Беседы о Тауматургии

– Вот хоть убейте, но не могу я в такое верить. – Слова бледно-красной пегаски сопроводил легкий смешок.

– Да кто же вас просит верить, дорогая? – Жеребец в возрасте от 20 до 40, цветом походивший на весенний сероватый снег, не скрывал свой улыбки. – Вера нужна для религии, но никак не для науки.

– Вы теперь заявляете, что это наука?

– А как же нет, дорогая? Чем не является дисциплина, познающая мир, кроме как наукой?

Разговор завязался непонятно как. Слип Стрим – молодая пегаска – при всем желании не смогла бы назвать, с чего он начался и под каким предлогом вообще зашел в такие дебри. Она даже не сказала бы, в какой момент вообще начала беседовать с этим земнопони. А внимание он привлекал – разодетый в красочные ткани, похожие не то на плащ, не то на невероятно простой жюстокор, вмещающий в себя как синие и желтые, так и красные с черным цвета. Под плащом четко виднелись множественные ремни, крестом прильнувшие к его груди и на себе держащие мешочки и склянки на маленьких ремешках. Он был до иррационального позитивным, всякое его слово сопровождала легкая улыбка, а тон никогда не менялся даже не нейтральный. Вроде, пегаска не пропустила бы тот момент, когда настолько заметный пони подсел к ней и завел разговор. Но Стрим сильно втянулась в эту беседу – она будто бы задела струны души кобылки и разожгла огонь внутри. Ей невероятно хотелось продолжать разговор.

– С каких это пор Тауматургия стремиться познать мир? – Спросила она, слегка наклонившись к собеседнику.

– Да со дня своего появления, видят Боги не могу соврать. – Земнопони улыбнулся и, подняв стакан, сделал глоток алкоголя. – Скажите-ка мне лучше вот что: из чего состоит мир? Самая мелкая частица.

Бровь пегаски поднялась слегка вверх. В вопросе ясно чувствовался какой-то подвох, но кобылка не могла понять, какой именно.

– Атом?

Земнопони добродушно гулко посмеялся, не раскрывая рта.

– Ах да, Атомизм. Чу́дная и чудна́я теория. – Очередной глоток прервал его слова. – Но ведь вы не считаете, что атом в действительности своей неделим?

– Его неделимость буквально лежит в названии.

– Значит, все-таки, считаете. – Стакан со стуком опустился на стойку. – Тогда, позвольте вас разочаровать – нет, это не правда. Атомы едва ли можно назвать основой всего. Это как пытаться объяснять все в нашем мире магией – поверхностное суждение и не более.

– Теперь вы отвергаете официальную науку. – Стрим взяла свой стакан и пригубила виски.

– Да кто же отвергает то, дорогая моя! – Земнопони раскинул копыта в сторону, но тут же положил их обратно на стойку. – Я разве заявил, что атомов вовсе нет? Чушь, нонсенс.

Жеребец немного покрутил головой, пока взгляд его не остановился на стакане:

– Вот возьмем этот стакан, например.

– А что с ним?

– С ним все презамечательно. Стакан как стакан. Вполне себе стеклянный и вполне стаканистый – ничем не отличается от других таких же стаканов. – Земнопони поднял его и залпом осушил. – Но посмотрите внимательнее. Стакан состоит из стекла, стекло – из молекул, молекулы – из атомов. Но сами атомы то тоже из чего-то состоят, ведь так?

Пегаска кивнула. Она не была физиком, но помнила из школьной программы, что атомы действительно были конструкцией из более мелких частиц.

– Вот именно. Состоят они из мелких частичек – нуклонов. Неразрывные, плотно скомпонованные в атоме. Те состоят из еще более мелких частиц. Но знаете, что лежит в основе всего?

Слип Стрим пожала плечами.

– Энергия. Да, все состоит из энергии в чистом ее виде.

– Так, стоп, погодите. – Пегаска подняла копыто. – Причем тут вообще эта энергия?

– Ну как же. Все в мире двигается. Все без исключения. Если что-то не двигается, то это лишь иллюзия, обман зрения. У всего есть в сути своей энергия, и все и есть энергия.

Пегаска смотрела на земнопони с солидным градусом непонимания. Собеседник помолчал, надеясь, что Стрим скажет что-то, но, поняв, что она не поспевает за объяснением, вздохнул и поставил стакан на стойку.

