Если б желания были понями...
120. Итоговые оценки
Поскольку сведения, полученные Твайлайт относительно применимости заклинания погружения в книгу к картинам, были переданы как профессорам, так и гвардейцам, уже в среду вечером преподаватели принялись торопливо перевешивать картины, чтобы обеспечить прямой проход между гостиными четырёх факультетов и Большим залом.
— Вот же ж конски яблоки! — возмутилась Эппл Блум. — Терь все прознали про нашенский секрет! — жеребёнка нервно мотнула головой, наблюдая за тем, как в общей гостиной на рамах картин появлялись этикетки в соответствии с пунктами назначения, куда через них теперь можно было попасть.
— Ну, мы же с самого начала знали, что секрет рано или поздно откроется, — постаралась успокоить её Свити Белль.
— Знаешь, я надеялась, шо он протянет хотя б до лета!
— Да знаю я, знаю, — вздохнула Свити Белль. — А в следующем году они, скорее всего, и вовсе найдут способ как-нибудь это заблокировать. Разве что только в экстренных случаях станут открывать.
— Девчат, не расстраивайтесь, мы хотя бы повеселиться успели, согласны? — вклинилась Скуталу, и подруги были вынуждены согласиться с её словами.
Закончив работу в гостиной, профессора тут же ушли — им ещё предстояло разместить картины во всех стратегических точках Хогвартса, дабы обеспечить доступ не только в Большой зал, но и в основные кабинеты, а потом вспомнили ещё и о том, что к этому и без того немалому списку следует добавить и библиотеку с совятней. Большой зал теперь стал для учеников своеобразным центральным вокзалом — каждый учащийся, вне зависимости от того, выходил он из общежития или возвращался, не мог его миновать.
В результате коридоры школы практически опустели, если не считать по-прежнему патрулирующих их старост и гвардейцев. С той охраной, что стояла у входов в общежития всех факультетов, не то что улизнуть на свиданку или ещё чем заняться, скрывшись от всеобщего внимания — просто выйти за дверь в одиночку оказалось попросту невозможно!
–=W=–
Несмотря на все преимущества быстрого и безопасного передвижения по замку, которое обеспечивали картины, гриффиндорцы сразу обнаружили, что приказ перемещаться только группами оказался жуть каким неудобным. Одно дело — ждать своих друзей, чтобы вместе с ними отправиться в Большой зал, и совсем другое — дожидаться, пока твой самый тормознутый одноклассник изволит собраться, потому что без него никуда уходить нельзя. Утренний подъем превратился в групповое занятие по повышению эффективности.
Утром четверга учеников ожидал приятный для многих сюрприз. Едва дети вошли в Большой зал на завтрак, по привычке бросив взгляд на колбы с баллами, заработанными разными факультетами, как обнаружили, что Гриффиндор за одну ночь каким-то неведомым образом набрал сто двадцать баллов, да и у Слизерина прибавилось два десятка. Естественно, это событие тут же вызвало немало сплетен и домыслов.
Во время утреннего налёта сов Снежок принёс Гарри записку от мамы, в которой она объясняла свершившееся чудо — в ней кратко пояснялось, что это те самые баллы, что были сняты с Рона и Гарри тремя неделями ранее. Вроде как сняли их по ошибке, и теперь наказание было скорректировано до чего-то более адекватного.
В записке было сказано, что, поскольку Гарри и Рон не пытались разыграть Малфоя и Паркинсон, то они потеряли баллы только за то, что их поймали… в смысле, что они находились за пределами общежитий после отбоя. Ни больше, ни меньше. То, что они не рассказали главе своего факультета о драконе, хотя должны были, наказанию не подлежало — об этом Хагрид обязан был сам сообщить директору. И проступок Хагрида, «ответственного» взрослого, был куда серьёзнее чем их бездействие — в конце концов они лишь жеребята и были вынуждены следовать его решению.
Гарри хмыкнул. Очевидно, его маму неслабо возмутила чересчур жёсткая реакция профессора Макгонагалл на события, случившиеся в прошлом месяце. Жаль, что она не могла задержаться здесь подольше — слишком много у неё было забот. Видимо, дела в Эквестрии, да и сама суета вокруг портала, создавали ей немало проблем.
