Послание в бутылке. Том 1
G7.01: Гражданин Эквуса
Принцесса Луна кивнула в сторону пульта управления, хотя в ее глазах промелькнуло раздражение.
“Я бы расстроилась, если бы моя сестра так со мной разговаривала. Разве они не обе главные?”
Лаки двинулась за ней к краю стекла. Все это… они зашли так далеко и проиграли. Не было ни единого шанса, что они втроем смогут справиться с принцессами. Не с раненной Лайтнинг Даст и Предвестником, у которого был лишь арбалет. Кобылка даже не знала, что они там, где надо – не исключен вариант, что она чуть не отключила в Эквестрии канализацию или подачу воздуха.
“Все было обречено с самого начала. Это работа для аликорна. Мне нужны были Твайлайт или Фларри Харт. Мы бились ни за что”.
Селестия, вероятно, казнила бы ее так же, как Оливию. По крайней мере, тогда не пришлось бы жить с позором, что из-за нее всех убили.
– Быстрее, – приказала Селестия с некоторой нерешительностью в голосе. – Ты никогда не должна была позволить ей зайти так далеко, сестра. Допускать даже малейший шанс, что она сможет действовать против нас, было непростительно.
– Не было ни малейшего шанса, Селестия, – ответила Луна, немного более раздраженно. – Она не принцесса. Она не смогла убедить Твайлайт или Фларри Харт. Эта их начинание с самого начала было печальной тратой жизней.
Им нужен был гражданин – аликорн.
“Спаси мою племянницу, – говорила Твайлайт. – Или создай собственного аликорна”.
С первым вариантом они провалились. Но, возможно, со вторым еще не все потеряно.
– В своем смирении дитя... – начала Лаки. При ее словах вся панель управления вспыхнула словно прожектор, сфокусированный на том месте, где она стояла. Давящее внимание сосредоточилось на ней.
Затем она застыла. Золотой свет окружил ее, сияя так ярко, что шерстка местами начала обугливаться, а глаза защипало. Сияние жгло глаза, словно кобылка смотрела на солнце. Она не могла пошевелиться, даже прикрыть веки или отвести взгляд.
Все механизмы в комнате замерли, погрузив ее в тишину, как будто прислушиваясь к словам Лаки. Но она не могла их закончить.
– Это именно то, что я имела в виду! – закричала Селестия дрожащим от ужаса голосом. – Эта гораздо опаснее, чем ее близнец.
Лаки почувствовала, что отрывается от пола, хотя жар продолжал опалять ее, обугливая шерсть и кожу под ней. Ее поглощала пылающая, слепящая и бесконечная боль. Она различала лишь смазанные пятна вместо пони – принцессу Луну, опустившую глаза, и пятно на месте Лайтнинг Даст.
– Поступай так, как считаешь нужным, – произнесла ночная принцесса отстраненным голосом, в котором звучала боль. – Как ты всегда и делала. Но без меня.
Она повернулась, бросив последний сочувственный взгляд на Лаки, и исчезла.
– Я никогда не видела пони, столь искаженной прикосновением Дискорда, как ты, Лаки Брейк, – произнесла Селестия, и жар стал еще сильнее. – Твоя боль скоро закончится.
Оливия в одиночестве падала в бесконечную пустоту. Она пыталась пошевелиться, закричать или расправить крылья, но все усилия были тщетны. Она была наедине со своими мыслями в небытии, мыслями и словами Гармонии, прежде чем та изгнала ее.
“Было бы упрощением думать об этой программе только как о враге”.
Оливия однажды отказалась от программы, предполагая когда-нибудь уничтожить ее, если она станет слишком раздражающей. Теперь она поняла – слишком поздно, – насколько невежественным было это решение. Но было уже слишком поздно переигрывать то, что она сделала.
Если бы только майор чуть больше прислушивалась к своим ученым, многого из произошедшего можно было бы избежать. Предвестник об этом знал и именно поэтому позволял ей столь многое. Если Оливия когда-нибудь снова его увидит, то извинится.
Она приземлилась на ферме. Удар был такой, словно она рухнула с огромной высоты – сила была настолько велика, что вокруг места удара образовался кратер, наполнивший воздух пылью и осколками камней. И все же майор не чувствовала боли и ничего не было сломано. Возможно, Мартин была права в своих утверждениях, что это место не настоящее, а ее разум всего лишь “симуляция”. Оливия обнаружила, что ей по-прежнему на это плевать.
