Послание в бутылке. Том 1
G4.05: Специальная доставка
Даже сквозь стены Джеймс смогла различить знакомый звук вращающихся где-то поблизости винтов дрона. Она вскочила с того места, где занималась, не обращая внимания на бешено колотящееся сердце, бросилась к окну и окинула небо пристальным взглядом. Способность пони прекрасно видеть при дневном свете была одним из многих чудес, которые открыла для себя Джеймс с тех пор, как покинула пределы подвала, и эта способность была даже более естественной, чем полет. Не было никакой необходимости выбегать на улицу и привлекать внимание пролетающего дрона – в ее доме были не настоящие окна, а скорее дыры в стене, затянутые льдом. Льдом настолько тонким, что его можно было легко разбить копытами, возникни такое желание, что, собственно, кобылка и сделала. Как только образовалась достаточная дыра, остальное рассыпалось волной осколков. Джеймс могла только надеяться, что Лайтнинг Даст не будет сильно злиться.
Дрон-доставщик мало чем отличался от тех, что доставляли посылки на Земле, – тонкий пластиковый корпус, покрытый солнечной краской с шестью мягкими пластиковыми пропеллерами. Они специально были сделаны так, чтобы сводить к минимуму “звуковое загрязнение”, фокусируя почти весь шум прямо под собой. Очевидно, не весь, поскольку Джеймс его все еще слышала. И особенно если учесть, что пони умели летать.
“Тебя кто-нибудь видел?” – подумала кобылка, нервно наблюдая за дроном, который пролетел над ее головой и приземлился на пол. Ну, приземлился – не совсем подходящее слово.
Он попытался приземлиться, но ящик с грузом, который он нес, провалился сквозь облако, как будто его там не было, и начал проваливаться сквозь дом.
Джеймс прыгнула на него с отчаянным криком боли и разочарования, не обращая внимания на вращающиеся пропеллеры, которые оставляли неглубокие порезы и путались в гриве. Кобылка обхватила передними копытами коробку как раз в тот момент, когда пол полностью растворился, и она, кувыркаясь, провалилась на кухню. Стол, на который она рухнула, тоже был сделан из облаков, как и все остальное, поэтому, пробив и его, Джеймс почти на полметра погрузилась в пол.
Только тогда она обнаружила, что истекает кровью, из гривы вырвана пара клочков, а дрон разломился напополам. Было немного сложно вылезти обратно, прижимая одной ногой к груди доставщика, который все еще пищал и тщетно дергался в электрической агонии. Джеймс выкарабкалась из своей пушистой белой тюрьмы на пол, прижимая сломанный дрон к груди, как выживший после кораблекрушения мог бы цепляться за свое плавсредство. Несколько больших кусков пластика, которые недавно были частью доставщика, соскользнули с ее груди, истекая жидкостью и топорщась проводами, провалились сквозь пол и сгинули.
Все это не имело значения. В копытах кобылки был зажат прочный пластиковый контейнер, такой большой, что она едва могла его удержать. Внутри был запасной комплект всего ее снаряжения. Больше не воевать с бумагой, больше не нужно жить в темноте. С ее вычислительным терминалом все снова будет хорошо. Джеймс вполне сможет завершить свою миссию за несколько недель, если будет очень усердно трудиться. После этого... она будет вольна делать все, что захочет.
Она все еще не знала, что именно это будет, но, вероятно, это будет включать в себя жизнь с Лайтнинг Даст.
Лайтнинг Даст поняла, что что-то не так, как только вошла на фабрику. Она направилась прямо к большой магнитной доске с заданиями, как делали все работники, начиная свою смену, достав из седельной сумки металлическую карточку, которая использовалась для регистрации.
Работа на погодной фабрике Стормшира делилась на три основных направления: “Сырье”, “Производство” и “Распределение”. Последняя категория была, безусловно, самой престижной из всех работ для погодных пони и всегда предназначалась для самых умелых. У Лайтнинг Даст всегда было право выбора любого задания, которое она хотела, и она всегда могла найти магнит со своим именем в самом верху списка "Распределение". Куда бы ни направлялся Стормшир, она всегда возглавляла ту погодную бригаду, которая доставляла то, что они произвели.
И все же в верхней строке списка ее имени не было. Его вообще не было на доске. Ее даже не было в списке стажеров, где молодые пони, приезжающие на лето, наблюдали за работой на фабрике. Пегаска осмотрела пол, гадая, может быть, ее магнит каким-то образом свалился, но никаких признаков этого не наблюдалось. Даст вздохнула, все равно направившись в раздевалку. Она прошла по задней части здания, через огромные помещения, забитые техникой. Благодаря сотрудничеству племен и внедрению единорожьей магии, работа, на которую потребовались бы сотни пегасов, теперь могли выполнить полтора десятка.
В раздевалке было полно болтающих пони, каждый из которых, по крайней мере, был с ней в дружеских отношениях. Лайтнинг даже завела с парой из них короткие интрижки, но ничего такого. Даст к своим обязательствам относилась строго и старалась сохранять достоинство.