Несомненно, позже главы факультетов всем расскажут о причинах изменения счёта, ну а пока Гарри и Рон были рады узнать, что на них больше не вешают всех собак за то, что Слизерин лидирует в соревновании факультетов — на первом месте теперь снова гордо поднял голову Гриффиндор, тогда как змейки угрюмо ползли следом. К слову, слизеринцы, в отличие от остальной школы, почему-то совсем не обрадовались вернувшимся баллам. И с чего бы это вдруг?..
Гарри был уверен, что профессор Макгонагалл сейчас пребывала в противоречивых чувствах. Очевидно, его мама, как она это умеет, поставила профессора перед фактами, и та была вынуждена изменить своё явно поспешное решение, но с другой стороны, её Дом теперь становился неоспоримым лидером. А вот что про это думал профессор Снейп, сказать было трудно. Во всяком случае, когда он смотрел на стол Гриффиндора, казалось, что он усмехается. Ужели злобный змий замыслил презлым ответить за предобрейшее?
Ещё большим сюрпризом стал ворвавшийся в Большой зал прямо во время обеда Сириус Блэк собственной персоной, сопровождаемый тройкой пони, которые едва за ним поспевали. Судя по его целеустремлённости и скорости перемещения, маг явно был чем-то расстроен. Не обратив ни на кого внимания, он поспешил прямо туда, где сидел его крестник.
— Гарри! — воскликнул бывший узник, после чего заключил мальчика в крепкие объятия, а затем поднял, удерживая на вытянутых руках и критически осматривая с головы до ног. — У тебя нигде ничего не болит, правда? — вопросил он, прищурившись, а затем яростно зыркнул на профессорский стол, сначала выделив директора, а уж затем переведя взгляд на профессора Макгонагалл.
Свити Белль, понимая беспокойство мага, подвинулась, освобождая ему место за столом, и большую часть оставшегося от обеда времени дети наперебой рассказывали Сириусу, что же, собственно, произошло и почему. Большинство гриффиндорцев, сидевших на этом конце стола, слушали их, открыв рты, как и некоторые из хаффлпаффцев, которым посчастливилось оказаться достаточно близко, чтобы подслушать их сумбурное объяснение.
Поскольку Гарри не мог предотвратить утечку информации, широким потоком льющуюся в чересчур любопытные уши случайных свидетелей, он решил её возглавить и местами сам пояснял отдельные моменты так, как он это видел. Впрочем, сплетни всё равно станут бродить по школе вне зависимости от того, услышит кто правду или нет.
— Ну на-а-адо же, Хагрид додумался вывести дракона из яйца! — в восхищении протянул крёстный, качая головой. — И ты вытащил дракона из Хогвартса посреди ночи? — добавил он через мгновение. — Да так, что никто об этом не узнал? Мерлиновы подштанники! Твой отец был бы вне себя от радости, если бы провернул что-то подобное! Он бы так гордился тобой, будь он сейчас с нами.
После этого Гарри без всякого удовольствия был вынужден объяснить, что произошло во вторник ночью на отработке. Это вызвало у крёстного новый приступ веселья, после чего Сириус оглянулся на присутствующих в зале стражников.
— Ни одна шалость, которую устраивали Мародеры, и близко не сравнится с захватом Хогвартса несколькими сотнями хорошо вооружённых поней! — крёстный с умилением стёр воображаемую слезу из уголка глаза и ухмыльнулся. — А ты за это даже выговора не получил! Великолепный результат! Нас-то обычно за подобные шалости наказывали. — Потом наклонился к Гарри и прошептал: — Как думаешь, принцессы аннексируют Хогвартс? Представляю, какой вой поднимут в Визенгамоте все эти чистокровные семейки, если это случится!
Гарри яростно покраснел.
— Нет! — вскочил он, но, быстро сообразив, что к нему приковано пристальное внимание со стороны других учеников, резко сел на место и зашептал в ответ: — Мама вчера сказала мне, что это только до тех пор, пока мы не вернёмся домой. Она беспокоится, что немагические существа могут расстроиться, если пони сделают нечто подобное.
— Преподам вообще не следовало загонять вас ночью в лес, — сердито сказал Сириус и нахмурился. Переменчивость его настроения стала как никогда очевидна, стоило ему взглянуть на центральный стол — взгляд, которым он наградил одного старого мага и одну ведьму, был довольно-таки мрачен. — Каким только местом они думали-то?
В груди у Гарри потеплело от столь резкой реакции Сириуса. Притом из-за него! Гарри привык ожидать подобного от своей мамы и жеребёнок, но то, что и другие люди могли испытывать такие чувства, стало для него чем-то на грани с чудом. Отчего мальчик дорожил каждой секундой, которую крёстный находился с ними рядом.