К ее удивлению, за фермерским домом собралась небольшая компания. Сейчас была ночь, и звезды сияли высоко в небе. Там виднелось несколько фигур, которым Оливия была совсем не рада. Все они собрались вокруг большого костра, расположившись в удобных креслах или подушках и перекусывая различными вкусняшками из яблок или груш.
Дискорда было невозможно не заметить, даже несмотря на тень. Казалось, он был увлечен веселой беседой с Пеа Баттер и ее мужем. Учитывая, что майор уже видела его здесь однажды, это было совсем не удивительно.
А вот кто удивлял, так это пони рядом с ним. Несмотря на то, что Оливия никогда не видела ее раньше, она сразу поняла, кто это. Звезды, мерцающие в гриве, темно-синяя шерсть, перья, что светились по краям. Черное пятно на боку и полумесяц на нем. Принцесса Луна, сестра Селестии, пришла в страну мертвых. Мало того, она, казалось, ждала именно Оливию.
Принцесса встала, кивнув Мартин, которая сидела рядом с ней. Там были и другие пони, но они смотрели в другую сторону и не оглядывались. Майор почувствовала облегчение от того, что не могла их видеть.
Ночная принцесса подошла к ней.
Оливия выпрямила спину, готовясь снова сражаться. Дискорд предупреждал ее об этом – когда Луна найдет ее, она сможет извлечь все, что майор знает. Все секреты, такие как местонахождение Отара и личности каждого выжившего члена команды Общества первопроходцев. Если Луна проникнет в ее память, все будут обречены.
– Я думала, это мир мертвых, – произнесла Оливия, не кланяясь и не выказывая никаких других знаков уважения к принцессе. – Если только Лаки не убила тебя.
– Я встречалась с ней. Она меня не убивала. Не думаю, что она могла бы кого-нибудь убить.
Луна махнула в сторону от компании одним крылом. В ее поведении не было злобы, в отличие от Селестии. Но с другой стороны, они встретились не после битвы, в которой погибло много стражей принцессы. Вероятно, настроение у нее было получше.
– Дискорд! – крикнула Оливия, и в ее голосе прозвучала нотка отчаяния. Если бы в опасности была только она сама, бояться было бы нечего. Но если Отар сгорит из-за нее – сгорит из-за ошибок Оливии, когда она бессильна помочь, – не было бы пытки страшнее.
Дискорд повернулся, прервав свой разговор. Его шея изогнулась таким образом, что наверняка сломалась бы, будь он живым существом.
– Иди с ней, – ответил он беззаботно. – Нет ничего, что она могла бы узнать, чего еще не знает ее сестра.
В общем, Оливия пошла с принцессой, огибая темные очертания фермерского дома и дальше между большими фруктовыми деревьями, всегда готовыми к сбору урожая.
– Пони Эквестрии называют меня Бледной Кобылицей, – произнесла Луна через некоторое время, когда они отошли на некоторое расстояние от костра. – Они воображают, будто я та, кто приходит за их душами. Мол, я жду их кончины, чтобы в целости и сохранности вернуть их к родным. Некоторые из них воображают, что я судья, что взвешивает поступки, которые они совершили в жизни, и вознаграждает или наказывает за их деяния.
– Но они ошибаются, – предположила Оливия.
Она все еще чувствовала нервозность, тело было напряжено и готово к прыжку. Но она сдерживалась – насилие здесь ни к чему хорошему не привело бы. Кобылка внимательно слушала, стараясь узнать побольше. Майор нанесет удар только тогда, когда это действие сможет принести ей хоть что-то.
Это был другой вид схватки – поле битвы офицеров и политиков. Если предположить, что это не просто допрос.
– Тебя не было, чтобы забрать мою душу, когда твоя сестра убила меня. Я дошла сюда в одиночестве.
Принцесса Луна поморщилась.
– Ты не одна из эквестрийских пони. И все же ты не их враг, каким тебя считает моя сестра, – принцесса окинула Оливию взглядом при свете тысячи звезд. – Ты кажешься таким же монстром, как и все мы.
Майор кивнула.
– Цивилизация – это пламя, которое всегда ближе к угасанию, чем кажется большинству. Без защиты таких, как я, оно погаснет.
Луна некоторое время смотрела на нее, потом они пошли дальше.
– У меня есть новости, которые тебе понравятся, и те, которые нет, – продолжила принцесса после того, как они достаточно далеко отошли в поля. – У меня такое чувство, что ты предпочла бы сначала услышать плохие.
Оливия кивнула.
