Двойные Вечеринки и Мерцающие Бриллианты: Варианты и Последствия

Талант и Усердие (Ч.3)

— Вот этими самыми копытами я построила столько домов, что долбануться можно! — кричала уже немолодая бледно-лимонная пони с перекошенной от злости мордой; строительная каска лишь каким-то чудом держалась на её гневно потрясаемой голове, — А я что? А я должна выживать со своими двумя жеребятами в какой-то конуре! А почему? Я что, виновата, что моя жопометка связана со строительством?! Или что я родилась не расфуфыренной принцесской с серебряной ложкой во рту?!

— Ох, как я вас понимаю! — отвечала ей Старлайт с максимальным сочувствием в голосе; её короткая грива развевалась по ветру. — Поверьте, — она на ходу приложила копыто к груди, — вы даже не представляете, как моё сердце болит за вас! И за всех тех, кто вынужден жить в столь несправедливом обществе.

— А я считаю, что надо взять всё, да и поделить! — вмешался коренастый жеребец, следовавший прямиком за немолодой пони; под слишком большой для него каской не было видно глаз. — Я знаю единорогов, которые в семи комнатах живут, а кто-то на помойках побирается. Разве это справедливо?

— Какое нерациональное потребление ресурсов! — согласилась с ним Старлайт. — Это просто неприемлемо!

— Насчёт семи комнат — это ты, конечно, на меня намекаешь? — подал голос единорог, облачённый в оранжевый строительный жилет; он шёл позади коренастого жеребца. — Но ведь это не проблема какого-то неравенства, это проблема Мэйнхэттена! Город перенаселён, цены на жизнь и недвижимость там прямо-таки конские, почти как в Кантерлоте. Если выехать в менее населённые городки, то можно найти вполне неплохое жильё и достойно жить.

— Тебе легко говорить, ты-то в деньгах купаешься! Всю бригаду обдираешь!

— Чего? Да когда такое…

— А мне как быть, а, умник?! У меня жеребята, у меня ипотека!..

— Друзья мои! — воскликнула Старлайт. — Оставим же ненужные прения! Мы все с вами — товарищи по несчастью, все мы — жертвы неравенства и порождённого им общества. Даже если некоторые пока не вполне созрели для истины.

— Долго нам ещё идти? — фыркнул единорог. — Я просто хочу поскорее забрать ребят, нам ещё надо на поезд успеть.

— О, не беспокойтесь! Мы уже почти на месте.

Они шли вверх по каменистой горной тропке, с которой открывался потрясающий вид на долину, в которой уже стояло несколько свежеотстроенных домиков. Была самая середина дня, равнодушное солнце сияло во всю свою мощь, разбрасывая во все стороны свои лучи, но тепла оно не приносило. Вечно прохладный воздух был лишь на пару градусов теплее, чем ночью, а вечный холодный ветер прогонял любые надежды на тепло. Впрочем, Дабл Даймонд, замыкавший маленькую процессию, не жаловался — в таких условиях он чувствовал себя, как дома.

Точнее, это и был его дом. Новый дом.

Постепенно перед путниками вырисовался вход в тёмную пещеру, такой знакомый белошкурому жеребцу. Он никак не мог отделаться от ощущения, что зиявшая впереди тьма не сулила им ничего хорошего. Впрочем, Старлайт знала лучше.

Они зашли во тьму. Изнутри пещера выглядела гораздо светлее, чем снаружи — она была озарена бледным голубым мерцанием, исходящим от сооружения, стоявшего у стены в противоположной от входа стороне. То было нечто наподобие огромного шкафа с ячейками, закрытого голубой магической решёткой.

— А вы не шутили… — присвистнула пони, шедшая сразу за Старлайт. — Эт чё, правда ваши жопометки? — она указала на «шкаф», в двух ячейках которого были помещены две кьютимарки: бело-фиолетовая звезда с двумя фиолетовыми ленточками и три синих снежинки.

Дабл Даймонд окинул взглядом свой круп, на котором с некоторых пор красовался знак равенства — как и у Старлайт. И пусть старой жизни он не знал, что-то в груди сжималось от тоски при виде неродного знака. Он до сих пор не мог избавиться от ощущения неправильности, но ведь Старлайт знала лучше. Ведь так?

— Но как? Как такое возможно? — коренастый жеребец подошёл вплотную к кьютимарочному хранилищу, — Вы какие-то крутые маги или типа того?

