... Лейзи, подталкивая Флай внутрь. И та, естественно, вошла. А что еще оставалось?

— О, Шиверс, — послышался сзади самый отвратительный голос в мире — искаженный маской, но все же узнаваемый. Волосы Флай встали дыбом, но оборачиваться она не стала. Оборотень же зашипел, и давление в спину Флай исчезло — видимо, он готовился защищаться.

— Успокойтесь, — сказал другой голос, очень усталый, — мы тут по делу.

— А ты, Шиверс, решила подлечить зубки? — копыто в черной штанине, немного свисающей с явно не предназначенной для нее ноги, аккуратно отодвинуло Флай с дороги, и одетый в форму Сторм дознаватель Фил проследовал по лестнице вниз. За ним с тяжким вздохом, демонстрирующим тяжесть всего мира на плечах вздыхающего, прошел второй, теперь вместо комбинезона в каких-то лохмотьях. — Правильно, правильно, тебе их очень неаккуратно обломали. Еще пять минут, и можешь спускаться следом.

Оба исчезли в темноте подвала — по крайней мере, на спуске никакого освещения не было. Флай молча смотрела вслед.

Да уж, Фил и вправду очень занят, если не отвлекся на убийство оборотня.

---

Десять минут до:

— Что за?.. — прошептал Сайфер, замерев на мгновение. В глаза его, прямо сквозь стены, как он видел, бил яркий свет.

То существо, Дейзи, вытянулось во всю длину и зарычало. Но не со злостью, а с испугом. Керн, зашипев, сдвинул надетые очки техномантов на лоб.

— Ищите этот долбаный ключ быстрее, диз подери! — взвизгнул Твист, прямо сейчас перерывавший полки стеллажей. В столе они уже покопались первым делом. В полу, среди выломанных паркетин, тускло сверкал металлом тот самый люк — с замком.

Сайфер сощурился, пытаясь хоть немного приглушить разъедающее сетчатку сияние, и начал копаться среди полок с удвоенным энтузиазмом.

---

Пять минут до:

Вот теперь Флейму было страшно. Рейну, насколько он мог видеть, было еще страшнее — он вжался в угол еще сильнее, чем до того, и быстро, с присвистом, дышал. Санлайт же все еще выглядел так, будто в любой момент может случиться что-то, после чего его ждет глубоко мучительная и жестокая смерть, то есть на происходящее никак не отреагировал.

Флейм никогда не считал себя очень уж сильным магом, способным наблюдать даже самое микроскопическое заклятие. Так, наверное, мог бы Талли, с которым Флейм как-то раз сталкивался — и чудом ушел живым: тот, казалось, замечал каждое заклинание еще до того, как Флейм его запускал. Но вот сам он явно неспособен был наблюдать магию на таком уровне.

И то, что он видел сейчас, прямо говорило: один пони, и даже двое, если считать Брайта, никак не в состоянии устроить такой фейерверк. Который, скорее всего, видели даже обычные пони.

Из глаз Карнейджа исходил ярчайший свет. Такой же струился из приоткрытого после того, как Мальстром снова взял его под контроль, рта. Вообще-то даже этот свет Флейм не видел как свет, не должен был видеть, но он чувствовал, что это — слышал, обонял и осязал. Брайт, державший в копытах передних ног голову... уже не только голову Шиверса, торопливо производил крыльями какие-то сложные манипуляции, которые Флейм в слепившем глаза свете никак не мог рассмотреть. Да и так не смог бы — пегас двигал бывшими крыльями слишком быстро даже для глаз рогатого.

Мальстром же стоял, закатив глаза, подергиваясь, и, казалось, готов был вот-вот свалиться с копыт. И если Флейм правильно понимал, что он сейчас делает, то это было более чем объяснимо. И достойно восхищения — контроль такого количества единорогов, заключенных в Карнейдже и сейчас работавших одновременно, свалил бы с ног любого мага.

Хотя это все еще казалось Флейму отвратительным.

Уследить за происходящим было невозможно, но изредка за мельтешащими крыльями Брайта — пусть он все еще пускал слюну и глядел в разные стороны, работать ему это не мешало — можно было разглядеть, как, постепенно, шея отрезанной головы Шиверса удлиняется, зарастают проплешины в шерсти... В один миг в пустых глазницах появились глаза, еще не прикрытые веками, а потом уже и веки.

И глаза эти, кажется, пытались моргнуть.

Рейн, кажется, крепко зажмурился. Аркан не зажмурился, да ему было и нечем, но отвернулся и натянул капюшон поглубже. Но Флейм по опыту знал, что это бесполезно — настолько яркий магический свет видно и сквозь крепко сжатые веки, и даже отраженным от стен. Он даже испытал что-то вроде сочувствия к сильным магам, которые видят такое каждый раз, когда кто-то колдует...

Эта мысль — и наблюдение за телом Шиверса, да, уже телом, причем даже с одной передней ногой, — отвлекла его от приоткрывшейся входной двери. Но стоило ему увидеть, кто именно вошел, он тут же повернулся к ней и вывел Разрез на изготовку, собираясь запустить сразу, если вошедший выкинет какой-нибудь фортель.

— Тихо, тихо, — странно искаженным голосом произнес вошедший, подняв переднюю ногу. — У меня тут кое-кто, явно вам нужный. Давай, входи, мудила, не тормози! И не парьтесь, кондера у него больше нет.

— Сторм? — глаза тут же обернувшегося Аркана мигнули. — Кто у тебя?

— Всего-навсего тот, кого мы так долго искали, — даже смешок был каким-то дребезжащим и низким. — Арис, блин, Мордрейн. Входи уже, не заставляй меня тебя пинать!

Флейм в очередной раз не поверил глазам. Тот, кого они так хотели найти и не смогли, почти что сам пришел к ним в копыта — спотыкающийся, лишенный конденсатора, обряженный в какие-то жалкие обноски. Взгляд светло лиловых-глаз Сторма, сотрудника Департамента в черном комбинезоне и черной же маске, так и лучился самодовольством.

Погодите...

Светло-лиловых?

Точно таких же, как у Ариса?

Не будь Флейм ослеплен сиянием заклинаний Карнейджа и Брайта, он бы успел среагировать правильно. Среагировать вовремя. Но сейчас он успел только расширившимися глазами увидеть, как кинутый им Разрез проходит чуть выше пригнувшего голову Фила — конечно, это был Фил, никакой не Сторм, — а тот в прыжке подкатывается к Мальстрому, вскакивает и вскидывает копыто с чем-то маленьким и блестящим.

Если бы Фил собирался просто убить Мальстрома, то, наверное, Карнейдж смог бы его исцелить.

Если бы Карнейдж не был так занят, он бы, скорее всего, сделал хоть что-нибудь, хотя бы потому, что его к этому вынуждало заклятье.

Если бы Мальстром не был в полутрансе, он бы успел отдать Карнейджу приказ.

Но все сложилось так, как сложилось. И Фил с силой насадил кольцо, блокирующее любую магию того, на чей рог было надето, но не всю остальную вокруг, изобретение Мальстрома и Карнейджа, прямо на рог одного из изобретателей. Мальстрома.

В тот же миг его полузакатившиеся глаза широко распахнулись, и он, пошатнувшись и чуть не грохнувшись на пол, взглядом, в котором Флейм впервые увидел испуг, посмотрел не на Фила, успевшего отпрыгнуть обратно — а на Карнейджа.

Сияние, исходящее из глаз и рта которого, мгновенно оборвалось. И теперь уже его глаза, широко раскрывшись, закатились настолько, что видны были только белки.

— Карнейдж, — с нехарактерной для него торопливостью казал Мальстром, — держись. Ты знаешь, что тебя нельзя отпускать. Не в таком состоянии. Прошу, продержись немного, пока с меня это не снимут.

Брайт, свалившись с копыт, растянулся на полу и теперь, слабо подгребая крыльями, полз в сторону лестницы. Но он теперь не имел никакого значения.

Флейм знал, что пытаться стянуть блокиратор магией бесполезно. Поскольку Рейн, похоже, еще чуть раньше потерял сознание, не выдержав такого яркого магического света, а Аркан стоял как вкопанный, то ли отказываясь верить в происходящее, то ли не желая ничего предпринимать — Флейм сам рванулся к Мальстрому. Рванулся было, но перед ним вдруг вырос Фил, уже сорвавший маску, и улыбнулся страшной, холодной улыбкой, половиной улыбки, и врезался Флейму в грудь, сбив его с ног.

Из-под нижнего века закатившего глаза Карнейджа вытекла струйка крови. Потом из-под второго.

— Нгх-х-хм, — промычал он, судорожно трясясь и не двигаясь с места. — Н-н-нд.

Флейм не верил, что Карнейдж, даже будь он в сознании, согласится выполнять приказы Мальстрома. Так что он опять бросил Разрез, но Фил, будто, несмотря на явно сломанный рог, видел все его заклинания, резко рванулся вправо — и сдвинулся обратно, опять перекрыв Флейму путь. По-прежнему ухмыляясь.

— Санлайт! — проорал Флейм, только сейчас осознав, что самого его нелюбимого соратника нет в помещении. — Помоги!

— О, кажется, ваш друг сбежал, — Фил скорчил сочувственную мину. — Еще бы, после того, как он притащил сюда Сто Первого. Забавно, что в итоге свергнуть Мальстрома ему помог я, а отнюдь не бывший Летописец. Очень забавно.

Флейм хотел было яростно рявкнуть, что не верит ни единому слову этого ублюдка, хотя и готов был поверить.

Но ровно в этот миг зрачки Карнейджа вернулись в нормальное положение.

И он улыбнулся. Все еще подтекающая из глаз кровь сделала улыбку особенно жуткой.

— Ну, Мальстром, — сказал он, — с чего ты хочешь начать?

---

Твайлайт наконец-то увидела его.

И, не раздумывая, активировала самое точное заклятье перемещения.

30. Abyss

Переход в этом теле — или, может, в этом новом для Твайлайт мире, пусть родном, но за семнадцать столетий успевшим стать незнакомым и почти что чужим, — был совсем иным, нежели раньше. Пока она, метаясь туда-сюда по городу, тушила очаги возгораний, ловя на себе испуганные взгляды еще не покинувших этот район, краем уха слыша их вскрики при ее появлениях из ниоткуда, у нее не было ни времени, ни желания обращать внимание на такую мелочь, но теперь она заметила. И вновь поразилась тому, насколько все изменилось за время ее вынужденного отпуска.

Тогда, в ее прежней жизни, все было просто и естественно: в мгновение ока Твайлайт активировала заклинание, а в следующее, даже не успев заметить сияния собственной высвободившейся энергии, материализовалась в нужной ей точке пространства. Путешествие, если можно было его таковым назвать, занимало менее чем сотые доли секунды и отнимало лишь ничтожную часть ее сил. Единственным досадным неудобством было на краткий миг ударявшее в голову и ослабляющее ноги чувство дезориентации, которое она так и не смогла побороть, лишь привыкнуть к нему. В отличие от изначально магических существ пони не приспособлены к мгновенному перемещению из одного места в другое: организм мгновенно и не особенно положительно реагирует на резкий перепад давления, высоты, множества незаметных на первый взгляд факторов, даже влажности — а уж мозг, в который вдруг без какой бы то ни было подготовки вдруг резко поступает груда новой информации, точно не преминет выказать свое недовольство резкой сменой обстановки. Пусть даже единороги с рождения крепче других связаны с пронизывающими весь мир неисчислимыми в десятой степени нитями волшебной паутины, складывающимися в единый магический фон, в основе своей они по-прежнему остаются созданиями материальными, из плоти и крови. И, в отличие от тех же перевертышей, именно плоть их и кровь стоят на первом месте, а отнюдь не тонкая составляющая, называемая "душой".

Так или иначе, мгновение растерянности — крохотная плата за удобство моментального переноса на ограниченное лишь собственными силами, знанием, воображением и способностью концентрироваться расстояние. Во всяком случае, Твайлайт обладала всеми этими качествами в достаточной мере, чтоб не попадать в неловкие ситуации вроде перехода на полметра ниже уровня земли или в стену дома.

Теперь все выглядело иначе. Из-за все еще нестабильного ли фона, мешающего точно навестись на цель, вследствие ли невозможности полноценно по меркам Твайлайт пользоваться даже простейшими заклинаниями, но времени на рассмотрение кружащей вокруг метели всех цветов радуги у нее было полно. Это было лишь субъективное восприятие: на самом деле не прошло и одной десятой секунды, но в сравнении с привычным почти мгновенным переходом нынешняя версия выглядела до нелепого медлительной.

А еще она успела буквально почувствовать, как "ее" тело клетка за клеткой, атом за атомом, вплоть до частиц настолько крохотных, что они даже не имели массы, благодаря чему и были способны моментально переноситься на громадные расстояния, под действием заклятья рассыпается, разбирается — для того, чтоб почти сразу собраться вновь, но уже в точке назначения. И это не могло не заставить предположить, что если переход всегда действовал именно таким образом, то, возможно, оригинальная Твайлайт отнюдь не переживала каждый акт рассеивания на мельчайшие искры — кто вообще способен такое пережить? — и в пункте назначения, собранная по микроскопическим кусочкам, оживала уже новая Твайлайт.

Возможно, и заключенные в печати на самом деле умирали, и каждая печать хранила только конструкт личности — который, впоследствии воплотившись, был без всяких на то оснований уверен, что и является оригиналом?

Впрочем, в случае очередной атаки подобных сомнений и опасений наставница Твайлайт, имя которой она когда-то заставила себя забыть, та, что когда-то стала ей второй матерью, всегда ласково приобнимала ее крылом, прижимая голову молодой напуганной единорожки к груди, и говорила:

"Твайлайт, магия сама по себе не способна причинять зло. По определенному закону природы магия — это в некотором роде средоточие Добра в нашем мире. И незыблемые заклинания, существовавшие с начала времен, не могут нести боль, смерть или страх, кто бы ни применял их. Ты замечала, что магические существа никогда словно не пытались сражаться всерьез — будто бы играли, боясь перейти грань, после которой игра превратится в настоящую жестокую войну? Такова их природа. Потому мы не ограничиваем исследования магии, потому не запрещаем открыто ею пользоваться. Магия, моя маленькая ученица, несет лишь благо — а ты, милая пони, буквально воплощение этой магии. Так что не переживай, Твай. И не сомневайся".

Многое из произошедшего в последние годы ее прежней жизни годы не укладывалось в эти слова наставницы. Многое шло полностью вразрез им. Но Твайлайт чувствовала, что Селе... что наставница не только искренне верила в свои слова — она говорила с такой уверенностью, будто знала, что озвучивает фундаментальную истину. Истину, подробности которой она почему-то так и не поведала своей ближайшей и любимой ученице, даже почти что дочери, пусть не по крови.

И если та, кого Твай считала когда-то всеведущей, знала не все, то, возможно, кое-что может знать тот, кого Твайлайт наконец-то нашла. Тот, кого было так трудно не бояться, кого следовало, так или иначе, запечатать навеки — или хотя бы до тех пор, пока она не найдет способа вытащить ЭТО из осколка; пусть создать печать из пустоты невозможно, но запечатать того, в ком сейчас хранится эта пустота, должно получиться, если то, что когда-то выгрызло душу из Санберста, не сожрало целиком душу и нового носителя. Тот, воспоминание о ком за миг до переноса, стоило ей вновь почуять его, буквально вгрызлось в ее память. Впилось до почти физической боли. Словно это воспоминание было настолько важным, что не позволяло носителю себя игнорировать.

Память Девяносто Пятого. Еще до того, как он стал Девяносто Пятым, и до того, как стал тем, чем стал впоследствии. Пусть даже в том не было его вины.

— Мальстром Саншайн, готов ли ты стать тем, кто понесет бремя памяти этого мира?

Белый с ног до головы пони, так хорошо знакомый Твайлайт и вместе с тем совершенно иной. Глядя на него чужими глазами в чужой памяти, она видела в неловких и медлительных движениях Девяносто Четвертого так не похожую на Крона усталость. Несмотря на то, что выглядел он таким же молодым, как в тот день, когда Твай с Кроном виделись в последний раз, из Летописца не выплескивалась кипящая магическая сила — лишь слабо мерцало тусклое, будто бы затхлое свечение, трясущееся, словно пламя свечи, готовой вот-вот угаснуть.

— Да, Летописец!

Ритуальная комната качнулась — пони кивнул; тот пони, которого назвали Мальстромом, глазами которого смотрела сейчас Твайлайт, ушами которого слышала, памятью которого помнила. Видела ярко и отчетливо идеально белые гладкие стены, исходящий словно бы из воздуха свет, идеально круглую, не иначе обработанную магией, пластину чистого хрусталя на треножнике посреди комнаты. Слышала собственное ровное, размеренное дыхание, шорох так похожей на лабораторный халат мантии, колыхавшейся, словно от сквозняка — хоть в комнате не было не то что окон, но даже дверей.

И помнила ощущение спокойного триумфа, принадлежавшее Мальстрому Саншайну. Чувство пони, изначально уверенного, что он победит, и ни на миг не удивленного, но по-прежнему испытывающему удовлетворение от самого факта победы. Он прошел отбор из шестерых кандидатов в преемники Девяносто Четвертого Летописца — и осознание того, что он станет Девяносто Пятым, переполняло его тихим, но хорошо ощутимым счастьем. Или чем-то наиболее близким к счастью.

Он понимал, что теперь может исполнить свой долг в полной мере. Вернее, исполнить то, что он считал своим долгом.

— Я принесу Библиотеке огромную пользу. Будьте уверены.

— Не переусердствуй, — голос звучал так, будто Летописец был совершенно изможден. Он и вправду умирал, и чудом было то, что в таком состоянии он все еще способен к магии. — Ты помнишь наши правила. Итак, отрешись от всех эмоций, как тебя учили, и мы начнем.

Губы Мальстрома Саншайна едва тронула слабая улыбка. Не будь Девяносто Четвертый до такой степени обессилен, план мог бы сорваться — улови Летописец хотя бы слабую тень эмоций, и ритуал был бы отложен, а то и вовсе отменен; место Мальстрома занял бы любой из пятерых оставшихся, и в лучшем случае пришлось бы терпеливо ждать следующего шанса... в постоянном страхе не дождаться. Пони смертны. Иногда они еще и внезапно смертны.

Но именно благодаря тому, что пони бывают смертны внезапно, Мальстром мог сейчас осуществить то, к чему так долго и тщательно готовился. Девяносто Четвертый и без того стоял одной ногой в могиле, и Мальстром не собирался его туда сталкивать. Он давно уже не был наивным послушником Библиотеки, не валился на колени носом в пол, дрожа от смеси восторга и почти религиозного страха, стоило Девяносто Четвертому пройти мимо... Однако уважение и восхищение, что он всегда испытывал по отношению к Летописцу и делу Библиотеки, никогда не позволило бы ему даже ради исполнения долга даже и подумать о том, чтобы причинить своему господину и повелителю вред.

То, что он сделал, не было вредом. Девяносто Четвертый давно страдал от боли и с трудом использовал магию, и дать ему хоть каплю облегчения было делом благим. И как удачно, что вместе с тем это позволит пронести с собой во время ритуала самое запретное, то, чего не должен был сохранить ни один из Летописцев.

Мальстром считал, что пони, который не испытывает никаких эмоций, не может любить Эквестрию. Следовательно, не видит смысла и спасать ее. А именно это Мальстром и намеревался сделать.

Спасти Эквестрию.

Заслышав мысли будущего Девяносто Пятого, мысли за считанные секунды до того, как тогдашний Летописец начал перенос осколка — ее собственного осколка, — Твайлайт в очередной раз осознала то, что ей приходилось осознавать слишком часто. Любому пони, обладающему достаточными силами и интеллектом, легко убедить себя в том, что он делает все во благо Эквестрии. Высшей целью очень легко оправдать самые низкие средства, и каждый неверный шаг в таком случае становится лишь очередной жертвой во имя лучшего будущего. Если бы она могла, то вернулась бы в прошлое и заорала Мальстрому Саншайну прямо в ухо, что он должен сделать все так, как его просили. Отринуть все эмоции и не думать о проклятой Великой Цели.

Однако она не могла. Единственная пони, способная изменить историю, наверняка давно мертва — к тому же созданный таким изменением истории мир был бы ложью, пусть и созданной во благо... нет, не "пусть", а "тем более" созданной во благо, ведь это делало ее еще хуже. И когда заклятье перемещения засияло вокруг всеми цветами радуги и их бесчисленными оттенками, Твай могла только наблюдать за тем, что произошло двести лет назад, не в силах вмешаться.

"Лишенный эмоций не может помочь другим пони, — на этой мысли Мальстром слегка улыбнулся. Незаметно, как и в прошлый раз. — Я хочу помочь Эквестрии. Нет, я должен. Я смогу. Я уверен".

— Я готов, Летописец, — произнес он, не переставая едва заметно ухмыляться. — Начнем.

И воспоминание о Мальстроме Саншайне, ставшем когда-то Девяносто Пятым из Библиотеки, и размышления о природе работы заклятья перехода пронеслись в голове Твайлайт в один миг, еще до того, как перемещение наконец завершилось, и она исчезла в разноцветном сиянии.

Чтоб почти в то же мгновение в точно такой же цветистой вспышке, не обращая внимания на легкое головокружение и мгновенно выводя "на кончик рога" заклинание Печати, появиться...

Посреди неярко освещенного какой-то светящейся лентой под потолком явно больничного коридора. В котором, кроме нее самой, не было ни души.

Похоже, все-таки местный магический фон не был достаточно стабильным, чтоб заклятье перехода отправило ее ровно в нужное место, когда точность стала действительно важна...

Времени удивляться у нее не было. Твай чувствовала, что теперь он еще ближе, хоть в такой близости не могла уловить направление. Тот, кому принадлежало воспоминание, только что вихрем пронесшееся в ее голове. И вместе с тем тот, кто многие века назад запечатал ее. И одновременно... некто... или нечто третье.

В этом коридоре был десяток дверей, по пять по каждую сторону. Либо кабинеты, либо палаты. И еще две — с двух концов этого коридора. Что ж, сначала проверить все палаты, а затем уже решать, в какую сторону лучше пойти. Решительно толкнув первую же дверь, Твайлайт сунула голову в комнатку за ней, готовясь в любой миг запустить заклятие.

Скорее, все же палата. Полутемная, почти не обставленная, только столик и кровать. На кровати же то ли спал, то ли лежал без сознания единорог, которого, судя по искривленному лицу, мучали кошмары: губы и нос то и дело страдальчески кривились, веки дрожали, брови то хмурились, то взлетали на лоб. Разглядеть, какого он цвета, у Твай не получилось — видимо, слишком тусклый, чтоб его можно было различить в таком сумраке.

В любом случае, кем бы он ни был, к объекту поисков он не имел никакого отношения. Твайлайт вышла, аккуратно прикрыла за собой дверь и устремилась к следующей.

---

Отсутствие какого-либо выражения на лице Мальстрома было для Флейма настолько привычно, что он давно приучился различать в этом отсутствии мельчайшие, незаметные остальным крупицы настоящих чувств, как бы малы они ни были.

И тем более пугающим был откровенный страх на лице босса сейчас.

Мальстром замер, даже не пытаясь броситься к выходу. Он смотрел на Карнейджа, не отводя взгляда и беззвучно шевеля губами. Будто бормоча молитву, хотя в истовой вере Флейм ранее никак не мог его упрекнуть.

Как мог видеть Флейм, никто либо не мог, либо не собирался ничего предпринимать. Аркан, будто забыв о своей способности к аппарации, вперил взгляд красных точек в Фила, как будто неспособный поверить в предательство того, кого сам фактически предал. Рейн едва-едва поднимался на ноги, осоловело мотая головой, и то и дело оскальзываясь и падая. Брайт... Хотя от Брайта, даже если он придет в себя, помощи ждать точно не стоит.

Карнейдж тем временем выгнул спину, потянулся каждой ногой по очереди со вздохом искреннего наслаждения. Будто только что проснулся от долгого-долгого сна и разминал затекшие конечности. Учитывая, что тело его находилось в движении даже тогда, когда разум забивался куда-то вглубь, выглядело это нелепо... но вместе с тем донельзя естественно.

— Здорово, правда? — Фил хихикнул, постепенно пятясь к двери. — Карнейдж, конечно, очень качественно вырезал мне все ненужное, но давайте поглядим, как профессионально он будет резать после своего освобождения.

Сперва Флейм его не понял. Попытался вспомнить, что такого вырезал Карнейдж из малолетнего Филлиса Мордрейна — как просила назвать его Флора, и Мальстром, что удивительно, выполнил ее просьбу — в те короткие пять лет, когда он жил у них.

А потом до него дошло.

— Он ничего из тебя не вырезал, — проговорил он, облизывая пересохшие губы. Не то чтобы он любил разговоры, но сейчас придется. — И ты мог просто спросить.

— Что-что ты сказал? — Фил дернул ухом. Половина ухмылки с его лица не сползла, и движения не стали менее ровными. Очевидно, он не поверит ни единому слову, даже если Флейм расскажет все как было. И даже если удастся его убедить, что с того?

Карнейдж тем временем крутнул головой налево, направо, еще раз с хрустом потянулся и опять с хищной улыбкой уставился на Мальстрома залитыми кровью глазами.

— Он ничего не вырезал, — Флейм поднял голос, будто криком мог убедить Филлиса. — Тебя погрузили в сон. После вскрытия черепа.

— Святая Искра, ты говоришь так раздражающе, — сказал Фил. — Прямо как твой хозяин. Ну, ему хоть недолго осталось, и то хорошо.

— Ты не запомнил, — продолжил Флейм, не обращая внимания, торопясь, пока Карнейдж не успел сделать что-нибудь, чего нельзя было бы исправить даже магией. — Но тогда Вейк...

Тогда Вейк...

— Свали от ребенка, зомбяк херов!

Карнейдж промычал что-то невразумительное, мотнул головой, с хрустом вправляя позвонки после удара, и уставился на Вейк. Уже не пустым взглядом, нет, в глазах его светилась злость.

— Какого ХЕРА ТЫ!..

— Молчать.

Мальстром сказал это спокойно, даже не как приказ, но Карнейдж мгновенно заткнулся и встал, как вкопанный, сверля Вейк ненавидящим взглядом.

— Вейк, — тоже обернувшись к ней, произнес Мальстром, — почему?

— Потому что это ни хрена не нормально, Абисс! — бросила она, даже не обращая внимания на Карнейджа.

— Ненормально?.. — Мальстром, кажется, даже заинтересовался.

Флейм тогда подумал, что хоть кому-то хватило смелости воспротивиться идеям босса. Успел даже восхититься Вейк.

И, конечно, ошибся.

— У тебя есть шанс проверить, как тот осколок сольется с буквально новорожденным единорогом без собственной памяти, — обвиняющим тоном заявила Вейк, — а ты тратишь время на дебильные эксперименты! Мы все и так давно поняли, как работает Nucleus Anima и к чему приводит его удаление, придурок!

— Тот осколок?

В глазах босса загорелась невидимая для кого-либо, кроме Флейма, искорка. И Флейм понял, что только родившегося Филлиса в любом случае не ждет собственная спокойная жизнь.

Тогда Флейм не знал, кому принадлежал этот осколок. Узнав же, чей он, какие силы должен нести в себе и что именно Мальстром с ним сделал, решил, что это была отвратительная идея. Так и оказалось.

Почти все время с того дня, как во Флейма воткнули его осколок, он считал, что ненавидел бы Мальстрома, если бы не искусственно внушенная верность тому, кого он когда-то считал другом.

Да, он считал, что так и есть.

— Она переубедила Мальстрома, — глядя одновременно на Фила и на Карнейджа, надеясь вовремя выдернуть босса из-под удара, торопливо говорил Флейм. — Тебе ничего не удалили. В тебя встроили осколок! Ты замечал в себе странное? Что знаешь нечто, чего не должен знать?

Тогда-то Фил наконец вздрогнул. И Флейм понял, что прав. И еще раз испытал отвращение к тому, что они тогда сделали с Филлисом. И он сам тоже, ведь можно было воспротивиться — уж к Флейму Мальстром наверняка бы прислушался. Пусть к Вейк он испытывал нечто вроде привязанности, но Флейму доверял куда больше.

— Ты же не думал, будто знание приходит к тебе само? — Флейм уже почти кричал, видя, что Карнейдж с той же страшной улыбкой приближается к Мальстрому. — Не думал, что твоя работа такая простая из-за твоих личных качеств?! Карнейдж ничего не вырезал! Он только дал тебе новое!

Бывший дознаватль Департамента выглядел так, словно сейчас свалится с ног. Растерянный, ошарашенный, он во все глаза глядел на Флейма, и Флейм не мог даже понять, что видит в его взгляде — осознание своей ошибки, боль от неверно прожитой жизни, страх поверить в ложь тех, кого он всегда ненавидел.

Примерно секунду. Не больше.

— И ты думаешь, что прямо сейчас это имеет значение, даже будь это правдой? — с издевкой спросил он. Ухмыляясь так, будто ему ничего не говорили, будто все это было неважно. Уже готовясь задом выскочить в распахнутую дверь вслед за Арисом, покинувшим комнату минутой ранее.

Наверное, если бы Фила удалось переубедить, то после Флейм даже признался ему: в том осколке хранились не только его изначальные силы с полустершимся отпечатком личности, но и то, что вложил туда Мальстром... Абисс.

Но, как бы то ни было, в эту секунду испуг стерся с лица Мальстрома. Стерлись вообще какие бы то ни было эмоции. Кроме широкого, пугающего оскала.

А затем Флейм почувствовал холод. Сковывающий конечности и вымораживающий абсолютно каждую мысль, оставляя от разума идеально прозрачный кусок льда. Флейм собственным "взглядом" увидел, как его колени подгибаются, и грохнулся на пол всем телом, даже не почувствовав это. По ощущениям он должен был при ударе немедленно разбиться на множество крохотных холодных осколков, однако услышал только звук клацнувшей о кафель челюсти.

— Флейм, — сказал Мальстром. Даже сквозь подернувшееся льдом сознание Флейм различил, что его голос стал в разы, нет, в десятки раз более холодным и пустым, чем был даже в худшие дни. — Убей. Его.

---

После того, как я, подумав, что все может быть намного проще, попытался подергать ручку двери, а потом несколько минут наблюдал, как Керн по моей просьбе безуспешно пытается вышибить дверь плечом, надежда свалить отсюда очень плавно уступала место тихой панике.

Плавно и не то чтобы заметно — я вообще не то чтобы любил выставлять на обозрение свой страх, кроме тех случаев, когда это могло привести в чувство остальных. Но вот Дейзи, похоже, заметила, что я уже не пытаюсь найти на полках или прямо в полу ключ, а просто сижу, уткнувшись носом в один из ящиков, и раскачиваюсь из стороны в сторону. И тут же одним изящным движением стекла с кровати на пол, а затем, тоже в одно движение, подползла ко мне. Хотя слово "ползать" тут было не очень применимо — слишком уж плавно и быстро она передвигалась.

— Твист, перестань так нервничать, — проворковала она, пока я с невольной улыбкой ощущал, как ее чешуйчатое тело скользит по мне вверх, едва касаясь моей шерсти. Такое привычное ощущение, что можно было бы прочувствованно пустить слезу. — Я, конечно, тоже удивилась, когда оттуда пошел тот стремный свет, но говорю же: в случае чего я перемещу вас отсюда. Всех и сразу. Давай, крепись! Мне нравится, когла все вокруг суетятся и занимаются делом, но если вы так и не найдете ключик, тогда, клянусь Селестией, я вытащу отсюда всех! Даже Керна, хоть я и помню, как нелестно он обо мне отзывался.

— То есть ты не считаешь, что сейчас нас надо перемещать? — обнаружив, что ее улыбчивая клыкастая мордочка снова высовывается из-за моего плеча, я, ощутив прилив непонятного раздражения, отвернулся. — Кто-то там что-то там говорил про всеведение, да? Ты же в курсе, что тут будет? Успокой же нас!

Керн, даром что весь, казалось, был поглощен отдиранием еще оставшегося на месте паркета в поисках нового тайнике, чуть наклонил голову, явно навостряя уши, пусть даже дырки в черепе особо не навостришь — не отвлекаясь, впрочем, от своего занятия. Как и Эон, явно очень заинтересованный тем, как изменилась Дейзи, но вежливо не показывающий своего интереса. Коди, естественно, не отреагировал — вряд ли он к нам вообще прислушивался. Если он и вправду работал в Архиве, то, видимо, сотрудники у них там не уделяют подготовке к чрезвычайным ситуациям ни капли времени.

Насколько я успел изучить новую Дейзи и сравнить ее повадки с тем, о ком когда-то читал в очень старых книгах, читать которые мне явно было нельзя, она должна была быть польщена столь пристальным вниманием. Однако выглядела она почему-то скорее несколько... смущенной. Точнее, выглядела она максимально невинной, и именно это позволило мне предположить, что на деле она испытывает смущение.

— Если уж быть откровенной... — протянула она, всем видом демонстрируя бесхитростность и честность, — насчет всеведения я, возможно, са-а-амую капельку преувеличила. Для красного словца. Вы понимаете, как иногда хочется произвести наилучшее впечатление!

Керн, чья заинтересованность моментально сменилась унылым безразличием, отвернулся и принялся проталкивать найденный на еще одной полке складной ножик, казавшийся смехотворно маленьким по сравнению с прежними его ножами, под очередную паркетину. Впрочем, я не мог его винить.

Эон же, заметно удивленный, спросил:

— Дейзи, но хоть что-то же вы должны видеть?

— Ха, ха, — Дейзи фыркнула и прижалась щекой к моей шее. Возможно, ожидая хотя бы моральной поддержки, хотя сомневаюсь, что теперь ей нужна хоть какая-то поддержка. — "Хоть что-то" я прекрасно вижу, если хоть самую капельку сосредоточусь. Но во-первых, сосредоточиться — немыслимый для меня труд, а во-вторых, если раньше знания о происходящем приходили ко мне в чистом виде, то теперь я вижу только образы и слышу только голоса, ни капли не понимая, что за бред там происходит!

— Ты, однако, не выглядишь расстроенной, — вздохнул я и, чтоб сгладить возможную обиду, рассеянно почесал Дейзи правой ногой за ухом. Ее слова о том, как было "раньше", заставили меня еще крепче задуматься о том, кем из них двоих она теперь в большей степени является, но сейчас это было вопросом далеко не первостепенной важности.

— Не вижу ни единого повода расстраиваться! — радостно объявила Дейзи, одновременно издавая тихое мурчание и подныривая головой под мое копыто. — Я по-прежнему остаюсь величайшим, могущественнейшим, мудрейшим существом на всем Эквусе. Между прочим, почему вы все еще не падаете ниц? Дождусь я наконец причитающихся мне почестей?

Зажмурившись, я медленно вдохнул и так же медленно выдохнул. В конце концов, я иногда веду себя не менее раздражающе, и уж кто меня всегда понимал, так это Дейзи, неужто теперь, после ее... перерождения, я откажу ей в такой же малости?

Впрочем, настроение мое Дейзи, похоже, уловила. И с досадой сообщила:

— Просто чтоб вы не переживали: там, внизу, сейчас происходит нечто, выглядящее как акт благородной мести. Или дешевых бандитских разборок, судя по виду некоторых присутствующих. И не похоже, что хоть одному из пони, участвующих в этом акте, есть до нас какое-то дело.

— Да, именно потому Брайт и предупредил нас о запасном выходе, а потом запер дверь, — буркнул я, уже не сумев скрыть недовольство. Дейзи только плечами пожала — в ее исполнении это выглядело, точнее, чувствовалось скорее так, будто она плавно сдвинулась вверх всем телом, по очереди переместив каждый позвонок от верхнего до нижнего, а потом так же, только в обратном порядке, дернулась вниз.

Это движение меня доконало. Я резко встряхнулся, заставив Дейзи недоуменно зашипеть и с мимолетной мыслью о том, что хоть это шипение в ней похоже на нее прежнюю, встал, хрустнув намеренно слегка нездоровыми суставами. Под тремя взглядами — нервным Коди, настороженным Керна и спокойным Летописца... Эона — прошел к одной из полок. На которой, как я точно знал, лежит то, что мне нужно. Ведь я сам туда это положил незадолго до того, как мы с Брайтом привели сюда сперва Коди, а потом Керна. И, протянув едва заметно трясущуюся ногу, я вытащил это, сверкавшее стеклом и металлом.

Мне надо расслабиться. Просто необходимо. Иначе я сорвусь и сделаю что-нибудь крайне неправильное.

— Твист, чтоб тебя, — с глухой злобой сказал Керн и вернулся к отковыриванию паркетин. Его разочарование меня, впрочем, не интересовало. Как не интересовал и немного печальный, казавшийся обвиняющим взгляд Коди. Даже на внезапное молчание Дейзи мне было наплевать. Раньше то, что кто-то мог знать, меня не волновало. Кто-нибудь уж наверняка знал или хотя бы догадывался. Пусть между знанием и догадками лежит огромная пропасть, а талантом к самоубеждению обладает каждый пони и не-пони в этом мире, когда речь идет о близких, в глубине души все они все равно всегда знали. Так чего же мне нервничать теперь?

— Никогда бы не подумал, что оборотень может страдать наркотической зависимостью, — услышал я. Эон. В отличие от остальных, не обескураженный и не расстроенный — заинтересованный.

— Да, конечно, ты прекрасно разбираешься в том, как устроены оборотни, — я принялся откручивать колпачок с иглы инъектора. Да, мне есть что сказать в ответ, и посмотрим, как он будет задирать нос после этого. — Полное восстановление образа по сохранившейся до перехода матрице — это самая малость. Я же могу внести в образ для восстановления все необходимые мне изменения. Включая идеальное состояние мозга, в том числе рецепторов, которые отвечают за восприятие этой дряни.

Колпачок упал на пол. Я со всем тщанием примерился к той же точке на коже, в которое уже втыкал иглу Фил. Наверное, в будущем будет проще выбрить на ней шерсть. Наверное, потому некоторые посетители Норы и щеголяли плешами на самых разных участках шкуры, а я раньше и подумать не мог... Эон, даже не пытаясь вставить слово, наблюдал и слушал. Керн чертыхался сквозь клюв, отковыривая от бетона последние паркетины.

А Дейзи молчала и даже не пыталась препятствовать. И это было неприятнее всего.

— Я пытался проверить, — продолжал я, снова копаясь на полке: пожалуй, я не профессионал, и без жгута не попаду в вену так легко. — Алкоголь — от него тоже случается зависимость. Банальные стимуляторы, только кроме красной соли, что-то мне подсказывало, что с лазурной пылью они из одной обоймы. Любую дрянь, от которой может развиться физиологическая зависимость. И знаешь что?

Наконец-то я нарыл гребаный жгут. Молчание Дейзи раздражало все больше. Усевшись на пол, я обмотал оборот полоски резины вокруг правой ноги, продел один конец внутрь этого оборота, сжал его зубами и со злостью так дернул получившийся узел, что кусок резины, не выдержав, лопнул. Моя голова дернулась назад, и я чуть не отлетел на пол — если бы не все еще обвивавшаяся вокруг меня Дейзи, упершаяся хвостом в бетон. Но даже несостоявшееся падение ни разу не прибавило мне хорошего расположения духа.

— А то, — я выпрямился и, убедившись, что жгут разорвался выше узла и перевязывать не придется, снова цапнул с полки инъектор, — что одно-единственное обращение лишало меня всяких признаков физиологической зависимости от любой дряни. Психологическая, конечно, оставалась, но она-то для меня ничего не значит.

— Раз уж не значит, то мог бы ты делать это хотя бы не при всех? — судя по тону, Керн был недоволен всерьез. Но мне ли было не наплевать?

На лице Эона не дернулся ни единый мускул. Он с тем же выражением спокойного внимания меня слушал. Возможно, обычно меня бы это успокоило, но прямо сейчас — бесило донельзя. Так что я снова примерился потщательнее — как бы то ни было, а тело свое я чувствовал отлично, должен был научиться за долгие годы жизни в виде перевертыша.

— Но вот лазурь, — процедил я, пытаясь заставить копыто с инъектором не дрожать, — никак не желала меня оставлять. Я перекидывался множество раз, но даже в облике оборотня мне становилось максимально дерьмово, когда я не употреблял больше суток. Потом — больше полусуток. Теперь — больше нескольких часов. И даже если я переживал неделю-другую бесконечной боли... То, что заставляло меня вернуться к лазурной пыли, не было психологической зависимостью. Она навеки встроилась в мой организм, стала частью процесса обмена веществ, и даже пережив худшее, я не возвращался к нормальной жизни. Я прерывался лишь тогда, когда понимал, что это становится вопросом удовольствия, а не нормальной жизни. Тогда я ждал, пока моя голова не придет в норму.

Копыто наконец замерло. Игла идеально ровно уставилась на нужную точку на коже, пусть и скрытую под шерстью.

— Но вот мой организм не придет в норму уже никогда, — пробормотал я. — Как не выветрится из меня любовь превращать исполненные пафоса жесты в цирк.

— Подождите!

В голосе Эона прозвучало такое оживление, совершенно не похожее ни на ту спокойную вежливость, что я слышал от него в последние полтора-два часа, ни на болезненную радость в голосе Сто Второго перед тем, как он сменил мой осколок на осколок Фернана, что я замер. Вопреки желанию немедленно воткнуть чертову иглу и надавить на поршень. Вопреки бессмысленной злости на белобрысого за одну-единственную его фразу, причем сказанную наверняка из лучших побуждений.

Эон под моим изумленным взглядом — переглянувшись с Дейзи, я убедился, что и она удивлена не меньше моего — прошел к столу. Из незаметного раньше кармана на его мантии вдруг, едва не прорвав ткань, вылетел карандаш, из другого — крохотный блокнот: похоже, Эон больше не собирался притворяться обычным земным. Керн, приподняв взгляд, только вздохнул в своей обычной "я вас предупреждал" манере. Не смутившись и, кажется, даже не заметив нашей реакции, Эон уронил блокнот на стол и, продолжая удерживать карандаш в воздухе, начал что-то не то записывать, не то зарисовывать.

— Магия оборотней, насколько я помню, в некотором роде является изначальной, — сказал он, даже не обернувшись ко мне, будто просто рассуждая вслух. — К сожалению, сейчас я не смогу вспомнить все подробности, однако в этом уверен. Первая Королева, точнее, некое существо, впоследствии ставшее Королевой, лишь использовало уже существующую фундаментальную магию в своих целях, аккумулировав ее и лишив всех прочих существ нашего мира возможности ее использовать. Таким образом, каждый перевертыш, будь он истинно рожденным или сотворенным, как вы, Твист, или вы, Коди... — Коди на этих словах вздрогнул и застыл на месте, но и на это Эон не обратил внимания. Керн же вздохнул совсем уж тяжко, но более никак не отреагировал. — Каждый несет в себе частицу перворожденной магии обращения!

— Перворожденная магия тут только я, — с заметной обидой заявила Дейзи, вытянув шею в сторону нашего лектора. — Не ставь меня на один уровень с гнусными насекомыми!

Будто спохватившись, она тут же обернулась ко мне и со смущением улыбнулась.

— Нет, конечно, я не имела в виду тебя, Твист, — заискивающим тоном сказала она. — И Коди тоже. Вы же не насекомые, правда?

Но на Дейзи я сейчас не обращал внимания. Я восхищался Эоном. Он, диз подери, так виртуозно отвлек всех присутствующих от назревающей ругачки, особенно меня, что я мог только радоваться наличию среди нас такого разумного пони.

И как бы то ни было, я очень заинтересовался тем, что он скажет дальше.

— К сожалению, я не помню всего, но это известно всем в Библиотеке, — продолжал Эон. — Магия обращения — изначальная магия. Пусть в оборотнях новых поколений ее остается все меньше, но она есть! И что-то, способное преодолеть изначальную магию... — тут он сделал паузу, будто ожидая, что мы сами объясним ему то, что он собирается сказать. Но ожидаемо не дождался, хотя я уже понял, к чему он клонит. — Что-то, способное на такое, является либо такой же изначальной магией, либо чем-то, способным ее преодолеть! Воздействующее прямо на Nucleus Anima... И если бы мы только знали... Я должен передать эти сведения Библиотеке.

— Боги, — Керн наконец подал голос. Обернувшись к нему, я заметил, что он скривился так, будто ему только что скормили лимон вместе с кожурой. — Эон, вы могли бы не ударяться в мифологию. Нет никакой "изначальной" магии. Магия просто существовала всегда, а все ее проявления равны. Может, вы допускаете и существование "Богинь", которым поклоняются единороги?

Сарказм в голосе грифона Эона ничуть не смутил. Вряд ли его вообще могло что-то смутить.

— Я не "допускаю" их существование, Керн, — мягко сказал он. — Я знаю о нем. О нем знает любой, кому достает смелости изучать историю Эквуса. Неужели грифоны тоже забыли о прошлом?

— О, конечно, все на Эквусе изучают историю, — Керн смиренно развел крылья в стороны. — Кроме тех, кто знает, что изучение этой самой истории равняется смертному приговору, ибо чревато тем, что к изучающему ее придет некто в белой мантии и вытащит из его мозгов все необходимое. Интересно, кто бы это мог быть?

Грифон с нарочито обескураженным видом повертел головой, будто бы не находя того, о ком только что рассказывал.

Эон, впрочем, остался невозмутим.

— Да, все так и есть, и я сожалею об этом, — признал он. — Но не содержит ли правительство Гриффина пару великолепно защищенных даже от вторжения Внутренней стражи Анмара бункеров, в которых заперты не только грифоны, но также драконы и пони, занимающиеся именно что изучением любых исторических свидетельств, какие удается найти?

Керн с заметной растерянностью стрельнул глазами в разные стороны. Не найдя сочувствия ни в моем лице, ни в прочих, он махом уселся на пол, поднял передние лапы и сварливым тоном сообщил:

— Да, есть мизерное количество хранителей истории, и я не сказал бы тебе, где они, даже если бы знал. Гарантирую, лучше Гриффина историю Эквестрии и Эквуса вообще знает только Анмар. Но это абсолютно ничего не меняет в моем отношении к магии, даже если когда-то она была полезной. И я все равно не верю в то, что когда-то в вашей сраной Эквестрии существовали некие близкие к божественным сущности, способные...

БАМ!

Даже я от неожиданности прижал уши, услышав этот удар в дверь. Дейзи моментально обернулась ко входу, скаля зубы и готовясь в случае чего испепелить, аннигилировать или превратить в жабу любого, кто сюда ворвется — несмотря на то, что ворвавшийся сюда, выбив тяжеленную дверь, явно должен быть крайне силен. Теперешней Дейзи, конечно, не страшна любая физическая сила, но, учитывая, что в запертом состоянии эта дверь становилась фактически частью стены, которая под бетоном и штукатуркой являла собой много тонн металла... Тот, кто способен ударить в такую дверь с таким внушительным звуком, не мог не вызывать беспокойство.

Керн, который тоже не особенно ожидал подобного поворота событий, моментально нашарил лапой и арбалет, и болт. Под щелчок заряжаемого арбалета рявкнув скорее в пространство:

— Какого хе...

Закончить и так вполне очевидную фразу грифон в любом случае не успел. Дверь с жалобным скрежетом треснула ровно по центру, и остатки ее аккуратно сложились, так же пронзительно скрипя, в обе стороны дверного косяка, хотя скорее в монолитную стену, менее чем за секунду. Двери, состоявшей под обшивкой полностью из стали. Которую не каждый единорог смог бы так красиво раздавить.

Впрочем, в дверном проеме, который теперь уже трудно было назвать дверным, стоял далеко не "каждый единорог".

Керн, однако, не растерялся. Точнее, он именно что растерялся, потому что в моменты полнейшей растерянности он предпочитал атаковать, а не хлопать глазами. Вскинув арбалет, он спустил тетиву, даже не взглянув, кто именно там стоит. Что с его стороны было бы идиотизмом, даже если бы он умудрился все-таки попасть в цель.

Но болт в любом случае в полуметре от стоящего между остатков двери пони резко изменил траекторию почти на девяносто градусов и, не замедлившись, красиво вписался в стену.

— В этот раз не так эффектно, как эффективно, — пробормотал Керн. — Что, этого мне тоже не убивать, да, Твист? Он тебя тоже спас?

Белый от гривы до копыт жеребец, отличавшийся от Эона разве что отсутствием здоровенной окровавленной дыры в мантии, смотрел на нас с таким разочарованием, будто ожидал найти здесь по меньшей мере живое воплощение Искры, которую все ребята из Библиотеки так нежно любили.

Кроме разве что Дейзи. На нее он поглядел с некоторым... изумлением. Хотя я, едва глянув на саму Дейзи, обнаружил, что изумление очередного Летописца не идет ни в какое сравнение с ошарашенной мордой Дейзи.

Лица повернувшегося к вошедшему Эона я не видел. И, наверное, оно и к лучшему. Не хватало мне еще узнать, что он думает по этому поводу, а потом гадать, кем эти двое приходятся друг другу.

— Дейзи, кто это? — тихо спросил я, пока второй Летописец осматривал комнату, будто в надежде все-таки найти здесь что-то или кого-то нужного.

— О, если я скажу, — так же тихо ответила она, — ты мне не поверишь.

Дейзи говорила очень тихо. Но Эон, судя по дернувшемуся уху, нас услышал.

Неназванный белогривый в последний раз обвел нас разочарованным взглядом и наконец, отвернувшись, с хорошо видимым нетерпением шагнул прочь. А искореженная, смятая дверь внезапно начала с таким же отвратительным лязгом, с каким вдавливалась в стену, по кусочкам собираться обратно.

— Ну и какого хера?! — взвыл Керн, вскакивая и явно собираясь рвануться в пока еще не совсем закрывшийся проход.

Но Эон, опередив его, пока между двумя еще не сросшимися половинками двери оставался просвет, бросился вперед и в почти последний момент успел проскочить между двумя уже вдавливающимися друг в друга пластинами все еще погнутого, но вряд ли оттого менее крепкого металла. Успел не полностью: я еще услышал звук чего-то разрывающегося, и в обретшей условную целостность двери остался торчать кусок идеально белого хвоста.

— О Искра, — пробормотал я, передернувшись всем телом. Дейзи вздрогнула синхронно со мной.

Керн тем временем все же кинулся к двери и с размаху врезался в нее плечом. Что вызвало не больше эффекта, чем раньше, когда она была еще полностью целой.

— Спасибо вам огромное! — произнес Керн своим уже более привычным голосом, так и сочившимся сарказмом. — Вам обоим!