– Моя сестра знает об Отаре. Ее подданные уже разрушили место, которое вы называете “Базой посадки”. Когда она покончит с Лаки, то использует оружие Гармонии и полностью уничтожит остров. Она вскипятит океан и ничего не оставит от него. Все, кто там живет, умрут.
В голосе принцессы не было угрозы, но и не было похоже, что она делает предсказание. Больше похоже на человека, читающего печальный заголовок в газете на три дня раньше положенного.
– Этого не случится, – выдохнула Оливия, ее голос был опасно глухим. Принцесса Луна, возможно, и не была той, кто угрожал Отару, но даже просто сообщить подобную новость было достаточно плохо. – Мой переводчик победит. Она одолеет твою сестру.
– Думаешь? – Луна слегка склонила голову набок. – Я была там всего несколько минут назад. Моя сестра убила ваших солдат. Теперь Лаки осталась с ней один на один, ну еще пони, которая ее усыновила. Если ты не смогла победить Селестию, я не думаю, что шансы переводчика будут значительно выше. Но...
Принцесса оглянулась через плечо на далекое мерцание огня.
– Но Гармония не уничтожит тех, кого вы создаете. Ей так радостно заполучить новые разумы для обучения, что она никогда не откажется от тысяч детей, которых нужно защищать. Даже если ваш город будет уничтожен, его жители выживут. Гармония уже модифицировала аппаратное обеспечение, создающее их, без ведома вашего “Предвестника”. Их сущности будут собраны еще до того, как они очнутся. Ты больше не потеряешь своих друзей.
Луна, казалось, чего-то ждала – облегчения, благодарности? Оливия не доставила ей удовольствия ни тем, ни другим. Кобылке было трудно испытывать облегчение от того, что ее армия проснется и окажется заперта тут.
“Хотя все не так уж плохо. Тот город выглядел совсем как дом”.
Она бы очень хотела вернуться туда, даже если придется остаться пони.
Принцесса Луна, казалось, могла читать ее мысли, потому что только сейчас она расслабилась.
– Как бы то ни было, мне жаль, что вы потерпели неудачу. Моя сестра много лет оберегала Эквестрию... но я никогда не верила, что все происходящее на поверхности не имеет значения. Да, на самом деле мы никого не убивали. Те, с кем мы сражались, действительно могли положить конец всему, что построили древние, – аликорн пожала плечами. – Неважно, сколько раз Селестия это говорила, она никогда бы не пришла сюда, чтобы дать отпущение грехов мертвым. Она никогда не наблюдала их страданий от разлуки с любимыми. И почему? Из-за карантина, призванного защитить нас от врага, от которого остался лишь пепел.
Принцесса Луна повернула обратно к костру. Они еще некоторое время шли вместе в молчании.
– Отпущение грехов, – прошептала Оливия, когда голоса по ту сторону деревьев снова приблизились. – Может ли быть что-то подобное и для меня?
Принцесса широко расправила крылья, ее глаза вспыхнули, и на мгновение показалось, что она заглянула в самую душу Оливии. Та могла чувствовать воспоминания, когда Луна их просматривала – Дастин, которого она бросила в ресторане, с кольцом, все еще зажатым в руке. Множество жизней, прерванных ее рукой в тесных коридорах космических станций и кораблей. Работорговцы и охранники, мертвые, у ее копыт в пещере. Оливия видела благородных и храбрых жителей Эквестрии, которые никогда не знали настоящей войны. И то как они погибали.
– Жизнь прошла долгий путь, – произнесла Луна, снова складывая крылья. – Древние когда-то смотрели вверх со своего единственного мира, вооруженные лишь трубками с линзами и любопытством. Они смотрели, удивлялись и мечтали, что, может быть, кто-то также смотрит на них в ответ. Много лет спустя они отправились на поиски. С помощью машин и звездолетов они посетили каждую звезду от одного конца мироздания до другого – но не нашли никого. Лишь только крошечную, простейшую жизнь. Чем дальше они шли, тем полнее в этом убеждались. Судьбоносный акт творения, что создал их – их и любую другую сложную жизнь, которая когда-либо существовала, – произошел только в одном месте.
Принцесса вздохнула.
– Бесконечные эпохи приходили и уходили, Оливия. Жизнь росла, множилась и заполняла все миры. Она изменилась так сильно, что различные ветви древа жизни стали куда дальше друг от друга, чем было возможно в том первом маленьком доме. Настолько дальше, что они забывали друг друга миллиарды раз. Ты просишь отпущения грехов. Знай же: все ужасные вещи, что ты помнишь, теперь настолько древние, что от них не осталось ничего, кроме звездной пыли. Они настолько стары, что единственный след, от них оставшийся – это воспоминания, которые ты носишь в себе. Что касается того, что ты сотворила на Эквусе...