Когда она вошла, все разом замолчали. Полдесятка пони – кобыл и жеребцов, наполовину одетых в комбинезоны погодной команды, – все уставились на нее так, как будто у нее выросла еще одна пара крыльев. Лайтнинг почувствовала, что напряглась, но ничего не сказала. Хотя она и не знала наверняка, но подозрения у нее уже были. Мысленно она приготовилась к тому, что должно было произойти дальше.
Лайтнинг Даст не собиралась всю жизнь мотаться по миру, не имея дома. Когда она, наконец, накопила немного денег, чтобы переехать в Клаудсдейл, то не думала, что когда-нибудь уедет оттуда. К сожалению, жизнь не была благосклонна к ней в этом вопросе.
“И никогда не была”.
Пегаска обнаружила, что код от шкафчика не срабатывает. Она попыталась отпереть его снова, как будто еще не знала, что будет дальше. После трех попыток она вздохнула, повернулась к дальней двери и вышла из раздевалки, оставив шкафчик со всеми своими вещами внутри.
У погодного инспектора Стормшира был офис на верхнем этаже с широкими круглыми окнами, из которых открывался вид на небо на многие километры вокруг. Даст обнаружила, что дверь уже открыта, и поэтому не стала утруждать себя стуком. Не то чтобы она не знала, чем это все закончится.
Морнинг Шауэрс, как всегда, сидела за своим столом, просматривая стопку расписаний погоды с наигранной небрежностью. Тем не менее, когда Лайтнинг осмотрелась, то заметила в одном из углов коричневую коробку со всеми ее вещами внутри.
– Доброе утро, – сказала инспектор, наблюдая за ней. – Я полагаю, ты будешь...
– Да, можно и так сказать, – перебила ее Даст. Она чувствовала, как напряглось все ее тело. Она была готова к драке, даже если и не собиралась ее начинать. Было легко увидеть перемену в их взглядах – теперь она была чужаком. Табун это хорошо, пока весь он не отвернулся от тебя. – Что происходит?
– Ну, э-э... – Шауэрс глубоко вздохнула, взяла со стола рядом с собой несколько сложенных листов бумаги и положила их поверх расписания погоды. Лайтнинг могла прочитать заголовок даже оттуда где стояла. “Кадет “Вандерболтов” уволена с позором. Есть пострадавшие". Прямо под заголовком была черно-белая фотография, на которой Даст смотрела в камеру, когда офицеры Военно-воздушных сил выпроваживали ее прочь. В тот день она была не особо фотогенична. – Послушай, нет безболезненного способа сказать это.
– Продолжай, – Лайтнинг уселась посреди кабинета, свирепо глядя через стол. – Я подожду. Очевидно, у меня сегодня смены нет.
Даст никогда бы раньше так не говорила со своим боссом – по крайней мере, не влив в себя предварительно литр сидра. Но она протанцевала этот танец уже три раза, и все всегда заканчивалось одинаково. Дружба с начальством никогда не помогала, так в чем же тогда смысл? Меньшее, что пегаска могла сделать, – это сделать подобный опыт как можно более неприятным и трудным для Морнинг Шауэрс. Это было просто справедливо.
– Верно, верно, – кобыла открыла статью. – Слушай, мне нужно знать, Даст. Это правда? “Экзаминер”, как известно, не любит сенсации. Если ты скажешь мне, что то, что я здесь прочитала, не произошло или произошло не так, как тут написано...
Лайтнинг покачала головой.
– Я не знаю, что там написано. Но если там пишут, что пони пострадали, и это была моя вина, то все правда. Это единственное, о чем вы, пони, вообще заботитесь.
Последовало долгое, неловкое молчание. Шауэрс сложила потрепанную газету. Даст когда-то задавалась вопросом, что надо сделать, чтобы собрать все экземпляры – к сожалению, это не тот подвиг, на который способен обычный пегас. Не было никакого способа избежать позора.
– Я больше не могу держать тебя в погодной команде, – в конце концов сказала инспектор. – Я не единственная, кто это видел. Кто-то раздавал копии...
– Да уж, готова поспорить, – Лайтнинг даже не пыталась скрыть горечь в своем голосе. – Я знаю, что Найтвинг обижается на меня после того, как я не пошла с ним на второе свидание. Многие другие пони... не могут летать так, как я, не могут побить меня, поэтому они говорят обо мне за спиной и распространяют слухи. Я понимаю.
– Нет, ты не понимаешь, – Морнинг Шауэрс встала, сделав глубокий вдох. – Даст, ты же знаешь, в каком доверии нуждается погодная команда к каждому из своих членов. Я ничего не планировала делать... но никто не будет твоим напарником.
– Значит, я буду работать на фабрике, – решительно заявила пегаска. – Я могу выполнять там любую работу лучше, чем кто угодно из тех, что у вас есть. Просто скажи мне, куда меня перевели.
