Venenum Iocus

78. Так осыпается подсолнух

В тусклом свете механическая рука обхватила морду Тарниша и начала сжимать. Нападение произошло так быстро, что времени на реакцию почти не осталось. Тарниш завыл от паники и ужаса, боль была почти ослепляющей. В глазах Тарниша вспыхивали вспышки звезд, а давление продолжало нарастать, и Тарнишу казалось, что его лицо вот-вот будет раздавлено. Горло наполнилось кровью, и он услышал, как скрипят кости, приближаясь к точке разрыва.

Раздался металлический лязг, когда Мод разбила атакующий автомат, и Тарниш почувствовал, как холодная металлическая рука отпустила его морду. Он упал на пол, захлебываясь собственной кровью, которая хлынула ему в горло и хлынула из ноздрей. Большое белое копыто едва не наступило на него, пока остальные пытались защитить его распростертое тело.

— Винил! — закричала Октавия.

Свет зажегся, и Тарниш начал терять зрение. Все его лицо пылало от боли, а давление в носу было таким, что казалось, будто он взорвется в любой момент. На него снова чуть не наступили, и он свернулся калачиком, стараясь не захлебнуться собственной кровью. Автоматы продолжали прибывать.

— Как они снимают щиты Винил? — Спокойный вопрос Мод выдавал ее неистовую борьбу за то, чтобы уберечь двух единорогов от хватающих и дробящих механических рук.

Зал наполнился гулким, торопливым шепотом, когда хор голосов запел одновременно:

— Внизу, во тьме, мы слышим его песню и ждем дня, когда он проснется. — Затем, двигаясь как единое целое, автоматы в разных стадиях функциональности продолжили атаку.

Встав на задние копыта, Гелиантус работала передними как поршнями, разбивая и сокрушая все, что пыталось схватить ее и повалить, пока она стояла над Тарнишем. Рядом с ней Мод и Октавия наносили удары по всем, кто подходило слишком близко. Винил пыталась оттолкнуть автоматы, но ее магия исчезала при соприкосновении с ними.

Один из автоматов вцепился в горло Октавии и не отпускал ее. Октавия начала задыхаться, ее горло с медленной жестокостью сдавливали неподатливые пальцы. Ударив прямой ногой, Мод обезглавила нападавшего на Октавию, а затем попыталась заставить пальцы, обхватившие горло Октавии, разжаться.

Ревя от боли и ярости, извергая кровь при каждом затрудненном вдохе, Тарниш пытался встать на копыта. С помощью магии он поднял свой щит и вытащил Фламинго. В считанные секунды ситуация изменилась, когда Фламинго вступила в схватку. Она была острой, смертоносной, но в глубине души оставалась пегасом — пегасом, чьи друзья попали в беду.

— Как по маслу! — крикнула Фламинго, разрубив автомат пополам. — А ты не такой уж и крепкий! — Взмахом сверху вниз она пробила голову и туловище автомата, пытавшегося схватить Винил. — Это как резать сыр! Мягкий, вязкий сыр! Я еще не встречала сыра, который не могла бы разрезать! — Когда Тарниш ударил автомат своим щитом, Фламинго воспользовалась тем, что тот потерял равновесие, и разрубила его.

— Внизу, во тьме, мы слышим его песню и ждем дня, когда он проснется.

— И НИКАКОГО ЖУТКОГО ПЕНИЯ! — закричала Фламинго, завершая взмах, который перерезал трех автоматов пополам у пояса. — НА КУСКИ! НА КУСКИ!

За считанные секунды Фламинго переломила ход битвы, и теперь автоматы пытались бежать, но в камере им было некуда деться. Она сбивала их с ног и рубила, колола, резала, рубила, рубила и даже шлепала плоской частью своего клинка.

— Какие страшные сны видит спящий, и какая радость ждет нас, когда он проснется, — пели в унисон все оставшиеся в живых автоматы, пока Фламинго продолжала превращать их в металлолом.

— ЖУТКИЕ ПОЮЩИЕ ГОЛЕМЫ ПРЕВРАТЯТСЯ В ТРУХУ! — закричала Фламинго, обезглавливая одного из членов жуткого хора. Последующий удар отрубил обе руки. — КОМУ НЕЙМЕТСЯ? РУКИ ВВЕРХ, ГОЛЕМЫ, КТО ХОЧЕТ УМЕРЕТЬ?

— Он просыпается!

