Лунанград
Глава IV. Запомни меня часом дневным
В эпоху гармонии не так уж трудно позабыть, что когда-то шестерни эквестрийского общества не были сложены в гладко работающий механизм. Намного раньше царили времена, когда единый табун — ныне нераздельный, незыблемый — был распылён по миру, а междоусобные распри были для трёх племён обычным делом. И хотя далёкие предки нынешних эквестрийцев чурались проливать кровь друг друга, они не стремились и найти общего языка, пока в одночасье лютая зима не погнала их с насиженных мест на юг.
С того дня, когда Селестия съела рыбу, будто простой салат, и приотворила тем самым для Твайлайт дверь в огромный, полный странностей мир за порогом привычного, единорожка жадно потянулась к этому знанию, стремясь понять других пони. Даже запираясь в своей башне из слоновой кости (фигурально и, учитывая цвет мраморной кладки, почти буквально), она погружалась как в обычаи далёкого прошлого, так в и правила современного этикета. Ирония этого, увы, ускользала от неё вплоть до переезда в Понивиль.
Об одной из таких пегасьих традиций под названием “симпосий”, дошедшей до современности ещё из дописьменной эпохи, Твайлайт читала особенно много. До того как пегасы объединились под одним знаменем в крылатые легионы, спаянные железной дисциплиной и несгибаемой волей, они кочевали от места к месту, промышляя разбоем. Победы с успешными набегами они отмечали щедрыми возлияниями за счёт добытых припасов — или, выражаясь проще, пировали.
Один античный писатель язвительно называл симпосии “оргиями”, и мысль эта назойливо вертелась в голове Твайлайт, заставляя густо краснеть.
Симпосий — в истинно пегасьей манере — начинался с налёта. В нынешние дни, когда вульгарный разбой стал делом подсудным и не особо доходным, грабежи переродились в горластые шатания навеселе по винным лавкам.
Невзирая на кажущийся разброд, вспоминала Твайлайт по строкам, симпосий проходил в соответствии со строгими правилами. В конце концов, нельзя усомниться в истинности порядка, способного взнуздать излишек брожения в головах, и суть пегасьих пирушек крылась как раз в этом. Симпосий был не просто кутежом — он скреплял, сплачивал пегасов ритуалом разудалого, разгульного празднества.
Во-первых, конечно же, вино. Желательно иметь его в обилии и, если затейники немного старомодны, выкрасть у незадачливого лавочника, оставив тому записку и пару монет.
Словно как в сцене, сошедшей со старинного полотна, Селестия и Луна возлежали на огромных ворохах подушек и одеял, вальяжно вытянув ноги. Луна загодя принесла из личной сокровищницы кубки из червонного золота — Твайлайт обомлела при виде них, позабыв обо всём на свете. Не каждый день тебе удается подержать в копытах настоящий артефакт времён племенной раздробленности.
Вино было добыто из дворцового погреба. Не став звать прислугу, сёстры завели Твайлайт в боковой коридор и, перемежая речь хихиканьем, изрекли: ни одна живая душа не должна знать о том, что она увидит.
Прямо на её глазах они начали преображаться. Свет вырвался изнутри их тел — и следом угас на одном уровне с Твайлайт. Когда в глазах перестало рябить, она увидела перед собой двух шкодливо улыбающихся незнакомых пони.
Розовая пегаска, напоминавшая её бывшую няньку Каденс, и молодой, симпатичный тёмно-синий пегас переглянулись и, хитро подмигнув Твайлайт, вытолкали её на кухню.
Пока она заговаривала зубы прибиравшимся поварятам, двоица пегасов вынесла из погреба одним звёздам известно сколько винных бочонков.
…Твайлайт оторвалась от созерцания кубка и перевела взгляд на сестёр.
— Поведай-ка, что сталось с теми пони за Восточным морем? — спросила Луна, подливая вино в опустевшие чаши.
— О, с колонистами? — Селестия фыркнула. — Ты не поверишь. Жуткая умора! Первая же экспедиция не продержалась и пары лет: они так рвались отыскать золото, что забыли засеять поля.
— Блеск лёгкой наживы затмевает взор, кто б мог усомниться… О, Твайлайт, я чуть не плеснула тебе через край! А ну, не отставать! — взревела Луна во весь голос, давясь смехом.
— Стараюсь… — Твайлайт растерянно заморгала.
— Полно, не дави на кобылку, — заступилась за неё Селестия. — Поспевать за тобой под силу лишь мне, глупая.
