Venenum Iocus

1. Сила цветка

Кстати, flower power это лозунг и девиз хиппи 60-х годов.^[1]

Когда что-то растет, говорят, что оно расцветает. Мысль превращается в идею. Момент храбрости превращается в смелый поступок. Момент жаркой, чувственной страсти превращается в новую жизнь. Посажено семя, что-то растет, а затем расцветает. Такова жизнь, и такова была жизнь Тарнишед Типота, единорога с меткой, которая была цветком ядовитой шутки. Тарнишед Типот вырос. Он расцвел.

Venenum Iocus. Ядовитая шутка. Цветок, которого боялись за то, что он может сделать, и что он делал — вызывал необузданный хаос. Он также приносил стабильность перед лицом хаоса, поглощая опасную магию. В своей самой простой форме он был агентом гармонии, силой природы, которая помогала установить баланс. Но пони не понимали его, и, боясь того, чего не понимали, они долгое время вели с ним войну.

Тарнишед Типот, благословленный странной магией, имитирующей ядовитую шутку, или, как некоторые могли бы сказать, проклятый, оказался в том же затруднительном положении, что и Venenum Iocus. Пони боялись того, чего не понимали, и, следовательно, они боялись Тарнишед Типота, чья странная магия привела к тому, что в местах с высокой концентрацией нестабильной, хаотичной магии начала прорастать Ядовитая Шутка, ибо Тарнишед Типот был невольным агентом природы, поборником равновесия.

В местах, благословленных нормальной жизнью, магия Тарнишед Типота приносила неприятности: от мелких шалостей до явного беспредела. К счастью, Тарнишед Типот нашел способ сдерживать свой непредсказуемый талант и больше не досаждал пони, которым больше нравилась нормальная жизнь и все, что с ней связано. Этот контроль был достигнут благодаря регулярному употреблению чая, заваренного из ядовитой шутки, что было полезным совпадением, так как Тарнишед Типот мог вызвать спонтанный рост ядовитой шутки.

К счастью, Тарнишед Типот был одарен невероятной удачей: он нашел себе пони, у которой был абсолютный иммунитет к ядовитой шутке. Эта пони стала его лучшим другом, верным спутником в приключениях и женой…

Прищурившись, Тарнишед Типот смотрел на синие лепестки цветка ядовитой шутки, растущего из пыльной, пересохшей земли каменной фермы. Его талант рос, расширялся, становился сильнее. Он заставил это растение появиться благодаря сосредоточенности, концентрации и усилию воли. Он поднял голову и посмотрел на Мод Пай, наблюдая, ожидая, удивляясь… и надеясь. Он наблюдал, как Мод подалась вперед, опустила голову, выплюнула семечко, смоченное собственной слюной, и оно упало в землю, в маленькую ямку, проделанную возле цветка ядовитой шутки.

У Тарниша была идея, очень простая идея, и он задумал очень простой научный эксперимент. Заставить что-то расти на каменной ферме. Земля здесь была почти мертвой, что было вызвано нестабильной магией из-за пересечения лей-линий. Он посадил несколько кустов ядовитой шутки, и теперь Мод, как послушная земная пони, пробовала свои силы в садоводстве.

Неподалеку Марбл и Лаймстоун тоже сажали семена вокруг растений ядовитой шутки, и, предварительно приняв снадобье, без страха гуляли среди сверкающих голубых растений. Для эксперимента была выбрана капуста — полезное, питательное и сытное растение.

Выплюнув семечко, Мод загребла копытом землю обратно в ямку, а затем надавила, уплотняя ее, пока Тарниш стоял и наблюдал. Услышав громкий звон, Тарнишед Типот поднял голову, как и Мод, Лаймстоун и Марбл.

— Посетители… и потенциальные неприятности, — сказала Лаймстоун, ее слова были не более чем ворчанием.

— Почему они не могут просто оставить нас в покое? — спросила Марбл.

Как раз когда Тарниш собирался сказать что-то резкое, Мод Пай приложила свое грязное копыто к его губам, слегка надавила и заставила замолчать. Нахохлившись, Лаймстоун рысью побежала, чтобы получше рассмотреть гостей, пока Мод отдергивала копыто, а Тарниш пытался выплюнуть грязь.

— Твайлайт Спаркл, — сказал Тарнишед Типот, чувствуя себя более чем неловко из-за грязи на морде. — Как ты? Хорошо выглядишь.

Жестом копыта Твайлайт указала на оранжевую земную пони, отцеплявшуюся от небольшой двухколесной тележки.

— Мы с Эпплджек привезли вам ваш фильм. Он был профессионально проявлен, и группа специалистов обработала его, чтобы немного подправить. Картинка очень уж дергалась. Я хотела поблагодарить вас за согласие на показ… пони должны знать о том, что произошло и как окружающая среда влияет на них.

— В тележке есть проектор, — сказала Эпплджек, подойдя к Твайлайт. — Он тяжелый. Тащить его с вокзала было непросто.

— Спасибо, Эпплджек. — Мод, стоявшая теперь рядом с Тарнишем, сонным взглядом смотрела на своих гостей, ее полуоткрытые глаза были устремлены на них. — Пинки Пай где-то здесь, но я не знаю где, так что будьте осторожны.

— Спасибо за предупреждение. — Глаза Твайлайт Спаркл сузились, и она огляделась, надеясь заметить что-нибудь розовое, пока не стало слишком поздно. Бегло осмотревшись вокруг, она вернула свое внимание к Тарнишу и Мод. — Три Хаггер скоро свяжется с вами. Завтра нам нужно отправиться на вокзал. Сюрприз должен быть здесь, если все пойдет по плану. — Твайлайт сделала глубокий вдох, чтобы наполнить легкие, прежде чем продолжить: — Вы оба очень храбрые, раз решились вернуться туда, где закончили, после всего, что произошло. Поскольку приближается осень, я знаю, что вы оба торопитесь посетить Самую Страшную Пещеру в Эквестрии. Нам нужно многое обсудить, прежде чем вы отправитесь в путь.

— Я знаю, мне любопытно, что вы запланировали, — сказал Тарниш.

— О, пока я здесь, есть еще один вопрос, который нам нужно обсудить. Королевская академия наук хотела бы, чтобы вы вдвоем дали имя новому вулкану, поскольку вы оба были там, когда он извергался. — Твайлайт одарила Мод и Тарниша озорной улыбкой. — Это большая честь — дать имя вулкану. Я знаю, это не компенсирует то, что вы потеряли, но… — Слова Твайлайт прервались, и она издала нервный смешок.

— Назвать вулкан? — Мод моргнула. — Это вулкан. Зачем ему имя?

Твайлайт переступила с правого копыта на левое, при этом улыбаясь:

— Ну, пони склонны давать имена вещам. Горы получают имена. Озера получают имена. Реки получают названия…

— Я понимаю, но это кажется глупым. — Мод повернулась и посмотрела на Тарниша. — Я просто дам ему очень практичное научное название… ты назови его.

Злая, ужасная, нехорошая ухмылка расплылась по лицу Тарнишед Типота:

— У меня есть как раз то, что нужно… идеальное название. Я назову его Гора Мод…

Мод вдохнула, моргнула, и ее уши повернулись вперед.

— Да что ты говоришь.

На кухне семьи Пай было тесно, несколько пони собрались за столом, разговаривая, на столе стояла пара пирогов, немного твердой помадки и кувшин холодного чая. Тарниш и Мод сидели рядом друг с другом, Мод молчала и выглядела незаинтересованной, но, опять же, она всегда выглядела незаинтересованной. Мама Тарниша, Пинни Лейн, тоже сидела рядом с Тарнишем, ее лицо морщилось от материнской заботы и беспокойства.

Пинки Пай сидела во главе стола и уминала мамину твердую помадку, не обращая внимания на то, что она действительно была твердой. Она подпрыгивала на стуле, изо всех сил стараясь сдержать обещание вести себя прилично, когда обсуждались важные вопросы. Однако она не давала Пинки-обещания.

Твайлайт сидела напротив Тарнишед Типота, ела кусок пирога и потягивала из высокого стакана холодный чай. Она прислонилась к столу, смакуя каждый кусочек, радуясь возможности поесть, отдохнуть и приятно провести время.

Рядом с Твайлайт Эпплджек поглощала третий кусок пирога, ее мордочка была липкой, а шляпа лежала на углу стола рядом с ней. Она жевала с большим энтузиазмом, чмокая губами и слизывая кусочки пирога с губ, щек и десен.

— Ты понимаешь, что это не очень хороший эксперимент, верно? — спросил Тарниш негромким голосом.

— Конечно понимаю, — ответила Твайлайт. Она потерла мордочку передней ногой, а затем продолжила. — Мы уже видели, что сделало выжигание ядовитой шутки вокруг Трещины Судьбы. Мы хотим, чтобы ты отправился в Самую Страшную Пещеру в Эквестрии и заставил ядовитую шутку вырасти. Я знаю, что эта теория в лучшем случае шаткая, но мы пытаемся предотвратить катастрофу. Думай об этом, скорее, как о первом шаге. Мы сможем провести контролируемые эксперименты позже.

— Итак, мы идем в Самую Страшную Пещеру в Эквестрии, Мод изучает камни, а я занимаюсь выращиванием ядовитой шутки. Я также изучу местные растения. — Тарниш повернул голову и посмотрел на Мод.

— У нас даже нет повозки. — Унылый монотон Мод звучал почти как убийца разговора. — Все это — спорный вопрос.

— Не беспокойся сейчас о повозке, это только стадия планирования. — Твайлайт наклонилась вперед и посмотрела на Мод и Тарниша. — Послушайте, ядовитая шутка уже была убрана из окрестностей Самой Страшной Пещеры в Эквестрии. Я придерживаюсь мнения, что это потенциальная бомба замедленного действия. Другие не согласны… но после всего, что я видела, и всего, что я изучила о кьютимарках, я склонна верить, что Тарниш прав в своих предположениях. У нас не так много времени. Я понятия не имею, как может отреагировать земля вокруг Самой Страшной Пещеры в Эквестрии. Возможно, у нас появится еще один вулкан… или огромная орда монстров выплеснется из этой пещеры. Я бы предпочла этого не узнавать, поэтому я и посылаю тебя, что является очень спорным шагом с моей стороны.

— Твайлайт, все это предполагает, что я могу остановить то, что может произойти. А что, если ущерб уже нанесен и произойдет еще одна катастрофа? — Голубые глаза Тарниша сверкнули. Он посмотрел Твайлайт в глаза, его лицо было торжественным и немного испуганным. — А если случится еще одна катастрофа, и она произойдет, когда я буду в непосредственной близости, что если меня обвинят и в этом?

— Ты не виноват в извержении вулкана, что бы ни говорили другие пони. — Слова Твайлайт были решительными и исполненными уверенности. Она постучала копытом по краю стола, отчего ее тарелка звякнула, а ложка зазвенела. — Твоя магия может вызвать множество проблем, но я отказываюсь верить, что ты вызвал извержение вулкана. Пони, настаивающие на том, что это произошло из-за тебя, просто нагнетают страх.

— А как насчет тех психов из газеты, которые требуют, чтобы беднягу Тарниша доставили для изучения? — Пинки Пай покачала головой, ее голубые глаза стали грустными и обеспокоенными. — Мне не нравится, как это звучит, Твайлайт, совсем нет. Это звучит подло.

— Мы не утаскиваем пони по ночам, чтобы изучать их. — Твайлайт повернулась, чтобы посмотреть на Пинки, и попыталась успокоить подругу. — Это просто болтовня, пустословие, чтобы создать видимость, что эти пони делают что-то, чтобы решить проблему, не решая ее на самом деле. Никто не собирается приходить и забирать Тарниша для изучения.

— Твайлайт, я доверяю тебе, но я не доверяю другим. Мое Пинки-чувство продолжает срабатывать. На каменной ферме шныряют пони, и нам постоянно приходится их отгонять. Мне не нравится то, что происходит… становится страшно.

— Мне жаль, Пинки, — сказала Твайлайт, извиняясь перед подругой.

— У тебя есть волшебный меч, пусти его в ход против этих гадов. Не причиняй им вреда, просто хорошенько напугай их. — Эпплджек облизала губы, убирая крошки, и оглядела стол, встречаясь взглядом с каждым по очереди. — Или просто посади по периметру фермы ядовитую шутку. Это отпугнет пони.

— Это также отпугнет наших друзей, и Марбл будет убита горем, если Соннер больше не сможет приходить в гости. — Мод покачала головой, что было редким проявлением реакции. — Нет, нет, это совсем не сработает.

— Да, я не хочу делать ничего, что еще больше разозлит пони и заставит их думать обо мне. Если я начну использовать ядовитую шутку в качестве средства биологической войны, я только наврежу себе в долгосрочной перспективе. Мне нужно держать себя в копытах. Нельзя, чтобы меня считали опасным или непредсказуемым. Это значит не пугать пони Фламинго.

— Ну… блин. Должно же быть что-то, что ты можешь сделать, — сказала Эпплджек преувеличенным голосом. — Вся эта ситуация, она просто несправедлива.

Сидя в почти полной тишине, Тарнишед Типот наблюдал за движущимися изображениями, мелькавшими на стене. Проектор издавал тихий стук при воспроизведении фильма. Когда Тарниш смотрел, он почти чувствовал запах того, что видел. Его тело дергалось и билось в конвульсиях, когда он вспоминал.

Изображение на стене показывало поднимающийся столб огня, грибовидное облако и горящие огненные шары, разлетающиеся во все стороны. В облаке над вулканом сверкал и трещал гром. Пирокластическое облако выплеснулось наружу вместе с лавой из новорожденного вулкана.

Тарниш снимал все это со спины Мод, которая бежала так быстро, как только могла, пытаясь спасти их обоих. Мод, сидя рядом с Тарнишем, смотрела на экран, ее лицо было каменным, бесстрастным, нечитаемым. У Игнеуса и Клауди по щекам текли слезы, они прижимались друг к другу, их рты были открыты в маленьких круглых "о" от ужаса, уши дергались от страха и эмоций. Перед Пинки Пай стояла большая деревянная миска с попкорном, но она не ела его. Она сидела с раздвинутыми в стороны ушами, ее грива все больше поникала, пока она наблюдала за разворачивающимся на экране шоу ужасов.

Пинни Лейн, не удержавшись, схватилась за Тарнишед Типота и прижалась к нему, дрожа всем телом. Когда вулкан изверг особенно сильный взрыв, она зажмурила глаза и уткнулась лицом в шею Тарниша, не в силах смотреть дальше.

Марбл и Лаймстоун сидели друг подле друга, причем у Лаймстоун одна передняя нога была перекинута через холку сестры. Обе с широко раскрытыми глазами, почти не мигая, смотрели, как вулкан извергает огонь, пепел и смерть.

Твайлайт Спаркл и Эпплджек сидели вместе, Твайлайт смотрела со смесью научного любопытства и ужаса, а Эпплджек — с благоговением.

Нуждаясь в глотке свежего воздуха, Тарнишед Типот вырвался из испуганных объятий матери, извинился, пробормотав что-то шепотом, и поспешил из комнаты, не в силах продолжать смотреть фильм.

¹https://kot-de-azur.livejournal.com/1393291.html

2. Последствия

Проснувшись, Мод Пай обнаружила, что кровать пуста. Она провела передней ногой по тому месту, где должен был находиться Тарниш, и обнаружила, что оно холодное. Это было нарушением этикета, о котором Мод надеялась, что ее мать не узнает. Женатые пони должны были составлять друг другу компанию в одной постели.

Она встала, вылезла из кровати, разгладила свою пушистую ночную рубашку и отправилась на поиски Тарниша. Она дошла до коридора, прошла мимо комнат со спящими пони и увидела свет, идущий из гостиной.

Она стояла в коридоре у входа в гостиную и смотрела. Тарниш сидел и смотрел фильм в одиночестве, и вид у него был ужасный: он сидел в темноте, освещенный только светом проектора, который отбрасывал на его лицо страшные, мерцающие тени.

— Привет, — прошептал Тарниш.

Мод повернулась и посмотрела на стену, где шел фильм. Там были хрустальные деревья, ядовитая шутка, серый пепел. Единственный свет исходил от рога Тарниша. На пленке она видела лицо Тарниша, или то немногое, что было видно под его шлемом, очками и импровизированной маской. Она видела себя, перекинутую через его спину.

Камера повернулась и показала разрушения вокруг Тарниша в длинном панорамном кадре. Хрустальные деревья, цветы ядовитой шутки и покрытый пеплом ландшафт. Мод было больно даже смотреть на это. Шагнув вперед, она подошла к проектору, наклонилась и выключила его, отчего комната погрузилась в темноту.

— Моя кровать была пуста, — сказала Мод, когда ее глаза начали привыкать к темноте.

— Прости.

— Пока нет, но скоро прощу. — Мод, чувствуя себя немного обиженной, подошла ближе к Тарнишу и села с ним на пол, ее ночная рубашка сбилась вокруг задних ног. — Ты в порядке?

— Не знаю. — Тарниш пожал плечами, жест был едва заметен в темноте. Единственным источником света был лунный свет, проникающий через переднее окно. — Просто… пытаюсь разобраться в происходящем. Стараюсь, чтобы все части сложились в единое целое.

— Иногда все рушится или ломается. И как бы ты ни старался собрать все обратно, ничего не получается. Все эти отколовшиеся кусочки становятся новыми вещами, своими собственными, отдельными. Это постоянно происходит в геологии. — Мод потянулась и толкнула Тарниша локтем.

— Я изменился, Мод. У меня открылись глаза на общую картину… Я думаю обо всем, что произошло. Я думаю о реке, которая протекает через все Жуткое ущелье. Я думаю обо всей плохой магии, которая поднимается снизу из-за вулкана. Теперь я понимаю, как все взаимосвязано. — Тарниш покачал головой, его голос звучал почти панически. — Вся эта вода, вся эта плохая магия попадет в болото Фрогги Боттом, а затем спустится в водоносный слой под болотом, и все изменится. Пони пьют из этих вод. Это будет иметь долгосрочные, далеко идущие последствия.

— Да. — Мод кивнула головой. — Но среднестатистический пони недостаточно умен или просто не интересуется этим, чтобы думать о том, как природа повлияет на него. — Мод сделала небольшую паузу, толкнула Тарниша еще раз, а затем продолжила: — Со временем Фрогги Боттом может стать даже более опасным местом, чем Вечносвободный. Жуткое ущелье может стать совершенно негостеприимным для большинства видов жизни. Еще до того, как взорвался вулкан, местная флора и фауна претерпели изменения.

— Как это повлияет на такие места, как Понивилль и Лас-Пегасус? Лас-Пегасус находится к западу от вулкана, а Понивилль — к северу от болота Фрогги Боттом. Я все время думаю об этом, Мод. Группа пони пошла и сожгла участок с ядовитой шуткой… а потом случилось все это. Я даже не могу представить себе долгосрочные последствия. — Утомленный, Тарниш прислонился к Мод, радуясь, что она рядом с ним.

— Последствия, — отшутилась Мод. — Ты идешь и спасаешь одного пони, которого повесили на дереве, а жизнь идет кувырком.

— Последствия… — Тарниш вздохнул и покачал головой. — Ты идешь и изгоняешь одного пони, потому что стал жертвой его магического таланта, и он оказывается повешенным.

— В какой-то момент, Тарниш, у нас будут последствия. Мы будем долго развлекаться с телами друг друга, а потом появится еще один маленький Пай, который будет бегать вокруг. Жизнь продолжается. Последствия, как хорошие, так и плохие, продолжают происходить с нами и без нас. Мы можем просто веселиться и наслаждаться тем, что можем.

Тарниш на мгновение задумался над словами Мод. Он посмотрел на окно, потом на Мод, потом снова на окно:

— Звезды на небе. Мы могли бы танцевать. Ты потанцуешь со мной, Мод?

— Когда-нибудь это приведет к маленькому Пай, — ответила Мод голосом, наполненным самой сутью уныния. — Пойдем, поработаем над твоим погружением.

Рассвет был одновременно прохладным и теплым. Солнце грело землю, поднимаясь все выше в небо, но ветерок с севера был достаточно прохладным, чтобы заставить пони дрожать. Земля была покрыта росой, которая сверкала в лучах утреннего солнца, как драгоценные камни.

Твайлайт Спаркл встречала рассвет, что она делала все чаще и чаще. Какое-то странное принуждение одолевало ее теперь регулярно. С тех пор как она стала аликорном, ее связь с природой… стала другой. Теперь в ней были части земного пони, части пегаса, и она была больше, чем просто сумма своих частей. Было что-то еще, что-то, на что Твайлайт не могла поставить копыто. Но теперь у нее были новые уровни осознания.

Она стояла на вершине большого валуна, расправив крылья, обратив лицо к солнцу, а рядом с ней на валуне сидели Марбл и Пинни Лейн. На камне рядом с ее передним копытом стояла чашка чая из ядовитой шутки — немного для поддержания стабильности и регуляции ее магии в этой зоне нестабильной магии.

Марбл сидела, закрыв глаза, наслаждаясь утром, когда не было ни труда, ни необходимости работать, — таким утром, которое как раз подходит для созерцания пупка и тихой медитации. Рядом с ней сидела Пинни Лейн, с чашкой такого же чая.

Твайлайт, погруженная в свои размышления, почти чувствовала солнце в своем сознании. Казалось, что она может прикоснуться к нему, если только немного постарается. По мере того как оно поднималось, ее связь с ним затягивалась, а разум наполнялся мыслями о странной, неизвестной магии. Она росла, превращаясь во что-то другое. Все вокруг нее росло, превращаясь во что-то другое.

Закутанный в одеяло, с Мод в нескольких ярдах от нее, Тарнишед Типот рос, превращаясь во что-то другое. Таков был естественный ход жизни. Пока он спал, вокруг Тарнишед Типота проросло несколько новых растений ядовитой шутки, и теперь эти нежные новые цветы тянулись к солнцу, надеясь на рост, совсем как это делала Твайлайт Спаркл.

Дорога была пыльной. Тарниш шел в хорошем темпе, его копыта топали по твердой грунтовой дороге, он следовал за Твайлайт Спаркл, направляясь к Рок-Хейвену и новой железнодорожной станции, которая была построена в какой-то момент, пока Тарниша и Мод не было дома.

По какой-то странной причине Рок-Хейвен рос. Пони переезжали сюда жить. Город стал немного знаменитым благодаря семье, в которой было несколько искателей приключений, героев и один Элемент Гармонии. Семья Пай приобрела некоторую известность.

— Помни, это твое, что бы ты ни решил, — сказала Твайлайт Спаркл, пока шла. — Три Хаггер просила меня уточнить это. Это подарок без всяких условий. Она помогла Короне заменить повозку, которую ты потерял.

— Это портит сюрприз, — сказал Тарниш.

— Нет, не портит, поверь мне. — Твайлайт ухмылялась от уха до уха.

— Почему Три Хаггер интересуется нами? — спросила Мод.

— Три Хаггер — дочь богатого железнодорожного магната и промышленника. В своей жизни он совершил много ошибок. К старости он понял, что разрушил много прекрасного. Он совершал поступки, о которых сожалел. Он отравил землю, воду и воздух. Перед смертью он хотел все исправить. Он стал защитником природы и окружающей среды. После его смерти Три Хаггер, его дочь, продолжила его дело. Именно благодаря ей он изменил свое мнение. Он понял, что оставил после себя менее чем идеальный мир, в котором она застряла. — Крылья Твайлайт трепетали по бокам, пока она шла и говорила.

— Значит, Три Хаггер заинтересована в том, чтобы все стало лучше, — сказала Мод, обдумывая все, что только что сказала Твайлайт. — Она получила наследство своего отца и продолжает его дело после его смерти.

— Верно. — Твайлайт кивнула. — Так вот, Три Хаггер — немного не от мира сего, но она умна, у нее деловая хватка ее отца, и у нее больше бит, чем вы можете себе представить. Она финансирует общества охраны природы во многих университетах, финансирует исследования в области экологии, как природной, так и магической, и поддерживает интересы натуралистов, защитников природы, геологов, ботаников и других ученых. Теперь, когда вы двое проявили себя, она заинтересовалась вами. Она хочет добавить вас в свою коллекцию… в свою конюшню.

— И что это значит? — спросил Тарниш.

— Хорошо оплачиваемые счета расходов, кредитные счета почти в каждом крупном магазине снабжения в Эквестрии, доступ к передовому оборудованию, сеть единомышленников-авантюристов, ученых и полевых работников, плюс множество других приятных бонусов, — ответила Твайлайт. — А также годовое жалованье.

— Это звучит настолько хорошо, что не похоже на правду. — Мод повернулась и посмотрела на Тарниша, который рысил рядом с ней. — Что беспокоит меня: если что-то кажется слишком хорошим, чтобы казаться правдой, то обычно так оно и есть.

— Обычно, — согласилась Твайлайт. — Но я потратила немного времени на то, чтобы узнать Три Хаггер и ее сеть. Она — одна из подруг Флаттершай. Они очень близки. Три Хаггер — она та, за кого она себя выдает, а ее сеть — это то, о чем она говорит.

— А зарплата делится между мной и Тарнишем или мы оба получаем отдельную зарплату? — спросила Мод.

Твайлайт пожала плечами:

— Этого я не знаю. Я знаю, что у тебя есть дипломы, Мод, а у Тарниша, ну… — Твайлайт повернулась и посмотрела на Тарниша — … у него есть природные способности, необычная магия, которая делает его хорошо подходящим для работы под началом, и несколько собственных открытий, о которых говорят в научных кругах, например, жучиная дыня и, кхм, щупальцевидный виноград.

— Тарнишед Типот, первооткрыватель печально известного щупальцевого винограда. — Мод сфокусировала свой сонный взгляд на муже. — Ты должен гордиться.

— В худшем случае, я подозреваю, что Тарниш получит стипендию исследователя как твой помощник. — Твайлайт вздрогнула, почувствовав себя неуютно при мысли о растении, которое само ищет свежее удобрение прямо из источника. Когда Флаттершай услышала об этом, она упала в обморок.

— Тарниш, это может оказаться очень полезным для нас, — сказала Мод.

— Может быть.

— Что напомнило мне, что в моей сумке на ферме Пай лежит приглашение в Общество "Присутсвие духа". Ты привлек внимание некоторых очень могущественных и влиятельных пони, которые тоже хотят тебе помочь. Я ничего о них не знаю, но Три Хаггер сказала мне, что ты захочешь встретиться с этими пони. Вам придется отправиться в Мэйнхэттен. Это что-то вроде тайного клуба искателей приключений. Они слышали о твоем участии в спасении в паучьей пещере.

— Мы можем пойти, Мод? — спросил Тарниш, подпрыгивая на месте.

— Что на тебя вдруг нашло? Ты ведешь себя как жеребенок. — Мод смотрела, как Тарниш подпрыгивает вверх-вниз, ее глаза двигались вверх-вниз при каждом его подпрыгивании.

— Я и есть жеребенок, — ответил Тарниш. — Тайное общество искателей приключений, Мод… это звучит потрясающе! — Окрыленный, Тарнишед Типот понесся прочь, скача по дороге и оставляя позади себя Мод и Твайлайт.

— Только я подумала, что поняла его… — Мод покачала головой, а затем посмотрела на Твайлайт Спаркл.

— Если вы все-таки пойдете на встречу с Обществом "Присутствие духа", Тарнишу понадобится смокинг, а тебе — официальное платье, подходящее для танцев. — Пока Твайлайт говорила, она наблюдала, как бровь Мод поднялась, а ее лицо приняло необычное выражение. Реагировала ли Мод? Твайлайт не была уверена, но что-то происходило.

— О, это звучит захватывающе. Мы с Тарнишем должны пойти и посмотреть на это прямо сейчас.

3. У Твайлайт Спаркл есть яйцо

Странно, когда все меняется, пока тебя нет дома. Когда Тарниш впервые приехал в Рок-Хейвен, там не было железнодорожной станции. Когда он уехал, чтобы вернуться в Понивилль, вокзала все еще не было. Когда он вернулся домой вместе с Мод и остальными членами семьи, вокзал уже был. Жизнь знает кучу забавных способов измениться.

Рядом с вокзалом что-то было накрыто тускло-коричневым брезентом. Что-то большое. Тарниш разглядывал это, пока они приближались, пытаясь угадать, что это такое. Для повозки оно было великовато, хотя он предполагал, что это может быть и повозка.

Твайлайт Спаркл пронеслась мимо него, сверкнув рогом, а Мод остановилась рядом с ним. Он остановился и замер, ожидая, наблюдая, гадая, что же находится под коричневым брезентом. Он слегка наклонил голову и увидел, что Мод стоит рядом с ним, наклонив голову на одну сторону, и тоже изучает загадочное что-то под брезентом.

С пышным размахом Твайлайт обошла вокруг брезента раз, два, а затем и в третий раз, широко улыбаясь. Было видно, что ей это очень нравится, и после всего, что пережили Мод и Тарниш, Твайлайт хотела видеть их счастливыми.

— Та-дам! — Твайлайт сдернула коричневый брезент и обнажила…

Серебряное яйцо. Другого способа описать его не было. Тарниш в изумлении уставился на странное серебристое яйцо с четырьмя колесами. Это было яйцо, и оно было серебряным. Он несколько раз моргнул, не совсем понимая, что именно он видит, а потом, совершенно не находя слов, поднял голову и почесал ее.

— Высший пилотаж ультрасовременных роскошных путешествий. Один обтекаемый туристический фургон. Это спальня и исследовательский вагончик на колесах. Это будет здорово для вас обоих. — Твайлайт вытянула крыло и указала на фургон, демонстрируя его.

— Это будет слишком тяжело, — сказала Мод голосом, не выражающим никаких эмоций по поводу ситуации. — Не хочу обидеть, но я думаю, что буду счастливее со стандартной повозкой.

— Подожди… подожди, выслушай меня, хорошо? — Твайлайт улыбнулась Мод, а затем постучала копытом по повозке, что вызвало металлический стук. — Это алюминий и сталь… Я знаю, что она кажется тяжелым, но по сравнению со стандартной повозкой четыре на восемь, она намного, намного легче. Повозка из стандартной доски весит около пятисот фунтов с учетом всего этого дерева. А эта весит чуть меньше трехсот пятидесяти.

Рядом с собой Тарниш услышал, как Мод издала необычный вдох-выдох.

— Здесь также есть отсеки для хранения. Я еще не видела их вблизи, поэтому мало что о них знаю, но я знаю, что вам больше не придется носить с собой большие, тяжелые, водонепроницаемые сундуки для хранения снаряжения. Эти сундуки тяжелые. А сюда поместится все, что тебе нужно. — Твайлайт посмотрела на колеса и сделала жест. — Вы заметили, что колеса сделаны не из дерева, а из легкого сплава и имеют прочные резиновые шины для сцепления с дорогой. Они не ломаются и не так подвержены износу, как дерево. Они также легче. У повозки также улучшенная подвеска, облегчающая управление, и лучшие тормоза для маневрирования на подъемах и спусках. У нее также есть блокировка дифференциала, которая позволяет ей катиться только в одном направлении, если это необходимо.

Мод отошла от Тарниша и начала обходить повозку.

— Внутри есть кровать, достаточно большая для двоих, отсеки для хранения, окно, как видишь, запирающаяся дверь, хранилище для воды, это дом на колесах. — Твайлайт замолчала и подождала, пока Мод обошла вокруг нее и повозки, осматривая ее.

— Чуть меньше трехсот пятидесяти фунтов, говоришь? — Мод остановилась и посмотрела на Твайлайт сквозь полузакрытые глаза. — И она прочная? Это не алюминиевая фольга?

— Она достаточно прочная. Это алюминий для дирижаблей. Их пока не очень много. Производитель пытается сделать кемпинг роскошью для очень богатых пони У него проблемы с их продажей. Они очень, очень дорогие, как вы можете себе представить. — Твайлайт снова постучала по корпусу. — Он тоже изолирован, так что внутри это не просто голый металл.

— Хм. — Мод повернулась и посмотрела на повозку. — Кажется, она начинает мне нравиться. На нее не очень приятно смотреть, я подозреваю, что в поле она получит много вмятин и царапин, но в ней есть определенный шарм.

— Я хочу посмотреть на курицу, которая это снесла, — сказал Тарниш.

Твайлайт изо всех сил старалась сдержать улыбку, один раз фыркнула, издала странный звук глубоко в горле, а затем, не в силах остановиться, поддалась смеху, на ее лице появилась широкая улыбка, а глаза заблестели от веселья.

— Она аэродинамична… это поможет справиться с ветром, тормозящим прицеп и затрудняющим его буксировку. Кроме того, это не даст ему перевернуться. Он довольно высокий. — Мрачное выражение лица Мод резко контрастировало с задорным смехом Твайлайт Спаркл.

— Первоначально конструкция предназначалась для подвешивания под воздушным баллоном, — сказала Твайлайт, предлагая объяснение. — Это должна была быть маленькая, уединенная каюта. Вот для чего это окно спереди. Оно было маленьким и изящным и предназначалось для того, чтобы рассекать воздух. Она была слишком мала для дирижабля, насколько я понимаю, и там была вторая капсула для двигателей, до которой нельзя было добраться, если ты не пегас. Не очень удачная конструкция… поэтому ее превратили в повозку.

Тарниш посмотрел на серебряное яйцо, и да, он мог видеть в нем часть дирижабля. Микродирижабля. Или, может быть, что-то подвешенное под большим воздушным шаром. Он уже начинал приходить в себя. Он подошел к краю, посмотрел на колеса, а затем взглянул на дверь. В замке был ключ.

С помощью своей магии он повернул ключ, открыл дверь и заметил, что при открытии двери опускается маленькая откидная ступенька. Это был приятный штрих. Ничего магического, просто практическая инженерия. Она выглядела достаточно прочной, по крайней мере, на взгляд Тарниша. Он переступил порог, проверяя откидную ступеньку, а затем вошел в повозку.

Внутри были ящики и корзины для хранения. Кровать, расположенная над задней осью, имела под собой отсек для хранения. Тарниш увидел две распашные створки. В передней части повозки, под окном, был небольшой столик. К его удивлению, на столике стояла крошечная раковина и один маленький, изящный кран. Пол был ровным, а в полу посреди комнаты была дверца. Тарниш решил, что раз повозка имеет форму яйца, а пол ровный, то под полом должно быть место для хранения.

За кроватью, в самой длинной части "яйца", выходящей за заднюю ось, находилось еще одно отделение, похожее на шкаф. На кровати не было простыней, а был лишь прочный прорезиненный матрас, который, похоже, было легко чистить.

Потолок также был плоским и имел дверь, зеркально отражающую ту, что находилась в полу внизу, что означало наличие места для хранения наверху. Боковые стены повторяли изгиб яйца. Внутри было просторно, гораздо просторнее, чем Тарниш думал, но все равно тесновато. Двум пони, находящимся здесь, пришлось бы поддерживать дружеские отношения. Очень дружеские.

Усмехнувшись, Тарниш подумал, как подвеска повозки выдержит любое энергичное подпрыгивание вверх-вниз на кровати. Старая повозка немного поскрипывала, а подвеска была не очень-то приятной.

— Ну, как там внутри? — спросила Мод.

— Мод, я думаю, у нас будет больше полезного места для хранения, чем в старой повозке. К тому же, там есть раковина.

— Раковина?

— Да, раковина.

— Какая необычная вещь в повозке.

— Раковина и кровать.

— Хм…

Твайлайт, которая до этого момента прислушивалась к обмену мнениями, решила что-то сказать:

— Так… ты ее берешь? — Твайлайт сделала шаг ближе к Мод. — Я думаю, это идеально подойдет для нужд любого исследователя.

— Мы возьмем ее, — ответила Мод, — Интересно, как она тянется. Не могу дождаться, когда меня запрягут.

Стоя возле водокачки, Тарниш наблюдал, как все остальные пони осматривают новую повозку. Игнеус отодвинул Лаймстоун в сторону и зашел внутрь, чтобы все хорошенько осмотреть, Марбл разглядывала колеса, а Клауди стояла неподалеку и разговаривала с Пинни.

Мод, похоже, все понравилось, но она держалась в тени, и Тарниш не знал, как она к этому относится. Он скучал по старой повозке, но эта… эта была довольно милой. Он думал о тех панических последних минутах перед их долгим и ужасным побегом. Он пытался схватить из повозки все, что мог, но многое осталось позади.

— Не забывай дышать, Тарниш, — сказала Пинки, появившись рядом с Тарнишем.

Он понял, что задерживал дыхание, и выпустил его, задыхаясь. Он почувствовал, как Пинки погладила его. Он втянул в себя воздух и попытался избавиться от своих чувств. Он даже не знал, что именно он чувствует. Паника? Он был встревожен? На мгновение он почувствовал запах серы в воздухе, и его глаза заслезились от воспоминаний. Он начал вспоминать, в каком ужасном состоянии была Мод после долгого бега, и почувствовал, как дрожь поползла по спине, начиная от зада. Он задыхался, ему стало трудно дышать и…

— Тарниш… эй… все хорошо, — прошептала Пинки Пай, обхватывая его шею передними ногами и сжимая. — Вот так, все закончилось… это просто воспоминания, хорошо? Постарайся не думать о них слишком много. Шшш… просто будь спокоен. Все хорошо… ты в порядке, и она в порядке.

Поморщившись, Тарниш сел на землю, подняв задом облако пыли. Он почувствовал, как Пинки гладит его, и прислонился к ней, зная, что она более чем достаточно сильна, чтобы удержать его. Дышать было трудно, Тарнишу приходилось думать о действии, или так казалось, потому что иначе он бы остановился. Его грудь казалась тугой, словно какой-то огромный груз сдавливал его. Он закрыл глаза, зажмурив их, и сосредоточился на том, чтобы втянуть в легкие столь необходимый воздух.

С закрытыми глазами он не заметил, как к нему подошла его мать, Пинни, а прямо за ней — Клауди. Остальные, смотревшие на повозку, теперь наблюдали за Тарнишем. Но все, что Тарниш осознавал, это утешительные объятия Пинки Пай и собственное дыхание.

— После того, как случается что-то плохое, ты пытаешься жить своей жизнью и вести себя так, будто все нормально. — Пока Пинки Пай говорила, пришли Пинни и Клауди, и Пинни уткнулась носом в своего сына. — Но эти плохие вещи, они имеют свойство подкрадываться к тебе потом… вот почему тебе нужны друзья.

— Я в порядке, — сказал Тарниш, открывая глаза. — Я в порядке… Мне просто нужно было время. Я не знаю, что на меня нашло. — Он моргнул, все еще чувствуя себя странно, тихонько фыркнул, а затем прочистил горло.

— Малыш, — сказала Пинни материнским шепотом на ухо Тарнишу, — не думай о том, что ты потерял, вместо этого подумай о том, что ты сохранил. Ты молодец, что сохранил все самое важное. Вы с Мод спасли друг друга. А теперь поднимись, сделай глубокий вдох и постарайся улыбнуться мне. Ты можешь это сделать?

— Эй, я тоже хочу улыбнуться, — добавила Пинки Пай щебечущим голосом, который был сиропным от умиления.

Подняв голову, Тарниш посмотрел на Мод и увидел, что она смотрит на него. Он спас все, что было для него важно. Она значила для него больше, чем весь мир. Стало немного легче дышать, и он почувствовал, как напряжение в его теле исчезает. Ему стало легче. Он начинал чувствовать себя так, как обычно, как бы он себя ни чувствовал, когда все было нормально. Что бы ни было нормальным.

— Спасибо, Пинки, что присмотрела за моим жеребенком.

— Эх, не стоит благодарности, Пинни. — Нижняя губа Пинки Пай оттопырилась, и она выглядела задумчивой. — Мне нравится иметь брата. Это даже приятно.

— Да, это так, — согласилась Эпплджек.

Твайлайт навострила уши:

— Братья — лучшие, не так ли?

Стоя в комнате Мод, Лаймстоун наблюдала, как та просматривает несколько рулонов пленки, которые удалось сохранить Тарнишу. Канистры, маленькие и черные, были закрыты маленькими серыми крышками. В углу в куче лежали седельные сумки Тарниша, оставленные там, где их положили. Серебряный меч лежал в углу, прислоненный к стене. Лаймстоун сгорала от любопытства, но не трогала меч.

— Ты действительно собираешься уехать так скоро? — спросила Лаймстоун уязвимым голосом, который мало кто слышал. — Ты только что вернулась. Я не понимаю, к чему такая спешка.

— Я планирую остаться на некоторое время, — ответила Мод сестре, — но я хочу начать все сначала. Думаю, мы с Тарнишем поедем на некоторое время в Мэйнхэттен. Мы должны кое-что там сделать. После этого я планирую ненадолго вернуться домой, но не могу обещать, что мы задержимся там надолго. Сейчас конец лета, скоро наступит осень. После этого будет зима, а зимой я не смогу сделать много работы.

— Значит, нам придется ждать зимы, прежде чем вы с Тарнишем решите обосноваться. — Глаза Лаймстоун сузились, и она покачала головой. Протянув копыто, она разгладила морщину на платье Мод, а затем подтянула пояс сестры, чтобы расправить его. — К зиме мы должны сделать большую часть коттеджа, чтобы у вас с Тарнишем было укромное местечко, где вы сможете целоваться друг с другом.

— К зиме мы обустроимся. Может быть, мы пригласим Пинни пожить у нас. — Мод повернулась лицом к Лаймстоун. — Зима — это время для общения и единения, но…

— А весной вы снова отправитесь в путь? — спросила Лаймстоун, прервав Мод. К своему ужасу, она увидела, что ее сестра кивнула. Лаймстоун прочистила горло. — Возьмите меня с собой, если сможете… если это будет безопасно. Конечно, не все места, куда ты хочешь пойти, опасны для жизни. Разве нет такого места, куда мы могли бы пойти все вместе?

Моргнув один раз, Мод несколько мгновений обдумывала слова сестры, прежде чем ответить:

— Думаю, мне бы это понравилось. Семейное приключение. Все мы вместе. Но я не знаю, куда бы мы отправились.

— Надеюсь, туда, где нет опасных магических вихрей и виноградных кустов. — Лаймстоун ухмыльнулась сестре.

— Это напомнило мне… У Тарниша в седельных сумках есть семена жучиной дыни. Мы должны посадить их здесь и посмотреть, что получится. Почва здесь может быть идеальной. — Мод повернулась и посмотрела на седельные сумки в углу своей комнаты. Они все еще были немного испачканы сажей и пылью, но, будучи волшебными, они хорошо перенесли все невзгоды.

Снаружи зазвенел колокольчик, и обе сестры насторожили уши. Лаймстоун повернулась лицом к двери в комнату сестры, а Мод посмотрела на Фламинго. Раньше приход гостей был приятен, но теперь это стало поводом для беспокойства.

4. Искатели острых ощущений

— А это Соннер, мой красавец. — Марбл застенчиво улыбнулась Тарнишу, а затем посмотрела на Соннера. Она замолчала, не зная, что еще сказать, только слегка вздохнула и почувствовала себя неловко, потому что Соннер был так красив. У нее пересохло во рту, когда она повернулась посмотреть на крепкого темно-бордового земного пони рядом с ней, и ее сердце затрепетало в груди.

— Приятно познакомиться, — сказала Тарниш Соннеру, который казался таким же застенчивым, как и Марбл. Тарниш сдержал смех. Оба они ерзали, и казалось, что Соннер хочет что-то сказать.

Из уст Соннера вырвался тихий писк, за ним последовал вздох, затем он прочистил горло. Соннер поднял голову, чтобы посмотреть на Тарниша и Мод:

— Я собираю все, что нахожу о вас в газетах. Могу я получить ваш автограф? — Дыхание Соннера участилось, и он переступил с правого копыта на левое. — Я большой поклонник… Я думаю, что вы делаете отличную работу.

Бровь Тарниша изогнулась дугой. Он знал, что о них с Мод писали в газетах, но статус знаменитости? Он стоял и смотрел, как голова Соннера опустилась в седельную сумку, и он вынырнул оттуда, держа в зубах небольшой блокнот. В блокнот была вставлена блестящая ручка с черными и серебряными чернилами. На лицевой стороне блокнота в твердом переплете было выгравировано слово "Автографы". Он взял блокнот у Соннера и зажал его в своей телекинезе.

— Соннер…

— Да, Мод?

— Ты знаешь меня. Ты знаешь нас. Мы ваши соседи. Мы знакомы. Мы встречались. Я не понимаю этого. — Мод устремила свой тяжелый взгляд на нервного жеребенка, стоявшего рядом с ее сестрой Марбл.

— Ты теперь знаменита, — нервным шепотом ответил Соннер. — А Тарнишед Типота называют самым опасным единорогом из ныне живущих.

— Ты действительно в это веришь? — спросила Мод.

Соннер, который теперь молчал, выглядел задумчивым. Он снова переступил копытами, его глаза сузились, и он испустил небольшой вздох. Он посмотрел на Тарниша, затем пожал плечами. Он сделал шаг назад, покачал головой, но ничего не сказал в ответ на вопрос Мод. Он взглянул на Марбл, потом на Тарниша, его глаза метались от одного к другому.

Звуки пера, царапающего тонкую плотную бумагу, наполнили воздух, когда Тарниш записал в книгу свое имя. Лицо Соннера озарилось нервной улыбкой, когда Пинни поставила на кухонный стол поднос с печеньем.

— Знаешь, однажды Твайлайт могла стать самым опасным единорогом на свете… у нее могло случиться маленькое психическое расстройство, она заколдовала свою куклу заклинанием "чур мое, беру себе" и устроила массовую драку в Понивилле… — Пинки Пай замолчала, когда несколько пони и один аликорн повернулись и уставились на нее.

Улыбка Пинки Пай изменилась, став слегка застенчивой.

— Хех… хех… это было смешно… помнишь, как это было смешно? Это было недоразумение, и Твайлайт на самом деле совсем не опасна… — Пинки нервно хихикнула. — Эй, Твай, помнишь, как ты поменяла все наши кьютимарки? Вот было смеху-то!

Сидя за кухонным столом, Твайлайт, немного обиженная тем, что Соннер не попросил у нее автограф, обратила на свою лучшую подругу и доверенное лицо, Пинки Пай, любительницу вечеринок, злобный взгляд.

— О, ничего себе, непростая публика, — пробормотала Пинки, качая головой и пытаясь прийти в себя после своего промаха. Она уклонилась в сторону, отступила назад и столкнулась с Эпплджек, которая выглядела раздраженной. — Ты сшила очень красивые платья, Эпплджек.

— Пинки…

— Да?

Эпплджек покачала головой, вздохнула и посмотрела на свою лучшую подругу:

— Я думаю, нам с тобой стоит прогуляться, Пинки Пай. Эта кухня слишком тесная.

Пинки оглядела комнату, заметила увядающий взгляд Твайлайт, а затем кивнула:

— Я думаю, ты права, Эпплджек. Нам пора идти. Пойдем, посмотрим на крытый мост, хорошо?

— Это хорошая идея, Пинки, — ответила Эпплджек.

— Итак, план таков: мы едем в Мэйнхэттен, встречаемся с этим тайным обществом, приятно проводим время, затем возвращаемся домой, собираем вещи и уезжаем? — Тарнишед Типот опустил взгляд на блокнот Мод и еще раз перечитал ее прекрасный, хотя и немного корявый почерк. У Мод были свои способы самовыражения, и ее письмо было одним из них. В нем почти чувствовалась причудливость. Тарниш обнаружил, что ему нравится смотреть на это.

Мод кивнула, когда из кухни послышался смех Лаймстоун.

— Это тебя беспокоит, не так ли? — спросил Тарниш.

— А как иначе? — Мод моргнула, наклонила уши вперед, ее лицо было опасно близко к тому, чтобы выразить что-то, но как только она приблизилась к этому, она сдалась и вернула свое обычное, сонное выражение. — Говоря, что ты опасен… как будто.

— Ну, не только я… я говорил о нас. — Тарниш поднял голову и попытался принять важный вид. — Мы знамениты. Хорошо, что я так хорошо выгляжу. — Тарниш был очень удивлен, когда услышал, как Мод фыркнула. Он опустил голову, ухмыльнулся Мод и вздернул брови. — Что, не хочешь, чтобы другие кобылы смотрели на твои шоколадные фантазии?

И снова, к своему удивлению, Тарниш увидел реакцию Мод. Ее уши слегка откинулись назад, а глаза на секунду расширились. Сегодня она была очень выразительна. Тарниш оглядел спальню Мод, рассматривая фотографии на стене, многочисленные камни. Он удовлетворенно вздохнул, а затем посмотрел на Мод. Он вытянул ногу, зацепил копытом за копыто и поднял правую переднюю ногу Мод.

Опустив голову, Тарниш начал наносить маленькие поцелуи в ряд, начиная с ее копытца и продвигаясь вверх, пока не достиг рукава ее плаща, как фермер, сажающий ряд семян. Чуткий слух Тарниша уловил, что дыхание Мод заметно участилось.

— Ты такая странная кобыла, — вздохнул он, опуская голову к ее подколенной ямке, чтобы начать снова, высаживая еще один ряд поцелуев.

— А ты подлый льстец. — Мод стояла почти статуей и позволяла Тарнишу продолжать делать то, что он делал. Она моргнула, ее веки и ресницы двигались с изысканной медлительностью.

— Ты такая странная кобыла, и на твоем теле так много мест, которые я хочу поцеловать прямо сейчас, в эту самую минуту. — Тарниш услышал слабый, резкий вдох и почувствовал себя вознагражденным. — Если бы ты была колодцем, я бы хотел испить глубины твоей воды. — Губы Тарниша задержались на передней ноге Мод, и он снова стал делать маленькие поцелуи и чмоки.

Теперь он начал продвигаться вверх по шее Мод, перебирая ее гриву, которая была сейчас более чем немного вьющейся. Он медленно, дразняще приблизился к ее уху, оставляя маленькие поцелуи по мере продвижения вверх, пересекаясь и двигаясь вперед-назад.

Поцеловав ее ухо несколько раз^[1], Тарниш шепнул в него, прижимаясь губами к бархатистым краям:

— Я хочу затопить твой каньон и оставить осадочные отложения глубоко в твоей расщелине. — Он почувствовал, как ухо Мод дернулось от его губ, и продолжил: — Я хочу пробурить твою кору, пока не доберусь до твоей мантии. — Мод задрожала, и Тарниш слегка прикусил губами ее ухо, чтобы подразнить ее. Через мгновение он остановился, а затем сказал: — Для этого нужно много тяжелого, напряженного бурения в горячих, геологически активных районах, и я…

Тарниш был прерван звоном колокольчика. Остаток его фразы вырвался в виде выдоха разочарования прямо в ухо Мод. Его уши опустились, и он начал испытывать настоящую неприязнь к звонку.

— А ведь все только начиналось, — сказала Мод самым разочарованным монотоном, который когда-либо звучал из ее уст. — Теперь ты не можешь остановиться, Тарниш. Ты должен пить из колодца… он полон воды. — Мод обратила полузакрытые глаза на Тарниша и прижалась мордой к его челюсти.

— Ты права, Мод. Нам нужно уходить как можно скорее, чтобы у нас было немного времени для себя, — прошептал Тарниш, дрожа всем телом.

Мод вдохнула, задержала дыхание, а затем сказала:

— Мне нужно время, чтобы собраться с силами, прежде чем отправиться приветствовать нашу компанию. — Она несколько раз моргнула, вытянула одну заднюю ногу, потрясла ею, вытянула другую, тоже потрясла, а затем бросила на Тарниша самый знойный взгляд, на который только была способна.

Ей удалось выглядеть немного скучающей, немного сонной и полностью отрешенной.

Прищурившись от яркого солнечного света, Тарниш посмотрел на их гостью. Она была светло-зеленой, ее грива была странного розовато-оранжевого цвета, почти как рубиново-красный грейпфрут. У нее были дреды, густые, тяжелые, толстые дреды, а на ее лице сияла довольная улыбка.

— Три Хаггер, я так рада видеть тебя снова, — сказала Твайлайт.

— Я тоже рад тебя видеть, Твайлайт, — ответила Три Хаггер. — Поддерживаешь реальность?

— Ты знаешь это. — Твайлайт обменялась ударом копыта с Три Хаггер, а затем указала на Тарниша и Мод. — Это Тарнишед Типот и Мод Пай.

Кобыла с дредами отошла от Твайлайт Спаркл и посмотрела на Тарниша, который был довольно высокого роста. Ее улыбка исчезла, и она выглядела серьезной, ее глаза немного сузились. Она ходила из стороны в сторону, рассматривая Тарниша с разных сторон, а потом, после долгого разглядывания, начала кивать.

— У тебя очень хаотичная аура и чакры не выровнены… но не волнуйся… Я думаю, ты должен быть таким. Это как колеса в колесах… просто вау. — Улыбка Три Хаггер вернулась, когда она протянула копыто и коснулась копытом передней ноги Тарниша. Она закрыла глаза. — Хаос, смешанный с добротой… и немного страха.

Тарниш отошел, а копыто Три Хаггер снова опустилось на землю. Чем-то Три Хаггер напоминала ему отца, и он не испытывал к ней особой симпатии. Тем не менее, она казалась достаточно милой, и он решил дать ей справедливый шанс.

— Я расстроила тебя… Прости. — Теплая улыбка Три Хаггер превратилась в искренний хмурый взгляд. — Я напоминаю тебе кого-то из пони, кто тебе не нравится, не так ли? Кого-то, кто тебе не нравится… как… ух ты, маленькая вселенная. — Три Хаггер сделала шаг назад, несколько раз моргнула и сосредоточилась на Мод.

Минуту или две она изучала Мод сузившимися глазами, затем наклонила голову, и ее дреды рассыпались по лицу. Губы Три Хаггер сжались, и она кивнула:

— Контролируемый хаос. Как, полностью контролируемый хаос. Ты… ты очень похожа на землю… фантастические, совершенно потрясающие силы, сдерживаемые, казалось бы, неподвижным камнем. Ты — сила природы, готовая извергнуть разрушение, если давление и жар станут слишком сильными.

— Да, — ответила Мод, — это я, безудержное разрушение, заключенное в камень.

Тарниш был вынужден задуматься, говорит ли Мод с сарказмом или нет. Он не мог сказать. С Мод это было невозможно. Ему было трудно определить, была ли Три Хаггер настоящей или нет. Три Хаггер была такой же странной, как и Мод… Эти двое могли бы устроить странные соревнования, и Тарниш не был уверен, кто из них победит.

Что касается странных кобыл, то Мод больше нравилась Тарнишу. Речь Три Хаггер была слишком похожа на речь его отца. Ему было интересно, откуда она знает то, что знает. Откуда она узнала, что напоминает ему кого-то из пони? Его хвост мелькнул вокруг задних ног, и он ударил копытом по пыльной земле.

— Вы оба похожи на тех пони, которых я ищу. — Три Хаггер посмотрела на Мод и Тарниша, и на ее лице появилась печальная улыбка. — Я так много о вас слышала. Я читала о вас в газетах, а потом все случилось. Я очень хочу помочь вам, но мне нужна и ваша помощь… Мне нужно, чтобы вы помогли мне бороться за правое дело. В мире много плохой кармы, и она все портит.

— Мир, конечно, неспокоен, — сказала Твайлайт низким голосом, стоя на небольшом расстоянии.

— Пойдем в дом, поговорим. — Мод, будучи непосредственной, указала копытом на дверь. — Я думаю, мы можем работать вместе.

— Это просто замечательно. — Голова Три Хаггер покачивалась вверх-вниз. — У меня хорошее предчувствие по этому поводу… как бы, сейчас здесь хорошая атмосфера. Но мне кажется, Тарниш немного сомневается.

— Он придет в себя, — ответила Мод, глядя на своего мужа. — На него всегда можно рассчитывать, что он поступит правильно. Именно поэтому я вышла за него замуж.

— Это, типа, нечто из ряда вон выходящее и все такое… он выглядит крутым парнем.

Тарниш предпочел промолчать, но решил слушать, решив дать Три Хаггер честный шанс, даже если его немного раздражали ее манеры и речь. Похоже, для Мод это было важно, так что он смирился с тем, что придется вытерпеть. Он смотрел, как две кобылы вместе направились к двери, взглянул на Твайлайт и увидел, что она ободряюще улыбнулась ему.

¹↑ Тык

5. Это будет означать больше бумажной работы

Несмотря на то, что та казалась немного не в себе, Тарниш понял, что Три Хаггер умна. Не совсем умна, как Мод, но умна. Умнее, чем он сам. Он начал задумываться, не является ли ее речь и манеры способом сбить пони с толку — средством отвлечь их, сделать вид, что она не представляет ни малейшей угрозы и не была заметна. Пони, на которую не стоит тратить время. Она просто не могла быть пони, возглавляющей Эквестрийское общество по сохранению редких существ — если только не была ею.

Большинство пони были выдворены из кухни, где сидели они: Твайлайт Спаркл, Мод, он сам и Три Хаггер. Тарниш знал, что дело важное, потому что на столе лежали бумаги — оковы бюрократии.

— Вот в чем дело, — сказала Твайлайт Спаркл, постукивая по бумагам краешком копыта, — принцесса Селестия хочет, чтобы вы стали официальными исследователями Короны. Вы будете ее агентами. Три Хаггер здесь, она хочет спонсировать твою работу в качестве агента Короны. — Твайлайт сделала паузу, глубоко вдохнула, а затем продолжила: — Вы будете регардаторами, рейнджерами в просторечии, лесниками, теми, кто бродит по сельской местности, защищая интересы Короны в диких землях.

Три Хаггер, потягивавшая из чашки чая с ядовитой шуткой, посмотрела на Тарниша и Мод, но ничего не сказала, ее глаза были широкими и выразительными. На ее обрамленном дредами лице появился намек на довольную улыбку.

— Итак, в качестве рейнджеров ваши обязанности будут обширны… э-э-э, — Твайлайт сделала паузу, перевернула бумагу, взглянула на Мод и Тарниша, а затем ее глаза снова опустились на бумагу, — вот, пожалуйста. Рейнджер отвечает за обучение тех, кто путешествует по диким территориям Короны, предлагая как практическую информацию о местных опасностях, так и информацию о местных достопримечательностях.

Твайлайт подняла глаза от бумаги, прочитав ее, и посмотрела на Мод и Тарниша, ее глаза блестели от сосредоточенности:

— Есть также вопрос реагирования на чрезвычайные ситуации… помощь тем, кто попал в беду в дикой природе. Это значит иметь дело с враждебными дикими животными, опасной флорой и фауной и так далее. В обязанности рейнджера входит изучение медицины и первой помощи. Они обязаны помогать всем встреченным ими путешественникам.

Пока что все звучало не так уж плохо. Тарниш уже делал такие вещи. Он подумал о паучьей пещере и спасении Грей Оул для Горгонзолы. Он уже учился оказывать первую помощь, потому что это было необходимо в дикой природе. Мод, похоже, тоже обладала обширными знаниями в этой области, и Тарниш подумал о том, как Мод умела вправлять кости и делать гипс.

— И, конечно, рейнджеры — это ученые и исследователи. Ученые пони. — Твайлайт подняла чашку с дымящимся чаем и сделала глоток. Когда она глотнула, ее веки немного опустились, и она выглядела более расслабленной. — Корона предъявляет высокие требования к тем, кого они нанимают… и старые условия нашего предыдущего соглашения остаются в силе. Тарниш, ты пройдешь тестирование, чтобы убедиться, что ты учишься. Не думаю, что это станет для тебя проблемой.

Три Хаггер опустила чашку с чаем, которую держала между передними копытами, и ее улыбка расширилась:

— То, что я хочу от тебя, очень просто. Я просто хочу, чтобы ты продолжал делать то, что делал. Будь добр к дикой природе и делай то, что повышает интерес к ней. Как ваше интервью в газете. Просто будь собой и излучай веселую атмосферу. — Земная кобыла посмотрела на Твайлайт, а затем сосредоточилась на Тарнишед Типоте, ее глаза остановились на нем. — Ядовитая шутка… она как будто говорит с тобой, не так ли? Ты можешь услышать ее… это не безумие. — Улыбка Три Хаггер исчезла.

— Мы, земные пони, слышим все, что исходит из земли, и иногда нам трудно понять, кто что говорит. Это все равно, что войти в комнату, полную пони, которые говорят одновременно, и пытаться разобрать, что говорят. Все теряется в путанице. Поэтому большинство из нас, земных пони, просто отключаются от всего и просто существуют. Хуже того, многие из нас, живущих в городе, оглохли… земля кричит на нас из-за того, что город делает с землей… а мы как будто полностью оглохли от всех этих криков.

Три Хаггер выглядела грустной и покачала головой:

— Некоторые из этих земных пони, они делают очень плохие вещи с окружающей средой. Они больше не могут слышать. — Она покачала головой, но ее глаза по-прежнему были устремлены на Тарниша. — У тебя же есть особая связь только с одним голосом. Ты не земной пони, но ты такой же, как мы. Ты как будто связан с землей. Ты черпаешь свою магию не только из эфира, но и из самой земли. Ты можешь чувствовать вещи, слышать вещи, у тебя есть эта связь с ядовитой шуткой. Я хочу, чтобы ты стал ее голосом. Я хочу, чтобы ты говорил о том, чего она хочет, с другими, как бы безумно это ни звучало. Тарнишед Типот, мне нужно, чтобы ты был смелым. Ты не сумасшедший… не больше, чем я… или Мод, которая может слышать камни, или Твайлайт, которая может слышать голос магии и многоголосую гармонию песни дружбы.

Одна бровь Тарниша выгнулась дугой, а уши подались вперед. Он сидел, не зная, что сказать или как ответить. Он почувствовал, как дернулись мышцы на шее, и попытался смахнуть рассеянность копытом. Его взгляд задержался на Три Хаггер, которая подняла свою чашку с чаем и теперь снова потягивала его. Он взглянул на Мод и увидел, что она смотрит вниз на бумаги на столе.

— Это все, чего я хочу, — сказала Мод ровным голосом, не выражающим никаких эмоций. — Все, о чем я мечтала. Жизнь в научном поиске без забот о финансировании. — Мод сделала неглубокий вдох, ее ноздри слегка раздулись, а грудь поднялась и опустилась почти незаметно. — Целую жизнь учиться без ограничений, свободно делать свою работу без вмешательства других или поклонения какому-то комитету, чтобы получить столь необходимое финансирование и одобрение. — Она повернулась и посмотрела на Тарниша, сидящего рядом с ней. — Но все это ничего не значит для меня, если ты не хочешь этого. Без тебя все это просто бессмысленный мусор.

Тяжесть слов Мод обрушилась на Тарниша, как удар повозки, и он почувствовал, что у него пересохло во рту. Он облокотился на стол, опираясь на передние ноги, которые сложил перед собой.

— Это какая-то тяжелая штуковина, — прошептала Три Хаггер.

— Это не совсем то, чего я ожидал. — Тарниш посмотрел на Твайлайт, потом на Три Хаггер, а затем на Мод. — Признаться, я думал стать только ботаником или натуралистом… разумеется, самоучкой. Это был предел моих горизонтов. Я никогда не думал о чем-то большем. Я просто хотел следовать за Мод по жизни, составлять ей компанию и танцевать с ней. — Тарниш вдохнул, облизал губы и продолжил: — Я никогда не задумывался о том, чтобы стать рейнджером… Я никогда не думал о том, что на мою спину будут возложены серьезные обязанности. Я не знал, что от меня этого будут ожидать.

Тарниш покачал головой:

— Я не знал, что способен на такое. Никогда за миллион лет я бы не подумал, что меня попросят стать рейнджером в диких землях Эквестрии, когда я только покинул Понивилль. Я даже не представлял, что это путешествие приведет меня к этому рубежу. Я немного ошеломлен.

— Но, вроде типа как, ты не отказываешься, — сказала Три Хаггер негромко.

— Вы с Мод идеально подходите для этой работы. Эквестрия — большое место… это больше, чем просто города и цивилизация. В дикой природе вы проявили исключительную храбрость. Принцесса Селестия была очень, очень впечатлена вами обоими. Вы заслужили это… так что, пожалуйста, скажите "да". — Твайлайт посмотрела на Тарниша умоляющими глазами.

— Я никак не могу сказать "нет"… просто это очень сложно принять. Я имею в виду, что на мне огромная ответственность. От меня многого требуют. Я просто не хочу подвести кого-нибудь из пони или провалить свою работу. Я не хочу облажаться. Я и так уже сделал столько ошибок. — Тарниш подумал о Додж-Сити-Джанкшн и о том, какой беспорядок он устроил в своей жизни. Он скривился, стиснул зубы и пожалел, что не сделал все по-другому.

— Это не ошибка… это как бы награда за то, что ты все делал правильно, — сказала Три Хаггер ободряющим и добрым голосом. — Все правильные поступки привели тебя сюда. Теперь требуй то, чего ты заслуживаешь. Возьми то, что тебе причитается.

Кивнув головой, Тарниш сморгнул то, что казалось слезами:

— Я согласен. Я согласен на эту сделку.

Через стол на лице Три Хаггер появилась широкая довольная улыбка. Она снова поставила свою чашку с чаем.

— Теперь нам нужно только устроить тебя в общество "Присутствие духа", и ты сможешь стать тем пони, которым всегда должен был быть. Я не вижу ничего, кроме великих свершений для тебя… для вас обоих. Для меня это просто сон.

Тарниш взглянул на бумаги на столе:

— И кошмар для меня… посмотри на все эти бумаги.

Твайлайт усмехнулась:

— Видел бы ты, на что это было похоже до принятия закона о сокращении бумажной работы. — Твайлайт рассмеялась. — Знаешь, теперь, когда я думаю об этом, закон о сокращении бумажной работы потребовал много бумажной работы, чтобы его принять, и есть много дополнительной бумажной работы, чтобы задокументировать количество сэкономленной бумаги…

6. Роксток

— Я бы хотела, чтобы мы могли остаться вместе навсегда, — сказала Пинки Пай, когда один из ее многочисленных локонов распустился с громким неприличным звуком, который сильно смутил Твайлайт Спаркл и заставил ее оглядеть комнату в поисках его источника, потому что кто мог поверить, что грива розовой пони может издавать что-то подобное.

— У всех нас есть дела, которые мы должны сделать, и жизни, в которые мы должны вернуться, — сказала Твайлайт своей дорогой подруге, пытаясь утешить ее. — Эпплджек нужно вернуться на ферму, мне нужно вернуться в Понивиль, у Мод и Тарниш встреча в Мэйнхэттене, а ты, Пинки… Я уверена, что Какеготам уже скучает по тебе.

— Да… Какеготам… Я тоже по нему скучаю. — Пинки Пай усмехнулась и вздохнула, глядя на Твайлайт сузившимися глазами. — Мне просто нравится, когда моя семья в полном составе.

— Подожди, ты знаешь, с кем встречается моя сестра Пинки? — спросила Лаймстоун.

— Да. — Твайлайт улыбнулась, обнажив идеальные ровные зубы. — Конечно знаю.

— Она говорит тебе, но не нам? — Лаймстоун посмотрела на сестру, и ее уши надвинулись на лицо. — О, это просто нечестно, совсем нечестно. Почему это должно быть секретом?

— Потому что мы встречаемся, глупышка, и я не хочу обнадеживать никого из пони. Если это перерастет во что-то серьезное, я дам всем знать. — Пинки посмотрела на свою мать. — Мама сейчас в таком возрасте и в таком состоянии духа, что ждет чего-то взамен за то, что вырастила нас и была такой хорошей мамой. Она хочет, чтобы по ферме бегало несколько маленьких Пай.

Услышав слова дочери, Клауди закатила глаза и вздохнула. На лице старшей кобылы появилась приятная улыбка, и, бросив долгий взгляд на Пинки, она повернулась к своему мужу Игнеусу:

— Я думаю, если мы достроим коттедж, Мод и Тарниш могут немного остепениться. Нам просто нужно дать им повод остаться дома на некоторое время.

— Клауди Кварц, — сказал Игнеус, опуская газету и глядя на жену, — мне неприятно это говорить, но ты будешь разочарована. Когда эти двое соберутся сделать еще один маленький пирожок, он, без сомнения, отправится с ними в путь. — Игнеус поднял газету и продолжил просматривать редакционные статьи, надеясь найти свое собственное письмо с резкими формулировками.

Тем временем Клауди издала тоскливый вздох, встала со стула, вышла из комнаты и вернулась на кухню, где ей нужно было сделать работу, поскольку она задерживала заказы на конфеты.

— Моя мама постоянно приставала к моему брату Шайни и моей невестке Кейденс… Интересно, каково это… Наверное, нелегко иметь столько любви и не иметь маленького жеребенка, с которым ее можно разделить. — Твайлайт покачала головой, хлопая ушами, и повернулась, чтобы посмотреть на Пинки Пай. — Интересно, на что похоже материнство… это чувство осознания того, что есть еще одна жизнь, которая полностью зависит от тебя…

— Твайлайт, сначала ты должна встретить кого-то из пони, — сказала Эпплджек своей подруге, — а потом ты должна найти для него время.

— Если я перестрою свое расписание, я смогу найти время. Я гибкая… Я, наверное, могла бы найти час или два в день, если бы была более внимательна к своему расписанию, — пробормотала про себя Твайлайт, почесывая копытом подбородок.

Эпплджек и Пинки Пай обменялись понимающим взглядом, и обе кобылы покачали головами. В комнате воцарилась тишина, разговор угас, все участники теперь думали о другом. Эпплджек и Пинки Пай думали о Твайлайт и о том, что она сказала. Игнеус читал свою газету и думал о возвращении к "старым добрым временам", когда все было проще. Марбл думала о своем кавалере. Лаймстоун думала о том, как бы украсть конфеты из кухни.

Одно можно было сказать наверняка — счастливое время единения почти закончилось.

— Значит, ты приедешь в Мэйнхэттен, чтобы встретиться с нами, но не будешь путешествовать с нами? — спросила Мод у Три Хаггер. Мод смотрела на свою подругу, земную пони, и удивлялась, как у нее так растет грива.

Три Хаггер, у которой была приятная, мягкая ухмылка, кивнула:

— Мне нужно поговорить с некоторыми пони о чем-то очень срочном, но я обещаю, что встречу тебя в Мэйнхэттене. — Глаза Три Хаггер опустились до почти полузакрытых. — Мне нравится это место. Здесь есть классная атмосфера. Мы должны устроить здесь концерт… собрать целую толпу музыкантов и привлечь внимание общественности. Мы могли бы назвать это… Вудсток^[1]… нет, Роксток.

— Не думаю, что моему отцу это очень понравится. — Мод, подняв голову, осмотрела ферму камней. Когда-то это было серо-коричневое бесцветное место, но теперь здесь появились яркие пятна голубого цвета.

Три Хаггер ничего не ответила, но закрыла глаза. Она раскачивалась взад-вперед, ее уши дергались, словно она слушала какую-то песню, которую могла слышать только она. Маленькая белая полоска стала видна, когда ее губы разошлись в улыбке.

— Как мы с Тарнишем будем передвигаться по Мэйнхэттену, не устраивая сцен? — спросила Мод у Три Хаггер. — Я не хочу снова устраивать сцены. Хотя мне нравится направление, в котором движется моя жизнь, я не очень довольна вторжениями в мою личную жизнь.

— Не волнуйся, — ответила Три Хаггер, — приготовления уже сделаны, и обо всем позаботятся. Быстрая поездка на поезде до Филлидельфии, в Филлидельфии вы сядете на дирижабль, а оттуда быстрым рейсом до Мэйнхэттена. Оттуда вас доставят в штаб-квартиру Общества "Присутствие духа". Это место, куда можно попасть только по приглашению. Они все с нетерпением ждут встречи с вами.

Мод задумалась, какой магией должно обладать это место, если его можно найти только по приглашению. Ей было интересно, во что она ввязывается. Она была взволнована, так взволнована, что ей казалось, будто невозможно усидеть на месте или сосредоточиться. Однако Мод каким-то образом оставалась неподвижной, и внешне не было заметно никаких признаков ее волнения.

— Неудивительно, что Тарнишед Типот оказался здесь… это место поет… это странная песня, но, вроде бы, красивая. — Три Хаггер, которая все еще раскачивалась из стороны в сторону, открыла глаза. — Это похоже на что-то необузданное и первобытное. Это мощное место, эта ферма камней. Я слышу, как оно зовет меня… говорит мне остаться и пустить корни, чтобы я могла дать жизнь земле. Это место, которое словно поет песню сирены для земных пони.

— Так как же, по-твоему, Тарниш может влиять на то, что мы слышим? — спросила Мод. — Как это место воздействует на него… мы слышим его… чувствуем его… мы в гармонии с этим местом. Так как же Тарниш связан с ним?

— Типа, я совершенно не знаю, — ответила Три Хаггер. — Он загадка… он не совсем единорог, по крайней мере, не такой, как другие единороги. Его рог больше укоренен в земле и меньше в эфире.

— Но ведь он другой. — Мод повернулась и посмотрела на Три Хаггер.

— Мы все разные. Все особенные. — Три Хаггер глубоко вздохнула и снова посмотрела на Мод. — Как и у природы есть причуды. Адаптации. Вещи эволюционируют. Природа экспериментирует с новыми вещами, чтобы увидеть, работают ли они. Я думаю, что Тарниш — это природа, которая пробует что-то новое… как Валрус мог бы сказать: "Природа бросает что-то в стену, чтобы посмотреть, прилипнет ли оно". Валрус крут в этом плане.

— Так ты думаешь, что настанет день, когда мы увидим новое племя пони? — Мод подняла голову и посмотрела, как Лаймстоун и Марбл резвятся у водокачки, пытаясь уговорить Пинни поиграть с ними.

— Может быть. — Три Хаггер снова закрыла глаза, и ее уши подергивались в такт ритму, который струился сквозь нее. — Я думаю, мы уже видим начало новых племен… например, земных пони, которые живут в городе и потеряли связь с землей. Могут ли они по-прежнему называться земными пони, если у них больше нет связи с землей? Например, что такое земной пони?

— Они просто глухие… отрезанные… если бы их можно было заставить снова слышать, они все равно стали бы земными пони. — Мод стало не по себе, когда она подумала об этом, но она не знала почему. Что-то во всем этом ее очень беспокоило.

— Это случается и с пегасами… Они живут в больших городах, где много угольной пыли, загрязнения и смога… и они перестают слышать песню неба. Они ничего не чувствуют. Они как бы страдают от разрыва связи. — Три Хаггер замерла, больше не раскачиваясь, и ее рот закрылся, уголки губ наклонились вниз. — Мы — вид, который должен жить в гармонии с землей. Эта гармония — хрупкая вещь, ее легко нарушить. Мы висим на волоске.

Нет, Мод это совсем не нравилось. Она была Скалой, и мысль о том, что ее основа может оказаться под угрозой, нервировала ее. Она не могла представить, что ее отсекут от скал. Что-то в этом разговоре заставляло ее ерзать на своем месте. Пора было сменить тему:

— У нас скоро поезд. Мне пора собираться. Не успеем мы оглянуться, как наступит время прощаться.

Во дворе перед домом собралось довольно много пони, и все прощались. Радостное общение закончилось слишком скоро. Тарниш, Мод и Три Хаггер садились на поезд и отправлялись на восток, в Филлидельфию, а Твайлайт, Эпплджек, Пинки Пай и Пинни Лейн немного позже садились на поезд и отправлялись на запад.

Пока Пинни обнимала сына, Клауди засовывала угощения в седельные сумки Тарниша. Лаймстоун и Марбл обнимали Мод, желая ей удачи. Игнеус стоял неподалеку, глядя в упор, без всякого выражения на лице.

Пинки Пай отпихнула сестер в сторону, схватила Мод и обняла изо всех сил. Розовая пони закрыла глаза, глубоко вдохнула и выдохнула слова:

— Удачи, Модлин… к счастью, в Мэйнхэттене нет вулканов.

— Сделайте для нас фотографии! — Лаймстоун сделал шаг назад и позволила Пинки побыть с Мод. Немного пофыркав, она нашла себе другую цель. Разбежавшись, она врезалась в Тарниша и Пинни, чуть не опрокинув их обоих.

— Да, мы хотим фотографии вас с Тарнишем в нарядном виде, — сказала Клауди, вставая рядом с мужем. Старшая кобыла высоко подняла голову, чувствуя гордость. Маленькая Мод выросла. Теперь она была замужем и достаточно состоялась, чтобы сделать карьеру рейнджера, работающего на Корону. Клауди слегка фыркнула, испытывая гордость и чувство выполненного долга. Теперь не хватало только одного, и Клауди была уверена, что один маленький кусочек, которого не хватало, будет сделан со временем — надеюсь, скорее раньше, чем позже.

— Присмотри за капустой, которую мы посадили. Надеюсь, она вырастет, — сказала Мод Марбл.

— Хорошо, — согласилась Марбл.

— Привезите сувениры, — сказала Лаймстоун, потискав Тарниша и его мать Пинни. — Мне нравятся снежные шары. У меня есть один из Лас-Пегасуса и один из Филлидельфии… Хорошо бы еще один из Мэйнхэттена.

Тарниш кивнул и почувствовал, как мама снова целует его:

— Понял, я постараюсь достать снежный шар. — Он извивался и пытался освободиться, когда его почти тащили вниз и Пинни, и Лаймстоун. — Прощай, Марбл. — Он посмотрел на Игнеуса и Клауди, пока Ламстоун все еще цеплялась за его шею. — Прощай Игнеус, прощай Клауди.

— Как будто он жираф, — сказала Лаймстоун, отпуская шею Тарниша и опускаясь на четвереньки. Она посмотрела на Пинни, приподняв бровь. — С каких это пор он стал таким высоким?

— Я тоже об этом думала, — ответила Пинни Лаймстоун, глядя на сына. — Развлекайся, Тарниш. Надеюсь, это будет приятная поездка для тебя. Проведи немного времени с Мод, хорошо?

Подняв брови, Тарниш ответил:

— Я так и сделаю.

— Возвращайся к нам поскорее. — Каменное лицо Игнеуса немного смягчилось, а его глаза стали грустными. — Тебе уже пора. Тебе еще далеко идти, а поезд скоро придет.

Мод посмотрела на своего отца, которого она любила:

— До свидания, папа…

¹↑ Вудсток это легендароный рок-фестиваль

7. Авиапутешествие

Пассажирский дирижабль поднялся из воздушной гавани Филлидельфии, дрейфуя на восток, увлекаемый боковым ветром. У Тарниша и Мод была своя каюта на борту корабля — небольшая комната с мягкой скамейкой и окном. Три Хаггер, которая ехала с ними на поезде в Филлидельфию, села на другой корабль и отправилась по делам.

Угрюмая Персефона Пай читала книгу под названием "КРУТЬ. Сера, вольфрам и серебро" — захватывающая книга, которую с жадностью пожирали ее глаза. С каждым переворачиванием страницы она наклонялась все ближе и ближе, цепляясь за каждое слово, ее глаза двигались вперед-назад, пока она читала слева направо, снова и снова.

Рядом с ней Тарнишед Типот читал книгу под названием "Жизнь, зачарованная чарами", которая представляла собой практическое руководство по повседневным чарам, худу и тауматургической фокусировке. Книга представляла собой комбинацию магии пони и зебр, подробно объясняя, как можно сделать амулеты, булавки, заколки и другие подобные предметы, напитать их магией и найти им множество применений. Например, амулет, сделанный из игл игольного кактуса и других обычных вещей, найденных в дикой природе, который делал владельца устойчивым к параличу и магии сна, обычным опасностям в зараженных игольными кактусами частях Эквестрии.

Помимо получения ингредиентов, а добыть такие вещи, как иглы игольчатого кактуса, было нелегко, самой сложной частью создания носимого амулета было создание тауматургического воска, но Тарниш был полон решимости разобраться в этом. Он не был самым способным волшебником-единорогом, и бывали моменты, когда он чувствовал себя немного неполноценным. Алхимия казалась естественным развитием для тех, кто интересовался ботаникой.

Крошечная, немного тесная, но уютная каюта превратилась в обитель абсолютного занудства, когда два пони, которые безумно любили друг друга, учились вместе, оба понимая, что есть время для самосовершенствования и время для поцелуев. Это было идеальное время для учебы, но время для романтики будет позже.

— Мэйнхэттен, — сказала Мод, когда дирижабль начал снижаться к воздушной гавани. Она зевнула, немного потянулась, не двигаясь, чмокнула губами, а затем посмотрела на мужа рядом с собой. — Я взволнована.

Закрыв книгу, Тарниш сунул ее в седельную сумку и закрыл клапан. Он подставил копыто под подбородок Мод, повернул ее голову так, чтобы она оказалась лицом к нему, слегка приподнял ее голову и быстро чмокнул ее в губы. Ему не терпелось узнать, что его ждет.

— У меня нет смокинга. — Тарниш вздохнул и, отведя копыто от подбородка Мод, посмотрел в окно.

— Мы либо купим его, либо возьмем напрокат. Хоть в Тартаре, хоть под водой, я буду танцевать с тобой в парадной одежде, не сомневайся. — Мод приподняла бровь, и ее голос немного понизился. — А после танца настоящее веселье наступит позже, когда мы разденем друг друга. Не забывай двигаться медленно и не торопиться… не нужно спешить.

