Мир Сио: Отдельные рассказы
Мясники
Запись.
Местное время: 7:54, 18 июля, 963 год от Первого контакта.
Точка верификации: 7:54, 18 июля, 963 года от Первого контакта, верификация по Стольному Граду
Наш оболтус забрал свою повозку и вместе с Дастом Армором улетел за Брайтлайтом. Слава тебе, мама, это не очередная его охота! Сегодня можно не пить успокаивающий отвар. Но, все равно, я обязательно спишусь с Дарк Шэйд — всем нам так будет спокойнее.
— А, ну, Брайтлайт, двигай мослами, солнышко ты мое! — крупный белошкурый аликорн весело окликнул несмело выглядывающего из небесной повозки единорога-"нерожденного", столь же рослого и белоснежного.
— Шевели крыльями, прохфессор! — присоединился к подначке пепельной масти пегас-"нерожденный", вслед за аликорном выпрягающийся из доставившего единорога на обледенелый каменный язык транспорта.
— И не подумаю! — напяливший на себя теплую попону, шерстяные ногавки, шарф и наушники рогатый пони опасливо ощупывает копытом землю, — Это вы крылатые, безмозглые и морозоустойчивые, а мне своя жизнь дорогааААААА!!!
Единорог не успевает закончить фразу, так как летит мордой в снег. Подставивший бескрылому подножку пегас свечкой взмывает в воздух, все время полета весело ржа над отплевывающимся от холодной белой ваты "приземником". Впрочем, развлекается он недолго: аликорн ловит серошкурого летуна телекинезом и ссаживает на землю.
— Крылья пообрываю, — грозит понячье божество пернатому жеребцу. Тот пригибает голову и прижимает уши, показывая свои раскаяние и смирение. Подоспевший единорог, чей левый бок весь запорошен снегом, толкает крылатого собрата грудью и обзывает безмозглым голубем, на чем и успокаивается.
Странная троица направляется к выкрашенной ярко-зеленой краской металлической двери, крайне необычно устроившейся прямо в вековечном леднике.
— Не засыпало мой холодильничек, — расплывается в улыбке крылорогий, — Цвай моментум!
Дверь окутывает золотистым сиянием, после чего с протестующим скрипом и в фонтане морозных брызг покидает объятия горы. Аликорн откладывает дверь в сторону и достает из открывшейся свету ледяной комнаты метелку, которую вручает пегасу. А сам начинает выламывать изо льда примерзший к полу грубый деревянный стол, чья столешница вся изрублена, изрезаны и покрыта мелкими кусочками чего-то красного, подозрительно непохожего на краску. Сунувшийся было полюбопытствовать единорог тут же, со словами "Другой нет. Ты же ее и уронил.", получает в зубы ржавую двуротную пилу с изрядно прореженными зубьями.
Через десять минут на подметенной пегасом каменной площадке установлен видавший виды стол, свалена груда мешков, предусмотрительно прижатая камнями, земнопонячьим топором, убогой пилой и набором разномастных ножей. А аликорн, со словами "Ну, во славу Ктулху!", снова отправляется в ледяное подземелье. Единорога, не смотря на теплую одежду, начинает бить дрожь. Пепельнокрылый же лишь хитро посматривает на него и посмеивается.
— Ну, где наша невинная жертва? — вернувшийся бессмертный бухает на стол увесистый кусок промерзшего нечто, — Вижу. А где пила?
Единорог тупо смотрит на принесенное и даже не делает попыток сдвинуться с места.
— Брайт, алло! Тебя земля вызывает! — развеселившийся на морозе пегас сует в зубы рогатому жеребцу зубоять пилы. Тот машинально сжимает челюсти, но так и продолжает стоять на месте и непонимающе пялиться на принесенный аликорном неправильный цилиндр.
— Ладно, хватит придуриваться, агнец винторогий, — крылорогий понь награждает своего бескрылого двойника парой телекинетических пощечин, — Брайт, с тобой хоть нашатырь бери. Почему ты такой размазня?
Единорог не отвечает.
— Ладно, пилятр, бери зубоять телекинезом и давай поперли вот тут, — аликорн чиркает металлическим полотном по лежащему на столе промороженному предмету, — Даст, держи.