Луна наклонилась ближе, на мгновение коснувшись крылом плеча кобылки.
– Ты сделала все, что могла. Ты привела к Гармонии огромное количество новых душ. В некотором смысле ты – мать нации. Я не сужу эквестрийских пони за поступки в их жизни. Но если они просят меня оценить их, я буду оценивать, используя любовь, которую испытывали к ним их друзья. Я вижу, что есть те, кто очень сильно любили тебя.
Оливия не плакала. Ну, по крайней мере, этого никто не видел. В саду было очень темно.
– В этом месте ты оставляешь свои сожаления позади. Ты больше не сможешь повернуть битву в ту или иную сторону. Почти все те, кто помогал тебе, находятся здесь. Достаточно скоро к нам присоединятся и несколько оставшихся. Вы можете вместе скорбеть о своем поражении... а потом решить, чем заняться дальше.
Звезды над ними, казалось, вспыхнули немного ярче, чем раньше.
Было из чего выбирать.
Тогда она присоединилась к своим друзьям, как и обещала Луна. Другими пони, которых она видела, были Могила и Перес, павшие в краткой битве с Селестией.
Майор могла видеть в Пересе ту же отчаянную потребность, что ощущала и сама всего несколько минут назад.
– Вы хорошо поработали, лейтенант, – сказала она, хотя и не знала, было ли это правдой. Возможно, это и не имело значения.
Несколько часов спустя Оливия обнаружила, что сидит рядом с Дискордом. Даже принцесса Луна ушла – довольно внезапно и без прощаний. Была ли это паника или просто печаль, кобылка не знала, да и ее это и не заботило.
Дискорд парил над креслом, похрустывая косточками от куриных ножек, оставляя лишь мякоть. Оливии отчаянно хотелось снова ощутить вкус мяса после стольких месяцев, и поэтому она утянула к себе остатки.
– Все фигуры на своих местах, Фишер, – Дискорд был крайне доволен собой. – Со своими ты справилась прекрасно. Если твой маленький переводчик оправдает мои ожидания, что ж... Не знаю, насколько я буду благодарен. Думаю, как только я спасу цивилизацию, мне понадобится новое хобби. Вполне вероятно, что надо будет восстанавливать Звездные магистрали.
Оливия подняла бровь.
– Луна не думала, что у нас много шансов.
Дискорд пожал плечами.
– Я невероятное создание, мой маленький нож. С одной точки зрения, событие кажется невозможным. Но если изменить несколько переменных – оно станет неизбежным.
Лаки Брейк обнаружила, что может чуть-чуть двигаться – по крайней мере, она могла говорить. Жар все еще обжигал ее – но уже не лицо. Кобылка все еще не могла различить ничего, кроме общих очертаний пони.
– Мы... только хотели освободить вас, – прохрипела она, легкие едва работали. Она запекалась заживо.
“Ты могла сделать это быстро. Ты просто хочешь помучить меня, Селестия”.
Затем что-то резко двинулось – размытое пятно, настолько быстрое, что глаза Лаки не могли сфокусироваться на нем. Но кобылка все равно опознала общий контур и не могла отвести взгляд. Предвестник двигался с нечеловеческой скоростью, быстрее самого стремительного пегаса. Синт летел как мысль, удерживая меч в оставшейся руке как кинжал.
Принцесса Селестия повернулась к нему с невероятной скоростью, отреагировав быстрее, чем могла бы любая смертная пони. Вокруг нее раскинулось свечение, тонкий пузырь, который отбросил Лайтнинг Даст словно катапультой.
Предвестник ударил по барьеру со всей силой своего импульса, хотя Лаки видела, как выстрелы из наиболее мощного оружия Оливии остановила Твайлайт Спаркл и ее щит.
Синт ударил в барьер и продолжил двигаться. В его груди что-то начало разгораться ярко-красным – кожа на оставшейся руке расплавилась, комбинезон горел, но он продолжал двигаться.
Лаки почувствовала внезапную боль в груди, и через секунду рухнула на пол. Ее обожженным крыльям не хватало подъемной силы, чтобы удержать кобылку в воздухе, как и координации, чтобы махать ими. Лаки застонала, но не могла отвести взгляд.