— Ха! Болтай больше! Но так и быть, сим вечером я тебе уступлю. Голова к утру мне нужна ясная. В третий и, смею надеяться, последний раз прошу твоего прощения, любезная Твайлайт.
— Ничего страшного, — улыбнулась единорожка и пригубила напиток. Признаться, вино было превосходное: терпкое и сладковатое. Интересно, Селестия думала о ней, когда выбирала?
— Что моя сестрица изволила поведать о нашей миссии, Твайлайт? Из милости своей, хотя, как по мне, сие не так.
— Миссии?.. А, вашей поездке! — лицо Твайлайт расцвело улыбкой. — Ну, мы едем в Лунанград, я знаю, что это для вас важно. Боюсь, я слабо представляю, что это за место, но надеюсь узнать много нового!
На миг по лицу Луны пробежала тень, но быстро рассеялась.
— Истинно так! Многое! О, я всюду бы тебя… нет, о нет, никаких “бы” — я проведу тебя всюду! Я покажу тебе великую Лунную библиотеку и вид, открывающийся с башни Селены Триумфальной, мы вдвоём одолеем сотню ступеней Седого и Младого Месяца, пройдём по старой площади, где дух стынет от благоговения, — Луна улыбалась во весь свой хищный оскал, что не ускользнуло от внимания Твайлайт. — Мы с тобой предадимся неслыханному доселе веселью.
— Ты ещё не видела, сколько нового они построили, — обронила Селестия. — Даже одно здание в твою честь.
Фыркнув, Луна залпом осушила кубок и вновь его наполнила.
— Не усомнюсь. В мою честь возведено многое, — отозвалась она с ухмылкой, тряхнув гривой.
— Не обычное здание, — продолжала Селестия ровным, бесцветным голосом, — святилище.
Луна остолбенела; нет, не просто умолкла, обдумывая слова. Твайлайт видела и знала, когда пони посреди разговора на миг выпадают из реальности, чтобы переварить услышанное или выстроить логическую цепочку, — но это была не просто пауза в речи.
Луна застыла как окоченелый труп, как та, кто вдруг увидала дух покойного врага, как та, чью грудь и сердце пронзило острие тонкого, изящного клинка.
Шерсть на спине принцессы встала дыбом.
— Святилище… какого рода? — отрывисто выдохнула она, отставив кубок.
— Решать тебе, — ответила Селестия.
— О звёзды, — слетел с губ Луны дрожащий шёпот.
Взгляд Твайлайт в беспомощной растерянности заметался между принцессами. Она упускала какую-то деталь… нет, множество деталей. Внутри неё снова оборвалась связующая нить между тем, что есть сейчас, и тем, что было раньше; между моментом в невежестве настоящего и бездной прошлого, полной кошмарных знаний.
Вновь Твайлайт ощутила разверзшуюся пропасть, как будто земля под ногами раскололась надвое и отделила её от принцесс, а сестёр — друг от друга. Она не могла пересечь черту. Шагнуть за край было не просто невозможно; этот шаг был равносилен смерти. То был не иррациональный страх погибнуть, страх получить рану, способную пошатнуть саму вечность, то была абсолютная уверенность: только шагни — и умрёшь.
Твайлайт сковало оцепенение. Непривычное состояние будто бы ступора почти не покидало её с момента прибытия во дворец. Твайлайт, как Рейнбоу Дэш или Эпплджек, привыкла действовать не словом, а делом. Конечно, её подруги бросались в авантюры куда охотнее, но Твайлайт… Никогда ещё она не ощущала, как что-то парализует её волю. Она продумывала, размышляла, искала ответы — мозг работал, даже когда она была спокойна.
Всю жизнь Твайлайт куда-то двигалась. За все прожитые годы она ни разу не попадала в неразрешимые тупики, не встречала непреодолимых препятствий. Само пространство-время расстилалось перед нею как цветочный ковёр.
Но сейчас она видела не пространство-время; перед ней были Время и Пространство. Не сценки из учебника истории, подлежащие усвоению и обдумыванию, но вся история разом — от нынешней секунды до мглы первобытных времён. Разве могло уложиться подобное в голове маленькой единорожки?
В своей жизни Твайлайт не раз преодолевала неблизкий путь от дворца до центрального вокзала, но сегодня её дорога не была похожа на спокойную прогулку — и дело тут совсем не в спешке.
Просто на сей раз её несли в расписанном серебряными месяцами паланкине под перезвон бренчащих колокольчиков.
Утро вступило в свои права, и стрелка часов показывала ровно восемь, когда крайне угрюмая Луна и жутко напряжённая Твайлайт выдвинулись в Сталлионград.
