Полет Аликорна

14. Медовая ловушка

Яркий луч белого света пронзил промежутки в листве над головой и заставил тяжелые веки Рарити открыться. Уже утро? Нет, это невозможно. Свет шел прямо сверху, а Рарити знала, что не могла проспать до полудня. Через несколько секунд луч резко сдвинулся и обратил свой пронзительный взгляд на другой участок джунглей, погрузив Рарити обратно во тьму и подтвердив, что еще ночь. Когда она поспешила прийти в себя, то услышала низкий гудящий звук, творящий вибрации достаточно мощные, чтобы отдаваться в зубах и копытах. Она подняла глаза, чтобы найти источник света и звука. Холод ужаса охватил единорожку, и она сразу же низко сжалась в тени, когда узнала чудовищный дирижабль грифонов. Он парил над ней, а прожекторы разрезали тьму.

Он охотился на нее.

Грифоны, должно быть, отправились на поиски пропавшего патруля и нашли его. И тогда же узнали, что она и Блублад все еще живы и пытаются добраться обратно в Эквестрию. Теперь они были во всеоружии и прочесывали джунгли. Была ли она здесь в безопасности? Рарити хотелось верить, что даже зоркие грифоны не смогут найти их среди перепутанных лиан и густой листвы. Бросив взгляд в сторону, она увидела, что Блублад все еще лежит, обмякнув и прислонившись к дереву, и крепко спит. С учетом его лихорадки, белая пони сомневалась, что сможет разбудить его, даже если попытается. Они не смогли бы убежать, если бы их заметили, поэтому единственное, что оставалось — сидеть неподвижно, пока парящий левиафан в небе.

Мощный луч прожектора вновь пронесся мимо, и Рарити замерла. Она осмелилась взглянуть на тяжело и шумно движущийся линкор в поисках любых признаков того, что охотники летят к своей добыче, но все же казалось, что огни освещают местность случайным образом, в то время как воздушный корабль медленно бороздит ночное небо. Где-то у борта корабля Рарити показалось, что она заметила быструю вспышку света, возможно даже явившуюся изнутри. Она задалась вопросом, что это могло быть.

Пока единорожка наблюдала вспышку, она начала чувствовать, как в голове нарастает болезненная тяжесть, словно надувается воздушный шарик. Давление продолжало усиливаться, и она прижала копыто к виску, пытаясь помассировать болящее место, но ощущение только росло. Она обнаружила, что теперь находится в сфере тусклого голубого света, исходящего от ее рога. Она попыталась остановить магию, но как ни концентрировалась, казалось, не могла ослабить свечение. И даже не могла понять, какое заклинание творит. Она еще глубже нырнула в тень и попыталась прикрыть рог обеими передними ногами, чтобы характерная аура не навела грифонов прямо на нее. Дальнейшие попытки остановить заклинание приводили только к мучительной боли, словно в основание ее рога вбивали ножи. Она отказалась от попыток и решила просто надеяться на лучшее и что искатели ее не заметят.

К счастью, огни наверху не обратили на нее внимания. Вместо этого все прожекторы на боевом корабле грифонов внезапно погасли, заставив Рарити удивленно моргнуть. Еще более странным оказалось то, что теперь, при отсутствии огней, весь огромный воздушный корабль охватило тусклое свечение, очерчивающее рассеянным светом его контур. Белый свет неуклонно становился все ярче, усиливаясь вместе с болью в голове единорожки. Казалось, что свет зовет ее, и Рарити наконец разобралась в ощущении. Это оказался гораздо более мощный вариант ее заклинания поиска драгоценных камней, чем она когда-либо творила. Она знала только об одном драгоценном камне, который мог повлиять на нее таким образом.

Камень Небес был все еще там наверху, на корабле, и резонировал, реагируя на ее заклинание. Единорожка была уверена, этот магический резонанс и заставил воздушный корабль светиться. Больше, однако, ее тревожило то, что нечто в связи между ней и легендарным камнем вызывало рост магического напряжения в ее роге, ужасающего по силе и крайне болезненного. Оно грозило переполнить ее, и единорожка опасалась, что может даже убить. Рарити боролась с желанием закричать от боли, но не могла уже держаться дольше. Затем на мгновение дирижабль грифонов засиял так ярко, что ночная тьма полностью рассеялась и сменилась потусторонним сиянием. Рарити жалобно взвизгнула, а затем ахнула, когда все давление в ее голове разом сбросилось. Ее рог вспыхнул подобно миниатюрному солнцу, и через полсекунды мир погрузился во тьму.

Когда модельерша открыла глаза, она снова оказалась окруженной тьмой и лежала на спине. Земля под ней казалась удивительно мягкой и проминалась при каждом легком движении ее тела. Она резко села, поняв, что лежит вовсе не на лесной подстилке, а на мягком матрасе, укрытом одеялом. Еще более странным, чем неожиданная смена обстановки, было ошеломляющее ощущение, что ей все тут знакомо. Рарити знала эту кровать, и это место, и смесь запахов в воздухе. Она перекинула задние ноги через край кровати на плюшевый ковер. Все было знакомо. Это было похоже на… дом. Белая пони исследовала темноту своей магией в поисках керосиновой лампы, которую ожидала найти на тумбочке рядом с кроватью. Она оказалась именно там, где стояла всегда, и модельерша чиркнула спичкой из спичечного коробка, чтобы зажечь фитиль и осветить комнату.

Знакомое ощущение ее старого стеганого одеяла и неизменное положение лампы уже сказали ей, что она каким-то невероятным, неведомым образом оказалась на краю своей кровати в своей собственной спальне в Понивилле. Но не ее элегантной спальне в бутике Карусель — это оказалась комната, в которой она росла в доме родителей. Там был ее книжный шкаф, заполненный старыми книгами серий «Клуб нянек» и «Детектив Ноузи Дэйр», и полка с любовными романами, которыми она увлекалась в последние годы, прежде чем потерпела неудачу в своем собственном. На книжном шкафу куклы из ее любимой коллекции Эквестрийских Кобылок, одетые в наряды, которые Рарити разработала и создала сама, позировали как фотомодели на собственном шоу. Старое платье с ее кьютисионьеры, которым она так гордилась, висело в витрине на стене. Она в конце концов поняла, что нашить на него столько камней, что невозможно ходить — не означает созидательной гениальности, но неописуемо блестящее синее платье по-прежнему занимало особое место в ее сердце. Родители оставили комнату практически без изменений с тех пор, как она переехала, а Свити Белль относилась к ней почти как к храму старшей сестры.

