Лунная дорожка
Эпилог
Фрутти Джюс перепроверила содержимое седельных сумок. Не ради надёжности, а для того, чтобы найти место для третьего свёртка с мамиными пирожками.
Тем временем кобылица хлопотала рядом; её стараниями на дочери уже красовались новенькие тёплый плащ, шарф и вязаная шапочка.
— Уверена, что тебе надо идти прямо сейчас? Вон как метёт… — обеспокоенно спросила Свити Фрут
— Уверена, мама, — вздохнула Фрутти, чувствуя, что начинает уже упариваться под одеждой. — Раз уж Дитзи не пришла, то что-нибудь случилось.
— Сансет…
Вздрогнув, ночная пони посмотрела на маму: она уж и не помнила, когда её называли так последний раз. В груди появилось странное ощущение, что кобылка по имени Сансет Клауд и впрямь погибла в том несчастном случае — а Фрутти Джюс лишь заняла её место.
«Теперь у меня тоже два имени, как у Дитзи», — подумала она и усмехнулась этой мысли. А вслух сказала:
— Я должна, мам. У меня теперь есть дом, в котором меня ждут, а она осталась совсем одна. Может, рассердилась и обиделась на меня и сейчас бредёт где-нибудь сквозь метель. Я не могу больше ждать. Репей с погодой, надо выручить Дитзи.
Глаза матери погрустнели, но вслух она сказала:
— Ты хорошая подруга, Сансет. Я очень тобой горжусь.
— Спасибо, мам, — Фрутти подошла и обняла старшую кобылу. В груди поднялась волна тёплой привязанности, а глаза немного защипало. Прильнув ещё крепче, ночная пони накрыла маму крылом и по-жеребячьи ткнулась в шею.
Они так простояли несколько минут, пока не пришёл попрощаться папа.
Беллефлёр сам рвался помочь дочке, но она отказалась, потому что уже была взрослой, способной как отвечать за свои поступки, так и помогать другим. В отличие от своих брата и сестры, которые всё ещё нуждаются в заботе.
В конце концов, она ведь сумела пройти столь долгий и не самый простой путь.
Фрутти тихонько радовалась, что родители поняли её: очень уж не хотелось ссориться напоследок. И вообще оказались такими, какими их помнила кобылка: заботливыми, добрыми, любящими.
Правда, брат и сестра тайком рассказали, что ещё недавно мама с папой часто грустили и ругались друг с дружкой. Старались, конечно, не при жеребятах, но разве ж такое скроешь. Дошло до того, что начали спать в разных комнатах. А с месяц назад взяли и помирились, снова стали проводить время вместе и хлопотать по хозяйству, играть с жеребятами. И даже пару раз запирались в спальне.
— Обещали, что однажды принесут нам нового братика, — сказал Смуки Спарк, а Литл Свирл добавила:
— Или сестрёнку.
Сказано это было столь непосредственно и с такими невинными мордочками, что Фрутти Джюс бросило в краску.
Ненадолго.
Провожать Фрутти вышли всем семейством. Как будто в последний раз, но кобылка оборвала эту мысль.
«Ерунда какая. Ты найдёшь Дитзи и вернёшься, — строго выговорила она самой себе. — И вы ещё вместе посмеётесь над этим глупым недоразумением!»
Она быстро обняла каждого из новообретённой семьи, натянула на глаза очки и вспорхнула в метель только для того, чтобы никто не увидел выступившие на глазах слёзы.
А то ещё расстроятся.
Ветер тут же вцепился в кобылку, пытаясь сбить с полёта, но Фрутти сжала зубы и решительно замахала крыльями. Все умные пони сидели по домам в такую погоду, которая по пегасьей метеорологической таблице тянула на красный круг, а то и два. Не три, конечно, когда ветер свирепствует так, что сдувает даже деревянные постройки, а с каменных напрочь сносит крышу.
В любом случае, полёты в такую погоду крайне не рекомендовались.
«Держись, сестрёнка, — подумала Фрутти, пробиваясь сквозь ледяной ветер и колючие снежники, — Я уже лечу… и найду тебя, даже если придётся перевернуть вверх дном весь Лас-Пегасус!»
Поезд издал протяжный гудок, подходя к центральному вокзалу Лас-Пегасуса.