— Керн, да ладно тебе, — самым мягким тоном, на какой способен, сказал я. — Теперь-то мы, наверное, сможем со временем ее выбить... Да и будь на самом деле какие-то проблемы, нас тут все еще четверо, хоть Коди и не лучший боец... Так, погодите. Где вообще Коди?

Я пристально уставился на почему-то откатившееся в угол комнаты кресло. Оттуда раздался смущенный вздох, и через несколько секунд в казавшемся пустым кресле проявился Коди с кривой улыбкой на лице. Ну, за желание спрятаться я его отнюдь не винил...

— Прости, брат, я не желал наблюдать неизбежный скандал из-за твоей зависимости, — с грустью сказал он.

— Зависимости? — Я почесал Дейзи за ухом и подмигнул Коди. — Чтоб я и был зависимым от какой-то магической херни просто потому, что она магическая? Да это же даже не смешно!

Что я, не смогу потерпеть еще какое-то время, чтоб не раздражать всех вокруг? В конце концов, мы друзья. Уж какие ни на есть, но друзья.

И, в конце концов, с фига ли это магия должна крутить мной как хочет, если это я должен крутить магией как хочу? Неужто я не переживу всего лишь неделю-другую боли? Неужто я не смогу преодолеть желание вдохнуть или уколоться еще раз, если теперь знаю, что оно порождено лишь магией?

Еще раз потрепав Дейзи по голове, я почти весело спросил:

— Ну, змейка, теперь-то ты, может, согласишься с тем, что тебе пора быстренько аппарировать отсюда вместе с нами? А то что-то мне подсказывает, что скоро тут станет ни разу не весело даже тебе.

---

— Он и впрямь уш-ш-шел, — с облегчением сообщил оборотень. Но дверь палаты — пусть Флай Шиверс назвала бы это полноценной больничной палатой только с большой натяжкой — закрыл все равно как-то осторожно. — Ш-ш-што за хрен это был?

Флай, все еще внимательно разглядывающая поверхность столика, ответила, не оборачиваясь:

— Я его помню. Он был в Норе не так давно. Не представился, правда.

Ей пришлось собрать всю силу воли, чтоб в голосе не прозвучало напряжения.

Напрягаться было с чего. Если сейчас у нее не получится ничего сделать, то оборотень, скорее всего, переломает ей ноги. Для пущей верности. В таком виде дотащить не в меру наглую пегаску будет намного проще, да и Твист сразу поймет их намерения при виде покалеченной Флай.

Так что все должно было получиться с первого раза.

Почти невидящим взглядом Флай уставилась на лежавшие на столике ингаляторы. Такие же, какие ей показывали ее "коллеги", когда она, пересиливая себя, все же летала на ежемесячные собрания "всех, относящихся к врачебному делу". Собственно, именно после тех собраний она заподозрила Твиста, поскольку приятели-наркологи очень любили хвастаться своими пациентами и предостерегать остальных от такого же. Эти ингаляторы явно отличались от тех, что лежали в шкафчике в процедурном кабинете у доктора Шарпа, почти никогда не используемые — мало какие препараты необходимо было вводить ингаляционным путем, разве что бронхолитики очень редким малолетним астматикам... Такое ощущение, что если те ингаляторы производились на нормальных фабриках Альвенгарда и Эквестрии, то такие делали в наглухо кустарных условиях — даже колба была неровной формы, не говоря уже о металлическом основании. И поскольку Флай отлично знала, как просто можно добыть полноценные ингаляторы, смысла пользоваться такими она не видела никакого.

Хотя наверняка смысл в этом был. Отгородиться от нормального общества. Окончательно объявить ему, что ты перешел из благополучных граждан в маргиналы. Символизм, и не более того — но кто, как не Флай Шиверс, прожившая около половины жизни в качестве Визл, понимал, что значат символы? Той, что была буквально частью ее самой, что красила гриву в темно-синий, наращивала и затачивала клыки, которые у нормальных пони пребывали в зачаточном состоянии, заказывала гребаные желтые линзы с вертикальными зрачками...

Флай отогнала мысль о том, что теперь этой Визл, похоже, вовсе нет, и продолжила рассматривать ингаляторы.

Один явно был пустым. В другом было... что-то. Хотя он был примерно на треть пуст, это самое "что-то" в нем еще оставалось. И наркотиков, употребляемых через именно такие ингаляторы, Визл знала ровно два.

Лазурь, на которую неизвестно сколько лет назад подсел Твист.

— Ну, моя ненаглядная мышка, я вынужден снова отлучиться на Большую землю. Ненадолго, совсем ненадолго. Присмотришь, чтоб тут без меня никто не пытался разгромить Нору?

И рубин, который диз знает как долго употребляла Торн.

— О, Визл, рада тебя видеть, но у меня, знаешь, дела, нет, не надо мне помогать, я сама справлюсь...

Флай сжала зубы и тихо выдохнула.

По крайней мере, Твист еще жив, и если она хочет, чтоб так и продолжалось, ей придется сделать необходимое. Чем бы из двух это ни было, с первого раза даже небольшое количество и той, и другой дряни дезориентирует, а то и вырубит любого пони. Или даже оборотня. Пусть этот оборотень не "любой"... Вряд ли обычный жук смог бы пробить металлическую, как выяснилось, дверь насквозь — за Твистом и теми двумя Флай такого не замечала, а если бы хоть кто-то из них мог, то не преминул бы воспользоваться своей силой. Видимо, та "Королева", о которой говорил Твист и которую упоминал и этот перевертыш, кем бы она ни была, специально отправила за Твистом оборотня, способного на такое, обладающего куда более выдающейся физической силой. Остается надеяться, что и ему хватит.

— Ладно, его тут нет, — удивительно, как можно было прошипеть слова, в которых нет ни единого приспособленного для этого звука? — Пош-ш-шли дальш-ш-ше. Не копайся.

— Погоди секунду, — Флай, по-прежнему не оборачиваясь, сгребла со стола полный ингалятор. Сломанной ногой — поскольку здоровой ей приходилось опираться на пол. Пришлось сцепить зубы, чтоб не заскулить от боли. — Как думаешь, это что за фигня?

Если этот оборотень и был сильнее своих сородичей, то уж точно не умнее. Даже походкой выражая нетерпение, он устремился к Флай, на ходу сердито бормоча "да ш-ш-што там ещ-щ-ще..."

И как только он подошел ближе, Флай развернулась. Попытавшись вспомнить все те трюки, что буквально на инстинктах проделывала Визл с ее неимоверной скоростью и такой же невероятной ловкостью. Если это могла Визл, то может и Флай. Они были одним телом, одной личностью, одной сущностью, и ей просто надо снова включить в себе то, чего она, казалось бы, не умеет.

Мозгами оборотня явно обделили. Он только удивленно замычал, когда Флай воткнула ингалятор во все еще открытый в продолжении фразы рот, начал поднимать ногу для удара и даже не подумал отшатнуться. Или задержать дыхание, когда Флай по-прежнему сломанной ногой нажала на рычаг, опять с трудом удержавшись от стона боли, и в легкие ему потекла дурманящая отрава.

Сначала занесенная для удара нога, покачавшись в воздухе, плавно опустилась. Потом оборотень покачнулся и неровно шагнул назад. На лице его возникло недоуменное, слегка жалобное выражение. И поскольку лицо это все еще было лицом молодой безобидной кобылки, Флай пришлось буквально задавить в себе немедленно вскинувшееся раскаяние.

По ногам оборотня лениво пополз черный хитин, заменяя собой одежду — и отступил.

Через мгновение перевертыш так же молча рухнул на пол. С открытыми глазами, зрачки которых шириной не превосходили булавочной головки.

Что ж, по крайней мере понятно, что именно он вдохнул.

Нагнувшись к лежащему без движения перевертышу, Флай заметила, что грудь его не вздымается и не опускается. Он не дышит. И если ему, независимо от формы, для жизни нужен кислород — протянет он недолго. Совсем недолго.

Почуствовав, что ноги слегка трясутся, Флай с силой сжала челюсти и заставила себя встать ровно. Как она уже убеждалась, оборотни — создания крайне живучие. И этот выживет. Если ему повезет.

Приоткрыв дверь, она выскользнула в коридор. Оставив задыхающегося оборотня лежать на полу крохотной не совсем больничной и не совсем палаты.

---

Если до того взгляд Рейна был в какой-то степени мутным, картинка перед глазами словно плыла и дергалась, то теперь он видел все кристально ясно, пусть даже всем, что он видел, были только плитки пола. Так ясно, как будто если бы его зрение было повреждено, и вдруг ему в глаза вставили линзы.

Линзы изо льда, холод от которых проникал прямо в мозг.

— Флейм, — услышал Рейн. — Убей. Его.

Даже поднять голову было тяжело — казалось, что все кости и мышцы сковало холодом, который медленно, изнутри, замораживал кровь, крохотными льдинками разрывавшую сосуды. Даже сиди он сейчас в теплой ванне, от этого холода не, казалось, его бы это не спасло.

Но Рейн попытался мыслить трезво. Ведь если бы его кровь на самом деле замерзла, он бы умер практически мгновенно. Как минимум из-за неизбежного повреждения мозга. Следовательно, эти ощущения — всего лишь иллюзия. Пусть в высшей степени болезненная, но, тем не менее, остающаяся иллюзией.

Так что он все же нашел в себе силы. Нужно... было... видеть, несмотря на неудобства.

К тому же неудобства эти были в какой-то мере привычными. Не чувствовал ли он подобный холод во время каждого приступа? Не ощущал ли его в намного большей степени перед тем, как снова стать Дизастером, и на протяжении всего бытия таковым? Да, несомненно, этот холод был намного слабее, однако чувствовался точно так же. И он был в состоянии терпеть его.

Но сейчас, насколько Рейн мог видеть, эти неприятные ощущения преследовали не только его.

Он не видел, как здесь оказался Фил. Не понимал, откуда у господина Мальстрома на роге кольцо, по всей вероятности, блокирующее магию. Но прекрасно видел, что Мальстром, единственный, не чувствующий, казалось, этого холода, с бешеным оскалом маниакального психопата глядит на Карнейджа.

Которому, судя по всему, было хуже всех.

Флейм свалился с ног и теперь кое-как пытался на них встать. Заметная дрожь во всем теле мешала ему, то и дело роняя на пол с вновь разъехавшихся конечностей — но все же он, сантиметр за сантиметром, продвигался ближе к Карнейджу, иногда вынужденный в прямом смысле ползти. Гнала его вперед верность или страх, учитывая, что означала заблокированная магия господина Мальстрома, Рейн сказать точно не мог. У каждого здесь, так или иначе, была причина и верить Мальстрому, и бояться его.

Фил, откуда бы он здесь ни взялся, сидел, накренившись, прижимаясь спиной к стене, с силой сжимающий голову. Частое дыхание вырывалось из раскрытого рта облачками пара — что заставляло усомниться в том, что холод этот иллюзорный. И даже в его глазах плескался страх.

Аркан выглядел так же, как обычно. Но его тело в любом случае было мертвым, и понять по нему что-либо было невозможно. Зато глаза его мигали безумно и хаотично.

Тот искалеченный пегас, Брайт, закутался в свои недокрылья и не шевелился. Он все равно совершенно не интересовал Рейна.

Но вот Карнейдж, в отличие от них, не мог ни сесть, ни встать. Он лежал на полу, подняв только голову, уставившись на Мальстрома тусклым взглядом, в котором было легко заметить даже не страх, как у Фила, а отчаянный ужас. Тело его сотрясали крупные судороги, и, исходя из его состояния, он не был способен хоть как-то двигаться.

Однако он все же двигался. И помимо ужаса, как заметил Рейн, приглядевшись получше, в его взгляде пылала злоба. Которая, возможно, была сильнее страха.

— Флейм. Давай, — безжизненно произнес Мальстром. Пол под его копытами медленно покрывался инеем. — Неважно. Я. Сделаю. Нового. Быстрее. Пока. Я. Держу.

На этом он закончил и уронил голову, будто потеряв сознание — но холод никуда не исчез, и глаза Мальстрома, как мог заметить Рейн из своего угла, по-прежнему были открыты. Он явно не был в обмороке.

Флейм из своего угла медленно наполовину шел, наполовину полз в сторону Карнейджа. Медленно, но куда быстрее, чем сам Карнейдж.

Рейн сквозь стену льда, сковавшую его разум, лениво думал, что понимает, почему нельзя просто снять с рога господина Мальстрома кольцо — даже после того, как блок магии будет снят, нужно будет время на восстановление, и даже если это время незначительно, намного безопаснее убить Карнейджа. В данной ситуации не столь важна была проделанная работа, сколько выживание Рассвета как такового. Но почему господин Мальстром не может приказать Флейму аппарировать вместе с ним? Гипотеза о Мальстроме, не способном бросить на растерзание обезумевшему Карнейджу Рейна, критики на первый взгляд не выдерживала. В идею о том, что Мальстром заботится о жителях Альвенгарда, Рейн также не то чтобы верил. Но иных вариантов в голову не приходило.

А те, что приходили, были еще более нелепы.

Флейм наконец смог подняться. Твердо встал на ноги. И под взглядом Рейна, который уже надеялся, что скоро все разрешится и этот холод уйдет, шаг за шагом немного неровной походко направился к Карнейджу. Который, хоть и не глядел ни на что, кроме Мальстрома, заскрежетал зубами, будто предвидя ожидающий его исход.

Но надежды Рейна, как и в большинстве случаев, не оправдались.

Поскольку из дверного проема с такой скоростью и по такой траектории, будто только что скатился кубарем по лестнице, и настолько же растрепанный, вдруг вывалился...

Глаза Рейна расширились, и ледяные линзы впились в них еще больнее.

Это... Летописец?

— Мальстром, дверь, — хотел крикнуть Рейн. Хотел крикнуть, но ему удалось выдавить из горла только хрип. Тем не менее, услышанный.

Вяло подняв голову, господин Мальстром посмотрел на Рейна. Потом перевел взгляд на дверной проем, пока Летописец, которого холод будто бы ни капли не смущал, вскакивал на ноги.

И глаза Мальстрома, едва он завидел Летописца, распахнулись так же широко, как только что у Рейна. Будто он увидел не Летописца, на которого никогда так не реагировал, а кого-то совсем иного, кого не ожидал увидеть.

Летописец же, вскочив на ноги, метнул какое-то незнакомое Рейну, но так и искрящееся энергией заклятие.

— Твай... — почти прошептал Мальстром. И холод на несколько мгновений утих.

Лишь на несколько. Но Карнейджу этого хватило.

Сперва заклятие, уже готовое влететь в бок Мальстрома, вдруг зависло в воздухе — и почти сразу рассыпалось горсткой искр. Потом Рейн заметил, как в виске Летописца (или, возможно, не Летописца?) возник словно из ниоткуда — с такой скоростью он пролетел — странной формы нож. Как не-Летописец с изумленным всхрипом с подогнувшихся коленей завалился набок.

Потом Рейн, успевший было порадоваться тому, что разъедающего глаза и замораживающего кровь холода больше нет, почувствовал резкую боль в передней ноге чуть выше колена. Еще до того, как он понял, что ниже колена у него уже ничего не осталось, он в свою очередь с взвизгом грохнулся на кафель, зажмурился и больше уже не пытался наблюдать за чем-либо.

Ему просто хотелось потерять сознание и не чувствовать режущей боли в ноге и вновь ввинчивающейся в мозг головной боли.

---

Флейм видел, как в голову Летописца воткнулся один из ножей Карнейджа, и тот рухнул.

Видел, как один из тех же ножей отсек Рейну ногу с конденсатором, и тот с воплем боли тоже свалился на пол.

И видел, как еще один вонзился боссу в живот, и тот беззвучно выдохнул и согнулся от боли.

Но холода больше не было, и он мог наконец действовать в полную силу.

— Сдо... — закричал он, кинувшись в сторону все еще поднимающегося на ноги Карнейджа.

В воздухе перед ним что-то мелькнуло. Спустя миг он почувствовал, что по лбу у него течет кровь, и успел удивиться, подумав, откуда она могла взяться.

— ...хни, — закончил он слабо, непонятно с чего запнувшись. Он видел, что на самом деле произошло, поскольку видел абсолютно всю комнату, включая себя, но никак не мог в это поверить.

А потом пришла боль. И Флейм, взвыв, рухнул на пол так же, как до того Летописец и Рейн, и дрожащей ногой потянулся ко лбу, чтобы убедиться в том, что "зрение" его не обманывает, и, дотронувшись до кровоточащей раны там, где недавно был рог, теперь срезанный вместе с частью кожи вокруг, завыл еще сильнее. От боли, которая сопровождает потерю рога, и от осознания, что теперь он целиком и полностью бесполезен и не в силах даже забрать Мальстрома отсюда.

Холод, до того исходивший от босса, исчез совсем. Как будто Мальстром то ли лишился сил, позволяющих ему использовать это странное заклинание — да и заклинание ли вообще? — то ли больше не верил в свое спасение.

И последнее Флейма задело. Несмотря на пожирающую разум боль во лбу. Несмотря на то, что он сам считал, что бесполезен.

Скрипнув зубами, Флейм потянулся к повязке. Сорвать ее. Пусть после этого он опять лишится разума, но и боли не будет чувствовать, и есть шанс, что та его часть, которая несет всем свет, предпочтет уничтожить именно Карнейджа. Надо просто снять повязку, увидеть свет, и...

...и опять боль пришла не сразу. Лишь после того, как Флейм, дотянувшись до своего лица, желая ухватить повязку, натолкнулся на торчавшую из глазницы ручку скальпеля. И увидел своим вторым, а теперь, похоже, и единственным зрением, что из второй торчит точно такая же.

На вой уже не оставалось сил, так что он только захрипел.

— Флейм.

Мальстром говорил это на удивление спокойно. Будто понял, что обречен. Будто все еще торчавший из живота нож его совершенно не волновал.

— Д-да... Маль... — с трудом выдавил Флейм сквозь боль.

— Забери Рейна. Уходите. Я в тебя верю.

И, несмотря ни на что, последние слова заставили Флейма найти в себе силы. Оттолкнувшись от плитки, он тяжело поднялся на ноги — и заковылял к Рейну. Это был приказ Мальстрома. И больше Флейм, как он понимал, ничего не мог сделать.

— Они имеют для тебя значение? — кажется, Карнейдж был удивлен. Флейм очень хотел бы не видеть этого, но видел. Как Карнейдж, встав наконец на ноги, неспешно подходит к Мальстрому — понимая, что никакого сопротивления больше не будет.

— Считай это прагматизмом, — голос Мальстрома был по-прежнему спокоен. — Ты не должен их забрать. На этом все.

— Почему-то я тебе не верю, — Карнейдж улыбнулся. Дорожки крови на его щеках засохли, но менее неприятной улыбка не стала. — Вероятно, Мальстром Абисс не настолько бездушен, как хотел показать? Может, тебя зря боялась большая часть Эквестрии и все еще боится Анмар?

Флейм, слушая их разговор лишь краем уха, рванул мантию Рейна, оторвав от нее длинную полосу, и принялся торопливо заматывать культю его передней ноги, из которой по-прежнему толчками выбегала кровь.

— Я спасал Эквестрию. Я сдерживался. Я был благоразумен.

— Я тоже был бы благоразумен, — процедил Карнейдж. — Если бы ты не заставлял меня делать все это!

— Это был не я. Не только я.

Флейм, едва не грохнувшись на пол сам, взвалил Рейна себе на спину и, едва переставляя ноги, зашагал к выходу, молясь Искре, чтоб Карнейдж не переключил внимание на них. И мельком отметив, что Фила в помещении уже нет. Видимо, эта живучая гнида успела выскочить немного раньше.

— Значит, не ты, — в голосе Карнейджа слышалось такое удовлетворение, будто Мальстром подтвердил его догадку. — Мне всегда было интересно, что у тебя в голове. Может, ты позволишь мне посмотреть?

Флейм не хотел этого видеть, но видел. Видел, как лицо Мальстрома дрогнуло.

— Ты не знаешь заклятия, создающего осколки.

— Да и ты знаешь лишь ущербное, — хмыкнул Карнейдж. — Но не волнуйся. Я знаю, из чего они создаются. Я знаю, что надо вытащить из твоей головы, чтоб получить все, что мне нужно. И, поверь, я вытащу это так, что тебе крайне не понравится.

Если раньше Мальстром выглядел испуганным, то теперь он был в ужасе. В панике.

— Не делай этого. Ты не сможешь удержать это. Ты слишком нестабилен.

— О, теперь мне еще интереснее, — протянул Карнейдж. С одного из перетягивавших его тело ремней сорвался странной форму скальпель, с другого — нечто зазубренное, с третьего...

Флейм не хотел присматриваться и понимать, что это. Он шагнул наконец в дверной проем. Шагнул на первую ступеньку короткой, но кажущейся сейчас бесконечной лестницы.

— Я не чувствую боли, — сказал Мальстром. Словно в последней попытке переубедить. — Ты сам мне ее отключал.

— Как отключал, так и включу, — беззаботно сказал Карнейдж. Инструменты, что он выбрал, взвились в воздух и устремились к Мальстрому.

А потом Флейм, как и обещал Фил, увидел, как оперирует Карнейдж, не находящийся под контролем. И, не желая видеть этого, заторопился, тащась по ступеням так быстро, как был способен.

---

Что ж. Это наконец случилось. Спустя более чем сотню лет мы поменялись местами. Не совсем поменялись, не спорю, но произошедшее можно назвать и так. В конце концов, теперь ты — один из множества тех, других внутри меня. Пусть даже в этот раз переселение прошло несколько... своеобразно. Но, думаю, мое тело в состоянии пережить и очередную дыру в черепе, а мой мозг — соседство с чужим Nucleus Anima. Ведь оно, как я чувствую, тоже постепенно сливается с моим. Удивительно, не правда ли?

Итак, Мальстром, мы наконец можем поговорить с тобой без свидетелей и на равных. Лишь теперь, когда ты — часть меня. Раньше я вряд ли смог бы вытащить тебя на разговор. Ведь каждый раз, когда Карнейдж пытался это сделать, ты приказывал ему заткнуться.

Пожалуй, он тебя ненавидит. Искренне ненавидит. За все, что ты с ним сделал, и за все, что ты сделал бы с ним еще. И я его понимаю. Трудно было бы не понимать себя.

Понимаю я и то, что теперь ты не тот, что прежде, и это неизбежно, учитывая, какой способ я использовал. Возможно, он еще хуже, чем тот, что использовал ты. Но это было необходимо. Ты говорил, что спасаешь Эквестрию, но вряд ли сам в это верил. Я же действительно спасаю ее. От тебя.

Я давно понял, что магия, которую ты используешь, изначально не была создана тобой. Чьи-то знания, память и магическая сила помогают тебе. Похоже, ты смог обуздать их, в отличие от тех же Флейма или Дизастера? Значит, это был изначальный Осколок, не созданный тобой. Именно потому я и хотел узнать, кому же он принадлежит. После того, что произошло только что, мне стало намного интереснее.

Меня всегда интересовало, что это за странный холодок, который я постоянно ощущаю с тех пор, как ты заставил меня воткнуть в голову те осколки. Легкий, почти незаметный, но... но он так напоминает тот, который иногда исходил от тебя. И тот жуткий холод, который все мы почувствовали только что. Скажешь? Нет? Ну, как хочешь. В любом случае, я наверняка пойму это, если присмотрюсь получше к тому, что находилось внутри твоей головы.

Но сейчас я ничего не вижу. Даже тебя, хотя ты никак не мог исчезнуть. Может, ты наконец согласишься погово...

Что?

Я совершил огромную ошибку? Ты что, смеешься?

Мальстром Абисс, ты не имеешь права говорить мне это. Ты делал много худшее. Ты убивал без всякой причины и превращал пони в сломанные осколки, почти лишенные разума. Ты использовал Холод — созданное тобой заклинание, конечно, а не тот холод, о котором я только что говорил — лишь из-за того, что тебе не понравилась какая-нибудь мелочь в словах собеседника. Ты заставлял меня делать отвратительные вещи без всякого повода. Карнейджу они нравились, конечно же. Мне — нет. И, возможно, дело в том, что тому из нас, кто был снаружи, кто брал на себя управление нашим телом — пусть условное, ведь на деле всеми нами управлял ты, — было сложно сдерживать тот холодок, о котором я говорил. Ненависть. Чистая ненависть ко всему живущему. Почти неосознанная, ведь Карнейдж оправдывал это экспериментами. Видимо, и ты оправдывал все, что заставлял тебя делать тот сидевший внутри холод, спасением Эквестрии? В таком случае отчасти мне было бы легче тебя понять.

Но ты... ты как-то взял этот холод под контроль, верно? Ты сам почти прямо сказал это. Однако, вероятно, он отравлял тебя изнутри, и потому ты был готов на все ради фальшивой цели, которая оправдывала любые средства. Понимаешь ли ты сам, для чего мы занимались "вознесением" тысяч и десятков тысяч пони? Или просто нашел себе удобное оправдание, а, Мальстром Абисс?

Вот как? Мальстром Саншайн? Не Абисс? И почему же ты сменил имя? Расскажи мне. Теперь-то я тебя пойму. Так или иначе пойму, ведь отныне мы — одно целое.

Молчишь? Что ж, я продолжу. Ты — худшее создание, что рождала Эквестрия, и Внешняя, и Анмар, и Альвенгард, и далее, и далее. Да, репутацию такового пони, худшего во всем мире, имею я, однако... Однако я делал это под твоим принуждением. Ты же — совсем иное. Ты сам убедил себя в том, что творишь зло ради добра, и не заметил, как начал творить зло ради зла. Или, может, я чего-то не понимаю?

Я правда не представляю, как ты мог дойти до такого. Что с тобой произошло?

Я? Нет-нет. Поверь, без твоего контроля я, если пойму, что снова схожу с ума, просто лишу себя жизни. И тебя вместе с тем. Мне просто требовалось узнать. Я не намерен пользоваться твоей странной силой, от чего бы она ни исходила. Будь уверен, я, нынешний я, куда меньше боюсь смерти, чем ее боялся ты. И...

Что?

Кто это сказал? Какая еще без...

Не отвлекайся. Я знаю, это говоришь ты. Объясни мне, почему...

Искра... С чего мне вдруг опять стало так холодно? Диз подери, такое чувство, что этот холод даже сильнее твоего... Но тогда почему мне не страшно? И кто, наконец, это сказал?

Что значит "это сказал ты"? Я? Что за бред? Я не стал бы говорить о какой-то бе...

Нет, не стал бы! Не спорь со мной! Что бы ты там ни сдерживал, оно не может быть сильнее той силы, которую ты вложил в меня. Перестань изворачиваться

и ответь мне

на мой вопрос:

почему

я

снова

чувствую

этот

ХОЛОД

---

— Я не могу применить магию! — завизжала Дейзи, сжимая виски лапами. Впервые на моей памяти она паниковала. И если для той Дейзи, что я знал раньше, такое поведение было нехарактерно, то для той, какой она должна была стать сейчас — и вовсе ненормально. — Ее кто-то блокирует! Мою! Магию! Блокирует! МОЮ!!!

Я убеждал ее переместить нас всех несколько минут. Диз, ее самоуверенность даже начинала злить. И вот, когда она наконец согласилась... у нее не получилось. Никак. Ни с первого щелчка пальцами, произведенного с самоуверенным и довольным лицом, ни со второго, слегка недоуменного, ни даже с третьего, когда Дейзи уже встревожилась.

И вот тогда она начала паниковать. Свернувшись в клубок на полу и завывая на одной ноте — летать она тоже не могла.

— Естественно, раньше ты ее применить не могла, — заметил Керн. Его вдруг передернуло, и он, обхватив себя крыльями, пробурчал: — Да какого диза тут так холодно?

То, что тут стало холодно, я уже заметил. И холод этот был... ненормальным. Он как будто проникал глубоко внутрь, до костей, вымораживая из тела любое тепло.

И не только из тела. Из разума тоже.

— Дейзи, — я попытался сказать это мягко, но получилось только раздраженно, — ты же физически сильнее всех присутствующих! Ты можешь пробить и эту гребаную дверь, и этот гребаный люк!

Дейзи стрельнула в меня недобрым взглядом и зарычала. Я в ответ зашипел в лучших традициях оборотней — но перекинуться не смог. Керн, в свою очередь, подобрался и вытащил очередной найденный и заныканный в процессе раскопок всех полок в комнате нож.

Потом опомнился он, с несколько удивленным видом спрятав нож обратно в карман. После — Дейзи.

— Твист, прости, — пробормотала она извиняющимся тоном. — Я что-то совсем забыла... Давайте попробую?

Я выдохнул, заметив, что возле рта на мгновение возникло небольшое облачко пара, и с натянутой улыбкой кивнул. Не желая признаваться ни окружающим, ни самому себе, что было мгновение, когда я готов был броситься на Дейзи, искренне желая перегрызть ей горло.

— Давай, змейка, — сказал я. — Выбей и то, и другое. Сперва попробуем обычный путь, но если снаружи окажется заперто...

---

Дверь теперь в любом случае открыта. Так что Визл вместе с Твистом вполне смогут свалить отсюда, а дальше... А дальше по обстоятельствам.

Твиста по-прежнему нигде не было. В единственной занятой палате оказался очень неспокойно спящий единорог невнятной расцветки — тот самый, как она с трудом вспомнила, который помог им с Кемисом спасти Твиста. Попробовав его разбудить, толкая и тряся, она дождалась лишь нервных всхрапов, но глаз рогатик так и не открыл, так что она забила и убежала искать дальше. Мысль о том, что Твист и впрямь все еще тут, казалась все более нелепой. Ведь за время, прошедшее с момента, как оборотню кто-то сообщил о местонахождении "предателя", Твист вполне мог успеть сбежать. Вряд ли он находится за той странно стилизованной под металлические обломки двер...

Додумывала эту мысль Флай, отскакивая от разлетевшихся во все стороны остатков "стилизованной" двери. Из образовавшегося же проема прямо на ее глазах вылетела Дейзи, ошеломленно помотавшая головой и с явно радостным выражением на лице устремившаяся обратно.

— Дейзи! — вскрикнула Флай. — Сто...

Тут ей пришлось заткнуться. Поскольку из-за угла чуть дальше останков двери вышел хромающий, с трудом передвигавший ноги пони со здоровенной раной на лбу, держа на спине пегаса. Пегаса, кого-то неуловимо ей напоминающего.

А из того же проема, который язык не поворачивался назвать дверным, вылетел грифон, лишенный едва не половины перьев на голове. Но которого Флай, тем не менее, узнала.

— Керн?! — воскликнула она. Диз, кажется, ей пора прекратить удивляться всем подряд... и говорить немного потише... Хотя какая разница, как говорить, если из комнаты за сломанной дверью все равно раздаются гораздо более громкие ритмичные удары, будто здоровенный молот бьет по гигантской наковальне.

Керн обернулся к ней, явно изумленный. Флай, хоть и желала перестать удивляться, была удивлена не меньше его. Что тут делать не только Дейзи, но и Керну? Они что, все здесь собрались? Она собралась было рвануться к нему, вбежать в ту же комнату, убедиться, что Твист тоже там...

Но тут из-за спины Керна кто-то — видимо, тот самый пони — хрипло сказал:

— Это ты?

Керн немедленно повернулся туда же. С такой скоростью, что даже трудно было уследить.

А через мгновение с воплем дернул головой обратно, отшатнувшись в сторону комнаты за разбитой дверью, и Флай, не поверив даже своим глазам, увидела, что из его левой глазницы подтекает нечто мерзкое, только что, насколько она могла судить с точки зрения недомедсестры, бывшее глазом.

В эту же секунду удары прекратились, и наступила почти нездоровая тишина.

— Из-за тебя я убил слишком многих, — с ненавистью прохрипел пони, спешно ковыляя вперед на трех ногах. Четвертой он укладывал в карман крохотный складной нож. Потом взгляд его обернулся на Флай. — Бегите отсюда. Мы уходим.

— Кто...

И тут же вновь раздался грохот.

---

Как же неудачно я услышал Визл. Как же неудачно я оказался дальше всех от уже пробитого люка. Как же неудачно, что прямо позади меня, когда я уже готовился выскочить из комнаты, с треском пробив и металл, и бетон, буквально из пола вылетел, мягко приземлившись на все четыре копыта, единорог.

Которого я, от неожиданности обернувшийся, смог рассмотреть полностью, с копыт до гривы. Черного единорога с кровавой гривой, в которой, однако, мелькали седые волоски — причем, казалось, остальные седеют прямо на глазах. С чисто-белыми глазами, без радужки и зрачков. Всего перетянутого ремнями, на которых в заботливо пришитые кем-то петли была продета наибольшая из виденных мной коллекций ножей и хирургических инструментов. Казалось даже, что он одет не в эти ремни, а в своеобразный костюм из режуще-колющих предметов. Пожалуй, у Керна, когда Нора еще стояла и он жил в ней, ножей было поменьше.

Сам же Керн, бросив единственный взгляд на рогатого, прыгнул в дыру, окруженную искореженными останками люка. Но вот Дейзи замерла на месте. Коди, почему-то вновь приобретший свой родной цвет, тоже стоял как вкопанный, и не думая сделать шаг к люку. Похоже, они оба знали, кто это.

Надо бы облегчить им задачу.

— Все быстро прыгайте и валите! — заорал я как можно громче. К счастью, это сработало: Коди прыгнул в люк. Не медля, туда же нырнула и Дейзи.

Как удачно, что именно от этого рогатого ублюдка исходит этот чертов холод. Заставляющий забыть о привязанностях. Пугающий до дрожи. Теперь, когда он совсем вблизи — до того, что даже дрожать уже не получается.

Как хорошо, что я переживал и худшее.

— Чувак, рад знакомству с такой выдающейся личностью, — сказал я. Почти совсем не пытаясь пятиться.

— Т-В-И-С-Т, — протянул Карнейдж странно безэмоциональным, будто бы мертвым голосом. В черепе где-то около виска у него, как я заметил, зияла дыра в пару копыт шириной.

— Ага, я Твист, — согласился я, протягивая копыто. Чем дольше он стоит тут, тем дальше успеют уйти все остальные. — А ты — Карнейдж. Чувак, скажи, понятие "внутричерепное давление" тебе ни о чем не говорит?

— ШИВЕРС, — сообщил он так же тускло. И сделал шаг вперед. По направлению ко мне. Или к Визл.

Мне очень хотелось в свою очередь сделать шаг назад, отступить, пропустить его и дать пройти к ней.

Но, диз подери, разве не испытывал я и куда худшего? Не думал я о том, что лучше бы сдохнуть, пусть только все прекратится? О том, что неважно даже, как плохо будет остальным — лишь бы я мог надыбать еще немного дури?

Я давным-давно научился с этим справляться. А уж теперь, когда я знал, что воздействие лазурной пыли магическое — как, очевидно, и холод, исходящий от этого ублюдка, — мне было еще легче.

Я не видел Визл. И, просто понадеявшись, что она услышит, не крикнул, но громко произнес:

— Визл, беги. Немедленно. Ради меня.

И, судя по топоту копыт, который я расслышал за стуком собственного сердца, она последовала моему совету.

— Ш-Ш-И-В-Е-Р-С, — зарычал единорог. Вероятно, он мог бы снести меня одним ударом, но почему-то этого не делал..,

— Да ты, парень, не в своем уме, — хмыкнул я. Все еще не отступая, глядя ему в глаза, подняв голову — он все-таки был минимум на голову выше меня, простите за каламбур. — Ты же в курсе, что можешь убить меня в одну секунду?

— ТВИСТ, — сказал он. Губы его медленно расползлись в улыбку. — ПЕ. РЕ. ВЕР. ТЫШ.

— Он самый, — я почти искренне поклонился. — И что же ты будешь делать?

Из одой петли на ремне вылетел нож. С зазубринами на лезвии, окровавленный, самого зловещего вида. Затем второй. Что вылетело дальше, я уже не особо наблюдал. Если честно, мне скорее хотелось обоссаться прямо на месте и убежать.

Но есть ли в этом смысл?

— Не тяжело таскать на себе все эти железки, парень? — участливо спросил я, когда все то, что он вытащил, зависло надо мной полукругом в полной боевой готовности. — Может, стоит уполовинить арсенал?

— ТВИСТ, — с удовольствием сказал Карнейдж. Его чисто-белые глаза вспыхнули.

— Надеюсь, боли не будет, — прошептал я севшим голосом. И улыбнулся ему в ответ.

Свои же глаза я закрыл.

Диз, как же хочется уколоться. Но даже если бы мог, я бы не стал.

Искра, как жаль, что мы с Шиверс не увиделись еще раз. Но даже если не увиделись, она спаслась.

— БЕЗ... Д..., — услышал я. Голос Карнейджа. Еще чей-то голос. Сотни голосов. И один, самый тихий, который я даже не услышал, а почувствовал. Почувствовал холод этого голоса. Но я все равно не собирался бояться, каким бы холодным он ни был.

Я ощутил только первый надрез. Потом боли не было.

#: Очередной экскурс в историю

— Милорд, сколько времени займет эта... прогулка?

Они спускались все ниже и ниже. Рант немало лет провел на службе во Внутренней страже и не впервые посещал Архив, но на такую глубину ему заходить не доводилось ни разу. Что уж там, он даже не подозревал о существовании такого количества отрицательных этажей. И, судя по тому, сколько дверей на эти этажи, мимо которых они прошли, ровно светились свежесозданной или обновленной защитой, они отнюдь не были заброшены. А то, что последнюю четверть пути в иногда встречающиеся в случайных, казалось, местах прямо посреди лестничных пролетов двери наместник лично запускал совершенно неизвестное Ранту заклятье, эти двери открывающее, заставляло невольно думать, будто ему и не следовало знать обо всех этажах. Но ведь если бы и впрямь не следовало, Тривилл вряд ли взял бы его с собой?

— Рант, не переживай об этом и, будь добр, позаботься о том, чтобы сохранить мою шкуру в целости в том маловероятном случае, если здесь окажутся посторонние, — отозвался Тривилл, не сбавляя шага. Настолько взбудораженный, что даже шерсть на нем едва не стояла дыбом. — Полагаю, твой скепсис испарится, лишь мы дойдем до нужного уровня подземелий Архива, увы, слишком качественно закрытого для того, чтоб туда аппарировать... Спускаемся ниже, господа. Эш, Даст, к вам сказанное относится в не меньшей степени!

Просьба Тривилла была не то то удивительной, она казалась немыслимой. Несмотря на все... инциденты, произошедшие за последнюю половину его жизни, наместник никогда не пытался покинуть свои апартаменты, не имея на то серьезной причины. И готовились к этому за много дней до того, как наместник должен был совершить выход в свет, предпринимая все возможные меры предосторожности.

Но как можно отказать в просьбе тому, кто, являясь правителем Анмара, фактически правит всей Эквестрией — пусть даже возможности правителя для Тривилла в ту же последнюю треть жизни были скорее обузой?

Так что Рант, после того, как связался с внешней охраной и потребовал восстановить в апартаментах сигнальные заклинания, после того, как самостоятельно проверил все заклинания защиты и нападения, после того, как однозначно убедился, что не в состоянии прочесть ни единого следа неизвестного, вошедшего сюда как к себе домой без какой-бы то ни было понятной цели, после проверки на возможные оставленные неизвестным закладки... В общем, спустя достаточно долгое и крайне утомительное время Рант выдал двум прибывшим вместе с ним рядовым приказ оставаться здесь и сигнализировать о любых проблемах, с поклоном попросил Тривилла подождать с минуту и тут же аппарировал на первый этаж Архива. И лишь потом, когда Тривилл возник рядом с ним, активировал связь и без сожаления выдрал из постелей Эша и Даста, бесцеремонно вломившись им в головы, пока они мирно спали в доме за добрые два десятка километров от Архива; терпеливо подождал, пока они закончили хвататься за головы и шепотом костерить начальство на чем свет стоит, натянули форму и аппарировали в Архив; и только тогда кивком подтвердил Тривиллу, что теперь они могут идти.

На деле уверенности в безопасности прогулки наместника Эш и Даст ни капли не прибавляли. Пусть близнецы с детства натаскивались во Внутреннюю Стражу, они все еще оставались новичками и, что еще неприятнее, в лучшем случае крепкими середняками по сравнению даже с тем же Коллом, тоже так и не вернувшимся в Анмар. Может, они и были неплохо натренированы, однако данные от рождения магические силы никак не поднимешь, а опыт плохо заменяют даже самые жесткие тренировки.

О Селестия, как же не хватает Фернана и Бирда... И если с Бирдом все было понятно — увы, но пытаться приладить голову добродушного здоровяка-оператора "фокуса" обратно на шею, когда тело обнаружили, было поздно. Но вот пропажа Фернана, как в воду канувшего в тот же день, так и оставалась загадкой, что бы ни выдумывали изучившие помещение сотрудники ВС. Искажения от множества артефактов в Архиве и то, что Бирд как минимум десять минут пролежал мертвым, не позволили прочесть происшедшее в камере хотя бы с приблизительной точностью. Выслушав осторожные предположения экспертов, утверждавших, что уже после исчезновения Сайфера неподалеку от кабинета Фернана можно было уловить слабые следы активации магии обращения, новоявленный глава оперативников покивал и со всей возможной вежливостью предложил им держать это открытие при себе, не внося в протоколы.

О возможности предательства со стороны пропавшего приятеля и коллеги Рант, конечно же, и не задумывался. Однако найдя в его кабинете, помимо прикнопленной к столу объяснительной об инциденте с оборотнем, разодранную на тряпки форму офицера ВС, предпочел молча и без применения магии сжечь эти тряпки в пепел.

Далеко не всегда то, что выглядит предательством, является таковым. Ведь Внутренней страже, так или иначе, будет полезен оперативник, способный к обращению? Как только он вернется. А он, конечно же, вернется. Наверняка совсем скоро.

Но теперь из старой команды оперативного отдела остались только сам Рант, ныне исполняющий обязанности главы оного отдела, и Аргаль, впопыхах назначенный заместителем Ранта. Талли же...

— Минус сто четвертый этаж, — сказал Тривилл, так резко остановившись перед одной из дверей, что страховавший его сзади Эш, бдительно глядевший назад и даже по лестнице спускавшийся задом наперед, чуть с ним не столкнулся, в последний миг притормозив. Рант с досадой покачал головой. В бою у них реакции наверняка хватит, но вот в условно мирной обстановке...

— Наместник, вы уверены, что нам разрешено входить сюда? — с опаской спросил Даст, шедший справа от Тривилла.

— Я уверен, что вам это запрещено, — кивнул Тривилл. — Дальше пойду я... и Рант. Вы же остаетесь здесь. Дверь будет открыта, так что в случае крайней необходимости и только в таковом — входите, идите налево по коридору и сообщайте о проблеме лично. Связь здесь тоже не работает.

Недозволенные мысли о том, что наместник все-таки не совсем здоров, Рант всегда старался сдерживать. Но что делать, если они буквально напрашиваются изо всех сил?

— Наместник Тривилл, — голос его, как он надеялся, не выдаст его истинных чувств, которые требовали сказать "я не одобряю вашего очевидно суицидального подхода к обеспечению собственной безопасности", — если сюда попробует явиться тот, кто вторгся в ваши комнаты...

— Нет, Рант, — оборвал его Тривилл. Рог его засветился чуть ярче, и в ответ тем же светом мигнул замок на двери. — Если он захочет явиться сюда, то еще двое единорогов ему не помешают. И он не хочет мне вреда, будьте уверены. От прочих же вторжений это место защищено намного лучше, чем мои апартаменты.

Дверь мягко, без какого-либо шума приоткрылась. Приглашая войти.

Рант скрипнул зубами. Метнул по суровому взгляду в Эша и Даста — близнецы тут же замерли и судорожными подергиваниями лицевых мышц выразили полную готовность охранять дверь хоть до дизова упокоения. И Рант, игнорируя голос сомнения, шагнул следом за наместником.

Лишь бы только никто не надумал сюда вломиться...

Увидев же помещение за дверью, Рант запнулся и тут же думать позабыл о возможном вторжении.

Вдоль облицованной серовато-желтым декоративным камнем стены стояли почти вплотную один к одному, оставляя между собой лишь узкие проемы, бесчисленные стеллажи, уходящие по коридору влево и вправо на неизмеримое расстояние. Все полки плотно забиты бумагами. Словно в какой-то невообразимой библиотеке. И на все их, едва ли не на каждую в отдельности, наложено заклятье, которое Рант до того ни разу не видел вживую — из-за того, что последний раз, когда офицера ВС допустили до хранившегося в подобном поле документа, закончилось все тем самым терактом в Альвенгарде.

"Магия времени..."

— Да, Рант, это магия времени, — свежеиспеченный капитан оперотдела ВС даже вздрогнул, подумав, будто наместник читает его мысли, и тут же устыдившись того, что забыл о своих прямых обязанностях. Несомненно, Тривилл всего лишь рассмотрел обескураженное лицо Ранта. Других объяснений тому быть не могло. — И не только времени. Многое из того, что хранится здесь, много важнее не только существования Анмара, но и всей Эквестрии. Именно потому путь сюда открыт, помимо высших чинов Внутренней Стражи, с которыми незнаком даже ты, и редких сотрудников Архива лишь мне... и тем, кого я захочу допустить. По старой традиции. Диз бы побрал традиции...

Удивительно бодрым шагом — Рант ранее даже не мог представить, что наместник, обычно задумчивый и меланхоличный, может быть так оживлен — Тривилл устремился куда-то влево по коридору. Рант, мотнув головой и вспомнив, что обязан охранять высшее лицо в Анмаре, поспешил следом.

...Они шли долго. Слишком долго, чтоб Рант все еще мог поверить, будто они находятся внутри Архива. Он видел чертежи и схемы всего комплекса, и пусть, как оказалось, о том, насколько вглубь он уходит, на планах Архива не сообщалось, все здание никак не могло быть таким в ширину. Или в длину?

Они прошли всего ничего. По ощущениям они продвинулись километров на десять этого нескончаемого коридора — но, Рант готов был поклясться, у входа они стояли лишь минуту назад. Будто всего этого расстояния на деле не существовало. Пусть физически он чувствовал, что прошел его — время, как ему казалось, едва сдвинуло минутную стрелку.

— Прости, здесь мы тоже не можем аппарировать, — пояснил Тривилл, все еще без устали цокающий копатыми по выложенному искусственным камнем полу. Будто опять прочитав мысли Ранта. — Это место существует не совсем в настоящем пространстве. Точнее, в настоящем, но составленном из... О, вот!

Такой же воодушевленный, будто и не прошагал почти бегом десяток километров без перерыва, Тривилл нырнул в проем между двумя стеллажами. Рант не видел его таким никогда. За все время службы во Внутренней страже. За всю жизнь в принципе. Вообще ни разу. Можно было бы взволноваться, если бы Рант уже не был взволнован всем увиденным.

Ему пришлось пройти следом. В тот же проем. Где Тривилл уже, внимательно щурясь, вчитывался в первый лист из внушительной папки, набитой бумагами. Это был не пергамент, какой когда-то использовали для записей, скорее все же бумага, но не совсем похожая на современную, иная то ли по текстуре, то ли по цвету... Впрочем, по краям она пожелтела и обтрепалась так же, как могла бы обычная. Будто документ не сразу поместили на эти полки, где время было ему не страшно.

Тривилл перевернул лист, и Рант заметил, что на краю следующего красуется неровная бурая капля. Что это была за капля, можно было не объяснять. Засохшую кровь он узнал бы в любом случае.

— Наместник... — он выдохнул это с трудом и с таким же трудом втянул в себя следующий вдох — поскольку владеющий магией аппарации мог не заботиться о том, чтоб ходить пешком, да еще настолько бодрым шагом, едва не бегом. Пусть даже на деле прошло всего ничего, да и расстояние было незначительным, он давно отвык от таких прогулок. Возможно, физические тренировки были столь же важны, как магические... — Что вы искали?

— Мне требуется узнать многое о старых временах, — ответил тот, не отвлекаясь от чтения. — О том, что было давным-дано. А здесь находятся документы из времен Первого Ожидающего Искру. Ты, конечно, помнишь этот смешной титул наместников, давно уже вышедший из употребления... А также, помимо документов — записи его современников. И, представь себе, эти записи запрещено читать даже сотрудникам Архива, к ним допущен только наместник лично. Да, Архив знает об их существовании, но за попытку узнать содержание хотя бы одного из них любого единорога ждет... ладно, не будем о грустном, главное — сам факт запрета. Странно, не правда ли? Кто мог бы наложить такой запрет? Теперь, думаю, я понимаю, в чем здесь дело. Абисс, чтоб его...

— Вы говорите о Мальстроме Абиссе?.. — напряженным голосом уточнил Рант. Какое отношение глава "Вестников Рассвета" может иметь к древним документам, предположить не получалось.

— Нет-нет, друг мой. Другой Абисс. Все были донельзя озадачены, когда очень одаренный от рождения маг, причем из эквестрийских, появился будто бы из воздуха, чтоб возглавить "Рассвет", не так ли? Имя "Абисс" тогда прозвучало, казалось, впервые, и поиски родственников Мальстрома хотя бы в Анмаре успехом не увенчались. Конечно, мы решили счесть это всего лишь прозвищем или псевдонимом. Однако мой сегодняшний гость, пусть и нечаянно, навел меня на мысль... И мысль оказалась верной! Если бы только я сразу по появлении Мальстрома в поле зрения Анмара решил посмотреть информацию здесь!

Наместник замер и шумно вздохнул. Но скорее с затаенным восторгом, будто в предвкушении чего-то волнующего, а отнюдь не с укором к самому себе.

— Увы, когда Мальстром попал в поле зрения Внутренней стражи, — Тривилл поднял взгляд и неловко улыбнулся, — я уже потерял волю к жизни. Кроме меня же никто не мог попасть сюда и даже не знал бы, что именно следует искать. Если бы не эта милая Дейзи, я и сам не понял бы. Прошу, Рант, читай.

Рант не успел даже осмыслить то, что услышал. Наместник ткнул ему едва не в зубы ту папку, бумаги из которой только что листал, и стащил с полки следующую.

— Ты можешь убедиться, — сказал Тривилл, вглядываясь в уже новые бумаги. — Здесь лежит немало записей тех, кто видел, а то и лично знал Первого Ожидающего Искру. Первого наместника Анмара. Естественно, само существование Библиотеки заставляет нас организовать изучение истории с величайшей осторожностью, поэтому мало кому из рядовых жителей Анмара известно имя первого наместника. Однако последний период его жизни не описывался даже в лучших наших источниках. Я просто не знал, что мне искать — пока не получил крохотную, но подсказку. Читай же.

Прочесть документ, который, по словам самого Тривилла, дозволено читать лишь наместнику? Почему бы не подписать себе смертный приговор, в самом деле?