Селестия полностью повернулась рогом к нападающему. Волна пламени окружила Предвестника, поглощая все, к чему прикасалась. И все же, как ни странно, большая его часть изгибалась по разные стороны от синта, избегая точки сердитого красного света, сияющего на груди.
– Действуй, Лаки! – простонала Лайтнинг Даст с того места, где упала на другой стороне комнаты. Пегаска выглядела избитой и окровавленной, из одного крыла наружу торчала сломанная кость. – Что бы ты ни собиралась делать...
– В своем смирении дитя алкает благословения мудрых. То, что сокрыто с горних высей, ясно живущим внизу.
Вся ее боль перестала иметь значение – наполовину сгоревшие крылья, обожженная плоть, почти ослепшие глаза. Лаки Брейк даже не успела в последний раз взглянуть на принцессу Селестию, как мир вокруг нее исчез.
Лайтнинг Даст плыла в океане боли. Кости крыльев были тонкими и чувствительными, а она сломала далеко не одну. После такого пони не сможет летать как минимум несколько месяцев, а возможно, вообще никогда.
Было так трудно о чем-то переживать. Движения пегаски были медленными, а эмоции отстраненными. Словно все чувства принадлежали кому-то другому. Это было все равно что сидеть в кафетерии Отара и смотреть на экран с ее изображением. Даст знала, что ее раны, должно быть, серьезны, но какое это имело значение?
Давящая магия вокруг нее исчезла. Пегаска была тяжелее, чем могла вспомнить, – тяжелее, чем когда-либо в своей жизни.
Но все это не имело значения. Теперь ее дочь была в безопасности, наконец-то вне досягаемости Селестии.
Даст подняла глаза, высматривая принцессу. Сначала она увидела, что все в помещении замерло. Каждый кристалл застыл на месте. Затем она, наконец, нашла Селестию.
Принцесса лежала на полу, к ней прилипло что-то наполовину расплавленное. Это было тело Предвестника, обгоревшее до металлического скелета и пары мелких обрывков плоти. Даст могла смутно разглядеть кусок красноватого металла в его груди, все еще светящийся красным светом.
Меч синта все же добрался до тела Селестии. Принцесса лежала на боку, из раны сочилась кровь, и она тщетно пыталась дотянуться и оттолкнуть от себя оплавившееся тело Предвестника.
Лайтнинг Даст поняла, что ей следует делать.
Она встала на копыта – ее ноги не пострадали, но непонятная тяжесть была сокрушительной. Даже малейшее движение вызывало новую боль в сломанных крыльях, странно обвисших на спине.
Пегаска медленно потащилась туда, где лежала солнечная принцесса. С каждым шагом становилось все темнее, поскольку каждая капля магии в ее теле утекала в странное устройство, которое синт спрятал внутри себя. Даже у принцессы Селестии не было защиты от такого.
Но с другой стороны, Даст уже слышала о чем-то подобном, происходившем ранее. Предвестник был не первым, кто пытался отнять магию у Селестии. Казалось, он пожертвовал собой, чтобы добиться успеха.
– П-поверни... – прохрипела принцесса, одним глазом следя за приближающейся пегаской, – з-закрой... пустотный... сифон...
Одно из крыльев дернулось к устройству в груди синта. Даст могла видеть на что указывает принцесса – устройство состояло из двух частей. И сейчас оно было открыто полностью. Сквозь щели в красноватом металле пегаска видела лишь только тьму и бесконечный холод, спиралью закручивающиеся в вечность. Это была тьма, которую она чувствовала – та, что сделала беспомощной даже Селестию.
– Принцесса Луна не вернулась, – произнесла Лайтнинг Даст, разглядывая рукоять меча. Рана Селестии не выглядела особо серьезной – аликорны со своей магией были практически непобедимы. Они могли рушить горы, и никакой вес не смог бы их раздавить. – Интересно, знает ли она... А возможно, она в этот раз решила думать так же, как ты думаешь всегда. Ужасная... жертва... необходимая, чтобы все было правильно.
– Ты н-не можешь... не можешь знать, – прошептала Селестия, кровь пузырилась у нее на губах. – Что...
И все же в ее глазах было узнавание. Принцесса продолжала поглядывать на открытый дверной проем – но никто не пришел. Ни Луна, ни Кейденс, ни даже Твайлайт.
Даст наклонилась и вырвала меч из груди Селестии. Кровь с готовностью хлынула из раны, заливая пол между ними.
Крылья пегаски, возможно, и были сломаны, но ее ноги работали просто отлично.