Рогатого продолжает бить дрожь, но он подчиняется словам аликорна, и перехватывает пилу в телекинетический захват. Первые проходы металлического полотна получаются неровными и зубья пилы в обилии снимают желтоватую, белую и красную стружку. Но вскоре жеребцы приспосабливаются, и пила начинает идти ровно и гладко... пока не ударяется о что-то, что скрыто внутри мерзлого цилиндра. Бескрылый "нерожденный" останавливается, свечение на его роге гаснет, и пила безвольно повисает на запиле — белошкурому поню дурно.
— Не дрефь, Солнцекрупый! — подбадривает его аликорн, — Лучше подумай, как тебе сестры рады будут!
Уши и нос единорога бледнеют. Белошкурый сжимает челюсти и отворачивается от предмета своих недавних усилий — жеребец с трудом борется с подступившей тошнотой.
— Хотя, стоп! Постой, подыши, — меняет планы аликорн, — А мы пока с Дастом попилим.
Пегас отпускает замерзший предмет, который он все это время удерживал на столе грудью и передними ногами, и занимает место единорога, перехватывая зубоять пилы ртом. Аликорн тоже опускает шею и хватается за пилу зубами.
— Шаш, шва, шошешли! — командует бессмертный, и оба жеребца начинают синхронно двигать шеями, толкая и протягивая металлическое полотно через неподатливую субстанцию. Вскоре от цилиндра отваливается кусок, который аликорн телекинезом убирает в один из мешков. После чего пила меняет место и все повторяется снова. Через двадцать минут первый кус тает и на смену ему из ледяной комнаты появляется новый. Жеребцы опять берутся за зубояти, но их прерывает единорог, который отстраняет пегаса и сам телекинезом перехватывает пилу. Аликорно это явно по душе: он сопровождает действия рогатого словами, — Вот это уже другое дело. Молодцом!
Удерживаемая телекинезом пила снова становится на промороженный предмет, а крылорогое божество, отлично видящее, что его напарника все еще мутит от одной мысли о предстоящей работе, начинает говорить, не давая тому уйти в себя.
— Брайтлайт, думаешь, я над тобой издеваюсь? Думаешь, что Сио просто потроллить какого-нибудь поня захотелось? Я же по глазам вижу, — пила идет ровно, не отвлекая единорога от голоса аликорна, — А вот зря ты так. Мы с Дастом тут ртами два дня пропилякали бы и еще на следующие выходные возвращаться пришлось.
Единорог машинально кивает, глазами же следя лишь за объятой золотистым свечением зубоятью.
— Ты не смотри, что телекинез слабее мышц, — пила снова наскакивает на что-то и теперь идет гораздо хуже, но слушающий аликорна жеребец не придает этому значения, — Зато шея от пилы затекает так, что аж вой! Да и после двух-трех проходов у Даста голова кругом идет. Я уж не говорю про то, что магией можно кусок придержать, чтобы по столу не елозил... Дастармор, пегасятина ленивая, держи как следует!
Крылатый жеребец, приспособившийся просто лежать грудью на пилимом двумя рогатыми предмете, с кряхтением привстает и снова ложится на кусок столь не нравящейся единорогу субстанции, но уже на советь прижимая ее ногами к груди. Единорог же морщится, когда пила доходит до конца и от цилиндра отваливается кусочек поменьше, повисая на тонкой рваной полоске уцелевших волокон и открывая взгляду красный спил с парой белых кружков. Аликорн телекинезом выхватывает из разложенного на мешках ряда ножей один и сноровисто пересекает им неперепиленное, после чего отправляет окончательно отделившийся от общей массы кусок в заранее приготовленный мешок.
— Ну, Брайт, легка ли фестралья жизнь? — ржет над скривившимся в отвращении белоснежным единорогом пепельноперый пегас.
— Не буду скрывать, я несколько иначе представлял себе заготовку мяса. Хотя, в такой первобытности есть свои плюсы. Не знаю, смог бы я еще раз без содрогания взглянуть на то, как Бэтти ест крольчатину, если бы знал, что плоть этих зверьков готовится промышленным способом, в строгом согласии с хладнокровно разработанной какими-нибудь специалистами, возможно, другими дневными пони, технологией, — рогатый жеребец свысока смотрит на пернатого, всем своим видом давая тому понять, какая культурная бездна их разделяет.
— Ну, значит, в экскурсию на кроличьи фермы и консервный завод я тебя не поведу, — крылатый весело ржет, за что получает от улыбающегося аликорна телекинезом по ушам.
