← Глава 9: Вечеринка с сюрпризом Глава 11: Возвышение →

Твайлайт Спаркл — королевский гвардеец: Возвышение

Глава 10: Вернуть отправителю

Когда Спитфайр приземлилась на летное поле недалеко от Занзебры, полуденная весенняя жара обрушилась на нее со всей своей силой. Пегаска осмотрелась, отметив, что хотя все стояночные места и ангары выглядели занятыми, явно не хватало членов команды, занимающихся ремонтом или таскающих грузы. Капля пота скатилась со лба и попала в глаз, и когда Спитфайр проморгалась, то сообразила, что, вероятно, все прячутся на борту своих кораблей или в ангарах – где угодно, лишь бы спастись от ляганой жары.

Возле одного из складов Спитфайр заметила старую питьевую колонку. Она потрусила прямо к ней и сунула ближайшее ведро под кран, одновременно сбрасывая сумки со спины. Кряхтя от усилий, пегаска тянула ржавую рукоять, пока вода, наконец, не потекла. Как только ведро наполнилось, Спитфайр сунула голову в него. Вода была холодной и освежающей, поэтому пегаска держала голову в ведре, пока легкие не запылали от недостатка кислорода. Остатки жидкости были просто вылиты на спину.

– Бр-р-р, мне это было нужно, – пробормотала Спитфайр себе под нос, отбрасывая гриву назад. Она снова наполнила ведро и начала заполнять фляги в седельных сумках.

На то, чтобы привести дома все дела в порядок, ушло на несколько дней больше, чем она ожидала. Пони с должностью как у нее было сложно все бросить ради личных дел. Путешествие над океаном заняло полтора дня, а затем еще сутки по суше, чтобы добраться до Занзебры. С учетом всего этого, Спитфайр прибыла в город почти на целую неделю позже, чем рассчитывала.

Она вздохнула, закончив пополнять свои запасы воды. В ведре все еще оставалось немного драгоценной живительной влаги, поэтому пегаска перевернула его над головой во второй раз. Ранее утром она заметила небольшой ручей в саванне и смогла смыть многодневный пот, но с учетом отсутствия мыла и не спадающей жары, битву за ощущение чистой шерстки можно было заранее считать проигранной.

Спитфайр снова накинула седельные сумки и огляделась. Среди ангаров стояло несколько ресторанчиков и административных зданий, а вдалеке можно было разглядеть пару крупных построек с вывесками “Отель” на разных языках.

Однако ее внимание привлекли вовсе не они, а приземистая деревянная лачуга, которая выглядела так, словно ее собрали из старых разбитых дирижаблей. На ней не было номера, как на ангарах, или таблички, как на административных зданиях. Вместо этого на крыше тускло мерцала при ярком дневном свете пивная бутылка из неоновых трубок.

К тому времени, как Спитфайр дошла до бара, она уже высохла после своего импровизированного душа. Дверь в здание представляла собой один из тех герметичных люков, который выглядел так, словно его вырвали прямо из переборки старого морского корабля, и, судя по количеству ржавчины, в море он пробыл достаточно долго. В самом начале развития дирижаблестроения, до того, как их стали строить с нуля, гондолы делали из старых морских лодок, приклеивая к ним колеса и воздушные шары чуть ли не изолентой. Люк, вероятно, мог попасть сюда с одного из таких нелицензированных самодельных летучих кораблей, построенных каким-нибудь мастером на заднем дворе.

Штурвал на люке вроде как застыл на отметке “открыто”, поэтому пегаска в виде эксперимента толкнула его копытом, и люк сдвинулся на несколько сантиметров, выпустив струю почти ледяного кондиционированного воздуха, от которого по спине пробежала приятная дрожь. Спитфайр толкнула люк плечом, и он, отчаянно скрипя, распахнулся достаточно широко, чтобы можно было проскользнуть внутрь. Скрип возвестил о ее прибытии, подобно тем колокольчикам, которые владельцы магазинов вешают над дверью, поэтому как только пегаска оказалась внутри, то обнаружила, что на нее уставился каждый из пропитанных джином объездчиков дирижаблей в этом притоне.

Бар был набит примерно так, как Спитфайр и ожидала, с достаточно полно представленными расами со всех концов света. Занзебра была одним из самых известных центров торговли в этом полушарии, потому что в небе над ней пересекалось несколько высокоскоростных высотных потоков. Использование их было лучшим способом добраться куда-нибудь далеко, потому что, если вы достаточно умны, чтобы найти подходящий, то могли значительно сэкономить топливо, время и облегчить работу штурмана.

Море глаз наблюдало за ее появлением с разной степенью заинтересованности. Несколько посетителей узнали ее, судя по выражению их морд, и шепотки начали распространяться по залу, когда слухи о том, кто она такая, начали шириться. Спитфайр постаралась не позволить волне гордости в груди вскружить голову. Обычно она стала бы центром внимания, возбуждая толпу своими историями и выбив из окружающих пару халявных напитков, но у нее была работа, с которой надо было прежде закончить.

Пегаска подняла заднее копыто и пинком захлопнула люк, что болью отдалось в ноге, но, вероятно, выглядело достаточно круто для появления. Лампы дневного света работали, но не сильно хорошо, и после закрытия двери освещение в баре вернулось к более подходящему для выпивки полумраку. Старое радио за стойкой напевало единственным исправным динамиком что-то, напоминающее то ли горловое пение, то ли неразборчивое завывание. Музыка была плохо различима, но она отчаянно старалась наполнить помещение, уже занятое шумом разговоров и громким гулом промышленного кондиционера. В этом баре все работало на атмосферу – было ли это намеренно или нет – всё, начиная от поганого освещения, до постеров с кобылами и поломанных половиц, кричало о том, что это заведение для “крутых жеребцов”. Тут явно не привечали туристов, это был оазис для настоящих воздушных волков, в котором не было места посторонним, и Спитфайр это место уже нравилось.

Пегаска неторопливо пересекла зал, пытаясь продемонстрировать всем образ пони, которая не хочет, чтобы ее беспокоили. Большинство посетителей, заметив это, вернулись к своим напиткам и разговорам, но некоторые либо не могли понять язык тела, либо им было просто плевать. Некоторые жеребцы кивнули, некоторые качнули своими стаканами. Гриффина, стоявшая у доски для игры в дартс, тихонько свистнула ей, подмигнула и дважды резко щелкнула клювом, по-грифонски изображая поцелуй.

Несмотря на переполненный зал, все стулья у бара пустовали. Спитфайр приподняла бровь, увидев это, но когда она запрыгнула на одно из сидений и развернулась к бармену, то у нее появилось предположение, почему посетители предпочитали находиться подальше.

Барменом был крупный жеребец-единорог, который сидел на табурете за стойкой, повернувшись спиной к залу, удерживая в поле магии бирюзового цвета раскрытую газету. Все, начиная от роста, внешнего вида и манеры сидеть, говорило о том, что он был бы куда счастливее с пустым баром, чем с набитым посетителями. Его щетинистая грива была коротко подстрижена в зебринском стиле, отчего она напоминала опознавательную щетку на шлемах легионеров Королевской Гвардии. Судя по стрижке и бледным черным полоскам на его лаймово-зеленой шерсти, жеребец, вероятно, был наполовину зеброй. Для Эквестрии это было бы необычным сочетанием, но в торговом городе типа Занзебры подобное было распространено куда шире.

Спитфайр постучала копытом по стойке, чтобы привлечь внимание.

– Выпивки? – просто спросил бармен глубоким баритоном.

Пегаска подумала о том, чтобы отказаться и сразу перейти к делу, но после секундного колебания она решила сделать заказ, отчасти из-за жажды, а отчасти потому, что именно так следовало поступать, когда ищешь информацию в подобных местах.

– Давай свое фирменное, – так же просто попросила Спитфайр.

– Фирменного не держим, – объяснил жеребец. Он даже не потрудился оторвать взгляд от газеты, когда магией открыл холодильник и достал из него бутылку. Так же магией он свернул крышку и перелил напиток в кружку.

– Спасибо, – произнесла Спитфайр, делая глоток. Напиток был холодным, и на вкус напоминал пиво. Сойдет. – Ищу кое-кого. Как думаешь, не мог бы ты протянуть мне копыто помощи?

– Этот кое-кто пилот?

– Нет, он алмазный пес, зовут Басенджи, – пояснила пегаска.

– Тогда я его не знаю, – пренебрежительно фыркнул бармен.

Спитфайр сделала еще глоток, покрутив напиток во рту, как полоскание, пытаясь подавить внезапный скачок кровяного давления из-за грубости жеребца. Она уже собиралась попробовать задать вопрос еще раз, когда кто-то вскочил на табурет рядом с ней и вмешался в разговор.

– Да не будь таким, сахиб, – гриффина, стоявшая ранее у дартса, неодобрительно прищелкнула языком. – Ты уверен, что никогда не слышал об этом Басенджи?

– Я вообще ничьих имен не знаю, – коротко буркнул бармен.

– Тут ты привираешь, – продолжила гриффина. – Ты знаешь мое имя, и я уверена, что тебе известно имя Спитфайр.

Жеребец издал ртом грубый звук.

– Я знаю твое имя, Гейл, потому что благодаря твоей стальной печени, я смогу оплатить своим гипотетическим детям учебу в университете. И все знают Спитфайр.

Жеребец кивнул в сторону доски объявлений немного в стороне от бара. На ней висела куча старых листовок и плакатов с выступлений. Прямо посреди этой кучи бумаг был приколот календарь, который пегаска узнала. Его сделали несколько лет назад, и страница даже не была открыта на текущем месяце. На фотографии была изображена Спитфайр вместе с парой других кобыл из “Вандерболтов”, играющих в волейбол на пляже. Этот календарь отсняли для распространения с благотворительными целями, в тот год, когда она только пришла в команду. У нее дома был точно такой же на полке с наградами и трофеями, и Спитфайр знала, что через страницу будет веселая откровенная фотография Соарина в форме пожарного и с розой в зубах, лежащего на кровати в форме сердечка.

Было слегка забавно обнаружить один из ее рекламных снимков так далеко от Эквестрии, но в этом был смысл. “Вандерболты” часто выступали со своими шоу в зарубежных странах, и некоторые из их самых больших поклонников сами были профессиональными летунами.

На мгновение она задумалась, мог ли у ее отца оказаться такой же календарь, висящий где-нибудь на корабле. Хотя они и не общались, но отец как минимум помнил о ее дне рождения и каждый год посылал открытку. Так что вполне можно было предположить, что у него мог оказаться какой-нибудь сувенир с ней. Спитфайр почувствовала легкий прилив жара к щекам от осознания того, что, если у ее отца был этот злосчастный календарь, следовательно он видел, в какой позе ее засняли для месяца, куда попадал День Сердец и Копыт.

– Конечно, я слышал о Спитфайр, – продолжил бармен. – В небе нет ни одного юнги, который не знал бы ее. Я повесил плакат с ней над своей койкой, чтобы скрасить одинокие ночи, как и все прочие.

Остальные посетители, должно быть, подслушивали, потому что по залу прокатился взрыв хохота. Внезапного смеха было достаточно, чтобы вывести жеребца из состояния безразличия. Он отложил газету и повернулся, чтобы узнать, что это на всех нашло.

Улыбка медленно расползлась по мордочке Спитфайр, пока она наблюдала, как меняются эмоции на морде бармена. Его раздраженный хмурый взгляд медленно угас, когда он посмотрел на молодую кобылу, с которой только что разговаривал, и на мгновение брови жеребца сошлись в замешательстве, как будто он узнал ее, но не мог сразу сопоставить с именем – что, вероятно, четко указывало на то, для чего он использовал вышеупомянутый плакат. Бровь бармена удивленно приподнялась, когда он, наконец, понял, кто она такая, а уголки губ приподнялись в нетерпеливой улыбке. Которая тут же погасла, когда он сообразил, в чем только что непреднамеренно признался.