В маленькой каюте вдруг стало слишком тепло. Уши Тарниша раскачивались взад-вперед, наливаясь кровью, и становились розовыми изнутри — так его тело пыталось избавиться от избытка тепла.

— Тарниш, прежде чем мы опустим копыта на землю…

— Да, Мод? — Тарниш повернулся, чтобы посмотреть на кобылу рядом с собой.

— Не чувствуй себя неполноценным. — Мод моргнула, затем подняла копыто и положила его на щеку Тарниша. Она слегка повернула его голову, заставив его посмотреть прямо ей в глаза. — Что бы ни случилось, не расстраивайся. Мы будем общаться с представителями высшего общества и образованными типами. Мои две камнедокторские степени, вероятно, будут часто упоминаться. Многие пони, вероятно, будут называть меня "доктор". Некоторые пони могут спросить о твоих дипломах, и они могут смотреть на тебя свысока, потому что у тебя их не так много. — Мод сделала паузу, глубоко вздохнула, погладила Тарниша по щеке, а затем продолжила: — Не позволяй им расстраивать тебя. Не падай духом. Ты только начинаешь, а уже многого добился. Пони в академических кругах иногда бывают настоящими снобами… Я беспокоюсь, признаюсь, я не хочу, чтобы тебя обижали или унижали. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя оскорбленным. И я не хочу, чтобы твои достижения просто не замечали.

Мод моргнула, потом снова моргнула, и ее копыто плотнее прижалось к щеке Тарниша, а уши подались вперед:

— Тебе всего шестнадцать лет, а ты уже получил востребованную работу на Корону. Это довольно впечатляюще для того, кто только что вышел из ворот. Дерзай, Тарниш, ничто не мешает тебе делать в жизни все, что захочешь. Пони будут завидовать, они будут мелочными, они будут банальными, и, без сомнения, некоторые из них сделают все, чтобы унизить тебя, заставить чувствовать себя маленьким и попытаться умалить твои достижения любыми способами.

Переполненный эмоциями, Тарниш кивнул, прижавшись щекой к копыту Мод.

— Эти пони могут поиметь сами себя.

От слов Мод рот Тарниша раскрылся в шоке, и он почувствовал, как ее копыто отдернулось от его щеки. Секундой позже оно оказалось под его подбородком, и он почувствовал, как его рот закрылся от мягкого, нежного прикосновения.

— Ты ничему не научился, вот как жуки проникают внутрь, — отшутилась Мод. Она наклонилась чуть ближе, ее нос почти касался носа Тарниша. — Ты также встретишь замечательных пони… одних из величайших пони, которых ты встретишь за всю свою жизнь. Потрясающие пони, благодаря которым общение со снобами и элитариями стоит того. Ты можешь находиться в комнате, полной таких пони, хороших пони, и только один мудак может войти, сказать что-то резкое и испортить тебе вечер. Эти слова могут уязвить, я знаю по опыту. Я уже давно имею дело с такими типами… и я знаю, что они говорят обо мне. Несколько жестоких слов могут прозвучать в ушах громче, чем похвалы.

Сказав все, что нужно, Мод наклонилась и прижалась губами к губам Тарниша, обхватила его шею передними ногами и притянула его к себе, чтобы подбодрить в виде влажного, небрежного и шумного поцелуя.

Стоя в приватной зоне, предназначенной для знаменитостей, Тарниш чувствовал себя не в своей тарелке. Он не был уверен, что его место здесь, но у него не было настроения, чтобы его преследовала пресса, если его заметят. Комната была большой, удобной, хорошо обставленной, с кулером, наполненным водой в бутылках. На стойке стояла кофеварка. В большой декоративной корзине лежали несколько сортов чая. На стене висел портрет Сапфир Шорс, подписанный самой певицей.

Уже начинало смеркаться, но в доме не было окон, чтобы посмотреть на улицу, не было возможности узнать время суток, кроме как взглянув на часы. Тарниш почувствовал голод, но не был настроен есть, чувствуя себя слишком возбужденным.

— Мод, во что мы вляпались? — спросил Тарниш.

Прежде чем Мод успела ответить Тарнишу, в дверь слабо постучали. Она открылась, и в комнату просунул свою трапециевидную голову громоздкий земной пони. В ухе у него было несколько толстых золотых обручей, а на носу пара черных солнцезащитных очков. Чуть ниже правого глаза у него был шрам, видный даже под очками.

— Здорово? — Земной пони усмехнулся. — Я Стаббс. Барнабус Стаббс. Я от наших общих друзей. Как я понимаю, вас нужно подвезти. — Стаббс прошел остаток пути в комнату, демонстрируя свое грузное, коренастое тело. Его кьютимаркой был деревянный стул, разбитый на несколько частей. — Я к вашим услугам.

— Здравствуйте, — ответила Мод, глядя на Стаббса. — Я думаю, мы готовы идти. Я бы хотела убраться отсюда как можно скорее.

— Привет. — Тарниш, высокий, худой пони, не мог отделаться от ощущения, что он слишком тощий, когда смотрел на Стаббса, который представлял собой кусок опасного мяса с сердитым взглядом. Тарниш удивлялся, как пони получил кьютимарку в виде разбитого стула. Однако Тарниш не чувствовал себя запуганным — Стаббс был слишком вежлив, чтобы быть пугающим, но Тарниш предполагал, что репортер или посторонний может почувствовать себя иначе, если столкнется со Стаббсом.

— Позвольте мне взять ваш багаж, — предложил Стаббс, шагнув вперед. — Карета-лимузин припаркована прямо за дверью в конце зала. Моя сестра, Берти Стаббс, ждет нас. Она немногословна. Она стесняется.

— Лимузин? — Тарниш моргнул и покачал головой. — Это действительно необходимо?

— Это собственность наших общих друзей. Это абсолютно необходимо. Есть несколько очень важных пони, которые являются членами клуба. Иногда бывают групповые выезды, и лимузин становится немного тесноват. — Стаббс улыбнулся, обнажив серебряные зубы — свидетельство обширной травмы ротовой полости.

Тарниш поднял свои седельные сумки, закрепил их и улыбнулся Стаббсу. Он смотрел, как Мод делает то же самое. Он и сам мог нести свою поклажу, но был благодарен Стаббсу. Он сомневался, что кто-то из пони будет настолько глуп, чтобы разозлить Стаббса. Да и общий вид Стаббса, наверное, заставил бы дракона дважды подумать, прежде чем устраивать неприятности.

Улыбаясь, Тарниш направился к двери, радуясь тому, что уходит, и предвкушая предстоящее. Мод последовала за ним, пристроившись рядом, а Стаббс отошел от двери, чтобы Тарниш мог выйти.

Без лишних слов они отправились на встречу с новыми друзьями.

В карете были окна, но задернутые шторы не позволяли никому из пони заглянуть внутрь. Внутри было просторно, настолько просторно, что Тарниш подумал, не поместится ли здесь дорожка для боулинга. Она была не совсем такой большой, но вполне подходящей по размеру. Сиденья были обиты пурпурным бархатом. В передней части кареты находился бар, который Тарниш проигнорировал.

Поездка была плавной, на удивление, и Тарниш удивился, что брат и сестра Стаббс могут тянуть такую большую карету без всяких усилий. Внутри кареты звуки города были приглушены, и Тарниш, сгорая от любопытства, захотел откинуть занавеску, чтобы посмотреть на улицу. Здесь было столько всего интересного. Казалось, что это настоящий позор — быть спрятанным от всего мира, но и он, и Мод просто хотели уединения, по крайней мере сейчас.

В гараже было немного тускло. Тарниш стоял и смотрел, стоя между двумя каретами-лимузинами, которые казались одинаковыми. Гараж был достаточно большим, чтобы вместить четыре кареты. В гараже пахло сосновым мылом и древесным воском. Стаббсы, Берти и Барнабус, стояли рядом, похожие на две статуи. Берти была такой же громоздкой и угловатой, как ее брат, — живая, дышащая кирпичная пони-стена.

Пока Тарниш сориентировался, к ним подошел пегас — темный, сумрачно-фиолетовый красавец с огромными усами. На его носу красовалась пара золотых очков, а одет он был, похоже, в темно-красный смокинг и еще более темный синий фрак. Когда он приблизился, его усы затрепетали.

— Ну что ж… спасибо тебе, Стаббс, вам обоим, — сказал пегас, приблизившись. Затем он поднял голову и прочистил горло. — Мод Пай и Тарнишед Типот, рад познакомиться с вами. Я доктор Ливингстон, и для меня большая честь приветствовать вас. — Пегас немного опустил голову, взмахнул кустистыми бровями и усмехнулся. — Не так уж часто у нас появляются новые члены. Боюсь, что мы немного щепетильны в вопросах приема новичков.

— Приятно познакомиться, — ответила Мод.

— Да, мне очень приятно с вами познакомиться, — сказал Тарниш. Он собирался сказать что-то еще, но не успел, услышав стук копыт по каменному полу гаража. Он повернулся и изумленно вздохнул.

Большая белая земная пони, та самая, которая спасла его, Мод и Спайка. Пони была даже выше его ростом. Большая, грациозная кобыла подошла к нему, и Тарниш узнал ее имя только из записки, которую она оставила. У нее был огромный подсолнух в качестве кьютимарки, а ее грива была двухцветной, розово-зеленой.

— Гелиантус, я полагаю? — сказал Тарниш низким голосом, когда высокая кобыла приблизилась.

Большая белая кобыла хихикнула, издав сдержанный звук, и склонила голову, но лишь слегка:

— Мистер Чайничекк… мы снова встретились. — Она повернулась и посмотрела на Мод. — А ты… воплощение красоты… Мод Пай. Я рада видеть, что у вас обоих все хорошо.

— Типот. — Тарниш взглянул вверх, чувствуя себя коротышкой.

— О, да, Типот. — Гелиантус улыбнулась, широкой солнечной улыбкой.

— Добро пожаловать в общество "Присутствие духа", — сказал Ливингстон, усмехаясь. — Гелиантус — одна из наших самых выдающихся членов и один из краеугольных камней нашего общества. Она немного болтлива…

— Мистер Ливингстон… Я потрясена. — Гелиантус поднялась во весь рост и посмотрела вниз на пегаса Ливингстона. Она выглядела серьезной, но в уголках ее губ таился намек на улыбку.

— Как я уже говорил, она немного болтлива, но более милой пони вы не встретите, — продолжал Ливингстон, стараясь сдержать смех.

— Послезавтра вечером у нас будет бал. — Гелиантус немного опустила голову, чтобы посмотреть Мод в глаза. — Надеюсь, ты захватила парадную одежду?

— Да, но Тарнишу нужен смокинг. — Мод наклонила голову и посмотрела на Гелиантус. — Вы кажетесь мне знакомой. Мы не встречались?

— О, я часто это слышу. — Гелиантус покачала головой, улыбнулась и разразилась веселым смехом. — Нам нужно нарядить Тарниша. Я знаю подходящее место. Вам двоим нужно немного времени, чтобы устроиться и освежиться, а потом мы вместе отправимся в путь. — Гелиантус подняла голову. — Стаббс, дорогой, ты будешь готов через некоторое время снова отправиться в путь?

— Конечно, — ответил Стаббс.

— Ливингстон, будь добр, проводи их до их новых апартаментов…

— Апартаменты? — Тарниш изумленно моргнул.

— Да, членство в клубе имеет свои привилегии. У каждого члена Общества "Присутствие духа" есть здесь апартаменты, подходящая жилплощадь, которую можно назвать своей собственной. Домашняя база, если хотите. — Гелиантус взглянула на Мод, которая все еще смотрела на нее, склонив голову набок, а затем посмотрела на Тарниша, чей рот был открыт, что представляло опасную возможность для проглатывания насекомых.

— Ваши апартаменты — хорошие двухкомнатные, — сказал Ливингстон, его густые усы дрожали. — У такой милой молодой пары, как вы, рано или поздно должен появиться маленький пучок радости. Квартира была оформлена одним из наших уважаемых членов, Меллонеллой Мот. Много голубого и серебряного, с приятной звездной тематикой. Не в моем вкусе, но она решила, что вам понравится.

Мод моргнула и остановилась, глядя на Гелиантус:

— Я бы с удовольствием посмотрела.

— Хорошо, если вы последуете за мной, я покажу вам все вокруг и помогу устроиться, — предложил Ливингстон.

8. Лепидоптеролог?

От штаб-квартиры Общества "Присутствие духа" исходил запах старого богатства. Стены были из какого-то темно-красного дерева, темного, темно-красного, то есть коричневого, но с почти зеркальным красноватым блеском. Повсюду была латунь. Выключатели, светильники, лампы на стене — все было отполировано до блеска.

Тарниш был в восхищении. Каким бы красивым ни было это место, оно не казалось вычурным. Здесь было как-то тихо, приглушенно, что-то в нем уже напоминало дом. Ему здесь нравилось, и он был рад увидеть новые апартаменты, но Тарниш был немного разочарован тем, что, скорее всего, они не будут использоваться.

Ливингстон шел, слегка прихрамывая, но не замедляя шага, его правое заднее копыто слегка волочилось за ним. Тарниш разглядел полукруг шрамов вдоль задней части ноги Ливингстона — что-то ранило пегаса, и растерзало серьезно. Нога была несколько искривлена и деформирована. Она была сломана, вправлена и зажила криво.

Впереди, у окна, занавешенного плотными бархатными шторами, находилась небольшая зона отдыха. На диване сидел земной пони, и Тарниш сразу заметил, что что-то не так. У земного пони было только три ноги. Обрубок четвертой, одной из задних ног, был обмотан бинтами. Земной пони читал газету, разложенную на диванной подушке перед ним. На декоративном деревянном столике рядом с диваном лежал маленький латунный колокольчик.

— Ах да, — провозгласил Ливингстон, — мистер Брайар, как вы сегодня, сэр? — Ливингстон остановился, прочистил горло, а затем посмотрел на Тарниша и Мод, когда мистер Брайар поднял голову. — Ужасное дело, бедняга потерял ногу во время нападения мантикоры. Убил чудовище собственной ногой… совершенно ужасное дело, все это.

— Здравствуй, Ливингстон, — ответил мистер Брайар.

— Мистер Брайар, — сказал Ливингстон, начиная представлять всех пони друг другу, — это Мод Пай и Тарнишед Типот, наши новые члены. — Пегас повернулся лицом к Мод и Тарнишу. — У нас есть свои медсестры и врачи. Довольно многие наши члены получают серьезные травмы в полевых условиях. Они приходят сюда, чтобы восстановиться.

Нападения мантикор — Тарниш знал о них слишком хорошо. Он тоже усмирил усмирил мантикору одной из своих конечностей, вот только это была не нога. Тарниш вздрогнул, но ничего не сказал. Запах мантикорского мускуса уберег его во время первой вылазки в дикую природу.

— Как поживаешь? — Глаза Мистера Брайара были остекленевшими, и было очевидно, что ему больно. Однако земной пони был по-прежнему очень дружелюбен и улыбнулся Мод и Тарнишу. — Вы извините меня, если я не встану, но медсестра сказала, что отрубит еще одну ногу, если я встану с этого места. — Немного пухлый земной пони захихикал, а затем поморщился, когда его тело сильно задрожало.

Ливингстон, который стоял прямо и неподвижно, посмотрел на Тарниша:

— Миколог. И очень хороший. — Ливингстон прочистил горло, и его усы дрогнули на губах. — Наши члены действительно весьма необычны. Именно это и делает их нашими. Мы не можем просто взять любого пони, они должны быть исключительными. Недостаточно просто открыть новый вид бабочек, о нет, в Обществе "Присутствие духа" есть пони и другие члены исключительного качества. Пони с почти мифическим статусом. Пони, выжившие после нападения мантикоры, пони, которые переносят трудности, считавшиеся смертельными. Мы пережили избиения, увечья, нападения варваров и иногда взрывающийся вулкан. И несмотря на все это, мы держим себя в форме…

— Чертовски верно, именно так, — сказал мистер Брайар, вклиниваясь в разговор.

— Рада вас видеть, — поздоровалась земная пони-кобыла, войдя в гостиную и принявшись разглядывать Тарнишед Типота и Мод Пай. Кобыла была одета в куртку цвета хаки, плотно облегавшую ее тело, и широкий шлем. На шее у нее висели очки. По бокам у нее висели две очень потрепанные седельные сумки.

Тарниш чуть не поперхнулся… это была Октавия Мелоди. Тарниш сдержал внезапное желание повести себя как сумасшедший. Он стоял неподвижно и пытался представить, что он — Мод, при этом топая ногами и внутренне сходя с ума.

— Ах да, мисс Мелоди, — сказал Ливингстон, глядя на серую кобылу, — очаровательное создание… Как поживаете, мисс Мелоди?

— Скучаю по кое-кому, — ответила Октавия усталым голосом, который звучал измученно. У нее был тяжелый, сильный акцент, который не был Эквестрийским по происхождению.

— Мисс Мелоди, это Тарнишед Типот и Мод Пай… наши новые члены. — Ливингстон повернулся лицом к Тарнишу и Мод. — Мисс Мелоди — лепидоптеролог и открыла сотни новых видов.

— Охотница за бабочками? — спросил Тарниш, ломая голову. Он посмотрел на Мод рядом с собой и увидел, что она слабо кивнула. Он почувствовал благодарность за то, что не упустил свой единственный шанс сделать все правильно. — Но вы же всемирно известный музыкант. — Тарниш изумленно моргнул.

— Музыка — это мой бизнес, — ответила Октавия, — а охота на бабочек — моя страсть. Когда я нахожусь в поле, большая часть моего времени уходит на ожидание и ничегонеделание, поэтому я пишу музыку в своей голове. Без моих полевых экскурсий не было бы музыки. Кроме того, что-то в бабочках вдохновляет меня. — Серая кобыла посмотрела на мистера Брайара, а затем на Ливингстона. — Вы должны извинить меня, я устала. Нам придется поговорить позже.

— Конечно, — ответил Ливингстон, склонив голову.

— Было приятно познакомиться с вами. — Октавия улыбнулась Мод и Тарнишу.

— Взаимно, — ответила Мод.

Октавия ушла, шаркая ногами, что-то звякнуло в ее седельных сумках. Тарниш смотрел ей вслед, все еще сдерживая желание вскочить на ноги и устроить сцену. Что-то подсказывало ему, что это было бы не очень красиво, совсем нет.

— Вот идет один из величайших музыкантов, которые когда-либо жили, — сказала Мод ровным, незаинтересованным монотоном, — и она пишет свою музыку в голове, в поле, вдохновляясь бабочками. Это, должно быть, одна из самых удивительных вещей, которые я когда-либо слышала.

— Вполне, — согласился Ливингстон, очень вежливо и корректно. — Ну, я должен проводить вас двоих до ваших апартаментов… пойдемте, вы уже почти пришли.

Когда дверь открылась, Тарниш не знал, чего ожидать. Мод вошла первой, и он последовал за ней. Он застыл по ту сторону дверного проема, не в силах сдвинуться с места, и рот его раскрылся.

— А, я пойду, — сказал Ливингстон, отступая назад. — Потратьте немного времени и обустройтесь. Все это в вашем распоряжении. — Пегас закрыл за Тарнишем дверь и ушел.

Потолок был голубым, не небесно-голубым, а оттенком полуночи. Над головой мерцали звезды. Действительно мерцали. Тарниш в изумлении уставился вверх, его глаза расширились. Стены были оклеены темно-синими и темно-пурпурными полосами, а стены отделаны темным деревом. Линия из латуни отделяла обои от обоев. Гостиная была достаточно просторной, но не слишком большой. Здесь была мебель: несколько стульев, диван, несколько столов, книжная полка и витрина для безделушек со стеклянными дверцами. В углу стоял большой патефон для проигрывания пластинок и огромный медный усилитель.

Гостиная не столько кричала о богатстве, сколько наводила на мысль об очаровании старого мира. Все было крепким и добротно сделанным. Не было ничего хрупкого или хрупкого на вид. Все было практичным. Дерево на мебели не было слишком вычурным или декоративным. Ничто не было слишком вычурным.

Мод стояла, моргая, воспринимая все это, а Тарниш был рядом с ней. Она взглянула на мужа, а затем пошла вперед, чтобы осмотреть остальную часть апартаментов. Она прошла через дверь и попала в маленькую кухню. Она была хорошо оборудована, но Мод знала, что ей не придется много пользоваться, если только Тарниш не станет готовить дома, как он делал в дороге.

В углу кухни стоял небольшой круглый стол с четырьмя стульями. На столе стоял чайный сервиз. В кладовке было полно тарелок, чашек, блюдец и мисок. Вдоль задней стены располагалась кладовка.

Выходя из кухни, Мод чуть не столкнулась с Тарнишем, который шел по коридору. Вместе они остановились, посмотрели друг на друга, а затем Тарниш открыл дверь в спальню.

Комната была оформлена в том же стиле, что и гостиная, с темно-синим потолком, усыпанным мерцающими звездами. У задней стены стояла большая кровать, узкое окно было от потолка до пола, а у боковой стены находился шкаф.

Войдя в комнату, Тарниш бросил седельные сумки и снаряжение на пол возле двери шкафа. Затем он начал осматриваться. По обе стороны кровати стояли две латунные лампы с витражными колпаками, каждая из которых располагалась на небольшом деревянном столике.

Мод, будучи практичной пони, осмотрела ванную комнату. Стены и пол были выложены плиткой, все они были разных оттенков синего, некоторые темные, некоторые светлые, и все они располагались беспорядочно. Ванная была не очень большой, но душ был огромным. Она была достаточно большой для двух пони, и внутри нее была скамейка. Мод, оставшись в ванной одна, сузила глаза, осматривая душ. Эта скамейка могла бы и пригодиться, но не только для сидения. Когда она заглянула в душ, уголки ее рта на секунду дернулись вверх. Душ имел форсунки во всех нужных местах, все полезные углы, чтобы стоящий пони мог помыться.

— У меня настроение принять душ, — сказал Тарниш, отпихивая Мод в сторону, чтобы пройти в ванную.

Конечно, чтобы стать чистым, нужно было сначала испачкаться. Мод чувствовала, как ее сердце начинает биться внутри ее груди, когда она смотрела на душ и скамейку. Скамейка была как раз на той высоте, которая нужна для массажа спины… массажа… массажа живота… и других развлечений в душе.

— Мы еще не видели вторую спальню. — Мод бросила взгляд в сторону Тарниша, и у нее участился пульс, когда она посмотрела на высокого, красивого жеребчика рядом с ней. Он становился жеребцом, в этом не было никаких сомнений, но Мод находила те моменты, когда его голос ломался, очаровательными. Она увидит, как он войдет в пору своего расцвета.

— Вторая спальня просит больше пони, чтобы заполнить ее. — Тарниш протянул ногу и коснулся стеклянной двери душевой, а затем посмотрел на Мод. — Мы могли бы потренироваться делать больше пони. Практика делает все совершенным, в конце концов.

— Что ты предлагаешь? — спросила Мод.

Тарниш издал жеребячье хихиканье, а затем ответил:

— Увидев эту скамейку, у меня появились идеи…

— Какие идеи? — Мод, действительно умная пони, решила, что будет разумнее прикинуться дурочкой.

— Ну… если один из нас ляжет на скамейку…

— Да? — Мод трижды моргнула, хлопая ресницами на Тарниша, зная, что это его отвлечет.

— И под одним из нас я подразумеваю тебя…

— Ты можешь помыть мне живот? — отпарировала Мод.

— Да, да, да, могу, а после этого мы могли бы…

— Ты мог бы помыть мне спину, — предложила Мод.

— Ну, да, я могу это сделать, — ответил Тарниш, кивая головой. — После этого…

— Ты мог бы вымыть мою гриву и сделать мне массаж головы. — Мод навострила уши.

— Ну, да, да, я могу это сделать. — Тарниш оглядел душ и издал тоскливый вздох.

— А после всего этого, когда твоя работа будет закончена, мы могли бы попробовать новую позицию, когда я лежу на боку и контролирую скорость твоего проникновения, сжимая задние ноги вместе, чтобы создать трение. — Мод услышала слабый писк рядом с собой, когда Тарниш вдохнул. — Я заставлю тебя потрудиться ради этого.

Мод почувствовала, как ее схватили невидимые силы, и через секунду ее платье лежало на тумбе раковины в ванной, куда оно было брошено, а пояс валялся на полу. Не успела она и глазом моргнуть, как оказалась в душе, а Тарниш стоял рядом с ней. Она подняла на него глаза, ей нравился он, нравилась его готовность, ведь ощущение желанности было мощным афродизиаком.

— Прежде чем я лягу на скамью, а ты погладишь мне живот… изнутри, тебе и мне нужно очистить организм от грязи. — Пока Мод говорила, Тарниш включил воду, которая на мгновение была холодной, бодрящей, а затем стала горячей. — Ложись на скамейку, Тарниш…

9. Луна? Луна

Любопытствуя, Тарнишед Типот заглянул в четвертую дверь в коридоре. Это были апартаменты с двумя спальнями. Он видел спальню хозяев, ванную комнату и вторую, меньшую спальню. В конце коридора была четвертая дверь.

Он толкнул ее копытом и замер в оцепенении. За дверью оказалась небольшая комната, меньше второй спальни, и она была обставлена как кабинет. Здесь стоял стол, два стула, а вдоль стены тянулись полки. В стеклянном шкафу стояла коллекция камней. На полках стояли книги, очень много книг. Тарниш стоял с открытым ртом. Стены были обиты темным, плюшевым, густо-синим мятым бархатом, который тянулся от пола до потолка. На полу лежал какой-то толстый темно-фиолетово-синий ковер. В комнате было узкое окно, шириной не более фута, занавешенное тяжелыми портьерами из синего бархата. В этой комнате не было латуни, все было отделано серебром. Серебряная отделка на книжных шкафах, на полках, на столе, двойные лампы, которые стояли на каждом конце стола, чтобы и он, и Мод имели достаточно света для занятий.

Тарнишед Типот был совершенно поражен роскошью, с которой была обставлена эта комната. Он застыл в дверях с открытым ртом, не в силах даже окликнуть Мод, которая заканчивала работу в ванной, делая то, что так долго делают кобылы в ванной.

Он вошел в комнату и начал осматривать камни. Он увидел несколько знакомых, но остановился, когда наткнулся на странное название. Лунный троктолит. Его губы шевелились, но никаких звуков не издавалось, когда он несколько раз молча произнес это название про себя.

— Мод? — воскликнул Тарниш.

— Что?

К удивлению Тарниша, Мод стояла прямо за ним. Он не слышал, как она вошла в комнату. Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, и кивнул на выставленные камни:

— Что такое лунный троктолит?

Мод не ответила, но оттолкнула его в сторону. Он ударился о стул, когда Мод подскочила к нему. Она посмотрела на камень с забавным названием и замерла, не двигаясь. Через несколько минут Мод заговорила.

— Это с луны.

Тарниш моргнул:

— Но… как… как он сюда попал?

Мод пожала плечами в ответ, но ничего не сказала. Камень был бесценен, он стоил целое состояние для любой геологической программы. Иногда небесные объекты, ударяясь о луну, выбивали из нее куски приличных размеров, и эти куски попадали в земную почву. Мод никогда не посчастливилось увидеть такой объект вблизи. Этот один камень стоил больше, чем вся ферма камней… а может быть, даже весь город Рок-Хейвен.

— У меня есть очень особенный камень, — сказала Мод голосом, в котором не было и следа эмоций. Она повернулась и посмотрела на Тарниша. — У меня колени слабеют, Тарниш. Так вот на что похож обморок? Потому что мне кажется, что я сейчас упаду.

Зная, что Мод никогда не скажет такого впустую, Тарниш отреагировал единственным доступным ему способом. С помощью своей магии он поднял ее и усадил в кресло, а затем встал рядом, пока она сидела, моргая самым необычным образом.

Он почувствовал, как передние ноги Мод обхватили его шею и сжали. Он стоял там, Мод прижалась к нему, не зная, как реагировать и что говорить. Она тяжело дышала, и он чувствовал, как быстро поднимается и опускается ее грудь.

Он понимал, что должен что-то сказать, молчание начинало казаться странным, но он не знал, что следует сказать в данной ситуации, поэтому просто пробурчал что-то невнятное.

— Мод, это наша награда за то, что мы хорошие пони.

Мод отстранилась, и Тарниш увидел, что смотрит в блестящие бирюзовые глаза Мод. Она все еще странно моргала, а ее передние ноги все еще были обвиты вокруг его шеи. Он чувствовал пульс в ее ногах, когда они упирались в его гриву.

— Все это так много и сразу, — сказала Мод голосом, который не был монотонным. Ее голос дрожал, повышался и понижался, но так, что это могли заметить только те, кто знал ее лучше всех. Любой другой пони услышал бы тот же гулкий голос, что и всегда. — Так вот каково это — хотеть плакать?

— Может быть, Мод… Не знаю, — ответил Тарниш.

— Я так сильно тебя люблю… Я люблю нашу совместную жизнь. Мне нравится, куда она идет. Встреча с тобой — это самое лучшее, что когда-либо случалось со мной. — Мод закрыла глаза, наклонилась вперед в своем кресле, и ее нос столкнулся с носом Тарниша.

— Думаю, без тебя я бы умер. — Голос Тарниша был болезненным шепотом — он закрыл глаза, наслаждаясь теплом и близостью Мод, лелея этот интимный момент. Совсем недавно, в душе, они прикасались друг к другу так, как это делают влюбленные, интимные прикосновения, объятия любовников, но сейчас он словно чувствовал, как душа Мод прикасается к его душе. Это было совсем другое прикосновение — Тарниш задрожал, когда его и Мод носы остались прижатыми друг к другу.

Он сел на пол, но все еще оставался достаточно высоким, чтобы Мод могла его обнять. Он действительно становился выше, в этом не было сомнений, он все еще находился в безжалостных муках подросткового роста.

Нос пони был самой нежной, самой чувствительной, самой хрупкой, самой уязвимой частью тела. Напичканный тысячами нервных окончаний, он позволял пони исследовать мир, чувствовать вещи, прикасаться к ним, и именно так слепые пони читали книги, проводя носом по страницам, покрытым специальными бугорками, составляющими алфавит.

А прикосновение к носу было особым моментом между пони. Родитель и его жеребенок радуются секундам полного доверия. Два дорогих друга, которые могут прикоснуться друг к другу таким интимным образом, чтобы дать понять, что им не все равно. Особые пони, которые могут позволить такому интимному прикосновению длиться как можно дольше, желая и стремясь прикоснуться друг к другу, почувствовать друг друга, испытать те маленькие электрические мурашки, которые возникают при длительном контакте.

Мод и Тарниш оставались вместе, Мод прижимала свой нос к носу Тарниша, обмениваясь дыханием, каждый дорожил прикосновением другого, надеясь, что оно никогда не закончится. Малейшее движение, малейший толчок — и две мясистые подушечки соприкасались, отчего по их шеям и спинам пробегали мурашки, а в теле возникала дрожь, настолько сильная и приятная, что задние копыта дрожали.

Увы, этому не суждено было продлиться долго, поскольку мир сговорился против них. Пока Мод и Тарниш наслаждались этим самым интимным из прикосновений, раздался стук в дверь, прервавший их. Прикосновения продолжались, носы задерживались в непосредственной близости, и когда стук раздался снова, Мод отстранилась, но не раньше, чем Тарниш быстро чмокнул ее в губы.

Гелиантус была незаурядной пони, и похоже, ей нравилась незаурядная жизнь. Она откинулась на заднем сиденье кареты-лимузина, держа зажатый в копыте кубок, наполовину наполненный вином. В ее глазах был маниакальный блеск, и что-то в них пугало бедного Тарниша. Он слишком хорошо помнил, как видел Гелиантус в полевой обстановке, во время ее "прогулки на природе". Он задавался вопросом, каким земным пони она должна быть, чтобы быть такой большой и выжить в такой враждебной среде.

Она была дружелюбна, это уж точно, и Тарниш не мог отделаться от ощущения, что его изучают, пока карета ехала туда, куда направлялась. В ее кьютимарке подсолнуха было что-то необычное, но Тарниш не мог понять, что именно.

— У меня есть вопрос. — Голос Мод нарушил тишину, заставив ее рассыпаться.

— Возможно, у меня есть ответы, — ответила Гелиантус.

— Если у нас с Тарнишем будет общий жеребенок, как это будет сочетаться с тайным обществом?

Гелиантус сделала глоток вина, погоняла его во рту, проглотила и посмотрела Мод в глаза:

— Мы не совсем тайное общество… То есть, да, но мы довольно спокойно относимся к тому, что это секрет. Пони знают о нашем существовании. Мы — собрание героев, искателей приключений, любителей острых ощущений и, как некоторые могут сказать, безумцев. — Гелиантус улыбнулась, обнажив идеальные, квадратные белые зубы.

Большая белая земная пони причмокнула губами.

— Жеребятам разрешают расти в обществе, но в определенном возрасте, во взрослой жизни, им больше не разрешают оставаться. Они забывают, где находится здание, потому что их не приглашают, или пригласили бы, если бы это когда-нибудь не стало проблемой. — Лицо Гелиантус стало серьезным. — До сих пор каждый жеребенок, родившийся в обществе, вырос и стал идеальной моделью гражданина. Каждый из них заслужил свое место в обществе. У нас есть программа подготовки скаутов, которая начинается с раннего возраста. Они растут, познавая наши идеалы, они растут с чувством бескорыстия и добра. У нас в обществе есть семьи, насчитывающие несколько поколений.

— Понятно. — Мод повернулась, чтобы на мгновение посмотреть на Тарниша, а затем вернула взгляд на Гелиантус. Два земных пони уставились друг на друга, и воцарилась напряженная тишина, настолько густая, что ее можно было разрезать ножом.

— Апартаменты кажутся немного чрезмерными, — сказал Тарниш, осмелившись нарушить гнетущую тишину, установившуюся между двумя кобылами.

— Апартаменты — это всего лишь незначительная награда, — сказала Гелиантус пренебрежительным, но теплым и дружелюбным голосом. — Наши члены склонны совершать необычные поступки. Мы не обычные пони. Наши члены вносят свой вклад в жизнь общества так, как мало кто может. Некоторые из наших членов даже отдали свои жизни ради общего блага. Прогуляйтесь как-нибудь по Мемориальному залу.

Гелиантус сделала еще один глоток вина, проглотила и продолжила:

— Общество было создано, чтобы вознаградить тех, кто отдает себя так бескорыстно. Кто-то должен благодарить тех, кто так много дает. Должна быть какая-то награда, какая-то доброта, какое-то воздаяние за все жертвы, принесенные ради общего блага. Мы — ученые, исследователи, солдаты, мы — пони, которые неустанно работают над исправлением ошибок… Пони имеют представление о том, кто такая Дэринг Ду, но они понятия не имеют, что она делает на самом деле. Сколько себя она отдает. Или что почти все состояние, накопленное благодаря написанию и продаже этих романов, отдано на благотворительность. А.К. Йерлинг, кобыла, создавшая "Дерзкую поступь", живет почти полностью за счет доброты общества Присутствие духа. Мы оплачиваем ее счета, даем ей кров и предоставляем место для творчества после того, как она возвращается из своих многочисленных миссий.

— Итак, вы пытаетесь освободить пони от финансовых ограничений и того, что в противном случае сдерживало бы их или как-то искажало их потенциал для совершения великих дел, — сказала Мод, продолжая изучать Гелиантус.

— Верно. — Гелиантус сделала еще один глоток вина. — Некоторые из самых блестящих умов не имеют финансовой заинтересованности. Они делают свою работу из любви. Бедность сдерживает их. Потенциал величия есть, но он растрачен, разбазарен, потерян из-за обстоятельств. Мы пытаемся собрать гениальные умы и, помогая им, делаем мир лучше.

— Это… это… это действительно имеет здравый смысл. — Тарниш нахмурил брови.

— Мистер Брайер — прекрасный пример нашей философии в действии… Он начинал с банкротства, ему не повезло, но он был отважным. Умный. Не слишком образованный, но умный. — Гелиантус посмотрела в свой кубок с вином, вздохнула и поставила его в подстаканник.

Прочистив горло, Гелиантус продолжила:

— Его заметили. За ним наблюдали довольно долго, следили, если хотите. За ним наблюдали, и мы увидели потенциал. — Морда большой белой земной пони расплылась в солнечной улыбке. — Вскоре после вступления в общество один из его экспериментов позволил получить новый вид грибов с исключительным содержанием белка. Через поколение это, вероятно, изменит то, что мы едим, и, без сомнения, мы немного эволюционируем благодаря этому открытию. Наш ум станет острее. Мы станем проницательней. Если у нас будет достаточно времени и постоянная диета с высоким содержанием белка, мы можем стать чем-то совершенно другим. Потенциал есть.

— Потому что интеллект связан с высоким содержанием белка в рационе, или, по крайней мере, так считается в теории. — Мод моргнула, а затем посмотрела на Тарниша. — В жуках много белка. Ты ешь жуков. Ты опережаешь события, Тарниш.

Тарниш почувствовал, что его щеки потеплели, когда карета остановилась.

— А, мы на месте, — сказала Гелиантус веселым, солнечным голосом. — Миссис Пай, давайте посмотрим, сможем ли мы привести в порядок этот необработанный алмаз, который ты нашла…

10. На обозрении

Почти сразу же у Тарнишед Типота возникло ощущение, что он совершил ошибку. Магазин, если его можно было так назвать, по ощущениям и запаху больше походил на огромный чулан. В передней части не было ни одного окна, и он находился за запертой дверью, которая не пропускала посетителей. Когда он попытался сориентироваться, его сразу же оттеснили от двери, повели вдоль длинного прохода, через другую дверь, потом еще через одну, а затем он оказался в странной комнате в форме круга, в которой было слишком много зеркал, отчего у него закружилась голова.

В одном конце комнаты стояла большая мягкая, удобная кушетка с набивным фланелевым рисунком. На одном конце дивана стоял стол с бутылкой вина и несколькими винными бокалами. Тарниш наблюдал, как Мод и Гелиантус усадили на диван, а его оставили стоять перед группой зеркал.

Сразу же Тарниш начал чувствовать себя не в своей тарелке — он был выставлен напоказ.

Круглая комната была хорошо освещена, обшита панелями из дерева бледного цвета, которые блестели натертым воском зеркальным покрытием. Верхний свет придавал комнате теплое золотистое сияние, приятное для глаз. Пока Тарниш стоял и разглядывал окружающую обстановку, Гелиантус открыла бутылку вина. Она налила бокал, передала его Мод, которая приняла его с благодарным кивком, а затем большая кобыла налила себе бокал. Она подняла его в тосте за Мод, а затем улыбнулась, ее губы уже покраснели от вина, которое она пила в карете.

Задыхаясь, Тарниш начал понимать, что попал в беду.

— Хабби Дашер! О Хабби Дашер! Мне нужно, чтобы ты применила свою магию! — воскликнула Гелиантус зычным голосом.

— Да иду я, иду! — В дверь просунула голову несколько более старая выцветшая голубая кобыла-единорожка, увидела Тарниша и замерла. Через мгновение она бросила на Гелиантус кислый взгляд. — А это что еще такое? Он какой-то не такой… он будто весь из одних ног… Я ничего не могу сделать!

— Хабби… — Гелиантус посмотрела на эксцентричную кобылу, оценивающую Тарниша.

— Посмотри на него… он похож на мартышку. Ой-ой! Мартышка и есть!

— Хабби… пожалуйста?

Старшая кобыла подошла к Тарнишу, встала прямо перед его лицом и начала его осматривать. Она потянулась вверх, схватила его за морду своим телекинезом, потянула за щеку и рывком опустила его голову вниз. Она осмотрела длинную шею Тарниша, его стройное тело и изучила его ноги.

— Помесь мартышки и жирафа… как мне с этим работать? Ты привела его мне назло, да?

Гелиантус начала хихикать, а Мод потягивала вино с сонным видом. Тарниш был почти уверен, что Мод получает удовольствие. Он поднял голову и посмотрел вниз на невысокую, несколько неуклюжую кобылу, которая все еще смотрела на него.

— Он сделан из шоколада. Темно-коричневого цвета. Выглядит неказисто, да? — Хабби подошла к Тарнишу и пощупала его ребра. — Он слишком худой. Жена его плохо кормит… плохо, да?

Все еще хихикая, Гелиантус взглянула на Мод, которая сидела с поднятой бровью и держала бокал с вином. Уши Мод были наклонены вперед. Невозможно было понять, что чувствует Мод, но было ясно, что она не сердится. Когда Мод злилась, это было легко определить. Случались катастрофы.

— Или его жена слишком привлекательна, и он не может удержать копытца подальше от нее… да, похоже на то. Ты умрешь молодым, захлебнувшись любовью! — Хабби кивнула, покачивая головой, а Гелиантус смеялась на диване.

— У тебя ноги, как у аликорна… длинное тело… длинная шея… — Глаза Хабби сузились. — Я хочу сказать, что все вы длинные и худые. — Кобыла лукаво подмигнула Гелиантус. — Старая Хабби короткая и квадратная. Она родом из старого горохового поселка. Она завидует высоким обезьяньим жирафьим ногам.

Тарниш посмотрел на себя в зеркало и обрел голос:

— Я не похож на обезьяну…

— Ты и есть обезьяна… А теперь я иду за обезьяньим костюмчиком. — Хабби унеслась прочь, стуча копытами по деревянному полу. — Да, обезьяний костюм… слишком много от обезьяны, недостаточно от пони, я ни за что его не сделаю.

— Я не обезьяна, — сказал Тарниш тихим голосом, когда Хабби исчезла через дверь. Он навострил уши и изо всех сил старался выглядеть достойно. Он взглянул на Мод, которая смотрела на него, а затем на Гелиантус, которая, казалось, очень веселилась. Ее вино было уже почти выпито.

Прежде чем Тарниш успел опомниться и вернуть себе достоинство, в дверь ворвалась Хабби с черным смокингом. Прежде чем он успел запротестовать, прежде чем он успел отреагировать, прежде чем он успел ответить, она уже одевала его. Он застыл на месте и позволил этому произойти.

Посмотрев в зеркало, он увидел белую рубашку и черный пиджак. Шерстяной, судя по всему. Он был теплым и, похоже, не очень хорошо сидел на нем. Он предположил, что его придется подгонять. Он выглядел как-то… более неуклюже.

— Черный цвет не годится… сужает тело, делает его слишком маленьким. Крошечный изюм с ногами аликорна. Фу, это нехорошо. — Хабби нахмурилась и выглядела разочарованной, изучая Тарниша. — Черный и коричневый, это точно!

— Он действительно выглядит немного не так, — согласилась Гелиантус.

Мод опустила бокал с вином и кивнула.

С рычанием Хабби начала раздевать Тарниша, стягивая с него пиджак и рубашку:

— Он весь из одних ног! Как Хабби с этим работать? Больше никогда так не буду делать, карьера окончена! — Кобыла унеслась прочь, унося с собой белую рубашку и черный смокинг. Она проскользнула в дверь, и та захлопнулась за ней, испугав Тарниша, который подпрыгнул от этого звука.

— Неужели я и правда состою из одних конечностей? — спросил Тарниш.

Мод кивнула, и ее веки медленно, лениво моргнули. Она глотнула вина, и одно ухо дернулось:

— Я безумно люблю все пять. — После потрясающей бесстрастной речи Мод сделала еще один глоток вина из своего бокала.

Гелиантус, которая как раз пила из своего бокала, закашлялась, и вино чуть не потекло у нее из носа. Крупная кобыла на мгновение захрипела, пытаясь отдышаться, а затем взорвалась смехом, и вино чуть не выплеснулось из бокала, который она сжимала в копыте.

Тарниш, не в силах сделать что-либо еще, стоял и краснел, приобретая темный оттенок пурпурно-коричневого цвета. Он приподнял бровь и приготовился к тому, что Хабби сделает с ним дальше.

С грохотом распахнулась дверь, и появилась Хабби Дашер:

— Хабби решила не заканчивать карьеру… Я перерожусь, да! — Кобыла влетела в комнату, ее короткие ноги заскрипели, когда она разбегалась, и она держала несколько предметов в своем телекинезе.

— У вас есть прекрасный шоколад, мы работаем с этим. — Хабби взяла наизготовку потрясающий смокинг цвета слоновой кости. — Это подходит к тебе, да. — Она протянула белую рубашку и белый жилет с бирюзовым рисунком пейсли, который подходил к глазам Мод.

Тарниш не шевелился, пока Хабби одевала его. Он закрыл глаза и старался не думать о вторжении в его личное пространство. Он делал это для Мод, чтобы сделать ее счастливой. Он чувствовал, как на него натягивают вещи. Он услышал звон стекла и плеск жидкости.

Открыв глаза, он увидел Мод. Она откинулась вперед на диване, ее глаза были широко раскрыты, челюсть отвисла, а уши были расставлены в стороны. Казалось, она не дышала, просто смотрела на него с пустым выражением в глазах. Бокал с вином упал на пол, разбился, и на полу образовалась лужица.

Гелиантус с широкой солнечной улыбкой протянула копыто и осторожно закрыла Мод рот, который издал щелкающий звук, когда ее зубы соединились друг с другом. Большая белая земная пони удовлетворенно вздохнула, а затем сказала:

— Вот так пони и глотают жуков.

— Неплохо… нужна примерка, — сказал Хабби. — Ты… обезьяно-жирафо-пони, я думаю, жене нравится, да? Ты идешь домой, и, может быть, жена тебя трогает… ты будешь очень болен, когда жена с тобой закончит. Просто лежи и думай об Эквестрии. Хабби хорошо работает, да? — Кобыла сделала паузу, посмотрела на Тарниша, а затем начала поправлять его длинный тонкий бирюзового цвета галстук-ленту. — Лента, как и твои ноги, длинная… длинная… шикарная… пупырчатая. Не надо носить галстук или галстук-бабочку. Выглядит плохо! Тьфу, обезьяно-жирафо-пони не могут носить нормальные галстуки, выглядят уродливо!

Пока Гелиантус возилась с Мод, пытаясь оживить статную кобылу, которая застыла на месте, Тарниш рассматривал себя в зеркале. Пиджак цвета слоновой кости требовал подгонки, как и все остальное, но выглядел он неплохо. Это было видно даже ему самому. Тарниш выглядел высоким, представительным, даже красивым, хотя стиль его одежды, казалось, устарел лет на двести. Галстук-лента был настоящим антиквариатом, если судить по моде.

— Хабби зачарует галстук, чтобы он сам завязывался, а ты не волновался и не выставлял себя дураком. Пусть все будет хорошо… ты будешь ручным, как помесь обезьяны с жирафом. Ты делаешь красивую жену счастливой, может быть, она родит тебе жеребенка за то, что ты такой симпатичный, да?

Тарниш поперхнулся и не смог ответить. Он стоял и кашлял, его бока вздымались, а рядом с ним стояла Хабби и ухмылялась, глядя вместе с ним в зеркало, ее брови быстро двигались вверх и вниз.

— Мод, дорогая, скажи что-нибудь, — сказала Гелиантус, похлопывая Мод по холке.

Земная пони, все еще смотревшая на своего мужа, моргнув, вышла из паралича. После долгих секунд ухо дернулось. Прошло еще больше времени, и то же самое ухо дернулось снова. И тогда, не в силах сделать что-либо еще, Мод издала злобный скулеж, сопровождаемый фырканьем.

— Я видела такое раньше, — сказала Гелиантус знающим голосом. — Так прочно связана. Так много контроля. Она наконец-то столкнулась с чем-то, что не может переварить, бедняжка. Если бы она выпила еще немного вина, она могла бы расслабиться настолько, чтобы немного прийти в себя. — Большая белая земная кобыла покачала головой, и ее яркие глаза сверкнули озорством. — Мистер Чайничек, вы выглядите очень красиво, и я думаю, мы сделали вашу прекрасную невесту очень, очень счастливой.

— Мы еще не закончили, — сказала Хабби, топнув одним копытом по полу. — Теперь отправим его на диван, а жене подберем платье. Она такая серая и обычная! Это мой пустой холст! Я занимаюсь великим искусством! Сегодня я шью платье!

— Хабби, дорогая, это не было запланировано на сегодня, — сказала Гелиантус нежным голосом.

— ЭТО ЗАПЛАНИРОВАНО НА СЕЙЧАС! — Хабби Дашер начала стягивать с Тарниша одежду, делая это, казалось, с безрассудством, но ничего не пострадало, так как кобыла делала то, что умела лучше всего. — Я использую старую магию… я сошью платье… оно будет готово, ты не волнуйся.

— Хм… — Тарниш стоял там, снова обнаженный, за исключением амулета на шее, который светился приятным оттенком голубого. — Как это будет работать? Я имею в виду, тебе ведь придется создавать платье с нуля, верно?

— Нет… не так… Я создаю основу платья, нахожу красоту, нахожу вдохновение… затем строю на основе… создаю образ красоты. — Хабби разложила всю одежду Тарниша на столе, прислоненном к стене. — Мы выбираем бирюзовый… Я иду!

Притопывая ногами, Хабби Дашер побежала к двери и исчезла, захлопнув ее за собой, отчего одно из ушей Мод дернулось. Каменная земная кобыла все еще приходила в себя на кушетке, и Гелиантус похлопывала ее по спине одной ногой, а в другой держала вино.

— Мод? — Тарниш сделал шаг ближе к пони, которую он любил больше самой жизни. Он наблюдал, как ее рот открылся, затем закрылся. Она моргнула, и он увидел, что она смотрит на него.

— Если отбросить все шутки и веселье, она немного ошеломлена… немного перевозбуждена. — Гелиантус одарила Мод терпеливой, любящей улыбкой. — Некоторые земные пони — сплошная сила и мощь. Большая часть их внимания направлена на то, чтобы сдерживать все, чтобы не сокрушить мир вокруг себя. Мод Пай здесь — титан силы, точно так же, как Стар Свирл бородатый или Твайлайт Спаркл — титаны магии. Увы, магия земных пони все еще загадочна и изучена недостаточно.

— Красавчик, — сумела сказать Мод дрогнувшим голосом.

— Да, он был очень красив, — ответила Гелиантус, соглашаясь с Мод. — Тебе понравилось видеть его таким?

Мод кивнула, ее глаза моргали:

— Да.

Сузив глаза, Тарниш принялся убирать разбитый бокал и вино. Он не смог ничего сделать с вином, но смог использовать свой телекинез, чтобы собрать осколки стекла и бросить их в маленькую, богато украшенную мусорную корзину.

— Чем сильнее они становятся, тем больше отрываются от жизни. — Гелиантус придвинулась немного ближе к Мод на диване, и выражение ее лица стало почти материнским. — Многие не плачут, будучи жеребятами. Они не выражают эмоций, или им трудно их выразить. Они редко смеются. Многие из них оказываются очень одинокими. Мне от этого грустно.

— Я так ее люблю… — Тарниш подошел к дивану и встал рядом с Мод, глядя на нее сверху вниз. — Она так много значит для меня. У нее есть чувства… Пинки Пай точно знает, что чувствует Мод… большую часть времени.

— К сожалению, многие пони не готовы к этому. — Гелиантус на мгновение посмотрела на Тарниша, изучая его, и если бы Тарниш был внимателен, он бы увидел, как в ее глазах промелькнула мудрость веков. — Даже если бы у тебя не было ни других талантов, ни других навыков, ни других необычных даров, ты все равно был бы исключительным пони только за то, что любишь ее. Я не думаю, что ты понимаешь, насколько…

Не успела Гелиантус договорить, как Мод Пай схватила Тарниша копытами за морду и притянула к себе для поцелуя. Гелиантус замолчала и наблюдала за поцелуем, ее глаза затуманились, и большая белая кобыла улыбнулась, когда поцелуй продолжился.

Подняв бокал с вином, Гелиантус сделала глоток и стала ждать возвращения Хабби.

Примечание автора:

В голове у меня возникло нечто подобное для Мод.

11. Джаз? Звучит как…

Лежа в постели, Тарниш размышлял о том, какая удача привела его в это место, в это общество, в эту чудесные аппартаменты, в эту чудесную кровать… и к кобыле, с которой он ее делил. Вчера он увидел Мод с совершенно новой стороны — она была одета в парадное платье. Она была сногсшибательна, без сомнения.

Он начал было вставать с кровати, но две передние ноги обхватили его за шею и притянули обратно. Он извивался, боролся, а потом сказал:

— Пора вставать, Мод.

Ответа не последовало, во всяком случае, ничего словесного. Передние копыта Мод обхватили его шею еще крепче, и он понял, что отказать ей невозможно. Было почти девять часов утра. Он немного поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и Мод удвоила хватку, издав при этом сонное ворчание.

— Мод?

По-прежнему никакого ответа. Ни слова. Тарниш почувствовал, как пони, лежавшая с ним на одной кровати, прижалась к его спине. Он чувствовал слабое, мягкое, отвлекающее и даже немного возбуждающее щекотание Мод, дышащей ему в шею.

— Мод, что дальше? Как долго мы здесь пробудем? — спросил Тарниш.

Он услышал позади себя вздох, а затем его чуть не раздавили. Его глаза расширились, и весь воздух из легких вышел с хрипом. Он почувствовал, как влажная, мокрая морда Мод прижалась к его шее. Одна из задних ног Мод скользнула по его бедру, и он почувствовал, как она прижалась к нему всем телом. Он почувствовал еще один источник теплого, влажного тепла на своем позвоночнике.

— Достаточно долго, чтобы запомниться, Тарниш.

— Я не понимаю.

— Тарниш, случилось что-то плохое. Что-то очень плохое. Я не покину это место, пока у нас не будет несколько хороших воспоминаний, чтобы уравновесить действительно плохие воспоминания, которые я не хочу помнить.

— Понятно.

— Мы хорошо потанцуем вместе, создадим хорошие воспоминания, а потом пойдем домой.

— Хорошо.

— После этого мы снова отправимся в путь. Я чувствую зуд, Тарниш.

— Я тоже.

— Тарниш…

Жеребенок почувствовал, как Мод прижимается к нему. Ее задняя нога плотно обхватила его бедро, и он почувствовал, что притягивается ближе. Мод извивалась у него за спиной. Он застонал, почувствовав, как она прижимается к нему.

— Тарниш… У меня снова зуд. Я проснулась от того, что некоторые части меня стали твердыми, Тарниш.

Вздрогнув, Тарниш почувствовал, как зубы Мод вцепились в край его уха и потянули его. В голове у него промелькнула картина Мод в платье. Он подумал о том, как Мод отреагировала на него в смокинге.

В былые времена единороги своей магией поднимали солнце. Сейчас у Тарниша поднималось кое-что другое, и для этого ему не нужна была магия. В постели было слишком тепло, и ему хотелось сбросить одеяла. Он хотел почувствовать прохладный воздух на своей разгоряченной коже.

Сделав глубокий вдох, Тарниш приготовился подарить Мод незабываемый момент…

Высунув голову из двери, Тарниш посмотрел налево, затем направо, почти как жеребенок, переходящий улицу. Он вышел из квартиры, стуча копытами по кафельному полу, и Тарниш был уверен, что производит слишком много шума. Он надеялся, что не потревожил соседей.

Мод оттолкнула его с дороги, не беспокоясь об этом, и унеслась по коридору, собираясь пойти и хорошенько изучить геологические архивы Общества Присутствие духа. Тарниш смотрел ей вслед — на ней не было привычного платья, вместо него было темно-зеленое платье с длинной, струящейся юбкой вокруг задних ног, которая свисала до самых бедер. Ее кудрявая грива была завязана в свободный пучок, ну, во всяком случае, большая ее часть, часть уже рассыпалась, не желая сдерживаться. Что-то в ее темно-зеленом платье придавало ее шее стройность и еще большее изящество.

Тарниш захлопнул за собой дверь и вышел в коридор, не зная, что будет делать, куда пойдет и вообще как проведет день, но он твердо решил провести время с пользой.

Библиотека была огромной. Тарниш, широко раскрыв глаза, не мог поверить, что здесь есть столько книг. И карт тоже. Здесь можно было найти все, даже каменные скрижали и деревянные таблички. Он даже не знал, с чего начать поиски, не то что, чего искать. Мод была в геологическом архиве, в соседней комнате.

Тарниш прошел между рядами книг и оказался в уютном алькове, заставленном удобной мебелью, — идеальное место для чтения. На стене висел портрет. Подойдя ближе, он присмотрелся.

На картине была изображена розовая кобыла-пегас, которая показалась ему странно знакомой. Тарниш никак не мог взять в толк, почему. На картине она была в очках с толстыми стеклами в темно-синей оправе и в шлеме. За стеклами очков у нее были светло-фиолетовые глаза, а грива была темного, сумрачного оттенка фиолетового с бледно-розовыми прожилками. Ее шея была длинной, стройной и изящной.

Он подошел чуть ближе и заметил под картиной латунную табличку. Он уставился на витиеватые буквы, причудливый, плавный шрифт, выгравированный на металле. Прищурившись, он прочитал слова, начертанные под портретом.

Дав, — гласили буквы. Он продолжил. Картограф Великих Северных просторов, исследователь арктических областей и известная благотворительница. Эта библиотека стала возможной благодаря щедрым пожертвованиям Дав, одной из наших самых выдающихся членов.

Моргнув, Тарниш не мог отделаться от ощущения, что в ее облике есть что-то знакомое. Он стоял и смотрел, и ему вдруг захотелось выпить Кейденс~Колы. Во рту пересохло, и ему захотелось пить. Он отмахнулся от этой мысли, подумав про себя, что розовый цвет ассоциируется у него с прохладой или чем-то приятным. У Мод были части тела, которые были розовыми…

Он встряхнулся, и его уши затрепетали.

— Она удивительная пони.

Повернувшись, Тарниш обнаружил, что смотрит на пегаса. Голубой пегас, у которого был самый впечатляющий мягкий голос, идеально подходящий для разговора в библиотеке. Немного испугавшись, Тарниш моргнул.

— Мне выпала честь познакомиться с ней, — сказал пегас Тарнишу. — Меня зовут Пифоул, а вон там, — пегас указал крылом на земную кобылу с коричнево-белой шкурой цвета пинто, сидевшую за учебным столом на небольшом расстоянии, — это Скрэмбл Пэтч, моя уважаемая коллега и вьючная пони. — Пегас высоко поднял голову и выгнул бровь, глядя на Тарниша.

— Привет, меня зовут Тарнишед Типот… — Слова Тарниша канули в небытие, так как он не знал, что еще сказать. Пегас был образован, очень образован, это было очевидно, и Тарниш не мог не чувствовать себя немного не в своей тарелке. "Вьючная пони?" Тарниш задумался над этими словами и решил, что они ему не совсем по душе.

— О да, она потрясающая вьючная пони. Нигде не найти более уверенной в себе спутницы. Она гордится тем, что может скакать по склону какой-нибудь горы с тяжелым багажом. — Пегас сделал паузу, а затем покачал головой. — О боже, я только что понял, как ужасно это может звучать для тех пони, которые не знают ни нас, ни наших договоренностей… ужасно жаль.

Моргнув несколько раз, Тарниш расслабился. Синий пегас выглядел потрясенным и сделал шаг назад. Тарниш посмотрел на Скрэмбл Пэтч, которая зарылась носом в книгу. Что-то в этой кобыле напомнило ему о Мод.

— Земные пони… прекрасные компаньоны в поле. Я слабак, стыдно признаться, но это правда. Мне трудно нести свою собственную флягу. Меня утомляет одна мысль об этом. — Перья Пифоула распушились, и пегас издал разочарованный клекот. — У Скрембл Пэтч это выглядит так легко… просто прыжок, прыжок и еще раз прыжок.

Уши Тарниша наполнились мягким, музыкальным смехом, и он понял, что Скрэмбл Пэтч смеется над своим спутником. Услышав смех, он почувствовал себя совершенно спокойно. Он даже позволил себе немного посмеяться.

Пифоул фыркнул.

Услышав фырканье Пифоула, Скрэмбл Пэтч начала хихикать и глубже вжимать мордочку в книгу, чтобы заглушить себя. Тарниш начал ухмыляться от уха до уха. Он больше не чувствовал себя не в своей тарелке или не на своем месте. Это были пони его нрава. Он мог с ними общаться. Они ему нравились.

— Если позволите, мне нужно многое сделать. Приятно было познакомиться с вами, мистер Типот. — Взволнованный пегас со взъерошенными перьями посмотрел на свою хихикающую спутницу, закатил глаза и покачал головой.

— Приятно было познакомиться, — ответил Тарниш, — может быть, когда вы не будете заняты, я смогу представить вас своей жене.

— О, это было бы чудесно. — Пифоул покачал головой. — Я буду присутствовать на балу… Тогда увидимся, господин Типот…

Побродив по зданию, Тарниш услышал музыку, прекрасную музыку. Он шел по коридору, его уши дергались, почти загипнотизированные звуками струнных деревянных и медных духовых. Его сердце учащенно забилось, и он подумал, не слышит ли он живое выступление.

Он протиснулся через две широкие двойные двери и, к своему восторгу, обнаружил, что это было живое выступление. Он стоял молча, стараясь быть почтительным, и оглядывал зал. Сразу же он увидел Октавию, но она не играла. Она сидела за маленьким круглым чугунным столиком-бистро в углу, потягивая какой-то напиток из изящной крошечной чашечки.

Повернув голову, он увидел белую единорожку, выступавшую в роли дирижера. У нее была блестящая белоснежная шерсть и кобальтово-синяя грива. Она стояла на дирижерском подиуме и размахивала маленькой палочкой, с помощью которой дирижеры творили волшебство. На морде кобылы красовалась широкая, маниакальная ухмылка. На ней были очки, скрывавшие глаза.

Тарниш не знал, кто этот белый единорог, но он был очарован. Она двигалась то в одну, то в другую сторону и безрассудно размахивала своей дирижерской палочкой. Оркестр, около двух десятков пони, казалось, находился под чарами белого единорога. Одним взмахом палочки белый единорог добилась от рогов нахальных, грубых звуков. Жеребец, перебирающий струны своего контрабаса, заиграл что-то почти джазовое.

Со стороны столика бистро послышалось фырканье. Октавия наблюдала за происходящим, приподняв бровь и покачав головой. Белая единорожка, ухмыляясь, повернулась и вильнула задом в сторону Октавии, высоко подняв хвост и топая задними ногами, продолжая дирижировать оркестром.

Тарниш изо всех сил старался не рассмеяться, когда Октавия закатила глаза и покачала головой. Она выглядела такой достойной, такой культурной, такой утонченной… и такой побежденной. По настоянию белого единорога оркестр прибавил темп, и музыка превратилась в какофонию звуков. Контрабасист уже не проводил смычком по струнам, а с остервенением щипал их. Духовые рожки выводили горячие, дерзкие ноты. Гобоистка звучала так, словно она каким-то образом доводила свой инструмент до оргазма.

— Тьфу, джаз — это звуки мастурбирующих музыкантов! — воскликнула Октавия. — Оркестры не должны играть джазовую музыку! Винил! Ты такая плохая пони! — Октавия поднялась на копыта и сделала шаг к белой единорожке. — Это должна была быть репетиция перед балом!

Когда Октавия сделала еще один шаг, дирижерская палочка белого единорога упала на пол, звонко ударившись об пол, мордочка белого единорога расплылась в широкой ухмылке, а оранжевый язык высунулся наружу. Она бросилась бежать, оглядываясь через плечо на расстроенную серую земную кобылу.

— ВИНИЛ! — крикнула Октавия. — Ты вернешься сюда и примешь то, что тебе причитается! — Топая по комнате, Октавия бросилась в погоню за убегающим единорогом, причиной многих музыкальных бед.

Группа развалилась в полном беспорядке, когда две кобылы выбежали из комнаты…

12. Научно доказано, что грязь Селестии не навредит

Здание было огромным. Можно даже сказать, дворец. Тарниш задумался, как можно спрятать нечто подобное от посторонних глаз, сделав так, чтобы найти его могли только те, кто знал, где оно находится. Подобная магия была ему не по зубам. Тарниш исследовал все, что мог, но оставалось еще много закрытых дверей, а с ними и больше возможностей для исследования. Все здание было одним большим фантастическим местом, где одна увлекательная вещь за другой.

Внизу были гаражи, множество комнат разного рода, библиотеки, выставочные залы, частный музей, геологическое крыло — всего было понемногу. Но самым интригующим был ботанический сад на крыше. На крыше находилась оранжерея высотой в пять этажей, теплое, влажное, увлекательное место, и именно здесь Тарниш оказался в конце своего приключения по исследованию здания.

Там была орхидея, которая пахла гниющими трупами, но в данный момент она не цвела. Была еще одна орхидея, которая пела оперу, но сейчас она молчала. Тарниш недоверчиво посмотрел на нее и ее табличку с описанием, не уверенный, что верит в то, что орхидея может петь оперу. Он допускал, что все возможно, но чувствовал, что должен увидеть это, прежде чем его мозг перестанет сопротивляться этой идее. Возможно, дело было в утверждении, что орхидея обладает голосом в восемь октав.

Там была яблоня, которая давала странные кристаллические яблоки, а также надпись, гласившая, что эти фрукты не съедобны для пони, но подходят для драконов. Кристаллическая яблоня была очень необычной и напоминала Тарнишу о том, как деревья превратились в хрусталь после взрыва вулкана. Само дерево было найдено Дав, исследователем и картографом Севера, а затем перенесено сюда, как гласила маленькая медная табличка.

В дальнем углу, внутри стеклянной витрины, Тарнишед Типот увидел нечто такое, что заставило его остановиться и уставиться. За стеклом с надписью "Образец №77" находилось нечто, что заставило Тарниша замереть на месте.

Он увидел жучиную дыню. Дыня была толстой, и маленькие корявые ножки извивались. Они еще не освободились от лозы, они еще росли, но Тарниш узнал бы их где угодно. Он остановился, чтобы посмотреть на надпись.

Жук дынный. Coleoptera Citrullus. Первооткрыватель: Тарнишед Типот, младший ботаник, полевой исследователь и…

Часть латунной таблички была оставлена пустой, и прошло несколько долгих мгновений, прежде чем он понял, что она была оставлена без слов, чтобы их можно было заполнить позже. Тарниш был тронут, он чувствовал себя очень эмоциональным, но также он был немного разочарован.

Щупальцевого винограда не было. Он предположил, что если здесь должен быть выставлен образец, то ему придется как-то вернуться с ним самому. Он испытывал почти извращенное чувство смущенной гордости за то, что обнаружил этот кошмарный образчик природы.

Что касается начинаний, он понял, что начал хорошо. Он сделал самую трудную часть работы, а именно — начал. Мотивация к выполнению сложной задачи часто была самой трудной частью этой задачи. Однако причина его мотивации была проста: он готов был следовать за Мод куда угодно.

Не заботясь о том, что испачкается, Тарниш сел на мягкий земляной пол теплицы и внимательно посмотрел на жучиную дыню, наблюдая за тем, как брыкаются ее корявые, недоразвитые ножки.

— Эй! — Услышав голос, Тарниш повернулся, чтобы посмотреть на говорившего. Он увидел несколько грязноватую на вид земную пони-кобылу. Она выглядела древней. Она носила очки, которые криво висели на ее носу, а один глаз был молочно-белым. Другой был острого и яркого голубого цвета. На ее морщинистых коленях была грязь, а на бледно-желтой шкуре — пятна от травы.

— Привет, — сказал Тарниш, стараясь быть дружелюбным, когда старая кобыла села рядом с ним. — Меня зовут Тарнишед Типот.

Кобыла вздохнула, когда ее позвоночник затрещал, когда она попыталась устроиться поудобнее. Ее голубой глаз широко раскрылся, а нижняя губа задрожала. Боль прошла, она пришла в себя и улыбнулась:

— Меня зовут Мирроршайн. Нечасто встретишь ботаников-единорогов.

— Нечасто? — переспросил Тарниш.

Старая кобыла засмеялась, но потом резко остановилась, когда ее позвоночник снова затрещал. Она на мгновение стиснула зубы, подождала, пока это пройдет, а затем ответила:

— Это грязь, мой мальчик, это грязь. Большинство единорогов, которых я встречала, боятся испачкаться. Им нравится, когда все чисто, аккуратно и ухожено. А природа — это совсем другое.

— О. — Тарниш посочувствовал кобыле с больной спиной.

— Селестия создала грязь, и грязь не вредит. — Старая кобыла выгнула задние ноги и попыталась устроиться поудобнее. При этом она начала хихикать — тихое, хриплое хихиканье.

— Что? — Сбитый с толку, Тарниш пытался осмыслить сказанное. — Это сделала Селестия? Это правда?

Мирроршайн улыбнулась и подняла одно переднее копыто, опустив другое на землю, и уперлась им так, что смогла сесть на корточки. Она помахала всему вокруг:

— Пони говорят, что Селестия создала все это вместе со своей сестрой Луной. Небо, звезды, солнце, луну, эту планету, эту почву, воду, воздух, все… и если достаточное количество пони говорят это, значит, это правда.

Тарниш моргнул, и ему пришла в голову любопытная мысль:

— А… кто-нибудь из пони пробовал спросить ее, правда ли это?

— Она никогда не признается в этом, она слишком скромная. — Мирроршайн хрюкнула, когда одно из ее задних коленей подкосилось. — Итак… мы остаемся с загадкой. Пойти на поводу у общепринятой идеи, разделяемой многими, или отвергнуть ее и найти свою собственную истину. Я сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем ответ. Если ты отправишься на поиски собственной истины, многие пони будут оспаривать тебя… они будут дискредитировать тебя и пытаться заткнуть тебе рот. Они будут ненавидеть тебя за то, что ты бросаешь вызов их удобным, любимым убеждениям и всем их предвзятым мнениям. Но если ты будешь следовать общепринятой идее, разделяемой многими, ты пропустишь путешествие к открытиям.

Чувствуя себя очень, очень растерянным, Тарнишед Типот сел на землю и задумался над словами Мирроршайн.

— Давным-давно, очень давно, я выдвинула гипотезу, которая разрушила мою карьеру, — начала Мирроршайн усталым голосом. Она кивнула головой, и ее зрение немного расфокусировалось, когда ее разум вернулся в прошлое. — Я пыталась донести до пони, что их давние предубеждения ошибочны. Я даже начала приводить кое-какие доказательства. Достаточно, чтобы сделать мои утверждения немного любопытными, но недостаточно, чтобы продолжать.

— Что случилось? — спросил Тарниш.

— Ну, пони очень расстроились. Очень расстроились. Были сказаны слова. Случались драки. Я осталась верна своей идее, своей вере и продолжала работать как ботаник и ученый. Как ученого, меня не устраивали давние убеждения, мне нужна была истина, и я отправился на ее поиски. Эта истина разозлила пони. В конце концов, достаточно большое количество нужных пони разозлилось, и я лишилась права занимать должность профессора. Меня лишили академических наград. Меня дискредитировали, а мою работу назвали мошеннической. В конце концов, я потеряла все. — Старая кобыла захихикала, но ее лицо было скорбным.

— Мне очень жаль, — сказал Тарниш.

— А мне нет. — Старая кобыла повернулась и посмотрела на Тарниша, устремив на него свой добрый взгляд. — Я отправилась в путешествие. Потеря должности была величайшим событием в моей жизни. Я была вынуждена покинуть класс, меня вышвырнули из академии, и я оказалась в дикой местности. Я была без финансирования, без друзей, у меня ничего не было. Я даже потеряла мужа… Он не мог справиться со стрессом от того, что моя жизнь рушится, и это начало влиять на его карьеру… Он был профессором экономики… — Слова Мирроршайн прервались, и она замолчала. Она снова потеряла концентрацию, погрузившись в прошлое.

Тарниш чувствовал себя ужасно, даже немного сердито, но он сосредоточился на словах кобылы и прислушался.

— В диких землях я нашла себя. Я нашла счастье… и, что еще важнее, меня нашла Гелиантус. Она помогла мне выбраться из беды. Спасла мне жизнь. Вскоре после этого я оказалась здесь… среди этих безумцев, сумасшедших, чудаков, магов, математиков и ученых-изгоев. Хорошие пони, все они. Меня добавили в коллекцию Гелиантус.

Услышав слова кобылы, Тарниш почувствовал себя немного лучше:

— Итак, какова была ваша гипотеза, если вы не возражаете, что я спрашиваю… Я, э-э, я не из тех, кто осуждает, обещаю, что буду вежливым.

Мирроршайн засмеялась, сильно, от души, и выражение ее лица стало болезненным, поскольку она не могла сдержать свой хриплый смех. По ее щеке скатилась слеза, и через некоторое время ее смех превратился в слабые, хриплые смешки. Она посмотрела в глаза Тарнишед Типоту и сказала:

— Я пыталась донести до них, что ядовитая шутка — полезная часть экосистемы, а не просто какой-то надоедливый сорняк. Эта гипотеза разрушила мою жизнь.

Ошеломленный, рот Тарниша раскрылся, и он не знал, что сказать.

— Мой мальчик, у тебя будут враги. Это один из тех вопросов, которые сродни попытке оспорить идею о том, что Селестия создала все вокруг нас вместе со своей сестрой. Ты собираешься противостоять давнему убеждению. Оно давно перестало быть фактом и стало больше похоже на общепринятую традицию. Есть вещи, которые просто являются истиной по своей сути, и ты не можешь спорить или оспаривать их. Сестры-аликорны создали все вокруг нас, мир плоский, пердеж единорога не воняет, все драконы — злобные пониядные грубияны, а ядовитая шутка станет смертью для всех нас.

— Но… но… но мир круглый, — заикался Тарниш.

— Ах, но долгое время пони верили, что он плоский. И все, кто оспаривал это широко распространенное мнение, плохо кончали. — Мирроршайн захихикала, ее спина выгнулась, а затем кобыла издала болезненный стон, когда ее смех резко оборвался. Она попыталась выгнуть спину, что вызвало еще один щелчок, и с приглушенным криком она перевернулась на землю и легла.

Тарниш, почувствовав беспокойство, дотронулся до старой кобылы, пытаясь ее утешить. Он обдумал ее слова, все, что она сказала, а затем задумался о том, как все изменилось. Он имел лишь смутное представление о темных веках, когда пони верили, что мир плоский, а драконы живут под диском, который был землей.

Правда изменилась, но на это ушло много времени и было много кровопролития.

Пока Мирроршайн устраивалась поудобнее на животе, укладываясь на землю, Тарниш размышлял о переменах. Он думал о своей собственной жизни, в которой так многое изменилось. Он думал о Твайлайт Спаркл; она считала его опасным. Она изгнала его в дикие земли. Но со временем, в процессе изучения и расследования, правда о его таланте была раскрыта. Твайлайт приняла правду и сделала многое, чтобы исправить все, что было не так.

Именно в этот миг Тарнишед Типот понял, что большинство пони не слишком любят признавать свою неправоту. Большинство предпочитает продолжать верить в неправильное, чем признать, что произошла ошибка, или что они ошиблись, или что их рассуждения или логика ошибочны. Твайлайт Спаркл была не такой, как большинство пони. Она была исключительной.

Тарниш понимал, что Твайлайт могла горько сожалеть о том, что ошиблась с его талантом, она могла злиться на то, что совершила ошибку, и могла оставить в силе его изгнание, чтобы избавить себя от неловкости признать, что была не права. Твайлайт Спаркл проглотила свою гордость и приняла удар по своему авторитету с изяществом и апломбом.

Для Тарниша это был глубокий момент осознания.

— Знаешь, Мирроршайн, а пердеж единорогов и правда не воняет, — сказала Тарниш негромким голосом.

— Да? — ответила Мирроршайн.

— Я единорог и могу сказать следующее… — Тарниш сосредоточился на кобыле, которая смотрела на него вверх. На ее морде появилось нечто, напоминающее кривую улыбку. Тарниш и сам улыбнулся. — Как единорог, я могу со всей честностью сказать, что старое утверждение о нас — правда.

Опустившись на землю, старая кобыла начала смеяться. Увлекшись смехом, она не обратила внимания на свою спину, когда та снова затрещала, и стала бить по земле передними копытами.

На морде Тарниша расплылась широкая ухмылка. Иногда не стоит оспаривать давно устоявшиеся убеждения…

13. Синички Винил Скрэтч

— Какая великолепная пара синичек, — сказал Тарниш Мод, когда она придвинулась, чтобы встать рядом с ним. Он жестом показал, на что смотрит, и указал на фотографию на стене. — Винил Скрэтч любит изучать синичек в дикой природе. Я понятия не имел, что она фотограф.

— Хм, — ответила Мод, наклонив голову на одну сторону. — Так вот чем ты занимался весь день? Смотрел на синичек?

Улыбаясь, Тарниш посмотрел на Мод:

— Раньше я рассматривал синичек Винил Скрэтч. А до этого я завел новую подругу в оранжерее на крыше. Правда, ей нужно было вздремнуть. У нас был интересный разговор.

— Понятно, — сказала Мод, продолжая разглядывать фотографии синичек на стене. — Знаешь, Тарниш, хотя я могу оценить красоту прекрасной пары синичек…

— Да, Мод?

— Я думаю, это здорово, что ты рассматриваешь синичек. Важно иметь разносторонние интересы… — Мод наклонилась, вытянула шею и поцеловала Тарниша в щеку, напрягаясь, чтобы поднять голову так высоко. — Но, насколько я поняла, я не настолько увлечена птицами.

Облизнув губы, Тарниш отодвинул миску с салатом и посмотрел на кобыл, с которыми он разделил прекрасную трапезу из рукколы, зелени одуванчика и маринованного клубничного салата. Как и было обещано, появилась Три Хаггер, и все трое расположились, чтобы приятно провести время вместе в ее личных апартаментах.

Эти апартаменты можно было описать только как строгие или минималистские. Обычная мебель простого дизайна, низкий кухонный стол без стульев, и почти единственное, что привносило сюда хоть какой-то цвет или тепло, — тканый ковер на стене с изображением сестер-аликорнов, поднимающих и опускающих вместе солнце и луну. Ковер представлял собой шедевр, нечто сотканное на ткацком станке, где каждая нить была добавлена с максимальной тщательностью и вниманием к деталям.

В одном из углов гостиной стояли деревянная прялка и деревянный ткацкий станок, а также запас пряжи и веревок. Больше ничего не было, только потрепанный диван и кресло, оба были покрыты одеялами, вероятно, чтобы скрыть их запущенное состояние.

— Я договорилась, что дирижабль доставит вас домой, — сказала Три Хаггер, поднимая голову от миски с салатом.

— Я думала, что мы проделаем на дирижабле лишь часть пути, — сказала в ответ Мод.

— Нет, — мягко покачала головой Три Хаггер, — позвольте мне объяснить, я хотела, чтобы дирижабль доставил вас прямо домой. На ферму.

— О. — Мод моргнула. — Понятно. — Мод снова моргнула, а затем посмотрела в глаза Три Хаггер. — Пони из Рок-Хейвена подумают, что я выделываюсь. — Мод потянулась вверх и вытерла морду передней ногой. — Ну вот, я просто вела себя некрасиво, чтобы все было сбалансировано.

Три Хаггер откинула голову и рассмеялась. Через секунду Тарниш тоже засмеялся. Мод моргнула, несомненно довольная тем, что ее сухой юмор был принят. Всегда приятно находиться рядом с пони, которые тебя понимают.

Вытерев глаза, Три Хаггер еще немного посмеялась, прежде чем взяла себя в копыта и заговорила. Она сделала глубокий вдох, наклонилась вперед и негромко сказала:

— Самая Страшная Пещера в Эквестрии в опасности. Это уникальная экосистема, наполненная множеством таинственных, волшебных существ. Мы с Флаттершай изучили местность вокруг пещеры. Там есть некоторые странности, о которых стоит узнать побольше.

— Почему она в опасности? — спросил Тарниш, заинтригованный словами Три Хаггер.

Три Хаггер глубоко вздохнула, а затем посмотрела на Тарниша:

— Существует влиятельная группа промышленников, лоббирующая использование самой пещеры в качестве свалки токсичных отходов. Они считают, что поскольку это, по сути, Самая Страшная Пещера в Эквестрии, и что поскольку пони ее боятся, они должны держаться от нее подальше, и она должна оставаться изолированным местом. И как изолированное место, по их словам, это идеальная свалка для токсичного осадка, так как высокие уровни магии мутируют монстров в пещере, не будет никаких реальных последствий для попадания токсичного осадка в окружающую среду.

— Ну и ну, — сказал Тарниш, не зная, как еще реагировать.

— Проводились ли какие-нибудь научные исследования, чтобы определить последствия сброса магических токсичных отходов в высокомагическую среду? — спросила Мод.

— Нет. — Три Хаггер сложила передние копыта на груди и вздохнула. — Может быть. Я не знаю. Трудно сказать. До меня доходили слухи, что в Мэйнхэттенском университете проводились какие-то исследования, но догадки и результаты были замяты влиятельными лоббистскими группами и влиянием аналитических центров.