— ЛУЧШЕ БЫ ОН УСНУЛ, ПОКА Я ЕГО НЕ ПРИРЕЗАЛА!

— Он просыпается!

Крича от бессвязной ярости, Фламинго прикончила последний автомат.

— Тарниш, ты в порядке? — Мод, сидя на крупе, держала голову Тарниша в своих копытах. — Как ты думаешь, что-нибудь сломалось? Может быть, нам нужно повернуть назад и вытащить тебя отсюда?

Тарнишу стало трудно дышать, и он не знал, что ответить. Теперь, когда гнев схлынул, ему было так больно, что хотелось плакать. Из ноздрей сочилась кровь. Морда уже сильно опухла. Все произошло так быстро, так неожиданно, и он все еще находился в шоке от произошедшего.

— Мод, у тебя кровь… это плохо.

Пока Октавия говорила, Винил оторвала рукав платья Мод, обнажив разорванную плоть. Из рукава виднелась рваная рана. Жестокие механические пальцы автомата схватили Мод за ногу и сжали. Рана выглядела еще хуже, чем была на самом деле, а повреждение пришлось на костную область около колена. Винил смазала рану йодом, а затем начала заматывать ее марлей. После нескольких обертываний она завязала ее узлом и туго перетянула.

— Гелиантус, у тебя слишком сильное кровотечение…

— Октавия, это просто царапины. Со мной все будет в порядке. — Гелиантус опустила голову и стала изучать морду Тарниша, за которую его схватили. — Выглядит довольно плохо. Единственный способ узнать, сломано ли что-нибудь, — это сжать морду и пощупать, целы ли кости… а я не думаю, что кто-то из нас хочет сейчас делать это с Тарнишем.

— Октавия, как твое горло? — спросила Мод.

— Немного болит, — ответила Октавия, — Я буду в порядке. Присутствие духа и все такое. Это ничто по сравнению с бедным Тарнишем. Ему чуть лицо не оторвало.

— Похоже, Винил потрепали. — Гелиантус вытянула свою длинную шею и стала осматривать окровавленные бедра Винил. — Да, Винил сцапали. Кто-то принес йод.

Винил захныкала — она была совсем жеребенком, когда дело касалось боли. Октавия обняла свою подругу, чтобы поддержать ее, притянула к себе, а затем кивнула Гелиантус. Большая кобыла взяла у Винил флакон с йодом, подняла его в мускулистой мощной ноге и капнула немного йода на холку Винил, которая уже почти превратилась в механически разделенные куски лошадиного мяса. Жжение йода вызвало у Винил всхлипывания, и она прижалась к Октавии, чтобы утешиться, издавая приглушенные вздохи боли.

Оглядевшись по сторонам, Тарниш изучил груды разделанных автоматов и камеру, которую теперь занимали он и его спутники. Стены, потолок и пол были сделаны из кентаврской стали. Пол под его копытами дрожал, причина вибрации была неизвестна.

— Октавия, тебе повезло, что тебе не разорвали горло. — Слова Гелиантус вызвали заметный холодок в воздухе, заставив Винил и Октавию вздрогнуть. — Я рада, что с тобой все в порядке. Я боялась, что не смогу уберечь всех вас.

— Мы еще не закончили. — Слова Тарниша звучали так, словно он сильно простудился и у него был заложен нос. — Вы все слышали, что они сказали… Он проснулся. Мы должны усыпить его, если сможем. Я не знаю, что нас ждет впереди, но я знаю, что именно я должен положить этому конец.

— Я чувствую себя странно, — сказала Фламинго тихим голосом. — Я чувствую себя так же, как тогда, когда увидела дерево гармонии. Я чувствую себя такой целеустремленной. Я с тобой, Тарниш, до конца. Я — Элемент Розовости, и я буду с тобой до конца, какой бы конец ни наступил.

Кивнув, Тарниш ответил:

— Ну что ж, Фламинго, продолжим путь…

В ушах стоял раздражающий гул, заставлявший вибрировать зубы. От этого ощущения носовые ходы Тарниша горели мучительной болью, которую он с трудом игнорировал. Он шел, держа перед собой щит, а Фламинго вела его через стальное хранилище кентавров. Кровь продолжала капать у него из ноздрей, с губ и с подбородка.

Узкий коридор открылся в другую камеру, вокруг которой кентаврианская сталь образовывала сплошной барьер. В этой камере в стенах имелись шкафы, в которых хранились какие-то предметы. Проекция Маледико подняла руку в знак того, чтобы Тарниш остановился.

