Заколдованное королевство

— Интерлюдия 1 — Околосмертные переживания

Лицом к лицу они виделись лишь однажды.

Но во снах он видел её почти каждую ночь, во снах, где его задние ноги ещё работали, всё ещё двигались, где он не был калекой на весь остаток жизни.

По профессии он был художником. Ну, по крайней мере, считался таковым. На самом деле он был дураком, дураком, что отправился в злополучное путешествие — запечатлеть весь мир в картинах, а теперь оказался в ловушке, в цепких когтях леса.

Он заблудился, потерял припасы и боялся, что вслед за ними потеряет и саму жизнь. Он собирал всю еду, какую только мог найти, всё, что могло его насытить, и, будучи ослеплённым голодом, не заметил, что съел полное копыто ядовитых ягод сумеречника.

Галлюцинации мучали его уже какое-то время, и теперь жеребец едва мог ходить, с каждым шагом углубляясь в ядовитый дурман. Умрёт ли он в одиночестве?

Он думал о жене, дочери и внуках.

Звук низвергающейся, бушующей воды наполнил сухой воздух, заглушая звук хриплого дыхания. Он добрался до поляны и увидел перед собой озеро и водопад, огромный, выше самих гор. Жеребец попытался понять, что происходит, где он находится, но яд туманил разум.

— По...мо-гите, — взывал он к ночи, звёздам, ко всем, кто мог услышать. — По...могите! Прошу! Кто...

Художник рухнул на землю:

— Кто-нибудь...

Малыш...

Он открыл глаза и посмотрел наверх, нежный голос что-то шептал ему. О, едва ли он был жеребёнком, но ему и в голову не могла прийти мысль спорить с таким заботливым голосом. Так вот она, смерть? Его мать пришла за ним, чтобы унести его за пределы земли, звёзд и даже дальше?

Я здесь, малыш...

— Г-где...

Голос художника оборвался, взгляд его был прикован к бушующему водопаду. Он что-то увидел, за озером виднелся свет. Свет звал к себе, манил жеребца, и его глаза расширились, когда слабая, едва заметная золотистая магия окутала водопад. Прямо на его глазах водяной покров разделился надвое и открылся вход в пещеру.

Собрав жалкие остатки сил, он заставил своё тело оторваться от земли и направился к озеру. Вода была такой же ледяной, как и ночной воздух, но всё же, чем больше он смотрел на свет, чем ближе подплывал к нему, тем сильнее его захватывало странное тепло.

Тем больше, казалось, утихала боль.

Похоже, он и правда умирает.

В конце концов, он добрался до пещеры и кое-как выбрался из озера на твёрдую почву.

Вдалеке, там, где сиял свет, он увидел очертания какого-то существа. Жеребец направился к нему... к ней. Когда он приблизился, то смог разглядеть очертания рога, и какое бы заклинание она ни использовала, оно было достаточно ярким, чтобы художник смог прекрасно её рассмотреть.

Он упал на круп и подумал, что это очередные галлюцинации.

Перед ним сидела аликорн.

Кобыла, высокая, похожая на богиню и неподвижная точно статуя. Её закрытые глаза не выдавали никаких эмоций, никаких признаков жизни, а плотно прижатые крылья наполовину скрывали кьютимарку в виде солнца.

И её рог.

Жеребец с ужасом заметим, что по её рогу идёт трещина, но тем не менее он светился достаточно ярко, чтобы осветить текущие по её щекам слёзы.

Это прекрасное создание плакало.

Художник слегка попятился, и из-за спины раздался какой-то шуршащий звук. Повсюду были разбросаны десятки, сотни свитков в разной степени ветхости. Он поднял один и попытался разобрать порядком выцветшие слова, но это было трудно. Он был измучен, умирал, а буквы были выведены большими, полными отчаяния каракулями.

При ц са, это я, Сп йк,

г е вы??? ??

я н гу найти Тва йт, не гу н ти ессу Луну, Шай г Ар ор мер.

пожа ста помогите нам по луйста пож а при сса г е вы

по ста отве те

— Читать чужую переписку нынче обычное дело?

Поражённый, жеребец поднял взгляд на кобылу, что выглядела точно так же как раньше, за исключением того, что на её губах появилась улыбка.

— В-ваш рог, — произнёс художник единственное, что пришло в голову. — Он...

— Мне не больно, — ответила она невероятно лёгким, заботливым и нежным голосом. — А если и больно, то я уже привыкла.

Острая боль в очередной раз пронзила тело художника, и он застонал.

— Ты умираешь? — спросил он, как только справился с болью. Жеребец не мог точно сказать, спрашивал ли он аликорна или самого себя. Возможно, обоих.

— Умираю? Нет, я просто не могу умереть, — ответила она с шокирующей беспечностью. — В других обстоятельствах могла бы, но это потребовало бы значительных усилий и времени. Мы с сестрой — нестареющие аликорны.