Спитфайр хихикнула в кружку при виде огромного жеребца, покрасневшего, как школьник.

– Всегда приятно познакомиться с поклонником, – произнесла она, делая глоток, после чего слизнула пиво с верхней губы немного медленнее, чем нужно, и причмокнула губами со вздохом удовлетворения. – А теперь, если бы ты мог повспоминать чуть-чуть усерднее и указать мне направление на ближайшую нору алмазных псов, это было бы просто здорово.

Басенджи оторвал взгляд от книги, лежащей у него на коленях, и посмотрел на пса, сидящего напротив. Увлекшись чтением, он совсем забыл, что пришел в гости к своему дяде Аките. Они сидели на большой циновке из плетеного тростника, которую дядя вытаскивал из угла всякий раз, когда к нему приходили гости. Жены Акиты не было дома, а дочь Джембе, вероятно, была сейчас на поверхности, поэтому, когда Басенджи услышал голос своего дяди, он понял, что Акита, вероятно, разговаривал именно с ним.

– Прости, что? – спросил пес, по-совиному моргая.

В стае, которая была известна наличием довольно крупных псов, Акита все же смог выделиться из толпы. Он был младшим братом отца Басенджи, и, несмотря на рост, обладал мягким, добрым характером – вероятно, это было результатом того, что он родился совсем маленьким. По словам Салюки, он вымахал таким здоровым в подростковом возрасте.

– Мне было интересно, что ты читаешь, – спросил Акита, изучая огромный кусок аметиста, который держал в лапе, после чего начал царапать его когтем с невероятной осторожностью. – Ты же за этим пришел, верно?

– Это дневник, который Джембе хотела, чтобы я прочел, – ответил Басенджи, закрывая книгу, о которой шла речь. Это была простая синяя книга в твердом переплете, толщиной в несколько сотен страниц. – Я просил ее практиковаться в нем в написании песен, и она решила, что мне стоит глянуть на то, что у нее получилось.

Акита прекратил гравировать камень и поднял глаза, удивленно вскинув брови.

– Она пишет песни? Уже?

– О да, – кивнул Басенджи. – Она еще не готова писать песни об истории нашего народа, но ученикам нужно практиковаться все время. Разве ты никогда не видел, как мой отец набрасывал идеи песен, когда тренировался?

– Нет, никогда, – ответил Акита, почесывая висок. – У меня нет абсолютно никакого таланта к Путям, и поэтому я никогда не обращал особого внимания на ремесло Салюки. О чем она пишет?

– О всяких мелочах, – ответил Басенджи, наугад перелистывая страницы. – Шитье, погода, парни и песни о том, как писать песни. Однажды она напишет то, что будет важно, но сейчас она просто учится облекать историю в слова.

– Они хоть чуть-чуть хорошие? – Акита отложил свой камень – наполовину законченная статуэтка матери Джембе – и протянул свою длинную лапу, чтобы взять дневник из лап Басенджи.

Тот убрал книгу и виновато улыбнулся в ответ на растерянный взгляд дяди.

– Она попросила меня не показывать их тебе, – объяснил он, нервно хихикнув. – Джембе все еще немного стесняется своего ремесла. Она даже не хотела находиться со мной в одной комнате, когда я читал ее песни.

– Ох, полагаю, это нормально, – стоически ответил Акита, но по выражению глаз было понятно, что он разочарован.

– Тем не менее, они очень даже хороши, – произнес Басенджи, надеясь, что потакание отцовской гордости может заставить дядю почувствовать себя лучше. – Она очень быстро освоила классическую структуру и попробовала несколько интересных вещей с просодией.

Акита нахмурился, а хвост медленно постукивал по полу, когда он пытался проанализировать эту оценку. Басенджи уже видел подобный взгляд раньше. Его семья породила длинную череду барабанщиков – многие из них были хороши в своем искусстве и плодовиты, – но даже среди них были псы, которые мало интересовались научными познаниями.

– Понимаю, – кивнул Акита, длинный хвост радостно мотался позади. – В конце концов, она моя дочь.

– Как скажешь, дядя, – расхохотался Басенджи.

– Ба, ладно, смейся-смейся над своим бедным дядей, – усмехнулся Акита. – Твой отец тоже смеялся надо мной. Полагаю, ты можешь заменить его на этом поприще, как и в его более важных обязанностях.

Басенджи почтительно склонил голову.

– Хм, и все же, – продолжил Акита, пожав плечами, – я бы хотел, чтобы Салюки наконец вернулся. Чувствую себя нехорошо из-за того, что он находится в том месте.

Пес поднял свой драгоценный камень и продолжил резьбу, кучка пыли и обломков у него на коленях постепенно росла.

– Если Старые Псы запечатали тот город – на то была причина… Твоему брату пребывание там определенно не пошло на пользу.

Басенджи вздохнул. После обсуждения случившегося с представителями Эквестрии, Седельной Аравии и Зебрики было решено, что все произошедшее в Некрополисе должно храниться в секрете. Даже в их стае единственными псами, кто знал всю правду, были Басенджи, Динго, Салюки и Шиба.

Не было никаких тел, от которых необходимо было избавится. Чудовища из снов, вызванные проклятием Анубиса, оставили лишь кровь и рваные лохмотья. Агенты трех наций, которые занимались сокрытием, убрали то немногое, что осталось, прежде чем команде ученых разрешили войти в город.

– Теперь там безопасно, – уверенно ответил Басенджи. – Если там и было что-то запечатано, то оно уже покинуло город. Отец тоже так считает, иначе он никогда бы туда не отправился.

Лапа Акиты замерла, но его глаза оставались прикованными к статуэтке, как будто он обдумывал, не отложить ли ее снова.

– Вся стая знает, что там что-то произошло – наверное, так и было. Однако никто не задает вопросов, и мы не осмеливаемся озвучивать свои подозрения, потому что это связано со Старыми Псами и, следовательно, это дела барабанщиков. Возможно, мы и не понимаем Пути так, как вы, но мы знаем, что нужно оставить дела барабанщиков барабанщикам, – Акита накрыл наполовину законченную фигурку жены, бережно прижимая ее обеими лапами, как будто защищал ее от того, что собирался сказать, пес наклонился вперед, и в его глазах была печаль. – Безумие забрало у нас твоего брата, и когда ты вернул его, он остался пустым внутри... Если честно, ты тоже оставил там часть себя. В тебе появилось что-то печальное, и я беспокоюсь, что моего старшего брата тоже изменит то, что повлияло на его сыновей.

– Город мертв, дядя, – ответил Басенджи, разрывая зрительный контакт. – Да, тебе много о чем не рассказали, но можешь мне довериться – сейчас это место не представляет опасности. Там нет ничего, кроме костей.

– Это не просто вопрос доверия, щенок. Стая была очень напугана тем, что случилось с твоим братом... Мы – алмазные псы. Мы можем давить сапфиры клыками и колоть гранит лапами, но призраки и тени? Пути? Нельзя побороть их клыками или когтями. Барабанщики не знают, каково это – быть бессильным. То, что ты знаешь, то, что ты можешь сделать, заставляет даже самых сильных из нас чувствовать себя беспомощными.

Басенджи положил лапу на барабан, лежащий рядом. Было странно слышать, как такой невероятно могучий пес признает его силу. Умом Басенджи понимал, что у него есть сила, но совсем другое дело услышать это от кого-то другого.

Однако Акита ошибался. Там, в Некрополисе, сама вера Басенджи в Старых Псов пошатнулась. Его окружили со всех сторон порождения кошмаров, он стоял на окровавленной земле, где неизвестное количество его собратьев-псов приняли свою смерть, и он считал себя проклятым самим создателем их вида. На самый короткий, самый ужасный миг Басенджи сдался. Он чувствовал себя бессильным.

Но он был не один.

– Я хорошо знаю, что значит чувствовать себя беспомощным, дядя, – признался барабанщик. – Но думаю, это был полезный опыт. Я понял, что чувствовать себя беспомощным – это не то же самое, что быть беспомощным. Страх может лишить нас рассудка, но мы не должны этого допустить.

На морде Акиты заиграла улыбка, а из его груди вырвался глухой смешок.

– Ты уже совсем не тот щенок, что попал хвостом в крысоловку и проплакал целый час.

– Ай, это было очень давно, – буркнул Басенджи, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Интересно, будет ли моя маленькая Джембе когда-нибудь изрекать мудрые вещи, – размышлял Акита вслух, снова принимаясь за резьбу.

– Я верю, что будет. Мудрость всегда находит тех, кто ее ищет.

Входная дверь внезапно распахнулась, громко лязгнув о камень, ударившись в стену. Джембе стояла в проходе, слегка запыхавшись.

– Басенджи! – крикнула она. – Я искала тебя! На поверхности стоит пони и говорит, что она здесь, чтобы увидеть тебя.

Басенджи моргнул. У него было несколько друзей-пони в городе, но они никогда его не навещали.

– И кто это?

– Она сказала, что ее зовут Спитфайр.

– Не знаю никого с таким именем, – ответил Басенджи, задумчиво поглаживая подбородок. – По крайней мере, я так думаю. Она сказала, чего хочет?

– Она сообщила нам только свое имя и что будет говорить лишь с тобой, – Джембе запрокинула голову и вздохнула с таким хриплым стоном, который только молодежь может издавать не стыдясь. – Просто пошли!

Она повернулась и побежала по туннелю в направлении лестницы на поверхность, даже не потрудившись закрыть за собой дверь.

– Она была очень взвинчена, – прокомментировал Акита. – Должно быть, это важно.

– Ну, ты же знаешь, какая Джембе легковозбудимая, – произнес Басенджи, вставая. – Нельзя сказать, насколько это важно на самом деле, пока я не поднимусь туда и не увижу все сам.

– Тоже верно, – старший пес пожал плечами.

Басенджи был уже почти у двери, когда внезапно вспомнил кое о чем. Он обернулся и обнаружил, что его дядя отложил резьбу в сторону и уже потянул лапу за дневником, оставшимся на полу. Акита заметил взгляд племянника и быстро сел обратно, пытаясь выглядеть невинно.

– Ты проследишь, чтобы дневник вернулся в ее комнату? – спросил барабанщик.

– Конечно.

– И, кстати... Ты ошибаешься насчет Динго, – добавил Басенджи. – Он не пустой. Мне кажется, что у него наоборот слишком много всего внутри.

Акита нахмурил брови, а хвост начал нетерпеливо колотить по земле, пока он обдумывал услышанное. Через мгновение он просто пожал плечами.

– Дела барабанщиков, – просто сказал он, потянувшись за дневником и начав листать страницы.

Спитфайр сидела в тени дерева, прислонившись к стволу и постаравшись хоть чуть-чуть укрыться от жары, ожидая, когда шустрая девушка в желтом плаще приведет этого самого Басенджи. Пегаска зевнула, скорее от скуки, чем от усталости, и бросила взгляд на лестницу, высматривая хоть какие-то признаки, что кто-нибудь идет.

Большой пес с копьем наготове, который был с маленькой самкой, стоял на полпути между ней и лестницей, уставившись на Спитфайр и пытаясь выглядеть угрожающе. Пегаска ответила на его настороженный взгляд своим равнодушным.

– Расслабься, приятель, – сказала она, нарушая молчание. – Я понимаю, что ты на службе, но я здесь только для того, чтобы поговорить с одним псом о пони. Я не собираюсь создавать никаких проблем.

– Чага – страж, – сообщил охранник, которого, по-видимому, звали Чага, на очень плохом эквестрийском, стукнув пяткой копья по земле.