Все это казалось таким реальным — вплоть до стопок журналов мод Glamare, Filly Trend и La Jument на ночном столике и плакатов с моделями, гарцующими по подиуму в платьях от-кутюр ее любимых дизайнеров. Как бы сердце ее ни стремилось домой, и как бы она ни хотела обнять Свити Белль и напомнить родителям, как сильно она их любит, единорожка знала, что это видение не было — не могло быть — реальностью. Это лишь сон, и ей нужно проснуться, чтобы добраться до безопасного места и найти Блубладу цветок, в котором он нуждался, чтобы выжить. Она легонько постучала копытом по голове, пытаясь вернуться в джунгли, но ничего не изменилось. Более сильное постукивание оказалось столь же неэффективным. Что она могла сделать, если не могла проснуться от этой грезы? Единорожка остановилась. Из-за закрытой двери доносились приглушенные голоса. Не было причин не посмотреть, раз уж она застряла здесь.

Рарити соскользнула с кровати и встала на все четыре ноги. Она подошла к двери своей старой спальни и осторожно толкнула ее, заливая комнату более ярким светом газовых ламп коридора. Как ни странно, дверь засветилась голубым светом, когда белая пони открывала ее, как будто сделала это с помощью магии, несмотря на то, что она толкнула ее правой передней ногой. В коридоре стало очевидно, что голоса доносятся снизу, и было похоже, что кто-то горько рыдает.

Свити Белль! Рарити помчалась вниз на плач сестры, но остановилась всего в нескольких копытах до того, как успела врезаться в круп очень большой пони, стоящей на кухне ее родителей, с ниспадающим эфемерным хвостом мерцающих пастельных тонов.

— Принцесса Селестия! — воскликнула потрясенная Рарити, прежде чем рефлекторно склониться в уважительном поклоне. Она оставалась в этой позе несколько секунд, но встала, когда принцесса не обратила внимания и даже не обернулась. Сбитая с толку единорожка выбежала на середину кухни и огляделась. Ее отец сидел за кухонным столом, его лицо было обращено вниз и уткнулось в передние копыта. Ее мать стояла лицом к Селестии. Ее грива растрепалась, а глаза — покраснели. Она плакала, но перед принцессой явно старалась крепиться. Свити Белль сидела на спине матери, вцепившись в нее всеми четырьмя копытами, уткнувшись лицом в гриву кобылы. Сердце Рарити сжалось, когда увидела, что ее младшая сестра безудержно плачет, перемежая рыдания каждые несколько секунд душераздирающим криком горя.

— Свити! В чем дело? — спросила Рарити, подбегая к сестре. Как и прежде, никто не услышал ее, как будто ее вообще там не было. И действительно. Ей нужно взять себя в копыта и вспомнить, что это сон.

— Еще раз примите мои глубочайшие соболезнования, — сказала принцесса Селестия ее матери. — Если есть что-то, что я или моя сестра можем сделать, любые ресурсы, которые вы хотели бы получить в столь сложной ситуации, пожалуйста, не стесняйтесь спрашивать. Я… я так сожалею о вашей утрате.

— Спасибо, Ваше Величество, — сказала мать Рарити и попыталась поклониться. Она не успела склониться до конца, как ее тело свело судорогой от сдерживаемых рыданий. Рарити видела, как принцесса Селестия осторожно шагнула вперед и медленно расправила одно из своих величественных элегантных крыльев, которым обняла ее мать и Свити Белль.

— Я всегда с вами, мои маленькие пони, — произнесла она. — Никогда этого не забывайте.

Рарити с трудом могла в это поверить, но в уголке глаза Селестии образовалась одинокая слеза, прежде чем принцесса быстро сморгнула ее.

Рарити наконец поняла, что происходит. У нее было видение, как ее семья получает известие о том, что она погибла во время гонки. Неудивительно, что ей приснилась эта сцена — она очень много думала об этом. В реальном мире, вероятно, примерно в это же время в Кантерлот и основные города пришли новости о катастрофе, постигшей регату. Официальные лица гонки, СМИ и оставшиеся команды потратили первые несколько часов на поиски, прежде чем отправить сообщение домой. Учитывая большое расстояние, потребовался целый день прежде чем доставить принцессе новости, и, по крайней мере, в этом сне она отправилась лично уведомить ее родителей. Рарити списала эту деталь на подсознательное тщеславие.

— Мама, папа, Свити Белль, я здесь, — тихо прошептала она, стараясь сама не поддаться эмоциям. Единорожка знала, что это не по-настоящему, и что никто ее не слышит, но чувствовала необходимость произнести эти слова, выступить против этих ненужных слез. Она должна вернуться — если не ради Эквестрии, то ради своей семьи.

Внезапно ее внимание отвлек громкий треск и громкие голоса, доносившиеся из гостиной. Рарити узнала бы резкий тон Рейнбоу Дэш за полмили, но в данный момент ее подруга была гораздо ближе. Она быстро выбежала из кухни и через столовую, чтобы найти сердитую пегаску. И вообще, что Рейнбоу Дэш делает в доме ее родителей? К своему удивлению Рарити обнаружила, что комнату занимает не только Рейнбоу, а все пять ее лучших подруг.

— Это несправедливо! Неправильно! — воскликнула Рейнбоу Дэш, паря над деревянным креслом-качалкой, которое она, очевидно, опрокинула. Тем временем Твайлайт Спаркл расхаживала взад и вперед перед камином с безжизненным выражением лица. Пинки Пай свернулась калачиком в другом кресле-качалке. Обычно упругие, непокорные кудри ее гривы теперь висели прямо и безжизненно, закрывая лицо. Флаттершай и Эпплджек заняли диван, и масляно-желтая пегаска прислонилась головой к оранжевому боку фермерши. Флаттершай все еще тихо плакала, а Эпплджек крепко обняла ее сильной передней ногой.

— Крики да порча мебели других пони ничо не поменят, Рейнбоу, — сурово произнесла Эпплджек. — Успокойся, покудова не сделала ишо хужей, чем оно уже.

— Хуже? — воскликнула пегаска. — Как все может стать еще хуже? Мы должны были быть там! Мы не должны были отпускать ее одну с этими незнакомыми пони.

— Рарити была большой девочкой, Рейнбоу. Она могла позаботиться о себе, — возразила Эпплджек.

