Грехи Прошлого: Отблески

Вариация третья - Благословение

В подвале воняло старым кедром и мускусом, но никто из присутствующих не жаловался. Всё было скромно, но это было их святилище вдали от любопытных глаз публики и даже их друзей и семей. Никто не понял бы их целей. Все были слишком ослеплены идеологическим режимом, который захлёстывал Эквестрию каждую секунду каждого дня.

Однако Сайлент Шепарду было всё равно. Их вера была непоколебимой. Они не поддадутся влиянию, и постепенно их число будет расти, поскольку всё больше и больше пони ставят под сомнение статус-кво. Он постучал копытом по своему подиуму, и несколько десятков присутствующих пони замолчали. Небольшой подвал под пекарней Сайлент Шепарда не был церковью для их Королевы, но они позаботились о том, чтобы максимально использовать свободное пространство.

— Во имя Вечной Ночи, — сказал Сайлент Шепард своей пастве.

— Во славу Истинной Королевы Эквестрии, — ответили пони, прежде чем сели на низкие и простые скамьи, которые занимали большую часть помещения.

— Добро пожаловать, братья и сестры, поскольку мы собрались, чтобы поговорить и сохранить в наших сердцах единственную и Истинную Королеву Эквестрии, — сказал Сайлент Шепард с улыбкой, обращаясь к собравшимся. — Да, мы собрались сегодня вместе, чтобы поговорить о её мудрости, её силе и её красоте. Мы те, кто её благословлённые дети. Пони, почувствуйте же благословение и позвольте ему проявить себя.

Сайлент Шепард закрыл глаза, расправил плечи и почувствовал, как по спине поползли мурашки. Когда он снова открыл глаза, они налились бирюзой, хотя зрачки всё ещё были круглыми. Все остальные пони сделали то же самое, и вскоре у всех у них был один цвет глаз.

— Да, — сказал Сайлент Шепард с улыбкой. — Да, мы все здесь её дети, потому что все мы чувствуем возрождение её священного благословения. Придёт ещё время для красоты вечной ночи, но в следующий раз мы должны относиться к нашей Истинной Королеве с величайшим уважением. Это была наша слабость. Это были наши ошибки, которые разочаровали её. Это мы заставили её вернуть королевство под власть недостойных сестёр. Именно наши неудачи привели к тому, что она лишилась своего самого священного благословения. И всё же она не оставила нас. Она хотела только, чтобы мы повзрослели, чтобы снова быть готовыми к её вечному правлению и вечной ночи.

— Во славу Истинной Королевы Эквестрии, — снова повторили присутствующие, бормоча, словно это было окончание молитвы.

— И наша Королева готовится к своему возвращению к власти, продолжая разыгрывать невинность и прячась на виду у наших врагов, посылая нам, своим верным, свою истинную мудрость. Услышьте же проповедь нашей Королевы, созданную в этот самый день. — Сайлент Шепард потянулся к своему подиуму, его копыто схватило и подняло толстый бумажный квадрат. Это была виниловая пластинка, передняя часть которой была украшена скелетом аликорна, идущим по тому, что казалось поверхностью луны.

Сайлент Шепард улыбнулся, медленно поворачивая альбом, чтобы все могли ясно видеть обложку. — Да, новая проповедь увидела свет сегодня. Наша Королева и её ближайшие помощники снова обращаются к нам через тонкую интерпретацию своих текстов и мелодий. Вот почему мы собрались здесь сегодня. Чтобы приступить к выполнению нашего священного долга. Так пусть же прозвучат слова нашей Королевы. Давайте услышим её нежный голос, когда она говорит с нами как Королева, как Мать, как Богиня.

— Во славу Истинной Королевы Эквестрии, — повторили собравшиеся, когда несколько членов встали. Сайлент Шепард передал альбом. Виниловую пластинку аккуратно достали и поставили на простой проигрыватель с пружинным приводом. Рукоятка была повёрнута, игла была помещена. Вскоре, после нескольких мгновений щелчков и царапаний, заиграла музыка. Жёсткие барабаны, драйвовая гитара, тонкие хоровые голоса и другие тона смешались вместе в стиле, с которым группа "Найтмер" стала почти знаменитой.