Спитфайр закатила глаза. Она приподняла крылом клапан седельной сумки и пошарила внутри в поисках фляги. Только из-под земли вода была прохладной и освежающей, но спустя несколько часов во фляге она прилично нагрелась.

Спитфайр вытащила флягу и взболтала жидкость в металлическом контейнере.

– Пить? – спросила она у пса.

Тот посмотрел на флягу, но решил молча оставаться на своем посту.

– Мне больше останется, – пожала плечами пегаска.

С лестницы донесся лай, привлекший их внимание, и несколько мгновений спустя девушка в желтом плаще появилась на поверхности. Она остановилась на несколько секунд, чтобы перевести дыхание, после чего обменялась с Чагой несколькими словами на своем языке, прежде чем повернуться к Спитфайр.

– Басенджи идет, – сказала она, ее эквестрийский был хоть и лучше, чем у охранника, но все же немного грубоват. – Он будет здесь быстро. Меня зовут Джембе, Басенджи – мой двоюродный брат.

– Спасибо, Джембе, – ответила Спитфайр, встряхнув флягу. – Попьешь?

Джембе моргнула, услышав предложение.

– Ах, нет, спасибо, – ответила она, бросив вопросительный взгляд на Чагу.

Более крупный пес пожал плечами, и движение было настолько крошечным, что Спитфайр едва уловила его под броней.

Пегаска приподняла бровь, заметив взгляды, которые они украдкой бросали друг на друга. Она четко следовала указаниям, которые дал ей бармен, и добралась до норы чуть больше чем за час. Когда она приземлилась, то обнаружила этих двоих, сидящих вместе под деревом и дружелюбно болтающих друг с другом. В тот момент она не обратила на это внимание, но теперь у нее возникло ощущение, что между ними двумя могло что-то быть.

– Хех, вы двое такие милые, – начала Спитфайр, указывая копытом попеременно на Джембе и Чагу. – Давно вместе?

Пегаска хрипло хихикнула, увидев ошарашенные взгляды.

– Судя по выражению ваших морд, я бы сказала, что нет.

Остаток их ожидания прошел в тишине, пока два пса пытались смотреть куда угодно, только лишь бы не на Спитфайр или друг друга. Пегаска просто потягивала воду и улыбалась им, как кошка, наблюдающая за парой канареек, щебечущих в клетке.

Уши Джембе и Чаги навострились, привлекая внимание к лестнице, поскольку их куда более чуткий собачий слух уловил звук чьего-то приближения.

Спитфайр убрала флягу и встала, чтобы поприветствовать пса, ради встречи с которым она пролетела тысячи миль.

Басенджи и близко не обладал такой внушительной фигурой, как Чага. В то время как стражник мог бы легко переплюнуть в росте любого не-аликорна из всех, кого в своей жизни видела Спитфайр, Басенджи был чуть выше обычного крупного жеребца. На нем был плащ, похожий на тот, что был у Джембе, только темно-зеленого цвета, а на ремнях сбоку висели сумка и барабан, который, согласно рапорту Твайлайт, указывал на его профессию барабанщика. Пегаска нечасто встречала алмазных псов, но предположила, что он, вероятно, все еще довольно молод – скорее всего, примерно ее возраста.

Этот пес определенно не был похож на воина, но если Твайлайт была права, он нужен им совсем не из-за физической силы. Тем не менее, Спитфайр не могла не почувствовать укол разочарования, наблюдая, как тот идет мимо двух других псов, чтобы присоединиться к ней под деревом.

– Ты Басенджи? – спросила она.

– Да, я Басенджи, – ответил пес, склонив голову в почтительном кивке, на который Спитфайр рефлекторно ответила. – Ты Спитфайр? Я не верю, что мы знакомы. Какое у тебя может быть ко мне дело?

– Я здесь, чтобы доставить тебе письмо, – ответила пегаска, роясь в своих сумках в поисках свитка, который написала Твайлайт. – Тебе нужно научиться отвечать на письма. Это уже третье, которое тебе послали.

– От кого? – спросил Басенджи, удивленно склонив голову набок.

Спитфайр наконец нашла свиток и зажала его в зубах.

– Твайлайт Спаркл.

Пес схватил свиток и одним движением когтя сорвал восковую печать.

– Твайлайт Спаркл прислала тебя? – поспешно спросил он, разворачивая письмо и просматривая его. – Она пыталась связаться со мной? С ней все в порядке? Что-то произошло?

– Все в письме, – ответила Спитфайр. Судя по его реакции, он, вероятно, не получил других писем, отправленных единорожкой, что было хорошо, поскольку это означало, что он не намеренно игнорировал призывы Твайлайт о помощи.

Басенджи пробежал глазами текст, и кровь медленно отхлынула от его морды, пока он читал. На середине письма у него подкосились ноги, и Басенджи рухнул на задницу. Джембе и Чага сделали движение, чтобы броситься к нему, но барабанщик отмахнулся от них, не отрывая глаз от страницы.

– Это правда? – дрожащим голосом спросил пес, добравшись до конца письма.

– Я его не читала, – призналась Спитфайр, – но поскольку его составила Твайлайт, то все написанное в нем соответствует ее словам.

Басенджи сидел на земле, глядя сквозь осторожно зажатое в лапах письмо. Внезапно, со вспышкой гнева, пес сжал свиток в кулаке.

– Пожалуйста, подожди здесь, – сказал Басенджи, вставая и грубо запихивая письмо в сумку. – Мне нужно кое с кем поговорить, но я скоро снова вернусь к тебе.

Спитфайр моргнула, увидев горящий злобой взгляд пса. Она не знала точно, что Твайлайт написала в письме, но выглядел он просто разъяренным.

– Э-э, поняла, приятель. Прям тут и буду.

Басенджи повернулся, не сказав больше ни слова, и бегом направился обратно к лестнице. Два младших пса, должно быть, тоже заметили перемену в его настроении. Они поспешили за ним, тревожно лая и поскуливая на своем родном языке. Басенджи их проигнорировал. Учитывая, что Чага был достаточно взволнован, чтобы даже покинул свой пост, пегаска предположила, что Басенджи не из тех, кто часто выходит из себя. Существовала старая поговорка, которая утверждала, что нужно быть осторожным с тем, кто медленно впадает в гнев, и, по собственному опыту Спитфайр была склонна с ней согласиться.

– Подожди здесь, говорит, – пробурчала пегаска, вытирая пот со лба. – Как здесь может быть так жарко? Это то же солнце, что и в Эквестрии. Селестия, должно быть, просто ненавидит это место.

Спитфайр огляделась и, вздрогнув, обнаружила, что она не одна, как ей казалось. Еще один алмазный пес сидел неподалеку, на краю утеса, возвышающегося над долиной, и смотрел вдаль. Она, конечно, заметила его, когда подлетала, но он был таким тихим, таким неподвижным, что она совершенно забыла о его присутствии. Даже сейчас он был больше похож на статую, чем на живое существо.

Тихий пес был чуть крупнее Басенджи, хоть и ненамного, а по телосложению очень худым. На нем был дорожный плащ, похожий на тот, что был у Басенджи и Джембе, только коричневого цвета, такой же невзрачный, как и пес, который его носил.

– Эй! – крикнула Спитфайр. – Как дела?

Пес по-прежнему не реагировал, если не считать взмаха хвоста, поднявшего небольшое облачко пыли и сухой травы. Если бы не это легкое движение, пегаска могла бы вернуться к теории, что смотрит на статую, возвышающуюся над долиной, напоминая горгулью, взгромоздившуюся на парапет старого здания.

– Эй, я с тобой разговариваю! – крикнула Спитфайр чуть громче. Пес по-прежнему не реагировал, поэтому она раздраженно откинулась назад на ствол дерева и начала рыться в седельной сумке в поисках чего-нибудь пожевать. – Оставили меня здесь одну, на жаре, с глухим псом. Лучше бы этот Басенджи стоил таких хлопот.

– Ждите здесь, – твердо приказал Басенджи, поворачивая за угол, откуда была видна дверь в логово Шибы.

Джембе и Чага следовали за ним всю дорогу от поверхности. До сего момента он ни слова им не сказал, и на половине пути к логову они прекратили попытки добиться от него ответа. Внезапности, с которой Басенджи нарушил молчание, должно быть, хватило, чтобы удивить их и заставить подчиниться.

– Говорящий Басенджи, – начал Чага ровным, но напряженным от беспокойства голосом, – это логово Альфы Шибы. Мне... мне пойти с тобой?

– Ждите здесь, – повторил Басенджи.

Дверь в логово Шибы была сделана из того же железа, что и любая другая дверь в норе, а его положение альфы в стае демонстрировал алмаз, вплавленный на уровне глаз. Что было бесполезным проявлением тщеславия, учитывая, что к логову Шибы был прорыт отдельный тоннель, так что вряд ли можно было случайно постучать не туда.

Басенджи повернул ручку и без стука распахнул дверь. Поскольку каждый пес был способен легко прокопаться сквозь стену чужого логова, войти без стука или получения разрешения было тяжелым оскорблением.

Шиба, к его чести, не выглядел удивленным тем, что к нему заявились без предупреждения. Он сидел перед очагом с огненными камнями, горящими под котлом, достаточно большим, чтобы накормить целую семью. Пес держал в одной лапе глиняную миску и ел, как впрочем всегда, когда Басенджи его видел.

– Ты не из тех, кто ведет себя грубо, – произнес альфа, вываливая содержимое миски обратно в котел, – поэтому предполагаю, что у тебя должно быть веское оправдание для вторжения в мою личную жизнь.

– Я желаю слышать подобного от твоей жирной, невежественной рожи, – выплюнул Басенджи. – Ты достаточно вторгался в мою личную жизнь, чтобы лишиться права винить меня за то же самое.

Шиба посмотрел в потолок, склонив голову набок.

– Вторгался в твою...Это опять из-за твоей почты?

– Ты сам прекрасно об этом знаешь! – рявкнул барабанщик. – Посыльный только что принес мне еще одно письмо.

Он порылся в своей сумке и, вытащив свиток, потряс им в воздухе.

– Это от Твайлайт Спаркл – и уже третье подобное письмо. Ты, вероятно, читал два предыдущих, так что могу предположить, что ты точно знаешь, что написано в этом. С чего ты вообще решил совершить такую глупость и скрыть все это от меня?

– Потому что это не твое дело, – холодно ответил Шиба, потянулся за длинным стальным черпаком и начал помешивать то, что было в котле. – Забудь об этом письме.

– Не мое дело? – переспросил Басенджи. Он не мог поверить в то, что слышал. Несмотря на все оскорбления, которыми он осыпал главу стаи, тот на самом деле был не так глуп, как прикидывался. – Как ты можешь так говорить? Ты присутствовал, когда я объяснял отцу, что случилось с Динго. Ты были там, когда мы обсуждали возможность того, что исполнитель этого отвратительного деяния все еще на свободе. Твайлайт Спаркл подтвердила существование этой твари и говорит, что она в Эквестрии, и ты вдруг решил, что это не мое дело?

Шиба сердито зарычал, оскалился и швырнул половник в стену, забрызгав пол содержимым.

– Мне до кошачьей жопы, что происходит в Эквестрии, и тебе тоже должно быть так же! – рявкнул альфа, поднимаясь во весь рост, пытаясь использовать в качестве аргумента свой размер. – Какой-то монстр бегает там и жрет пони? Замечательно! Пускай набивает ими брюхо, пока не лопнет! Между ним и нами целый океан, так что это их проблема, а не наша! А теперь перестань сомневаться в моем лидерстве и возвращайся к своим обязанностям перед стаей!

Басенджи прищурился, отказываясь поддаваться страху от такого.