— За исключением случаев, когда не могла! — прокричала радужногривая. Она в отчаянии ударила копытом по стене, с которой посыпались крошки штукатурки.

— Я просто не понимаю, — произнесла Твайлайт Спаркл, заставив остальных повернуться в ее сторону. Она продолжала расхаживать, не поднимая глаз, и Рарити было очевидно, что другая единорожка разговаривает сама с собой. Она говорила быстрым, прерывистым стаккато. — Рарити представляла собой дух Элемента Щедрости. Предполагается, что Элементов должно быть шесть. Как может быть только пять Элементов? Это невозможно, конечно. Их должно быть шесть, а не пять — шесть! Имея всего пять Элементов, с таким же успехом их может быть ноль. Если бы Элементов стало ноль, это означало бы, что мы больше не связаны со Элементами Гармонии, но я не чувствовала, что моя связь с Элементом оборвалась. А вы, девочки? Нет, конечно, не было, потому что если не было у меня, то не случилось и у вас. Ха-ха.

— А теперича успокойся, роднуля, — заговорила Эпплджек. — Мы здеся заради Свити и ее родных, а не шоб дергаться из-за Элементов.

— Хм? — Твайлайт перестала расхаживать и повернулась к подруге. — Нет, ты не понимаешь! — Она подошла к Эпплджек с широкой и не совсем здоровой улыбкой. — Я думаю, Рарити все еще жива.

— Да! Да, я жива! — воскликнула Рарити, взволнованная тем, что ее подруга поняла это. Конечно, никто даже не взглянул в ее сторону, и, конечно же, все это было сном. Особенно ярким и сложным сном, но все же сном. Она должна это помнить.

— Ой, вернись в реальность, Твайлайт, — скривилась Рейнбоу Дэш. — Ты слышала принцессу Селестию. Рарити выпала из воздушного корабля, и если кто-то не научил ее летать, не сказав мне об этом, ее больше нет. С-О-В-С-Е-М нет.

— Я так не думаю, девочки, — покачала головой Твайлайт. — Элементы все связаны, и более того, теперь я знаю, что мы шестеро оказались связаны задолго до того, как встретились. Если бы Рарити действительно… ушла, думаю, мы бы это почувствовали.

Пинки Пай выглянула из-за своей гривы.

— Ну, я не хотела говорить, но у меня вчера весь день хвост дергался, как будто что-то падало, а потом ничего. Что, если мое Пинки-чувство подсказывало мне о Рарити?

— Дергался ли у тебя дважды хвост, дрожали колени, бурчал живот, чесался нос и дергались глаза? — спросила волшебница.

— Нет, — ответила кондитерша.

— А разве это не тот ансамбль, который говорит тебе, что вот-вот произойдет чего-то очень печальное?

— Ой. Да, когда я последний раз проверяла, — утвердительно ответила розовая кобыла.

— Ага! Это доказывает, что Рарити все еще где-то там и жива, — торжествующе провозгласила Твайлайт Спаркл. — С наукой не поспоришь!

— Теперича подожди одну минутошку! — произнесла Эпплджек, мягко отталкивая Флаттершай в сторону и вставая. — Я також люблю Рарити, как и усе туточки, но дерганья Пинки да твои магические чуйства ее не вернут. Возьми себя у копыта, Твай, и прими, шо энто реально так.

— Не знаю, — прошептала Флаттершай. — Что, если Твайлайт права?

— Фу! И ты туда же! — воскликнула Рейнбоу, вскинув передние ноги. — Она мертва, понятно? Рарити мертва, и мы больше никогда ее не увидим.

Она рухнула на землю и начала плакать. Это было поистине печальное зрелище, возможно даже более грустное для Рарити, чем собственная семья в слезах. Рейнбоу Дэш просто не рождена плакать.

Это было нелепо. Почему этот сон не закончился? Лучше снова оказаться среди жуков, крови и грифонов, чем терпеть еще и эти мучения. Но как ей вернуться? Ничто из того, что она пробовала, не смогло ее разбудить. В отчаянии Рарити подошла к Эпплджек и попыталась аккуратным прикосновением привлечь внимание земной кобылы. Вместо этого единорожка увидела, что ее копыто проходит сквозь тело Эпплджек, как сквозь воздух. Ей нужно попробовать что-то еще. Мимоходом она магией подняла кресло, опрокинутое Рейнбоу Дэш. Весь этот хаос и беспорядок мешал трезво мыслить.

— Опачки! Шо энто щас было? — дернулась Эпплджек.

— Э-это была ты, верно, Твайлайт? — спросила Флаттершай.

— Э-э, нет, это не я, — ответила лавандовая единорожка, подозрительно глядя на стул.

Глаза Рарити широко раскрылись, когда она осознала результаты того, что только что произошло. Она передвинула кресло и все это видели. Что, если это вовсе не сон? Что, если ее сознание каким-то волшебным образом совершило путешествие в Понивилль, оставив тело там, в джунглях? Почему и как — маловажно, но, наверное, это было вызвано связью с Элементами, как предположила Твайлайт. Это многое объясняло — например, почему она, казалось, могла воздействовать на свое окружение только магией, а не физически. Другие не могли ее видеть, слышать или осязать, потому что физически ее там не было, но могли видеть ее магию в действии. Ей нужно только найти перо и немного чернил, и она сможет точно сказать им, где она и что с ней случилось. Они смогут прислать помощь!

Жгучая боль в роге свалила Рарити на землю. Давление в черепе снова нарастало, как перед тем, как она появилась в своей старой спальне.

— Нет, нет! Я не могу вернуться сейчас! Мне нужно больше времени! — взмолилась единорожка. Боль нарастала еще быстрее, чем раньше. Теперь у нее были секунды. Идеи и воспоминания пронеслись в голове модельерши, пока она пыталась придумать, что можно сделать, чтобы друзья поняли ее тяжелую ситуацию.

— Девочки, вы это чувствуете? — спросила Твайлайт Спаркл, оглядывая комнату. — Здесь словно накапливается сильный магический заряд, но я не могу понять, где точно.

Твайлайт! Вот оно! Рарити вспомнила, что когда Дискорд лишил ее и ее друзей определяющих качеств личностей и сделал тусклыми отражениями тех, какими они были, Твайлайт использовала заклинание памяти, чтобы напомнить им всем об их дружбе и сделать прежними. Модельерша понятия не имела, как использовать ментальную магию такого рода, но, может быть, Твайлайт все же поймет, что она пытается сделать. Она одним прыжком преодолела расстояние между собой и библиотекаршей, и коснулась своим рогом рога другой единорожки.