— Клянусь Селестией, — Рант вздрогнул, осознав, что Тривилл говорит это всерьез, — никакого наказания тебя не ждет. Ты читаешь это по моему приказу, и я никому о том не сообщу.

И теперь деваться было некуда. Если это именно приказ, то Рант не имел права его не выполнить, несмотря ни на что. Не имел даже возможности отказаться его выполнять.

Судорожно вдохнув, Рант опустил взгляд на первый лист. И растерянно приоткрыл рот.

"We appeal to changelings who occupy our territory. On behalf of the First..."

— Милорд, — неуверенно сказал он, — я не уверен...

— Ах, да, — Тривилл, не отвлекаясь от чтения, дернул ухом. — Прошу прощения. Сейчас.

С рога его сорвалась крохотная искорка, подлетела к бумагам Ранта и словно растеклась по ним, окутав тончайшей слабо светящейся пленкой. Переведя взгляд обратно, Рант увидел поверх мутного, размытого оригинального текста слегка подрагивающие буквы:

"Мы обращаемся к перевертышам, занявшим наши земли! От имени Первой Ожидающей Искру..."

---

Второй век от Исхода, граница оккупированной перевертышами территории:

— ...Первой Ожидающей Искру, леди Старлайт Глиммер, мы требуем покинуть территорию Эквестрии! — проорал в мегафон приземистый русогривый единорог. На правой передней штанине у него был прицеплен значок, изображающий два ударяющихся друг о друга в дружеском приветствии копыта. Сам же он, однако, вряд ли испытывал к нынешнему объекту переговоров хоть какие-то дружеские чувства. — Взамен власть Анмейра готова предложить вам обеспечение батарейками до тех пор, пока вы не найдете территорию с достаточным для вашего выживания магическим фоном, а также содействие в поисках таковой территории!

Вдохнув поглубже, чтоб, видно, прокричать то же самое еще раз, Дефит закашлялся — морозный октябрьский воздух обжег легкие. "А ведь еще двадцать лет назад за весь октябрь и до нуля-то могло не падать", мрачно подумал он, осторожно восстанавливая дыхание через нос.

— Дефит, это бесполезно, — буркнула, съежившись, стоявшая рядом с ним единорожка, постукивая челюстями — для ее легкой, едва не летней по нынешним временам курточки тут было на редкость холодно и мерзко. Все вокруг продувалось ледяным ветром, а единственным возвышением, за которым можно было бы спрятаться, на этой пустоши была та самая скала, до которой они и пытались докричаться. — Лучше бы Старлайт отправила сюда отряд "Рассвет". У них есть талант к убеждению.

— Молчи, грусть, — пробормотал в ответ Дефит, укутавшийся, в отличие от легкомысленной подруги, в теплое пальто, и поскреб ручкой мегафона подбородок. Оглянувшись на лениво перекидывающихся случайными репликами в отдалении четверых координаторов, нужных им двоим исключительно для точного наведения портала, он понизил голос и продолжил: — Мы должны выказать дружелюбие, Виктори, а не просто... убедить. Вряд ли на самом деле в Эквестрии кого-то волнует судьба гребаных жуков, но это не повод портить имидж перед соседями.

— Особенно учитывая, что мы и для своих-то теперь соседи, — Виктори в тон ему вздохнула и, поднеся бинокль к глазам, в очередной раз уставилась на незаметное на первый взгляд отверстие в скальной породе. Не разглядев там, как за все последние два часа, ни малейшего шевеления.

Перевертыши действительно там были, в том Дефит был уверен на сто процентов. Деваться им попросту некуда, еще одного перехода в попытке найти место с сохранившимся фоном выжившие жуки не переживут, от великого некогда роя и без того осталась жалкая горстка в несколько сотен особей. Однако если бы они вдруг решились на самоубийственную вылазку в Анмейр в попытке выкрасть Кризалид, дело могло закончиться большими жертвами. Нельзя недооценивать возможность перевертыша замаскироваться под кого угодно, никак нельзя.

Оставить их без присмотра — немыслимо. Но ждать, пока они наконец устанут от голода и холода и сдадутся, вовсе бесполезно. За годы жизни без Королевы, о которой и сам-то Дефит до начала работы на леди Глиммер знал только из наполовину выдуманных детских сказок, жуки возвели тактику партизанской войны, в которой и раньше, как оказалось, были хороши, в ранг искусства. Пытаться переиграть их в терпении — все равно что надеяться перепить дракона. С той разницей, что перепить дракона теоретически можно, пусть и ценой собственных внутренностей и пары десятков лет жизни за один вечер, а вот перетерпеть оборотня не получится даже при самом вольном теоретизировании.

Однако выбить их силой... Переговорщик покачал головой, и Виктори, будто уловив его мысли, поежилась и кивнула в ответ.

— Искра не одобрит, — задумчиво протянула она, вновь клацнув зубами.

— Эквестрия не поймет, — подтвердил Дефит.

Еще минут пять они молча стояли посреди многих и многих километров голых земли и камня, чуть издалека наблюдая за все той же одинокой скалой, таящей в себе вход в импровизированный подземный улей, последнее убежище перевертышей на всем Эквусе. Покосившись на подругу как раз вовремя, чтоб увидеть, как она опять передергивает плечами и пританцовывает, Дефит наконец не выдержал, стащил с себя пальто и с нарочито насупленным лицом накинул его кобыле на спину. Та вжала голову в плечи и с немного виноватой улыбкой произнесла:

— Дефит, слушай, я же сама не оде...

— Я-то холод как-нибудь переживу, — прервал он. — А вот молодая, хрупкая и миловидная единорожка — как пить дать простудится и сляжет. А мне с ней вдвоем после этой дурацкой пародии на переговоры предстоит ехать в Кантерлот.

— В Кантерлот?!

Услышав почти детское изумление в голосе Виктори, Дефит едва подавил желание самодовольно улыбнуться. Никто поначалу не верит, что в Анмейре жить гораздо приятнее, чем даже в самом престижном и дорогом из городом Эквестрии. Никто, однако, и не разочаровывается — все же столица действительно впечатляет, даже если ты там по работе. Возможно, сюрприз стоило попридержать до возвращения в Анмейр, но ничего: сейчас девочке точно не помешает поднять настроение.

— Именно туда, — подтвердил он, демонстрируя самый будничный и деловой тон. — С официальным визитом. Дефит Энеми и Виктори Эллай, представители Анмейра, направятся в Кантерлотский дворец, дабы рассыпаться перед принцем и принцессой Эквестрии в извинениях за происшедшее с Эльвенмейром, теперь уже просто Эльвеном, от имени Первого Ожидающего Искру...

— ...и его ближайшей подруги, — сообщил чей-то глухой и безжизненный голос позади.

Дефиту не нужно было разворачиваться, чтобы узнать, кого он увидит. Подозрительно примолкшая четверка координаторов своим молчанием намекала о личности явившейся куда больше, чем если бы они, как было положено, предупредили Дефита и Виктори о ее прибытии. Тем не менее он развернулся, незаметно потянув Виктори за полу собственного пальто, аккуратно опустился на колено и сказал, старательно глядя пришедшему — вернее, пришедшей, — в район копыт:

— Рад приветствовать вас, миледи.

— Я не миледи, — глядя сквозь Дефита и Виктори, ответила Старлайт Глиммер — седая как лунь, изможденная, выглядящая лет на сто уже четверть века минимум; плотная, теплая темно-синяя мантия висела на ее исхудавшем теле мешком, как на чучеле, топорщась на тех местах, где остро выпирали суставы. К сожалению, лекарство от старости наместник нашел слишком поздно, чтоб сохранить ей помимо жизни еще и молодость. — Я друг и ближайший помощник нашего наместника. Не более того.

Конечно, не более. Всего лишь вторая пони во всем Анмейре, а ввиду хронической занятости самого наместника в последнее время — и вовсе первая. Ровный тон, пустой взгляд, неподвижное лицо.

— Чем обязаны вашему визиту? — с заметным напряжением в голосе спросила Виктори, тоже, судя по звуку, бухнувшаяся на колено. — У нас все без изменений... — закашлявшись, Виктори поправилась: — под контролем, я хотела сказать.

Старлайт, казалось, не заметила оговорки. Все еще глядя в пустоту где-то за переговорщиками, она в мягком сиянии извлекла из-за пазухи какой-то свиток. Развернула, механически кашлянула — так, словно прокашливаться ей вовсе не требовалось, и она просто выполняла ритуал, смысл которого давно забыла... и голос ее, без всякого мегафона, разнесся вдруг над пустошью, по-прежнему ровный и стерильный, но такой громкий, что даже координаторы в отдалении не удержались от вскрика, Дефит зажал уши копытами, а Виктори еще и зажмурилась, словно это могло помочь.

— Власть Анмейра дает перевертышам восемь часов с того момента, как данное заявление будет услышано хотя бы одним из них. За это время они должны покинуть занятую ими территорию и более никогда не являться на земли Эквестрии. В случае неповиновения каждый перевертыш будет уничтожен. Предложение о содействии более неактуально. От имени наместника Анмейра, Первого Ожидающего Искру, Санберста Абисса.

В следующий миг воздух прочертила тонкая полоса, тянущаяся от рога Старлайт к той самой скале. А еще через миг скала исчезла. Там, где она только что стояла, булькала, пузырилась и плевалась ярко-оранжевая лужа.

Дефит постоял немного, глядя на то, что осталось от скалы. Подумал, что сталось с тем, кто находился ровно под ней — а кто-нибудь там наверняка был, перевертыши не могли не оставить часового. Уселся на землю и перевел взгляд на Виктори, стоявшую рядом с приоткрытым ртом.

— Он согласился дать им восемь часов, — ни капли ни изменившимся тоном сказала Старлайт. — Восемь часов с того момента, как он узнал о них, прошли. Я не успела.

Дефит осознал, что она протягивает ему свернутый лист с только что зачитанной новой версией послания, и, ощущая в ноге странную легкость, забрал его. Собрался было убрать в карман, но тут же снова уставился на уже остывающую лужу расплавленного камня.

— Абисс? — зачем-то переспросил он. И верно, эту часть имени наместника он слышал впервые, но мало ли чего он раньше не слышал.

— Абисс, — старая кобыла механическим движением кивнула. И добавила непонятное: — Слишком холодно.

— Угу, — Дефит кивнул в ответ. Протянул переднюю ногу и осторожно погладил за ухом Виктори, теперь трясущуюся уже не от холода. Вернее, не от обычного холода.

Он и сам бы, пожалуй, затрясся, но надо же было оставить кобылке веру в то, что тут есть на кого положиться.

— Леди Глиммер, — сказал он, стараясь не стучать зубами. От холода, но уже не того холода, на котором они вдвоем только что промерзли до костей. — Вы же просили сделать все как можно тише...

— Он узнал о существовании укрытия, — ничуть не более эмоциональным голосом сообщила Старлайт. — И потребовал их уничтожить.

— Но Эквестрия... они же...

Старлайт Глиммер повернулась к нему. И голосом, в котором прорезалось невероятная усталость, объяснила:

— Они пытались оказать сопротивление. Вы были вынуждены сопротивляться. Вы понесли потери.

На слове "потери" она кивнула в сторону совсем уже примолкших четверых координаторов.

Нет, не четверых. Троих. Четвертый лежал на земле изломанной бесформенной грудой плоти и костей.

— И вам лично тоже досталось, — продолжила кобыла.

Несмотря на старость и ее состояние, она все равно была быстрой. И сильной. Особенно когда не ожидаешь удара и не способен хоть как-то к нему подготовиться. Дефит осознал, что произошло, только уже лежа на земле, ощущая в голове неприятный звон, а в челюсти — болезненную тяжесть.

— Вы!..

— Виктори, стой, — Дефит приподнялся с земли, опираясь на колено. Сплюнул кровь, тронул языком расшатанный зуб. — Перевертыши на нас напали. Нам пришлось обороняться. Этот акт агрессии вынудил нас к ответной агрессии.

Виктори замерла. Стрельнула растерянным взглядом на него, потом на уже остывший и потрескавшийся камень.

— Все так и было, — Дефит, поморщившись, встал наконец на ноги. Бросив взгляд на бумаги, отметил, что на одной из страниц расплылось пятно крови. Его собственной крови. Ну да ладно, тем проще будет рассказать, что перевертыши напали первыми. — И никак иначе. Миледи, мы возвращаемся?

— Я не миледи, — повторила Старлайт Глиммер. Взгляд ее выцветших глаз уперся в Дефита, в очередной раз прочувствовавшего этот жуткий холод. — Да, мы возвращаемся. Мне жаль.

Отвернувшись, она направилась к троим оставшимся координаторам, все еще стоявшим и сидевшим так же, как замерли в момент ее прибытия.

Дефит тоскливо вздохнул.

— Ты слышала, Виктори, — сказал он. — Все произошло так, как я только что объяснил. А теперь двигаемся обратно.

---

— Простите, я...

Рант оторвался от чтения древних бумаг, которые ему явно не полагалось читать. Вынырнул из мыслей о возможной связи Санбеста Абисса и Мальстрома Абисса. Тряхнул головой, отбрасывая все размышления, успевшие наполнить его несчастную голову. Мельком глянул на Тривилла — тот все еще увлеченно вчитывался во все новые бумаги. И, наконец, нахмурившись, перевел взгляд, мечущий искры, на Эша, вжавшего голову в плечи.

— Какого хрена ты сюда пришел? — прошептал Рант. — Тебе кто-то разрешал сюда заходить? Только в крайнем случае, чтоб тебя, идиот!

— Простите, капитан, но... — Эш сделал шаг назад и криво улыбнулся, — нам пришло сообщение от Талли. Он, как оказалось, еще в состоянии связаться с нашей сетью, и вовсе нас не предавал...

Рант резко шагнул вперед, заставляя Эша отступить. И еще. И еще. С каждым шагом Эш все сильнее вжимал голову в плечи, да и сам словно сжимался. Пусть Ранта подчиненные еще не боялись, но кое-какую репутацию он имел.

— Мне отлично известно, что он нас не предавал, — со злобой прошипел Рант, едва не брызгая слюной в лицо побледневшему подчиненному. — Так же хорошо, как известно, что он давным-давно поехал крышей и не может возглавлять оперативный отдел. И если в Альвенгарде это понимают не хуже меня, то я обязан был воспользоваться случаем. Теперь до тебя дошло?

Да, Талли Гэйнуотер уже давно и безнадежно потерял рассудок. Это было очевидно каждому под его началом. Но только Рант смог, рискнув собственным положением и куда большим, сделать хоть что-то, чтоб Талли наконец убрали с его поста. Сам Рант отнюдь не желал занять его место, его вполне устроил бы расклад, при котором капитаном стал бы Аргаль или Фернан, но раз уж все сложилось именно так, то кто он, чтобы протестовать?

— Я... понял, — сглотнув, ответил Эш.

— Раз понял, то вали отсюда, и даже не думай...

Рант не успел толком развернуться, как Эш отчаянно вполголоса заговорил, торопливо, глотая слова:

— Талли передал крайне важное сообщение, и передал прямо с эмоциями, так, что ему нельзя не поверить! Аркан предал нас! Он сговорился с Рассветом! Он пообещал им помощь, и именно поэтому задержал Талли! Они спланировали...

На мгновение Рант замер.

Потом его копыто уперлось Эшу в губы, и он сам не сразу осознал, что хрипит, брызгая слюной, ему прямо в лицо:

— Даже не думай никому об этом говорить! Молчи! Вали отсюда немедленно, я сам со всем разберусь! Пошел! Вон! Отсюда!

Сердце стучало так, что с каждым его ударом в глазах темнело. Словно в блокноте с нарисованной постранично сценой Рант видел, как Эш разворачивается и со всех ог бросается в сторону выхода. В один миг он даже почувствовал, что задыхается.

— Рант? — услышал он сквозь звон в ушах голос наместника Тривилла. — Ты же понимаешь, что это значит? Мальстром Абисс... Если бы не упоминание Дейзи о том, что наместник Санберст глядел на нее так, словно мечтал сожрать, я бы даже не додумался...

Значит, и впрямь. Санберст Абисс. Мальстром Абисс. Как-то связанные единороги. Рант читал доклады выживших при встречах с Мальстромом сотрудников ВС, и ему, как и Тривиллу, в глаза бросился заметный эпитет: будто бы Мальстром желал живьем съесть каждого единорога, на которого смотрел. И сейчас полагалось бы думать именно о связи этих двух Абиссов.

Но сейчас Рант должен был думать о том, как не выдать своевольное стремление сместить полоумного Талли с поста главы оперативного отдела.

— Извините, наместник, — его голос почти не срывался. — Я примерно понимаю, о чем вы, но, думаю, нам стоит почитать еще.

Через полчаса — или через мгновение — дверь, ведущая с лестницы в эту библиотеку, хлопнула, и здесь остались только Тривилл и Рант. Последний из которых искренне надеялся, что сможет скрыть свои намерения от наместника. Поскольку в ином случае его ждал бы исход ничуть не лучше того, что получил когда-то всем известный Арис Мордрейн.

31. Раньше

Пассажи из популярной литературы, повествующие о холодных и сырых тюремных камерах, в которых несчастному заключенному остается лишь свернуться покомпактнее и, дрожа, ждать смерти от холода, всегда воспринимаются с изрядной долей сочувствия — в случае, если положительный персонаж книги по недоразумению сам и оказался пленником. Если же в промозглой каморке и, опционально, в цепях и колодках оказался антагонист произведения или хотя бы второстепенный злодей, то авторы редко когда тратят время и чернила на жалостливые описания его страданий, упирая на торжество справедливости. Встречаются и третьи случаи: узником оказался не главный герой книги, но и не соперник его, а вовсе третьестепенный статист — и тогда писатель не живописует его страдания, но и на демонстрацию справедливости его участи время не тратит, независимо от причин, по которым несчастный туда попал; в данном случае целью является демонстрация неких качеств того, кто в этой камере со статистом взаимодействует.

Так или иначе, Кемис, поскольку никогда ранее не надеялся... точнее, именно что надеялся не оказаться в такой ситуации, на место замерзающего и шепотом клянущего своих тюремщиков литературного героя, ему трудно было отнести себя к какой-либо из категорий. Особенно учитывая, что вляпался он в это явно благодаря далеко не простым взаимоотношениям известнейшего дознавателя альвенского Отдела и куда более известного предводителя "Вестников Рассвета", что уже с трудом позволяло отнести себя к статистам. Тем более что после начала стажировки в ДКП, еще в Соуте, он почему-то несколько разлюбил литературу, в которой протагонисты, особенно способные вызвать у читателя сопереживание, умудрялись оказаться за решеткой. Недолгий же, но богатый опыт работы на Фила и вовсе выбил из него желание интересоваться книгами такого рода, вбив на его место стремлением регулярно напоминать себе о том, что совершенно невиновных пони, а тем более не-пони, не существует.

И независимо от того, какую роль он исполнял на данный момент, думал он пока что, покрепче заворачиваясь в натянутый поверх своего второй комбинезон, скорее о том, что кем бы несчастный в камере ни был, на самом деле ему всегда холодно, будь он хоть положительнее плюса, хоть отрицательнее минуса, хоть статичнее нуля. Особенно после такого внезапного и резкого похолодания, несмотря даже на то, что камеры вообще-то отапливались, пусть и не идеально.

Однако самому Кемису по некоторым причинам сейчас было чуть менее холодно, чем могло бы быть.

— Кемис, от холода хорошо спасает физическая нагрузка, — заметил... заметила Сторм, которая, дыша так безмятежно и ровно, будто лежала на мягкой перине, уже пятнадцатую минуту без перерыва отжималась, вытянув задние ноги и опираясь вместо передних на крылья. — Я же вижу, ты трясешься так, что вот-вот язык себе откусишь. Давай, присоединяйся!

Не меняясь в лице, она подняла одно крыло, опираясь теперь лишь на второе, и призывно им махнула. В результате зацепив торчащим пером и окончательно смахнув на пол и без того уже почти сползший со спины комбинезон. Что ее, естественно, ни капли не смутило, а вот Кемиса заставило опять вспыхнуть и резко крутануться на заднице, повернувшись к стене всем телом. В этот раз даже не пробормотав, что и без того не замерзнет.

Диз подери, их обоих чуть не убили. Они сидят в этой камере без возможности выйти, и неизвестно, проведут ли следующею ревизию камер до того момента, как они загнутся от голода. Неизвестно, вернется ли Фил — а если даже и вернется, то после воплощения его плана, в чем бы он ни заключался, ему ничего не помешает, улыбаясь в лицо Арису, сообщить, что их договоренность об отсутствии убийств более ничего не значит. Да пусть даже он честно поблагодарит их, отпустит и уйдет — из Департамента за такую халатность могут выгнать пинком под зад, и это в лучшем случае!

И, несмотря на все вышеперечисленное, все, что волнует Кемиса — это стыд при мысли о том, что Сторм заметит слишком очевидный, пусть даже и весьма неожиданный для него самого, отклик его организма на ее вид?

Кемис с едва слышным стоном уперся лбом в стену. Радуясь тому, что, даже если Сторм опять его позовет и придется оборачиваться, при его цвете шерсти идиотский эффект с заметным даже сквозь нее покраснением всегда почти отсутствовал.

Он же готов был согласиться с мнением Фила насчет "шкафа", насчет странных вкусов некоего Винда. Лицо Сторм, которой на вид ну никак нельзя было дать сорок, совсем не сочеталось с массивным, нетипично для пегаса мускулистым телом. Вряд ли многие жеребцы могут заглядываться на нечто настолько... дисгармоничное.

И проблема была в том, что Кемис замечал в себе вовсе не противную ему самому чисто физиологическую реакцию. Он отметил, что с этой реакцией, впервые, кажется, в его жизни возникшей при виде кобылы, вполне сознательно полностью согласен. Что, если честно, отчасти шокировало даже больше, чем события, случившиеся несколько часов назад. Ведь со стороны Фила его недавние поступки были более чем типичными. Даже если бы не так давно отданный Арканом приказ его убить, о котором Фил, несомненно, узнал очень быстро, с него бы сталось устроить нечто подобное по личным причинам.

А вот для Кемиса откровенный стояк на, как выяснилось, особу женского пола, причем сопровождаемый невольными мыслями о том, что произойдет, если Сторм это все-таки заметит, мыслями, вызывающими невольный, но весьма приятный холодок в животе их вряд ли реалистичным продолжением...

— Кемис, поверь, ты еще пожалеешь об этом! — с наигранной суровостью в голосе воскликнула позади дознаватель Сторм. — Когда мы отсюда выйдем, я вернусь к работе, как ни в чем ни бывало, зато ты явно сляжешь с простудой! И если ты думаешь, что я буду таскать в вашу общагу фрукты и лично мерять тебе температуру... — короткая пауза — Сторм, кажется, даже отжиматься перестала, — то ты полностью прав, но болеть от этого ничуть не лучше.

"Таскать фрукты? В общагу? В мою личную комнату, очевидно? Пусть там почти негде развернуться и кровать уже некуда, но если проявить некоторую гибкость..."

Поймав себя на том, что он под спонтанно воспроизводящиеся в голове сцены с идиотской улыбкой на морде свесил язык, практик буквально почувствовал, как его лицо заливает горячая краска. Казалось, что даже если под шерстью этого не видно, его все равно выдает поднимающийся от головы дымок. Или пар от закипевших мозгов. Первое — по причине того, что от температуры его лица, по ощущениям, шерсть давно уже должна была начать тлеть. Второе же из-за полнейшего непонимания, какого диза это происходит или хотя бы почему ему от этого так стыдно. И замешательства, пожалуй, было даже больше, чем стыда.

Так что когда на плечо ему опустилось хоть и тяжелое, но прикоснувшееся на удивление ласково копыто, он сперва вздрогнул и обернулся. И только потом осознал что прикасаться к нему в этой камере некому, кроме Сторм, и что он выпученными глазами рассматривает ее полностью обнаженное тело, на которое она так и не удосужилась снова накинуть комбинезон. Впрочем, увидев ее сочувственную улыбку и взгляд, исполненный искреннего беспокойства, он так и не смог найти в себе сил отвернуться, и просто тяжело выпустил воздух сквозь зубы и крепко зажмурился.

— Кемис, — даже сквозь звон в ушах Кемис расслышал в голосе дознавателя укор, — я не кусаюсь. И вовсе не собираюсь бить тебя по лицу за то, что ты на меня посмотрел, мне это скорее исключительно приятно. Тебе же не пятнадцать лет и ты не впервые в одно комнате с голой кобылой?

Кажется, у нее ушла примерно секунда на то, чтобы осознать собственную последнюю фразу и мысленно пролистать личное дело практика Аффара, потому что почти сразу она сама несколько смущенно хмыкнула и отвела взгляд в сторону.

В отличие от Кемиса, который, напротив, как раз распахнул глаза.

— Именно что в первый, — сказал он. Снова крутанувшись всем телом на сто восемьдесят градусов, он, как сидел, оперся спиной о стену. Раз уж об этом зашла речь, то пусть даже Сторм видит, как он едва не горит со стыда, все равно по голосу это будет слышно. А не обсуждать это теперь — слишком уж странно. — И раньше я не предполагал, что буду так реагировать.

Сторм немного криво ухмыльнулась и в свою очередь перевела взгляд обратно. Видимо, отвечая откровенностью на откровенность.

— А я впервые с нашей последней ночи с Виндом оказываюсь голой в одной комнате с абсолютно любым жеребцом. И, если честно, поначалу, когда до меня дошло, насколько это удачный шанс, меня оч-чень раздосадовала проблема с ориентацией, о которой твое досье говорит прямее некуда. А потом я заметила, что твоя реакция не совсем соотносится с этой проблемой. Не похожа на обычное стеснение, я хочу сказать.

Сторм красноречиво стрельнула глазами куда-то вниз. Сам же Кемис смотреть туда не стал. Ему настолько часто говорили, что любой комбинезон даже подходящего размера следует сперва распороть и нашить побольше в определенном месте, прежде чем выдавать Кемису, что он и без того прекрасно представлял, что там можно увидеть.

Хотя все еще не понимал, почему.

— Ну и вот, — истолковав его молчание как приглашение продолжить, дознаватель наморщилась, будто копаясь в памяти, — мне пришла в голову мысль. Иногда со мной случаются такие чудеса, иначе кто б меня пустил сюда работать... Так вот, друг мой Кемис, кто был твоим первым парнем?

Вот такого практик услышать точно не ожидал, так что перед тем, как ответить, ему пришлось прокашливаться едва не с полминуты. Впрочем, Сторм терпеливо ожидала ответа.

— Ва... тебе прекрасно известно, кто, — просипел он наконец, все еще тяжело дыша. — Следователь Уэйд.

По лицу Сторм вновь расползлась улыбка. Немного грустная и намного, намного более обвиняющая, которой можно было бы ожидать скорее от Фила.

Хотя, возможно, обвинение это он увидел сам. Поскольку осознал, о чем ему сейчас напомнят.

— Ответ неверный, практик Аффар, — сказала дознаватель. — Вы никак не могли завести первые отношения лишь в семнадцать, ранее, в четырнадцать, разругавшись с семьей из-за того, что им стала известна ваша ориентация. Ты же не хочешь сказать, что сам все рассказал?

— Дей Лиман аб-со-лют-но не был моим парнем, — заявил Кемис, надеясь, что его голос звучит ровно. — У нас с ним были слегка приятельские отношения до того, как Уэйд не обнаружил, что он торгует наркотой. Всего лишь приятельские, не более. Остальное моя семья выдумала.

— Дей Лиман... — Сторм опять поморщилась. — Да, у вас на юге такая странная манера записей имен... Будто в соседней с Эквестрией стране, а не всего лишь в дальнем регионе. В тех докладах, что мне попались, он был упомянут как Дейли Мун. Впрочем, там и ты был не Кемисом Аффаром, Кэм Саффер, — она снова улыбнулась было, но тут же посерьезнела. — Я отлично знаю, что у вас были далеко не только приятельские отношения. А еще знаю, с чего они начались.

В ушах у Кемиса звенело все сильнее. В висках колотилась кровь. Лишь почувствовав боль в зубах, он осознал, что сжимает челюсти так, что они едва не трескаются.

— Я тоже знаю, с чего, — выдавил он. — И, уверяю, это произошло целиком и полностью по моему согласию. Я сам отлично понимал, что все, что сказал мне Дей, было... что... все...

Через мгновение он почувствовал, как его лицо прижимают обоими крыльями к груди. Услышал сквозь ребра, что сердце Сторм бьется куда реже, чем его, спокойно и размеренно. И тогда позволил себе расцепить зубы.

— Я не собираюсь тебя упрекать, — прошелестела сверху Сторм. — У тебя все началось еще с детства. Как у многих в вашем Соуте. Городке слишком традиционном. Ты был уверен: родители правы в том, что верить следует тем, кто старше, опытнее, выше тебя по статусу. И потому далее ты был уверен, что прав Дейли, когда он, будучи старше тебя на три года, убедил тебя в том, что тебя не интересуют девушки — пусть он сделал это лишь потому, что ему уже тогда нравились мальчики помладше. Потом ты был уверен, что прав Уэйд, который сказал, что Дейли — отвратительный преступник и ты должен его арестовать — пусть и он сделал это для того, чтоб Дейли не мешал ему... в отношении тебя. Через некоторое время тебе встретился Фил, которому ты тоже захотел поверить — ведь его убеждения, как тебе показалось, отлично сходились с идеями, что тебе вбивали абсолютно все в Соуте. Потом, вероятно, ты смог поверить Шиверс, это было так легко, но теперь все происходило слишком быстро, Фил напугал тебя, и ты все же бежал...

Кемис чувствовал, что звон в ушах постепенно утихает, ощущение, будто сердце вот-вот прорвет насквозь грудную клетку, уходит. Все, что он только что услышал, то, что сам очень часто говорил себе, а после ругал себя же последними словами за попытку думать своей головой при наличии куда более умных пони, которые знают лучше... Все это должно было его ошеломить.

Но ведь он и сам все это понимал. Не хотел лишь принимать. Считая это собственными фантазиями, поскольку окружающие всегда знали все лучше.

Да, родители тщательно и планомерно пилили его. Отец — с искренним отвращением. Мать же, поглядывая на мужа искоса, так долго и старательно кричала каждый раз, стоило Кемису просто напомнить о своем существовании, что сама со временем поверила в собственное к нему презрение еще более яростно. Тяжело ей было расти дочерью двух разных видов пони в Соуте. Так тяжело, что она предпочла об этом забыть.

— Проклятый подонок! Выродок! Чего тебе стоило получить крылья, как всем нормальным детям?! Ты назло, назло нам родился без них, чтоб нас все ненавидели! Урод! Тебе никогда не стать нормальным!

И раз он уже верил, что он ненормальный с ног до головы, то легко было поверить и в то, что он ненормален и в том самом вопросе. Тогда вера в это началась с Дэя. Он был слишком убедителен. И ему было шестнадцать, а Кемису всего тринадцать, и к тому же Дэй точно знал, что и как сказать и сделать, чтоб доказать свою правоту.

— Я видел твой взгляд, парень. Ты же сам прекрасно все понимаешь... Ладно тебе, тш-ш-ш, я совсем слегка. Просто он, знаешь ли, такой... внушительный, так и просится в копыта... и не только в копыта... М-м-м? Не бойся ты, никто не услышит. Тебе понравится, гарантирую. Ты и сам знаешь, что по девочкам у тебя ничего не...

Но потом Кемис попался Уэйду — абсолютно случайно, когда Дэй умудрился убедить его пойти стажироваться в Отдел, на деле желая отвязаться от слишком уж выросшего "жеребчика". Уэйд, для которого встреча каждого нового кандидата была обязанностью директора, тоже быстро понял, на какую точку надо надавить, чтоб подтвердить все убеждения семнадцатилетнего Аффара. И одновременно убрать конкурента.

— Да, ты все сделал правильно. Настолько правильно, что я намерен допустить тебя к внеурочным вступительным экзаменам, Кемис. Твоя трогательная и детская преданность Лиману, к счастью, не помешает, поскольку именно ты помог его сдать. Удивлен, что настолько симпатичный юноша смог оказаться еще и сообразительным, но, поверь, так даже лучше. И нашему Отделу, и... буду откровенен — мне. Я ценю в молодых пони не только внешность, но и острый ум, а также...

А потом — Альвенгард, Фил, Аркан. Визл.

Сторм. Которая, как он однозначно понял, не пыталась его в чем-то убеждать и, наконец, подтвердила, что он может быть хоть в чем-то прав. Не пытаясь, даже зная все его прошлое, играть с его легковерностью и изначальным презрением к себе, как все остальные.

И, похоже, теперь лишила возможности пользоваться этими крайне удобными качествами также и всех остальных.

— И если сейчас ты мне не поверишь, — шепнула Сторм, — если захочешь сам узнать, так ли это... Нет, я не буду говорить тебе, что правильно, а что нет. И подсказок не дам. Просто...

Кемис оторвался от груди Сторм, с сожалением осознав, что тихий, успокаивающий ритм ее сердцебиения ему тоже нравился. Поднял взгляд, уставившись дознавателю вв лицо, встревоженное, но все еще доброжелательное.

— Что ты сделаешь, если на первом же сеансе психотерапии тебе объяснят, что все твои убеждения не являются твоими? — спросил он.

Кобыла кашлянула:

— Кемис, я же...

— Это риторический вопрос, дознаватель, — продолжил Кемис. — Но я отвечу. Если собственных убеждений у тебя пока еще нет или ты просто не можешь их рассмотреть, ты можете последовать хотя бы стремлениям, которые точно являются твоими, а не навязанными снаружи. Спасибо, Сторм. Ты не представляешь, как сильно мне помогла.

"И как прекрасно я теперь понимаю, что каждый подонок в гребаном Департаменте просто меня использовал. От Аркана, знавшего, как меня убедить, и до Стрикера, просто сделавшего то же самое наугад. И даже Шиверс, в конце концов".

Сторм приоткрыла было рот, чтоб с довольной улыбкой сообщить что-нибудь вроде "вот, а дальше сам" или еще какую-нибудь банальность, но Кемис, поднявшись и сделав шаг вперед, аккуратно прихватил ее правой передней ногой за шею. Краем глаза удовлетворенно отмечая ее ошарашенный взгляд, другой передней ногой он подбил уже ее ногу, заставив слегка пошатнуться, и потянул на себя. Сторм, с ошарашенным видом распахнув глаза, полувыдохнула-полувскрикнула и начала-таки заваливаться вбок. Благо такой подставы дознаватель никак ожидать не могла, и рефлексы, которые вполне могли ее заставить распознать произошедшее как нападение и врезать копытом, отключились явно инстинктивно.

"Теперь я наконец могу совершенно честно, не убеждая себя в обратном, сказать, что я ненавижу этот Отдел. Да что там Отдел, весь ДКП всей Эквестрии. Если бы мне изначально повезло наткнуться на диссидента, а не на честного жителя Эквестрии, то я точно так же верил бы в то, что он втер мне".

Может, она и была куда более массивной, чем обычные пегасы, это совершенно не помешало Кемису аккуратно принять часть ее веса на ту же правую переднюю ногу и осторожно опустить на пол. С некоторым раскаянием он осознал, что забыл даже постелить комбинезон, и тут же отмахнулся от этого раскаяния — сейчас ему было совсем не до него. Склонившись совсем близко к лицу Сторм, наблюдая ее шокированный взгляд, улыбнулся. Немного криво.

И, только она опять открыла рот, желая уж точно произнести что-нибудь совершенно лишнее, вроде "практик, что ты творишь", Кемис очень аккуратно и сдержанно — если учитывать, сколько он до этого терпел — прикрыл ее губы своими. Не закрывая глаз, чтоб видеть, как ее собственные глаза сперва становятся совсем уж квадратными — а потом из них уходит всякое удивление, оставляя лишь облегчение. И еще кое-что. Примерно то же, что сейчас чувствовал и он.

"Но если даже у тебя есть повод работать здесь, то кто я, чтобы распространять собственные обиды на всех вокруг? Ведь и в Департаменте есть место далеко не самым худшим пони, правда, Сторм?"

Отодвинувшись от ее губ, практик снова улыбнулся. Она ухмыльнулась в ответ и потянулась передней ногой к застежке его комбинезона, видимо, окончательно осознав, что они сейчас будут делать. Кемис аккуратно переступил через лежащую на полу Сторм двумя ногами, встав ровно над ней — чтоб ей было удобнее достать ногой до застежки. И чтоб ему впоследствии было удобнее достать именно куда надо, учитывая отсутствие правильного опыта.

— ...однако, — только и сказала Сторм, дотянувшись до "молнии". — Если твои истинные стремления всегда такие, я боюсь пре...

Прямо сейчас Кемис менее всего хотел думать о любых других своих истинных стремлениях, кроме единственного, во всех смыслах рвавшегося наружу. И отнюдь не хотел вспоминать одно из стремлений, которое никем было ему не навязано, то самое, когда он решил бросить Шиверс и сбежать. Так что, заслышав звук застежки-молнии и почувствовав, что комбинезон уже не жмет ему в самом неудобном месте, он снова наклонил голову к Сторм.

В этот раз в поцелуе сдержанности не было. Ни с его стороны, ни с ее. Так что он выкинул из головы все мысли о Визл и сосредоточился на процессе.

---

Было очень странно чувствовать сожаление за то, что не чувствуешь ни капли сожаления.

Флай, опершись на дверной косяк, почему-то ощущая странное нежелание заходить внутрь, рассматривала ту самую полутемную палату, из которой недавно сбежала. Ничего не изменилось. Та же аккуратно застеленная простыней кровать. Тот же столик, на котором лежал пустой ингалятор. Тот же теперь тоже пустой второй ингалятор, валявшийся на полу, чудом не разбившийся при падении.

И лежавший на боку, с безжизненно свесившимся изо рта языком, засохшей пеной в уголках рта и остекленевшими глазами, наполовину покрытый хитином оборотень. Вероятно, его тело, осознавая, что умирает, все же пыталось перекинуться инстинктивно, но завершить этот процесс так и не смогло.

Задняя часть его тела была закована в черный панцирь с неуловимым зеленым отливом, точно такой же, какой был на Твисте и на тех двух оборотнях. Передняя по-прежнему представляла собой грудь, передние ноги и голову очень тепло одетой молодой кобылки с торчащими зубами. На лице ее сохранилось недоуменное, но совсем не испуганное выражение. И Флай могла бы утешить себя тем, что пусть это существо и умерло, оно не чувствовало боли.

Могла бы утешить, если бы это было необходимо. Но она со все возрастающей досадой искала в себе хоть какие-то признаки раскаяния, которые, несомненно, должны были сопровождать любую попытку убийства разумного существа, тем более успешную — и не находила. Находила она только облегчение от того, что эта проблема точно решена, и недоумение из-за отсутствия хотя бы капли стыда.

Еще она находила холод.

Холод уже намного менее жестокий, чем был, когда она, едва услышав возглас Твиста, немедленно развернулась и галопом, забыв даже о боли в ноге, бросилась вслед за теми двумя к выходу. Не такой, что заставил ее при первой же возможности оправдать свой страх и бежать. Но все еще окутывавший душу морозным туманом.

И отчасти, как она помнила, он был ей знаком. У нее ушло много времени, чтоб задавить его, в конце концов о нем забыла даже Визл. Однако единственная встреча с источником того холода вернула все назад. Много лет она потратила, чтоб вытравить этот холод из головы. Помогало то, что он исходил только от второй ее части, сама же Флай ощущала его влияние лишь отчасти — и могла противиться.

Но она хорошо помнила, как Визл относилась к другим пони и не-пони раньше. До того, как холод ослаб. До того, как она впервые встретилась с Твистом. И когда мать не так давно сообщила о том, что на самом деле случилось с Ховером Шиверсом, это вызвало у нее острое чувство узнавания. Пробежавшееся холодком по позвоночнику и покрывшее всю ее кожу мурашками.

Поначалу ей удавалось притворяться. Потом она научилась быть нормальной и даже научила тому же Визл.

Однако где-то внутри нее всегда сидело это. Безразличие, так легко готовое перейти в ненависть. То, что она смогла, казалось бы, уничтожить, тем сделав Визл настолько слабой, что она не выдержала заключения в камере Департамента. Она этого не хотела, но теперь понимала, насколько зависимой была Визл от этого холода. Ведь если у пони, целиком состоящего из ледяной злобы, из эгоизма, из собственных желаний без капли мыслей о близких, отобрать все это, дав взамен слабые тени чужих эмоций — что от него останется?

Но теперь холод вернулся. И не только он.

Шиверс не стала подходить к телу оборотня, чтоб убедиться, мертв ли он. Беззвучно прикрыв дверь, она помотала головой, раздумывая, куда бы двинуться дальше.

— К выходу, — прошипела Визл, оскалясь и прищурившись. Настолько же живая, будто никуда и не исчезала, и одновременно настолько же мертвая, как раньше. — Здесь может быть опасно. Я валю отсюда.

— К Твисту, — сказала Флай, проведя языком по зубам и остро ощутив зуд и жжение в месте тех десен, где не так давно Сторм вышиб ей зубы, нарощенные и заточенные под клыки. — Я надеюсь, что он жив.

Шиверс повернулись раньше, чем осознали, что именно услышала. Какой-то тихий не то вздох, не то смешок в другом конце коридора. Визл, вновь оскалив клыки, уже наполовину выкрутившиеся из десен на месте выбитых зубов, всмотрелась в пустоту чисто-белого, ярко освещенного коридора.

Никого, как она и ожидала. И если даже на краю поля зрения перед поворотом мелькнул чей-то силуэт — это исключительно от нервов. Как и услышанный смешок. Хлопка двери в палату или из коридора она не слышала, а спрятаться в один миг, прямо на свету, никто бы не смог.

Это мог быть разве что единорог. Но даже единороги, использовавшие свой странный способ перемещаться туда-сюда, оставляли за собой яркую вспышку, иногда такую яркую, что она слепила глаза — это Шиверс запомнила еще с последней ночи в Норе. Сейчас же никакой вспышки она не уловила, несмотря на то, что развернулась мгновенно.

И вправду никого нет. Это просто страх. Страх мешает жить нормально. Страх мешает воспринимать реальность. От страха нужно избавиться, а для этого нужно, чтоб исчезло нечто, вызывающее страх. То есть все это место.

— Валим, я сказала, — шикнула Визл. Уже в свою очередь с удовольствием проводя языком по успевшим окончательно выдвинуться клыкам.

— Я должна проверить Твиста, — возразила Флай. Оттяну в сторону одну прядь гривы и наблюдая, как она постепенно приобретает темно-синий цвет. Тот самый, в который она раньше красилась ради Визл. Тот самый, которого Визл когда-то давно лишилась, настолько давно, что Флай уже успела убедить себя, что это были ее фантазии.

— Я не собираюсь тратить время на споры с самой собой, — устало произнесла Шиверс. — Твист — не идиот. К тому же там были Керн и Дейзи, которые вряд ли дали бы просто так его убить. Если я сама погибну, он этому вряд ли обрадуется. Пора идти отсюда, что бы я об этом ни думала.

И верно, пора наконец идти. Все остальное лишено смысла. Не тратя более времени, она захромала к выходу, держа на весу сломанную ногу, в которую при каждом случайном движении словно впивались клещи, дробящие кости. Не оборачиваясь и выкинув из головы любые мысли о том, что ей стоило бы вернуться хотя бы чтобы удостовериться, что Твист жив.

Точнее, почти любые. Визл более не думала об этом. Но вот Флай, увы, все еще не могла удержаться от размышлений о том, почему она поступает именно так. О том, как странно чувствовать стыд за отсутствие стыда. Первый раз, стоя над трупом оборотня, она еще пыталась предположить, что это связано не со вновь вернувшимся в ее разум холодом, а только лишь с шоком. Однако теперь, после того, как она так легко изменила мнение, решившись просто сбежать, стало ясно, что дело совсем не в шоке.

Убедить себя в том, что Твист жив и за него не стоит беспокоиться, было так легко. Как будто не было тех недавних дней, когда она, не слушая чужих возражений, помчалась вытаскивать его из Отдела. Как будто она наконец смогла поверить в то, что он намного разумнее нее и куда более склонен к выживанию в любой ситуации.

К сожалению, Флай понимала, с чем на самом деле связана эта легкость.

На самом деле ей стало наплевать. Не настолько наплевать, что она не обрадовалась бы, окажись он жив. Но ровно настолько, что сейчас для того, чтобы наконец уговорить себя забыть о проверке и сбежать, ей достаточно всего лишь строгим голосом сказать, что с ним все в порядке и будет в порядке. И окажись это действительно так, ей будет приятно. Если же нет...

"Нет, — подумала она. — Я почувствую боль. Я почувствую злость. Я вспомню, что он был моим другом. Я не смогу не вспомнить. Я все еще та же, какой и была, и Визл тоже. Сейчас отсюда действительно надо уходить, это очевидно. Ведь Твист и вправду огорчится, если я попрусь его спасать и пострадаю. Я просто..."

Почувствовав странный укол в правом крыле, она резко развернула его и в недоумении обернулась. На первый взгляд все было в порядке, в крыло ничего не втыкалось, из него не шла кровь.

Просто от нервов?

Шиверс встряхнула крылом. Одно из маховых перьев, вылетев из него, плавно кружась, опустилось на пол. За ним последовало второе. И третье.

Под ними просвечивало нечто, не совсем похожее на обычное пегасье крыло, лишенное перьев.

"Что ж, Визл может быть счастлива, — подумала Флай. — Да и я могу за нее порадоваться. Я же тоже хотела того, чего и она, пусть и в меньшей степени..."

Визл Шиверс, осознав, что до сих пор почему-то смотрит на собственное крыло, нетерпеливо мотнула головой и двинулась дальше к выходу. Оставляя за собой след из кружащихся и плавно слетающих вниз серых перьев. Которые, уже неподвижно лежавшие на полу, так медленно, что Визл не обратила внимания, постепенно желтели от краев к середине.

"Но, наверное, ей будет намного приятнее, если за нее порадуется кто-нибудь посторонний... — теперь и думать Флай стало немного трудно. — Например, Керн. Или Дейзи. Или, тем более, Твист. Их одобрение будет для нее важным".

Она обещала убить подонка Фила. Он оскорбил ее. Он унизил ее. Он разозлил ее! Он... сделал еще что-то. Менее важное. Но это тоже был повод его убить, точно. По крайней мере, она точно помнила, что в тот миг, когда она поклялась его прикончить, у нее была крайне веская причина. Так, что же он там болтал... Флай... Шарп... Визл... Ховер...

Ховер?

Да, Фил же его убил. Наверное, это и было изначальной причиной. Хотя и не очень понятно, почему... Кажется, ее приучили любить хоть кого-то, чтоб сделать ее "нормальной". В этом и было дело? Так или иначе, сейчас это не имеет особого значения. Но разобраться с Филом все равно надо.

С шипением смахнув откуда-то взявшиеся на глазах слезы, Визл похромала по лестнице вверх. Даже не задумываясь об одобрении Твиста. И тем более — Дейзи или Керна.

На них ей сейчас было по большей части наплевать.

---

— Боги, а разговоров-то было, — проворчал Керн.

Прямо сейчас он пытался аккуратно приладить те самые очки, что вытащил из комнаты Брайта, поверх спешно наложенной на глаз повязки. Вряд ли они будут полноценно работать при отсутствии бинокулярного зрения, но это лучше, чем совсем ничего. По крайней мере, вектор направления заклятий он точно будет видеть, пусть сами их зримые проявления останутся недоступными.

При нынешнем раскладе ему казалось, что лучше уж точно оставаться во всеоружии. И не терять бдительность, как он недавно уже сделал, расплатившись за это глазом. Тот дизов холод слишком уж его напугал...

— Не смешно, — огрызнулась Дейзи. Пальцами одной лапы она нервно перебирала и потирала их друг от друга — они после щелчка для перемещения почему-то едва не сломались. — Я уже говорила, что не могу навестись нормально, а уж с этим бардаком на фоне даже просто утащить всех подальше было наилучшей идеей!

— Я все понимаю, но на кой хрен ты взяла с собой его? — Керн обвиняющим жестом ткнул лапой в сторону Коди. Тот уже успел вновь обрасти хитином, но даже по рыжим фасеточным глазам почему-то создавалось впечатление, будто он недавно плакал.

— Потому что этого явно хотел бы Твист, и этой причины достаточно, — и Дейзи поудобнее перехватила хвост Коди другой лапой, не отпуская его достаточно надолго, чтоб он успел рвануться обратно по коридору.

Впрочем, в последние несколько минут после того, как магия Дейзи наконец включилась и они переместились, он уже не порывался куда-то бежать, а брел рядом с остальными, наклонив голову и издавая какие-то слегка шипящие звуки. Пожалуй, если бы Керн готов был поверить, что оборотни — не категорически злобные твари, мечтающие лишь высосать всех вокруг, он бы решил, что Коди... всхлипывает.

— А еще Твист хотел, чтоб мы спаслись, — Керн наконец установил очки в подходящую позицию, не давая им давить на раненую глазницу, и обратил иронический взгляд последнего оставшегося глаза на Дейзи. — И вряд ли хотел, чтоб мы оказались в совершенно неизвестных катакомбах!

Керн кривил душой. Катакомбы эти были ему не то чтобы совсем неизвестными — об их существовании он знал. Смутно знакомый черный камень, которым были покрыты стены и потолок жутко однообразных черных коридоров — удивляющий не только отсутствием каких-либо признаков сырости или плесени, но еще и тем, что казался странно прохладным на ощупь, несмотря на то, что в коридорах в целом было тепло, — помогли убедиться в том, что это именно за подземелья. Но вот четкой схемой местных ходов, и без того длинных и странно извилистых, уж точно не располагал, так что о выходах не поверхность не имел ни малейшего понятия. Хорошо еще было, что здесь, несмотря ни на что, сохранился свет, пусть даже светильники выглядят незнакомыми и слишком уж тусклыми.

— Я решительно протестую! — возмущенно взвилась Дейзи. Взвилась в прямом смысле, при этом забыв, что по-прежнему сжимает в лапе хвост Коди, и едва не подняв его в воздух — но быстро опомнилась. — Я в состоянии найти выход из этих катакомб, если мы окажемся хотя бы в полукилометре от него!

— А переместить нас, значит, не можешь, — уточнил Керн. Прекрасно зная, каким будет ответ.

Немедленно притихшая Дейзи отвела взгляд и буркнула едва слышно:

— Что-то перекрывает путь перехода прямо на поверхность. И даже сквозь стены.

Итак, Керн был прав, и его это совершенно не удивило. Все-таки этот странный материал, которым были покрыты стены, он узнал без труда. И подземелья это явно те самые.