А ещё Гарри не смог удержаться от ухмылки, когда увидел, с каким выражением смотрит на директора Сириус, когда тот поднялся из-за стола после завершения трапезы. Будь сейчас Блэк всё ещё учеником Хогвартса — и профессору Макгонагалл с директором грозило стать жертвой серьёзного розыгрыша1. А так Гарри был уверен, что крестный примеривается, как бы половчее содрать с них три шкуры с каждого, и желательно прибить их у себя дома на стену как трофей Рода Блэк2.
Да что там говорить, если он сам хотел поступить так же, когда раздумывал о череде случайных событий, которые и привели к нынешней ситуации, и о том, насколько плохо профессора с этой ситуацией справились. Но опять же, чего ещё можно было ожидать от магов? Здравого смысла? Ох, если бы только удалось вспомнить те самые заклинания, он обязательно озаботился бы тем, чтобы этот старый хрыч и его компашка прихлебателей больше никогда не сотворили ничего настолько тупого. Ну, если, конечно, сумели бы поправиться в достаточной мере, чтобы после проведённой с ними воспитательной работы вернуться в школу. Впрочем, преподавали же здесь и призраки…
Гарри даже задумался, гадая, не даст ли ему Сириус возможность просмотреть свои воспоминания в Омуте памяти после того как побеседует с этими двумя?
Но если от реакции крёстного у Гарри стало тепло на душе, то поведением другого друга своего отца — профессора Люпина — мальчик оказался очень недоволен. Непохоже, что маг был, подобно Сириусу, расстроен произошедшими событиями. Да что там говорить — профессор даже не соизволил прийти навестить Гарри в больничном крыле в среду. Римус просто сидел с несчастным видом за столом и хмурился, да и в общем выглядел довольно печальным.
Гарри отметил, что четверг и пятница — первые дни после прибытия пони — оказались для магов и ведьм несколько напряжёнными, если не сказать нервирующими. Ещё больше напряжение увеличилось после того как эквестрийские военные продемонстрировали свои возможности на лужайке перед замком. Но как ни крути, это всё-таки школа, и мысли учеников довольно быстро вернулись к предстоящим экзаменам. Пятый и седьмой классы вскоре были до такой степени поглощены учёбой, что и вовсе не замечали пони, рассеянно следуя за своими конвоирами.
Казалось бы, восстановление лидерства Гриффиндора в соревновании факультетов, по идее, должно было восстановить и нормальное отношение окружающих к Гарри. Но не тут-то было: теперь все поголовно знали, что именно он несёт ответственность за присутствие в школе стражников. И все связанные с этим ограничения — учеников сопровождали буквально повсюду — именно его вина. И ничего этого бы не случилось, если бы Гарри не запаниковал в ту проклятую ночь.
Больше всего расстроены и недовольны сложившейся ситуацией оказались парочки встречавшихся магов и ведьмочек. Пусть и подспудно, а не по злой воле, они переносили своё разочарование на друзей, а те, в свою очередь, на Гарри. Сами же разлучённые парочки не стеснялись открыто обвинять «Мальчика-Который-Струсил» в том, что они теперь не могут нигде уединиться. И их, похоже, совсем не смущала полная глупость подобных обвинений.
В общем, ситуация для Гарри не особо улучшилась — многие ученики до сих пор возмущались от одного только факта его существования.
Учитывая, что большую часть времени «анимаги»-первоклашки проводили как пони, сейчас, сидя в библиотеке, они тоже были в родном для эквестрийцев облике. Поглаживания, ласки и почёсывание ушек поддерживали спокойствие и хорошее настроение, но только товарищи-гриффиндорцы были готовы приласкать Гарри — остальные факультеты демонстративно его игнорировали. Чувствуя, что его старательно избегают, Гарри только ещё больше стал ценить преданность своих друзей.
— Ой, Гарри, да не парься ты так, — попыталась подбодрить красно-золотого жеребчика Скуталу, садясь рядом с ним. — Знаешь, если бы кто-то из нас оказался там, мы бы сделали то же самое.
— Токмо визжали бы погромче твоего, — вставила Эппл Блум.
Красногривая земнопонька лежала на животе почти под прямым углом к Гарри, и рука Лаванды рассеянно поглаживала её шею, пока она сама перелистывала свои конспекты. Потянувшись вперёд, жеребёнка легонько ткнулась носиком ему в щёку, а затем вернулась к работе.