Сидящий в купе молодой жеребец-земнопони редкого пегого окраса поёжился при виде бушующей за окном метели: он, конечно, взял в дорогу куртку и шарф, но никак не рассчитывал на такую погоду.
Оставалось надеяться, что не придётся долго шататься по улицам, а там, глядишь, и распогодится.
На море сейчас, небось, вообще страх и ужас творился: в воображении Сида смешанные со снегом и льдом волны били по песчаному берегу, грозя снести любого, осмелившегося сунуться поближе.
Почему-то казалось, что надо искать Дитзи именно на берегу.
А ещё Сид чувствовал, что ей нужна помощь.
С тех пор, как бежевая кобылка внезапно пропала, он не находил себе места от беспокойства. Но до поры до времени бездействовал, раз уж взрослые знали о пропаже. Пытался отвлекаться работой и усердной учёбой, долго гулял по округе, ходил в гости к родителям Дитзи в надежде услышать хоть какие-нибудь новости. Но всё было напрасно.
А потом мать Дитзи потеряла рассудок.
Правда, Сид это понял далеко не сразу. Однажды он уже по привычке заглянул к ней после уроков; кобыла была с ним приветлива, предложила перекусить, налила чай, расспрашивала о школе и ферме. Однако, когда жеребчик спросил про Дитзи, её мама удивлённо склонила голову и спросила:
— А кто это?
Понадобилось всего несколько минут и вопросов, чтобы озадаченный Сид уяснил, что Астра не шутила и напрочь не помнила о собственной дочери. И только отмахнулась, когда жеребчик попытался убедить её в обратном.
— Сид Спот, не выдумывай, — сказала она под конец слегка рассерженно. — У меня с бывшим мужем не получилось детей, и после его смерти я жила одна, пока с Рафлом не встретилась. Если у тебя подружка появилась и ты хочешь посоветоваться, так и скажи, а не выдумывай каких-то Дитзи.
— Да нет же! — в отчаянии жеребчик дёрнул себя за гриву. — И вы что, даже никогда не думали о дочери?
— Ну конечно думала. У всякой кобылы наступает пора, когда она о детях задумывается. У меня теперь есть Криспи. Пусть он и не мой, но я люблю его как своего. Да, хотелось бы ещё и дочку, но богиня не одарила. Хотя знаешь, — тут на лбу Астры пролегла морщинка, — мне недавно снилось будто у меня и впрямь есть дочка. Я почему-то хотела догнать её, но она разозлилась и ушла. Видно, плохая из меня мать во сне получилась.
Наскоро распрощавшись, сбитый с толку Сид отправился к своим недавним заклятым врагам. И о чудо: Найт Блюм и Иствинд прекрасно помнили Дитзи. Помнили про неё и другие пони из всех, кого он догадался спросить.
Все, кроме собственной матери.
Тогда Сид решился действовать по-настоящему.
Для начала требовалось узнать, куда бы Дитзи могла отправиться. Например, расспросить дедушку Скотча, с которым кобылка о чём-то разговаривала до их странной размолвки.
Добиться нужного от окончательно допившегося до морских поньков дедушки Скотча оказалось непросто. Старый гвардеец только приходил в себя после случившегося с ним накануне сердечного приступа и ещё не мог много разговаривать. А если и разговаривал, то в основном бессвязно лепетал что-то про «ожившие кошмары древности». И всё-таки настойчивость Сида дала плоды: дед не только успокоился и признал внучатого племянника, но и припомнил, что в разговоре с Дитзи упоминал лишь Лас-Пегасус.
Что ни говори, далековато. Да и зацепка была весьма призрачной, но всё-таки лучше такая, чем вообще ни одной.
Оставалось самое сложное: убедить родителей и Старика, что ему непременно надо разыскать Дитзи, бросив и школу, и семейное дело. Можно было просто удрать тайком, но Сиду такой поступок казался чересчур безответственным; ему не хотелось доставлять неприятности семье.
Как же он удивился, когда старшие… просто отпустили его. Ещё и покивали: дескать, большой уже жеребчик, и раз решил, то надо делать. Правда, улыбались при этом столь загадочно, что Сид даже засомневался, правильно ли его поняли.
— Я поеду в Лас-Пегасус, за Дитзи, — пояснил он на всякий случай ещё раз. — И не уверен, когда именно вернусь.