Дюжие фестралы, несущие на своих плечах паланкин, чеканили шаг в едином ритме с шествующими по бокам гвардейцами. Копья смотрели в небеса, гордо реяли знамёна, будто на параде в честь Дня единения, но лица воинов были сосредоточены и серьёзны. Некоторые из знамён — флаг Эквестрии и, что неожиданно, стяг с фамильным гербом Спарклов — были Твайлайт знакомы, но многие другие она прежде не видывала. На штандартах развевались и белая убывающая луна на иссиня-чёрном поле, окружённая россыпью звёзд; и рычащий гиппогриф, вставший на дыбы; и когтистая лапа, сжимающая в кулаке минотаврский серп — кажется, алый от крови; и полумесяц со скрещенными поверх него молотами.
Твайлайт очень хотела спросить Луну про знамёна, да и не только про них; хотелось задать ей столько вопросов. Но всякий раз, едва на её устах рождался вопрос — единорожка снова терялась, голова шла кругом от нехватки воздуха, и она вновь низвергалась в пропасть времён, лишённая дара речи, как это было на симпосии.
Луна — ворчливая, сонная, утомлённая помпезностью и чопорностью окружающих — пребывала в, мягко говоря, скверном расположении духа. Чёрные мысли, завладевшие её умом после пиршества, утонули в новых чарках вина, а под конец ночи — в прозаической усталости.
“Может быть, это к лучшему”, — рассудила про себя Твайлайт.
А может быть, теперь воодушевление от поездки окончательно покинуло принцессу и уже не вернётся. Единорожка больше думала, как ей самой избавиться от въедливых дум, нежели о тех недолгих секундах, спровоцировавших Луну, о том, что произошло между сёстрами. Вопросы “как?” и “почему?” казались Твайлайт не то что неважными — непостижимыми, а если ответы на них и были где-то, она впервые в жизни не хотела их знать.
До нижнего города и вокзала оставалось уже недолго, и Твайлайт попробовала отвлечься. Вчерашние приказы и повеления быстро разнеслись по инстанциям: за подготовку отъезда взялся хоть и небольшой, но очень преданный своей госпоже ночной двор. (Выяснилось, что Луна даже не догадывалась о существовании некоторых своих придворных, чем немало ошарашила Твайлайт.)
Но всё это вовсе не означало, что пони такого склада ума, как Твайлайт Спаркл, не вздумает зарыться в тонкости сама — и по самые уши.
Отбытие Луны было сопряжено с уймой церемоний, уходящих корнями в историю древнюю и далёкую, куда не добиралась в своих исследованиях даже Твайлайт. Нет, само собой, она много читала о первых веках становления Эквестрии, но в письменных источниках до правления аликорнов царил сущий бардак. За пару десятков лет самодурство Дискорда попортило и загубило столько, что историки по сей день ломали головы в попытках собрать аляповатую мозаику из противоречивых и подчас фантастических описаний.
…Но это?
Твайлайт выудила из перемётной сумки стопку листов и, уже в пятый раз за утро, заскользила взглядом по строчкам, обуреваемая чуть ли не детским восторгом.
Луна выделила ей свои личные документы из собственных архивов. Что это за “архивы”, где они спрятаны, что в них хранится — ответов не предвиделось. Все робкие расспросы Твайлайт Селестия пресекла загадочной улыбкой — той самой улыбкой, знакомой до зубовного скрежета и ставящей жирную точку в любом вопросе.
И уж этот взгляд в прошлое, шепнула лукавая мысль в голове, хотя бы не вселяет в душу первобытный ужас.
Паланкин остановился. Обе пони неторопливо выбрались наружу — не по велению церемониала, а по вине брюзжащей, усталой принцессы. Твайлайт не отставала ни на шаг, уткнувшись в бумаги.
Для Луны подготовили персональный вагон Селестии, попасть в который можно было лишь при помощи магии. Твайлайт с любопытством наблюдала за процедурой: сначала перед ними встал кондуктор, затем вперёд вышел капитан гвардии Луны, и оба пони прижали копыта к двери — створки, вспыхнув светом, разошлись, явив люкс, роскошью не уступающий приёмным апартаментам Селестии.
Кондуктор низко поклонился, отступил в сторону и сбивчиво протараторил:
— Ваше Высочество, — он смолк и, когда принцесса скупо кивнула, сглотнул и продолжил: — Принцесса Селестия приказала приготовить для вас её личный вагон. За исключением вашей свиты, состав практически пуст. Ни у кого не будет доступа в вагон, кроме вас, мисс Спаркл, вашего капитана и меня.