— Уверяю вас, моя магия тут совершенно не при чём! — Старлайт снова приложила копыто к груди и задрала голову. — Всё дело в одной очень древней реликвии волшебницы Медоубрук. Древние пони были гораздо мудрее нас. Медоубрук была легендарной целительницей, и, конечно же, не могла не распознать пожирающий общество недуг — недуг неравенства. Как итог, ею был создан особый посох — посох равенства.

Светло-розовая кобылка левитировала перед собой окутанный синим сиянием раздвоенный на конце посох.

«Этот посох — просто деревяшка, которую я нашла в пустыне! Всё стало возможно лишь благодаря моей магии!» — вспомнил Дабл Даймонд её слова после того, как все покровы были сорваны, и эта мысль была подобно электрическому разряду.

Вот как началась вся эта ложь.

Нет, даже не так. Вся эта ложь началась, когда она отняла у него кьютимарку. А может и задолго до этого.

Жеребец ощутил, как у него закружилась голова. Весь сон пошёл не по сценарию, ведь во снах он всегда был безоговорочно ей предан. Но всё это не могло продолжаться и дальше. Слишком много вопросов накопилось. Слишком долго он молчал.

Он вспомнил о своём разбитом сердце. Вспомнил о Парти.

Парти…

— …и это типа чё, помогает? Типа вжух — и мы все равны, поём песенки, держимся за копыта и всё такое?

— Мне бы очень хотелось, чтоб это было возможно, но нет. Боюсь, нам всем придётся хорошенько потрудиться. Ведь наша идея заключается в том, что каждый пони не заканчивается лишь на самом себе. Даже основав общество, свободное от оков неравенства, мы не сможем просто сидеть тут и притворяться, будто всё в порядке, будто Эквестрия не страдает от поразившей её беды. Мы поможем встать на путь истины как можно большему количеству пони, и мы не сложим копыт, пока каждый пони в Эквестрии и за её пределами не познает истинной дружбы! Или, по крайней мере, мы воспитаем такое поколение, которое продолжит наши благородные деяния. И, надеюсь, наши жеребята будут расти уже в совсем другом мире!

— Ладно, с меня хватит! У вас тут какая-то нездоровая атмосфера. — Единорог направился на выход. — Хаммер, Нэил, я рассчитаюсь с вами в Мэйнхэттене. Я не намерен задерживаться здесь ни на минуту дольше!

Далеко он уйти не успел.

Единорог вдруг оказался охвачен бирюзовым сиянием и поднят в воздух. В панике он болтал ногами, будто бегая на месте, и можно было бы даже сказать, что это было забавно, если бы не перепуганная до полусмерти морда с выпученными глазами. Из его рога посыпались искры, которые тут же гасли. Он явно пытался что-то сказать, но ни единого звука не сорвалось с его уст, и через некоторое время он лишь беззвучно вопил.

— Ха, будешь знать, как обдирать нас! — ухмыльнулся жеребец-строитель.

— Всегда мечтала сделать подобное, да только у меня рога нет.

— Ребята, не будем глумиться над ним. — Старлайт осуждающе покачала головой. — Он — такая же жертва неравенства, как вы, как когда-то были мы, как миллионы прочих пони, влачащих своё жалко существование, смысл которого — притеснение слабых и бездумное потребление. Но совсем скоро он станет нашим братом. Он, а вместе с ним и вы, совсем скоро присоединится к нашему маленькому сообществу, а следом за вами — и вся Эквестрия!

— Всё ещё не понимаю, что ты задумала, юная кобылка, но давай начнём! Пусть и другие пони познают, что такое тяжёлый труд.

— Да! И пусть никто больше не будет жить один в семи комнатах! Всё поделим! Поделим!!!

— Вы даже не представляете, как мне льстит ваш энтузиазм! Теперь — закройте ваши глаза. И вы откроете их уже совсем другими пони.

Пони — кроме по-прежнему барахтавшегося жеребца — закрыли глаза, и их окутало бирюзовое сияние. Они взмыли в воздух, и Дабл Даймонд уловил взгляд мятежного единорога. Он взирал на него с неприкрытой мольбой.

Столько эмоций было перемешано в этом проницательном взгляде. Страх. Боль. Недоумение. Сожаление. Обречённость. Но пуще всего — немая мольба.