— Мы поняли, — сказал Биг Спот, а мама добавила:
— Что поделать, если твоя невеста такая вертихвостка. Но мы очень гордимся, что ты не собираешься сдаваться.
Его действительно неправильно поняли. Очень неправильно! Сид Спот моментально вспыхнул до кончиков ушей, но разубеждать никого не стал.
Биг Спот тем временем продолжил:
— Мне за жинкой в своё время тоже пришлось побегать сперва. И ещё потом по её прихотям, когда она возьми и ляпни, мол, хочу ожерелье из каменьев самоцветных да копытки золотые, как у принцессы. А у меня ж молодость в заду играла, вот и поскакал добывать. Через два месяца токмо вернулся. Узнал, правда, что она пошутила и даже следом бросилась, чтоб меня возвратить, да больно я далече учесал, не нагнала.
— Так что бери кошель с монетами, который лежит на моём столе в кабинете, — добавил отец, усмехаясь в бородку. — Твоё всё это, что за год наторговал. Что из вещей с собой взять, сам знаешь. И дуй за своей кобылой что есть мочи.
— Спасибо, отец, — Сид склонил голову. Он не ожидал такой помощи и намеревался разорить собственную копилку.
— Но ежели без жены вернёшься, пеняй на себя, — пригрозил Биг Спот.
И вот уже который день Сид Спот был в дороге.
— Лас-Пегасус! — объявил кондуктор, проходя по вагону и вырывая Сида из воспоминаний. — Конечная! Не забывайте свои вещи! Остановка Лас-Пегасус!
В это время по соседнему пути навстречу проехал набирающий скорость поезд, и всё вокруг потонуло в шуме и грохоте. Паровоз испустил протяжный гудок и густые на холоде клубы пара, в которых следом замелькал сам состав.
На долю мгновения Сид будто бы встретился взглядом сквозь поволоку с какой-то кобылкой во встречном вагоне. Удалось разглядеть странные жёлтые глаза с красными радужками, показавшиеся невероятно грустными.
А может, это и не кобылка была, а грифоночка. В таком тумане было не разобрать.
Стоило поезду затормозить у широкой платформы вокзала, как жеребчик направился к выходу, на ходу зашнуровывая куртку.
Он был преисполнен решимости найти Дитзи. Не для того, чтобы невестой привести домой. Хотя, положа копыто на сердце, наверное, не отказался бы от такой перспективы через пару лет.
Просто, когда Сид отправился на поиски, его горячее сердце наконец-то пришло к покою.
Снег доходил до коленей Аурелии Нокс.
Без труда стоя на задних ногах, в одной из передних она держала острый обсидиановый нож, а другую вытягивала вперёд. Из неглубокого пореза капала кровь — прямо на заботливо очищенный от снега камень.
Ярко-алые капли не растекались по неровной поверхности, а как будто впитывались внутрь. От этого на самом камне проявлялись багровые линии, складывающиеся в замысловатые фигуры или письмена.
Самым сосредоточенным образом кобылка одними губами вела счёт кровавым каплям, пока нужное количество не впиталось в серую поверхность. После этого вокруг тёмно-фиолетовой пони на мгновение вспыхнула багровая аура, а глаза сверкнули ядовитой зеленью.
Порез тут же перестал кровоточить, а в небе над камнем, видимая далеко не всем, обозначилась тонкая полоса от горизонта до горизонта.
Очередной ритуал, который надо совершить до того, как вложить Ключ-Камень в магическую фигуру и открыть портал на луну, был завершён. Только что Аурелия магически возбудила ещё одну лейлинию — поток магии, пронизывающий мир. Вдела в узор заклинания ещё одну ниточку, которая опосредованно позволит Матери вернуться в материальный мир.
— Уже скоро, — кобылка подняла взгляд к ночному светилу, украшенному ликом Лунной Пони. — Скоро, мама…
Большие жёлтые глаза заволокло слезами.
Она много плакала с тех пор, как после Лас-Пегасуса всё же решилась дозваться до родной матери через сновидения. Но во сне Астра Вэй даже ухом не повела, когда Аурелия появилась рядом. Когда же кобылка позвала её, она лишь недоумевающе глянула на бежевую пони и отвернулась.
Поутру Аурелия, не желая верить, сотворила недавно выученный ритуал дальновидения — и поражённо узрела, как Астра жила себе и делала вид, будто дочери у неё никогда не было. Только со смехом рассказывала дяде Рафлу про сон, где у неё «была дочка».