Собравшиеся качали головами в такт. Они закрыли глаза и сидели молча, поглощая музыку. Между песнями никто не обменивался словами. Короткая передышка между треками была воспринята как момент молчаливой медитации. Сам Сайлент Шепард остался на своём подиуме, просто наблюдая за своими братьями и сёстрами с тонкой улыбкой. Несомненно, на этом альбоме их Королева раскроет свой план по окончательному завоеванию Эквестрии. Обложка альбома давала им намёк на то, что они, возможно, начнут свою атаку с места заключения своей Королевы: луны.

Затем раздался грохот, из-за которого игла на пластинке проскочила. Глаза присутствующих открылись. Некоторые смотрели на проигрыватель, другие смотрели на Сайлент Шепарда. Его глаза были сосредоточены на лестнице, которая вела вниз к их скрытому убежищу. Снова раздался грохот, и яркий солнечный свет залил лестничную клетку. Сайлент Шепард открыл рот, чтобы закричать, предупредить своих братьев и сестёр, но всё это произошло слишком поздно. Мигающее сине-красное заклинание пролетело вниз по лестнице, и в тот момент, когда оно упало на пол, комнату залил ослепительный свет и оглушительный звон.

~~~

— Они выводят их наружу. Приготовь камеру. — В магии у неё были блокнот и карандаш, она строчила заметки с немыслимой скоростью. Тем не менее, рядом с ней не было никаких вспышек камеры. Её бровь раздраженно дёрнулась, прежде чем она поднесла копыто к губам и громко, пронзительно свистнула.

— Что?! Я проснулся... Где я? — Фотограф запнулся, его крылья дёрнулись, когда он огляделся.

— Шаттер, вспоминай. Полицейский рейд. Рецидивисты. Делать снимки. Делать деньги. Делать заголовки. Пошёл-пошёл.

Серый пегас на тротуаре, Шаттер, застонал, поправляя крепление на шее, на котором держалась его камера, и наклоняя голову к окуляру. — Точно. Один из твоих источников неожиданно оказался законным. Ты уверена, что это не сон?

— Прибереги шутки для стендапов, — сказала Байлайн Блум, прижимаясь к полицейской баррикаде. Её более энергичное настроение по сравнению с Шаттером отразилось в её более ярких цветах. Её жёлтое пальто почти сливалось с жёлтыми магическими барьерами высотой по грудь, создаваемыми офицерами-единорогами, охраняющими место преступления. Её светлая, жёлтая, как тюльпан, грива была собрана в хвост, чтобы ни один волосок не падал ей на глаза.

Она делала пометку о каждом рецидивисте, который выходил за дверь. Они следовали один за другим, и всякий раз, когда казалось, что все они уже вышли, на самом деле это была всего лишь задержка в потоке. Большинство пони она не узнала, но она могла заметить нескольких, которые были достаточно хорошо известны в этом районе. Их лица бывали на рекламных объявлениях или появлялись в газетах по той или иной причине. Это была разнообразная группа, единственной общей нитью между ними было их превосходство в отдельных областях и карьерах.

Вы не могли быть рецидивистом, если вы не были изначально инфицированы, а вы были инфицированы только в том случае, если были одним из лучших в чём-то.

Каждый арестованный пони был должным образом связан. На копыта надели наручники, магия была заблокирована, а крылья были связаны, чтобы обеспечить почти нулевой шанс на побег. Последним из примерно трёх дюжин был пони, который владел пекарней, расположенной над подвалом. У него была доска, на которой был он сам для завлечения посетителей, хотя на доске он выглядел намного счастливее, чем сейчас.

— В общем мы преследовали полицию прямо до сюда, потому что я не считаю тупую удачу и погоню за сиренами "законным" источником новостей.