Задумчивый Тарниш размышлял, можно ли использовать ядовитую шутку для очистки токсичных магических отходов. Это была довольно интересная мысль для него, и он сидел в тишине, потерявшись в собственных мыслях, обдумывая последствия своего вопроса. Он также начал размышлять, может ли он попасть в места с враждебным, опасным уровнем токсичных магических отходов. Подумав немного, он пришел к выводу, что не может. Кроме опасного магического излучения, существовали и другие факторы, а также различные токсины и яды, которые могли повлиять на него. Вулкан, который изверг гораздо больше, чем опасная магия, чуть не погубил его.

— Нам нужен способ сохранить Самую Страшную Пещеру в Эквестрии и сделать так, чтобы она воспринималась не просто как страшная пещера. Она должна стать важным местом, местом изучения, это уникальное магическое место, и я вынашивала идею, что она могла бы стать идеальным местом для санкционированного Короной изучения ядовитой шутки…

— Но? — сказала Мод, когда слова Три Хаггер прервались.

— Изучения ядовитой шутки недостаточно. — Три Хаггер взглянула на Тарниша, который, казалось, потерялся в собственных размышлениях, а затем снова на Мод. — Нам нужно придумать лучшую, более важную причину. Я думаю об этом уже несколько дней и ничего не придумала. Нам нужна большая, более важная причина, что-то, что привлечет и удержит интерес общественности, и тогда исследование ядовитой шутки можно будет провести на заднем плане, под прикрытием чего-то другого.

Тарниш, все еще пребывая в задумчивом настроении, обратил свое внимание на Три Хаггер, чувствуя, что в ней что-то не так, но он не мог взять в толк, что именно. Его брови нахмурились, а глаза сузились, когда он изучал странную кобылу с дредами.

— Итак… — начала Мод ровным голосом, который звучал так, словно она могла в любой момент потерять интерес к этому разговору, — как я поняла, ты хочешь, чтобы мы с Тарнишем нашли в Самой Страшной Пещере в Эквестрии что-то, что могло бы привлечь внимание общественности или очаровать ее, использовать наш начинающий статус знаменитостей, а затем заставить пони обратить внимание на то, что мы найдем, и пока они отвлекаются на то, что это будет, Тарниш начинает санкционированное Короной исследование ядовитой шутки, а я получаю возможность жить жизнью рок-звезды геологии и изучать все бесконечно увлекательные скалы в этом районе.

Три Хаггер кивнула, пожала плечами, а затем раскинула обе передние ноги в стороны:

— Да, более или менее.

Тарниш, который почти ничего не слышал из того, что говорила Мод, понял, что не так с Три Хаггер. Она говорила не так, как легкомысленная кобыла, которой она себя выставляла. Его глаза сузились еще больше, когда он понял, насколько она умна и сообразительна.

— Мод Пай, если тебе удастся это сделать, я построю музей, где будут храниться все найденные тобой интересные камни, — сказала Три Хаггер, наклонившись вперед с проницательной ухмылкой на лице.

— О боже… ты уверена в этом? Потому что я могу найти много интересных и увлекательных камней…

Стоя на балконе, Тарниш смотрел вниз на город Мэйнхэттен. Солнце садилось, и казалось, что город оживает. В квартале газовых фонарей зажглись огни. Театральный район светился теплым, манящим светом, пытаясь заманить пони на представление. Сияние неоновых вывесок, ярких, как солнце, заменяло естественный дневной свет.

Ветер был теплым и соленым, он дул с океана. В гавани корабли дудели в свои гудки. Это был город, наполненный звуком и светом. Тарниш не был уверен, что ему это нравится. Он сомневался, что сможет увидеть звезды из-за светового загрязнения. Даже если бы все огни по какой-то причине погасли, Тарниш сомневался, что сможет увидеть звезды — город был задымлен из-за угля, сжигаемого для обеспечения энергией всех этих многочисленных огней.

Мэйнхэттен был городом избытка, городом богатства, городом разгула технологий. Он резко контрастировал с Додж-Сити-Джанкшн, который был почти полной противоположностью. Побывав в обоих местах, Тарниш почувствовал себя так, словно он перенесся в будущее здесь, в Мэйнхэттене, или вернулся в прошлое, посетив Додж-Сити-Джанкшн. Он был поражен тем, что оба города существовали в одной и той же Эквестрии.

Разум Тарниша пытался понять это несоответствие, но оно было выше его понимания. Понивилль казался еще более отсталым, чем раньше, с домиками с соломенными крышами, колодцами, для которых требовалось ведро или копытные насосы. Мэйнхэттен существовал за счет других городов; этот город явно имел так много и использовал так много доступных ресурсов, чтобы продолжать функционировать, в то время как такие места, как Понивилль или Додж-Сити-Джанкшн, оставались откровенно отсталыми… а что можно сказать о Рок-Хейвене?

Под ним тысячи и тысячи повозок, карет, экипажей и кэбов заполняли улицы, и все они были сделаны из дерева. Сколько лесов, сколько деревьев, сколько природы было разграблено, чтобы заполнить улицы таким количеством транспортных средств? Для Тарниша эта мысль была просто умопомрачительной.

Мэйнхэттен был полон фонтанов; они действительно были повсюду, украшая многие общественные места. Тарниш подозревал, что фонтаны здесь ежедневно выбрасывают больше воды, чем имеется в общественном водопроводе Понивилля, воды, которая льется из каждого крана, каждой душевой лейки, смывает каждый туалет, поливает каждый газон или сад.

Сколько из этой воды просто испарялось в воздух и становилось частью проблемы влажности в городе? Тарниш не знал, и ему не нравилось думать об этом. Все это беспокоило его, и он задавался вопросом, как долго пони смогут продолжать жить с таким избытком. Он начал думать, что может случиться, когда ресурсов станет не хватать.

— Ты тихий, — сказала Мод, придвинувшись чуть ближе к Тарнишу.

Тарниш кивнул, продолжая молчать.

— Что у тебя на уме? — спросила Мод.

— Этот город, — ответил Тарниш, показывая копытом на город под ними. — Все это… излишество… оно меня беспокоит.

— Лас-Пегасус еще хуже. — Мод придвинулась чуть ближе и прижалась к Тарнишу. — Все эти неоновые вывески вдоль улицы потребляют так много электричества. А Эпплвуд… ты даже не захочешь узнать, как живут кинозвезды в Эпплвуде, Тарнишед Типот.

Уши Тарниша опустились по бокам морды, и он фыркнул, когда на его лице появилось кислое выражение:

— Полагаю, ты знаешь о Лас-Пегасусе, потому что ходила там в школу.

Протянув переднюю ногу, Мод обхватила ею копыто Тарниша и прижалась к нему. Она потерлась щекой о его шею и была благодарна за то, что он рядом с ней. Такая наблюдательная пони, как Пинки Пай, могла заметить блаженство на лице Мод, но все остальные пони не заметили этого.

— Нам предстоит большая работа, — сказала Мод своему мужу скучным монотонным голосом. — Мы собираемся спасти несколько камней. Это самая важная работа, которую могут делать пони.

Несмотря на свое самочувствие, Тарниш рассмеялся, и его уши встали торчком.

— Сегодня вечером я отведу тебя в постель пораньше, выведу из твоего сознания дурман, а потом просто поработаю над тобой. Мне нужно, чтобы ты хорошо выспался, потому что завтра… мы танцуем. Это много значит для меня, Тарниш. Это большое дело. Я очень взволнована этим. — В голосе Мод не было и следа волнения. — Мне нужно, чтобы ты хорошо отдохнул, так что давай ложиться спать, Тарниш.

Опустив голову, Тарниш поцеловал кобылу рядом с собой и кивнул:

— Мне надоело смотреть на город. Я бы предпочел смотреть на тебя. Или смотреть на тебя сверху, пока ты смотришь на меня снизу, с твоей гривой, рассыпающейся по лицу, пока ты издаешь эти маленькие хныканья.

Мод резко вдохнула и вздохнула.

— Давай ляжем спать, Мод…

14. Королева бала

Полупроснувшись, Тарнишед Типот съел миску мюсли, нарезанные бананы и молоко. Напротив него то же самое ела Мод, и две сонные пони по очереди обменивались зевками. В нескольких дюймах от миски Тарниша дымилась чашка чая.

— Тарниш?

Тарниш несколько раз хрустнул гранолой во рту, проглотил, облизнулся, а затем ответил:

— Да?

— Я так взволнована сегодняшним вечером, что, кажется, сейчас не могу сдержаться, — сказала Мод самым монотонным однообразным голосом, который когда-либо звучал. — Это как когда Пинки Пай подарила мне что-то на Канун дня Согревающего Очага, а я не знала, что это было. Это ужасно.

Послышался еще хруст, когда Тарниш откусил большой кусок каши. Он уставился на Мод, и в его глазах появилось что-то вроде понимания. Бывали моменты, когда он слышал в ее голосе что-то похожее на реакцию, и у него все лучше получалось определять это, а бывали моменты, когда, как сейчас, она была абсолютно безразлична. Это тоже было своего рода реакцией, и он отложил свои наблюдения на потом, когда немного придет в себя.

— Я чувствую, что чего-то добилась в жизни. — Голова Мод нависла над миской, а на губах у нее блестели капельки молока. — Я могу быть геологом и делать то, что люблю. Я буду с тобой. Мы вместе переживаем приключения, и это наша работа. Ты понимаешь, как нам повезло?

Жуя кусочек банана, Тарниш кивнул.

— А еще у меня появились друзья… У меня не было много друзей, Тарниш… только мои сестры. — Мод уставилась в свою миску с хлопьями. — Мне нравится Три Хаггер. Она хорошая пони. Она хочет помогать другим.

Одно из ушей Тарниша дернулось, когда он подумал о том, как изменилось все поведение Три Хаггер, как она говорила и какой умной она была. Она была чем-то другим, это уж точно. Чем-то особенным. Он съел еще одну ложку гранолы.

Опустив голову, Мод опустила мордочку в миску с хлопьями и зачерпнула немного. Завтрак снова стал тихим делом, моментом молчаливого единения, той комфортной тишины, когда двум пони, любящим друг друга, не нужно было наполнять воздух нервной болтовней. Когда Мод жевала, она подняла глаза на Тарниша и посмотрела на него, как она надеялась, самым любящим взглядом, на который только была способна.

Глядя на Мод, Тарниш подумал, не собирается ли она заснуть в своей миске.

Заглянув в общий зал, Тарниш понял, что смотрит на Дэринг Ду. Она разговаривала с мистером Брайером, земным пони с отсутствующей ногой. Дэринг Ду… А.К. Йерлинг. У него пересохло во рту, а Тарниш стоял и смотрел, переживая момент поклонения знаменитости.

Прошло мгновение, но он понял, что Дэринг Ду смотрит в ответ. Он смотрел, как она жестом приглашает его подойти. Не веря собственной удаче, он заставил свои длинные ноги двигаться и зашагал к всемирно известной авантюристке.

— Я тебя знаю, — негромко сказала знаменитая пегаска, когда Тарниш подошел к ней.

— Правда? — Тарниш застыл на месте, подняв голову, и посмотрел вниз на пегаса гораздо меньшего размера.

— Ты вошел в логово гигантского паука. И спас жеребенка. Это требует мужества. Ты носишь с собой волшебное зеркало и волшебный меч… довольно необычно для большого, грубого, сурового жеребца носить с собой волшебное зеркало.

Тарниш почувствовал, что его щеки потеплели, когда он улыбнулся.

— Ты… как ее там… — Дэринг Ду сделала паузу, указала на Тарниша крылом и, повернув голову, показала длинную линию швов на шее, — муж Мод Пай. В газетах тебя называли ее верным телохранителем, преданным слугой-единорогом, и там было что-то о том, что ты в долгу перед ней за то, что она спасла тебя от каких-то хулиганов недалеко от Додж-Сити-Джанкшн.

— Э, что? — Тарниш несколько раз моргнул, пытаясь осознать все, что только что сказала мисс Йерлинг.

— Эх, в газетах всегда немного приукрашивают детали. — Пегас презрительно фыркнула. — Однако нет ничего постыдного в том, чтобы быть преданным слугой-единорогом. — Дэринг Ду сделала паузу и посмотрела Тарнишу прямо в глаза. — Я слышала, что Мод подралась с гидрой, причем она ее полностью побила.

— Да, — ответил Тарниш, кивнув головой, а затем начал качать головой. — Нет… Я не ее слуга-единорог… — Тарниш прервал себя на середине предложения, чтобы поправить себя. — Я ее преданный муж-единорог, но я не ее слуга… что о нас пишут газеты?

Блэк Брайер, откинувшись в кресле, начал хихикать и прикрыл морду копытом, а его остекленевшие глаза заблестели от веселья. С каждым смехом, с каждым фырканьем его уши подергивались, покачиваясь вверх-вниз.

— Мы вместе сражались с гидрой… она прыгнула в глотку гидре, заставила ее проглотить себя, а потом забила ее до смерти изнутри. — Тарниш продолжал качать головой. — У нас был медовый месяц… ну, технически, мы все еще проводим медовый месяц, или пытаемся, мы пытались хорошо провести время, когда вулкан взорвался и чуть не убил нас.

— Видите, мистер Брайер, посмотрите, как непринужденно он упоминает об этих вещах. У бедняги все плохо. — Дэринг Ду закатила глаза и издала негромкий смешок.

— Что? — Тарниш моргнул. — Что? Что у меня плохого? Я не понимаю, что здесь происходит. Не мог бы кто-нибудь из пони любезно объяснить, что происходит?

— Мистер Типот… мы искатели приключений. Истории, которые мы рассказываем, не более странные или более жизненные, чем те, что рассказывают газеты. Послушайте себя. Вы так непринужденно рассказываете о схватке с гидрой во время медового месяца и о том, как выжили после извержения вулкана. Мы не похожи на других пони. Мы необычные. Именно поэтому мы здесь, в этом месте, друг с другом, с другими единомышленниками, любителями приключений. В какой-то момент ты перестал быть обычным, робким пони и даже не заметил этого. Ты говоришь об этих вещах, как о чем-то обычном, обыденном. И для тебя это так и есть. — Блэк Брайер одарил Тарниша улыбкой, наполненной болью.

— Хорошо сказано, мистер Брайер, хорошо сказано. — Дэринг Ду хлопнула копытами. — Я и сама не смогла бы сказать это лучше. — Пегас потянулась вверх и почесала шею рядом со швами. — Добро пожаловать в клуб, мистер Брайер. Вам будет ужасно скучно, когда все станет слишком обычным. Вас никогда не удовлетворит спокойный, мирный, скучный день. Вы проведете остаток своей жизни, подвергая себя опасности, пытаясь поймать следующий острые ощущения, и вы с Мод будете прекрасно проводить время. Вы будете наслаждаться счастьем, которого большинство пони никогда не узнают. — Мисс Йерлинг склонила голову. — Если вы позволите, я должна найти доктора Ливингстона и сообщить ему о своем прибытии.

Застыв на месте, Тарниш смотрел, как Дэринг Ду встала и пошла прочь. Он не знал, что чувствовал, глядя ей вслед. Она исчезла через декоративные двери, и они закрылись с тихим щелчком.

Блэк Брайер начал хихикать, почти пьяный звук:

— Мы герои… мы хорошие парни… и всегда так забавно, когда новичок не знает, во что он ввязался. Общество Присутствие духа… ха-ха-ха-ха!

Глядя на смеющегося трехногого земного пони, Тарниш поднял бровь. Ему было интересно, что задумала Мод. Он знал только, что она приводила себя в порядок к сегодняшнему вечеру и присоединилась к Гелиантус, чтобы подстричь гриву. У него возникло ужасное чувство, что он действительно наткнулся на что-то, выходящее за рамки его понимания, что-то не по зубам, и ему это не понравилось.

— Эй, — сказал мистер Брайер негромким голосом. — Не пойми меня неправильно… ты нужен здесь. Мы все здесь нужны. Миру нужны герои. Некоторые из них сражаются с большим злом, как принцесса Твайлайт Спаркл. Другие борются с обычным злом и плохими вещами в мире, как Дэринг Ду и ее бесконечная борьба с Ахуизотлем. В большинстве случаев нас почти никогда не замечают. А еще есть повседневные герои… полицейские, пожарные, парамедики… милый пони, который помогает жеребятам перейти оживленную улицу, чтобы они могли вовремя попасть в школу… Нас в мире недостаточно. Ни в малейшей степени. — Земной пони замолчал, и его глаза остекленели еще больше. — Именно в этом месте мы и собираемся.

— Ты в порядке? Тебе нужна помощь? — спросил Тарниш.

— Моя медсестра скоро вернется, ей нужно было сходить за чем-то. Со мной все будет в порядке.

Обеспокоенный, Тарниш сел в кресло рядом со страдающим земным пони и попытался обдумать все, что сказал мистер Брайер.

— Мир — безумное, опасное место, но ты это знаешь. Ты видел это. Ты пошел в пещеру, полную пауков, чтобы спасти какую-то кобылку. Ты сделал это, потому что это было правильно. Никогда не переставай поступать правильно. Не падай духом. Просто продолжай быть собой, и все будет хорошо. — Блэк Брайер усмехнулся, что было больше похоже на гримасу боли, чем на что-либо еще. — Только не забывай держать себя в форме…

Волнение этого вечера уже начало сказываться, и Тарниш нервничал. Ранее произошла тревожная встреча, он беспокоился о хорошем выступлении, и на уме у него было миллион дел. Мод все еще готовилась спустя несколько часов.

Тарниш смотрел на коробку на кровати, в которой лежал его смокинг, и старался не обращать внимания на свои вспотевшие копыта. Ему было немного одиноко в этой квартире. Он взглянул на часы и подумал об ужине. После минутного раздумья он понял, что слишком нервничает, чтобы есть. Слишком волнуется. Он не чувствовал себя голодным.

Пора было собираться, спускаться вниз и ждать Мод. Сегодняшний вечер должен был быть идеальным. Тарниш посмотрел на себя в зеркало. Высокий, шоколадно-коричневый, не пытаясь быть тщеславным, он признался себе, что, возможно, даже красив, в некотором роде. Тарниш принял решение принять душ, прежде чем одеваться, и, улыбнувшись собственному отражению, направился в ванную.

Шагнув в двери, Тарниш увидел ее. Он застыл в дверях, его ноги больше не действовали. Она была воплощением совершенной красоты. Мод стояла вместе с Гелиантус, Октавией и Винил Скрэтч. Тарнишу было трудно дышать, когда он смотрел на нее. Ее платье было потрясающим и ослепляло его глаза. Ее грива, которая была завита, была собрана в подобие улья, как показалось Тарнишу. Маленькие локоны уже освободились, прилипли к ушам Мод и рассыпались по ее лицу. Видимые части ее шерсти были безупречны, расчесаны до блеска.

— Привет, красавчик, — ровным голосом сказала Мод.

— Привет! — пискнул в ответ Тарниш, его голос выбрал идеальное время, чтобы сломаться.

Рядом с Мод Октавия скромно хихикнула и подтолкнула свою партнершу Винил. Гелиантус, возвышающаяся над всеми, сделала шаг вперед. Большая белая земная пони была одета в ярко-оранжевое платье с яркими желтыми акцентами. Октавия была одета в простое черное платье, ничего вычурного, а Винил — в электрически-синий пиджак-смокинг и ярко-розовый узкий галстук поверх неоново-зеленой блузки.

В одиночестве Мод была восхитительна, но в компании других кобыл это было слишком. Тарниш стоял и смотрел, как Мод приближается к нему, ее платье колыхалось при каждом шаге. Он наклонился ближе к ней, когда она приблизилась, вдохнул и почувствовал запах чего-то сладкого, чего-то пьянящего.

— Ты хорошо вымылся, — сказала Мод мягким, негромким голосом. — Посмотри на себя… Я чувствую себя красавицей бала… а ты, ты мой прекрасный принц.

— Д-д-а-а-а, — пробормотал в ответ Тарниш, не в силах сформулировать связный ответ.

— Это волшебная ночь, о которой я мечтала. — Мод подошла немного ближе к Тарнишу и потерлась мордочкой о его шею. — Я всего лишь маленькая милая скромная земная пони с фермы, и все это очень волнительно для меня. Спасибо, Тарниш.

— Д-д-а-а-а. — Тарниш боролся; никогда еще Мод не была такой привлекательной. Он сильно хотел ее. Ему потребовался весь его контроль, чтобы держать себя в узде. Мод должна была получить свою волшебную ночь, даже если это убьет его. Его уши навострились, когда он услышал музыку.

— О, музыка начинается, — объявила Гелиантус. — Первый танец задает настроение всему вечеру. Давайте, вы двое… Мистер Чайничек, вы все еще с нами?

Тарниш кивнул, его уши оттопырились, и он уставился в глаза Мод.

— Скажи ей, что она красивая… просто… скажи что-нибудь, — обратилась Гелиантус к Тарнишу.

— Ты прекрасна. — Тарниш пришел в себя, когда его кровоток вернулся к мозгу, отступая от других, довольно оптимистичных мест, которые только что разрушили его надежды и мечты. — Потанцуй со мной, любовь моя…

15. Мы можем потанцевать, если ты хочешь

У единорогов это называлось "творить волшебство". У пегасов — "засеять облака". А у земных пони — "хорошенько вспахать землю". И в какой-то момент сегодня вечером, а может быть, и в предрассветные часы, Тарниш планировал устроить интенсивную вспашку Мод. Для аликорнов это была великая неизвестность…

Но это будет позже, а сейчас он наслаждался танцем с ней. Первый танец вечера был простым, Мод назвала его фокстротом, когда они закружили друг друга по полу.

В Обществе Присутствие духа была хорошо оборудованная танцевальная площадка, но мероприятие не было слишком переполненным. Тарниш узнал, что грандиозные танцы устраиваются во время зимних праздников, и это было лишь разогревом перед большими балами, которые устраиваются зимой.

Оркестр сбавил темп, и танцующие покинули танцпол. Тарниша отвели в угол, где Мод несколько раз поцеловала его в шею, отчего по позвоночнику побежали маленькие холодные мурашки. Он присел на скамейку, радуясь небольшой передышке, и наслаждался красотой Мод. Она была удивительным созданием, и Тарниш с трудом верил, что она принадлежит ему.

— Она собирается пригласить кого-то на танец, — сказала Мод, садясь рядом с Тарнишем.

Затаив дыхание, Тарниш оглянулся и увидел Октавию. Его сердце подскочило к горлу, когда Октавия приблизилась, а рядом с ней появилась Винил Скрэтч. Октавия тоже была по-своему потрясающей, и Тарниш был просто очарован ею. Она была знаменита. Тарнишу очень нравилась ее музыка. По мере ее приближения он начал немного потеть и нервничать, беспокоясь о том, как он будет танцевать с ней.

— Держись, — сказала Мод спокойным тоном.

Тарниш сглотнул, в горле пересохло, и задумался, каково это — танцевать медленный танец с Октавией. Каковы были правила танца с другой пони, не являющейся твоей женой? Может, есть какой-то протокол, о котором он не знал? Его копыта вспотели, а конечности подергивались, отчего хвост заметался из стороны в сторону.

— Могу я пригласить вас на танец? — спросила Октавия.

Тарнишу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что Октавия пригласила не его. Нет… она пригласила на танец Мод. Ошеломленный, Тарниш сидел на скамейке, не понимая, что он чувствует. Он был немного разгневан, немного ревнив, немного обижен: Октавия увела его жену на танец.

— Мистер Типот, я оставляю мою любимую Винил на ваше попечение. Смотрите, чтобы она не попала в беду, и что бы вы ни делали, не подпускайте ее к оркестру. Она родилась немой, поэтому она не из тех, кто любит поговорить. — Октавия склонила голову. — Благодарю вас, сэр, за то, что вы были достаточно любезны и позволили мне танцевать с вашей великолепной женой.

И с этими словами Октавия увела Мод, оставив Тарниша сидеть в изумлении. Винил села рядом с ним на скамью и одарила его коварной ухмылкой, которую Тарниш не заметил, так как его взгляд был прикован к двум уходящим кобылам.

Пока Тарниш дулся, в глубине его сознания прояснилось все, что только что произошло. Ему очень хотелось танцевать, когда он думал, что у него есть шанс потанцевать с Октавией, но когда Мод пригласили на танец, все пошло не так. После долгого задумчивого размышления Тарниш понял, что разочарован в себе. Он знал, что был лучшим пони, чем это. Он чувствовал стыд, горячий ползучий стыд, от которого затылок горел так, словно на него безжалостно падало солнце. Он ни разу не подумал о том, что Мод будет ревновать или расстраиваться из-за того, что он танцует с другой пони.

Он оплошал и знал это. Он планировал загладить свою вину перед Мод позже. Он был лучшим пони, чем сейчас. Чувствуя себя виноватым и немного разочарованным собой, он повернулся, чтобы посмотреть на Винил. К своему удивлению, он заметил, что под прямым освещением единорог на самом деле была не белой, а бледно-желтой. Ее веки были почти полупрозрачными, и, посмотрев на нее некоторое время, он заметил, что ее грива была окрашена. Он увидел бледно-белые корни.

Винил Скрэтч была альбиносом, он был в этом уверен. Она тоже была довольно красива, по-своему. Она покачивалась вверх-вниз в такт музыке, ее уши подергивались в ее ритме. Казалось, она получала удовольствие.

Тарниш наблюдал, как Мод и Октавия танцуют вместе, обе кобылы были гармоничны и уравновешены. Он не был уверен, кто из них ведет. Мод и Октавия обхватили друг друга передними ногами, и Тарниш почувствовал, как из его рта вырвался вздох.

Повернувшись, чтобы посмотреть Винил в глаза, Тарниш улыбнулся немой кобыле:

— Они красивые, правда?

Винил кивнула, и ее улыбка стала заразительной.

Глядя на Винил, у Тарниша возникла идея. Он мог бы устроить Винил приятное времяпрепровождение и, возможно, в процессе вернуть Мод. В глубине его сознания зародился план. Он собирался показать все, на что способен, и покорить танцпол.

Протянув ногу, он взял ногу Винил в свою и мягко, нежно сжал ее:

— Потанцуешь со мной? Мы не можем позволить им получить все удовольствие… нам нужно вернуть наших жен.

Винил, одетая в смокинг, разгладила воротник с помощью своей магии, прищурилась на Тарниша, а затем вскочила со скамейки, увлекая за собой Тарниша. В считанные секунды Тарниш оказался у Винил на передних ногах, и они вдвоем балансировали на задних.

Кобыла, в глазах которой теперь был безумный блеск, держалась близко. Даже слишком близко. Это было почти слишком близко и слишком интимно. Он увидел, как Винил искоса бросила взгляд на Октавию, и тут Тарниш понял, что здесь происходит. О также понял, что ему нужно делать.

Сурово нахмурив брови, Тарниш почти поднял Винил с пола, сорвавшись с места в самый зажигательный шаг румба-бокс, на который только был способен. Винил, которая была быстра на копыта, сразу же пошла с ним в ногу. Она была маленькой, легкой и хрупкой — полная противоположность Мод. Он обнаружил, что может легко и непринужденно подбрасывать ее, и ему пришло в голову, какой тяжелой была Мод.

Пока они танцевали, музыка сменилась чем-то совсем другим. Медленная музыка, что-то вроде вальса, исчезла, и зазвучало сексуальное танго с длинными, дерзкими нотами рожка.

Тарниш высоко поднял голову и сосредоточенно сузил глаза, пока его копыта топали по деревянному полу. Винил, которой все это нравилось, прижалась к его туловищу и делала преувеличенные движения бедрами, которые ходили туда-сюда, как колокольчик, а затем, к удивлению Тарниша, Винил сделала очень соблазнительное покачивание бедрами относительно его ноги, как раз когда труба издала знойный звук.

Танцпол замер, танцоры остановились и уставились на Октавию, которая подошла к Тарнишу. Она шла на двух ногах, как минотавр, и делала это с легкостью. Она много времени проводила стоя, играя на виолончели, и у нее было прекрасное чувство равновесия. Мод стояла на небольшом расстоянии от него на четырех копытах, глядя широко раскрытыми глазами на разворачивающуюся драму.

Когда Октавия была уже близко, Тарниш почувствовал, что Винил немного отстранилась; затем, к его большому удивлению и шоку, Октавия ударила его по морде, причем дважды, то приближаясь, то удаляясь. Это была мягкая пощечина, даже нежная, что-то больше театральное или драматическое, но пощечина говорила о том, что за ней стоит много мышц.

Октавия фыркнула и попыталась оттащить Винил, но Тарниш не поддался. Винил была хорошей танцовщицей, и он планировал закончить их танец, чтобы показать ей, как нужно проводить время. Закинув голову назад, Тарниш нагло фыркнул и рывком притянул Винил поближе, вздернул брови на Октавию в самой дерзкой манере, на которую только был способен, а затем удрал с Винил, оставив позади очень взволнованную Октавию, которая стояла на двух ногах и смотрела.

— Оооо! — вздохнула Октавия, ее рот был открыт в совершенном "О" от разочарования.

И снова, в такт музыке, Винил Скрэтч сделала пылающее, знойное покачивание бедрами в сторону Тарниша, а затем вздернула брови на Октавию. Все еще "оооооо", Октавия сделала единственное, что она могла сделать. Она схватила Мод, подняла ее на две ноги и приготовилась показать себя.

Тарниш не знал, что остальные танцоры ушли с танцпола, чтобы посмотреть на шоу. Он парил вокруг Винил, двигаясь почти идеальным шагом румба-бокс, в котором было много причудливых росчерков и спотыкающихся шагов. Винил прильнула к нему, как вторая кожа, ее зубы были видны в широкой, от уха до уха, ухмылке.

Когда музыка предоставила возможность, Тарниш на лету перешел на танго. Как он менял свой танец под музыку, так и музыка менялась под его танец. Когда он пронесся по танцполу, покачивая головой и обнимая Винил, он понял, что Октавия делает то же самое с Мод, но Октавия все еще выглядела немного обиженной.

Возможно, это было дерзкое покачивание бровями.

Тарниш почувствовал, что Винил берет инициативу в свои копыта, и сам стал танцевать мамбо вперемешку с диско. Он изо всех сил старался не отставать, он умел танцевать мамбо, но собственные движения Винил были уникальны, с чем он еще не сталкивался. Винил на мгновение оторвалась от него и исполнила небольшой танец, нечто среднее между картофельным пюре и бэт-пони-туси, который заставил наблюдающих пони аплодировать, улюлюкать и кричать. Затем она снова схватила Тарниша и стала пытаться заставить его следовать ее примеру своими зажигательными импровизированными движениями в стиле диско. Они ходили взад-вперед, Винил подталкивала и тянула его за собой, танцевали вместе, а Тарниш запоминал все, что делал, чтобы потом попробовать повторить это с Мод.

Пока они с Винил расхаживали взад-вперед, Тарниша осенила идея. Используя свою магию, он подхватил Винил и хорошенько раскрутил ее. Ошеломленная кобыла покачнулась, когда Тарниш подхватил ее, еще раз притянул к себе и унес.

Рот Октавии снова раскрылся в форме буквы "О", и Мод, будучи услужливой, подняла одно копыто, положила его на подбородок Октавии и надавила вверх, чтобы закрыть рот Октавии, прежде чем она успеет проглотить жука.

На всякий случай.

Отрепетировав свой прием, Тарниш повторил его, подбрасывая Винил как пушинку, только на этот раз он запустил ее в Октавию. Она пронеслась над танцполом, вращаясь на задних копытах, круг за кругом, и когда она кружилась возле Октавии, Тарниш схватил Мод своей магией, вырвал ее из ног Октавии и сильным рывком магии притянул ее к себе, когда Октавия поймала очень ошарашенную Винил Скрэтч.

Не теряя времени, Тарниш запрокинул Мод, прижался к ней бедрами, приподнял ее, а затем пустился в странную смесь танго, мамбо и нескольких дискотечных движений Винил. Он увидел, как Мод подняла бровь, и его сердце дрогнуло. Она реагировала! Подняв голову, он посмотрел на Октавию, одарил ее самодовольным взглядом и зашевелил бровями вверх-вниз в такт ритму зажигательной музыки, делая это в точном соответствии с темпом секции горнов.

Преисполненный уверенности в себе, Тарниш начал демонстрировать свои способности, используя для этого свою магию. Он подбросил Мод в воздух, заставил ее вращаться, и ее платье развевалось, пока она парила над головой. Он поймал ее с помощью магии и передних ног, дерзко прижал к себе и опустил на танцпол, где закружился с ней в причудливом заикающемся танго бокс-степ.

Но Тарниш был не единственным единорогом на танцполе. Винил дала волю ослепительной демонстрации магической пиротехники, когда они с Октавией закружились в разрушительном танце, не поддающемся описанию. Две кобылы двигались как одно целое, их тела были так тесно прижаты друг к другу, что трудно было сказать, где кончается одна и начинается другая. Они танцевали с идеальным доверием и синхронностью.

В бальный зал вкатили массивный барабан, и теперь кто-то из пони в музыкальном исступлении колотил по нему, стараясь не отстать от бешеного темпа группы.

Тарниш, веселясь от души, издал паровозный гудок из своего рога и раскрутил Мод, а затем наклонил ее. Когда он запрокинул ее на спину, он потерся о нее всем телом и услышал, как сминается ее платье. Их глаза на мгновение встретились, и Тарниш был уверен, что увидел что-то в их глубине, но у него не было времени анализировать это. Он приподнял ее, подбросил, и она закружилась как волчок, отчего расклешенные подолы ее платья разлетелись в стороны, обнажив стройные ноги Мод и чулки в сеточку.

Тарниш поймал ее в середине кружения, и когда он притянул ее к себе, она стояла к нему спиной. Он провел копытами по ее передней части и сделал несколько дружеских медленных поглаживаний сзади. Наблюдавшие за происходящим вздохнули, и Винил Скрэтч, наблюдавшая за бесстыдной демонстрацией, последовала примеру Тарниша.

Октавию крутанули, как вертушку, поймали, а затем Винил тоже сделала на Октавии несколько медленных поглаживаний сзади, одно из копыт Винил задержалось у основания промежности Октавии, отчего глаза Октавии расширились, а щеки приобрели смущенный розоватый оттенок.

Группа обливалась потом, пытаясь выдержать стремительный темп.

Сверкнула яркая вспышка света, которая ослепила и сбила с толку Тарниша, и, ослепленный, он почувствовал, как Мод вырывается из его объятий. Ее место заняла другая пони, а когда Тарниш снова обрел способность видеть, он увидел, что на него смотрит очень взволнованная Октавия.

Тарниш не знал пощады. Он был на пике своей игры. Юношеская уверенность была на его стороне. Он ухмыльнулся Октавии, прижал ее к себе, а затем Тарниш принялся за дело. Она была тяжелее Винил, больше похожа на Мод, но она была легка на копыта и реагировала с быстротой и грацией.

— Нахальные единороги… за что мне это, — сказала Октавия с сильным акцентом в голосе, когда Тарниш начал кружить ее по танцполу. — Будь хорошей кобылкой и выйди замуж за разумного земного пони, говорила моя мама… уж-ж-жа-ас!

Тарниш не обращал на нее внимания, но вместо этого призывно потискал ее, пока они кружились по танцполу. Он попробовал несколько импровизированных дискотечных движений Винил и обнаружил, что Октавия хорошо на них реагирует. Конечно, она так и сделала, у нее же была партнер по танцам — Винил. Оглянувшись, он увидел, что Мод тоже хорошо реагирует на импровизированные танцевальные движения Винил. Он усмехнулся, подбрасывая Октавию.

Без предупреждения музыка снова сменилась, и под стук копыт на танцпол вышла Гелиантус, исполняя зажигательную вариацию Канкан. Она двигалась на двух ногах, как титан, возвышаясь над всеми остальными пони на танцполе. Она двигалась с удивительной для ее размеров грацией и равновесием, ее юбки развевались и вспыхивали вокруг длинных, стройных ног, которые мелькали, когда она взбивала струящуюся ткань своего платья. Гелиантус была крупной, крепкой кобылой, и ее копыта стучали и стучали в такт музыке, создавая свой собственный ритм.

Тарниш приспособился, топая в такт музыке, и с размаху перебросил Октавию на свою сторону, его левая передняя нога соединилась с ее правой передней ногой. Они стояли бок о бок, сцепив передние ноги, стучали копытами, топали и танцевали в такт музыке.

Не отставая, подошла Винил, и они образовали импровизированную танцевальную линию, когда Винил обхватила левой передней ногой правую Тарниша. Теперь все четверо стояли в линию, исполняя заводной танец Канкан, подрагивая ушами, топая копытами, топая ногами и стараясь как можно больше подражать движениям друг друга.

Тем временем Гелиантус разогревала обстановку, исполняя зажигательный танец, демонстрируя дразнящие вспышки мускулистых белых ног. Она двигалась с невозможной для ее размеров грацией.

Как раз в тот момент, когда ситуация накалялась, появился новый участник. В бальный зал ворвалась розовая пегаска в ослепительном небесно-голубом платье, усыпанном сверкающими драгоценными камнями цвета розы. Пони ахнули, а оркестр заиграл.

— Гелиантус! Прости, я опоздала!

— Дав! Я так рада тебя видеть!

Розовая пегаска была гораздо крупнее обычных пегасов, и она пронеслась по танцполу на двух ногах, ее небесно-голубое платье струилось вокруг нее, как вода. Она двигалась так, словно была невесомой.

Гелиантус и Дав двигались по полу вместе, повторяя движения друг друга, заставляя всех присутствующих восхищенно вздыхать. Оркестр был мокрым от пота и выглядел уже измотанным.

— Я только что прилетела с морозного севера, и ухх-вухх, как же устали мои крылья! — кричала Дав, танцуя.

— Дав, дорогая, ты ужасна! — Гелиантус взмахнула своими длинными, струящимися подолами и хлестнула ими Дав.

Тарниш, у которого с одной стороны была Октавия, а с другой — Винил, обнаружил, что позиции меняются. Он снова оказался с Мод. Она была потной, местами даже влажной, а распущенные локоны ее гривы прилипли к лицу и шее.

На мгновение она оказалась единственной пони в комнате. Он смотрел в ее глаза, застыв, а потом, охваченный любовью, поцеловал ее. Ему было все равно, кто это увидит, он даже не задумывался об том, он рвался вперед и ничего не сдерживал.

Когда музыка стихла, разразилась какофония. Музыканты повалились на пол, задыхаясь, не в силах продолжать, и зажигательный Канкан закончился. Литаврист упал на пол, его грудь тяжело вздымалась. Тарниш и Мод продолжали целоваться, не обращая внимания на других пони.

Гелиантус, теперь уже на четырех копытах, стояла, ухмыляясь, и выглядела очень довольной собой.

Дав, опоздавшая на вечеринку, наблюдала, как Тарниш и Мод продолжали шумно, небрежно, вальяжно целоваться, и в ее глазах блестели счастливые слезы, а крылья трепетали по бокам.

Винил Скрэтч, выглядя очень довольной собой, поцеловала Октавию, и когда Октавия открыла рот, чтобы возразить, Винил воспользовалась возможностью последовать примеру Тарниша и Мод. Октавия завизжала в знак протеста, но потом растаяла и вернула страстный поцелуй своей подруге, больше не заботясь о культуре или чувственности.

— Что ж, я бы сказала, что бал начался хорошо… как только группа придет в себя, веселье может начаться снова… думаю, мне нужно что-нибудь выпить! — Сказав то, что нужно было сказать, Гелиантус направилась к хорошо укомплектованному бару, в глубине сердца желая выпить маретини.

Для Тарниша и Мод ночь только начиналась…

16. Великолепная четверка

Голова раскалывалась, во рту пересохло, Тарнишед Типот проснулся в незнакомой постели. Только через мгновение он понял, что это не их с Мод странная новая кровать в их апартаментах. Нет, это была чужая странная кровать. Он попытался вспомнить предыдущую ночь. Он смутно и нечетко помнил, что вернулся в апартаменты Октавии и Винил Скрэтч прошлой ночью, где-то в предрассветные часы.

— Что случилось прошлой ночью и почему я здесь? — сумел прохрипеть Тарниш.

— Спи, — ответил сонный голос.

Не голос Мод.

Все тело Тарниша напряглось от паники, когда он понял, что это голос Октавии:

— Что случилось прошлой ночью?

— Ничего, а теперь иди спать, — ответила Октавия голосом, который становился очень ворчливым. — Ничего не случилось. Ты был превосходным джентельпони. Именно поэтому я предложила разделить с тобой свою постель.

— Почему я здесь? — спросил Тарниш. Он смутно помнил, как пил вино на балу, а потом, после возвращения домой с Октавией и Винил, было что-то еще. Он попытался заставить свой ноющий череп работать, но все, что у него получилось, — это заставить голову болеть еще сильнее. В его мыслях таилось что-то о сорокалетнем односолодовом виски. Он боролся с нарастающим чувством паники, но был слишком пьян, чтобы бороться: — Я должен идти!

— Тарниш, ложись спать, — сказала Мод скрежещущим голосом, в котором было много гравия.

— Вот дерьмо, что я натворил, мне так жаль…

— Тьфу, — ворчала Октавия. — Ты ничего не сделал, кроме как потворствовал причудливому обычаю Троттингема — делить постель. А теперь спи.

Полупроснувшийся, с похмелья, Тарниш обратил мрачный взор к своему амулету:

— Я не могу заснуть… он становится пурпурным… опасность.

Мод Пай, чмокнув губами, подняла голову:

— Вы оба в большой опасности. Мне нужно пойти и принести особый чай Тарниша. — Земная пони несколько раз моргнула, пытаясь прийти в себя от несколько похмельного состояния.

— Винил становится сварливой, если не получает по утрам свой особый чай, — сонным голосом ответила Октавия. — Она очень любит чай "Леди Грей", а "Эрл Грей" ее не удовлетворяет.

— Нет. — Мод покачивалась рядом с Тарнишем и с трудом пыталась открыть глаза. — Нет, ты не понимаешь. Тарниш может быть опасен без чая. Он — живое воплощение ядовитой шутки. — Голос Мод был хриплым, пересохшим монотоном.

— Вот беда. — Октавия зевнула, наклонилась и поцеловала Винил. — Винил, будь умницей и наколдуй то, что им нужно, ладно? Это звучит серьезно. Я пойду пописаю, а потом мы начнем завтракать, я полагаю. Я поставлю чайник.

Потягивая чай, Тарниш жалел, что он не такой умелый, по сравнению с другими единорогами. Он не знал, как Винил протащила жестянку с чаем через эфир, но она это сделала. Все, что требовалось от него, это сконцентрироваться на том, что ему нужно, коснуться рогом сонной кобылы, и, в мгновение ока, жестянка с чаем оказалась на кухонном столе.

Теперь Винил стояла у плиты и готовила завтрак. Тарниш посмотрел на нее, потом на Мод и попытался собрать воедино события прошлой ночи. У него все болело, а голова раскалывалась самым ужасным образом.

— Я проснулась вся измотанная, и никакого секса не было, — сказала Октавия, входя в кухню. Она подошла и встала между Мод и Тарнишем, которые сидели за маленьким столом. Она поцеловала Мод в щеку, а затем, удивив Тарниша, поцеловала и его. Улыбаясь, она села за стол.

— Я хотела поблагодарить тебя за то, что вчера вечером ты вел себя наилучшим образом, — сказала Октавия, устраиваясь поудобнее. Она прочистила горло, навострила уши, а затем принюхалась к восхитительному аромату, витавшему в воздухе. — Прошлая ночь была прекрасной, и Тарниш, ты не испортил ее. Я действительно хочу поблагодарить тебя. Многие жеребцы, — Октавия сделала паузу, посмотрела на Тарниша и криво улыбнулась, — или жеребчики, в зависимости от обстоятельств, сказали бы что-нибудь глупое и хамское, вроде "Эй, дамы, давайте сделаем это вчетвером" или мое личное любимое "Вы лесбиянки только потому, что у вас еще не было нормального члена". Говорю вам, доверять жеребцам становится все труднее и труднее.

Глотая чай, Тарниш почувствовал, что его щеки стали теплыми.

— Даже просто завести друзей трудно. Все пони хотят подружиться только для того, чтобы получить что-то от меня. — Октавия покачала головой. — Или Винил. Они хотят попасть в музыкальную индустрию. Они хотят славы и богатства благодаря ассоциации. И каждый жеребец или жеребчик, с которым я сталкивалась в последнее время, хочет хорошенько отхлестать меня по заднице в качестве завоевания. Говорю вам, мир стал ужасен.

Мод, держа чашку с чаем между передними копытами, подняла ее и сделала глоток, пока Октавия говорила. Она ничего не сказала, но взглянула на Тарниша. На мгновение ее уши приподнялись, и Мод постаралась передать Тарнишу, как она им гордится.

— Так что там с постелью? — спросил Тарниш негромким голосом.

Наливая чай, Октавия издала хриплый смешок:

— Мы все очень бедные в Троттингеме. Ну, я была такой. Я выросла в доме с двумя спальнями — лучшее, что мог позволить себе мой отец на зарплату сталевара. У нас, кобылок, была одна спальня и одна кровать. Мы спали все вместе. Мои братья, двое из них, спали в подвале, когда подросли. Наверное, это из-за того, как мы выросли, но мы, пони из Троттингема, обычно приглашаем гостей разделить с нами постель. Полагаю, это причудливый обычай старого мира. — Брови серой кобылы нахмурились. — Честно говоря, мне этого не хватает. Этого чувства единения.

— И я полагаю, что большинство жеребцов не упускают случая воспользоваться этим, — сказал Тарниш, чувствуя легкий стыд, но не понимая, почему ему стыдно. — Я просто очень рад, что не выставил себя дураком. В последний раз, когда я напился, меня повесили на дереве. Так я и познакомился с Мод.

— Какой ужас, несчастный. — Глаза Октавии наполнились искренним беспокойством. — Бедняжка, если бы кто-то из пони попытался повесить тебя на дереве, мне, возможно, пришлось бы открыть всему миру свои корни рабочего класса и растоптать их. У нас настоящая нехватка нежных пони, и это, ну, очень жаль.

— Я был молод и глуп. — Тарниш глотнул горячего чая, а затем уставился в свою чашку, испытывая водоворот эмоций. Это было приятно, собираться за столом для завтрака. Это было приятно. Он подозревал, что Мод рада, что у нее появилось больше друзей. Больше всего он радовался, что не наделал глупостей, потому что что-то в этом утре казалось ему не менее важным, чем бал накануне вечером.

— Это действительно здорово, — сказала Октавия, повторяя свои прежние чувства. — Мы с Винил просто не можем завести друзей без того, чтобы все пошло наперекосяк. Особенно Винил… она… одаренная. Благодаря ей я стала знаменитой. Винил, возможно, потому что она немая, одарена самыми совершенными ушами. Она не просто диск-жокей. Она продюсер и звукорежиссер. Она берет мою необыкновенную музыку и делает ее волшебной. Все, к чему прикасается Винил, она превращает в золото. Я не знаю, как ей это удается, но то, что она немая, только добавляет ей таинственности.

— Я просто хочу быть рок-звездой, — отшутилась Мод.

Октавия чуть не уронила чашку с чаем. Она фыркнула и поставила чашку на стол. Она посмотрела на Мод, тепло улыбнулась кобыле, а затем посмотрела на Тарниша:

— Она удивительная, не так ли? Это сухое чувство юмора. Это как хороший джин в холодный дождливый день.

— Я люблю ее больше самой жизни, — ответил Тарниш.

— Я понимаю, почему. — Октавия посмотрела на плиту, где готовила Винил, и ее взгляд задержался на подруге. Через мгновение она снова перевела взгляд на Мод и Тарниша. — Мне так этого не хватало. Этого… того, что мы делаем сейчас. Никаких ожиданий, ничего, просто хороший завтрак после совместного пробуждения. И танцы прошлой ночью… танцы прошлой ночью были впечатляющими.

— Танцы были потрясающими. Я мечтала о такой ночи с тех пор, как была маленькой кобылкой. Не думала, что когда-нибудь найду партнера. — Уши Мод слегка поникли — редкий признак эмоций. Она взглянула на Тарниша, и уголки ее рта слегка дернулись.

Ухмыляясь, Винил Скретч подошла к столу, неся четыре тарелки с едой. Она поставила первую тарелку перед Октавией, поцеловала ее, затем поставила тарелку перед Мод. После секундного колебания она быстро чмокнула ее в щеку. Обойдя Мод, она поставила третью тарелку перед Тарнишем, улыбнулась еще шире, поцеловала его в морду, а затем, после минутного раздумья, также целомудренно чмокнула Тарниша в щеку, взглянув на Октавию. Обслужив всех пони, Винил села за стол и поставила перед собой четвертую тарелку.

— О боже, — сказал Тарниш, глядя на свою тарелку. Жареные яйца, жареные грибы, жареные помидоры, кусочки того, что казалось жареным кабачком, тосты с фасолью и драники. Все выглядело так вкусно, что он не знал, с чего начать.

Пока Тарниш сидел и смотрел на свою тарелку, Винил поставила на стол блюдо с булочками, а затем с грохотом поставила рядом с булочками банку с лаймовым мармеладом. Винил был искусна в магии, и Тарниш не мог не почувствовать легкую зависть.

— Итак… как вы двое познакомились? — спросила Мод.

— Мы спали в одной постели, — ответила Октавия с нотками смеха в голосе. — Я только что приехала в Эквестрию. Я была очень бедной, у меня не было ничего, кроме чемодана и нескольких монет. Мне пришлось продать свою виолончель, чтобы перебраться через океан. Мне нужно было уехать из Троттингема… Я не хотела становиться домохозяйкой или сталеваром. Я встретила Винил на вокзале в Филлидельфии. Она пыталась добраться до Ванхувера, потому что там ее ждала работа, но у нее не хватало бит на билет на поезд. Мы собрали наши биты и купили спальное купе в поезде. — Глаза Октавии затуманились, и она уставилась в свою тарелку.

— Так что же случилось, когда вы добрались до Ванхувера? — спросила Мод.

— Винил кинула. — Октавия нахмурилась, и ее уши раздвинулись в стороны. — У пони, который должен был дать ей работу, не было работы, но он предложил, чтобы мы все равно работали на него… есть способы заработать деньги для нуждающейся кобылы. Все это было частью уловки, чтобы заманить кобыл, которым не повезло, в проституцию и продать их в лагеря лесорубов. Я избила его до полусмерти, а Винил украла его деньги. — Октавия сделала паузу, и ее уши навострились. — Мы выбрались из Ванхувера и ушли от этого отвратительного сутенера. Мы сели на поезд до Лас-Пегасуса. Винил нашла работу студийного звукорежиссера, и мы познакомились с очень добрым и очень ярким жеребцом с восхитительным сценическим именем Павлин. Он помог мне получить работу в оркестре, который исполнял музыку для ночных шоу. — Октавия покачала головой. — Это были тяжелые времена. Сложные времена. У нас с Винил была малогабаритная квартира с одной маленькой кроватью, которую мы делили на двоих. Это были только мы против всего мира.

— Каким-то образом вы оказались здесь, — сказала Мод, поднимая копытом ложку.

— Мы выстояли вместе. — Октавия посмотрела на Винил, а затем снова на Мод. — После долгих усилий и тяжелой работы мы выбрались из Лас-Пегасуса. Мы приехали в Понивилль, потому что там было дешево жить. Я нашла работу в Кантерлоте, занимаясь музыкой, и Винил тоже нашла работу в Кантерлоте в качестве продюсера и звукорежиссера. Когда мы устроились, у нас появилось больше времени для наших увлечений. Вот так мы и оказались здесь, с вами двумя, завтракающими после совместного сна.

Тарниш, наполняя свою тарелку едой, не мог отделаться от ощущения, что это начало прекрасной дружбы. Ему нравились Октавия и Винил. Более того, казалось, что Мод они тоже понравились. Никому не нравится быть одному, Тарниш понимал это слишком хорошо, и хорошо иметь друзей. Сложность была в том, чтобы найти подходящих пони.

Октавия и Винил, еще одна пара из земного пони и единорога, были именно такими пони.

17. 202

Стоя перед шкафом, Тарнишед Типот рассматривал висевшую в нем одежду. Его смокинг и платье Мод. Они оказались на полу у Октавии и Винил. К удивлению и облегчению Тарниша, они не помялись, вероятно, благодаря какой-то непонятной ему магии.

Гелиантус исчезла, отправившись разбираться с какой-то чрезвычайной ситуацией. Возможно, ей нужно было спасать пони, Тарниш не знал. Октавия и Винил собирали вещи, чтобы уехать. Скоро Тарниш и Мод будут собирать вещи. Возможно, уже сегодня. Многое еще даже не было распаковано. Тарниш понял, что при необходимости они с Мод могут уехать через несколько минут.

Он не возражал против отъезда; более того, ему не терпелось снова отправиться в путь. Он посмотрел на свой смокинг, вздохнул и подумал о приятных воспоминаниях. У них с Мод появились друзья. Взрослые друзья. Таких друзей, которых обретаешь в паре. Мама говорила ему о таких вещах, что это признак взросления.

В аппартаментах было пусто, кроме него самого. Мод ушла за чем-то в магазин, и Тарниш не пошел с ней, решив остаться здесь, чтобы немного побыть в тишине и разобраться в себе.

Стоя там, перед шкафом, он услышал, как его зовут. Он моргнул, огляделся, и его взгляд упал на волшебное зеркало, которое стояло на столе в лучах солнечного света. Он пересек комнату, подошел к столу, поднял зеркало телекинезом и заглянул в него. Он увидел лицо Твайлайт, а затем услышал ее голос.

— Ура! Оно работает! Я сделала свое собственное волшебное зеркало, изучив то, которое хранилось у принцессы Селестии! Это было довольно сложно! — Голос Твайлайт был ликующим и восторженным.

Пораженный, Тарниш моргнул.

— Хорошо выглядишь, Тарниш… теперь мы можем видеть друг друга. Зеркала работают в обе стороны. Теперь у нас есть более надежное средство связи, и я могу связаться с тобой. Это здорово. Матрицы заклинаний были такими сложными, но я справилась, и теперь мы можем разговаривать! Это потрясающе!

— Привет, Твайлайт, — сказал Тарниш, преодолевая оцепенение. — Как… дела?

— О, все замечательно. А как дела у тебя? — В зеркале Твайлайт улыбнулась.

— Мы с Мод прекрасно проводим время, — ответил Тарниш. — Скажи… Твайлайт, ты знаешь что-нибудь о пони по имени Гелиантус?

— О, подруга принцессы Селестии. — Твайлайт в зеркале поджала губы и покачала головой. — Принцесса Селестия познакомила меня с ней. По правде говоря, я нахожу Гелиантус немного раздражающей. Она глупая и какая-то… ну… я не знаю. Она не воспринимает все всерьез и немного действует мне на нервы. Но она и принцесса Селестия — лучшие подруги.

— О, правда… — Что-то в глубине мозга Тарниша насторожилось при виде этой информации. Что-то в облике большой белой земной пони вызывало у него любопытство, и в какой-то момент, сам того не осознавая, он уловил странную мысль, что Гелиантус могла быть кем-то другим. — Так ты видела их вместе в одной комнате?

— Что за странный вопрос, ты в порядке, Тарниш? — Зеркальное отражение Твайлайт несколько раз обеспокоенно моргнуло. — Гелиантус ведет себя как глупая кобылка и заставляет принцессу Селестию смеяться. Она пускает пузыри в свой чай. Она пьет слишком много.

— О, не знаю, — пожал плечами Тарниш и одарил Твайлайт виноватой ухмылкой, зная, что она его видит, — ничего страшного, просто мне пришла в голову очень глупая мысль, одна из тех абсурдных мыслей, которые сидят у тебя в голове.

— У меня они постоянно возникают! — Изображение Твайлайт отвернулось от зеркала. — О черт, мне нужно идти! Повсюду дым! СПАЙК!

Тарниш услышал далекий голос:

— Я этого не делал. — После этого зеркало потухло. Он положил зеркало на стол в солнечном уголке, посмотрел на свои седельные сумки в углу и не мог дождаться, когда снова отправится в путь.

Моргнув, Тарнишед Типот посмотрел вниз на пакет, оставленный перед дверью его квартиры. В коридоре не было видно ни одного пони. Посылка была завернута в газету и ярко-розовую ленту. Еще раз осмотревшись, Тарниш поднял его и занес в апартаменты.

Он положил его на кухонный стол, сел и потянул за ленточку. На стол упал маленький бумажный конверт, и Тарниш подхватил его телекинезом. С осторожностью он вскрыл его, не желая порвать. Внутри лежала записка. Он вытащил записку, развернул ее и начал читать.

Тарнишед Типот

Спасибо за прекрасное время, проведенное вместе. Я давно не видела Октавию такой счастливой. Думаю, она скучает по друзьям. Нам очень трудно, потому что все пони чего-то от нас хотят. Октавии также очень трудно доверять жеребцам из-за некоторых вещей, которые произошли. Я думаю, что ты, возможно, восстановил ее веру, и она продолжает говорить о тебе. Приятно слышать, что она счастлива.

Наслаждайся книгой. Это учебник по магии, но в нем все разложено на простые и понятные термины. Это должно помочь тебе. Тебе лучше усердно заниматься, потому что я буду проверять тебя.

Надеюсь, скоро увидимся, Винил Скрэтч.

Улыбаясь, Тарниш сложил записку, положил ее на стол и начал отдирать газету. Кто-то из пони использовал комиксы в качестве оберточной бумаги. Когда газета отлетела, перед ним оказалась потрепанная книга в твердом переплете.

Обложка была темно-синей со светло-голубыми и золотыми акцентами. Она была потрепана, углы потерты и закруглены. Страницы явно видали лучшие времена. Тарниш поднял ее и прочитал обложку.

Сущностное применение практической магической теории.

Под заголовком Тарниш увидел золотой шрифт чуть меньшего размера и тоже прочитал.

Руководство от Санбёрста.

Он раскрыл книгу и заглянул внутрь. Книга немного пахла духами, пивом, кленовым сиропом и чем-то почти как сигарный дым. Винил Скрэтч набросала множество заметок на полях. На первых нескольких страницах было что-то, что Тарниш принял за виноградное желе, но не мог быть уверен.

Он закрыл книгу, поднес ее к лицу и потерся о нее щекой, испытывая счастье, которое невозможно было выразить словами. Очевидно, эта книга была очень дорога Винил, и то, что она отдала ее ему, говорило Тарнишу, что он очень дорог ей.

Он сидел на своей кухне, улыбался, чувствовал себя очень хорошо и был рад, что приехал в Мэйнхэттен. Это была замечательная поездка, и ему не терпелось показать Мод свой подарок.

Мод Пай вошла в дверь с несколькими коробками на спине. Она двигалась с той плавной грацией, которая присуща только земным пони, не задевая и не раскачивая коробки, которые несла, и прошла в гостиную.

Тарниш сразу же начал помогать, поднимая коробки телекинезом и ставя их на пол, улыбаясь при этом. От Мод пахло духами и тем, что Тарниш мог описать только как запах универмага. Охваченный любопытством, Тарниш принялся рассматривать коробки, гадая, что же взяла Мод.

— Я купила несколько практичных вещей, — безэмоциональным голосом сказала Мод. — Я нашла несколько очень хороших одеял на случай, если станет холодно. Конечно, у нас есть мы сами, чтобы согреться. — Мод повернула голову и посмотрела на Тарниша. — С наступлением осени ночи будут прохладными. Мы также можем провести некоторое время в горах, и если это случится, то ночью и даже днем будет холодно.

— Детка, я могу быть твоим горячим шоколадом, — сказал Тарниш, поиграв Мод бровями.

Глаза Мод немного расширились, и она стояла молча. Ее ноздри слегка раздувались, а грудь расширялась, когда она делала глубокий вдох:

— Ты просто умора. Ты всегда знаешь, что сказать.

Тарниш рассмеялся собственной шутке, а затем спросил:

— Так, что еще ты купила?

— Я купила шлем для себя. Чтобы солнце не попадало на голову и шею. Есть два плаща из холщовой ткани с шерстяной подкладкой. Они защитят от дождя. Последнее, чего мы хотим, это быть мокрыми и холодными. Я также взяла шерстяные шапки, шерстяные шарфы и шерстяные согревающие повязки для ног, потому что мы можем потерять много тепла через ноги, если наступит сильный холод. — Мод подмигнула Тарнишу. — Важно быть готовым.

— Хорошо. — Тарниш поднялся во весь рост и посмотрел на Мод. — Винил Скретч оставила мне небольшой подарок перед нашей дверью. Книгу, чтобы помочь мне с моей магией. Так что мне есть что почитать во время нашего путешествия домой. А ты? Нашла что-нибудь интересное?

— Нашла, — ответила Мод. — Я нашла очень интересную книгу.

— Что это? Как она называется? О чем она? — Тарниш почувствовал растущее любопытство, но он подозревал, что это книга о камнях. Одна бровь приподнялась, когда Мод залезла в сумку и начала там рыться. Когда она опустила голову в сумку, а ее крестец поднялся в воздух, Тарниш начал чувствовать себя немного взволнованным, его шестнадцатилетние гормоны напомнили ему, что крестец был теплым и восприимчивым к его ухаживаниям.

Мод вытащила голову из сумки, и в зубах у нее оказалась книга. Тарниш опустил голову и посмотрел на книгу, которую она держала. Первое, что он увидел, были цифры, напечатанные жирным черным шрифтом. 202. Какое необычное название. Тарниш сосредоточился на обложке, и ему потребовалось несколько долгих секунд, чтобы понять, что там были две маленькие пони в очень необычной позе, и они делали…

НЕТ! Тарниш в шоке вскинул голову, его рот раскрылся. Не удержавшись, он снова опустил голову и посмотрел еще раз. Да, эти пони трахались, но делали это таким странным образом. Тарниш наклонил голову из стороны в сторону, пытаясь осознать происходящее. Кобыла лежала на спине на ровной поверхности, откинув голову назад, а жеребец сидел на ее морде, упираясь копытами по обе стороны ее тела. Казалось, что она находится на возвышенной поверхности, как кровать или стол.

202. Тарниш догадался, что здесь будет двести две позиции странного, причудливого акробатического секса. Он не мог поверить, что Мод купила эту книгу. Она все еще держала ее во рту, глядя на него своими идеальными, прекрасными глазами. Он увидел, как она моргнула, и услышал слабый шелест ее ресниц — звук мягкий, как падающие снежинки.

Усмехнувшись, Тарниш вынул книгу изо рта Мод и услышал, как она сказала:

— Мне нравится сто шестьдесят.

Глаза Тарниша заметались по квартире, словно он подозревал, что его застанут за чтением грязной книги. Он нервничал, его копыта вспотели, он раскрыл книгу, пролистал страницы и в мгновение ока нашел позицию сто шестьдесят.

Она была на двух страницах, как и все остальные позиции, показанная под разными углами и предлагающая советы для достижения наилучших результатов. Эта позиция показывала кобылу, сидящую на морде жеребца, верхом на нем, упираясь передними копытами в его грудь. Тарниш почувствовал, что у него пересохло во рту, и сглотнул. Кобыла в книге выглядела вполне счастливой, сидя на морде своего любовника; ее язык был высунут, глаза закатились, а спина выгнута дугой от удовольствия.

Там было несколько абзацев о том, что делать, как делать, как добиться большей глубины, как использовать подбородок для стимуляции клитора кобылы, и даже полезный совет съесть несколько терпких мятных конфет перед встречей, чтобы добавить восхитительное охлаждающее ощущение и усилить удовольствие кобылы.

Тарниш опустил книгу, услышав шелест бумаги, и посмотрел на Мод, которая что-то доставала. Он чуть не выронил книгу, когда увидел пакет с мятными конфетами, которые Мод вытащила из сумок и свертков. Она держала пакет с конфетами во рту и смотрела на него, моргая. Что-то было в этих глазах… Тарнишу вдруг стало трудно дышать.

В этой ситуации можно было сделать только одно. Тарниш выхватил у Мод пакет с мятными конфетами, разорвал его, достал несколько конфет, с помощью телекинеза сорвал целлофановые обертки, бросил конфеты в рот, бросил пакет с мятными конфетами вместе с пустыми обертками, поднял Мод телекинезом, не выпуская из рук книгу, и унесся в сторону спальни, запрокидывая голову и фыркая.

Самое лучшее обучение — это книги и много практики.

18. Одна из семьи

Мэйнхэттен теперь был лишь ярким свечением позади них, пока они дрейфовали по направлению к дому на воздушном корабле, любезно предоставленном Три Хаггер. Они улетели после того, как Твайлайт Спаркл неистово позвала на помощь через зеркало. Пинки Пай попала в беду, Твайлайт не сказала, что случилось, только сообщила, что Пинки Пай возвращается на ферму камней и что срочно нужна Мод.

Прощаясь, Три Хаггер вернулась к своей легкомысленной манере поведения, которая, как Тарниш теперь точно знал, была публичной личиной. Дирижабль, который она им предоставила, был небольшим, чем-то похожим на яхту, и на нем находилась команда.

Это путешествие на Мэйнхэттен, каким бы коротким оно ни было, стало временем, которым Тарниш будет дорожить. Они с Мод подружились, прекрасно провели время и теперь собирались внести свой вклад в спасение мира.

Стоя на палубе, Тарниш гадал, что случилось с Пинки Пай. Твайлайт была очень расстроенной и встревоженной. Из того немногого, что знал Тарниш, следовало, что Пинки Пай рыдала и очень нуждалась в сестре. Твайлайт назвала это кризисом. В данный момент Тарниш ничего не мог сделать, кроме как ждать. Ему было интересно, как Мод справится с этим. Он полагал, что прямой подход — единственный способ узнать, как она справляется.

Стоя рядом с Тарнишем, Мод дрожала от прохладного ночного воздуха, сильный ветер трепал ее платье. Она придвинулась чуть ближе к Тарнишу, благодарная за то, что он спросил, как у нее дела. У него это хорошо получалось: прямо спросить и не стесняться.

— Хотела бы я знать, что так расстроило мою сестру Пинки, — сказала Мод Тарнишу, когда звезды скрылись за горизонтом. — Я не могу представить, что это может быть. Она должна была вернуться в Понивилль с Твайлайт и Эпплджек, пока мы были в Мэнхэттене. Может быть, ее питомец умер. Я была бы опустошена, если бы что-то случилось с Боулдером.

— Я уверен, что мы скоро все узнаем. Мы должны быть дома к рассвету, если ветер будет попутным. — Тарниш, которому было холодно, старался не стучать зубами. Будучи гораздо более высоким пони с гораздо более длинными ногами, он имел гораздо большую площадь поверхности для потери тепла. Его шея также была длиннее, что усугубляло проблему. Низкорослые, коренастые пони лучше переносили холод.

— Ты не очень-то много читаешь, — заметила Мод мягким голосом, который был едва слышен из-за ветра.

— Я беспокоюсь о своей сестре. — Тарниш сделал долгую паузу, закрыл глаза и вздохнул. Правда вышла наружу. Больше не было смысла ходить вокруг да около. Открыв глаза, он повернул голову и увидел, что Мод смотрит на него вверх, а в ее глазах отражаются звезды ночного неба. Она была прекрасна, совершенна, настолько, что на мгновение он утратил контроль над своими мыслями.

Мод молчала, и Тарнишу стало интересно, о чем она думает. Он смотрел, как она моргает, ее веки двигались так же медленно, как кленовый сироп в зимнюю стужу. Он видел каждый ее вдох, пар из ноздрей, и слышал слабый, мягкий шелест ее платья, натягиваемого ветром.

Хотя они с Мод много общались, Тарниш понимал, что определяющими в их отношениях были тихие моменты, моменты молчания, когда ничего не нужно было говорить, как сейчас. Как ни трудно было набраться смелости и заговорить с пони, который тебе нравился, которого ты любил или который тебя интересовал, еще труднее было молчать с ними. Молчание могло быть неловким и неудобным. Всегда возникала необходимость наполнить воздух звуком, чтобы избежать этого неловкого молчания.

Пока, конечно, вы не достигали момента, когда понимали, что самые важные вещи в отношениях можно передать только в тишине. Обмен взглядами. Любящий взор. Такой томительный зрительный контакт, который длится секунды, минуты, эти драгоценные мгновения растягиваются в часы, и никто не возражает против этого. Многое можно сказать приподнятой бровью. Медленным морганием. Подергиванием уха. В общении с молчунами поцелуй мог служить пунктуацией.

Тарниш воспользовался моментом, чтобы отметить все, что было сказано между ним и Мод.

Ферма камней семьи Пай была залита розовым сиянием рассвета. Из трубы поднимался дымок. Было еще недостаточно холодно для заморозков, но это произойдет, возможно, всего через два месяца. Лето определенно заканчивалось, и осень скоро объявит о своем наступлении.

Для Мод и Тарниша это была бессонная ночь. Мод, переживая за сестру, никак не могла уснуть, а Тарниш, беспокоясь и за Мод, и за Пинки, бодрствовал. Они стояли на палубе, пока корабль готовился к посадке.

Когда шасси едва коснулись сухой серой почвы каменной фермы, Мод перепрыгнула через поручень палубы, не дожидаясь, пока спустят трап. Она легко перемахнула через поручень и приземлилась, ее копыта подняли тучу пыли в месте удара о землю.

Не теряя времени, она направилась к дому, пока Тарниш, который нес их багаж, ждал, когда опустят трап. Он обеспокоенно смотрел, как Мод исчезает в дверях, и его охватила настоятельная потребность последовать за ней, но он был вынужден продолжать ждать.

Нагруженный вещами, Тарниш протиснулся через заднюю дверь и прошел на кухню, радуясь возвращению домой, но беспокоясь о своей семье. На него обрушился запах кофе и завтрака. Пинки Пай не было видно. Его уши навострились, когда он услышал голос Клауди.

— … она вернулась на поезде, и Игнеус был там, чтобы поприветствовать ее. Она в ужасном состоянии. Не хочет говорить о том, что случилось. Ее не было и дня, она приехала на поезде в Понивилль рано утром, а домой вернулась поздно вечером. Пришла домой, выплакав все глаза. Прошлой ночью она отключилась где-то в темное время суток, после полуночи.

Марбл, чьи копыта не издавали ни звука, прокралась на кухню, резко выдохнула и бросилась к Мод. Она обняла и прижалась так крепко, как только могла, потом несколько раз поцеловала сестру, радуясь встрече. Она отпустила Мод только для того, чтобы наброситься на Тарниша.

От удара она чуть не опрокинула его на землю, а Тарниш все еще не совсем привык к ласке твердых, мощных, восторженных земных пони. К его чести, он достаточно пришел в себя, чтобы обхватить передней ногой шею Марбл и ответить ей лаской на ласку.

— Прости, Мод, — сказала Марбл, обнимая Тарниша, — это не то возвращение домой, которого ты заслуживаешь…

— Но один из нас в беде, — ответила Мод, прервав сестру. — Так что то возврашение домой, что досталось мне.

Тарниш отпустил Марбл, когда она отстранилась, и наблюдал, как Мод садится за кухонный стол. Она налила кофе из стоявшего на столе перколятора, поднесла кружку поближе, сгорбилась над ней и стала вдыхать ароматный, насыщенный пар.

Сев за стол, Тарнишед Типот принялся заваривать чайник своего особого чая.

Нет ничего более печального, чем рыдающая Пинки Пай. Это был настолько печальный звук, что невозможно было ни о чем думать хорошо, и все, что можно было сделать, это тоже грустить, слушая его. Каждый ее всхлип был похож на смерть радости и нес в себе страх, что можно больше никогда не узнать счастья.

Стоя возле стены, Тарниш наблюдал, как Мод обнимает сестру. Он чувствовал себя ужасно, не зная, что делать. Он любил Пинки; она никогда не переставала быть его другом, никогда не отказывалась от него, даже когда было трудно быть его другом, когда его талант еще не был под контролем. Конечно, она была косвенно ответственна за его изгнание, но он не винил ее за это. Она нечаянно подтолкнула его на путь величайшего приключения в его жизни. Дорога, которая привела его к Мод.

Моргнув, Тарниш увидел, как Мод сделала одно из самых выразительных лиц, которые он когда-либо видел. Ее глаза и уши метнулись в сторону Пинки, как будто она показывала ему на сестру. Она сделала это снова, потом в третий раз, и Тарниш понял, что Мод хочет, чтобы он утешил Пинки. Он зашаркал к дивану, волоча копыта, и сел по другую сторону от Пинки Пай, втиснув ее между собой и Мод. Он наклонился и…

Внезапно Пинки Пай схватила его смертельной хваткой. Его глаза вылезли из глазниц, и он пытался вдохнуть. Он слышал шум крови в ушах и стук собственного сердца. В тот момент, когда объятия стали невыносимыми, они ослабли настолько, что он смог продолжить дышать и остаться в живых. Пинки Пай прижалась мокрым лицом к его шее, и все ее тело сотрясалось от рыданий. Он почувствовал, как Мод обхватила его передними копытами, а затем Пинки оказалась зажата между ними.

Похоже, это помогло: либо Пинки утешилась, оказавшись между двумя пони, которым она доверяла и которых любила, либо она была зажата до такой степени, что не могла втянуть достаточно воздуха, чтобы продолжать рыдать. Тарниш устроился поудобнее, обхватил Мод одной из передних ног и положил подбородок на голову Пинки. Он чувствовал, как ее вялая, безжизненная грива прилипла к его шее. Она потеряла свое счастье, свою радость, вялая, безжизненная грива была плохим знаком. Он знал, как вылечить Мод, когда она была подавлена, но он не знал, как вылечить Пинки. Он почувствовал, как ухо дернулось у него на щеке, и Пинки вздрогнула, прижавшись к нему.

Лаймстоун расхаживала взад-вперед по гостиной, места было не так уж много, но как-то Лаймстоун справлялась. Время от времени она фыркала, выглядя одновременно немного сердитой, немного обеспокоенной и немного грустной. Марбл сидела на стуле с высокой спинкой, стуле ее отца, у нее были слезящиеся глаза, и она постоянно сопела.

Игнеус стоял в дверях, на время исчезал на кухне, а потом снова появлялся в дверях, на его лице была написана боль, которую в такой ситуации мог знать только отец. Одна из его дочерей страдала, а он не мог исправить ситуацию. Он даже не знал, в чем дело. Пинки Пай ничего не сказала.

На кухне Клауди готовила утешительные блюда, справляясь с ситуацией единственным известным ей способом — продолжать трудиться и много работать. Это было все, что она знала, все, что она понимала, и упорная работа не давала ей сломаться и заплакать. В доме и так было достаточно слез, и Клауди твердо решила не плакать.

Но ее драгоценная, чудесная розовая кобылка, которой она так дорожила, усложняла задачу.

На исходе своей выносливости Тарнишед Типот зевнул. Он не собирался этого делать, просто это вырвалось само собой. Была уже середина утра. Он устал, его мутило от долгого сидения на одном месте, и он был эмоционально истощен.

Пинки Пай находилась в промежуточном состоянии: она плакала, но не рыдала, слезы текли по ее щекам, но она не рыдала. Она отстранила голову от Тарниша, посмотрела вверх, несколько раз моргнула и голосом, в котором пузырилась мокрота, сказала:

— Ты, кажется, хочешь спать.

Это были первые слова, которые она произнесла за все утро.

— Мы оба не спали всю ночь, беспокоясь о тебе, — сказала Мод сестре.

— Я тоже хочу спать, но я не хочу спать одна. Мне нужна моя сестра. Можно я лягу с тобой в постель? — Пинки Пай посмотрела в глаза Мод и умоляюще посмотрела на сестру.

Мод моргнула:

— Пинки Пай, я…

Сжав Пинки, Тарниш вмешался с мягким восклицанием:

— Существует причудливая Троттингемская традиция делить постель. — Тарниш протянул копыто и смахнул несколько слезинок с лица Пинки мягким прикосновением своей ноги. — Я буду спать на одной стороне, Мод — посередине, а ты можешь спать на другой стороне. Вы с Мод можете обниматься вместе, как вы делали это, когда были жеребятами, а когда мы проснемся, может быть, ты расскажешь нам, что случилось.

— Это было бы здорово, — сказала Пинки Пай, фыркнув. — Мне сейчас так больно. Я не хочу быть одна.

Мод Пай выдохнула, посмотрела на своего мужа, а затем взглянула на сестру:

— Давай, Пинки, отнесем тебя в постель. Может быть, когда мы все проснемся, нам станет легче. — Мод начала растирать шею Пинки, пока ее сестра отстранялась от Тарниша. Она еще раз взглянула на мужа. — Что касается тебя, спасибо, Тарниш.

— Э, не стоит благодарности, — ответил Тарниш, радуясь, что он чему-то научился в своей дружбе с Октавией и Винил. Тарниш оглядел комнату, встречаясь глазами с каждой встревоженной мордочкой, пытаясь успокоить их. — Спокойной ночи, все пони, мы отправляемся спать.

Казалось, было неважно, что уже середина утра.

19. Розовый — самый печальный цвет

Кровать была тесной, но теплой. У Октавии и Винил была большая кровать, а эта была немного меньше, чтобы поместиться в маленькой спальне Мод. Открыв глаза, Тарниш увидел приглушенный фиолетовый цвет и ярко-розовую гриву, переплетенные вместе. Зажмурив глаза, он увидел, что Мод прижимает к себе Пинки. На мгновение Тарниш изумился тому, как близки могут быть две сестры; даже во время крепкого сна что-то в том, как Мод держала Пинки, показалось ему защитным и по-сестрински заботливым.

Протянув переднюю ногу, он погладил Мод по шее, а затем, почти в задумчивости, протянул копыто и прикоснулся к Пинки Пай — мягко, ободряюще, ласково. Он думал о том, как дорога ему Пинки, как много она значит, что она значит для него. Как и Мод, Тарниш хотел счастья Пинки больше, чем своего собственного. Почему? Он знал, что это сделает Мод счастливой, что Мод будет довольна им, а он хотел, чтобы Мод была довольна им, но дело было не только в этом. Пинки Пай была очень, очень розовой, она была драгоценной, и какая-то часть его души хотела, чтобы она была в безопасности, защищена и счастлива. То же самое он чувствовал к Лаймстоун и Марбл. Они были рядом в самые тяжелые времена.

— Перестань думать так громко.

От испуга Тарниш отшатнулся назад, моргнул и ударился головой о стену, которая находилась у него за спиной. Потратив секунду на то, чтобы прийти в себя, Тарниш издал негромкий смешок, протянул копыто и ткнул Мод им.

— Ничто так не заставляет задуматься о своих отношениях с кем-то, как лежание в постели с кем-то из пони. Я тоже делала это в постели Октавии. Сейчас я лежу здесь и думаю о твоих отношениях с моими сестрами и чувствую облегчение.

— Облегчение? — спросил Тарниш тихим голосом. Под одеялом он почувствовал, как хвост Мод взметнулся к его ногам. Когда одеяло зашуршало, в нос Тарнишу ударил запах его соседей по кровати. Мод пахла Мод, а Пинки… почему-то Пинки Пай пахла глазурью. Или, возможно, каким-то тортом.

— Да, — ответила Мод, больше ничего не сказав. Она притянула Пинки ближе, и розовая пони вздохнула во сне. Мод смахнула с глаз Пинки ее длинную прямую гриву, а затем поцеловала сестру в щеку.

— Я пойду приму душ, — негромко сказал Тарниш, пытаясь выкарабкаться из кровати, не потревожив остальных. Он перебрался вниз, к изножью кровати, потому что стена упиралась ему в спину, а он не хотел перелезать через Пинки Пай и Мод. В его нынешнем состоянии это было бы неловко и неудобно. Мод, может, и не возражала бы, но Пинки Пай… Тарниш как-то ухитрился одновременно содрогнуться и негромко рассмеяться над своим затруднительным положением.

Мод, которая, похоже, не возражала против того, что Тарниш прижимался к ней во время своего побега, вздохнула и сказала:

— Думаю, я останусь здесь с сестрой…

Стоя в душе, Тарниш позволил горячей воде бить по спине и стекать по бокам. Душевая лейка была старой, почти антикварной, сделанной из меди, и имела форму подсолнуха. Он закрыл глаза, вдохнул пар и почувствовал, как вода впитывается в его шерсть. Пока он стоял там, вода брызгала на него, его летняя шерсть линяла, и он смог отрастить зимнюю. Сотни маленьких волосков смыло в канализацию.

Друзья. Дружба. Когда-то в своей жизни Тарниш был очень одинок. Он упустил многое из того, что происходило вместе с друзьями. Теперь ему пришлось наверстывать упущенное. На лице Тарниша появилось сосредоточенное выражение, а его брови сошлись, когда он подставил левое ухо под душевую лейку.

Быть женатым на Мод и быть хорошим мужем требовало работы. Усилий. Быть влюбленным и быть хорошим мужем требовало усилий с его стороны. Нужно было поддерживать отношения. Это было непросто, потому что Мод была, ну, Мод была Мод, и все тут. Дружба или, в данном случае, братские отношения ничем не отличались друг от друга; здесь требовалось внимание. Это не было чем-то, что просто произошло.

Стоя под струями воды, Тарниш наклонил голову, и теперь его правое ухо оказалось под струями горячей воды. Октавия и Винил Скрэтч тоже требовали особого подхода. Его дружба с Октавией и Винил была больше похожа на отношения на расстоянии, по крайней мере, в данный момент, и Тарниш не знал, что делать.