Гарри уныло вздохнул. В последнее время он заметил за собой, что старается как можно чаще использовать заклинание погружения в книгу — в первую очередь для того, чтобы избежать обвиняющих взглядов, а не потому, что хочет сверить свои заметки с оригиналом.
Даже команда по квиддичу оказалась не на его стороне. Теперь только остальные «анимаги» реально оказывали ему всяческую поддержку и, что немаловажно, защищали от яростной критики ненавистников — никаких почесушек, если те будут продолжать кидаться обвинениями. И это сработало — большинству хулителей пришлось закрыть рты на замок. Что, впрочем, не мешало им бомбардировать несчастного изгоя упрекающими взглядами. Остальные гриффиндорские первоклашки хоть и поддались поначалу общей тенденции, но после изобиловавшего мрачными деталями рассказа жеребёнок, повествующего о том, что устроил Тирек в Эквестрии, быстро поняли и простили своего товарища. В придачу, по объективным причинам, среди них ещё не было пар, лишившихся возможности целоваться без контроля со стороны четвероногих наблюдателей, так что и особых причин конфликтовать они тоже не имели.
Ежевечерние исчезновения с ночёвкой у Уизли для общения с Невыразимцами лишь подливали масла в огонь. Несмотря на то, что пропадали «анимаги» всей толпой, завистники как попугаи твердили, что с Гарри обращаются по-особенному, делают всяческие поблажки и носятся как с писаной торбой. И эти разговоры не улучшали и без того напряженную атмосферу.
Честно говоря, Гарри и без того чувствовал себя виноватым из-за того, что мог остаться в доме Уизли, в то время как «простые смертные» вынуждены ютиться в общих спальнях. Даже возможность поиграть на улице под лучами весеннего солнышка совершенно не помогала — какие тут игры, когда за тобой наблюдают десятки профессионально-внимательных глаз. Да и вид лужаек, превратившихся в помесь зоны потенциальных боевых действий с военным лагерем, ничуть не улучшал настроения.
С другой стороны, у Гарри вновь появилась возможность спать, буквально зарывшись с головой в кучу пони. Он даже сам удивился, заметив, насколько сильно по этому соскучился. Да что говорить о нём, даже Рон — и тот как-то признался, что ему понравились подобные ночёвки.
И вообще, Гарри как-то затруднялся сказать, можно ли назвать привилегией замену постоянного внимания со стороны простых как битс стражников на общение с въедливыми и жутковатыми Невыразимцами. Да ещё и тратить почти час каждый вечер, отвечая на бесконечные глупые вопросы типа: «Отличаются ли ваши чувства к Скуталу, когда вы в облике мага, от тех, когда в облике пони?» или «Когда прошлым летом вы были пегасом, насколько это отличалось от того, что чувствуете сейчас?» Все эти расспросы были утомительны до крайности. Тем более, что вопросы вечно повторялись, ходя словно пони по кругу! Как будто они надеялись получить разные ответы в зависимости от того, был ли он в тот момент жеребёнком или мальчиком.
Зато младшие Уизли были рады, что по вечерам могут вернуться домой, и горячо благодарили своего черноволосого друга. Им особенно понравилось то, насколько преобразилась Нора благодаря их дополнительному доходу. Новая мебель, свежеокрашенные стены и увеличившиеся благодаря более мощным заклятиям комнаты — это лишь часть изменений, которые они смогли заметить.
В отличие от Гарри и Рона с Джинни, их старшие братья, похоже, смотрели на Невыразимцев немного иначе и даже по собственной инициативе начали задавать им вопросы, связанные с учёбой. Неожиданная глубина ответов, свидетельствующая о выдающемся понимании затрагиваемых тем, удивила старшеклассников почти так же, как сам факт, что те вообще снизошли до ответа.
Тем не менее Гарри не мог дождаться, когда же закончатся все эти дурацкие экзамены.
В какой-то момент к их пушистой группе подошёл Оливер Вуд, и Гарри поднял на него глаза.
— Ты на тренировку придёшь? — кисло спросил капитан, блуждая взглядом по остальным «анимагам».
Вот уж кого-кого, а его лично совсем не беспокоили ни толпа вооружённых пони на лужайке, ни строгие ограничения на перемещение только группами. Увы, раздражение Вуда было вызвано паранойей по совсем другой причине: он бесился из-за того, что пони наблюдали за тренировкой их команды. Все разработанные им сверхсекретные схемы построения изучались, анализировались и критиковались новыми завсегдатаями трибун — пегасами-стражниками. Из-за этого Оливер нисколько не сомневался, что они делились увиденным со слизеринцами, о чём не единожды под большим секретом сообщал команде.