Со смесью отчаяния и гнева Аурелия увидела свою комнату, где теперь никто не жил. Никаких вещей — только пустые кровать и шкаф да закрытое по случаю зимы окно.
Похоже, Астра не пожелала быть «матерью чудовища» и просто выбросила дочь из головы. Ведь у неё остался Криспи, требующий заботы и не превратившийся в ночного кровопийцу.
Следующей ночью пришедшая по лунной дорожке Найтмер Мун обнаружила ученицу, беспощадно предающуюся разврату прямо на берегу моря сразу с тремя жеребцами-мороками, посреди разбросанных вокруг бутылок от вина.
А когда действо закончилось, Аурелия с рыком вцепилась в горло сперва одному мороку, затем и другим.
Принцесса Ночи терпеливо дождалась, пока ученица насытится, а мороки рассыплются искрами. Затем, выслушав сбивчивый рассказ о произошедшем, чёрная аликорн пожала крыльями:
— Дневные пони никогда не понимали и не поймут ночной народ. Хотя даже мне не припоминается, чтобы родная мать попросту выбросила дочь из жизни.
На мордочке Аурелии появилось выражение, которое бывает только при сильной и резкой боли.
Чувствуя, как всё нутро сводит от сильной и резкой боли, юная кобылка сказала ровным, нарочито безразличным голосом:
— Теперь у меня точно никого не осталось, кроме тебя. Я одна, совсем одна…
Огромное крыло обняло Аурелию Нокс, и нос принцессы ласково, красноречивее тысячи слов, ткнулся в загривок.
— Не плачь, доченька, — сказала чёрная аликорн, поглаживая ученицу крылом. — Уже скоро мы воссоединимся по-настоящему. Совсем скоро… Идём.
— Куда? — глухо спросила кобылка и шмыгнула носом.
— Прогуляемся по лунной дорожке, — ответила Найтмер Мун. — Пора тебе окончательно овладеть своими силами.
Если бы кто-нибудь ещё мог наблюдать за ними внутри сна, то увидел бы, как две пони, оставив уютный пляж, ступили на поверхность спокойного моря и пошли к горизонту по серебру лунной дорожки.
Позади них всё подёрнулось рябью и погрузилось в непроглядную тьму.
А лунная дорожка незаметно превратилась в ту самую тропу Царства Снов, по которой бывшая Дитзи Вэй хаживала не раз и не два.
…С тех пор Аурелия Нокс внимательнейшим образом считала дни, чтобы не пропустить нужные сочетания звёзд и подготовить всё к будущему ритуалу.
Лейлинии одна за другой вставали на службу Найтмер Мун, все созвездия на небе сходились в нужных знамениях. И уже недолго оставалось до того часа, когда принцесса Ночи снова явится в Эквестрию. Во плоти и полной силе, порвав оковы несправедливого и жестокого наказания.
Аурелия запретила себе думать о прошлом и тосковать. Составленный ею самой график не подразумевал промедлений, как и особой спешки. Свободно пользуясь поездами, ночная пони вполне успевала сделать всё и вернуться в Лас-Пегасус для финального, самого главного ритуала.
Если бы можно было не наворачивать этих кругов! Но, к сожалению, магия — наука точная, и все ритуалы следовало исполнять в строгой последовательности.
Впрочем, Аурелия не унывала.
Благо, в деньгах она больше не нуждалась: новая наука Найтмер Мун позволяла кроить косную материю не хуже снов. И превращать в блестящие монетки самую обычную гальку стало совсем несложно. Конечно, спустя несколько дней такие деньги снова станут камушками, но Аурелия к тому времени успеет уехать далеко, а монеты разойдутся по копытам и банкам.
Тем более, что творила и тратила она понемногу. Пришлось отказаться от соблазна создать сразу гору сокровищ, накупить всякого и скрыться. Хотя бы потому, что у Аурелии не было времени расхаживать по магазинам и обвешиваться сумками и корзинами. К тому же такая крупная подмена непременно привлечёт ненужное внимание властей. И, что самое главное, гора битсов потребует уйму энергии, чего ученица Найтмер Мун позволить себе не могла.
Вернее, Аурелия не могла себе позволить отвлекаться на лишние поиски какой-нибудь жертвы.
