Найтмер Твайлайт

Акт 2 Часть 5. Конклавы: Литтл Стар

Пробуждение в окружении друзей было приятным, по крайней мере, в течение тех четырнадцати с половиной секунд, которые ей понадобились, чтобы вспомнить. Эти блаженные, умиротворенные секунды были как раз подходящим временем, чтобы поглубже забраться в кучу пони и начать мысленно сравнивать плюсы и минусы возвращения ко сну.

Литтл Стар не успела даже закончить первый черновик сравнения, как воспоминания в одностороннем порядке решили за нее. Она никак не могла уснуть, когда чувствовала себя так, будто в груди у нее прорезана метафизическая дыра. По мере того как эта дыра углублялась, мир мерцал сквозь призму надвигающихся слез. Она потянулась к бастионам порядка и здравомыслия, которые обычно приносили ей утешение.

Сосредоточься на фактах! — тихо приказала она себе, не желая будить друзей и, следовательно, делать что-либо, что могло бы нарушить успокаивающую защиту от мира, которую они обеспечивали.

Какая-то часть ее сознания размышляла, поступает ли она по-доброму, позволяя им спать, или эгоистично желает, чтобы они оставались на месте. Эта шальная мысль пропала, когда перед ее мысленным взором развернулись упорядоченные таблицы данных и самые достоверные из контрольных списков. И то, что возгорание головы из-за перегрева рога лишь с небольшим отрывом входило в десятку самых невеселых вещей, было уже чересчур.

Мамочка… Даже эта мрачная мысль казалась растерянной, не знающей, к чему склониться — к отчаянию или к ярости. Тело не слушалось ее, дрожало, а слезящиеся глаза подталкивали ее к окончательному обезвоживанию. По крайней мере, на прикроватной тумбочке стоял кувшин с водой.

Простое заклинание тишины гарантировало, что отсутствие контроля не разбудит ее друзей. Но это не помогло ни заглушить боль в сердце, ни остановить захлебывающиеся рыдания вперемешку с насморком.

В конце концов пришла ее мама Луна, вооружившись одеялом из мягчайших перьев и пуха, чтобы сразиться с пустотой, разъедающей ее сердце. Литтл Стар прижалась к Луне. Страх, что внутри может открыться еще одна дыра, если она отпустит ее, придавал ей сил. В учебниках истории битву ее матери назвали бы в лучшем случае безрезультатной. Усталость решала, засыпать ей или нет.

Легкое прикосновение магии ее матери не позволило ни одной из ее мучительных мыслей или сомнений последовать за ней в страну снов. В последние мгновения раздумий она почувствовала, как несколько капель упали на ее шерсть.

Мир сместился и заспорил о правдоподобности хождения пони по воздуху. Гравитация подала голос, и она начала падать. Ей действительно стоило обратить внимание на то, куда она ставит копыта, а не погружаться в воспоминания.

Иип

Только крыло Метеора удержало ее от падения с лестницы. Литтл Стар кивнула, и из ее уст вырвалось почти автоматическое “спасибо”. Она переключила внимание на окружающую обстановку. Потребовалось полсекунды, чтобы перестроиться. Она и метконосцы следовали за Грей. Отличительный звук деревянного копыта все время заставлял ее левое ухо вздрагивать. Это было похоже на сбой в физике, управляющей звуком, и в то же время каким-то необъяснимым образом успокаивало.

Подталкивание Метеора и его теплое крыло, теперь закинутое ей на спину, оказалось простым решением для ориентировки, даже если это просто перекладывало обязанность следить за окружающей обстановкой на другого пони.

Ее разум переключился в режим защитного мышления (РЗМ™). Она знала, что он делает, и позволила ему это сделать. Ей еще предстояло изучить эту книгу по психологии, так что она не была уверена, является ли это хорошей стратегией преодоления или той, которую нужно немедленно прекратить.

Самым большим преимуществом наличия дополнительной версии себя было то, что она могла работать в режиме многозадачности. Ведь для того, чтобы не натыкаться на стены во время чтения, достаточно было быть хоть немного внимательной. А когда ты находишься в некой магической конструкции, где эти дополнительные версии переходят от ментальных к физическим, необходимость постоянно обращать внимание на то, куда ставишь копыта, становится весомым аргументом в пользу того, чтобы посвятить некоторое время заклинанию автоматической ходьбы.