Попытки Гарри заверить его в том, что стражники никогда так не поступят, были встречены Вудом гробовым молчанием и неодобрительным взглядом. Да и вообще после недавних событий любые слова мальчика теперь встречались с подозрением. С другой стороны, опасения Вуда отчасти можно признать разумными — по крайней мере с точки зрения параноидального капитана команды и настоящего фаната квиддича. Благо Оливер, в отличие от других, хотя бы не обвинял Гарри в присутствии гвардии в Хогвартсе. И, если честно, самому Гарри подобное поведение выносить было куда легче, чем обиду и ревность, выказываемые остальной частью школы.
Гарри даже хотел убедить маму и директора разрешить всей команде проводить тренировки по субботам и воскресениям в Норе — это могло бы облегчить ему жизнь и привлечь команду на его сторону, но Твайлайт ему отказала. А без её твёрдого согласия идти с этой просьбой к директору было бесполезно.
— Ну, собирался, просто скажи когда.
— В субботу сразу после восхода, а в воскресение в полдень.
Гарри едва смог сдержать стон. Восход же в пять утра! Значит, придётся вставать аж в четыре. Но делать было нечего, и он неохотно кивнул.
С другой стороны, вдруг пришла в голову ободряющая мысль, тогда у него будет возможность полетать целых пять часов, а то и больше, если предположить, что профессор Макгонагалл разрешила им тренироваться до полудня. Она постоянно гоняла Вуда, готовя к его к сдаче СОВ, и редко позволяла им выходить за рамки двух дней в неделю, плюс суббота или воскресенье. Да и график тренировок других команд накладывал свои ограничения.
Однако предстоящие выходные были последними перед игрой. В результате они делили время на стадионе только со слизеринцами. По результату договорённости, в субботу Вуду досталось утро, а Флинту — капитану команды Слизерина — день. В воскресение они менялись местами.
— И не забудь прийти вовремя! — рыкнул Вуд перед уходом.
Гарри вздохнул. Если не брать в расчёт Гермиону, все, кто были вместе с ним в доме Уизли, являлись членами команды, так что опасности опоздать к началу просто не существовало. Правда, скорее всего, Рона Уизли им придётся вытаскивать из кровати силой, но, к счастью, его братья без проблем справятся с этой задачей самостоятельно, причём займутся её выполнением с огромным удовольствием.
Во всей этой кутерьме Гарри заметил одну странность: ведьмочку с Хаффлпаффа — де Риппе, если он правильно помнил. Конечно, Гарри видел её и раньше, но никогда особо не обращал внимания, однако теперь, столкнувшись со всеобщей открытой неприязнью и враждебностью окружающих, мальчик обратил внимание, что она вела себя… иначе. И хоть на то, чтобы заметить это, и потребовалось три недели, но, как говорится, лучше поздно чем никогда — кажется, после инцидента в лесу он и сам стал немного параноиком и теперь обращал внимание на любую мелочь.
В то время как прочие негриффиндорцы последние три недели игнорировали, а то и вовсе откровенно злились, бросая на него хмурые взгляды, де Риппе обычно оставалась нейтральной — то есть на её лице никогда не возникало неодобрения или презрения… впрочем, явной поддержки и одобрения там тоже не читалось. Да, она улыбалась, когда другие смеялись или подшучивали друг над другом, но, когда они выказывали своё враждебное отношение в сторону Гарри, её лицо оставалось равнодушным. А ещё она почему-то всё время держалась хоть и немного в стороне, но обязательно в зоне прямой видимости «анимагов», при этом, даже стремясь затеряться среди толпы одноклассников, каким-то образом умудрялась выбирать такие позиции, где никому не мешала, но и ей никто не мешал наблюдать за происходящими событиями. И глядя на её действия, у Гарри стало крепнуть подозрение, что де Риппе в первую очередь интересовалась именно им и жеребёнками, а не кем-то ещё из почти всегда окружавших их гриффиндорцев-первоклашек.