– Я уже однажды говорил тебе, что ты даже не представляешь, в чем заключаются мои обязанности, и твои слова это лишний раз доказывают. Не подвергать сомнению твое лидерство? Ты не мой лидер – я барабанщик. Ты не имеешь права вмешиваться в мои дела.

Басенджи сунул письмо обратно в сумку и повернулся, чтобы уйти.

– Куда, по-твоему, ты собрался? – рыкнул Шиба. – Мы еще не закончили.

– Нет, закончили, – ответил Басенджи, не поворачиваясь, ведь говорить, глядя в глаза, было проявлением уважения. – Я еду в Эквестрию. Барабанщик идет туда, где он нужен, а нашей сестре нужна моя сила.

– Ты никуда не едешь, – угрожающе прорычал Шиба, – или я прямо тут переломаю тебе ноги. Ведь они тебе не понадобятся, чтоб играть на барабане, верно?

Басенджи усмехнулся.

– Я не боюсь тебя, Шиба. Никогда не боялся и никогда не буду. Да, псов, достаточно сильных, чтобы на равных драться с тобой, можно пересчитать по когтям одной лапы, но я знаю по крайней мере двоих, что уважают меня больше, чем тебя. Один из них – мой дядя, а второй стоит снаружи в коридоре. И ни один из них не будет рад, если мне причинят вред.

Больше никаких угроз в его адрес не последовало, и барабанщик направился к двери.

– Басенджи, подожди… пожалуйста.

Пес замер, услышав умоляющий тон альфы. Шиба всегда был гордым псом, что граничило с высокомерием. Басенджи никогда раньше не слышал, чтобы вожак искренне произносил слово “пожалуйста”.

Шиба стоял на коленях, упершись передними лапами в пол. Он выглядел испуганным, даже паникующим.

– Пожалуйста, – повторил он. – Пожалуйста, останься.

– Шиба… Я… Я никогда раньше не слышал, чтобы ты просил.

– Ты думаешь, мне этого хочется? Я делаю это ради нашей стаи. Салюки застрял в этом заброшенном городе-гробнице, Джембе еще щенок, а Динго безумен. Если ты уйдешь, то здесь не останется никого, кто сможет нас защитить. Что, если этот монстр решит вернуться за нами так же, как он пришел за Динго и другими? Он приходил к ним во сне. Он манипулировал самим Великим Анубисом! Ты не можешь оставить нас на его милость… пожалуйста. Я не смогу защитить стаю без твоей помощи.

Пока Басенджи наблюдал, как огромный альфа умоляет его остаться, в его ушах зазвенели слова, сказанные дядей менее часа назад.

“Барабанщики не знают, каково это – быть бессильным. То, что ты знаешь, то, что ты можешь сделать, заставляет даже самых сильных из нас чувствовать себя беспомощными”.

Внезапно дела и поведение Шибы за последние несколько месяцев обрели смысл. Он был привержен традициям вожаков и использовал свой размер и силу, чтобы запугать любого из тех, с кем не мог договориться. Шиба, должно быть, понимал, что не сможет добиться своего, просто разговаривая с Басенджи, поэтому решил поступить так, как делал всегда, когда слова не помогали – укоротить поводок и надеяться, что сможет напугать отступника и заставить подчиниться.

Шиба был напуган. Он был вожаком стаи, и поэтому правда о произошедшем была известна ему во всей полноте. В отличие от остальных членов стаи незнание не защищало его от ужасающей реальности, и, вероятно, это потрясло его до глубины души. Шиба был силен, он был прекрасным бойцом, он был лидером, но ни сила, ни воинское мастерство, ни лидерские качества не могли помочь против врага, способного поработить бога. Акита хорошо это передал, сказав, что когти и клыки ничего не значат для существ, повелевающих тенями и кошмарами. Только Пути могли защитить стаю, и только барабанщики знали Пути.

Басенджи никогда не любил Шибу, но и ненависти к нему он никогда не испытывал. Барабанщик подошел к крупному альфе и ободряюще положил лапу ему на плечо.

– Встань, пожалуйста, – попросил он. Вожак сделал, как ему сказали. – Я должен идти. Если эта тварь пустила корни в Эквестрии, мне следует считать, что она сделала это не просто так. Я не могу пустить все на самотек. Я не верю, что оно не угрожает нашей стае. Это угроза для всех псов. Для всех живых в этом мире.

– Но должен же быть кто-то еще, кто может туда отправиться? Может, Салюки удастся убедить или какого-нибудь барабанщика из другой стаи.

– Другой барабанщик, возможно, и мог бы справиться с этой задачей, но я был тем, кого позвали, – ответил Басенджи, покачав головой. – Я уже был вовлечен в эту историю, и поэтому должен довести дело до конца.

Шиба выглядел так, как будто хотел продолжить спор, но покорно кивнул и мягко стряхнул лапу Басенджи со своего плеча. Вожак подошел к месту, куда отшвырнул черпак, поднял и тщательно протер о жилетку, которая и так не блистала чистотой.

– Почему ты такой упрямый? – спросил Шиба, накладывая тушеное мясо в свою миску.

Басенджи ухмыльнулся.

– Я только что подумал о тебе то же самое, – уходя, он все же добавил: – Если что-то пойдет не так, посылай за моим отцом.

Шиба пренебрежительно махнул лапой, делая вид, что сильно занят едой и не может нормально попрощаться.

– Осторожней там, – пробормотал альфа негромко, практически неразличимо за скрипом дверных петель.

Логово Салюки наполовину было жильем, а наполовину библиотекой. Собственная коллекция книг Басенджи никогда не была особо крупной просто потому, что у него всегда был доступ к личной библиотеке отца. Салюки провел всю жизнь, собирая книги и сказания, да и сам написал немало.

История псов была длинной, но не забытой. Предполагалось, что барабанщик должен знать сотни песен разной длины и сложности, но песен было больше во много раз. Старые песни и песни, которые стали менее актуальны в современные времена, записывались при помощи скорописи, способ расшифровки которой был известен только барабанщикам.

Басенджи стоял перед одной из книжных полок своего отца, листая песенник с хрупкими пожелтевшими страницами, написанный его прапрабабушкой. Пес раздраженно фыркнул и поставил книгу на место, после чего достал еще несколько томов, отчего железные полки застонали от изменившейся нагрузки, и сложил их на пол рядом с собой.

– Я не понимаю, – произнесла Джембе из-за его спины. – Как ты можешь снова уезжать?

– Твайлайт Спаркл нуждается в моей помощи.

– И вот так просто ты снова уходишь? Что нам делать, если кому-то понадобится твоя мудрость?

– Такое случается не часто, – ответил Басенджи, пожимая плечами. – Но если кому-то понадобится наставление, они его найдут. Я как раз сегодня говорил кое-кому, что мудрость находит тех, кто ее ищет.

Джембе усмехнулась и надменно скрестила лапы на груди.

– Это не то, что я жажду услышать от пса, который должен быть моим наставником. А как насчет моего обучения, а? Кто будет меня учить?

Басенджи оторвался от сортировки книг и приподнял бровь. Он обвел комнату лапой, указывая на множество полок, забитых книгами.

– Ты же умеешь читать, – язвительно ответил барабанщик. – Не думаю, что тебе придется далеко ходить за мудростью, которую ты ищешь.

– Мне не нужны книги, мне нужен учитель, – отрезала Джембе, раздраженно топнув ногой и передвинув лапы так, чтобы скрестить их поплотнее. – Если ты уходишь, то и я с тобой.

– Ты никуда не идешь, – твердо заявил Басенджи. – И тебе не нужно, чтобы я держал тебя за лапу до конца тренировок. Ты уже очень близка к завершению своего обучения. Ты сможешь завершить его самостоятельно.

– И как я должна узнать, когда его закончу, а?

– Ты узнаешь.

– Как?

– Потому что оно закончится, – ответил Басенджи, снова пожимая плечами и возвращаясь к просмотру книг.

Ему пришлось постараться, чтобы не улыбаться, пока он водил бедную ученицу кругами. Возможно, было не совсем красиво настолько туманно говорить с ученицей. Так-то оно так, но одновременно таковы были традиции, и еще это было весело, очень весело. Мечтой каждого ученика было однажды оказаться на месте такого же неприятно расплывчато и загадочно выражающегося учителя, каким был для них их собственный, и Басенджи хотел выжать из этой ситуации все, прежде чем отправится в свое путешествие.

– Ну, тогда я как раз закончила обучение, – сообщила Джембе. – Вот только что это поняла.

Басенджи улыбнулся.

– Ты действительно в это веришь?

Джембе запрокинула голову и застонала.

– Ох, ну почему все должно быть таким сложным?

– Ты поймешь, когда станешь старше... – напел барабанщик.

– Теперь ты просто ведешь себя как придурок.

Басенджи рассмеялся, засовывая пару маленьких песенников в сумку. Он оставил стопку книг на полу и приступил к осмотру следующего шкафа. В комнате так и осталось еще несколько стопок книг.

– Тогда сделай этому придурку одолжение и расставь книги за меня, пожалуйста. Спитфайр ждет, и мне надо будет отправляться как только Чага вернется с вещами, которые мне нужны.

Джембе начала колебаться, но после секундного размышления шагнула вперед и начала расставлять книги на места. У нее получалось чуть ли не быстрее, чем Басенджи их снимал. Частью обучения под руководством Салюки был способ организации библиотеки, и Басенджи должен был признать, что ее система была намного лучше, чем та, которой отец научил его самого – пихай книгу туда, куда она влазит.

– Я все еще не понимаю, почему я не могу пойти с тобой, – спросила Джембе.

– Потому что ты не готова нести такое бремя, – мягко объяснил Басенджи. – Там может быть опасно, и не думаю, что твой отец был бы рад, что я втягиваю тебя во что-то подобное.

– Тем больше причин, почему мне стоит отправиться с тобой. Тебе может понадобиться помощь. Я тоже барабанщик. Если есть необходимость в моем мастерстве, то разве не лучше мне тоже быть там?

– Даже если бы ты закончила свое обучение, я бы не хотел вовлекать тебя во все это.

– Из-за того, что случилось с Динго, да? – спросила Джембе, понизив голос до полушепота. – Твайлайт Спаркл была там, когда ты нашел его, и теперь она пишет тебе по делу, настолько срочному, что ты бросаешь все, чтобы отправиться к ней... Это ведь не просто болезнь, верно? Что-то... что-то сделало это с Динго, да?

Басенджи сделал глубокий вдох, задержал дыхание и наконец выдохнул. Он мог соврать ученице, но она была достаточно умна, чтобы догадаться об этом.

– Да, – ответил пес, решив, что такая доля правды не повредит.

– И теперь ты собираешься отправится за ним.

Басенджи положил еще одну книгу в сумку на боку.

– Да.

Он почувствовал, как его младшая кузина обняла его и уткнулась мордочкой ему в грудь.

– Я не хочу, чтобы ты тоже пострадал.

Басенджи обнял ее в ответ и осторожно почесал за ушами.

– Я не буду врать тебе и говорить, что такого не случится, потому как всякое бывает, – признался он. – Но я тебе могу обещать, что не буду один и что сделаю все, что в моих силах, чтобы оставаться в безопасности.

Они посидели так некоторое время, Джембе вцепилась так, словно никогда больше не увидит двоюродного брата, пока Басенджи чесал ее за ушами. В какой-то момент входная дверь скрипнула, но Чага остался в коридоре, давая им минутку уединения.

Джембе наконец отстранилась, вытирая глаза внутренней стороной плаща, и позвала приятеля войти.

– У меня есть то, что ты просил, Говорящий Басенджи, – сообщил Чага, складывая на пол то, что он принес.