— Может избавишь меня от своего скептицизма, пока мы не закончим? — Спросила Байлайн, не отрываясь от своего блокнота.

Шаттер сфотографировал всех арестованных пони, выстроившихся на улице, прежде чем опустить камеру. — Не-а, ты вытащила меня из постели и за это получишь вагон и маленькую тележку скептицизма.

— Мой друг сказал мне, что клиентка, которую он сегодня обслуживал в кафе, не переставала жаловаться на музыку. — Байлайн оторвалась от написания заметки, чтобы взглянуть на Шаттера. — Кто-то слушал музыку в течение нескольких часов каждую пятницу на протяжении двух месяцев. Та же музыка, та же группа, и в одно и то же время, как по расписанию. Управляющий зданием ничего не мог с этим поделать, потому что это был не кто-то из жильцов квартиры.

— И что? Мэйнхэттен — шумный город. Что заставило тебя думать, что это хорошая наводка?

Байлайн улыбнулась, левитируя свой карандаш, чтобы коснуться камеры Шаттера, прежде чем снова указать на место преступления. — Это была хорошая наводка, из-за того, какую группу всё время слушали. Я выследила кобылу в ресторане сегодня вечером, узнала всю историю. Это было бы просто идеально. Мы бы поймали этих рецидивистов, пробирающихся в подвал и выходящих из него. Это была бы большая история. Мы бы раскрыли всё ещё до того, как полиция узнала бы.

— Но, я так понимаю, полиция узнала о жалобах кобылы на шум раньше, — сказала Байлайн, глядя на ближайшего офицера.

Шаттер снова поднял камеру, чтобы найти кадр получше. — О да, какое у нас ужасное полицейское управление. Они на самом деле делают свою работу. Вот же монстры.

— Я думала, что получу только скептицизм, а не сарказм.

Шаттер улыбнулся. — Они будут работать в паре за то, что ты вытащила меня посреди ночи, и это ещё далеко не конец.

— Хорошо, просто продолжай фотографировать, — сказала Байлайн, возвращаясь к заметкам в своём блокноте. — Мы здесь единственные репортёры. Это эксклюзив, и я хочу хорошие фотографии.

Шаттер закатил глаза, продолжая фотографировать. — Это не будет каким-то эксклюзивом. Полиция сделает заявление, предоставит фотографии, и каждая газета в Эквестрии опубликует это до конца дня. Это просто очередная облава на рецидивистов.

— Нет, я чувствую. Здесь что-то должно произойти, — прошипела Байлайн.

— Дорогу, — проревел третий голос позади пары. Байлайн, как и некоторые другие зеваки, оглянулась, но она была единственной, кто улыбнулась. Пони приближались к полицейскому барьеру. Это был мэйхэттенский глава полиции — Шериф Сайрен. Она много раз видела его лично и на фотографиях, чтобы узнать его даже за несколько кварталов: светло-голубое пальто, седая грива, усы и серый плащ. По бокам от него шла пара офицеров-земных пони, и он совсем не выглядел счастливым.

Это было идеальное время, чтобы задать несколько вопросов. — Шериф Сайрен! Шериф Сайрен! — прокричала она, отползая от полицейской баррикады и направляясь к приближающемуся шерифу. — Байлайн Блум, "Мэйнхэттенская Газета". Есть ли у вас какие-либо комментарии по поводу такого количества рецидивистов? Как вы думаете, в городе есть ещё какие-нибудь группы? Есть ли какие-нибудь новости о создании вакцины из Кантерлота? Были ли какие-либо сообщения о распространении этого проклятия?

Шериф Сайрен заметно ощетинился и оглянулся на одного из сопровождавших его офицеров. Его приглушённый комментарий не ускользнул от ушей Байлайн. — Как эти стервятники добрались сюда так быстро?

Байлан Блум только улыбнулась, немного повысив голос, чтобы убедиться, что она привлекла внимание шерифа. — У хорошего репортёра всегда есть свои источники.