На мгновение она замолчала и нахмурилась.

— Однако моя племянница и ученица — нет. Я даже иногда им завидовала из-за этого, — она улыбнулась. — Теперь же всё в прошлом. Теперь... время, жизнь, смерть, всё это несущественно для пони в моём положении.

— Ты можешь двигаться? — спросил художник, чувствуя, как тело начинает подводить. — Ты можешь исцелиться?

— Я больше никогда не сдвинусь, — ответила она. — Но если сдвинусь и перестану поддерживать заклинание, то да, я смогу исцелиться.

— Ты... ты должна, — произнёс жеребец, внезапно решив, что здоровье аликорна важнее всего на свете. Ей нужно выжить, для него уже всё кончено, но если у неё получится обмануть смерть, то, может, и его тоже оттащат от небытия. — Пожалуйста... тебе нужна помощь...

Жеребец рухнул, боль рвала его тело на части, а перед глазами стояло марево. Он изо всех сил старался сосредоточиться на аликорне.

— Ты добр, — ответила она, — но разве не тебе стоит надеяться на помощь?

Наконец она открыла глаза. Открыла глаза, и они были чернее ночи. Чёрные, печальные, с неиссякаемым потоком слёз. Художник на миг задумался, не стоит ли ему бояться, но понял, что боится за неё.

— Почему ты умираешь? — нежно спросила она.

— Ягоды сумеречника, — ответил он заплетающимся языком.

— Как давно?

— Время... не имеет значения... да? — жеребец начал проваливаться в беспамятство, но всё же нашёл в себе силы улыбнуться сквозь агонию. Он думал о семье. — Моя жена, дочь...

Она не ответила. На мгновение ему показалось что она ждёт, просто ждёт его смерти. Плачущий ангел, что разделит с ним последние секунды жизни. Дочь. Внуки.

— Один пони.

Жеребец открыл глаза, сбитый с толку, и увидел, что она смотрит в другую сторону. Художник понял, что она обращается не к нему, а, казалось, говорит сама с собой.

— Один единственный пони, — произнесла она. — Он просит твоей помощи, и ты привела его сюда. Один пони.

Она посмотрела на художника, и печаль в её глазах исчезла, сменившись холодом, жестокостью, но... но в то же время и добротой.

"Сейчас она убьёт меня", — подумал жеребец. Сил сопротивляться давно уже не осталось.

— Пожалуйста, не двигайся, — попросила она.

Аликорн сделала вдох, и когда её заклинание с треском прервалось, она чуть не упала, сдавленно вскрикнув от боли. Прежде чем художник хотя бы успел подумать предложить помощь, она собралась с силами, и её рог снова засветился.

Жеребца окутала золотистая магия.

— Молчи, — произнесла она, когда художник открыл рот. — У нас мало времени.

Он послушался, и магия наполнила его обжигающим жаром, словно само солнце пульсировало в венах. Но это жжение словно отгоняло другую боль, конечности начали двигаться, а зрение прояснилось. Художник понял, что каким-то образом она выжигала яд.

А затем что-то случилось.

Громкий, оглушительный треск раздался позади аликорна в темноте пещеры, и её глаза расширились в приступе ужаса.

И смех.

Глубокий, скрипучий, ужасающий.

Приветик, принцесса...

Художник увидел их.

Два кошмарных жёлтых глаза за спиной аликорна.

— Прости, мой маленький пони, — быстро и отчаянно произнесла она и прервала исцеляющее заклинание. И жеребец и аликорн тут же зашипели от боли, но она тут же применила другое заклинание. Она вновь застыла в неподвижности, её окружил барьер, а рог начал потрескивать и светиться.

Дорогая моя, уже слишком поздно...

Она стиснула зубы и не ответила.

И всё ради него? Все эти годы, ради одного пони? Ты и правда глупа.

Жеребец попытался заговорить, но его зрение вновь затуманилось.

— Я остановила действие яда, — нежно произнесла она, продолжая плакать. — Но не могу вылечить повреждения ног. Прости. Тебе пора.

Аликорн сглотнула.

— Ты... ты пробыл здесь слишком долго, — она тепло улыбнулась. — Спасибо тебе. Прошло очень много лет с тех пор, как я в последний раз видела пони.

И, прежде чем художник успел что-то сказать, прежде чем успел спросить хотя бы имя, рог аликорна засиял ярче солнца, и с последним мучительным стоном она наложила третье заклинание.

Когда жеребец открыл глаза, то обнаружил себя в совершенно другом месте. Дорога. Вдалеке виднелся город и снующие пони.

Усталость охватила его, он попытался вспомнить, где он был, что видел, но чем больше он пытался, тем сильнее размывались детали. Когда его нашли, он уже провалился в сон, воспоминания истончились, оставив лишь её образ.

Плачущая принцесса, что спасла ему жизнь.

Её образ, голос и эти жёлтые глаза преследовали жеребца до самой смерти.