Блюз с ароматом яблок

When the Moon Shines Blue (Эпилог)

Первое время всё, что он мог — это, плакать у себя в комнате, куда допускалась только Эпплджек. Для всех остальных он болел. Не исключено, что каком-то смысле это было действительно так.

По вечерам яблочная кобыла подолгу сидела рядом с ним, не задавая лишних вопросов. Она понимала, что всё это как-то связано с Ноутворти и его неожиданным отъездом, но да кто разберёт этих жеребцов, существ будто бы с совсем другой планеты?

В какой-то момент иссякли и слёзы, тогда он пошёл работать — благо на ферме всегда было куда приложить копыта. Обыкновенно выходил он ещё до рассвета, когда туман ещё не успевал оставить на траве свой росистый след. Точил инструменты, боролся с сорняками, ухаживал за бескрайним садом, чинил всё, на чём был хоть малейший след неполадок. Возил товары на рынок и в другие поселения. Всегда — на износ, до судорог в копытах и острой боли в спине, до мыла и красных от пота глаз. Если полоть — то так, чтобы мотыга высекала искры о редкие камни в почве, если собирать урожай — то так, чтобы жалобно трещали стволы деревьев под натиском копыт. Каждую ночь он возвращался в свою комнату без единой мысли в голове и отправлялся в лишённые сновидений дали ещё до того, как голова касалась подушки.

Он стал словно идеально отлаженный механизм, и ничто не могло вывести его из этого состояния. Пару раз на ферме даже появлялась сама принцесса Твайлайт с неофициальным визитом. Мак хоть и приветствовал старую подругу, но ни разу не удосужился даже посидеть с ней за одним столом несмотря все уговоры, увещевания и даже угрозы со стороны одной раздосадованной оранжевой кобылы лягнуть его в морду. Казалось, будто он панически боялся бездеятельности, когда можно было передохнуть и собраться с мыслями.

Многие пони также заметили, что в последнее время трудолюбивый жеребец воспылал какой-то странной нелюбовью к музыке. Стоило на рынке кому-то достать музыкальный инструмент, как он сразу же прикрывал лавочку и спешно увозил на телеге целую гору нетронутого товара. В конце концов он и вовсе перестал приходить туда, если знал, что там планируются какие-либо гуляния. А однажды он проходил мимо школы, где училась Эппл Блум, и услышал, как кто-то из жеребят играл на губной гармошке. В тот день Эппджек застала его за тем, как тот перетаскивал тяжелейшие мешки с зерном из одного края амбара в другой.

Сегодня, впрочем, всё было немного иначе.

Уж неизвестно, в чём тут дело. Быть может, его организм уже привык к такому режиму, или он позволил себе отдохнуть пару лишних минут, а может просто принцессе Луне неугодно было этой ночью принять его в своих владениях.

Как бы то ни было, он проснулся среди ночи.

Первым его порывом было — пойти и потаскать мешки с зерном, однако когда он поднялся с кровати, он осознал, что ещё не успел восстановить силы. Копыта задрожали от одной только мысли о тяжёлой работе.

И тогда он просто пошёл. Пошёл в яблоневую рощу, где по земле змеился прохладный туман, ласкающий натруженные копыта, при виде которых Рэрити бы грохнулась в обморок.

В конце концов он сам не заметил, как, ведомый чем-то сомнамбулическим, оказался под сплетёнными вместе яблоней и грушей, где когда-то обручились его родители.

Где когда-то он встретился с…

«Блюз».

Эта ночь была точно такой же, как и в прошлый раз. Точно так же гулял ласковый ветерок, точно так же щедро лилось серебро из ночного светила.

Мак прикрыл глаза. Где-то в глубине сознания затеплилась надежда, что вот, сейчас он, как и тогда, во сне, ощутит за спиною движение, и чьё-то незримое присутствие побудит его открыть глаза — и вот, он, взяв за копыто голубого жеребца, пойдёт вместе с ним по лунной дорожке туда, куда им укажет Принцесса Луна.

Однако лишь лёгкие всполохи ветерка играли в его шёрстке, нашёптывая в уши свои пророчества о скорой осени.

БигМак не любил этого ветерка. В те редкие мгновения, когда ему всё же доводилось перевести дыхание от тяжких трудов, этот нежный ветерок своими лёгкими порывами напоминал ему потоки самого времени, которое тянулось непозволительно медленно. Слишком медленно, чтобы успела исцелиться грудь, в которой до сих пор что-то тоскливо и до боли ныло, заставляя покрываться мокрыми дорожками красный мех на скулах жеребца.

Был ли тот разговор с Принцессой Луной придумкой его собственного мозга, или же богиня действительно удостоила его визита? Если это так — то почему она больше не появляется вновь, несмотря на то, что он так отчаянно в ней нуждается? И ведь обиднее всего было то, что её нельзя было ни в чём упрекнуть. Богини живут тысячи лет, а вся его жизнь — всего лишь тусклая вспышка на периферии их зрения, одна из многих. Стоит ли тратить на такую вспышку больше мгновения своей жизни? Пути богинь непостижимы…

Но это всё баловство. Совсем другой пони сейчас занимал его мысли. Воспоминания нахлынули, как вода во время прорыва плотины.

Он, казалось, действительно слышал — стоит только навострить ушки — протяжно-тоскливые трели саксофона. Перед глазами сам собой возник образ однотонного голубого окраса земного пони с мягкой синей гривой. По две ноты украшали его бока. Он улыбался своей самой тёплой и милой улыбкой… хотя любое выражение его мордочки можно было назвать милым. Он звал его пойти вперёд по лунной дорожке. Казалось, стоит только протянуть копыто, стоит только… стоит…

Из-под закрытых глаз полились слёзы, но губы упрямо складывались в улыбку.