Глаза Твайлайт расширились от шока, и Рарити надеялась, что ее магический выброс не причинит вреда подруге. Это был ее единственный шанс.

— Твайлайт, пожалуйста, я здесь, — молила Рарити. Она сосредоточила все свои силы и энергию на попытке поделиться своими мыслями с подругой, но понятия не имела, происходит ли что-нибудь. Она стиснула зубы, игнорируя боль, хотя казалось, что ее голова вот-вот взорвется. Как это дурацкое заклинание вообще должно работать?

— Рарити? — прошептала волшебница, глядя ей прямо в глаза.

Яркий свет застил ей зрение, а потом все снова потемнело.

— Рарити! — громко произнес Блублад, толкнув ее в плечо передним копытом.

— Хм? — Она моргнула несколько раз и обнаружила, что снова оказалась в душных бесконечных джунглях, лежащей у дерева, а Блублад сжался рядом с ней. Солнце начало подниматься, а дирижабль грифонов исчез. Было маленьким чудом то, что они не увидели ее после светового шоу, устроенного ее рогом. Хотя, возможно, свечение Камня Небес временно ослепило их. В любом случае, она проснулась и все еще жива.

— Ты была практически в коме с тех пор, как я проснулся. А было это, примерно, часа два как, — сказал Блублад. — Ты не двигала ни одним мускулом, и были моменты, когда я был уверен, что ты перестала дышать.

— Ах да, теперь я проснулась и прекрасно себя чувствую, спасибо. Должно быть, я просто очень крепко спала.

Часы? Ей казалось, что за время странного внетелесного опыта прошли едва ли минуты. Возможно, ее телу понадобилось лишнее время, чтобы оправиться от высвобождения через рог тех объемов магической энергии. В любом случае, она не хотела объяснять фантастические обстоятельства своего духовного путешествия в Понивилль Блубладу. Во-первых, он бы ей не поверил. Что более важно, она понятия не имела, удалось ли ей передать что-нибудь полезное Твайлайт. Не было никакого смысла тешить Блублада надеждами, если эти надежды, скорее всего, пусты.

— Вижу, твоя лихорадка спала, — произнесла она с легкой улыбкой. Жеребец не выглядел совсем здоровым, но то, что он пребывал в сознании и явно в здравом уме — хороший признак. Несмотря на то, что заражение, скорее всего, все еще распространялось, выздоровление от лихорадки указывало, что полномасштабный сепсис еще не начался, и инфекция не достигла мозга. Будь так — он не выздоровел бы, несмотря ни на какие лекарства. А сейчас ближайшая больница находилась в сотнях лиг отсюда, и Рарити приходилось полагаться на волшебный цветок и медицинские познания, которые почерпнула из праздной болтовни в спа с обитающей на земле пегаской, подрабатывающей без лицензии ветеринаром. Преодоление лихорадки — уже хорошо.

— Да. Каким-то образом я все еще жив, хотя и чувствовал себя лучше, — ответил Блублад. — Слабость, головокружение, головная боль от инфекции и рана в боку — и все это единовременно. Я не смогу далеко уйти. До Эквестрии уж точно не доберусь. Я и сюда-то дошел лишь потому, что меня нес чистый адреналин.

— Знаю.

— Значит, дальше ты собираешься идти одна?

— Что? Ты ничего не помнишь из прошлой ночи? — в ужасе спросила Рарити.

— Я помню, как заснул, но остальное — смутно.

— Нет, — покачала головой модельерша. — Про цветок. Орхидею Знак Мужества.

— Маркер гонки?

— Он самый, — закатила глаза Рарити. — Именно твой лихорадочный бред прошлой ночью привел меня к выводу, что Знак Мужества должна исцелить твои раны, если только я смогу ее найти.

Блублад удивленно уставился на нее.

— Исцелить? — Он зажмурил глаза, как будто о чем-то напряженно размышляя. — Теперь, когда думаю об этом, я помню, что читал о лекарственных свойствах цветка. Тем не менее у меня просто нет возможности бродить по джунглям в его поисках в моем нынешнем состоянии, особенно если наградой будет просто какая-то тропическая травка.

— Это должно быть больше, чем травка, — возразила Рарити. — Судя по описанию, Знак Мужества обладает сильной магией. Я считаю, что если ты съешь этот цветок, он залечит твои раны и полностью избавит от инфекции.

Блублад изумился еще сильнее.

— Действительно? — И тут же поник. — Но у меня все еще нет сил искать его.

— Конечно нет. Вот почему искать его буду я, а ты — ждать здесь моего триумфального возвращения.

Жеребец бросил на нее критический взгляд.

— Ну, конечно, — произнес он недоверчиво. — Послушай, я ценю твою попытку уйти так, чтобы мне было легче, но понимаю, что необходимо сделать. Ты должна бежать в Эквестрию. Я знаю. Кроме того, оставшись здесь, я продолжу гордую семейную традицию безвременной гибели. Может быть, тогда, по крайней мере, обо мне будут вспоминать если и не с любовью, то по хотя бы без неприязни.

— О нет, опять мелодрама? — закатила глаза единорожка. — Кажется, ты действительно чувствуешь себя лучше. Знаешь, прошлой ночью ты казался другим пони. Открытый, честный и мужественный облик, который ты носил, казалось, был истинным. Потом, в полубреду от лихорадки, ты захотел жить и сказал мне, как тебя спасти. И что теперь? Ты разыгрываешь карту бедного, несчастного благородного жеребца, чтобы я чувствовала себя слишком виноватой и не оставила тебя? В этих джунглях достаточно места лишь для одной королевы драмы, Ваша Светлость.

— Тебе не нужно ехидничать. Я просто дал понять, что осознаю реалии.

— И они таковы, что я действительно имею в виду то, о чем сказала, — заявила Рарити. — Я вернусь с цветком, и тогда мы оба покинем эти ужасные джунгли.

— Если ты пойдешь на это, то я должен знать, почему, — сказал Блублад. — Зачем тебе рисковать жизнью в поисках какого-то цветка, а затем возвращаться назад, Селестия знает, сколько лиг до меня, чтобы мы могли пойти дальше с половиной необходимых нам припасов?

Рарити дотронулась до желтой простыни, обернутой вокруг туловища жеребца, стараясь держаться подальше от мушкетной раны.