Одна из этих дополнительных версий, пока ещё безымянная, но по правилам именования должна была бы называться “Третья”, шла, не обращая ни на что внимания, и почти с маниакальным вожделением смотрела на книги, которые были разложены на каждой поверхности. Лишь благодаря доблестным усилиям Эпплблум все эти книги до сих пор оставались на полке. Двое из метконосцев оглянулись, на их лицах ясно читалась озабоченность, и они с готовностью бросились отвлекать их от общей потери. Свити Белль, которая шла практически впритык ко Второй, тоже оглянулась. Казалось, что это может утешить, но, скорее всего, не так сильно, как крыло Метеора, которое каким-то образом оказалось у нее на спине. По некоторым свидетельствам, пернатые крылья обнимали лучше, чем перепончатые. Когда-нибудь ей придется провести это исследование, и почему-то от одной мысли о нем у нее не становилось легче на сердце.

Литтл Стар принялась считать книги, перестук копыт и даже вдохи и выдохи, свои и своих спутников. С каждой новой цифрой ее беспокойство понемногу улетучивалось, а слезы, стоявшие в очереди в ожидании своего часа, отступали. Цифры имели смысл. Числам можно было доверять… они никогда не предадут, в отличие от…

Она принялась считать мигания. Скуталу, летающая над ними взад-вперед, стала еще одним поводом для подсчета. По тому, как ее взгляд метался между ней и дополнительными Литтл Стар, было ясно, что Скуталу не может решить проблему, связанную с тем, что Литтл Стар трое, и с тем, что у каждой из них должен быть верный друг. Эту проблему можно было решить с помощью заклинания, которое Скуталу не могла наложить, потому что у нее не было рога. Может быть, я смогу зачаровать какой-нибудь предмет… или… Я знаю, я могу дать ей крылья, как Избранной Кэндис…

Я просто отвлекаюсь… — в четыреста одиннадцатый раз подумала она. Хуже всего было то, что она была права, и как бы ей ни хотелось признать случившееся, от правды было не уйти.

Она находилась здесь, в каком-то гиперпространстве, которое одновременно являлось проявлением души-разумом ее матери, обладающей свойством превращать все, что имеет чувство собственного бытия, в полностью проявленное живое существо. В другое время само существование этого места наполнило бы ее радостью. Сегодня же мать, которая в каком-то смысле была мертва, а в некотором — явно нет, не была.

Ее взгляд метнулся ко Второй, а не к Третьей. Каково это — потерять тебя? Она не знала ответа, но дыра в ее сердце болела еще сильнее. Попытается ли кто-то из пони забрать их? Неужели Селестия? Образ Кристального скелета, безжизненно падающего на землю, заставил ее сбиться с шага.

Почему ты сказала мне доверять ей, мамочка? Мысль была то холодной, то горячей. Гнев пытался заполнить пропасть, но ледяная пустота в ее сердце казалась почти бесконечной, несмотря на то что ничто не может быть по-настоящему бесконечным.

Ее разум принялся услужливо производить более рациональные действия. Простой обмен магической и элементальной энергии. Посчитай, сколько таумов потребуется, чтобы испарить всю плоть взрослого пони.

Один факт был очевиден — Селестия была Плохой пони, в этом не было и никогда не будет сомнений. Она даже подчеркнула это три раза и обвела кружком для пущей убедительности. Что же мне делать? Когда они добрались до конклава, ответа на этот вопрос у нее все еще не было.

Магия, которая струилась из живого дерева под ее копытами, шептала ей, что она дома. И хотя она никогда раньше не видела этого места, все ее существо говорило ей, что у нее нет другого выбора, кроме как согласиться. Помимо запаха сгоревшего дерева и пепла, здесь был неповторимый аромат, который может исходить только от древних книг и свежих чернил. Улыбку, мелькнувшую на ее лице, можно было бы с натяжкой назвать унылой.

Несколько пони подняли глаза, но большинство из них были поглощены друг другом. Крыло Метеора, служившее ей ориентиром, направило ее в сторону, где их ждали удобные подушки для жеребят.