— Очевидно, перекрывает, Дейзи, — подал вдруг голос Коди. Пусть голос странно хриплый, тихий и почти не шипящий, но заговорил все-таки! — Взглянув на потолок и стены, вы поймете, в чем дело. Ваша магия не способна пробить барьер. Однако внутри коридоров она по-прежнему пригодна, что, пусть странно, удобно для нас. Иначе мы остались бы даже без света.

Дейзи навострила уши. Коди, будто не замечая, продолжал чуть окрепшим голосом:

— Эти убежища построены давным-давно, почти что сразу после возникновения Анмара. Жители Альвенгарда боялись начала войны и выстроили защищенные от магии убежища — однако при постройке пользовались магическими технологиями, предоставленными им эквестрийскими единорогами. По счастью, войны не случилось, и по сей день наши государства находятся скорее в нейтралитете...

— Это восхитительно, — заявил Керн, едва не плюясь сарказмом. — Всю жизнь мечтал посмотреть на достопримечательность, из которой не смогу выбраться даже стараниями мага. Теоретически тут есть выход к подземке, к станции "Проспект Альвен", но когда еще мы до нее дойдем, учитывая, что после твоей телепортации я даже в пространстве сориентироваться не в состоянии?

— Прекрати уже! — рыкнула Дейзи, наконец разозлившись. — Я вас отсюда выведу! Этого хотел Твист, а значит, я это сделаю!

— Да, я, естественно, верю, что тебе не наплевать на Твиста, — хмыкнул Керн, даже не оборачиваясь. — Чем чаще ты это повторяешь, тем больше я в это верю. Это же так работает, верно, Дискорд?

Еще несколько шагов он прошел с самодовольной ухмылкой на лице и все еще не думая обернуться. Потом осознал, что шаги коди позади, кажется, затихли, и слегка замедлился. И только после наконец обернулся.

Чтоб увидеть, как Дейзи, демонстрируя ему его же собственную ироничную улыбку, сказала голосом совершенно спокойным, со странными, еще более непохожими на нее интонациями:

— О, ясное дело, мне должно быть наплевать. Те пони, которых я искренне мог бы назвать друзьями, много веков как мертвы, что стало мне известно буквально несколько дней назад, сразу после того, как меня беспардонно разбудили. Та, кого я принял за своего единственного настоящего друга, оказалась совсем другой — казалось бы, вот она, протяни лапу и дотронься, но нет, это не она. И все, что я имею — чужую память о чужой дружбе с Твистом, которую я с трудом отделяю от памяти собственной. Очевидно, мне следует игнорировать существование Твиста и наслаждаться жизнью в одиночестве, от которой Я по личному времени только-только отвык! Ты совершенно прав!

Керн все еще не мог сказать, что ему на самом деле стыдно. Но некоторую неловкость теперь почувствовал. Несмотря на то, что он прекрасно понимал, кто перед ним на самом деле находится. Точнее, именно потому, ведь раньше ему и в голову не приходило, что это существо способно на такие чувства.

И пусть даже сейчас оно гарантированно всего лишь морочит ему голову — да, именно это почти наверняка и происходит, — то морочит настолько качественно, что нельзя не почувствовать вину.

— Так или иначе, у меня все равно нет выбора! — бодро воскликнула Дейзи. Пальцы ее свободной лапы судорожно сжались в кулак. — С Твистом мы больше не увидимся! Так что, будь добр, дай мне выполнить его последнее пожелание, хорошо?

От слов "последнее пожелание" Керна по коже продрал мороз.

Не так давно он узнал, что Твист в Департаменте, и был уверен, что тот оттуда выберется. Он вообще всю дорогу считал, что за Твиста волноваться незачем. Но это не значило, что Керн не успел к нему привязаться. Как бы грифон себя ни обманывал, все же его удерживала в Норе не только вежливая благодарность за спасение и нелюбовь к смене обстановки: так или иначе, к пони, с которым рядом провел столько времени и который при этом умудряется включать свое обаяние при общении с абсолютно каждым существом рядом, сложно не проникнуться дружескими чувствами. Просто Керн верил, что Твист способен выпутаться из любой передряги.

И почему-то то, как Дейзи сказала "последняя", заставило его засомневаться.

— Зачем же сразу "последнее"? — голос отчего-то дрогнул. — Гарантирую, мы с ним еще встретимся. Не в первый раз за его жизнь боятся, так что...

— Ты видел, кто там был? — перебила Дейзи.

Керн сглотнул. Да, он видел, еще как видел.

— Карнейдж, — ни с того ни с сего осипшим голосом ответил он. — Хотя он должен быть...

— Так вот кто такой Карнейдж... — Дейзи закрыла глаза. — И как же он, по-твоему, выглядел?

Этот вопрос Керну не понравился. Он почему-то вспомнил, как Дейзи с таким видом, будто на нее упал каток, глядела на второго Летописца.

— Так же, как и должен, — не совсем уверенно, но стараясь скрыть эту неуверенность, ответил он. — Черный, с гривой цвета крови, весь в ремнях...

— Да, именно так я и предполагала, — сказала Дейзи, не дав Керну закончить. — Однако быть простым грифоном было бы намного проще. На самом деле я вряд ли смогу описать тебе, что я видела. Увы, твоих органов чувств недостаточно для восприятия подобного. — С уже более ехидной ухмылкой она добавила: — Но ты, конечно, можешь обратиться к тому же Карнейджу для воссоздания необходимых деталей в твоем организме!

На самом деле теперь, когда Дейзи это сказала, Керн едва не вспомнил, что видел. Видел нечто слишком ненормальное, чтоб это запоминать. И когда он это почти что вспомнил, память немедленно запихнула это воспоминание обратно вглубь сознания, выбив все предохранители, только чтоб он этого не увидел.

Керн умел самостоятельно забивать собственные воспоминания поглубже, будто в пыльный сундук с десятком замков в собственном разуме. Его этому научили еще в детстве на тот случай, если он попадется единорогу, способному считывать воспоминания с не владеющих магией. Но впервые ему пришлось столкнуться с тем, что такое с ним провернула его собственная память.

— Зато я точно знаю, — Дейзи кивнула, увидев его реакцию, — что Твиста он бы не отпустил.

Тут, к удивлению обоих, заговорил Коди. Начав едва различимым шепотом, в котором к концу фразу появилась надежда.

— Я не чувствую брата своего Твиста, но, возможно, дело только в этих стенах. Он может быть еще жив. Возможно, ему окажет помощь наш новый знакомый Эон?

— Этот бесцветный вежливый хмырь? — Керн дернул бровью. — Да, однозначно поможет. Наверное, примерно так же, как помог мне.

— Но ведь мне-то он именно что помог, — напомнила Дейзи. — Пусть, наверное, со своими целями, но помог! И эта девушка... — Дейзи поморщилась. — Поверь, ей наша совместная жизнь без разлада принесла много больше пользы. Может, ваш Эон и не альтруист, но Твиста мог бы и спасти.

Коди даже почти что засиял — по сравнению с тем, каким он был всю дорогу. Кажется, он и впрямь готов был поверить в собственную идею. Дейзи же, повернувшись к Керну, едва заметно ему подмигнула.

Керн только плечами пожал. Если Коди, поверив в эту чушь, перестанет еле тащиться и Дейзи не придется держать его за хвост, то будет только лучше. Но вот сам Керн в Летописца, готового из добрых побуждений спасти почти случайного знакомого, ни гроша не верил. Пусть даже это был не совсем Летописец.

Коди же совсем уж воодушевленно продолжал:

— Дейзи, вы способны к аппарации внутри коридоров, но не наружу, верно?

— Аппа... — Дейзи почесала в затылке. — А, ну да. Конечно.

— Если мы вместо того, чтоб идти по каждому коридору пешком, будем аппарировать до каждой ближайшей развилки, то найдем выход намного быстрее, так?

Дейзи удивленно поглядела на Керна. Тот ответил ей несколько смущенным взглядом.

— Мы — идиоты, — сделала вывод Дейзи. — Спасибо, Коди.

Впрочем, Керн идиотом не был, он был в том уверен. Он просто отвлекся. Прямо сейчас — на мысль неважную, но засевшую в голове. Или даже важную, но не в нынешних обстоятельствах — что не мешало пытаться предполагать различные варианты разгадки.

Когда Дейзи снова врубила перенос, он все еще думал об этом: с чего, интересно, Летописцев вообще было двое, и один из них назвался не порядковым номером, а Эоном?

---

— Искра, вы готовы очнуться.

Твайлайт разлепила веки. Приподняла голову и тут же уронила обратно на подушку — перед глазами все плыло. Но она успела заметить кого-то очень белого, стоявшего рядом с ее кроватью. Судя по всему, она в одной из палат, которые видела недавно. Когда искала Его, чтоб наконец запечатать. Перед тем, как... перед тем...

Что все-таки произошло?

В поле ее зрения вдруг появилось чье-то белое лицо со слишком синими глазами. Улыбающееся. Кажется, с облегчением. По крайней мере, подобное выражение она распознавала именно как облегчение. И, насколько она могла вспомнить, лицо было ей знакомым. По какой-то из прежних жизней. Точнее, по ее собственной прошлой жизни. Остальные она, как ни старалась, не могла прочесть.

— Меня зовут Эон, — даже в его вроде бы спокойный голос прорывалась радость, скорее против его воли. — Я до самого конца не готов был поверить, что у нас получилось. Мне пришлось невидимым проникнуть в кладовую и лично вытащить вас, а на это заклинание всегда уходит много сил. Но оно, конечно же, в любом случае стоило того.

Значит, это он ее вытащил. Пока она ничего не помнила и ничего не могла. Следовало бы почувствовать к нему благодарность или хотя бы симпатию.

Но почему-то никак не получалось.

Эон тем временем подался вперед и с интересом спросил:

— Скажите, Колл выжил?

— Колл?..

Твайлайт с трудом узнала собственный голос. Даже не голос, а хрип, который даже она сама почти не слышала.

И нечто в этом голосе казалось несколько непривычным.

— Я понял, — радость Эона поутихла. — Что ж, я уверен, он был готов к этому. Как вы себя чувствуете, леди Искра?

— Твайлайт, — теперь голос был чуть более окрепшим. Но все еще отчего-то казался неправильным. Нет, совсем не потому, что голос принадлежал жеребцу, этот факт для нее, очевидно, неожиданностью не стал, неправильность была в другом. — Спаркл. Можете звать меня так, Эон...

И вот наконец она поняла, кто именно стоит перед ней. Точнее, чье это было тело. Крон. Пони, который имел для нее значение.

Имел?

— Давайтеясразужеобъясню... — начал откуда-то слева очередной голос.

— Брайт, будьте добры, помедленнее.

— Да, простите.

Теперь она повернулась и к нему. И тут же удивилась тому, что не захотела немедленно отвернуться. Учитывая, как выглядел этот пони — пегас, вероятно? — было бы неудивительно поначалу отреагировать на него сочетанием жалости и отвращения. Однако, кажется, она их не чувствовала.

— Приветствую вас, леди Спаркл, — Брайт раздвинул губы в кривой и дрожащей улыбке. Кажется, он чувствовал себя совсем не в своей тарелке. — Хочу сразу объяснить вам ситуацию. У вас повреждено Nucleus Anima. Вам, вероятно, известно, за что отвечает эта часть мозга. Прочие поврежденные ткани я постарался восстановить, однако именно это, увы, починить невозможно. Поверьте, я много раз пытался.

Да, теперь она вспомнила, что именно случилось. Она нашла Его. Она вновь ощутила знакомый холод и увидела, кто именно является его источником: седой до белизны пони неопределенного возраста, в сером деловом костюме. Пони по имени Мальстром Абисс, ранее — Мальстром Саншайн. Сквозь которого она видела и намного более ей знакомого Санберста. А за тем — нечто знакомое куда меньше и намногоболее пугающее само по себе.

Она запустила заклятье. И, видимо, не успела. Тогда у нее возникло странное ощущение щекотки где-то у виска, а потом стало темно.

— Нет, ей не известно, что это, — с упреком сообщил Эон. — Она утратила доступ к воспоминаниям Библиотеки. Леди Спаркл, Nucleus Anima — часть мозга, отвечающая, проще говоря, за вашу способность к эмпатии. На деле все несколько сложнее, но я не хочу утомлять вас объяснениями.

Да, теперь она точно узнавала тот самый голос, те самые глаза, но никак не могла по этому поводу что-то почувствовать. Хотя, насколько она помнила, должна была ощутить поначалу радость, а потом — незначительное разочарование из-за осознания, что этот пони не является Кроном. Но как раз ощутить это не получалось, пусть она четко понимала, что должна.

И это начинало немного раздражать.

— Связана ли она с восприятием магического фона? — спросила Твайлайт.

Брайт хмыкнул. Эон же вздохнул и признался:

— Да, связана. Я не хотел бы вам об этом говорить, однако ее удаление провоцирует неизбежную утрату возможности оперировать фоном, даже с использованием аккумулированной магии.

— Что ж, — кажется, эта новость ее даже не напугала, — возможно ли ее пересадить?

Брайт и Эон переглянулись. Судя по растерянности на лице первого и слегка сощурившимся глазам второго, они ожидали не такого разговора. Совсем не такого.

Но если перед ней стоит проблема, ее следует решать, а не тратить время на бег по потолку, истерику и вопли о том, что все пропало.

— Да, возможно, — осторожно сказал Брайт. — Однако это сопряжено с побочными эффектами. Во-первых, не редки случаи, когда возвращается лишь способность к управлению магическим фоном, но не его восприятие — вы, конечно, понимаете, с чем это будет связано. В случае, если способность Nucleus Anima донора к восприятию фона будет выше, чем у реципиента, возможно развитие шизофрении либо, в худшем случае, диссоциативного расстройства личности вплоть до подавления исходной... Хотя, откровенно говоря, то, что вы сохранили собственную память, а не память тела, в котором находитесь, уже говорит о том, что ваш...

— Кстати об этом, — Твайлайт не собиралась тратить слишком много времени на выслушивание того, что сможет выяснить позже, когда у нее будет на это время. — Некто Карнейдж нужен был мне для того, чтоб получить нормальное тело. Желательно — кобылье. Что насчет этого?

Эон выразительно взглянул на Брайта. Тот, помявшись, еще менее охотно выдал:

— Я мог бы собрать вам более подходящее тело, но оно все равно не сравнится с вашим оригинальным. К тому же у меня нет подходящего донора, имеющего необходимые единорогу детали, и...

— У вас есть донор, Брайт, — обманчиво мягким голосом напомнил Эон. — В одной из соседних палат.

— Он мой пациент, — резко ответил Брайт. — И я не намерен...

Что ж, видимо, Эон готов был ради нее пойти на многое, не задавая никаких вопросов. Это весьма удобно. Правда, несколько неприятно осознавать, что в другом случае она испытывала бы к нему благодарность, а не воспринимала это как должное. Но сейчас это несколько менее важно, чем все остальное.

— Тот пони, Мальстром, — Твайлайт прервала их спор. — Он сбежал?

А вот теперь они оба умолкли. Причем в заметном смущении.

— Леди Спаркл, — начал все-таки Эон, — Мальстром мертв. Однако Карнейдж, насколько я понял, имел неосторожность забрать себе его Nucleus Anima, таким образом...

— Можешь не продолжать.

Все-таки она была не настолько тупой, чтоб не понять, какой вывод из этого следует. И она запомнила собственной памятью как минимум сведения об осколках и о том, как они работают. И это значило, что Мальстром мертв.

А тот, кого она надеялась запечатать — жив.

Твайлайт зажмурилась, крепко, до боли, пытаясь вызвать к жизни хоть какие-то чувства по отношению к тому, кто ее спас. К тому, кого она когда-то считала другом, пусть он был давно мертв. К другим пони, которые были ей друзьями.

Ничего. Абсолютно.

Но теперь будет намного проще сделать то, что она должна сделать. Запечатать Его — это не выход. Рано или поздно эта мерзость находит путь к новой жизни и новому воплощению, раз случалось это уже не один раз.

И теперь, когда излишняя эмоциональность и склонность к прощению даже худших врагов наконец-то устранились, Твайлайт может сказать: она знает, что живет ради одного.

Убить это.

---

Перед тем, как открыть глаза и хотя бы осмотреться, не то что встать, я тщательно прислушался и к окружению, и к собственным ощущениям.

Судя по звукам, хотя скорее их отсутствию, рядом не было никого. Из ощущения же меня преследовал только тот самый отвратный, проникающий до костей холод — уменьшившийся, однако, до умеренного. Наверное, можно все-таки встать...

Распахнув глаза, я глянул по сторонам и убедился, что действительно остался в полном одиночестве — на пороге комнаты, там, где меня поймал Карнейдж. Возле этого порога все еще зияла развороченная дыра, из которой он то ли выпрыгнул, то ли вылетел, а в центре комнаты — вторая почти такая же, на месте люка, который пробила Дейзи.

Вспомнив последнее, я не выдержал и улыбнулся. Да! Она сбежала, диз подери! Хм... ее подери или кого? Да уж, в таком случае это звучало бы крайне забавно...

Выпрямившись наконец и вдохновенно тряхнув головой, я мельком заметил, что уже давно надоевшая правая часть ривы с челкой не лезет в глаза. Хм. И с чего бы это?..

Поднимал ногу я еще в некотором недоумении. Ощупывал правую сторону головы, уже вполне понимая, что такое случилось, хотя и морщась от боли. Все-таки, помимо срезанной гривы, этот псих успел оставить мне достаточно неприятный порез около виска. Болит, чтоб его... Впрочем, ладно, это мелочь. Я всегда могу перекинуться, и все заживет.

Но вот какого хрена он меня не убил? Неужто кто-то пришел и помешал ему?

Вздрогнув от совсем уж внезапного приступа холода, я покрепче завернулся в плащ и наконец осознал, что не слышу вообще никого и ничего. У меня превосходный слух, намного лучше, чем у обычных пони, не вносивших в свою конструкцию своеобразных изменений. И сейчас этот слух давал предположить, что никого не осталось не только конкретно в этой комнате, но и в ближайших палатах и коридорах. Что, даже сам Брайт сбежал?

— Рад вас видеть.

Я аж на месте крутанулся, заслышав это. Пристально, как мог, до слезящихся глаз уставился на дверной проем, из которого и донесся этот голос — но там никого не было. Не было никого и в коридоре, как я убедился, осторожно пробравшись к выходу и выглянув наружу. Вообще никого. Ни единого пони или даже не-пони. Ни Брайта, ни Эона, ни того, второго Летописца, ни Визл. Ну, Визл, конечно, хватило мозгов сбежать, но куда делись остальные?

— Простите, что напугал вас.

В этот раз я, казалось, развернулся еще быстрее, но опять не заметил никого. Углядел только, как дверь одной из палат плавно закрывается до конца. Видимо, доводчики на дверях сыграли шутку с самим шутником, и теперь он уж точно от меня не спрячется.

Не удержавшись от злорадного вопля "ага!", я распахнул дверь и ворвался...

...в обустроенный, хорошо оснащенный, на первый взгляд, чистый хирургический кабинет.

Сначала я подумал, что каким-то хреном у меня сбоит память и за этой дверью должна была находиться вовсе не палата, а операционная Брайта. Однако второй взгляд, хотя и такой же быстрый — замешательство мешало сосредоточиться, — дал понять, что на его операционную это ни разу не похоже. Ни обстановкой, ни размерами комнаты.

Можно было бы предположить, что у Брайта был и второй кабинет. Однако я точно помнил, что, во-первых, здесь должна находиться именно палата, а во-вторых — никакого второго кабинета у Брайта не было, я в свое время облазил его клинику вдоль и поперек и был в этом уверен.

— Какого... — вырвалось у меня. Сделав шаг назад, я не уперся задом в дверь, как ожидал. Словно двери вообще не было.

— Не переживайте. Вы, во всяком случае, сохранили рассудок.

На этот раз я уже не торопился оборачиваться. Если честно, делать это было неуютно. Но я все же заставил себя повернуться. И увидел, что у двери, находящейся значительно дальше, чем она должна была, стоит, изобразив на лице вежливую улыбку, одетый в белый лабораторный халат Карнейдж.

Наверное, он успел в одно мгновение прочитать в моих глазах все, что я собирался сделать — собирался, но не успел, поскольку сердце выпрыгивало из груди и мешало даже вдохнуть, — поскольку шагнул вперед и торопливо сказал:

— Твист, я — не Карнейдж. Успокойтесь.

Успокаиваться я вовсе не собирался, но внимание мое он привлек. И мне неизбежно пришлось его рассмотреть. И признать, что он может говорить правду.

Этот парень явно был моложе Карнейджа. Как если бы того вдруг омолодили лет на десять-пятнадцать — если такое вообще можно сказать про пони, которому уже явно больше сотни лет, пусть он и выглядел всего на сорок максимум. Во-вторых, у того в гриве легко было заметить седину, грива же этого, пусть все того же кровавого цвета, даже намека на нее не имела.

И, в конце концов, с его глазами уж точно было все в порядке.

— Будем знакомы, — сказал он, подходя ближе и протягивая ногу. — Своего настоящего имени, увы, не назову, но можете звать меня Эйджем. Это имя вполне подходит моему роду деятельности... прежнему роду деятельности.

Ноги я не принял — еще не хватало, чтоб он заметил, как у меня трясутся конечности. И представляться в ответ не стал, тем более что этот... Эйдж уже и так знал, как меня зовут. Вместо этого принялся демонстративно оглядывать кабинет.

— Да, вы удивлены тем, куда попали, — Эйдж, нимало не смутившись, убрал ногу. — Это мой кабинет в Кантере. Выйдем на улицу?

— А отопление ты в свой кабинет провести не мог? — выпалил я, прежде чем осознал, что он вообще сказал. А после прикусил язык.

Какого хрена я могу делать в Кантере и каким раком я мог туда попасть? Кому это надо и нахуя? А главное — зачем?

— Простите, нет, — Эйдж, видимо, не заботясь о том, что я откажусь, повернулся к двери. — Здесь слишком холодно. Всегда было холодно.

И что мне еще остается, кроме как последовать за ним? Аппарироавть я не умею, я, в отличие от него, не единорог. Перекинуться и пешком добираться обратно? И надо ли оно мне? Так что я предпочел все же пойти следом. Бормоча сквозь зубы нечто не особенно цензурное насчет всего происходящего.

Нет, не то чтобы все это меня на самом деле настолько раздражало. Скорее оно меня нервировало. Может, даже пугало. И тихо шептать ругательства было наилучшим способом отвлечься от этого испуга. А также от холода, заставлявшего трястись и клацать зубами.

Однако на улице не оказалось холоднее — ощущение такое, что холоднее просто уже некуда. Там просто оказалось темно. И так же пустынно, как в клинике Брайта.

— Эти места вам наверняка знакомы, — не оборачиваясь, сказал Эйдж, шагавший по поглощенной мраком улице. — Это же, насколько я помню, проспект Альвен?

Все. Я надеялся остаться спокойным и хладнокровным, но не вышло. На этой его реплике мой мозг наконец вскипел и едва не прорвал крышку, выдавив наружу невнятный вопль:

— Каким раком твой кабинет в Кантере может вести на проспект Альвен? И с чего ты взял, что уже давно восстановленный проспект Альвен может выглядеть настолько разваленным? Он таким выглядел почти девяносто лет назад, диз бы тебя подрал!

Эйдж остановился. Обернулся и смерил меня взглядом, в котором можно было заметить что-то похожее на презрительную грусть. При этом даже не вздрагивая от того же холода, от которого у меня уже зубы сводило. Ему что, совсем не холодно? В одном гребаном халате?

— Именно так, — сказал он. — Вы действительно сохранили разум. Я весьма этому рад, хотя, вероятно, мне следовало бы выказать сочувствие. Но с сочувствием у меня проблемы, а вот не испытать радость я не могу. Здесь, знаете ли, почти не с кем поговорить. Остальные к разговорам не пригодны.

Тут внутри меня постепенно начало зудеть очень нехорошее предчувствие. Я вспомнил, как смотрел на меня Карнейдж. Вспомнил, как он сделал мне этот зудящий порез возле виска. А потом почему-то начал вспоминать то, что было после, чего я никак не мог помнить. Чего вообще не было. Я ведь жив.

Желание ругаться пропало так же быстро, как возникло. Я только уточнил:

— Остальные?

— Вроде нее, например, — Эйдж махнул ногой куда-то налево.

Приглядевшись, я рассмотрел, что из до боли знакомого мне дома по проспекту Альвен, такого, каким он был до восстановления, з одного окна, выбитого наглухо, высовывается какая-то кобыла в дурацкой синей мантии со звездами. Почти совсем седая, но можно еще было разглядеть, что когда-то грива была светло-лиловой с зеленью. И с очень хорошо заметным торчащим из этой гривы рогом. Наклонившая голову так, будто уснула прямо в окне.

— Впрочем, как раз с ней иногда можно поговорить, — Эйдж пожал плечами, — но она очень редко просыпается,

Вот тут предчувствие начало уже не зудеть, а буквально завывать.

— Слушай, вам, рогатым, вообще холодно не бывает? — У меня уже зуб на зуб не попадал. — Может, зайдем куда погреться? Ты же аппарировать умеешь?

Единорог не обернулся, но в голосе его я уловил немного печальную улыбку.

— К сожалению, здесь некуда идти погреться, — сказал он.

И вот тогда мое предчувствие превратилось в уверенность.

Правда, страшно не было. До сих пор. Совсем.

— Так пойдем туда, где есть, — уже намного тише, почти по инерции, предложил я. Оглядывая знакомые, но на самом деле уже совсем не такие — в настоящем, конечно, — дома проспекта Альвен. В окнах которых я замечал все больше и больше пони, и грифонов, и драконов, но в основном именно единорогов.

И сквозь эти окна, если приглядеться, проглядывало... нечто. Не имешее ни цвета, ни формы, ни размера. Нечто, заставившее меня отвести взгляд и не думать о том, что это было.

Эйдж вздохнул.

— Я сказал бы, что мне жаль, — сказал он. — Но жалость мне, как я уже упоминал, давно недоступна. Как, впрочем, и тебе. Теперь. Несмотря на то, что ты сохранил разум, как и я.

Вот как.

— Какой богатый у тебя внутренний мир, — сказал я.

— Не совсем у меня. По большей части у Карнейджа, хоть мы с ним были почти на равных правах. Правда, теперь я его не чувствую. И, кажется, понимаю, почему и что именно с ним стало. Я бы сказал, что рад, что его больше нет, если бы не то, что заняло его место.

Ощутив в коленях знакомый зуд, я даже не удивился. Похоже, в ближайшее время мне предстоит пережить очень веселую неделю. Вряд ли здесь найдется хоть одна порция лазури. Подумав, я спросил единственное, что приходило в голову:

— А солнце здесь нельзя было зажечь?

Эйдж опять обернулся. С ухмылкой, в которой хорошо заметны были абсолютно лишние для травоядного клыки.

— Прости, но нет, — ответил он. — Тут слишком холодно. Особенно после того, как сюда пришел ОН.

---

Он очнулся от холода. Такого привычного и знакомого холода. Преследовавшего его всю его жизнь — пока эта жизнь была. И не только его, пока она тоже была.

Теперь он ее не помнил.

Кажется, он был... нет. Кем он был?

Он не мог вспомнить. Он чувствовал, что ему знаком этот холод, проникающий в каждую клетку, каждую молекулу, каждый атом, из которых состояло его тело, а если бы его спросили, то мог бы перечислить и следующие за атомным уровни, на которых чувствовал этот холод. Однако он не знал, почему. Он не мог вспомнить...

Он кого-то убил?

Или его кто-то убил?

Или и то, и другое?

"Я видел дурной сон..."

Холод ввинчивался во внутренности, сжимая их болью, но это было так знакомо. Так привычно.

"Как будто я убила кого-то, кто был мне дорог... Ведь он стал..."

Казалось, от этого холода должна замерзнуть кровь в артериях. Но он все еще был жив.

"И вот теперь... все словно повторяется вновь... хоть он и не был тебе..."

Все еще жив.

"Ты — это..."

Все. Еще. Жив.

"...я?.."

Опустив взгляд, он увидел под ногами тело земного пони. Рыжая шерсть. Белая грива. Застывшее в ужасе перед смертью лицо. Дыра в черепе около виска.

"Это... я?"

Он поглядел на свои передние ноги — по ним послушно пополз черный хитин. Он почувствовал кого-то внутри холода. Оборотня. Корчащегося от боли долгие, долгие часы. Почувствовал отголосок этой боли в себе, так, что его колени задрожали, а из глаз потекли слезы. И вместе с тем увидел что-то внутри этой боли, внутри холода.

Страсть, перебивающая любые эмоции. Желание, не оставляющее места для мыслей. Притяжение и одновременно отвращение.

Любовь к кому-то, кого он не знал. Забота о ком-то, кого он не помнил. Радость за кого-то, о ком он не думал.

— Визл, мышка моя, посмотришь за Дейзи, чтоб она не отгрызла никому ноги? Мне не хотелось бы лишаться вас обеих, но я вынужден отойти...

Хитин сам по себе сполз вниз, растворившись так, словно его и не было. Он может быть оборотнем — но он не может быть тем самым оборотнем. Никак не может.

"Нет, это не..."

"...это не я".

Он еще раз взглянул на труп земного. Оборотня. Нет, это был не он.

Легче было бы спрыгнуть вниз. В эту дыру в полу. Но он решил пройти по лестнице, хотя не знал, откуда помнит, как выглядит это место и как попасть туда, куда он хочет попасть.

И в коридоре все равно не было никого.

Дверь. Лестница. Еще одна дверь.

"Это..."

"...не..."

Кажется, именно сюда он и шел. И именно к этому он и шел.

Лежащее без движения, глядящее в потолок пустыми глазами, но явно живое тело фестрала. Он не помнил, кто это. Он не помнил этого в себе. Нет. Это не тот.

И еще один труп. Ровно посреди помещения. Седой настолько, что уже почти белый пони. В строгом костюме. И с такой же дырой в черепе, как у оборотня выше. Это тело казалось знакомым.

Слишком знакомым.

Он почувствовал, как против воли раздвигает губы в едва заметной усмешке. Вспомнил, что до того делал это тысячи раз. Вспомнил, как то же самое делал и тот, чей труп он сейчас видит.

"- ...ты стал более чем омерзителен..."

Вспомнил, что именно здесь этот пони погиб. И именно здесь погиб он сам. Он видел словно бы со стороны чье-то заклинание, влетающее ему в бок, наблюдал, как оно рассыпалось на искры, утратив всю силу.

"Нет, это не..."

"...это я. Абисс".

— Абисс, — прошептал он.

И только тогда обратил внимание на еще одного пони, стоявшего у стены. Ровно обратного тому фестралу, что лежал на полу, таращась в потолок. Фестрал был жив, но мертв. Этот же был мертв, но при этом жив.

— Карнейдж, — едва слышно проскрипел он. Красные точки под капюшоном, видимо, заменявшие ему глаза, тускло мигнули.

"- ...Я уверен, Слаутер будет отличным дополнением к Рассвету, она..."

В мозг одно за другим вонзались воспоминания, причиняя боль.

"- ...Я назвала это "Амок". И, Твайлайт, ты не поверишь..."

Но наконец осталось только одно. Главное.

"- Меня! Зовут! КАРНЕЙДЖ! А вовсе не..."

Это тоже был...

"Да, это..."

"...это ты".

Карнейдж.

Абисс.

Карнейдж Абисс.

Вот теперь-то он вспомнил. Его всегда звали именно так. Он вспомнил и "Рассвет", и то, что было до него, и то, что случилось недавно. Как его пытались убить.

Это был тот белый с ног до головы пони? Верно?

— Аркан, — имя само слетело с языка, ему даже не пришлось тратить время на попытки вспомнить. — Я обещал тебе новое тело. Верно?

Он не стал дожидаться ответа. Здесь был Аркан, которому он, Абисс, дал обещание. И здесь было подходящее тело, не содержащее в себе разума. Там был осколок, но осколок без разумного носителя все равно не может ничем помочь.

Холод внутри взвился восторженной метелью, когда тело не успевшего ответить Аркана прямо сквозь мантию разлетелось мириадами кровавых брызг, не заляпавших пол и стены, но окутавших тело фестрала. Ховера. Да, кажется, его звали так.

Глядя, как капли впитываются в тело Ховера... Шиверса, Абисс вспоминал. Он вспомнит все. И то, что помнил всегда, и то, что не мог вспомнить раньше.

Это неизбежно.

32. Перед затишьем

Спустя полсуток после происшедшего в клинике. Пока что всего лишь полсуток:

— За что нам это, а?

Вопрос вряд ли требовал ответа, однако Мерит, чуть не до кашля затянувшись и отбросив спичку в останки дома рядом, предположил:

— За грехи тяжкие? Ну, типа, с хрена ль нас еще отправили работать под ночь?

— Это был риторический вопрос.

— Ри... ре... Че?

— Короче, ты не должен был отвечать, — сказал Грид, кислым взглядом проследив за улетевшей спичкой. Привычка курить во всех проявлениях его раздражала. Дым раздражал, запах раздражал, особенно раздражали спички и окурки, которые Мерит беззаботно разбрасывал где попало.

Но нельзя было не признать, что этому дому единственная выброшенная спичка уже ничем не повредит. Тут уже и якобы существовавшее когда-то драконье пламя не повредило бы.

Деревянные дома давным-давно не строили, и Грид был убежден, что мысль эта крайне здравая. Однако их двоих направили работать в место, в котором такие еще сохранились. Какой же идиот будет перестраивать Нижний во что-то нормальное, кроме совсем уж упорных местных? Ну и, пусть сам Грид считал это место "нахрен сгнившей помойкой деревянной рухляди", кое-кто утверждал, что это — важный для города исторический квартал.

Ну, в смысле, был важный исторический квартал. Недавно был.

— Ты всех уже вытащил?

— Угу, — невнятно пробурчал Мерит, упорно не выплевывая почти дотлевшую сигарету. Того идиота, который сказал Мериту, что курить — полезно для работоспособности и снятия стресса, Грид иногда мечтал задушить; беда в том, что он сам как-то раз по неосторожности это и брякнул. — Вон лежат. Ну, то, что осталось. Вот придурки, а?

— Вот давай о мертвых или хорошо, или никак.

— Я не виноват, что они придур... блядь! — Мерит закашлялся и выплюнул задымившийся фильтр.

— И кто здесь придурок? — Грид брезгливо отступил подальше и помахал крылом, отгоняя дым. — Не отвечай. Этот вопрос тоже рито... не требует ответа.

— Ну а скажи, кто, кроме идиотов, согласится жить в таком дерьме?

С этим Грид вряд ли смог бы спорить. Он сам бы, пожалуй, ни за что не согласился. Тем не менее было время, когда его согласия никто и не спрашивал.

Ну, если теперь хорошенько подумать, он, зная, как мало народа отправят разгребать то, что от этого дерьма осталось после недавнего пожара, не согласился бы и выходить на смену, сославшись на какую-нибудь простуду. Или напросился в другое место. Здесь особенно мерзко воняло гарью. Но ведь вышел же? Вряд ли местные так уж хотят тут жить.

По идее, помогать должны были искорки из церкви в Нижнем, но они, видно, работали по другим районам. Хотя тащить результаты уборки на кладбище при храме все равно придется уже им самим.

— Но они ж пытались это потушить, — все же заступился он за бывших жителей этого квартала. — И даже потушили, уже ничего не горит! Нас-то, как всегда, отправили только вытащить... их. Всем насрать на Нижний, но вот им было не насрать!

— Потому что местные — отморозки стукнутые, все до единого. В Верхнем их бы всех поперелавливали. Отморозки, психи и маги. Ты ж в курсах уже, что пожар тоже устроил маг?

Грид очень постарался одним взглядом показать все, что думает о мыслительных способностях напарника, и с жалостью спросил:

— Ты же помнишь, что маги живут только в Анмаре, да?

— Слышь, — оскорбился Мерит. — В этом ебучем Нижнем они тоже живут, я это отлично знаю. Все видели, что пожар начал единорог!

Потом, будто вспомнив что-то, он ехидно добавил:

— И тушил его тоже единорог. Это тоже все видели.

— У тебя, видно, все вокруг единороги, — вздохнул Грид. Это начинало утомлять, но работать молча Мерит все равно не умел, так что можно было постоять и отдохнуть от... очистки мусора. Лучше называть это так. — Пожар начал единорог, потушил его единорог, даже Фил, блин, единорог.

Мерит, пристально глядя Гриду в глаза, вытащил из кармана рабочей формы картонную пачку. Цапнул зубами сигарету.

— Молчу, — поднял крылья Грид. — Все, заткнулся, не спорю, они все маги. Убери это.

— То-то же, — проворчал напарник. Сигарету, однако, не спрятал, угрожающе помахивая коробком. — Тут еще ночью видели какую-то хрень. Прикинь, выпрыгивала из темноты, сверкала глазами и исчезала! Кошмар!

— Святая Искра, Мерит... Какую хрень? Дай догадаюсь, тоже единорога?

— Не, че-то типа фестрала, — пояснил Мерит. — Глаза желтыы, крылья летучемышиные, все дела. Только какого-то хрена буквально исчезал в темноте! И не думай, мне точно говорили, все как было!

— Погодь, — Грид, готовый было уже просто молча кивнуть, наморщил лоб. — Это ж Ховер Шиверс. Тень. Но его, вроде, грохнули... Я ж сам труп видел. Без башки, но в остальном — тот самый Ховер. Что, живой-таки?

Да, о том периоде своей жизни он предпочитал не вспоминать и не рассказывать. Но ему доводилось жить в Нижнем, доводилось забегать к тому же Твисту, видеть там Ховера... И водить знакомство с другими странными пони.

— У нас с Шиверсом схожая проблема, Грид, — голос Винда Дизастера будто снова прозвучал в ушах, несмотря на то, что тот был давно мертв. — Дело в том, что свою он проблемой не считает. Полагаю, с ним вы тоже знакомы, хотя бы шапочно. Днем его не представляется возможным отличить от обычного фестрала, однако ночью...

— Чего? — Мерит вылупился так, будто Грид признался в геноциде или педофилии. — Ты что, знаком с уродами из этой дыры?

— А что ж ты собираешь слухи о Нижнем, раз уж он такая дыра? — Грид с трудом подавил раздражение. Ведь Дизастеры, которых он все-таки считал пусть не друзьями, но приятелями, жили именно здесь, и уж они уродами точно не были. Даже обоих пацанов он все еще помнил — и земного, ныне ставшего искоркой в Верхнем, и пегаса, попросту пропавшего пять лет назад...

— Ну... — Мерит опустил взгляд и вытащил наконец спичку. Грид чуть ли не впервые увидел, как Мерит смутился, так что даже замечаний делать не стал. — Да так. Из соображений безопасности, знаешь. Мало ли что тут может водиться. Но, согласись, после этого набега рогатых тут уж точно ды... ра...

— Ты чего? — удивленно спросил Грид. Из распахнутого рта Мерита выпала так и не зажженная сигарета. Но, видимо, смотрел он не на Грида, а куда-то дальше.

Как же не хочется смотреть, что там позади. Но ведь надо, да?

Грид повернулся.

И, разглядев наконец то, что напарник увидел в темноте, резко нашел в себе согласие с тем, что в Нижнем слишком уж много единорогов. По крайней мере, сразу шестеро, да еще в какой-то явно военной форме — уж точно перебор.

— Какого хера опять сбилось наведение?! — рявкнул на всю улицу тот, на форме которого вообще не было нашивок. Грива у него была растрепана, а глаза сверкали так, будто он уже как минимум одной ногой в палате с мягкими стенами. — Я ненавижу этот сраный город! Даст, где карта?

— У Эша, капитан, — с заметной тоской ответил другой, пониже и почему-то одетый попрезентабельнее.

— И где тогда Эш?! — на последнем слове голос единорога сорвался, и он закашлялся.

— Вы в последний момент заменили его на Байта, капитан, — с еще большей грустью ответил Даст. — Из-за большего магического потенциала.

"Капитан" обвел улицу безумным взглядом.

— Я уже понимаю Талли, — почти что радостно сказал он. — Вторая попытка.

Все шестеро исчезли.

Грид осторожно потянулся к карману Мерита и вытащил сигаретную пачку. Тот по-прежнему с отвисшей челюстью смотрел на место, где только что стояли единороги.

— Будь добр, отдай спички, — попросил Грид. — Хочу проверить, что там со снятием стресса.

---

Если бы кто-нибудь пару дней назад сказал Сину, что он будет рад пожару в собственном доме, он бы заехал этому юмористу по зубам, а потом добавил по ребрам. Исключительно в воспитательных целях.. Чтоб тот не нес чепухи.

— Охренеть, — прошептал он, нежно ощупывая сумку перепончатым крылом. Та была набита всем особо ценным, что он вытащил из других сгоревших домов и комнат, уже почти под завязку. А также тем, что он успел вытащить из нычек одного идиота, не подозревающего, что Син о них в курсе. Еще немного, и придется волочь все это туда, где получится сбагрить пусть за треть цены, зато без вопросов. — Я богат. Я охренеть как богат!

Он смог бы позволить себе нормальное жилье. Не в Нижнем городе, а может, даже где-нибудь поближе к центру. Смысла в этом, конечно, нет, он все равно не собирается оставлять прежнюю работу, да и регулярно пересекать границу Нижнего с Верхним все-таки не рекомендовалось, а ему это было позарез нужно. Но сам факт наличия такого количества денег в ближайшем будущем приятно грел душу.

И, конечно, можно будет оставить себе часть того, что он спер у Твиста. А за остальное задрать нереальную цену. Вряд ли сейчас по всему Нижнему оставалось много запасов.

И, главное, пока что его никто не видел. Остальные, возможно, были заняты тем же самым, что позволит впоследствии с честными глазами сказать, что никто не в курсе, какого...

— С-син.

Он не понял, почему этот голос так странно изменился. Но сам голос узнал. И развернулся с ухмылкой, даже не подумав хотя бы вытащить нож. Или предположить, какого хрена она здесь делает после такого. И еще толком не повернув головы, насмешливо начав:

— О, да это же Флай Ши...

Закончить ему не дало врезавшееся в челюсть копыто.

— Не называй меня так, — прошипел тот же голос.

Нет, с какой-то даже обидой думал Син, мотая головой от не слишком жесткого, но все же заметного удара, от нее я такого никак не ожидал. Она же гребаная пегаска. Она же Трясучка, блин, которая хрен кого когда на самом деле ударит, даже если и попытается, она же ссыкло, даже Ховер Шиверс был ссыклом и отказывался с ними работать, даже когда свалил из Норы, а уж эта...

Теперь ему прилетело с другой стороны. Почему-то той же ногой.

Это от неожиданности. Она же даже почти не больно бьет! Всего лишь пощечины! Син, твою мать, соберись! Ты что, ни разу не...

— С-син, я хочу видеть Ш-шейма, — расслышал он. И увидел расправленные перепончатые крылья. Оскал чисто-белых, совсем не похожих на ее прежние клыков. Горящие в темноте глаза с вертикальными зрачками, на которые теперь уж точно не были надеты линзы.

Этого же никак не может быть. Не может, ведь да? Про Тень рассказывали всякие сказки, но это именно что сказки, он просто хорошо сливался с темнотой и был ловким, как дизов грифон, так... У него была вторая дочь? Настоящий фестрал?

— Ты... — он нашарил наконец нож, немного отступив от светящихся глаз. Остальное было уже слишком трудно различимо. Будто сливалось с темнотой. — Ты дочь Шиверса? Мирно прийти не могла?

— Да, я Визл, — Син услышал очень знакомый смешок. В исполнении Ховера и при дневном свете он казался куда менее стремным. — Та самая. Мне нужен Шейм.

Просьба эта ему очень не понравилась.

Син отлично понимал, что являться к Шейму с таким грузом, как у него, никак нельзя, если он не хочет потерять процентов так девяносто вместо шестидесяти и огрести еще что-нибудь похуже, если начальство догадается о попытке их скрыть. Да и приводить к нему такую Шиверс не казалось хорошей идеей. Но чем-то Визл... Флай, диз подери, ее зовут Флай, и никак иначе!.. — теперь его нервировала. Так что он, проглотив обиду, со всем радушием произнес:

— Если ты подождешь денек, то все будет. Встретимся здесь же, если ты не...

— Сейчас.

— Слушай, если это насчет Твиста, то все, что он прятал, все равно бы сгорело, — главное — быть как можно убедительнее. — Может, ты за мной и следила, но...

Кажется, в этот раз в не особенно обаятельном белоснежном оскале он увидел даже больше клыков, чем в прошлый раз.

— На это плевать, — сказала Шиверс. — Я хочу найти Фила, и ваши подонки в курсе, где он. Вы постоянно шныряете по всему городу. Мелкие сошки доложили бы Шейму, а он, прежде чем передать выше, расскажет мне.

Син предпочел забить на дурные предчувствия. И мазнул ножом прямо по этим гребаным глазам, сверкающим ярче, чем фонарь. Ожидая, что они наконец перестанут сверкать, а ослепленная Шиверс завопит и начнет умолять его о пощаде. И тогда он, может, и пощадит ее, но уж просьбу точно выполнит — оттащит к Шейму. А уж что Шейм будет делать с той, кто пыталась угрожать его подчиненному, пусть и не самому высокопоставленному, то есть ему — дело уже его. И...

Полупрозрачной желтой дымкой глаза — нет, не глаза, просто два ярких желтых пятна — истаяли в воздухе, постепенно тускнея. А тот же смешок послышался уже позади.

— Пыталс-ся убить меня? — прошелестела Тень. Никакое другое наименование, вспоминая истории о старшем Шиверсе, Син больше выдать не мог. Повернувшись на месте, он не обнаружил ни тех же ярких глаз, ни чего-либо иного.

— Пытался! — взвизгнул он. Взгляд метался туда-сюда, но так никого и не находил. Диз, что с ней не так?! Это что, сон? Это глюк от лазури? Да не вызывает она их, сколько раз он проверял! Что случилось с этой...

— Я запомню, что ты пыталс-ся, — этот голос слышался словно отовсюду. Или его вообще не было. Пожалуй, даже вариант, при котором голос находился бы только в его голове, устроило бы Сина больше. Поскольку при таком раскладе обладательница голоса не пыталась бы причинить ему вред, и ему не пришлось бы сейчас пытаться ее убить. Да, теперь он был уверен, что ее следует убить. На остальное плевать.

Перехватив нож, он еще раз крутанулся вокруг оси, пытаясь найти источник голоса. Его не может не быть. Магией владеют только единороги. Все, что доступно этой дряни — дешевые фокусы! Наверняка она использует что-то техническое... что-то грифонье, они в этом мастера, а Шиверс была дружна с Керном...

— И еще раз попытаюсь! — выкрикнул он. Уже почти убедивший себя в том, что ничего большего, чем техномантские штучки, тут нет. И рассказы про Тень — вранье.

В темноте снова вспыхнули два ярко-желтых пятна. И Син, пусть обычно видел во тьме идеально, как и любой фестрал, не мог разглядеть за ними больше ничего.

— Ну, попробуй, — прошипел голос из ниоткуда. — Попробуй, ничтожес-с-ство!

---

Что ж, все сложилось как можно более удачно.

— Главное — положительные эмоции от процесса, понь, а не его продолжительность, — наставительно растолковывала я Кемису, идущему рядом с крайне мрачным хлебальником. Спешивший вслед за нами Стрикер явно был в растерянности и абсолютно не понимал, кто и что я вообще такое. — А насчет Фила — тем лучше, что подох.

— Угу, я понял, — буркнул Кемис. — Я не о том. Если нас выпустил Стрикер, значит, у Фила не получилось?

Нас действительно выпустил Стрикер. Успевший сообщить Кемису, что сделать это ему приказал Аркан. Потом Стрикер увидел, что в камере находится не только Кемис, выпучил на меня глаза и распахнул варежку, но выходу не препятствовал — а че бы препятствовать, если "старший практик", пусть должность эта чисто фиктивная, никаких поползновений к моему задержанию не делает?. А вот откуда Аркан узнал, что мы именно в этой камере — вопрос уже другой. Хотя, может, он просто проверил все камеры по очереди... Кстати, надо бы посмотреть, жива ли старшая Шиверс... Насчет младшей у меня сомнений было мало: вряд ли Фил имел в виду кого-то еще, говоря, что "она так обрадуется".

— И к лучшему, — самым беспечным тоном сказала я. Наброшенный на спину комбинезон опять начал сползать, да и хрен с ним. — Не зря же Аркан работает с... — покосившись на Стрикера, семенящего позади, я закончила: — ...с ними.

Вообще-то, учитывая, что шли мы к арсеналу, на меня успел поглазеть уже почти весь рабочий контингент Департамента — из тех пони, что тут были, а было их не сказать чтоб много; видно, снаружи уже глубокая ночь. Но мне ли не наплевать, в конце концов? Все равно потом они не поймут, что дознаватель Сторм в стремной маске и эта немаленьких габаритов недоодетая кобыла — одно и то же лицо. А если и поймут, то предпочтут счесть, что не поняли. Или я им в этом помогу.

Вот что меня волновало, так это, на самом деле, то, что Фил не вернулся. Если он подох, то и к лучшему, но вот отношение мое к ребятами, с которыми общался Аркан, по-прежнему колебалось от настороженного до неприязненного. Да, мне не повезло их всех видеть. Нет, я не хочу повторять это еще раз.

— Простите, — Стрикер наконец не выдержал, — а ты... вы кто?

— Я — твой ночной кошмар, — обстоятельно разъяснила я ему, не оборачиваясь. — Я — ужас на крыльях ночи и дня. Я — внеурочный доклад. Я — Черный Комбез.

— Кемис, это... — Стрикер совсем уж безнадежно заморгал.

— Завались, — кратко предложил Кемис, толкая дверь. — И поди отсюда. Все, пошли.

Такие знакомые ступеньки, по которым мне настолько давно не случалось спускаться. Разница в том, что теперь рядом есть кто-то, кто это видит. Раньше об этом знал только Аркан... и каким-то образом Фил. Которому, скорее всего, рассказал Аркан. Но какого хрена ему вообще это понадобилось? Зачем ему было меня выдавать? На фоне всего остального это мелочь, но... зачем?

— Я несколько шокирован, — сообщил Кемис, оглядываясь со странной, будто наигранной растерянностью. Словно бы на самом деле он не чувствовал никакой растерянности, но считал себя обязанным ее изображать.

Я его отлично понимаю. Удивительно, что он вообще мне поверил. Но ведь это же сработало, да? И он вернется в норму через пару дней?

Хотя, впервые попав в арсенал, можно и удивиться. Похоже, его строили еще с помощью магии, поскольку размер каморки сотрудника — всего ничего, и дверей никаких нет. Только шкафы. Но ведь тем проще! Проще ведь, да? Магия делает столько невозможного возможным, что иногда я даже забываю думать о том, что этот процесс может проходить и в худшую сторону.