— Надо же, как наш Даст Армор вдали от своих кобылиц разбаловался. Даже дурачится начал! Вот что значит: правильный жеребчик из-под кобыльего копыта вырвался, — хохочет бессмертный, не отрываясь от мерной работы пилой над новым куском замороженной плоти.
— Пегас, хищник практически, — недовольно зыркает на крылатого жеребца единорог.
— Ой, Брайт, ты бы видел, как этот хЫщник пернатый в первый раз переблевался... Ты еще молодцом держишься! — подбадривает единорога аликорн.
— А почему нельзя волшебным клинком все это порубить? Тебе же, Дерпиург, это ни хвоста не стоит, — белошкурый "нерожденный" продолжает ворчать.
— Правильно! И яблоки нефиг ножом резать — давай копытами их давить! А чего время зря на всякие там железяки тратить? — златогривое божество продолжает развлекаться.
— Пробовали уже — мои не едят. Говорят, что магия вкус мяса меняет, — пегас подтаскивает к столу новый кусок.
— Даст, рот после этого прополощи, — единорога передергивает.
— Брайт, перья не выщипывай. Не в первый раз, — пернатый снова устраивается на своем месте.
— Даст Армор, хоть и травожуй, чистую правду говорит: магия весь вкус портит. Жрать потом такое мясо только с голодухи можно или под "Гриффондорское". А я не его любитель, — аликорн намечает запил, — Впрочем, деваться нашему перьевому Вилк некуда — с тремя фестралками в табунке и "Песнь Ночи" полюбишь. Считай, Брайт, тебе с кобылками повезло.
— Зато у меня половина сестер — плотоядные монстры. Про братьев я даже говорить не буду, — ворчит единорог, — Кстати, а что мы пилим?
— Ляшку кротокоры. Не сказал бы, что она особенно вкусная, но на мясо по-французски самое оно, если молотком хорошенько поработать. Еще на грифинстоунский гуляш неплохо и на мясные сухарики по-кошмарски вполне ничего, — выдав эту тираду, обладатель крыльев и рога обращается к держащему мерзлый цилиндр пегасу, — Даст, я, по приезду, к твоей матери хочу залететь — еще немного земных рецептов узнать. Покараулишь Солнцекрупого?
— Да зачем? Его сестра затискать собиралась. Кстати, потом, когда с матерью поговоришь, к себе не улетай — у меня по такому случаю вино подходящее есть, — пернатый всем весом наваливается на один из боков промерзшей плоти кротокоры, — Мой табунок не против. Так что, и тебя, и Брайта перед вашими кобылками прикроем: скажем, что устали за день и остались переночевать. Шэйд и Винки обещали специально для тебя мясной бигос приготовить.
— Эт я не против. Эт я люблю. Прилечу. Обязательно, — аликорн с силой проталкивает и протягивает металлическое полотно сквозь неподатливое мясо монстра.
— Я даже спрашивать не буду, что все это значит, — морщится единорог, — Лучше, Сио, скажи: откуда у тебя туша этого чудовища взялась? Где нашел?
— Обижаешь, — бессмертный кладет еще один отпиленный кусок в мешок, — Я же не падальщик какой! Выследил и загрыз.
— Умеешь же ты подобрать тошнотворные слова... загрыз... — насупливается рогатый, — Лучше бы без позерства сказал: застрелил. От этого не так мутит.
— Я тебе что собак какой алмазный, чтобы дичь стрелять? Только копыта и зубы! Как завещали предки, — аликорн ножом отсекает еще один отпиленный кусок мяса и кладет его в мешок.
— Это какие предки? Которые фестралы — великие охотники на ящериц и слизней? Или которые тетры — самые копытные китообразные в океане Аттики? — ехидничает единорог.
— Которые крокодилы, кушавшие маленьких любопытных единорогов, — крылорогий жеребец поудобнее перехватывает телекинезом опиленный конец туши, дабы тот не вихлял, пока жеребцы пилят.
— Ну, если Волкова узнает, что ты на таких гигантов с голым крупом нападаешь, то одним "охвостевшим рептилоидом", Создатель, ты не отделаешься. Она к тебе такой надзор приставит.., — белошкурый "нерожденный" отдыхает, пока пегас несет новый кусок, — Неужели моя сестра настолько любит мясо, что до сих пор тебя Ирине не выдала? Никогда бы за Шэйд такого не заподозрил.