С помощью магии она вызвала один из своих самопишущих свитков и настроила его на ведение протокола собрания. Даже несмотря на царившее в ее душе смятение, она была слишком прилежной ученицей, чтобы не записывать происходящее. Она никогда бы не разочаровала свою мать, забыв сделать нужные записи. На глаза навернулась новая слеза, но она смахнула ее, прежде чем она успела упасть. Сейчас не время плакать.

Метеор крепко обхватил ее крылом, и его присутствие придало ей сил. Из всех Метконосцев он был единственным, кто по-настоящему осознавал всю полноту утраченного. Она закрыла глаза и прислонилась к нему головой. С каждым вздохом она вдыхала его запах. Она поражалась правдоподобности этой почти воображаемой обстановки. Намек на кровь, почти скрытый под сладостью яблок и землистыми нотками овсяных лепешек в его дыхании, был таким же, как и в реальности. Мыло, которому он отдавал предпочтение, почти не оставляло базового запаха, лишь легкое покалывание, навевающее мысли о ночном небе и падающих звездах. Фестральный жеребенок был надежной поддержкой и точкой опоры.

Как бы ей ни хотелось позвать Эпплблум и Свити Белль, чтобы превратить эти простые объятия в настоящую пони-кучу, Вторая и Не-Третья тоже нуждались в собственном утешении.

Печенье и мороженое — две вещи, которые обычно приносили радость и счастье, — теперь просто автоматически потреблялись для того, чтобы чем-то заняться. Находясь в безопасности и комфорте своих друзей, Литтл Стар наблюдала за собравшимися пони и не-пони, но по-настоящему заинтересовалась только пятью из них. Был вопрос, на который ей нужно было ответить, вопрос, на который она должна была ответить.

Цветистый язык многих художественных книг начинал обретать все больший смысл. Одна лишь логика не могла объяснить, что она чувствовала, а чисто фактический рассказ об ощущениях не оправдал бы надежд. Нужен был не просто точный, а выразительный язык.

Как описать ощущение, когда смотришь в глаза пяти разных кобыл и в каждой видишь частичку пони, которая когда-то была ее матерью? Литтл Стар, конечно, не знала. Это было тревожно, но такое слово было бы несправедливо. Это успокаивало, но это слово не учитывало, насколько жутким было это ощущение. Каждое слово, которое она подбирала, тут же вызывало в памяти другое, противоположное ему.

Это было мучительно, почти так же мучительно, как и то, как она должна себя вести по отношению к ним. Каждая из них была уникальной пони, доведшей до крайности один из аспектов ее матери, Твайлайт, и отбросившей почти все остальное. Все усложнялось еще и тем, что каждая из кобыл была родной сестрой Не-Третьей, самой последней из тех, кто делил с ней тело в физическом мире.

Пока пони говорили, слова обтекали ее, а информация записывалась, но была совершенно неважной по сравнению с теми частями ее матери, которые привлекали ее внимание.

Грей выглядела так же, как и всегда, только на месте шипастого золотого ошейника красовался ужасный ожог. Деревянное копыто Грей постукивало в медленном ритме, пока она осматривала комнату. Когда Литтл Стар встретилась взглядом со своей телесной подругой, она как будто услышала убывающий счет. Ее холодные глаза обещали объятия и рассказы, когда будет время. Что-то глубже в них обещало, что Селестия заплатит. Литтл Стар кивнула, и Грей ответила ей тем же, запечатав судьбу Солнечного Аликорна.

Слабая улыбка Нарушительницы Правил, когда она отправляла в рот очередное глазированное лакомство, была необычной и совершенно не соответствовала реакции всех остальных пони. Взгляд кобылы был отстраненным, рассеянным и безразличным к ярости вокруг нее и страданиям в сердцах многих других присутствующих. В этих глазах не было ни малейшего намека на кобылу, которая была ее матерью.

Далее

Танцовщица смотрела только на маму Луну — теми же глазами, которыми Твайлайт смотрела на Луну в десятки маленьких моментов, которые замечала Литтл Стар. Когда Литтл Стар однажды поймала ее взгляд, она отвернулась. Глаза Танцовщицы были полны сочувствия и защиты. В них была любовь, забота и внимание, но это было не то же самое. Это была не любовь ее потерянной матери к ней.