— Или тому чертовски везёт, — сказал Шериф Сайрен. Офицеры-единороги, поддерживающие жёлтый барьер, сделали проход, когда шериф подошёл ближе. — Послушай, на данный момент мы не даём никаких комментариев. Официальное заявление будет опубликовано утром. Но я скажу лично тебе... Если просто будешь сидеть тихо, не давая мне повода арестовать твой круп... твоя удача окупится сполна.

— С чего вдруг? — Байлайн попыталась последовать за шерифом через барьер, но один из сопровождавших его офицеров убедился, что она осталась снаружи, пока входил на оцепленную улицу.

— Потому что ты сможешь получить фотографии, и я обещаю, которых не будет ни у кого. Итак, я тебя не видел, ты меня не видела, и тебе лучше убрать моё имя из своей статьи. — С этими словами Шериф Сайрен повернулся спиной к Байлайн и рысью бросился к месту преступления, когда дыра в полицейском барьере закрылась.

— Как ты думаешь, что он имел в виду под этим? — Спросил Шаттер.

— Я не знаю. — Байлайн начала сканировать место преступления. Очевидно, там было что-то, что они могли бы сфотографировать, что-то, что было бы исключено или сведено к минимуму в официальном отчёте. Но что? Был ли один из рецидивистов важным пони? Было ли что-то особенное в этом месте? Был ли намёк на то, что ситуация с рецидивистами станет намного хуже после сегодняшнего вечера?

— Эм... Байлайн?

— Что? Я пытаюсь понять, о чём говорил Шериф Сайрен. — Она взглянула на Шаттера, но обнаружила, что тот не смотрит на неё. Он поднёс камеру к лицу, направив её в небо, и делал снимки так быстро, как только позволяла камера. Он даже дошёл до конца плёнки, выругался и стал быстро её менять. Только тогда Байлайн сама посмотрела в небо, её глаза остановились на нескольких крылатых фигурах, силуэты которых вырисовывались на фоне вечно светящихся огней на горизонте Мэйнхэттена.

Четыре офицера-пегаса летели плотным строем вокруг того, что выглядело как облако. Это были не пушистые кучевые облака. Это был извивающийся, усеянный звёздами сгусток миазмов, который начал вращаться и принимать более чёткие очертания, пока совершал свой спуск к месту преступления. К тому времени, когда облако приблизилось к земле, оно превратилось в высокого, стройного аликорна из плоти и крови.

— Все пони в Газете будут в шоке, — сказала Байлайн с широкой улыбкой, когда начала писать так быстро, как только могла. Это была Никс, в этом не было никаких сомнений: плащ, кьютимарка, и, конечно же, в Эквестрии не было другого аликорна, у которого был бы подобный образ. У неё было несколько пирсингов в ушах и один металлический стержень в носу. Её глаза были подчёркнуты большим количеством подводки и теней для век, а грива была очень коротко подстрижена. Это выглядело почти как огонь, кружащийся над её головой, особенно по сравнению с хвостом, который всё ещё был длинным и струящимся.

— Что она здесь делает? — Спросил Шаттер, закончив менять плёнку и возобновив съёмку. Никс разговаривала с Шерифом Сиреной, её глаза время от времени поглядывали на арестованных пони.

— Это, вероятно, самая большая облава на рецидивистов, которую мы когда-либо видели в Мэйнхэттене, и она на гастролях со своей группой в городе. Подумай об этом, Центральная больница Мэйнхеттана была бы перегружена, заботясь обо всех этих рецидивистах сразу. Кто-то попросил её о помощи, — сказала Байлайн, её слова почти в точности повторяли заметки, которые она писала, когда теории текли из её карандаша, как вода из крана.

— Байлайн, перестань писать и посмотри, — сказал Шаттер, толкнув её локтем в бок. — Я думаю, она их лечит.