Страж сходил до логова барабанщика и забрал все необходимое для путешествия – мешочек с золотыми монетами, один из драгоценных камней, несколько книг, горсть полосок сушеного мяса и большой бурдюк с водой. Басенджи сложил все это в свою сумку, отчего она заметно потяжелела и раздулась. Пришлось отрегулировать ремень, чтобы это учесть.

Закончив приготовления, он поцеловал Джембе в макушку и грубо хлопнул Чагу по плечу.

– Берегите друг друга и ведите себя хорошо. И закончи расставлять книги.

Басенджи покинул логово Салюки и направился на поверхность. По пути он встретил несколько псов, и хотя они с любопытством на него поглядывали, вопросов куда это он направляется никто не задавал. Слух о том, что он ушел, разнесется достаточно скоро.

До поверхности он добрался быстро и без происшествий. В последний раз, когда Басенджи отправился в путешествие, это происходило глубокой ночью, и он проскользнул мимо часовых, прокопав ход из тоннеля неподалеку от поверхности. Теперь он снова отправлялся в путь, на этот раз прекрасно осознавая опасность, с которой может столкнуться. Его первое приключение чуть не привело к гибели от обезвоживания посреди пустыни и, поднимаясь по ступеням, барабанщик тихо пообещал себе, что в следующий раз, когда он будет готов к встрече с Анубисом, он будет очень старым псом.

Судя по положению солнца на небе, им как раз должно было хватить времени добраться в Занзебру до темноты, если отправятся немедленно. Спитфайр ждала под акацией, которую облюбовали Джембе и Чага.

Пегаска встала, когда Басенджи приблизился к ней, и бросила взгляд на его битком набитую сумку.

– Мне было интересно, почему ты так долго.

– Мы отправимся через минуту, – сообщил пес, проходя мимо нее. – Я должен попрощаться и тогда буду готов.

– Я с ним недавно поболтала, – сказала Спитфайр, кивнув головой в сторону Динго. – Крайне разговорчивый парень.

– Как скажешь, – хохотнул Басенджи.

Он стоял рядом с Динго, присоединяясь к бдению своего брата, непрерывно глядящего вдаль.

– Эквестрия находится там, куда ты смотришь, – Басенджи высказал вслух то, что теперь стало для него очевидно.

Ухо Динго дернулось.

– Я знаю, ты слышал, о чем мы говорили, – продолжил Басенджи. – Ты знаешь, что я получил письмо от Твайлайт Спаркл. Она нашла того, кто ответственен за запечатывание Великого Анубиса в твоем теле. Это за ним ты все время следил.

Ухо Динго снова дернулось.

– Судя по описанию в письме, думаю, я знаю, что оно такое, но мне нужно будет уточнить по старым песням, прежде чем я решусь сказать это вслух. В любом случае, я остановлю его. Я тебе обещаю.

Динго протянул лапу и легонько почесал брата за ухом, и этот жест был так похож на то, что делал сам Басенджи, когда разговаривал с Джембе, что он не смог сдержать громкого смеха.

– Я больше не щенок, – пронзительно заскулил пес, стараясь подражать голосу своей маленькой кузины.

Ухо Динго дернулось. Он перестал чесать за ухом и несколько раз по-братски похлопал Басенджи по голове, достаточно сильно, чтобы стало больно.

Барабанщик со смешком отбросил лапу.

– Хватит. Я должен идти... Если не вернусь, присмотри за нашей стаей, хорошо? Особенно за малышкой Джембе.

Басенджи развернулся и пошел прочь.

– Будь сильным.

Басенджи замер при звуке знакомого голоса, который он не слышал больше года. Он медленно повернулся, широко распахнув глаза и недоверчиво уставившись на брата. Динго сидел повернув голову и глядя через плечо, с широкой улыбкой на морде.

– Ты что, только что?...

Улыбка Динго почти незаметно стала чуть шире, прежде чем он наконец отвернулся.

– Эй, ты идешь? – крикнула Спитфайр. Она уже надела свои седельные сумки и закрепила их. – Если ты вдруг не умеешь летать, то нам предстоит долгая прогулка до города.

– Да... Да, иду, – ответил Басенджи, и вместе они направились в Занзебру.

Спитфайр сидела на полу в своей каюте, прижавшись спиной к кровати, а рядом стояла недопитая бутылка мерзкого дешевого пива. Пегаска смотрела на потолочный вентилятор, который абсолютно неэффективно вращался на самой низкой скорости. Одной из лопастей не хватало, и кто-то оторвал цепочку для регулировки скорости, чтобы никто не смог включить вентилятор слишком сильно и окончательно доломать его. Даже на самой низкой скорости он лениво, гипнотически вращался на шарнире, соединявшем его с потолком.

Прогулка обратно в Занзебру прошла тихо. Ни пегаска, ни Басенджи вообще-то не знали друг друга, а барабанщик большую часть пути шел, уткнувшись носом в книгу, так что их полностью устраивала тишина – по крайней мере, некоторое время. На полпути Спитфайр достало молчание, и она предложила полететь вперед и договориться о месте на дирижабле. Басенджи согласился встретиться с ней на летном поле, как только доберется до города.

Хотя Спитфайр и заявила Твайлайт, что она лично притащит Басенджи обратно в Эквестрию, если понадобится, но это было хвастовством. Алмазные псы почти поголовно были довольно мускулистыми, даже такие тощие, как Басенджи, и пегаска трезво оценивала свои шансы проделать весь путь домой с такой тяжестью на спине. К счастью, во время своей короткой остановки в Занзебре Спитфайр успела завести друзей, и гриффина Гейл была более чем счастлива их подбросить. Она направлялась по делам куда-то в Западную Эквестрию и согласилась высадить их где-нибудь, где можно будет сесть на поезд до Кантерлота.

Также было удобно, что Гейл была независимым капитаном со своим собственным дирижаблем. По словам гриффины, она обычно нанимала небольшую команду, когда того требовал контракт, и распускала их по его завершению. В данный момент у нее никаких контрактов не было, и это означало, что им самим придется управляться с кораблем.

Спитфайр вздохнула, откинув голову на спинку кровати. Дирижабль Гейл был быстрым, но все равно ему требовалось несколько дней, чтобы добраться до Эквестрии. Пегаска заткнула бутылку и сунула в седельную сумку под кроватью – не было никакого смысла продолжать пить прямо сейчас.

Уши пони навострились, когда она уловила слабый стук, доносящийся откуда-то из глубины корабля. У старых дирижаблей, типа этого, как правило, стучал двигатель, а металлический корпус любил поскрипывать, но пегаска достаточно пробыла на летучих кораблях, чтобы знать, как все это звучит, и глухой, нерегулярный стук не был похож ни на что ранее ей слышанное.

– Какого сена? – спросила Спитфайр вслух, вскакивая с кровати.

Внезапное движение заставило газы в ее желудке бурлить, пока они не нашли выход в виде сильной отрыжки. Пегаска отшатнулась от неприятного облака и несколькими взмахами крыльев разогнала, вероятно, легковоспламеняющийся газ.

Она вышла из своей каюты и попыталась отследить источник шума. Корабль был довольно большим – старая коммерческая модель с огромным грузовым отсеком. Он был специально построен так, чтобы выделить побольше места для перевозки товаров и, следовательно, максимизировать прибыль, а значит, палуба для экипажа была непропорционально мала по сравнению с инженерной и трюмом.

Спитфайр постаралась отследить стук и обнаружила, что он доносится не из трюма и не с двигательной палубы. Источник, казалось, находился где-то на верхней. Она поднялась по лестнице, открыла дверь и обнаружила Басенджи, сидящего на носу корабля.

– А, точно, барабан, – пробормотала себе под нос пегаска. – Похоже, я выпила немного больше, чем мне казалось.

Спитфайр подумала о том, чтобы просто развернуться, отправиться в койку и проспать следующие несколько дней, пока они не окажутся в порту, но чем больше она размышляла, тем менее привлекательной казалась эта идея. Пегаска еще немного постояла в дверях, наблюдая, как алмазный пес, сгорбившись, сидит, прислонившись спиной к перилам, с книгой в одной лапе, а другой осторожно постукивает по барабану, стоящему рядом. Он был так увлечен этим, что даже не заметил, что уже не один.

Басенджи был рядом, когда умер ее отец. Если быть точной, то согласно рапорту, который Спитфайр прочитала, именно спасение этого пса Твайлайт и привело их в древний город. И Басенджи сломал печать, выпустив проклятие Анубиса. Если бы она была мелочной кобылой, то легко могла бы возложить вину за смерть отца на Басенджи – но это было бы не просто мелочно, это было бы оскорблением памяти ее отца. Пегаска знала его только по рассказам, которые слышала от старых друзей, но она прекрасно знала военных, и среди них не было никого, кто стал возлагать вину за свою смерть на тех, кого защищали.

Тем не менее, было немного странно думать, что этот тихий, начитанный алмазный пес послужил толчком к тому событию, которое не отпускало Спитфайр уже почти год. Таким образом, все ее попытки попытаться поговорить с Басенджи были неловкими из-за того, что пегаска затруднялась объяснить даже самой себе.

Спитфайр вздохнула. Это было глупо. Этот пес был другом Твайлайт, он знал ее отца, и – самое главное – он собирался присоединиться к их команде в охоте на тварь, убившую ее отца. Скорее всего, Басенджи собирается сражаться на их стороне, так что лучше разобраться со всеми этими странностями до того как отправляться в бой вместе.

– Да провались оно все, – буркнула себе под нос пегаска, ступая на палубу и закрывая за собой тяжелую стальную дверь. Единственное, что нужно было сделать, – это действовать так же, как в любой другой незнакомой или неудобной ситуации, с которой Спитфайр когда-либо сталкивалась, – влететь в нее мордой вперед и посмотреть, что будет.

Она грохнула дверью немного сильнее, чем намеревалась, и этого шума было достаточно, чтобы привлечь внимание Басенджи. Пес поднял голову, пока пегаска целеустремленно рысила к нему по открытой палубе. Из уголка его рта свисала полоска какого-то мяса.

– Перекусываешь? – спросила она, подходя сбоку, чтобы сесть рядом с Басенджи, и глубоко вдохнула бодрящий холодный воздух. Они все еще были над сушей, но достаточно близко к морю, чтобы в воздухе уже чувствовался запах соли.

Пес взглянул на нее сверху вниз и в замешательстве склонил голову. Через мгновение он, казалось, осознал, что из пасти у него все еще торчит кусок вяленого мяса. Барабанщик быстро оторвал его и сунул в сумку, висевшую на боку.

– Ох, прошу прощения, – извинился он, проглотив то, что было у него во рту.

– За что? – Спитфайр вскинула бровь. – За мясо? Это не такая уж редкость в Эквестрии, как ты думаешь. В свое время я водила дружбу далеко не с одним грифоном. Они всегда говорили мне: ”Если оно недостаточно разумно, чтобы просить тебя не есть его, то все по честному". Я в принципе согласна с такой аргументацией.

– Тогда прошу прощения за предвзятость. Я мало выезжал за пределы своей родины, и поэтому, возможно, слегка перестраховываюсь, чтобы избежать оплошности.

– Все нормально, – пегаска отмахнулась копытом. – Большинство пони на такое и глазом не моргнут. Они могут отойти из-за запаха, но лично мне он проблем не доставляет. Однажды я даже попробовала что-то похожее на мясо.

Уши Басенджи навострились при таких словах.

– Правда? Как это произошло?

– Ты знаешь султана Брюнэя?

– Я не силен в политике за пределами моей стаи, – застенчиво признался Басенджи, – но я слышал, что Великий Султан – это дракон, который правит пони.

– Тут ты прав. Около десяти лет назад предыдущий султан поссорился с драконом. Тот его сожрал и, надев эту их штуку типа тюрбана с короной, объявил себя новым султаном просто назло старому.