– Извини, Даст, этого тоже не произойдет – ради твоей безопасности, как и нашей. “Вандерболты” – национальные герои. Узнав, что ты сделала, как сильно ты...
– Кадеты, – перебила ее Лайтнинг, немного повысив голос. – Кадеты, которые летали так плохо, что их не взяли бы в резерв даже здесь, в Стормшире.
– Не имеет значения, – твердо заявила инспектор. – Дело в том, что ты опасна, и я не хочу, чтобы ты работала на моей фабрике. Ты уходишь.
Даст вздохнула. Эта часть всегда была самой худшей. В первый раз, когда ее уволили таким образом, она попыталась нанять адвоката и защитить себя в суде. Было неправильно, что одна ошибка будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь, ошибка, которая даже не причинила непоправимого вреда ни единому пони. Пегаска многое узнала во время того процесса, но самым болезненным уроком было то, что они могли ее уволить. Не имело значения, что все погодные пони работали на корону.
– Я не ухожу, – сказала она, медленно и четко. – Я не отказываюсь от должности.
– Так будет легче для всех пони, – заметила Шауэрс, выражение ее лица стало жестче. – Забирай свои вещи и уходи.
– Я не отказываюсь от должности, – повторила Даст ровным и решительным голосом. – Я самая результативная пони на этой фабрике. Если ты хочешь, чтобы я ушла, тебе придется меня уволить.
Инспектор выругалась себе под нос, в отчаянии распахнув несколько своих ящиков. Мгновение спустя она вытащила блокнот и ручку.
– Ты утверждаешь, что верна, – пробормотала она, свирепо глядя на пегаску. – Но ты заставляешь меня делать это. У фабрики и так был достаточно тяжелый квартал.
Лайтнинг пожала плечами.
– Я спасала жизни, Морнинг Шауэрс. Я приютила сироту, когда остальная часть этого ляганого города оставила ее гнить в подвале. Думаю, что самое меньшее, что я заработала, – это выходное пособие, которое мне нужно для переезда.
Кобыла только хмыкнула, быстро что-то записывая на листе. Это было стандартное сообщение, в котором говорилось, что она уволена с работы и ей причитается единовременная выплата в размере не менее трехмесячного оклада. Как Даст и ожидала, инспектор не смогла вписать сюда ни единого критического замечания о ее работе.
“Но дело никогда в этом и не было, верно?”
Даст взяла бумагу с таким же свирепым взглядом, подошла к коробке и высыпала содержимое в одну из своих седельных сумок. Не то чтобы у нее было так уж много вещей – несколько летных костюмов, запасные очки и несколько старых плакатов. Пегаску не волновало, что она все помяла.
Лайтнинг сумела сохранить хладнокровие до выхода с фабрики, шагая с расправленными плечами и уверенно дробя копытами облака. И все же с каждым шагом она становилась все менее уверенной в себе. Дыхание стало прерывистым, сердце учащенно билось. Почему это должно было произойти так скоро? Мэр каким-то образом был с этим связан, тут без вариантов. Но что она могла поделать?
Ничего, как обычно. Не было никакого способа поквитаться, только уйти.
“Вот только сейчас я не единственная о ком мне следует беспокоиться”.
Лаки Брейк вряд ли находилась в эмоционально стабильном состоянии, почти постоянно балансируя на грани истерики. Она быстро осваивала эквестрийский, но это было, пожалуй, единственное, что в ее жизни шло хорошо.
“Она не готова переезжать”.
Даст остановилась перед фабрикой, глядя через весь город свой собственный медленно дрейфующий дом.
“Может быть, ей будет лучше, если я верну ее обратно”.
Это было бы нетрудно. Во всяком случае, это только показало бы мэру, что он победил. Это было бы ее признанием того, что она была неправа.
“В скольких еще подвалах ей придется спать, если я это сделаю?”
Это не означало, что маленькую пони будут ожидать гораздо лучшие перспективы, если она будет с Лайтнинг, куда бы она ни отправилась в следующий раз. То состояние, которым когда-то наслаждалась Даст, теперь исчезло. Лаки предстояло долгое путешествие по Эквестрии, и кто его знает, где оно закончится.
Захочет ли она этого вообще? Выслушав ее историю... Было более чем возможно, что кобылка захочет остаться рядом с той силой, которая послала ее, чтобы можно было вернуться, когда ее миссия будет завершена. Если предположить, что хоть какая-то часть этой истории была правдой.
“Но наличие маленькой кобылки, вероятно, помогло бы мне. Пони с большей вероятностью дадут мне работу, если будут знать, что я о ком-то забочусь”.
Даст покачала головой и заставила себя прогнать эти мысли, направляясь в ратушу. Она не станет пони, которых ненавидела, которые манипулировали жизнями других ради собственной личной выгоды. На самом деле ей не нужно ничего решать. Она может дать Лаки то, что никогда не было дано ей самой: выбор. У кобылки, возможно, и не было метки, но она была достаточно взрослой, чтобы принимать решения самостоятельно.