— Размазня ты, Брайт. У Шэйд тоже есть свои секретики от приемной матери. Что, думаешь, твоя перепончатокрылая сестренка обо всем Пуховому Шарику докладывает? Дудки! Та, к примеру, история с Сэндиспелл, если бы ты не стал паниковать, как в нос ужаленный жеребенок, вообще, никогда бы на вздох не всплыла, — аликорн тремя запилами делит кусок мяса на пять частей и жестом предлагает единорогу приступить к разделке.
— И, все-таки, зачем тебе все это? — рогатый оценивающе оглядывает промороженый кус, — Чем тебя крольчатина и рыба не устраивают? Ты же сам говоришь, что кротокора жесткая...
— Не в жрате, Брайт, дело. Вернее, не только в нем, — пила ровно движется телекинетическими усилиями двух жеребцов, что заслуживает одобрительного ржания аликорна, — Охота это моя потребность, моя страсть. Это ни с чем не сравнимое удовольствие. И вообще, чего ты ожидал от того, кто родился хищником?
— Здравомыслия, — единорог телекинезом насыпает “немного” снега на макушку строящего ему рожи пегасу, — Мои ближайшие братья, Блэклайт и Шэдоухорн, к примеру, такими глупостями не занимаются. По крайней мере, теперь. Или Ирина: она и сама стала хищницей, и, вообще, жуткая до ужаса, но ни на кого крупнее себя не охотится.
— Ну, Шэдоухорн, хоть и шкура ментатотоподобная, селестианец шлепнутый — ему его религиозность все на свете заменяет. Про Блэка ты так зря: верни Джейн ему его слово обратно, так черномордый тут же бы со мной на охоту улетел. Мыши, ящерицы и слизни это не блэков уровень, — волшебногривый телекинезом помогает отфыркивающемуся пегасу избавиться от остатков насыпавшегося в уши и ноздри снега, — А что касается Ирины... Только ни слова на стороне! А то Игоревна нам всем хвосты морским бантиком завяжет. Ты бы видел, как она за пятном света охотится! Прямо как кошка! Если у нее настроение есть лапы поразмять, то ее даже на потолок загнать удается.
— Волкову?! — от удивления пернатый чуть не упускает промерзший мясной цилиндр.
— Нет, Лисичкову, — аликорн ножом отсекает последние волокна перепиленной ноги мертвого чудовища, — Даст, у нас сколько грифин по имени Ирина?
— Одна. Но я скорее в подземное облако поверю. Чтобы Волкова за светом фонарика гонялась!.. — пегас снова налегает на промерзшую плоть.
— А я ни в жизни не поверю, что Дастармор Вилк будет подставлять подножки и строить рожи другому пони, — весело фыркает единорог.
— Но я же среди своих, жеребцов, — тушуется пепельношкурый.
— Ну, Даст, пегас из тебя, как из Брайтлайта единорог: другой крылан давно бы послал белошкурого в поняшкину щелку, — веселится бессмертный.
— Будто из тебя, Сио, аликорн хороший, — поддевает волшебногривого пернатый, — Кто это кобыл обманом заставил с рутинными вопросами разбираться? Почему ты только три месяца в году светила поднимаешь? И, вообще, где твои царские регалии?
— О! Пресс-конференция на мясопопиле нарисовалась, — аликорн откладывает пилу в сторону и берется за нож, — Так и быть, мое еличество проявит великодушие и будет отвечать страждущим подданным по порядку.
— Во-первых, я, что, Селестия, чтобы всей этой лабудой, типа кто где заборы красит и какого цвета фейерверки на праздник запускать, заниматься? Свят, свят, свят! Сами сложности на пустом месте разводите — сами от них и страдайте, — еще один мясной чурбачок перемещается в мешок, а аликорн сгоняет пегаса с насиженного места — слишком мал оставшийся кусок и крылатый будет больше мешать, чем помогать двум рогатым, — Ну, а то, что кобылья мафия решение житейских вопросов в кромешный сплетне-болтологический ужас превращает... Так договаривайтесь между собой сами, а не притесь к официальным властям со всякой жеребячьей ерундой! Я бы тут одного земного царя процитировал, если бы цитату помнил.