Как с Виндом. Рейном. Многими другими.

— О, Сторм, — поприветствовал меня тоже не особо-то постаревший смотритель. Такое ощущение, что нас с ним когда-то разлучили в детстве: тоже пегас, примерно того же возраста, с теми же серыми глазами...

Разве что мои не особенно приятные для окружающих выдающиеся способности, из-за которых мне удалось так долго и качественно здесь работать, у него отсутствовали. Потому и сидел в арсенале, а не где-нибудь повыше.

— Да-да, привет, — откликнулась я. — Не выдашь масочку с комбезом? Угораздило потерять из-за одного придурка. Ладно, двух придурков. И, кстати, насчет вот этого поня...

Я выразительно мотнула головой в сторону Кемиса. Тот с некоторым удивлением покосился на меня, но промолчал.

Смотритель кивнул, приоткрыл дверцу шкафа и начал бодро копаться внутри, перерывая полки. Точнее, одну и ту же полку. Что именно при этом на ней происходило, разглядеть было трудно, дверца заслоняла весь вид, и оно и к лучшему. Главное — что мне выдадут все по запросу.

— Твоя маска, Сторм, — смотритель, не оглядываясь, одним крылом протянул мне ее — новенькую, будто только сделанную, блестящую черную маску. Такую же, какую выдавал пять лет назад. А другим — еще одну, уже матовую и совсем не черную. — И его. Саффера. Сейчас выдам и новые комбинезоны.

Конечно, новую маску мне хотелось натянуть сразу же. В этот раз — не размышляя о том, что это за материал, вроде бы гибкий и даже немного тянущийся, но на разрыв — плотный, твердый и прочный. И явно без следов краски, будто маска была изготовлена сразу нужного цвета и размера.

Но сначала я пихнула вторую маску в копыта Кемису. Который принялся вяло ее рассматривать.

— И почему она такого цвета? — поинтересовался он. С интересом, который звучал все так же наигранно, как недавно удивление.

— Поверьте, я знаю, кому что выдавать, — откликнулся смотритель, не отвлекаясь от поисков. — Комбинезон Филлесса — тоже от меня, и, как-по вашему, он ему не подходит?

В прошлый раз меня не удивило то, что он знает мое имя — это казалось вполне нормальным, учитывая его должность. То, что он назвал имя Аффара так, как оно записано у нас, тоже не казалось странным. Но вот откуда он знает — что Фил — это Филлис? Даже не Филлис, а Филлесс?

Хотя не наплевать ли, а?

— Кемис, натягивай давай, — пришлось легонько толкнуть его плечом, чтоб он кинул в мою сторону хоть сколько-нибудь эмоциональный взгляд. Пусть эмоции были далеки от понятных, но были настоящими, а это уже что-то! — Этот понь свою работу знает.

— На кой мне вообще маска?

— Шоб было. Не задавай идиотских вопросов. ДКП вообще зря отказался от анонимности.

Не говорить же ему, что технически мне впервые выдали личного помощника и хотелось бы, чтоб это было очевидно. Такие штуки здорово помогают репутации.

Полное отсутствие в нем полноценных эмоций все-таки волнует. В конце концов, он на меня работает, а я работаю на Аркана, а ему вряд ли понравится сотрудник, вечно витающий мозгами где-то в облаках. Особенно если ничем остальным он в них витать не умеет, хотя должен бы, с его-то родословной из чистейших крылатых за единственным исключением. Да уж, с генетикой ему не свезло.

Кемис пялился на маску так долго, что мне уж хотелось плюнуть и оставить его здесь — учитывая, сколько мы там просидели, торопиться мне было куда.

Потом наконец без единого слова прислонил ее к лицу. И перевел взгляд на меня. Странный взгляд, но уже намного более живой, чем раньше.

Ну и славно.

— Тебе идет, бро, — я хлопнула его по плечу. — Под цвет гривы, разве что капельку потусклее, но тут ничего не поделаешь — ярких цветов дэкапэшники не носят. Так, что там с моим комбезом?

Комбез, естественно, оказался уже готов к употреблению. И пусть я действительно не люблю насилие, и вся работа в ДКП нужна мне ради возможности хоть что-то сделать для Рейна... Но вот сдержаться от довольной лыбы, когда я застегнула последнюю молнию, не получилось. Пять лет работы — это не мелочь. К такому привыкаешь.

— Ну-с, — маска, естественно, встала как влитая, — дознаватель Сторм снова начал работу! Кемис, кажется, нам нужно к Аркану. Как думаешь? Только я еще кой-куда забегу по дороге, простите.

То, как он после этого на меня посмотрел, вселило определенную тревогу. Незначительную. Но прищур точно был нехорошим.

Однако ответ прозвучал спокойно:

— Конечно, начальник. Идемте.

---

Дверь, пусть и открывалась наружу, бахнула по стене так громко, что копавшийся на полке Станд, за последние дни и так переживший слишком многое, едва не подпрыгнул на месте. По крайней мере, взвизгнул точно. Шепотом. Почти.

Учитывая, как его напугал его собственный шеф, несколько часов назад вернувшийся и немедленно заставивший перерывать до ночи все ранние доклады насчет "Рассвета", он даже устыдиться не подумал.

— Аркан, сука! — рявкнул от двери высокий единорог в уже, увы, знакомой Станду форме без нашивок. Хотя в последний раз, когда сюда приперлись парни в такой форме, ничем хорошим для них это не кончилось. Но тогда их было двое, а сейчас — шестеро, по одному заскочивших в дверь и занявших тесный кабинет почти целиком.

И, кажется, настроены они еще менее дружелюбно.

— Я поражен склонностью сотрудников ВС к разжиганию конфликтов, капитан, — послышался из-под капюшона тихий, шелестящий голос. Похожий на Аркана его излюбленным тоном, но совершенно не похожий по всем остальным признакам. Если бы не все еще горевшие в глазах ярко-красные точки, Станд уж точно не поверил бы, что это и есть шеф.

Высокий — капитан, — прошел к столу Аркана и грохнул по нему копытом. Зашатался не только несчастный стол, но и шкаф. Станд, в этот раз уже промолчав, слегка наклонил голову и скосил глаз в сторону этого явно агрессивного единорога. Все еще старательно изображая копание в бумажках. Вряд ли он чем поможет, если начнутся проблемы, но...

— Не пытайся мне пиздеть! — кажется, от этого вопля мебель опять задрожала. Уж Станд — точно задрожал. — Где Мальстром?! Где Талли?!

— Ах, вы об этом, — следователь оторвал наконец взгляд от разложенных по столу бумаг. В тени капюшона сверкнули белые зубы. Станд, помня, что раньше Аркан никогда не улыбался, и зная слухи о его внешности, чувствовал себя все менее уютно. — Все в порядке. Один из наших лучших сотрудников удачно провел операцию по его устранению.

Капитан замешкался. Лишь на секунду. А потом снова хрястнул копытом по стулу и взвыл:

— И кому ты брешешь, дрянь?!

Аркан опять продемонстрировал чисто-белые, ухоженные клыки. Такие, каких ни у земного, ни у пегаса, кем бы на самом деле когда-то ни был Аркан, быть не могло.

— Вы слишком нервничаете, капитан Рант, — сказал он. И принялся нашаривать что-то под столом. Пусть Станд помнил, что именно шеф туда притащил, смотреть на эти... вещи... снова не было никакого желания. На одну из них, вторая хотя бы выглядела приемлемо. — Может, это поможет вам успокоиться и не думать о возможной потере должности и не только ее?

— Да ты...

Капитан закашлялся. Замолчал. Уставился круглыми глазами на то, что Аркан небрежно уронил на стол.

Настолько небрежно, будто это не была голова легендарного и, по слухам, бессмертного Мальстрома Абисса. Впрочем, Станд, пусть и видел Мальстрома лично целый один раз (и вовсе тому не обрадовался), не мог сказать точно, был это Мальстром или нет. Слишком уж пострадало лицо. То, что осталось на месте лица. Кажется, Мальстрома кто-то очень сильно не любил, и, несмотря ни на что, Станд ловил себя на мысли о том, что лучше бы все это с единорогом проделали только тогда, когда он уже был мертв, а не до того.

— Мы слышали о Мальстроме кое-что внушающее опасения, — пояснил Аркан. — Так что после тщательной консультации со специалистом пришли к выводу, что было бы правильнее извлечь из этой головы... некоторые детали перед тем, как представлять вам.

Единорог еще немного помолчал. Остальные пятеро, до того стоявшие в несколько угрожающих позах, теперь растерянно шушукались между собой.

— И какого хрена нельзя было предупредить нас? — спросил капитан немного надтреснутым голосом. Не отводя взгляда от головы. То ли пытаясь убедиться, что она — подлинная, то ли убеждая самого себя в том, что не находится во сне. О том, считает капитан этот сон чрезмерно приятным для правды или все же кошмаром, судить было трудно.

— Увы, я опасался перехвата, — под плащом Аркана, на спине, что-то дернулось. Будь ранее у следователя заметные пегасьи признаки, Станд сказал бы, что он пытается развести крыльями. — К тому же сотрудник, через которого мы держим с вами официальную связь, увы, более у нас не работает.

— Не работает?

— Форфейт покончил с собой посредством удушения, — Аркан, Станд готов был поклясться, хихикнул.

— Покончил с собой, значит, — повторил капитан.

— Подобные действия я предпочитаю называть именно так.

Несмотря на то, что пятеро тех рогатых находились где-то между расслаблением и недоумением, Станд четко ощущал нараставшее в кабинете напряжение. За время работы в Департаменте он уже привык чуять его... хвостом. И ему не нравился диалог его шефа и шефа этих ребят. Сильно не нравился. Да что уж там, у него бы и шерсть дыбом встала, не будь он в рабочем комбезе.

— И кто же этот твой "сотрудник"? — спросил наконец Рант.

Красные точки мигнули.

— Всего лишь Филлис Мордрейн. Сын Ариса Мордрейна, если вы не поняли.

А вот после этого имени, произнесенного таким беспечным тоном, будто речь шла об упоминании случайного знакомого, и остальные пятеро единорогов перестали перешептываться.

— Ты-ы, — процедил Рант. Напряжение усилилось настолько, что уже казалось осязаемым. — Ты знал, почему гребаного Мордрейна нельзя было выпускать, и при этом на тебя работает его сын? Не дохера ли ты на себя берешь, Аркан?

Точки под капюшоном опять мигнули. Вновь блеснули клыки. И Аркан опять принялся шарить ногой под столом.

— Не волнуйтесь. Он доказал свою верность.

— О, и как же он е...

Капитан единорогов заткнулся снова. Даже не замолчал, а заткнулся, захлопнув рот на полуслове.

— Меня все еще удручает ваше недоверие, — сказал Аркан, крутя в копытах чей-то неаккуратный, с неровным краем обломок рога. Знакомого цвета. Впрочем, о том, кого Станду напоминает этот цвет, было лучше не думать. Аркан же, осмотрев рог со всех ракурсов, бросил на стол и его.

После еще более продолжительной паузы капитан совсем уж хрипло поинтересовался:

— И где Филлис?

— К моему неизмеримому сожалению, он предпочел оставить свою должность и покинуть нас, не увидомив о своем местоположении, капитан. Впрочем, он успел сообщить, что Ариса забрал некто Библиотекарь. И, вероятно, навсегда, если вы осведомлены о его роде деятельности.

И в этом, насколько знал Станд, не было ни слова лжи. Была лишь легкая недосказанность. Например, в причинах, по которым Фил оставил должность. В чувствах, которые теперь, вероятно, питает Фил к Департаменту. Но ведь капитан о них и не спрашивал, все так?

Рант очень медленно проговорил:

— Что-то у тебя многовато проблем с сотрудниками, Аркан. То самоубийство, то увольнение. Может, тебе стоит тщательнее, следить за своим штатом, а?

— Я обязательно передам директору ваше предложение, капитан, — и Аркан опять явственно хихикнул.

— Не делай вид, будто кто-то не в курсе, кто на самом деле главный в вашем блядском Отделе, — слово "Отдел" капитан вплюнул с совсем уж заметным отвращением. — Где Карнейдж?

— О, за это не волнуйтесь, капитан. Карнейдж совершенно безопасен без Абисса.

До этого Станд готов был поверить, что Аркан и в самом деле осуществлял план по уничтожению "Рассвета", а вероятное предательство его и исчезновение Фила были лишь фикцией. И даже сам Фил на самом деле именно что просто взял с Аркана обещание, что после выполнения этой задачи отправится в бессрочный отпуск.

Но после этой реплики он почему-то окончательно убедился в том, что кое-кому тут пытаются морочить голову. И, отвернувшись, зарылся в по сто раз перекопанные документы с удвоенным тщанием.

В этот раз молчание затянулось совсем уж надолго. Единорог, кажется, не просто глазел на рог, а изучал что-то, прощупывая невидимыми взгляду обычного пони заклятьями. Несмотря на то, что в кабинете Аркана никогда не было отопления, и замерзнуть, стоя на месте, было проще простого, Станд явственно ощутил, что грива уже взмокла от пота. Что он сможет сделать, если понадобится помочь Аркану? Против шестерых единорогов? Он скорее будет только путаться под ногами. Точнее, валяться под ними абсолютно дохлым трупом мертвого пони.

Было бы очень неплохо отсюда свалить. Оставлять шефа, конечно, не хотелось. Но и вляпаться кому-нибудь под ногу было бы...

— Я еще проверю, точно ли это они, — протянул Рант. — Если ты думаешь, что в таком состоянии мы не опознаем труп даже после пластической операции, даже по одной только голове или рогу...

— Ничуть не думал сомневаться в возможностях ваших лабораторий, капитан Рант, — точки под капюшоном вспыхнули ярче. Очевидный знак для любого, кто знаком с Арканом. — Надеюсь, теперь вы спокойны?

— Если что-то окажется подделкой, будь уверен, я вернусь, — пообещал Рант. — И, поверь, тогда тебе не видать ни лечения, ни даже того, что мы тебе уже выдаем.

Сверкнув глазами, он по очереди стащил со стола и бросил двоим единорогам, без особой охоты поймавшим их, по одному из "вещественных доказательств". Махнул копытом остальным. Подчиненные, внимательно оглядываясь, вышли в дверь — по одному, следя, чтобы снаружи никого ничего не поджидало. Видимо, они тоже без проблем осознали, что здесь что-то глубоко не так.

Сам Рант направился к двери последним. Уже толкнув ее, он обернулся и сверкнул глазами.

— Я бы на твоем месте не расслаблялся, — предупредил он.

— Я и не собираюсь, — и Аркан опять улыбнулся. — Вы вряд ли будете так же невнимательны, как капитан Талли. Кстати, вы забыли уточнить, куда он де...

Дверь с грохотом захлопнулась.

Но, только Станд успел было вытереть пот со лба, снова с треском распахнулась обратно.

— Аркан!

О Искра, этот голос, и без того искривленный и настолько низкий, что от него даже в ушах гудит, становится еще хуже, когда Сторм в ярости.

Судя по тому, как он впечатывал тяжелые, обутые в сталь копыта в пол, он видел только что вышедших из кабинета рогатиков. И это не прибавило ему жизнелюбия. Как, впрочем, и Кемису — это, пусть теперь темно-красная, цвета венозной крови маска и скрывала нижняя часть его лица, это был именно он. Эту едва ли не кобылью изящную фигуру, вечно наводящую крайне гнусные мысли, и яркую гриву трудно не узнать. Вот взгляд его узнать было уже труднее — слишком он был... даже не злым, а каким-то мрачным.

— Аркан, чтоб тебя! — казалось, долбануть копытом по столу сильнее, чем это недавно сделал Рант, невозможно, однако Сторм умудрился врезать по столешнице так, что она чуть ли не хрустнула. — Ты что, просто выдал им их всех и отпустил? Ты заранее это планировал, да?! И не мог предупредить?!

Станд, не сдержавшись, обернулся наконец нормально, забыв о бумагах. Теперь, по крайней мере, ни ему, ни начальству ничего не угрожало... ну, Аркану точно не угрожало, не будет же Сторм бить ему морду... а вот посмотреть на происходящее хотелось полноценно, не выворачивая голову и не скашивая глаз до боли.

Аркан же мигнул красными точками совсем уж ярко. Вздохнул — протяжно, но не устало, скорее с радостью. И стащил капюшон.

Кемиса, глаза которого едва не выпали, так он их выпучил, Станд прекрасно понял — пусть и подивился столь резкой смене настроения. Он и сам готов был уронить челюсть на пол. Даже Сторм, кажется, замешкался — впрочем, он всегда быстро отходил от вспышек внезапной ярости.

И в глазах Кемиса, распахнутых сверх меры, и в глазах Сторма, едва видных из-под капюшона, Станд увидел то же чувство, что испытывал сам.

Узнавание. Пусть у всех троих и разное.

И мысль, которую все трое предпочли проглотить.

— Прошу простить за маленькую демонстрацию, — сказал Аркан. В глубине желтых глаз по-прежнему ярко пылал багровый отсвет. — Вы не сможете представить, как я устал таскать на себе эту хламиду. Она уже много лет ассоциируется у меня только с болью. Целую вечность. И чем сильнее была боль, тем более казалось, что я действительно останусь с ней в вечности.

И вот это для ушей Станда точно не предназначалось. Судя по вытянувшейся даже под маской физиономии Кемиса — тот думал о себе так же. Трудно было предположить, что Аркан вдруг станет при двух сотрудниках низшего звена, один из которого работает на Аркана меньше года, а другой и вовсе без году неделю в Отделе, изливать душу. Они бы в любом случае вряд ли это оценили.

Зато вот Сторм явно оценил.

Нет, лица его, скрытого маской, Станд не видел — со своего места он теперь мог разглядеть лица только Кемиса и Аркана. Зато хорошо расслышал неверие, или даже страх поверить, пополам с восторгом в голосе.

— У них получилось?

Плащ на спине Аркана вновь всколыхнулся, но на сей раз — для того, чтоб слететь с него и упасть на пол. Под ним, однако, оказался обычный комбинезон Департамента. Обычный лет так сто назад, серого цвета.

— Я предпочту не рассказывать обо всем, что там произошло, — сказал Аркан, будто бы в смущении, которого за ним никогда не водилось, разводя в стороны широкие фестральи крылья. — Некоторое время я думал, что Мальстром потерял разум. Вместо того, чтоб сразу направиться за наиболее важным объектом поисков, он принялся за восстановление куда менее необходимого тела... Поставив и свою жизнь, и жизни прочих под угрозу...

Аркан прикрыл глаза, будто все еще вспоминал о своем мнении насчет Мальстрома.

— Но в результате Абисс избавил меня от моей проблемы в один миг. Из чего следует, что он как минимум отчасти добился желаемого. Тебя это устроит, Сторм?

Сторм явно собирался сказать, что устроит. Это было очевидно хотя бы по заметно встопорщившимся крыльям.

Однако Кемис успел заговорить первым.

— Нет. Где Фил?

Голос его маска почти не изменила. Разве что сделала чуть более ровным и меланхоличным — несмотря на то, что Аффар был вполне себе эмоциональным, открытым и дружелюбным парнем; вспомнить хоть, что он легко простил их за ту выдачу Аркану, пусть все и обернулось к лучшему. И еще — хотя, быть может, Станду просто почудилось — немного... неживым. Чем-то напоминающим тот, что был у Аркана. Нет, он не скрипел так, будто обладателю вырвали половину горла, но что-то в нем...

Аркан же — пусть воспринимать Шиве... "этого фестрала" как Аркана было сложно — перестал скалиться настолько резко, будто его пнули под дых.

"Да, живое тело дает не только плюсы", подумал Станд, прежде чем одернуть себя и запретить даже мысли подобного рода. Ляпнуть такое вслух — и конец его работе, уж точно.

— Понятия не имею, — с нехарактерной для него ранее резкостью ответил Аркан, переведя дух. — Могу сказать только, что он, вероятно, действовал в интересах Абисса, сам не зная того. Как и его отец.

— И что же тогда это за рог? И кому принадлежала голова? — Кемис мотнул головой в сторону двери, явно подразумевая ушедших единорогов.

А вот тут улыбка на лицо Аркана вернулась. Пусть не сразу. Почти что по частям. Дернулся сперва левый уголок рта, потом правый, и вот губы вновь раздвинулись в усмешке. Почти что очевидно говорившей, что сообщать полную правду он не намерен.

— Их опознают как голову Мальстрома и рог Фила, — сказал он. — В этом можете быть уверены.

---

— ...каменное, ка-а-аменное дно, — напевал Фил, полируя лезвие скальпеля. Напевал он со вкусом, с удовольствием, и с таким же проводил тряпочкой по лезвию, после удовлетворенно всматриваясь в отражение, давно уже идеально ровное. Ничего необычного, насколько заметил Арис, для Филлиса. Филлесса. Их с Флорой сына.

Если не считать того, что они провели в этой же комнате, в которой встретились впервые, уже несколько часов. И все это время Фил только начищал скальпель и пел.

У них же все получилось. Просто идеально. Фил не должен так неестественно себя вести. Если только он ведет себя так не всегда, что, конечно, возможно. Если то, что он рассказал — правда.

— Фил, — не договаривать имя до конца в каком угодно из вариантов стоило некоторого труда. — Отзовись, наконец.

— Ага, Эрайз, сейчас-сейчас, — откликнулся Фил, не отвлекаясь от своего занятия. — Секундочку... — "Сердце твое двулико, сверху оно..."

— Филлесс!

Это должно было подействовать. Он же был так недоволен, когда его называли полным именем.

— Да, я слышу. "А снизу каме..."

Арис устало вздохнул. Он так пристально вглядывался в лицо Фила, что заболели глаза. Он надеялся найти хоть какое-то отличие, какую-нибудь мелочь, намек на то, что с ним не так. Но видел только идеально гладкую скорлупу того же образа, что и раньше.

Их не связывало ничего, кроме биологического родства... и памяти Ариса о Флоре. Фил четко дал понять, как относится к Арису, и теплой встречей давно не видевшихся родственников тут и не пахло. Но не может Фил быть таким всегда, просто не может.

Он хотя бы иногда срывается. Как в их первую встречу, в этой же комнате, которую Фил умудрился найти спустя десятилетия после того, как Рассвет покинул Альвенгард. Тогда Фил, стоило Арису назвать его полным именем, словно взорвался.

— Ты?..

— Арис Мордрейн. Твой отец, Филлис.

Тогда он ожидал какой угодно реакции, но только не этой.

— Не смей звать меня так! — завизжал Фил, бросившись на Ариса. На ходу выдергивая из кармана что-то явно хорошо заточенное. В один миг с лица его сбежало напускное веселье, и осталось только ярко выраженное — в оскаленных зубах, в слетающих с губ каплях, в едва не зажмуренных глазах — желание убить.

Очевидно, Арис нашел аргументы, чтоб убедить его. Он не мог их не найти. И Фил нашел доводы, способные доказать Арису необходимость смерти Мальстрома.

Они оба изначально считали, что это необходимо. Пусть у них были разные мотивы так считать.

— Фил, ты можешь узнать, что там...

А вот это наконец подействовало.

Тот самый скальпель, который Фил только что с таким усердием полировал, просвистел в воздухе и замер у горла Ариса. Сам же Фил, сидя на том же месте, упер в него полный ненависти взгляд. Конечно, он мог бы и не вставать, ведь Арис отдал ему конденсатор.

Но инстинктивно использовать магию, которую Фил, по его словам, настолько ненавидел?

— Я говорил тебе, — кажется, даже выталкивать слова из горла ему было адски тяжело, — что твое предположение — бред! Я не могу ничего "узнать"! Я запомнил о наличии в Нижнем клиники Брайта! Я допустил, что он — один из них! Я предположил, что они могут отправиться туда! И это все, что было!

— Ладно. Я не спорю.

В мгновение ока скальпель вновь оказался в копытах Фила. Впрочем, продолжать его протирать он перестал, вместо того уставившись куда-то в пол.

"Мы сделали все правильно. Так, как должны были. — Арис устало сгорбился. — Он забрал Флору, он убил ее, он сделал из Филлиса... это. Так почему я не чувствую удовлетворения?"

Наверное, это оттого, что он устал. Очень устал. Не прямо сейчас, конечно. Давным-давно, восемьдесят девять лет назад, сразу и навсегда. Разве что сейчас усталость ощущалась еще сильнее.

А может быть, потому, что его сестра все равно была мертва, его сын не более здрав умом, чем был недавно отец, а ему самому за сотню лет, из которых он около восьмидесяти девяти провел в одиночной камере.

— Что будешь делать дальше? — спросил он куда-то в пространство. Не зная даже, кого спрашивает — Филлиса или себя.

Фил, впрочем, ответил. Порылся где-то за пазухой комбинезона и вытащил красный полупрозрачный камень. Тот самый, что они вытащили из браслета Ариса. Того, который ему принес тот молодой пони, сотрудник Внутренней стражи, за неделю до его активации, позволившей Арису освободиться. Прошло совсем немного времени. Но воспоминание казалось настолько же далеким, как и те, что он сохранил за десятилетия заключения.

— Есть одна идея, — сказал Фил, подбросив конденсатор в воздух и аккуратно поймав снова. — Но мне пригодится эта блестяшка. Ты же не против, если я ее позаимствую?

Казалось, в этом вопросе должен звучать очевидный намек на угрозу. Но почему-то его не было. Фил абсолютно искренне интересовался, не будет ли Арис возражать. Так, будто не воспринимал его как очередного врага, на некоторое время ставшего полезным.

— Конечно, не против. — Арис закрыл глаза. Сейчас точно не время думать, будто что-то можно исправить. — Я в любом случае бесполезен, будь у меня конденсатор или нет. Здесь я смогу остаться и жить жизнью обычного пони, без всякой магии.

Той жизнью, которая ему оставалась. Библиотека могла подлатать его, подправить здоровье, даже вернуть рассудок — но вряд ли могла вернуть ему молодость. Или хотя бы остановить старение, как мог бы Карнейдж.

— Что ж, отлично, — Фил снова подбросил камушек и спрятал обратно — без контакта с телом конденсатор оставался просто красивым камнем. — Теперь я жалею, что не захватил свой оборотный камень. Говорят, он может отрастить рог, да?

— Может, — кивнул Арис. Это он почему-то тоже помнил еще со времен учебы. — Однако рог не будет работать. Даже если его отрастит бывший единорог, это будет просто кусок кости.

— Потому мне и нужен конденсатор. Восхитительно.

Фил убрал наконец скальпель и с немного исказившимся лицом встал. Как будто каждое движение причиняло боль, которую он тщательно старался скрыть. Даже от самого себя.

Задавать вопрос было бесполезно, но остановить себя Арис не успел:

— Ты ранен?

Вместо ожидаемого молчания или очередной вспышки злобы Фил изобразил кривую улыбку и ответил:

— Жить буду. Единороги — твари живучие. Ладно, я сваливаю.

И, коротко помолчав, добавил:

— Спасибо.

Пока Арис ошарашенно хлопал глазами, Фил прошел к двери и выскользнул наружу. Видимо, аппарировать без крайней необходимости он все еще не желал.

И Арис опять остался один.

Один, совсем один, совсем о...

ВСЕ

...дин совсем один со...

ПРАВИЛЬНО

Арис, тихонько засмеявшись, с размаху заехал затылком о стену. И еще раз. И еще. Ровно как в день, когда тот юноша принес ему конденсатор. Когда его помраченный рассудок все же осознал, что ему придется делать дальше, и отключился окончательно. Отключился до момента, когда Арис пришел в себя в Библиотеке и предпочел поверить, что его воля принадлежит только ему.

— Сколько же времени ты было во мне, — сказал он, с хихиканьем продолжая удары, вновь и вновь. Бум. Бум. Бум. — Восемьдесят девять лет. Так долго. Это же просто сон, я знаю. Я проснусь, и Флора будет жива, и мне снова будет девятнадцать, и все будет прекрасно.

БЕЗ

Бум. Еще удар. Еще удар.

ДНА

Еще удар. Еще удар.

Возможно, у него получится разбить себе голову и через смерть наконец-то очнуться от этого бесконечного кошмара.

---

Ощущение от визита осталось категорически паршивое, по ощущению Даста, у всех.

Аркан в ходе чудесно вежливой беседы объяснил свои действия и предоставил им башку Мальстрома. И башку Мордрейна. Но ложечки им, может, и вернули, а вот осадочек остался. Особенно остро этот осадочек чувствовал, похоже, Рант, поскольку морду скорчил — мрачнее тучи и кислее лимона.

Хотя, может, такую рожу он корчил только потому, что по выходе из Департамента обнаружил нехватку батареек для возвращения в Анмар прямо отсюда — из-за того, что они на кой-то хрен задействовали батарейки при повторной аппарации из Нижнего в ДКП. Обнаружив же эту нехватку, он долго и матом орал о том, что у них, похоже, не Внутренняя стража, а интернат для слабоумных, совмещенный с борделем для извращенцев. Потом на него попытались рявкнуть из какого-то окна дома напротив здания ДКП. Рант швырнул туда паралич и все так же громко и нецензурно приказал в честь общего идиотизма пешком валить в Нижний город, где им хватило бы фона.

Собственно, теперь все и валили. Молча и подавленно, думая каждый о своем. И даже не обращая внимания на возможные неприятности. Вряд ли здесь и сейчас их могли ожидать проблемы. Даже если "Рассвет" недавно был в Альвенгарде, после того, как кончился Мальстром, их можно было не опасаться.

Ну, кроме Карнейджа. Но, во-первых, он, если и опасен, не станет разгуливать по городу пешком — либо станет, но тогда это будет заметно очень издалека, — а во-вторых, аркан заверил их, что Карнейдж без Абисса совершенно безопасен.

Фраза эта была построена немного странно, но Даст думал не о том. Ему было неуютно. И далеко не только потому, что темные улицы Нижнего города под наглухо затянутым тучами небом навевали тоску и паранойю.

Во-первых — с какого это перепуга Рант вообще сорвал их всех так резко? Даст мог предположить разве что... Когда они с Эшем скучали под дверью той уже даже не подвальной и непонятно как построенной комнаты в архиве, координаторы отправили какое-то сообщение. Эш, которому Рант оставил ключ дешифровки, вроде как его прочел. Побледнел и рванулся, ничего толком не сообщив, срочно искать Ранта. Успев выпалить только про Аркана и про "Рассвет".

И вот почти сразу после этого капитан... то ли временный, то ли уже полноценный, если вспомнить столь долгое отсутствие Талли... как с цепи сорвался. И Эша заменил. Зачем-то.

Кстати о Талли... Это во-вторых. Да, Рант спросил о нем. Один раз. А потом словно бы забыл.

Нет, ну, никто не спорил с тем, что Талли уже не совсем тот, каким был когда-то... наверное, был, Даст и Эш этого времени не застали... но как можно просто взять и забыть главу оперативного отдела?!

Нет, не нравилось это Дасту. Совсем не нравилось.

— Даст, еб тебя! — заорал спереди Рант. Кажется, его настроения прогулка по холоду и темноте тоже не улучшила. — Хрен ли ты копаешься, инвалид?!

И вправду. В размышлениях Даст не заметил, как отстал, а теперь и совсем встал на месте. Как-то даже стыдно... Кажется, иногда Рант не так уж и неправ насчет недоразвитых...

Однако о своих мыслях надо бы кому-нибудь рассказать. Хотя бы Эшу. И уточнить у него, что же именно тогда он имел в виду. Рант делает что-то совершенно не то, да и Аркан явно пытается темнить. Не зря же Эш тогда его упомянул? Жаль, раньше расспросить не получилось, но вот потом...

Давление на горло он почувствовал после первой попытки шагнуть с места. После второй оно несколько усилилось.

— Приве-е-ет, рогатик, — весело сказал кто-то из темноты. Справа. При этом правая передняя нога, которой Даст мог бы врезать, была надежно заблокирована. — Удачно, что мы с тобой встретились. Я прямо как знал, что ты тут пройдешь! Скажи, вам же оборотные камушки выдают, да?

Отвечать Даст не собирался. Он разглядел в темноте только смутные очертания, но даже по силуэту он вполне смог бы выстрелить. Душить прямо сейчас его не собирались, но ведь вряд ли ему на шею накинули удавку просто для того, чтоб поговорить по душам? Судя по вопросу, у него надеялись отобрать что-нибудь ценное.

И как раз оборотный камень у него был. Пусть недавно ходили слухи, что их скоро начнут изымать.

О Селестия, ну не звать же остальных?

Оставалось потихоньку готовиться к выстрелу. Разрезом, что проще, быстрее и незаметнее всего. Но даже Разрез могут видеть обычные пони, если пустить его неаккуратно и поспешно, а раз этот неизвестный ублюдок незаметно подошел так близко к Дасту, пусть и поглощенному своими мыслями, то и увернуться может.

— Какой приятный цвет гривы, — продолжал неизвестный. И пусть в темноте все еще ни диза не было видно, Даст почувствовал, что давление на правую ногу слегка ослабло. — Всегда нравился пепельный. Хотя в темноте плохо видно... Скажи, ты острых предметов не боишься?

— Б... б-боюсь, — соврал Даст, подпустив в голос дрожи. Надо, чтоб этот точно ничего не заподозрил.

— О, и голос тоже неплохой! — обрадовался пони. — Точно боишься? А страх перебороть сможешь?

Вот. Теперь можно стрелять.

Даст выпалил "разрезом" куда-то в сторону лица незнакомца, пусть и видел его лишь краем глаза. Пускать заклинания не прямо по направлению рога всегда несколько сложно, но он неплохо с этим справлялся. Так что никаких проблем не будет.

Очевидно, он не мог не попасть.

---

— С остальным пусть уж искорки разбираются, — сказал Грид. Закашлялся, но затянулся еще раз.

— Угу, — сказал Мерит, синхронно повторяя затяжку. — Приберут. Мы свою работу сделали.

Первую встречу с теми шестерыми они еще могли пережить без особого морального ущерба И даже продолжили работу. Но во время перехода к следующему дому им обоим не повезло наткнуться на единорогов снова. Идущих навстречу, во главе с тем самым "капитаном", на всю улицу скрипевшим зубами. И почему-то впятером.

Впрочем, все пятеро опять проигнорировали существование Мерита и Грида.

— Да-а-аст!!! — раздался за их спинами вопль, когда они уже надеялись не видеть и не слышать никаких единорогов. — Я тебе лицо отгрызу, скотина!

— Иду, иду! — торопливо откликнулся кто-то уже спереди. Видимо, этот самый Даст. И не замедлил выскочить из темноты и, увязая копытами в нечищеном снегу, заспешить за остальными. Грид не успел толком его рассмотреть, да, если на то пошло, и не стремился.

Да, против обитателей Нижнего он ничего не имел. Да и против магов, если подумать, тоже. По крайней мере, ничего личного уж точно.

Но все-таки предпочел бы их не видеть. Особенно в таких количествах.

— Хрен ли ты так долго копался и откуда взял эту кровищу?! — несмотря на то, что этот Даст уже пришел, настроение капитана явно не улучшилось.

— Да так, небольшая проблемка. Один из местных дебилов...

Дальше они уже не слышали, поскольку тот отставший рогатый все же не пытался орать на всю улицу, да и их командир как-то поутих, видимо, хоть немного успокоившись.

Мерит выплюнул почти целую сигарету, долго и с чувством выдохнул нечто очень матерное, пусть и без слов, и сказал:

— Вернусь — напьюсь. И поебать, что завтра на работу.

— Аналогично, коллега, — сказал Грид.

— Че...

— То же самое сделаю, в смысле, блин.

Еще некоторое время шли вперед они исключительно медленно, постоянно вглядываясь в темноту впереди. Чтоб точно убедиться, что навстречу им из темноты не понесется очередной единорог, на которых сегодня Анмар, видать, не скупился.

Потом, когда они наконец вышли на чуть менее заброшенную и не настолько заснеженную, но все такую же темную улицу, Грид не менее длинно, хотя и более цензурно, вздохнул и предложил:

— Пойдем быстрее. Нам пока по дороге. Заодно поищем... — Грид замешкался, — эту его "проблему".

Разбираться с "проблемой" не хотелось. Тащить пострадавшего к врачу не хотелось. Тащить тело к остальным в случае, если проблема оказалась нерешаемой иным способом, тем более. Но кому-то же надо это сделать?

— Мы ж закончили работать, — вяло запротестовал Мерит.

— Закончили. Но он, может, живой. Не факт же, что его... оу!

Ругнувшись про себя, Грид пошатался, пытаясь сохранять равновесие, и чудом не шлепнулся на дорогу.

Или не на дорогу, а на то, что на ней лежало. То есть лежащее на боку тело кого-то в комбинезоне, насколько можно было разглядеть, ДКП. Лицо его зарылось в снег вдоль протоптанной узкой тропинки, и снег вокруг покраснел настолько, что предположений о состоянии здоровья можно было не делать.

— О, а вот, видать, и "проблема", — прокомментировал Мерит недовольно, с пыхтением переворачивая труп копытом. — Ты че, слепой? Лежит посередь дороги, как можно было не заметить? Щас посмотрим, кто такой, потом расскажем в ДКП, авось опознают, а нам пре...

Прямо сквозь незаконченную фразу Мерит издал булькающий звук, согнулся и выблевал недавний ужин на дэкапэшный комбез найденного пони. Комбезу это, впрочем, не особо повредило, учитывая, как он был уляпан вполне очевидной кровью.

Грид испытал очень схожее желание, но подкативший к горлу комок все же проглотил. Все-таки работал он дольше. Да и при Мерите, который недавно цинично болтал насчет жертв пожара, а теперь умудрился стошнится при виде одного-единственного трупа, лицо терять не хотелось...

Осознав свою последнюю мысль, Грид все же едва удержался от того, чтоб последовать примеру напарника.

— Кха-а-а, — просипел Мирет, не разгибаясь и тяжело дыша. Судорожно трясущимся копытом он тыкал куда-то в сторону так потрясшего его зрелища. — Это... это... что...

— Вот конкретно то, на что ты показываешь — глазные яблоки, — сипло сказал Грид, надеясь, что желудок его все же не подведет. — Были.

Как раз в эту секунду Мерит шатнулся и въехал копытом как раз в то место, на которое так старательно показывал. Раздавшегося при этом хлюпанья не выдержал уже и Грид.

Отдышавшись, он загреб полную пригоршню снега, подальше от того, где лежало тело, и тщательно прожевал, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса рвоты. Мерит, однако, его позора так и не увидел — он все еще кашлял и хрипел, склонившись над трупом, однако, видимо, блевать было уже нечем.

— Так ровно срезано, — горло при разговоре теперь нещадно драло. — Он его... магией, похоже. Но да, он уж точно не может быть жив...

В опровержение своим словам Грид услышал вдруг очень тихое сипение.

— У-у-у, — проскулил "труп". Впрочем, без челюстей и языка ему только это и оставалось.

Грид, собравшись, присмотрелся к нему поближе. И его внезапно посетило ощущение, будто что-то с этим пони не то.

— Мерит, — скомандовал он, — доставай фонарь.

Напарник, едва успевший разогнуться после очередной попытки вытошнить собственный желудок, послушно полез в сумку трясущейся ногой. Вытащил купленный когда-то ранее у того же Ховера самим Гридом магический фонарик, на удивление компактный и притом работающий даже спустя годы без смены кристалла. Протянул Гриду и согнулся в новом приступе — видимо, наконец осознав, что хриплое сипение издает именно обнаруженный пони.

С щелчком выключателя неестественно ровный луч высветил из темноты то, что и без света выглядело весьма неаппетитно. К счастью, Грид на второй раз все же сдержался, а Мериту блевать было уже попросту нечем.

— И вправду слишком ровный срез, — подтвердил собственное высказывание Грид. — По идее, он должен умереть минимум от кровопотери, так ему же еще и мозги задело... Так, а вот это?..

А вот это и было то самое, что показалось странным. Под гривой, тоже успевшей промокнуть и покраснеть с передней стороны, торчал обломок рога. Ровно до него вся передняя часть головы отсутствовала. И пусть пони был еще жив, спасти его вряд ли представлялось возможным.

Но это было и к лучшему.

— Так, Мерит, — тихо сказал Грид, наконец припомнив, о ком именно думает, — ты же припоминаешь парня в сером комбинезоне Департамента, с серой же гривой... и рогом?

— Ч-чего... — Мерит прокашлялся и уставился на Грида круглыми глазами. — Ты ж сам сегодня говорил, что про Фила — это бред, не?

— А вот теперь я предполагаю, что не бред.

Выглядеть так мог только один пони. Правда, в лицо его Грид не знал... к тому же теперь это уж точно не помогло бы... но приблизительно его внешность была известна едва ли не каждому пони в Альвенгарде.

Дознаватель Фил. Выполняющий работу и дознавателя, и экзекутора одновременно. В основном не из-за нехватки времени и кадров, а потому, что это доставляло ему удовольствие. Вызывающий страх пополам с отвращением у каждого жителя города, независимо от того, были у него причины опасаться Департамента или нет.

В теории, только в теории, в Департаменте его все же смогут вылечить. Возможно. Если он оказался настолько живучим.

Но Грид абсолютно не был уверен, что хочет этого.

— Ну, — сказал он после недолгой паузы, — мы нашли очередной труп. Давай все же отнесем его к остальным.

---

Он плохо помнил маршрут. Мальстром говорил ему, где это находится, но петлять по запутанным улицам и переулкам Нижнего города оттого было не легче. Петлять, опасаясь наткнуться на кого-нибудь.

К счастью, темнота ему не мешала. Он отлично видел и в ней. Зрение, основанное на всех остальных чувствах, давало определенные преимущества.

— Флейм, не мог бы ты сказать, куда мы идем? — исключительно вежливо, как всегда, спросил Рейн. Идущий рядом, даже не хромая — или у него было много практики в существовании без одной конечности, или он забыл об ее отсутствии и о том, что его нужно демонстрировать. Как будто у него не была отрублена половина передней ноги, по распахнутым крыльям не проходила нервная дрожь, а ярко-голубая грива не стояла торчком.

Да, вероятно, боль он сейчас если и чувствовал, то мог ее игнорировать. Хотел бы Флейм сделать то же самое. Но теперь это уже невозможно. К тому же необходимо оставаться в сознании, так или иначе, нужно сделать все, что он может...

Все, что может. И большее, что может. Может, во многом Искра отличалась от того, что пишут искорки в своих книгах, отличалась в худшую сторону, однако в этом она была права на все сто.

— Ты ранен. Тебе нужна помощь. Я не мог нести тебя, но теперь ты в сознании. Направимся к местному храму Искры. — Флейм поймал себя на том, что опять говорит короткими, рублеными фразами, как Мальстром. Интересно, и давно у него эта привычка? Если бы Фил не указал на нее, то Флейм и сам бы не обратил внимания. — После нам нужно найти батарейки. И конденсаторы. Все пошло не по плану. Но я сделаю, что смогу.

Вот теперь Рейн немного сбился с шага. В синей гриве ярко мелькнула только что отсутствующая рыжая прядь. Будто это немного выбило его из состояния Дизастера.

Что и к лучшему, поскольку Флейм не предполагал, что от него можно в таком состоянии ожидать.

— Извини за выражение, но, — еще более вежливо уточнил Рейн, — на кой диз нам следует туда идти? Я сомневаюсь, что фанатики, истово верующие в Искру, согласятся помогать "Рассвету".

Флейм, сжав зубы, продолжал молча шагать вперед. Не обращая внимания на боль, сжигающую всю голову. Раньше, если до такого доходило, он мог просто открыть глаза, а очнуться уже полностью здоровым благодаря Карнейджу... Но теперь у него не было глаз. Благодаря все тому же Карнейджу. Все-это из-за Фила. Им не надо было этого делать. Тот осколок был слишком важен, чтоб внедрять его в кого попало... тем более что эксперимент не увенчался успехом — к Филу не вернулась память Дискорда, чего и следовало ожидать, учитывая, насколько мал был тот осколок. И сам Фил стал слишком опасен. Не из-за самого осколка, а из-за того, что добавил в него Мальстром... нет, Абисс. Тот самый, рядом с которым было слишком холодно. Вероятно, это было плохой идеей, но они все же сделали это. И в результате же...

В результате...

Нет. Нельзя сдаваться. Надо делать все, что возможно. И даже большее. Даже если Мальстром... Нет, конечно же нет, это попросту невозможно. Будь все настолько плохо, они уже узнали бы об этом.

— Флейм, мне кажется, мы на месте, — не особенно уверенно сказал Рейн. — По крайней мере, именно это место, когда я жил здесь, было...

Не дождавшись продолжения фразы, Флейм прошел к двери. На которой, как он мог разглядеть, было схематично выцарапано небольшое деревце. Значит, и тут он уже был... Интересно, зачем? Узнал что-то о Вейк?

Не ожидая, пока он войдет сам, дверь распахнулась.

— Приветствую, друг — с поклоном сказал какой-то пони в мантии друга Искры. — Вам нужна помощь?

— Прошу, друг. Окажите этому пегасу первую помощь, — попросил Флейм, проходя внутрь, мимо вежливо подвинувшегося искорки. — Он истекает кровью. И возможно заражение.

Просторный зал сразу за дверью был почти пуст; как-никак, среди ночи вряд ли следовало ожидать здесь оживления. Но все же здесь было около десятка пони, видимо, несущих дежурство. Нет, не пони, то есть не только пони — один грифон, пара драконов, даже конь в черно-белую полоску, с узкой полосой темной гривы от макушки и почти до спины и хвостом-кисточкой. Видно, в этом храме принимали всех. Что было намного ближе к истинным идеалам Искры, чем более распространенная во многих уголках Эквестрии идея.

— Конечно, друг, — пони опять кивнул. — Мы сделаем все возможное. И более того.

Это очевидно. Все они должны делать именно что все, что могут, и больше, чем могут. Ради Эквестрии.

Рейн, не совсем уверенно взглянув на Флейма, покачал головой и со вздохом направился следом за кивнувшим ему искоркой.

Сам же Флейм, по-прежнему ощущавший ввинчивающуюся в мозг боль — во лбу, там, где раньше располагался рог, — проигнорировал возможность хотя бы избавиться от этой боли. В любом случае для этого была непригодна местная анестезия: лишение рога — это не просто ампутация конечности, это намного хуже.

— Друг мой, — обратился он к одному из оставшихся в зале пони; тот, как и остальные, сомтрел на Флейма внимательно, но без настороженности и тревоги. — Я могу увидеть подругу Вейк?

— Я сожалею, друг, — даже не замявшись, ответил тот, — однако подруга Вейк более не с нами. Я мог бы провести вас к ее могиле, если это необходимо. Однако не беспокойтесь, она предупреждала о вас. Говорила, что вы были ее другом. Ваше имя — Флейм, верно? Мы рады видеть истинно следующего заветам Искры, пусть и заблуждающегося в отдельных убеждениях.

Диз. Вейк все-таки мертва... Неудивительно, она отказалась от бессмертия, значит, могла умереть просто от старости. Хотя, зная ее, Флейм предположил бы, что Вейк предпочла бы долгой и почти неосознанной потере разума быстрое и безболезненное погружение в сон от одного из собственных составов.

По крайней мере, из Рассвета она ушла, лишь предположив, что может ее ждать. Ну и, конечно, решив, что мирная жизнь с возможностью зарабатывать деньги ее прельщает больше. Флейм мог бы сказать Мальстрому, куда она отправилась, ибо именно его она попросила о помощи хотя бы в виде нескольких не особенно сильных заклинаний — сама она не была ни магом, ни даже пегасом, и не смогла бы защититься самостоятельно или хотя бы улететь от погони, а до Альвенгарда путь был неблизкий.

Флейм мог бы сказать Мальстрому, но не сказал — как бы он ни был предан боссу, он и сам предполагал, что может ожидать Вейк, если она останется. А Мальстром его не спрашивал, видимо, сочтя это приемлемой потерей.

— Ясно. — Флейм попытался хоть на время отключить свое зрение, желая хотя бы символически "прикрыть глаза" от усталости, и вновь не преуспел. — Вы знаете тех, кто собирал артефакты? Они бы нам пригодились.

— Я полагаю, что мы могли бы помочь вам с этим, — искорка коротко улыбнулся. — Вам нет нужды искать, мы в состоянии предоставить вам минимум необходимого. Наш храм не просто так расположен в Нижнем городе.

Что ж, это уже неплохо. Без конденсаторов они далеко не уйдут. Особенно Рейн, который еще и ковыляет на трех ногах. А для того, чтобы добраться до места, где могли сохраниться запасы "Рассвета" — находившегося совсем не рядом с Альвенгардом, — Им понадобятся батарейки. Иначе и Флейму, и Рейну, тоже являющемуся магом, пусть и не от рождения, предстоит испытать на себе все прелести амагической болезни.

Даже Рейну. Да уж. Как все-таки странно, что даже из обычного пегаса можно сделать мага...

Но это же Карнейдж. Он, как выяснилось, может, хоть и не без посторонней помощи, вернуть к жизни мертвое тело. Пусть всего лишь запустив в нем биологические процессы, не восстановив при этом разум, но все же — оживить. И даже восстановить осколок. Возможно, за счет множества тех, что уже хранились в нем? Ведь от оригинального, даже при наличии всего лишь головы, должно было что-то остаться...

И воспоминание об этом неизбежно возвращало к одной и той же мысли.

Почему?

Почему босс так поступил? Почему он не отправился немедленно брать под контроль воплощенного Дискорда — пусть в итоге того ждал совсем не контроль? Почему он потратил столько сил, причем не только своих, на оживление тела Шиверса, сам ранее сказав, что он и его дочь им не так уж и нужны? Почему он, помня о возможной проблеме с воплощением некоего своего врага, имени которого так и не назвал, не принял хотя бы минимальных мер предосторожности? Мальстром будто бы сошел с ума. Он не мог вести себя так, будь он в порядке. Он никогда не стал бы, даже зная, что цель настолько близка, настолько беспечен, чтобы просто уме...

Нет. Не умереть. Он не может быть мертв. Босс не мог погибнуть настолько нелепо. Он наверняка выжил, так или иначе. Так что они будут ждать его. Столько, сколько понадобится.

И в это время делать все, что смогут, и намного более, как и должны.

---

Что ж, на этом все.

— Я полагаю, мою работу можно считать законченной, — вслух пробормотал Брайт — наконец-то с приемлемой для себя скоростью и не услышав через долгую-долгую секунду, за которую кто-нибудь рядом успел отреагировать, требование разговаривать "как нормальные пони". Обнаружив, что последние минуты он задерживал дыхание и не без труда наконец выдохнув, он отложил инструменты, в кои-то веки решив проигнорировать необходимость их помыть, и принялся внимательно разглядывать плоды собственного труда.