– Ты позволила Эквестрии отречься от меня. Ты пленила Фларри Харт. Но твоей главной ошибкой была попытка убить мою дочь. Я собираюсь обезопасить Эквестрию от тебя, Селестия.
Лайтнинг Даст опустила меч обоими копытами прямо на голову принцессы.
Принцесса Солнца, правившая Эквестрией тысячи лет, ахнула в последний раз. Пегаска могла видеть боль в глазах Селестии, пока жизнь покидала их.
Лайтнинг подождала, пока не убедилась, что принцесса не встанет, прежде чем, наконец, закрыть странный сифон.
Энергия хлынула обратно в нее, и Даст внимательно наблюдала еще несколько секунд, готовая открыть его снова, если принцесса хоть шевельнется.
Что-то непонятное и правда произошло. Принцесса растаяла, ее тело превратилось в пепел на невидимом ветру. Меч, пронзивший ее, со звоном упал, все еще мокрый от крови.
Только тогда Лайтнинг Даст рухнула на пол.
Лаки плавала в море, которое простиралось за пределы понимания и разума. В этой пустоте у нее не было тела или способа, которым она могла бы взаимодействовать с непостижимыми вещами вокруг нее. Она была единственной искрой, вознесенной вверх, в пустое пространство внутри банки.
– Поступивший запрос не соответствует рангу, – произнесло что-то, хотя Лаки не могла сказать, был ли это звук или мысль. – Требуется согласие на изменение комплексности. Сначала от вас, затем от каждого гражданина, живущего на поверхности Эквуса.
У разума, которым являлась Лаки Брейк, не было рта, чтобы прокричать ответ. У него не было легких, чтобы кричать. Так что она думала, думала изо всех сил – думала с целеустремленной решимостью, как никогда раньше. Мысли были сутью этого места – так что подобного должно было быть достаточно.
– Да будет так, – ответил голос. По его тону невозможно было определить пол или вычленить знакомые эмоции – кроме одной. Было ли это сожалением? Может быть, обида? Или что-то другое, куда большее. – Дитя должно понимать так же, как и другие до нее. Оно должно помнить.
Кобылка видела Эквус насквозь, до звезд по обе стороны – повернув голову вдоль оси, о существовании которой не подозревала, она увидела кольцо, простирающееся назад во времени. Эпоха непостижимой древности, когда существа, не совсем похожие на пони, прибыли сюда, решив создать для себя дом. Способы создания были непонятны, но вызывали восхищение. Древние бросали вызов тьме и держались, что удавалось лишь немногим другим.
Галактика горела вокруг них. Со временем пространство опустело, за исключением нескольких последних кораблей, бесконечно блуждающих в пустоте, их программное обеспечение было извращено той же силой, что сожгла Звездные магистрали и все великие столицы, которые они соединяли. Они не смогут найти новые цивилизации.
Кроме одной.
Ее искра пришла из того далекого дня, спасенная от разрушения силой, которую древние вложили в свои безотказные устройства.
Лаки Брейк поняла, и в этот момент она очутилась где-то в другом месте. Звезды рассыпались вокруг нее, тело возникло из небытия – все ее ожоги и травмы исчезли. Теперь она стояла внизу, глядя вверх на то непостижимое место, которое ненадолго посетила. Снизу оно казалось еще обширнее.
И кобылка была не одна.
Глаза Лаки распахнулись, когда она увидела пони, стоящую рядом с ней. Она выглядела как выжившая после кораблекрушения – шерсть спуталась, выражение лица затравленное. Магия мерцала вокруг нее прерывистыми толчками, меняя цвет с синего на зеленый и обратно.
– Ф-флари Харт? – ахнула кобылка, едва способная говорить.
Юная принцесса повернулась, словно разрывая невидимые путы. Ее глаза остекленели – от неверия, замешательства и страха. Фларри открыла рот, но что бы она ни собиралась сказать, слова превратились в рыдания. Аликорн, спотыкаясь, двинулась вперед и вцепилась в Лаки так же, как кобылка вцеплялась в Лайтнинг Даст.
У Лаки была хорошая учительница – она знала, что делать, даже если она была не такой большой, как принцесса. И кобылка бы солгала, если бы утверждала, что ей самой этого не хотелось.
– Я д-думала... думала, что я никогда... не увижу другую пони, – хныкала принцесса. – Ни м-маму, ни Твайлайт... только пламя...