Она подняла взгляд от своего блокнота, её карандаш остановился, когда глаза наблюдали за тем, что происходило перед ней. Всё, что они слышали о лечении рецидивистов, говорило о том, что обычным врачам-единорогам требовалось несколько дней, чтобы очистить пони, и ещё неделя восстановления после этого, прежде чем жертва возвращалась к нормальной жизни. Никс же просто водила хвостом по арестованным пони. Некоторые взывали к ней, умоляли её, как дети к родителям. Но она продолжала свою работу с холодным безразличием.

Один из арестованных был особенно громким и кричал во всю глотку. Он был тем, кого полиция вывела последним, владельцем пекарни над подвалом, в котором собирались рецидивисты. — Пожалуйста, Королева, Богиня, разве мы не были верны?! Разве мы не поступали так, как описано в вашей проповеди?! Мы ваши дети, ваши Дети Найтмер! Мы живём только для того, чтобы служить! Если мы подвели вас, мы просим только о шансе искупить свою вину! Освободите нас от этих пут, и мы начнём переворот прямо сейчас! С моей паствой мы можем сокрушить этих слепых любителей солнца и отступить в ваш великолепный замок. Пожа..!

Его слова смолкли, когда хвост Никс обвил его. Все арестованные теперь лежали без сознания на улице. Они были неподвижны, как мёртвые, но полицейские проходили и проверяли признаки жизни каждого из них. Байлайн могла только предположить, что, поскольку никто не паниковал, никто из рецидивистов не был убит в результате процедуры.

Никс вернулась к Шерифу Сирене, разговаривая с ним, пока её пегасий эскорт готовился к отлёту.

— Она уже закончила! — Сказал Шаттер. — Если она может так быстро вылечить рецидивиста, то почему она просто не облетит больницы и не вылечит всех сама?

— Если бы её лечение работало бы, рецидивистов не было бы вовсе, — сказала Байлайн, записывая всё, что они видели. Это было золото, чистое репортерское золото... или, по крайней мере, серебро. Нет, у золота должно быть интервью. Если бы только она могла понять как... Байлайн сделала паузу на мгновение, какой-то тоненький голосок в её голове предостерегал от подобных идей.

Она решила не слушать его.

— Никс Спаркл! Принцесса Никс Спаркл!

Шаттер вздрогнул, когда толпа, полиция и сама Никс посмотрели на Байлайн. — Что ты делаешь? Шериф сказал, что нам нужно вести себя тихо.

— Как будто я собираюсь слушать, что он говорит, — огрызнулась Байлайн на Шаттера, прежде чем поднять копыто в воздух, размахивая им, как кобылка, пытающаяся привлечь внимание своего учителя. — Никс Спаркл, я Байлайн Блум из "Мэйнхэттенской Газеты". Всего несколько минут вашего времени, пожалуйста!

Никс повернулась, чтобы посмотреть на Шерифа Сирену. Шериф поднял копыто, защищаясь, что-то говоря аликорну. Она что-то сказала в ответ, и они закончили обмен словами примерно через минуту, прежде чем Никс заметно вздохнула. Затем она повернулась и пошла к полицейскому барьеру.

— Скажу только раз, — предупредила Никс, когда стала ближе к Байлайн. — Если ты задашь вопрос, который мне не нравится, я забираю плёнку и разбиваю камеру.

— Договорились, — сказала Байлайн, не обращая внимания на выражение ужаса, появившееся на лице Шаттера. — Итак, вы только что вылечили рецидивистов?

— Да.

— Были ли какие-либо продвижения в одномоментном лечении благословления Детей Найтмер?

— Нет.

Байлайн кивнула головой. Никаких сюрпризов. Исследователи из Кантерлота сделали бы большое объявление, если бы добились какого-либо реального прогресса. — Кантерлот всё ещё работает над лекарством?

— Да.

Опять же, никакого реального сюрприза, но это было нормально. Байлайн знала, что делала. Она задавала простые вопросы. Она убаюкивала Никс ложным чувством безопасности, прежде чем задать реальный вопрос. — Есть ли причина, по которой вы не помогаете с исследованиями?