— Я у тебя в долгу. Ты дважды спас мне жизнь, а я отплатила той же монетой только один раз.

— Проблема с ведением счета по спасению жизней друг друга заключается в том, что каждый раз, когда один из нас выходит вперед, мы должны снова подвергнуться смертельной опасности, чтобы счет сравнялся. Я не уверен, что оно того стоит.

— Тогда считай спасение твоей жизни подарком. Разве я не носитель Элемента Щедрости?

— Ну, если быть честным до конца, я всегда полагал, что есть какая-то вселенская ирония в том, что щедрость олицетворяет бизнес-пони. Как можно добиться успеха на рынке, не руководствуясь личным интересом? Возможно, это объясняет мой скептицизм.

— Кто сказал, что мной не движет корысть? — раздраженно ответила Рарити. — Мне интересно делать красивые вещи. Это мой талант и моя страсть. Некоторые пони покупают их у меня, а другие получают в подарок. Я получаю достаточно битов, чтобы оставаться в бизнесе, и даже больше, и я счастлива. Я заинтересована в счастье и содержательной жизни, а не в деньгах. Многие пони путают эти два понятия так же, как щедрость и бескорыстие.

— А ты не бескорыстная пони.

— Едва ли. Я отдаю себя и свое имущество, потому что хочу и потому, что могу.

— И ты хочешь найти этот цветок для меня. Потому что ты можешь.

— Во всяком случае, было бы позорно позволить твоему брату унаследовать титул принца Блублада, если этого можно избежать, — приподняла одну бровь модельерша.

— Тут ты права, — Блублад вздохнул и слабо улыбнулся. — Тогда давай посмотрим на карту, хорошо?

Она взяла карту, которую присвоила у грифонов, и разложила на земле. Теперь единорожка знала, как распознать значки, изображающие участки джунглей, которые были нанесены на карту, и как найти реку, вдоль которой они шли раньше, но понятия не имела, где находится сейчас или как добраться отсюда до любого другого места.

— Наконец-то я могу узнать, чего стоит твоя метка, — заметила она. — Теперь скажи, где я могу найти этот цветок и как туда добраться. Предположительно, он растет на болотах и топях джунглей.

Блублад передним копытом провел короткую линию вверх от реки.

— Мы здесь или около того. Похоже, грифоны отметили болото рисунками кувшинок, как указано тут, — он указал на область справа — или на восток, напомнила себе Рарити. И место это оказалось неприятно близко к зловещей постройке, которая, по мнению Блублада, была базой операций грифонов.

— Гм, а в противоположной стороне от этих ужасных грифонов ничего нет?

Блублад покачал головой.

— Следующий ближайший вариант — отправиться на северо-запад и попытаться найти ботаника, которая исследует эти цветы. Однако до ее домика отсюда, наверное, два полных дня пути пешком по джунглям. А до этого болота ты сможешь добраться за четыре или пять часов.

— Инструкция гласит, что цветок действует только в течение шести часов после того, как его сорвали, — сказала Рарити. Она не добавила, что у Блублада почти нет шансов прожить еще четыре дня. — Кажется, у меня нет выбора, кроме как идти к грифонам.

— На самом деле, выбор у тебя прост. Иди прямо на северо-восток и направляйся в Галлополи, а затем домой. Останови заговорщиков. Спаси мир еще раз.

— Не в одиночку. Не пока ты еще жив, и я могу спасти тебя.

Блублад вздохнул.

— Не скажу, что я того не стою, но хочу еще раз убедиться, что ты понимаешь, что тебе это мало чего даст. Полагаю, что смогу устроить небольшое денежное вознаграждение, если выживу, но было бы примитивно вот так прямо платить за мое спасение.

— Ты успокоишься, наконец? Я уже объяснила, почему хочу это сделать, и больше повторять не стану. Я намерена спасти твою жизнь, нравится тебе это или нет.

— Просто потому, что ты этого хочешь.

— Я уже говорила, — проворчала Рарити. — Ты совершенно уверен, что полностью пришел в себя?

— Просто пытаюсь разобраться в твоих мотивах. Все же я не был особенно мил или добр к тебе. Друзьями я бы нас не назвал.

— Это потому, что мы и не друзья. А сейчас — особенно. Ты ведешь себя как неуверенный в себе школьник, и я была бы признательна, если бы ты помог мне разобраться, как читать карту и найти цветок. В наших интересах, чтобы я ушла как можно скорее.

— Отлично. Тебе понадобится это, — Блублад, поморщившись от напряжения, снял с шеи компас и передал его Рарити. Из-за длинного шнура и более стройного телосложения кобылы прибор свешивался далеко вниз, за галлополийскую жемчужную нить. Как только Блублад отпустил устройство, единорожка использовала свою собственную магию, чтобы удержать его в поле зрения. Она видела компасы раньше, и этот ничем от них не отличался. Он отображал стороны света и был проградуирован отметками других направлений. Синий конец двусторонней иглы всегда указывал на север. Надо просто остановиться, повернуть внешнюю окантовку так, чтобы стрелка указывала на красную букву «С», и разобраться, в какую сторону идти, основываясь на полученной информации.

Блублад опустил рог и коснулся им компаса прежде чем Рарити успела отпустить его, и от слияния магических аур по ее спине побежали мурашки. Такое всегда с ней происходило, когда ауры накладывались. Если Блублад и почувствовал что-то, он этого не показал.

— Я знаю несколько заклинаний, полезных для ориентирования, — произнес он. — Это простое заклинание «Возвращение к старту». Я заколдовал компас так, что если стукнуть по нему копытом, он будет указывать не на север, а на наложившего заклинание — меня. Таким образом, как только ты найдешь цветок, то сможешь отправиться прямо ко мне, не боясь заблудиться. Коснись его еще раз — и он будет работать как обычно.

— Это может быть полезно, если только не окажется, что между нами лежит озеро, кишащее пиявками и змеями, или лагерь грифонов. Твое заклинание может завести меня в ловушку, если я просто пойду, как указывает игла, прямиком к тебе, — заметила Рарити.

— Я и не говорил, что тебе не придется быть осторожной. Пока ты следишь за окружающей обстановкой, все будет в порядке. Наверное. На самом деле, я понятия не имею.