При этом девочка почему-то всячески избегала встречаться с ним взглядом: каждый раз, когда Гарри пытался посмотреть ей прямо в глаза, она тут же начинала смотреть куда-то ещё или и вовсе отворачивалась. То же самое происходило и с его подругами по табуну, кроме, разве что, Гермионы и Джинни — их она никак особо не выделяла среди остальных учеников. А ещё Гарри в какой-то момент заметил, что, наблюдая за ними, девочка частенько сглатывала, словно у неё в горле пересохло, притом с крайне озадаченным выражением на лице. Сильнее всего это было заметно, когда Гарри с подругами обнимались или хотя бы просто лежали рядом друг с другом. Пару раз де Риппе даже торопливо убегала прочь с видом, будто её сейчас стошнит.
Скрытое наблюдение за странной хаффлпаффкой дало Гарри повод поразмышлять над чем-то отличным от учёбы и массового бойкота. На занятиях, которые у них проходили совместно с хаффлпаффцами, эта девочка частенько садилась к нему ближе, чем к своим подругам, и только сейчас, обратив на это внимание, Гарри вспомнил, что она так поступала практически весь прошедший год.
А ещё, что интересно, совершенно не расстроилась из-за колец, которые он раздарил девчонкам в своём табуне. Самому Гарри, глядя на реакцию остальных девочек, особенно тех, кто постарше, уже начинало казаться, что значение этого подарка оказалось значительно серьёзнее, чем он предполагал ранее. Конечно, нельзя сказать, что у него самого имелся богатый опыт в таком деле, но, похоже, некоторые ведьмы в замке придавали слишком уж большое значение кольцам, что носили его однотабунники — явно большее, чем того заслуживали простые защитные артефакты. Да и отношение к ведьмам-«анимагам» с первого курса Гриффиндора у них явно поменялось. Особенно это было заметно у ведьм и магов из древних волшебных родов — в первую очередь у слизеринцев, так как именно на этом факультете было больше всего выходцев из семей с традиционными, пришедшими из глубины веков взглядами. Да что говорить — даже Невилл резко поменял своё поведение с пятёркой ведьмочек и стал общаться с ними на публике намного формальнее.
Забавно, но де Риппе, похоже, вся эта хвостня абсолютно не волновала. У Гарри сложилось стойкое впечатление, что она и вовсе не замечала колец, точнее, обращала на них внимания не больше, чем кто-нибудь из магглорожденных или полукровных магов на обычную дешёвую бижутерию.
При этом мальчик не мог припомнить ни одного случая, чтобы эта странная хаффлпаффка подходила к кому-то из «анимагов» и гладила или просто пыталась до него дотронуться. Ни разу за весь год. И при этом постоянно ошивалась где-то на периферии: то у двери кабинета, то за соседним столом, то как бы случайно оказывалась в параллельном проходе библиотеки…
В общем, учитывая обстоятельства, де Риппе вела себя совершенно не так, как другие, что ставило мальчика в тупик. Может, она хочет с ним познакомиться, но стесняется? Ну, в таком случае он нисколько не сомневался, что девчонка сама никогда не сделает первый шаг. Его репутация «мальчика-который-выжил» породила множество таких «обожательниц на расстоянии», но к этому моменту большинство из них или сумели преодолеть свою застенчивость, или банально разочаровались в его «избранности».
Что ж, пожалуй, надо будет обсудить все эти несуразности и странности поведения хаффлпаффки с остальными, а заодно узнать, не заметили ли они чего-то, что ускользнуло от его внимания. А пока стоит за ней понаблюдать, мало ли что. Пока что же, насколько Гарри мог судить, де Риппе — единственная ученица в школе, которая не разделяла внезапных взлётов и падений мнения о Гарри, охватывающих Хогвартс словно лесной пожар, мнения, раз за разом основывавшегося только на скандальных слухах, пересыпанных подозрением.
–=W=–
Выходные, посвящённые тренировкам на квиддичном поле, дали Гарри прекрасную возможность плюнуть на весь остальной мир и просто полетать. А потом настали экзамены.
Как и предсказывали старшие ученики, экзамены оказались делом муторным и утомительным, а главное долгим и дотошным. Дети были вынуждены пользоваться специальными противосписывающими перьями, да и время на написание работы было строго ограничено. Тем не менее Гарри обнаружил, что благодаря погружению в книги ему не составило особого труда вспоминать множество фактов и диаграмм. Гораздо неприятнее оказались судороги, что сводили руки от всей этой долгой писанины. Да и спина с шеей едва ли не стонали под конец дня — очевидно, мышцам Гарри совсем не понравилось то, что он был вынужден часами напролёт сидеть, сгорбившись над столом.