Что ж, по крайней мере, основное требование не составило никакой проблемы. Немного работы над костями и общим строением скелета, потом над мышцами, потом над расположением внутренних органов... Здраво рассудив, что вряд ли пациент в нынешнем состоянии станет волноваться о способности к размножению, он не стал заморачиваться со срочной добычей донорского материала для дальнейшей установки всех возможных внутренних органов репродуктивной системы, ограничившись необходимыми для функционирования организма гонадами и внешней косметической хирургией. Ну, естественно, не настолько косметической, чтоб результатом нельзя было пользоваться. Просто он не хотел тратить слишком много лишнего времени, а некоторых материалов у него под рукой не было.

Перед непосредственно операцией пришлось все же пройтись по клинике и убедиться, что никто неожиданно не ворвется прямо в операционную. Внутри, ожидаемо, не оказалось никого неожиданного. Выломанная наружная дверь внушала опасения, но вряд ли кого-то заинтересует старый разрушенный дом. В кладовой, правда, нашлось два обезглавленных тела... Мальстром, в обрывках костюма и в далеко не самом презентабельном состоянии, и еще один из "Рассвета". Санлайт. Который, кажется, успел покинуть клинику не так давно, и как оказался здесь снова — не очень-то понятно. Но трупы вряд ли смогут причинить хоть какие-то разрушения.

Брайт все же нашел в себе силы выйти из-за ширмы — и только потом, игнорируя интеллигентность и воспитание, плюхнулся на задницу прямо посреди операционной. Дрожащей ногой с третьего раза влез-таки в карман, извлек фляжку-термос и, только отхлебнув, наконец позволил себе уже целиком свалиться на пол, отдуваясь и жмуря глаза на свет лампы, со счастливой улыбкой на лице, как всегда после хорошо выполненной работы.

Никто... нет, почти никто из его пациентов не знал о том, как он работает на самом деле. Благо почти все они, в том числе Твист, обладали околонулевыми познаниями в оперативной хирургии; можно было смело выдавать за реальное медицинское вмешательство почти любую дичь, если она выглядела хотя бы приблженно похожей на оное вмешательство. И его измождение после каждой операции все принимали за обычную усталость — как-никак, все видели, что он работает много быстрее обычного пони, так что без всякого толчка додумывали, что и устает он вследствие этого быстрее.

Но даже те, кто мог знать или догадываться — единороги, естественно, или тот грифон, что расплатился с ним собственным снаряжением, — вряд ли осознавали, насколько на самом деле тяжела его работа, если сами не занимались такой же.

Магия исцеления, в очередной раз повторил про себя Брайт, это не простенькое заклинание вроде Разреза, на которое способен любой единорог даже с минимальным талантом. Как таковой "магии исцеления" не существует вовсе. Нельзя просто взять и "вылечить" кого-либо одним магическим воздействием. Любое такое воздействие — на самом деле целый комплекс заклинанией, причем временами весьма сложных. Каждый единорог, всерьез использующий свои силы для лечения, а не для наложения швов или лубков, которые продержатся сутки, должен быть крайне умелым телекинетиком, способным к манипуляции материей самое меньшее на клеточном уровне. И при этом обязан досконально знать и помнить устройство организма пони, и не просто знать, а уметь осуществлять ремонт любой части этого организма. В случае с Брайтом — организма любого живого существа в Альвенгарде.

Конечно, можно было бы затрачивать намного больше времени и намного меньше сил, но тогда это почти не отличалось бы от работы обыкновенного врача, не владеющего магией. Ведь суть работы в данном случае в том числе в скорости.

В идеале, конечно, было бы неплохо уметь замедлять процессы распада и ускорять процессы заживления без невероятных затрат энергии... Но вряд ли на такое был способен любой из ныне живущих магов. Если только он не владел магией времени. А из подобных пони Брайт даже теперь мог припомнить только одного, причем раньше он за ним такого не замечал.

Брайт вздохнул. Как всегда, мысли скачут с пугающей скоростью... пугающей не для него, он сам давно воспринимает его как нормальную... Но всего за полсекунды, если не меньше, неважно, успевает он обдумать что-либо до конца или нет, внимание уже по ассоциации переключается на то, за что успело зацепиться. Удерживать концентрацию в беседе с кем бы то ни было стоит некоторых усилий... Ладно. Сейчас он ни с кем не беседует, следовательно, может позволить себе спокойно вернуться к мысли, за которую зацепился.

На тот процесс, в котором его заставили участвовать, доктор... да, это все еще был он, как ни печально было признавать этот факт... потратил столько сил, что это должно было его убить. И все равно не обошлось без помощи Брайта, который немедленно устанавливал на место все восстановленные клетки оживающего тела. Однако они не могли восстанавливаться так быстро даже при подобном воздействии, на их полное копирование ушло бы никак не меньше года, учитывая, сколько сам Брайт тратит на выращивание всего лишь отдельных органов для пересадки на основе, хм, донорских. Значит, без той самой магии времени тут не обошлось, верно?

То есть он и вправду ей владел — и, вероятно, не только ей. Доктор Карнейдж.

В свое время Брайту было трудно поверить, что доктор Карнейдж, бодрый, энергичный, общительный единорог, когда-то учивший самого Брайта, и Карнейдж, имя которого буквально запретили произносить — один и тот же пони. Даже имея перед глазами, да что уж там — в собственном теле вечное напоминание о том случае, когда он впервые увидел Карнейджа именно таким, все равно тяжело сопоставить того Карнейджа, каким он был раньше, и того, каким стал теперь.

Ведь не так давно, когда тело и воля Брайта вдруг перестали подчиняться ему, он вновь встретился с доктором, и в этот раз он был совсем не похож на кровожадного маньяка.

Да, может, в Карнейдже и было нечто... странное, но не настолько ярко выраженное, чтоб он стал таким, как о нем рассказывали. Это нечто доктор никогда не показывал и не выпускал на волю. Брайт даже мог бы подумать, что на самом деле его не существовало, что ему всего лишь показалось, но все же в своих воспоминаниях был уверен. Как был уверен и в том, что Карнейдж никогда не выпустил бы это "нечто" на волю.

Если бы с ним не сделали чего-то похожего на то, что случилось с... его нынешним пациентом.

И опять мысль моментально переключилась. Ладно, не проблема.

Брайт, не без труда приподняв голову, поглядел в сторону все еще лежавшего... лежавшей... В общем, в сторону пони на операционном столе. С моральной точки зрения, вероятно, ему не следовало возвращать пони, отныне не способному к эмпатии, возможность колдовать. И даже видеть магию: изучение некоторых техномантских изобретений помогло внести в глаза пациента необходимые изменения, в результате которых он, даже если пересаженный Nucleus Anima не даст ему вновь наблюдать колебания в магическом фоне, так или иначе снова получит зрение полноценного единорога — или, как минимум, хорошо оснащенного грифоньего техноманта.

Пересадить сразу несколько Nucleus Anima, несмотря на сказанное Эоном, конечно же, невозможно, они просто отторгнутся. Он, конечно, просил не поднимать эту тему и утверждал, что Брайт неправ, но все проведенные операции показывали именно невозможность самой идеи. А вот пересадка другого NA имела все шансы закончиться удачно. Тем более что в этом случае у пони, от которого и были взяты некоторые части для пересадки, он обнаружил незначительное количество усовершенствований.

К тому же с донором у реципиента прекрасная сочетаемость. Практически идеальная. Можно было бы даже удивиться. Ну, это было бы удивительно, если бы донором все же оказался не Эон, а Талли. Который не так давно умудрился исчезнуть из клиники в неизвестном направлении.

Брайт долго отказывался использовать Талли. Нет, его не волновало то, что тот был его пациентом, врачебной этикой он поступился много лет назад и нашел, что это весьма удобно и позволяет работать намного эффективнее. Однако портить отношения с церковью Искры, которые нередко поставляли ему материал для работы и не только, он вовсе не хотел.

А именно здешние искорки принесли ему едва живого бессознательного единорога, назвав только имя — Талли. И сообщив, что им его передали некие Саммер и Ривер из храма в Верхнем городе. О том, откуда он взялся там, думать смысла не было, одна головная боль.

Но как только оказалось, что Талли здесь нет, и Брайт начал было объяснять, что Nucleus Anima ни в лабораторных условиях, ни как-либо еще уж точно не выращивается, как вперед выступил Эон.

— Прошу вас, возьмите все необходимое у меня.

— Проститечтовы...

— Я вполне проживу без магии, это не критично. А для леди Спаркл это вопрос жизненной важности. Нааинайте, Брайт. Я был бы вам крайне благодарен.

Ладно, теперь он вряд ли будет ему благодарен. Нет, конечно же, он выжил, Брайт не мог бы называть себя специалистом, если бы в процессе изъятия донорского органа убил пациента. Но вот именно благодарность Эон вряд ли почувствует.

И пребывание в одном помещении — ну, комплексе помещений, если вернее, — с двумя пони, лишенными каких бы то ни было моральных устоев, заставляло Брайта нервничать. Однако ему все еще необходимо было узнать, чем закончится операция. В конце концов, она продлилась долго — наверняка даже сторонний наблюдатель счел бы так же, не говоря уж о самом Брайте. И он обязан был проверить, что получится в результате. Осталось только дождаться, пока и Эон, и Спаркл придут в себя. И не думать о том, откуда взялся... взялась эта самая "Спаркл", имеет ли она какое-то отношение к Искре и почему Эон считает ее настолько важной. Ни в коем случае не ду...

Ощутив, что его мысли опять цепляются за последнюю ассоциацию, Брайт выдохнул сквозь зубы, еще раз отхлебнул чаю и уселся на полу поудобнее, предполагая, что же еще ему предстоит обдумать за следующие полчаса реального времени.

Желательно — не пытаясь предполагать, что произойдет, когда Эон и Спаркл все-таки проснутся. И не думая о том, чтобы по-тихому, прямо во сне, остановить им сердце. Так было бы проще всего, этот способ позволил бы избежать кучи про...

— Простите, но Абисс не должен забрать личность этого пони.

Эон не должен был проснуться сейчас, но в этом хриплом шепоте только проснувшегося после операции легко узнавался его голос. Ведь у Спаркл теперь были подправлены еще и голосовые связки, так что это точно не могла быть она.

Брайт все еще не совсем восстановился после операции, так что осознать пробуждение пациента и повернуть голову он успел уже только тогда, когда ширма уже была отодвинута, а над ним во весь рост встал тот самый Эон. Даже не потрудившийся хоть во что-нибудь завернуться, но все так же, как и раньше, грустно улыбающийся. Разве что в улыбке теперь чего-то не хватало. Как не хватало и во взгляде. Как и внутри его черепа. Одной маленькой части, которая, по идее, не должна была повлиять на поведение пони, достаточно разумного, чтоб контролировать себя даже после...

— Брайт, — тихо сказал Эон, склонившись над ним, — вы должны покинуть это место. Карнейдж знает, где вы. Я знаю, что вы не способны существовать без магического фона, однако эта идея вам понравится больше альтернативы. Даже мне она, вероятно, нравится больше.

И, поколебавшись, прибавил со странной гримасой:

— И я по-прежнему верю, что мне жаль.

---

— Зачем я вообще с вами пошел, — тоном абсолютно готового к смерти грифона сказал Керн.

— Э... это же... я чувствовал... — выдавил Коди, отступая назад.

— Вот ведь п-а-адаль, — протянула Дейзи.

Всего-то с полчаса назад они вышли со станции подземки, на которую все же кое-как попали через те лабиринты. И вот тогда уже Керн думал, что ему стоило бы сваливать. Но не-е-ет, решил пройтись с остальными к тому, что осталось от Норы, когда Коди сказал, что Твист именно там. Ностальгия, видите ли, охватила. По тому, что было несколько дней назад. Боги, что за идиот...

— Я здорово придумал, — пробормотал стоявший напротив тех же обломков единорог. Черный, с поседевшей до белизны гривой, весь перетянутый ремнями, на которых висело множество разнообразных приспособлений для нанесения увечий. Можно было бы сказать "для оперативного лечения", но Керн знал, кто это был, и на этот счет не обманывался. — С головой. Они не догадаются. Аркан не скажет. Я молодец. Как всегда.

Диз, он же их даже не видит. Не видит и не слышит. Как будто весь поглощен собственными мыслями.

— Так, — тихо сказал Керн, отступая назад. — Я предлагаю немедленно устраниться отсюда, пока он нас не...

Дейзи, выпрямившись и встав на задние лапы, что ей явно удавалось с трудом, сделала шаг вперед. И Керн понял, что спокойно уйти они точно не смогут. Нет, он-то сможет, конечно, если убежит сейчас, но... но как невовремя в нем иногда просыпалась треклятая грифонья гордость. Именно когда не надо. И наоборот, засыпала, когда ее следовало врубить.

— Так это из-за твоего ублюдского холода я бросила Твиста, — нездорово радостным голосом сказала Дейзи. — Ну, и как тебе быть ходячим генератором зимы, дружок? Холодное сердце, горячая голова и о-о-очень грязные копыта, ага?

Карнейдж, если это все еще был он, медленно повернул голову. И продемонстрировал очень слабую улыбку.

— Дейзи, — сказал он. — Привет.

Дейзи, до того неспешно шагавшая к нему, сбилась с шага. Всего на мгновение.

А Керн, одновременно проклиная упомянутую гордость и мысленно грызя себя за то, что в прошлый раз просто сбежал, даже не попытавшись что-то сделать, шел следом. Осторожно, неспешно, крохотными шажками, ступая синхронно с Дейзи.

В тот раз холод, превращающий кровь в жидкий азот прямо в венах, разрывающий кости и замораживающий разум, заставил его сбежать. Это было разумно и логично... однако неправильно. Просто неправильно. Несмотря на все его стремление выжить в любой ситуации. Теперь же Керн ощущал только самый обыкновенный холод обыкновенной осенней ночи. Пощипывающий лишенную перьев кожу головы, выбивающий его же клювом барабанную дробь, но самый обыкновенный.

— Дейзи, — повторил Карнейдж.

Одновременно с тем, как он сделал шаг вперед, по его ногам побежала черная хитиновая броня, всего за мгновение покрывшая его с головы до ног. И через мгновение же отступившая обратно, оставив только...

— Хотел бы сказать, что рад тебя видеть, — произнес Твист со слабой, нехарактерной для него улыбкой на губах. В остальном лицо оставалось каменным.

Та же рыжаяя шерсть, та же белая грива, только теперь неровно обрезанная с правой стороны головы; даже серый плащ такой же. И выражение лица Керн, если бы хотел, мог бы объяснить шоком. Как-никак, Твист совсем недавно лицом к лицу столкнулся с пони, встретиться с которым не пожелал бы никто.

Дейзи же замерла на месте, неуверенно покачиваясь на задних лапах. Может, когда-то ей — точнее, не совсем ей, — было привычно ходить именно так, но нынешнее тело противилось разуму и пыталось против воли владельца опуститься на все четыре конечности. Да Керн сам не припоминал ни единой из живущих рас, которые могли бы на постоянной основе ходить на задних лапах, разве что у драконов сохранились предания о том, что их предки были вполне себе прямоходящими... Но то предки. И Дейзи сейчас точно не была к такому приспособлена.

— Твист, — неверяще сказала она. Вытянув вперед переднюю лапу, она уставила дрожащий перст на этого... то ли Карнейджа, то ли Твиста.

— Да, Дейзи, — согласился Твист, подходя ближе.

— Ты выжил? — все так же неуверенно поинтересовалась она, не переставая тыкать в его сторону пальцем.

— Я не умер, — Твист опять выдавил скупую улыбку.

— Я так и думала.

Лица Дейзи Керн не видел, встав чуть позади справа и сосредоточив все внимание на Твисте, косясь на саму Дейзи лишь краем глаза. Но в голосе ее послышалось облегчение. И кто мог узнать Твиста, если не та, кто знала его дольше всех?

Это и вправду он?

Дейзи тем временем слегка сдвинула лапу, которой указывала на Твиста, все еще неспешно шагавшего вперед. И сказала:

— Бах!

Еще до того, как Керн успел удивиться, во лбу Твиста образовалась ровная дырочка. Голову его мотнуло назад, и он, не прекращая улыбаться, свалился с копыт на утоптанный снег.

— ТЫ!.. — взвизгнул Коди, бросаясь вперед. Однако на подходе к Дейзи был ухвачен за гриву и воткнут мордой в ближайший сугроб. Которого там, правда, только что не было, но это Керна уже не особо удивляло. Его вообще ничего не удивляло — он просто по-прежнему внимательно глядел на труп. Предпочитая счесть, что Дейзи, способная легко узнать Твиста, оказалась права.

— Я, — признала Дейзи. — Естественно, я, кто же еще это мог быть? Тебе не приходило в голову, что эта убогая подделка никак не может быть Твистом? Если не приходило, то я настоятельно советую прочистить те трассы, по которым тебе в голову приходит хоть что-нибудь.

— Я... — Коди дернулся назад, отфыркиваясь и отплевываясь от снега. — Я же... чувствую... он там...

— Все еще чувствуешь? — нежно уточнила Дейзи.

— Все еще... — кажется, до Коди так и не дошло.

До Дейзи дошло, конечно. Но до Керна дошло еще быстрее. Так что он успел метнуться вперед, махнув обесперенными крыльями, подпрыгнуть вверх и подставить стальной наплечник под печально звякнувший об него нож. Гребаная грифонья гордость, будь она проклята сотню раз. Кому она вообще нужна? Уж точно не ему. Зачем он пытается кого-то защищать? Почему он пытается кого-то искать? На кой диз ему это надо?..

Одно было понятно: очевидно, он не мог просто счесть, что этот парень мертв. Учитывая, что не так давно он рассекал по клинике со здоровенной дыркой в башке — и да, теперь точно стало ясно, что это он, а не Твист, — нетрудно было предположить, что и сейчас он не сдохнет. И если он думал, что может настолько...

Дальше Керн хотел подумать "настолько тупо обвести их вокруг копыта".

Дейзи, вероятно, собиралась довольно сообщить "я же говорила".

Коди же вряд ли вообще собирался сказать хоть что-то, но и спорить уже точно не хотел.

Но в этот миг Керн почувствовал в голове странное чувство, будто там есть нечто лишнее. А в правой лапе — наоборот — удивительную легкость. Попытавшись нащупать, что там такое у него в виске, успеха он не добился. Зато всего лишь скосив глаз, обнаружил, что этой самой правой передней лапы ровно ниже наплечника у него нет. А скосив еще сильнее, увидел наконец, где именно теперь находится эта самая лапа, и понял, почему его голову так сильно клонит вправо.

— У-у-упс, — сказала Дейзи. И щелкнула наконец пальцами, после чего и она, и Коди моментально, без видимых эффектов, исчезли. А вот Керн какого-то диза остался.

Сразу после этого ему снова стало очень, очень, ОЧЕНЬ холодно.

И он, все еще даже не грохнувшийся на снег, удивленно думал, чего это вдруг он такой живой. И с еще большим удивлением думал, что даже до того, как почувствовал этот холод, ему резко стало наплевать и на грифонью гордость, и на его дружбу с Твистом, и на то, что он все-таки хотел помочь Коди и Дейзи.

А Твист, все еще с дыркой во лбу, на нетвердых ногах подошел к Керну и уставился ему в глаза, плавно покачивая головой влево-вправо.

— Зачем я делаю это, — сказал он таким знакомым голосом. Знакомым, но теперь не вызывашим у Керна никаких чувств. — Гребаная дырка.

Правая нога Керна, до того воткнувшаяся острым когтем самому владельцу в висок, вылетела из его головы, и Керн наконец свалился с ног. Но скорее от кровопотери, нежели от повреждения мозга, иначе он просто умер бы.

— Та, которая бездна, — пояснил Твист. — Она хотела Дейзи. Дейзи ушла. Обидно.

Керн попытался, уперевшись в снег единственной ногой, привстать. Но после этого только грохнулся снова.

— Мы забрали у тебя кое-что, — сказал Твист, изучавший его бесстрастным взглядом. — Надо дать что-то взамен. Ты когда-то хотел вернуться в Гриффин. Я помню. Это я помню. Как тебе идея?

В сравнении с идеей быть умерщвленным прямо сейчас эта казалась даже приемлемой. Но даже кивнуть у Керна не получилось.

— Неважно, — Твист... нет, конечно же, не Твист, но он казался таким похожим... опять едва приподнял уголки губ. — Пусть так.

Если до того холод окружил Керна, пытаясь проникнуть внутрь его тела, то теперь он, казалось, сконцентрировался в одной точке. Керн почти что увидел этот холод. Увидел то, что за ним скрывается — и зажмурился, лишь бы не видеть.

Но все равно вынужден был увидеть, когда этот холод устремился внутрь его головы. И он даже ощущал, что холод этот замещает ту часть мозга, что у него теперь отсутствовала. Замещает полностью, проникая, как и то, что было там раньше, во все его тело через нервы.

БЕЗ

— Извини. Мне пора. Мы должны вспомнить.

ДНА

— Тебе эта дырка тоже надоест.

БЕЗДНА

— То есть бездна. Конечно. Прощай.

Казалось, прошли долгие часы перед тем, как Керн, прилагая все усилия, на дрожащих ногах все-таки встал.

Голова немного кружилась, но это было неважно. Важнее было то, что он выжил.

И теперь наконец вернется в Гриффин. Он и вправду давно этого хотел, но почему-то вспомнил об этом только сейчас. Может быть, потому, что только сейчас осознал, что именно ему нужно сделать на родине.

У него там целая бездна незаконченных дел.

###: Переквалификация

Месяц спустя.

Почти все здесь напоминало ей то время, когда она под своей Библиотекой, собрав всех, кто мог оказать хоть какую-либо помощь, готовилась окончательно исчезнуть из Эквестрии, оставив ее на попечение еще не существовавшего тогда Анмара. Пусть нынешнее убежище располагалось не в подземельях, а в куда меньшей по размерам кирпичной постройке, возведенной всего за неделю — но было оно с таким тщанием замаскировано под дерево, что невольные ассоциации с той самой, первой ее Библиотекой, возникали сами собой. Пусть мантии здешних единорогов отличались от привычных белых халатов — однако угадать их происхождение было проще простого, если дать себе труд приглядеться.

И почти единственным элементом нового окружения, что не мог бы навеять ностальгической тоски по прошлому и заставить перебирать воспоминания о прежней жизни, были именно пони, носившие белые халаты. Пони, едва ли не падающие на колени при ее появлении; провожающие ее взглядом, в котором, как она теперь не чувствовала, но осознавала, благоговейный восторг был смешан с искренней любовью. И делали они так каждый раз при ее появлении после того, как узнали, кто она — и поверили в то, что наконец дождались явления Искры.

Возможно, это куда более нормально, чем отношение к разгуливающему по улицам городов Эквестрии аликорну как к обыденности, к которому она успела привыкнуть в прошлом. Однако уж падение на колени, до которого некоторые доходили в самом прямом смысле, были перебором. Не просто казались перебором, а именно были им.

Все-таки на самом деле Твайлайт — совсем не та, кем считают ее эти пони. Не богиня, не пророк, не представитель нового, совершенного вида пони, даже не существо новой ступени эволюции... Всего лишь очень развитый маг. Тем более что теперь она лишилась большей части своей силы и всех внешних признаков аликорна.

Но отчасти это было приятно. И часть эта была куда больше, чем была бы раньше, когда она бы скорее смутилась, чем получила удовольствие.

Нет, обожествление или даже просто обожание ее не радовало сейчас так же, как не порадовало бы тогда. Она не видела в поклонении как таковом никакого смысла. Но то, что ее заслуги как выдающегося мага признают эти пони, которым наверняка известно о личности "Искры" много больше, чем обычному верующему в нынешней Эквестрии, не могло не вызвать удовлетворения. В этом нет ничего плохого, конечно — разве не очевидно, что во многом она действительно превосходит их? Так что все вполне естественно. Если знать меру и не тратить на самолюбование слишком много времени.

Хотя, по ее мнению, непозволительно много времени уходило и на это выражение раболепного поклонения, и на то, чтобы каждый раз заставить их прекратить.

— Встаньте, прошу вас, — мягко попросила она. Ее новый голос был совсем не таким, как настоящий, который никто в Эквестрии не слышал больше полутора тысяч лет, но Брайта точно не было смысла в этом винить. Голос этот был более... глубоким, внушительным, но вместе с тем нежным и успокаивающим сам по себе; подходящим скорее для Искры, нежели для Твайлайт. И для ее нынешней роли он подходил как нельзя больше. Как и сохранившийся чисто-белый, почти ослепительный цвет гривы и шерсти.

Те из последователей Библиотеки, что все же дошли до полноценного коленопреклонения — странно было осознавать, что именно ее Библиотека отчасти дала начало тому, что смело можно было называть сектой, — принялись вставать. По-прежнему неуверенно, так, будто их полностью устраивала столь неудобная поза. Прочие же, к счастью, ограничились просто глубоким поклоном.

— Эон, — тихо сказала Твайлайт, чуть повернув голову влево, так, чтоб не заметили остальные, — не мог бы ты объяснить им, что меня не следует каждый раз приветствовать таким способом?

— Прошу прощения, леди Спаркл, — Эон вздохнул, — но, пусть вы объяснили мне, ради чего на самом деле появилась Библиотека, рассказывать это остальным было бы неразумно. Придется потерпеть. На это уходит никак не более полуминуты, вы можете не переживать. Я полагаю, время не настолько поджимает.

— Точно ли они должны быть уверены, что я сошла к ним, чтоб чудесным образом исправить все беды Эквестрии и каждого пони в отдельности? — все еще вполголоса уточнила Твай. — Кажется, незнание в итоге может породить только большие проблемы.

Эон улыбнулся краем рта и, почти не разжимая губ, чтоб наконец поднявшиеся на ноги пони не усмотрели нечто странное, ответил:

— Лично я не хотел бы тратить их время, объясняя ваше происхождение. Почувствуйте себя deus ex machina, леди Спаркл. Уверен, это не будет вам в тягость. Вам доводилось переживать многое, требующее от вас самоотречения.

Он был прав. Конечно же, он был прав. Твайлайт буквально чувствовала это.

Может, со стороны то, что они двое постоянно таскаются вместе и даже спят в одной комнате, могло наводить на странные мысли. Но если это кого и наводило, то он предпочитал держать язык за зубами, да и было такое маловероятно — и перед Твайлайт, и перед Эоном все здесь едва ли не преклонялись. Насколько поняла Твайлайт, такое отношение необходимо опять же из-за Девяносто Пятого — того самого Девяносто Пятого, ранее Мальстрома Саншайна, ставшего впоследствии Мальстромом Абиссом. И это было, пожалуй, удобно, хоть иногда и нервировало, особенно когда преклонение переходило в фанатизм.

А главное — независимо от того, кто и что об этом думал, это было слишком важно. Для Твайлайт — точно. По заверениям Эона — и для него. И если всем остальным Твай верила с трудом, регулярно напоминая себе, что пони Библиотеки слишком ей преданы, чтоб лгать, то ему доверяла просто интуитивно, чувствуя, что может доверять — хотя, казалось бы, чувство это она тоже должна была утратить.

Вероятно, то же по отношению к ней чувствовал и он. По крайней мере, пока они были рядом.

— ЛедиСпарклвседеловтом... прошу прощения... в том, что, если вы позволите использовать несколько устаревшую терминологию... Nucleus Anima представляет собой, кхм, "душу" пони. Это звучит странно, однако все функции данного отдела мозга совпадают с теми, которые отдельные личности, скажем так, эзотерического склада ума, возлагали на эфемерную "душу". Именно потому на самом деле невозможна пересадка нескольких NA одному пони. Если, опять-таки, выразиться немного старомодно — две души не могут существовать в одном пони, даже если бы возможно было совместить два NA в одном мозге. И потому, увы... кхм...

— Брайт, продолжайте, прошу вас. У нас мало времени.

— Да, конечно... Я хотел сказать, что при пересадке NA душа донора не будет принадлежать вам, она по-прежнему останется его собственной душой. Вы сможете использовать ее, однако ваши собственные чувства, как ни печально, не вернутся, а чувства этой души не станут вашими. Это можно было бы объяснить в менее просторечных терминах, однако, как я неоднократно убеждался, такие аналогии намного лучше западают в память даже образованным пони. Тем более что даже в настоящее время так до конца и не удалось выяснить принципы работы NA — известны лишь детали. Надеюсь, вы поняли все и так.

Трудно не понять что-то, объясняемое настолько простым языком. Даже будь Твайлайт непроходимой идиоткой, в чем она никак не могла себя обвинить даже в новом теле и без старой души, понимание не составило бы труда. Очень просто было это понять. Несколько сложнее — принять. Но...

— Леди Спаркл?..

— Да? — Неважно. Об этом она уже думала ранее и подумает после. Сейчас же цель другая.

— Мы исполнили вашу просьбу, — старательно глядя куда-то в район ее копыт, отрапортовал наиболее разумный из местных единорогов, Пайк, — однако исторические книги, не являющиеся какими-либо из томов Летописи, в основном относятся к периоду с первого по пятый века после Исхода, за позднейшее время они почти отсутствуют. Мы собрали, систематизировали и каталогизировали... простите, эти слова могут быть вам...

Твай стало смешно. Немного. Но то, что она все еще могла радоваться таким мелочам — уже неплохо, правда?

— Мне отлично известны эти слова, Пайк, — успокоила его она. Поникший было единорог радостно поднял на нее по-щенячьему преданный взгляд. — Спасибо тебе. Спасибо всем вам, друзья! А теперь, прошу, оставьте меня... нас.

По одному, кто пятясь, кто то и дело вертя головой, чтоб еще раз увидеть ту самую Искру, послушники Библиотеки вышли. Даже не думая выказывать какую-либо неохоту: для них получить от нее приказ явно было равноценно ордену. Последний из уходящих еще раз обернулся, сверкнув почти буквально горящим в глазах фанатичным восхищением, и осторожно прикрыл за собой дверь.

С лица Твайлайт тотчас же стерлась благосклонная улыбка, и, почти бессознательно вновь приняв свой излюбленный сосредоточенный вид, она бросилась к широкому дощатому столу. Внушительные стопки книг на нем пусть и не уходили под потолок, как можно было бы ждать, но количество их внушало уважение. В основном, конечно, здесь были летописи, от первой до сто первой, как она заметила, бегло просмотрев названия на корешках; но около половины всех остальных томов составляли явно не творения Библиотеки — книги на языках разных времен, причем не только на эквестрийском.

— Похоже, вы собирали информацию и у грифонов, и у драконов, и... — Твайлайт присмотрелась к одному из названий, начертанному на корешке странными, словно бы волнистыми символами, — не только у них, так?

— Так и есть, — кивнул Эон, вставший возле стола и повторяющий ее же взгляд, словно вторая тень.

— Я смогу узнать разные точки зрения на Исход, на образование Анмара и на действия Санберста. Восхитительно. — Твай прищурилась, вглядываясь в тот же самый том, кивнула — и книга, окутавшись все еще непривычным для нее четким и ярким контуром вместо давно знакомого туманного сияния, слетела вниз, увесисто бухнувшись на стол. — Наши подчиненные не удивились такому приказу?

Эон, явно неосознанно копируя ее же собственный мягкий тон, которым она не так давно общалась с послушниками, с улыбкой сказал:

— Даже если бы они могли не поверить моим словам, то после той небольшой демонстрации еще и знание языка и некоторых исторических моментов, известных ранее лишь Библиотеке, убедили их в том, что вы в самом деле Искра. Некогда простая девушка, тянувшаяся к знаниям и благодаря тому ставшая равной самим Богиням... А теперь спустившаяся в Эквестрию, за которой столь долго наблюдала, дабы принести ей благо. Они вряд ли задумаются над тем, что в ваших приказах что-то не совпадает с предполагаемым всезнанием. Вы правильно выбрали то, что следовало запомнить... хотя, признаю, лучше бы знания Библиотеки оставались при вас полностью.

— Отлично.

Твай несколько секунд скользила взглядом по строчкам, потом перелистнула страницу, затем еще одну, и еще — видимо, скорость чтения тоже осталась прежней. Хотя скорее стоило еще раз поблагодарить Брайта, постаравшегося на славу и сделавшего ее новое тело близким к идеальному для единорога, пусть видимого рога по-прежнему не было.

— Что ж, вполне естественно описывать происшедшее как катаклизм, учитывая последствия даже для немагических рас, — пробормотала Твай, просматривая страницу за страницей текста на знакомом ей по древним временам, но все же изменившемся языке. Не на едином, но по меркам истории всех цивилизаций единый язык просуществовал какие-то жалкие мгновения... Спустя миг из стопки вылетела еще одна книга и с гулким хлопком приземлилась перед Твайлайт, еще в полете открываясь на нужных страницах. — Стоило некоторого труда сделать вид, что исчезновение принцесс является следствием исчезновения магического фона... К счастью, все крылатые по-прежнему могут летать, заклятие с копытами, без которого пони значительно уступали бы расам, имеющим хватательные конечности, сохранилось до сих пор, как я и предполагала...

— Предполагаю, последнее вы как минимум усовершенствовали.

— Да, именно, конечно, — сказала Твай, не отрывая взгляда от книги. — Значит, амагическая болезнь не затронула непосредственно ни единого немагического разумного вида, а из пони пострадали исключительно единороги. Понятно, понятно, то есть гиппогрифы все-таки... хм, интересно, дело в их своеобразном методе ухода от глобальной проблемы или же они изначально... хотя, возможно, они до сих пор... Ой.

Твайлайт осеклась, осознав наконец, что ей только что задали вопрос — не то чтобы он не дошел до ее ушей только что и не то чтобы она намеренно хотела отмолчаться, но, видимо, сосредоточившийся на конкретном процессе мозг предпочел временно игнорировать сигнал от слуховых нервов. Повернулась к Эону и, состроив немного смущенную мину — и даже на самом деле чувствуя смущение, хотя, возможно, было это всего-навсего самообманом — сказала:

— Прости. Я люблю поговорить сама с собой в процессе.

Эон с таким понимающим видом, будто сам тоже чувствовал понимание, которое на деле было ему точно так же недоступно, заговорщицким полушепотом сообщил:

— Не волнуйтесь. Я тоже люблю поговорить сам с собой. С этим у нас проблем не будет.

После этой реплики они уставились друг на друга так, будто впервые видели. И захихикали — как школьники, выдавшие неприличную шутку в отсутствие взрослых, понимающие, что им ничего за такое не будет, но все же чувствующие непонятное смущение.

Однако очевидный смысл этой шутки все же заставил Твай вернуться к той самой мысли. А от нее — к другой, бывшей немногим лучше. И почему-то эта мысль вызывала некоторый дискомфорт. Причины которого были бы более чем ясны, если бы не знание о том, что вызывать дискомфорт такого рода у нее более ничего не должно.

— Эон, — спросила она, гадая, не обманывает ли себя, лишь желая почувствовать то, чего не может, — что будет с Брайтом?

Эон, стихший одновременно с ней, ответил с такой же заметной (но настоящей ли?) грустью:

— Благодаря вашему маяку мы всегда будем знать, где он находится. Возможно, его идея была не самой лучшей, но Анмар хотя бы защищен от внешних вторжений. Намного лучше, чем защищены мы. Мы не можем позволить себе окончательно потерять, вероятно, единственного мага, способного сравниться с Карнейджем в умении... работать над созданиями из плоти и крови, а пока он жив, мы найдем способ добраться до него.

Следующую мысль можно было даже не озвучивать.

"Если Абисс попробует вернуться за Брайтом, пусть не сделал этого раньше, то у него будет время, чтобы убраться как можно дальше, а у нас — время добраться до самого Абисса". О том, что он явится в Анмар, не будучи способным противостоять Внутренней страже или хотя бы гвардии, речи, как ни печально, не шло.

— Я не уверен, радоваться ли тому, что Абисс не перенял худшие черты личности носителя, — задумчиво сказал Эон, думавший о том же самом будто бы слово в слово. — Возможно, мы бы уже услышали о гораздо более ужасном Карнейдже, чем когда-то, но и совершить самоубийственную глупость он мог бы намного легче. И, что наиболее важно, мы сумели бы найти его.

— Последнее было бы действительно отлично, — вздохнула Твай. — Но, боюсь, совершить по-настоящему самоубийственной глупости он теперь не способен, каким бы ранее ни был.

Эон кивнул, но все же добавил:

— Как бы то ни было, это имеет значение, лишь если вы уверены, что Карнейдж действительно решился пересадить себе NA Мальстрома. И выжил после этого.

— Могу почти что гарантировать, если все, что ты рассказал о них двоих, правда. Раз осколки создаются из Nucleus Anima, а создать их из ничего невозможно... или почти невозможно, мне точно не удавалось — то и такой вариант должен был сработать. — Твайлайт вгляделась в лежащий на столе лист бумаги с названиями всех томов и передвинула его ближе к Эону. — Пожалуйста, найди все книги, в которых говорится о применении магии сразу после Исхода. Я примусь за них сразу после того, как разузнаю всю записанную информацию о самом Исходе и его краткосрочных последствиях.

— Естественно, — без тени удивления, будто резкая перемена темы была для него такой же привычной, кивнул Эон, пробегая взглядом по строкам. — Использование аккумуляторов — первая стопка, пятая книга сверху. Техномантия — три, восьмая снизу: все сведения, что удалось собрать исследователям вне Гриффина. И, пожалуй, наиболее очевидное...

Тут Эон сделал такую длинную паузу, что следовало бы удивиться. Однако Твайлайт не удивилась, поскольку сама смутно ощущала, что на этих же словах точно так же остановилась бы.

— Наиболее очевидное — воссоздание близкого к древнеэквестрийскому магического фона в Альвенгарде, — продолжил наконец Эон. — Каким-то образом и по какой-то причине спровоцированное Мальстромом Абиссом. Вы хотите?..

— Именно чтобы узнать, каким образом он это сделал, я и хочу прочитать все эти книги, — подтвердила Твай. Вытащив, наконец, первую указанную книгу, увесисто хлопнувшуюся на стол, и отодвинувшая ее пока в угол. — Причинами я могу поинтересоваться позднее.

— Возможно, это ошибка, — предположил Эон. Ненавязчиво предположил, так, на подумать. — Возможно, причины, по которым Мальстром, уже будучи не совсем собой, сделал это, намного важнее понимания того, как это произошло?

Твайлайт, уже вернувшаяся к чтению того же тома, от которого отвлеклась ранее, ответила:

— Я могу сходу предложить с десяток вариантов, и ни один из них в итоге не окажется верным. Может, мы имеем дело с простейшим принципом "Анмар плохой, мы — хорошие, мы будем делать все, что запрещает Анмар"?

Эон хмыкнул:

— Простите, Искра, но основой личности Мальстрома Абисса стал Девяносто Пятый, пусть и лишенный осколка и общей памяти, и вы вряд ли заподозрите одного из Летописцев в организации банального бунта против вполне себе рабочей системы, выраженного через террор. Особенно если учесть, что, насколько было известно единорогу по имени Ликвид, бежавшему в Библиотеку из Рассвета, далеко не все их действия под руководством Мальстрома были террором как таковым. Они не пытались повлиять на правительство Эквестрии или Анмара, у них были другие цели. Вероятно, это все же важный вопрос.

— С этим я не спорю, — согласно кивнула Твай, все так же уткнувшись в книгу. — Но то, что он продемонстрировал саму возможность восстановить фон — крайне удачно.

По крайней мере, Эон ее понимает.

А остальные, если вдруг окажутся способны усомниться в непогрешимости Искры, не слышали недавней оговорки про то, что осколок невозможно создать из пустоты. Иначе объяснить существование осколков других Элементов, которое наверняка зафиксировано в каком-либо из томов Летописи, было бы сложно.

Теперь же, при помощи Эона и, вероятно, Брайта при необходимости появится возможность вернуть их, не вызывая никаких вопросов. Если помощью Брайта вообще удастся заручиться второй раз.

---

На не менее чем десятитысячный раз рассматривать детали кабинета для допросов надоело в первый день. Собственную же камеру он осмотрел полностью сразу же, всего за минуту, и остался крайне разочарован. Так что сейчас, поскольку каждый допрос проходил почти одинаково, испытывал нестерпимую скуку и столь же нестерпимое зудящее желание вернуться к своей работе.

Возможно, единороги из Внутренней стражи не служили образчиками выдающегося интеллекта, однако найти к нему подход, при котором он захочет рассказать все, что угодно, без какого-либо физического насилия, они сумели в рекордно быстрые сроки. В некотором роде это вызывало уважение.

— Итак...

Единорог из ВС, представившийся при первом же допросе и чье имя почти что само утекло из памяти как не имеющее значения, снова наклонился над столом. Видимо, он все силы тратил на то, что продемонстрировать нечто похожее на увиденное в исполнении старших товарищей, но получалось у него не очень.

— Итак, — покорно отозвался Брайт.

Он даже не мог четко идентифицировать собственные ощущения относительно произошедшего. С одной стороны, он лишился любимой работы и собственного дома и теперь, считаясь задержанным, находится в камере у не то чтобы дружелюбно настроенным по отношению к "чужим" созданиям единорогов... Зато фон здесь все же был повыше. Возможно, только здесь, а может, и во всем Анмаре. И легкая слабость, к которой Брайт привык за время проживания в Нижнем городе, наконец ушла — отчего он чувствовал себя куда бодрее. В первые несколько дней, до того, как его вымотали бесконечными расспросами, точно.

Также высочайшей степенью везения можно было счесть то, что он наткнулся на приграничный патруль, который его не только не убил, но даже не покалечил. Конечно, можно было бы указать на отдельные перегибы в их поведении, если бы кого-то здесь это интересовало, но с учетом отношений между Анмаром и Альвенгардом и нынешней явно напряженной обстановки отделаться всего-навсего парой переломов было действительно удачей.

— Вас зовут Брайт Винг, — сообщил единорог очевидное, — видовая принадлежность — пегас. Вы родились одиннадцатого декабря тысяча шестьсот семнадцатого года в Кантере, таким образом на данный момент вам... сто двадцать восемь лет. Вы якобы являетесь искусственно созданным единорогом с индуцированным бессмертием благодаря Карнейджу. А здесь находитесь потому, что ваше инкогнито было скомпрометировано объявившимися в Альвенгарде "Вестниками Рассвета", с неизвестными целями разрушившими ваше жилище. Все верно?

— Я заменил бы "единорог" на "маг", но в целом так и есть, — кивнул Брайт. — И, кстати, поздравляю себя с днем рождения, если я не сбился со счета.

Высказывание насчет дня рождения единорог проигнорировал и исключительно вежливо спросил:

— Вы все еще не согласны с тем, что это бессмыслица?

Великолепно. Сейчас ему предстоит в очередной раз повторить все, что он повторял в течение последних трех недель. Пусть Брайту было тяжело верить в Искру, но сейчас он готов был от всего сердца воззвать к ней и попросить подтвердить его слова. Хотя в религии единорогов Искра не является изначальной богиней, так что взывать, вероятно, следует к другой из принцесс, например, Луне...

— Именно, не согласен, — подтвердил он снова. — Я — Брайт Винг. Ранее я был пегасом и учился на хирурга в Кантере. Точнее, я даже некоторое время имел личную практику хирурга до происшедшего.

Единорог пристально всмотрелся в лицо Брайта. Тот старательно изобразил невинность и честность, которые вообще-то и выказывал искренне во время каждого допроса.

Взгляд единорога не смягчился.

— Да, мы получили подтверждение, что некто Брайт Винг, хирург, исчез из Кантера приблизительно в то же время, в какое были зафиксированы первые появления Карнейджа, — сказал он. — Вы совпадаете с ним по большинству признаков внешности, и оборотного камня при вас нет, равно как нет и признаков использования его для длительной смены облика. Также известно, что Брайт... то есть вы, конечно... общались с доктором Карнейджем до неизвестного инцидента, в ходе которого он потерял рассудок. Но все остальное звучит, признайте, нелепо. Зачем ему было делать вас бессмертным? Другие его жертвы обычно не выживали.

Как бы так попроще объяснить то, во что Брайт сам с трудом верит...

— Видите ли, — Брайт точно так же наклонился над столом и продемонстрировал самую умилительную улыбку, какую мог, каждое мгновение напоминая себе не срываться на обычную скорость речи, — мы с ним были в очень дружеских отношениях. Он считал меня чем-то вроде ученика. Возможно, в этом и дело?

Единорог посмотрел на Брайта примерно таким взглядом, каким сам Брайт мог бы посмотреть на слабоумного безногого слепого жеребенка. То есть со слабой жалостью, умеренным интересом и сильнейшим желанием сделать с этим что-нибудь, чтоб оно перестало быть настолько нежизнеспособным.

— Если вы говорите правду, — даже говорил он так медленно, четко выговаривая каждый слог и глядя Брайту ровно в глаза, будто и впрямь общался с умственно неполноценным, — то вы, вероятнее всего, имеете отношение к секте... кхм, к террористической группировке "Вестники Рассвета". Не так давно мы наконец получили достоверные сведения о том, что Карнейдж действительно был членом этой организации, несмотря на мнение отдельных исследователей, согласно которому Карнейджа и "Рассвет" связывали только редкие случаи взаимопомощи. Анализы и обследование, пусть и поверхностное, показало, что вы, каким бы невероятным ни казался этот факт, действительно являетесь едино... магом. Также, скорее всего, при рождении вы и впрямь являлись именно пегасом, что подтверждается не только наличием видоизмененных крыльев...

При слове "видоизмененных" уши единорога на мгновение прижались. В целом он реагировал на внешность Брайта уже достаточно спокойно, и, по крайней мере, перестал судорожно сжимать челюсти, глядя ему в глаза — быть может, потому, что начал наконец концентрировать все внимание только на левом, будто бы стараясь убедить себя в том, что правого не видит вовсе и с ним все в порядке. Брайт же любезно держал крылья сложенными, дабы не нервировать собеседника лишний раз.

Единорог тем временем выдохнул и продолжил:

— Да, не только этим, но также и другими особенностями строения скелета. Снимки вашего черепа также доказывают это: ваш ве... кхм... простите, вебу...

— Вестибулярный аппарат, — вежливо подсказал Брайт.

— Благодарю, — буркнул собеседник. — Очевидно, что он принадлежит крылатому существу, приспособленному к полетам. Однако...

О Искра, неужели начнется очередной круг бесконечного пересказа одних и тех же фраз?

— ...однако мы допускаем, теоретически допускаем, что Карнейдж способен провернуть нечто подобное даже с единорогом, — тоном это было сказано до такой степени торжествующим, что Брайту захотелось поаплодировать гениальному умозаключению. Вероятно, даже не выказывая иронии. — Ваша же готовность принять такой облик говорит лишь о верности организации. Таким образом ради безопасности Анмара и Эквестрии мне следует препроводить вас... пока что, видимо, обратно в камеру и предоставить вашу дальнейшую судьбу вышестоящим сотрудникам Внутренней стражи.

Удержание на лице выражения благостной заинтересованности потребовало от Брайта некоторых волевых усилий.

— Однако же! — тут единорог возвысил голос. — Вы могли бы поведать некоторую информацию о "Вестниках Рассвета" в обмен на смягчение вашей участи. Естественно, как открытого мага, вас уже не могут подвергнуть депортации, а лишение вас рога невозможно по очевидным причинам, так что, вероятно, на определенных условиях вы могли бы...

Многозначительная пауза и выразительнейшее движение бровью сказали об определенных условиях и о том, что Брайт мог бы, куда больше, чем если бы единорог все-таки продолжил объяснять.

Если бы это происходило в первый раз, то Брайт, вероятно, немедленно выказал бы горячейшее желание сотрудничать. Собственно, даже на двадцатый раз, то есть вчера, его хватило на то же, на что и позавчера, и за день до того, и в первый раз, когда прозвучала эта реплика. И вчера, и позавчера, и все предыдущие дни он, едва заслышав это "могли бы", делал одно и то же: наивно распахнув глаза, словно до него буквально только что дошли все открывшиеся перспективы, принимался неистово, до боли в шее и затылке, кивать — после чего, глядя на благосклонно приподнявшего ухо единорога, принимался за рассказ. Во всех подробностях.

На третий день он был слегка удивлен, но все еще поддерживал спектакль.

На седьмой раздумывал, не начать ли выдумывать нечто более интригующее — однако не начал, поскольку не мог даже предположить, чего именно желает услышать его назойливый собеседник.

Сегодня же был день двадцать первый. И, как велико бы ни было терпение Брайта, он с глубочайшим смирением признал, что в определенные моменты терпение лишено всякого смысла, а попытки решить вопрос миром приводят исключительно к падению твоего образа в глазах всех вокруг и не более того.

Так что воображаемым выключателем с подписью "сдержанность" Брайт щелкнул без малейших колебаний. В данном случае она скорее вредила, нежели помогала. Нет, несдержанность чаще вредна, чем полезна, но бывает и наоборот — надо лишь знать, когда следует ее задействовать.

— Я хотел бы обратить ваше внимание, — сказал он, уже не заботясь о том, что может быть раздражающе быстрым по мнению ведущего допрос, — что вы держите меня в этом кабинете, изредка препровождая обратно в камеру, уже ровно три недели. А упомянутое вами ранее обследование, если местные лаборатории и впрямь оснащены по последнему слову техники и магии, должно было сообщить, что для меня эти три недели субъективно вполне могут считаться тремя месяцами как минимум — и это было бы верно лишь в случае, если бы я имел доступ к работе или хотя бы самым простым способам развеять скуку.

Заметив, как веки единорога напротив очень медленно опускаются, Брайт решил было, что тот ни с того ни с сего заснул — но потом понял, что собеседник лишь моргает. Видимо, Брайт говорит все быстрее и все оживленнее. Согласно его подсчетам, теперь единорог вряд ли мог бы разобрать хоть слово, однако Брайт в любом случае вкладывал всю необходимую информацию скорее в тон голоса, в интонации, так что его так или иначе поймут, даже не разобрав ни слова. Пожалуй, это можно считать скорее разговором с самим собой — а привычкой к таковым разговорам Брайт, как любой пони, проведший значительную часть уже сознательной жизни в преимущественном одиночестве, искренне наслаждался.

— Вы отлично понимаете, что вам нет нужды прибегать к менее нейтральным и более действенным способам ведения допроса, — подумав, Брайт выразительно развернул оба своих крыла и по очереди шевельнул каждым пальцем, — поскольку в моем случае они не возымеют эффекта в сравнении с невероятной, ужасающей скукой, которую я вынужден переживать каждый день в камере и в беседе с вами, в которой не меняется ни единая реплика. Вы уж множество раз выслушали мой рассказ и знаете, что я не скажу вам ничего нового. Неужели вас не радует тот факт, что я оказался способен рассказать вам все это? Ведь именно благодаря мне Анмар получит бесценную информацию о Рассвете, а также о том, что ваш сотрудник Гэйнуотер Талли, вероятно, жив. И ведь всего этого вы могли попросту не узнать, поскольку чудом является уже то, что у меня получилось дожить до следующего рассвета, ведь если...