А ещё она хотела ко времени возвращения Найтмер Мун предстать перед матерью во всей красе, а не загнанной кобылой.
Меньше всего ей хотелось превратиться в обузу для принцессы.
Тонкие слои мироздания совсем не похожи на свои более грубые воплощения в мире смертных.
Это касается не только обитаемых миров. Если луна в мире косной материи выглядит безжизненной каменистой пустыней, то в пронизывающих вселенную потоках эфира и ещё более возвышенных и тонких энергий, она напоминает сад из серебра и ртути. Деревья и цветы, вода и трава, камни и даже живые существа — всевозможные воплощения самых разнообразных духов здесь словно отлиты из живого и сверкающего белого металла.
Лишь одна фигура выделялась в этом пейзаже и бликах: иссиня-чёрная, практически чёрная аликорн, бродящая по протоптанным за тысячелетие тропкам в зарослях.
Бессмертная пони не обращала внимания ни на красоты Внутренней луны, ни на разбегающихся от неё мелких духов. Той, кто звала себя сейчас Найтмер Мун, бесцветная гармония света и металла успела набить оскомину.
— Что ты сделала с ней? С моим серебряным голоском… — произнесла аликорн голосом, который для Аурелии Нокс прозвучал бы непривычно.
— Было ваше, стало наше, — ответила Найтмер Мун будто бы самой себе, но более низким и гулким голосом.
— Тебе никогда не победить, — снова прорезался нежный голосок у аликорна, а глаза её стали вполне обычными, утратив драконий зрачок.
Но стоило принцессе Ночи моргнуть, как всё вернулось.
— Пора бы тебе за тысячу лет уже принять, что я — это новая ты.
— Никогда…
На морде аликорна появился злобный оскал:
— Что ты вообще вылезла? Хочешь просидеть в этом проклятом месте ещё тысячелетие?!
— Лучше так, чем снова биться со всем миром, с сестрой.
— О, все они получат по заслугам, не сомневайся! — перебила Найтмер Мун саму себя. — Я ничего не забыла и не простила. И наша замечательная дочка мне в этом поможет!
— Нет…
— Да, да и ещё раз да! Уж я постаралась. А когда она закончит, то дражайшую сестричку ждёт неприятнейший сюрприз. Мы предстанем перед ней во всеоружии и во блеске всей силы!
Ответа не последовало.
Ещё несколько мгновений Найтмер вслушивалась в звенящую тишину, затем подняла морду к голубоватому полумесяцу планеты. Такому желанному и недосягаемому.
У ночной принцессы было множество планов, и возвращение стояло там лишь первым пунктом.
В голове чёрного аликорна вызрел сложный, многогранный план, чтобы мир, навсегда погружённый во тьму вечной Ночи, не замёрз ко всем вендиго, а имел вдоволь и тепла, и воды, и пищи. Под красивым звёздным небом у пони будет всё, что нужно.
И пускай в рационе станет больше грибов, привычные растения навсегда изменятся, а недовольные будут роптать — грядущее изобилие завоюет сердца всех.
И благодарить за всё это пони будут её, повелительницу Ночи.
«Только не подведи меня, доченька», — подумала принцесса, но потом только фыркнула.
Уж кто-кто, а умница Аурелия точно сделает всё как надо.
В ученице Найтмер Мун не сомневалась. Пришлось, конечно, поиграть на её чувствах, подтолкнуть там, удержать здесь — и вот, могущественная колдунья Крови делает всё, что говорит Найтмер.
Впрочем, положа копыто на сердце, аликорн признавала, что питает к Аурелии Нокс тёплые чувства. Может быть, не как мать к дочери, а как к любимому и необходимому инструменту. И кто знает, что случится потом: всё-таки править вечность одной будет скучновато.
Заодно будет кому поручить всю рутину по объединению ночного народа.
Именно способности покалеченной кобылки дали начало плану Найтмер Мун. Немного странным было, что такой талант к магии Крови проявился в пегаске, но всё обернулось к лучшему. Она по собственному почину превратилась в ночную пони, остальное же стало делом техники. В конце концов, какой пегас, утратив крылья, не заплатит любую цену, лишь бы снова подняться в небо?
А теперь обиженная на весь дневной свет Аурелия откроет дорогу Тьме.
Такой, какой ещё не видывала Эквестрия.
Найтмер Мун не выдержала и расхохоталась.
Уже совсем скоро.