– Хорошо. – Сказал он. – Давайте тогда так. – Земнопони копытом со стальным накопытником ударил по пустому стакану, и тот моментально исчез. Испарился, не оставив и следа. – Вуаля – устранение всей энергии тела – дезинтеграция.

Глаза пегаски расширились. Она пару раз усердно поморгала, пытаясь удостовериться, что ей не показалось.

– Никакого трюка нет. Стакан был – и вот его не стало. Нет энергии – нет связи между частицами, а значит нет атома и, как следствие, тела. – Земнопони посмотрел на место, где раньше стоял стакан. – Бармен, будьте так добры – еще стаканчик виски.

Стрим несколько раз переводила взгляд с собеседника на пустое место на стойке. Из состояния замешательства ее вывел стук нового стакана, в котором тут же заплескалась прозрачная светло-коричневая жидкость.

– Вы как это сделали? – Произнесла кобылка.

Жеребец сделал глоток напитка.

– Да очень просто. – Земнопони немного распробовал алкоголь и опустил стакан на стойку, на то же самое место, где стоял прошлый. – Но вот теперь то, мы можем поговорить о Тауматургии. Вот, видите ли, какая ситуация – Тауматургия закрепила за собой славу искусства, но никак не науки. Фокусы, танцы и всякая прочая мишура – такого рода вещи. Но ведь возникает момент – смысла то в такого рода искусстве фактически ноль. Клянусь всеми Богами, какой прок от фокусов, если у нас тут треть населения – единороги, которые такие фокусы каждый вторник не просто видят, а творят сами? Пони исчез? Телепортация. Пони заставил предмет исчезнуть? Невидимость. Превратил древесный стол в чистое стекло – ну это заклинание трансмутации, посложнее конечно, но ничего из ряда вон. И никому, ни единому существу в мире, кроме тауматургу, не видно, что происходит на самом деле.

Очередной маленький глоток прервал собеседника.

– А тауматург, в первую очередь, это пони науки. Сложной в освоении, вполне легкой в исполнении. Тауматург видит мир как разношерстную энергию. И прекрасно отличает все от магии. – Земнопони снова покрутил головой, выискивая пример. – Вон, например, огонь в камине. Это ведь просто слияние двух энергий – элементальная, переходящая в тепловую.

– Прошу прощения? – Голос пегаски заставил собеседника обернуться.

– Элементальная, да. Не удивляйтесь такому тривиальному выбору названий и определений – они наиболее точные и верные. Элементальная энергия это, можно сказать, основа основ. Она содержится во всем подряд и собой определяет суть любого тела. – Земнопони взял стакан. – Вот, например наш старый знакомый. Это ведь результат слияния элементальной энергии земли и огня. И они сливаются в новый элемент – Потэри.

Стрим в удивлении дернулась:

– Как керамика?

– Как керамика. Просто разные количества энергии. – Стакан опустился на стойку. – Тобишь вот. Тауматургия это наука о энергии, а так как всякая энергия, в сути своей, элементальная, то можно провести простое логическое заключение: Тауматургия – наука об элементальной энергии.

– Так, погодите. – Стрим напрочь забыла о своем напитке. – А алхимия разве не похожие вещи изучает?

– Не изучает ли зоология те же вещи, что и биология? – С легкой улыбкой ответил собеседник вопросом на вопрос. – Разных подразделов много у каждой науки. И Тауматургия не исключение. Пирософистика, Алхимия, Аэротэургия, Гидрософистика и Геомантия.

Пегаска усмехнулась трем новым наукам, о которых ничего прежде не слышала. Но усмешку вызвали не только новые названия:

– А алхимики и геоманты знают, что они тауматурги?

– Туше, моя дорогая, туше. – Земнопони сделал глоток. – Истинно так, Алхимия и Геомантия, во всем своем величии, не признаны частью Тауматургии, но это не меняет факта. Медицину тоже можно называть отдельной наукой, да и медик – не всегда профессор биологии. Но это не меняет того, что медицина — это биология. Так же и с алхимией и геомантией. Не все алхимики и геоманты – тауматурги, но всякий тауматург – алхимик и геомант. Это лишь вопрос времени, когда Тауматургия обзаведется своими Айзеками Плутонами и Луи Пастелами.

Повисла короткая тишина, как оба беседующих пони выпили немного алкоголя из своих стаканов.

– Меня все еще волнует вопрос, мистер...– Стрим медленно повернула голову к земнопони.