— Что ж, в любом случае спасибо за компас. Я планирую вернуться до наступления темноты, поэтому должна собраться и отправиться в путь. Что касается тебя, постарайся оставаться на месте, если только не понадобится отойти. У тебя будет полный бочонок воды и большая часть еды. Если почувствуешь, что начинается новый приступ лихорадки, привяжи себя к чему-нибудь. Последнее, что нам нужно — чтобы ты еще больше навредил себе в бреду.

— Знаешь, раньше никто ради меня не шел на риск.

— Конечно, знаю. Я видела, как ты себя ведешь, — ответила Рарити. — Ты не сильно поощряешь стремление рискнуть ради тебя. К счастью, я само воплощение духа Щедрости, о чем постоянно тебе напоминаю.

— Ты уверена, что это не дух жалости говорит? Назови хотя бы одну причину, по которой меня стоит спасти.

— Тьфу, даже полумертвый, ты все жаждешь комплиментов. Невероятно. К счастью, у тебя впереди целый день, чтобы придумать собственные причины, по которым ты стоишь спасения. Предлагаю что-нибудь найти, поскольку несмотря на то, что ты уже пережил гораздо худшее, чем ждет в жизни любого иного пони, сегодняшний день может стать самым сложным, так как заражение распространяется. И хочу сказать — если мне придется бродить по этим джунглям только для того, чтобы вернуться и обнаружить, что ты умер, пока меня не было, я найду способ убить тебя снова.

Блублад молча прислонился к дереву, отказываясь отвечать. Это тоже было хорошо. Здоровый и печальный Блублад не вызывал такого же сострадания, как лихорадочный, но откровенный, с которым она имела честь встретиться прошлой ночью. Она знала — если его жизнь будет спасена, жеребец вновь вернется к своей парадоксальной смеси высокомерия и неуверенности в себе, нарциссизма и невроза. Лучше много об этом не думать.

Рарити начала собираться для поисков Знака Мужества. Она вытряхнула из своих сумок оставшиеся простыни и припасы для выживания, а также большую часть еды. Вместо этого положила один из оставшихся бочонков воды с одной стороны и оставила небольшое количество еды с другой. Ей придется путешествовать налегке, если хочет справиться за нужное время. Модельерша перенесла наполненный ромом кокос к Блубладу. Он был еще наполовину полон.

— Используй, чтобы очистить раны.

— Я обнаружил, что использовать его в качестве антисептика довольно болезненно, но уверен, что найду ему достойное применение, — сухо ответил Блублад.

— Наружное применение предпочтительнее внутреннего — по крайней мере, в этом случае. Теперь я должна идти.

— Знаешь, есть довольно большая вероятность, что мы больше не увидимся.

— Шанс есть, — согласилась Рарити.

— Прежде чем ты уйдешь, я… — Блублад сделал паузу, выглядя и звуча несколько неуверенно.

— Что? — Тон речи единорожки указывал на разочарование, которое вызывал у нее жеребец. Она предпочла бы самоуверенность и бесцеремонность этому сварливому пораженству. — Ты хочешь сказать мне что-то еще? Может быть, это какая-то последняя попытка убедить меня сказать, что ты замечательный жеребец с прекрасной душой и что я прощаю тебе ошибки, которые ты сделал? Потому что я не стану. Если ты умрешь здесь, в этих джунглях, то будет это без моего прощения, без восстановления важности твоей фамилии и без сдерживания злых амбиций твоего брата. Как — может это оказаться поводом взять себя в копыта и выжить?

Блублад дважды моргнул.

— Вообще-то, — начал он, растягивая слова. — Я собирался открыть тебе свое крохотное, хрупкое блубладово сердечко, потому что не надеюсь увидеть тебя снова. К счастью, ты заставила меня задуматься. Вместо того чтобы просить отпущения грехов — если я просто скажу, что раз уж мне пришлось застрять в далеких джунглях среди враждебных грифонов и потенциально пониядных зверей, то я рад, что со мной оказалась такая смелая и находчивая кобыла, как ты? Не говоря уже о том, что на тебя приятно посмотреть. В любом случае, будь осторожна.

И снова Блублад удивил ее.

— Я буду осторожна.

— Тогда с нетерпением жду сегодня на ужин орхидей.

— Не рассчитывай на заправку, — произнесла Рарити после слишком долгой паузы. — А теперь мне нужно идти.

Не сказав больше ни слова, она повернулась и пошла на восток.

Неся гораздо более легкий груз, она могла бежать гораздо быстрее, хотя ей и приходилось постоянно использовать телекинез. Лес кишел жизнью, и она быстро забыла свое стремление не прикасаться к странным и пугающим существам — по крайней мере, пока касаться их приходилось магией. После часа рыси по густому подлеску она совершенно потеряла счет тому, сколько пучеглазых ящериц, спящих зеленых змей и мерцающих шелковистых паутин убрала со своего пути магией. Это было настолько далеко за пределами ее зоны комфорта, что она могла бы с таким же успехом оказаться на Луне.

Более неприятными, чем тропическая фауна, были неотступные опасения, что ей вообще не удастся найти орхидею. Карта грифонов могла оказаться неточной, цветок мог быть гораздо более редким, чем указано в документах гонки, или она могла просто отклониться от курса, которым пыталась следовать, из-за отсутствия опыта. Любой из этих исходов оказался бы фатальным для Блублада.

И было еще другое. Блублад возмутительно подозрительно отнесся к ее желанию помочь ему. Они прошли уже через столь многое — как он мог ее не понять? Само собой разумеется, он привык к мысли, что пони не протянут ему копыта, если не извлекут из этого выгоды, но Рарити не была похожа на его семью или кантерлотских пони. Что он хотел, чтобы она сказала? Что она помогает ему, потому что находит привлекательным? Хотел ли он, чтобы она призналась, что поражена его интеллектом и силой духа, что его остроумие и обаяние преодолели ее раздражение и разочарование его прежним поведением? Его эгоизм действительно не знал границ, если принц считал, что двух дней, проведенных вместе, будет достаточно, чтобы начать с чистого листа.

Рарити достаточно хорошо разбиралась в искусстве белой лжи и полуправды, но ей нужно было быть и абсолютно честной с самой собой. Она все еще чувствовала бабочек в животе, когда общалась с Блубладом. От увлечения почти всей ее жизни так просто не избавиться, даже если с размаху ударить ее о суровую реальность. Герцог был ее воплощенным идеалом внешности — высок, силен и величественен. Он умен — если не эмоционально, то технически. И даже продемонстрировал склонность к лихой отваге, о которой модельерша всегда мечтала. Хорошим качествам противостояли его жеребячья жажда похвалы и неумолимое стремление доказать значимость. Никакая иная черта жеребца не была менее привлекательной для Рарити, чем мания преследования. Несмотря на то, что некоторые пони на самом деле хотели избавиться от Блублада, он, похоже, считал, что его поносит весь мир, тогда как на самом деле большинству пони было просто все равно.