— Зря на кобылиц солому крошишь. После того, как Спрайт и Шейд Житейский совет в свои копыта взяли, все споры буквально за минуты разрешаются. И без насмешек и издевательств, как их муж любит, — крылатый зубами подтягивает мешки за свободные края, чтобы утрясти сложенное в них, — И вот от кого теперь толку больше?
— Так радуйся! Самодержавный сатрап и самодур в понячьи дела не лезет, а, значит, свобода и гласность. Я, вообще, за демократическую республику. Брайт, рожа криворогая, держи пилу ровнее! — бессмертный прикрикивает на заслушавшегося и перекосившего железное полотно единорога.
— Мне и при конституционной монархии неплохо, — в этот раз пегас, впрягшись грудью в какие-то веревки, волоком притащил два огромных куска некогда единой туши.
— Все потому, что ты — закоснелый консерватор, неспособный взглянуть в будущее, вдохнуть полной грудью воздух свободы и воспарить на крыльях независимости, — нравоучительствует аликорн, попутно размечая то, как следует разделать тушу, — Брайтлайт, отдохни пока. Сейчас я и без тебя справлюсь. Вообще, лучше отвернись.
— Да куда уж нам, пегасам, до воздуха свободы и крыльев независимости, — ржет сероперый, — Мы все как-то по старинке: что аликорн сказал, туда мы и крыльями машем.
— Свобода, независимость... Лодырь ты! Честно уже скажи: "Я — лентяй. Мне лень править и заниматься жизнью смертных", — уставший единорог недовольно смотрит на телекинезом взявшегося за топор аликорна, — Обязанности свои хочешь на нас переложить, чтобы мы сами собой управляли. Нет уж, конские яблоки! Я в Огераиде пожил достаточно — видел, чем твоя "демократия" у ослов оборачивается. Смертными должны править бессмертные! Это вообще твой долг, как Создателя!
— Брайт, да тише ты. Чего перьями раскидался? Видишь же, что мы с Дерпиургом дурачимся, — пегас вытягивается на снегу. Укутанный в теплую одежду единорог ежится, глядя на катающегося в белых хлопьях крылатого.
— Вот такая, Даст, шутка генетическая: замени Раг крылья на рог и появится у тебя не просто дурень, а дурень без чувства юмора, — аликорн размахивается топором и с немалой силой рубит промерзшую тушу — железный клин насквозь проходит ребра, а белоснежный единорог чуть ли не подпрыгивает, после чего прямо на глазах зеленеет.
— Брайт, а тебе сказали: "Отвернись", — поддевает мучимого дурнотой рогатого пегас, успевший уже нагрести передними ногами немалую кучу снега и устроивший на нее свою улыбающуюся физиономию.
Единорог оборачивается и на негнущихся ногах идет к краю расчищенной от снега площадки. Пернатый привстает со своего белого лежбища и с беспокойством следит за бескрылым товарищем. Тот же доходит до ближайшего сугроба и хватать ртом снег.
— Выплюнь, придурок! Простынешь! — громко хлопнув крыльями сероперый бросается на единорога и сбивает его с ног, после чего ногой пережимает рогатому жеребцу шею под нижней челюстью, заставляя выплюнуть еще не проглоченный снег. За спиной двух возящихся в снегу "нерожденных" раздаются частые удары топора. Через какое-то время единорог приходит в себя и оставляет попытки наесться снега. Удостоверившись, что рогатый больше не пытается делать глупостей, и еще раз назвав его придурком, пегас выпускает белошкурого из захвата. Оба встают и отряхиваются под насмешливые взгляды аликорна.
— Ай! — взвивается в воздух припорошеный снегом единорог.
— Будь здоров! — вторит ему бессмертный, пряча в лежащие неподалеку седельные сумки инъектор, чью иглу он только что, при помощи телекинеза, вонзил в круп рогатого жеребца, — Даст, все — закончили. Голову и требуху я сам определю, в следующий раз. Смети-ка пока опилки — пусть птицемыши себя мясцом побалуют.
Пегас берет в зубы метлу и начинает сметать мелкие красные кусочки, которыми усеяна вся каменная площадка, в одну кучу. Аликорн убирает стол, топор и пилу туда, откуда они ранее были извлечены, и заделывает проход в ледяную комнату железной дверью без петель. Единорог же шмыгает потекшим носом и с нескрываемым омерзением уносит в небесную повозку ножи и неиспользованные мешки.