По общему мнению, экзамены в этом году были сложнее, чем раньше — уже позже, после окончания экзаменов, младшеклассники получили возможность сравнить свои задания с теми, что писали в прошлом году их старшие товарищи. Заклинание погружения в книгу оказалось и благом, и проклятием. С одной стороны, оно значительно облегчало понимание материала, в том числе и многие нюансы, совершенно неочевидные при обычном прочтении учебников, с другой, видя такой скачок в успеваемости детей по сравнению с прошлыми годами, профессора включили в учебный курс куда больше материала, а экзаменаторы теперь в первую очередь требовали настоящего понимания теории чар, а не банального повторения вызубренных абзацев из книг.
Все четыре факультета сдавали каждый экзамен параллельно в одно и то же время, чтобы никто не мог предупредить своих друзей или родственников с других факультетов о том, что их ждёт, тем самым давая им преимущество. Затем наступал черёд практических занятий по чарам, трансфигурации, гербологии, зельям или защите от тёмных искусств. Обычно на это хватало первой половины дня, и ко времени наступления обеда ученики были морально и физически истощены, но зато донельзя довольны — с их плеч свалилась ещё одна тяжесть.
Заставить ананас танцевать не стало для Гарри чем-то слишком уж сложным, как и превращение мышки в табакерку. Демонстрация правильной техники пересадки дьявольских силков оказалась немного сложнее — растения постоянно пытались вырваться из рук и удрать на улицу. Особенно проворными оказались те, что достались «анимагам», а растение Рона так и вовсе едва не умудрилось сбежать — профессор Спраут изловчилась его поймать в считанных метрах от двери теплицы.
Итоговое занятие у профессора Снейпа получилось попроще — все они одновременно варили одно и то же. Ученикам была поставлена задача сварить зелье забвения, пока Снейп шнырял вокруг, оценивая буквально каждое их движение. Во время экзамена профессор в кои-то веки сподобился не отпускать свои ядовитые комментарии по поводу и без, ограничиваясь лишь презрительными ухмылками, которыми в полной мере выражал отношение к действиям любого ученика, над которым в данный момент нависал и за действиями которого наблюдал. Впрочем, следует отметить, что его издёвки не блистали ни особым разнообразием, ни интересностью — «Оскорбления Даймонд Тиары хотя б поостроумней да пообидней будут», как выразилась однажды Эппл Блум после очередного урока зельеварения, поэтому никто не огорчился из-за их отсутствия.
Естественно, варить зелье им пришлось целиком по памяти.
Что удивительно, Невилл сумел выполнить задание, не расплавив в очередной раз свой котёл и не испортив зелье! Да что там Невилл — похоже, даже Свити Белль умудрилась сварить зелье верно. Гриффиндорцы уже было кинулись всем классом поздравлять этих двоих с победой, когда изменения всё же начались. Вскоре класс заполняли двуногие первоклашки-антропони — что-то среднее между пони и человеком, щеголявшие разнообразнейшей окраской шерсти, гривы и хвоста, не встречающейся в природе — по крайней мере, на Земле. Все без исключения обзавелись копытами на задних ногах, вполне лошадиных, и лошадиным же хвостом, торс остался практически человеческим, разве что покрылся шерстью, руки абсолютно не изменились — но зато голова приобрела явные понячьи черты — с выступающим носом, огромными глазами и витым рогом единорога, торчащим из-под линии волос. И конечно же с постоянно прядущими, такими чувственными и мягкими ушами пони.
Слизеринцы, конечно же, оказались подобным превращением донельзя недовольными — хотя, если говорить откровенно, таковым в первую очередь был Драко и его бессменная свита. Для двух других факультетов это был новый опыт, поэтому они потрясённо молчали.
— Это отвратительно! — громко возмущался белобрысый в ужасе от того, что стал «низшей тварью», как он выразился.
А вот профессор Снейп превратился в самого страшного антропони, которого только могли себе представить дети, и на это ничуть не влияло доставшееся ему сочетание нежно-розового и синего цветов — ослепительные искры, так и сыплющие с его рога, пока он в бешенстве метался по классу, были просто бесподобны. К счастью, достаточно быстро подостыв и подуспокоившись, профессор конфисковал котёл Свити Белль вместо того, чтобы, как обычно, без промедления испарить его содержимое.