— Благодарствую, — Луна вновь кивнула. — Скорое квартирование отрадно. Изволь принять к сведенью, что спать мы будем в дневные часы.
Ничего более не говоря, она вошла в вагон; кондуктора тут же как ветром сдуло. Твайлайт чуть замешкалась на перроне, высматривая машиниста.
— И ведь даже не скажешь, чего он такой нервный — потому что она принцесса или… — едва слышно пробормотала единорожка себе под нос, но тут же тряхнула головой. — Кхм. М-да.
— Многие не знают, чего от неё ожидать, — раздался над её ухом чей-то голос.
Твайлайт вздрогнула, резко обернулась и увидела ухмыляющегося капитана ночной стражи.
Жеребец он был, без преувеличения, странный. Столичных пони не удивишь фестралом (даже думать об этом оскорбительно — как можно вырасти в Кантерлоте, не повстречав хотя бы одного?), но выделялся капитан по иной причине: он, в отличие от хотя бы её брата, совсем не походил на защитника короны.
Шайнинг и его товарищи по военной академии были крупными, мускулистыми пони — что там, исполинами, или как минимум казались отлитыми из железа статуями, а не существами из плоти. Они ели за десятерых, громко болтали, сразу привлекали внимание. Нет, само по себе это не было чем-то плохим: тот же Шайнинг мало отличался повадками и внешним видом от типичного стража.
Но… этот капитан был худой и сухопарый, не сильно выше Твайлайт, лицо его было покрыто шрамами — что совсем его не уродовало, — а острые клыки придавали улыбке оттенок угрозы.
— Забыли, что я тут?
— Да, — поспешила оправдаться Твайлайт, — простите, капитан Мунфлауэр. Я… наверное, просто клюю носом. Утро без кофе.
Тот вопросительно изогнул бровь, но пожал плечами.
— Попрошу кого-нибудь заварить и принести вам в купе. Вас тоже не тревожить днём?
Твайлайт на мгновение растерялась:
— Прошу прощения?
— Вам не помешает пересмотреть распорядок дня, — хохотнул он. — Вы, мисс, дневная.
— Дневная? — она поглядела на него вопросительно.
Мунфлауэр молча улыбнулся ей, отвернулся, махнул стоящим на перроне гвардейцам — мол, погружайтесь, — и вновь посмотрел на Твайлайт.
— Давайте я провожу вас до вагона, если вы не против, и объясню всё по пути.
Она наконец-то сообразила улыбнуться в ответ, а когда жеребец протянул ей копыто, словно галантный кавалер, — чуть не прыснула со смеху.
— Спасибо, капитан, я сама, — выдавила она, помотав головой.
— Что же, ваше право.
Они вдвоём зашагали вдоль вагонов к голове состава. Мунфлауэр напевал что-то под нос и вдруг заговорил:
— Наши предки обитали под землёй, кто-то живёт там и по сей день. Но это не потому, что мы от природы ночные создания, нет, дело в другом: по первости нам было трудно привыкнуть к яркому свету.
Он встал у ступенек, жестом пригласив её пройти вперёд; Твайлайт быстро забралась внутрь.
Пассажирский вагон оказался весьма недурен — из категории тех, билет куда заметно дороже обычного. Твайлайт нечасто ездила в таких. Пока проводники заносили её чемоданы и прочий багаж, капитан повёл её дальше к вагону-ресторану.
— Значит, “дневными” вы называете тех, у кого нет проблем с солнцем, — проговорила Твайлайт. — Не лишено смысла.
Фестрал коротко кивнул.
— А также всех живущих в суточном ритме дня и ночи. Мы поначалу жили иначе. Всё было просто: время — оно просто время, и неважно, солнце на небе или луна.
— Занимательный факт, — согласилась Твайлайт.
Они очутились в вагоне-ресторане. Единорожка завертела головой: красивая отделка, отдельные столики с диванами у окон, барная стойка и за ней — очень удивлённая официантка.
— Кофе, будьте добры, — попросил жеребец.
Кобыла за стойкой торопливо кивнула и пулей шмыгнула в проём, ведущий на кухню, а Твайлайт с капитаном присели за один из столиков.
— Спасибо, — Твайлайт тяжело выдохнула и опустила копыта на столешницу. — Так, по-вашему, мне стоит поскорее лечь спать?
— Если хотите. Я уж точно не вытерплю до полудня, — пожал плечами Мунфлауэр и откинулся на спинку. — Но, подсказывает мне что-то, причина вашей, м-м, вялости отнюдь не в нехватке кофеина. Вы же осушили целых две кружки, когда их подали служанки чуть раньше утром.