Была еще его мать, Пинни Лейн, но не только она, была и другая мать, Клауди Кварц, и еще Игнеус. Была семья; да, теперь у него точно была семья, но эти сложные отношения не могли существовать сами по себе. Они требовали работы, усилий, нужно было многое сделать, чтобы взрастить эти многочисленные связи и поддерживать их.

Чувствуя себя несколько подавленным, Тарниш присел, низко опустив голову, понимая, насколько сложной и запутанной стала его жизнь с тех пор, как он взял на себя ответственность за себя, повзрослел и собрал все воедино.

Впереди было много тяжелой работы. Это было почти как… ну, почти как сад дружбы. Он посадил, он разбил сад, теперь нужно было только расти и наблюдать, как все созревает. Пинки Пай в ее нынешнем состоянии была похожа на драгоценный, хрупкий цветок, за которым нужно ухаживать. В саду появились сорняки, и теперь пора было приниматься за работу.

Подняв телекинезом флакон с жидким мылом, Тарниш размазал его по всей длине спины, поднял щетку с жесткой щетиной и начал натирать себя, пока еще больше шоколадно-коричневой шерсти смывалось в канализацию. С каждым движением щетки все больше летней шерсти линяло, и Тарниш почувствовал слабый зуд, который невозможно было игнорировать.

Когда он рос, его по большей части оставляли одного. У него не было друзей. Его талант отталкивал от него других пони. Теперь, став взрослым, Тарнишед Типот пытался разобраться во всем этом, но это были не простые, легкие отношения жеребят. Нет, Тарниш застрял в сложных, трудных, потенциально изменчивых отношениях взрослой жизни; здесь были границы, негласные правила, сложные социальные нравы, бесконечное количество нюансов и поведенческих признаков, которые Тарниш никогда не изучал и не экспериментировал с ними в детстве. Теперь ему предстояло разобраться во всем и наверстать упущенное. Тарниш был брошен в глубокую воду, чтобы научиться плавать.

Глубоко задумавшись, Тарниш понял, что Мод находится в похожем состоянии; у нее тоже не было много друзей в детстве, но у нее, по крайней мере, была семья. Она тоже спотыкалась в процессе обучения. Ему было интересно, что она думает об их дружбе с Октавией и Винил Скрэтч; это была несколько более сложная дружба, поскольку Октавия и Винил были частью очень взрослой семейной пары, дружащей с другой семейной парой. Это были непростые четырехсторонние отношения, у которых, вероятно, были свои правила, и Тарниш не знал, какие именно. Все усложнялось тем, что Октавия и Винил были кобылами. Тарниш должен был быть дружелюбным, но при этом уважать границы. Он должен был быть дружелюбным, но не кокетливым. Существовала невидимая граница, о которой он знал, но не знал ее местоположение; пересечение этой границы могло заставить Мод ревновать, но также могло разозлить Октавию или Винил. Если это произойдет, последствия будут ужасными: Тарниш получит трех кобыл, которые будут на него обижены — трех. Это было слишком много для того, чтобы исправить все сразу, и, несомненно, ситуацию было трудно сгладить, если, конечно, предположить, что эти три кобылы позволят ему добиваться прощения.

Подобная дружба подразумевала доверие, а это было весьма обременительно. Тарниш встряхнулся в душе, продолжая натираться. На его шкуре образовалась густая пена. Жесткая щетина щетки распушила множество тонких волосков, маленьких, крошечных, коротких волосков, и он мог бы чесать свой зуд до тех пор, пока продолжал скрести. Он намылил себя еще мылом. Тарниш был уже высоким пони, и его нужно было мыть. Он вырос за лето и все еще рос как сорняк.

Когда Тарниш вошел в комнату Мод, он услышал, как она и Пинки негромко разговаривают друг с другом. Пройдя несколько шагов, Тарниш оказался рядом с кроватью. Опустив голову, он ласково поцеловал основание уха Пинки, надеясь подбодрить розовую пони.

Раздался какой-то необычный звук, и когда Тарниш отстранился, он увидел, что в гриву Пинки вернулось несколько драгоценных локонов. Пинки немного повернула голову, и теперь и она, и Мод смотрели на него. Пинки подняла передние ноги, и он почувствовал, как они сомкнулись вокруг его шеи. Это было теплое, крепкое, но нежное объятие, и Тарниш почувствовал, как его притягивают ближе. Он прислонился к кровати, позволяя Пинки обнять его, и почувствовал ее дыхание на своей шее.

— Мод, тебе так повезло, — сказала Пинки Пай ласковым голосом, тронутым грустью. — У тебя есть Тарниш, и он как раз подходит тебе. Мне так не повезло.

— Что случилось, Пинки? — спросила Мод сдержанным монотоном.

— Я не знаю, могу ли я говорить об этом, — ответила Пинки, качая головой и прижимаясь к шее Тарниша. — Но я знаю, что мне нужно поговорить об этом… это так больно.

Тарниш опустился передней половиной туловища на кровать и подпер задними ногами заднюю половину. Пинки все еще обнимала его. Он устроился так, как только мог, и долго слушал. Как только он начал устраиваться поудобнее, Пинки затащила его на кровать полностью, а Мод потянула за собой и Пинки, и Тарниша, освобождая место на кровати. Тарниш лег на живот и вытянул ноги, пока не устроился поудобнее в позе пони-буханки.

— У меня был особенный пони, — начала Пинки Пай грустным, писклявым голосом. — Когда я вернулась домой, я застала его с другой пони. Я немного растерялась и попросила его объясниться.

Пинки Пай замолчала, издала тоскливый вздох и уткнулась лицом в шею Тарниш, когда сестра прижалась к ней. Она вздрогнула, сделав глубокий вдох, зажмурила глаза и издала писк душевной боли.

— Он устал ждать меня… я была завоеванием… трофеем… он хотел меня только для того, чтобы похвастаться, потому что я была Элементом Смеха… он совсем не любил меня… — Слова Пинки Пай оборвались, и она издала дрожащий фырк, от которого у нее дрогнула грудь. — Он просто хотел завалить меня в постель, чтобы похвастаться этим, и я так рада, что выжидала… Я чуть все не испортила… Я была так искушаема несколько раз… и это так больно! — По щекам Пинки хлынул поток слез, и она начала всхлипывать.

— Прости меня, Пинки… Я не знаю, что еще сказать. — Тарниш почувствовал, что его шея становится мокрой и сопливой.

— Теперь я понимаю, почему моя мама так беспокоилась о вас с Мод… она была так напугана… мы говорили, она и я… она так боялась, что это была просто интрижка, и она так обрадовалась, когда вы с Мод остепенились, а я продолжала давить на моего особенного пони, чтобы он остепенился со мной, а он говорил мне, что еще не готов остепениться, а я продолжала сопротивляться его ухаживаниям, а он и даже пытался заставить меня чувствовать себя виноватой за то, что я не заботилась о его потребностях, а потом, когда я вернулась в Понивилль, я увидела его с другой кобылой, и он был так жесток со мной, когда рассказал мне, что происходит на самом деле, и мне было так больно осознавать, что он никогда не любил меня все это время. — Пинки замолчала, глубоко вдохнула, а затем издала вопль страдания, от которого зазвенели все предметы в комнате.

Тарниш посмотрел в глаза Мод и на мгновение увидел что-то, какую-то реакцию, какую-то эмоцию, но он не знал что. Но он видел это. Он беспокоился за Мод, зная, что она будет расстроена этим. Ей будет больно. У Мод, при всей ее каменности, были мягкие места — уязвимые места. Ей может быть больно, и Тарниш был свидетелем этого. Он видел это и сейчас.

— У меня болит сердце, — прошептала Пинки напряженным слезливым голосом.

— Вот что мы сделаем, — сказал Тарниш Пинки, — Мод отведет тебя в ванную, поможет привести себя в порядок, а когда вы оба закончите, я подам вам чай на кухне. Как тебе это?

— Звучит очень мило, — ответила Пинки. — Я голодна. Я хочу немного поесть.

— Я посмотрю, что приготовила Клауди. — Тарниш почувствовал, что Пинки сопит у него на шее. — Я думаю, тебе нужно немного чая и сочувствия.

— Да. — Пинки отстранила свое лицо от шеи Тарниша, и на ее лице появилась дрожащая улыбка. — Спасибо тебе, Тарниш… спасибо, что ты так хорошо относишься к моей сестре и был рядом со мной, когда я в тебе нуждалась.

— Эй, ты была рядом со мной первой, — ответил Тарниш, — просто я был слишком глуп, чтобы увидеть это в то время. — Он опустил голову и снова поцеловал Пинки, на этот раз прямо между ушами. Когда он отстранился, несколько прядей ее гривы завились, и улыбка Пинки стала чуть более уверенной.

Мод крепко сжала Пинки, а затем поцеловала:

— Пойдем, Пинки, я приведу тебя в порядок. Пойдем…

20. Прыг!

Стоя в дверях, Тарниш посмотрел на доктора Хеджа. Добрый доктор смотрел на него извиняющимся взглядом, стоя всего в нескольких футах от него. Тарниш кивнул доктору и стал ждать объяснений, зачем он здесь.

— Мне очень жаль тебя беспокоить, — начал доктор Хедж, — но у нас возникла небольшая проблема. Жители города напуганы… есть некая… э-э, ну, в общем, в городе кто-то новый. Она утверждает, что знает тебя. Ее зовут Баттонс. — Доктор закончил говорить со вздохом.

— Баттонс? — Тарниш подался вперед, не совсем веря в то, что слышит.

— Как я уже сказал, мне очень жаль. Я понимаю, что в семье небольшой кризис, но мне нужно было узнать о ней больше. Она пришла сюда, потому что слышала о тебе, ведь ты знаменитость и все такое.

— Баттонс — хорошая собака, — сказал Тарниш доктору негромким голосом. — Она безобидная… она не причинит вреда ни одному пони. Вы можете отвести меня к ней? Вы собираетесь заставить ее уйти? Вы не должны заставлять ее уходить, она одинока и ей нужны друзья… она могла бы стать членом этого сообщества. Она никому не причинит вреда…

— Я не собирался ничего делать, пока не пришел и не поговорил с тобой, — сказал доктор Хедж Тарнишу. — Ты готов поручиться за нее?

— Конечно готов, — ответил Тарниш. Он вышел и захлопнул за собой дверь. — Что это вообще за вопрос?

— Сынок, большинство алмазных собак не дружелюбны. — Кустистые брови доктора Хеджа нахмурились, и он покачал головой. — Они опасны. Я должен думать о нуждах всех пони. Сейчас она кажется достаточно милой, но я должен был быть осторожным, ты понимаешь?

Чувствуя некоторое раздражение, Тарниш кивнул, понимая все слишком хорошо. Мир не всегда был добрым местом, большинство алмазных псов, вероятно, были ужасны, и Тарниш не мог винить доктора Хеджа за то, что он оберегает всех пони в городе. Тем не менее, ему казалось несправедливым и беспокоило, что Баттонс подвергалась дискриминации.

— Она надеялась увидеть тебя, когда ты вернешься, где бы ты ни был. — Нахмуренные брови доктора Хеджа немного разгладились, а его старое обветренное лицо осунулось. — Я позволил ей остаться в старом каменном карьере, в том, который затопило. У нее много воды для питья, рыбы и лягушек для еды. До сих пор она держалась сама по себе.

Повернув голову, Тарниш посмотрел на дверь, чувствуя себя растерянным. Он был нужен Пинки, но и Баттонс тоже. У Пинки была Мод и вся ее семья. У Баттонс… ну, у Баттонс никого не было. Тарниш поднял взгляд на доктора Хеджа.

— Я готов идти, — сказал Тарниш, жалея, что у него нет старых использованных зубных щеток, чтобы принести их Баттонс, зная, что они сделают ее счастливой. Он издал тоскливый вздох, покачал головой и посмотрел, как доктор Хедж собирается уходить.

Тарниш двигался с уверенностью опытного путешественника по пересеченной местности. Он двигался бодрым шагом, оставив немного позади доброго доктора, и рысил по коварной земле, его копыта никогда не скользили. Он перескакивал с камня на камень, скакал по гравию и шагал по шаткой тропе с практичной легкостью, останавливаясь лишь для того, чтобы оглянуться и проверить доктора.

Двигаясь по открытой местности, Тарниш был в своей стихии, и он даже не подозревал, насколько сильно изменился по сравнению с жеребенком, которым он был в начале своего путешествия. Время, проведенное с Мод, изменило его, а время, проведенное среди земных пони, изменило даже его манеры. Он двигался по предательской земле так же, как и они, никогда не поскальзываясь, не промахиваясь и даже с легкостью скача на землю, никогда не промахиваясь мимо намеченного места приземления.

Жеребенок вступал в пору своего расцвета как молодой взрослый.

— Немного помедленнее, — крикнул доктор Хедж, все больше отставая.

Тарниш остановился. Тропа становилась крутой, под углом вниз, полки скал были усыпаны гравием. Он посмотрел на доктора, посмотрел на тропу, а потом забеспокоился, что старый жеребец сломает ногу. Тарниш понял, что доктор уже позаботился о благополучии Баттонс, он должен был это сделать, это было единственное объяснение, почему он рискнул проделать этот путь.

Чувствуя нетерпение и не желая тратить весь день на этот путь, Тарниш принял решение. Он вздохнул, понимая, что обрекает себя на неприятности, а затем ухмыльнулся доктору Хеджу, когда тот приблизился.

Он подхватил старого жеребца своей магией, игнорируя его просьбы опустить его на землю, а затем Тарниш рванул с места. Раздался крик доктора, за которым последовал протест, но Тарниш проигнорировал его и обратил внимание на то, куда ступают его копыта. Он спрыгнул с уступа, упал вниз и приземлился на выступающую скалу. Когда Тарниш снова прыгнул, доктор издал вопль ужаса, а затем замолчал, когда Тарниш остановился после приземления, и его копыта выбили гравий за край скалы, на которую он приземлился.

Широко раскрыв глаза, доктор в ужасе смотрел, как Тарниш продолжает спускаться по самой крутой части тропы, которая приведет их на нижние уровни каменоломни. Тарниш наслаждался, и ему хотелось, чтобы Мод была здесь. Мод умела передвигаться по камню, как никто другой.

Длинноногий и долговязый, Тарниш двигался по тропинке, как горный козел, держа доктора Хеджа над головой. Подниматься обратно будет очень тяжело, и, несомненно, Тарнишу придется нести доктора Хеджа на себе, иначе они с добрым доктором пробудут здесь несколько часов.

— АААААААААААА! — закричал доктор, когда Тарниш совершил ужасающий десятифутовый прыжок с одного отрога скалы на другой, совершенно не обращая внимания на тропинку. — ТЫ ПОТЕРЯЛ СВОИ МОЗГИ?

Прыг!

— О мои звезды!

Прыг!

— Как…

Прыг!

— … ты…

Прыг!

— … это…

Прыг!

— …делаешь!

Прыг!

На полпути вниз Тарниш приостановился, чтобы полюбоваться видом. Он стоял на выпуклом выступе скалы, который был едва достаточно велик, чтобы он мог поставить на него все четыре копыта. Правда, он был достаточно велик только для трех его копыт, но три с половиной копыта Тарнишу вполне хватало. Он был уверен в своих силах.

Прыг!

Его копыта стукнулись о камень, когда он приземлился, и он оказался на длинном узком выступе. Он бросился вперед, его бок наткнулся на камень. Когда он достиг конца узкого каменного уступа, он снова кинулся вперед…

Прыг!

Он перепрыгнул через очень удивленную птицу, сидевшую на выступе шириной в дюйм, и снова приземлился на тропинку, избежав множества поворотов и выбрав прямой путь вниз. Он почувствовал слабую боль в сломанной ноге. Не серьезную боль, но напоминание о давно прошедшей боли.

Прыг!

Тарниш спустился в самую нижнюю часть каменного карьера. Здесь была вода, повсюду валялись старые обломки камня, а на почве, которую принесло сюда дождями и наводнениями, теперь росла трава. Место выглядело достаточно приятным, хотя добраться до него было трудновато.

Он опустил Доктора Хеджа, который, казалось, был благодарен за то, что все четыре копыта снова стоят на твердой земле. Старый единорог издал слабый вздох и чуть не упал. Тарниш слегка хихикнул и продолжил внимательно осматриваться.

— Ну, я хотел в туалет… ключевое слово — хотел… — Доктор еще немного поворчал, покачал головой, отодвинулся от Тарниша. — Заслуженный тупица… жеребенок-дурак!

Ухмыляясь, Тарниш осмотрелся. Вдалеке он увидел зачатки того, что казалось грубым каменным коттеджем, построенным из старых разбитых каменных блоков. Проржавевшая жестяная крыша блестела на солнце. Он поискал глазами Баттонс, надеясь увидеть ее, но алмазной собаки не было видно. Это место было огромным. Он пошел уверенной рысью, двигаясь теперь по ровной земле.

Ему не пришлось далеко уходить, прежде чем он увидел знакомое пятно. Сердце подскочило к горлу, когда он увидел, что к нему мчится Баттонс. Она бежала на четвереньках, высунув язык и виляя хвостом из стороны в сторону.

Алмазная собака остановилась, тявкнула, а затем заключила Тарниша в крепкие объятия.

— Друг!

— Привет, Баттонс! — сказал Тарниш, когда воздух вырвался из его легких. — Баттонс, что ты здесь делаешь?

— Баттонс услышала историю о тебе в газете. Какая-то милая пони читала Баттонс газету, когда увидела твою фотографию! Баттонс увидела, что ты нашел себе маленькую жену-лошадку, чтобы завести с ней маленьких лошадок! Баттонс счастлива! Баттонс пришлав это место, чтобы найти тебя. Баттонс было одиноко там, где Баттонс жила раньше.

— Да, Баттонс, я женился, — успел прохрипеть Тарниш, когда Баттонс еще раз сильно сжала его, а потом начала раскачивать. После нескольких радостных подбрасываний Тарниша опустили на землю.

Он повернулся и посмотрел на доктора Хеджа, который настороженно наблюдал за всем происходящим, а затем снова обратил свое внимание на Баттонс:

— Рад тебя видеть. Думаю, тебе здесь понравится. Только будь осторожна, подбегая и обнимая маленьких лошадок. Некоторые из них легко пугаются.

— Баттонс не обижает маленьких пони. Баттонс хорошая собака. — Баттонс села на каменистую землю, протянула лапу и погладила Тарниша по голове одной огромной лапой со страшными изогнутыми когтями. — Баттонс может помочь маленьким лошадкам. Баттонс может резать камень, может копать, может что-то мастерить. Баттонс не хочет быть одинокой.

— Я так и думал, Баттонс. — Тарниш снова взглянул на доктора Хеджа, затем продолжил, когда тот снова посмотрел на Баттонс. — Просто будь терпелива и не торопись. Пусть здешние пони узнают тебя получше. Может быть, ты сможешь помочь доктору Хеджу. Он стар, и у него, наверное, много дел, которые ты могла бы выполнять за него. Если бы ты это сделала, здешние пони могли бы узнать тебя получше.

— Хорошая идея! — Баттонс ухмыльнулась, обнажив острые зубы. — При наличии нужных материалов Баттонс может сделать блестящий металл. Может делать из него всякие штуки.

— Ты можешь делать сталь? — спросил доктор Хедж, теперь заинтересовавшись.

— Да, блестящий металл, который легко ржавеет. Держит заточку. Твердый. — Баттонс кивнула и начала пыхтеть от возбуждения.

— Мы производим много сырья в этих краях, но мы его отправляем. Никто из местных не плавит его и не работает с ним. Здесь довольно много шахт… хм. — Старый единорог сел на землю и стал изучать Баттонс.

— Конечно, теперь ты выглядишь заинтересованным, но только после того, как узнаешь, что у нее есть ценный навык, — сказал Тарниш доктору Хеджу.

— Тарниш, мой пони, мне очень жаль, но таков мир. У меня нет проблем с ней. Я думаю, что она хорошая. Я привел ее сюда, чтобы ей было удобно и безопасно. — Доктор прочистил горло и покачал головой. — Другие жители города были напуганы ею до смерти. Некоторые хотели вызвать гвардию и разобраться с ней. Я так понимаю, что ты никогда не сталкивался с плохими алмазными собаками. Если бы столкнулся, ты бы понял, почему многие пони так пугливы.

— Может быть, и так, — сказал Тарниш, пожимая плечами. — Другие алмазные собаки могут быть ужасными, но Баттонс хорошая, и она заслуживает шанса.

— И если я смогу убедить других горожан, что она полезна для нас, она, скорее всего, получит честный шанс. — Глаза доктора Хеджа сузились. — Она кажется достаточно милой.

— Баттонс хороша. Ее били дубинкой по голове за то, что она не такая, как другие. — Алмазная собака подняла голову и почесала за ухом. — После удара дубинкой Баттонс не такая, как все. Баттонс поглупела и с трудом соображает.

— Это… это просто неправильно. — Тарниш покачал головой, придвинулся ближе к Баттонс и снова позволил себя обнять. От нее пахло мокрой псиной, и местами она была еще влажной. Тарниш догадался, что она, возможно, недавно купалась.

— Тарниш, я подумаю, что можно сделать, чтобы убедить остальных дать ей шанс, но ничего не могу обещать. Мне бы не помешала помощь, я старею, и, возможно, если остальные увидят ее со мной, это развеет их опасения.

— Спасибо, доктор, — ответил Тарниш, когда Баттонс сжала его и погладила по шее. Он поднял глаза на обнимавшую его алмазную собаку. — Итак, Баттонс… расскажи мне о своем путешествии… каково было пересекать Эквестрию, чтобы попасть сюда?

21. ПАЙФУН!

— Я вернулся, — объявил Тарниш, входя через заднюю дверь, ведущую на кухню. Когда он уходил, Мод помогала своей сестре Пинки привести себя в порядок в ванной. Дом казался тихим, а кухня — пустой. — Я привез телеграмму из города… она для тебя, Пинки.

— Лучше бы она была не от него, — сказала Пинки, появляясь в дверях гостиной со свирепым оскалом на лице.

— Я не знаю, — ответил Тарниш, покачав головой. — Потому что я не знаю, кто он такой. Эта телеграмма от мистера Сэндвича.

Пинки бросилась вперед, розовым пятном пронеслась по кухне и выхватила телеграмму из телекинеза Тарниша как раз в тот момент, когда в дверях появилась Мод. Она разорвала конверт с телеграммой, сделав это с такой скоростью, что невозможно было понять, как она это делает, и начала читать, ее глаза метались слева направо. Ее рот открылся, и она покачала головой.

— Чизи в беде… о нет! — Пинки Пай покачала головой. — Какая-то новая ужасная мутация параспрайта, которая заставляет пони грустить! Он не может сражаться с ними в одиночку, а музыка, похоже, не помогает!

Тарниш понятия не имел, о чем говорит Пинки. Он смутно помнил о параспрайтах в Понивилле, но по какой-то причине они оставили его в покое. Он смотрел, как Пинки Пай снова читает телеграмму. На этот раз, пока она читала, ее грива и хвост распустились буйными кудрями.

— У меня нет времени сидеть здесь и жалеть себя… Я нужна другу… Я нужна Эквестрии… Я должна идти!

На Тарнишед Типота обрушился розовый ураган пятой категории, Пайфун. На него набросилось розовое пятно, его шея была почти раздавлена в яростном объятии, его лицо поцеловали дюжину раз за один миг глазами, каким-то образом почти опрокинув его, но при этом сохранив вертикальное положение, а затем розовое пятно оставило его, чтобы напасть на Мод, которая перенесла бурю с каменным безразличием. Прежде чем Тарниш успел прийти в себя настолько, чтобы что-то сказать, Пинки выскочила через заднюю дверь и исчезла, оставив после себя облако конфетти, несколько серпантинок и запах глазури.

Все произошло так быстро, что грива Мод развевалась на ветру от стремительного ухода Пинки. Два оставшихся пони уставились друг на друга, моргая, а конфетти, как снежинки, посыпались на Тарниша и Мод.

— Что только что произошло? — спросил Тарниш.

— Пинки Пай, — ответила Мод, как будто это как-то все объясняло.

— Она ушла.

— Ага.

— С ней все будет в порядке? — Тарниш озабоченно наклонил голову в одну сторону.

— Я думаю, с ней все будет в порядке. — Мод вздохнула и моргнула. — Нам нужно идти. Нам нужно работать. Хочешь помочь мне начать упаковывать Яйцо?

— Мы действительно собираемся назвать его Яйцо? — Тарниш пересек кухню, чтобы встать поближе к жене. Конфетти посыпалось с его боков и закружилось вокруг его копыт.

— А как еще нам его назвать? — Мод наклонила голову, чтобы посмотреть на Тарниша. — Хватит расти в высоту, Тарниш, у меня скоро шея свернется. Ты что, жираф какой-то?

— Эй, не начинай! Я ничего не могу поделать. — Тарниш опустил голову, пока не оказался на уровне глаз Мод. — Мне кажется, или моя шея стала очень длинной? Как будто ненормально длинной?

— Все лучшие части тебя длинные, — ответила Мод самым невыразительным монотоном.

Не в силах остановиться, Тарниш начал хихикать. Он потрепал Мод по щеке, осыпая ее ласками, и сделал шаг ближе:

— Я очень надеюсь, что с Пинки все будет в порядке. Она так внезапно удрала.

— Тарниш, так уж она устроена. Однажды, давным-давно, когда она была еще жеребенком, она просто встала и ушла от нас. Она ушла в Понивилль. Она всегда была свободной душой. Я думаю, ей просто нужно было побыть с сестрой. Она сама разберется. — Мод сделала паузу и посмотрела на Тарниша. — Кстати, ты хорошо за ней присматривал. Спасибо. Я собираюсь загладить свою вину Счастливыми Супружескими Объятиями.

— Эй, быть хорошим — это уже награда. — Тарниш усмехнулся.

— Но это будет позже. А пока нам нужно собрать вещи. Давайте посмотрим, что можно сделать, пока еще светло. — Мод шумно поцеловала Тарниша в щеку. — Правда, спасибо.

— О, ничего особенного…

Яйцо оказалось гораздо просторнее, чем могло показаться на первый взгляд. В кладовых под полом и под потолком хранилось удивительно много вещей. В кладовке под кроватью было еще больше вещей. Здесь было гораздо больше полезного места для хранения, чем в повозке на колесах. Кроме того, вещи не нужно было упаковывать в герметичные непромокаемые чемоданы, которые сами по себе были тяжелым грузом. Шкаф за кроватью еще не был заполнен даже наполовину.

— А как насчет нашего научного оборудования? — спросил Тарниш, выходя из Яйца.

— Еще не прибыло. Оно прибывает поездом, должно быть здесь завтра, — ответила Мод. — Мы получаем новую модель считывателя тауматона, который мне не терпится опробовать. Камни откроют мне свои секреты.

— Я упаковал старый…

— Хорошо, — сказала Мод, — нам может понадобиться запасной вариант. Старый хорошо зарекомендовал себя во время нашего последнего приключения.

Тарниш кивнул и поднял ящик с едой, стоявший возле задней двери. С легкостью он подкатил его к двери, занес внутрь, а затем шагнул внутрь сам. Ящик, большой, тяжелый и деревянный, оказался ненужным. Он открыл его, снял деревянную крышку и начал раскладывать все консервы в шкафы под раковиной. Внутри шкафа были ремни и сетки, чтобы удерживать предметы на месте.

Опустошив ящик, он выбросил его наружу и взял второй ящик, который был полон сухих продуктов: овсянки, риса и других продуктов, которые не были консервированными. Тарниш втащил его в Яйцо, открыл и начал все раскладывать. Несколько сотен фунтов продовольствия уже были уложены на хранение, и еще оставалось много места.

Высунув голову за дверь, Тарниш прихватил еще кое-что, что ему отчаянно хотелось взять с собой в путешествие. Он поднял Мод, которая просматривала контрольный список, и втащил ее внутрь. Ухмыляясь, он бросил ее на кровать. Он надвигался на нее, его ухмылка становилась все шире, его подбадривало то, что она просто лежала и смотрела на него с сонным, незаинтересованным выражением лица.

— Ты все запихнул? Все плотно сидит? Ты…

Раздался кашель. Тарниш застыл, моргнул и почувствовал, что его кровь похолодела. Мод моргнула, и ее ноздри раздулись. С почти болезненной медлительностью, скрипя сухожилиями на длинной шее, Тарниш повернул голову и посмотрел на Игнеуса, который просунул голову в дверь и задал несколько вопросов.

"Ты все запихнул? Все плотно сидит?" Эти слова не могли быть сказаны в самое неподходящее время, когда Тарниш уложил Мод на кровать и планировал небольшой импровизированный сеанс поцелуев. И бедный Игнеус, его слова должны были преследовать его. Жеребец стал такого оттенка красного, какого не существует в природе. Он только что задал своему зятю вопрос, на который ни один отец не хочет услышать ответ.

Тарниш, у которого было что-то вроде рта, который мог быть остроумным, когда того требовала ситуация, не смог сдержаться. Он почувствовал, что его губы предают его, когда слова начали покидать его:

— Я заполнил все свободное место, которое смог найти, и еще остался запасной отсек…

— Папа… ты появился без предупреждения…

— Модлин, пожалуйста, папе нужно время… ты оставила дверь открытой, и я понятия не имел, что там происходит. Я думал, там безопасно. — Игнеус вытер пот с лица, сделал глубокий, хриплый вдох и выпустил все это в порыве. Старый жеребец покачал головой, хрюкнул и, топая, пошел к водокачке, чтобы охладиться.

— Тарнишед Типот, негодяй, я скажу твоей матери, — сказала Мод своему мужу.

— Да ладно, это было смешно, — сказал Тарниш в свое оправдание, когда Игнеус начал качать воду и мочить голову. — Мне нужно было что-то сказать, я не мог удержаться. Это просто само выскользнуло.

— Тарниш… — Мод покачала головой на своего мужа. — В свете того, что ты только что сказал, в частности, про "запасной отсек", ты не должен говорить "выскользнуло", хорошо?

Фыркнув, Тарниш начал хихикать, когда с губ Игнеуса полился поток ругательств. Старый жеребец брызгал слюной, кашлял и продолжал мочить голову. Тарниш смотрел на Мод, пытаясь найти какой-нибудь признак того, что она забавляется; он надеялся, что ей это покажется смешным.

— Когда я расскажу об этом маме, она просто взвоет. — Мод моргнула один раз, посмотрела на отца, а затем на Тарниша. — Это уморительно. Это то, о чем мы все будем вспоминать и смеяться.

— Нет, это не так, — ответил Игнеус, встряхивая себя. — И именно поэтому мы построим для тебя хороший каменный коттедж, и здесь будет действовать строгое правило "стучать, прежде чем войти". У камней я теряю своих маленьких кобылок.

Игнеус с воплем отправился прочь, топая ногами, и исчез через заднюю дверь дома. Мод смотрела ему вслед сонными глазами, а когда он ушел, Мод ткнула Тарниша копытом.

— Может, продолжим с того места, на котором остановились?

Пожав плечами, Тарниш ответил:

— Конечно, хорошо.

Войдя на кухню, Тарниш замер, увидев, что Клауди смотрит на него. Мод натолкнулась на его спину, а затем протиснулась в дверь, отпихнув его в сторону. Она остановилась и посмотрела на свою мать.

— Хочешь поужинать или ты уже набита? — Когда Клауди заговорила, уголок ее рта дернулся.

— О, я не знаю, — ответил Тарниш, играя в опасную игру. — Я только что откусил немного пирога, но я все еще голоден. — Он заметил, как Мод бросила на него косой взгляд, пока он говорил. — Пирог может быть сам по себе сытной едой, если углубиться в него как следует.

— Да, может, — сказала Клауди, ее глаза сузились, а уголки рта продолжали тянуться вверх. — Убирайся с моей кухни, негодяй! Бедный Игнеус, ему нужно было прилечь ненадолго. Вы оба, убирайтесь! Ужин будет подан через некоторое время. Тарниш, постарайся не испортить себе аппетит.

— Но, Клауди, я влюблен в твою выпечку и не могу перестать обгладывать сладкое угощение, которое ты приготовила специально для меня…

— Убирайся отсюда! — Клауди указала копытом на дверь, ведущую в гостиную, и, как ни старалась, не смогла сдержать своего хихиканья. На мгновение ее взгляд задержался на взрослой дочери, и в нем читалась яростная гордость. — Ты подаришь мне несколько внучат, и, может быть, я тебя прощу. А теперь убирайся!

Зная, что лучше не испытывать судьбу, Тарниш поспешил скрыться, а Мод последовала прямо за ним. Переступив порог гостиной, Тарниш усмехнулся и сказал:

— Спасибо, Клауди… она идеальна.

— И мне ли этого не знать! — огрызнулась Клауди.

Стоя у стены в тесной комнате, Тарниш наблюдал, как Мод достает маленький мешочек для Лаймстоун. Он уже знал, что в нем находится, похороненное глубоко в мягкой папиросной бумаге. Снежный шар из Мэнхэттена, как она и просила. Он сказал, что постарается достать снежный шар, но Мод сама отправилась за покупками. Но Лаймстоун не обязательно должна была это знать…

Этот снежный шар был особенным — он светился ночью, и в крошечном городе внутри были светящиеся окна, маленькие фонари и маленькие освещенные повозки на улицах. Тарниш надеялся, что это порадует Лаймстоун. Он приводился в действие энергичным встряхиванием.

Что касается Марбл, то Мод принесла книгу об истории Мэнехэттена и его значении как торгового города земных пони. Поскольку Марбл была книгочеем, Тарниш решил, что это будет самый подходящий подарок.

Он наблюдал, как копыто Лаймстоун потянулось к сумке, и она начала ощупывать ее. Она вытащила что-то завернутое в бумагу и начала отделять слои, ее глаза расширились от восторга. Марбл, с другой стороны, была более сдержанной. Она заглянула в свою сумку, как-то застенчиво и извиняюще, но ничего не достала. Она просто сидела, глядя в сумку, и улыбалась мягкой, теплой улыбкой.

— Это прекрасно, — сказала Лаймстоун, отбрасывая в сторону бумагу. Она подняла снежный шар, балансируя его на копыте, и заглянула в крошечный городской пейзаж. Она издала звук "оооо", а затем "аааа", ее глаза становились все шире.

— Как ты думаешь, с Пинки все будет в порядке? — спросила Марбл.

— Я уверена, что с Пинки все будет хорошо, — ответила Лаймстоун, встряхивая свой снежный шар.

— Я тоже волнуюсь, — признался Тарниш.

Марбл, подняв голову, посмотрела на пони, столпившихся вместе с ней в комнате. Она смахнула гриву с лица копытом, негромко кашлянула, а затем сказала:

— Пинки — это как луч солнца, который светит тебе всю жизнь, а потом исчезает. Она особенная, потому что ты никогда не знаешь, когда она появится в следующий раз. В один момент, как лучик солнца, она есть, а в следующий момент ее уже нет.

— Да, это как раз про Пинки. — Лаймстоун кивнула головой, и ее взгляд остановился на крошечном городе под стеклом. Внутри бушевала метель, а в воде виднелись желтые отблески огней.

— Но солнце всегда возвращается, как бы темно ни было. — Мод протянула переднюю ногу, схватила Марбл и притянула ее к себе, чтобы обнять. — Нам, камням, нужно солнце, чтобы согревать нас…

22. Побитый камнями

— Что ж, они побьют тебя камнями, когда ты будешь стремиться быть таким хорошим… они побьют тебя камнями, как и обещали… они побьют тебя камнями, когда ты попытаешься вернуться домой… они побьют тебя камнями, когда ты будешь там совсем один… но я бы не чувствовала себя такой одинокой… каждый пони должен быть побит камнями.

Навострив уши и выгнув бровь, Тарниш посмотрел на свою жену, когда она запела.

— Мод?

— Я решила покинуть это заведение. Я вышла замуж за главного героя контркультурного движения. Какой выбор у меня остался? — Мод, с каменным лицом, приостановилась в своей затее и посмотрела на мужа. — Это был нелегкий выбор — стать анти-истеблишментом, но я решила, что пришло время восстать против моих родителей и консервативной культуры, в которой я была воспитана. Viva la revolución.

Ошеломленный, Тарниш стоял с открытым ртом, совершенно не понимая окружающего мира в этот момент. Его мозг, не понимая представленной информации и не имея ответа, оцепенел. Тарниш не разбирался в политике и даже не представлял, где он находится в политическом спектре. Дерп!

— У меня даже был секс до брака… Я — раскрепощенная, современная кобыла, и меня не раздавит система. Моя жизнь не превратится в гравий, и я не стану мощеной дорожкой для других. Я останусь скалой и опрокину тех, кто пытается удержать меня. Я сокрушу всех, кто пытается противостоять мне, угнетать меня и удерживать меня от моего неограниченного потенциала.

Продолжая дёргаться, Тарниш издал смущённый скулёж и сделал шаг назад.

— Пугает ли тебя, Тарниш, общение с современной кобылой, наделенной силой? — спросила Мод. — Неужели эти губы, говорящие жесткие, непреклонные, каменные истины, стали менее сладкими на вкус? Разве вода, которую ты пьешь из моего колодца, менее приятна?

— Нет! — воскликнул Тарниш, боясь, что его сейчас покачнет и перевернет. Он сразу же решил, что ему нравятся современные кобылы с властными повадками. Они ему очень нравились. Ему было хорошо с ними. Как сказала Мод, viva la revolución.

— Так начинается рок-революция, — сказала Мод ровным голосом, — будут танцы.

— Хорошо. — Тарниш кивнул. Что-то попало Мод под хвост. Возможно, она ударилась головой, собирая повозку. Может, что-то случилось на вокзале, когда она поехала забирать их снаряжение. Может быть, у нее просто было плохое настроение. А может быть, Мод просто шутила. Она так делала. Возможно, она подшучивала над ним.

— Мы уезжаем завтра, Тарниш. — Мод моргнула и сфокусировала свой пустой взгляд на своем муже, а теперь еще и коллеге-революционере. — Мы уезжаем завтра и собираемся изменить мир. Мы станем фигурами, прославленными в фольклоре. Мы будем бороться за правое дело. Ничто не сможет остановить нас, Тарниш. Вулкан уже пытался. Готов ли ты изменить мир вместе со мной?

— Эм, да? — ответил Тарниш, пытаясь взять себя в копыта.

— Хорошо. — Уголок рта Мод на секунду дернулся, и что-то блеснуло в ее глазах. Ее хвост вильнул из стороны в сторону, а затем она вернулась к делам, чтобы убедиться, что все готово. — Но я бы не чувствовала себя такой одинокой… все пони должны быть побитыми камнями.

Тарниш смотрел, как она уходит, чувствуя себя немного смущенным, немного обеспокоенным и немного возбужденным. Геологи, подумал он про себя. Он следил за тем, как она двигается, как ее платье прилегает к телу, как ее грива колышется и рассыпается по шее.

Что мог сказать Тарниш? Она возбудила его…

Опустив взгляд на свои седельные сумки, Тарниш пытался понять, что он видит. Что-то в них было не совсем правильное. Конечно, его седельные сумки изначально казались необычными, они были старыми, но не пострадали от гниения или возраста. Они были волшебными, он знал это. Но что-то в их вместимости… Он сунул голову внутрь.

Он оказался в огромном, пещерном пространстве и огляделся. Его голова как будто сильно уменьшилась. Он вытащил голову и потряс ею, отчего его уши затрепетали. Внутри было гораздо больше места, чем снаружи. Он мог запихнуть туда множество вещей, что он и сделал. Спасаясь от вулкана, он запихнул внутрь всевозможные вещи. Место для хранения могло быть неограниченным, но был и недостаток.

Его сумки имели вес. Что бы он туда ни запихнул, легче не становилось. Любопытный и настроенный на относительно научный эксперимент, он поднял Фламинго и осмотрел ее. Она была несколько футов длиной — больше ярда. Возможно, около четырех футов в длину. Он опустил ее сначала в седельную сумку.

Она исчезла. Заглянув в сумку, Тарниш удивился, как меч такой длины мог исчезнуть в такой мелкой сумке? Любопытствуя, он засунул голову в сумку. Он увидел Фламинго, и темнота в сумке озарилась розовым свечением. Здесь было просторно. Довольно просторно. Почувствовав себя авантюристом, Тарниш пошел на настоящий риск.

Он забрался в свою седельную сумку. Он оказался внутри, и там было много места. Он чувствовал себя странно: голова кружилась, он был немного дезориентирован. Ему было трудно определить, в какую сторону идти — вверх или вниз, все казалось неправильным. В роге ощущалось необычное покалывание. Он не знал, как выбраться. Посмотрев вверх, он увидел отверстие высоко над собой. Он мог видеть солнечный свет и мир за пределами сумки. Он очень хотел вернуться обратно.

Моргнув, Тарниш обнаружил, что стоит на земле и смотрит вниз на свои седельные сумки. Он моргнул еще несколько раз, ошеломленный. Странное покалывание в роге исчезло. Он больше не чувствовал себя странно. Он увидел розовое свечение внутри сумки. Его седельные сумки изменились. Он уставился на них. На боках седельных сумок теперь красовался его кьютимарка — три цветка ядовитой шутки.

У Тарниша появились идеи: его сумки могли бы послужить аварийным убежищем в случае необходимости. Это было бы неудобно, приходилось бы терпеть странные, своеобразные ощущения, но это не было самым ужасным.

Он огляделся. Мод была внутри Яйца, и он не знал, чем она занимается. Возможно, строит заговоры и обдумывает революционные мысли. Повернув голову, он посмотрел на свои сумки. Магические седельные сумки сбивали с толку. Они могли вместить огромное количество вещей, но в определенный момент вес становился непосильным.

Тарниш не был склонен к накопительству, но он дорожил своими магическими вещами. Его зеркало было ценным, как и для любого искателя приключений, его седельные сумки были удивительными, а еще была Фламинго. Он сделал паузу, обдумывая свои мысли. Была ли Фламинго предметом? Она была мечом. Но она также пони. Или была. Он не доставал ее некоторое время. Казалось, время для нее не течет, когда она в ножнах. Могли пройти сто или тысяча лет, а она так ничего и не узнала. Теперь она была пони вне времени. Владел ли он ею? Была ли она его попутчицей? Он не знал. Он оберегал ее, но не был уверен в своих отношениях с ней. Она была волшебным мечом, который когда-то был пегасом, по крайней мере, он предполагал, что это так, из того немногого, что Тарниш смог собрать воедино. Она была разумным мечом, который боялся темноты и брезговал кровью.

Он вытащил меч из седельных сумок и положил его на землю, прислонив к ним. Он опустил взгляд, проверяя свой амулет, и увидел, что тот светится приятным, счастливым оттенком синего. Завтра. Завтра они снова отправятся в путь. В Самую Страшную Пещеру в Эквестрии. Тарниш надеялся, что она его не разочарует. Жизнь стала немного скучной. Ему захотелось острых ощущений. Он хотел, нет, должен был снова отправиться в путь.

Лаймстон собиралась пойти с ними в путь на некоторое время. Тарниш не был уверен, как он к этому отнесется. С одной стороны, он любил Лаймстоун. С другой стороны, ему будет трудно побыть с Мод наедине. Лаймстоун взяла с собой постель и снаряжение. Лаймстоун будет путешествовать с ними какое-то время, а потом развернется и отправится домой самостоятельно. Кобылка просто хотела увидеть немного мира вместе с сестрой и зятем. Тарниш не мог ей в этом отказать.

Что касается Марбл, то у нее не было никакого желания покидать дом. Она хотела остаться здесь, чтобы видеться с Соннером. Тарниша терзало подозрение, что они с Мод вернутся домой и узнают, что состоялась тихая свадьба. Это казалось вполне вероятным. Эти два пони были как две капли воды похожи друг на друга.

— Эй, Мод! Где закуски в дорогу? Они все еще в доме? Мне нужно упаковать мои седельные сумки! Я не выйду из дома без маминой твердой помадки!

Яйцо вмещало больше снаряжения, у них было больше вещей, но при этом вес оставался небольшим. Колеса с низким сопротивлением позволяли легче тянуть. Пробный заезд вокруг фермы камней был легким. Слишком легким. Тарниш обнаружил, что даже он может тянуть повозку, но ему было трудно стартовать. Ему приходилось бороться, карабкаться, упираться копытами в землю, а затем напрягаться, прежде чем повозка начинала ползти вперед. Он сомневался, что сможет тянуть ее в гору. Мод по-прежнему будет тянуть повозку, а он, идя рядом с ней, будет приносить воду и угощать закусками.

Игнеус постоянно осматривал новую повозку, восхищаясь ее конструкцией и проверяя, все ли в ней в полном порядке. Клауди укладывала внутрь побольше закусок и лакомств для Тарниша. Единорогам нужны были калорийные лакомства, а с учетом того, что Тарниш все больше пользовался магией, ему требовалось как можно больше еды.

На рассвете они отправились в путь, на юг. Чувство расставания уже висело над головой, как непрошеная туча, грозящая дождем. На ферму не приходили гости, в колокол не звонили, и это время, проведенное вместе перед отъездом, было дорого всей семье.

Времени оставалось все меньше. Приближалась осень, а с ней и прохладная погода. Каждый день им предстояло преодолевать значительные расстояния, а после того, как они доберутся до места назначения, им предстояли долгие часы исследований. До наступления зимы оставалось не так много времени. Им нужно было вернуться домой до окончания осеннего сезона.

У Тарниша было хорошее предчувствие по поводу этой поездки. Он не знал, почему он так оптимистично настроен, но это было так. Конечно, у него были кое-какие опасения — там была пещера, которая имела репутацию страшной, но после того, с чем они уже столкнулись, Тарниш был уверен, что вместе они с Мод справятся со всем, что представляет угрозу. Конечно, им может повезти, и они вообще не столкнутся с реальной угрозой. Но это было бы скучно.

Он понял, что скучает по своей работе курьера. Он скучал по чувству опасности и свершениям. Он скучал по столкновениям с опасной флорой и фауной. Он хотел быть в дороге. Он хотел, чтобы его путешествие было немного опасным. Достаточно опасным, чтобы это было опасно и весело, но не настолько, чтобы это угрожало жизни. Он хотел чувствовать, как бьется его пульс, как кровь стучит в ушах. Он хотел чувствовать, как его сердце колотится в груди.

Со всеми этими мыслями Тарниш не был уверен, что это говорит о нем как о пони. Пони должны были быть тихими, робкими существами-домоседами. Пони должны были собираться в огромные стада и избегать опасности. Цивилизация была построена, чтобы оттеснить опасность и сделать жизнь более безопасной… так почему же Тарниш так спешил оставить безопасность цивилизации позади и отправиться в дикие земли Эквестрии?

Более того, почему Тарниш был так счастлив, что его сделали рейнджером? Неужели пережитое сделало его безумцем? Неужели он не может находиться среди цивилизованных пони? Что-то не так с его разумом? Его путешествие в дикую местность с Мод и встреча с вулканом изменили его. В лучшую или худшую сторону — еще предстоит выяснить.

Одно он знал наверняка. Он не мог дождаться рассвета.

23. На юг, где тепло, влажно и сыро

Все в Игнеусе было ворчливым, но нежным, и Тарниш чувствовал это, когда старый жеребец обнимал его. Передняя нога, обхватившая его шею, была твердой, как неподатливый камень, мускулистой и покрытой тонкой сеткой шрамов, которые грубо и чувствительно терлись о шкуру Тарниша. Пока они обнимались, Тарниш думал о передней ноге на своей шее; как бы странно это ни выглядело, когда его обнимают, но именно это пришло ему в голову, и он задумался об этом. Это была конечность, которая обнимала любимых кобылок Игнеуса во время беды или испуга. Он утешал их, обнимал, эта сильная, мощная передняя нога была связью Игнеуса с его семьей, а также с Тарнишем.

Когда Игнеус отстранился, их глаза встретились, так же как глаза Тарниша встретились с глазами Клауди, когда она обняла его. Что-то теперь было по-другому, очень по-другому, но Тарниш не мог сказать, что именно.

Тарниш отступил назад, моргая, и смотрел, как Игнеуса схватила Лаймстоун, которая понятия не имела, что такое нежная привязанность. Он наблюдал, как она целовала лицо своего отца, а потом пыталась заобнимать его до смерти.

Слева от него Тарниш услышал тихий вздох, а затем его обняла Марбл. Он приник к ней, дорожа ее лаской, а потом Мод обняла их обоих, прижав к себе двоих. Прощаться было тяжело, но важно и значимо. После того, как во время последнего путешествия его несколько раз чуть не убили, необходимость прощания стала приоритетной. Все могло случиться. Эти пони были его семьей, и он любил их. Он прошел долгий путь с тех пор, как его изгнали из Понивилля. У него было место, где он был своим, единорог среди земных пони.

— Я буду ухаживать за капустой и продолжать сажать что-то среди ядовитых шуток, — сказала Марбл, потираясь щекой о Тарниша и Мод. — Приятно выращивать всякую всячину.

— По крайней мере, ядовитая шутка может сама о себе позаботиться, — сказала Мод своей сестре. — Мама с папой будут хандрить, Марбл. Позаботься о них. Ты единственная, кто останется дома, и папа будет расстроен.

— Со мной все будет в порядке! — огрызнулся Игнеус.

— Видишь, он уже расстроен, — сказала Мод ровным, ничем не примечательным монотоном.

— А вот и нет! — Игнеус, на котором все еще висела Ламстоун, направился к Мод, оттащил ее от Марбл и Тарниша, а затем яростно обнял ее, зажмурив глаза. — Ты моя маленькая Модлин… вернись ко мне.

— Ой, смотри, папа весь на эмоциях, — сказала Лаймстоун, отпуская отца. Она села на землю и посмотрела на свою мать, которая теперь стояла рядом с ней. — Папа и Мод так похожи.

Клауди, фыркая, кивнула головой, отчего ее очки съехали набок, и перекинула переднюю ногу через холку Лаймстоун. Она прижалась к дочери, несколько раз моргнула, а затем поцеловала Лаймстоун в щеку. Над головой неистовые облака розовели и алели в розовом свете рассвета, и в ее очках виднелись отблески.

— Присмотри за Баттонс, если она заглянет… пожалуйста? Она одинока, и ей нужны друзья, — сказал Тарниш.

— Мы дадим ей справедливый шанс, — ответила Клауди.

— Спасибо, — сказал Тарниш Клауди, — для меня это много значит. Она хорошая алмазная собака. Ей очень одиноко. Я уверена, что она с радостью помогла бы, если бы пони дали ей шанс, но они должны увидеть, что Баттонс можно доверять. Вы все имеете большое влияние в этих краях.

— Я готов уважать любого… — Игнеус сделал паузу, и его брови нахмурились, когда он отстранился от Мод. — Я готов дать любому честный шанс, если он усердно работает, алмазным собакам в том числе.

— Вам всем лучше идти, — обеспокоенным голосом сказала Клауди. — Надвигаются новые тучи, и становится влажно. Наверняка потом будет дождь. Уйдите подальше, пока не началась гроза.

— Мама права. — Лаймстоун поднялась и встала. — Мод, не хочешь сделать двойную сцепку, чтобы мы прибавили скорость?

— Конечно. — Мод кивнула сестре. — Тарниш, ты готов ехать?

— Да, готов, — ответил Тарниш, когда Марбл отпустила его. Он наклонился, вытянул шею и поцеловал Марбл в щеку, когда она отстранилась, покраснев. Он поправил свой верный шлем, а затем начал пристегивать остальное снаряжение. Закрепив седельные сумки, он повесил Фламинго на ремень седельной сумки.

Он смотрел, как две сестры Пай идут к повозке. Мод открыла ящик с принадлежностями, достала вторую упряжь и начала прикреплять ее к повозке с помощью защелок и карабинов. Мод действовала быстро, и вторая упряжь была закреплена в мгновение ока. Они с Лаймстоун с практической легкостью влезли в упряжь, и часть Тарниша пожалела, что он не был немного сильнее. Или намного крепче.

Шлем Мод был не таким побитым и потрепанным, как его собственный, но он знал, что со временем он приобретет характер. В дороге все зависит от характера. Холод, жара, сырость — и это ему нравилось. В несчастье, или в опасности, или в скуке, но главное — заставить себя поверить, что ты хорошо проводишь время. Тарниш узнал, что такое характер, во время своей первой вылазки, и ему не терпелось узнать, чему он научится в этой новой поездке.

Рычаг тормоза был отжат, а копытный тормоз освобожден. Повозка заскрипела, когда две сестры попробовали ее подтянуть. Тарниш повернулся и посмотрел на Марбл, Игнеуса и Клауди, которые сидели все вместе.

— До свидания, — сказали они все вместе.

Тарниш кивнул. Больше никаких задержек, никакого ожидания, пора было уходить:

— До свидания…

Две сестры Пай двигались с удивительной скоростью, и вскоре ферма камней вместе с Рок-Хейвеном осталась далеко позади. Тарниш поспевал за ними с относительной легкостью, и его хорошо закрепленные седельные сумки не шлепали по бокам, причиняя боль при каждом шаге. Он многому научился на своем опыте.

Они ехали на юг по дороге, и их путь лежал к северу от Сенных болот, к востоку от хребта Рок-Ридж, вдоль реки, которая в конце концов впадала в залив Подковы.

— Я хочу немного повидать мир, — сказала Лаймстоун своей сестре. — Прежде чем осесть и стать магнатом гуано летучих мышей, я хочу посмотреть мир и немного повеселиться. — Уши Лаймстоун подпрыгивали при каждом шаге, и казалось, что она совсем не тратит усилий. — А после того, как шахта заработает, я думаю, что использую часть заработанных денег, чтобы посетить острова Гриттиш и Троттингем.

— У нас там все еще живет родня, — сказала Мод своей сестре.

— Я знаю… Я думаю о том, чтобы попытаться встретиться хоть с кем-нибудь. Я немного поискала, некоторые из них все еще используют фамилии Пай, Коффинс и Коффайнс. — Лаймстоун улыбнулась. — Забавные названия для пирогов, но что есть, то есть.

Над головой сгущались тучи, некоторые из них были темноваты. Надвигалась неистовая буря, это было совершенно точно. Было не по сезону тепло и влажно, но ветерок был прохладным, даже холодным, вызывающим мурашки по коже.

Тарниш был рад, что поездка будет довольно короткой, чтобы добраться до места, куда они направлялись. Они не будут пересекать Эквестрию, а просто пойдут немного на юг, пока не достигнут Самой Страшной Пещеры в Эквестрии, хотя у них были планы остановиться и посмотреть некоторые достопримечательности по пути. Мод знала о некоторых фантастических геологических образованиях.

Достав фотоаппарат, Тарниш сфотографировал двух сестер, когда они тянули повозку. Это был драгоценный, счастливый момент, и он хотел запомнить его. Он сделал второй снимок, а затем засунул камеру обратно в седельные сумки.

— Я никогда не была привязана к повозке, которая тянулась бы так легко, — сказала Лаймстоун, повернув голову и оглянувшись через плечо на повозку позади себя. — Эта штука с низким трением и низким сопротивлением качению — не просто диковинка.

— Это почти кажется неправильным, — согласилась Мод с мертвенным выражением лица.

Оглядевшись вокруг, Тарниш осмотрел пейзаж. По обочинам дороги росли полевые цветы, кусты, деревья, было много пчел. Птицы кричали и ругались, когда троица проезжала мимо. Вдалеке, за деревьями, которые служили защитой от ветра вдоль дороги, перед ними раскинулось ухоженное поле. Земные пони стояли среди зеленых рядов, трудясь на солнце, собирая урожай, ведь осенний сезон приближался все ближе. По полю носились жеребята, бегая под ногами взрослых и, вероятно, скорее досаждая, чем помогая.

Тарниш повернул голову и уставился на Мод, зная, какие изгибы скрываются под ее платьем. Он любил эти изгибы, каждый из них, дорожил ими, и мысли о них вызывали у него улыбку. Он подумал о жеребятах в поле. Может быть, жеребенок — это не так уж плохо. Только один, конечно. Только один. Маленький жеребенок был бы неплох. Да, маленький жеребенок. Милый маленький шоколадно-коричневый жеребенок, миниатюрная версия его самого, маленькая версия Тарниша, чтобы Мод была счастлива. Глядя на Мод, Тарниш думал о маленькой версии себя и о приключениях, которые они могли бы переживать вместе.

Было бы легко убедить Мод попробовать стать матерью. Она уже была заинтересована, но если его предложение по какой-то причине не сработает, он знал, что если погладить ее по спине копытами, чуть выше ее кьютимарки, а затем погладить ее спину, пробираясь к шее, он сможет сломить ее каменную защиту и заставить ее согласиться на все.

Моргнув, Тарниш дернул головой вперед и мысленно дал себе пощечину. О чем он только думал? Он еще не был готов к отцовству. Нет. Не-а. Нет! Он не знал, что на него нашло, но это напугало его. Он окинул взглядом бескрайние зеленые поля и счастливое стадо земных пони. При виде резвящихся жеребят он снова ощутил странное чувство тоски. Что за странная и ужасная магия действовала здесь? Он отвернулся от пасторальных полей и сосредоточился на дороге впереди.

Дальше в отдалении был жеребенок. Это была цель, которая должна была появиться позже. Пока же ему нужно было продолжать самоутверждаться. Сделать себе имя, как Мод сделала себе имя. В ее честь был назван вулкан. Взгляд Тарниша снова переместился на Мод, которая разговаривала со своей сестрой. Он был настолько погружен в свои мысли, что не слышал ни слова из того, что они говорили.

— Теперь, когда мы уехали от мамы с папой, когда ты собираешься сделать меня тетей? Я бы хотела баловать маленького жеребенка, но я еще не готова к такой ответственности.

Глядя вверх, Тарниш настороженно следил за погодой. Было приятно снова оказаться в дороге. Его ноги знали, что делать, и он шел в темпе опытного путешественника. Тучи над головой становились все гуще и гуще, а день все тусклее и тусклее. То немногое, что было видно на солнце, показывало, что еще не наступил полдень. К обеду или, самое позднее, после полудня начнется дождь, и, судя по всему, настоящий ливень.

— Ну, не знаю, Лаймстоун, думаю, до этого еще далеко. Думаю, мы с Тарнишем довольны тем, как обстоят дела. Но если что-то изменится, я дам тебе знать.

Пока Тарниш шел, он думал о предстоящей зиме. К тому времени коттедж будет закончен. Он не знал, что они с Мод будут делать зимой. Снег сделает передвижение практически невозможным. Сколько месяцев продлится зима и заточит ли она их на ферме камней? Тарниш начал испытывать нарастающее чувство страха — он не боялся того, что их занесет снегом, что они застрянут в коттедже с Мод, это звучало прекрасно, но оказаться в ловушке на несколько месяцев, не имея возможности никуда уехать, просто застрять — это звучало ужасно. Это был рецепт сумасшествия.

Может быть, они с Мод могли бы улететь на зиму на юг, как птицы, туда, где не так холодно. Он вздохнул. Это было бы несправедливо по отношению к Игнеусу, Клауди, Марбл, Лаймстоун, Пинки или его матери, Пинни. Все они, наверное, с нетерпением ждали возможности провести вместе чудесный праздник. Теперь они все были одной семьей, а семьи проводят праздники вместе.

— Знаешь, Мод, в то время как Марбл все время планирует такие вещи, как женитьба и рождение жеребят, я никак не могу в это погрузиться. То есть, это было бы здорово и все такое, даже замечательно, но я все время думаю о делах. Поступить в университет. Открыть хороший горнодобывающий бизнес. Может быть, создать свою империю, такую большую, что мне понадобится собственный дирижабль, чтобы добираться из одного места в другое. Мне нужны даже не деньги, по крайней мере, я так не думаю, деньги — это лишь средство достижения цели. Я просто хочу сделать что-то грандиозное, что-то впечатляющее.

Ветерок усилился, теперь он дул с севера и обдувал хвост Тарниша. Этот ветерок был не прохладным, а довольно теплым. Почувствовав его, Тарниш понял, что назревают серьезные неприятности, а когда мгновение спустя сильный южный ветер подул ему в лицо, принеся с собой холод, это стало еще понятнее. Над головой начали клубиться облака.

Тарниш резко остановился и поправил свой шлем:

— Знаете, дамы, я думаю, нам пора разбить лагерь. Кажется, скоро налетит шквал…

24. Судя по покалываниям в моих стрелках, нечто жуткое пробирается сюда

Ветер завывал, а Яйцо раскачивалось. Тарниш, сидя на полу, читал свою книгу "Жизнь, зачарованная чарами", изучая многочисленные главы о магии зебр и учась делать заговоры. Читать было очень трудно, так как звук града, падающего на крышу, был оглушительным. В повозке, крытой тканью, град не был бы такой большой проблемой, но Яйцо было сделано из металла. Падающие градины создавали какофонию, ударяясь о крышу.

Мод и Лаймстоун лежали на кровати, Мод читала книгу о камнях, а Лаймстоун читала о миллионе и одном способе использования гуано летучих мышей. На лице Мод не было заметно никакого выражения, но Лаймстоун выглядела недовольной, когда читала об использовании гуано летучих мышей в качестве пищевой добавки. Нитраты натрия придают блюдам соленый, копченый вкус. Как бы ей ни было противно, Лаймстоун, тем не менее, была готова заработать целое состояние, наживаясь на желании пони есть переработанное гуано летучих мышей.

Снаружи завывал ветер, и Лаймстоун закрыла книгу, поставив на страницу закладку. Она подняла голову, вытянула шею, а затем объявила:

— Здесь становится душно.

Даже не поднимая глаз от книги, Тарниш мысленно потянулся, нашел телекинезом задвижки вентиляции и перевел их в открытое положение. Прохладный ветерок пронесся по вагончику, и Лаймстоун шумно втянула в легкие прохладный воздух.

— Я чувствую себя не в своей тарелке, — сказала Лаймстоун своей сестре Мод. — У меня такое чувство, что если бы меня здесь не было, то вы с Тарнишем пережидали бы эту бурю, занимаясь чем-то другим. — Пока Лаймстоун говорила, на ее морде появилась неловкая ухмылка.

Оторвавшись от книги, Мод на секунду посмотрела сестре в глаза, ее взгляд задержался, возможно, с сестринской привязанностью, а затем она кивнула Лаймстоун:

— Мы можем учиться некоторое время, но я буду честна. Если ты оставишь нас одних в уединенном месте надолго, мы будем делать то, что делают женатые пони.

— Неженатые пони тоже так делают, — рассеянно сказал Тарниш, перелистывая страницу. — Хм, пот земных пони можно использовать в качестве реагента-активатора… где я могу найти потного земного пони…

Мод моргнула, уставившись на своего мужа, затем, медленно повернув голову, посмотрела на свою сестру рядом с ней:

— Из нас собираются добывать ценные ресурсы, Лаймстоун. Тарниш станет злом в плохом смысле этого слова. То, что он самый опасный единорог на свете, дошло до его головы, и теперь он собирается использовать нас, земных пони, в своих гнусных целях.

Закатив глаза, Лаймстоун покачала головой:

— Мод, перестань глупить. Ему понадобятся прихвостни. Мы с тобой будем добывать других пони.

— Да, сестры Пай, верные прихвостни. Мы с тобой будем исполнителями, Марбл будет хозяйкой, потому что она слишком застенчива, чтобы нагрубить кому-то, а когда кто-то не будет сотрудничать, мы закроем его в комнате с Пинки. План блестящий и безотказный.

Услышав ровный, гулкий монотон своей сестры, Лаймстоун начала хихикать, прижимаясь к Мод. Уши Тарниша дернулись, но он не оторвал взгляда от своей книги. Даже под звуки градин, отскакивающих от крыши, в вагоне царила радостная, приятная атмосфера, и в основном она была сосредоточена вокруг двух сестер.

— Посмотрите на него, — сказала Лаймстоун, указывая копытом на Тарниша. — Он очень серьезно относится к тому, что делает. Он даже почти не обращает на нас внимания.

— Я думаю, бывают моменты, когда Тарниш чувствует себя неполноценным единорогом, — ответила Мод своей сестре, тоже повернув голову, чтобы посмотреть на своего мужа-исследователя. — Честно говоря, я думаю, он слишком много внимания уделяет тому, чтобы быть единорогом. Как пони, он вполне адекватен. Как муж, он меня просто заводит.

— Спасибо, Мод, — пробормотал Тарниш, переворачивая страницу. Его глаза забегали по словам и диаграммам, потом он поднял голову. Он поднял кусок пчелиного воска и стал критически его рассматривать.

— Так что же ты делаешь? — спросила Лаймстоун.

— Я собираюсь обучиться алхимии, изучить шаманство зебр и планирую научиться делать заговоры и фокусировку. Фокусы? Какое множественное число у слова фокусировка? — Брови Тарниша нахмурились, и он отложил кусок пчелиного воска. — Это вполне разумное занятие. Когда я стану ботаником, у меня будет доступ ко многим магическим растениям и прочему, а это значит, что у меня будет легкодоступный запас алхимических реагентов, что, в свою очередь, означает, что я смогу делать высококачественные чары… если смогу понять, что делать.

— Значит… ты будешь колдуном? — спросила Лаймстоун.

Повернув голову, Тарниш устремил свой взгляд голубых глаз на невестку:

— Ну, э-э, — начал он, — ну… я, э-э, я не думал об этом. Я не знаю, буду я или нет. Я не знаю, как зебры отнесутся к тому, что пони будет называть себя колдуном.

— А правда ли, что зебры могут делать маленьких кукол пони или еще кого-нибудь, а потом протыкать их булавкой и причинять им боль? — спросила Лаймстоун. Ее глаза были широко раскрыты от любопытства, а уши надвинуты вперед на морду.

— Да, вообще-то, — ответил Тарниш, — в моей книге об этом говорится, но использовать их, чтобы причинить боль пони, плохо, эта практика не одобряется. Чучела, как их называют, должны использоваться для исцеления, для снятия сглаза и лечения магических болезней. У зебр нет рогов, как у нас, единорогов, поэтому им не хватает тонкого магического контроля. Их врачи, врачи-целители, создают маленькие чучела и соединяют их с пациентом. Проводятся хирургические ритуалы, применяются лекарства, на чучеле лечат болезни и порчу, и то, что делается с чучелом, делается и с пациентом. В целом, практика довольно чудесная, и зебры намного, намного опережают нас, когда дело доходит до магической медицины и целительства.

— И ты собираешься научиться этому сам? — Лаймстоун изумленно уставилась на Тарниша.

— Ну, да… наверное, да. Как я уже сказал, у меня будет доступ ко всем видам алхимических реагентов. Я не очень магичный единорог, но я могу научиться использовать магию другими способами. Полезными способами. После того, что случилось с Мод и мной… после того, что случилось с Мод… — Тарниш покачал головой, моргнул, а затем продолжил: — Увидев Мод такой больной, я испугался. Я до сих пор не знаю, как с этим справиться. Это все еще лезет мне в голову, я полагаю…

— Значит, ты учишься на целителя, чтобы успокоить свой разум, — сказала Лаймстоун.

Тарниш на мгновение замолчал, и градины, разбивающиеся о крышу, продолжили свой ритм стаккато. Когда Тарниш ответил, он произнес с некоторым колебанием:

— Наверное, да.

— Переживание близкого к смерти опыта меняет пони. — Лаймстоун бросила на Мод взгляд из стороны в сторону. — Я читала об этом в одной из книг Марбл. Травма изменяет разум. Некоторые пони поддаются ей, другие преодолевают ее. Они готовятся к будущему опыту близкой смерти. Марбл читает странные книги.

— Интересно, что заставило Марбл прочитать что-то подобное, — сказала Мод Лаймстон.

— Она беспокоится о Пинки Пай, — ответила Лаймстоун, — наша сестра Пинки столкнулась с очень плохими вещами вместе с Твайлайт и остальными. Пинки всегда в опасности. Она беспокоится о Пинки. — Лаймстоун моргнула, покачала головой и начала постукивать двумя передними копытами друг о друга. — Я думаю, если Пинки хоть раз замедлится, все плохое настигнет ее. Думаю, именно поэтому она всегда в движении, всегда спешит, всегда торопится. Мы все видели, какая она, когда плохое настигает ее.

Мод кивнула, но ничего не сказала о том, как Пинки снова пустилась в бега.

Дверь Яйца открылась, и Тарниш с большой долей осторожности высунул голову наружу. Все еще моросил мелкий туманный дождь. Земля была усыпана градинами, некоторые из них были довольно крупными. Он огляделся, дождь капал с его шлема, а затем вышел наружу, его копыта хрустели по градинам на земле.

Он сделал несколько шагов, повернулся, дрожа от холодного моросящего дождя, и стал осматривать Яйцо на предмет повреждений. То, что он увидел, заставило его присвистнуть. Крыша и большая часть верхней половины дома были покрыты ямочками. Он стоял и смотрел, расширив глаза, пытаясь осознать все это. Блестящий алюминий получил немало ударов.

Лаймстоун выскочила за дверь, чуть не поскользнулась на граде, но тут же встала на копыта, когда Мод вышла следом за ней. Обе кобылы подошли к месту, где стоял Тарниш, повернулись и посмотрели.

— О, это выглядит довольно плохо, — сказала Лаймстоун.

— Теперь у нее есть характер. — Мод пнула несколько градин и осмотрела нанесенный ущерб. — Держу пари, когда это было сделано, такие вещи не принимались во внимание. Это было сделано просто для красоты.

— Она довольно прочная. — Тарниш подтолкнул Мод. — Некоторые из этих градин были размером с куриное яйцо. Я рад, что мы не оказались под открытым небом.

Над головой начало проглядывать солнце, когда грозовые тучи рассеялись под порывами сильного ветра. Солнечные лучи струились сквозь облака, образуя мерцающие копья света. Пока не было никаких признаков радуги, но Тарниш надеялся. Он встряхнулся, отчего с его шкуры полетели капли воды.

— Эй! — крикнула Лаймстоун, намокая. Она поспешила прочь от Тарниша и, отступая, встряхнулась. Всряска переросла в брыкание, а затем в прыжки, когда она притопнула ногами. Она встряхивалась и скакала по открытому пространству на обочине дороги, радуясь, что выбралась из тесного замкнутого пространства дорожной повозки.

Стоя неподвижно, как статуя, Мод наблюдала, как резвится ее сестра. Она, конечно, не резвилась, предпочитая беречь силы для других дел. Ее платье потемнело от моросящего дождя.

— Думаю, мы можем идти дальше, — сказала Мод, пока Лаймстоун старательно изображала скакуна. — Здесь немного грязно, но с Лаймстоун и мной у нас не должно быть проблем. У меня есть на примете кемпинг, и я думаю, что мы сможем добраться до него сегодня.

— Кемпинг? — спросил Тарниш.

— Небольшое местечко под названием Источники Драконье Дыхание, — ответила Мод, — очень милое местечко. Горячие источники. Что означает горячую ванну. Хотя некоторые пони жалуются на запах.

— Запах? — Тарниш несколько раз моргнул. — Что это за запах и насколько он может быть плохим?

— Тухлые яйца. — Глаза Мод остановились на Тарнише. — Это запах геологической активности. Это будет романтично. Мы погрузимся в природную горячую ванну и посмотрим, что будет дальше.

— Эй! — крикнула Лаймстоун, напоминая Мод, что она здесь.

— Нам придется оставить Лаймстоун в повозке. — Мод повернулась лицом к сестре и смотрела, как Лаймстоун останавливается. Она стояла с пустым выражением лица, не двигаясь, и смотрела на сестру.

Лаймстоун улыбнулась:

— Эх, ты бы так со мной не поступила! — Подняв копыто, она указала на повозку. — Давай посмотрим, сможем ли мы отправиться в путь. Я слишком долго сидела неподвижно. Мне нужно заняться чем-то активным!

Вздохнув, Мод кивнула:

— Я тоже набралась сил и хочу идти. Мне невыносимо быть такой неподвижной.

Услышав слова Мод, Тарниш фыркнул, рассмеялся и пошел собирать свое снаряжение.

Шквал, хотя и был кратковременным, причинил много вреда. Ветки деревьев валялись на дороге, и Тарнишу пришлось поднимать их и отбрасывать. Дорога была грязноватой, и копыта хлюпали при каждом шаге. Повозка хорошо тянулась по грязи, узкие колеса прорезали ее, и у двух кобыл не было особых проблем. Единственное, что замедляло их движение, — это мусор на дороге, которого было немало.

Над головой тучи разошлись, исчерпав свой пыл, и теплый солнечный свет растопил градины. Мир промок насквозь. Отовсюду стекали струйки воды. Когда они продолжили путь на юг, на горизонте показались несколько высоких холмов.

Эти холмы, известные как Сестры, находились к востоку от хребта Рок-Ридж, а между ними лежала прекрасная, пышная долина — место, через которое им вскоре предстояло проехать. Тарниш путешествовал по ней вместе с Мод, поднимаясь с западной стороны, вдоль хребта Рок-Ридж, но сейчас они находились на восточной стороне и ехали по дороге, идущей вдоль Сестер.

К большому удивлению Тарниша, по дороге приближалась одинокая фигура в плаще. Осторожный, но любопытный и вежливый, он остановился на дороге. Позади него остановилась повозка. Ему стало интересно, какой пони может выдержать такую грозу, и когда он увидел рог, выглядывающий из-под капюшона, он получил ответ. Единорог, несомненно, может уберечься от града. У фигуры были потрепанные седельные сумки, а плащ был немного потрепан.

У единорога шкура была бледного, приглушенного фиолетового цвета, а плащ — тяжелый и синий. Фигура была меньше, и Тарниш решил, что это была кобыла. Она двигалась уверенно, целеустремленно, и на мгновение он увидел ее глаза под капюшоном.

Единорог резко остановился в нескольких ярдах от него. Тарниш поднял копыто, помахал копытом и стал ждать. Его охватило растущее чувство тревоги, и волоски вдоль позвоночника встали дыбом. Он услышал, как Лаймстоун прочищает горло, а затем послышались звуки выпрягающихся пони.

— Привет, — сказал Тарниш, стараясь быть дружелюбным, хотя ему было жутко. Он не мог сказать, почему ему было страшно, только то, что ему было страшно. Что-то в этом странном единороге его настораживало.

— Привет, — ответила незнакомка. На ее губах расплылась улыбка. — Наконец-то, Тарнишед Типот я как раз направлялась на север, чтобы навестить тебя. Я знала, что найду тебя на этой дороге.

Тарниш почувствовал, как Лаймстоун прижалась к его боку, все ее мышцы напряглись, и она была готова к действию. Но что-то было не так. Он кивнул головой:

— Ты знаешь мое имя, но я не знаю твоего.

— Мое имя не важно, — ответила единорожка, откидывая капюшон с лица. — Но если ты должен меня как-то называть, зови меня Странницей.

— Послушайте, леди, мы не любим, когда незнакомцы и чудаки пристают к нашей семье, — сказала Лаймстоун.

— О, но ты ошибаешься, — ответила она, — ведь я пришла сюда не для того, чтобы преследовать. Я пришла сюда, чтобы помочь. Я много слышала о вас, мистер Типот, и узнала довольно много о вашей… уникальной проблеме.

Когда Тарниш собирался ответить, он почувствовал, как Мод прижалась к нему с другой стороны. Казалось, что-то не так… как-то не так. От единорожки на дороге перед ними исходила аура неправильности. Он глубоко вздохнул, собрался с духом и сказал:

— Это не проблема.

— Я слышала другое, — сказала она негромким, но властным голосом. — Я слышала, что ты проклят самой сутью ядовитой шутки. Многие пони очень обеспокоены самим фактом вашего существования, мистер Типот. Ты вызвал большой переполох. И именно поэтому я здесь, чтобы помочь тебе.

— Не уверен, что мне нужна помощь, — ответил Тарниш.

— А что, если я скажу тебе, что могу сделать так, чтобы все это исчезло? — спросила странная единорожка. — Что, если я скажу тебе, что могу снять твое проклятие? Что, если бы я сказала тебе, что могу сделать все лучше?

— Я бы сказала, что ты плутовка. — Лаймстоун сделала шаг вперед, ее уши были направлены вперед, как сердитые шипы. — И мне не нравится твоя пугающая вибрация… все в тебе кажется неправильным.

Единорожка откинула голову и рассмеялась. Через мгновение она пришла в себя и посмотрела Лаймстоун в глаза:

— Мы с мистером Типотом не такие уж разные. У нас есть уникальная магия, которая отличает нас от остальных. Я использую свою магию, чтобы помогать пони. На севере есть поселение, где пони, которым я помогла, строят город. Я решаю проблемы с кьютимарками. Я заставляю их исчезнуть. Не все кьютимарки хорошие, не все кьютимарки стоят того, чтобы их иметь, а некоторым кьютимарки разрушили жизнь. Как твою, мистер Типот.

— Моя жизнь не разрушена, спасибо. — Глаза Тарниша сузились, и он услышал, как Лаймстоун фыркнула.

— Твои проблемы только начинаются, — сказала единорожка негромким, почти снисходительным голосом. — Ты даже не представляешь, как сильно ты пугаешь других. Неужели ты думаешь, что они оставят тебя жить в мире? Что ты представляешь? Пони и ядовитая шутка не сочетаются. Ты не можешь ее контролировать, и если ты думаешь, что сможешь сдержать силу природы, ты обманываешь себя. У тебя есть всплески, дикие всплески… Я потратила много времени, чтобы изучить тебя. Возможно, я знаю о твоей магии больше, чем ты.

— Я сомневаюсь в этом. — Мод шагнула вперед и встала, поравнявшись со своей сестрой, Лаймстоун.

— Я как врач, — сказала единорожка, стоя на одном месте, не двигаясь и не обращая внимания на Мод и Лаймстоун. — Я изучаю своих пациентов. Для некоторых кьютимарка — это болезнь, а я — лекарство. Я лишь хочу помочь. Вот что я делаю. Я могу вылечить болезнь. Я могу устранить недуг. Я могу убрать кьютимарки и связанную с ними неприятную судьбу.

— Я не верю тебе, — сказала Лаймстоун с низким рыком.

— Я могу читать судьбы, как свиток… как, по-твоему, я узнала, что ты будешь идти по этой дороге? — Единорожка нахмурилась. — Ты — хаотический элемент, Тарнишед Типот. Когда твоя сила начнет по-настоящему проявляться, когда ты станешь старше и взрослее, ты будешь становиться все опаснее и опаснее. Неужели ты думаешь, что принцессы оставят тебя в покое? Однажды тебя уже изгнали, и как только ты войдешь в силу, это случится снова. Я видела это. Но я могу избавить тебя от всего этого.

— Эй, как насчет того, чтобы исчезнуть? — сказала Мод ровным голосом.

— Я просто хочу помочь, — ответила странная единорожка.

— Это не нужно. — Тарниш покачал головой. — Я не проклят. Я могу контролировать свою магию. Я не опасен, если только не веду себя безответственно.

— Но ты не знаешь того, что знаю я. — Странная единорожка сделала шаг вперед и одарила Тарниша хитрой улыбкой. — Я научилась заглядывать в будущее и прошлое. Я видела многое. Я видела, как это началось, и я видела, как это закончится.

— Ты видела ту часть, где я начну бить тебя по лицу, если ты не заткнешься и не перестанешь вести себя жутко? — спросила Лаймстоун, оторвавшись от остальных и направившись к незнакомке.

— Ты ничего не знаешь! — прошипела незнакомка. — Я заглянула глубоко в прошлое… Я видела, на что способна ваша магия, мистер Типот. Целая цивилизация исчезла… исчезла и потерялась во времени. И все из-за ядовитой шутки. Вся известная цивилизация погрузилась во тьму, и свет исчез из мира.

— Прекрати пытаться напугать моего брата! — рыкнула Лаймстоун, бросаясь вперед. Ее копыта прорезали глубокие борозды на грязной дороге, зубы были оскалены, а уши прижаты назад.

Перед самым столкновением Лаймстоун с незнакомкой произошла вспышка света, и незнакомка исчезла. Кобыла остановилась, огляделась, фыркнула и заскрежетала зубами.

— Куда она делась? Я хочу ее избить! — крикнула Лаймстоун.

— Она ушла, — ответила Мод, оглядываясь вокруг. — Нам тоже пора идти. Я хочу быть подальше от этого места. Давайте уйдем отсюда. — Мод моргнула, затем повернулась и снова посмотрела на мужа. — Что-то в ней было тревожным. Я чувствовала это. С ней что-то не так. Я — Камень, и что-то в ней заставило меня чувствовать себя неуверенно и нервно. Как будто она противодействовала моей природной спокойной уверенности.

— Думаешь, она ушла? — спросила Лаймстоун.

— Я не могу знать, — ответила Мод, — она может наблюдать за нами прямо сейчас.

— Ну и в Таратар ее. Давайте выбираться отсюда. — Лаймстоун пробралась через грязь и направилась к повозке. — Я хочу уехать отсюда как можно дальше. Я чувствую себя не в своей тарелке. Что-то в ней неестественное и заставляет мое чувство земного пони ощущать себя странно.

— Я тоже это чувствую. — Тарниш переступил копытами, и на его морде появилось обеспокоенное выражение. — Я все еще чувствую это. Надеюсь, она не вернется, и я очень надеюсь, что она не навестит ферму камней.