Далее

Санчейзер выглядела опустошенной, ее сердце было явно разбито. Каждое слово, сказанное против Селестии, казалось, еще больше разрушало ее мировоззрение. Ее глаза кричали, что она не хочет верить, но факты не оставляли ей иного выбора. Даже несмотря на собственную боль, сердце Литтл Стар сочувствовало ей. Они оба пострадали из-за действий Наихудшей-из-пони. Даже если Литтл Стар потеряла гораздо больше, чем иллюзии совершенства Селестии, какая-то часть ее души подумывала о том, чтобы телепортироваться туда и обнять ее, ведь именно этого хотела бы ее мама Твайлайт. Если бы не вариант единорога Кэндис и не маленькая эфирная пони, утешающая Санчейзер, она, возможно, так бы и поступила.

Далее

Нова, последняя — последняя надежда. Она была кобылой-львицей, огненным элементалем в облике пони. Высокая, испуганная и мощно сложенная, она выглядела как измученный герой из приключенческого романа, по крайней мере до тех пор, пока вы не замечали ее глаза и не изучали язык ее тела.

— Почему ты защищаешь ее? — прорычала Нова, ее грива и глаза ярко пылали.

Тишина и неподвижность — все, что осталось после вспышки Новы, не считая одного маленького существа, которое осмелилось пошевелиться. Игрушка размером с жеребенка… которую Литтл Стар сразу же узнала. — Смарти Пэнтс?

Плюшевая игрушка прижалась к Нове, и через мгновение что-то в мощной кобыле словно сломалось, когда она прижала к груди своего маленького компаньона.

— Мир, Нова. Мир. Неважно, кто будет обвинен в предательстве, но такие вопросы должны быть заданы. — сказала Луна, а затем обратилась к Старлайт. — У моей сестры были тысячи лет, чтобы отточить свою ментальную магию. Мы очень сомневаемся, что кто-то может превзойти ее в этом.

— Если мы закончили тратить слова, готовы ли мы перейти к тому, что будем делать?

Кейденс выпрямилась и сузила глаза:

— У тетушки Селестии все еще есть те, кого она могла бы использовать как… рычаг давления на нас…

Уши Новы опустились, а ее грива снова угрожающе взметнулась:

— Шайни… мама… папа…..

При этих трех словах у Литтл Стар все внутри похолодело. Дядя Армор, бабушка Вельвет, дедушка… Лайт.

Одного взгляда хватило, чтобы понять, что ни Вторая, ни Третья не собираются бездействовать. Сомнения и бурлящие в груди эмоции чуть было снова не остались сдержанными в копытах, но что-то, какой-то намек на мать в глазах Новы, подстегнул ее к тем именам, которые она прошептала про себя.

Сверкнув пурпурным светом, Литтл Стар развернула тактическое телепортационное объятие. Нова была горячей, но еще не дошла до точки воспламенения меха, так что все обошлось. Не успела она осознать, что делает, как заговорила:

— Не волнуйся, мамочка…

Одно это слово изменило все. Меньше чем за мгновение ее мир превратился в клетку из перьев, когда Нова применила идеальное противодействие телепортационному объятию — объятие крыльями. Нова отчаянно цеплялась за нее, и теплый туман от ее испарившихся слез поднял влажность выше комфортной, но это не имело значения. Крылья обнимали ее именно так, с нужным усилием и в правильном положении, учитывая разницу в размерах. Радость бурлила в ее сердце. Она была здесь, она обнимала ее, или, по крайней мере, большую ее часть. Мамочка!

Лишь на мгновение в ее сознании вновь забрезжил лед, когда три имени снова зазвучали в ее голове. Предстояло еще поработать и выполнить задание. Наихудшая-из-пони больше никого не заберет. Что-то внутри нее напряглось.

— Не волнуйся, мы их спасем. — Как бы ей ни хотелось разрывать объятия, достаточно было взглянуть в глаза Новы, чтобы теплый барьер из перьев неохотно отступил. Когда Литтл Стар отступила назад, Нова подняла копыто, чтобы дотянуться до нее, но Смарти Пэнтс удержал конечность. Самый маленький из присутствующих торжественно кивнул, и Литтл Стар ответила ему тем же.

Словно прочитав ее мысли, Литтл Стар Два и Не-Третья сплотили метконосцев. Взмахнув плащами, они практически маршем покинули собрание.

Дядя, бабушка, дедушка, не волнуйтесь, мы идем за вами.