Столько мыслей было перемешано в этом глубоком взоре. Единорог ведь наверняка о чём-то думал. Но о чём? О своих семи комнатах? Или о семье? Была ли у него вообще семья? Жеребята, жена или муж, родители? В любом случае, ни к комнатам, ни к семье он больше никогда не вернётся.

Столько всего было перемешано в его очах. Вся жизнь проносилась пред его глазами, иль ужас застлал взор чудовищной пеленой?

В этом взгляде было столько всего, но в особенности — укор его убийственному бездействию.

А вот Парти смотрел на него совсем по-другому. Перед тем, как у него отняли кьютимарку и будущее, он смотрел на него с лёгким испугом и задорной надеждой. Наверное, тогда он искал у него поддержки, но тогда Даймонд ещё этого не понимал, тогда он не разбирался в Парти Фейворе.

Парти Фейвор…

Через некоторое время вся троица оказалась на земле; они пошатывались и рассеянно озирались по сторонам.

— Мы дома? — единорог был первым, кто подал голос. — Мы спасены?

— А ведь неплохо выглядит! — жеребец в каске окинул взглядом свой круп, на котором теперь красовался знак равенства. — Я теперь ощущаю себя таким… обычным! Мы же теперь совсем как семья, а?

— И не говори, — кобыла подошла к хранилищу кьютимарок, которое пополнилось тремя новыми метками. Её несосредоточенный взгляд выражал растерянность. — Я чувствую себя необычно, но… семья. У меня есть жеребята. Где мои жеребята? Где они?..

— Друзья мои! — Старлайт топнула копытом, — я понимаю вашу растерянность, ведь в своё время я тоже приняла решение расстаться со своей кьютимаркой, и я считаю, что это было лучшим решением в моей жизни. Наберитесь терпения. Сейчас мы отведём вас в ваши новые дома, а потом Даймонд сходит в Мэйхэттен за жеребятами. Так ведь, Даймонд? — она улыбнулась ему своей лучезарной улыбкой, перед которой он всегда таял.

Ради которой он всегда выключал мозги и закрывал на всё глаза. Ради которой он отказывался понимать, что теперь этот единорог никогда не увидит своих семи комнат, не обнимет своего жеребца или кобылку, не вернётся в родной Мэйнхэттен, который в миг стал ему чужим, а эта кобыла обрекла своих собственных детей на полную лишений и диктатуры жизнь.

Эти пони были лишены своего прошлого, у них не было будущего, но Даймонд продолжал раз за разом приводить их, думая, что уж она знала лучше.

А ему знать было не обязательно. Ему достаточно было лишь её улыбки.

Парти Фейвор. Единорог по имени Парти Фейвор. Родом из Мэйнхэттена. Может, когда-то у него тоже было семь, а то и все десять комнат. Теперь же у него не было ничего.

— НЕТ! — выкрикнул Дабл Даймонд, белошкурый жеребец, мэр Городка, лучший друг Парти Фейвора.

Он со всей силы топнул копытом, и мир разбился на миллионы блестящих осколков.

Вокруг не было ничего, кроме бесконечно далёких холодных звёзд на чёрном полотне равнодушного космоса, который давил на него своей неопределённостью. Лишь дорожка из звёздной пыли стелилась под его копытами, пока он бежал вперёд. За Старлайт.

— Почему? Почему ты обманула меня? ОТВЕЧАЙ! — вопил он.

Но космос отвечал тишиной, заглушая и его крики, и цокот копыт по эфемерной материи. А кобылка всё мчалась и мчалась вперёд в зияющую черноту; она была запряжена в телегу с ответами.

Звёзды досаждали жеребцу своей излишней яркостью, но это были ни что в сравнение с тем, какое ослепление навела на него одна лживая единорожка: тогда он был столь слеп, что даже не замечал, что его звёздочка вела его в пустоту, из которой более не было выхода.

— Я верил тебе! Парти верил тебе! Мы ВСЕ верили тебе! — орал он голосом в своей голове, не нарушая общей идиллии тишины.

Никакой усталости, причинности и обременённости мыслями. Прыг — галактика, скок — созвездие, цок — очередной световой год.

Вот только кобылка была ещё дальше, чем прежде.

— СТОЙ! Ты должна ответить мне!

Звёзды слились в один сплошной поток, но Старлайт так и не стала ближе. Впрочем, она всегда была бесконечно далека от него, как бы он ни питал надежды на обратное.

Как только кобылка скрылась в зияющем чёрном провале, всё звёзды померкли.

Угасли.

Затухли.

Всё исчезло.