Слова Тарниша нависли над троицей, как непрошеное облако…

25. Тень Сестер

Далеко впереди, за долиной, возвышались холмы, известные как Сестры. Тарниш стоял и фотографировал открывшуюся перед ним удивительную панораму. Чуть дальше на дне долины виднелся заброшенный город-призрак, многие из ветхих зданий обвалились.

Воздух был наполнен всепоглощающей вонью тухлых яиц. Тарниша это не сильно беспокоило. Конечно, это было плохо, но он сам чувствовал запах и похуже. Он подумал о летающих скунсах и улыбнулся.

Он все еще чувствовал себя неспокойно и немного потрясенно: неизвестный единорог оставил после себя тягучее ощущение тревоги. Лаймстоун настаивала на том, что за ними наблюдают, утверждая, что ее чувства земной пони говорят об этом. У Тарниша не было причин сомневаться в этом.

Мод прижалась к его боку, а затем прислонилась к нему. Она была теплой и немного потной, но Тарниш не возражал. Он прислонился к ней спиной и подумал о приятной, теплой, расслабляющей ванне в горячем источнике.

— Некоторые говорят, что именно здесь родилась Эквестрия, — сказала Лаймстоун, садясь рядом с Мод. — Я узнала об этом месте в школе. У меня был экзамен по истории. Сестры. После того как Первые племена пришли с юга, выжившие, бежавшие от правления Дискорда, под предводительством принцессы Селестии и принцессы Луны, направились в эту сторону. Две принцессы увидели эти холмы и поняли, что здесь можно найти ресурсы.

Мод кивнула.

— В конце концов, принцесса Селестия и принцесса Луна поселились в Вечносвободном, но у них был форпост здесь, в этом месте. Сестры были полны драгоценных камней, угля и драгоценных металлов, а холмы были очень щедры. — Лаймстоун посмотрела в сторону холмов.

— Конечно, пришел Дискорд и сразился с принцессой Селестией и принцессой Луной, и было еще много битв. Большая часть Первого племени была потеряна. Но когда все было сказано и сделано, принцесса Селестия полагалась на это место, чтобы восстановить нацию. Эти холмы пересекают туннели и шахты. Сейчас там можно встретить алмазных собак, а также других монстров. В этих шахтах ничего не осталось, но пони и другие продолжают искать, надеясь найти золотую жилу, какую-нибудь богатую жилу, оставшуюся неразработанной. — Лаймстоун покачала головой.

— Многие пони погибли, пытаясь найти там свое богатство. Какое-то время там даже был город. Вы можете видеть его остатки. — Мод указала вниз на дно долины, на разрушенный город-призрак. — Я была там и осмотрела это место. Это опасно. Мы будем его обходить.

— Значит, здесь добывали руду, пока ничего не осталось, — сказал Тарниш, рассматривая окружающий пейзаж, — а теперь это дом для опасных, пожирающих пони монстров. Фантастика. Мы должны совершить живописную экскурсию.

— Хорошо. — Мод взглянула на Лаймстоун.

— Я пошутил, — сказал Тарниш, поясняя свою позицию.

— Я не шутила. — Мод посмотрела на Тарниша, а затем на холмы перед ними.

— Здесь осталось только историческое богатство. — Лаймстоун глубоко вздохнула, подняла заднюю ногу и начала чесать копытом за ухом. — У меня чесотка. Меня покусали глупые жуки.

— Ты вернешься домой с клещами. — Мод подошла и ткнула сестру.

Шипя, Лаймстоун наморщила мордочку, и ее брови превратились в сердитую букву V, когда она уставилась на Мод:

— У меня клещи были только один раз, понятно! Это была не моя вина! По какой-то причине жуки просто находят меня вкусной.

— Это потому, что ты пони с изюминкой. — У Мод была идеальная бесстрастная речь. Конечно, это было единственным настоящим средством выражения Мод. Она еще раз ткнула сестру копытом. — Ты заразила всех нас клещами, и маме пришлось всех нас дезинфицировать.

— И что? Ты вернулась домой из Лас-Пегасуса со вшами! — Протянув копыто, Лаймстоун ответила на тычок Мод своим. Она сделала двойной тычок, чтобы немного обострить ситуацию, и наклонилась ближе к сестре.

Мод снова легонько ткнула ее:

— У меня мурашки по коже от воспоминаний. Давай пойдем и займемся обустройством лагеря, а потом можно будет принять ванну. Звучит неплохо?

Лаймстоун усмехнулась, и сердитая буква V на ее лбу исчезла:

— Звучит отлично.

На первый взгляд лагерь был ничем не примечателен, на нем висела табличка с короной, означающая, что это кемпинг, финансируемый Короной. Здесь были убежища — маленькие хижины, сделанные из фигурного бетона. Крошечные хижины были достаточно большими, чтобы в них мог пролезть один пони, а может, и два, если они хотели быть очень-очень близко друг к другу.

Но уже после первого взгляда Тарниш начал ощущать беспокойство. Вокруг лагеря было слишком много мусора и хлама, а среди мусора и хлама лежали кости мелких животных. Еще более тревожным было то, что в яме для костра лежали останки тележного колеса и другие обломки повозки.

Отцепившись, Мод начала копаться в остатках костра, то и дело поглядывая на Тарниша. Лаймстоун начала рыскать по лагерю, пока Тарниш следил за тем, чтобы Яйцо было надежно закреплено. Лаймстоун ходила агрессивной походкой на жестких ногах. Под ветками и мусором она нашла целые, несгоревшие куски повозки.

— Никто не сжигает свои собственные повозки, — сказала Мод, поднимая частично обгоревший тормозной рычаг. Она подержала его в копыте, рассматривая, а затем, спустя мгновение, посмотрела на Тарниша. — Это меня беспокоит.

— Зачем его сжигать? — спросил Тарниш.

— Потому что, — ответила Мод, — для кого-то или чего-то это был не дом, не повозка, не что-то значимое, а просто дрова, ждущие своего часа. — Она посмотрела на Лаймстоун, которая копалась в разбитых, разломанных останках. — Похоже, его разбили чем-то тяжелым.

— Наш длинный день только что стал длиннее, не так ли? — Лаймстоун скорчила гримасу и поспешила обратно, чтобы снова оказаться рядом со своей сестрой Мод. — Я узнаю эту повозку. Я помогала ее ремонтировать. На дереве следы от когтей.

— О-о. — Ровная речь Мод не выдавала никаких чувств, но Лаймстоун проявляла достаточное беспокойство и тревогу за обеих сестер. — Интересно, как давно это произошло?

— Не очень, — ответила Лаймстоун, — повреждения на дереве еще белые и в основном свежие. Дерево еще не успело посереть от непогоды.

Обе сестры посмотрели друг на друга, а затем одновременно посмотрели в сторону холмов, известных как Сестры. Затем, двигаясь как одна, обе посмотрели на Тарниша. Облизнув губы, Тарниш осмотрелся и напомнил себе, что у него есть один очень острый меч, чему он был весьма благодарен в данный момент.

— Я почти уверен, что мы найдем того, кто это сделал, вон там, в лагере возле Сестер. А еще мы найдем пони, попавшего в беду. — Мод еще раз взглянула на обломки повозки, затем посмотрела Тарнишу в глаза. — Она невероятно надоедливая и настоящая зануда, но я думаю, что у Трикси Луламун настоящие неприятности. Готов стать рейнджером, Тарниш? Пора заработать нашу соль.

— Почему ты думаешь, что она там? — спросил Тарниш, указывая в направлении холмов.

— Потому что это то место, куда алмазные псы охотнее всего идут. Как и все остальные пони, они тоже думают, что в этих холмах их ждут большие богатства. Я думаю, что они схватили Трикси. Они точно разбили ее повозку. Я уверена, что это сделали алмазные собаки. — В ровном голосе Мод звучала абсолютная окончательность.

— Хорошо, тогда каков план? — Тарниш поднялся во весь рост и задумался, насколько устрашающим он может быть. Он почувствовал, что у него пересохло во рту, когда он подумал о возможности насилия.

— Мы пойдем под покровом темноты и осмотримся. Ищем костер. Мы держимся вместе. И если мы заметим неприятности, что ж, тогда мы придумаем, как с ними справиться. Мы с Лаймстоун можем кидать камни.

В своей голове Тарниш представил, что монотонная речь Мод излучает столь необходимую ему уверенность, и ему стало легче. Конечно, Мод была уверена в себе, а почему бы и нет? Она может бросать камни. Эти слова привели Тарниша в ужас. Он подозревал, что для Мод бросить камень — все равно что для Твайлайт использовать одно из ее больших заклинаний "вспышка-хлоп-бум".

— А как насчет нашей собственной повозки? — спросил Тарниш.

— Мы закроем ее и оставим здесь, — ответила Мод без колебаний.

Лаймстоун подняла голову и посмотрела в сторону Сестер. Ее глаза сузились, а уши навострились. Ее правая передняя нога слегка подергивалась, а затем она ударила копытом по земле. Она глубоко вздохнула, задержала дыхание и уставилась на далекие холмы.

— Лаймстоун? — Глаза Мод раскрылись чуть шире. — Лаймстоун, что говорит тебе твое чувство земного пони? Что ты чувствуешь, Лаймстоун?

Лаймстоун повернула голову и посмотрела Мод в глаза:

— Там, в той стороне, у одной пони серьезные проблемы. Она больна. Больна в плохом смысле. Там беда. Жаль, что Пинки здесь нет, она бы узнала больше.

Ничего не говоря, Тарниш ждал. Он знал, что у земных пони есть своя особая магия, и они способны на чудесные вещи. У Пинки Пай было ее Пинки-чувство, у Лаймстоун — ее особое чувство, а у Мод — ее Мод-чувство. Он подозревал, что у Марбл тоже есть свой особый способ.

Оставался еще вопрос о жуткой единорожке, которая скрывалась где-то поблизости. Предстоящая ночь обещала быть интересной. Тарниш немного подумал и решил, что двигаться под покровом темноты — лучший план. Он думал о ловушках, о подвохах, о западнях, и все эти вещи волновали его.

— Леди, я не уверен, что нам стоит дожидаться ночи. — Тарниш высказал свои чувства, а затем продолжил объяснять свои доводы. — Если мы будем ждать, то можем попасть в ловушку или упасть в яму с шипами на дне, а если я использую свой рог, чтобы осветить все вокруг, то это лишает нас смысла нападать в темноте. Они увидят свет, и у нас не будет элемента неожиданности.

— Нам нужна Пинки… она — элемент неожиданности. Она может прогуляться.

— Что такое эта прогулка? — спросил Тарниш.

Лаймстоун поджала губы, и лицо кобылки стало озабоченным:

— Это трудно объяснить… Я не знаю, смогу ли я. Это свойственно земным пони. Для этого нужен особый настрой. — Лаймстоун покачала головой и бросила на Тарниша извиняющийся взгляд. — Я делала это один или два раза случайно. Пинки может делать это по желанию.

— Но это ничего не говорит мне о том, что это такое, — сказал Тарниш Лаймстоун.

— Это то, как Пинки Пай может спрятаться за одним деревом, а потом выскочить из-за совершенно другого. — Бровь Мод приподнялась всего на долю дюйма, и на мгновение в ее глазах что-то блеснуло. — Грэнни Пай могла скрыться за деревом или кустом, или даже зайти в чулан, а потом снова появиться за много миль отсюда. Иногда она избавляла себя от необходимости идти в Рок-Хейвен и просто исчезала. У нее и Пинки было много общего. Они обе знали секрет короткого пути.

— И я предполагаю, что лей-линии под фермой камней имеют какое-то отношение к этой… этой… присущей земным пони магии, которая не поддается разуму и логике. — Пока он говорил, Мод слабо кивнула ему.

— Это моя теория. — Мод моргнула. — Нам нужен план. Нам нужен способ подкрасться к ним незаметно. Мы должны застать их врасплох.

— Устроить им вечеринку-сюрприз. — Голос Лаймстоун приобрел агрессивное звучание, в нем слышалась зернистость и гравий. — Все те времена, когда ты, будучи жеребенком, играла в "Увернись от камня", скоро окупятся.

— Увернись от камня? — спросил Тарниш, неуверенный, хочет ли он знать ответ.

— У нас не было мяча, — ответила Мод, — а если ты можешь увернуться от камня, ты можешь увернуться от чего угодно. Поверь мне, ты становишься очень, очень мотивированным, чтобы убраться с дороги. Особенно если Марбл бросает. Она каким-то образом придает своим камням вращение…

— И они сдирают с тебя шкуру, когда попадают! — воскликнула Лаймстоун, потирая затылок и морщась от болезненных воспоминаний. — Я хочу знать, как она это делает… ее камни отклоняются, пока летят по воздуху.

Медленными движениями Мод потянулась назад и начала растирать свои задние конечности, моргая несколько раз подряд, потягиваясь точно так же, как Лаймстоун, но намного, намного медленнее.

26. С огромной высоты

— Ты снял свой причудливый, смешно выглядящий шлем, — сказала Лаймстоун Тарнишу, когда они пробирались через заброшенный город-призрак. Она перебегала от здания к зданию, скользила от тени к длинной тени, отбрасываемой солнцем, которое дрейфовало на западе.

— Я не хотел испачкать его кровью, — ответил Тарниш, следуя за Лаймстоун.

— Но в нем ты выглядишь таким умным и нарядным. — Лаймстоун ухмыльнулась Тарнишу.

Тарниш был обеспокоен тем, что Лаймстоун, похоже, слишком веселилась. Он боялся, что она не воспринимает все это достаточно серьезно. Он взглянул на Мод, которая двигалась рядом с ним. Мод, конечно, было не прочитать, но он подозревал, что она в какой-то степени получает удовольствие.

Когда он проходил мимо разрушенного здания, он увидел места, где древесина была сломана, но все еще выглядела свежей. Здесь недавно что-то проходило. Протянув магию, он схватил Лаймстоун и сильным рывком притянул ее ближе к себе.

— Эй, что случилось? — потребовала Лаймстоун.

— Держись ближе, — ответил Тарниш голосом, который ясно давал понять, что он не в настроении спорить. Он показал копытом на сломанное дерево и наблюдал, как расширились глаза Лаймстоун, когда она увидела отколотые кусочки. После нескольких секунд осмысления увиденного он наблюдал, как она кивнула ему.

— Старая колокольня все еще стоит. — Мод указала копытом на потрепанное, обветренное здание. — Если мы заберемся туда, то сможем лучше рассмотреть местность.

— Это хорошая идея. — Тарниш оглядел строение и подумал, не рассыплется ли оно, если они войдут внутрь. — Давайте заглянем внутрь и посмотрим, безопасно ли там.

Теперь троица, двигаясь плотной группой, пробиралась через город: Лаймстоун смотрела налево, Мод — направо, а Тарниш следил за обстановкой впереди и сзади. Мод и Лаймстоун также были бдительны и следили за любыми колебаниями земли, которые могли бы указывать на алмазную собаку, выныривающую из-под земли.

Колокольня с разрушающимся старым колодцем рядом с ней находилась в центре города. На другой стороне находилось ветхое здание, которое обвалилось и теперь было не более чем кучей дров. На колокольне больше не было ни двери, ни колокола.

Тарниш просунул голову внутрь и обнаружил ржавеющую кованую винтовую лестницу. Он ткнул в нее копытом, и раздался металлический звон. Он опустил копыто на одну ступеньку, надавил и почувствовал облегчение, обнаружив, что лестница все еще довольно прочная.

Он начал подниматься по лестнице, Мод шла прямо за ним, а Лаймстоун — за ней. Вокруг центральной колонны он поднимался все выше и выше. Он останавливался на мгновение, когда находилось место, где древесина прогнила, что позволяло ему видеть наружу. В воздухе витали пылинки, и Тарниш телекинезом убирал с дороги старые паутины.

Запах старого дерева наполнил его ноздри, старый затхлый запах и запах тепла, впитавшегося в старое дерево. От этого запаха у него засвербило в носу и он почувствовал легкое головокружение. Лестница немного скрипела, но железо было прочным, даже несмотря на ржавчину.

На полпути наверх Тарниш понял, что именно лестница удерживает колокольню. Старая деревянная конструкция немного покосилась, а еще выше она наклонилась на одну сторону, и внутренние стены уперлись в железную лестницу. Он продолжал идти.

После долгого трудного подъема он добрался до верха лестницы и обнаружил кованую площадку. На дереве стоять было небезопасно, и он старался держать копыта на металле. Он отодвинулся в сторону, насколько мог, чтобы остальные могли к нему присоединиться.

Он достал из седельной сумки бинокль и поднес его к глазам. Он начал осматривать окрестности, стараясь рассмотреть все с медленной тщательностью. Он изучал местность у подножия холмов, которая теперь была погружена в темноту, что затрудняло обзор.

Прищурившись, он напряг глаза, пытаясь разглядеть детали. Он не видел ничего необычного, ничего, что напоминало бы лагерь, и никаких алмазных собак. Без предупреждения его бинокль выхватила Лаймстоун, зажав его в своем копыте.

Тарниш ничего не сказал, когда она начала смотреть в бинокль. Он терпеливо ждал, любопытствуя, насколько острым может быть зрение Лаймстоун. Земные пони, как правило, имели острые глаза и обостренные чувства. У них не было крыльев, чтобы улететь, или магии, чтобы защитить себя. Все, что у них было, — это шесть известных чувств, которые обеспечивали их безопасность.

— Я чувствую что-то неладное, — пробормотала Лаймстоун, сканируя местность, используя свое чувство земного пони, чтобы указать ей правильное направление. — Там пони в беде. Там темно, солнце зашло слишком далеко… подожди!

— Что ты видишь? — спросила Мод.

— Костер, — ответила Лаймстоун. Он находится за деревьями, поэтому я не могу видеть его прямо, но я вижу оранжевое свечение.

— Что-нибудь еще? — спросил Тарниш. Он ждал, глядя в ту сторону, куда смотрит Лаймстоун.

— Подождите… подождите… Я вижу ее, — сказала Лаймстоун тихим голосом. — Она не двигается. Но я вижу синеву ее шкуры в оранжевом сиянии. Похоже, она лежит на земле. Я вижу алмазных собак вокруг нее. Я очень надеюсь, что они не собираются приготовить ее или что-то в этом роде.

— Обычно они берут пони в рабство. — Тарниш нахмурился. — Я помню что-то о том, что Рэрити была захвачена ими. Весь Понивилль говорил об этом. — Он подождал, пока Лаймстоун продолжит смотреть в бинокль. — Ты можешь сказать сколько их? Ты можешь разглядеть какие-нибудь детали?

— Их довольно много, я думаю. — На лице Лаймстоун появилась глубокая морщинистая гримаса, когда она сосредоточилась на своих чувствах. Ничего не говоря, Лаймстоун взобралась на спину Тарниша, ухватилась задними ногами за его туловище, а затем села как можно прямее и выше, чтобы лучше видеть.

У Тарниша были другие планы. Он поднял Лаймстоун телекинезом и был весьма удивлен, когда она не отреагировала испугом, хотя знал, что большинство земных пони не любят, когда их копыта не стоят на земле. Он поднимал ее с медленной осторожностью, понемногу и не торопясь.

— Стоп! — сказала Лаймстоун, когда она была примерно в десяти футах над головой Тарниша. — У меня есть лучший угол обзора. Перемести меня немного влево и не урони меня… мы очень высоко.

Сосредоточившись и думая о том, как сильно он любит Лаймстоун, он переместил ее влево, подвесив ее под открытым небом, где под ней не было ничего, кроме земли далеко внизу. Падение с такой высоты убило бы ее. Он почувствовал, как пот катится по его шее. Лаймстоун не выглядела так, но она была тяжелой для своего размера, как и Мод. Но он никак не мог сказать Мод, что она тяжелая — ему слишком нравилось жить, и он любил Счастливые Семейные Объятия, когда мог их получить.

— Стоп! — Лаймстоун зависла в воздухе, удерживаемая магией Тарниша. — Я не могу видеть все, но я вижу достаточно… вокруг костра около дюжины. Не знаю, есть ли еще в других местах. Теперь мне нужно что-то под копытами.

Когда Лаймстоун снова опустилась на площадку на вершине лестницы, она подбросила бинокль в воздух, и Тарниш поймал его своей магией, когда Лаймстоун схватила сестру. Она сделала несколько глубоких, вздрагивающих вдохов и ничего не сказала, прижимаясь к Мод для утешения и успокоения.

— Нас четверо с Фламинго. — Тарниш протянул копыто и похлопал Лаймстоун по спине. — Если их дюжина, то я не уверен, что мне нравятся такие шансы. У меня есть магия, но не очень много. Они как-то справились с Трикси.

— Она, наверное, спала, когда они устроили засаду, — сказала Мод, когда Лаймстоун вздрогнула. Мод подошла к сестре и погладила ее по шее. — Все хорошо, Лаймстоун. Ты была храброй. Тебе будет что рассказать, когда ты вернешься домой. Папа будет очень гордиться тобой.

Порыв ветра заставил старую колокольню покачнуться. Лаймстоун испустила истошный вопль, а глаза Мод расширились. Тарниш переступил копытами, чтобы обрести равновесие. Вся башня раскачивалась под ними.

— Давай спустимся отсюда, — сказала Мод ровным голосом, в котором не было ни намека на страх или беспокойство. — Я хочу снова оказаться на земле. Чем скорее, тем лучше. Я лучше подерусь с алмазными собаками, чем проведу здесь еще одну минуту.

— Я хочу домой, — сказала Лаймстоун, ее голос был почти хныкающим.

— Все будет хорошо, Лаймстоун. — Мод крепко обняла сестру, когда та захрипела. — Ты будешь в порядке, когда под тобой снова будет земля.

— Я ненавижу бояться, — призналась Лаймстоун дрожащим голосом, — это заставляет меня чувствовать себя слабой, а быть слабой — хуже всего.

Держа свои мысли при себе, Тарниш удивлялся, как земной пони может быть абсолютно бесстрашным, когда дело доходит до драки со стаей алмазных псов, но при этом ужасно бояться высоты. Он восхищался храбростью Лаймстоун. Она держала себя в узде достаточно долго, чтобы хорошо разглядеть врага, что свидетельствовало о недюжинном мужестве.

Три пони ушли с почти открытой местности в лес, а затем укрылись за деревьями, кустами или чем-нибудь достаточно большим, чтобы скрыть их от посторонних глаз. Они были уже достаточно близко, чтобы почувствовать запах древесного дыма. Солнце подбиралось ближе к горизонту, и негустой лес у подножия предгорий теперь был наполнен длинными, искаженными тенями.

Это было совсем не то, что идти в паучью пещеру. Тарниш хотел избежать кровопролития, и ему не хотелось никого убивать. Он был зол на то, что алмазные собаки забрали Трикси, но не настолько зол, чтобы ненавидеть алмазных собак. Он думал о Баттонс — она была милой, доброй и нежной. Тарниш считал, что алмазные собаки не плохие, но некоторые из них предпочитают быть не очень хорошими.

Он не знал, как все это будет происходить. Лаймстоун пришла в себя, как только ее копыта опустились на твердую землю, и зашагала за ним с ужасной гримасой, превратившей ее приятное в остальном лицо в гримасу ярости.

Его мышцы подергивались и вздрагивали под шоколадно-коричневой шкурой, поскольку каждый шаг приближал его к опасности. Его остановила Мод, которая встала рядом с ним, подняла переднюю ногу и удержала его. Она стояла, поджав губы, а Тарниш молчал.

— Впереди. — Голос Мод был не более чем шепотом. Она сделала жест головой и указала мордой.

Тарниш напряг уши, но ничего не услышал. Он ничего не мог обнаружить. Он подумал о том, чтобы вытащить Фламинго, но потом понял, что она будет очень бурно реагировать на то, что ее привлекли. Он держал ее в ножнах, а его уши поворачивались из стороны в сторону, пытаясь услышать то, что насторожило Мод.

— Потанцуй со мной, Тарниш, — негромко сказала Мод и двинулась вперед.

Он последовал за ней, а Лаймстоун двинулась прямо за ним. Мод двигалась без единого звука, она избегала наступать на ветки, и ее копыта издавали лишь слабый звук, когда она наступала на хвою и листья, разбросанные по земле.

Ноздри затрепетали, и Тарниш уловил запах чего-то ужасного. Мочи. Что-то стойкое и ужасное. Он пригнулся за деревом, следуя примеру Мод, и тут увидел источник зловония. Где-то впереди алмазный пес мочился на дерево и вздыхал с облегчением.

С помощью магии Тарниш достал из седельных сумок моток веревки. Он размотал большую ее часть, но несколько витков оставил на одном конце. Он помчался вперед, мимо Мод, двигаясь с быстрой уверенностью, держа веревку над головой с помощью магии.

Он спрятался за валуном и, используя свой телекинез, протянул веревку. Он накинул конец с несколькими витками на голову алмазной собаки, и когда тот открыл пасть, чтобы залаять в тревоге, увидев, что веревка внезапно проплывает перед ним, Тарниш зажал витки вокруг его головы, заткнув рот грубой, царапающей пенькой. Он дернул алмазного пса назад, а затем, подумав, и чувствуя себя ужасно из-за того, что сделал это, ударил его головой о дерево. Раздался приглушенный вопль, который вырвался сквозь импровизированный кляп.

Оцепеневшее существо зашаталось, размахивая лапами, и Тарниш для верности стукнул его головой о дерево еще раз. Это был ужасный поступок, но Тарниш сделал его. Теперь, когда опасное существо было оглушено, Тарниш подтащил его к себе с заткнутым ртом и головокружением и приготовился связать.

Тарниш повалил его лицом вниз на мягкую землю, стянул огромные лапы пса за спиной и начал связывать их веревкой. Лаймстоун бросилась вперед и схватила большое копье, прислоненное к ближайшему дереву. Она несла его на одном из передних копыт и шла на трех других ногах, вцепившись в свою добычу. С помощью веревки Тарниш связал ноги существа, согнул их, привязал к передним лапам и завязал очень тугой узел, чтобы все держалось вместе.

Не закончив, он поднял алмазную собаку телекинезом, перекинул остаток веревки через ветку дерева, находившуюся довольно далеко вверху, и подвесил бедную собаку в воздухе. Он убедился, что узел закреплен, затем, охваченный ужасной идеей, выхватил у Лаймстоун копье, вонзил его древко в землю под алмазным псом, а затем поправил колючий наконечник копья в форме листа так, чтобы он оказался прямо под висящей собакой.

Любая попытка отвязаться привела бы к падению и нанизыванию на собственное копье. Тарнишу это не нравилось, ему не нравилось, что он способен на такое, но он знал, что это нужно сделать. Он посмотрел на собаку и сузил глаза.

— Ты сам виноват, — сказал Тарниш низким голосом, — нельзя нападать на таких, как я, без последствий. Вы все — грабители… рабовладельцы… и вам повезло, что я не использую свою ужасную магию, чтобы убить вас всех… Я могу заставить вас всех умереть ужасными способами… Я могу вывернуть вас наизнанку, заставить уменьшиться, взорваться или просто поджечь.

Алмазный пес с заткнутым ртом скулил сквозь веревку в пасти, но оставался неподвижным, не желая упасть и быть насаженным на собственное копье. Подняв голову, Тарниш увидел страх в глазах бедного существа и почувствовал себя немного виноватым за свои угрозы. Все его тело дрожало, а мышцы тряслись, так как адреналин бурлил в его венах. Во рту пересохло, и ему очень хотелось пить.

— На твоем месте я бы не двигался. — Мод наклонила голову, чтобы посмотреть вверх. — Мы собираемся пойти и разобраться с твоими друзьями. Тебе лучше надеяться, что с Трикси все в порядке, иначе падение на собственное копье будет наименьшей из твоих проблем. Я вернусь за тобой, и тебе это не понравится. Совсем не понравится. У нас, земных пони, есть выражение… справедливость — это тяжесть многих камней, обрушивающихся на тебя.

Бесстрастная угроза Мод почему-то наводила ужас, гораздо больший, чем предупреждения Тарниша о его магии, которые в основном были блефом. Он почувствовал, что дрожит от слов жены, а затем взглянул на Лаймстоун, которая смотрела вверх, думая об убийстве, если выражение ее лица было честным показателем ее чувств.

— Пойдемте, пока еще есть дневной свет. — Тарниш отступил от подвешенного алмазного пса. — Извини, но ты сам виноват. Желаю удачи в спуске.

Больше Тарнишу нечего было сказать, и он пошел прочь, а Мод и Лаймстоун последовали за ним. Он отступил назад, не сводя глаз с висящего на дереве пса. Тарниш был уверен, что это некий поворотный момент в его развитии, росте, пути во взрослую жизнь. Он совершил нечто такое, с чем ему будет трудно жить.

Он должен будет искупить свою вину тем, что будет очень мил с Баттонс…

27. Лопата

Когда Тарниш доставал Фламинго из ножен, он услышал зевок. Прежде чем меч успел что-то сказать, Тарниш прижал ее к себе и прошептал ей:

— У нас неприятности… будь очень тихой. Предстоит большая битва, и нам нужна твоя помощь.

Зевок Фламинго превратился во вздох. Меч задрожал под действием телекинеза Тарниша, вибрируя, и, немного придя в себя, она спросила:

— Будет ли кровь?

— Надеюсь, что нет, — ответил Тарниш, затем вздохнул и продолжил: — Фламинго, не убивай их… просто сделай им как-нибудь больно. Стукни их плоскостью своего клинка, или отшлепай, или еще что-нибудь. Но если дела пойдут плохо… — То, что Тарниш не сказал, повисло в воздухе.

Он взглянул на Лаймстоун и Мод. Лаймстоун дернулась, и на ее лице появилась злобная гримаса. Мод выглядела так же, как и всегда. Полусонная, немного скучающая и незаинтересованная. Глаза Тарниша снова сфокусировались на Фламинго, когда он услышал, что она начала говорить.

— Я могу выбить из них дух, — сказала Фламинго взволнованным, но тихим голосом. — А шлепать? Я могу отшлепать… Я не люблю кровь. Кровь — это мерзко. С чем мы будем драться?

— Алмазные собаки. — Тарниш отпустил Фламинго и оставил ее парить в воздухе. Она висела рядом, и он утешался тем, что она втянулась и готова сражаться. Он услышал, как меч издал тихий вздох при словах "алмазные псы", и задумался, как меч дышит. Это было загадкой.

— Они никогда не учатся, не так ли? — спросила Фламинго. Меч вздрогнул. — Это закончится кровью, я просто знаю это.

Тарниш глубоко вздохнул и начал протестовать:

— Фламинго.

— Нет, ты не знаешь алмазных псов так, как я… Командующая Луна хотела загнать их в море, но принцесса Селестия ей не позволила. Сказала, что топить их всех — это плохо. — Голос Фламинго звучал довольно грустно, и меч снова вздохнул.

— Это спасательная операция. Нам просто нужен способ усмирить алмазных псов настолько, чтобы спасти пони по имени Трикси. Может быть, мы их отпугнем или прогоним, я что-нибудь придумаю. — Тарниш нахмурился, уголки его рта опустились вниз. — Я хочу избежать их убийства, если смогу.

— Ты говоришь как принцесса Селестия, — негромко сказала Фламинго, обращаясь к Тарнишу. — В этом нет ничего плохого, но, как известно, она может сделать жизнь солдата немного сложной. — Командир Луна использовала более прямой подход.

— Ты хочешь кровопролития? — спросил Тарниш.

— Нет. — Меч молчал несколько долгих секунд. — Нет, не хочу. Кровь — это мерзко, а я не люблю мерзкое. Однажды какой-то несмышленный олух засунул меня в жирного, мерзкого, волосатого паука. Представляешь?

— Тот, кто это сделал, был ужасен. Тарниш держался спокойно и смотрел на Мод взглядом, который умолял ее ничего не говорить. — Ладно, нам пора двигаться. Солнце скоро сядет, и мы должны нанести им удар, пока еще есть дневной свет.

Пробираясь сквозь деревья и кустарник, Тарниш, Мод и Лаймстоун наткнулись на зияющую шахту. У входа валялись кирки и лопаты, а также фонарь и емкость с маслом для ламп. Тарниш поднял фонарь и ламповое масло и убрал их в седельные сумки, а Лаймстоун взяла большую, размером с алмазную собаку, лопату. Она с легкостью перешла в двуногое положение, привыкшая выполнять тяжелую работу на ферме камней, стоя на ногах.

Алмазных собак поблизости не было. Тарниш отметил, что Лаймстоун схватила лопату, а не кирку. От удара лопатой можно было выжить, а кирка, как правило, причиняла тяжкие телесные повреждения и калечила.

Услышав что-то, Тарниш замер в ожидании, напрягая уши. Лаймстоун подняла лопату, ее глаза метались туда-сюда, а Мод просто стояла, изо всех сил изображая статую. Неподалеку зашуршали кусты, послышалось тяжелое дыхание.

Что-то приближалось.

Когда из кустов высунулась большая мускулистая нога, Тарниш схватил ее телекинезом и дернул. Алмазная собака от неожиданности испустила испуганный вопль, когда Тарниш втянул ее к себе, увлекая за собой телекинетическим полем. Пока алмазного пса затаскивали внутрь, Лаймстоун замахнулась лопатой. Она размахнулась, используя все свое тело, и ударила ею по собаке. Плоская часть лопаты с металлическим звуком гонга ударила алмазную собаку по морде, раздалось болезненное рычание, и алмазная собака замерла. Тарниш отпустил свою магию, и собака упала на землю. Лаймстоун ударила с такой силой, что раздробила рукоятку лопаты. Она отбросила обломки в сторону и посмотрела вниз, чтобы проверить упавшего противника.

Он еще дышал, но был уже обездвижен. Кровь текла из носа и из уголка глаза. Губа была порвана об один из клыков. Лаймстоун ткнула его, но ответа не последовало. Она посмотрела на Тарниша и кивнула ему.

Поморщившись, Лаймстоун взяла другую лопату.

Здесь была хорошо утоптанная тропа, ведущая в сторону от старой заброшенной шахты. Вокруг тропы собирали дрова, куски камня, кремень, все, что могло пригодиться. Тарниш шел по тропе, перебегая от дерева к дереву, от куста к кусту, а за ним — Лаймстоун, которая передвигалась на двух ногах, и Мод. Фламинго парила рядом с Тарнишем, несомненно, каким-то образом следя за неприятностями, что было довольно сложно, когда ты был разумным мечом и не имел глазных яблок.

Остановившись, Тарниш ждал, напрягая уши. Фламинго трепетала рядом с ним, не двигаясь, паря в воздухе. Лаймстоун сжимала лопату в копытах, и на ее лице читалась враждебная гримаса. Мод остановилась рядом с Тарнишем, наклонила голову и прислушалась.

Что-то приближалось. Мод взглянула на Тарниша и сделала жест головой, кивком указав носом, чтобы он убрался с глаз долой. Он понял молчаливый намек и нырнул в деревья вдоль тропы, исчезнув за ними, а Лаймстоун последовала его примеру.

Мод стояла в ожидании на тропе и моргала, выглядя совершенно невеселой в связи со всей этой ситуацией. Алмазный пес, мчавшийся по тропе, увидев ее, на мгновение застыл на месте, выглядя весьма удивленным.

— Пони, — сказал алмазный пес грубым, рычащим голосом.

— Именно так, — ответила Мод.

— Нам нужен еще один работник. — На морде алмазного пса появился волчий оскал, и он поспешил вперед. — Ты хорошо работаешь. Ты выглядишь как хороший работник. Никаких рогов. Никаких проблем. Не нужно бить череп, чтобы вести себя хорошо.

— Кстати, о разбитых черепах… — Мод сделала паузу, когда лопата Лаймстоун врезалась в затылок алмазной собаки. Существо с воплем опрокинулось навзничь, но почти сразу же начало пытаться встать. Лаймстоун ударила его еще раз, потом еще раз по затылку, после чего он затих. Мод моргнула. — Я уже собиралась предупредить тебя о надвигающейся головной боли, но Лаймстоун оказалась слишком расторопной.

— Отличная работа, Лаймстоун, — сказал Тарниш, ткнув алмазного пса копытом. — Он в отключке. Он будет в отключке какое-то время. Нам нужно спешить… Я думаю, они ударили того пони по голове.

— Бедная Трикси, — сказала Мод, глядя вперед. — Я подозреваю, что нас ждет большая драка. Лаймстоун, держись поближе ко мне. Тарниш, не забывай танцевать. Они не смогут ударить тебя, если не смогут поймать.

— Верно. — Тарниш кивнул головой, отчего его уши подрагивали. — Когда мы нападем на лагерь, держитесь подальше… там будет большой огненный шар…

Пробираясь сквозь заросли, Тарниш понял, что находится в точке невозврата. Ему не хотелось никого убивать, но он допускал, что это может случиться. Он напряг нервы и приготовился объявить о себе. Он достал из седельных сумок фонарь и емкость с маслом.

Большинство алмазных псов сидели вокруг большого костра и ели тушеное мясо. Тарниша беспокоило, из чего может быть сделано это рагу. Стиснув зубы, он прищурил глаза, чтобы защитить их, и швырнул фонарь и емкость с маслом в костер.

Фонарь взорвался с яркой, ослепительной вспышкой, и зажигательное облако охватило пространство вокруг костра. Раздались крики, несколько собак загорелись и ослепли. Когда собаки перекатились, пытаясь одновременно отползти в сторону и потушить себя, взорвалась емкость с ламповым маслом.

На этот раз огненный шар был гораздо больше, и еще больше алмазных собак загорелось. Вопли, визг и тявканье боли наполнили лагерь, а также крики тревоги. Собаки катались по земле, пытаясь погасить пламя. Тарниш издал страшный звук парового свистка, который только усилил хаос и неразбериху. Несколько собак схватились за головы и завыли от боли, пронзившей уши.

Тарниш понял, что у него есть страшное оружие, которое он может использовать. Сделав глубокий вдох, он издал пронзительный паровой визг, от которого чуть не оглох. Собаки завопили, зажав уши, и многие из них еще горели.

Но не все собаки были недееспособны. Один пес поднялся на ноги — страшная лохматая скотина со шрамом на морде и повязкой на глазу. Он возвышался над всеми остальными, а его лапы были огромными, как туловище Тарниша. Он весь дымился, дым поднимался от его шерсти, а в оставшемся глазу сверкала ненависть.

Камень отскочил от его черепа, и он упал, как будто его ударили по голове шестом. Мод подняла еще один камень и приготовилась к броску, в ее глазах отражалось пламя, когда она осматривала лагерь. Лаймстоун стоял рядом с ней, держа наготове лопату.

— Камни — идеальный подарок, — сказала Мод, — и мне очень хочется подарить несколько штук.

Один из алмазных псов, все еще тлеющий, поднялся на лапы, а затем бросился прочь, поджав хвост, и завыл, удаляясь. Тарниш отпустил его. За ним последовали другие, но один алмазный пес не убежал. Он встал, поднял копье и, все еще пылая, бросился на Тарниша.

Мод ударила его камнем по голове, и он хоть и замедлился, но не упал. Удар был нанесен с такой силой, что почти оторвал собаке ухо. Собака издала злобный рык, из ее шерсти повалил дым, а по спине и плечам полыхнуло пламя.

Тарниш сделал шаг назад, когда Фламинго разрубила копье на две части, а затем он с помощью телекинеза оттолкнул алмазную собаку. Фламинго ударила пса по спине, заставив его взвизгнуть, и пес в ответ снова бросился на Тарниша. Он взмахнул огромной лапой, когти блеснули в свете костра, и Тарниш уклонился от неуклюжей атаки.

Лопата Лаймстоун с лязгом ударилась о голову собаки, но та не упала. Он бросился на Лаймстоун, которая блокировала его своей лопатой, и рукоятка разлетелась на две части. Кобылка издала крик тревоги, пытаясь отступить. Тарниш, используя телекинез, еще раз подтолкнул собаку, отталкивая ее от Лаймстоун, чтобы она была в безопасности.

Серое пятно пронеслось мимо Лаймстоун и столкнулось с алмазной собакой. Раздался пронзительный крик, когда Мод с размаху ударила пса ногой в пах. Зажмурившись, он опрокинулся навзничь и заскулил, свернувшись калачиком.

Копье пронеслось в воздухе и ударило бы Мод в голову, если бы Тарниш не схватил его в телекинетическом пузыре. Он передал его Лаймстоун и двинулся в лагерь, готовый наказать метателя копья. Собака бросилась на него, и Тарниш выпустил мощное облако обжигающего пара.

За считанные мгновения собака, которая еще несколько минут назад тлела от огня, теперь была покрыта волдырями с головы до хвоста. Пес упал на землю и начал корчиться, пытаясь найти хоть что-нибудь, что могло бы охладить его обожженную кожу.

Осознав силу магии, Тарниш поднял с костра несколько горящих поленьев и стал размахивать ими. Они были большими, тяжелыми и пылали. Он издал пронзительный паровой свисток и услышал новые вопли. Все больше собак отступали, подхватывая своих павших собратьев и поспешно отступая.

— Да, бегите со всех ног! — крикнула Фламинго. — КРОВЬ! КРОВЬ! КРОВЬ! КРОВЬ! УБЬЕМ ВСЕХ!

Деморализованные, понимая, что их победили, собаки бежали из лагеря, оставив Тарниша, Мод и Лаймстоун в роли победителей. Тарниш стоял, размахивая вокруг себя кольцом из горящих поленьев, готовый использовать их как щиты или оружие. Если кто-то бросит копье, он был уверен, что сможет его отразить.

Когда лагерь был взят под охрану, Тарниш, не теряя бдительности, отправился проведать Трикси…

Синяя кобыла-единорог лежала, не шевелясь. Ее ноги были скованы, а сама она была прикована к колу, вбитому в землю. Боковая часть ее головы распухла до гротескных размеров, один глаз был закрыт и не открывался. Язык высунулся изо рта и лежал на земле, усыпанной сосновыми иголками.

Одна нога была распухшей, одутловатой и обмякшей, из-за чего кандалы вокруг ее подколенной ямки были слишком тугими. Ее колено должно было быть в три или четыре раза больше своего обычного размера. Опасаясь расправы или организованной контратаки, Тарниш понимал, что у него нет времени стоять и смотреть.

Фламинго подлетела и несколькими быстрыми движениями разрубила оковы, не порезав и не поранив Трикси ни разу. Тарнишу пришлось опустить горящие поленья, чтобы поднять Трикси, и он перекинул не реагирующую кобылу себе на спину. Он повернулся, чтобы посмотреть на Лаймстоун и Мод.

— Нам пора идти, — сказал Тарниш.

— Согласна, — ответила Мод, оглядываясь по сторонам. — Я слышу собак вокруг нас. Надо идти, пока они не опомнились.

— Я не могу поверить, что мы просто вошли в лагерь и разгромили его, — сказала Лаймстоун, как будто она была в шоке. Она покачала головой, и все ее тело задрожало. — Давайте двигаться. Тарниш, хочешь пробежаться?

— Да. — Тарниш огляделся, придержал Трикси телекинезом и подумал о своем долгом и торопливом бегстве от вулкана с Мод на спине. Воспоминание заставило его вздрогнуть. — Давайте скорее уберемся отсюда!

28. Эрозия Лаймстоун

Единственный свет исходил от рога Тарниша и розового сияния Фламинго. Солнце село, и в долине было темно, гораздо темнее, чем должно быть для ночи, которая так недавно наступила. Луна еще не взошла. Сестры держались рядом с Тарнишем и двигались уверенно, но не слишком быстро, ведь никто не хотел сломать ногу. Лаймстоун и Мод то и дело оглядывались назад, ожидая, не последует ли ответный удар. Удачно запущенный камень или копье, брошенное из тени, вполне могли означать их конец.

— Я думаю, когда эту историю расскажут, она хорошо отразится на нас как на рейнджерах, — сказала Мод, идя рысью.

— Мы только что подрались с алмазными собаками и убегаем, а ты думаешь об этом? — спросила Лаймстоун, бежавшая рядом с сестрой и Тарнишем.

— Я буду профессионалом до самого конца, Лаймстоун. Я очень, очень много работала, чтобы стать геологом, а стать рейнджером было приятным бонусом. Я собираюсь провести остаток своей жизни, пытаясь доказать, что достойна звания рейнджера. — Мод глубоко вздохнула и бросила на сестру косой взгляд.

— Не обижайся, но эта работа — отстой! — Лаймстоун с досадой дернула копытом, прорезая борозды в земле. — Я готова вернуться домой, где жизнь скучна и меня НЕ пытаются убить! Это то, что вы с Тарнишем так торопились сделать? У вас обоих что, мозги повреждены?

— Ну, сегодня было немного интересно, а завтра у нас может быть очень скучный день, — ответил Тарниш, не давая Трикси соскользнуть с его спины.

— Интересно? — Бока Лаймстоун вздымались, когда она бежала. — Интересно? Вууш, бах, ПУУХ! Ты поджег этих собак! А потом были пинки, и шлепки, и удары, и все остальное! Это называется война, тупица! — Голос ее звучал напряженно, хотелось пить, было ясно, что она нуждается в воде.

Впереди в темноте вырисовывался город-призрак.

Уже начало казаться, что за ними не следят, но Тарниш не терял бдительности, пока они двигались по городу-призраку. Его рог и Фламинго служили постоянными источниками света. Он чувствовал усталость, утомление, и ему нужно было отдохнуть. Не только физические, но и магические усилия были значительными, и теперь он был истощен.

От бега у него сильно болел бок, но он не жаловался. Трикси оказалась очень тяжелой. Она совсем не реагировала, и это его беспокоило. Двигаясь по разрушенному, заброшенному городу, он думал о том, насколько его магия помогла в борьбе. Он был неумелым, но творческим. Так было легче понять, как пони, и в особенности единороги, доминировали в окружающем мире, как они выживали во враждебной стране, наполненной существами, которые хотели съесть их или использовать в качестве рабов.

Сила Лаймстоун и Мод тоже не была лишней.

И, думая об этом, Тарниш понял, что он не земной пони. Он остановился, заваливаясь набок, его бока вздымались, а легкие кричали, требуя воздуха. Он хрипел и отплевывался, вдыхая воздух, и сколько бы он ни вдыхал, ему казалось, что ему не хватит. Легкие горели от нехватки воздуха.

Он поднес флягу к лицу, и когда вода попала ему в нос, он закашлялся и отхаркнулся. Он облизал губы, наслаждаясь прохладной влагой, а затем вылил еще немного воды на лицо, чтобы остыть. Снова облизнув губы, он почувствовал вкус соли, и тогда он попробовал влить немного воды прямо в рот.

Рядом с ним Мод и Лаймстоун наблюдали за тем, как Тарниш пытается прийти в себя. Приподняв одну бровь, Мод наблюдала за мужем, а когда он закончил с флягой, забрала ее у него и передала сестре.

Лаймстоун выпила немного воды, немного покашляла, отрыгнула, но потом пришла в себя.

— За нами следят или нет? — спросила Лаймстоун, передавая флягу обратно. — Эта паранойя меня просто убивает… Как мы будем спать сегодня, когда вернемся в эту твою странную повозку? Я собираюсь провести всю дорогу домой, оглядываясь через плечо и беспокоясь о прячущихся за кустами и деревьями бандитах с алмазными собаками.

Пока Мод пила, Лаймстоун продолжала:

— Папа был прав. Как бы весело ни звучали приключения, реальность совсем не радует. Я не создана для такой жизни. Когда я вернусь домой, я остепенюсь и займусь чем-нибудь разумным, например, запущу шахту по добыче гуано и начну бизнес с Марбл. Это безумие.

Тарниш и Мод посмотрели друг на друга, пока Мод пила, и ничего не сказали друг другу, лишь бросили знающий взгляд, а затем оба посмотрели на Лаймстоун. Тарниш улыбнулся и почувствовал себя немного лучше, осознав, что он приложил копыто к тому, чтобы Лаймстоун решила жить разумной и скучной жизнью. Он подумал, что Игнеус и Клауди, скорее всего, отблагодарят его от души.

Когда Яйцо появилось в поле зрения, Тарниш вздохнул с облегчением. Он стоял и ждал, пока Лаймстоун начнет собирать хворост. Фламинго встала на страже и порхала вокруг лагеря, прислушиваясь ушами, которых у нее не было, и наблюдая глазами, которых не было тоже. От нее исходило яростное розовое сияние, но она хныкала, что уже темно.

Мод принялась за работу, расстилая на земле одеяло для Трикси. Пора было приниматься за работу и начинать выяснять, в чем дело. Разложив одеяло, Мод достала из повозки несколько книг по оказанию первой помощи, а также медицинские принадлежности. Лаймстоун развела костер, и вскоре стало достаточно света для работы.

Тарниш уложил Трикси на одеяло. Она не реагировала, это было очевидно. Ее тело было лихорадочным и потным. Он предположил, что это инфекция. Правая передняя нога была бугристой и неправильной формы. Он стал проверять, нет ли у нее переломов, с помощью телекинеза ощупывая ногу. В этот момент Трикси издала стон.

— Надо ее проверить, — сказала Мод Тарнишу.

— Да, — ответил Тарниш.

— Нет, — сказала Мод, переворачивая Трикси на спину, — нам нужно проверить ее на травмы. Мы не знаем, что с ней сделали алмазные собаки. — Говоря это, она раздвинула задние ноги Трикси.

Моргнув, Тарниш покачал головой и почувствовал, как дыхание перехватило у него в горле:

— Я не могу этого сделать!

— Почему? — спросила Мод.

Он не собирался этого делать, но ответ Тарниша прозвучал как хныканье:

— Это неправильно.

Наступила пауза, когда Мод посмотрела в глаза мужа. Она протянула копыто, коснулась его щеки, а затем мягким, но монотонным голосом сказала:

— Вот почему я вышла за тебя замуж. Помоги мне, Тарниш. Мне нужна твоя магия, чтобы помочь раздвинуть ее, чтобы мы могли получше рассмотреть. Нужно осмотреть ее на предмет разрывов, ран и порезов.

— Она грязная, — сказала Лаймстоун своей сестре Мод.

Поморщившись от неловкости за то, в чем ему предстояло участвовать, Тарниш поднял Трикси, отнес ее на край одеяла, так что нижняя часть ее тела оказалась над землей, и стал лить воду ей между ног, чтобы отмыть налипшую грязь и нечистоты.

— У нее много синяков, — сказала Лаймстоун, осматривая шкуру Трикси в свете костра. — Думаю, она пыталась сбежать.

— Скорее всего, — ответила Мод, ободряюще похлопав Тарниша.

— Не знаю, смогу ли я это сделать. — Тарниш покачал головой. — Мне кажется неправильным… ну, знаешь, возиться с ней, пока она в отключке. Она не может дать согласия. По какой-то причине я слышу, как Октавия читает мне лекции об уважении к кобылам, и я не знаю, почему.

— Дружба — забавная штука. — Мод использовала свою ногу, чтобы попытаться убрать еще немного грязи. — Тарниш, опусти сюда голову и приблизь свой рог. Если ты можешь использовать свою магию, я буду смотреть.

— Мод… когда я использую свой телекинез, чтобы прикоснуться к чему-то, я чувствую это… Я просто не могу… прикоснуться к ней… Я просто…

— Тарниш. — Мод пристально посмотрела в глаза своему мужу. — Я понимаю, что ты порядочный, нравственный и хороший. И именно поэтому я люблю тебя. Но ее нужно осмотреть на предмет травм, и мы не знаем, что могли сделать алмазные собаки. Она вся в крови, но при этом покрыта множеством царапин и порезов. Мы должны знать, с какой травмой мы имеем дело, чтобы знать, нужно ли нам использовать твое зеркало, чтобы позвать Твайлайт на помощь.

Сморщившись, но все еще слыша в глубине сознания тонкий, культурный голос Октавии, Тарниш кивнул. Он опустил голову, его рог вспыхнул ярким голубым светом, и он использовал свой телекинез, чтобы манипулировать нежной плотью Трикси, пока Мод осматривала ее.

— Я не вижу никаких порезов, разрывов или следов, но она грязная. На ней много грязи, а моча, которую так и не удалось отмыть, похоже, въелась в ее шерсть. — Мод наклонила голову в одну сторону, затем в другую. Поджав губы, она начала скрести и чистить, поливая грязную плоть водой, отчего Трикси издала стон.

Лаймстоун пошла за водой, пока Мод продолжала свою работу. Невозмутимая земная пони принялась за работу над сгустками грязи, прилипшими к промежности Трикси. Кожа была раздражена и натерта от грязи. Тарниш, не поднимая головы, смотрел куда-то в сторону.

— Тарниш, женская гигиена очень важна. Она тут вся горит. Мне нужно проникнуть во все маленькие складочки. — Голос Мод был ровным, но каким-то успокаивающим монотоном.

Зажмурив глаза, Тарниш нащупал место и налил воды из фляги. Он чувствовал, как отваливаются налипшие комки грязи. Он содрогнулся от отвращения, чувствуя себя виноватым, он не мог отделаться от ощущения, что он плохой пони и что за это его накажут в Тартаре.

— Это выглядит гораздо лучше. Утром мы опустим ее в воду, чтобы она хорошенько отмокла. — Мод начала ощупывать каждую ногу Трикси, сгибала их, разгибала и осматривала, пока Лаймстоун ставила ведро с водой у костра.

Моргнув, Мод взяла в копыто распухшую ногу Трикси и покачала головой:

— Это гигантская киста или что-то вроде того. Нам нужно ее дренировать. — Она посмотрела на Тарниша, который сидел и, похоже, приходил в себя после пережитой травмы. Она надавила копытами на припухшие бугорки, и они зашевелились, сдвигаясь вокруг конечности Трикси.

— Из-за этих кандалов у нее не было места для распухания ноги, — сказала Лаймстоун.

— Ага. — Мод кивнула, положив правую переднюю ногу Трикси на землю. Мод с нежностью прикоснулась к морде Трикси и расчесала ее грязную, покрытую корками гриву. — Лаймстоун, постарайся немного привести ее морду в порядок. Осторожнее с глазом, там много крови, запекшейся на веке.

— Это я могу сделать, — ответила Лаймстоун.

— Тарниш, нам нужно слить эту инфекцию. — Мод взглянула на мужа и увидела, что он уже сморщился. — Нужно сделать надрез и все выкачать. Ты должен сдавить ногу со всех сторон и оказывать постоянное, равномерное давление, чтобы вытеснить весь гной из ноги.

— Хорошо, — ответил Тарниш осипшим голосом.

Стиснув зубы, Тарниш попытался понять, что ему нужно делать. Он чувствовал хлюпающие места, места, наполненные болезнью. Опухоль начиналась в бабке и поднималась до запястья. Он сжал, надавил и сосредоточился на своей задаче.

Надавив со всех сторон, Тарниш с помощью телекинеза точечно проколол кожу. Горячий желтовато-зеленый гной хлынул наружу, и Тарниш на мгновение задумался, сможет ли он когда-нибудь снова есть творог. Его затошнило, и тошнота ничуть не помогла от вони, стоявшей в воздухе.

Запах гнили и разложения был тяжелым, удушливым, от него чуть не стошнило. Не в силах смотреть на то, что он делает, он отвернулся от раны, которую дренировал. Он задыхался, его мутило, и ему с трудом удавалось держать себя в узде. Он услышал, как Лаймстоун откашливается.

— Как будто зубную пасту выдавливают из тюбика, — сказала Мод, описывая то, что она видела, когда Тарниш продолжал выжимать. — Она вытекает маленькими завитушками, как глазурь.

На секунду Тарниш был почти уверен, что его вырвет его собственной печенью и, возможно, поджелудочной железой. Запах становился все сильнее, а звук… о, ради всех аликорнов, звук… Этот мерзкий, хлюпающий звук раздавался, когда он продолжал сжимать и выпускать инфекцию.

По какой-то причине Мод не выглядела обеспокоенной.

Тарниш смотрел на небо, наблюдая за мерцанием звезд, которые было трудно разглядеть из-за слезящихся глаз. Это был, без сомнения, один из худших моментов в его жизни. Он ставил его в один ряд с взрывом вулкана и мантикорой, укравшей его девственность. Он слышал звуки выдавливаемых маленьких сгустков, влажные хлопки, бульканье. Запах был медный, горький и мерзкий.

Эта ночь запомнилась ему до конца дней. Он взглянул на Лаймстоун, которая пыталась очистить глаз Трикси от засохшей слизи. Опухоль на голове была настолько сильной, что ее ухо стало бугристым и неправильной формы. Ему стало жалко Трикси — никто не должен терпеть такое. Жалость перешла в стыд.

Сколько Трикси ни терпела, он жаловался и ныл, что ему приходится убирать за ней, он морщился и не хотел помогать только потому, что это неудобно, потому что это заставляет его чувствовать себя неловко и смущенно. Ее избили до полусмерти, а он ныл только потому, что его попросили помочь осмотреть ее раны. Он почувствовал, что его лицо пылает от стыда, и решил впредь вести себя лучше.

Его желудок дошел до предела. Послебоевая дрожь, страх, отвращение, стыд, ужасная вонь в воздухе, шум… Кишки Тарниша восстали против жестокости самой жизни. Его вырвало на землю, и часть содержимого попала в костер, что никак не прибавило воздуху благоухания. Его вырвало еще раз, и еще, и он почувствовал, как сгустки забивают ноздри. Ему хотелось плакать, и он хотел к маме.

Пока он кашлял и отплевывался, Лаймстоун стала лить ему на морду воду, которая смывала рвоту с губ и ноздрей. Он фыркнул, пытаясь прочистить дыхательные пути, и почувствовал, как его внутренности захлебываются, а рог немеет. Когда сильное тошнотворное состояние немного улеглось, на глаза навернулись слезы. Они были горячими, слишком горячими, и жгли глаза, ослепляя его. Мир помутнел. Он почувствовал, как передние ноги Лаймстоун обхватили его шею, и она прижалась к его голове.

Все это было слишком тяжело, и Тарнишу пришлось дать всему этому вытечь, как пришлось дренировать раненую и зараженную ногу Трикси. Он дрожал, когда Лаймстоун обнимала его, все еще чувствуя себя больным, и с трудом дышал, когда рыдания одолевали его. Мир, хотя и был прекрасным, чудесным местом, был также очень опасным, и в нем случались плохие вещи.

Когда Тарниш задумался обо всем плохом, что происходило в мире, он понял, что был одним из тех хороших пони, которые что-то делали с этим. Он утешался этой мыслью, хотя в животе у него бурчало. Сегодня ночью он спас жизнь. В общем, это стоило того, чтобы испытывать сейчас дискомфорт. Он моргнул, у него потекли слезы, и почувствовал, как Лаймстоун гладит его по шее.

— Пойду принесу аспирин для Трикси, — сказала Мод, поднимаясь на копыта. — Ей нужно что-то от лихорадки. Лаймстоун, когда Тарниш почувствует себя лучше, мы с тобой искупаем ее как следует, а потом, я думаю, возьмем ее с собой в постель. Ее нужно согреть.

— Хорошо, — ответила Лаймстоун хриплым голосом.

Услышав это, Тарниш понял, что Лаймстоун тоже плачет. Это успокаивало: он был не один. Фыркнув, он наклонил голову и улыбнулся Лаймстоун, которая продолжала гладить его шею.

29. Нежелательный урок

Тарниш проснулся от хныканья. На кровати было тесно, он прижался спиной к стене, а Мод прижалась к его животу. С другой стороны к стене прижалась Лаймстоун, а Трикси была зажата между двумя кобылами в надежде, что ей будет тепло и уютно. Когда ее уложили в постель, она все еще бредила от жара и дрожала так сильно, что Лаймстоун опасалась, как бы она не сломала себе зубы.

Он прислушивался к звукам дыхания Лаймстоун, хныканью Трикси и почувствовал, как кровать затряслась, когда Трикси вздрогнула во сне. Ему было слишком тепло, он вспотел. Внутри повозка была хорошо утеплена, и тепло четырех тел сделало ее невыносимой.

Подняв голову, он увидел, что Трикси прижалась к Лаймстоун. Ее глаза были закрыты, а Лаймстоун, похоже, спала. С большой осторожностью, не желая будить остальных, он сполз с кровати и выскользнул наружу, чтобы подышать свежим воздухом.

Снаружи он обнаружил Фламинго, парящую у костра; она напевала себе под нос и казалась вполне счастливой, довольствуясь тем, что охраняет лагерь. Он подбросил в костер еще несколько поленьев, прекрасно зная, что Фламинго не любит темноты. Она охраняла их, пока они спали, поэтому поддерживать огонь было меньшим, что он мог сделать.

— Ты оставил их в живых.

Голос заставил Тарниша выпрямиться и сразу же привести себя в полную боевую готовность. Он огляделся по сторонам и услышал, что Фламинго замолчала, так как тоже пыталась найти источник голоса. Он придвинулся ближе к огню и посмотрел на свой амулет. Перед сном он выпил немного чая, и, к его ужасу, амулет приобрел бледно-голубой оттенок. Он очень надеялся, что его гость получит хорошую дозу его магии.

— Скажи мне, почему ты оставил их в живых? — спросил голос.

— Потому что я не хотел их убивать, — ответил Тарниш, обводя глазами все вокруг.

— Они похитили пони и сделали с ней ужасные вещи. Они делают это снова и снова, они охотятся на нас… иногда они даже едят нас… а ты оставляешь их в живых. Теперь следующая пони, на которую нападет эта группа, будет страдать, и все это будет из-за тебя.

Начав что-то говорить, он замолчал. С такой логикой трудно было спорить. Он почувствовал укол вины и подумал, не совершил ли он ошибку. Эти алмазные псы уже показали, что они готовы сделать это однажды, несомненно, они сделают это снова.

— Хорошо, что я уже позаботилась о них, — сказал голос, а затем захихикал.

— Что значит "ты о них позаботилась"? Что ты хочешь сказать?

— Что, по-твоему, я имею в виду? — спросил голос.

При мысли о ее словах у него похолодела кровь. Тарниш задрожал, несмотря на то, что стоял у огня. Его охватило чувство тошноты, и он почувствовал, что его ноги шатаются, а колени грозят подкоситься.

— Я сделала то, что ты не смог. Я избавила их от страданий. Я выследила их и прикончила. Я спасала других пони.

— Почему? — спросил Тарниш, чувствуя в горле твердый комок. — Зачем ты это сделала?

— Потому что. Я строю идеальное общество. Даже сейчас я закладываю фундамент. И алмазным собакам нет места в будущем, которое я планирую.

Кипя от гнева и обиды, Тарниш почувствовал, как из его глаз потекли слезы:

— Как ты могла это сделать?

— Это было легко! — Голос звучал надменно, и смех эхом разносился по деревьям. — В отличие от тебя, я думала о нуждах своих собратьев-пони, и поэтому отправилась наводить порядок. Я преследовала их, я охотилась на них, я заставила их бояться меня, я заставила их бояться пони, я заставила их понять наше превосходство. А когда они научились, когда они поняли, когда им объяснили их место, я усыпила их в качестве акта милосердия. Уверяю вас, я не была жестокой. Я не была таким варваром и чудовищем, как ты. Я не поджигала их, не била лопатами по лицу, я убивал их, чисто, быстро и легко. Они умирали безболезненной смертью, но только после того, как извлекали урок.

— Но почему? — спросил Тарниш. — Что это даст? Другие алмазные псы узнают! Они узнают! И это только заставит их ненавидеть нас еще больше!

— Какая разница? — ответил голос. — Ну и что? Какая разница, что они чувствуют? Они и так нас ненавидят. Дальнейшее хищничество только даст нам повод уничтожить их. Нам нужен только повод.

— Но это неправильно! — Комок в горле Тарниша стал болезненным, и ему стало трудно дышать. — Если я найду тебя, я…

— Что? Убьешь меня? Какую мораль ты отстаиваешь, если угрожаешь мне убийством? Я хочу помочь тебе… Я хочу, чтобы ты реализовал свой потенциал… Я хочу помочь вылечить тебя. Я хочу дать тебе лучшее, светлое будущее, свободное от твоего проклятия. И не только тебе, но и всем пони — я хочу сделать нас равными. У меня есть новое смелое, дерзкое видение Эквестрии. В отличие от принцесс, я буду что-то делать с животными, которые охотятся на нас. Я обеспечу безопасность пони. Если понадобится, я выжгу дикую природу от моря до моря, но остальные научатся бояться нас или умрут.

— Фламинго! Я хочу, чтобы ты нашла ее! Она где-то здесь! Я хочу, чтобы ты нашла ее, чтобы я мог скрутить ее и привести сюда, чтобы она могла предстать перед правосудием! — Голос Тарниша был рваным, хриплым криком, и с его губ летела слюна.

Меч метнулся в сторону и принялся рыскать по лагерю. В темноте послышался смех — жуткий, маниакальный, отдающийся эхом среди деревьев. Тарниш стиснул зубы, и от этого амулет потемнел, став фиолетовым.

— Рано или поздно ты придешь к моему образу мышления, — сказал голос, продолжая хихикать. — Я всегда терпеливый учитель. Я оставила урок, чтобы ты понял свою самонадеянность.

— Я ничему не хочу у тебя учиться! — Голос Тарниша был визгливым, полным ярости воем. Он топнул копытом. — Лучше надейся, что я тебя никогда не найду!

— Со временем, я уверена, ты придешь к моему образу мыслей. Может быть, не сегодня, может быть, не завтра, но когда твоя магия созреет, когда принцессы отвернутся от тебя, ты придешь искать меня. А пока я буду поддерживать с тобой связь.

— Если это будет последнее, что я сделаю, я найду тебя… Я приду на север к тому поселению, которое ты строишь, и я…

— Убьешь невинных, чтобы навредить мне? Подвергнешь их опасности? Ты слишком мягок, слишком бесхребетен, и ты еще не видишь. Ты не понимаешь. — Наступила долгая пауза. — Как я уже говорила, я оставила для тебя урок, чтобы избавить тебя от твоего легкомыслия. Следуй за прыгающим светом.

— Нет. — Глаза Тарниша заметались по сторонам, пытаясь понять, откуда доносится голос. — Я не буду делать ничего, что ты скажешь. Я не буду подвергаться манипуляциям.

— Послушай, — сказал голос, и в этот момент вдалеке послышался слабый вой. — Если ты ничего не сделаешь, этой ночью умрет еще одна алмазная собака. Я оставила тебе подарок, как я уже сказала. Урок. Ты не поступил правильно раньше, ты не сделал того, что должен был сделать, и многие могли пострадать. Теперь, если ты ничего не сделаешь, пострадает еще одна. Она милая маленькая сучка. Щенок. В такой холод, без матери, я сомневаюсь, что она долго протянет!

— Я УБЬЮ ТЕБЯ! — Тарниш закричал с такой силой, что его голос сорвался, надломился и превратился в пронзительный визг. Его глаза налились кровью, а тело потяжелело. Его амулет потемнел еще больше.

Позади него открылась дверь повозки, и из нее вышла Мод. Сузив глаза, Мод стала осматриваться, пытаясь понять, что происходит. Она вглядывалась в темноту вокруг лагеря, навострив уши и напрягая слух.

Тарниш, увидев плавающий фиолетово-розовый свет, бросился бежать, почти слепой и кипящий от ярости, в чащу леса, оскалив зубы, и его рог зажегся синим светом с опасным фиолетовым оттенком.

— Ты должен понять, что у тебя нет роскоши ничего не делать, — сказал голос, когда Тарниш продирался сквозь заросли, гонясь за мигающим огоньком, который прыгал впереди него. — Ты, твоя магия и все, что она собой представляет, — ты угроза обществу… миру, и я хочу помочь тебе! Я хочу сделать тебя лучше! И я могу сделать тебя лучше! Если я сделаю тебя лучше, если я смогу показать миру, как я спасаю его, исцеляя таких пони, как ты, другие поверят в мое дело!

— ЗАТКНИСЬ! — Тарниш издал дикое рычание, и его рот ощетинился зубами. Его глаза налились кровью, покраснели, а шерсть встала дыбом вдоль всего позвоночника.

— Это для твоего же блага… Ты должен понимать последствия своих действий. Сегодня вечером ты не смог поступить правильно. Ты не смог поступить правильно, и из-за этого пострадали другие! Ты должен понять, как ты влияешь на других! Я пытаюсь тебе помочь!

— ЗАТКНИСЬ! — Голос Тарниша превратился в рваный крик. Впереди слышался плач. — Когда я найду тебя, клянусь звездами, я сам убью тебя! Я покажу тебе, на что способна моя магия! Я могу даже с аликорнами пошутить!

— ТАК ТЫ ПРИЗНАЕШЬ, НАСКОЛЬКО ТЫ ОПАСЕН ДЛЯ ДРУГИХ ПОНИ!

— АААААААААААААААААААААААА!

— Сегодня ночью было достигнуто понимание. На этом я откланиваюсь. Спокойной ночи, Тарнишед Типот. Мы еще встретимся. Ты одумаешься и взглянешь на вещи по-моему.

Он остановился, спотыкаясь, его бока вздымались, рог светился, а из глаз лились опасные струйки темно-фиолетового тумана. Дыхание его было неровным, а тело пропитано потом. Он издал еще один беззвучный крик, но ему ничего не ответили. Темный лес погрузился в тишину, в которой слышались только плач и хныканье.

Разозлившись так, как никогда в жизни, он начал рыдать, не в силах сдержаться и справиться с яростью. Он топтался по земле, а затем бросился на дерево, пытаясь выразить кипевшую в нем ярость. Он метался по земле, пинаясь, топая ногами и скрежеща зубами.

Обезумев от апоплексической ярости, Тарниш рыдал, закатывая истерику. События дня и ночи были слишком тяжелы для него. Сопли текли из носа, слезы текли по щекам. Звуки плача еще долго звучали в его ушах, и он понял, что надо что-то делать. Он устремился вперед, стараясь прислушаться к звукам плача.

В тусклом свете рога Тарниш обнаружил, что на ветке дерева висит одеяло, подвешенное как мешок. Внутри него что-то копошилось. Моргая от ярости, он стоял, ошеломленный висящим на дереве крошечным свертком.

Никто больше не насмехался над ним, и казалось, что он один. Он стоял, дергая ушами и дрожа мускулами, и пытался успокоиться, чтобы использовать свою магию. Этой ночью оборвалось достаточно жизней, и он не хотел делать ничего такого, что могло бы подвергнуть опасности то, что было спрятано в старом рваном одеяле.

Он втянул воздух, пытаясь сделать глубокий, успокаивающий вдох, но дышать было трудно. Он опустил голову и захрипел, отчего струйки соплей полетели на землю и в кусты. Он захлебнулся собственной мокротой и начал кашлять так сильно, что в глазах появились звезды.

Промучившись несколько минут, Тарниш поднял голову, и его чуть не стошнило. Он сделал несколько шагов вперед и, вытянув длинную шею, обнюхал подвешенный сверток из одеяла. Рваное одеяло выглядело грязным и унылым в ярком синем свете его рога.

— Прости, что мы враги… твой род и мой род… так не должно быть, — приглушенно произнес он. — Мне так жаль… Я не хотел, чтобы это случилось… Я не хотел… Я старался не убивать, потому что думал, что от этого будет только хуже.

Когда он стоял, дрожа, с пересохшим ртом и зудящими глазами, он подумал, не затаилась ли там эта ужасная кобыла, слушая его, слыша его слова и сохраняя их в своей памяти, чтобы потом еще раз поиздеваться над ним. От этой мысли у него сжались кишки, и болезненная боль пронзила пах.

С помощью своей слабой и зыбкой магии он отвязал углы одеяла от ветки, спустил щенка вниз и вытащил его из-под одеяла. Она была маленькая, беспомощная, серо-коричневого цвета. Когда он прикоснулся к ней носом, то почувствовал, что ее тело холодное, и она дрожит. Он почувствовал, как ее лапки вцепились в его лицо, а одна из них схватила его за ухо, которое было взято в смертельную хватку. Она прижалась к нему, пытаясь согреться, и заскулила, радуясь теплу его лица.

Это разбило ему сердце. Как можно нежнее он отстранил ее от себя, и ухо выскользнуло из ее хватки на один болезненный дюйм за другим, а затем он снова завернул ее в рваное одеяло. Он закрепил его вокруг нее, сложив в несколько раз, а затем прижал завернутый в одеяло сверток к своей шее.

— Мы не враги, — сказал Тарниш маленькому щенку, — а друзья. Пойдем, согреем тебя. Может быть, я попробую принести тебе что-нибудь поесть. Мне очень жаль, но, кажется, я знаю, как все исправить.

Ничего больше не сказав, Тарниш рысью отправился обратно в лагерь.

30. Оставляет неприятный привкус во рту

Тарнишед Типот вернулся к началу. Возвращаясь в лагерь, он вспоминал тот день, когда его изгнали. Он вспоминал свой гнев, свою ярость, свое разочарование; он вспоминал все, что привело его к этому моменту. Он думал о том, что позже, во время путешествия, понял, что, возможно, он был немного придурком и не справился с собой.

Он задумался, а удалось ли ему справиться с собой сейчас? Он позволил незнакомке влезть к нему в душу. Это его очень беспокоило. Он подумал о Лонгхоле, и ему захотелось, чтобы старый мудрый странник и путешественник по дорогам Эквестрии был здесь, чтобы дать ему совет, как он когда-то сделал. Казалось, что он видел Лонгхола целую вечность назад, но это было не так уж и давно.

Ярость не помогла бы ему, не принесла бы пользы и, если что, только усугубила бы проблему. Пора было взять себя в копыта, хорошенько подумать, а потом попытаться сделать все лучше. Когда он немного успокоился и взял в копыта маленького щенка алмазной собаки, он обратился к своему сердцу, спрашивая себя, правильно ли он поступил, оставив алмазных собак в живых. Ему казалось, что он поступил правильно. Конечно, они поступили неправильно, но не ему быть судьей, присяжным и палачом. Он не был убийцей. Он начинал становиться целителем, а по его мнению, нельзя быть и тем, и другим, хотя многие с ним не согласятся.

Вернувшись в лагерь, он увидел, как свет костра отражается в глазах Мод. Она смотрела на него, смотрела на его амулет, и на мгновение, хотя он был уверен, что это всего лишь его воображение, ему показалось, что он увидел в глазах Мод разочарование. Он и сам был разочарован. Мод приготовила чай, что было и хорошо, и необходимо.

Подойдя к огню, он протянул сверток с одеялом и сказал:

— У меня щенок.

В ответ Мод несколько раз моргнула, ее взгляд остановился на завернутом в одеяло щенке, которого Тарниш держал в своем ярко-синем телекинезе, а затем, повернув голову, она посмотрела Тарнишу прямо в глаза.

— У тебя есть щенок.

— Да. Мы это уже установили. — Бровь Тарниша приподнялась, когда он заговорил. — Я думаю, ей нужна еда. Она маленькая. Я не знаю, что делать.

— Она убила их, не так ли? — спросила Мод.

— Сейчас не время гневаться, — ответил Тарниш напряженным голосом, присаживаясь у костра. — Она замерзла и, наверное, голодна. Трикси в плохом состоянии. Чужая пони ушла, и есть более важные вещи, на которых стоит сосредоточиться. — Усадив щенка рядом с собой, Тарниш принялся готовить себе чашку чая и посмотрел на Фламинго, которая кружила вокруг лагеря.

Мод, двигаясь медленно, даже по своим ледниковым стандартам, присела рядом с Тарнишем, опустилась на корточки и с осторожностью подняла щенка с земли так, чтобы он оказался в ее передних ногах. Из-под одеял раздалось негромкое сопение, а затем, вскрикнув, детеныш высунул голову.

— А она маленькая, — сказал Тарниш, взяв банку сгущенного молока и задумчиво глядя на нее. — Хм…

— И что ты собираешься с ней делать? Она… она…

— Алмазная собака? — закончил Тарниш, не глядя на жену. — Она маленькое, беспомощное существо, которое умрет, если мы не сделаем все правильно. Что-то вроде Трикси. Я планирую отправить ее домой с Лаймстоун, а Лаймстоун доставит ее к Баттонс. — Тарниш навострил уши, услышав сопение.

С помощью консервного ножа он проделал небольшое треугольное отверстие в верхней части банки сгущенного молока, а затем еще одно, чтобы обеспечить приток воздуха. Он налил немного в чай, и, прежде чем он успел что-то сказать, Мод выхватила банку сгущенного молока из его телекинетической хватки.

Она опрокинула ее и дала немного стечь на нос щенка. Щенок принялся пить, облизывая верхнюю часть банки, и немного молока стекало по его пушистому подбородку. Мод посмотрела на мужа, который держал банку в своей ноге, а щенка — в другой.

— Я чувствую себя очень странно, — сказала Мод голосом, который дрогнул настолько, что Тарниш заметил, а Мод заметила, что он заметил. Одна ее бровь изогнулась дугой, а затем она отвернулась, предпочитая смотреть вниз на щенка. — В этом есть что-то странно приятное. Не совсем изучение новых камней, и не полуночные танцы, но все же приятно. — Мод несколько раз моргнула, а затем уставилась в пустоту, наблюдая за тем, как щенок продолжает лакать сгущенное молоко из жестянки.

— Мод, если бы у нас появился жеребенок, кого бы ты хотела? — спросил Тарниш, гадая, кого бы выбрала Мод — земного пони или единорога.

Наступила долгая, тягучая тишина, слышалось только потрескивание огня и причмокивание щенка. Мод застыла, не двигаясь, и уставилась на маленький сверток, завернутый в одеяло.

— Я бы хотела маленького жеребенка, — ответила Мод, удивив Тарниша. — И я бы хотела, чтобы он был похож на тебя.

Держа магией чашку с чаем, Тарниш не мог не заметить, что Мод ничего не говорила ни о земных пони, ни о единорогах, только о жеребенке. Он кивнул. Жеребенок был бы очень кстати. Маленькая версия его самого, с которой он мог бы проводить время. Маленькая версия его самого, которую он мог бы научить делать всевозможные вещи. Маленький приятель. Друг.

Раздался щелчок, дверь открылась, и на пороге появилась Лаймстоун. Она выглядела обеспокоенной, озабоченной, и на мгновение ее внимание сосредоточилось на Мод, которая кормила щенка. Через мгновение Лаймстоун оправилась от удивления и подошла к сидящему Тарнишу.

— Что-то не так с Трикси, ее нога, та, которую ты дренировал, распухла. Она горячая и сильно потеет. Что-то не так с ее ногой, я чувствую это, но не могу понять, что именно.

— Хм… — Держа чашку с чаем, Тарниш встал, подошел к двери, просунул голову внутрь, поднял Трикси с кровати и вынес ее на улицу. Он держал ее на весу, пока Лаймстоун пыталась расстелить одеяло, на котором Трикси лежала раньше. Когда Лаймстоун расстелила одеяло у костра, Тарниш уложил на него кобылу в беспамятстве.

Он отпил чаю, сел, поднял поврежденную переднюю ногу Трикси и стал ее осматривать. Она опухала, а из отверстия, которое он сделал ранее, сочилась какая-то дурно пахнущая жидкость. Он сделал еще один глоток чая, еще немного подержал ногу и при свете костра рассмотрел, что можно увидеть.

— Ее стрелка распухла, — сказала Лаймстоун, взглянув поверх холки Тарниша.

— Так и есть, — ответил Тарниш, выпрямляя ногу и разглядывая стрелку Трикси. Опухоль выступала за пределы копыта, а складки плоти мешали понять, в чем дело. Тарниш чувствовал, как в пясти разрастается инфекция, которую необходимо слить. Все было гораздо хуже, чем раньше, и это пугало его. Он понял, что, возможно, придется позвать Твайлайт через зеркало.

Когда он думал о том, чтобы позвать Твайлайт, то на секунду заметил слабый отблеск металла в свете костра. Он зажег свой рог, призывая как можно больше света, а затем опустил голову вниз, чтобы получше рассмотреть. Он снова увидел блеск и, сузив глаза, прищурился, раздвигая вздувшиеся складки плоти, чтобы лучше рассмотреть.

Оказавшись в нескольких сантиметрах от стрелки Трикси, Тарниш ухватился телекинезом за блестящий кусочек металла. Он потянул его, но ничего не произошло. Тогда Тарниш, не желая отказываться, ухватился за то, что он принял за гвоздь, покрепче и одновременно дернул его.

Гвоздь, длиной в несколько дюймов, с удивительной внезапностью выскочил наружу и откупорил гнойник, засевший в ноге Трикси. Гной, скопившийся в результате лихорадки, вырвался наружу, как гейзер жирной слизи, и брызнул Тарнишу в лицо. Жар и давление придали ему огромную силу, да и его собственный телекинез, удерживавший ногу Трикси, тоже внес свою лепту. Он издал вопль отвращения, и это было ужасной ошибкой — он открыл рот.

Лаймстоун в шоке и отвращении отвесила челюсть, наблюдая за происходящим. Каким-то образом Тарниш сохранил присутствие духа и не выпустил ногу Трикси, еще больше травмировав ее. Вместо этого он направил ее в сторону и продолжал сжимать, пытаясь вытеснить инфекцию, при этом он кашлял, захлебывался, плевался и брызгал слюной. Ей стало жалко своего зятя: была ужасная ночь, а тут еще и Тарниш, которого мучила незнакомка, а теперь еще и это.