– Разве его народ не хотел отомстить за своего правителя? – спросил пес, поглаживая свое горло так, как мог бы сделать кто-то бородатый.

– Старый султан был придурком, а новый, на удивление, нет, – сообщила Спитфайр, пожимая плечами. – Как бы то ни было, мы отработали для него шоу около полутора лет назад. Дракон устроил для нас пир и решил посмеяться, подсунув на десерт охлажденные обезьяньи глаза – я восприняла это как вызов.

– Правда? – пес судя по голосу был впечатлен. – И на что они были похожи?

Мордочка Спитфайр скривилось при воспоминании о холодных, соленых маленьких слизистых шариках. Она практически вновь почувствовала, как они лопаются у нее во рту.

– Водянистые, – коротко ответила она. – Тем не менее, я съела всю миску. Больше никто из команды к ним не прикоснулся. Одна из моих подчиненных, Флитфут, сбежала из-за стола и наблевала в шестисотлетнюю вазу, которая стоила больше, чем этот дирижабль.

Басенджи усмехнулся.

– Ты интересная пони, Спитфайр. Однако я хотел бы спросить, что привело тебя сюда в столь поздний час. Ты не можешь уснуть?

– Нет, никаких проблем со сном, я могла бы дрыхнуть как убитая, но решила, что сегодня мне хочется напиться. Просто одна из тех ночей, когда не хочется спать, понимаешь?

– Будь по-твоему.

– А что насчет тебя? – спросила пегаска и посмотрела на книгу, которую пес держал в левой лапе, заложив место, где остановился, одним из когтей. – Что читаешь?

Басенджи открыл книгу и осторожно провел подушечками пальцев по странице, после чего задумчиво нахмурился, прежде чем пристально взглянуть на Спитфайр.

– Тебя послала Твайлайт Спаркл, но я должен спросить… Ты посвящена в события прошлого лета?

– Да, я в курсе. Анубис, проклятие, злобные монстры – я слышала эту историю.

– Хорошо, хорошо, – Басенджи кивал на каждом ее слове. – Отвечая на твой вопрос – я изучаю старые песни моего народа. Это существо, с которым Твайлайт Спаркл скрестила мечи, может оказаться одной из нескольких тварей. Есть один вариант, который сразу приходит на ум... Но я даже не хочу произносить имя вслух, пока не буду абсолютно уверен, и для этого мне необходимо дополнительно проконсультироваться с мудростью Старых Псов.

– Все в порядке, просто убедись, что у тебя будет правильная цель, и мы сможем поговорить об этом, когда доберемся до Твайлайт. Так тебе не придется объяснять все дважды.

Басенджи, казалось, испытал огромное облегчение от услышанного и склонил голову в благодарном поклоне.

– Тысяча благодарностей за твое понимание и терпение.

Спитфайр усмехнулась цветистости фразы и, воспользовавшись возможностью, наклонилась вперед и мельком взглянула на написанное в книге. Надписи выглядели неряшливо, а возможно, почерк был аккуратным и текст просто должен был выглядеть таким образом. В любом случае прочесть что-нибудь не представлялось возможным.

– Так это и есть песни? – спросила пегаска. – Твайлайт говорила, что вы, барабанщики, используете музыку, чтобы творить магию. Это у тебя что-то вроде книги заклинаний?

– Нет, ничего подобного, – после небольшой паузы Басенджи раскрыл книгу, чтобы Спитфайр было лучше видно, пока он листал страницы. – В этих песнях нет ничего о Путях. Песни – это просто сказания, способ для барабанщиков записать историю нашего народа. Обычная информация. В них не больше магии, чем в любой другой песне.

Пес тихо усмехнулся, закрывая книгу и убирая ее в сумку.

– Пение не является обязательным условием для овладения Путями. И это большая удача, так как пою я преотвратно, несмотря на все мои усилия.

Басенджи поднял барабан, по которому ранее рассеянно постукивал, и поставил себе на колени. Он стукнул по нему один раз, подождал мгновение, затем добавил еще два удара с большей силой.

Спитфайр ахнула, почувствовав, как ее сердце пропустило удар. Третий удар барабана накрыл ее, как волна, и на мгновение холодный ночной воздух отступил и пегаска почувствовала тепло во всем теле, как будто она только что опустилась в горячую ванну.

– Барабан – вот что необходимо барабанщику для работы с Путями. У каждого живого существа есть сердце, и каждое из этих сердец бьется. Все эти сердцебиения уникальны. Ни одно из них не совпадает.

Басенджи отстучал медленный, ровный ритм.

– Бум-бум-бам-бум-бум, – озвучил он свои действия.

На мгновение он прижал лапой кожу барабана и отбил другой ритм, быстрый и резкий.

– Бам-бам-бам-бам-бам.

После чего, положив обе лапы на барабан, отбил одновременно оба, отстукивая каждой лапой свой.

– Сердца, – объяснил он, продолжая играть, – бьются порознь, но вместе. Множество ударов сливаются в один ритм, создавая сердцебиение всего мира, состоящее из ритма всего живого. Те, кто силен в Путях, могут слышать Сердце Мира, и с помощью наших барабанов мы добавляем к нему новый ритм, влияя на форму общего. Это тонкое искусство, более тонкое, чем магия, к которой вы привыкли, но и оно имеет свое применение.

Наблюдая за игрой Басенджи, Спитфайр начала понимать, почему Твайлайт утверждала, что он им нужен. Пегаска чувствовала вибрацию ударов в воздухе, на своей шерсти, на своей коже. Удары лап по барабану наполняли тело теплом, как в летний день, и Спитфайр почти могла слышать это огромное, большое сердцебиение и то, как ее собственное вплетается в него.

Она поняла, что таращится в изумлении, и почувствовала прилив жара к щекам, который, как она знала, не имел никакого отношения к выпивке или к тому, что творила магия барабана. Пегаска подняла крыло, чтобы прикрыть мордочку, делая вид, что вытирает нос краем. Это было отвратительно, но, по крайней мере, пес не увидит, как она краснеет, как какая-то глупая кобылка.

Басенджи остановился и вздохнул.

– Чувствую, что должен еще раз принести свои извинения. Я слишком много наговорил на тему, которую ты, несомненно, должна найти невероятно скучной. Даже среди моего собственного народа большинство заботится только о том, что я делаю, и очень мало интересуется тем, как это делается.

– Не, все круто, – ответила Спитфайр, шмыгнув носом, и отвела взгляд, пытаясь казаться безразличной ко всему происходящему. – Это было... интересно.

– Ты очень добра, – пес нервно перебирал бечевки, которые натягивали кожу барабана, касаясь их когтями. – Если это не прозвучит навязчиво, могу я спросить, как так вышло, что ты оказалась втянута в это опасное приключение.

– Думаю, так же, как и ты, – устало ответила Спитфайр. – Плохие парни превратили это в личное дело.

Брови Басенджи в замешательстве сошлись на переносице. Пес почесал складку между глазами, безмолвно открыл рот и покачал головой.

– Я не понимаю, – наконец сказал он.

Спитфайр встала и положила передние копыта на ограждение палубы, глядя на небо. Пегаска расправила крылья, повернув их так, чтобы ветер раздувал перья, не поднимая ее в воздух. Хотя она и не летела, но ощущение ветра в крыльях успокаивало. Они наконец-то достигли океана и в воде показалось отражение луны. Это была хорошая ночь.

– Ты вмешался, потому что они забрали твоего брата, и ты хотел что-то с этим сделать, верно? Со мной было почти то же самое… Скай Чейзер был моим отцом.

– Ох... – тихо пробормотал Басенджи, сложил лапы на барабан и нервно поерзал. – Ох... Спитфайр, я...

– Не надо ничего говорить, – беззлобно прервала его пегаска. – Я так устала от того, что все извиняются передо мной, как будто я беспомощная маленькая сиротка или что-то типа того. Я уже слышала это от Твайлайт, от Капитана Гвардии, от всех сослуживцев моего отца, которых я разыскала и с которыми разговаривала… Не хочу слышать все это и от тебя тоже...

– Я… сожалею о том, что сожалею… приношу свои извинения.

Спитфайр не могла не рассмеяться над подобным.

– Думаю, это я могу принять, – согласилась она, слегка толкнула барабанщика боком в плечо, после чего опустилась на палубу и села рядом с ним.

Все оказалось проще, чем она думала. Басенджи был очень милым псом. Он говорил тихо, вежливо и, казалось, имел умную голову на плечах. Как только она преодолела первоначальную странность, пегаске стало очень легко разговаривать с ним.

Или, может быть, это просто алкоголь действовал. В любом случае, он начинал ей нравиться, и было такое чувство, что трезвость и дневной свет этого не изменят.

– Ты, должно быть, скучаешь по нему, – произнес Басенджи.

– Я не знала его достаточно хорошо, чтобы скучать, – объяснила Спитфайр. – Мои родители расстались еще до того, как я стала достаточно взрослой, чтобы помнить, что они вообще были вместе. Мама сказала отцу не приходить, так я и привыкла к тому, что его нет рядом. Поэтому, когда я стала достаточно взрослой, чтобы самой принимать решения, я никогда не пыталась его искать... Почему-то от этого становится еще больнее – тот факт, что я могла бы узнать его, если бы захотела, но предпочла этого не делать... Вот что меня убивает.

– Это можно понять, – Басенджи говорил тихо, его слова были взвешенными и обдуманными. – Это слабость живых – больше всего дорожить тем, чем они никогда не обладали. Сожалеть, это прекрасно – это значит быть смертным, ибо никто не боялся бы смерти, если бы у него не было способности сожалеть, – но со временем мы все должны научиться справляться с потерей.

Спитфайр невесело рассмеялась.

– Справиться с этим было трудно. Я всегда была... немного вспыльчивой. Унаследовала это от своей мамы, и, судя по тому, что слышала, любовь к выпивке я унаследовала от отца. Не очень хорошая смесь, особенно для кого-то вроде меня, у кого есть трудности, – пегаска неопределенно махнула копытами, изображая, как сбрасывает что-то с груди, – с выражением эмоций. Год был тяжелый.

Басенджи откинул голову назад, снова погладил подбородок, и уставился на воздушный шар, удерживающий их дирижабль в воздухе, как будто на нем были написаны слова, которые он искал.

– Есть старая песня, которая, возможно, подойдет к твоим обстоятельствам, – начал барабанщик. – Я не буду пытать тебя своим пением и расскажу все простым языком. Значит так. Давным-давно очень молодой пес рыл тоннели далеко от своего логова. Углубляясь под землю, он случайно наткнулся на два драгоценных камня, каждый из которых был так велик, что мог прокормить большую семью в течение нескольких лун. Они были такими большими, что за раз унести можно было только один. Он взял один из них и пошел домой, уверенный, что позже сможет вернуться и за другим. Драгоценный камень оказался самым вкусным из того, что этот пес когда-либо пробовал. Это было хорошо, и камень был большим, и он был счастлив. Позже, когда он вернулся за другим камнем, того уже не было. Его забрал кто-то другой. Молодой пес вернулся домой, и у него все еще оставалось много первого камня, которого хватило бы на много лун. Но молодого пса преследовали воспоминания о другом камне. Мог ли он быть еще вкуснее, чем тот, что он выбрал? Неужели он сделал неудачный выбор? Мысли о потерянном камне поглощали его, и хотя все, с кем он поделился, говорили ему, что камень хорош и его много, для него он был мелким и имел привкус серы и грязи.

– Значит, в этой истории мои отношения с отцом – это драгоценный камень, который я не выбирала? – спросила Спитфайр, выгибая бровь.

Басенджи пожал плечами.

