Искусство живое

Часть 1. Глава 9

Любой пони, получающий высшее образование, не раздумывая скажет вам, какое время года самое напряжённое — разумеется, это сессия. Привычный ритм жизни сбивается полностью, а свободного времени становится катастрофически мало, поскольку большую часть дня и изрядную часть ночи приходится тратить на подготовку к грядущему экзамену или зачёту. Самые волнительные сессии в жизни — это первая сессия у первокурсников и последняя у выпускников. И если первые беспокоятся из-за неизвестности, боятся того, что незнакомый преподаватель начнёт их заваливать или они от волнения забудут что-то важное, то последние, уже прошедшие через большинство тягот студенческой жизни, скорее чувствуют волнительный запах свободы от учебников, лекций и профессоров и стараются не думать о взрослой жизни, внезапно ставшей такой близкой.

Сегодня был последний экзамен. Философия. Пресайз Тач не любил этот предмет, в основном из-за того, что не мог понять большинство мнений древних и мудрых пони, которые ему пытались донести. Выучить наизусть их было не так сложно, но вот понять на подсознательном уровне — совсем другое. А те мнения, которые всё же удавалось понять, оказывались довольно простыми и иногда даже тривиальными мыслями, завёрнутыми в обёртку из переусложнённых терминов и перегруженных предложений.

Экзамен сегодня принимал пожилой земнопони в коричневом свитере и больших круглых очках. Это был профессор Пасфайндер. Тач не знал его лично, но время от времени слышал как положительные, так и отрицательные истории о его странностях.

— Ну-с, тяните билет, — добродушно произнёс профессор.

Пресайз Тач наугад вытянул билет из веера, лежащего на столе.

— Какой номер? Пятый? Хорошо. Идите готовиться.

Единорог сел за свободный стол и прочитал билет. Вопросы оказались не лучшими, но могло быть и хуже. Тач посидел, вспоминая всё, что он учил по этим темам, после чего стал писать план своего ответа. Спустя какое-то время первые студенты начали отвечать по билету, а Тач всё сидел, пытаясь вспомнить что-нибудь ещё. Наконец, очередь дошла и до него.

— Пресайз Тач! — вызвал единорога профессор.

Художник поднялся и вместе с билетом и своими записями сел перед пожилым земнопони. Тот взял билет, пробежал по нему глазами и сказал:

— Начинайте.

Единорог прокашлялся и неуверенно начал отвечать с заученных наизусть определений. Затем он вкратце рассказал всё, что помнил по вопросам билета. Профессор слушал, не перебивая, но по его лицу было видно, что в ответе ему что-то не нравится. Наконец, он остановил Тача.

— Что ж, юноша, я вижу, что вы выучили материал. Могу поставить вам «хорошо» и отпустить сейчас или, если вы хотите «отлично», мы с вами можем немного побеседовать.

Тач решил, что если он ничем не рискует, то нет причин отказываться.

— Хорошо, давайте побеседуем.

Профессор снял очки и задумчиво посмотрел на него.

— Вот скажите, Тач, в чём заключается взаимосвязь философии и искусства?

— Разные философские течения видят эту связь по-разному, но в общем можно сказать, что и искусство, и философия имеют целью познание пони самого себя.

— Нет-нет, — прервал его профессор Пасфайндер. — Вы знаете материал, я это уже понял. Я хочу услышать лично ваши мысли.

Тач задумался. После некоторой паузы, в течение которой профессор неотрывно глядел на него с неизменно заинтересованным выражением лица, единорог ответил:

— Я думаю, что искусство является своего рода вариантом философии.

Земнопони удивлённо-вопросительно посмотрел на него.

— Что вы имеете в виду? Хотите сказать, что искусство — это отдельное философское течение?

— Нет. Скорее, это один из способов выражения мысли. То есть если я хочу выразить своё мнение по какому-то вопросу, то я могу написать об этом трактат, а могу и картину.

Профессор хмыкнул.

— Ну да, в этом и заключается суть искусства. Но это не ответ на мой вопрос. Ведь смысл не в том, как мы выражаем мысли, а в том, какие именно мысли мы выражаем. Иными словами, вы согласны с тем, что искусство не выражает новых мыслей?

Тач, благодаря наводящему вопросу профессора нашедший верный путь в своих размышлениях, несколько воодушевился и ответил:

— Не согласен. Суть искусства не только в выражении мыслей, но и в их поиске, даже если это просто поиск прекрасного. То есть прежде чем я как художник выражу свою мысль на холсте, я должен её найти, а после этого найти способ передать её другим пони при помощи визуальных образов. И я смогу считать себя действительно хорошим художником, если пони, глядя на мою картину, не только поймёт мою мысль, но и продолжит развивать её сам, или вовсе найдёт в ней что-то своё, чего я не видел. Так же и в философии: трактат является только внешней оболочкой, суть же в поиске истины.

Профессор Пасфайндер внимательно слушал Тача. Когда тот закончил, земнопони спросил:

— То есть по-вашему, искусство и философия — это разные проявления одного и того же?

— Пожалуй, да.