Ужасная, вызывающая рвотные позывы вонь наполнила лагерь — запах гнили. Лаймстоун отступила назад, раздувая ноздри, и услышала тихий плач щенка, которого ей было жаль. У собак нюх лучше, чем у пони, так говорили.

— Я чувствую себя грязным, — пробормотал Тарниш.

— Тарниш, ты в порядке? — спросила Лаймстоун.

— Нет, — ответил он, — я не в порядке. Я настолько далек от нормального состояния, насколько это вообще возможно.

— Это отстой. Это действительно так. Я сочувствую тебе, брат.

— Спасибо, Лаймстоун.

— Никаких тебе поцелуев, — отрезала Мод, — пока не почистишь зубы. Это просто отвратительно.

— Я получил ценный урок, — сказал Тарниш тихим голосом, полным отвращения, — который я нескоро забуду. Я люблю учиться, правда, люблю.

Используя телекинез, он приложил равномерное, постоянное давление к передней ноге Трикси, что заставило гной вытечь. Он сжал и ее стрелку, оказывая мягкое давление, насколько это было возможно, надеясь, что он помогает, а не вредит.

Это была ночь уроков. Налет на лагерь алмазных собак на закате, оказание первой помощи, ужасная встреча с незнакомкой, а теперь еще и это. Он несколько раз сплюнул, пытаясь избавиться от горького привкуса во рту, а затем сделал глоток чая, чашку с которым каким-то образом удерживал все это время, не уронив. Он не мог не заметить, что с каждым разом его телекинез становился все лучше, сильнее, стабильнее.

Он подумал о словах незнакомки, о том, что его магия будет становиться сильнее по мере взросления, и почувствовал холодок, который почему-то пересилил тепло костра рядом с ним. Он взглянул на Мод, которая все еще кормила щенка, а затем на Лаймстоун, которая сидела и наблюдала за ним. Моргнув и пытаясь разогнать навалившийся на него холод, он переключил свое внимание на Трикси.

Он левитировал гвоздь, чтобы рассмотреть его. Он был длинным, острым, изогнутым и покрытым какой-то коркой. Несомненно, это был источник отека, воспаления и инфекции в ноге Трикси. Вероятно, он находился там уже некоторое время. Он посмотрел на кобылу и пожалел ее. Вероятно, она пыталась сбежать, за что была поймана и избита. А потом, когда гвоздь застрял в ее стрелке, когда она, без сомнения, стала слишком больна, чтобы работать, ее избили еще сильнее, решив, что она ленива? Эта мысль вызвала у Тарниша одновременно и гнев, и отвращение.

Сквозь бледно-голубую шерсть Трикси виднелись пурпурно-зеленые синяки, а волосы выпадали клочьями. Она все еще не реагировала, но теперь, когда из ее ноги был удален гной и устранен источник проблемы, он надеялся, что ее состояние изменится к лучшему. Ей дали аспирин от жара и другие лекарства, имевшиеся в аптечке.

На ее шкуре блестели капельки пота, а губы шевелились, когда она продолжала бредить. Он надеялся, что она достаточно согрелась у костра, но знал, что лучше всего будет поскорее вернуть ее в постель. Он потягивал чай и был благодарен за то, что он помог ему избавиться от ужасного вкуса, который все еще оставался во рту.

Распухшая стрелка уже уменьшилась вдвое, но все еще выпирала далеко за пределы копыта. Казалось, больше ничего не выйдет, и Тарниш опустил ее ногу вниз. Она заскулила, ее тело задрожало, а затем она немного успокоилась и погрузилась в глубокий сон.

Он подумал о лекарствах зебр. У него не было такой обширной коллекции трав, припарок и снадобий, чтобы лечить Трикси и ее многочисленные раны, но небольшие запасы у него имелись. У зебр было нечто, называемое экономией лекарств. Можно было вылить все целебное зелье в глотку пациента, потратив при этом большую часть зелья, а можно было сделать небольшое чучело пациента и нанести целебное зелье на поврежденное место, например, на ногу или на то, что было повреждено. Несколько капель зелья было достаточно, а значит, одного лечебного зелья могло хватить надолго.

Устало вздохнув, Тарниш понял, что ночные занятия еще не закончены. Нужно сделать чучело Трикси… Для этого ему понадобится ее шерсть, а еще лучше — какая-нибудь более важная частичка, например, кусочек копыта, ресница или слюна. Если бы ему удалось создать ее чучело, он мог бы использовать на нем драгоценные лечебные средства, вылечить Трикси и узнать больше о выбранном им ремесле. Он отпил глоток чая и задумался о том, что ему нужно сделать. Кривая обучения была крутой, но не невозможной.

Как только Трикси станет лучше, Тарниш должен будет понять, как разорвать связь: сперва нужно было получить связь чучела с объектом, что называется астральным воплощением, что требовало большой концентрации, а затем с помощью чего-то символического перерезать астральную нить, например, настоящими ножницами. Именно действие делало это возможным, а не ножницы. Тарниш не понимал этого и не был уверен, что когда-нибудь поймет. Конечно, ему еще предстояло установить связь, а это было непросто.

И тут Тарниша осенила идея. У Тарниша появилась идея, и она была совершенно блестящей. Но в то же время она была настолько же ужасна, насколько и великолепна. Он потягивал чай и думал о том, насколько ужасна и прекрасна его идея. Незнакомка, при всем ее мнимом превосходстве, несомненно, оставила после себя частички себя. С помощью заклинания обнаружения он был уверен, что сможет найти в кустах или на дороге частички странного единорога. Какие-нибудь волоски, возможно, из хвоста или гривы. Если бы ему удалось найти что-то, что осталось от нее…

Он мог бы сделать чучело.

31. Мод дает лизнуть

Пока вставало солнце, Тарниш трудился, а когда оно показалось над горизонтом на востоке, он почувствовал, как вместе с ним поднимается его настроение. В слабом свете рассветного солнца и заходящей луны Тарниш смотрел на свою работу и был доволен ею. У него было два маленьких пони, сделанных из воска, дерева и ниток. Марионетки, так их называли в книге. Выглядели они не очень, но он знал, что они послужат его целям, или так он надеялся. Он все еще не совсем понимал, как все это работает, поэтому у него было две марионетки. Одной из них будет Мод, подопытная, а другой — Трикси. Когда он удостоверится, что связь между куклой и Мод работает, он нанесет крошечную капельку восстанавливающей настойки на куклу Трикси, и если все шло хорошо, ее нога, которая была в полном беспорядке, начинала заживать.

Оставалось только разорвать связь, астральную нить, но у него была идея, как это сделать. Это не должно составить особого труда. В общем, он чувствовал себя довольно уверенно, что было очень хорошо, учитывая, что ночь выдалась не из легких. Встреча с незнакомкой потрясла его, сильно встревожила. Он посмотрел на стеклянную пиалу, стоявшую у огня. Он нашел несколько фиолетовых волос, несколько светло-фиолетовых и несколько голубых, все длинные, из гривы или хвоста. Он также нашел несколько бледных, блеклых розовато-лиловых волосков, коротких волосков из шерсти, а заклинание обнаружения магии в книге заклинаний, которую дала ему Винил, сработало точно так, как она написала. Она дала такие простые и эффективные инструкции, что он без труда понял их и выполнил. Неважно, что простое магическое заклинание обнаружения мог наложить практически любой жеребенок-единорог.

Если бы ему захотелось, он мог бы страшно отомстить. Он еще не был уверен, как он к этому относится. Когда он был зол, это казалось хорошей идеей, но сейчас он сомневался. Зебры предупреждали о темном пути худу. Как только ты ступишь на темный путь, он навсегда станет определять твою судьбу. Похоже, что у зебр были небольшие проблемы с языком. Некоторые из них говорили в рифму, у других слова выходили как-то странно, из-за чего книгу было трудно читать.

С помощью телекинеза он поднял настойку, которую собирался использовать для Трикси. Она предназначалась для лечения инфекций, снижения температуры и нейтрализации слабых ядов. Она была немного волшебной, испускала магическую ауру, которую Тарниш мог обнаружить, и, когда ее не использовали, издавала невероятное зловоние. Пахло подгоревшими прогорклыми бананами, сладко, приторно, от этого запаха ужасно щекотало в ноздрях и почему-то еще в заднице. Настойки было совсем немного, ничтожно малое количество, но у него были средства, чтобы сделать так, чтобы ее хватило подольше, и сделать больше с меньшими затратами, если только удастся заставить ее работать. Настойку можно было как глотать, так и вливать в рану. При проглатывании она действовала как чистящее средство, удаляя яд из крови, снижая жар и помогая бороться с инфекцией. При введении ее в рану она действовала примерно так же, но в том месте, куда ее вливали, и с несколько большей силой.

В журнале, где перечислялись все их запасы, говорилось, что эта настойка (имеющая странный банановый запах) может лечить гангрену. Тарниш не мог быть уверен, но подозревал, что у Трикси именно она.

Фламинго напевала себе под нос, а Тарниш наблюдал за тем, как она продолжала наблюдение. Теперь, когда рассвело, пора было дать ей отдохнуть. Он зевнул, чувствуя, что и сам немного хочет спать, но у него была работа. Еще столько всего нужно было сделать.

— Фламинго, если ты хочешь поспать, не стесняйся, — сказал Тарниш.

— Я буду в своей койке, — ответила Фламинго, бросившись к ножнам с драгоценными камнями. Меч на мгновение замер, зависнув в воздухе, и, прежде чем опуститься в ножны, обратился к Тарнишу: — Ржавый Чайничекк, не стоит поддаваться гневу. Это того не стоит. Я однажды так и сделала. Я… я не могу вспомнить, что я сделала… просто не могу почему-то, но я помню, что я сожалею… кажется. Иногда все просто в розовой дымке. — И тут, прежде чем Тарниш успел что-либо сказать, меч скрылся из виду.

Оставшись один, Тарниш продолжил свою работу.

Пока Лаймстоун (была ее очередь) кормила щенка сгущенкой из банки, Тарниш спросил Мод:

— Как дела у Трикси?

— Кажется, ей немного лучше. Нога все еще опухшая, но уже не так, как раньше. Но она все еще бредит. Я дала ей аспирин и попробовала напоить водой. — Мод повернула голову, чтобы посмотреть на сестру, и заметила, что Лаймстоун замечательно справляется с ролью приемной матери.

— Ну что ж, я готов попробовать немного зебринской медицины, — сказал Тарниш Мод, — только сначала мне нужно провести тест. Мне кажется, у меня есть связь, но я не уверен. Я сделал одну твою куклу, чтобы испытать ее относительно безопасно.

— Это должно быть интересно, — отмахнулась Мод.

— Я уже сделал связь и, кажется, знаю, как ее разорвать, — сказал Тарниш.

Моргая, Мод изучала своего мужа:

— Знаешь, мне кажется, что мне нравится эта форма магии. Это то, что может сделать даже земной пони. — Она сделала паузу, снова моргнула и наклонила голову. — Я не хочу сказать, что в магии единорогов есть что-то плохое, я просто хочу сказать, что я могу оценить форму магии, которую могут делать даже земные пони.

Кивнув, Тарниш ответил:

— Думаю, я понимаю. Я не очень хорошо разбираюсь в магии единорогов, но мне кажется, что я довольно хорошо понимаю этот предмет. Это сложно, но я справляюсь.

— Ты выглядишь усталым. — В голосе Мод не было и следа беспокойства.

— Нужно было что-то сделать. Ночь, признаться, была длинной, но я высплюсь позже. — Рот Тарниша открылся, и из него вырвался зевок, сопровождаемый длинным оранжевым языком. Он тряхнул головой, отчего его уши зашевелились, и несколько раз моргнул глазами. — Думаю, мне нужно поскорее приготовить себе завтрак.

Он посмотрел на Лаймстоун и увидел, как она воркует с детенышем, которого держит на копытах. Он не мог не заметить, что Лаймстоун, похоже, была очень увлечена этим занятием. Он был уверен, что в Мод сильно развито материнское начало, но и Лаймстоун проявляла его. Она суетилась, возилась, придавала значение каждому звуку, каждому хныканью, и ее привязанность была очевидна. Еще вчера она била врагов лопатой по морде, а теперь, теперь можно было увидеть совсем другую Лаймстоун. Тарниш обнаружил, что эта Лаймстоун нравится ему гораздо больше, но и другую Лаймстоун было приятно иметь рядом в трудную минуту.

К тому же, учитывая сложившуюся ситуацию и только что произошедший жестокий конфликт, это хорошо отражалось на характере Лаймстоун, что она могла быть такой заботливой по отношению к щенку алмазной собаки. Тарниш подумал об этом, подумал о себе, подумал о своем конфликте с таинственной незнакомкой. Сейчас было бы трудно, если не сказать невозможно, проявить к ней хоть какую-то доброту. Тарниш размышлял о своей злости и кипящей неприязни, граничащей с откровенной ненавистью. Он чувствовал себя виноватым и немного пристыженным.

Лаймстоун была лучше, чем он, и он это знал. Ему еще предстояло повзрослеть и разобраться в себе, но сейчас было не время. У него были другие дела, важные дела, которые требовали его внимания. Время для созерцания пупка будет позже.

Выпустив вздох сожаления, Тарниш поднял чучело Мод в своей магии.

— Хорошо, Мод. Время испытаний. Скажи мне, что ты чувствуешь. — Тарниш вдохнул, втягивая воздух а затем подул на крошечную фигурку, изображавшую Мод. Он не был уверен, чего ожидать, на мгновение ему показалось, что он увидит, как развевается ее грива, но ничего не произошло.

— Я почувствовала легкий ветерок на своей шее, — сказала Мод, слегка прищурив глаза. Она выглядела… сосредоточенной. Это был взгляд, присущий только Мод, такой сонный, но напряженный, какого не было ни у одной другой пони.

— Хорошо, хорошо. — Тарниш кивнул, вызвал каплю воды и позволил ей упасть на голову чучела. Он взглянул на Мод и увидел, что ее уши подергиваются. — Ты это почувствовала?

— Это было мокро, — ответила Мод, — и вроде как щекотно.

— Мокро и щекотно? — спросил Тарниш, заинтригованный. Он поднял чучело, посмотрел на его мордочку, повернул ее и, высунув язык, быстро лизнул заднюю сторону фигурки.

Мод, широко раскрыв глаза, напряглась, широко расставила ноги и подняла хвост, принимая приглашающую позу. Ее ноздри раздулись, она несколько раз фыркнула, бока вздыбились, как кузнечные мехи, а одно переднее копыто ударило по земле.

В этот момент Тарниш понял, что обладает силой. Она была пьянящей. От осознания этого у него закружилась голова, и он понял, почему некоторые единороги сходят с ума, пытаясь обрести больше силы. Он получил ее. И, о небеса, он ее получил. Теперь Мод была полностью в его власти.

Услышав тяжелое дыхание, он перевел взгляд на Лаймстоун и заметил, что она тоже смотрит на него широко раскрытыми глазами, но в их взгляде читалось изумление. Он встретился с ней взглядом, и на мгновение Тарнишу стало не по себе, но он не мог сказать, почему. Он навострил уши, услышав от Лаймстоун:

— Сделай это еще раз, это было круто!

Ошеломленный, Тарниш сидел, не зная, что делать: его переполняла вновь обретенная сила, его возбуждала способность стимулировать Мод на расстоянии, и при этом он испытывал стыд и смущение за то, что подверг бедную Лаймстоун воздействию своего сексуального колдовства.

Покраснев, он посмотрел на Мод и увидел, что она пожевала нижнюю губу. Хвост ее был по-прежнему поднят, а задние ноги расставлены широко и приглашающе. Что-то в том, как она моргнула, разожгло внутренний огонь Тарниша до адского, испепеляющего душу пламени. Движимый похотью, но снедаемый стыдом, он еще раз провел языком по чучелу.

Мод застонала, глаза ее закатились.

Решив, что достаточно, Тарниш положил чучело на землю, удовлетворенный тем, что установил надежную связь. Магия, хотя он и не мог ее понять, работала. Поверить невозможно как она вообще работает. И, несомненно, Лаймстоун вернется домой и расскажет эту историю любому пони, который станет ее слушать.

Он не мог видеть астральные струны, но подозревал, что кто-то из его знакомых мог. Используя телекинез, он вытащил Фламинго из ножен и был встречен зевком. Меч фыркнул, слегка завибрировал в его хватке, а затем поплыл под действием собственной силы.

— Я чувствую запах кобыльего мускуса, — сонно произнесла Фламинго.

— Не бери в голову. — Тарниш прогнал улыбку с лица, но боролся с ней, когда Мод издала еще один тихий, почти беззвучный стон. — Фламинго, у тебя нет глаз, но ты можешь видеть. Скажи мне, видишь ли ты серебряную нить, которая тянется от куклы передо мной к Мод?

Меч покачался и ответил:

— Да!

— Хорошо — Тарниш услышал тяжелое дыхание Мод и почувствовал себя немного неловко. — Ты можешь ее разрезать?

— Не знаю, сейчас проверю, — ответила Фламинго, нанося удар по чему-то невидимому. Через секунду она сообщила: — Она разрезана. Когда я его разрезала, она исчезла, и я ее больше не вижу. Так и должно быть?

Кивнув, Тарниш почувствовал облегчение:

— Да, Фламинго, связь разорвана, и ее больше не существует. Спасибо. Не беспокойся, ложись спать, но мне потом понадобится, чтобы ты еще кое-что разрезала.

— Отлично! — Фламинго зевнула, затем быстрым движением вонзила себя обратно в ножны и затихла.

— Думаю, мне нужна ванна, — сказала Мод тихим голосом. Казалось, что ей трудно говорить или даже дышать. — Да, хорошо бы понежиться в горячих источниках. Для этого мы сюда и приехали.

Принюхавшись, Тарниш заметил, что теперь он почти не чувствует запаха тухлых яиц. Он уже привык к этому. Он посмотрел на чучело Мод и, чувствуя ужас от содеянного, разобрал его на части, аккуратно удалив частички Мод, чтобы их можно было утилизировать. Это была важная часть теории экономии лекарств, которой придерживались зебры.

Теперь, немного посерьезнев, с торжественным выражением лица Тарниш поднял чучело Трикси и поднес его к морде. Он взглянул на повозку. Трикси все еще была внутри, уложенная на кровать. Он глубоко вздохнул, собрал всю свою уверенность и напомнил себе, как он сделал Мод небольшой лизь. Магия сработала. Он достал настойку, откупорил ее, набрал в пипетку и с величайшей осторожностью и тщательностью нанес мельчайшую каплю на ногу чучела. В ожидании он засунул пробку в настойку и не знал, чего ожидать. Когда ничего не произошло, он мог только предположить, что настойка подействовала.

Он встал, обошел костер, открыл дверь повозки и заглянул внутрь. Трикси лежала и спала, мокрая от пота, но выглядела она как-то… спокойнее. Она не бормотала и не билась во сне. Может быть, это сработало?

Отступив назад, он вытащил Фламинго из ножен, и не успел он ничего сказать, как она выскользнула из его хватки, вонзилась во что-то невидимое в воздухе, а затем унеслась прочь — и все это в мгновение ока. Тарниш мог лишь предположить, что она устала, проведя всю ночь в дозоре.

— Ты говорила, что Трикси нужно хорошенько отмокнуть в горячей ванне, — сказал Тарниш, принявшись разбирать чучело Трикси и вынимать из него все, что связывало его с пострадавшей кобылой. — Мне бы не помешало отмокнуть в горячей ванне. Где здесь горячие источники?

— Вон там, — с небольшим придыханием ответила Мод, указывая одним передним копытом.

Убрав все вещи и приведя в порядок свое рабочее место, Тарниш кивнул. Судя по всему, щенок заканчивал завтракать, и было слышно, как Лаймстоун зевает, поглаживая маленькую алмазную собачку. Тарниш разрывался: ему нужно было позавтракать, но мышцы болели от усталости.

— Вы двое идите, понежьтесь с Трикси, а я приготовлю завтрак, — сказала Лаймстоун тихим голосом, как будто читая мысли Тарниша, или, возможно, это было ее особое чувство земной пони. — Я могу приготовить овсянку без особых проблем. Я сделаю это через некоторое время, а пока я хочу продолжить обнимать ее.

Мод, сделав медленное, осторожное движение, зашипела сквозь стиснутые зубы, и ее хвост задергался из стороны в сторону. Она моргнула, бросила на мужа странный взгляд и низким, ровным голосом сказала:

— Ты должен как-нибудь повторить это…

32. Замоченный

Опустившись в горячую воду, Тарнишед Типот испустил усталый вздох облегчения. Здесь было несколько бассейнов, высеченных в граните, и горячий источник стекал в них, наполняя их. Здесь же стояли деревянные скамейки, потертые от непогоды, и деревянный навес, который очень нуждался в ремонте.

Трикси сидела в воде между ним и Мод, а ее голова покоилась на краю каменного бассейна. Мод взяла расческу и пыталась вычесать спутавшуюся гриву Трикси со слипшимися сгустками крови.

Вонь тухлых яиц здесь была сильнее, но Тарниша это не беспокоило. Он слишком устал, слишком измучен и слишком изможден, чтобы придавать этому большое значение. Он немного поёрзал, попинался, повозился и попытался подставить под горячую воду побольше своего тела. Он становился все выше, в этом можно было не сомневаться. Он собирался стать таким же, как его мать, которую можно было назвать только уродливо высокой. Длинноногая, она возвышалась над другими кобылами и даже над большинством других жеребцов.

Зевнув, он на мгновение прикрыл глаза, гадая, когда же наступит улучшение в состоянии Трикси. Отдохнув, он открыл глаза, несколько раз моргнул и стал наблюдать за работой Мод.

— Тарниш…

— Да?

— Мне нравится думать, что мир может быть хорошим местом, Тарниш…

Он ждал, зная, что Мод скажет больше.

— Но когда я вижу Трикси такой… или когда я впервые нашла тебя… это заставляет меня сомневаться. И от этих сомнений мне становится больно внутри. — Мод моргнула и покачала головой. — Трикси — не самая лучшая пони. Я знаю, что она поступила неправильно. Она сделала несколько ужасных вещей. Но она этого не заслуживает. Никто этого не заслуживает.

— А что насчет таинственной незнакомки, которая продолжает меня мучить? — спросил Тарниш.

Наступила долгая пауза, прежде чем Мод наконец ответила:

— Мне нечего сказать хорошего, поэтому я вообще ничего не скажу. Так что вот так.

Тарниш громко фыркнул и рассмеялся. Выставив задние ноги и виляя задом, он сполз в бассейн. Вода сделала его шоколадно-коричневую шкурку еще темнее, а пряди хвоста плавали чуть ниже поверхности.

Горячий камень прижимался к его спине, успокаивая напряженные мышцы и заставляя расслабиться. Он подумал, что и Трикси это, должно быть, идет на пользу, даже если она еще не очнулась и не понимает этого. Он потянулся вниз, погладил копытом живот, вздохнул и потянулся еще ниже — там тоже было что почесать. Довольный вздох вырвался из его губ, когда он растирал свои нежные места, позволяя горячей воде впитаться. Пони иногда нужно было хорошенько отмокнуть в горячей ванне, чтобы привести себя в порядок. Или в парилке. Ферме камней не помешала бы паровая баня. Он прикусил губу, когда горячая вода проникла глубоко в его ножны — немного жгло, и его задние ноги слегка подрагивали, пока он ждал, пока его тело привыкнет к температуре.

Вскоре жжение прошло, и Тарниш смог расслабиться. Он взглянул на Мод, которая все еще вычесывала из гривы Трикси колтуны и запутанные волосы:

— Нужна помощь?

— Ты уже много сделал. Это — мое. Но очень мило, что ты спросил.

— Я знаю. — Тарниш улыбнулся и прислонился затылком к краю бассейна. Он был горячим и приятно касался его кожи. Солнце поднималось над дальним хребтом и начинало освещать источники. Желтые отложения серы блестели, когда по ним стекали капли воды. Тарниш обнаружил, что здесь много интересного, что можно смотреть, рассматривать, изучать. Было очевидно, почему Мод любила сюда приезжать: это был геологически активный горячий источник с удивительными минеральными образованиями. Это было именно то место, которое Мод хотела бы посетить. И если бы обстоятельства сложились иначе, это было бы идеальное место для романтической встречи.

Пока Тарниш сидел и размышлял о романтической интерлюдии, отвлекаясь на собственные мысли, глаз Трикси открылся, но только один глаз, второй был слишком опухшим. Она издала дрожащий крик, замахала ногами, без предупреждения перевернулась и схватила Тарниша, усевшись на него верхом. Ее резкое движение так удивило Тарниша, что его голова оказалась под водой.

Мод быстро подняла его на поверхность и, пока он кашлял, держала и его, и Трикси. Трикси прижалась к нему, и из ее уст послышались слабые, жалобные всхлипывания. Тарниш, немного придя в себя, обхватил Трикси передними ногами и прижал ее к себе, пока она всхлипывала.

Он взглянул на Мод — глаза его были расширены от страха и растерянности. Тарниш, не зная, как поступить, спросил:

— Что мне делать, Мод?

Подумав немного, Мод ответила:

— То, что ты делаешь.

Трикси облокотилась на него самым неловким и довольно интимным образом. Тарниш, искренне желавший сделать доброе дело, опасался, что его тело может отреагировать на это самым неподобающим образом. Это было неловко и вызывало у него немалое душевное напряжение. Он чувствовал, как задние ноги Трикси прижимаются к его бокам, а передние обхватывают его шею, как будто она боялась сорваться в небеса и больше никогда не увидеть его.

— Кажется, худу сработало, — проворчала Мод. — Трикси, ты меня помнишь? Это я, Мод… Ты работала со мной на ферме камней. Тебе это не нравилось. Это мой муж, Тарнишед Типот. Мы тебя спасли.

Трикси ничего не ответила, только слабо, содрогаясь от рыданий, прижалась к Тарнишу, не желая отпускать или ослаблять свою хватку. Протянув копыто, Мод погладила Тарниша по шее, пытаясь его успокоить.

— Что мне делать, Мод? — спросил Тарниш. — Это неловко…

— Иногда кобыле просто нужен жеребец, который бы обнял ее… кто-то, кто помог бы ей почувствовать себя в безопасности… Конечно, ты можешь сделать это для нее, Тарниш, — ответила Мод, глядя Тарнишу в глаза. — Я знаю, что это трудно, но подумай о том, через что ей пришлось пройти.

Трикси жалобно заскулила, когда Тарниш собрался с мыслями. Он прижал ее к себе, стараясь как можно сильнее прижаться к ней всем телом, и постарался быть хорошим пони, каким его считала Мод. Это немного упростило ситуацию.

— Эй, ты наверняка голодна, — мягким голосом сказал Тарниш Трикси. — Хочешь чего-нибудь поесть?

После долгого ожидания Трикси слабо кивнула, но ничего не сказала. Тарниш ободряюще сжал ее и погладил по шее. Он взглянул на Мод, потом снова на Трикси, которая закрыла глаза. Она всхлипывала, прижимаясь к нему, глубокие рыдания сотрясали тело, и на мгновение Тарниш подумал, что, должно быть, чувствовала Мод, когда спасала его.

— Я отнесу тебя в наш лагерь, накормлю завтраком и, может быть, напою чаем, позабочусь о том, чтобы тебе было удобно, а после еды уложу в постель, и ты сможешь немного поспать. Звучит неплохо? Ты будешь в безопасности, я обещаю. Мы с Мод — рейнджеры… Тебе не причинят вреда. — Пока Тарниш говорил, он почувствовал, как мордочка Трикси прижалась к нему, и она кивнула. Он полагал, что у рейнджеров была определенная репутация, и надеялся, что это успокоит ее.

Продолжая утешать Трикси, Тарниш размышлял о силе магии исцеления, о том, чего он добился, и о том, что он может сделать в будущем. При достаточном усердии он мог сделать все, чего угодно достичь, все было возможно. Та крошечная капля настойки вернула Трикси с того света. Это была власть. И это была лучшая власть: она манила, требовала изучения, чтобы овладеть ею, и была социально приемлемой.

Это была власть, к которой стоило стремиться.

Ситуация оказалась не такой уж хорошей, как надеялся Тарниш. Трикси испугалась, увидев щенка алмазной собаки, что было вполне объяснимо. Она лежала на одеяле, приоткрыв один глаз, и смотрела на Лаймстоун, которая присматривала за щенком. Трикси накормили, она выпила несколько чашек чая и ей дали еще аспирина.

Тарниш медленно приходил к мысли, что Лаймстоун пора возвращаться домой и забирать щенка с собой. Он передал несколько банок сгущенного молока, чтобы щенку было чем питаться. Для Лаймстоун приключение закончилось. Она получила ценный урок и пришла к выводу, что приключения не для нее. Смотреть на достопримечательности — это хорошо, исследовать — тоже, но совершать дерзкие набеги на лагеря алмазных собак и подвергаться смертельной опасности — это не ее конек.

Оставался вопрос, что делать с Трикси… Стоит ли им с Мод ехать с ней на юг? Через несколько дней пути Балтимар будет уже близко. Казалось, что Трикси полностью поправится, но Тарниш не мог знать наверняка. Позади остался дом, день пути, и доктор Хедж. Он мучился над решением, не зная, как поступить. Ему придется обсудить это с Мод, позже, возможно, когда Трикси уснет.

Ему нужен был сон. Все его тело было словно сделано из свинца. Наклонившись, Тарниш опустил голову к уху Трикси и спросил:

— Эй, я понимаю, что это неожиданно, но не хочешь ли ты лечь со мной в постель?

Его встретила тишина, чего он, честно говоря, не ожидал, но когда раздался слабый, хриплый смех Трикси, он этого совсем не ожидал. Этот звук порадовал его, вызвал приятные ощущения, и он был рад его услышать. Это был приятный сюрприз.

Подняв голову, он увидел, что Мод смотрит на него одним из своих напряженных, испепеляющих взглядов. Он моргнул, не понимая, что чувствует Мод. Когда ее губы шевельнулись, он навострил уши и услышал, как она сказала:

— Я люблю тебя.

Он вздохнул. Чувствовал ли он облегчение? Он не знал. Он слишком устал, чтобы размышлять об этом. По крайней мере, Мод нормально отнеслась к его попытке пошутить. Он улыбнулся ей, глубоко вздохнул и ответил:

— Я тоже тебя люблю. — Он снова опустил голову вниз, к уху Трикси. — Только не храпи, и все будет хорошо.

Со стоном голова Трикси сдвинулась, она повернулась, насколько позволяла жесткая, ушибленная шея, и посмотрела на Тарниша. Хриплым, квакающим голосом она произнесла свои первые слова после пробуждения:

— Спасибо.

Было видно, что ей стоило огромных усилий просто говорить. Тарниш подумал, не придушили ли ее — шея была покрыта синяками, и, не в силах справиться со злостью, устало вздохнул. Он слишком устал, чтобы переживать из-за этого. Он чувствовал только жалость, а не ярость.

Поднявшись на копыта, он выгнул спину дугой, немного потянулся, тряхнул хвостом и зашагал к месту, где сидела Лаймстоун. Он клюнул ее носом, чуть не сбив с ног, а затем прижался мордой к щенку, который вцепился в него. Ее острые коготки, вонзившись в его кожу, причинили небольшой дискомфорт. Она издала радостное повизгивание и прижалась к его щекам. Он увидел, что Лаймстоун смотрит на него снизу вверх.

— Присматривая за этой малышкой, я осознала, где мое место, — негромко сказала Лаймстоун.

— О? — ответил Тарниш.

— Дом и очаг. — Лаймстоун несколько раз моргнула, стараясь не допустить появления слез. Она потискала щенка и посмотрела на Тарниша, который возвышался над ней. — Интересно, позволит ли Баттонс помогать ей ухаживать за этим щенком? Это приятно. Я еще не готова к семье, но это… это приятно. Это то, чего я хочу… но позже.

— Молодец, Лаймстоун, — сказал Тарниш. Он прижался мордочкой к щеке Лаймстоун и поцеловал ее. Он отстранился, поднял голову и встал во весь рост. — Я иду спать.

Ничего больше не сказав, он повернулся, поднял Трикси телекинезом и направился к двери вагона, виляя хвостом. Он распахнул дверь, затащил Трикси внутрь, а затем вошел сам. Дверь была оставлена открытой для притока свежего воздуха.

Мод, наблюдавшая за всем этим, посмотрела на сестру, и они обменялись молчаливым взглядом, без слов. Через несколько минут Мод встала, потянулась и принялась убирать посуду, занявшись рутинной работой.

Примечание автора:

Трикси: — Конечно, я лягу с тобой в постель, если ты меня сначала накормишь.

33. Великое и могущественное пробуждение

Тарнишед Типот проснулся от ощущения, что повозка раскачивается взад-вперед. Прошло несколько долгих растерянных секунд, прежде чем он пришел к выводу, что повозка движется. Он несколько раз моргнул, пытаясь прогнать сонливость из глаз, а затем вытер лицо щеткой, чтобы удалить глазные козявки, которые могли скопиться за время сна. К его спине прижималось теплое тело.

Он немного перевернулся, извиваясь и ерзая, но стараясь не потревожить кобылу рядом с собой. Он потрогал ее мягкой частью копыта, пытаясь определить температуру. Она не горела, отнюдь. Ее кожа была прохладной на ощупь, за исключением тех мест, которые были прижаты к нему. Ее дыхание было медленным и ровным. Она не выглядела вспотевшей.

Зачарование, даже если он еще не до конца понимал все его сложности, сработало. Почувствовав удовлетворение, он зевнул и сполз с кровати. Ему потребовалось мгновение, чтобы обрести равновесие. Ему стало интересно, почему Мод решила сняться с места.

Открыв дверь, он вышел на улицу, помня о движущейся повозке. Он перешел на рысь и направился к Мод. Был полдень, уже поздно, и Мод шла бодрой рысью, не торопясь. Она выглядела немного вспотевшей.

— Ты решила идти? — спросил Тарниш, рыся рядом с ней.

— Я отправила Лаймстоун домой, — ответила Мод, — и щенка тоже. Не было смысла оставаться. Мне казалось, что за мной наблюдают, Тарниш, и мне это не нравилось. Я решила уйти.

Потянувшись мысленно, Тарниш нашел свою флягу в повозке, заваленной остальным снаряжением. Он левитировал ее, вытащил пробку и предложил ее Мод, чтобы она могла выпить столь необходимую ей порцию.

Когда она закончила, и он сам решил попить, чтобы утолить жажду, оказалось, что фляга заполнена чуть меньше, чем наполовину. В какой-то момент ему нужно было наполнить ее. Если понадобится, он сможет сделать это во время ходьбы. В воздухе ощущалась влажность, а рядом — сырость, он чувствовал это, хотя и не мог понять, как это так получается.

На земле лежали длинные тени, воздух был теплым, дул приятный ветерок. В воздухе витали мухи, Тарниш ненавидел их, и какая-то часть его души пожалела о том, что в обществе принято, чтобы у кобыл были длинные хвосты, а не у жеребцов. Длинные хвосты лучше отгоняют мух.

— Как Трикси? — спросила Мод, облизав губы.

— Кажется, с ней все в порядке, — ответил Тарниш. Он поднял голову и зевнул. На ходу он левитировал свои седельные сумки, меч и шлем. Он начал пристегивать все это и снаряжаться. Мод была права — он тоже чувствовал на себе пристальный взгляд. Что-то… хищное. Он подумал, нет ли поблизости алмазных псов, злых алмазных псов, алмазных псов, которые, возможно, немного обижены тем, что их собратьев убили. Это было вполне обоснованное опасение. Когда он рысил рядом с Мод, он понял, что за ними может наблюдать что-то еще, какая-то пони, которая проявляла к нему странный и тревожный интерес.

— Как далеко ты собираешься идти, Мод? — Тарниш осмотрел рощу деревьев на обочине дороги, бросив на нее настороженный взгляд, а затем проверил другие места, где могло бы укрыться что-то или кто-то из пони.

— У меня есть на примете лагерь. — Мод повернулась и посмотрела на своего мужа. — Это за Сестрами. Но путешествие будет долгим. Это будет утомительно, но я думаю, что справлюсь. Я хочу быть подальше от всего этого района.

— Я тоже. — Тарниш кивнул головой, поднял флягу и стал сосредотачиваться на воображаемых пушистых облаках, прохладных, влажных, восхитительных пушистых облаках. Он понятия не имел, каковы облака на ощупь, ведь он не пегас, поэтому ему пришлось использовать свое воображение на полную катушку.

Он на мгновение отвлекся, подумав, не наложить ли на флягу заклинание неизменности. Было бы здорово, если бы она могла сама набирать воду и избавить его от лишних усилий. Нахмурившись, он прогнал эту мысль и сосредоточился на задаче. Вода была необходима, и если Мод собиралась в длительное путешествие, ей нужно было оставаться гидратированной. В этом и заключалась его работа. Обеспечить Мод водой и питанием, пока она будет выполнять тяжелую работу — тянуть повозку.

Сам того не осознавая, он застучал копытами, шагая рядом с Мод, одновременно сосредоточившись и пытаясь наполнить флягу. Над ним и под ним была вода. И еще что-то… что-то… волшебное. Он повернул голову, пытаясь сориентироваться, и увидел вершины Сестер. Он почувствовал, как магия тянет его к себе. Его разум тихонько подсказывал, пытаясь заполнить пустоты. Не зря же драгоценные камни и металл, извлеченные из земли, были так ценны. Чувствуя магию, находясь в таком контакте с ней, в таком созвучии, он вспомнил то время, когда у него был всплеск, когда он направил хаотическую магию, пробивающуюся из-под земли, то время, незадолго до того, как взорвался вулкан.

Его магия изменилась, она словно откупорилась, стала неостановимой. Однако его магия была не такой, как у других пони, и он это знал. В этом состоянии он осознавал, понимал. Он понял причину, по которой он был так созвучен с магией таинственной незнакомки — это был хаос, непредсказуемый, опасный, ненадежный хаос. И, понимая это, он догадывался, что произойдет, если она обратит свою магию против него.

Катастрофа. Конечный результат можно было назвать только катастрофой. Он вздрогнул и услышал звук льющейся воды. Он посмотрел вниз, выходя из оцепенения. Вода вытекала из его фляги и проливалась на грунтовую дорогу, по которой он шел.

Если хаос был неостановимой силой, то Тарниш понял, что он — неподвижный объект. Это осознание испугало его. Он перестал наколдовывать воду, сделал глоток из фляги, а затем закрыл пробку. Он достал флягу с чаем, сделал глоток, а затем спрятал ее.

— Ты в порядке? — спросила Мод. — Ты вызываешь у меня странные ощущения. Что-то в тебе заставляет мой круп чувствовать себя странно и покалывающе.

— Извини… — Тарниш покачал головой. — Я не знаю, что на меня нашло. С того дня моя магия стала другой. Я стал другим…

— Мы оба изменились, — сказала Мод, прервав редкую паузу.

Прищурившись на дорогу, Тарниш не знал, что ответить и как объяснить свои мысли. Он не знал, как передать свои чувства. Ему не хватало ни знаний, ни словарного запаса, чтобы выразить свои мысли. Это беспокоило его.

Встреча, которая должна была закончиться насилием между ним и незнакомкой, не сулила ничего хорошего.

Когда Тарниш высыпал обезвоженный и нашинкованный картофель в воду, чтобы он размокал, из повозки вышла Трикси. Это его встревожило, он тут же встал и потянулся к ней с помощью своей магии. Взгляд Мод остановил его, но он не терял бдительности. Трикси сделала неуверенный шаг вниз, проверяя раскладную лестницу, а затем, шатаясь, спустилась вниз.

— Ты выглядишь лучше, — сказала Мод Трикси.

— Трикси чувствует себя лучше. — Слова Трикси прозвучали как сухое кваканье, и Тарниш, поняв, что ей нужно, откликнулся. Он приготовил кувшин апельсинового сока из растворимого концентрата. Это был не самый лучший сок в мире, но он, как ни странно, хорошо утолял жажду. Он налил немного в пластиковый стаканчик и поставил его на плоский камень, служивший импровизированным столом. В этот момент в костре затрещал сучок, разбрасывая искры.

Трикси хромала, стараясь не нагружать больную ногу. Когда она приблизилась к огню, Тарниш увидел, что нога уже не так сильно раздута, как раньше. Стрелка казалась почти нормального размера, а ужасная киста, похоже, не наполнялась гноем. Глаз Трикси все еще был опухшим, и он не знал, что можно с этим сделать. Он полагал, что время все исправит.

— Что на ужин? — спросила Трикси.

— Гарнир, Тарниш собирается сделать сливочно-перечную подливку из концентрированного молока, тосты с маслом и джемом, и каждому по баночке с пудингом. — Мод повернула голову, ее тело переместилось. Она смотрела на Трикси, в ее глазах отражался огонь, и она наблюдала за тем, как Трикси садится возле огня, улегшись на землю. Вокруг стакана с напитком с апельсиновым вкусом появилось слабое свечение, и Трикси смогла поднять стакан.

В несколько глотков она выпила весь стакан, и Тарниш, не спрашивая, наполнил его. И он, и Мод следили за Трикси, которой, похоже, было трудно сидеть. Она с трудом удерживалась в вертикальном положении. Что ее удерживало? Гордость? Сила воли? А может, и то, и другое? Ее грива была спутанной и нечесаной, и Тарнишу стало жаль ее. Она проспала весь день, пока Мод тащила повозку. Когда она пила, он заметил, что немного напитка капает ей на лицо — припухлость вокруг глаза была ужасной и стягивала губы.

Когда стакан опустел, Тарниш снова наполнил его, но Трикси не стала пить сразу. Вместо этого она поставила стакан на импровизированный каменный стол и, приоткрыв один глаз, уставилась на свои передние копыта.

— Трикси благодарит тебя, — сказала она негромким, дрожащим голосом. — Трикси невероятно повезло. Какой-нибудь нехороший пони мог бы сделать с Трикси что-нибудь плохое или отомстить. Многие пони меня недолюбливают. Трикси думает, что она все еще была в бреду, когда согласилась лечь с тобой в постель. Она рада, что ты поступил благородно.

Не зная, что ответить, Тарниш кивнул и принялся нарезать хлеб, чтобы его можно было поджарить на огне. Он увидел, как Трикси подняла голову и посмотрела на него. Она выглядела так, словно в любой момент готова была расплакаться — ее глаза уже наполнились слезами, — и он отвел глаза, потому что ему было странно смотреть, как она плачет.

Мод была очень похожа на камень. Она уселась рядом с Боулдером, держа его на копыте. Она ничего не говорила Трикси, но наблюдала за ней. Тарниш знал, что между этими двумя кобылами была какая-то история: Трикси работала на ферме по добыче камня и была не самым лучшим работником. Затем, к удивлению Тарниша, Мод заговорила.

— Что случилось? — спросила Мод.

В горле Трикси раздалось слабое хныканье, и она вздрогнула. Она посмотрела на Мод, в ее глазах блестели слезы, которые отражались в слабом оранжевом отблеске углей костра. Она подняла одну переднюю ногу, больную, и опустила ее на бок, словно пытаясь отогнать мучительное воспоминание.

— Трикси думала, что это ее конец, — ответила Трикси. — Она спала, когда ее похитили.

Тарниш почувствовал холодные мурашки по позвоночнику и взглянул на Фламинго, которая все еще была в ножнах. Ее можно было вытащить за то же время, что и моргнуть. Тарниш подумал, хватит ли этого, если случится неприятный сюрприз.

Покачав головой, Трикси издала несколько хныкающих слов:

— Трикси не может говорить об этом. — Она посмотрела на Тарниша, смаргивая слезы, и устремила на него свой любопытный, полный слез взгляд. — Как ты исцелил Трикси?

— Зебринским худу, — ответил Тарниш, — это кое-что, что я пробую в качестве хобби.

— Хобби? — Трикси была поражена. Она подняла переднюю ногу и помахала ею. — Ты вылечил это с помощью хобби?

— Ну, я так же вытащил гвоздь и удалил большую часть инфекции. — Тарниш не стал подробно рассказывать об этих злоключениях, и он не был уверен, что сможет когда-нибудь снова чувствовать себя комфортно рядом с зубной пастой. При одной мысли об этом его начинало тошнить. — Я сделал твое чучело, а потом намазал ногу чучела настойкой с антисептическими свойствами. Это тебя вылечило. Я удивлен не меньше, чем ты.

Один глаз Трикси несколько раз моргнул, и по щеке скатилась одна слеза. Других слез не последовало. Ее глаз блестел, но поток слез, похоже, был пока остановлен.

— Почему единорог опускается до использования магии зебры?

Почувствовав раздражение, Тарниш напомнил себе, что Трикси нездорова. Он сдержал горячий ответ, тщательно подбирая слова и следя за тем, чтобы его голос был нейтральным:

— Я не очень волшебный единорог… ну, могу быть, но в общем и целом — нет. Но, как и любой другой единорог, я тоже хотел бы овладеть магией. — Он увидел, как сузились глаза Трикси, когда он заговорил.

— Трикси понимает необходимость обладания силой. — Последовала долгая пауза. — Это чуть не привело ее к гибели.

— О, смотрите, картошка уже размокла, — сказал Тарниш, чувствуя потребность занять себя. Он тоже услышал манящую песню сирены, зовущую его к власти, и слова Трикси почему-то расставили все по своим местам. — Я лучше займусь приготовлением ужина. Извините.

34. Почему такой синий?

Солнце опускалось за горизонт на западе, озаряя небо яркими полосами малинового, оранжевого, желтого, синего и фиолетового цветов. Лагерь Мод находился в пышной долине, где росло множество акаций и лиственных деревьев. Сестры находились позади них, на севере.

Трикси лежала у костра на боку, положив голову на свернутое одеяло. Она почти не двигалась, но не спала, смотрела на огонь, молчала и была погружена в свои мысли. Ее больная нога лежала на сложенном одеяле, рядом с головой. Неподалеку Мод писала в своем дневнике, а Боулдер лежал на плоском камне рядом с чашкой чая, из которой шел пар.

Сидя напротив обеих кобыл, по другую сторону костра, Тарниш читал хорошо знакомый ему магический букварь Винил Скрэтч, пытаясь понять, не удастся ли ему случайно чему-нибудь научиться. Винил прекрасно разбиралась в магии, магической теории и, что, пожалуй, самое важное, умела сделать магию понятной. Тарниш зарылся мордой в книгу, сосредоточенно нахмурил брови и навострил уши.

Читая, он держал круг из камней на орбите вокруг головы — простое упражнение на концентрацию, рекомендованное в книге. Если он сможет удерживать камни в круге вокруг головы во время чтения и не ронять их, то сможет улучшить свою способность к многозадачности. Это были базовые магические навыки, которым, по идее, он должен был научиться еще в детстве, но не научился. Время от времени он должен был поднимать и добавлять на орбиту очередной камень. На данный момент их было семь, и ему становилось все труднее и труднее читать, удерживая предметы в воздухе и заставляя их двигаться.

— Тарниш… — Бесстрастный голос Мод прервал его сосредоточенность, и он поднял голову. — Тарниш, вон там. — Тарниш повернул голову в ту сторону, куда указывала Мод, и все камни, которые он удерживал на орбите, упали на землю. Он не двигался, ему было слишком страшно, но он знал, что ему нужно достать Фламинго.

Или нет? Он уставился на древесного волка, который таращился на него. Он не выглядел агрессивным. Он не нападал. Он просто стоял и смотрел на него, не двигаясь. Ожившее чудовище из дерева, листьев и мха смотрело на него немигающими светящимися глазами.

Присмотревшись, Тарниш увидел, что глаза древесного волка светятся голубым светом. Он припоминал, что они должны были светиться тошнотворным зеленым светом. С любопытством он смотрел и ждал, уже не испытывая страха. Волк повернулся, сделал несколько шагов, остановился и завыл. Его вой был похож на шум демонического ветра, рвущегося в лес, на скрип сучьев, шелест листьев и слабый свист.

Волк, казалось, ждал. Сверкая глазами, он смотрел на Тарниша через плечо, словно ожидая его приближения. Под влиянием странной силы Тарниш понял, что должен последовать за ним. Что-то невидимое тянуло его к себе, что-то таинственное и неизвестное.

Он встал, отложил книгу и, сделав шаг, услышал позади себя движение. Он остановился, повернул голову, чтобы оглянуться, и увидел Мод, которая помогала Трикси встать. В единственном открытом глазу Трикси горело любопытство, желание узнать больше. Она покачнулась на ногах, и Мод поддержала ее.

— Не знаю, стоит ли тебе идти за ним, — сказал Тарниш Трикси.

— Трикси нужно знать, почему лесной волк не ест тебя, — ответила Трикси, — и Трикси узнает. Трикси находит тебя загадочным и странным — единорог, использующий магию зебры и идущий за древесными волками в то место, которое наверняка окажется какой-то западней.

— Я сомневаюсь, что это будет ловушка. — Тарниш не знал, откуда он это знает, и не стал пытаться объяснить. — Мод, ты поможешь Трикси, или мне нести ее?

— Трикси пойдет сама! — огрызнулась голубая кобыла.

— Хорошо, тогда постарайся не отставать. — Все еще злясь на то, что сказала Трикси, Тарниш устремился за волком, оставив Трикси на милость Мод. Волк шел быстрым шагом, и Тарниш перешел на быструю рысь, чтобы не отстать.

— Трикси должна знать, что происходит!

Решив не отставать от лесного волка, Тарниш продирался сквозь заросли вслед за ним. Тропы здесь не было, только пересеченная местность. Деревья здесь были древние, а земля шла под уклон.

Трикси каким-то образом умудрялась ковылять за Тарнишем на трех ногах, и только Мод поддерживала ее в вертикальном положении, когда она спотыкалась. Ее рог светился ярким голубым светом, разгоняя усиливающуюся темноту. Было очевидно, что она идет на поправку, ведь ей дали возможность выспаться, поесть, попить жидкости и вывести инфекцию из организма.

— Все это очень странно, — сказала Трикси немного запыхавшимся голосом, — Трикси очень хотела бы получить объяснение, и она беспокоится, что все это — лихорадочный сон.

Вокруг них лес ожил от скрипа древесины, и, к шоку и тревоге Тарниша, целая стая лесных волков сомкнулась вокруг них, все со светящимися голубыми глазами. Один из них шел рядом с ним, и Тарниш заметил вспышки голубого цвета на его деревянном теле. При более внимательном рассмотрении обнаружились голубые лепестки.

Все эти древесные волки были опутаны ядовитой шуткой!

Он немного беспокоился за Трикси, но знал, что ее можно вылечить несколькими глотками чая, если что-то случится. Он посмотрел на волка рядом с собой и увидел, что тот смотрит на него снизу вверх. Голубое свечение в его глазах теперь имело какой-то смысл — возможно, голубое свечение было вызвано тем, что лесные волки были захвачены ядовитой шуткой.

Впереди высился гребень оврага, стоявший перед ними неприступной стеной. Тарниш задался вопросом, как они собираются подняться и перебраться через него. Возможно, здесь есть тропа. В случае необходимости он был готов нести Трикси, даже если она будет протестовать.

И тут он увидел ее. Узкая трещина в каменной стене впереди. Это была не пещера, нет, это была расщелина. Волки проскользнули в нее, и Тарниш последовал за ними. Он оказался в узком каньоне. Над ним, в ночном небе цвета индиго, мерцали звезды. По обе стороны от него, по крайней мере на пятьдесят футов, возвышалась каменистая земля. В воздухе витал приятный сладковатый аромат… аромат… ядовитой шутки. Пышная влажная трава щекотала его копыта.

Узкая щель продолжалась впереди еще не менее ста футов, а затем, казалось, расширилась. Он протиснулся вперед и услышал позади себя вздохи. Не только Трикси, но и Мод, — он навострил уши, услышав ее резкий вдох. Это был примечательный звук, который она издавала, когда находила что-то, что ее интересовало — скалы, камни, геологические образования, залежи полезных ископаемых, его эрекцию, толкающую ее в кровать.

Он почувствовал, что здесь действует сильная магия, и замедлил шаг, чтобы Трикси могла оставаться рядом с ним. Он чувствовал, как по волоскам его шкуры пробегает статическое электричество, оно потрескивало и в гриве, и в хвосте. Он протиснулся в конец узкой щели и вышел в более широкую часть каньона, у которого, как он теперь знал, были почти вертикальные склоны.

Каньон имел почти яйцеобразную форму. В дальнем конце по зубчатым скалам стекал узкий водопад. Тарниш не знал, как называется такое место. Распадок? Лощина? Как бы то ни было, это было удивительное место природы, оно было прекрасно, от него захватывало дух.

А еще оно было полно ядовитой шутки. Повернувшись, чтобы посмотреть через плечо, он увидел, что Трикси затаилась у узкого прохода, подальше от ядовитой шутки, а Мод стояла рядом с ней. Он обернулся, чтобы еще раз посмотреть на водопад, и его взгляд уловил вспышку серовато-белого света.

Волки кружили вокруг него, а он пробирался сквозь ядовитую шутку. В центре каньона стояла статуя, странная статуя, в ней было что-то знакомое и незнакомое одновременно. Подойдя поближе, он остановился, чтобы взглянуть на нее. Он стал раздвигать мох и лианы, покрывавшие ее, чтобы лучше рассмотреть.

Это была самая странная вещь, которую он когда-либо видел, и он не знал, что это такое, хотя она почему-то казалась ему знакомой. Он отодвинул побольше растительности и осветил место рогом, пока волки резвились вокруг него.

— Это кентавр! — крикнула Трикси со своего места. — Он похож на Тирека, только самка!

Кивнув, Тарниш уставился на статую. У нее было тело пони и странное туловище с двумя пухлыми молочными железами. У нее было обезьяноподобное лицо. Из ее головы росли рога, но часть кончиков отломилась. Ее тело было покрыто трещинами, и невозможно было определить, сколько ей лет.

Ее руки были вытянуты по бокам, и Тарниш старался удалить все новые заросли. В левой руке был щит, и, к удивлению Тарниша, он был не каменный, а металлический. Ржавчины не было. Он переместился влево, чтобы получше рассмотреть щит, и замер, увидев на нем эмблему.

Это был цветок ядовитой шутки. Эмблема на щите казалась сделанной из витражного стекла. Серебро сверкало в свете его рога, а стекло переливалось, как голубые бриллианты. Он уставился, не зная, что сказать по этому поводу.

— Кентавры — причина того, что в культуре пони так много вещей с ручками, рукоятками и прочими штуками, за которые нужно держаться, хотя у нас копыта… Они пришли раньше нас и построили цивилизацию… Трикси узнала об этом в школе принцессы Селестии, когда была там.

Тарниш едва расслышал слова.

— Они оставили после себя так много… мы старались быть похожими на них.

Подняв взгляд, Тарниш переместился вправо, чтобы посмотреть, что находится в другой руке. Он увидел вспышку голубого цвета, что его не удивило, а затем увидел это. В другой руке была голубая сфера, размером не больше жеребячьего мяча. Один из пальцев был отломан, а на остальных были трещины.

— Это старая вещь.

От неожиданности Тарниш обнаружил, что рядом с ним стоит Мод. Он посмотрел на нее и увидел, что что-то в ее лице изменилось. Он не мог понять, что именно, но мог поклясться, что у Мод была какая-то реакция.

— Тарниш, этому камню тысячи лет… и я не думаю, что это статуя, — сказала Мод странным голосом. — Этот щит… он уже должен был заржаветь и рассыпаться. Это, должно быть, волшебство. Здесь все как-то странно вибрирует.

Через несколько секунд после слов Мод щит упал на землю со слабым звоном. Посмотрев вниз, Тарниш понял, что они стоят на каменной платформе, поросшей мхом и грязью. Он с любопытством уставился на щит: он был сделан для рук, с обратной стороны у него была рукоятка, по форме он напоминал воздушного змея, был толстым и в данный момент светился мягким голубым светом.

— Тарниш, берегись!

Прежде чем Тарниш успел среагировать, что-то схватило его за рог. Подняв голову и не в силах пошевелиться, он понял, что это была левая рука статуи кентавра. Он почувствовал давление, и его охватила паника. Прежде чем он успел закричать или что-то сказать, мир вокруг посинел.

Вокруг Тарниша горел город. Странные, исковерканные звери сражались с пони, кентаврами… и друг с другом? Он понятия не имел, что происходит. Он моргнул, пытаясь разглядеть получше, и увидел… Дискорда? Вокруг него бушевала битва — чистый хаос: различные драконэквусы — Тарниш понял, что понятия не имеет, как звучит множественная форма слова "драконэквус" — кем бы они ни были, — сражались вокруг него, уничтожая друг друга, а также нападая на кентавров и пони.

Некоторые из пони тоже были другими. Измененными. У одних были рога. У других были странные звериные лапы. Странная магия потрескивала в воздухе, и Тарнишу казалось, что он стоит на самом сильном пересечении лей-линий, с которым он когда-либо сталкивался.

Недалеко от него женщина-кентавр сражалась с драконэквусом. У нее были меч и щит — знакомый щит с эмблемой ядовитой шутки. Рядом с ней сражался аликорн-жеребец, с помощью своей магии прикрывавший ее от атак противника.

Она взмахнула мечом по дуге, и драконэквус отразил ее атаку взмахом огромных когтей — похоже, у него была кротовая или, может быть, барсучья лапа, — и его когти разрубили лезвие меча на части.

Сбитый с толку, испуганный Тарниш наблюдал, как группа кентавров и аликорнов в доспехах уводит группу пони и жеребят в безопасное место, стараясь увести их подальше от жестокой битвы. Там были… аликорны-жеребята?

Схватив сломанный меч, женщина-кентавр ударила врага своим щитом, и в тот момент, когда щит врезался в его морду, произошла ослепительная голубая вспышка. Драконэквус застонал от боли и начал синеть — цвет пополз по его телу от места удара.

Меч, у которого оставалось еще несколько сантиметров лезвия, вонзился в драконэквуса, и тот вскрикнул, когда меч пронзил его шею. Когтистая рука метнулась к самке кентавра, но не задела ее.

Жеребец-аликорн с криком бросился между ними, и страшные когти ударили его в горло. Через секунду его голова покатилась по земле. Тарниш в ужасе отвернулся, и его затошнило. Он услышал яростный, мучительный крик страдания.

Вокруг него царили разрушение и смерть. Это было ужасно. Это было невыносимо…

А потом все исчезло. Моргнув, он почувствовал, что пыль щекочет ему ноздри. В панике он поднял голову, глаза горели, так как в них тоже попала пыль. Он откинул голову назад и увидел, что рука статуи крошится, рассыпаясь на куски.

Он увидел, что статуя движется. Правая рука качнулась в его сторону, и синяя сфера, которую она держала, засветилась мягким, успокаивающим голубым светом. Ноги Тарниша задрожали, и он почувствовал, как некое отверстие у него под хвостом сжалось чуть ли не в точку.

По мере того как статуя двигалась, от нее отламывались куски: остатки рога, часть левой руки, нога — она распадалась на части. Она нависла над ним, огромная, мощная, и протянула ему сферу.

— Ты не тот, кого я ожидала, но тебе придется это сделать, — сказала статуя скрипучим, звенящим голосом камня, скользящего по камню. — Я больше не могу держать себя под контролем. Возьми это. Я ожидала, что придет аликорн и выполнит это поручение, но тебе придется это сделать. Будь храбрым, маленький пони, будь стойким и не падай духом. Шар укажет тебе путь. — Голубая сфера вспыхнула ярким светом, когда статуя заговорила.

Не зная, что еще сделать, Тарниш схватил сферу своей магией, и статуя начала рассыпаться. Он застыл на месте, понимая, что эта женщина-кентавр — та самая, которую он только что видел. Может быть, он видел сон? Он не понимал, что происходит.

— Возможно, ошибки прошлого еще можно исправить, — сказала статуя, и тут, к ужасу Тарниша, ее голова отвалилась, упала на землю и разбилась вдребезги. Через секунду все ее тело рухнуло, оставив после себя груду серовато-белых каменных кусков и пыли.

Похоже, Тарнишу предстояло выполнить какое-то поручение, но какое именно — он не имел ни малейшего представления.

35. Грустное прощание

От костра, в котором почти не было углей, исходило теплое оранжевое свечение, разгонявшее темноту. Сидя рядом, Тарнишед Типот размышлял о своей жизни и думал, не стал ли он жертвой очередной злой шутки, его обычное дружелюбие, казалось, отсутствовало.

Рядом с ним, наблюдая за ним единственным открытым глазом, Трикси Луламун пила исходящий паром чай из ядовитой шутки. У нее не было никаких признаков заражения, но она пила этот восхитительный чай из предосторожности. Она выглядела такой же взволнованной и любопытной, как и хмурый Тарниш.

Мод Пай, почти неподвижная и статная, тоже сидела у костра и смотрела на необычный щит. Щит беспокоил ее, и она заявила об этом по возвращении в лагерь. Она не могла определить, из какого металла он сделан. Мод, знаток всевозможных камней, кристаллов и металлов, не могла определить, из чего сделан щит. Незнание этого приводило ее в смятение.

Голубая сфера пульсировала и излучала мягкий, успокаивающий голубой свет, когда находилась рядом с Тарнишем, но темнела, когда удалялась от него более чем на несколько футов. Сейчас шар лежал на земле рядом с костром, и внутри него клубился жутковатый голубой свет.

— Трикси должна знать… почему ты выглядишь таким подавленным… очевидно, ты был предназначен для большего. Ты обладаешь силой, которой завидует Трикси.

Повернув голову, Тарниш некоторое время смотрел на голубую кобылу, моргая только тогда, когда пересыхали глазницы, не зная, что ответить. Свет костра мерцал в его глазах, и тени плясали по его насыщенной темно-шоколадно-коричневой шерсти.

— Он расстроен, потому что думает, что с ним сыграли очередную шутку, — сказала Мод голосом, лишенным всяких чувств и эмоций. — Сейчас он, наверное, думает, что должен был быть аликорном, а ядовитая шутка сыграла с ним самую жестокую из всех — он стал единорогом.

От удивления Тарниш быстро и растерянно замигал глазами. Он повернулся, чтобы посмотреть на свою жену, рот его приоткрылся, и он сказал:

— Как ты… то есть… иногда я удивляюсь тебе, Мод.

— Это казалось очевидным. — Мод постучала копытом по странному металлическому щиту. — Я влюбилась в единорога. Ты не ошибка. И если ты попытаешься хотя бы намекнуть на обратное, жди молчания в течение долгого времени.

— Проблемы с браком. — Трикси фыркнула. — Трикси никогда не выйдет замуж и не влюбится. Иметь невоспитанных жеребят тоже не входит в список приоритетов Трикси. У Трикси есть дела поважнее, чем забота о непоседливых сопляках. — Слабый, едкий смех заставил ее затрястись, а в глазах появился немного злой, но веселый блеск.

Фыркнув, Тарниш попытался стряхнуть с себя оцепенение. Он подумал о том, что сказала Мод, а потом, к своему удивлению, вспомнил о том, что сказала Трикси. Он нахмурился и покачал головой. Трикси нужно было разобраться со своими приоритетами, да и ему тоже. Он долго ломал голову, задавая себе вопрос, почему его вдруг так волнует сила. Это было похоже на болезнь, которая подкралась к нему, как простуда или грипп, и он понял, что эта часть себя ему не нравится.

Что касается того, что статуе был нужен аликорн, то, возможно, это просто совпадение или ошибка. Может быть, ему не суждено было стать тем, кто нашел странную статую. Возможно, аликорну, обладающему способностями ядовитой шутки, еще предстояло стать защитником природы, но это казалось маловероятным.

Уголки его рта сжались и опустились вниз, когда он взял в копыто светящуюся голубую сферу. От прикосновения к ней его рог затрепетал, а по шкуре пробежали разряды статического электричества. Он поднес шар к лицу и заглянул в нее. Он увидел, что внутри него клубится голубой туман и свет. Сузив глаза, он вглядывался внутрь, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, не зная, как устроена сфера.

— Сфера очень мощная, — сказала Трикси Тарнишу.

— Ты можешь рассказать мне о ней побольше? — спросил он. Он нахмурился, и Тарниш посмотрел на Трикси. — Баш на баш. Я спас тебя. Если бы ты могла рассказать мне что-нибудь, хоть что-нибудь, я был бы очень признателен.

— Трикси, возможно, сможет что-нибудь узнать, — ответила она, протягивая волшебную ауру и беря сферу. Голубое сияние отразилось в фиолетовой радужке ее глаза, окрасив его в цвет индиго. — Позволь своей магии смешаться с моей.

Магия Тарниша, ярко-голубая, соединилась с бледно-розовой аурой Трикси и наполнила пространство сверкающим фиолетовым светом. Шар парил между ними, и голубое сияние усиливалось. Низкий гул наполнил ночь, и угли в костре запылали ярче.

В ушах раздался треск, и взгляд Мод упал на сферу. Гул усилился — он ритмично нарастал и спадал, а вокруг Тарниша возникло странное голубое свечение. Сильнее и ярче всего он светился вокруг своей кьютимарки.

— …Грогар продолжает наступление — источник магии отравлен его нечистым колдовством — мы были глупцами — без ядовитой шутки магия испортилась — мы оставили себя уязвимыми…

Голос был глубоким, властным баритоном.

— …Я разработал способ путешествия во времени — да, такое возможно — я, Маледико Иокус, открыл способ реинкарнации — возможно, цивилизацию удастся восстановить после грядущей катастрофы, а может быть, грядущее опустошение еще можно остановить…

Сфера затрещала, и с ее гладкой, безупречной стеклянной поверхности полетели голубые искры. Над сферой появилось проецируемое изображение. На нем был изображен кентавр — мощный самец с ярко-синей кожей и черной шкурой. Из головы его торчали широкие лосиные рога.

— Я пошлю свой дух вперед, и, возможно, этот мир еще можно спасти…

Покачав головой, Трикси сказала:

— Мир не погиб.

Проецируемое изображение исчезло, раздалось шипение, магия вокруг шара померкла. Тарниш держал ее в своей магии, и на его лице появилось растерянное, обеспокоенное выражение. Он вздрогнул, веки затрепетали, как бабочки в панике, и он глубоко вздохнул.

— Грогар был побежден. Цивилизация пала, но он был побежден. И мир продолжил существование.

— Мир имеет обыкновение так поступать, — сказала Мод в ответ на слова Трикси. — И что-то мне подсказывает, что еще долго после того, как нас не станет, мир будет существовать. Даже если бы все, что мы знаем, было разрушено прямо сейчас, пока принцесса Селестия и принцесса Луна живы, наша цивилизация могла бы быть восстановлена. Жизнь будет продолжаться, и возникнут новые цивилизации.

— Может быть. — Трикси сделала глоток чая, затем устало улеглась на землю.

— Это доказательство. — Тарниш выглядел потрясенным. — Это часть доказательств, которые мне нужны.

Повернув голову, Мод ответила:

— Это доказательство ушедшей эпохи, времени, которое теперь потеряно для истории. Многие могут оспорить это доказательство и поставить под сомнение его достоверность. — Она покачала головой. — Но это только начало. Возможно, эта тайна раскроется сама собой, если мы будем терпеливы.

Ее один открытый глаз был полузакрыт и поник. Трикси выглядела сонной, и после очередного глотка чая она зевнула, а затем причмокнула губами. Ее рот все еще был отекшим, а губы — распухшими, но было ясно, что она идет на поправку.

— А почему больше нет кентавров? — спросил Тарниш. — Кроме Тирека, я имею в виду… куда они делись? Что случилось? Где все аликорны? Кажется, когда-то давно был большой прекрасный мир, а потом все разрушилось. Что случилось со всеми цивилизациями, которые были до нас? Где старые города? Неужели они все исчезли? Неужели они были настолько разрушены, что от них ничего не осталось? У меня так много вопросов.

— Ответов так мало, — монотонно ответила Мод. — Похоже, что из чего бы ни был сделан этот щит… ответ потерян во времени. Принцессы могут знать, а могут и не знать. Я даже не уверена, что это за материал, похожий на стекло, на фронтальной стороне. — Она посмотрела на мужа. — Ты должен сохранить это. У меня такое чувство, что ты сможешь использовать его… для чего бы он ни предназначался.

Усилием воли Тарниш поднял щит и почувствовал то же самое покалывание, что и при прикосновении к сфере. От прикосновения его магии щит приобрел слабое голубое свечение. Несмотря на свои немалые размеры, он ощущался легким, до невозможности легким, и на нем не было ни малейшего следа ржавчины. Он был совершенен, безупречен, и он не знал, сколько ему лет. Сколько битв он видел? Какой истории он был свидетелем? Для чего он был создан и каково было его предназначение?

Почему он ответил ему?

Щит мог пригодиться, и он был бы неплохим дополнением к его мечу. Если возникнет потасовка или драка, щит будет отличным средством защиты. С созданием магических щитов у него были проблемы, но физический предмет, который можно было бы держать перед собой, чтобы блокировать удары, был бы как нельзя кстати.

Он вспомнил стычку с алмазными собаками при спасении Трикси. Там щит мог бы пригодиться. Не только для защиты, но и для того, чтобы отбивать удары врагов. Пока он сидел в тихой задумчивости, в костре потрескивали и вспыхивали поленья.

Чашка Трикси с тихим звоном упала на плоский камень рядом с костром. Ее голова лежала на одеяле, глаз был закрыт, грудь поднималось и опускалось, рог тускнел, и его свет угасал по мере того, как она погружалась в глубокий сон.

Тарниш тихонько вздохнул, глядя на спящую Трикси. Она была раздражительной, немного злой, но он жалел ее. Возможно, если бы жизнь была добрее к ней, и она была бы добрее. Он вспомнил, как жизнь была к нему неласкова и как он был добр.

— Как нам ей помочь? — спросил Тарниш.

На что Мод ответила:

— Я не уверена, что мы можем.

— Но ей нужна помощь. Так же, как мне нужна была помощь.

— Сначала она должна захотеть помощи. — Мод покачала головой. — Поставь Фламинго на вахту, а потом иди со мной в постель. Я устала, и думаю, что тебе нужно побыть в счастливых семейных объятиях.

Щебетание птиц вырвало Тарниша из сна. Он не помнил, как заснул — последнее воспоминание было о том, как он лежал рядом с Мод и читал при свете рога. Он поднял голову, моргнул глазами и огляделся. Его книга о зебринском худу лежала на кровати у стены. Мод не было видно. Он зевнул, вытянул ноги, все его тело напряглось, и он издал полусонное мычание.

Он соскользнул с кровати, встряхнулся и шагнул в дверь. Мод сидела у огня и готовила овсянку. Мод обычно готовила овсяную кашу, если была предоставлена сама себе, и она почти всегда была простой, хотя иногда она добавляла в нее молоко и масло. Немного молочных продуктов поддерживало гладкость и блеск шерсти, так утверждали плакаты о здоровье.

Что-то казалось не так, но Тарниш еще не проснулся настолько, чтобы понять, что именно. Он огляделся по сторонам, его зрение немного помутнело, но прояснилось, а затем подошел и сел у огня. Он начал готовить чай, зная, что он ему понадобится.

— Она ушла, — негромко сказала Мод. — И она взяла с собой одеяло.

— А? — Тарниш огляделся и понял, что пропало. Ему стало грустно, немного тревожно и совсем чуть-чуть сердито. Трикси нуждалась в помощи — она все еще была не в себе — и по неизвестной причине сбежала ночью. — Куда она пошла?

Мод пожала плечами.

— Может, нам пойти ее поискать? — спросил Тарниш.

Мод не ответила, не сразу, но, посмотрев на мужа несколько минут, сказала негромким, мягким, ровным голосом:

— Нет смысла ее искать. Она пытается убежать от себя. Она и с фермы камней сбежала, когда мы пытались ей помочь.

— Но она нездорова. — Тарниш наполнил чайник водой и поставил его на огонь, чтобы он закипел. — О чем она думала, когда убегала?

— Понятия не имею. — Мод помешивала овсянку большой деревянной ложкой, зажатой в копыте. — Она больше ничего не взяла, кроме одеяла. У меня есть подозрение, что она отправилась навестить единственного друга, который у нее есть.

— Кого? — спросил Тарниш.

— Твайлайт, — ответила Мод.

— Твайлайт — не единственный ее друг. — Тарниш высоко поднял голову. — У нее есть мы. Если мы снова столкнемся с ней, мы должны будем сделать все возможное, чтобы помочь ей. Одна очень хорошая пони выручила меня и помогла привести мою жизнь в порядок. Вдвоем мы наверняка сможем ей помочь.

— Тарниш, разница в том, что ты хотел делать добро…

— И, может быть, она тоже хочет… но просто не знает как. Мы должны попытаться, Мод.

36. Чувствуя синеву

Странное чувство меланхолии не оставило Тарниша, когда он вместе с Мод продолжил путь. Эта поездка хотя и обещала быть короткой на бумаге, казалась длиннее, намного длиннее. У Мод была повозка, это был ее груз, ее ноша, и теперь Тарниш тоже чувствовал себя обремененным. Сфера и щит, хотя и легкие до невозможности, тоже казались тяжелыми. Сферу он держал в седельных сумках, а щит — на спине, пристегнутым к снаряжению, как будто ему там самое место.

Когда он шел, то держал в копыте свое волшебное зеркало, позволяя ему подзарядиться на солнце. Он прокручивал в голове то, что должен был сказать, то, что хотел бы сказать, он репетировал это уже тысячу раз, но знал, что когда придет время, он будет спотыкаться на словах, и то, что выйдет, будет совсем не похоже на то, что он обдумал в голове. Устало вздохнув, он открыл рот, готовый вызвать Твайлайт по зеркалу, но то, что прозвучало вместо этого, удивило его.

— Пинни Лейн? — Последовала пауза. — Мама, ты там?

Через мгновение голос в зеркале ответил:

— Тарниш? Я чищу зубы.

— Прости, мама… я… просто хотел услышать твой голос. — Когда он заговорил, то услышал плевок.

— У тебя какой-то кризис? Тяжелый момент?

Это обеспокоило его, но ему пришлось сделать паузу и обдумать свой ответ. Он должен был решить, насколько честен он будет с матерью. Каждая секунда казалась ему длинной, и он понимал, что чем дольше он будет отвечать, тем больше шансов у матери понять, что что-то не так.

— Дела были не очень. Мне пришлось вступить в схватку с алмазными собаками, чтобы спасти попавшую в беду пони. Но в остальном, в основном, все в порядке. — Он задумался над своими словами. В основном все было хорошо. Так оно и было. Солнце светило, фляга была полна, амулет был бледного приятного голубого оттенка, а он чувствовал себя подавленным, потому что происходило что-то непонятное.

— О дорогой, ты в порядке? — Голос Пинни звучал немного плаксиво от беспокойства.

— Я в порядке, — ответил Тарниш, — я ушел без единой царапины. — По какой-то причине, услышав свои слова, Тарниш почувствовал себя лучше. Он ушел без единой царапины. За это можно было сказать спасибо. Он мог закончить так же, как Трикси. Все могло пойти не так, как хотелось бы.

— Ты им показал? — спросила Пинни.

— Конечно. Они даже не ожидали такого поворота событий. Лаймстоун ударила нескольких лопатой по лицу.

— Это моя девочка… Я знала, что не зря обожаю Лаймстоун.

Услышав эти слова, он воспрянул духом. На морде Тарниша расплылась неохотная улыбка, и в его шаге появилась прежняя прыть. Тяжесть ушла, как птица, взмахнувшая крыльями, чтобы взлететь в идеальное голубое небо в прекрасный солнечный день. Тучи расступились, и он почувствовал солнечный свет.

— Спасибо, мама. Думаю, мне просто необходимо было услышать твой голос.

— Ты выглядишь немного лучше. Тарниш, мне пора идти. Я чистила зубы, потому что мне нужно было уходить. С тобой все будет в порядке?

— Да, я думаю, что да, мама. Ты иди и делай все, что тебе нужно.

— Люблю тебя, пока!

Зеркало замолчало, и Тарниш понял, что Мод смотрит на него. Он искренне улыбнулся ей, сверкнув зубами, и опустился на землю рядом с ней. Мод продолжала смотреть на него, и его ухмылка стала немного виноватой.

— Ты собираешься рассказать Твайлайт? — спросила Мод.

Ответ, вырвавшийся у Тарниша, удивил его самого:

— Нет.

— Нет?

— Неа.

— Нет.

— Да. Нет. — Он услышал, как Мод вздохнула, и решил объясниться. — Как только я разберусь со своей головой, я это сделаю. Но сейчас? Я просто хочу дать своим мыслям успокоиться. Твайлайт нужно рассказать, я думаю, но позже.

— Разумно, — ответила Мод. — Если мы будем двигаться в том же темпе, то скоро будем на месте.

— Скоро? — Тарниш моргнул. — Как скоро?

— Я не ожидала, что эта повозка окажется такой легкой, и ее будет так легко тянуть. Еще два дня, если погода останется подходящей для путешествия и не возникнет новых проблем. Как только мы доберемся туда, мы разобьем базовый лагерь, а затем начнем работать. Нам предстоит многое сделать до наступления холодов. Ожидаю несколько недель тяжелой работы.

— Я не против тяжелой работы.

— Я знаю. — Мод повернула голову и посмотрела вперед. — Ты это доказал.

— Что мне сказать Твайлайт? — спросил Тарниш. — Я имею в виду… я не могу вспомнить всего сразу. И ты была права. Какие бы ни были доказательства, они в лучшем случае отрывочны. К тому же, я не могу знать, раскроет ли сфера свои секреты снова, или скажет ли она одно и то же дважды. Я ничего об этом не знаю.

В ответ Мод ничего не сказала. Тарниш воспринял это как знак того, что она думает, размышляет, прикидывает в уме. Он поправил шлем и перевесил флягу так, чтобы ремешок не врезался в шею. Он встряхнул щит на спине, чтобы тот встал на место, вильнул бедрами, чтобы седельные сумки заняли удобное положение, а затем перешел на широкий шаг, который давался ему почти без усилий.

Он спрятал зеркало в седельную сумку, зная, что там оно будет в безопасности. По какой-то причине хрупкие предметы в его седельных сумках никогда не подвергались опасности. Он достал голубую сферу и подержал ее перед собой. Настроение у него было гораздо лучше, и магия, казалось, текла лучше. В таком состоянии магия давалась легче.

Возможно, в этом и заключалась проблема Трикси. Она хотела быть великой и могущественной, но когда она была в подавленном состоянии, в депрессии, в состоянии отчуждения, все эти вещи затрудняли магию. Возможно, если бы она не была такой злюкой, магия давалась бы ей легче.

Подняв сферу почти до самого носа, Тарниш заглянул в ее светящиеся, клубящиеся глубины. Сначала там ничего не было, но когда он заглянул внутрь, шар стал похож на снежный шар, наполненный мутной водой. Он начал замечать детали. В глубине двигались крошечные фигурки. Он увидел… что-то… Может быть, силуэт города? Замка?

Он моргнул, пытаясь прояснить зрение. Мир вокруг него исказился, стал длинным и странным. Деревья по сторонам дороги тянулись от него, все тянулось, дорога стала тонкой лентой. Чем больше он пытался сосредоточиться на том, что видел в шаре, тем труднее это было сделать, и тем сильнее искажался мир вокруг.

Это было, пожалуй, самое единорожье занятие в жизни Тарниша. Он никогда не любил учиться, не учился в магической академии, не проводил долгие часы, уткнувшись носом в томики Стар Свишера Козлобородого или как там его звали, но сейчас он боролся за контроль над могущественным артефактом, который не поддавался его пониманию.

Ему и в голову не приходило, что он может быть в опасности или что сфера может сопротивляться.

В мгновение ока дорога вокруг него исчезла, и Тарниш оказался в другом месте. Мод больше не было. Сферы не было. Солнца не было. Над ним было ночное небо, и звезды казались… тусклыми. Он не мог разглядеть луну.

По обе стороны от себя он видел белые стены, сложенные из какого-то блестящего, почти светящегося камня. Под его копытами лежала брусчатка, большая, квадратная, разного цвета, которую трудно было разглядеть в темноте.

Оставшись один, Тарниш не знал, что делать. Он посмотрел вперед, потом назад и увидел, что улица, на которой он стоял, пуста. Впереди он увидел дверной проем в белой сверкающей стене. На уровне улицы окон не было, но над ним виднелись витиеватые стеклянные витражи. Что-то в них показалось ему знакомым, но он не мог сказать, что именно.

Он направился к двери. Она была странной, сделанной из какого-то незнакомого металла. Не было ни ручки, ни рычага, ничего. Снаружи дверь была гладкой и без особенностей. Когда он дотронулся до нее, она распахнулась внутрь. На Тарниша повеяло самыми восхитительными ароматами, и он почувствовал, что у него пересохло во рту.

Не в силах сдержаться, он шагнул внутрь.

Он оказался в небольшой прихожей, на полу стояла щетка для чистки копыт от грязи. Здесь же были крючки для плащей. Он огляделся. В комнате было довольно пусто. Стены были из голого белого камня.