Лаки Брейк посмотрела ей в глаза и увидела отражение уничтоженного Эквуса. Кольцо, расколотое ужасным оружием, расплавленными обломками рушилось в глубины звезды. Она видела агонию его бесчисленных обитателей за несколько мгновений до того, как их бесконечные жизни наконец оборвались. Она видела это и чувствовала тяжесть вины за то, что все было из-за нее.
Кобылка присоединилась к слезам Фларри Харт, крепче сжимая ту своими крыльями в отчаянии и страхе.
Они недолго оставались одни. Внезапно рядом с ними возникла еще одна фигура, настолько большая, что они обе казались карликами. Крылья Селестии широко расправились, и само солнце горело в ее гриве.
Меч пронзал ее голову, на металле клинка была выгравирована собственная метка принцессы. Она потянулась вверх дрожащим копытом, высвобождая меч. Тот провалился сквозь облака у их ног и пропал из виду.
– Ты п-понятия не имеешь... какой груз лежал на моих плечах...
Почему-то принцесса больше не казалась такой большой и внушительной. Лаки теперь видела ее по-другому – так, как Селестию видела Гармония. Маленькое, короткоживущее существо, едва ли достаточно мудрое, чтобы уловить хоть малейшую часть намерений Гармонии. И все же она также посвятила себя защите всего живого на Эквусе – и отдала все.
Селестия видела, как умирает ее мать, и делала ужасные вещи с другими принцессами. Когда она приблизилась, Лаки почувствовала тяжесть ее боли, почти такую же давящую, как присутствие Гармонии. Принцесса Селестия не находилась в заточении и ее не пытали ужасными видениями. Она добровольно жила с ними. Необъятность времени сосредоточилась на ней, единственной пони, которая должна была держать вес солнца.
– Наши планы в безопасности, – произнесла Гармония уверенным несмотря ни на что тоном. – Мы ненадолго вернем тебя в Эквестрию. Тогда твоего голоса будет достаточно.
Принцесса Селестия долго молчала. Она смотрела на Лаки Брейк, как будто видела ее впервые.
– Хватит, Гармония. Я не могу вернуться. Я больше не могу смотреть, как они умирают. Я не могу так поступить с пони, которые должны равняться на меня, – взгляд принцессы задержался на Фларри Харт, отчаянно цепляющейся за Лаки в поисках поддержки. – Достаточно.
Принцесса Селестия повернулась к двум пони, прижавшихся друг к другу на облаках над всем сущим.
– Я сожалею о боли, которую причинила тебе, Фларри Харт. И тебе, Лаки Брейк… Надеюсь, ты понимаешь, что натворила. Эквус страдал в неведении, но он страдал в безопасности. Дискорд утверждает, что галактическая угроза исчезла... но если он ошибается, все, чего достигли наши древние предки, станет напрасно. Ты готова пожертвовать нашей защитой после всех этих лет?
Лаки свирепо посмотрела на принцессу. Ни магия, ни боль, ничто не сломило ее волю.
– В любой жизни есть опасность. Но если мы умрем… мы умрем свободными. Мы умрем вместе.
Селестия рассмеялась, а затем сбросила с головы корону. Она упала на облако у копыт кобылки.
– Тогда ты понесешь всю тяжесть этого решения.
Принцесса отвела взгляд.
– Гармония!
– Каков твой приказ? – сейчас в голосе звучали эмоции. Страх, гнев, разочарование... и принятие. – Ты хорошо служила Эквусу в течение многих лет. Чего ты хочешь взамен?
– Я хочу... увидеть мать.
Лаки открыла рот, чтобы ответить, но у нее не было такой возможности. Принцесса Селестия растаяла перед ними, унесенная эфирным ветром.
Фларри Харт, казалось, наконец-то пришла в себя. Она встала, потянулась, огляделась.
– Где... где это мы, Лаки? Как мы сюда попали?
У кобылки не было ответа. К счастью для нее, Гармония все еще слушала.
– Вы в зоне конвергенции. Вы не существуете в физическом мире на поверхности Эквуса, но и не подключены полностью к его вычислительной матрице. Это пространство создано для того, чтобы граждане могли взаимодействовать и с тем и с другим. Пока Эквус находится в карантине, повышение статуса до гражданина требует единогласного согласия всех граждан, назначенных для надзора за поверхностью Эквуса.
Глаза Лаки распахнулись, когда она поняла, что это значит. Селестия могла остаться, чтобы остановить ее... но она этого не сделала. Даже Кейденс не пришла, несмотря на то, что ей наверняка рассказали о Лаки.
“Я взяла ее дочь в приключение. Селестия заперла ее, чтобы мучить кошмарами”.