Единорог, до того по меркам Брайта реагировавший слишком медленно, поднял переднююю ногу в предупреждающем жесте так резко, что Брайт счел за лучшее все же прервать свою речь. Насколько он знал, даже немодифицированные единороги при желании, приложив некоторые усилия, могли попробовать потягаться с ним даже в скорости движений — но с чего бы делать это сейчас?

А единорог тем временем улыбнулся, незаметно мигнул одним глазом и сказал с почти шокировавшей Брайта признательностью:

— Что ж, вам следовало начать с этого. Приношу вам благодарность от имени Внутренней стражи за предоставленную вами информацию, господин Винг, а также искренние извинения за потраченное время. Не волнуйтесь, мы постараемся его компенсировать.

Уже к тому моменту, как единорог наконец встал со стула напротив и махнул копытом, приглашая следовать за собой, до Брайта уже дошло, что именно вызвало такую реакцию. Но он предпочел дождаться подтверждения — которое, несомненно, должно было последовать до того, как они выйдут из кабинета.

И он не ошибся.

— Я лично, как хорошо узнавший вашу личность в ходе допроса, буду ходатайствовать о признании вас полноценным магом... пусть и с оговорками, — сообщил единорог, ковыряясь ключом в замке. — Поскольку вы — жертва известного врага Анмара и при этом сами не совершали преступлений против его народа даже под принуждением, вас не ожидает ни суда, ни преследования. Думаю, ваш статус подтвердят очень скоро...

Тут Брайт, несмотря на то, что единорог стоял лицом к двери, услышал и даже почувствовал, как тот улыбается.

— ...вам придется разве что подождать до следующего рассвета, — закончил единорог. И только после этого распахнул дверь, сразу же радушно указав Брайту на выход.

Пожалуй, лучше порадоваться тому, что в результате все разрешилось настолько просто. Если бы Брайт изначально предполагал, что ему следует сказать всего лишь три слова, он бы сделал это еще в первый день.

Правда, учитывая, что именно это были за три слова, Брайт успел порадоваться еще и тому, что так и не дошел до рассказа о последней проведенной им операции, Эоне и некоем, точнее, теперь уже точно некоей Спаркл. Не то чтобы он видел для себя критическую разницу между одной сектой и другой, конечно. Однако ему совершенно не хотелось влезать в разборки между ними, рассказывая о двоих пони, упоминавших некую библиотеку, единорогу, очень возбужденно реагирующему на слово "рассвет".

Хотя теперь этот единорог явно надеялся, что присутствие Брайта окажет на Анмар как минимум некоторый негативный эффект.

И если даже сам Брайт не особенно опасался каких-нибудь проблем в связи с чьими-либо ожиданиями, он все же, пусть даже против своей воли, вынужден был задуматься: насколько же разложилась служба безопасности, то есть Внутренняя стража, в Анмаре? И кто, помимо неожиданного любителя рассвета, теперь живет среди обычных, вполне себе верных своему государству единорогов?

Хотя логичнее предположить, что этот пони является досадным исключением. И, конечно же, промолчать, иначе самого Брайта ждет новый виток проблем.

---

На первый взгляд складывалось впечатление, если не убеждение, что в этом доме уже около полугода никто не жил.

Пыль по углам и еще более толстый ее слой почти на всей мебели; на столе — грязная посуда, которую будто бы забыли хотя бы засунуть в мойку, да так и ушли; незастеленные кровати со смятым бельем, с которых тоже, казалось, вскочили в спешке и впоследствии не вернулись — и почти абсолютная тишина.

Тишина, прерываемая только тихим насвистыванием. И такими же тихими шагами, каждый из которых оставлял в пыли хорошо заметный отпечаток. Словно этот пони впервые за долгое время вообще покинул собственную постель — и это было близко к истине.

Выйти из комнаты его заставил еще более нарушающий эту и без того не идеальную тишину отчетливый, но словно бы неуверенный стук в наружную дверь.

Да, трудно было поверить, что здесь всего-то месяц назад жили двое единорогов, причем единорогов молодых, энергичных и не настолько безответственных, чтоб не поддерживать жилье в чистоте. И вовсе невозможным казалось, что теперь здесь живет хотя бы один, если бы не этот мелодичный свист и тихое постукивание копыт по паркету. Он и сам каждый раз приходил в недоумение, когда задумывался об этом. Но стоило ему попытаться задуматься, как все мысли возвращались к одному и тому же дню, так что куда проще было наполовину отключиться и не думать. Или хотя бы делать свою работу и тоже не думать, если бы его не выпнули на две недели, потребовав вернуться в хотя бы минимально адекватном состоянии.

Даже на вешалке в прихожей все еще висели два комплекта зимней формы вместо одного. Второй почему-то никто не удосужился забрать. Хотя, может, как раз сейчас и заберут. Оставшемуся здесь он точно был без надобности.

"Ладно, кто бы там ни был, невежливо так долго держать его на пороге", — подумал он. Громко, старательно зевнул, тщательно протер глаза и распахнул дверь, отметив, что замок не был закрыт.

— Даст... привет?

Ни-и-ичего себе. Возможно, если посмотреть в зеркало, там окажется совершенно неприглядное зрелище — учитывая, что прикид, состоящий из домашних штанов и полуформенной рубашки, он не менял, — но Байт, похоже, выглядит ни разу не лучше. Мало того что не в форме в явно служебное время, так еще и гражданская одежда в виде джинсов и свитера поверх будто бы вытащена из корзины для стирки, мятая и в складках; взгляд дергается, под глазами хорошо заметные круги, нервные движения... Несладко, похоже, Байту пришлось в этот месяц.

— Здравствуй, Байт, — немного нервный, но почти спокойный приветственный кивок теперь дается ему уже совсем легко. Надо просто привыкнуть.

— Слушай... — Байт потер копытом тускло-зеленый ежик коротко стриженой гривы. — Там ребята спрашивали, как ты. Но зайти у них времени нет. Я выпросил выходной, и...

— Да заходи, заходи, — с кривой улыбкой Даст отошел от двери, и Байт, неловко отряхнув копыта от снега, шагнул внутрь. Даст, опять насвистывая, удалился в сторону комнаты, услышав сзади тяжелый вздох, хлопок двери и щелчок замка. Да, в прошлый раз озаботиться тем, чтоб запереть дверь нормально, Даст не удосужился... Ну да и ладно. Это Анмар, и это дом сотрудника Внутренней стражи, что вообще грозит тому, кто в нем живет?

Наверное, стоило бы торопливо смахнуть пыль со стола, накинуть покрывало хотя бы на одну из двух стоявших в комнате кроватей, чтоб продемонстрировать стандартное "все не так уж и плохо", но на кой диз, если Байт и без подобной демонстрации все равно сочтет, что все именно что настолько плохо?

— У тебя тут... так себе, — тоскливо сказал Байт, зашедший в комнату следом, пока Даст копался под столом в поисках еще полной бутылки, которая, он помнил совершенно точно, должна здесь быть. — И что у тебя с ногой?

— А, это? — Даст в недоумении, будто и сам забыл, посмотрел на правую переднюю ногу, замотанную в чисто-белые бинты от самой подошвы до середины запястья. — Так, копыто повредил. Застряло кое-что. Но все в порядке, это мелочь.

— Ну, хоть повязку ты меняешь... А из дома-то выходил с начала отпуска? Хотя бы... — услышав вполне очевидное звяканье, Байт нервно поморщился. — Ну да, хотя бы за бухлом?

— Еще не кончилось, — кратко ответствовал Даст, не прекращая поисков.

— Ты же помнишь, что пьянство даже во время отпуска не одобряется уставом? — с той же тоской поинтересовался Байт.

— Помню, — отыскав наконец среди кучи пустых бутылок хотя бы наполовину полную, Даст зубами вытащил пробку и, не заботясь о манерах, глотнул. Кашлянул, с сомнением поглядел на этикетку, не совсем понимая, есть ли там хотя бы тридцать градусов, и продолжил: — Эта байда в уставе — для полноценных офицеров, а не для унтеров. А я офицером становиться не собирался и не собираюсь. Эш вот надеялся, это да.

Если честно, он даже сам не сразу понял, что сказал. Ну, Эш и Эш, надеялся и надеялся, что такого? Об этом все в курсе, сами говорили. И только дернувшееся и ставшее еще более несчастным лицо Байта вкупе со слишком уж долгим молчанием подсказали, что именно он сделал не так.

— Слушай, — сказал наконец Байт, с достойным лучшего применения усердием не глядя в глаза Даста, — я как раз об этом. Он же...

— Так, — Даст вскочил с пола и пихнул бутылку в копыта оторопевшему Байту. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Это — чушь. На постном масле. Отборная чушь. Ты ни в чем не виноват. Даже Рант ни в чем не виноват, а ведь Эша заменил именно он. А теперь быстро пей, пока по башке не получил за идиотские мысли.

Байт послушно глотнул, выпучил глаза и выдохнул. Посмотрел на бутылку с опасением и передал обратно. Однако настолько заметно дергаться перестал.

— Но заменил-то именно на меня, — заметил он. — А Эш... Ну, ты сам лучше меня знаешь.

— Еще бы мне не знать, — подтвердил Даст, в свою очередь тоже приложившись. И осознав, что градусов тут вообще-то все сорок пять, как положено, только вот он сам уж слишком привык. Надо с этим что-то делать, а то ведь взаправду сопьется, даром что единорог. Доводить до подобного исхода никак нельзя. — У меня у самого, как видишь, характер не железный. А он... видно, решил, что совсем проштрафился. Не знаю, что там Рант ему наболтал.

Насильно переданную второй раз бутылку Байт принял с уже большим воодушевлением и не так морщился после второго глотка. А вот пьянел явно быстро.

— Знаешь, — полушепотом сказал он, зачем-то наклонившись поближе к Дасту, будто вокруг была толпа свидетелей, — тебе не хотели говорить, но Рант вообще-то предлагал проверить, какое у тебя алиби. Прямо после похорон отвел кого-то в сторону и попросил. Хорошо, что патанатомы ему мозги вправили — мол, узел точно вязал сам Эш, они это подтвердили. Как будто, блин, хоть один пони вообще сомневался! А кто-то уже предлагал ему рыло начистить. Рант вообще будто с катушек сорвался... хотя сам по-любому понимает, что виноват. Из-за его блядских наездов!..

Байт воинственно махнул бутылкой, едва не расплескав содержимое, так что Дасту пришлось спешно ее отбирать. Вырвав ее, он подумал, не глотнуть ли еще раз, но, вспомнив недавние мысли о запое, отставил обратно под стол. И со вздохом сказал:

— Ну, кто ж Эшу виноват, что он воспринял эти наезды как повод идти в петлю. Служил бы себе дальше. Ну, потратил бы на поднятие в должности лет десять вместо трех, как хотел, раз уж Рант у нас теперь главный, но чего ж... так-то?

— Надеюсь, ты сам... — Байт выразительно покосился на забинтованную правую переднюю ногу.

— Я в порядке, — Даст отрицательно помотал головой. — Я что, дебил? Я отлично понимаю, что хрен бы что сделал. Хотя вот осознание того, что вернись я на пять минут раньше... но не мог же вернуться. Не мог.

— Но все равно стараешься не думать, — прозорливо сказал Байт.

— Агась, — кивнул Даст.

— Может, Рант и зря выгнал тебя на двухнедельный отпуск, но ведь ты и на работе все перечитывал устав. И тоже вряд ли думал.

— Агась.

Несколько минут они сидели в тишине, но тишине уже не настолько могильной. Дасту хоть чья-то компания, даже Байта, просто обязана была поднять настроение. Хоть немного, но поднять.

Потом он против воли снова вспомнил тот день. И, привычно отключившись, начал что-то насвистывать.

— Вроде знакомая песенка, — Байт, уже куда более похожий на живого пони, чем на жертву невроза, поморщился. — Не думал, что ты такое слушаешь. Оно ж не Анмарское.

— И чего такого? — Даст даже прервался.

— Да мне-то нормально, — признался Байт. — Снобы местные говорят, что если поет не кто-нибудь из Анмара, то и тратить на них время не стоит. Но я вот считаю, что похрен, есть у музыканта рог или нет, да будь у него хоть клюв — главное, чтоб слушать было хорошо. У моей сестры даже пластинка их есть, когда я еще с родичами жил — наслушался, думал, на всю жизнь надоест... но вот, вспомнил и все еще нравится.

— Угу, — согласился Даст. — Тоже люблю слушать всякое. Из Анмара и не из Анмара, главное, чтоб нравилось. В этом мы точно сходимся.

И продолжил вполголоса то свистеть, то мычать одну и ту же мелодию.

Поговаривали, что всего полтораста лет назад средний анмарец не мог и подумать о том, что музыка, книги и прочее, созданное за границей Анмара, достойны прослушивания. Может, так оно и было, но что плохого в том, что единороги со временем становятся попроще? Даст наверняка точно ничего плохого в этом не видел. По крайней мере, ему так казалось.

Байт задумался:

— Как там было... Про сердце что-то пели, про любовь, да? Только хреновую любовь какую-то. Это я еще помню. Ой, да пофигу! Давай лучше приберемся у тебя хоть немного, а? Бардак, жуткий бардак!

Воодушевленный мыслью об уборке и, естественно, о том, что виноватым его никто не считает, Байт, не дождавшись ответа, зарылся под тот же стол и принялся под аккомпанемент собственной ругани вытаскивать оттуда пустые бутылки.

Даст успокоенно улыбнулся — и незаметно отодвинул копыто от кармана, к которому до того потянулся, услышав от Байта, что "вроде не слушает" такую музыку. Правая нога вполне очевидно все еще болела — все-таки просверлил он именно копыто. Присутствие в конечности посторонних предметов несколько нарушает ее работоспособность, так что лучше не совершать неосторожных движений, пока не получится залечиться нормально. Но это будет уже после.

Тем более что Байт, похоже, даже когда протрезвеет, наконец-то перестанет терзаться за то, чего не делал. И, конечно же, расскажет всем, что Даст в относительном порядке, но предупредит, что он имеет полное право все же стать немного... замкнутым, как минимум. Так что когда он вернется на работу из двухнедельного отпуска, предоставленного "по семейным обстоятельствам", никто даже и не подумает удивляться.

И, к слову, Байт совершенно прав. Пора прекратить этот демонстративный запой, пока он не забыл, как следует разговаривать и даже думать. Пока не забыл собственное имя.

Точнее, не забыл, что теперь его зовут Даст, а не Фил.

зз. теперь все путем

Сегодня десятое марта тысяча семьсот сорок шестого года.

Здесь очень глубоко.

холоднохолоднохолодно

Это было очень давно. Пусть даже я помню каждую мельчайшую деталь, все равно говорить об этом... как-то ненормально. Вы же понимаете, так сложно говорить о чем-то, что с трудом воспринимается как часть собственной жизни.

Даже если собственной жизни как таковой у меня и вовсе нет. Каждый из вас, думаю, хорошо меня поймет.

Меня? Кого "меня"? Действительно. Хорошо сказано.

Конечно, я имею в виду...

---

Юго-восток Альвенгарда. Плюс четыре. Где-то в Нижнем городе.

— И, знаешь, когда она приперлась, мы все сперва ржали...

Син покосился на Визл, по-прежнему стоявшую с другой стороны от кресла Шейма, как каменное изваяние, твердо опиравшуюся на все четыре ноги — даже на ту, которая уже давно начала загнивать. Та никак не реагировала на разговор двух этих идиотов, считавших, что они здесь самые умные. Даже тот, который видел, как тогда пришла Визл, считал себя самым умным. А второй, ввалившийся в их компанию недавно, и вовсе раздувался от гордости. Хотя и Син всего полгода назад был таким же.

Да и не сказать чтоб поумнел, как он мог бы самокритично признать, если б ему был знаком такой сложный термин, как "самокритика".

Впрочем, Син все равно навострил ухо, прислушавшись к тому, что два идиота обсуждают. Взглядом по-прежнему следя за сидевшим между этими двумя идиотами парнем, которого притащили сюда буквально из отделения Стражи только что. И нашел ведь, как передать весточку... В любом случае — пусть он хоть сто раз растерян и не способен оказать сопротивление, в последнее время случилось слишком много абсолютно непознаваемой херни. Надо быть начеку.

Кстати об этом...

— Вы, проедятлы, хрен ли глаза ему не завязали? — рявкнул Син на этих двоих, все еще незабвенно трепавших языками. Ну, на самом деле трепал один, а второй только внимал, в восторге от осознания того, в какое крутое место попал. — Устроили ему, м-мать, экскурсию, да?!

— А че мы? — оскорбился первый. — Нам щас вообще не до того, ты заметил, не? Видал, что по всему Альвену творится? Нет, ну че ты, а?

Видимо, в поисках поддержки он с крайне обиженной мордой ухватил крылом за шею второго и притянул поближе. Второй придушенно кивнул, однако взглядом с Сином встретиться не захотел.

— Идиоты, — процедил Син.

Правда, в последнее время даже тех клиентов, которых никак не могли ждать траблы, но и то приходивших с повязкой на глазах, было... жалко, наверное. Да, примерно похожее чувство. Просто Син вообще-то с детства о нем не вспоминал.

— Короче, она приперлась, — первый еще тише продолжил пересказ событий почти полугодовой давности, — и сразу начала загонять, что ей надо найти Фила. Вот скажи, Шейм — самоубийца, что ль? Естественно, он не послал ее подальше, потому что Син очень уж ссался...

Заслышав с их стороны хихиканье, Син, шикнув сквозь зубы, отвернулся еще более нарочито. Все еще вслушиваясь, конечно же. Надо же знать, что о тебе говорят, не правда ли?

— ...и, в общем, он начал ее вежливо расспрашивать, — продолжал первый фестрал, пока второй внимал, отвесив губу, с круглыми глазами, так, что ясно становилось — во все поверит. — А она возьми да и взлети. И разбей нам светильник. И второй. И после этого... — первый картинно передернулся, — у-у-ух, не поверишь, как мне удалось выжить, понь! Да я сам порой...

На этом моменте Син отключился. Поскольку ему снова вспомнилось, что тогда было. На самом деле это заняло меньше минуты, но лучше от этого не становился. Тот фестрал, что сейчас хвастался новичку, тогда просто сразу свалился под какой-то стол, получив копытом в хлебальник, но вот остальные...

— АЙ, БЛЯ! М-мать! Мой глаз! Эта сука...

— Диз, это я промахнулся, про... эй, что за-а-А!!!

— ...Искра, сохрани меня от врага, дай мне силу защитить друга...

Может, тогда, если бы последний действительно верил в то, что хоть кто-то здесь является ему другом, то выжил бы. Однако вряд ли хоть кто-то здесь считал остальных друзьями. Взаимоотношения между подчиненными Шейма могли быть товарищескими или рабочими, натянутыми или терпимыми, но чтоб кто-то здесь раньше верил в то, что имеет здесь хоть одного друга...

— Кстать, — первый из обсуждавших фестралов закопался в сумку и с торжествующим видом извлек из нее яблоко. — Прикинь, че нарыл? Говорят, такие только в Анмаре растут! Будешь?

Ну, кроме этих двух придурков, ладно.

— Так вот, — первый вытащил нож и, подбросив яблоко в воздух, разрезал точно на две половины, поймав обе крыльями. Уж в чем, а в отсутствии физподготовки его нельзя было упрекнуть. — Еще эта сука, когда приперлась, что-то пиздела про перевертышей. Типа, Твист тоже был перевертышем. Вот брехня, правда? Мы все помним Твиста, на что она вообще надеялась? Коди, ешь давай.

Сам он тут же последовал своему совету, с аппетитом захрустев половинкой яблока.

— Ага, — согласился второй, видимо — Коди, приняв вторую половинку и вгрызшись в нее. — Все знают, что перевертыши не могут жрать нормальную понячью еду. Их сразу же выворачивает, если попытаются. Все пони, в том числе фестралы, всеядные, а этих легко вычислить, всего лишь предложив им поужинать. А вкусные яблоки-то, а! Где вы такие зимой взяли?

Ладно, может, они и не друзья. Как бы то ни было, раньше Син не видел, чтоб этот парень делился с кем-то едой. Особенно с новичком.

Так что всех, и даже, наверное, самого Шейма спасло то, что один парень непонятно как додумался зажечь переносной фонарь. А вслед за ним это сделал и Син, нашарив такой же в сумке у одного из скулящих поломанных фестралов сразу после осознания, почему это поможет. Ведь остальные даже толком не помнили, как выглядела младшая Шиверс, и не могла сопоставить облик явившейся к ним мрачной фестралки с той девочкой, изо всех сил пытавшейся казаться не пегаской.

— ...повезло, короче, — продолжал тем временем первый. Он, пока Син косился на него, в свою очередь старательно косил глазом в сторону вроде бы монолитной стены слева от кресла Шейма, ожидая, когда придется заткнуться. — Ну, потом мы ей, ясное дело, наваляли. Чудом не убили до того, как Шейм приказал остановиться. А вот с тех пор она...

— Шиверс, значит? — Шейм, даже не вскочивший с кресла за те мгновения, пока Визл прикончила одного его подчиненного и изувечила еще четверых, с интересом вгляделся в ее уже менее симпатичное личико. — Флай?

— Визл, выблядок ты бесперый, — выплюнув кровь, прошипела Тень, почти не пытаясь вывернуться из крепких объятий двух телохранителей Шейма. Клыки ее, казалось, даже не расшатались.

После такого Шейм точно должен был приказать ее убить. И все, включая Сина, замерли в ожидании.

— Прости, Визл, — сказал Шейм вполне миролюбиво. — Забыл твое настоящее имя. Больше не забуду, не волнуйся. Ты пришла узнать, где Фил, верно? Только вот, знаешь... Фил-то мертв.

И наконец-то Шейм, заставив того придурка заткнуться, вошел в ту самую неприметную дверь слева. С той самой стороны, где стояла Визл. Даже не шелохнувшаяся после того, как он ласково потрепал ее по гриве, прежде чем усесться в кресло.

В этот же момент пришедший наконец поднял голову и распахнул до того зажмуренные глаза.

Не испытать сочувствие к Доллу было сложно. Кем бы он ни был. Раньше Син не проявил бы ни капли понимания, но вот теперь, как ни странно, против воли ловил себя на том, что... понимает. Понимает и этого пони, и его мотивы, и его действия. Нет, разве это нормально?

— Долл, — сказал Шейм, улыбнувшись болезненно моргавшему визитеру, — я сделал все, как ты просил. И это оказалось настолько легко, что я обойдусь предоплатой. Она в любом случае вышла весьма значительной.

Вот примерно на этом все и должны были несколько... обалдеть. И даже обалдели бы. И Син, и даже этот новенький Коди, да кто угодно, услышав такое от Шейма, отвесил бы челюсть.

Так что то, что челюсть никто не отвесил, смотрелось совсем уж непривычно.

— К тому же после исчезновения Твиста ты наверняка станешь нашим лучшим клиентом, что я не мог не учесть! — добавил Шейм. Даже немного торопливо — как для него, конечно, не то чтобы торопливо на самом деле.

И пусть это звучало как дешевая отмазка, все равно оно сработало. Видимо, из-за того, что все присутствующие почувствовали примерно то же, что почувствовал, например, Син, увидев, как один из телохранителей Шейма из той же двери мягко подтолкнул молодую, лет около десяти, наверное, кобылку. Очень похожую на Долла.

Абсолютно ненормальных ощущений. Особенно для самого Сина, который свалил из родного дома примерно по той же причине, по которой малолетнюю Паппи забрали от отца. Он думал, что будет мечтать проломить этому подонку череп, едва узнал, что именно оный подонок делал со своей дочерью.

Но, увидев, как кобылка, рванувшись с места, влетела в объятия ошарашенного Долла, уже не мог вспомнить, почему. Как будто где-то внутри у него при виде этого потеплело. Так же, как потеплело во всем дизовом Нижнем городе в последние месяцы. Будто на самом деле их взаимоотношения перестанут быть... такими, и эти двое будут просто отцом и дочерью. Без всей уже общеизвестной грязи.

Син, если бы не стоял рядом с креслом Шейма, явно отвлекся бы. И не заметил, как к самому Шейму подбежал тот самый фестрал, что хвастался о визите Визл, один из тех, что привел Долла, и что-то прошептал шефу на ухо.

И лицо Шейма после этого стало еще благодушнее.

— Визл.

Син отвлекся. И увидел, что Визл таким же нездорово морозящим взглядом, как обычно, глядит на прижавшихся друг к другу Долла и Паппи. Будто желает взглядом превратить их в глыбу льда. Если бы это... если бы она вообще могло хоть чего-то желать.

— Визл, — повторил Шейм, — Долл говорил, у вас были разногласия. Вплоть до возможного рукоприкладства. Не хотел сюда идти. Это что, так?

Визл застыла на месте. Не так, как застывают пони, чем-то шокированные, или от боли, или от страха. Так, будто внезапно отключилась.

— Визл Шиверс, — мягко сказал Шейм. И — почти впервые, если учитывать такие нежелательные визиты, — встал с кресла. — Ховер не хотел с нами работать. Ты же пришла, чтоб исправить его ошибку, да? Да?

Несколько секунд все, даже те же телохранители, напряженно вслушивались в тишину.

— Да? — спросила Визл тем же тоном, что спросил Шейм. И сама согласилась: — Да.

Да, тем же тоном. Только голос ее был на самом деле неживым, и Сина фальшивыми скопированными интонациями было не обмануть. И взгляд был неживым.

И вся она...

— Что вы, — откликнулась Визл. И шагнула к Доллу, который, видимо, краем глаза заметив ее приближение, испуганно отшатнулся, все еще прижав к себе дочь. И за это его было трудно винить. Какие бы там у них раньше ни были разногласия, сейчас Шиверс выглядела явно много, много хуже, чем в то время.

Визл, однако, все же подошла. И с улыбкой обняла его Долла и Паппи, уставившуюся на нее настороженно, за плечи.

— Никаких разногласий, — протянула она монотонно. — Мы друзья.

— Флай, ты умерла, — заявила вдруг Паппи, вывернувшись из-под ее крыла. Которое, тем не менее, осталось в том же положении, будто застыло. — От тебя пахнет трупом.

— Да, — согласилась Шиверс. Разведя губы еще сильнее, обнажая десна. — Прости, Паппи. Это необходимая процедура. Ну, ты понимаешь.

И Син совершенно не удивился тому, что Паппи, сжав зубы, постаралась отодвинуться от Шиверс подальше и одновременно прижаться к отцу посильнее.

Он сам, будь ребенком, проделал бы то же самое. Каким бы мудаком и садистом ни был его отец, он все же был живым пони со своими собственными эмоциями и устремлениями.

А не тем, что сейчас представляла из себя Визл Шиверс.

---

Центральный район Альвенгарда. Минус семь. Проспект Роял.

— А после того, как мы с тобой проведем здесь эту чуде-е-есную ночь...

Лезвие аккуратно двинулось дальше по горлу, раздвигая шерсть, но не оставляя ни царапины. По шее скатилась лишь одна капля крови, совсем небольшая.

— ...я еще раз задам тебе тот же самый вопрос.

Кончик скальпеля скользнул вверх, вправо, вниз, чуть левее и снова вниз. На мгновение оторвался от кожи и поставил последний укол на несколько миллиметров ниже. Как вопросительный знак, выраженный в очень своеобразном письменном эквиваленте.

— У тебя была возможность ответить сразу, и твой отказ оказался столь... воодушевляющим...

Нежный шепот, каким бы тихим ни был, все же оставлял за собой облачка пара изо рта, несмотря на то, что здесь было намного теплее, чем снаружи. Да и во всем Альвенгарде было уже намного теплее, чем можно было ожидать от апреля.

— Лишь тебе я должен быть благодарен за то, что будет позже, — выдохнул Кемис Аффар прямо в стоявшее торчком ухо, заходящееся в нервной дрожи. И легко провел языком по кончику этого же уха. Совсем легко, лишь обозначая намерение.

После чего, картинно крутанув скальпелем в воздухе, вытер его о торчавший из нагрудного кармана платочек и под восхищенные аплодисменты поклонился. Ощущая на губах знакомую ему легкую полуулыбку, которую он всего лишь месяц назад перестал видеть в кошмарах, он обвел взглядом небольшую, но уже не крохотную, как раньше, комнатку, ловя почти что очарованные взгляды своих коллег по Департаменту. Тех коллег, которых около полугода назад он не счел бы даже приятелями — и которые теперь явились к нему на новоселье вовсе не потому, что здесь их ждала халявная выпивка. Нетрудно было заметить, что они и впрямь рады были его приглашению.

Пожалуй, как-то неровно, можно даже сказать — натянуто, звучал только стук копыт Станда, на котором Кемис и продемонстрировал свои выдающиеся навыки. Но он же сам вызвался, не так ли? Ничего страшного, скоро придет в себя.

А вот то, что Сторм все еще где-то задерживался, было досадно. Кемис отлично знал, что у его шефа полно работы, но ведь сегодня-то ее никак не предвиделось! Обидно, ах, как обидно...

— Ну и что потом-то было? — с жадным интересом спросил Стрикер, вытянувшись вперед в нетерпении. Именно его всегда больше других интересовала работа Кемиса. Настолько, что на эту тему можно было бы отпустить множество неприличных шуточек. Хотя причина на деле была далека от каких-либо нездоровых склонностей практика и лежала скорее в области карьерных устремлений.

— Не сказал бы, что это интересно, — Кемис пожал плечами и, не глядя, с привычной точностью всунул скальпель в один из чехлов в объемистом кармане с рабочими инструментами. — Парень оказался тем еще ссыклом. В прямом смысле, мне пришлось отмывать от него кресло. И, конечно, выложил все до того, как мы приступили к чему-то всерьез. Думаю, к этому моменту его приятелей уже упаковали, и ничего хорошего их не ждет- считайте, с этой ветвью мы расправились. Все мы работаем оперативно, и наши друзья, прямо сейчас подменяющие нас на работе, справятся с задержанием оставшихся не хуже.

"Друзья? — прошелестел за плечом чей-то насмешливый голос. — О, практик Аффар, с каких пор ты разбрасываешься столь высокими терминами в отношении наших коллег?"

Заткнись.

Станд, который до того, как оказалось, все еще боялся дышать, с шумом выдохнул. И немного нервно, но все же искренне засмеялся.

— Да, могешь ты, Аффар, — признал он, соскакивая со стула — видимо, лишь для того, чтоб дотянуться до бутылки. — С театро... тьфу, театральностью у тебя полный порядок. Ты точно в кружок "Юный актер" не ходил?

— Увы, — Кемис покаянно мотнул головой. — Это природный талант, друг мой Станд. Искра, данная свыше.

— И часто тебе Искра свыше дает? — плоско пошутил Стрикер. Вдохновленный примером Станда, он тоже цапнул со стола бутылку, отщелкнул крышку и подозрительно принюхался. — Фигасе оттуда яблоками дает... Оно точно не магическое? Или, как его там, ароматизированное?

— Могу гарантировать. Настоящий церковный сидр от подруги Саммер. У них сейчас проблемы, на одни пожертвования не проживешь, вот она и крутится как может. У нее, я бы сказал, талант. Тоже будто искра свыше.

Сам Кемис воздержался и просто с той же полуулыбкой наблюдал, как Стрикер и Станд одновременно делают по глотку и одновременно же уважительно кивают. Все-таки их синхронность всегда слегка забавляла.

Брокдон же, с разрешения Кемиса занявший его собственную кровать, покачал ногой и задумчиво выдал:

— Кто бы мог подумать... Еще недавно — практик Аффар. Позднее ни с того ни с сего — старший практик. Смешная должность, даже по названию, будто бы специально, чтоб позлить ее обладателя. И вот, всего ничего спустя — единственный экзекутор на весь отдел, да еще и допущенный к секретной информации. Интересно, что же так повлияло?

Ты же не хочешь стать копией меня?..

— Брокдон, друг мой, — Кемис со вздохом вспрыгнул на кровать, заставив дознавателя поджать конечности, и поудобнее откинулся на стену. — Тебя не смущает то, что Станд и Стрикер, все еще состоящие в должности практиков, допущены к информации о перевертышах, а мой допуск смущает? Интересно, как же так? Я тебе чем-то не нравлюсь?

Только завидев, как Брокдон резко отодвинулся в совсем другой угол кровати, Кемис додумался убрать наконец эту гнусную полуулыбку со своего лица. Вообще только тогда вспомнил, что она там есть.

Для того, чтоб стать высокопоставленным и уважаемым сотрудником Департаменту, нужно, помимо идеальной работоспособности, иметь со всеми наипрекраснейшие отношения. Ведь так?

И где, диз подери, все-таки Сторм?

— Брокдон, мы в курсе, кем ты работаешь, — Стрикер, подойдя с другой стороны кровати, отвесил дознавателю совершенно не соответствующий должностным взаимоотношениям, зато соответствующий разнице в их возрасте подзатыльник. — Отвали от Кемиса. Он не для того нас позвал. Мы, вроде как, должны за него порадоваться.

Брокдон, до того все еще слегка примороженный, резко расслабился. Кивнул и совершенно непринужденно, как видел Кемис, улыбнулся.

— Да-да, я в курсе, в курсе, — извиняющимся тоном сказал он, потирая затылок. — Привычки у меня так себе.

Ну и славно. Можно наконец перейти к нормальному...

— Кстати, Кемис, а Сторм-то придет? — обезоруживающе невинным тоном справился Брокдон. — Ты его вообще позвал?

...диалогу...

"Действительно, Кемис, — прошептал кто-то из-за плеча, — почему ты не позвал единственную пони, которую мог бы назвать другом? Если бы она тоже не вела себя так только потому, что ей удобен бегающий за ней хвостиком пес, конечно..."

— Заткнись.

Пожалуй, только то самое мифическое шестое чувство помогло ему осознать, что и Брокдон, и Стрикер, и Станд вдруг удивленно на него уставились. Услышать он не мог — в ушах опять звенела иллюзия тишины. И увидеть не мог — глаза застилало что-то темное... и очень холодное.

Все это от нервов. Только от них. В конце концов, он уже давно работает почти без перерыва.

— Брокдон, это не тебе, — Кемис не без труда изобразил что-то, отличающееся от уже привычной полуухмылки. Которую он вообще-то хотел бы забыть. — Так, собственным мыслям. Зарабатываюсь.

Напряжение после этого не сказать чтоб спало, но хотя бы уменьшилось.

— Но вообще на Сторма без маски хотелось бы посмотреть, — лениво протянул Стрикер, которому, судя по всему, в быстром темпе вылаканной полубутылки уже хватило. Когда он только успевает... — Да и на Аркана без балахона. Аркана-то ты хоть не позвал, а, Кемис?

Вот на это все уже от чистого сердца рассмеялись. Даже Станд, который, в отличие от напарника, явно был в курсе, что Аркан вряд ли благосклонно отнесся бы к такой идее — единственное знание, пожалуй, которым он от Стрикера отличался. Просто сама идея была настолько нелепой, что ничего, кроме недоумения или смеха, вызвать не могла. Представить себе Аркана вне кабинета любому из сотрудников ДКП уже было тяжело. Представить его вне здания Департамента вряд ли мог бы хоть кто-то из присутствующих, несмотря на то, что все они были подчинены теперь, за отсутствием одной малоприятной личности, непосредственно ему.

— Не, впрочем, я действительно хотел бы посмотреть на Аркана в нерабочем виде, — Стрикер, забыв о манерах, уселся прямо на пол. Ну, если он вообще когда-нибудь о манерах помнил. — Нет, вот где он живет? Как живет? Есть у него семья, жена, дети? Обычно я об этом не задумываюсь...

— Ты обычно вообще не задумываешься, — Станд беззлобно хлопнул его по спине. — И мозги включаешь раз в год. Продолжай в том же духе, продолжай!

Да, Стрикер и Станд в нерабочей обстановке остаются собой же. Не особенно умными, но зато преданными и верными, вполне дружелюбными и искренними парнями. Даже не думающими о том, что им нужно что-то скрывать или что-то исподтишка выспрашивать. Но это они.

А вот Брокдон, как ни печально, всегда считал, будто он на работе.

— А серьезно, Кемис, — медленно, раздумчиво проговорил Брокдон, не глядя в его сторону, — хотя бы ты видел Аркана не на работе?

Кемис открыл рот. Желая начать рассказ о причинах, по которым он ни разу не мог видеть Аркана в нерабочей обстановке.

— Я обещал тебе тело. Я дал тебе тело. Мы продолжим сотрудничество.

— И как же... Диз, как вообще двигается это тело? Я с полсотни лет не управлял живыми мышцами и связками. Дай мне время, Абисс.

— У нас нет времени. Отправляйся в Отдел. Ты быстро освоишься.

— Кемис?

Кемис моргнул, увидев Станда, озабоченно помахивающего передней ногой прямо у него перед носом. И осознал, что ни безэмоционального голоса неизвестного Абисса, ни переполненного чувствами голоса Аркана, теперь неуловимо похожего на голос Шиверс-младшей, никто, кроме него, не слышал.

— Да хватит уже, — с немного принужденным смешком он отодвинул ногу Станда. — Я опять ушел в себя. Может, мне и вправду взять отпуск?

— Идея хорошая, — согласился Станд, все еще подозрительно вглядывающийся в Кемиса — будто опасаясь, что он снова вот-вот замрет. — Только вот отпуск лучше проводить не здесь. Вроде дом хороший, отопление должно быть в порядке, а все равно холодно. Может, подашь жалобу домовладельцу, а пока поживешь в своей комнате в общаге? Туда еще никто не въехал!

— Холодно? — недоуменно переспросил Кемис. Прислушался к ощущениям.

Нет, ему не было холодно. Пожалуй, ему даже было жарко. Наверное, он действительно перенервничал.

— Ну, я подумаю, — все же сказал он. И постарался в этот раз показать всю возможную искренность. — А теперь давайте просто сделаем вид, что у нас нет никакой работы, и поговорим о чем-то другом. Не дожидаясь Сторма. Может, он решил вовсе не приходить. Мы же здесь для этого? Зачем еще я вас звал?

И теперь все наконец расслабились по-настоящему. Даже Брокдон, кажется, решил, что сейчас будет лучше забыть о его работе. И это было отлично, ведь он действительно позвал их для того, чтоб почувствовать себя в относительно приятной компании.

И лучше не думать о том, с чего вдруг Станд мог упомянуть о холоде.

---

Анмар. Минус три. Территория дворца Наместника.

— Анмарская наука — лучшая в мире!

О Богини, как же бесит спор этих двух уродов.

— Ябысказалчто, простите, хочу сказать, что ваши магические изыскания не имеют ничего общего с наукой. Даже грифоньи техноманты хотя бы признают методы теоретический и экспериментальный как крайне важные, в отличие от ваших псевдоученых.

Нет, не просто бесят. Выводят из себя. Хочется убить обоих.

— И то, что даже при таком раскладе анмарская наука остается лучшей в мире, должно тебе о чем-то да говорить!

Рант тихо зарычал, заткнул уши и уставился в бумаги.

Не так давно Брайта Винга, этого недопегаса и недомага, здесь вообще не было и явно не могло быть. А Сайнт сидел у себя в лаборатории и руководил тем, что называл "исследованиями" — хотя, нетрудно было согласиться с Брайтом, с наукой эти исследования не имели ничего общего. И вот теперь они на кой-то диз находятся здесь, вместе с парой-тройкой молчаливых ассистентов, снующих туда-сюда, и занимаются мало того что непонятной, так еще и совершенно ненужно херней!

И, что хуже всего, все это по приказу Наместника Тривилла.

За последние полгода Рант кое-как попривык к тому, что Тривилл постоянно ведет себя так, словно ему залили скипидара под хвост, вне зависимости от времени суток и количества дел. А вот привыкнуть к тому, что сам Рант так ни хрена не может, как-то все не получалось. Хорошо, если перед последним вызовом ему удалось поспать хотя бы полчаса.

Наверное, проще даже попробовать найти и вернуть обратно Талли. Если удастся выяснить, куда этот придурок перемагиченный делся, и если он все еще жив. А дальше пусть сам разгребает все это дерьмо с Рассветом, Библиотекой и прочим. Он к этому привычный. Может, и свихнутый, но привычный, если при нем Внутренняя стража кое-как функционировала...

— А сейчас не функционирует? — с огромным интересом спросил Тривилл, внезапно высунув голову из-за правого плеча Ранта. В разложенные перед капитаном бумаги он вгляделся так радостно, будто сам был вполне выспавшимся, хотя сам теперь явно спал еще меньше.

— Милорд, — буркнул Рант, — вы не могли бы появляться не столь внезапно? Я и без того почти отключаюсь. Может, вы повысите еще кому-нибудь допуск, потому что я один...

Слева что-то негромко хлопнуло, и уже слева от Ранта раздался счастливый девичий голос:

— О, я буду идеальным помощником! Просто восхитительным! И, главное, мой допуск подразумевает все пять уровней секретности и еще шестой сверху! Рант, хочешь, я тебе помогу? Хочешь, хочешь, хочешь? Хочешь же!

Не дожидаясь, пока из-за левого плеча появится вторая улыбчивая морда, клыкастая и наполовину закрытая растрепанной черной гривой, Рант уткнулся обратно в бумаги. Умудрившись даже кое-как проглотить долгую матерную тираду, пусть и с усилием и едва не поперхнувшись. Почти что подвиг. Может, медаль попросить?

— Итак, — произнес он сквозь зубы, — мы зафиксировали восемнадцатое появление Карнейджа. В окрестностях города...

— О, я вижу! — встряла Дейзи. — То есть там же, где поднялся фон!

Какого диза Наместник позволяет... ЭТОМУ появляться здесь? Его помощь состоит в туманных намеках и неостроумных шутках. Зачем он им здесь?

— Как всегда, без жертв, — зарычал Рант и, не глядя, швырнул в сторону Дейзи чернильницей. Судя по довольному хихиканью, не попал. Может, и попал, конечно, но даже тогда никто бы этого не заметил. А он бы забыл, что кидал.

Это бесит. Жутко бесит. Причинно-следственные связи должны быть в порядке. Тот, кто смеет их нарушать, не должен быть в порядке.

— Значит, без жертв? — уточнил Тривилл, будто не слышал то же самое в предыдущие семнадцать раз.

— Именно, — выдавил Рант, в очередной раз удержавшись от того, чтобы обложить матом и непосредственного повелителя, и его... помощников. Очень своеобразных. — Я направил туда пятерых бойцов под командованием наиболее разумного унтер-офицера. На остальное у нас не хватает ресурсов. Диз подери, я давно говорю вам...

— Вот именно, — встрял Сайнт, отвлекшись от спора о величайшей анмарской науке с Брайтом. — Я давно говорил вам, что мог бы, препарировав и изучив доставшийся нам ценный экземпляр, мог бы не только повышать магическую силу единорогов, но и создавать искусственных магов! Поверьте, во Внешней Эквестрии многие отдали бы глаз, ногу или крылья за возможность колдовать, так что...

— Можетвынебудете говорить обо мне как о ценном экземпляре? — осведомился Брайт. Не отрываясь, тем не менее, от исследуемого образца — благо микроскоп ему не требовался. — Мне и самому отлично известно собственное внутреннее устройство.

Тривилл, видимо, заметил, что Рант готов взорваться. И быстро сказал:

— Сайнт, мы не будем вскрывать Брайта. Он дал нам ценнейшие сведения, и вы, верно, скоро сможете без всякого препарирования освоить технологию создания магов. Так что...

— ...так что скоро нас ждет восхитительный перекос силы в сторону Анмара, а также отсутствие жизненного пространства для единорогов, зависимых от магического фона! — радостно воскликнула Дейзи. — Что может быть лучше, чем старое доброе освоение новых территорий, тем более что фон на них теперь ни с того ни с сего почти сравнялся с Альвенским?

Рант молча взвесил в копыте прижимавшее до того бумаги пресс-папье и так же, не говоря дурного слова, швырнул его в сторону Дейзи.

— Мяв! — взвизгнула она, едва увернувшись. — Ты мог бы предупредить, что мы играем! Может, лучше в снежки? Или в мяч?

— Таким темпом — в ящик! — взвыл Рант. — Дискорд, заткнись!

— Ох! — Дейзи, картинно приложив лапу ко лбу, вдруг повалилась на пол. И застонала еле слышно: — Мое истинное имя заставляет меня подчиниться тебе... Я не могу противиться такому приказу... Если бы ты...

Уже с трудом отдавая себе отчет в происходящем, он зашагал от стола к стене и обратно под напряженным взглядом Тривилла и благостным — Дейзи, все так же театрально валяющейся на полу. Брайт и Сайнт же, не обращая внимания, все еще переругивались, но уже хотя бы вполголоса.

— Вы удивляетесь тому, что я сплю по два-три часа в сутки, — хрипел Рант, — а ведь у меня есть причины! Двое Библиотекарей — первое, и далеко не худшее, если б они не творили с магическим фоном невесть что. Все еще живой Рассвет во главе с Флеймом Шраем — второе. Их опасность снизилась, и они скрываются, но все еще могут быть опасны! Третье — блядский белоперый грифон! Керн или как его там! Вы в курсе, что Гриффин в шаге от того, чтоб объявить нам войну?! В курсе?!

Теперь притихли даже Брайт и Сайнт. Нет, даже Дейзи, взлетевшая над полом и внимательно вслушивающаяся то ли в монолог Ранта, то ли во что-то, ведомое лишь ей.

— Четвертое! — взревел Рант. — Перевертыши и, видимо, их Королева, о которых мы не можем объявить, чтоб не вызвать панику! Аркан справляется с ними, но...

— Кстати о перевертышах, — вдруг посерьезневшая Дейзи перевернулась и уставилась Ранту прямо в глаза. — Кто их сдерживает? Ему можно верить?

Можно ли ему верить?

— Я поражен склонностью сотрудников Внутренней Стражи к разжиганию конфликтов...

Эта мерзкая ухмылка из-под капюшона. Этот вроде бы покорный, но такой донельзя удовлетворенный тон. Этот взгляд, которого на самом деле не должно быть видно из-под того же капюшона, но который, тем не менее, сверкает красными вспышками, вызывая странное неуютное чувство озноба. Этот... этот... он...

— Это фактический глава Альвенского отдела, — Рант все же подуспокоился, но дышал все еще тяжело. Буквально. Каждый вдох отдавался болью в грудной клетке. — Стардаст Аркейн. Он же Аркан. Формально находится на должности следователя, но имеет право... нет, не приказывать, всего лишь предлагать директору Прикклу идеи, однако директор, конечно, прислушивается. Возраст — неизвестен, приблизительно около ста десяти лет...

Он и сам не заметил, как перешел на официальный, "казенный" тон.

— ...изначальная раса — пегас. Владеет магией на уровне Дэ-один, то есть не выше обычного десятилетнего единорога, это мы установили. Но вот насчет веры ему...

Богини, да это же даже смешно. Ответ очевиден. Если бы он не был очевиден, то в тот раз Рант не приказывал бы так тщательно проверять полученные от Аркана доказательства. И не начал бы нервничать пуще прежнего, узнав, что голова действительно принадлежала Мальстрому Абиссу, а рог — какому-то из Мордрейнов.

— Ладно, — Рант почувствовал, что голос слегка надорвался. Наверное, не стоило орать так громко. — Это моя работа. Я был...

— Нет-нет, капитан Рант, — неожиданно живо перебил Тривилл. — Продолжайте. Я осведомлен о проблемах, но было бы неплохо выслушать об их сложности из ваших уст.

Рант глотнул. Осознав, что только что наорал на самого Наместника Анмара. На пони, способного приказать на всю жизнь запереть его в одиночную камеру, а потом — если все удастся — сделать эту жизнь бесконечной.

И, наконец, лучшего пони во всем Анмаре. Перечить которому было просто неправильно.

— Пятое, — хрипло продолжил он, потупившись. — Карнейдж. Он жив. Пока что он никого не убивал... почти никого, только в порядке самообороны. Теперь его, конечно, прикончат, но пока это еще актуально. И... и на этом пока все.

Еще несколько секунд Ранту было стыдно поднять взгляд. А подняв его, Рант обнаружил, что Тривилл уже оживленно переговаривается с Брайтом и Сайнтом.

— Да чтоб... — вскрикнул он, сделав шаг вперед.

И на плечо ему легла когтистая лапа.

— Друг мой, — нежно прошептал ему на ухо тот же девичий голос. — Ты хочешь указать Тривиллу на его нездоровое оживление? А хочешь ли ты, чтоб тебе, как раньше Талли, снова приходилось отправлять немалое число сотрудников ВС на охрану и спасение Тривилла от очередного суицида, а? Хочешь, чтоб я отобрала у него то, что дал не так давно?

За этим невинным девичьим голосом звучало странное эхо. А лапа сжималась все сильнее, вгоняя когти в шкуру Ранта.

Хочет ли он этого?

— Умничка, — прошелестел тот же голос.

И после этого Рант недоуменно потер плечо, непонятно с чего ноющее так, будто только что его зажали в клещи. Хотя удивляться этому тоже не было времени. Ни на что не было времени. Надо было срочно сообщить об оставшихся проблемах.

— И, чтоб его, — еще громче выдал капитан, чтоб Тривилл точно его услышал, — один из моих сотрудников недавно взял и отказался выходить на службу!

Тривилл повернулся так резко, что Рант на мгновение даже умилился. Все-таки для Наместника имела значение жизнь каждого из его подданных, какое бы место тот ни занимал. Это ли не показатель отличного правителя? Если не учитывать, что правитель должен тратить собственные нервы на государство как таковое, а не на его жителей.

Но если популистские мотивы вполне работоспособны, то почему они не могут работать, будучи абсолютно искренними?

— И что ты с ним сделал? — уточнил Тривилл. С нескрываемой тревогой.

— А что я мог с ним сделать, — махнул ногой Рант. Уже куда более спокойный, чем минуту назад. — Под трибунал, что ли, отправлять? Бред. Сейчас он в дурке. Там его признают негодным к службе и спишут. Брат у него, видите ли, повесился. Из-за меня, по его мнению... На самом деле нет, но...

— Бра-а-ат, говоришь? — заинтересованно протянула Дейзи. Опять из-за его плеча, будто только что ее тут не было. — А как звали этого сотрудника?

Почему-то Рант почувствовал тревогу. Слабую, но тревогу. И лишь оттого не стал возмущаться очередному вмешательству того, кого здесь вовсе быть не должно.