— Ой, забыла, — щеки Твайлайт порозовели.
— Да, — усмехнулся жеребец под нос, — и всё же поэтому мне любопытно…
— Вы не робкого десятка, — единорожка иронично улыбнулась в ответ и развела копытами. — Знаете, сперва я была в восторге от этой поездки, капитан…
— Можно просто Мунфлауэр. Я не при исполнении.
Она вскинула бровь:
— И давно?
— Целую секунду.
— Что ж, ладно… — Твайлайт закатила глаза. — Я была в восторге от этой поездки. Повидать новые места, узнать что-то новое о, ну, откровенно малоизученном уголке Эквестрии — как же иначе? А провести время с Луной, узнать её поближе, о её прошлом из первых уст?.. — тут она слегка замялась. — Разве не здорово? Вот и я так считала. Но меня гложет что-то смутное… и нехорошее, и оно начало преследовать меня ещё до Кантерлота.
Капитан кивал и неразборчиво хмыкал под нос, а тем временем официантка принесла им по чашке кофе. Твайлайт добавила в свою сахара из серебряной узконосой сахарницы.
— В чём же, по-вашему, причина? — спросил Мунфлауэр.
— В принцессе Луне. В этом… городе. Разом и в Луне, и в городе, и прошлом. Гр-р! — единорожка опустила голову на столешницу. — Столько всего сразу. С Лунанградом что-то не так, а принцесса Луна так угрюма и расстроена, но молчит. Мне просто тяжело, и…
— Это очень похоже на первый день зимы, — слова её собеседника взвились в струйках пара над дымящейся чашкой. — Словно как в то утро, самое первое, когда выходишь на улицу — и вдруг налетает порыв холодного ветра, и он говорит: зима будет долгая, суровая. Такое ощущение?
— Вы знаете, — Твайлайт нерешительно кивнула, — весьма точная аналогия.
— Да, я смутно догадывался. Выходит, не напрасно, раз вы это почувствовали. Поначалу бывает трудно.
— Что почувствовала?
— Присутствие, — жеребец понизил голос до свистящего шёпота, — мы это так называем. Её Покров, Бремя Богини, Лунное Пламя.
— Я, э-э, не совсем улавливаю.
— Матерь Ночи всегда отличалась от сестры. Ещё задолго до изгнания, до её падения, уже тогда они не были похожи друг на друга. Мне не довелось испытывать лично, но, говорят, присутствие Селестии… как бы преисполняет силами, но с тем и успокаивает. Разные вроде бы вещи, да? Не может быть? Однако это чистой воды правда. От неё веет живительным теплом.
Твайлайт еле заметно кивала, ловя каждое слово.
— Но Матерь Ночи не такая. И нет, не поймите превратно, я не говорю, что она жестока или холодна, совсем нет. Я про другое. Вы, наверное, ощущали Селестию? Её бремя… её вес лёгок, — фестрал наклонился ближе к единорожке.
Настроение в вагоне изменилось. Краем глаза Твайлайт заметила, как официантка отодвинулась от их столика — не то чтобы откровенно, не шарахнулась, но и не скрытно, не таясь. На такое даже не обратишь внимания, если не смотришь специально.
Наверное, даже сама официантка этого не заметила и ни о чём не задумалась.
Весь мир на периферии зрения Твайлайт смазался, сузился в прямой, длинный коридор — всего на секунду, на миг, на…
— Бремя моей госпожи тоже легко, но в то же время и тяжело. В её присутствии весь мир сходится в одной точке, концентрируется, отодвигает ненужное в сторону. Вы же чувствуете?
Почти оцепеневшая Твайлайт с трудом кивнула. Фестрал отстранился и сел прямо — и мир тут же выправился вслед за ним, став, каким был. Единорожка сползла на спинку диванчика, щурясь и моргая, как будто вывалилась из тёмного туннеля на солнечный свет.
— Прошу прощения, — произнёс капитан Мунфлауэр. — Вас, как я и думал, коснулась сама луна. В этом корень ваших метаний.
— Я… — Твайлайт облизнула пересохшие губы. — Я не совсем уверена, какой вывод должна сделать, капитан.
— А я не уверен, помогут ли тут выводы. Что бы ни случилось, не переживайте, мы рядом.
Встав из-за столика, он поклонился на прощание.
— Порекомендовал бы вам отойти ко сну до вечера, мисс Спаркл. Попрошу разбудить вас загодя: успеете привести себя в порядок перед остановкой в Сталлионграде.
Твайлайт, не находя слов, лишь слабо кивнула, смотря вслед уходящему фестралу.