Сколько друзей ты простил сегодня?
Горькая правда 2
Селестия пребывала в состоянии такого потрясения, что никак не могла поднять взгляд, продолжая рассматривать свои копыта, пока мысли в её голове метались туда-сюда, будто пчёлы растревоженного улья. Этот разговор с Луной раскрыл ей глаза — и теперь дневная принцесса чувствовала себя разом и освобождённой, и небывало ограниченной в возможностях. Сестра была права: она любит Анона, и этот факт одновременно хорош и плох — в зависимости от точки зрения. Хорошо — потому что она избавилась от неизвестности и понимает, что происходит; плохо — теперь она начала бояться, что человек отвергнет её любовь.
— Как давно ты поняла это?
— Всего несколько часов назад, — ответила Луна. — Я пришла к осознанию благодаря помощи от Миднайт Блоссом.
И это тоже беспокоило Селестию: сестра откровенно заявила, что тоже увлечена Аноном. Солнечная принцесса ни за что не желала, чтобы всё хорошее, что между ними было, распалось бы из-за соперничества — и при этом осознавала, что ни одна из них не отступится. Не в столь важном случае.
— Теперь, когда ты всё осознала — что ты планируешь делать?
Луна ощутила страх в голосе старшей сестры. И она не зря опасается — ночная принцесса твёрдо намерена продолжать свои отношения с человеком. К счастью, есть путь, позволяющий миновать эту опасность — и они с Блоссом долго его обсуждали.
— Мы с Блоссом составили план.
— План? — удивлённо подняла бровь Селестия.
— Она уверена, что Анон сейчас пребывает в очень сложном периоде жизни, — кивнула Луна. — Его отношения с большинством пони иначе как напряжёнными не назовёшь. Не сомневаюсь, ты и сама это понимаешь. Но как бы сложно ему ни было, похоже, именно тебе он больше всего доверяет. — Селестия увидела странное выражение на лице сестры и хотела что-то сказать, но Луна подняла копыто, призывая её к молчанию. — Да, Тия, я ощущаю ревность. Анон считает нас обеих близкими друзьями, но при этом ты ему ближе, — сказала Луна и тяжело вздохнула. — И вообще, ты и есть причина всего происходящего. Твоя настойчивость, твои ежедневные визиты к нему — именно это и привело к тому, что мы стали друзьями, я вполне это осознаю.
— И к чему это всё? — недоумевающе поинтересовалась Селестия.
— Я думаю, у тебя самые лучшие шансы убедить Анона в необходимости развития отношений.
Белая аликорна ощутила, как запылали её щёки.
— Ты хочешь, чтобы я… начала за ним ухаживать?
— Разумеется. Али тебе незнакомо сие занятие? — удивлённо подняла бровь младшая сестра.
— Луна… Я никогда ни за кем не ухаживала. Как вообще это делается? И более того — как это делается с кем-то настолько не похожим на пони, как Анон?
— Ежели честно, — ночная принцесса отвернулась, — я не планировала детально. Идея была, что именно ты заговоришь об этом с Аноном. — Она снова посмотрела в лицо старшей сестре. — Но разве сама мысль заняться сим не возбуждает тебя?
О да, идея действительно возбуждала. От одной мысли об этом сердце Селестии застучало вдвое чаще.
— Я не чувствовала себя так с тех пор, как мы начинали войну с грифонами, — произнесла она.
— С Аноном это действительно может стать подобным битве, — согласилась Луна. — Я не могу предугадать, сколь сильно воспротивиться ухаживанию он может. Эту его черту характера доколе мы не наблюдали.
— Ладно… — Пытаясь успокоиться, дневная принцесса несколько раз глубоко вздохнула. — Так или иначе, это хорошая новость. Она решает много проблем… но порождает ещё больше. Пока что, впрочем, я предлагаю проверить, всё ли готово к вечеринке.
— Да будет так, — согласилась Луна. — Я не знаю, когда лучше будет поговорить об этом с Аноном, но доверяю тебе самой выбрать нужный момент.
Она уже собиралась встать и уйти, но Селестия придержала её копытом.
— Лулу, ты открыла мне глаза на очень важную вещь. Одно, впрочем, очень меня беспокоит, — она посмотрела прямо в лицо младшей сестры. — Если мне предстоит убеждать Анона в необходимости близких отношений, то чем же предстоит заняться тебе?
— Делом, заранее провальным, — улыбка Луны, впрочем, на ожидание провала не указывала. — Убеждением его организовать табун.