– Ах, что вы, какой я мистер. – Собеседник почти рассмеялся. – Я Аионий Заграфос. Для вас, моя дорогая, просто Аион.

– Аион. – Пегаска кивнула, но подметила – имя явно не эквестрийское. – Как вы заставили стакан исчезнуть?

– Ох хо хо хо. – Посмеялся тауматург. – Это очень сложный вопрос. Дебри Тауматургии столь далекие, что я едва ли могу их вам объяснить так, чтобы вы поняли.

– Ну, вы можете попробовать. – Слипстрим не заметила, как виски в ее стакане закончился. Она быстро позвала бармена.

Аион задумался и приложил копыто к подбородку.

– Давайте начнем немного издалека. – Сказал он после десяти секунд молчания. – Начнем с того, что не все элементы равны – одни куда более агрессивные, другие – инертные. Почему же агрессивные не поглотили друг друга за бесчисленные века существования Вселенной? Огненный элемент невероятно активен, но проявляется лишь тогда, когда его «тревожат» извне – все горит, но не все самовоспламеняется. Элемент земли довольно инертен, но способен, при нужных условиях, реагировать с элементом воды и создавать жизнь.

Пегаска глотнула виски, слегка покачав головой. Убрав стакан от губ, она выдохнула короткое «не знаю».

– Получается, что мир имеет правила, которые сам же и нарушает на регулярной основе. И тауматурги довольно долго думали – почему же так. – Аион улыбнулся и положил копыто со стальным накопытником на барную стойку. – Пока не нашли Сакт. – Легким движением копыта, маленькая часть древесной стойки воспламенилась на секунду, пока Аион не убрал огонь, положив поверх него свое копыто. На стойке не осталось никаких следов от пламени. – Элемент-нарушитель. Что-то, что постоянно тревожит устоявшиеся нормы поведения других элементов. Сакт, или если называть полностью, Парейсактос, это что-то вроде чистого хаоса, Энтропия, если вам угодно. Он появляется сам по себе, без каких-либо условий, в любой момент, в любом элементе и начинает менять его поведение. Сакт может вытаскивать элементальную энергию из тел наружу, как вы только что видели. Или, может рассеивать энергию, исчезая в процессе. Элемент-камикадзе – появляется и исчезает, когда контактирует с чем либо, ломая при этом законы.

– А если этого «сакта» станет слишком много? – Стрим, уже знатно разморенная алкоголем, облокотилась на стойку.

– Обычно так не бывает – элемент-нарушитель имеет свой, назовем его, контрфорс. – Земнопони улыбнулся. –Элемент-стражник, прямо противоположный Сакту. Его называют «Фроу», или Фроуро́с, если полностью. Фроу так же появляется сам по себе. Он так же уничтожается при контакте с чем либо, но при этом он стабилизирует элементы. На каждое действие появляется противодействие. Мировой баланс и полная гармония.

– Ну а если чисто гипотетически? – Пегаска продолжила тему.

– Тогда мир перестанет существовать. – С необычайной легкостью ответил Аион. – Если Фроу не будет исправлять последствия Сакта, то тогда мир просто распадется на части. Если Сакт перестанет появляться, то тогда мир встанет в стазис – само время, возможно, остановит свой ход. – Земнопони выпил остатки алкоголя в стакане и сам оперся о стойку – алкоголь и его начинал перебарывать. – Благо, Хаос и Порядок это две стороны одной монеты. Одно не может существовать без другого. Даже романтично, если так подумать.

Стрим ответила лишь легким «угу» через закрытые губы. Глаза ее сомкнулись, а голова упала на копыта, сложенные на стойке. Аион посмотрел на задремавшую собеседницу и легко улыбнулся. Ему приятно было поговорить, даже не столько на тему будоражащей его разум науки, сколько просто обменяться с кем-то словами. Пусть это, по сути, был и разговор «ни о чем» — вряд ли пегаска, после работы пришедшая в бар расслабится, вынесет что-то из своеобразной лекции. Так, наверное, даже лучше для нее.

Земнопони поднялся со стойки и, немного порывшись в кармане жюстокора, вытащил оттуда несколько битсов.

– Это и за ее заказы тоже. – Произнес он бармену, положив деньги на стойку.

Тауматург развернулся и направился к выходу. Дверь бара легко скрипнула, впуская прохладный, свежий воздух позднего вечера. Аион глубоко вдохнул и, напоследок посмотрев на спящую собеседницу, вышел из бара, на улицы вечернего города.