Удовлетворённый ответом единорога, профессор сказал:

— Вопросов больше не имею. Держите вашу зачётку.

Он протянул единорогу зачётную книжку, в которой красовалась оценка «отл». Последняя оценка в последнем семестре.

Тач вышел из кабинета и глубоко вдохнул носом воздух. Впереди были последние, самые главные испытания.

Вторник. Десять часов утра. Девять выпускников Кантерлотской художественной академии имени Её Величества Принцессы Селестии сидели в актовом зале в ожидании того, к чему морально готовились в течение последних недель. Все были одеты в строгие деловые костюмы и платья. Висело напряжённое молчание. Все знали, что сегодня произойдёт. Волнение боролось с решимостью. Все были готовы.

Наконец, на сцену вышел пожилой тёмно-серый единорог. Он был знаком всем, кто так или иначе связан с академией, от зелёных абитуриентов до умудрённых жизнью профессоров. Это был ректор академии Лорел Кроун. Он выдержал паузу, оглядывая торжественным взглядом присутствующих, после чего начал:

— Приветствую вас, уважаемые выпускники. Прошло немало времени с тех пор, как вы впервые вошли в стены нашей академии. Вы многому научились, и каждый из вас показал себя хорошим художником на многочисленных выставках. Каждый из вас уже является лучшим в чём-то, и вы это уже доказали тем, что собрались здесь. Вы прошли через многие испытания и показали, что действительно достойны звания художника. Скоро мы узнаем, кто же из вас является лучшим среди лучших. Я объявляю Ежегодный конкурс выпускников открытым.

Аплодисментов не последовало. На сцену вышел коричневый пегас Квилл Графикс и встал за стоявшую на сцене кафедру.

— Итак, уважаемые конкурсанты, в этом году будет один сюжет на всех, — сказал он, после чего опустил глаза и начал зачитывать. — Тема конкурса: «Царство ночной королевы». На троне Замка двух сестёр сидит Найтмер Мун. По обе стороны от неё находится по четыре фестрала в доспехах лунной гвардии. На спинке трона справа и слева от Найтмер Мун сидят два ворона. Перед ней склоняются ниц шесть пони: два единорога, два пегаса и два земных пони. На стенах между стрельчатыми окнами висят гобелены, под которыми в нишах горят голубые факелы, а в самих окнах видно ночное небо с облаками, через которые пробивается луна. Над вершинами деревьев Вечнодикого леса виден холм, на котором два древесных волка воют на луну.

Студенты ошеломлённо слушали. Настолько подробного и развёрнутого описания сюжета не ожидал никто. Пока Квилл Графикс зачитывал тему, Пейперкат, сидящая слева от Тача, прошептала:

— Если они сами уже всё придумали, в чём тогда наша работа?

Тач только пожал плечами. Квилл Графикс, закончивший зачитывать тему, сделал короткую паузу, чтобы взять воздух и посмотреть на студентов, и уже открыл рот, чтобы начать зачитывать правила, когда со своего места встал Пресайз Тач.

— Прошу прощения, — вклинился он в речь заместителя, — но нам есть что сказать.

Присутствующие члены конкурсной комиссии удивлённо посмотрели на единорога. Он продолжил, подавляя робость:

— Мы дважды отправляли письма мистеру Лорел Кроуну и имели честь разговаривать с мистером Квилл Графиксом, однако наши просьбы были оставлены без внимания. Мы понимаем, что не нам менять порядки, принятые вами, уважаемые члены комиссии, но мы достаточно ясно выразили свою позицию. А потому мы просим освободить нас от участия в конкурсе.

Повисла тишина. По лицу ректора Лорел Кроуна было видно, что он пытается переварить эти слова. Спустя несколько долгих секунд, ректор спросил:

— Всех?

— Всех, — подтвердил Тач.

Студенты встали со своих мест. Тач подошёл к столу, стоявшему возле сцены, за которым сидела миссис Ойл Сплеш, достал из кармана сложенный листок бумаги с заявлением, положил его на стол и вышел из зала. За ним последовали все остальные. Профессора лишь молча наблюдали за ними.

Когда все вышли, Тач, чувствуя прилив сил и облегчение, осмотрел своих друзей. Никто ничего не говорил, но по их лицам было видно, что они воодушевлены так же, как и он. Когда он уже хотел сказать что-то вдохновляющее, из зала послышался голос Квилл Графикса:

— Ну а вы что?

Тач посмотрел в зал. Только теперь он заметил, что там остался сидеть один его товарищ. Брайт Калор.

— Я желаю участвовать в конкурсе! — заявил Брайт.

— А с кем вы планируете соревноваться? С самим собой? — последовал риторический вопрос заместителя, в голосе которого звучало холодное раздражение. — Конкурс отменяется. Вы свободны.

Пурпурный земнопони ещё секунду сидел на месте, после чего опустил голову, медленно поднялся и побрёл к выходу, провожаемый взглядами профессоров. Не говоря ни слова и не поднимая глаз, он прошёл мимо друзей. Пони обменялись многозначительными взглядами, когда он проходил через их группу, но никто ничего не сказал.