Анон просто не знал, что и сказать. Странно и непонятно — судя по фотографии, эти двое были близки, как бы ни в переносном смысле тоже. И при этом фестралка высказывает сожаление, что жеребец не погиб?
— Ох, давай объясню, — фыркнула Блоссом, увидев на лице Анона удивление. — Не знаю, рассказывала ли тебе Луна, но первые годы после основания Эквестрии большинство окружавших нас стран были враждебны. Приходилось воевать. И основной военной силой были как раз рыцари Луны. Я за те годы повидала многое и поубивала весьма многих разнообразных существ. — Фестралка отвернулась, уставившись в невообразимую даль. — Убийства, на самом деле, давались мне непросто, и в еженощных кошмарах я видела лица своих врагов — как в их глазах отражалась боль, удивление, потом понимание того, что всё заканчивается… и потом эти глаза гасли… Я практически не могла заснуть. А потом появился Свипин Гейлс. Я видела его мельком и до того, но однажды мы оказались ночью в одной палатке. Тогда он впервые заговорил со мной.
На секунду Блоссом, похоже, погрузилась в прошлое, на её губах появилась слабая улыбка.
— Той ночью я, как обычно, не могла сомкнуть глаз. Этот идиот забрался на мою постель и прижал меня к груди. Я потребовала, чтобы он убирался, а он приказал мне заткнуться — у него, типа, тоже кошмары. И… я нормально выспалась впервые за много дней. А когда проснулась — он всё ещё спал, обнимая меня, и на его лице сияла широченная глупая улыбка. С тех пор мы начали общаться, а потом стали любовниками.
Её улыбка постепенно превратилась в горькую гримасу.
— Счастье обычно не длится долго. Война закончилась, мы оба остались невредимы. Свипс взял меня в жёны, мы купили этот дом, и нам было хорошо вдвоём. Но когда дни сменялись неделями, я поняла, что с ним не всё в порядке. Некоторым из нас, как оказалось, не удалось ощутить, что война действительно завершилась.
— Табун? Сестра, табуны сейчас большая редкость, не то, что раньше.
— Знаю, Тия… Но драться с тобой из-за него я не желаю. При этом, — выражение её лица стало жёстким, — и отказываться от Анона я не намерена.
— Луна… — Селестия боялась произнести это вслух, словно высказанный страх мог стать реальным. — А если он не захочет ни одну из нас? Или, что хуже, захочет — но именно одну? Что мы будем делать?
— Я раздумывала над этим, сестра. Нет у меня желанья силой заставлять Анона любить нас. Лишь ему дано будет право выбирать — но мы можем предложить ему варианты. Выберет ли он одну, обоих или ни одной — мы станем уважать его решение.
— Но всё равно… — неуверенно произнесла Селестия. — Табун?
Луна, видя, насколько взволнованной и даже испуганной выглядит её сестра, решила попробовать разрядить обстановку.
— Ну что ты как маленькая? Не бойся, ты меня в этом смысле не интересуешь. Просто табун — тот вариант, что может лучше всего устроить всех нас.
Селестия ощутила, как вспыхнули огнём её щёки.
— Эй! Да как ты смеешь предполагать, что я думаю о таком!
Луна хихикнула и прижала к себе старшую сестру.
— Вот так намного лучше! Не время горевать, пред нами новое приключение, и неважно, что случится, я всё равно тебя люблю!
Поколебавшись несколько секунд, Селестия обняла сестру в ответ.
— И я тебя люблю, Лулу… Мне лишь хочется, чтобы мы обе были счастливы.
— Я тоже. Но надлежит всё время быть готовым и к худшему!
— Знаю.
Аликорны, разжав объятия, снова уселись рядом друг с дружкой.
— Но желаю я, когда наш план исполнится, занять место главной кобылы табуна! — решительно заявила Луна.
Селестия с улыбкой закатила глаза.
— А может быть, сначала поинтересуемся мнением Анона?
— Не мешай мечтать!
— Когда я сказала, что сожалею о том, что он не погиб в том бою… Разумеется, я ни на секунду не желала ему смерти. И моя любовь ни на секунду не становилась слабее, чем в самые первые дни. Но несмотря на то, что бои закончились, с ним иногда происходило что-то такое… я не понимала, что это. Никто тогда не понимал. Просто некоторые пони вернулись с войны совсем другими. Он снова видел кошмары, и они становились всё сильнее, даже моё присутствие рядом не помогало. И, что ещё хуже, иногда странные вещи происходили с ним и днём. Он словно оказывался в другом времени, там, на войне. И… это трудно описать… иногда пугался обычных вещей.