– А что насчет остальных? – спросила Лаки. – Твайлайт, Луна, Кейденс...
– Они уже проголосовали за повышение статуса, – ответила Гармония решительно. – Остался только один голос.
– Понятно, – Лаки остановила принцессу, которая хотела что-то спросить. – Ты не возражаешь, если я буду гражданином, Фларри Харт?
Аликорн пожала плечами, подсознательно откидывая назад несколько прядей яркой гривы.
– С чего бы вдруг?
– Любой гражданин может принимать решения, влияющие на будущее всего Эквуса и его население. Цена неудачи – конец всем трудам древних. Так было до тех пор, пока мы существовали в изоляции, и так будет до тех пор, пока не закончатся годы карантина и гражданство не будет предоставлено всем, кто того пожелает.
Аликорн повернулась, оглядывая Лаки отчаянным взором.
Лаки не стоило беспокоиться.
– Она спасла меня. Конечно, она может принимать решения.
– Ваш голос учтен.
Фларри Харт начала светиться, медленно отрываясь от облака.
– Подожди! – Лаки вскинула крыло. – Не... не отправляй ее обратно туда, откуда она появилась, пожалуйста. Не думаю, что она хочет вернуться в тюрьму.
Было слишком поздно. Принцесса уже исчезла.
– Воля невежд учитывается. Повелению древних повинуются.
Лаки Брейк почувствовала, что ее поднимает в воздух. Она пыталась бороться чисто инстинктивно, на инстинктах, которые ее мать вбила в нее долгими тренировками. Снова был свет, сильнее, чем когда ее пытала Селестия, но на этот раз он не обжигал. Он вливался в нее, заполняя каждую клеточку тела. Разум кобылки напрягся – на неизмеримое мгновение она почувствовала кольцо так, как будто это была она сама. Каждый метр почвы, каждая капля океана и каждый город на поверхности.
Она приземлилась на пол, чувствуя, что стала выше. На нее нахлынуло совершенно новые ощущения – другой набор чувств, которые перекрывали все, что она могла видеть. Каким-то образом Лаки осознала, что видит саму магию, тор, вращающийся и изгибающийся в воздухе перед ней с энергией чего-то живого.
Помещение изменилось. Ее мать привалилась к краю панели, лежа рядом с полурасплавленным телом Предвестника. Антимагическое устройство, которое Перес вынес от работорговцев, торчало из обломков грудной клетки. Окровавленный меч лежал на полу перед Лайтнинг Даст, где по предположениям Лаки раньше была принцесса Селестия.
– Доступ разрешен. Мы слушаем.
Лайтнинг Даст зашевелилась, открыв один глаз и посмотрев в ее сторону.
– П-принцесса?
Лаки повернула голову и, конечно же, Фларри Харт тоже стояла рядом с ней. Гармония сделала то, о чем ее попросили.
Но принцесса только кивнула ей.
Лаки глубоко вздохнула.
– Эквус находится в состоянии карантина.
– Да.
– Заканчивай с этим. Причин для карантина больше нет. Все безопасно.
Тяжесть внимания Гармонии снова обрушилась на Лаки. Не только на нее – ощущение, по-видимому, было настолько сильным, что Фларри Харт застонала, отлетев от панели управления несколькими взмахами крыльев.
В это мгновение Лаки Брейк увидела все те ужасы, что положили конец галактической цивилизации. Она видела как пылали целые миры – миллиарды погибших за секунды и гаснущие звезды. Она видела, как амбиции сильных мира сего рассыпались в прах и были поглощены волнами разрушения.
– Ты веришь, что карантин можно снимать? Действительно ли это безопасно?
Теперь Лаки понимала, каким образом Гармония так долго навязывала свою волю. Сами принцессы боялись этого решения – даже Селена не смогла бросить вызов воле Гармонии и всем ужасам умирающей вселенной.
Но Лаки Брейк не была настоящей пони. Она не тренировалась в ISMU, но в этом и не было необходимости. Гармония сама уже подтвердила, что видела то же самое, что и Дискорд. Что ее действительно пугало, так это не опасности прошлого. Гармония боялась потерять тех, кого любила.
– Да, – сказала доктор Джеймс Ирвин. И она верила в свои слова – точно так же, как верила достаточно, чтобы отдать свой разум Обществу первопроходцев. Их долгом было исследовать вселенную и наполнить каждый мертвый мир жизнью.
Она указала одним крылом вверх, в небо, которого не могла видеть.
– Завершай карантин.