– Это одна из возможных интерпретаций, да. Другая говорит, что хотя сожаление естественно, оно не должно поглощать тебя. Твой отец не хотел бы, чтобы ты погрязла в своих сожалениях. Наше знакомство было коротким, но я знал, что друг Скай Чейзер был неунывающим жеребцом, который желал нести радость всем окружающим. Думаю, он хотел бы не меньшего для своего собственного жеребенка.

– Дела понемногу становятся лучше. И основная проблема, почему у меня были такие трудные времена, заключалась в том, что мне даже не разрешили узнать, что с ним случилось.

– А, – произнес Басенджи, и на его морде появилось понимание, – да, все вовлеченные стороны решили, что секретность будет разумна...

– Да, и теперь я понимаю, почему, – призналась Спитфайр. – Это просто жуть, но знание, что произошло на самом деле, облегчило ситуацию, даже несмотря на упомянутую жуть. И теперь, когда Твайлайт позволила мне участвовать, я чувствую, что наконец-то что-то делаю. Я на самом деле очень целеустремленная, понимаешь? Сидеть сложа копыта и спокойно справляться с эмоциями – не мой стиль. Если я ничерта не делаю, то в конечном итоге я творю совсем глупое дерьмо, типа, затеваю драку в баре с королевской гвардией.

Брови Басенджи поползли вверх при этих словах, и Спитфайр вынуждена была признать, что это выглядит довольно мило.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – продолжила она с ухмылкой, – и да, это была Твайлайт. Сейчас мы подруги, но тогда, когда мы впервые встретились, она мне знатно напинала. Хотя я тоже ее хорошо достала. Почти уверена, что как минимум пара зубов у нее после того шаталась.

Спитфайр решила, что ради красивой истории будет хорошей идеей опустить ту часть, где ее лучший удар был подло нанесен уже после того, как ненормальная единорожка приперла ее к стене.

– Будучи алмазным псом, я хорошо знаком с этим методом заводить друзей, – сказал Басенджи. – Мой народ довольно решителен, мы очень похожи на тебя и Твайлайт Спаркл. Тебя хорошо приняли бы в стае.

– По крайней мере, до тех пор, пока я не начала пытаться есть алмазы, – съязвила Спитфайр.

– Я уверен, что мы могли бы предоставить тебе несколько свежих глазных яблок, – отшутился барабанщик.

Спитфайр рассмеялась.

– Так ты этим и занимаешься? Рассказываешь истории и помогаешь другим разобраться с их проблемами?

– Если совсем упрощенно, да, – Басенджи постучал когтями по барабану. – А еще я играю музыку.

Через мгновение он добавил:

– Я бы хотел, чтобы мы стали друзьями, Спитфайр. Моя дверь всегда открыта для тебя, если когда-нибудь захочешь услышать историю или послушать музыку.

– Приму к сведению, спасибо, – ответила пегаска с улыбкой. – На самом деле я была бы не прочь послушать еще немного твоей музыки прямо сейчас, если ты не возражаешь.

– Конечно, друг Спитфайр.

Кейденс взмахнула крыльями, взлетев в воздух, приземлилась по центру кровати и снова подпрыгнула, спружинив на матрасе. Принцесса перевернулась со врожденной ловкостью, присущей только пегасам.

– Пуф! Что мы будем делать на кровати, Твайлайт? – спросила аликорн, бросив на единорожку взгляд, в котором была странно возбуждающая смесь невинности и страстности.

– Мы будем спать, – проворчала Твайлайт, снимая перевязь с чакрамом и левитируя ее на тумбочку. Единорожка забралась на кровать, застонав, когда круп заныл от усилий. – Тысячу лет.

– Тысячу лет? – повторила принцесса с преувеличенным придыханием, явно изображая шок.

– Тысячу лет, – настойчиво отрезала Твайлайт.

– Ты не сможешь спать тысячу лет. Ты пропустишь нашу свадьбу.

Твайлайт рухнула на матрас с измученным стоном.

– Тогда разбуди меня, когда придет время, и я просто продолжу спать сразу после церемонии.

– А как насчет нашего медового месяца?

Твайлайт пренебрежительно махнула хвостом.

– У тебя есть разрешение делать со мной во сне все что хочешь, если возникнет такая необходимость.

– Но ты же говорила мне как раз прекратить заниматься подобным?

– Только потому, что ты продолжала меня будить. Прямо сейчас я чувствую, что могу проспать все, что угодно.

Твайлайт попыталась доползти до того места, где лежала ее подушка, но тело отказывалось подчиняться. Преданная собственным телом и испытывающая невыносимую боль, она с раздражением зарылась мордочкой в простыни. Матрас задрожал, когда Кейденс привстала и медленно придвинулась ближе. Единорожка вздохнула, почувствовав, как копыта принцессы давят на напряженные мышцы спины.

– Моя бедная малышка, ты так усердно работала для меня на этой неделе, – проворковала аликорн, массируя спину своей невесты.

– Ты же знала об этом, верно? – спросила Твайлайт, пытаясь изобразить раздражение в голосе, но было трудно показать гнев по отношению к кобыле, которая за ней ухаживала.

– Ты спрашиваешь об этом каждую ночь уже на протяжении недели. Я точно никак не могла знать, что “Увольнение из Королевской Гвардии в связи с Королевской Помолвкой” требует выполнения семи подвигов. Эти формы были составлены тысячу лет назад первым Капитаном Гвардии. Даже мои тети забыли, что в них было.

– Семь подвигов, едрить мою метку со шрамом! – Твайлайт сердито стукнула копытом по кровати. – Убить пониядную мантикору, сразиться с Цербером – вот это настоящий подвиг! Но что же попросили меня совершить легендарные гвардейцы древности – воины, которых я боготворила с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы научиться читать? Приготовить обед для всего полка в одиночку! Вычистить все уборные в замке! Мне пришлось полировать полы одной лишь тряпочкой для мытья посуды и без использования магии! А ты знаешь, сколько полов в этом замке? Много, Кейденс, очень много.

– Значит, они решили немного поиздеваться над тобой, – хихикнула принцесса. – Сама же знаешь, от пони этого и следовало ожидать. Каждый жеребец в гвардии тогда хотел жениться на моих тетушках. Неужели ты думала, что они упустят шанс немного подкузьмить того соперника, кто захапал самый большой приз? По крайней мере, последний “подвиг” закончился быстро.

– Предполагается, что “машина для порки” – это фривольная игра для вечеринки, как предлог пощупать кого-нибудь за круп, – буркнула Твайлайт, – а не настоящая машина.

– Она выглядела очень классной, – заметила Кейденс.

– Ты бы изменила свое мнение, если бы тебя в нее засунули, – возразила единорожка.

– Я бы прямо сейчас ей и воспользовалась, не запрети ты забрать эту машину к нам в покои, – Твайлайт практически слышала недовольство в голосе принцессы.

– Моим первым деянием в качестве принцессы-регента будет приказ сжечь это тартарово приспособление, – отрезала единорожка и повернула голову достаточно, чтобы бросить предупреждающий взгляд на Кейденс. – Никто об этом не должен узнать. Если моя семья прознает об этих дурацких поручениях, которые мне пришлось выполнить, я... я не знаю, что сделаю, но тебе лучше поверить, что радоваться я не буду.

Копыта принцессы сдвинулись к ногам. Единорожка немного вздрогнула, когда почувствовала, как Кейденс массирует ее пострадавшую часть, но, к ее удивлению, это помогло успокоить тупую пульсацию, появившуюся в результате того, что ее привязали, по сути, к осадному орудию с привязанным веслом.

– Мои уста запечатаны, – пообещала аликорн.

Они обе застонали, когда их прервал чей-то стук в дверь. В их личных покоях никому не разрешалось беспокоить их, кроме гвардейцев за дверью, и Твайлайт, возвращаясь, сообщила им, что их не стоит беспокоить до утра. Следовательно, что бы ни случилось, либо это было действительно важно, либо прибыл кто-то еще достаточно влиятельный, чтобы приказать гвардейцам отступить.

– Может, не будем открывать? – спросила принцесса и немного сильнее надавила на бок Твайлайт, тонко намекая, что предпочла бы она.

Идея была заманчивой, но единорожка помотала головой.

– Лучше посмотри, кто там.

Кейденс издала хриплый, раздраженный вздох, встала с кровати и направилась к двери. Она приоткрыла ее совсем чуть-чуть и высунула голову, чтобы взглянуть, что там происходит.

Твайлайт мгновенно вскочила при звуке крика принцессы. Всего за мгновение она сконцентрировала магию и телепортировалась в коридор, появившись там с громким хлопком вытесненного воздуха, чтобы обнаружить напуганную Кейденс, двух легионеров, Спитфайр и Басенджи.

– Пылающие звезды, Твайлайт! – воскликнула пегаска, прижимая копыто к груди. – Я чуть не уссалась от неожиданности!

– Басенджи, ты здесь! – взволнованно воскликнула единорожка.

– Рад видеть тебя здоровой, сестра моя, – ответил алмазный пес, быстро похлопывая себя по груди, чтобы успокоить сердцебиение. – Хотя, возможно, было ошибкой полагать, что я удивлю тебя своим визитом? Мне кажется, что больше всего удивлен именно я.

– Прости, прости, – извиняющимся тоном ответила Твайлайт.

– Басенджи, я так рада тебя видеть, – Кейденс похлопала алмазного пса по плечу. Когда он повернулся к ней, принцесса быстро обняла его. – Давно не виделись. Входите, входите, пожалуйста.

Кейденс обхватила магией лапу пса и втащила его в покои. Твайлайт поймала взгляд Спитфайр и кивком головы показала, что она должна присоединиться к ним, тоже отправившись внутрь. Легионеры все еще выглядели немного смущенными, но закрыли дверь за пегаской и вернулись к своим обычным обязанностям.

Кейденс провела гостей в маленькую гостиную, где напротив друг друга стояла пара одинаковых диванов, разделенных журнальным столиком со стеклянной столешницей. Принцесса указала на один из диванчиков и сама села на противоположный. Алмазный пес в своем пыльном плаще и с грязными когтями выглядел удивительно неуместно рядом с нежно-розовым диванчиком. Он осторожно забрался на него, сев на самый край и, по-видимому, стараясь как можно меньше соприкасаться с подушкой.

– Разве тебе так удобно? – спросила принцесса с гостеприимной заботой.

– Я понимаю, что было бы невежливо отказываться от гостеприимства, предложенного хозяином, – ответил Басенджи, изо всех сил пытаясь сохранить равновесие, – но я не хочу пачкать такую прекрасную мебель.

– Забудь о диване, – ответила Кейденс с усмешкой, – немного грязи – это не проблема. Устраивайтесь поудобнее, пожалуйста. Ты тоже, Спитфайр.

– Большое спасибо, ваше высочество, – ответила пегаска, садясь рядом с Басенджи.

– Ты подруга Твайлайт. Если мы не на публике, можешь называть меня Кейденс.

– Или Ми Аморе Каденза, – добавила Твайлайт, садясь рядом с принцессой. – Ей это нравится.

Аликорн закатила глаза.

– Не обращайте на нее внимания, она просто дуется, потому что сегодня кое-кого отшлепали.

– Кейденс! – оборвала ее Твайлайт резким шипящим шепотом.

Басенджи со Спитфайр обменялись смущенными, но в то же время любопытными взглядами.

– Мне сказали, что вы живете в одном логове, – заметил Басенджи, меняя тему, к большому облегчению единорожки. – Это эквестрийский обычай, с которым я не знаком, или я должен понимать, что вы двое вступили в партнерство?

Улыбка, расцветшая на мордочке Кейденс, была такой широкой, что у Твайлайт заболели щеки от одного взгляда на нее.

– Мы скоро поженимся.