Анон, кажется, понял, о чём говорит фестралка. Такое впечатление, что, даже рассказывая о давнем прошлом, Блоссом не понимала, что именно тогда произошло. Каким-то образом волшебная во многих других отношениях, медицинская наука пони не пришла к идее лечения душевных болезней. Лучшее, о чём слышал Анон, было подобно старинным лечебницам, где больных просто изолировали от общества.
— Ты иногда напоминаешь мне его, — слова кобылы вывели человека из задумчивости. — Он тоже заботился о своих друзьях и мог приложить немалые усилия, если считал, что может помочь кому-нибудь из них. Но главная черта, которая делает вас похожими — страх. Увидеть, что творится с тобой, когда поблизости оказалась Твайлайт, было поразительно. После всех этих лет ещё кто-то с той же самой проблемой…
— ПТСР, — коротко произнёс Анон.
— Что, извини?
— Это называется ПТСР.
— Ты знаешь, что это за состояние? — удивлённо и заинтересованно произнесла Блоссом.
— У людей такое случается периодически, — кивнул Анон. — Полностью это называется «посттравматическое стрессовое расстройство». Пережитое вами на войне потрясло ваш разум, но ты смогла адаптироваться… У некоторых не получается, и после войны начинаются проблемы.
— Это можно вылечить?
— Нет, — покачал головой человек. — Некоторые лекарства помогают, но без гарантированного успеха. Если честно, наши врачи тоже не особенно понимают, отчего некоторые люди справляются с шоком, а другие нет. Разум — штука очень сложная, и у разных людей работает по-разному… так что я сомневаюсь, что такое лекарство вообще когда-нибудь появится.
— Ну теперь я хотя бы знаю, как это называется, — печально хихикнула фестралка.
— Так что стало со Свипин Гейлсом?
— Состарился и умер. Надеюсь, то, что я все эти годы была с ним рядом, сделало его счастливым. Но то, что с ним происходило, иногда снится мне в кошмарных снах. — Блоссом вздохнула, потом выпрямилась и продолжила уже другим тоном. — Вот. Ты получил мой секрет, которым я никогда и ни с кем не делилась. Твоя очередь!
— Ну да… — Анон глубоко вздохнул, задержал воздух в лёгких и лишь через несколько секунд выдохнул. — Есть кое-что, серьёзно меня беспокоящее, что я никогда не рассказывал сёстрам…
Селестия ещё раз пробежала взглядом по списку — всё, вроде бы, выглядело как надо. У поваров были запасы продуктов, и они могли по первому требованию приготовить нужные кушания, обеденный зал был украшен, гвардейцы предупреждены о приходе гостей… но всё равно её сердце продолжало колотиться. Потом до аликорны дошло — она не беспокоится о вечеринке, её, как и сестру, волнует скорый приход Анона.
— Всё готово? — раздался голос Луны.
Селестия слегка вздрогнула и обернулась к сестре.
— Да.
Ночная принцесса покачала головой.
— Тия, нам сейчас надо быть сдержанными. Это сложная ситуация, не забывай.
Селестия несколько раз глубоко вздохнула.
— Я знаю, Лулу, я помню наш разговор.
— Вижу. Но всё равно, сдерживайся. Если ты не перестанешь пританцовывать на месте, Анон обязательно что-нибудь заподозрит.
— К тому времени, как он придёт, я буду в порядке.
— Очень надеюсь. — Луна огляделась, оценивая обустроенный зал. — Здесь всё выглядит великолепно. Скоро начало?
— Ещё несколько часов.
— Анон придёт вовремя?
— Я в этом уверена. А если и нет — пошлём к нему гонца.
— Вот и хорошо, — кивнула ночная принцесса, оборачиваясь к дневной, после чего на секунду замерла, глядя на ту слегка расширенными глазами. — Тия! Да ты вся взмокла! Не надо так потеть, пожалуйста!
— Здесь, наверное, очень жарко? — нервно хихикнула Селестия, подхватывая телекинезом какую-то тряпку и безуспешно пытаясь вытереть лицо.
Нет, Луна, конечно, знала, что у её старшей сестры вечные проблемы с самоконтролем, но чтобы настолько?
— Ох, ну вот просто не верится, — со вздохом произнесла синяя аликорна. — Пойдём, Тия, искупаешься, если, конечно, не желаешь, чтобы все посетители задохнулись от запаха твоего возбуждения…
Селестия густо покраснела.