Она вспомнила бывший год или больше назад Гала, и рассмеялась. Тогда она все еще верила, что Блублад — настоящий принц, и была убеждена, что сможет очаровать его, выйти за него замуж и исполнить свою мечту стать принцессой. Какая нелепая фантазия для взрослой кобылы! Еще глупее — а вдруг если бы Гранд Галлопинг Гала не закончился катастрофой, она и Блублад действительно поженились, и она стала бы герцогиней Кантерлотской? Она бы остаток жизни провела в тщетных попытках поддержать эго жеребца? «Горе мне, модель дирижабля недостаточно хороша». «Мне — и встретиться с населением? Они держат мою семью за посмешище». «У тебя получилось?» Скорее всего, они развелись бы уже через месяц. Так почему же, учитывая все вполне веские причины, по которым ей больше не стоит и думать, чтобы быть с ним, она не может перестать? Было ли тут что-то большее, чем желание выплатить долг признательности?

Она отодвинула еще одну огромную паутину с хозяином под стать. Сейчас не время предаваться таким мыслям. Ей нужно взяться за этот поход с целеустремленной решимостью той героини-охотницы за сокровищами из бульварных приключенческих книжек Рейнбоу Дэш. Герои и героини таких историй не могли позволить себе роскошь обдумывать завихрения личности и психологические комплексы — они действовали. У них были злодеи, которым нужно противостоять, и монстры, которых нужно победить. Теперь она попала в одну из таких историй, и ей нужно спасти принца. Остальное может подождать.

Рарити продолжила свой путь, постоянно сверяясь с картой и компасом, чтобы убедиться, что движется к своей цели. Джунгли были так полны чудес, что единорожке приходилось сдерживаться, когда ее внимание привлекала особенно похожая на драгоценный камень бабочка или птица с ярким оперением. В то же время, смотря на красоту вокруг, она очень хорошо понимала, что, наверное, никогда не выглядела хуже. Она вся вспотела, а грива превратилась в гнездо. Ее хвост постоянно работал, отгоняя крошечных кусачих мух. И сейчас она уже начала воспринимать жару и влажность как раздражение, а не угрозу, которая, как она знала, была опасна из-за скорости, с которой она теряла жидкость. Потребовалось постоянно напоминать себе не забывать пить из бочки.

Как ни странно, звуки природы становились тише по мере того, как белая пони шла дальше, и в конце концов она вообще перестала видеть или слышать крупных животных, вроде обезьян и попугаев. От этой перемены ей стало не по себе, словно она приближалась к опасной части леса, которой сторонились остальные его обитатели. Она знала, что приближается к месту, где должно быть болото, а значит — и к базе грифонов. Единорожка держала уши настороже, а глаза широко открытыми. Сам воздух начал меняться, становясь сладковатым и напоминая ей о жимолости, растущей поблизости от фермы Эпплджек. Обычно этот аромат притягивал, но здесь он был странным и неуместным. К тому времени, как она отодвинула две большие ветви папоротника и вышла на большую прогалину, кобылу окружила зловещая тишина.

От открывшейся ей картины Рарити ахнула. Прогалину почти целиком занимало озеро с чистой водой, более пятидесяти длин пони в поперечнике. В центре его находился островок примерно в десять длин в диаметре, из которого поднимался толстый ствол дерева с редкими ветками и кожистой корой — такой темной, что казалась почти черной, и пронизанной кроваво-красными прожилками. Воздух был густ от приторной сладости, и она предположила, что источником было дерево. Однако не озеро и дерево заставили ее ахнуть. На острове рядом с деревом стояло высокое существо с тем же шарфом и повязкой на глазу, что и в прошлый раз, когда Рарити с ним встречалась. Он посмотрел на нее в ответ, повторяя ее собственный шокированный взгляд узнавания.

Первым заговорил Хуфу, свергнутый принц Камелона. Он громко крикнул через озеро.

— То, что я вижу сваим глазам, нэвазможна, правда, но прэкрасна видна! Лэди Рарити жива! — Он радостно захихикал, хотя звук был довольно сиплым.

— Принц Хуфу, — осторожно ответила Рарити. Она пыталась, но безуспешно, представить себе ситуацию, в котором для него имело бы смысл находиться здесь, в джунглях. Неужто то же самое, что создавало сладкий запах в воздухе, также вызывало видения? Или она уже настолько обезвожена, что у нее начались галлюцинации? Наверное, ей стоит плеснуть воды в лицо и попить. Озеро действительно казалось очень чистым и освежающим. Она сделала шаг вперед.

— Нэ трогайтэ воду! — настойчиво закричал верблюд. — Дэржитэсь падалшэ.

Рарити моргнула. Почему она шла к воде? Единорожка почувствовала легкое головокружение.

— Что вы здесь делаете? — спросила она. — И что тут с воздухом? Я не очень хорошо себя чувствую.

— Я стаю здэсь, патаму чта мэня снова пригаварили к смэрти. Далжно бить, я дэйствитэльна ужасний лидэр, — весело произнес Хуфу. — Воздух сладка пахнэт, да? Вада виглядит харашо для питья. Патаму чта ви стаитэ пэрэд вэликим дэрэвом — Мэдовой Лавушкой. Ат его пильци хочется пить его нэктар.

— Медовой Ловушкой? — переспросила Рарити.

— Пахнэт мэдом, но эта лавушка. Это дэрэво живёт плотью, а нэ солнечним свэтом. Питаэтся птицами, животными, пони, грифонами и дажэ вэрблюдами, которим нэ павэзло пить из озэра с нэктаром.

— Плотоядное дерево? — отпрянула белая пони. — Как ужасно! Но почему вы стоите рядом с ним?

— Грифони принэсли мэня сюда. Их база нэдалеко. Я нэ магу уйти, нэ каснувшись вады, а это смэртний пригавор. Ани аставили мэня умирать.

— Но почему нельзя прикасаться к воде? Это кислота?

— Нисколька. Как я знаю, что ана очэнь сладка, хатя визиваэт санливость и жэланиэ пить еще. Нэ дэрэво убьёт тэбя — а то, чта живёт в дэрэвэ.