— Это не опасно, это сокровища, хранящиеся в надежном месте.

Остановившись, Тарниш осмотрелся: из его носа потекла струйка крови. На каменном бюсте пони лежала пара очков. Он взглянул на Гелиантус, как бы спрашивая разрешения, и, когда она не ответила, снял очки с каменной головы пони и сунул их в седельную сумку.

Там же была коллекция различных роговых колец, несколько туфель, небольшая серебряная статуэтка пегаса, палочка с рубиновым наконечником, кинжал с лезвием в форме листа, несколько магических камней, которые светились собственным светом, зеркало и множество других безделушек, которые Тарниш сграбастал и засунул в седельные сумки. Он ничего не оставил, и все витрины остались пустыми.

Выплюнув комок мокроты и крови, Тарниш продолжил путь через следующий дверной проем.

В следующей камере также имелись шкафы-витрины, но они были пусты. Тьма, казалось, становилась все гуще, а световые заклинания — все слабее. Светящиеся светильники, закрепленные на стенах, почти не разгоняли тьму. На полу этой комнаты лежал неподвижный автомат, к которому Тарниш отнесся с недоверием.

Гелиантус перевернула его, а затем вскрикнула от увиденного. Из глаз автомата росли черные кристаллы, выступающие из бледно-желтых драгоценных камней. Металлическая поверхность была уже не гладкой, а изъеденной коррозией, бугристой, неправильной формы и с ямками. Весь торс автомата был испещрен тысячами мелких слов, которые Тарниш не мог прочитать, но при взгляде на них зрение затуманивалось, а желудок сводило тошнотой.

Вокруг странных слов, начертанных на туловище автомата, свет казался самым тусклым. В темноте виднелись маленькие загогулины, похожие на призрачных личинок, и Тарниш не мог понять, реальны они или это галлюцинация.

Зараженные кристаллами глаза автомата вспыхнули светом, заставив Гелиантус отпрыгнуть назад. Механические пальцы слабо дернулись, и механический голем задребезжал:

— Хозяин, прости меня, я несовершенный сосуд! Прости, что я не смог вместить тебя! Пожалуйста, спой мне еще раз! Мне так одиноко без твоего голоса! Спой мне, Хозяин! Пой! ПРОСТИ МЕНЯ!

И тут огоньки в глазах из драгоценных камней погасли, и автомат затих. От его лица поднимался дым и едко пахло озоном. Гелиантус посмотрела на Тарниша, а затем на Фламинго. Бросившись вперед, Фламинго несколькими быстрыми ударами разрубила голема на куски, а затем вернулась к Тарнишу.

— Держитесь ближе друг к другу, — сказала Гелиантус остальным. — Держитесь ближе к Тарнишу. Что-то здесь нечисто. Когда мы закончим, я поговорю с Селестией, чтобы она очистила нас солнечным светом и эликсиром феникса. Я боюсь, что мы заражены.

Октавия вздрогнула от грозного предупреждения Гелиантус, но ничего не сказала.

Следующая камера была небольшой, и в ней стояла ужасная вонь. Тарниш остановился и посмотрел на другую сторону комнаты. Там на земле лежала металлическая дверь, а дверная коробка представляла собой диковинную конструкцию из дерева. Она выглядела как окаменевшая древесина. Помещение было наполнено странной пульсирующей энергией, а свет был очень тусклым.

— Мы на месте, — объявил Маледико. — Корона Порчи уже близко.

— Я тоже это чувствую. — Гелиантус протиснулась мимо Тарниша и вышла на середину зала. — Здесь есть болезнь. Даже Дискорд в глубинах своего безумия не был таким мерзким. У меня мурашки по коже от того, что здесь спрятано. — Высоко подняв голову, она посмотрела на Тарниша и сказала: — Тарнишед Типот… сейчас твое время. Не подведи нас.

Повернувшись, Гелиантус направилась к открытому дверному проему, переступила через упавшую дверь, и в тот момент, когда ее голова прошла сквозь деревянную раму, большая кобыла распалась на части. Ее тело превратилось в груду камней, почвы и свернувшихся корней на полу в дверном проеме. Посреди ее останков лежал засохший и сморщенный подсолнух.

— ГЕЛИАНТУС! — закричал Тарниш.

Но было уже поздно: большой кобылы больше не было, и она оставила после себя очень странный труп.