Пройдя в следующую комнату, Тарниш обнаружил кухню. Это должна была быть кухня. Здесь были горшки для приготовления пищи, очаг, с потолка свисали сушеные травы, а на стенах в сетках висели корнеплоды. Здесь готовили что-то вкусное.

В другом конце комнаты находился дверной проем, по форме напоминающий песочные часы. Он прошел вперед и оказался в теплой, уютной комнате, в центре которой стоял низкий круглый стол, обложенный подушками. Под потолком висел светильник, в котором горело масло. Горели свечи. На столе стояли пустые миски. Кто-то только что поел. Он пошел дальше, направляясь в следующую комнату, обращая внимание на то, что в этой комнате есть лестница, ведущая на следующий этаж.

В соседней комнате раздавались голоса.

На подушках лежал крупный кентавр с синей шкурой, вокруг него кучей лежали маленькие пони. В руках он держал книгу. Он представлял собой удивительное зрелище, и хотя он был весьма интересен, пони вокруг него были гораздо интереснее.

Нет, не пони, а жеребята. Здесь было несколько земных пони, пара пегасов, пара единорогов и один аликорн. Тарниш глубоко вздохнул. Аликорн была маленькой, даже крошечной, кобылкой, и ее шкура была красивого перламутрового бледно-зеленого оттенка. Ее грива, ярко-розовая, была вьющейся и рассыпалась вокруг ушей. Она была так очаровательна, что это было почти больно.

Оглядевшись вокруг, Тарниш сделал несколько предположений. Кентавр любил этих жеребят. Это было очевидно. На стене висели их портреты. Портреты поменьше были вставлены в рамки и стояли на полке. Казалось, что фотоаппараты еще не изобрели. Эта комната была библиотекой, и она была заполнена книгами. И изображениями жеребят, находящихся на попечении кентавра.

Он читал им сказку. Как он ни старался, он не мог разобрать слов. Это была неразборчивая речь. Чем сильнее он старался вслушаться, тем больше искажались слова. Он сдался и сосредоточился на зрительных деталях. Кентавр перевернул страницу, и одна из маленьких земных пони зевнула. Она была ухоженной, немного пухленькой, ее шкурка была гладкой и блестящей, кто-то долго ее расчесывал. Было видно, что ее любят.

Заметив что-то в углу зрения, Тарниш повернулся и увидел, что рядом с ним стоит кентавр с синей шкурой и смотрит на себя и на кучу жеребят. Тарниш в замешательстве моргнул — он действительно видел двойника. Кентавр посмотрел на него, сделал жест рукой и вышел из комнаты.

Тарниш последовал за ним. Кентавр прошел через столовую, вернулся на кухню и вышел через странную, без единого признака дверь. Сгорая от любопытства, Тарниш последовал за ним и снова оказался на улице.

Он попытался заговорить, но слова не шли с языка. Он не мог здесь общаться, не мог взаимодействовать. Он поспешил за кентавром, который двигался с огромной скоростью. Он был крупным, сильным и, если верить тому, что видел Тарниш, нежным и любящим отцом.

Кентавр свернул за угол, и Тарниш последовал за ним, теперь уже почти галопом, чтобы не отстать. Улицы были пусты, необитаемы, здесь не было никакой жизни, кроме кентавра и его жеребят, которые были в безопасности в доме, где побывал Тарниш. Он шел следом, твердо решив не отставать.

Внутри башня была гораздо больше, чем снаружи. Снаружи она казалась тонкой и была покрыта луковичным куполом. Внутри же она была почти как дворец. Тарниш оказался в комнате, в центре которой стояла огромная оррея^[1], вычислявшая различные астрономические координаты. В комнате пахло ядовитой шуткой.

Кентавр стоял возле стола и указывал на что-то огромной синей рукой, на которой был один гигантский палец. Тарниш увидел, что это была голубая сфера. На столе, вокруг него, лежали высушенные лепестки, тычинки и стебли ядовитой шутки. Рядом со столом стоял большой стеклянный чан, и Тарниш, сам не зная откуда, догадался, что он наполнен дистиллированной эссенцией ядовитой шутки. Он шагнул ближе, вбирая в себя все это, пытаясь понять, что он видит.

— Все время было океаном, который я пытался пересечь, — сказал кентавр Тарнишу. Его голос звучал издалека, отдаленно и слабо, и Тарниш с трудом расслышал его.

Как он ни старался, Тарниш не мог ответить.

— Переход через океан — опасное предприятие… Море — странная, непостоянная госпожа. Я разбился о скалы реальности. Все, что от меня осталось, — эта сфера. Это все, что я есть, все, чем я был, это мои воспоминания, это все, чем я надеялся стать.

Хотя Тарниш не мог говорить, он мог кивать, и делал это в знак того, что слушает.

— Все пошло не так, как планировалось. Я не знаю, что пошло не так. Я не помню.

Тарниш снова кивнул.

— Магия очень похожа на воду. Она может быть полна примесей. Испорченной. Она может быть отравленной. Она может стать горькой, негодной. Она может быть грязной. У меня была теория. Вся моя жизнь была посвящена изучению проклятой шутки. Я увидел, что она фильтрует магию, удаляет примеси. Думаю, ты уже знаешь об этом. У меня была идея.

Подойдя ближе, Тарниш начал изучать содержимое стола, но при этом поглядывал на кентавра, чтобы показать, что он внимателен. Он увидел, что из чана, наполненного дистиллированной эссенцией ядовитой шутки, на сферу капает прозрачная ароматно пахнущая жидкость, которая, казалось, впитывается в странное стекло, словно в губку.

— Я стремился создать самую чистую форму магии, на которую был способен. Я пытался создать фильтр, а затем дистиллировать магию. Другие считали меня сумасшедшим… безумцем. Но я верил, что смогу достичь магической чистоты. У нас были мерзкие враги… сама магия была загрязнена, отравлена, она стала нечистой. Это привело к ужасным последствиям. Те, кто был наиболее связан с магией, страдали самым ужасным образом.

Подняв голову, Тарниш подумал о единорогах и их связи с магией. Затем, спустя мгновение, он подумал об аликорнах. Он слышал, что единороги передают магию, а аликорны сами являются магией. Однако он не знал, так ли это на самом деле.

— У меня были такие планы. Хорошие планы. Я бы нашел лекарство от испорченной магии. Я бы нашел способ удалить нечистоты. А потом бы я пересек океаны времени, спроецировав себя вперед, и вернулся бы аликорном, связанным и опутанным самой магией, и я подумал, что если не смогу остановить надвигающуюся катастрофу, то хотя бы смогу ликвидировать ее последствия.

Тарниш моргнул.

— Но никогда ничего не идет по плану. Не с этой штукой. — Кентавр указал на ядовитую шутку на столе. — Полагаю, ты и сам все знаешь. Твое существование было неизбежно. Природа склонна исправлять себя, если ей дать достаточно времени.

Так много вопросов. У Тарниша было так много вопросов. Его мучило, что он не может говорить. Он уставился на кентавра, пытаясь как-то спроецировать свои мысли, пытаясь достучаться до него своим разумом.

— Тебе не хватает мастерства, и твоя магия слаба, но я полагаю, что тебе придется это сделать. В тебе есть какая-то странная магия, которую я не могу определить. Что-то, что не исходит из источника. Что-то… хаотичное. Но, полагаю, от живого воплощения ядовитой шутки можно ожидать и не такого. У природы ужасное чувство юмора. Она закончила то, что не смог закончить я.

Навострив уши, Тарниш ждал, все еще пытаясь спроецировать свои мысли.

Кентавр подался вперед и поднял одну большую синюю руку. Тарниш в страхе попытался отступить, но его удержала невидимая сила. Вокруг рогов кентавра, похожих на лосиные, появилось голубое свечение.

— Я знал, что мои воспоминания не переживут пересечения океана времени, — сказал кентавр, — поэтому я вложил все в эту сферу, чтобы в нужный момент она была отдана мне. Эта цель была одной из многих. Подобных планов. Такие хорошо продуманные планы. И все напрасно.

Протянув руку вперед, кентавр нежно прикоснулся к шее Тарниша. Страх покинул Тарниша, и он почувствовал, как по его телу разливается успокаивающее тепло. Это было приятно. Он вспомнил, как кентавр читал своим жеребятам, и удивился, как он мог подумать, что кентавр сделает ему что-то плохое.

Он снова был жеребенком, по крайней мере, ему так казалось. Он чувствовал себя в безопасности, защищенным, обогретым, счастливым. Он закрыл глаза, опираясь на руку, прижатую к его шее. Под закрытыми веками заплясали голубые огоньки, а в корне рога появилось лучистое тепло.

— Подойди ко мне, малыш, и позволь рассказать тебе сказку…

Яркий солнечный свет ослепил глаза Тарниша. Его фляга шлепала по его груди, пока он шел. Он посмотрел на то самое дерево, которое только что видел перед тем, как ускользнуть в сферу. Казалось, прошли считанные секунды.

Это было похоже на сон. Воспоминания о том, что он видел и пережил в сфере, были туманными, трудно запоминающимися, и он очень старался их вспомнить. Самым ярким было воспоминание о том, как кентавр читал сказку своим жеребятам, сбившимся в кучу.

Все остальное терялось в голубизне.

¹↑ Механическая модель движения небеснвых тел, например тык

37. Привал

Голубая сфера беспокоила Мод, но лишь немного. Тарниш весь день подглядывал в нее и вел себя несколько странно. Отвлекался и был немного не в себе. Она старалась не делать поспешных выводов — все-таки Тарниш был единорогом — и смутно догадывалась, что шар был для него чем-то вроде очень запутанной книги, которую он пытался изучить.

Впрочем, сейчас с ним все было в порядке. Он растянулся рядом с ней, и они немного отдохнули в тени. Было прохладно и приятно, и она сняла платье, чтобы поваляться в прохладной влажной траве. Лежа на боку, она наблюдала, как Тарниш упражняется в изготовлении куклы. Эта была сделана из веток, травы и бечевки.

— Мой муж играет с куклами, — проворчала Мод.

Тарниш возмущенно фыркнул, и Мод было очень приятно это слышать. Ей нравилось время от времени задевать его за живое. Он не обратил на нее внимания и продолжил работу над своей куклой. Ей нравилось, что он проявляет интерес к новым вещам, и, по крайней мере, он не смотрел в сферу. Он спрятал ее в седельную сумку.

— Что скажут другие пони, если увидят, что мой муж играет с куклами?

На этот раз Тарниш отреагировал. Он повернулся, выпятив нижнюю губу, протянул копыто и легким толчком перевернул Мод на спину. Она моргнула один раз и уставилась на Тарниша, а влажная трава защекотала ей уши.

— Бесстрашный исследователь открыл новую землю, — сказал Тарниш, усаживая куклу на туловище Мод. — Это плодородная земля с пышными долинами и гостеприимными равнинами. Действительно, плодородные долины выглядят многообещающе и готовы к посеву.

— Тарниш, нет… не будь таким глупым. — Мод соблазнительно закатила глаза. Заигрывать? Сейчас? Она почувствовала, как кукла, сделанная из веток и травы, спустилась по туловищу к ее животу; Тарниш с помощью своей магии заставлял ее двигаться, подпрыгивать и опускаться, создавая впечатление, будто она скачет.

— О боже, какая впечатляющая долина, — сказал Тарниш, когда кукла приблизилась к соскам Мод. — А я так хочу пить… Интересно, смогу ли я найти водопой? Может быть, если поискать в глубокой, влажной расщелине…

На этот раз Мод закатила глаза, оттолкнув Тарниша. Он был слишком глуп. Она перевернулась на бок и посмотрела на мужа. У нее было слишком много вопросов, и она чувствовала себя слишком серьезно, чтобы быть такой глупой. И все же в этих глупостях Тарниша было что-то очаровательное, она дорожила ими, ценила их. Она надеялась, что, когда он подрастет, он не слишком изменится.

— Итак, что ты видишь в сфере? — спросила Мод. — Ты вглядывался в нее весь день, пока мы путешествовали. Признаться, меня это несколько беспокоит. Я не хочу, чтобы она овладела тобой или сделала с тобой что-то странное. Не все магические предметы хороши и заслуживают доверия. — Когда она заговорила, Тарниш замолчал, и его глаза встретились с ее глазами. Хорошо. Она привлекла его внимание. Она заглянула в его голубые глаза, пытаясь проникнуть в их глубину. Они были окном в его душу.

— Она наполнена воспоминаниями, — ответил Тарниш тихим, приглушенным шепотом. — Она наполнена воспоминаниями целой жизни. Там также есть знания… заклинания… но это не магия единорогов… она другая. Это магия, которой пользовались кентавры. Я не знаю. Я все еще пытаюсь разобраться во всем этом.

— Что хорошего в магии кентавров для единорога?

Прежде чем Тарниш успел ответить, послышался далекий скрип деревянных колес повозки. Тарниш навострил уши, а Мод перевернулась, чтобы встать. Поднявшись, она надела платье и приготовилась покинуть свое прохладное тенистое место.

Вытянув шею, Тарниш встал во весь свой внушительный рост и стал всматриваться в дорогу, пытаясь разглядеть, что там приближается. Он увидел обоз, целую вереницу кибиток. Он никогда не видел ничего подобного. Это были разноцветные, веселые штуки, раскрашенные во все яркие цвета, которые только можно было придумать.

Их было не меньше дюжины.

— Цыгане, — сказала Мод голосом, лишенным всякого энтузиазма. Однако она была очень рада, хотя и не показывала этого. Всегда приятно встретить попутчика, а эти пони были хорошими. Они ей очень понравились.

— Цыгане? — Тарниш повернул голову, чтобы посмотреть на Мод.

— Давным-давно, еще до Эквестрии, цыгане перестали заботиться о племенах, собрались все вместе и смешались. Все пони их ненавидели. Они не делали различий между собой и считали себя пони. Их изгоняли из многих мест. Здесь, в Эквестрии, они просто пони и в основном не подвергаются преследованиям, но это все равно случается. В своих путешествиях я встречала несколько групп.

— О… замечательно. — Тарниш снова повернул голову и стал наблюдать за приближающимся караваном. Некоторые оси нуждались в смазке, и от каждого скрипа у него закладывало уши.

— Мы могли бы поторговаться или купить свежие продукты, — сказала Мод своему мужу, который, похоже, страдал от нарастающего возбуждения. Он почти подпрыгивал на месте. Пока она стояла и ждала, от повозки отделился одинокий пони и поскакал навстречу.

К ним приближался грязно-желтый пегас с бледно-голубой гривой. Он выглядел немного старше, одно крыло висело криво на боку. У него было пол-уха, а одна ноздря выглядела кривой из-за зарубцевавшегося шрама. Он улыбался.

— Привет, меня зовут Вольке, — сказал он со странным акцентом.

— Мы не желаем вам зла, — ответила Мод, когда пегас остановился. — Меня зовут Мод, а это мой муж, Тарнишед Типот.

— Привет. — Тарниш ухмыльнулся, глядя на стоящего перед ним незнакомца.

Пегас огляделся, осматривая место, где Тарниш и Мод остановились на день, посмотрел на деревья, скорчил странную рожицу, когда увидел серебряное яйцо, и через минуту-другую повернулся к Тарнишу:

— Ты не против, если мы разобьем лагерь вместе с тобой?

— Не возражаю, — ответил Тарниш.

— Может быть, мы сможем заняться торговлей, — с надеждой в голосе добавил пегас.

— Может быть. — Мод посмотрела на приближающиеся повозки, которые замедляли ход, чтобы остановиться. У некоторых из них по бокам стояли садовые ящики и бочки, из которых росла зелень. Шансы получить на ужин свежий салат казались неплохими.

Группа жеребят словно возникла из воздуха, а затем принялась бегать вокруг, играя друг с другом в пятнашки. Маленькие земные пони, маленькие единороги и маленькие пегасы. Сама того не замечая, Мод отвлеклась, наблюдая за игрой малышей, и потеряла счет нескольким минутам. И только когда Тарниш ударился о ее бок, она отвлеклась и несколько раз моргнула, осмысливая пропущенное.

Почувствовав себя немного неловко, Тарниш посмотрел на своего коллегу-алхимика. Сам-то он не был алхимиком, пока еще не был, он был любителем, но хотел научиться. У кобылы было много товаров: стеклянная посуда, мензурки, колбы, графины, пиалы, и даже несколько маленьких, умных и очень портативных алхимических дистилляторов на продажу. У него были биты, но он не был уверен в своем умении торговаться.

— Скажите, у вас есть соли? — спросил Тарниш. — Ничего наркотического. — Он вспомнил о своей собственной встрече с солями, содержащими наркотики. Он содрогнулся от воспоминаний и пожалел, что не рассказал ничего. Он испытывал острое чувство стыда и ненавидел эту часть своей жизни.

— У нас есть ароматизированные солевые лизуны, — ответила кобыла с тяжелым, странным акцентом, который казался смесью гритишского и еще чего-то странного, экзотического и неизвестного. Она одарила Тарниша улыбкой. — Идеальный вариант для заботливого мужа, да?

— Она не любит ничего сладкого. — Его глаза сузились: одна бровь поднялась, другая опустилась. Тарниш повернулся, чтобы посмотреть на Мод, которая разговаривала с продавцом овощей, а затем вернул свое внимание алхимику.

— Я делаю соли на любой вкус. — Уши кобылы встали дыбом. — У меня есть три соли, которые могут заинтересовать вас в данный момент. Черная ореховая с шиповником, одна с пажитником и тмином, а последняя была сделана по просьбе клиента, но он так и не удосужился ее забрать — масло черного трюфеля и шокирующее количество перечной мяты.

— Сколько? — Тарниш подумал, не рухнут ли его надежды.

Кобыла одарила его проницательной улыбкой:

— Я догадываюсь, что у вас есть ядовитая шутка… Мне нужно кое-что, но это слишком опасно, чтобы я могла достать это самостоятельно. Мне нужно…

— Тычинки, чтобы ты могла изготовить противоядия и лекарства от воздействия? — Тарниш был уверен, что знает, что нужно кобыле, и почувствовал растущее чувство гордости, когда увидел, как загорелись ее глаза.

— Да, — ответила она. Кобыла — земная пони, на шерсти которой, похоже, был слабый полосатый узор, — выглядела счастливой.

— Я могу помочь тебе. Я могу предложить немного. — Тарниш не мог не задаться вопросом, не была ли эта кобыла частично зеброй, но он знал, что спрашивать об этом было бы невежливо. У нее была удивительная улыбка. Она была уже в возрасте, но когда улыбалась, то казалась молодой. Ее улыбка не поддавалась старению.

— Я дам тебе соль для лизания… и даже больше, — предложила кобыла. — Я покажу тебе, как их делать.

Это привлекло внимание Тарниша. Возможно, ему придется приготовить еще немного ядовитой шутки, если удастся, только чтобы убедиться, что эта кобыла получила достаточное количество того, что ей нужно. Это казалось справедливым:

— Это очень щедро с твоей стороны. Договорились…

Вечер обещал быть приятным. Дул сильный ветер, который навевал мысли о том, что лето подходит к концу и обещает наступление осени. Мод сидела, потягивая чай, и наблюдала за тем, как Тарниш берет уроки у пожилого алхимика с испачканными копытами. От разных костров доносились чудесные запахи. Играли жеребята. Все казалось прекрасным.

Яйцо выглядело немного неуместно среди кибиток, но это было нормально.

Неподалеку пони управлял небольшим токарным станком, приводимым в движение копытами. Он нажимал на педаль вверх и вниз, заставляя заготовку вращаться. Он что-то делал, Мод не знала, что именно, но догадалась, что это может быть ножка для стула. Запах дерева и масла наполнял воздух, смешиваясь с запахом еды, и общий эффект был пьянящим.

Кобыла-единорог, ее передние ноги были в смазке, занималась обслуживанием повозки. Похоже, она не пользовалась магией — Мод ни разу не видела, чтобы у нее загорелся рог. Она работала, хватаясь за вещи ногами, и делала это с трудом. Возможно, она была без магии, а может быть, ей просто нравилось пачкать копыта. Она потянулась вверх, чтобы вытереть пот со лба, и оставила после себя черное пятно.

Это был странствующий город, который передвигался по Эквестрии на колесах. Они никогда не задерживались в одном месте надолго, останавливаясь лишь для того, чтобы отдохнуть и посмотреть местные достопримечательности, но не задерживаясь и не истощая все доступные ресурсы в той или иной местности. Они жили вместе с землей, времена года диктовали их маршруты, и они жили хорошей, достойной жизнью, в которой ценился тяжелый труд и единение.

Идиллическая обстановка была нарушена криком тревоги. Мод в мгновение ока оказалась на копытах, ее уши напряглись, чтобы прислушаться, а острые глаза забегали по сторонам, пытаясь найти неприятности. Жеребят собрали в особенно прочную повозку и захлопнули дверь. Взрослые стали собираться в группы, образуя единый фронт. Слабые и раненые отступили в другую повозку, тоже крепкую, но не такую прочную, как та, в которой сейчас находились жеребята — будущее цыганского племени.

— Древесные волки! — закричал пони, вбегая в лагерь. — Я собирал грибы, когда заметил их! Они пошли за нами! Они охотятся за нашими слабыми, теми, кто пострадал в схватке с алмазными собаками!

— Огонь! — крикнул один пони.

— Нет! — Голос Тарниша прорезал хаос, и лагерь наполнился ярким голубым сиянием. Он держал в копыте голубую сферу. — Не сжигайте деревья. Держитесь вместе и предоставьте это мне.

Мод не могла не задаться вопросом, что делает Тарниш, но решила довериться ему. Конечно, это доверие имело и запасной план. Она двинулась в его сторону, любопытствуя, что он делает. Она слышала, как они приближаются, странный звук скрипа дерева, как ветер в лесу.

И тут она увидела их. У них не было светящихся голубых глаз, как у древесных волков, которых они встречали раньше. Нет, у этих волков глаза полыхали зеленым огнем. Они были сделаны из бревен, палок, веток, сучьев, мха и прочего лесного мусора.

— Не подходите, — прокричал Тарниш, держа наготове голубую сферу. Он шел вперед с поразительной уверенностью, вооруженный только сферой и своей смекалкой.

Мод напряглась всем телом. Если Тарниш будет в опасности, она нанесет удар, но пока она выжидала. Она уже намечала точки удара, слабые места, где можно было бы разбить противника, повалить его, а потом сжечь беспомощное тело.

Но у Тарниша, похоже, были другие планы. Сфера вспыхнула ярким, полыхающим голубым светом. В воздухе запахло озоном и что-то хрустнуло. Его рог засверкал с такой же интенсивностью, как и голубой шар. Все лесные волки замерли, застыв на месте и не в силах пошевелиться.

— Все вы были испорчены, — сказал Тарниш, глядя, как древесные волки корчатся в невидимых узах. — Вы были хранителями… защитниками… Вы были созданы как самовоспроизводящиеся защитники, как неостановимая армия, но ваше предназначение было извращено. Вас обратили против тех, кого вы должны были защищать!

И тут Мод увидела это. Ядовитая шутка проросла из земли, и усики начали прорастать сквозь тела древесных волков. Яростное рычание наполнило воздух. Волки были окружены голубым сиянием.

— Возвращайтесь на службу, — сказал Тарниш волкам. — Излечитесь от загрязненной магии!

Как только Тарниш заговорил, один из волков завыл — странный звук, похожий на вой штормового ветра, разрывающего ветви старых деревьев. К нему присоединились другие. Светящиеся зеленые глаза стали приобретать голубой оттенок, меняясь по мере того, как ядовитая шутка прорастала сквозь их тела, чтобы поглотить плохую магию.

Мод почти затаила дыхание.

Волки, освободившиеся от невидимых уз, подошли к Тарнишу, низко опустив головы, и встали перед ним, словно ожидая указаний. Некоторые даже присели, их сияющие голубые глаза были устремлены на шоколадно-коричневого единорога, держащего над головой светящуюся голубую сферу.

— Идите и распространяйте лекарство среди других, — сказал Тарниш стае. — Не причиняйте вреда. Берегите пони и выполняйте то, ради чего вы были созданы. Идите в очаги дурной магии и распространяйте ядовитую шутку.

С воем волки отпрыгнули от Тарниша, и вся стая пустилась в стремительный бег. Так же внезапно, как и появились, они снова исчезли, пропали из виду, оставив после себя сладкий аромат в воздухе.

Повернув голову, Мод посмотрела на своего мужа, пытаясь понять, что произошло. Все в нем было по-другому. Он был властным, уверенным, бесстрашным. Она смотрела на сферу, гадая, что она с ним делает. Пока она стояла и смотрела, сфера потускнела, и теперь ее свет был лишь слабым намеком на голубое свечение.

Услышав позади себя шум, Мод увидела, что цыгане как можно быстрее разбирают лагерь. Она знала, что они уйдут через несколько минут и ночью смело отправятся в путь. Она также знала, почему они уходят. Что-то напугало их, устрашило, что было страшнее волков.

Ее взгляд снова упал на мужа, и она почувствовала тревогу. Пони боятся непонятных вещей, а Тарниш был таинственной и непостижимой загадкой. Ей стало жаль цыган, когда они разбирали лагерь. Мод, существо логичное и критически мыслящее, не хотела, чтобы ее жизнью управляли суеверия и страхи.

К счастью или к худшему, она любила его, даже если он играл с куклами.

38. Опять одни, естественно

Повозки были уже слишком далеко, чтобы их можно было услышать. Они уехали, унеся с собой веселье, яркие краски и эксцентричных персонажей, которые в них жили. Мод почувствовала сожаление по поводу их ухода, но она понимала. Да, она понимала, возможно, даже слишком хорошо. Пони были пугливы или откровенно боялись непонятных вещей, и Мод была одной из тех вещей, которые иногда пони не понимали. То, что Тарниш был рядом, иногда спасало — за исключением таких моментов, как сейчас, когда это не получалось.

Сфера исчезла, он снова убрал ее, и Мод почувствовала растущее беспокойство. Во время этой встречи Тарниш казался совсем другим пони… или, возможно, другим существом. Она наблюдала, как он передвигается по лагерю, подбирая мусор и обломки, и ворчал самому себе по поводу оставленного беспорядка. Цыгане запаниковали и ушли в спешке. Чаще всего, уходя табором, они оставляли после себя чистоту, иногда даже оставляли сложенные дрова для будущих путешественников. Но они торопились.

— Ну что ж, — сказал Тарниш с досадой, — по крайней мере, мы остались вдвоем.

— Да, — ответила Мод в безмолвном внутреннем диалоге. Одни. Вместе. Только я, ты и эта сфера. Медленным движением она повернула голову в одну сторону и посмотрела на седельные сумки Тарниша, стоявшие рядом с потрескивающим костром. После некоторого внутреннего раздумья она решила подождать. Она умела быть терпеливой, и сейчас было не время для резких действий. Сфера могла быть важной. Она может быть жизненно важной для какой-то великой цели.

Или же она может быть плохой. Это может быть очень плохо. Но Мод решила перестраховаться. Не стоило торопиться с выводами. Тарниш только что спас группу пони от древесных волков. Но, с другой стороны, Тарниш использовал для этого странную магию. Она была почти уверена, что то, чему она была свидетелем, не было магией единорога. Но что она могла знать? Она не была единорогом и не разбиралась в магии, поэтому пока держала свое несведущее мнение и опасения при себе.

Ей было приятно видеть, как Тарниш убирает за них мусор. Очень мило с его стороны заботиться об окружающей среде. Вдалеке квакали лягушки, сверчки исполняли свою ночную песню. В ночи то и дело вспыхивали и гасли светлячки. Небо было затянуто тучами, которые закрывали звезды и делали ночь еще темнее. Мод подозревала, что до утра может пойти дождь.

Тарниш подошел к костру и встал у него, выглядел он каким-то угрюмым и подавленным. Мод поняла, почему, и забеспокоилась, не впадает ли ее муж в одну из своих депрессий, которые иногда одолевали его.

— Мод, тут для тебя есть несколько солевых лизунов, — сказал Тарниш голосом, который можно было назвать лишь покорным. — А я пойду заниматься. У меня есть глава о противоядиях, которую мне трудно понять.

— Соленые лизуны? — Мод почувствовала слабую дрожь в мышцах живота, внутреннюю реакцию, которая почти заставила ее зад дернуться. Мод любила несколько вещей: обниматься с сестрами, забираться с мужем под одеяло и соленые лизуны. Но не сладкие. Но Тарниш знал об этом, да, знал, и он получит то, что нужно. Она двигалась не своим обычным ледяным шагом, а быстрыми шагами и принюхивалась, гадая, что за лакомства ей приготовили.

Подойдя к костру, она услышала треск дров, и от этого звука ее шерсть поднялась вдоль позвоночника. Она обернулась и увидела, как один одинокий лесной волк расхаживает взад-вперед неподалеку, его глаза светились голубым светом, и казалось, что он наблюдает за Тарнишем. Она думала, что все они ушли, но ошиблась.

— Тарниш, у тебя появился поклонник, — сказала Мод голосом, в котором, по крайней мере, для ее ушей, чувствовалось беспокойство. Она посмотрела на мужа и увидела, что он держит в копытах книгу и смотрит туда, где находился волк.

Этот волк был меньше остальных, Мод не решалась назвать его щенком, это было опасное существо, какого бы размера оно ни было, но он был примерно вполовину меньше. Ей было интересно, растут ли древесные волки или этот просто оказался маленьким. Ядовитая шутка росла внутри него, росла без почвы, и Мод было любопытно, как ему удалось совершить такой подвиг. Если рискнуть предположить, то она решила бы, что ядовитая шутка питается магией, оживляющей волка.

Возможно, Тарниш знает больше… а может быть, сфера даст ответ.

Мод беспокоило то, что сфера казалась ей необходимой. В ней, несомненно, были ответы. Это был могущественный артефакт, полный тайн, и оттого еще более тревожный. Кто-то должен был заглянуть в сферу, чтобы разгадать ее секреты, и самым подходящим пони, похоже, был Тарниш.

Сжав губы, Тарниш свистнул, и к нему подбежал древесный волк. Это было нечто неправильной формы, сделанное из палок, кусочков коры, мха, листьев, сосновых иголок и нескольких тонких бревен. Оно вело себя очень похоже на собаку: подошло, село рядом с Тарнишем, и тут Мод увидела, что странное существо начало вилять хвостом.

— Они были хранителями, — сказал Тарниш Мод, изучая маленькое существо, сделанное из палок. — Они были созданы с помощью мощной флорамантии. Они не просто ожили, а получили жизнь… возможность размножаться.

Что-то в голосе Тарниша было не так, и Мод напрягла слух, прислушиваясь.

— Их привлекала сильная, хаотичная магия… например, пересечения лей-линий. Они отгоняли пони и других существ, чтобы они не пострадали. Они также сдерживали опасных хищников, которые часто посещали перекрестки лей-линий.

Прислушавшись, Мод поняла, что голос Тарниша звучит грустно. Она задумалась об источнике этих эмоций. Что он увидел, заглянув в сферу? Что он знал? Какие великие тайны были раскрыты и какие тайны ждут своего часа в будущем?

— Когда источник магии был загрязнен, природная склонность древесных волков искать сильную, опасную, хаотичную магию сработала против них. Они заразились. Их древесина стала гнить. Они стали угрозой и опасностью для тех, кого когда-то защищали.

Пока Тарниш говорил, одинокий волк отпрыгнул в сторону и закружил вокруг Тарниша, ведя себя очень похоже на игривого щенка. Было неловко видеть, как нечто столь опасное играет, и Мод не могла удержаться, ей стало немного страшно.

— Я не знаю, смогут ли они восстановить других. Гниение может вернуть их, а может, и нет. Только время покажет. Возможно, природа сможет восстановить себя сама, а возможно, ей потребуется небольшая помощь.

— Тарниш… откуда ты это знаешь? — спросила Мод. Это был вопрос, который требовал ответа. Возможно, если она сможет заставить мужа понять, что что-то не так, он сможет осознать опасность того, что он делает.

— Я видел воспоминания, Мод… Это как читать книгу… или смотреть фильм. Вот что такое сфера, Мод. Это фильм… и он охватывает всю жизнь кентавра, который жил тысячи и тысячи лет. Я не могу управлять тем, что показывается… все происходит случайно.

Фильм? Это казалось почти полезным. Из фильма можно было почерпнуть много полезной информации и знаний. Но даже ядовитые ягоды иногда имели приятные глазу цвета. Она села, устроившись спиной на прохладной, немного влажной траве, и почувствовала, как приятный влажный ветер обдувает ее шерсть. Да, было ощущение, что может пойти дождь.

— Их магия была другой, Мод… она другая, но я начинаю понимать ее, хотя бы немного. Магия, которую я видел в сфере… она не кастуется и не фокусируется, а направляется. Это как пытаться направить текущую реку… ее нельзя контролировать, она слишком мощная и опасная, но ее можно направить. Это совсем не похоже на магию единорога. Я подключился к чему-то, Мод, и это было приятно. Я направил что-то мощное и опасное, как река, когда делал то, что делал с лесными волками. Я даже не понимаю этого. Это выходит за рамки моего ограниченного понимания того, что такое магия.

Звучало интригующе. Мод сделала то, что у нее получалось лучше всего. Она сидела и слушала.

— Мне трудно наложить самые простые заклинания единорога. Они просто срываются, и это так расстраивает. Я могу немного потренироваться в магии, но для того, чтобы сотворить самое простое заклинание, мне требуется очень много работы и усилий. Но что бы это ни было, что я вызвал раньше… Я никогда раньше не чувствовал такой силы. Это немного напугало меня, Мод… На мгновение я осознал все, что меня окружало. Я был связан со всем этим. Я остро ощущал каждую травинку, каждое дерево, каждую букашку, я чувствовал червей в грязи, я чувствовал связь всего со всем, а потом полилась магия, и это не было похоже ни на что другое, что я когда-либо испытывал в своей жизни.

— Может быть, твоя магия течет из другого источника, — сказала Мод, впитывая все сказанное и пытаясь осмыслить это. — Может быть, у тебя все еще есть какая-то базовая связь с магией единорогов, но она чахлая и слабая, потому что тебе не суждено было использовать ее дальше базового применения. Возможно, ты был предназначен для чего-то другого. Судя по тому, что мы наблюдали до сих пор, это вполне вероятно.

— Существует не один вид магии, Мод. Есть астральная магия, магия гармонии, темная магия, магия теней, магия иллюзий, и есть… что бы это ни было. Прикосновение к ней испугало меня… Ее нельзя контролировать. Она дикая, первобытная, необузданная. Но это не плохо.

— Грозы опасны и непредсказуемы, но они необходимы.

— Да. — Тарниш кивнул.

Волк, продолжая резвиться, похоже, пытался заставить Тарниша поиграть с ним. В пасти у него была палка, а хвост вилял из стороны в сторону. Послышалось странное скрипучее рычание. Это было бы очаровательно, если бы не было так страшно. Мод почувствовала, что ей не по себе.

Пока она сидела и смотрела, Тарниш оттолкнул палку, а затем метнул ее своей магией, отправив в полет. Лесной волк бросился за палкой. Это, похоже, немного развеселило Тарниша, и Мод увидела, что уголки его рта чуть-чуть приподнялись, что было похоже на улыбку.

Волк вернулся, держа палку в пасти. На этот раз Тарнишу пришлось вступить в перетягивание каната, чтобы вырвать палку: он дергал, тянул и даже тащил волка за собой, так как тот не хотел ее отпускать. Он дико зарычал, и Мод почувствовала, как по позвоночнику поползли маленькие мурашки надвигающегося ужаса.

Древесные волки убивали пони. Они были частью хищной экосистемы, так же как удушающие побеги, игольчатые кактусы и другие растения, удобряющие себя свежей кровью. По крайней мере, так было до сих пор. Древесные волки не пускали корни, чтобы принимать активное участие в преследовании своей добычи в бесконечной охоте за питательными веществами и удобрениями. Древесные волки двигались туда, где была пища, следуя за стадами пони, отбирая слабых, ведя себя очень похоже на хищников из плоти и крови.

Теперь целая концепция магической ботаники оказалась под угрозой полного краха. Тарниш мог бы доказать, что все они ошибаются, если бы каким-то образом удалось извлечь знания из сферы и представить их для изучения другим. Это перевернуло бы все научное сообщество и вызвало бы всевозможные волнения. В лекционных залах начались бы потасовки, и некоторые из самых закостенелых членов научного сообщества, несомненно, боролись бы за сохранение старых взглядов, даже если они были ошибочными, потому что некоторые пони были упрямы и сопротивлялись переменам.

— Дай сюда! — крикнул Тарниш, решительно дергая палку. Ему удалось вырвать палку, и он держал ее над головой, когда волк издал тревожный скулящий звук, похожий на шум гнилых брёвен, грозящих рассыпаться.

В этот момент произошла вспышка голубого света, и волк исчез. Мод услышала, как из ее уст вырвался слабый вздох, настолько тонкий, что треск огня заглушил его и не позволил Тарнишу его услышать.

— Что я наделал? — спросил Тарниш.

На глазах у изумленной Мод Тарниш поднял небольшой узловатый шар из корней и мха и поднес его к лицу. Она увидела, как в его глазах вспыхнуло что-то голубое, какой-то внутренний свет, какое-то тревожное, покалывающее позвоночник колдовское свечение.

— Ты все еще там, — сказал Тарниш голосом, полным благоговения. — Но я не знаю, как тебя выпустить. Похоже, мой учитель дал мне домашнее задание. Мне придется потрудиться, чтобы освободить тебя.

Что-то в словах Тарниша насторожило Мод. Несомненно, это означало, что придется еще раз заглянуть в сферу.

39. Смотреть вниз

До Самой Страшной Пещеры в Эквестрии оставалось всего несколько часов пути. Мод остановилась, чтобы передохнуть и свериться с топографической картой. Она стояла на уголках карты, чтобы ту не сдуло, и поглядывала на мужа, который потягивал чай из своей фляжки. Когда он закончил пить, его голова опустилась к карте, чтобы уделить ей внимание.

— Вот, — сказала Мод, указывая носом на место на карте. — Здесь находится самый высокий холм в округе, с южной стороны — широкая плоская гряда, с которой открывается вид на долину внизу и пещеру. Нам будет хорошо все видно, и я думаю, что мы будем в большей безопасности, если поднимемся выше и удалимся на некоторое расстояние.

Тарниш кивнул в знак согласия.

— Вот и пещера, — добавила она, указывая носом на маркер на карте. — Пересечение лей-линий находится не там, где пещера, а вот здесь. — Она коснулась носом другого места. Она подняла голову и посмотрела Тарнишу в глаза. — Остерегайся барсучьего народа.

— Чего?

— Барсучьего народа. — Мод моргнула и наклонилась ближе к Тарнишу. — Говорящие барсуки. Разумные.

— Говорящие барсуки? — Тарниш покачал головой. — Никогда о таком не слышал.

— Как и большие кошки и шакалы древнего Анугипта, барсучий народ — это раса животных, которые обрели разум. Они могут быть немного ворчливыми и предпочитают, чтобы их не беспокоили. Они строители и фермеры. Прояви к ним с уважением. Не стоит их злить.

— Каждый день узнаешь что-то новое, — сказал Тарниш. — Я буду осторожен.

— Я узнала все о древнем Анугипте благодаря каменной кладке. Они строили пирамиды. Великолепные сооружения. Когда-нибудь я обязательно поеду и посмотрю на них.

— Поправка. — Тарниш изогнул бровь. — Когда-нибудь мы пойдем и увидим их. Ты и я.

Мод моргнула раз, потом два, а затем почувствовала растущее тепло, распространяющееся от ее зада. Ей понравилось, как это прозвучало. Очень. Романтическое путешествие с целью посмотреть на древние каменные памятники. И она знала, что интерес Тарниша был искренним. Он слушал ее лекции о камнях, не засыпая.

— Скоро пойдут очередные дожди. С наступлением осени мы увидим больше диких штормов в этом районе. Они приходят со стороны океана и пропитывают Сенные болота. Потом их остатки проникают вглубь страны, и все стоки попадают в реку, которая протекает через Самую Страшную Пещеру в Эквестрии. Еще одна веская причина быть высоко на хребте, а не в долине.

— Тогда нам пора двигаться. — Тарниш задрал голову к небу и посмотрел на унылые серые облака на востоке. — Я в восторге, Мод. Мне не терпится отправиться в путь и начать осматривать окрестности. Я давно этого ждал.

— И ты, и я. — Мод оторвалась от уголков карты, сделала шаг назад и стала наблюдать, как Тарниш складывает плотную бумагу, защищенную от непогоды. — Если мы поторопимся, то успеем разбить лагерь, и у нас будет несколько часов до наступления ночи. Это даст нам возможность обустроиться. Надеюсь, дождь не будет слишком сильным. — Потянувшись копытом вверх, Мод поправила свой шлем. Теперь она понимала, почему Тарниш носил его. Они были очень удобными, не давали голове замерзнуть и, что, возможно, было важнее для Мод, защищали от солнца. У ее шлема был более широкий край, закрывающий лицо и большую часть шеи.

Мод влезла в сбрую, пристегнулась и приготовилась к работе.

К большому облегчению Мод, Тарниш разговаривал с Твайлайт через зеркало. Она не уловила всего, что было сказано, но сказано было много. Тарниш рассказал ей о статуе кентавра, о щите, о сфере и о древесных волках. Он рассказал ей о воспоминаниях и странной магии. Он ничего не скрывал, и за это Мод была ему благодарна. Это позволило ей немного расслабиться.

Она чувствовала боль, но с ней можно было справиться. Они поднимались по крутому склону, который должен был вывести их на вершину хребта, где они планировали разбить базовый лагерь. Здесь было что-то вроде тропы, но она заросла, и Тарнишу приходилось разгребать завалы по мере продвижения. У нее был прекрасный вид на его спину, когда он шел впереди нее.

— Нет, Твайлайт, я никогда не слышал о друидах, — сказал Тарниш зеркалу, которое держал у своего лица. — Они исчезли? Их не существует? Что случилось?

Из-за шума расчищаемого кустарника, передвигаемых бревен и скал Мод почти ничего не слышала из того, что говорила Твайлайт. Она навострила уши, надеясь уловить хоть что-то интересное.

— Значит, кентавры были друидами. — Тарниш отпихнул в сторону гнилое бревно, набитое трухой, и оно рассыпалось на влажные куски древесины, кишащие белыми, извивающимися личинками. — И некоторые пони, как ты говоришь… Но пути друидов были утеряны? Утрачены?

Возможно, рассказывать Твайлайт было плохой идеей. Возможно, более ответственная принцесса могла бы противостоять зову древних знаний. У Мод было какое-то нехорошее предчувствие, и она подумала, что, может быть, у Твайлайт не все в порядке с рассудком. Сфера была мощным источником знаний, поэтому казалось очевидным, что Твайлайт заинтересуется ею.

— Магия друидов была опасной и непредсказуемой? Почти так же плоха, как магия хаоса Дискорда? А разве она плохая? Я имею в виду, это как темная магия, или злая магия?

По крайней мере, Тарниш задавал правильные вопросы. Мод прильнула к ремням, когда склон стал немного круче. У этой повозки было очень низкое сопротивление движению, и по сравнению с ее старой тележкой ее усилия были минимальными. Узкие резиновые шины прорезали мягкий грунт без особых усилий, и даже со значительным количеством снаряжения повозка казалась довольно легкой, что, впрочем, так и было, но было что-то в том, как она катилась. Это было чудо инженерной мысли.

— Тарниш, когда магия друидов вызывала землетрясения, их было не остановить. С таким заклинанием невозможно справиться. Никакого контроля…

Мод не могла разобрать остальную часть сказанного Твайлайт, но звучало это не очень хорошо. Землетрясения, вулканы, смерчи — природные явления были одновременно и разрушением, и созиданием, и любые попытки контролировать их казались безрассудством.

— Значит, есть магические заклинания единорогов, которые имитируют магию друидов, но они слабые и более контролируемые, — сказал Тарниш.

Раздался громкий шорох, когда Тарниш с помощью телекинеза отодвинул массу колючих кустов, преграждавших путь. Он двигался с большой осторожностью, стараясь убрать все колючки, так как уколоть стрелку было очень неприятно, и никто не хотел, чтобы это случилось с ним.

— …да, и Сансет Шиммер, бывшая ученица принцессы Селестии, она могла выращивать растения, но не могла управлять ими. Она обращалась к магии природы, но ей было трудно управлять ею. Но я не думаю, что это была магия друидов, по той простой причине, что…

— Твайлайт, мне пришло в голову, что мой магический талант трудно контролировать, и он также опасен для меня, как и для всех окружающих меня пони… И я, кажется, могу подключиться к странной магии, Твайлайт. Это странное чувство… она течет через меня, как вода… как наводнение… столько силы, но я не могу ее контролировать.

— В этом есть смысл, учитывая твои способности к гидромантии, — раздался голос Твайлайт через зеркало. — Продолжай экспериментировать, но будь осторожен. Держи меня в курсе. Дай мне знать, что ты обнаружишь. Может быть, настало время для возвращения старой магии.

— Обещаю, я буду осторожен, Твайлайт, — ответил Тарниш.

Мод не могла разобрать, что сказала Твайлайт, как ни старалась. Она смотрела, как Тарниш убирает зеркало. Ее опасения не были подтверждены. Возможно, это было предубеждение земных пони, естественное недоверие к магии. Может быть, она просто слишком беспокоилась, потому что Тарниш был любовью всей ее жизни, и она не хотела, чтобы с ним случилось что-то плохое.

А может быть, она просто ревновала, потому что Тарниш все время проводил, заглядывая в сферу. Мод фыркнула и с новыми силами принялась за дело. Возможно, все это было пустяком. Может быть, она испытывает страх и предрассудки по поводу того, чего не понимает. Может быть, в глубине души она была не лучше тех цыган, которые бежали в ночь, охваченные ужасом, боясь непонятно чего.

Недалеко от середины хребта находилось почти безукоризненное, если не сказать идеальное место для кемпинга. На склоне холма располагалась широкая плоская полоса земли, которая была наклонена с каждой стороны, чтобы дождевая вода могла стекать в любом направлении, а не обрушиваться потоком вниз по склону. С южной стороны холма росли деревья, много деревьев, так что дров будет предостаточно, и если повезет, то и на земле.

Тарниш мог обеспечить их водой, так что наличие реки в долине не было проблемой. Потребуется установить громоотвод, но Мод взяла его с собой, поскольку планировала это путешествие с особой тщательностью.

В качестве неожиданного бонуса на вершине холма, прямо над лагерем, росли обширные колючие заросли малины. Что касается Самой Страшной Пещеры в Эквестрии, то она находилась чуть менее чем в миле от лагеря и была видна с края хребта.

Мод уже чувствовала здесь прикосновение странной магии. Слабое, но ощутимое. Ничуть не слабее, чем в Трещине Судьбы. Это была слабая щекотка, словно муравьи ползают по спине. Говорят, она была достаточно мощной, чтобы сделать магию единорога немного нестабильной.

Пока Мод переводила дух, Тарниш уже успел заняться полезным делом. Используя свою магию, он разбил лагерь, разложил камни по кругу для костра, закрепил повозку и начал убирать обычный мусор, такой как ветки, листья и другие предметы, представляющие пожарную опасность. Мод испытывала чувство гордости, наблюдая за ним. Он начинал как новичок, но теперь уже знал толк в дикой природе.

Буря приближалась, и Мод почувствовала холодок на сыром ветру. Ее грива разметалась по лицу, а сильный ветер трепал шлем. Мод закрыла глаза и прильнула к прохладному влажному ветерку, который проникал сквозь плащ и дразнил ее потную теплую кожу, целуя и лаская щекочущими порывами.

Открыв глаза, она повернулась, чтобы сказать Тарнишу о громоотводе, но он уже собирал его. С ворчанием он вбил в землю основание, протянул натяжные провода, а затем стал вбивать колья, чтобы закрепить длинный тонкий металлический стержень. Закрепив основание, он начал добавлять удлинители — легкая задача для единорога, но не легкая для земного пони.

Это будет дом на ближайшие пару месяцев, пока зима не заставит их уехать. Здесь было столько всего интересного. Нужно было читать, исследовать пещеры — мысль о спусках под землю приводила Мод в восторг, — и многое изучать. Вокруг было множество растений, и Тарниш предупредил ее, что на дне долины растут игольчатые кактусы. Один неверный шаг — и пони может парализовать, а в перспективе и вовсе убить.

Здесь была опасность, настоящая опасность, и они с Тарнишем уже договорились, что никто не будет уходить один, оставаясь вне поля зрения другого. Опасности лучше противостоять вместе, и она доверяла Тарнишу, что он прикроет ее. Ей приходилось бывать с ним в очень опасных ситуациях, и она знала, что он умеет и быстро адаптируется в бою. За исключением случая с кокатрисом, у Тарниша был хороший опыт побед и выживания.

Подумав об этом, она поняла, что Тарниш был талантлив в импровизации. Она вспомнила нападение на паучью пещеру и набег на лагерь алмазных собак. И в том, и в другом случае у него были лишь самые скудные представления о плане, и оба раза он выходил победителем. Она наклонила голову, наблюдая за его работой, а затем уселась на мягкую траву, которая чем-то напомнила ей щекотание задних ног. Он не просто сражался, он сохранил им обоим жизнь после извержения вулкана. За это она любила его, любила всем сердцем и беззаветно.

Ветерок обдувал ее, и Мод вздохнула. Завтра начнется работа.

40. Мерзость

Сидя на теплом плоском камне, Мод наблюдала, как Тарниш одновременно убирает посуду для завтрака и читает книгу. Она немного завидовала ему, хотя и не хотела в этом признаваться. Для неё мытьё посуды было делом, требующим больших усилий, а иногда это означало часами плеваться мыльными пузырями. В то время как Пинки могла залить смесь для мыльных пузырей в один свой конец и пускать пузыри из другого, Мод не любила мыльные ароматы. Совсем не любила.

Подняв голову, Тарниш посмотрел на свою жену и оценил ее своеобразие. Она была очень странной. Вчера вечером она все время нюхала коробочку, в которой были спрятаны ароматизированные соленые лизуны. Она еще не ела их, но он знал, что съест. Пока же она, похоже, довольствовалась тем, что нюхала их, а потом хлопала ресницами. Он закрыл книгу, сунул ее в седельную сумку и закончил мыть посуду, которой было немного. Овсяная каша была довольно простым блюдом, если принять во внимание все обстоятельства.

— Ну, я больше не могу ждать ни минуты, — сказал Тарниш голосом, в котором звучало жеребячье волнение, — я собираюсь пойти и заглянуть в Самую Страшную Пещеру в Эквестрии. Мне очень хочется посмотреть, что же там такое. Это не может быть так уж плохо.

Голова Мод дернулась с неожиданной внезапностью, и она устремила на Тарниша свой пронизывающий взгляд. Из ее уст могли бы вырваться тысячи предостережений, тысячи добрых советов, предлагающих Тарнишу не искушать судьбу, не испытывать удачу и не накликать беду.

Но вместо этого прозвучало лишь:

— Тарниш, не будь дураком. — Адекватное выражение, если только оно вообще существует. Мод посмотрела на мужа холодным, спокойным, собранным взглядом и через мгновение покачала головой. Она смотрела, как он поправляет свой шлем, закрепляет Фламинго, и тут ей пришло в голову, что Тарниш сейчас уйдет. Она встала и приготовилась следовать за ним.

— Мод, милая моя, не хочу быть в роли того типа, но я не хочу, чтобы ты шла за мной внутрь. Позволь мне войти, осмотреться и понять, насколько это опасно. Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.

Пока Тарниш стоял и смотрел, Мод проявила редкую реакцию — она закатила глаза. Ему стало немного не по себе, но он знал, что поступает правильно. Он был взрослым. Он вел себя как жеребец. Именно он пошел выяснять, что за громкий звук раздался ночью, именно он подверг себя опасности, чтобы кобылы остались в безопасности.

И, судя по всему, Мод никогда не позволит ему забыть об этом.

— Теперь я серьезно, Мод. Там… опасно, я уверен. У тебя что-то с глазами? — Тарниш проверил свой меч и щит, пристегнутый к спине. Он чувствовал себя как рыцарь в сказке о давних временах. Вот только с его девой, его девушкой, его милой, хорошенькой принцессой пони было что-то не так.

— Таниш, иногда…

— Мод, просто пошути надо мной, ладно, и позволь мне войти внутрь, осмотреться, и пусть мне покажется, что я совершил что-то храброе и благородное, хорошо? — Тарниш с надеждой посмотрел на свою половинку.

— Хорошо. Полагаю, тебе нужно почувствовать себя жеребцом после приготовления завтрака и мытья посуды.

Злорадство глубоко задело Тарниша, и он отвернулся, чтобы не встречаться взглядом с Мод, а встать лицом ко входу в пещеру. В пещеру впадала река, и с одной стороны был узкий участок земли под крутым углом. Она была покрыта камнями и мхом, а значит, ступать по ней было опасно.

Пора было зайти внутрь и осмотреться…

Через несколько минут после входа рыцарь Мод в шоколадных доспехах снова выбежал наружу с Фламинго наперевес и щитом в телекинетической хватке. Он выбежал из проема и с головы до ног был покрыт мерцающей зеленой слизью, переливающейся радужным мерцанием.

— ИИИИИААААААААААААААААААААААААААААРГХ! — закричала Фламинго, отступая. — Бегите! Быстрее!

Послушавшись совета Фламинго, Мод отступила назад и задумалась о том, что же произошло. Она смотрела на Тарниша и прислушивалась к его дыханию. Его бока вздымались, как мехи кузнеца. При обычных обстоятельствах она бы возбудилась, услышав его пыхтение.

— Тарниш, это кровь?

— Нет, — ответил Тарниш, поворачиваясь и глядя на вход в пещеру, — кровь была пурпурно-синей… Это рвота…

— Ой, фу! — Мод отпрыгнула от Тарниша назад, и ее губы выгнулись в сторону от зубов в редком проявлении абсолютного отвращения. — Фу, Тарниш… просто фу.

Настороженно глядя на вход в пещеру, Тарниш начал отступать, идя вдоль берега реки, впадающей в Самую Страшную Пещеру в Эквестрии. Ему это не нравилось, нет, сударь, совсем не нравилось.

— От тебя воняет, — сказала Мод своему мужу, пытаясь увеличить расстояние.

— Я весь в рвоте… и… других… вещах… — Уши Тарниша встали дыбом, когда что-то капнуло с его шерсти и упало на камни вдоль берега реки. — Тебе лучше не знать, что это за желтоватые комочки.

— Мы в безопасности? — спросила Мод, не желая думать о том, что это может быть.

— Они перестали меня преследовать, когда на них упал солнечный свет, и они начали дымиться, — ответил Тарниш. — Я только что столкнулся со стаей гадов. Я чувствую, что достиг успеха. А еще я чувствую себя грязным и довольно смазливым. Мод, мне кажется, мне нужно обняться…

— Нет. Ни за что. — Мод, которая больше не чувствовала себя в безопасности, продолжала отступать. — Я буду следить за тем, как ты купаешься в реке. Никаких объятий тебе. Каково это — быть жеребцом и противостоять опасности?

— Приятно, Мод… очень приятно. А сейчас, сейчас я возьму свою кобылу и, может быть, сделаю себе несколько жеребят… Я чувствую себя мужественным после этой демонстрации жеребцовости. — Одно из ушей Тарниша дернулось, и густая, вязкая струйка шлепнулась на землю с небрежным, влажным чмоканьем. Он протянул ногу, дернул ею, и в воздух полетело еще больше мерцающей, искрящейся слизи. — Гады избегали воды. Не думаю, что им нравится купаться.

Фыркнув, Мод покачала головой и посмотрела, как Фламинго летает кругами. Бедный меч выглядел травмированным, он был покрыт пурпурно-синим ихором, а это означало, что ей пришлось что-то резать и защищать Тарниша. Мод было жаль ее, но не жаль Тарниша, которого только что спасла кобыла. Правда, теперь она была мечом, но принцип действовал.

— Будь начеку, Тарниш… Я пойду принесу тебе мыло и щетку для чистки.

Сколько бы он ни оттирался, он все равно чувствовал себя грязным. Тарниш вспомнил, что в его жизни был момент, когда он столкнулся с летающими скунсами. Он был пони постоянных печалей, и боль и страдания были его единственными спутниками. По крайней мере, иногда ему так казалось. Мыльные пузыри плыли по течению и попадали в Самую Страшную Пещеру в Эквестрии. Он знал, что это место будет сниться ему в кошмарах. Это был не Тартар, но чертовски близко к нему, и он мог бы сойти за Тартар, если бы какой-нибудь предприимчивый режиссер захотел снять фильм о загробной жизни.

— Ты пропустил одно место, — сказала Мод своему мужу, продолжая скрести. — Вот здесь, между копытом и ухом.

— Ты так любезна! — Тарниш опустил щетку в прохладную воду глубиной по колено. Он намылил себе спину и стал энергично тереть, пытаясь удалить с шерсти жирное и грязное ощущение. — Я спас тебя от этого… Ты в долгу передо мной. Моя глупость спасла тебя.

— Наверное, да, — ответила Мод, разводя уши в стороны.

Если бы здесь была Пинки Пай, она бы заметила, что ее сестра Мод улыбается.

— Гады — довольно мерзкие.

— Их не зря так называют, Тарниш.

— Увидев меня, самцы начали яростно мастурбировать… представляешь? Они сделали мастурбацию оружием… Я рад, что успел выбраться оттуда до того, как они успели закончить. Интересно, какая у них может быть цель.

— Именно по этой причине никто не изучает гадов и о них почти ничего не известно. В данный момент ты, возможно, являешься единственным в Эквестрии экспертом по поведению пещерных гадов. Если бы ты остался наблюдать за их целью, ты мог бы заслужить некоторую известность на лекциях.

— Почему-то чувство выполненного долга совсем не такое, как я себе представлял. — Тарниш встряхнул себя и отправил в полет мочалку, а затем продолжил оттирать. — Интересно, какое место они занимают в экосистеме пещеры… Есть ли здесь существа, которые питаются гадами, и если есть, то как?

Мод заметно вздрогнула. Для полевых исследований требовались пони особой породы. Теперь она не сомневалась, что они с Тарнишем произведут на свет маленьких суперученых, способных на любую полевую работу. Конечно, это означало бы позволить Тарнишу снова прикоснуться к ней, а Мод сомневалась, что она когда-нибудь на это согласится.

Теперь, будучи в некоторой степени чистым, хотя и сомневаясь в том, что когда-нибудь снова станет по-настоящему чистым, Тарниш наблюдал за Мод, изучавшей какие-то камни. Эти камни были приятного тускло-серого цвета, почти такого же, как шкура Мод. Мод сидела в траве, ее шлем затенял глаза, а на один глаз была надета лупа, закрепленная промасленным холщовым ремешком, обмотанным вокруг головы. В камнях сверкали искры. После утренних событий Тарнишу было трудно увлечься камнями. Больше всего на свете ему хотелось продолжать купаться.

Не найдя ничего лучшего, он достал из седельной сумки клубок корней. Он выглядел живым, но он не мог сказать, почему он так подумал. Когда он приложил к нему ухо, то почувствовал какое-то тепло, что было очень странно. Он поднес корневище к лицу, чтобы рассмотреть его. Он даже не знал, что это за корни, какому растению они принадлежат. Но это было неважно.

Здесь была жизнь, он чувствовал ее, он был связан с ней. Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Жизнь была везде, вокруг него, в каждой травинке, в каждом дереве, в червях, копошившихся в почве под его копытами. В почве жили микробы. Это был мир магии, и все в нем было связано между собой. Была сияющая магия, та, что поднималась от лей-линий, но были и другие виды магии, просачивающиеся из других источников.

Он не знал, как называется магия, оживляющая деревья и растения и придающая им цель. Такие вещи, как ядовитая шутка, могли фильтровать магию, потому что другая магия, более сильная, более глубокая, давала ей цель и функцию. Погрузившись в размышления и закрыв глаза, Тарниш не заметил, как неподалеку от места, где он сидел, расцвел маленький розовый цветок.

Почти в оцепенении Тарниш достал из седельной сумки голубую сферу и поднес ее к корневищу. Это облегчало восприятие, это было похоже на увеличительное стекло, правильно расположенное в луче солнечного света. Это помогло ему сосредоточиться и понять. На внутренней стороне век появились голубые пятна, танцующие на фоне красного солнечного света, проникающего сквозь плоть.

Здесь была сильна магия лей-линии, здесь было пересечение, узел, но здесь была и другая магия, что-то более сильное, что-то первобытное, что-то, что сформировало саму основу мира, и Тарниш чувствовал это на границах своего восприятия. Его чувства закричали, когда он попытался сосредоточиться на другой магии. Это было похоже на ощущение прохладной струйки воздуха, каким-то образом пробивающейся сквозь жаркую, душную комнату. В одном месте ощущался горячий воздух, в другом — все еще горячий, но если продолжать двигаться и быть внимательным, то, стоя в точке, можно было почувствовать узкую полоску прохладного воздуха.

Несколько цветков ядовитой шутки появились из земли, расцвели, а затем начали распускать усики, посылая побеги, чтобы те продолжали расти и развиваться. Тонкая, трудно ощутимая магия набирала силу, Тарниш чувствовал, что она окрепла, ее стало легче обнаружить, но все еще была слаба.

Открыв глаза, Тарниш увидел, что корневой ком корчится, шевелится, корни извиваются даже на его глазах, но от древесного волка, которым он когда-то был, не осталось и следа. Он не стал отчаиваться, а, наоборот, набрался терпения. Торопиться было некуда. Дерево растет не за один день, а в течение всей жизни.

41. Игольчатый

После довольно насыщенного событиями утра Тарниш решил попытать счастья и устроить насыщенный день. Он стоял, выглядывая из-за дерева и разглядывая игольчатый кактус, который находился довольно далеко от него. Мод была рядом, готовая помочь, если что-то пойдет не так. Тарниш надеялся, что ничего не случится. Ему нужны были иглы кактуса и ядовитые железы внутри него. Одна игла могла парализовать его, заставив ноги перестать работать. Две или три иглы наверняка парализуют все тело. Полдюжины или более игл заставят остановиться сердце и легкие, что станет вершиной паралича, а кактус получит необходимые ему питательные вещества из разлагающегося трупа Тарниша.

У природы есть фантастические способы и средства.

У Тарниша был план. Он не был самым волшебным из единорогов, но умел выживать. С собой у него был тяжелый брезент — толстый прочный лист просмоленной парусины, который он планировал использовать, когда покончит с игольчатым кактусом. Он был сложен в несколько раз, и Тарниш решил, что с его телекинезом из него получится вполне подходящая стена, за которой он сможет спрятаться.

Впереди в зарослях он увидел мертвого оленя, который сильно разложился. Ему было жаль оленя, но останки свидетельствовали об эффективности игольчатого кактуса. Он взглянул на Мод, кивнул и с брезентом в копытах устремился вперед.

Он слышал звуки выстреливаемых игл, взрывы сжатого воздуха, с помощью которого запускались иглы. Он чувствовал и слышал, как иглы ударяются о полотно. Он устремился вперед, помня об опасности, подстерегавшей его, и надеясь, что не оступится. В противном случае это может оказаться фатальным.

У игольчатого кактуса есть запас энергии, и он уже начал выдыхаться. По мере приближения время между выстрелами становилось все больше и больше, и каждый выстрел звучал все слабее, пока не раздался слабый шепот "пумф". Тарниш не терял бдительности. Он был уже совсем близко, и когда брезент наткнулся на кактус, он накинул его на опасное растение, а затем вздохнул с облегчением.

Работа была сделана, никто не пострадал. Все прошло по плану. Он посмотрел на иголки, усеявшие землю. Длинные, колючие, противные. Каждая из них блестела от ужасного токсина. Он достал банку с образцами и начал наполнять ее иглами, которые только мог найти. Кактус выпустил в него все, что у него было, и Тарниш оказался на волосок от гибели.

— Все прошло хорошо.

Возможно, ему показалось, но Тарниш был уверен, что в голосе Мод прозвучало облегчение. Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, улыбнулся и ответил:

— Ну, это прошло немного лучше, чем моя предыдущая экскурсия в пещеру.

— Ты покорил кактус, который, как известно, является убийцей пони. Что теперь?

— Теперь я разрежу его и найду ядовитые железы. С ними можно сделать несколько вещей. Я могу сделать амулет, который защитит владельца от паралича и сонной магии, а из того, что я прочитал в другой книге, получится мощное противоядие, которое хорошо помогает при укусах змей и гигантских ос.

— Потрясающе. Это обычные опасности в нашей работе. В полевой геологии есть всевозможные вещи, которые могут вас убить. Например, вулканы. — Мод на мгновение опустила взгляд на брезент, затем, повернув голову, посмотрела на Тарниша. — Это была очень хорошая идея, и к тому же безопасная. Я горжусь тобой.

— Я стараюсь изо всех сил. — Щеки Тарниша потемнели. Он не привык, чтобы пони говорили, что гордятся им, и каждый раз, когда Мод говорила это, он начинал волноваться. Он стоял и ждал, пока кактус извергнет из себя последнюю каплю обиды, а потом затих.

— Мне понадобится твоя помощь, чтобы снять некоторые показания. Это не опасно, но мне понадобится сотня или около того случайных камней из реки, чтобы я могла снять показания. Мне нужна широкая выборка, чтобы не отвлекаться. Если я начну рассматривать все камни, у меня уйдет несколько дней, чтобы собрать их, я буду отвлекаться, потому что каждый камень интересен.

— Я знаю.

Теперь Мод покраснела и полузакрытыми глазами уставилась на Тарниша.

— Ты имел в виду то, что сказал раньше? О том, что хочешь иметь жеребят?

— Может быть, когда-нибудь, — ответил Тарниш.

— Это меня пугает. — Мод моргнула. В ее голосе не было ни малейших признаков эмоций, как и на ее лице. — Я думаю об этом весь день с тех пор, как ты это сказал. Я все время думаю о том, какой матерью я буду. Или какими родителями будем мы. Это мешает мне сосредоточиться на работе.

— Я думаю, что для большинства пони это то, что считается нормальным. Они беспокоятся о будущем и думают, достойны ли они того, что затеяли, будь то брак, воспитание детей, начало карьеры или первый шаг из дома в дальнее путешествие. Думаю, у нас все будет хорошо.

— Твой амулет становится все темнее. Тебе лучше закончить разделывать кактус, и мы сможем вернуться в лагерь, чтобы ты мог выпить немного своего чая. — Мод на мгновение остановилась, снова моргнула, а затем ее уши раздвинулись в стороны от головы. — Нормальность меня пугает, Тарниш. Я никогда не была нормальной. Я не знаю, как к этому приспособиться.

Тарниш улыбнулся:

— Мы можем быть странными и при этом хотеть того, чего хотят все остальные пони…

Скоро наступит вечер, и унылые серые облака на юге унесутся на север, как птицы, возвращающиеся весной. Мод сидела в куче камней, сортируя их, составляя каталог их типов и снимая показания с нового тауматонного считывателя. Тарниш тем временем занимался благоустройством лагеря.

Натянув и расправив брезент, он подвесил его над Яйцом, чтобы дождь не бил по металлической крыше, оглушая и его, и Мод. Кроме того, брезент давал тень, чтобы солнце не попадало на крышу и не превращало Яйцо в Печь. Он придал брезенту нужный угол, привязал каждый угол к дереву отрезком веревки, а один угол под углом опустил в короткую маленькую бочку для сбора дождевой воды. Это также давало им возможность сидеть и работать, укрывшись от дождя, но при этом находясь на свежем воздухе.

Подул ветерок, стало прохладно, даже зябко, и это резко контрастировало с дневной жарой. Было душно, влажно, жарко и липко. Ветерок был приятным, но Тарниш, зная, что он знает о погоде, все больше беспокоился о предстоящей грозе. Дождь, судя по всему, станет для них постоянной проблемой.

Убедившись, что брезент надежно закреплен, он переключил свое внимание на что-то другое.

Огонь мерцал и трепетал от налетевшего ветра. Тарниш чувствовал, как его грива развевается назад, а ледяной ветерок скользит между мелкими волосками его шерсти. Мод устроилась поудобнее под импровизированным навесом: жирные капли дождя уже начали падать на землю и разбиваться вдребезги. Дождя еще не было, просто несколько жирных капель падали наугад. По крайней мере, пока.

Уставившись в огонь, Тарниш задумался об ужине — день был долгим. Он устал и проголодался. Он нашел несколько кустов дикого перца чили и несколько диких томатилло, оба из которых были съедобны и ждали своего часа. Пожалуй, острая фасоль и рис станут отличным блюдом.

— Это бессмысленно.

Повернув голову, Тарниш посмотрел на Мод.

— Показатели постоянно высокие, уровень магии здесь определенно повышен. Но показания не имеют смысла, так как они слишком сильно разнятся. Данные не имеют смысла. — После долгой паузы Мод добавила: — И все же.

— Опасна ли эта зона? Я имею в виду, опасно ли магическое излучение? — спросил Тарниш.

— Нет, — сразу же ответила Мод. — Но я подозреваю, что у большинства единорогов их магия окажется искаженной. Окружающая магия здесь повышена, но не совсем до опасного уровня, пока нет. Но показания здесь стабильно выше, чем на ферме камней, если сравнивать.

— То есть проблематично, но не опасно для жизни. — Брови Тарниша нахмурились, и он снова уставился в огонь. — Камни в реке должны быть относительно одинаковыми, если я помню, что я узнал, когда мы в последний раз изучали речные камни. Интересно, чем вызвана такая вариативность? Это любопытно.

Мод пожала плечами, ничего не ответила и вернулась к своей работе.

— Здесь должно быть больше ядовитой шутки… Я видела два недавно выжженных участка, где раньше были поля. Небольшие поля, но все же полезные для той цели, которой они служат. Итак, у нас повышенный уровень магического излучения, нестабильное пересечение лей-линий и камни со случайным уровнем магического излучения. Я понятия не имею, что происходит.

Отложив камень, Мод покачала головой:

— Мне придется отправиться на разведку и снять показания с других камней. Если камни, залегающие глубже в земле, покажут большие колебания магического излучения… ну… я даже не знаю, с чего начать. Должна быть согласованность.

— Магия должна быть последовательной? — спросил Тарниш.

— В целом, по крайней мере, когда речь идет о геологии, — ответила Мод. — Магическое излучение должно вести себя как полостное излучение…

— Что?

Мод сделала паузу, глубоко вздохнула, и ее уши наклонились вперед над глазами:

— Когда вы нагреваете чугунную сковороду, тепло распределяется равномерно, по всей доступной поверхности. Вот поэтому в чугуне так приятно готовить. Хорошо распределенное тепло постоянно и устойчиво. А теперь представьте себе чугунную сковороду, которая раскалена по всей поверхности, но в середине имеет холодную точку. Из-за природы чугуна такое не должно быть возможным. То же самое и с этими камнями. Ожидаются некоторые различия, но я нахожу холодные камни вперемешку с горячими, а холодных камней быть не должно.

— Я… понимаю… — Тарниш понимал, что такое чугун. Его взгляд метнулся к черной чугунной сковороде, а затем обратно к Мод. Она была права. Найти холодную точку в центре сковороды казалось маловероятным. Она как-то объяснила это так, что он понял. Он был благодарен ей за то, что хоть что-то понял и не почувствовал себя дураком.

От сильного порыва ветра брезент над головой затрещал и заскрипел. Деревья, к которым он был прикреплен, заскрипели в знак протеста, но они мало что могли сделать, кроме как прогнуться под ветром. Вместе с ветром открылись шлюзы, и начался настоящий ливень.

Ветер был мокрым, и Тарниш почувствовал, что его шерсть стала влажной. Он не возражал — после дневной жары это было приятно. Он наблюдал, как Мод начала укладывать свои тетради в матерчатый ранец. Когда все было закреплено, она взяла ремень в зубы, встала и поспешила в повозку, чтобы уложить вещи.

Повозка слегка покачивалась на ветру, подвеска издавала слабый скрип гнущегося металла, и через мгновение Мод появилась из двери. Она вернулась к месту, где сидела, — широкому плоскому камню, и села. Сильный порыв ветра налетел на Тарниша, отчего у него заложило уши.

С помощью магии он поднял со своего места шлем, седельные сумки и еще несколько вещей, которые должны были остаться сухими. Он занес их в повозку левитацией, ощутил, как они стукнулись о кровать, и опустил их на пол, не вставая с места.

День был практически закончен. Все было слишком промокшим, чтобы можно было что-то сделать. Пора было расслабиться, приготовить ужин и уйти в дом. Может быть, там будут счастливые семейные объятия… а может быть, и что-то другое. Он был уверен, что они с Мод найдут, как скоротать время.

Возможно, они будут танцевать под дождем.

42. Спокойствие перед всплеском

Утро выдалось сырым. День предвещал мелкий, непрекращающийся моросящий дождь с пестрыми облаками на тусклом сером небе. Дождь или солнце, но работу все равно надо было делать. Тарниш готовил завтрак — овсяную кашу с обезвоженными фруктами — и рассеянно помешивал в котелке чай.

Импровизированный тент продержался всю ночь, а бочка была наполнена дождевой водой. Кроме того, в нее набились листья, сосновые иголки и прочий мусор, занесенный ветром. Вода капала и стекала в бочку и с краев брезента, натянутого над головой. Он отлично справлялся со своей задачей, не давая дождю стучать по крыше Яйца.

— К нам идет пони, — обратилась Мод к Тарнишу, чтобы привлечь его внимание.

— Что? — Тарниш огляделся по сторонам, и, конечно же, какая-то пони, шагая под дождем, пробиралась вверх по склону, чтобы добраться до гребня, где они с Мод разбили лагерь.

Кобыла была темно-русого цвета, цвета почти высохшей крови. Ее грива была двухцветной, темно-сумрачно-розовой с белыми полосами. На спине у нее был полный рюкзак, довольно большой: похоже, это была подстилка, палатка, небольшая фляга для воды — похоже, она была хорошо экипирована. Она улыбалась, когда приближалась.

— Ее рюкзак хорошо сбалансирован, — заметила Мод ровным, скучающим голосом. — Она знает, что делает.

— Привет, — сказала кобыла бодрым голосом, приближаясь, — меня зовут Клюква.

Ну ладно, не то чтобы почти засохшая кровь, подумал про себя Тарниш, но клюквенно-красная. Он поднял голову чуть выше, навострил уши и прочистил горло, чтобы представиться. Он открыл рот и…

— Меня зовут Мод, а это мой муж, Тарнишед Типот. Привет.

Моргнув, Тарниш был поражен тем, как бойко Мод поздоровалась с гостьей. Слова, которые у него были наготове, замерли на языке. Он сидел, помешивая овсянку, и наблюдал за приближением Клюквы. Она выглядела жизнерадостной, и даже мелкий моросящий дождь не омрачал ее настроения.

— Садись с нами, — сказала Мод, делая жест копытом. — Под навесом довольно сухо.

— Я не против дождя, — бодро сказала кобыла, подходя ближе. Достигнув места у костра, кобыла зажгла рог, посылая с его кончика сноп искр, и отработанным движением сняла поклажу. Она села и устроилась поудобнее.

— Я видела ваш костер прошлой ночью. — Клюква указала на другой хребет вдалеке. — Я попала под дождь, когда он начался. Это была плохая ночь. Гроза была очень сильной. Я не против того, чтобы промокнуть, но было холодно, шел град и сверкали молнии.

— Да, ночью было неспокойно. — Мод кивнула в знак согласия.

— Вы — искатели приключений! — Клюква указала на меч и щит, прислоненные к пню. — Нечасто я встречаю на дороге таких, как я. Путешественников много, но так мало тех, кто берется за оружие против ужасов диких земель.

— Мы — рейнджеры, — ответила Мод своим обычным монотонным тоном. — Я — геолог, а мой муж — начинающий ботаник.

— А еще мы немного увлекаемся приключениями, — добавил Тарниш, улыбаясь. — Мой меч зовут Фламинго. Она разговаривает. Раньше она была пегасом…

— Это потрясающе! — Клюква оживилась и достала из рюкзака лук, вытащив деревянное древко из своей аккуратной поклажи. — Мой лук не разговаривает, но стреляет волшебными стрелами, которые совершенно случайны!

— Случайные стрелы? — Тарниш налил чай, поднял чашку и стал нюхать пар. С помощью телекинеза он приготовил еще две чашки чая и передал их по кругу.

Взяв чашку чая, Клюква кивнула:

— Случайные стрелы. Я натягиваю тетиву, и появляется светящаяся волшебная стрела. Я никогда не знаю, что она сделает. Некоторые взрываются, некоторые горят, некоторые замораживают, иногда пускают молнии… это довольно интересно. — Кобыла сделала паузу и сфокусировала свой яркий, напряженный взгляд на огне. — Я нашла его, сражаясь с гигантскими пауками и пещерными троллями. Это было настоящим спасением. Мой молот просто не справлялся с толстыми, дряблыми, противными троллями.

— Опасности приключений. Мы знаем все о гигантских пауках. — Мод моргнула и зажала чашку с чаем между копыт. — Так почему ты начала путешествовать?

Услышав слова Мод, улыбка Клюквы исчезла:

— Не все романтические истории имеют счастливый конец, — ответила она, принюхиваясь к чаю. Ее глаза забегали по сторонам, и она на мгновение посмотрела на Тарниша, а затем перевела взгляд на Мод. — Когда-то я была обычной пони. Я жила в маленьком милом домике и делала все то, что должен делать цивилизованный единорог. Я зависала в библиотеках, некоторое время училась в колледже, нашла пони, которого считала своей половинкой… — Она замолчала, и кобыла покачала головой.

— Все, что я получила от него, — это сына. И это нормально, правда. Я смирилась с этим. — После очередной паузы Клюква продолжила: — Когда моему сыну было три года, он заболел. Какой-то магической болезнью. Он умер. С этим я тоже примирилась. Мне потребовалось время, но я справилась. Я ушла из дома, чтобы найти смысл жизни. Я отправилась в путь. У меня ничего не было. У меня даже не хватило здравого смысла взять с собой воду или еду. Я чуть не умерла. Для меня это было лучше всего, потому что это заставило меня захотеть жить, даже несмотря на всю мою печаль. Я поняла, что жизнь в дороге мне подходит.

Тарниш кивнул, он пережил примерно то же самое.

— Теперь я спасаю заблудших путников, охочусь на опасных чудовищ, беру вознаграждение за разбойников, наверное, меня можно назвать наемницей, но бывает, что за это ничего не платят. Там много бедных крестьян, у которых почти ничего нет, и мне кажется неправильным отнимать у них то немногое, что у них есть. — Клюква сделала осторожный глоток чая, улыбнулась и кивнула. — Это вкусно.

— Это ядовитая шутка, — ответил Тарниш.

Клюква приподняла бровь:

— Эх, должно быть, он безопасен, если вы двое его пьете. Я рискну.

На лице Тарниша появилась широкая ухмылка, и он продолжил помешивать овсянку. Он обнаружил, что ему нравится Клюква, и надеялся, что Мод тоже. Мод замолчала и потягивала чай. Он подумал, хватит ли овсянки на трех пони, а если и нет, Тарниш мог бы приготовить что-нибудь еще.

— Мне нечего предложить в обмен за завтрак, у меня самой немного не хватает припасов, но кое-что у меня есть. — К Клюкве вернулась жизнерадостность, и она одарила Мод и Тарниша беззаботной ухмылкой. — Думаю, геолог с удовольствием изучит кое-что.

— О? — Брови Мод приподнялись в редком для нее проявлении реакции.

— Вчера, когда я исследовала местность, я нашла то, что, похоже, является очень старым ударным кратером. По крайней мере, мне так показалось. Это большой отпечаток в виде тарелки в земле, а по внешним краям идет рябь. Я могу вам показать.

— Это было бы замечательно, — ответила Мод.

— Считайте, что дело сделано. — Клюква отхлебнула еще чая из своей чашки, и ее голова удовлетворенно покачивалась вверх-вниз. Казалось, что ее внутренняя кипучая энергия не позволяет ей сидеть на месте. — Эй, могу я поговорить с твоим мечом?

Морось стекала по шлему Тарниша и капала ему на шею. Некоторые единороги умели создавать причудливые телекинетические пузыри, которые не пропускали дождь. Он был не из таких единорогов. Он продирался сквозь мокрые заросли, следуя за Мод, которая шла за Клюквой, болтавшей с Фламинго.

— Итак, я была там, и пещерное желе просто взорвалось соплями…

— О мерзость! — воскликнула Фламинго.

— …и все вокруг меня было покрыто скользкой, липкой слизью. Я знаю, что это кажется противоречием, но мне было трудно идти, потому что мои копыта в одних местах застревали, а в других скользили. Они продолжали приближаться! Они вылезали из трещин, из расщелин, сочились из дыр в потолке и полу, они хотели окружить меня и переварить. Я почти не успела. На меня попали их пищеварительные соки, и они обожгли мне кожу.

— Это ужасно, — ответила Фламинго. — Однажды какой-то придурок вонзил меня в большого толстого волосатого гигантского паука. Это было очень мерзко. У него была большая волосатая мерзкая задница, и я познакомилась с внутренностями паука.