— Так, вот это Дасту, это Блэку, а это мне, — закончивший возиться с дверью бессмертный сортирует мешки в три группки, — Солнцекрупый, не кривись — без тебя все погружу.
— Брайт, в телегу прыг! — веселится впрягающийся в небесную повозку пегас.
— Эээ!.. Я с ЭТИМ в одну колесницу не сяду! — нос и уши единорога снова бледнеют.
— Никаких проблем! Подвесом полетишь, — аликорн перекидывает поперек единорога веревку.
— Я?.. Подвесом?.. — впадает в ступор рогатый.
— Брайт, Создатель опять над тобой стебется. Полезай уже в телегу, — пегас пытается не заржать, глядя на растерянную физиономию бескрылого, — Представь, что в мешках сено.
— Даааа, сено.., — ухмыляется впрягшийся в повозку аликорн, — Я б этого сенца пожевал...
— Мои бы тоже, — подмигивает волшебногривому сероперый, — Уж Блинк и Винки, точно, слюной изошли бы сидя на такой горе "сена".
— А Шэйд? — спрашивает оттягивающий миг посадки в полную мяса повозку единорог.
— А твоя сестра сразу бы свой любопытный нос в мешки засунула, — похохатывает пегас, — Любит моя Дарк Шэйд "красный фрукт", тут и говорить нечего.
— Ну,.. я бы не хотел, чтобы моей сестренке пришлось кушать, эээ... "красный фрукт", помятый чьими-нибудь копытами, — вдруг находится рогатый, — Давайте, вы сначала завезете ЭТО, а потом за мной вернетесь.
— Устраивай свой хвост в телегу, мозголюб солнцежопый! — прикрикивает на единорога аликорн, — А то веревками к борту прикручу — багажом полетишь!
— Ладно, ладно, хищники плотоядные. Уже залажу, — нехотя устраивается в небесной повозке бескрылый, — Только, если меня стошнит, то это ваша вина!
— Да пожалуйста! Блюй сколько захочешь. Я угощаю, — веселится бессмертный, — Только за борт. Сам понимаешь, нехорошо мясо для наших обворожительных кобылок запакощевать... Ну, Даст, прыг?
— Давай подождем, пока Брайт устроится, — отвечает пегас, — Кстати, а Джейн кротокору есть будет?
— Еще как будет — смеется волшебногривый, — Она правильная аликорна — мяско хомячит так, что Блэк, фестрал недощипанный, за ней еле поспевает. Эх! Мои бы так... А то в моем табунке Косоушка плотояднее Спрайт и Шейд вместе взятых. Хоть мяса и не ест, бо пегаска. Ну, куда это годится?
— Я готов, — слышится сзади голос единорога.
Крылатый "нерожденный" и аликорн синхронно взмывают в воздух, увлекая за собой небесную повозку, в которой виднеется закутанная в теплые одежды рогатая фигура. Вскоре пони исчезают из вида, и на промерзшую площадку выбирается стайка птицемышей. Деловито перещелкиваясь между собой, горные мусорщики подбираются к сметенной пегасом красно-белой пирамидке, и начинается пиршество.
Адрес получателя: Цветочный Нектар 64
Адрес отправителя: Я не вредная, я умная
Дата отправки: 22:37, 18 июля, 963 год от Первого контакта.
Привет, Шейд. Пишу, как и уговаривались. Можешь не волноваться и успокой Спрайт и Косоушку: ваш муж сегодня ночует у нас. Он вместе с моим и Брайтлайтом привезли мясо, и теперь под салат с картофелем на троих разливают бутылку вина (больше я им не дам). Утром его не ругай: Сио искренне верит, что он такой хитрый и свой табунок обманул.
A.C. Шейд, я тебе сочувствую. Твой муж твердо вознамерился вас обеих мясом накормить.
Адрес получателя: Горная Роза
Адрес отправителя: Я не вредная, я умная
Дата отправки: 22:42, 18 июля, 963 год от Первого контакта.
Добрый вечер, Вайти. Твой муж сегодня ночует у нас. Не волнуйся, и весь остальной табунок успокой: уж за своим-то хвостом стукнутым братишкой я присмотрю — завтра верну вам вашего жеребца в целости и сохранности.