— Я помогаю.

Байлайн сделала паузу, спотыкаясь в своей быстрой цепочке вопросов. — Вы помогаете?

— Я помогаю своим отсутствием.

Её мозгу потребовалось мгновение, чтобы переварить слова, но Байлайн улыбнулась и кивнула. — О, это интересно. Очень интересно.

— Рада, что могу быть интересной. Мы закончили?

— Нет, ни в коем случае.

Никс нахмурилась, немного опустив голову, чтобы быть ближе к уровню глаз Байлайн. — Я не могу быть здесь всю ночь. Ты задашь только один вопрос.

— Но...

— Один, — повторила Никс, выпрямляясь в полный рост.

Байлайн открыла рот, чтобы возразить, но затем закрыла его, начав листать свой блокнот. Один вопрос, один вопрос? У неё были десятки вопросов. Как она могла выбрать только один, который спросит? Она облизнула губы, переводя взгляд со своего блокнота, на Никс и на Шаттера. Её разум начал цепляться за идею: главный вопрос, с которым она заигрывала с тех пор, как начала по-настоящему узнавать о ситуации с рецидивистами.

— Никс, есть ли какая-то связь с тем фактом, что вашу мать опознали среди первых рецидивистов вскоре после того, как ваша группа продала свой первый альбом, и вы съехали из замка?

Наступила мёртвая тишина. Никс просто смотрела на Байлайн, расправив крылья. Вид аликорна с распростёртыми крыльями заставил многих зевак возле Байлайн быстро отступить назад, как будто она была эпицентром магического взрыва. Шаттер прижимал камеру к груди, опасаясь за её сохранность, как если бы это был его собственный сын.

— Большинство репортеров знают, что не следует спрашивать меня о моей матери, — сказала Никс. — Я не люблю обвинений в свой адрес.

Байлайн решительно покачала головой. — Я не обвиняю вас. Я не думаю, что вы как-то повлияли, но я считаю, что вы пострадали.

Тишина возобновилась. Некоторые полицейские с тревогой подкрадывались ближе, готовясь удержать Никс. Но затем Никс начала складывай свои крылья. Едва заметная улыбка появилась на её лице, когда она наклонилась ближе, шепча так, чтобы только Байлайн могла слышать. — Я буду в отеле "Восставший Феникс" в центре города до пяти часов завтрашнего дня, после чего уеду на подготовку к вечернему концерту. Попросите встречи со мной и скажите кодовую фразу "Снежинка на День Согревающего Очага". Они позволят вам подняться в мою комнату. Если то, что вы только что сказали, является правдой, интервью с вами может улучшить моё мнение о журналистах.

Байлайн кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Никс повернулась, чтобы уйти, превратившись обратно в дымное облако, прежде чем офицеры-пегасы последовали за ней в небо. Машины скорой помощи из Центральной больницы Мэйнхэттена начали прибывать, для перевозки арестованных пони. Некоторые зеваки начали расходиться, но Байлайн и Шаттер остались.

Когда Байлайн, наконец, удалось взять себя в копыта, она оглянулась на Шаттера, который стоял, разинув рот. Она просто улыбнулась, отходя от полицейского барьера, прежде чем положить копыто ему на плечо.

— Итак, ты всё ещё считаешь, что я должна тебе кофе и пончик, или ты будешь удовлетворён получением эксклюзивного интервью и, возможно, получением истории года?

— Я всё ещё хочу свой кофе и пончик, — сказал Шаттер, хотя улыбка на его лице была почти такой же широкой, как и у Байлайн. — И не смотри так гордо на себя. Тебе просто повезло.

— Хэй, усердная работа просто означает, что, когда тебе везёт, ты действительно можешь воспользоваться этим.

__________________

Что, если бы "благословение" вернулось

__________________