— Даст Ремейн, — сказал он. — Братом его был Эш Ремейн. И я не...

— Хм-м-м, — Дейзи взвилась в воздух и завернулась всем телом в странной формы фигуру. Это что, вопросительный знак? — Кажется, у вас стало одной проблемой больше. Не скажете, где эта ваша дурка?

— Что...

Рант моргнул. Попытался вспомнить последние секунды две. Осознал, на кого только что смотрел. Вспомнил, о чем с ним говорил.

И понял, что они, кажется, в дерьме.

— Рант? — обеспокоенно спросил Тривилл.

— Бим! — во весь голос заорал Рант, не заботясь о том, что от громкости голоса реального не зависит качество сигнала магического. Он мог бы то же самое произнести исключительно мысленно. Но так хотелось выпустить пар. — Арк! Быстро, в дурку!

Может, намеки Дейзи и были по большей части туманными.

Но верить им точно стоило.

— А вы двое что встали? — зарычал Рант на Брайта и Сайнта — и вместе с тем на не считавшихся за отдельных пони ассистентов. — Давайте, быстрее!

Наверное, при таких раскладах идеи по превращению обычных пони в магов были вполне здравыми. Тем более что фальшивых единорогов впоследствии можно будет устранить.

А вот решить все проблемы имеющиеся несколько тысяч анмарских не смогли бы никак, даже если бы большая часть из них были хотя бы сносными магами, а не полными бездарностями.

34. Диз бы побрал

Анмар, минус семь, анмарская психиатрическая больница

— Как-то здесь зябко, а? Отопление, что ль, вырубили? Прям словно прямо сейчас снег пойдет. Уже льдинки на зубах скрипят!

Арк, нарочито передернув плечами и лязгнув зубами, украдкой глянул на Бима.

Бим же — весь из себя образцовый боец Внутренней стражи, в выглаженной форме, со стриженой по уставу желтовато-блондинистой гривой, — даже не оборачиваясь и не переставая разглядывать что-то в палате за приоткрытой дверью, ответил:

— Соглашусь. Немного прохладно.

Арк с досадой вздохнул. Ну вот как его расшевелить, а? Бим, судя по всему, всегда таким был и всегда таким будет. Но с такими повадками он точно рано или поздно подставится под случайное заклятье или под чей-то нож. А в случае, если слухи окажутся правдой — под выстрел из арбалета. Просто из-за недостатка фантазии и излишнего хладнокровия. Он ведь даже эти дурацкие погоны, которые почти все на таких заданиях просто снимают, буквально пришил! Не приколо на булавки, как все делают, а пришил!

Да, наверное, будь все сотрудники ВС такими же, как Бим, не возникало бы у Анмара его нынешних проблем. Но и жить было бы неимоверно скучно и неприятно, не правда ли?

— Там ничего нет, — проинформировал Бим и наконец захлопнул дверь. — Следующая.

Если бы почти весь оставшийся боевой актив ВС не отправили задерживать Карнейджа, то сейчас, наверное, Арку не пришлось бы работать с Бимом. Может, отправили бы Пайка. А если бы совсем повезло — Аргейла, с которым уж точно не поговоришь по душам, но и не будешь бояться за свою жизнь. Так уж принято, что даже на пустяковую проверку отправляют по двое, так что в одиночку он бы точно не пошел.

Но, к сожалению, на дежурстве, осталось буквально четверо поней. И отправили Арка именно вместе с Бимом.

— Вот на кой, по-твоему, мы здесь, а? — Если не отвлеченными разговорами, то хоть разговорами по работе... Ну надо же понять, с кем он остался на дежурстве. Может, опасения не так уж и обоснованны?

Бим, опять не оборачиваясь, сказал, будто зачитывая строки из официального приказа (несмотря на то, что недавние вопли Ранта по каналу связи были в высшей степени бессвязны):

— Для наблюдения за ситуацией в психиатрической лечебнице Анмара и устранения возможных противников, равно как и последствий вероятных диверсий. Основной целью проверки до установления подробностей считался наш бывший коллега Даст Ремейн.

О Богини, о Искра, ни единого предположения, ни одного замечания о том, что они уже успели увидеть... Арку придется самому его расшевелить, что ли? Ну, напомнить, что они уже видели?

— Я и сам в курсе, — предпринял Арк еще одну попытку. — Просто во всем дизовом корпусе никого. За кем нам наблюдать, если здесь ни единой живой души?

Бим, не отреагировав, распахнул еще одну дверь, без интереса поглядел в нее с пару секунд и так же молча захлопнул.

— Ну или хотя бы мертвой, — уныло протянул Арк. — За найденные мертвые души нам тоже платят.

И все действительно было так. Удивляла больше даже не сама обстановка, а реакция Бима на нее. Хотя должна была обстановка.

Ни в одном кабинете в этом корпусе не было ни единого врача. Ни в одной палате — ни единого пациента. И если исчезновение первых уже объяснил главный врач всей этой дизовой лечебницы, то о вторых не было известно ни-че-го. Как в воду канули... и словно бы только что. Где-то в кабинетах лежали разложенные по столу карты больных, в одной процедурке они нашли подготовленную к использованию капельницу, а в столовой — разложенные по столам тарелки и приборы. Разве что все то малоприятное варево, которым тут кормили пациентов — кем бы они ни были на воле, тут они становились именно что пациентами, причем пациентами психбольницы, в равной степени имеющими право не иметь прав, — в тарелках отсутствовало, а тарелки были чисто вымыты, по некоторым даже еще стекали капли влаги.

Теперь, правда, уже не капли, а вполне себе оформившиеся подтеки льда. Здесь и вправду было прохладно. Даже слишком прохладно. Холоднее, чем снаружи.

В итоге Бим начал просматривать палаты лично, предложив Арку наблюдать за коридором. Поскольку увидеть в них они могли одно и то же, а вот провести сканирование напарник мог куда лучше. Но это же обидно! В обычных условиях они были бы вполне равны по силе, но вот здесь...

— О! — Арк, осознав при этой мысли, что чувствует пусть по-прежнему слабый, но уверенный ток магии, остановился и дернул Бима за хвост. — Придержи коней. У нас тут наконец-то нормально фонит. Дай-ка я свяжусь с капитаном наконец.

— Почему именно сейчас? — поинтересовался Бим. Прислушавшись, тем не менее, к просьбе остановиться.

— Да потому что это в лучшем случае минуты на две, и в другом случае мы с ним созвонимся только уже снаружи, — разъяснил Арк, уже спешно перебирая в памяти коды доступа. Так, это кому-то в Архив, это дежурному из отделения, это... ага, личный канал Ранта. Славно, что он у него такой короткий и легко запоминается. — И капитан вынет нам мозги. Может, даже в прямом смысле.

Возражать Бим не стал, и Арк, прикрыв глаза, старательно потянулся к источнику слабенького фона, надеясь, что дырка в защите не закроется так невовремя. И одновременно, едва это осознавая, молясь, чтоб она исчезла немедленно.

Во-первых, созваниваться с Рантом, когда он не в духе, не хотелось. Во-вторых, хоть Арк и был настроен оптимистично, если противники тут и были, то пусть уж лучше и у них будут проблемы с доступом к магии. Перебьются без заклинаний, в конце концов, если уж сумели так красиво зачистить целый корпус дурдома.

Наконец в голову ввинтился тот мерзкий писк, с которым проходило заклятие связи, и знакомый, но уже чуть менее истеричный голос устало сказал (или подумал?):

"Да, капрал Арк, я с удовольствием выслушаю твой отчет об успешном нахождении отсутствия проблем."

"М-м-м... — Арк, несколько замявшись, приоткрыл один глаз и покосился на Бима. Пусть разговора тот слышать и не мог, однако эмоции понял бы прекрасно. — Слушаюсь. Но вынужден пока что разочаровать."

"Очень надеюсь, что именно что пока, — голос капитана был таким кислым, будто собеседник предложил ему сожрать пачку лимонной кислоты. — Тогда хотя бы расскажи об успехах. Или, чтоб совсем меня добить, об их отсутствии. Давай, не стесняйся."

Арк, собираясь с духом, подбодрил себя мыслью о том, что на самом деле сеанс связи вряд ли продлится долго, и начал:

"Слушаюсь. Итак, в ходе беседы с главным врачом всей лечебницы мы поначалу услышали, что в последнее время все тише некуда. Даста же, о состоянии которого мы поинтересовались в первую очередь, поместили в новое отделение."

"Абсолютно логичная идея, — вяло одобрил Рант. — Что же потом пошло не так?"

"Видите ли..."

На секунду Арк серьезно задумался, не разорвать ли связь. Однако Ранту ничего не стоит даже при таком слабом фоне со стороны принимающего звонок без спроса влезть к нему в башку, и тогда его настроение уж точно будет испорчено.

Так что Арку пришлось признать: он должен сделать то, что Рант ненавидел больше всего.

Сообщить об откровенном идиотизме того, кому по должности положено никогда не проявлять идиотизма.

"...оказалось, что несколько дней назад — точных сроков нам не назвали — именно в новом корпусе начались исчезновения пациентов. Они пропадали в том числе из закрытых палат или кабинетов в отсутствие свидетелей. Позавчера приблизительно в шестнадцать тридцать пациент пропал уже в двух шагах от медицинского кабинета в полностью просматриваемом коридоре, стоило санитару на секунду отвернуться. После этого инцидента все высшие сотрудники были немедленно эвакуированы, о чем главный врач не сообщал, поскольку собирался сперва заняться эвакуацией младшего и обслуживающего персонала вместе с пациентами. Эта процедура была запланирована на завтрашнее утро."

Все это он даже для почти моментального мысленного разговора выпалил крайне быстро. И вновь понадеялся, что со связью было не очень или Рант неправильно расслышал. Хотя неправильно расслышать что-то в таком разговоре, опять же, невозможно.

Некоторое время ответа не приходило. Арк уже счел было, что капитан все же отключился, и собрался было ткнуть Бима и двигаться дальше... как все же, уже почти отключаясь, почувствовал тихую, спокойную, какую-то вкрадчивую мысль собеседника:

"Я так понимаю, завтрашнее утро он планировал в том числе и позавчера, да?"

"Вы верно понимаете, капитан."

"Но, вот незадача, ровно в полночь оказалось, что уже настало "сегодня", и завтрашний вечер откладывается, и то же самое случилось и со следующим не наступившим "завтра"?"

Такой тон нервировал Арка еще больше. Так что он предпочел зажмуриться еще крепче, чтоб Бим точно не увидел в его глазах совсем уж оформившейся уверенности в неизбежных неприятностях, и ответить:

"Именно так. И, будьте уверены, я приму все меры, чтобы..."

Вот теперь в голове у него точно вулкан взорвался. И по физическим ощущениям, и по ментальным, да вообще по любым категориям ощущений этот истерически злобный вопль пронзил Арка насквозь от макушки, где зародился, до самых копыт.

"...БЕЗМОЗГЛЫХ ПОЛУРОГИХ ИНВАЛИДА, НЕМЕДЛЕННО ПЕРЕДАЙТЕ МНЕ ЕГО ИМЯ, И Я УГОВОРЮ ЭТУ ЗМЕИНУЮ СУКУ НЕМЕДЛЕННО ПОЙТИ И ОТГРЫЗТЬ ЕМУ ЕГО СОСТОЯЩУЮ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ИЗ КОСТИ ЧЕРЕПУШКУ, ЧТОБ!.."

Это Арк расслышал, когда ощущение ввинчивающегося куда-то в висок штопора наконец отступило. А потом не расслышал уже ничего. Канал оборвался. То ли от переизбытка эмоций, которые в нормальной ситуации и вовсе не должны по нему проходить, то ли потому, что слабая дыра в блокировке фона наконец закрылась.

— Я так понимаю, разговор окончен, — предположил Бим, бесстрастно разглядывая Арка. Тот вяло постанывал и сжимал голову передними копытами.

— Верно понимаешь, — выдавил Арк. — Совершенно верно. Вернее некуда. Мог бы и не уточнять, что понимаешь, а сделать вид, что разговора вообще не было.

— У меня хватает сил для экстренной связи на случай внештатных ситуаций, — сообщил Бим. — Так что его и не должно было быть. По крайней мере, я не назвал бы его обязательным.

Не проявляя особого раскаяния и сочувствия, Бим направился-таки дальше по коридору. О Богини, и с ним всегда так, что ли?.. Ни малейшего намека, ни предупреждения, ничего. Кто из них, блин, старший по званию? А, Бим, сержант, мать твою, Внутренней Стражи?

Но это Арк думал уже совсем невнятно, злясь на самом деле вовсе не на напарника. На него вообще было как-то неловко злиться. Слишком уж он... каменный. Однако и злиться на высочайшее начальство, выше которого теперь был только Наместник, он себе позволить не мог, так что тихо грыз себя за собственную глупость.

— В помещениях нет никаких следов применения известных мне заклинаний, — вообще без всякого перехода заявил Бим. — Однако при этом явно заметны искажения в фоне. Вместе с тем я гарантирую, что здесь не проливалась кровь. Наверняка в следующей палате тоже...

Бим, приоткрыв дверь, окинул невидимую Арку палату внутренним взглядом. И сказал:

— Я был неправ. Здесь все более интригующе.

Диз, ну неужели из-за того, что магическая сила Бима всего-то на какие-то двадцать процентов выше, Арку придется идти здесь на вторых ролях?! Опыта-то у него много больше! Уж по сравнению с Бимом — точно!

— Слушай, дай-ка я... — начал он, ухватив Бима за плечо.

Бим захлопнул дверь и ничуть не более эмоционально, чем раньше, сказал:

— Ничего интересного. Там очень много крови и труп одного из пациентов, но я не могу прочесть, кто именно его убил.

Прежде чем Арк успел понять, что же именно ему сказали, и попытаться все-таки высказаться насчет того, что он тут не просто так, в дверь изнутри кто-то судорожно заскребся.

— Не труп, — прокомментировал Бим. И кивнул Арку: — Выведи что-нибудь нелетальное. На всякий случай. Я просто не хочу, чтоб на нас набросился полностью умалишенный, но способный к сильной магии единорог. К сожалению, здесь держат и таких, а блокировка помогает не всегда.

"Не переживай", сказал около получаса назад Бим, увидев на лице Арка растерянность. Растерянность мага, впервые в жизни почувствовавшего сопротивление при попытке использовать простейшее заклятье чтения. "Это простая мера предосторожности. Ее ввели буквально два месяца назад. Сильные маги здесь значительно ослабевают, слабые теряют возможность колдовать. Некоторых единорогов приходится ограничивать дополнительно, каждого лично, как делали раньше. Но ты не слаб, тебе просто будет сложно".

Не слаб. Конечно, не слаб — но и не силен. Собственно, как раз поэтому Бим решил сам заняться сканированием, оставив Арка наблюдать за коридором, прикрывать сзади и, вроде как, связываться с начальством. "Не переживай", как же... Спасибо за пожелание.

Однако вползшая невесть откуда неприятная мысль сдула обиду в мгновение ока. Точнее, стало просто не до обиды.

Если уж здесь стоит этот дизов блок, на который наверняка потратили бешеную кучу денег.. и ведь недавно частичный блок и вовсе казался недостижимым!.. то каждый из местного персонала, от врачей до санитаров, должен быть буквально переполнен магической силой. Только для того, чтобы сдерживать пациентов. Тех, кто недостаточно опасен, чтоб полностью, привычным и не так давно единственным способом, лишать их доступа к фону — ни один единорог не заслуживает такого всего лишь за то, что его разум чего-то не выдержал и надорвался. Недостаточно опасных для полной блокировки, но все же слишком опасных, чтоб можно было рассчитывать на всего лишь физические методы удержания.

И все они пропали? Молча? Не успев передать ни единой весточки в ВС?

Уже несколько дней как пропали. А то и недель. И с тех пор все палаты пустые, чистые, спокойные и безмятежные, будто не было в них никого и никогда — только смятые и незаправленные кое-где постели указывали на то, что не так давно здесь вполне себе жили. Опустели кабинеты, словно бы каждый врач просто исчез, раз — и не было, уронив на стол перо, не дописав строчку в чьем-нибудь личном деле, медицинской карте или выписке. Никого. Нигде. Несколько дней? Несколько недель?

Собственно, как раз около трех недель назад Даста и отправили сюда на обследование...

Арк поймал себя на том, что нервно кусает губы. И почему-то совсем не хочет, чтоб дверь перед ним открылась, кто бы за ней ни был.

Тем не менее он поймал взгляд Бима, даже не выказывающий нетерпения, и кивнул. Теперь даже несколько жалея о том, что именно у него фантазии хоть отбавляй.

Бим кивнул в ответ и, наконец, резко дернул за ручку двери — не магией, чтоб не сбивать выведенное на изготовку заклинание.

Позволив Арку увидеть то, что было внутри.

— О Богини, — отстраненно произнес Арк. Паралич, который он так старательно удерживал "на кончике рога", что благодаря блоку и недавнему неудачно окончившемуся разговору было и так тяжело, треснул и разлетелся на мелкие искры.

— Даже так? — озадаченно спросил Бим. И тоже заглянул в палату — поняв, что нападать на них никто не собирается, иначе отвесивший челюсть Арк был бы первым кандидатом на выбывание.

Заглянул. Посмотрел на то, что только что скреблось в дверь (нет, Арк, на того, кто скребся. На того, а не на то!). И сказал:

— Соглашусь. О Богини.

---

Парня этого, выползшего из палаты, с выбритой начисто гривой и похожего на жертву свихнувшегося студента медицинского университета Кантера, звали Лаки. И Арк, давший себе труд вспомнить-таки общий древнеэквестрийский, который они все проходили в учебке, подумал даже, что имя парню, возможно, подходит. По крайней мере, все остальные просто исчезли. Он остался.

Пусть и не целиком.

— Вы знаете, кто это был? Он сказал мне... многое обо мне. Он прав.

Рассказ пони, вцепившегося в ногу Бима собственными, покрытыми явно непрофессиональными швами передними ногами, перемежался короткими всхлипываниями и чем-то, более всего напоминавшим хихиканье. Хихиканье типичного умалишенного, какими их нередко описывают в книжках. Однако, если судить по причине его пребывания здесь, которую он успел поведать между тихим нытьем и смехом — смехом, от которого Арка пробивала нервная дрожь, — он отнюдь не был типичным умалишенным.

Раньше.

— Я бесполезен, — сообщил Лаки почти что внятно, несмотря на то, что его реплики по-прежнему перемежались тем же скулежом. Впрочем, невербально он выражал эмоции вполне очевидно, судорожно прижимаясь к Биму. Бим такое соседство переносил стоически. — Я слишком слабый, и это чистая п... правда. Он оставил меня здесь. Потом пришел. В первый раз через три дня, если я п-правильно по... считал. Потом еще через два. Потом каждый д-день. Или каждый час, или два, я не знаю. Потом перестал. Но он придет еще раз. Я бесполезен. Я не могу спать, я не должен спать, я должен ждать его.

— Кого ждать? — вклинился Бим. Все еще выглядевший совершенно спокойным. Арк все еще не мог просто задавать какие-то вопросы едва живому пони, которого точно следовало немедленно отправить в больницу. В нормальную. Где его хоть капельку подлатают.

Если, конечно, вообще захотят тратить время на полумертвого полусумасшедшего полуединорога. Теперь уже точно "полу-". Хотя рог был сточен очень, очень аккуратно и точно со знанием дела.

Арк вдруг представил, очень ясно, как представлял все и всегда, как неизвестный пока пони приходил в эту палату. Даже не зная, кто это, видел на его лице вежливую улыбку. А в одном из передних копыт — напильник. Почему-то казалось уместным, что этот неизвестный держит его именно так, без применения магии. И как он понемногу, шажочек за шажочком, подходит к этому... Лаки. И подходит. И подходит. Пока тот уже даже не пытается отползать.

Нет, Бим точно не способен представить нечто способное. Потому и спокоен, как удав. Как два удава, вернее. Поскольку за него, за Арка с очень уж богатой фантазией, тоже.

— Он разозлится, если я назову вам его имя, — будто бы немного нервно сказал Лаки, сразу переставший хихикать. Как от крайне неприятного воспоминания. Он даже от Бима отодвинулся. — Он очень просил его не на... называть. Хотя я догадался, кто это. Все сотрудники Архива знают. Вы уж точно знаете. Он недавно был в Альвенгарде. А теперь здесь.

Ну, естественно. Откуда же еще мог пони с магическим истощением попасть в дурдом, кроме как из Архива, университета или ВС. Они здесь все исключительно талантливые и исключительно перетрудившиеся, а других причин оказаться здесь не...

Стоп. "Был в Альвенгарде"? И теперь здесь?

— Предположим, — задумчиво сказал Бим. — Что я тебя понял. Ты не называл мне имя этого...

— Н-не называйте его! — взвизгнул Лаки, снова напрочь утратив любые признаки здравого умом единорога и вновь вцепившись Биму в ноги. — Его нельзя называть!

Нет, все здесь точно было неправильно. Тот, о ком можно было подумать, никак не мог проникнуть сюда незамеченным. Да и вовсе не мог, здесь же полноценный блок, и каким бы психом этот единорог не был, все же...

— Рядовой Арк, я просил вас следить за коридором, — напомнил Бим.

Арк демонстративно бодро отвернулся. Всем собой, от уставной позы до напряженных мышц ног и чуть наклоненной в позу "боевой готовности рога" головы, показывая, что он выполняет приказ пусть почти равного по званию, но высшего по силам Бима. То есть осматривает коридор на предмет посторонних и не посторонних. Пусть посторонних здесь не должно было быть, особенно этого... Того, о ком говорил Лаки. Если он говорил о том, кого видел, честно.

Но пусть даже Лаки просто бредит, мало ли кто с ним такое сделал, изображать бдительность следует. Чем Арк и занялся.

И потому чуть не пропустил момент, когда визг Лаки перешел сначала в удивленные всхлипывания, как чуть раньше, а потом голос его вовсе затих, сменившись ровным и спокойным дыханием. И тут уже сдержаться никак не получилось.

Обернувшись, Арк узрел абсолютно неожиданную картину — Бима, с привычной отстраненностью, но осторожно придерживающего вдруг словно ни с чего отрубившегося Лаки. Причем отрубившегося, кажется, в спокойный сон. И даже начинавшего слегка похрапывать.

— Что это такое ты сделал? — нет, зависть в голос точно не надо пропускать. А еще не надо было пропускать занятия по анатомии и медицинской магии, тогда и Арк умел бы так же, так что нефиг завидовать, идиотина!

— Небольшое вмешательство в работу мозга, — ответил Бим. Почему-то полушепотом. — Потише, Арк, пожалуйста. Кажется, к нам кто-то идет. И я готов опасаться, что это именно тот, о ком Лаки и говорил. Некто с непроизносимым именем.

Только теперь Арк понял, что все его наблюдение было почти бессмысленным. Что заставило почувствовать себя очень неуютно. И уже просто услышал, а не ощутил, как Бим, шаги по коридору.

— Выдай что попроще, — скомандовал Бим, отпуская Лаки и выпрямляясь. — У меня не получается отправить сообщение о предполагаемом противнике из-за блока, и пока мы здесь одни. Возможно, придется уходить. Я постараюсь собраться и использовать паралич сразу же, даже на таком расстоянии, но в крайнем случае надежда на тебя.

Арк, уже через пару секунд осознав окончательно, а не просто задумавшись, кто может быть "предполагаемым противником", клацнул зубами и судорожно задумался о том, что он может выдать при частичном блоке, кроме Разреза на пять-шесть метров вперед. Вывод был неутешительным. Особенно — вывод насчет того, какое заклинание можно противопоставить пони, который совершенно точно пользуется магией на уровне повыше, а видит намного четче даже мельчайшие заклинания. Тому пони, на жертву которого, как теперь понял Арк, был очень похож Лаки — за тем исключением,что он был не только жив, но и способен говорить и даже передвигаться. Пони, о котором здесь очень, очень не хотелось думать, ведь именно за ним отправился собранный из оставшихся полутора инвалидов отряд во главе с Байтом и Аргалем.

Как все-же неприятно оказываться почти что без магии. Пусть даже тут она не очень-то и помогла бы.

---

Это не мог быть тот, о ком говорил Лаки. Тот, чье имя запретили произносить. Точно не мог.

Перед почти испуганным взглядом Арка и слегка напряженным — Бима никак не мог сейчас находиться пони, который мог бы сделать такое с Лаки. Пони, который проделывал и намного худшее с теми, кто оказывался в его власти. Красногривый и черношерстный.

Это не был он, точно не он.

И недавнюю слабую мысль о том, что Бим понял Лаки не совсем правильно, Арк отбросил. Ведь альтернатива уж точно выходила за грань любого, даже самого пессимистичного и богатого воображения.

Пусть даже этот единорог едва ковылял, но, видно, при встрече с бывшими коллегами нашел в себе силы на последний бросок по коридору. И буквально упал прямо на Арка. Который успел вовремя подхватить передними ногами полуживого единорога в грязной пижаме, охнув не от тяжести, а от осознания того, как мало теперь этот единорог весит.

Взведенных заклятий на роге Бима видно не было, хотя то, что он не выстрелил сразу, дало понять: отточенных рефлексов и железных нервов ему хватит, чтобы в случае чего выстрелить за долю секунды даже здесь, с блоком. И торопиться радоваться чудесному воссоединению он не спешил.

В конце концов, именно Бим напомнил Арку, что они здесь для проверки состояния этого самого воссоединившегося, Даста Ремейна.

— Даст?! — все еще с недоверием уточнил Арк. — Даст, ты живой!

Бим же просто всматривался в знакомого им обоим пони, выглядявшего совсем уж жалко с едва начавшей отрастать короткой серой гривой, дрожащими губами, будто вот-вот заплачет, и красными глазами, будто уже плакал недавно.

Но, Богини, у Бима что, совсем сердца нет? Как он остается таким спокойным? Что раньше, при Лаки, что теперь... Они же оба были Дасту хорошими приятелями! Они же долго работали вместе! Они...

На слове "работали" Арк опять, словно его копытом по лбу ударило, вспомнил, что они все еще на задании. И что они никуда не вышли с территории дурдома, где может скрываться враг. И, последовав примеру старшего товарища, тоже вгляделся, да так, что глаза чуть из орбит не выпали.

Ничего. Ни-че-го. Да, он воняет, будто не мылся все время, что тут был, отощал до состояния скелета и, кажется, вряд ли скоро сможет вернуться даже к нормальной жизни, не говоря о работе, но это Даст. Просто Даст.

Арк покосился на Бима. И Бим спокойным, почти незаметным кивком подтвердил: волн, типичных для магии оборотных камней, он не ощущает. А раз даже он их не ощущает, то Арку в нынешних условиях и не стоило пытаться смотреть.

— Ребята... — Даст вдруг попытался подтянуться выше и обхватил Арка за шею. Будто обнимая. А второй так же ухватил Бима.

— Даст, лежи себе, — сказал Бим. Все еще спокойно. — Скоро начнем эвуакуацию. Если тут есть кого эвакуировать, кроме тебя и Лаки.

Даст, тем не менее, приподнялся. И снова свалился, но уже в полусидячее положение. Упорно цепляясь за них обоих, как если бы боялся, что они исчезнут.

— О Богини, ребята, я так рад, что вы тут, — пробормотал он невнятно. — Никого. Совсем никого. Никто не приходил. Я только-только смог взломать дверь палаты. Этот дурацкий блок. И меня еще кто-то запер. Вы представляете, что мне приходилось пить, когда вода кончилась? Клянусь, если бы не блок...

На лице Бима по-прежнему не отражалось ни волнения, ни сочувствия.

Но почему-то Арку показалось, что напарник как-то напрягся.

— Я даже швырнуть в себя Разрез не мог, — Даст всхлипнул. И, покрепче вцепившись в Арка, приподнялся выше. — Сил направить не хватило. Если бы у меня был пистолет...

— Прости, что? -все еще спокойным голосом уточнил Бим. Но Арк точно заметил, что уже даже хвост его едва-едва не поднялся торчком.

— Простите?.. — Даст кашлянул. — Я имел в виду что-нибудь драконье, такое, покомпактнее, чтоб управляться одной ногой... Я бы, пожалуй...

Теперь стало очевидно, что Бим и вправду очень, даже не просто очень, а ОЧЕНЬ напрягся. Хотя вот Арк скорее хотел заплакать от жалости. Особенно когда представлял, в каком состоянии Даст теперь.

Если вернее, заплакать хотела большая часть Арка. А оставшаяся упорно и назойливо терзала разум мыслью о том, что на деле Бим понял слова Лаки неправильно, совершенно неправильно. И бояться им стоит не того, кого он ожидал встретить.

— Это тупое одиночество... и отсутствие магии... всего за три недели... — Даст всхлипнул еще раз. — Если бы у меня и вправду была какая-нибудь пороховая хрень, я бы приставил ее себе к башке, вот так... — подтянувшись еще выше, он, покачнувшись, приставил копыто правой ноги к виску Арка.

И пусть даже тот чувствовал только жалость, какое-то неуютное ощущение пробежалось по позвоночнику от затылка до хвоста. Тоже заставив напрячься. Уже и большей частью сознания, не только меньшей.

— Приставил, — Даст шмыгнул носом, — и сделал БАХ.

Этот крайне выразительный "бах" Арк услышал, уже когда катился по полу, дернутый за хвост и за гриву: за хвост — какой-то неведомой силой, а за гриву вполне заурядным и материальным движением чьей-то ноги. Последовавший за этим грохот уж и вовсе едва расслышал — очень уж в голове звенело.

В полнейшем недоумении помотав головой, Арк вскочил обратно на ноги. Обвел взглядом коридор, мгновенно, на рефлексах, работавших отдельно от сбитого с толку разума, готовясь защищаться.

Первым, что его ноги чуть не подкосило, был вид здоровенной дыры в прочнейшей бетонной стене.

Вторым — стоявший слева на трех ногах Бим, который, видимо, и дернул его за хвост, вытащив из-под удара. Бим дышал совсем уж тяжело. Еще тяжелее, чем Даст, когда шел к ним. И, что намного хуже, на трех ногах он стоял потому, что еще одна, явно полуосознанно поджатая, была перебита прямо в колене. На голове не хватало немалой части гривы, а правое ухо полностью отсутствовало, однако он по-прежнему не отрывал взгляда от кого-то впереди.

И этот "кто-то" и был третьим, заставившим Арка чуть не грохнуться обратно на пол.

Даст, все еще худой, как швабра, изможденный и едва живой, стоял на своих четырех вполне прямо. С довольной лыбой на все лицо... нет, почему-то на пол-лица. Лишь с одной стороны.

Очень ярко сверкая бледно-лиловыми глазами. Глазами, по которым Арк сразу же понял, что высказать недавние слабые подозрения все же стоило. Что, невзирая на тщательную охрану Архива, добыть конденсатор злоумышленник мог и у бежавшего Ариса Мордрейна — даже если рог у него и отсутствовал, кондер вполне его заменял.

И что всевозможные донесения на тему того, где находятся два известных осколка Дискорда — чье имя теперь Арк думал и мог бы даже произнести уже без особого усилия, вполне настроившись на лад исключительно фаталистичный, — так до сих пор и не объясняли, где находится третий. Тот самый третий, местонахождение которого теперь было ясно как день. Так же, как ясен и очевиден был способ дать этому осколку хоть сколько-то ожить, и как ясна была причина исчезновения пациентов и персонала.

Пусть даже все в ВС считали, что заклинание, создающее осколки, известно, помимо их собственных эскулапов, только Мальстрому, кое-кто вполне мог раскопать его самостоятельно. Особенно тот, кто проявлял слишком уж заметные способности к раскапыванию никому не известной информации. Даже находясь в Альвенгарде и принося не нужный никому, а в особенности давно слившемуся с его душой осколку, Порядок на улицы вольного города.

— Сержант Хейр Бим, — сказал Фил, кивнув, будто очень удовлетворенный происшедшим. — Капрал Анжел Арк. Рад удачному началу знакомства, парни. Поверьте, вы тоже будете рады.

35. Внутри

По-прежнему

холодно.

---

Холод. И боль.

Два единственных чувства, которые мне остались после того, как я сюда попал.

Холод — тот, что пронизывает все это место, чем бы оно на самом деле ни было. Замораживая кровь в венах и воздух в легких. Проникая до костей, вливаясь в тело. Замораживая настолько, чтоб труп после можно было расколоть на куски, словно ледяную статую.

И останавливаясь за миг до этого.

Этот холод может убить. Но не убивает.

И боль. Та, что ты испытывал из-за того, что так и не укололся или хотя бы не вдохнул. Из-за того, что ты решил, будто можешь быть героем, способным пережить неделю или две боли и вернуться к нормальной жизни.

Теперь же я постоянно чувствую эту боль. Подступающую, мягко и ненавязчиво входящую в плоть, а после вгрызающуюся в кости. Боль, которая каждую секунду готова перешагнуть тот порог, что превратит ее в БОЛЬ, ту, что заставляла меня иногда совершать далеко не нормальные поступки. Но никогда не переходит.

Нье-хе... Кажется, я стал изъясняться почти как Дейзи. Теперь-то я ее понимаю. Только бы вспомнить, кто такая Дейзи... Была ли она в той, последней сцене, отпечатавшейся то ли в моей, то ли в его памяти, сцене, на которой разыгралось драматичное представление о чьем-то самопожертвовании... И о чьем же?

Я навсегда остался на грани. Почти что той же самой грани, что при жизни была намного хуже и счастливого забытья в лазури, и бешено выкручивающего все суставы и растягивающего связки страдания. Поскольку страх и боль намного хуже всего лишь боли.

Но я терплю.

С того дня, как я здесь, я понял и принял два закона. Из тех, что обойти никак нельзя, словно законы природы, хотя природой это место назвать уж точно нельзя.

Первый: здесь всегда холодно.

Холодно настолько, чтоб почти что убить каждого, кто проведет здесь больше десяти минут. Но именно "почти". Никто здесь не может умереть на самом деле, даже если желает этого всем сердцем. Сказать "всей душой" я не могу, ведь вряд ли чья-то душа, попади она сюда, осталась в целости, не вливаясь в бесконечную дыру за окнами, в которые я смотрю иногда часами и даже днями, надеясь разглядеть того, кто за ними скрывается.

Второй: ты навсегда останешься в том состоянии, в каком был после смерти.

И с этим мне повезло. Или не повезло, как посмотреть. Каждый, кто попал сюда в виде осколка, испытывает боль. Ту самую боль, что сопровождает аннигиляцию тела и упаковку разума и души, в которую я теперь уже очень даже верю, внутрь маленького кристалла, на деле даже не существующего физически. Того, что позволяет управлять тем, кто в него запечатан, кем бы он ни был. Пусть даже одной из Богинь. Ведь за просмотром происходящего здесь я успел поверить и в то, что они вполне себе существуют. Если существую я, не мертвый, но и не живой, навеки запертый в этом... То почему бы не существовать и им? Искре? Селестии? Луне?

Я произношу эти имена так легко уже не в силу врожденного наплевательства на любые приметы или детали обоих понячьих культов, но потому, что теперь уверен в их существовании. И уж они точно не накажут меня за то, что я всего-навсего поминаю их имя всуе.

Легче всего Эйджу. Как он сам себя назвал. Я уверен, что это и есть Карнейдж, однако сам он в это не верит. Отказывается верить. Не хочет принимать на веру факт того, что он убил сотни и тысячи, если не десятки тысяч, пони по своей воле. Не хочет попытаться хотя бы вспомнить, хотя его-то воспоминания почти в полной целости. Не хочет даже верить в то, что находится в лабиринте, из которого нет выхода. Не хочет признавать, что мы остались здесь навечно. До тех пор, пока наши души не сдадутся и не согласятся радостно, с улыбкой на губах, со смиреньем во взоре упасть...

В...

БЕЗ...

ДНУ...

Боли...

И ХОЛОДА.

О котором я теперь знаю намного больше, чем раньше.

И потому никогда нельзя смотреть в окна. А в особенности в глаза тем, кто скрывается за стеклом. Они ушли слишком далеко и с радостью утащат тебя за собой, если только заметят. Может, наполовину осознавая то, что этого желает нечто, частью чего они стали... А может, желая получить от еще не до конца мертвого осколка самую каплю тепла.

Свободы у меня поболее, чем у других, это да. Разве что Эйдж может похвастаться тем же, но он ей не пользуется. Он не хочет видеть то, что привело его к такому состоянию, не хочет верить в то, что он действительно тот, кто он есть. Зато я успел рассмотреть очень многое.

Пусть даже это место выглядит так, словно сошло с картин Эшера... нет, я не знаю, кто такой Эшер, и не понимаю собственную ассоциацию, но все же какой-то частью себя осознаю ее... Пусть оно похоже на картины Эшера... на бесконечный лабиринт из чужих воспоминаний, где не работают ни гравитация, ни время... А другими местами оно выглядит скорее как полотна Босха, пусть даже и это имя мне ничуть не более знакомо. И в таких местах бывает слишком уж неуютно.

Может, все это похоже... на... сны?...

Пусть даже так, я все равно смог разобраться в том, как по ним перемещаться. Как не исчезнуть в очередном осколке памяти того, кто вот-вот провалится в эту бездонную дыру, готовясь утянуть меня за собой. И как узнать то, что я точно не должен знать. Быть может, я свободен до такой степени лишь только потому, что был еще жив в тот момент, когда ОНО запихнуло меня сюда. Как и я сам...

Диз, я хотел сказать "как и Эйдж".

Или это я хотел сказать "как и я", а не ты, тебе не кажется?

И если бы здесь было хоть с кем-то поговорить, кроме меня... кроме Эйджа, диз бы побрал это!.. было бы немного теплее. Может, хотя бы получилось почувствовать какие-то эмоции.

Да, те эмоции, из-за отсутствия которых я, помимо холода и боли, чувствую еще и непреходящий голод. Голод мерзкой хитиновой твари, жаждущей выпить каждого до самого дна, вылизать остатки и не сожрать труп только за отсутствием пищеварительной системы.

Зато твой голод позволяет тебе хоть иногда помнить тебе, покореженному и навсегда полуживому осколку, собственное имя?

Тот наитупейший акт бессмысленного героизма, что привел меня сюда. я помню до сих пор. Но уже не могу иногда понять точно, был ли то на самом деле я, и моя ли это память. Кто из этих двоих: белогривый конь, перетянутый ремнями, сверкающий как новогодняя елка из-за отблесков на ярко начищенном хирургически-пыточном арсенале на всем теле. Или же... или... как было его имя? Я не помню. Тут слишком холодно, чтобы помнить.

Ну же...

Треклятый ты подонок...

Дай мне вспомнить и хотя бы на минуту избавь от этого дизова

ХО

ЛО

ДА

---

В Библиотеке Девяносто Пятого Летописца, почти никому не известно когда, больше никому не известно где

М-матерь... Селестия...

— Летописец, что с вами?

Я слышу в его голосе искреннюю заботу. Не благоговение, к которому я так привык за эти годы. Всего лишь заботу, которую я был бы так счастлив ощутить за все время, что нес искреннюю и самоотверженную службу Девяносто Пятого Летописца.

Но почему-то с трудом могу понять, чем мне следует на нее отвечать.

— Нет, все прошло... удачно...

С чего это я вдруг начал хрипеть? Будто тонкие осколки льда вонзаются мне в бронхи, в трахею, в голосовые связки, разрывая их изнутри?

Почему мне так холодно? Ведь снаружи лето, и пусть в последние несколько сотен лет температура не поднималась выше десяти градусов тепла, я не должен мерзнуть настолько, чтоб мое дыхание буквально замерзало... я же в порядке. Я все еще... тот самый... кто должен... спасти...

— Летописец?!

Даже поднять веки — непосильно тяжелая работа, не говоря уже о том, чтобы подняться самому, опираясь на спешно подставленное плечо друга из Библиотеки. Будто ресницы смерзлись. Будто даже кожа примерзла к самой плоти, не давая открыть глаза. Но я все же это сделал. Ведь я был Девяносто Пятым, даже если отказался от титула ради этого осколка. Осколка, что с таким трудом добыл.

Кстати, да... Он же и впрямь от него отказался... теперь... он...

— Я более не Летописец. Зовите меня просто... Маль... стром... С... сан...

Оборотень, пытающийся разбить голову о стену, лишь бы не чувствовать этой выворачивающей суставы боли, желающий отрубить себе конечности, лишь бы кости перестали гореть пламенем Тартара, горящий и от жара, и от холода, отравленный отвращением к объекту желания и желающий объект своего отвращения.

Пегас, из крыльев которого по одному выдирают перья, а следом сдирают кожу. Медленно, будто снимая с ноги порвавшийся чулок, чтоб не повредить его еще больше. Не понимающий, за что. Не понимающий, почему. Не понимающий, как.

Я — ваша боль.

Кто... кто вы все?..

— Мое имя... — он с трудом прокашлялся, будто пытаясь выдавить из собственной трахеи микроскопические кусочки льда. — Я... Мальстром... Са...

Ведь его всегда звали именно так. До того, как он стал Летописцем. До того, как он пришел в Библиотеку. Он же был простым эквестрийским единорогом по имени Мальстром Саншайн, верно? И он никогда ранее не чувствовал... такого... хо... ло... да...

Фестрал, с оскалом наслаждающегося своей ролью убийцы вбивающий голову другого фестрала в стену. Вбивающий до тех пор, пока не услышит хруст челюсти, пока не увидит, что зубов во рту у несчастного уже не осталось. Пока от передней части лица жертвы не останется только смесь костей, кожи и страдающих оголенных нервов.

Земной, в хорошо освещенном подвале одна за одной выдирающий у незнакомого ему дракона чешуйку за чешуйкой. Не понимая, нужно ли это для его работы, зато отлично зная, как ему больно. И все равно продолжающий сжимать щипцы раз за разом.

Я — ваша злоба.

Он даже не понял, что случилось дальше. Кажется, какая-то часть него вывела на изготовку заклятие, о котором он раньше никогда и не слыхал. И даже не смог осознать...

Не смог осознать, когда выстрелил.

Я же... Мальстром... Сан... я... все продумал, правда?.. Или, может, я сейчас сплю?

Грифон, любовно протирающий вытащенный из чьего-то черепа метательный нож. Интересующийся больше сохранностью клинка, чем состоянием очевидно мертвой цели. Ведь это его работа.

Единорог, даже не пытающийся выдавить улыбку, подписывая очередной приказ о ликвидации. Ликвидации честного гражданина Альвенгарда, преступника, сектанта — ему не интересно, кого он обрекает на смерть. Он просто знает, что эту работу выполнят.

Я — ваше равнодушие.

— Сейв, — неуверенно позвал Мальстром вдруг замершего на месте коллегу. — Сейв, ты чего?

Сейлв, вдруг напрочь, с гривы до копыт посеревший, встав как вкопанный на месте, в испуге глотал воздух. Словно вдыхал — и не мог надышаться. Будто там, внутри, не было кислорода. Внутри оболочки, в которой он оказался.

Мальстром он... Я никак не мог... он никак не мог...

— С-сейв?..

Сзади хлопнула дверь, и зазвенел такой привычный сигнал эвакуации. Но Мальстрому дела до того не было. Он осторожно ткнул копытом в серую мутную пленку, окружавшую все так же тяжело дышавшего Сейва — и даже не удивился, когда нога провалилась насквозь. Будто кто-то внутри его головы знал, что так и будет.

Он дотронулся до Сейва. Попытался потянуть его за копыто.

Упершееся во всего-лишь двух-трехмиллиметровую границу серой пленки, в шаге от освобождения.

— Сейв, — сказал Мальстром, — я вернусь. Будь уверен. Пусть даже я не летописец. Я разберусь в этом. Как только согреюсь. Как только я верну в Эквестрию...

Тут он запнулся. Но договорил:

— Как только верну в Эквестрию Истинный Рассвет.

Тут ведь и вправду... слишком...

ВЫ МЕЧТАЛИ ОБ ЭТОМ ВСЕГДА. А ТЕПЕРЬ УБЕЙТЕ МЕНЯ, И ВСЕ ЗАКОНЧИТСЯ.

ХОЛОДНО.

ХОЛОДНО.

ХОЛОДНО.

---

Годы спустя, главный проспект Кантер

Они выглядели полными противоположностями. Один — белый, седогривый, точно растерянный, как никто. Второй — уверенный в себе доктор медицинского факультета Кантера и даже Анмара, прячущий под халатом все необходимые средства для мгновенной операции. В глазах одного — тоска и непонимание, в глазах же другого — полная уверенность в завтрашнем дне.

Было ли это предназначением, сродни тому, как магия тянется к магии, как один магнит притягивается к другому, он не знал. Знал только, что он, в отличие от проходящих мимо по широкому кругу жителей Кантера, единственный заметил этого пони.

Нет, не то чтобы зрелище единорога, стоявшего посреди главного проспекта и недоуменно крутящего головой во все стороны, да с такой силой, будто шею хочет свернуть, было совсем уж удивительным. Психов хватало и в столице Эквестрии. Хотя, как можно было признать, психов хватало по всей Эквестрии, и, например, уже что говорить об Альвенгарде, до которого отсюда, хвала Искре, тысячи километров...

Но этот единорог, одетый явно не по погоде, в какой-то сероватого цвета то ли костюме с галстуком, то ли подобие мантии, но с тем же галстуком, будто бы уже решивший, что потепление так и продолжится, выглядел скорее не душевнобольным. Он был будто бы просто растерян. Неужто впервые в Кантере?

— Кхем, простите, не знаю вашего имени, — обратился он к пони. Тот недоуменно разглядывал окна и витрины магазинов. — Я могу вам помочь? Ну, знаете, Искра просит помогать друзьям.

Не отводя взгляда от какого-то яркого и явно магическим светом переливающегося плаката, пони выговорил:

— Да, Твай... Искра... была верна друзьям.

Тут он так резко перевел взгляд, что немудрено было и отшатнуться и спросил почти жалобно:

— Но будем ли друзьями мы? Даже если познакомимся?

— Что ж, давайте без прелюдий, — он махнул ногой и поклонился. Скорее потехи ради, ведь жест этот давно уже необязателен даже при встрече высокопоставленных пони. — Я — Карнейдж, доктор медицины.Увлечен исследованием организмов единорогов ради их усовершенствования. Вы же?

Карнейдж выжидательно протянул копыто.

Второй единорог — только сейчас Карнейдж заметил, что тот почти полностью седой, — помялся и, протянув копыто, ответил:

— Мальстром... Саншайн. Бывший руководитель подразделения ученых магов-историков. И, кхм, я...

Помявшись и растерянно потерев копытом за ухом, он нерешительно спросил:

— Какой сейчас год, Карнейдж? Нет, я не...

— Ни слова более, — Карнейдж успокаивающе похлопал его по плечу. — Позвольте нам пройти ко мне домой. Вы заинтриговали меня, друг мой!

— Друг... — пробормотал Мальстром. — Друзья... это очень важно... Можете звать меня просто Мальстром, конечно.

— Тогда зовите меня Эйдж, — Карнейдж покрепче приобнял незадачливого единорога за плечо. — Мое полное имя мне никогда не нравилось. С тех пор, как я узнал, что оно значит на древнеэквестрийском. Может, стоит уже пойти ко мне домой? Хотя бы отпоить вас чаем. Поверьте, без всяких гнусных намерений. Я не...

В груди Эйджа будто на миг остановилось сердце. Легкие словно перестали тянуть воздух. А взгляд Мальстрома, до того растерянный, стал даже не жестким, а почти что жестоким.

Лишь на миг. Всего на одни. Менее секунды.

И потом Мальстром Саншайн устало привалился к плечу Эйджа и тихо сказал:

— Да, друг мой. Я был бы крайне благодарен.

---

Еще несколько лет спустя

— Так, всем вон! — Карнейдж дал легкого пинка наиболее задержавшемуся стажеру, даже не пискнувшего по поводу нарушения субординации. Захлопнул дверь, щелкнул замком и на всякий случай наложил на нее, помимо обычного засова, еще и несколько заклятий запора. Нет, не из тех, что работают на живых существах.

И только после этого, лучась счастливой улыбкой, повернулся к Мальстрому.

— Я... Я СМОГ! У меня...

— Да, смог. Так и думал, — с легкой улыбкой ответил Мальстром. — В конце концов, с этой штукой несложно разобраться.

Даже он сегодня говорил много более оживленно и даже менее короткими фразами, будто взвешивающими каждое его мнение.

Доктор возбужденно забегал по комнате, выискивая нужный препарат.Найдя наконец, едва не выронил колбу и некоторое время пытался подхватить ее двумя передними ногами ровно перед самым полом, будто у него отвалился рог и он не мог поймать это телекинетически.

И Мальстом знал, что в этом случае так и есть.

— Вот... смотри, я смог выделить именно то самое, что и отвечает за дружелюбность пони, — Эйдж в восторге распахнул глаза. — Однако пока что, до этого дня, я не мог разделить то и другое...

Мальстром Саншайн осторожно пригляделся к тому, что с таким энтузиазмом демонстрировал Эйдж. Так. что даже дышать забывал через раз.

Присмотрелся к тому, как то, что должно быть всего лишь частью мозга, открывает глаза. И пытается шарить вокруг отростками напоминающими ноги. И руки, будь это не пони.

— Оно... живое...

— Оно живое, — с триумфом подтвердил Эйдж. — И я смог даже как-то раз пересадить часть от него другому пони! Поменяв их местами! Нет, не все пережили период экспериментов, но теперь я знаю, как...

...

А вот теперь в комнате стало ощутимо холодно.

— Эйдж, — сказал Мальстром. Почти незнакомым голосом. Голосом таким холодным, словно сейчас превратится в ледяную глыбу. — Вытащи из меня это.

-Ч-что...

— Мы друзья, Эйдж, — продолжил Мальстром. — Сделай то, о чем я прошу.

В голосе его, помимо холода, было слышно отчаяние. Мольба. Неистовое желание, чтоб все закончилось.

— Ты знаешь, как убрать его не целиком, забери только части. Забери их... себе. Я больше не могу их удерживать. Они... слишком... холодные.

Забери хотя бы часть.

---

Ненастоящее, в несуществующее время

Может, это ничего и не значит. Но когда он вытащит меня наружу в очередной раз, я могу рассказать...

своим друзьям...

...если они у меня были.

Диззи. Визл. Керн. Что эти имена теперь значат для меня?

Я должен помнить, кто они.

Я должен помнить, кто я.

И Я должен помнить, кто он.

Ему НИ В КОЕ СЛУЧАЕ НЕЛЬЗЯ ДАТЬ УМЕРЕТЬ.

Будь я хоть десять раз убитый им навеки запертый перевертыш Твист.