У пса отвисла челюсть.

– Правда?

Он повернулся к Твайлайт за подтверждением, та кивнула и тоже улыбнулась. Он ошеломленно посмотрел на Спитфайр и протянул лапу, как бы спрашивая, знала ли она об этом.

– Твайлайт сказала, что вы хорошие друзья, поэтому я решила, что они захотят сами сообщить тебе, – ответила пегаска со смехом. – Выражение твоей морды просто бесценно.

– Это замечательная, просто замечательная новость, друзья мои, – Басенджи радостно хлопнул лапами. – Поздравляю тебя, сестра моя.

– Спасибо, Басенджи, – ответила единорожка, прислонившись к Кейденс и обняв ее. – Я тоже этому очень рада… И, эй, твой эквестрийский стал совсем хорошим!

– Я не бездельничал все эти месяцы. Я многому научился с тех пор, как мы виделись в последний раз.

– Как у тебя дела, Басенджи? – спросила принцесса. – С Динго все в порядке?

Уши Басенджи прижались к голове.

– Ну, у Динго... дела идут, возможно, лучше, чем я мог предполагать. Однако я чувствую, что мы должны обсудить важные вопросы, прежде чем продолжить обмен любезностями.

Настроение в комнате сразу изменилось, как будто кто-то щелкнул выключателем. Твайлайт отпустила Кейденс и наклонилась вперед.

Басенджи встал со своего места и порылся в своей сумке.

– Я ознакомился со старыми песнями и хочу уточнить некоторые детали.

– Выкладывай, – нетерпеливо произнесла Твайлайт.

– Ты написала, что существо пожирало сердца чейнджлингов, которые наводнили ваш город, да? – Барабанщик вытащил старую книгу в мягком коричневом переплете, который, казалось, был сделан из шкуры животного, и положил ее на стол.

– Они нашли множество тел на дне расщелины, с разорванными грудными клетками, – мрачно сообщила единорожка. – Оно также съело все яйца в их инкубаторе.

– Да, да, это важно, – согласился Басенджи, листая книгу. Он сделал паузу и перелистнул еще несколько страниц, чтобы что-то прочитать, затем снова полез в сумку. – Ты также упоминала, что оно назвало себя “сторожевым псом”?

– Да, и меня оно назвало так же, – нахмурившись, согласилась Твайлайт. – Может быть, потому, что я телохранитель? Однако оно заявило, что мы сорвались с поводка, что бы это ни значило.

– Странно, но тоже подходит, – вздохнул пес. Он вытащил другую книгу, похожую на первую, и положил ее поверх открытой, уже лежавшей на столе. – Есть несколько существ, которых можно считать “сторожевым псом”, в первую очередь это ваш собственный Цербер, легендарный страж Тартара. Подобные ему редки и сильны, но им не хватает интеллекта и склонности к пожиранию сердец. То же самое относится и к нескольким другим существам, которые могли бы соответствовать этому описанию. Существа, которые едят сердца, встречаются чаще, но это ни в коем случае не те, кто находятся на "привязи”.

Басенджи замолчал, очевидно, найдя что-то интересное во второй книге. Его губы шевелились, и он издал серию очень тихих рычащих звуков себе под нос, которые звучали так, как будто он разговаривал сам с собой на своем родном языке. Твайлайт и остальные в комнате тихо сидели, пока пес читал, и через несколько секунд барабанщик продолжил.

– Мы также должны рассмотреть жертву хитрости этого существа – Великого Анубиса.

– Похоже, у тебя есть предположение, – заметила Твайлайт. Басенджи вел себя очень... странно. Он казался напуганным. У единорожки создалось впечатление, что он вполне может провести всю ночь, ходя вокруг да около, если его не подтолкнуть в нужную сторону. – Не хочешь поделиться им с нами?

Пес со вздохом закрыл книгу и сел на пол, прислонившись спиной к дивану.

– Я говорил тебе, что Великий Анубис – защитник душ в царстве мертвых, да? Это необходимо, потому что есть множество существ, которые очень хотели бы поохотиться на слабые, бестелесные души в его царстве. Они... мерзость, демоны-хищники, которые существовали до рассвета рассветов. Великий Анубис стережет своих подопечных и сражается с этими ужасными тварями.

– И ты думаешь, что одно из этих существ – то, с чем говорила Твайлайт? – спросила Спитфайр.

– Да, – ответил Басенджи и положил лапу на свой барабан, действие, которое Твайлайт распознала как нервный тик. – Согласно песням Старых Псов, одно из этих существ было более свирепым и хитрым, чем остальные, и даже другие демоны его боялись. Великий Анубис, в своей мудрости, увидел возможность использовать этот страх, и поэтому он подчинил этого демона, сделав из него домашнее животное... И это существо звали Аммит, Пожиратель Сердец.

Сердце Твайлайт забилось быстрее. Наконец-то у нее появилось название для этой твари, и мурашки возбуждения пробежали по спине, когда самый большой кусочек головоломки встал на свое место. Неважно, что это существо было демоном настолько свирепым, что его боялись другие демоны, важно было то, что у него было имя. До сего момента это была просто безликая абстрактная злоба, которая ждала своего часа, чтобы наброситься, когда меньше всего этого ждешь. Но имя придало форму, придало сущность и сделало существо более реальным, чем когда-либо прежде.

Если оно было реально, у него могла идти кровь, а если могла идти кровь, то его можно было и убить.

– А зачем оно... ест сердца? – спросила Кейденс. Твайлайт почувствовала укол стыда за свое возбуждение, когда увидела выражение нервного страха в глазах принцессы.

– В царстве мертвых мало что имеет физическую форму. Только существа, принадлежащие царству мертвых, имеют там тела, и лишь истинно божественным или истинно демоническим это доступно. Нельзя просто убить существо, которое живет в самом царстве мертвых. Если ты хочешь погасить пламя существования такого существа, то необходимо поглотить его жизнь, сделав своей. Сердце – это вместилище души, и поэтому, съедая сердце – поглощаешь душу.

– Погоди-погоди, – вмешалась Спитфайр. – Если мы хотим убить эту тварь, мы что, должны ее съесть?

Басенджи покачал головой.

– Нет, он покинул царство мертвых и теперь находится в царстве живых. Здесь нет такого понятия, как истинное бессмертие. Можно быть нестареющим и могущественным за пределами воображения, но нельзя существовать в царстве живых и быть абсолютно недостижимым для смерти. Сейчас он вынужден подчинятся правилам смертных, как и мы.

– Тогда мы можем убить его, – добавила Твайлайт, – отправить его обратно на ту сторону.

– Именно так, – согласился барабанщик. – Если сосуд Аммита будет уничтожен, то его сущность вернется в царство мертвых, как и любой из нас. Нам нужно только освободить его от смертной оболочки, и он снова будет в пределах досягаемости Великого Анубиса.

– Значит, наше решение – просто отправить его домой? – спросила Спитфайр. – После всего того, что он совершил, единственное, что мы хотим сделать, это депортировать его?

По тону пегаски у Твайлайт сложилось впечатление, что Спитфайр хотела чего-то более постоянного, чем смерть. Также возникло ощущение, что вариант с поеданием сердца может быть пересмотрен.

– Великого Анубиса предал его собственный слуга, друг Спитфайр, – ответил Басенджи, бросив на кобылу взгляд, полный мрачной уверенности. – Полагаю, тебе лучше довериться ему в вынесении надлежащего приговора за преступления Аммита… Он, без сомнения, будет крайне неприятным.

Пегаска хоть и выглядела недовольной, но отбросила гриву, кивнула и села, вжавшись в угол дивана между подлокотником и спинкой.

– А что насчет вселения в трупы? – спросила Кейденс.

– Аммиту не место в этом мире. Его истинное тело не может существовать здесь. Чтобы выскользнуть из лап Великого Анубиса, он должен был сбросить его, став не более чем призраком. Согласно тому, что он сказал Твайлайт Спаркл, он крадет пустые сосуды, пожирает сердца и копит силу, чтобы создать новое тело, подходящее для царства живых... Я содрогаюсь при мысли о том, сколько душ он должен поглотить, чтобы создать тело, способное вместить душу такого размера, как у него.

– И что произойдет, если он получит новое тело? – спросила Твайлайт.

– Как я уже сказал, тут не может быть ничего по-настоящему бессмертного, – ответил Басенджи, – но будет... трудно… уничтожить совершенный сосуд.

– Сложно, но не невозможно, верно? – спросила Спитфайр.

– Именно так.

Твайлайт использовала магию, чтобы вытащить чакрам из перевязи на тумбочке, левитировать его через всю комнату и поставить его на стол перед Басенджи.

– Ты добился какого-нибудь прогресса в выяснении, что это?

– Я выяснил... что эта задача мне не под силу, – пес осторожно зажал кольцо между лапами и провел когтем по выгравированным символам. – А ты узнала что-нибудь?

– Магия на него не действует, если только она не моя, – объяснила единорожка. – И когда я сама применяю к нему магию, она действует невероятно эффективно. Количество магии, которое я фокусирую в чакраме, также, кажется, увеличивает остроту лезвия. Я могу им довольно легко резать сталь.

– Что ты имеешь в виду, что магия на него не действует? – спросила Спитфайр. – Я впервые слышу об этом.

– Эта штука из Некрополиса, – объяснила Твайлайт, – мой брат, Кейденс, Луна и даже принцесса Селестия не смогли наложить на него даже элементарное заклинание левитации. Учитывая, что они четверо – сильнейшие маги во всей Эквестрии, и от этого оружия они не способны защититься, мы решили держать это в тайне.

Басенджи с нарочитой осторожностью положил чакрам обратно на стол.

– Сила, достаточная, чтобы двигать солнце и луну в небе, не может поднять это маленькое кольцо? Это... ненормально. Необходимы дальнейшие исследования.

– По-моему, звучит неплохо, – кивнула Твайлайт.

– О, я также нанял помощника, точнее, друга для расшифровки надписи на этом оружии. Его зовут Лафинг Бизон, и в настоящее время он занимается исследованиями в Амарезонии. Я свяжусь с ним и сообщу, что сейчас нахожусь в другом месте. Он пообещал прислать весточку, если его исследования принесут плоды.

Твайлайт со вздохом откинулась на спинку дивана. Прибытие Басенджи избавило ее от напряжения, которое зрело в ней так долго, что она даже перестала его замечать. Она собирала подсказки, но барабанщик был единственным, у кого были знания, чтобы расшифровать их значение. Чувство благодарности, которое она испытывала, было почти ошеломляющим.

Единорожка посидела еще чуть-чуть, наслаждаясь чувством облегчения, пока знакомое прикосновение перьев Кейденс на плече не вывело ее из спокойных размышлений.

– Я думаю, Твайлайт не помешало бы выпить кофе, – заметила принцесса, лучезарно улыбаясь. – Спитфайр, Басенджи, вы, должно быть, умираете с голоду, не хотите ли чего-нибудь поесть?

Гости кивнули, и аликорн пошла попросить гвардейцев сходить и узнать, не может ли один из дежурных поваров приготовить им поздний ужин и какие-нибудь закуски.

Они провели остаток ночи за разговорами и смехом до позднего утра. Реальность опасности, с которой они столкнулись, отошла на задний план, и в данный момент это не имело значения. Прямо здесь, прямо сейчас, они были вместе, и все были в безопасности.

Раскол

Эквестрийские разборки

У Принцессы возраст не спрашивают

Кристальная проблема

Твайлайт первый раз пробует спиртное

Гайды врут

О принцессах, рыцарях и драконах

Книга о возможных исходах

Акизен

Пони проводят военные учения

Твайлайт Спаркл — королевский гвардеец: Возвышение

Глава 10: Вернуть отправителю