— ЭТО НЕ… — спохватившись, она тут же уменьшила громкость своего голоса. — Луна, это не возбуждение! Я просто нервничаю!
— Это не важно, тебя можно унюхать прямо из коридора. И кроме того, тебе следует выбрать подходящее платье! Возможно, это отвлечёт тебя?
— Платье? Да, несомненно, мне нужно платье!
— Вот и пойдём!
Луна тихо хихикнула. Старшая сестра, а ведёт себя словно жеребёнок. Иногда аж сомнения берут, точно ли именно Селестия — старшая?
— Я сожалею, что подружился с сёстрами.
В комнате повисла оглушительная тишина. Блоссом, похоже, была столь же поражена секретом Анона, как он был удивлён её историей.
— Но… почему? — через несколько секунд удивлённо произнесла она.
— Это, на самом деле, сложно… Разумеется, я не могу сказать, что они мне не нравятся. Они обе — замечательные пони. Но недавно я задумался кое о чём, и до меня дошёл неприятный факт. Я на этой планете ненадолго.
Блоссом, кажется, поняла, о чём говорил человек. Это страх, абсолютно естественный для каждого живого существа, даже такого долгоживущего, как она сама. Но, кажется, дело не только в нём.
— Ты боишься смерти?
Анон поморщился.
— Как ни странно, нет. С того момента, как я оказался в Эквестрии, чуть ли не каждый день я просто-таки мечтал о том моменте, когда умру. Просто духу не хватало приблизить его… — Человек замолчал, словно обдумывая дальнейшие слова. — Я, пожалуй, неправильно выразился. Да, я боюсь умереть, но не по той причине, что все остальные.
— И какая же может быть необычная причина для страха смерти?
— Я боюсь того, как это подействует на сестёр. Мысль, что я уйду, а они останутся одни, делает смерть по-настоящему страшной. Но, с другой стороны, а не переоцениваю ли я себя? Возможно, они привыкли к потерям куда более серьёзным? — Он хихикнул. — Правда, у меня немалое самомнение?
— Нет, у тебя немало доброты. Бояться не самой смерти, а того, как она повлияет на других… И ты не говорил об этом сёстрам, потому что?..
— Сам не знаю. Возможно, о чём не думаешь, того не боишься? А если я заговорю об этом, они осознают? Меня совсем не радует перспектива, что они начнут считать оставшиеся мне дни, и я не смогу убедить их не делать этого…
И снова настала тишина. Анону больше нечего было сказать. Разумеется, он хотел бы верить, что сёстры, погоревав немного, просто продолжат жить дальше, и его смерть не будет для них столь уж важным событием… Но получалось плохо. Он знал, сколь одиноки были аликорны до того, как он подружился с ними. И те мысли Луны, которые он видел в подаренном ему кусочке памяти, в этом свете становились ещё более болезненными. Младшая из аликорн страдала от одиночества даже тогда, когда рядом была её сестра.
— Можно я выскажу своё мнение? — поинтересовалась Блоссом.
— Как бы я тебе помешал?
— Так вот, я считаю, что сёстры куда больше будут радоваться тому времени, что могут провести с тобой, чем страдать от мыслей о том, что оно когда-нибудь закончится. Знаешь, я видела, как умирает от старости пони, которого я любила, и за всю его жизнь не постарела почти ни на день. Но, несмотря на все тяготы, на войну, на то, что происходило после войны, на последние месяцы в больнице… я счастлива, что у меня была возможность жить вместе с ним. — Блоссом опустила голову, глядя на свои копыта, и её глаза подозрительно заблестели. — Как бы я хотела, чтобы он не страдал так в свои последние дни. И я очень надеюсь, что он до самого конца верил, что я сделала для него всё, что могла, что я всё время любила его… столь же сильно, как и в первый день, когда сама себе в этом призналась…
— Думаю, в моём случае хорошо лишь одно: они не любят меня настолько, насколько ты любила своего жеребца. Мы просто друзья, и когда умирает друг это, конечно, грустно, но грусть довольно быстро проходит. Я представить себе не могу, как больно, наверное, когда умирает та, кого ты любишь.
Блоссом знала, что не должна говорить с Аноном о чувствах принцесс к нему; что он должен услышать об этом от них самих; что это не её секрет… но вопрос, сорвавшийся с её губ, прозвучал, кажется, сам собой:
— А если это не так?
Человек печально хихикнул, не глядя на фестралку.
— Тогда… это сделало бы мою жизнь реально невыносимой.