Между тем кое-кто из студентов успел заинтересоваться своим новым придатком, торчащим на лбу, и уже пытался с его помощью сотворить хотя бы простенький люмос. Менее склонные к экспериментам дети пребывали в смешанных чувствах. Правда, уже вскоре жертвы очередного кулинарно-зельеварного «шедёвра» Свити Белль обнаружили и плюсы своего нового облика: весь остаток дня разноцветные хвосты и ушки девочек и мальчиков привлекали к себе максимум внимания. Одним словом, в этот день старшеклассники смогли вдоволь начесаться пушистых понячих ушек.
«Анимаги» же обнаружили забавный побочный эффект: даже превращение в пони и обратно не меняло их новый облик. «Ну, хотя бы наоборот — сверху пони, снизу человек — не превратились», — подумал про себя Гарри и невольно содрогнулся.
Невыразимцев в доме Уизли неожиданные изменения первоклашек впечатлили настолько, что некоторые из них тут же отправились в Хогвартс. И только часам к девяти вечера все последствия Свитиного зелья исчезли.
Экзамен по защите от тёмных искусств выбился из чреды прочих — профессор Квиррелл прямо посреди письменной части экзамена пошёл зелёными пятнами, и пока все уткнулись в свои пергаменты, вовсе расчихался, да так, что страдающего от внезапных приступов то жара, то холода профессора увела в больничное крыло лично мадам Помфри, оставив за него отдуваться какого-то семикурсника.
Если бы не заклинание погружения в книги, Гарри был уверен, что провалил бы экзамен — большинство чар и приёмов, упомянутых в билетах, никогда не упоминались на занятиях. Позже, когда они уже заканчивали работу, староста сообщил им, что профессор Квиррелл накануне в Хогсмиде подцепил малигналитоптереоз, и поэтому он, Декстер Твайкросс, будет принимать у них практическую часть сразу после того, как они сдадут свои работы.
Как и на практических занятиях по чарам и трансфигурации, каждый ученик демонстрировал заклинания в специально отведённом для этого классе. Студенты входили в помещение через одну дверь, а покидали его через другую — чтобы те, кто уже сдали экзамен, не могли передать своим друзьям, что их ждёт.
Однако, в отличие от других предметов, учеников тут вызывали в случайном порядке. «Ещё одна мера, чтобы не дать предупредить друг друга», — пояснил староста. Гарри вызвали вторым.
Когда он вошёл, Декстер кивнул ему без какого-либо намёка на приветливую улыбку.
— Поттер, верно? Продемонстрируй Заклятие связывания на манекене, — указал он на манекен, стоящий в конце комнаты.
Гарри немедля произнёс заклинание, тщательно выполняя палочкой движения, которые он так часто практиковал.
Декстер подошёл и осмотрел верёвки, подёргал их, проверяя на прочность и полушёпотом произнёс заклинание отмены. Ничего не произошло. Он кивнул и повторил заклинание чуть громче. Его брови приподнялись, и он с удивлением посмотрел на Гарри, прежде чем снова повернуться к манекену и повторить свою попытку уже обычным голосом. В конечном итоге ему потребовалось пять попыток, и в каждую он вкладывал всё больше и больше силы.
— Превосходно, мистер Поттер! — экзаменатор вернулся к столу. — Теперь Режущее заклятье на деревянном шесте.
Гарри глубоко вздохнул и снова быстро произнёс требуемое заклинание, резко взмахнув палочкой наискось, однако ничего не произошло. Декстер, уже было вставший с линейкой в руках, чтобы измерить, насколько глубоко ученику удалось прорезать плотную древесину, разочарованно сел, и, словно дождавшись этого незримого толчка, верхушка шеста медленно соскользнула и упала на землю.
Старшекурсник недоумённо моргнул и перевёл взгляд на мерную линейку в своей руке.
— Отлично, не думаю, что она нам понадобится, — сказал он. — Ну, и напоследок, чары дымовой завесы.
Гарри снова взмахнул палочкой, накладывая требуемые чары.
— Превосходно! — услышал он, всё ещё окутанный дымом. — Я считаю, что могу с уверенностью сказать, что ваши практические навыки заслуживают выдающейся оценки!
Избавляясь чарами очистки от клубов дыма, Гарри улыбался.
…И потому оказался совершенно не готов к тому, что, едва дым рассеется, его оглушит мощнейший «stupefy».
1 ↑ Очередная игра слов от Блэка: «serious prank — Sirious prank» — «серьёзный розыгрыш — розыгрыш Сириуса». Прим.пер.
2 ↑ В оригинале букв. «снять стружку и прибить к стене…». Прим.пер.