Рарити сделала шаг назад к зарослям джунглей позади, готовая развернуться и бежать.

— Что, скажите на милость, живет в дереве?

— Калония пираньяспрайтав, — ответил Хуфу. — Смэртаносниэ малэнькиэ звэрюшки. Сплашной хищний аппэтит и остриэ зуби. Пираньяспрайти в симбиозэ с Мэдовой Лавушкой. Кагда воду трэвожит крупний звэрь, дэрэво чувствуэт вибрации и трясёт вэтками. Пираньяспрайти лэтят, чтобы убить нэзванаго гостя, и эдят, что хатят. Ани нэ имэют абаняния и нэ могут видэть нэпадвижную дабичу, паэтому дэрэво аблэгчаэт им поиск пищи. Кагда ани сити, астанки апускаются на дно озэра, а дэрэво паглащаэт питатэльние вэщэства. Так чта, как видитэ, я застрял здэсь, пака нэ умру с голаду.

— Пираньяспрайты? Вы уверены, что не имеете в виду параспрайтов?

— Ха-ха, нэт, параспрайт — их дваюрадный брат-вэгэтарианэц.

Рарити содрогнулась при мысли о плотоядном параспрайте. Эти существа и так почти уничтожили Понивилль за считанные минуты. И то, что было лишь экономическим ущербом для города, могло бы стать бойней, если бы прожорливые насекомоподобные существа решили переключиться на плоть.

— Я уверена, что смогу безопасно доставить вас на берег с помощью магии, — произнесла она. — Но мне нужно знать, почему вы здесь, и почему эти грифоны желают вашей смерти. Насколько я знаю, вы должны быть на дирижабле, а не тут.

— Я должэн бить с вами чэстэн, — начал Хуфу, мучая эквестрийскую грамматику сильнее обычного. — Я и мая каманда работаэм на грифонав. Я бил лучшим тарговцэм аружиэм в мирэ, мог палучить что угодна за дэньги. Гэнэралу грифонов нужни заводи в джунглях для праизводства аружия и дирижаблэй — я бэру дэньги и тайна строю здэсь. Мнэ гаварят, что нужна сахранить тэхналагичэский паритет, чтоби пони нэ захватили родину грифонав. Нужна астановить гэрцага Палариса, каторий гатовит пони к вайне сваими новими изабрэтэниями. Я знал, что ани планируют сабатиравать гонку, чтоби астанавить гэрцага, и мая каманда планиравала призэмлиться и встрэтиться с грифонами ва врэмя магическаго шторма. Я нэ знал, что всэ ани планируют прэдать мэня. Я узнаю, что грифони на самам дэлэ хатят сами ваэвать, савершать ужасние паступки. Я узнаю, что ани убивают тэбя, гэраиня Рарити. Я хатэл вийти из сдэлки. Хужэ всэго то, что мой собствэнний памошник всэ врэмя знал о планэ грифонав и планиравал избавиться ат мэня, как толька сдэлка будэт завэршэна. Астальних маих друзэй тагда пасадили в тюрьму, а мэня аставили мэдлэнна умирать здэсь. Вэрблюду нужна очэнь многа врэмэни, чтоби умэрэть ат голада или жажди.

— Генерал? Этими бандитами командует генерал Каррок?

— Он самий.

Разум Рарити быстро работал. Детали встали на свои места. То, что Каррок был лидером этих грифонов-бандитов, имело смысл. Это объясняло, кто был на таинственном дирижабле без огней, который подал сигнал Виндласс, поскольку Карроку нужно было незаметно промчаться на своем корабле мимо остальных участников регаты, чтобы встретить их здесь и захлопнуть ловушку. Он и его грифоны могли легко лететь в темноте без света. Он также достиг больше всего, избавившись канцлера и курфюрста Грейвингса. Как поняла Рарити, теперь он стал лидером всех кланов грифонов и настроил их против Эквестрии. Наконец, его слова на приеме в замке Блублада показали, что он считал пони не более чем охотничьей добычей, и это отношение проявилось в двух грифонах, пойманных ею и Блубладом. Она все еще не знала, зачем ему работать с Проционом, но хотя бы раскрылись игроки — если не эндшпиль.

— Если я спасу тебя, откуда мне знать, что смогу доверять тебе? Я уже совершила ошибку, доверившись кому не должна была доверять, а тот, кто мне дорог, чуть не погиб.

— Эсли ви спасётэ мэня, я обэщаю бить вашим самим верним саюзникам, — ответил Хуфу. — Клянусь кастями маэй убитай сэмьи и патэрянним тронам Камэлона, что будэт так.

Его взгляд сказал Рарити, что он совершенно искренен. Проблема заключалась в том, что все, о чем говорил Хуфу, казалось совершенно искренним, и теперь Рарити знала, что он достаточно невозмутим, чтобы сидеть на официальном приеме прямо рядом с Блубладом, в то же время будучи вовлеченным в план его убийства. Но все же враг ее врагов...

— Я собираюсь левитировать вас через озеро. Не шевелитесь.

Одноглазый верблюд кивнул в знак согласия. Рарити сосредоточилась, и голубая аура окутала ее цель. Хуфу поднялся в воздух и начал медленно лететь над водой. На ее лбу выступили капли пота, на мгновение затуманив зрение, но единорожка не потеряла концентрацию. Летящий верблюд приближался к берегу. Ей нужно было удержать его в воздухе еще лишь несколько секунд. Рарити дернула изо всех оставшихся магических сил, и свергнутый принц упал, приземлившись на твердую землю. Он быстро поднялся на свои странные двупалые ноги и уважительно поклонился Рарити.

— Я навсэгда у вас в далгу, пони-гэраиня Рарити.

В этот момент модельерша услышала шорох и, подняв глаза, увидела, как дрожат темные листья Медовой Ловушки, хотя ветра не было. Она посмотрела мимо Хуфу и увидела рябь, расходящуюся по поверхности воды. Должно быть, она несла его недостаточно высоко, и он коснулся поверхности озера, когда падал на берег. Хуфу повернулся и тоже увидел волны. Его ноздри раздулись, хотя в остальном его лицо оставалось бесстрастным. Через несколько секунд воздух наполнился жутким пронзительным воем, очень похожим на крик.

— Великолепно, — произнесла Рарити. — Я так понимаю, это пираньяспрайты. Что теперь?

Хуфу повернул к ней свой единственный золотой глаз и произнес единственное слово.

— Бэжим.