— Фуууу! — Клюква смотрела с отвращением. — Ну, кем бы ни был этот придурок, я надеюсь, что он получил свое воздаяние! Есть вещи, которые нельзя делать, и засовывание другой пони в волосатую паучью задницу — одна из них. Как грубо!

Пока дождь стекал по его шее и бокам, Тарниш закатил глаза. Этот разговор… Клюква и Фламинго ладили друг с другом так, словно знали друг друга всю жизнь. Ему было интересно, о чем думает Мод и рада ли она.

— Это вон за тем подъемом, — сказала Клюква, указывая дорогу, — и мы уже почти пришли!

Стоя на возвышении, Тарниш смотрел вниз, в долину, приютившуюся между холмами. Даже за деревьями и травой, покрывавшими местность, Тарниш, не будучи геологом, мог разглядеть старый кратер. Там была глубокая вмятина шириной в несколько ярдов, а от места удара расходилась рябь. Что-то ударило с огромной силой, вероятно, превратив камень в жидкость при ударе, и этот момент застыл во времени.

И тут, на самой границе восприятия, он почувствовал это. Слабое покалывание, заставившее встать дыбом тонкие волоски вдоль позвоночника. В глазах зашумело. Тарниш сосредоточился на своих ощущениях, прислушиваясь к ним и мысленно отмечая, что он чувствует.

— Что-то в этом месте заставляет мою магию идти наперекосяк, — сказал Клюква. — В твоем лагере все не так плохо, я могу использовать телекинез, если сосредоточусь, но здесь, если я пытаюсь использовать магию, у меня болит голова. Будь осторожен.

— Я буду в порядке, — ответил Тарниш, когда ощущения усилились. Магия здесь ощущалась странно. Он почувствовал, как внутри него что-то нарастает, какое-то давление, а затем он понял, что сейчас произойдет. Это было похоже на чихание, что-то, что он не мог контролировать, и он чувствовал, как нарастает потребность освободиться.

Хорошо, что Клюква уже выпила чай…

— У меня будет всплеск, — сказал Тарниш спокойным голосом. — Клюква, тебе лучше отойти, тебя ждет зрелище…

— Всплеск опасен!

Мод шагнула вперед, чтобы успокоить Клюкву:

— С ним все будет в порядке, поверь мне. Просто отойди и понаблюдай. Пойдем со мной.

— Но это же так опасно… с единорогами могут случиться плохие вещи… почему вы оба так спокойны? — Клюква выглядела немного испуганной и растерянной.

Покачиваясь в воздухе, Фламинго ответила:

— Потому что все будет хорошо…

Набрав достаточное давление, всплеск обрушился на Тарниша, как поезд. Он завис в воздухе, его глаза светились белым светом, а из них струился странный голубой туман. Он корчился, в экстазе или в агонии, сказать было невозможно. Под ним из земли вырвалась ядовитая шутка, нежные зеленые побеги и голубые распускающиеся цветы пробились сквозь землю и устремились вниз по склону к кратеру.

Клюква стояла, дрожа, не понимая, что происходит, это было выше ее понимания, а Мод стояла рядом с ней, наблюдая и ожидая, готовая вмешаться и помочь Тарнишу прийти в себя, когда все закончится.

Она вспомнила день извержения вулкана и то, как Тарниш тогда разбушевался. Воспоминания были ужасающими, но сейчас все выглядело более безопасным, по крайней мере, в относительном смысле. Это было бы хорошее место для учебы, и она жалела лишь о том, что не успела получить показания до того, как ядовитая шутка разразраслась. Тем не менее, она знала, что сможет получить впечатляющие данные. Скалы здесь, несомненно, были раскалены магическим излучением.

Тарниш подошел к делу с безупречным спокойствием, и Мод не могла не испытывать гордости за него. Он знал и понимал свою роль, свой удел в жизни. Перед тем как его охватил прилив сил, он улыбнулся ей.

— Я не понимаю, что происходит, — негромко сказала Клюква, наблюдая, как Тарниша продолжает поглощать всплеск, — но я знаю, что ему понадобится помощь в восстановлении. Я сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо, — ответила Мод, — твоя доброта и храбрость делают тебе честь.

43. Разговор о делах

Голод был живым существом, которое извивалось в его внутренностях, как змеи. Тарниш почти не мог терпеть, его. Мод отнесла его в лагерь, и теперь Клюква в бешеном темпе готовила еду. После того как она выпила чай, ее магия немного стабилизировалась в этой области. Рог все еще искрил, но она могла использовать телекинез для простых задач без особых усилий.

Все его тело дрожало и болело. Это было очень плохо, если принять во внимание все остальное. Это было похоже на приступ сильного чиха и одновременно взрывного поноса. Все тело сводило судорогой, а мышцы пели песню агонии.

Когда он сидел, чувствуя, что умирает, уверенный, что в любой момент его внутренности взорвутся и от него останутся лишь несколько шоколадно-коричневых волосков, он подумал о голубой сфере в седельной сумке. Это было все равно, что хотеть воды или еды. Он нуждался в ней. От одной мысли об этом его мозг начинал болеть.

Телекинез был слабым, вялым, но он справился. Он открыл крышку сумки, залез внутрь и обхватил синюю сферу телекинезом. Сразу же боль уменьшилась, ослабла, и Тарниш почувствовал странное потягивание за рог. Он был слишком слаб, чтобы сопротивляться, и тяга стала непреодолимой.

Как и перед всплеском, Тарниш решил просто подчиниться…

Моргнув, он обнаружил, что находится в другом месте. Пушистые облака были и под ним, и над ним. В облаках показались звезды — светящиеся пятна света, которые мерцали. Не было ни боли, ни ломоты, ни чувства непреодолимого голода. Вдали виднелась яркая светящаяся сфера, очень похожая на солнце. Рядом с ним — большой светящийся подсолнух, который он, конечно, видел раньше, но не мог определить, в каком состоянии он находился.

И тут же он заметил большого синего кентавра, который стоял на небольшом расстоянии и смотрел на него. Он был полупрозрачным, с сияющей голубой аурой. На лице кентавра сияла терпеливая, добрая улыбка. Тарниш поднял на него глаза, и ему потребовалось мгновение, чтобы обрести голос.

— Маледико… где я?

— Зови меня Мал, маленький друг, — ответил кентавр. — Что касается твоего местонахождения, то это астральное царство. Не бойся. Многие приходят сюда, когда покидают свое тело. Например, Селестия. Она привязала свою душу к этому месту для сохранности. — Кентавр указал на светящееся солнце, которое видел Тарниш. — Сейчас она где-то рядом, несомненно, выполняет поручения. Я многому научился и многое заметил с момента своего пробуждения.

— Почему я здесь? — спросил Тарниш.

— Я решил избавить тебя от боли, — ответил Мал. — Таков путь друидов. Наша магия не всегда поддается контролю, и это часто приводит к последствиям. За силу приходится платить. А ты, маленький пони, обладаешь силой.

— Последствия — это настоящая заноза в моей заднице. — Тарниш потрогал облака, на которых стоял, опасаясь, что может провалиться сквозь них. Он не знал, что находится под ним, и не был уверен, что хочет это узнать. Они казались достаточно твердыми, но он не мог знать наверняка, насколько они реальны. Он решил, что лучше об этом не думать.

— Ты говоришь о последствиях, но не упоминаешь о том, что обладаешь способностями друида. — Кентавр перевел свой пронзительный взгляд на Тарниша. — Я так понимаю, что с момента нашего последнего разговора ты смирился с ними?

— Я не знаю, что я принимаю. — Тарниш наклонил голову вверх. — Они просто есть. Они просто появились. Я не знаю, что с ними делать. Для меня магия — это просто магия. Я чувствую себя счастливчиком, если у меня вообще что-то получается. Чаще всего я просто чувствую себя неполноценным и неадекватным.

Мал нахмурился и покачал головой. Он поднял руку и стал потирать подбородок:

— Ты не должен так пренебрежительно относиться к своим способностям. Ты не чахлый. Ты был предназначен для других вещей, других целей. Не обязательно для чего-то большего, просто для другого.

Тарниш ничего не ответил. Он стоял и смотрел на кентавра, поражаясь его размерам. Высокий, мускулистый, с черной с синевой кожей и лосиными рогами. Он увидел, как кентавр глубоко вздохнул, и стал ждать, когда Мал продолжит говорить.

— Произошло пробуждение, и не мое собственное. Похоже, природа решила, что настало время восстановить друидический орден, преданных защитников мира. Ты станешь первым представителем нового ордена. Я общался с духами в этом месте. Я буду помогать вам, когда смогу, но многое вы должны понять сами. У тебя есть две задачи, которые ты должен выполнить, прежде чем докажешь, что достоин.

— И какие же? — спросил Тарниш.

— Акт эпического разрушения и акт прекрасного созидания. Эти две силы уравновешивают друг друга, и ты должен стремиться поддерживать баланс. — Мал моргнул, и его тело на мгновение засветилось ярче. Ровное голубое свечение было приятным и успокаивающим. — Ты должен быть смелым и стойким, маленький пони.

— Я постараюсь, — ответил Тарниш безучастно. — Если меня оставят барахтаться в этом в одиночку, не жди, что я буду из кожи вон лезть, чтобы во всем разобраться. Мне и так есть с чем разобраться, я очень занятой пони.

Кентавр захихикал и встал на дыбы, положив руки на талию, где его туловище соединялось с половиной лошади. Хихиканье перешло в смех, а глаза стали яркими и веселыми. Хвост метался по крупу, словно он отмахивался от невидимых мух.

— Тарниш…

— Да?

— Очнись…

Моргнув глазами, Тарниш обнаружил, что перед его мордой стоит чашка с бульоном. Он принюхался. Овощной бульон. Он выхватил ее телекинезом и выпил все несколькими жадными глотками. Он был горячим, но не слишком. Ему принесли другую еду, и он принялся ее поглощать. Кто-то открыл пару банок чили и испек кукурузный хлеб в чугунной сковороде.

Поглощая пищу, он увидел, что Мод смотрит на него, причем взгляд ее невозможно было прочитать. Учитывая, что только что произошло, он списал это на беспокойство, что выглядело вполне разумно. Клюква сидела у костра и выглядела обеспокоенной.

Небо прояснилось. Тарниш не мог припомнить, чтобы небо прояснялось. Когда это было? Он не знал. Он запихнул в рот огромный кусок кукурузного хлеба, чмокнул губами и начал жевать. Когда кусок был наполовину прожеван, он сглотнул, напрягаясь, чтобы проглотить его, но сейчас ему нужно было что-то в желудке.

— Я никогда не видела ничего подобного, — сказала Клюква чуть слышно.

— Большинство пони не видели, — ответила Мод.

— Значит, он просто случайно заставляет ядовитую шутку прорастать? — Пока Клюква говорила, она смотрела, как Тарниш поглощает миску чили.

— Иногда. — Мод моргнула и переключила свое внимание на Клюкву. — Он реагирует на очаги плохой магии. Не знаю, что ты слышала, но ядовитая шутка — это не плохо. Она очищает окружающую среду от нестабильной, опасной магии. И Тарниш тоже.

— О. — Клюква выглядела удивленной.

— Но, когда вокруг нет опасной магии, Тарниш создает поле нестабильности, если только он не пьет свой чай, чтобы подавить свой талант. — Мод повернулась и посмотрела на мужа, который запихивал в рот очередную порцию кукурузного хлеба.

Клюква на мгновение выглядела растерянной, затем ее глаза засияли от осознания:

— В этом есть смысл, в некотором роде. Это магический эффект отмены. Это похоже на подавление шума… Ты слышишь раздражающий гул или звон от камертона, от которого могут болеть уши, но когда ударяют по другому камертону с подходящей частотой, ты вообще ничего не слышишь, и раздражающий звук исчезает.

— Да. — Мод кивнула. — Что-то в этом роде.

— Оооо, теперь я понимаю, это действительно имеет смысл. — Мордочка Клюквы расплылась в широкой ухмылке. — Мне нравится, когда все то время, которое я потратила на изучение предметов, приносит свои плоды. А мне все время говорили, что я никогда не смогу использовать полученные знания в реальном мире.

— Мы с Тарнишем оба абсолютно невосприимчивы к плохой магии. Мы были там, когда извергалась гора Мод…

— Боже мой… ты и есть та самая Мод! — У Клюквы открылся рот. — Я иногда такая дурочка… такая глупая… милосердные звезды! — Темно-красная кобыла сидела с открытым ртом, уставившись на Мод, и ее левое ухо дергалось вверх-вниз.

— И мы пережили такой уровень магического излучения, который должен был привести к мгновенному летальному исходу. — Мод несколько раз моргнула, а затем покачала головой. — Тарниш оставил после себя след в виде ядовитой шутки в разрушенном взрывом ландшафте, которая, несомненно, пытается исцелить землю.

— В этом районе сейчас настоящий бардак. Много пепла и знаков о карантине. Все умирает, когда попадает туда. — Левое ухо Клюквы приподнялось, и к нему присоединилось правое. — Много странных наростов, кристаллических образований, и я слышала сообщения о появлении новых видов монстров, например, пепельных дьяволов.

— Пепельные дьяволы? — спросила Мод.

— Видели когда-нибудь пылевого дьявола? Так вот, это то же самое, только из пепла и плохой магии. Если они поймают пони, то высосут из него всю жизнь. Чтобы уничтожить их, нужна сильная магия. Злобные духи ветра. Они оставляют после себя высохшую оболочку без влаги. Они ужасны. — Клюква вздрогнула, ее уши поникли, и она снова вздрогнула. — Однажды я встретила пылевого дьявола… Я смогла выстрелить в него из лука. Магические стрелы разрушили его, а потом я смогла рассеять его магию, когда он ослаб. Это был тяжелый, трудный бой, один из самых сложных в моей жизни, и, как я слышала, пепельные дьяволы еще хуже. Они очень сильные и могут содрать с тебя кожу.

— Я сталкивалась с пылевыми дьяволами. Мне пришлось убегать. Я не могла ничего сделать, чтобы навредить им. — Мод повернула голову и посмотрела на Тарниша. — Интересно, сможет ли Тарниш найти способ уничтожить одного из них? Он умеет приспосабливаться и преодолевать трудности.

— Его волшебный меч может разрубить одного, — сказал Клюква, предлагая дельный совет. — Если это просто очаги плохой магии, то, возможно, его магия сможет противостоять им. Я не знаю, но лучше быть осторожным.

Подняв голову, Тарниш сумел что-то сказать, проглотив пищу:

— Мы — искатели приключений. Мы найдем способ. — Он сглотнул прилипший к губам боб и продолжил есть, зачерпывая ложкой еще больше чили.

— Да, — ответила Клюква веселым голосом, — Никогда не сдавайтесь, никогда не падайте духом!

— Я просто хочу изучать камни, но всякие штуки постоянно пытаются меня убить. — Мод покачала головой и несколько раз моргнула. — Разве я так много прошу, чтобы я могла спокойно изучать камни? Иногда мне кажется, что Тарниш слишком сильно наслаждается приключенческим аспектом нашей жизни.

— Да ладно, — сказал Тарниш, разбрызгивая повсюду насыщенный красный соус чили, — признайся, тебе было весело в паучьей пещере спасать Грей Оул.

Наступила долгая минута молчания, прежде чем Мод ответила:

— Да. Это было отвратительно, но я признаюсь, что мне понравилось. — Наступила долгая пауза, а потом Мод добавила: — И спасать Трикси от алмазных собак тоже было весело. А вот бедняжка Лаймстоун не очень хорошо провела время. У меня смешанные чувства по этому поводу.

— Нет более сильного ощущения, чем от спасение другой пони. Или любого другого существа, попавшего в беду. — Ухмылка Клюквы стала почти маниакальной. — Я спасала маленьких кобылок, маленьких жеребят, девиц в беде, парней в беде, единственное, что я еще не вычеркнула из своего списка — это спасение принцессы, но будем надеяться. — Ее ухмылка исчезла. — Теперь, когда я думаю об этом, большинство пони благодарны за спасение, но сейчас, когда я сижу и думаю об этом, некоторые из тех парней, которых я спасла, были не согласны… они были немного расстроены тем, что их спасла кобыла. Они были немного грубы.

— Мод спасла меня, в этом нет ничего постыдного. — Тарниш вытер рот передней лапой и бросил тоскливый взгляд на пустой котелок. Кукурузного хлеба уже не было. Он отрыгнул с такой силой, что огонь затрещал, а Клюква захихикала, как кобылка.

— И я думаю, что ты меня тоже спасла… спасибо за еду!

44. Мы еще встретимся…

Сегодня утром вместо дождя в долины стелился тяжелый туман. Тарниш наблюдал за ним, пока завтракал, и любопытство заставляло его рассеянно жевать. Его отвлекал не только туман, но и путаное, почти сновидческое воспоминание из вчерашнего пребывания в сфере, что-то об акте разрушения и акте созидания.

Воспоминание было достаточно реальным, чтобы его можно было вспомнить, но достаточно туманным, чтобы полностью вспомнить его было почти невозможно. Он полагал, что необходимо более тщательно изучить сферу. Он должен был погрузиться в синее небытие и посмотреть, что скрывается за туманом.

— Я уже видела такой туман в подобных местах, — негромко сказала Клюква. — Он как-то влияет на магию пони. Сейчас моя магия вроде бы в порядке, но я думаю, что это из-за этого чая… кажется, он делает все лучше… но у меня был опыт с таким туманом в местах, подобных этому. Он делает меня беспомощной. В этом тумане я не могла взмахнуть молотом или воспользоваться луком. Единственное, что я могла сделать, это бежать.

— Любопытно. — Мод медленно, почти со скоростью улитки повернула голову и посмотрела на туман под ними. Маленькие завитки тумана ползли вдоль хребта, всего в нескольких ярдах от их лагеря, но, похоже, не могли подняться выше. Одна из бровей Мод изогнулась дугой.

Ничего не сказав, Мод на мгновение скрылась в повозке, а через несколько минут появилась с новым модным тауматоном, прикрепленным к ее передней ноге. Окуляр был закреплен на голове, и у основания окуляра мигала маленькая бледно-желтая лампочка. Из инструкции Тарниш знал, что этот огонек — индикатор опасности: он начинался с желтого и заканчивался ярким, насыщенным красным, а в середине диапазона горел оранжевый.

Пока Тарниш потягивал горячий, исходящий паром чай, прихлебывая его и не заботясь о своих манерах, Мод спустилась по склону в долину. Он с непринужденным любопытством наблюдал за ней, гадая, что же такое происходит с туманом. В животе у него прошла колющая судорога, и он сморщился, едва не зажмурив глаза.

— Так вот чем вы занимаетесь? — спросил Клюква.

— Ну, когда нас не пытаются убить, не взрываются вулканы и меня не преследует психопат-маньяк, который хочет использовать меня для каких-то извращенных, гнусных целей, — ответил Тарниш.

— Я понимаю. — Клюква кивнула. — Обычным пони просто не понять, каково это для нас. У нас, любителей приключений, есть свои особые проблемы, с которыми нам приходится сталкиваться. — Она тоже отхлебнула из своей чашки и сделала это с большим энтузиазмом.

Тарниш почувствовал легкое беспокойство. Мод исчезла в тумане, и ее не было видно. Ему это не нравилось, но он не чувствовал необходимости паниковать, пока что. Он решил вести себя спокойно и ждать. Мод была большой кобылой и знала, что делает. Доверять ей было трудно, но доверять надо. Над головой зашуршал тент, подул сильный ветер, вызвав рябь в тумане.

На боках Яйца блестели капельки утренней росы, высоко на хребте щебетали птицы, а тепло от костра не давало почувствовать слабую прохладу. Это было почти идеальное утро.

Из тумана внизу вынырнула одинокая фигура и рысью направилась вверх по склону хребта. Тарниш облегченно вздохнул, взглянул на Клюкву, увидел, что она выглядит так же, как и он, и стал наблюдать, как Мод возвращается в лагерь. Она выглядела влажной после пребывания в густом, как гороховый суп, тумане.

— Потрясающе, — сказала Мод, подходя к нему, — всего сорок четыре бара.

— Бары? — спросил Клюква.

— Примерно при пятидесяти пяти барах пони начинают умирать, — сказал Тарниш, пересказывая по памяти. — При тридцати четырех барах начинается желтый диапазон, а это значит, что у пони начинаются проблемы с использованием магии.

— Вот блин… — Клюква выглядела обеспокоенной.

— Этого не должно происходить. — Мод вернулась на свое место у костра, села и посмотрела на прибор, пристегнутый к ее ноге. — Уровень продолжает скакать… большую часть времени он находился в районе тридцати, но в местах, где туман был наиболее густым, он значительно повышался. Самый высокий скачок достиг сорока четырех бар.

— А туман не должен так себя вести? — спросил Тарниш.

— Я не специалист по погоде, но нет, — ответила Мод. — Вода может действовать как переносчик, когда она находится в жидкой форме, но это почти всегда низкий уровень магии. Она не должна быть такой сильной. Что-то в этом меня беспокоит. Мои кости говорят мне, что это неправильно.

— Чувство земной пони! — Бодрый голос Клюквы почти эхом разнёсся по лагерю.

— Итак, у нас есть большая страшная пещера, полная волшебных существ, сомнительные показания у камней в реке, кратер, зараженный плохой магией, и жуткий туман, который может убить попавшего в него пони. — Тарниш счел свое изложение лаконичным, приподнял одну бровь, а затем одним глотком прикончил то, что осталось в его чашке. Он отставил чашку, отрыгнул и посмотрел на Клюкву, когда она начала хихикать.

— Подождите… — Тарниш несколько раз моргнул, так как в его памяти что-то зашевелилось. — Мод, ты говорила, что скорость распада энергии в воде высока, поэтому вода не сильно держит заряд. Поскольку туман — это туман, скорость распада должна быть выше, а значит, туман должен иметь меньший магический заряд, чем жидкая вода.

— Верно. — Мод слабо кивнула.

— Магия, заключенная в воздухе, наиболее слаба и имеет самую высокую скорость распада, в то время как камни действуют как батарейки, которые высвобождают магию медленно и с течением времени. — Тарниш, удивленный тем, что сам вспомнил этот урок, покачал головой и посмотрел вниз на туман. — Ты права… этот туман не поддается логике. Он играет не по правилам.

— Ну… — Клюква чмокнула губами и тоже опустила чашку. — Как бы мне ни было больно это говорить, но мне пора двигаться дальше. Есть и другие пони, нуждающиеся в спасении. Как только этот туман рассеется, я собираюсь отправиться в путь. Мне нужно попасть в Балтимар и проведать друга.

— Ты должна уехать так скоро? — спросил Тарниш.

— Да. — Клюква выглядела грустной, но только на мгновение.

— Мы живем в Рок-Хейвене на ферме семьи Пай. Если тебе когда-нибудь понадобится ночлег или перекусить, загляни к нам. — Мод устремила на Клюкву свой напряженный, пристальный взгляд. — Что-то мне подсказывает, что у тебя нет своего дома.

— Нет. — Клюква одарила Мод победной ухмылкой. — Я бродяга. Бомж. Бездельник. Я — ничтожество, которое не приносит никакой пользы обществу. — Игривая кобыла беззаботно хихикнула над собственным мягким сарказмом, посмотрела на Тарниша, а затем снова на Мод. — Было приятно познакомиться с вами. Я уверена, что мы еще встретимся. У нас еще есть немного времени, чтобы побыть вместе, пока этот туман не рассеется.

Мод тихонько вздохнула:

— У меня были планы по изучению этого тумана… Боюсь, у меня не будет много времени, чтобы провести его с тобой.

— Я понимаю, — ответила Клюква. — Дела обстоят так, как обстоят. Нет смысла расстраиваться из-за этого. Я обещаю, что буду здесь, когда туман рассеется, и тогда мы сможем попрощаться, хорошо?

— Хорошо. — Мод моргнула и посмотрела на Тарниша. — Не хочу ничего говорить, Тарниш, но мне нужна твоя помощь. Туман лишает меня чувства направления, он заглушает все звуки, и в нем могут скрываться опасные вещи. Это уникальная возможность исследования. Я знаю, что ты измучен и выздоравливаешь, и ты, наверное, хочешь развлечь нашу гостью…

— Я понимаю, — сказал Тарниш, прервав Мод. — Все в порядке. Я сделаю все, что нужно.

— А я испеку печенье… Думаю, у меня есть все необходимое для этого… клюквенное печенье… Я должна быть в силах сделать это в твоей чугунной походной печке. Если не печенье, то лепешки. Или еще что-нибудь. Я буду печь, хоть в Тартаре, хоть в наводнении. — Клюква откинула голову назад, чтобы убрать гриву с глаз.

— Это было бы замечательно, у нас появился бы шанс напоследок собраться вместе перед твоим отъездом. — Тарниш потянулся, чтобы встать. Его мышцы болели, но он не обращал на них внимания. Нужно было работать, пока есть такая возможность.

— Подожди, Мод, дай мне захватить Фламинго…

Туман был жутким. Тарниш обнаружил, что ему это не нравится. Его кожа была странной и липкой, он чувствовал себя влажным самым неприятным образом. Видимость была плохая. Он мог видеть не более чем на метр перед собой. Он удивился, как Мод вообще смогла вернуться в лагерь, но понял, что она не ушла далеко в туман и, должно быть, пошла по склону, чтобы вернуться в лагерь. Он посмотрел вперед и, как ни щурился, ничего не увидел. Даже солнце казалось исчезнувшим. Мир был сплошным серым небытием.

Мод стояла рядом с ним, и свет в окуляре был то ли темно-желтым, то ли светло-оранжевым, Тарниш не мог определить. Она передвигалась с большой осторожностью, переходя с места на место, останавливаясь у деревьев и скал, чтобы получить показания, которые Тарниш записал.

Дерево — 39

Камень — 51

Окружающий воздух также имел высокие показатели. Все, что попадало в туман, было пропитано опасной магией, непредсказуемой магией, магией, которая немного испортилась. Тарниш чувствовал это, магия здесь была неправильной.

Гнилое бревно — 37 — Интересно, что это значит для личинок в бревне?

Когда Тарниш почувствовал, что по его спине что-то скользит, он испуганно заскулил. Застыв на ногах, он в ужасе огляделся, пытаясь понять, что к нему прикоснулось, но ничего не было. Мод тоже смотрела по сторонам. Они подошли ближе друг к другу, почти касаясь.

Может быть, ему просто показалось. Скорее всего, так оно и было. Он разволновался из-за пустяка. Тем не менее, он был уверен, что что-то почувствовал. Воображение или нет, но это было жутко. Он держал Фламинго в ножнах, потому что меньше всего ему сейчас хотелось размахивать фантастически острым мечом в состоянии паники.

Они с Мод оба были насквозь пропитаны водой, которая стекала с них ручейками. Она щекотала ноги и ничем не облегчала их нынешнее паническое состояние. Мод двигалась с медленной уверенностью, пока они не нашли еще один валун, торчащий из земли.

Камень — 49

— Мод, мне это не нравится, — осторожным шепотом сказал Тарниш.

Мод ответила:

— Мне тоже не нравится, это место меня пугает.

— В лагерь ведь не вернуться?

— Не уверена, думаю, нам придется подождать, пока туман рассеется.

— Проклятье.

— Да.

Казалось, что они находятся в тумане уже несколько дней. Время потеряло всякий смысл, пока они плутали. Они нашли реку, которая находилась у подножия хребта, на котором они разбили лагерь. Туманная пелена сохраняла странную, жуткую тишину. Несколько раз Тарниш и Мод чувствовали, как по ним что-то ползает или скользит. Мод оставалась настороже.

Возможно, Тарнишу показалось, но туман становился все гуще, или ему так казалось. Его зрение было нечетким, и он чувствовал, что напрягает глаза, пытаясь прищуриться, чтобы все разглядеть.

— Мод, если мы продолжим идти вдоль реки, то найдем пещеру…

— Тарниш, это ужасная идея.

— Ну, я просто хотел сказать…

— Ужасная идея. — В голосе Мод прозвучал странный акцент.

Он кивнул, а затем подумал о гадах в тумане. Он решил, что не хочет в этом участвовать. Солнечный свет обжигал их, но этот туман был достаточно густым, чтобы они могли выйти из пещеры. Сам того не желая, Тарниш издал хныканье, и часть его захотела к маме.

— Смотри. — Мод указала копытом.

Тарниш не сразу разобрал, на что она указывает, и его губы скривились от отвращения, когда он увидел, что это мертвая птица. Что-то с ней было не так, очень не так. Из маленькой пернатой головы вылезли глазные яблоки, а из заднего прохода вывалились внутренности. Это было ужасно, действительно ужасно.

Мертвая птица — 79!

Когда Тарниш заканчивал записывать число в блокнот, из трупа птицы пророс одинокий усик ядовитой шутки. Он обвился вокруг тела, двигаясь со взрывным ростом, а затем расцвел одним цветком ядовитой шутки. Природа уже перестраивалась.

— Что случилось? — спросил Тарниш.

— Я не знаю, — ответила Мод. — Плохая магия… но я никогда не видела ничего подобного.

— А с пони такое может случиться?

— Возможно.

Тарниш вздрогнул и пожелал оказаться где-нибудь в сухом, солнечном месте, где нет тумана.

Он никогда не был так счастлив видеть солнечный свет. Он смотрел вверх, щурясь, радуясь солнцу принцессы Селестии. Лучи золотого света пробились сквозь остатки тумана, сжигая его. Странный туман отступил, уходя туда, куда уходил этот странный, жуткий туман, когда ему больше не были рады.

По берегу реки, недалеко от устья пещеры, было разбросано множество мертвых животных. Птицы, белки, бурундуки, кролики, маленькие трупики были повсюду, и, несомненно, все они имели высокие показатели.

Из многих из них начала прорастать ядовитая шутка, и у Тарниша возникло странное ощущение, что он сейчас снова чихнет. Ощущение затянулось, но ничего не произошло. Он встряхнулся и попытался смыть воду со своей шкуры.

Обернувшись, Тарниш увидел странное зрелище. Казалось, что туман уходит в пещеру. Возможно, это была просто оптическая иллюзия, обман зрения, вызванный страхом, паникой и слишком активным воображением. А может быть, в этом есть какая-то закономерность, например, холодный воздух перемещается туда, где находится другой холодный воздух, когда горячий воздух заполняет пространство. Он не знал, но это пугало его и заставляло мурашки бегать по коже.

— И мертвой рыбы тоже много, — заметила Мод, стоя на берегу реки. — Не хотелось бы представлять себе Клюкву, попавшую в этот туман.

Тарниш кивнул:

— Все трупы лежат вокруг реки и около устья пещеры. Вон там, — он указал копытом, — и там, — он снова указал копытом, — земля свободна от трупов. Поэтому мне кажется, что, что бы ни случилось, самое страшное было именно здесь. Готов поспорить, что если бы мы как-то сверили показания с нашим относительным местоположением, то они становились бы выше по мере приближения к реке и слабее по мере удаления от нее.

— Возможно. — Мод кивнула. — Побеспокоимся об этом позже. Мы должны вернуться к Клюкве. Без сомнения, она жаждет уехать, и ей нужно максимально использовать все, что осталось от светового дня, если она хочет выбраться из этой местности.

— Ты права. — Тарниш кивнул. — Мы должны идти.

Верная своему слову, Клюква занялась выпечкой. На тарелке остывало клюквенное печенье, ну, скорее, печенье с курагой, а еще были лепешки с курагой. Она собрала свои вещи, и ее багаж стоял неподалеку, ожидая.

— Повеселились в тумане? — спросила Клюква.

— Не очень, — ответил Тарниш.

— Жаль это слышать. — Клюква тепло и искренне улыбнулась Тарнишу. — Берегите себя, мистер Типот, и заботьтесь о своей красавице жене. Мне действительно пора идти. День уже догорает.

— Спасибо, за все. — Тарниш стоял в замешательстве, не зная, что делать. Он ненавидел прощаться, а Клюква была не просто случайной знакомой. Что-то было в ней… что-то в ее характере… Они подружились совсем недавно, но ему казалось, что они дружат уже целую вечность.

К удивлению Тарниша, Клюква бросилась вперед и схватила Мод, обхватив ее и крепко сжав в объятиях. Мод не сразу, но откликнулась, вернув объятия. Она прижалась к Клюкве.

И тут Тарниш обнаружил, что его обнимают, и обнял ее в ответ, не обращая внимания на чрезмерное количество влаги, скопившейся в его глазах. День был уже слишком теплым, и его глаза вспотели. Он обхватил шею Клюквы передними ногами и держался за нее изо всех сил.

Затем, к его ужасу, Клюква отстранилась. Он стоял и смотрел, как она надевает поклажу, мутными глазами наблюдал, как она застегивает многочисленные ремни и пряжки, и чувствовал, как Мод прижимается к нему.

— До свидания, Клюква, и удачи в спасении других пони, — сказала Мод.

— До встречи, вы оба, — ответила Клюква, несколько раз подпрыгнув, чтобы закрепить свой рюкзак и убедиться, что он достаточно удобно лежит.

Тарнишу потребовалось усилие, чтобы хоть что-то сказать, и он услышал скрип в собственном голосе:

— До свидания!

Удовлетворенная тем, что ее поклажа уложена, Клюква напела несколько тактов, а затем начала петь веселым, бодрым голосом, который сдерживал грусть, когда она пустилась рысью прочь:

— Мы встретимся снова… не знаю где… не знаю когда… но я знаю, что мы встретимся снова, в какой-нибудь солнечный день… продолжай улыбаться… как всегда… пока голубые небеса не прогонят темные тучи…

45. Авантюризм подразумевает дурацкие шлемы

Пока еще было светло, нужно было работать. Тарниш прошел по территории, где работала Мод, и осмотрел растения, пытаясь определить, есть ли в непосредственной близости магические. Это заняло много времени и сил, так как он еще не все знал, и ему приходилось сверяться с книгами, какие растения к каким относятся. Он каталогизировал деревья, подлесок, кустарники и даже виды трав, растущих по берегам реки. Большинство из них были вполне обыденными.

Тем временем Мод с фотоаппаратом, закрепленным на шее, делала снимки многочисленных трупов. По маркерам она определяла расстояние от устья пещеры до реки, расстояние до трупов и пыталась определить примерный радиус действия этого странного и, несомненно, сверхъестественного явления. Как бы загадочно оно ни выглядело, за ним стояла наука. Трупы находились не далее чем в двенадцати метрах от устья пещеры и примерно на таком же расстоянии от реки, причем по мере удаления от пещеры вверх по реке разброс становился все меньше, образуя нечто вроде треугольника: почти двенадцать метров вблизи устья и всего метр-два на максимальном расстоянии от пещеры.

Это были не камни, но что-то связанное с камнями, и Мод это заинтересовало.

Единственными магическими растениями, которые Тарниш обнаружил, были чихательные ягоды, которым для отпугивания надоедливых насекомых требовался обильный слой слизи, и рвотная фиалка, от которой Тарниш держался на почтительном расстоянии.

Как и почти все начинающие ботаники, Тарниш находил чихательные ягоды восхитительными, поскольку они вызывали чрезмерную выработку слизи, за которым следовало чихание. Природа словно подхватила естественную аллергическую реакцию — сопливый насморк, защищающий от вторгшегося аллергена, — и использовала ее в своих целях. Мало кто хотел есть сопливую чихающую ягоду, поэтому ягоды созревали до состояния, когда в них появлялись семена, и тогда эффект соплей исчезал, а многие существа находили их вкусными. Особенно они нравились птицам, которые носили семена с собой в полете и испражнялись ими в случайных местах, когда летели туда, куда направлялись.

— Тарниш?

— Да, Мод?

— У меня есть идея.

— Какая, Мод?

— Мне кажется, я знаю, почему камни в реке имеют такие дикие вариации.

— Туман?

— Да.

— В этом есть какой-то смысл. Наверное. Но я не знаю.

После этого разговор затих. Тарниш вернулся к своей работе, а Мод продолжала медленно и методично собирать данные, проверяя все камни, которые она находила в непосредственной близости от трупов мелких животных, погибших в тумане. После утра, проведенного в жутком тумане, это был идеальный способ расслабиться и отдохнуть для этих двух пони.

Похоже, Клюква опустошила часть их запасов. Тарниш улыбнулся: он не возражал против того, чтобы банки с молоком и маслом были использованы. Свежие угощения были желанны и прекрасны. Он сидел под навесом, наслаждаясь тенью, и готовился к позднему чаепитию.

Он взглянул на Мод и увидел, что она окружена данными. Вокруг нее было разбросано несколько блокнотов, а рядом с ней лежала простенькая карта местности перед пещерой, прижатая камнями, чтобы ее не унесло ветром. На карте она отметила красными точками трупы и синими — горячие камни, а также приблизительные места расположения ориентиров.

— Знаешь, я не знаю, что делать с этой голубой сферой.

При звуке голоса Тарниш и Мод подняли головы. Тарниш выглядел рассерженным, а у Мод на лице не было ни малейшего выражения. Оба они слишком хорошо знали этот голос.

— Мне интересно ее назначение, чего и следовало ожидать, но меня беспокоит само ее существование. Я пыталась прикоснуться к ней своим сознанием… У нее есть астральные связи, и она проецирует вихри времени. Просто попытка связаться с ней натолкнула меня на идеи… показала мне новые пути в магии. Новые направления… В ней заключена такая сила… и я не уверена, что ты достоин ее, мистер Типот. Ты даже не понимаешь силу предмета, которым владеешь. Ты так и остался невеждой.

Ничего не сказав, Тарниш принялся рыться в своей сумке.

— Манипуляция временем… такая сложная тема. Скажи мне, мистер Типот, ты вообще способен понять слова "темпоральная проекция"? Ты можешь, знаешь, еще не поздно. Я все еще готова принять тебя… Я готова сделать тебя лучше… Я могу тебя вылечить. А когда я тебя вылечу, я могу сделать тебя своим учеником… Я могу превратить всю эту ярость, весь этот гнев в значимую мотивацию.

В голосе незнакомки слышалось почти фанатичное рвение.

— Я говорила с вашей гостьей… Она не восприняла мои идеи. Очень жаль. Я пока отпустила ее.

Сидя очень неподвижно, Тарниш держал между передними копытами маленькую куклу в форме пони. Он закрыл глаза и погрузился в состояние сосредоточенности. Он дышал на куклу, которую держал между копыт, медленно, ровно, регулярно, как будто надувал воздушный шарик.

— Я снова заглянула в будущее и прошлое, — сказал голос, пришедший одновременно отовсюду и ниоткуда. — Сфера… она дала мне ясность видения… это прошлое, настоящее и будущее. Ты станешь причиной многих разрушений, мистер Типот. Сфера очень разочаровывает… есть что-то, что лежит за голубым занавесом, но я знаю, что ты знаешь, что это… что-то за голубым туманом. Скажи мне, какие тайны она хранит?

По-прежнему дыша в куклу, Тарниш ничего не ответил. Мод все время крутила головой по сторонам, пытаясь найти источник голоса, но это была невыполнимая задача. Однако это не помешало Мод попытаться.

— Я готова простить тебе твои неудачи и сопротивление мне, но ты должен работать со мной… иначе мне придется прибегнуть к более радикальным мерам… Я просто дам тебе подумать, что это будет. Я знаю, что для тебя лучше.

С выражением спокойствия на лице Тарниш достал банку с образцами, но держал ее подальше от себя. Сняв пробку, он достал маленький блестящий зеленый листик с ворсистыми краями, покрытыми легким налетом зеленовато-желтого порошка.

Держа куклу на безопасном расстоянии от себя, он прикоснулся листиком к кукле, отчего немного порошка посыпалось с ее ворсистых краев. Затем он положил листок обратно в банку с образцами и закрыл пробкой. На его мордочке появилась улыбка.

— Эй… что за… га… у меня течет из носа!

Улыбка Тарниша превратилась в широкую ухмылку.

— АААААААААПЧХИИИИИИИ!

С довольным видом он принялся готовить чай по своему вкусу, пока вокруг слышалось сопение. Он поднял булочку с курагой и откусил кусочек, а Мод покачала головой.

— Ты плохой пони, — сказала она.

— Так много соплей, — хныкал голос. Послышалось еще одно чихание, быстрое, как выстрел, а затем болезненное хныканье. — Мне надо идти… АПЧХИХИИИ! — Послышалась еще одна серия чиханий. — Мы еще поговорим, Тарнишед Типот!

Наступила великолепная тишина, если не считать звуков природы. Тарниш сидел, хрустел булочкой, наслаждаясь щебетанием птиц и шумом ветра в деревьях. Это было великолепно, так великолепно. Он положил куклу в надежное место и задумался о том, что еще можно сделать с ней, пока у него есть связь. Он старался не думать о концентрированной настойке эфирного масла ядовитой шутки в своем рюкзаке. Это было бы уже слишком.

— Не хочешь ли булочку? Они не очень сладкие… в основном кислые.

Мод повернула голову:

— Не возражаю. Я тоже возьму чашку чая.

На юго-востоке, в направлении Сенных болот, нависли унылые серые тучи. Приводя в порядок лагерь, Тарниш настороженно следил за ними. Сидя в прохладной тени, Мод составляла список дел на завтра, среди которых на первом месте стояло исследование ударного кратера. Воздух становился все более влажным, и птицы перестали щебетать. Утро было прохладным и туманным, затем день стал жарким и немного душным, а теперь, похоже, надвигался дождь. Живя в Понивилле, где погода была по расписанию, Тарниш начинал понимать, что такое дикие бури. Жизнь в дикой природе была совсем другой, и городские жители воспринимали контролируемую погоду как должное.

Здесь же ничего нельзя было принимать как должное, без последствий. Жестоких последствий. Солнце могло сжечь тебя, если ты дашь ему шанс, поджарив мозги и оставив дураком на всю жизнь, туман — убить, а погода — измениться в одно мгновение. Тарниш был благодарен Яйцу: оно было безопасным, надежным и защищало от непогоды.

Даже дурацкий шлем был кстати. Тарниш стал ценить его и дорожить им. Он защищал его от солнца и дождя, охлаждал в жару, и, судя по всему, Мод тоже прозрела. Нелепые головные уборы были как нельзя кстати для искателей приключений.

Поправляя свой нелепый головной убор, Тарниш посмотрел на крошечную куклу, изображавшую его заклятого врага. Он разорвал связь, но не уничтожил куклу. В любой момент ее можно было снова связать. Если она снова появится, он еще немного побеспокоит ее, пока она не поймет, что к чему. Если же ситуация обострится, что ж, он чувствовал, что готов прибегнуть к более радикальным мерам. Однако он решил не причинять ей никакого вреда, он был лучше ее.

Тарниш не знал, как относиться к тому, что у него есть заклятый враг. Он полагал, что это свойственно единорогам. Он никогда не был погружен в культуру единорогов. Он был чужаком. Он подумал о Клюкве и ее замечаниях о том, что он — настоящий единорог. У него никогда не было мастера, он никогда не был учеником, он никогда не принимал участия в культурных нормах своего племени. Он просто прозябал в грязи, так как его никто не принимал и не приветствовал.

Он подумал о шаре и кентавре Маледико. Он был не более чем призраком, привидением, оставшейся проекцией давно умершего кентавра. Тарниш понял, что у него есть хозяин, если он этого хочет. Маледико был добр к пони, он воспитывал их, был их родителем, он был милым, он был учителем. Тарниш начал понимать, что у него есть возможность. Незнакомка желала заполучить все секреты сферы, но Тарниш начал понимать, что эти секреты могут принадлежать ему, если он решит попросить об этом. Он посмотрел на свои сумки и подумал о клубке корней, который находился внутри.

Из Тарнишед Типота никогда не получится приличного волшебника, но из него может получиться отличный друид.

Тарниш был так близок к медитативному состоянию, как никогда. Он был спокоен, сосредоточен и чувствовал, как через него течет странная магия. Голубая сфера лежала рядом, нетронутая, но наготове, если понадобится, и он сосредоточился на клубке корней, держа его перед лицом, в нескольких сантиметрах от носа.

Дневные заботы улетучились из головы, и он обрел покой. Он думал о своей семье, о Мод, о своей матери, о друзьях. Он даже подумал о Трикси. Мысли об этих пони заставили его сосредоточиться, придали ему решимости и стремления. Связь со странной магией становилась все сильнее.

Из корневища вырос зеленый побег, который начал извиваться, направляясь к солнцу. Шар задрожал, начал светиться, а затем, как только Тарниш открыл глаза, из него начали расти еще более нежные зеленые побеги. Это было живое существо, которое росло без почвы.

Кроме зеленых побегов, больше ничего не произошло, но Тарниш ничуть не расстроился. Наоборот, он улыбался, довольный тем, что сделал столько, сколько сделал. Он делал успехи и скоро найдет способ освободить древесного волка, запертого в корневище.

— Держись, Грррр, я скоро придумаю, как тебя освободить, обещаю…

46. Нежданный гость

Вокруг небольшого ударного кратера был установлен каркас из кольев, соединенных бечевкой. Мод двигалась вокруг, делая замеры, а Тарниш наблюдал за ней. Кратер был не очень большим, если судить по его размерам, и должен был быть очень-очень старым, потому что он весь зарос. Куда бы ни двинулась Мод, из травы вылетали кузнечики, потревоженные ее появлением. Птицы срывались вниз и хватали кузнечиков, и так продолжался круг жизни.

— Наверное, это был маленький метеор, — сказал Тарниш, когда Мод поставила очередной маркер.

Кобыла приостановила работу, огляделась вокруг, ее хвост задорно замахал из стороны в сторону, а затем она покачала головой:

— Нет, Тарниш… Это только центр кратера. Посмотри вокруг. — Мод сделала размашистый, всеохватывающий жест копытом.

Тарниш огляделся вокруг, обратив внимание на холмы, окружавшие его со всех сторон. Он повернул голову в ту сторону, потом в другую, потом туда, потом сюда, и, осмотревшись, понял, что холмы и гряды вокруг него — это внешние берега ударного кратера. Сама земля подернулась рябью, как вода в пруду, образовав холмы и долины. Он чувствовал себя очень маленьким и незначительным, воспринимая все это. Разрушительную силу было трудно осознать.

— О… — Слово вылетело изо рта Тарниша, как ветер, развевающий сухие листья.

— В этих образцах почвы, несомненно, будет обнаружен иридий и другие драгоценные, редкие металлы. — Мод на мгновение остановилась, оглядела холмы, а затем, после минутного разглядывания достопримечательностей, перевела взгляд на Тарниша. — Я могла бы потратить большую часть своей жизни на изучение этого места. То же самое можно сказать и о других местах. В этом-то и проблема, Тарниш. Моя жизнь ограничена, а есть так много интересных мест, которые я могла бы изучать. — Она сделала еще один размашистый жест копытом. — Изучение этого места в конечном итоге приведет к его разрушению. Если я отправлю эти образцы почвы, чтобы узнать их состав, и обнаружу драгоценные редкие металлы, такие как иридий, то различные горнодобывающие картели будут наперебой пытаться превратить это место в рудник. Все, что делает это место прекрасным, будет уничтожено во имя прибыли и развития промышленности. Иногда я ненавижу свою работу.

Услышав слова Мод, Тарниш открыл рот, но из него не вырвалось ни слова. Он понял, что не знает, что сказать. Когда Мод нуждалась в финансировании, он предполагал, что горнодобывающие компании и тому подобное предлагали средства ученым-исследователям в надежде на то, что они найдут материнскую жилу. Казалось, пони никогда не делали ничего по доброте душевной. Ну, большинство из них. Всегда был какой-то скрытый мотив.

Он огляделся вокруг: деревья, зелень, покрывавшая все вокруг, холмы, кузнечики, которые разбегались, когда Мод пробиралась сквозь высокую траву. Он представил себе, что все это исчезло, все пропало, уничтожено. От этой мысли он разозлился, по-настоящему разозлился, таким горячим, клокочущим гневом, который застревал в горле и мешал дышать.

Что случилось с пони, который кричал: "Природа — отстой?" Что случилось с пони, который использовал любую возможность, чтобы заявить, что он ненавидит природу? Или что природа может идти на хрен? Сейчас он размышлял о том, насколько ценна природа и как далеко он готов зайти, чтобы защитить ее. Что-то изменилось. Он подумал о голубой сфере. Об успокаивающей, утешающей, чудесной голубой сфере. В ней были ответы, в ней были воспоминания. В ней хранилось прошлое, настоящее и, возможно, будущее. Не понимая, откуда он это знает, он знал, что любое представленное будущее — это возможное будущее… возможные исходы. Статистические вероятности. Если начать катить мяч вниз по склону, то можно было предположить, что он будет продолжать катиться вниз. Природа действует по закономерностям. Ряд событий, которые разыгрываются и завершаются исходом, определяемым произошедшими событиями.

Природа парадоксальна по своей сути. Что упало, но при этом осталось на месте? Водопад. У водопада была определенная цель с предсказуемым результатом. Вода падала, камни разрушались, и можно было сделать вывод, что вода будет падать и дальше. Это была закономерность с самопредсказуемым будущим, хотя и простым. Со временем и в процессе обучения можно было предсказать более сложное будущее на основе других серий событий. Это была алгебра бытия.

Выйдя из задумчивости, Тарниш покачал головой, удивляясь, когда он успел усвоить все эти сложные мысли, крутившиеся у него в голове. Осознание этого привело его в замешательство. Он несколько раз моргнул, его мозг гудел, как пчелиный улей, и у него возникло странное ощущение, что его мысли не совсем его собственные. Его мысли снова обратились к голубой сфере. У него был учитель. Возможно, он мог бы получить от кого-то ответы, но для этого ему придется потрудиться.

Не обращая внимания на сферу, он достал клубок корней. Он поднес его к носу и заглянул в любопытную живую массу. Это была загадка, которую стоило разгадать. Возможно, он поступил неправильно. Он поудобнее устроился на заду, сделал глубокий вдох и, продолжая держать корневой ком перед мордой, стал дышать на него. Когда работаешь с куклами, нужно было вдохнуть в них жизнь, и, наверное, это было не так уж сложно. Попробовать не мешало. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул то, что в одной из книг называлось живительным воздухом, то чувство легкого головокружения, которое возникает, когда все сделано правильно.

Магия вокруг него была сильной, хаотичной и вызывала у Тарниша необычные ощущения. Он чувствовал себя здесь более сильным, более способным, и в его мозгу снова зашумели идеи, почти всепоглощающие. Когда он дышал на корневище, он был уверен, что что-то дышит в ответ. Он чувствовал, как оно щекочет ему нос. Однако он не успел об этом подумать, как что-то охватило его мозг. Он почувствовал странное тянущее ощущение прямо под рогом. Что-то тянуло его. Он почувствовал не панику, а облегчение. Он почувствовал, что надо отпустить, и отпустил. Отпустить было легко, а вот удержать — трудно.

Открыв глаза, он обнаружил, что находится в другом месте. Он уже бывал здесь раньше. Он знал это место. И он знал светящегося белого аликорна, который сиял, как солнце, приближаясь к нему. Он никогда не встречал ее раньше, не видел лицом к лицу, но он знал ее. Она улыбалась, и глаза ее пылали внутренним огнем.

— Нечасто ко мне приходят гости, — сказала принцесса Селестия, глядя на Тарнишед Типота — Знаешь ли ты, где находишься?

— В астральном пространстве? — ответил Тарниш.

Улыбка на лице Селестии исчезла:

— Верно. Хм… я чувствовала тебя здесь раньше, с другим… теперь, когда я рядом с тобой, я уверена в этом… с кем ты был? Он скрывает себя от меня… он не хочет раскрываться.

Прочистив горло, Тарниш набрался храбрости:

— Возможно, у него есть свои причины.

— Ты не скажешь мне? — Селестия опустила голову и посмотрела на маленького пони сузившимися глазами.

— Ну, у него есть разумное право на личную жизнь, верно? Я уверен, что, когда он захочет, он откроется тебе. Если он до сих пор этого не сделал, значит, у него есть на то причина. — Тарниш сглотнул, и ему показалось, что он очень маленький и крошечный, почти как если бы он снова был жеребенком.

— И ты не скажешь мне. — Глаза Селестии расширились. — Очень хорошо. Похоже, мне придется привести тебя ко мне, и, возможно, мы сможем обсудить это с глазу на глаз. — Уши принцессы надвинулись вперед над ее глазами. — У меня есть способы заставить тебя говорить, юный мистер Типот.

— Вы… вы… вы собираетесь подвергнуть меня пыткам или бросить в темницу? — заикался Тарниш.

— Звезды, нет! — Селестия покачала головой. — Но я буду кормить тебя горячими булочками с маслом и чаем с густыми сливками. Полагаю, что в будущем от этого у тебя случится атеросклероз. Так что… лучше скажи мне, что я хочу знать, прежде чем я буду вынуждена поставить под угрозу твое здоровье, мистер Типот.

Такой реакции Тарниш не ожидал. Он стоял и, моргая, смотрел на пылающего белым солнцем аликорна. Она была очень легкомысленным существом. Если бы он попытался рассказать об этом кому-нибудь из пони, он был уверен, что никто ему не поверит.

— Я ощутила очень мощное присутствие. Что-то новое и странное. Что-то старое. Что-то пробудилось, не так ли? — Протянув копыто, Селестия подтолкнула Тарниша. — Конечно, ты можешь рассказать мне хоть немного… иначе это будут пирожные со сливочным сыром! Без сомнения, они сократят годы твоей жизни, годы, которых тебе будет не хватать!

— Гхм? — Тарниш хмыкнул, стоя в замешательстве и глядя в одну точку.

Протянув крыло, Селестия закрыла Тарнишу рот и нежно похлопала его:

— Очень немногие пони обладают магией, чтобы попасть сюда. Расскажи мне, мой любопытный и стойкий маленький пони, как ты попал в это место?

— Я искал своего древесного волка, — ответил Тарниш, — сейчас он заперт в корневище, и я работаю над его освобождением.

Теперь настала очередь Селестии стоять, не понимая, что происходит. Она смотрела на Тарниша с очень растерянным видом. Она несколько раз моргнула, повернула уши, а затем начала грызть губу. После некоторого раздумья она сказала:

— Ну, это может кое-что объяснить.

— Что объяснить? — Тарниш, чувствуя себя немного неловко, поднял глаза на Селестию.

— Некоторое время назад на меня напал огромный, вонючий комок шерсти. Он появился на моих подсолнечных полях. Он весь такой слюнявый и буйный! Он меня очень раздражал, но я поняла, что просто не могу его прогнать. Он очень милый.

— Хмм? — Способность Тарниша понимать происходящее полностью иссякла.

— Теперь, когда я думаю об этом, у меня есть несколько вопросов, мистер Типот. Древесные волки — страшные, ужасные существа, и ни у кого из них не должно быть астрального двойника, тем более у какого-то огромного неряхи, лижущего мои уши… он щенок, но это его не оправдывает! Никакого уважения!

— Э-э… Простите?

Глаза Селестии сузились, и казалось, что она заглядывает в душу Тарниша:

— Ты должен быть…

— Вы можете отвести меня к нему? — Тарниш бросил на Селестию полный надежды взгляд.

— Ну… я не знаю. Ты не очень-то охотно делился полезной информацией. — Селестия стояла на месте, тело ее не двигалось, но грива и хвост развевались от неуловимых невидимых потоков. — Ты очень странный маленький пони, мистер Типот. От тебя воняет странной магией. Ты просто появляешься в астральных сферах, без предупреждения и без приглашения. Ты даже не знаешь, как ты сюда попал. Некоторые пони всю жизнь пытаются попасть сюда и терпят неудачу. Это очень сложный прыжок. Приходится прыгать в сторону от реальности и промахиваться. У тебя есть какой-то великий и ужасный зверь, который проецирует себя из этого мира в физический мир в теле древесного волка… и самое страшное, мистер Типот, ты смеешь хранить секреты! Я уже с ума схожу, пытаясь понять, кто же мой невидимый гость!

— Он кажется злым? — спросил Тарниш.

— Нет! — в отчаянии воскликнула Селестия. — Именно это и делает его таким неприятным. Я чувствую, как от него исходит сильное чувство добра, но он отказывается открыться мне! Это сводит с ума!

Маленький коричневый единорог облегченно вздохнул, что заставило Селестию бросить на него взгляд. Она стояла, постукивая копытом по очень твердому звучному облаку, и вид у нее был очень серьезный. Тарниш бросил на нее извиняющийся взгляд и заерзал, как школьный жеребенок на уроке.

— Может быть, он проверяет тебя, чтобы определить твою полезность… Он делает это со мной, — сказал Тарниш негромким голосом. — Вот почему я пытаюсь найти своего древесного волка…

— Проверяет меня? — Селестия недоверчиво посмотрела на Тарниша. — Проверяет… меня?

— Нам всем есть чему поучиться, — сказал Тарниш услужливым, но обеспокоенным тоном, отступая от взволнованного бессмертного аликорна Солнца. Она светилась от сильного раздражения, и он не хотел обгореть. Он не был уверен, что его толстая шоколадная шерсть сможет спасти его от такого сияния.

— Я проверяю других. — Селестия недоверчиво фыркнула, закатив глаза.

— И как тебе это дается? — спросил Тарниш. Когда Селестия обратила на него свой огненный взгляд, он понял, что зашел слишком далеко. Он отступил назад, склонил голову и постарался не ухмыльнуться. Несомненно, у нее были какие-то пирожные или опасные продукты, которыми она ему еще не угрожала.

— Знаешь, я думаю, что лучше всего тебя наказать, дав тебе то, что ты хочешь… Может быть, если я скормлю тебя большому волосатому паршивцу, ты исправишься…

— Хмм?

— Ты продолжаешь это говорить, мой маленький пони. — Глаза Селестии сверкнули ужасным озорством. — Пойдем со мной, в мое личное царство внутри этого места. Пришло время тебе воздать по заслугам, мистер Типот!

Не успел Тарниш запротестовать, как почувствовал, что его снова дергают под рогом, в глубине мозга. У него возникло ужасное ощущение, что он вот-вот встретится с Гррр лицом к лицу. Перспектива была ужасающей…

47. Конвергенция

Мир был полон подсолнухов. Огромных, идеальных подсолнухов. Тарниш не мог определить, где он находится. Под копытами не было пушистых облаков, не было видно и того, что он видел раньше в астральных сферах. Была живая изгородь, вдалеке виднелась башня и огромное поле подсолнухов.

— Что это за место? — спросил Тарниш.

— Реальность внутри реальности, удерживаемая волевым усилием и обретающая жизнь и цель благодаря ясности ума, — ответила Селестия.

Тарниш не понимал. Это место было прекрасным, идеальным, над головой даже сияло солнце. В воздухе витал сладкий аромат, конечно, подсолнухов, но и чего-то еще. Он вспомнил слова Маледико и посмотрел на принцессу Селестию.

— Вы ведь привязали свою душу здесь, не так ли?

Селестия ничего не ответила, во всяком случае, словесно, но посмотрела на него пронзительным, необычным взглядом, от которого он съежился и почувствовал себя очень неуютно. Он почувствовал себя так, словно снова стал маленьким жеребенком в школе. Пока он стоял и смотрел, Селестия поднялась с земли, паря, но не летя, ее крылья были расправлены, но находились в расслабленном состоянии. Она смотрела на него со странным, любопытным напряжением в глазах.

Вдалеке послышался вой, и, услышав его, Селестия повернула голову и сказала:

— Ой…

Что-то шевельнулось в подсолнухах. Они расступились, как волны в океане, и Тарниш ощутил нарастающее чувство паники, от которого стало трудно дышать. Он чувствовал — его пони-чувства кричали — что-то большое и хищное двигалось к нему.

Что-то ужасное и первобытное выпрыгнуло из подсолнухов, и Тарниш закричал. Оно было намного больше его, огромным, даже Селестия выглядела крошечной и беспомощной. Оно двигалось со всей скоростью и целеустремленностью паровоза, пыхтя и чавкая. Он был почти полупрозрачным и, казалось, был полон звезд. Это был самый большой волк, которого Тарниш когда-либо видел, и он несся прямо на него.

Он настиг его в одно мгновение, и инстинкт взял верх. Тарниш обмяк и упал на землю, свернувшись в защитный клубок, а язык размером с журнальный столик стал лизать его. В считанные секунды он обмяк, а затем, ужас из ужасов, почувствовал вокруг себя пасть существа. Зубы, длинные как сабли, впились в его плоть, и Тарниш был уверен, что в любую секунду потеряет контроль над своими кишками.

— ПЛОХОЙ ЩЕНОК!

Голос Селестии прозвучал как раскат грома.

— Опусти его! Плохой щенок! Что я тебе говорила о том, что пони нельзя брать в рот?

Тарниш упал на землю с мокрым, чавкающим звуком, большое неряшливое существо издало вопль, а затем упало, как будто его ударили жердью. Тарниш приоткрыл один глаз и выглянул, пытаясь понять, что происходит. Огромный волк лежал на спине, выставив перед Селестией горло и брюхо, а она нависала над ним с очень серьезным видом. Он услышал низкое грохочущее рычание и, когда понял, что оно исходит от Селестии, чуть не описался от страха, который обрушился на него, как цунами.

Его эмоции резко изменились, и он почувствовал жалость к огромной, слюнявой угрозе, которая только что пыталась его съесть. Он приоткрыл второй глаз, наблюдая, как Селестия протянула копыто и ударила большого серебристо-фиолетово-синего волка по носу.

Он взвизгнул, зарычал, а затем стал очень, очень неподвижным.

— Ты будешь вести себя хорошо рядом с моими пони, или я рассержусь!

Что-то в угрозе Селестии рассердиться было самым страшным, что Тарниш когда-либо слышал, это был новый уровень ужаса, который был намного, намного хуже, чем все, что он только что пережил. Ему захотелось блевать. Как бы ни был страшен большой волк, Селестия была древним сверхестесвенным ужасом, который только и ждал, чтобы его выпустили на свободу. Он отвернулся от нее, она пылала, как солнце, и от взгляда на нее у него заболели глаза, грозя ослепить его.

И Гррр, похоже, тоже был в ужасе от нее. Сквозь пылающий, обжигающий глаза блеск, который был у принцессы Селестии на грани раздражения, Тарниш попытался получше разглядеть странного зверя.

— Что это такое? — спросил Тарниш.

— Это canis minor^[1], — ответила Селестия.

Любопытство взяло верх над ужасом, сжимавшим кишечник Тарниша:

— У нас есть такие в физическом мире.

— Да, есть. Они странствующие по пространству. Иногда они переходят из одной реальности в другую, и никто не знает, почему. — Сияние Селестии немного поутихло, и она еще раз стукнула трусящего волчонка по носу, отчего тот заскулил и задрыгал ногами. — Я пытаюсь научить его хорошим манерам. Он слишком буйный.

— Мне жаль Грррр… — Тарниш остановился на полуслове, когда Селестия обратила на него свой почти раздраженный взгляд. Он отвернулся с новым пониманием того, как разрушаются миры, как взрываются галактики, он видел конец всех вещей и знал, кто может их разрушить.

— Грррр, как ты его называешь, проецирует свое тело в тело древесного волка в физическом мире — это очень необычная вещь. Ты говоришь, что у тебя есть корневище, которое становится его телом? — Голос Селестии был властным, ее авторитет — абсолютным, и она была готова снова отругать Гррр, если он переступит черту.

— Я взял под контроль группу лесных волков, которые угрожали пони… Я заразил их ядовитой шуткой и произнес заклинание… Я не понимаю, как… это просто произошло… В то время я находился под влиянием воспоминаний другого существа. — Тарниш сглотнул и почувствовал себя виноватым в том, что заикается. — Древесные волки раньше были защитниками, хранителями. Они были испорчены. Что-то заразило их, отравило магию, которой они были наделены.

Гррр перевернулся на живот и начал ползти по земле, чтобы оказаться поближе к Тарнишу и подальше от Селестии.

Его хвост вилял, и он старался сдержать свой юношеский восторг. С каждым дюймом пути он издавал скулеж, а его язык высовывался изо рта.

— Ты говоришь о вещах, которые произошли тысячи лет назад, — сказала Селестия, — о вещах, которые произошли до моего рождения. Откуда ты знаешь о таких вещах, мой необычный маленький цветочный пони?

Горячий румянец залил щеки Тарниша. Он решил ответить на ее вопрос своим вопросом:

— Что ты знаешь о друидах? — Когда он заговорил, то увидел, как сузились ее глаза. Ее грива и хвост снова зашевелились, словно взбудораженные какой-то невидимой силой.

— Я знаю, что друиды давно исчезли, это забытый орден аскетов, которые занимались поддержанием баланса и порядка. Естественного порядка. Они владели опасной магией, которую нельзя было контролировать… ну, не совсем. С некоторыми незначительными заклинаниями, с хаосом, который иногда возникал, можно было справиться. — Селестия глубоко вздохнула и поднялась во весь рост. — У меня такое чувство, что друиды не вымерли. Ты хранишь секреты, цветочный пони.

Тарниш не знал, что ответить.

— Скажи мне, как ты оказался здесь? — спросила Селестия. — Многие единороги пытаются и терпят неудачу. Очень, очень трудно попасть в это царство.

— Дыхание, — ответил Тарниш. — Я дышал. Я пытался вдохнуть жизнь в корневой ком Гррр, я обращался с ним как с куклой. Я не знал, что делаю, и это произошло случайно.

— Понятно. — В голосе Селестии прозвучали жесткие нотки. — Магия зебр. В астральных сферах можно встретить много зебр. Они часто приходят сюда. За неимением рога, кажется, многие зебры более искусны в магии, чем многие единороги. Они отважные исследователи, эти зебры. Могущественные мистики… — Она моргнула глазами. — Что касается тебя, то я, честно говоря, удивлена, что один из моих маленьких единорогов научился магии зебр.

— Я не очень волшебный единорог. — Тарниш посмотрел на Селестию, а затем на Гррр, который приближался, двигаясь медленными ползками. — Я хотел научиться лечить и, возможно, наложить несколько чар. Это практический вопрос. Я живу очень опасной жизнью.

— Ты говоришь, что не обладаешь особой магией… поскольку находишься в астральной реальности. — Селестия прищелкнула языком, и ее крылья захлопали по бокам. Она фыркнула, и ее грива и хвост, казалось, успокоились, вернувшись в более безмятежное состояние. — Ты говоришь, что не обладаешь особыми магическими способностями, но душой связан с существом из созвездия. Ты утверждаешь, что ты не очень магичен, но от тебя воняет странной магией, и задаешь вопросы о друидах. Если бы ты снова был жеребенком, маленьким очаровательным жеребенком мягкого, пушистого шоколадно-коричневого цвета, я бы отправила тебя в свою школу, чтобы я могла тебя исправить.

— Но я опасен! — Тарниш покачал головой. Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, рассказать о том, как его магия проявилась еще в детстве и испортила ему жизнь. Но у него не было возможности.

— Я тоже. — В голосе Селестии не было ни хвастовства, ни бравады, только холодная, спокойная констатация факта. — Я понимаю, какую опасность ты представляешь. Я уже давно присматриваюсь к тебе. Я наблюдала за тобой, мистер Типот. Ваше зеркало обладает чудесной магией. Но и без зеркала я наблюдала за тобой, ждала, надеялась, что ты повзрослеешь. Я наблюдала за тем, как тебя изгнали из Понивилля. Мое сердце болело и за тебя, и за мою ученицу, Твайлайт Спаркл. Я знала, что на нее влияет, но не могла вмешиваться. Нужно было извлечь урок… очень важный урок для вас обоих. Я наблюдала за тобой, когда ты делал свои первые неуверенные шаги. Я знаю о мантикоре…

Тарниш вздрогнул и зажмурил глаза.

— Я наблюдала за тем, как ты сталкивался с трудностями, как ты рос… Я наблюдала за тем, как происходило самое чудесное — ты расцвел. Ты приспосабливался, ты учился, ты выживал, ты сталкивался с трудностями, ты пережил мрачное отчаяние и стал от этого сильнее. Цветы, которые цветут в дикой природе, зачастую намного выносливее тех, что растут в оранжерее.

Пока Селестия говорила, Тарниш почувствовал, как его лизнул огромный язык. Он отстранился и открыл глаза. Рядом с ним стоял Грррр, виляя хвостом, и глаза его блестели от странного счастья. Тарниш поднялся в сидячее положение, протянул переднюю ногу и стал гладить Гррр по морде.

— Кем бы ни был наш странный гость — я чувствую его даже сейчас, — он сделал прекрасный выбор ученика. — Селестия повернула голову и посмотрела на море подсолнухов. — Мы живем в странные времена, мистер Типот. Было много пробуждений, и многое вернулось из прошлого. Древнее зло… и, похоже, первобытные силы. Я почувствовала то, что испугало меня. Старые враги бушуют на юге, за пределами моего влияния. Кажется, что мы идем к конвергенции.

— Я не понимаю, — сказал Тарниш, продолжая ласкать Гррр.

— Представь себе две линии на плоскости, которые изгибаются навстречу друг другу. — Селестия перевела свой терпеливый взгляд на Тарниша. — Ты не видишь, где эти линии сходятся, так как это какая-то далекая точка за горизонтом, но не ошибись, они пересекутся. — Аликорн моргнула. — Я вижу линии, я вижу горизонт, но я не могу заглянуть за него. Я знаю, что линии пересекутся… Я чувствую, что произойдет конвергенция. Все эти линии собираются и ведут нас к какой-то точке в будущем. Старые враги пробуждаются, старая магия возвращается… и она возвращается, не сомневайтесь. Похоже, что возвращаются и старые друзья.

— А я в этом участвую? — спросил Тарниш.

— Мы все в этом участвуем, — ответила Селестия. — Некоторые из нас в большей степени, чем другие.

Тарниш нахмурился.

— Собрались герои. Некоторые из них открыли свое предназначение, другие все еще живут обыденной жизнью и пока не осознают, каким потенциалом они обладают. Давным-давно у нас были основатели Эквестрии, они были по-своему героями, но было и много других, забытых историей. Все они сыграли свою роль. — Селестия стояла, моргая, с грустным видом, и качала головой. — Старые дорогие друзья, забытые историей, но не мной. Я скучаю по ним, и это причиняет мне такую боль…

Грррр заскулил, поднялся и поскакал к Селестии. Он сел рядом с ней, его уши поникли, и он выглядел грустным так, как могут выглядеть только собаки и волки. Он издал тоскливый вой, когда Селестия продолжила.

— Нити судьбы сплетаются в причудливый гобелен. У каждого из нас есть своя роль, мистер Типот.

Потянувшись вверх, Тарниш почесал шею. Он встречал и других героев:

— Скажите… вы знаете Клюкву? — Он увидел удивление в глазах Селестии и почувствовал странное чувство удовлетворения.

— А, потерянная странница. Ее сердце разбито. Она больше никогда не узнает ни дома, ни очага. — Селестия вдохнула и печально выдохнула. — Она обрела некоторое счастье, но все равно мое сердце скорбит о ней, ведь она никогда больше не вернется домой.

— А что с моим мучителем? — Глаза Тарниша сузились, когда он заговорил.

— Да, я знаю о ней, — ответила Селестия, — но я не знаю ее. Она скрывает себя от меня. Она умеет прятаться. Я подозреваю, что она станет источником раздражения, и мне кажется, что в какой-то момент их с Твайлайт пути пересекутся. Встреча неизбежна.

— Я не хочу сказать, что она злая… — Тарниш на секунду задумался, а затем продолжил: — Но… она… довольно злая. Она кажется мне опасной. Она все время предлагает меня вылечить. Она говорит, что вы не позволите мне продолжать существование, поскольку я становлюсь все более опасным.

— Твое дальнейшее существование зависит скорее от тебя и уровня твоей личной ответственности, а не от моей прихоти. — В голосе Селестии звучала глубокая озабоченность. — Я считаю, что мой сад станет лучше, если в него добавить немного ядовитой шутки. Этот оттенок синего приятен для глаз.

Услышав эти слова, Тарниш почувствовал себя лучше. Он глубоко вздохнул, а затем с шумом выдохнул. Грррр упал и теперь катался на спине, требуя внимания Селестии, которая смотрела в море подсолнухов.

— Зло… — Слово вылетело изо рта Селестии. — Некоторые могут быть злыми… что касается твоего мучителя, возможно… или это может быть печаль. Сердечная боль. Меланхолия. Возможно, она страдает каким-то ужасным образом и не может выразить потребность в помощи.

— Или, знаете, она может быть злой. — В голосе Тарниша слышалась жесткая грубость. Он увидел, как Селестия повернула голову, и почувствовал на себе ее пронзительный взгляд. Уши Тарниша поникли, и ему стало стыдно, когда он отвернулся от нее.

— Безрассудная ненависть не к лицу тебе, Тарнишед Типот. Будь осторожен в своих эмоциях и внимателен к своим чувствам. Я не допущу, чтобы ты сбился с пути и сделал первые опасные шаги по темной тропе, которая приведет тебя к гибели. Помни о том, что я говорила о личной ответственности. Если я почувствую, что ты действительно стал представлять реальную опасность, реальную угрозу, ты можешь рассчитывать на то, что будешь доставлен ко мне для небольшой беседы с глазу на глаз, чтобы я помогла тебе разобраться с твоими приоритетами. Ты слишком опасен, чтобы позволить тебе блуждать во тьме.

— Я не хотел… Я… Я не хотел… Я… — Тарниш, устав спотыкаться о собственные слова, замолчал. Он кивнул, чувствуя себя пристыженным.

— Это опасный и непредсказуемый путь, по которому я вынуждена идти, — сказала Селестия, делая признание. — Мне приходится позволять моим маленьким пони заходить в опасные места. Темные места. Я должна позволить, чтобы с ними происходили плохие вещи. Они должны быть испытаны, опробованы… их мужество должно быть проверено. Это значит, что я должна отпустить некоторых из них… тех, кому я доверяю. Это значит потерять некоторых из них. Некоторые падут перед опасностями этого мира. — Глаза Селестии наполнились великой печалью. — Другие падают во тьму, чтобы стать ее частью. Бывшие друзья становятся врагами. Риски, которым я подвержена, очень велики.

— Но ты должна позволить этому случиться… из-за предстоящей конвергенции? — Тарниш увидел удивление в глазах Селестии.

— Да, мой маленький пони. — Аликорн кивнула, и ее уши повернулись вперед.

— Я готов уйти во тьму ради тебя, — предложил Тарниш, пытаясь избавиться от стыда. — Что бы ни случилось, я помогу с этим бороться.

— Мы поговорим об этом позже, в другое время. — Селестия издала печальный вздох.

— Ты выглядишь грустным. — Тарниш пережил момент ужасного прозрения. — Вот почему ты наблюдаешь издалека, не так ли? Ты не хочешь вмешиваться… те друзья, которых ты потеряла… ты не хочешь, чтобы тебе снова причинили боль. А узнать меня… Я состарюсь или со мной случится что-то плохое и… — Его слова растворились в пустоте, и он смотрел, как Селестия кивнула.

— Тебе с Клюквой надо поговорить. — Тарниш стоял, чувствуя себя бесполезным.

На мордочке Селестии расплылась грустная улыбка:

— Возможно, мы поговорим. Что касается тебя, мистер Типот, то ты должен вернуться к своей любимой жене. В физическом мире прошло несколько минут. Ты не двигался и не разговаривал и, возможно, стал причиной беспокойства.

Тарниш кивнул.

— Когда будешь вызывать Гррр, обратись к этому месту. Он ответит. Если тебе неспокойно, приходи сюда. Просто закрой глаза и думай о подсолнухах. — Селестия сделала паузу. — И последнее…

— И это? — спросил Тарниш.

— Попробуй заставить своего учителя раскрыться, — ответила Селестия. — Счастливо оставаться, мистер Типот!

— До свидания! — В тот момент, когда он говорил, мир вокруг него изменился, и он почувствовал, как под его рогом, в глубине мозга, что-то дернулось. Он почувствовал, что его тянет куда-то еще. Это было похоже на падение или рождение. Ощущение не было неприятным. Он терпел его, зная, что Мод ждет его на другой стороне.

¹↑ Созвездие малого пса. Звёздный зверь, как урса малая и урса большая — созвездия медведиц.

48. Необходимость идти глубже…

Когда Тарниш вернулся в свое тело, он почувствовал, что кто-то дышит на него. Он заставил себя открыть глаза, они были немного сухими и липкими. Зрение было нечетким, и он несколько раз моргнул, чтобы восстановить зрение. Он почувствовал мягкое прикосновение и ощутил запах Мод — отчетливый запах, который он никогда не сможет не узнать.

— Ты в порядке?

На какой-то странный миг Тарниш был почти уверен, что слышит в голосе Мод беспокойство. Он отмахнулся от этого, сочтя, что это лишь его воображение — пустое полотно Мод позволяло ему видеть и слышать то, что он хотел видеть и слышать, — и сосредоточился на ее лице, когда его чувства вернулись в тело.

— Я в порядке, просто немного поколдовал, вот и все. — Тарниш ободряюще улыбнулся Мод и обнаружил, что его лицо все еще приходит в себя.

— Ты что-то бормотал. — После паузы: — Я положила этот корневой ком в твою седельную сумку.

Когда Мод заговорила, он почувствовал ее дыхание на своем чувствительном носу. От этого по коже побежали мурашки, и он почувствовал сильное желание, ведь она была так близко. Тарниш почувствовал, как ощущения вновь разливаются по его ногам, словно вода в чашке.

— Я видел принцессу Селестию, — признался Тарниш. — Я… ну, я случайно перескочил на астральный план, и у нас состоялся разговор.

— Единороги. — Мод фыркнула, и ее уши надвинулись на глаза. — Ты застыл как статуя и сидишь здесь, бормоча. В последнее время ты часто так делаешь. Это меня беспокоит, Тарниш.

— Прости.

— Ты становишься безжизненным, когда уходишь в себя. Я толкаю тебя уже добрых пять минут.

— Извини… — Тарниш понял, что должен как-то загладить свою вину. Сев на круп, он рванулся вперед, обхватил передними ногами шею Мод и прижался к ней своими все еще немного онемевшими губами. Он почувствовал, как она замерла, застыв и не реагируя, а затем, через несколько секунд, отреагировала.

Она прильнула к нему, теплая и желанная, и Тарниш с любовью приник к ее губам, а чувствительная подушечка его носа создала удивительное трение, от которого у него побежали мурашки. Он почувствовал, как ее передняя нога обвилась вокруг его шеи, ее прикосновения были одновременно сильными и нежными, сильными, но добрыми, и он дал ей то самое успокоение, которого она искала.

Он позволил себе упасть задом в высокую траву, отчего кузнечики разбежались в стороны, и разорвал их объятия. Он потянул Мод на себя и оказался под ней, в ее тени. Он снова нашел ее губы, восстанавливая их связь, и почувствовал, как пряди ее гривы сыплются ему на лицо, щекоча его.

Когда у него перехватило дыхание и он был уверен, что его легкие вот-вот лопнут, Мод отстранилась. Она стояла над ним, глядя вниз, глаза ее были полуоткрыты и выглядели несколько сонными. Когда Тарниш лежал в траве, почти задыхаясь, Мод уселась на его туловище, облокотившись на него. Она легко удержала равновесие, глубоко вздохнула, а затем выпустила весь воздух в виде удовлетворенного вздоха.

Ее вес успокаивал, действительно, что-то в ее массе было сейчас необходимо, жизнь имела вес, она была твердой и имела форму. Погрузившись в дрейф, Тарниш обнаружил, что ему нужно что-то почувствовать. Подтянувшись передними ногами, он обхватил ее посередине и требовательно потянул за бедра. Она покачнулась, почти потеряв равновесие, и он почувствовал, как напряглись ее мышцы, когда она выпрямилась. Он чувствовал жар ее тела, манящее тепло, которое было между ее задними ногами, он ощущал его на своем животе, и это наполняло его чувством тоски, чувством желания. Но это не было слишком острой необходимостью, и он лежал в траве, наслаждаясь моментом, позволяя ему случиться.

Одинокий пух одуванчика, блуждавший по ветру, опустился на пушистый кончик уха Мод. Он провисел там всего мгновение, как-то подчеркивая статную красоту Мод, и от его вида сердце Тарниша заколотилось. Взмахнув ухом, Мод отправила его в путь — одуванчик, стремящийся к последнему циклу роста перед тем, как осень перейдет в зиму. Тарниш перевел взгляд с Мод на одуванчик и проследил за тем, как тот улетел.

Потянувшись копытом вниз, Мод начала выводить медленные, ленивые круги по основанию горла Тарниша, скользя копытом по ворсистому венчику, где сходились разные шерстинки его шкуры. Она провела копытом по его ярко выраженному хохолку, раздвигая его, перекладывая из стороны в сторону, и раздался слабый звук, когда густые грубые волоски потерлись друг о друга.

— Мне нравится, на чем мы остановились, — сказала Мод.

Тарниш приподнял уши, не понимая, что происходит, и ответил:

— Я не понимаю.

— На данном этапе наших отношений. — Мод опустила глаза и продолжила поглаживать волосы Тарниша. — Мы все еще горячо любим друг друга, это очевидно, но у нас бывают моменты, подобные этому, когда мы просто наслаждаемся обществом друг друга, не испытывая неистового желания наброситься друг на друга с глупостями. — Мод сделала паузу, моргнула, и ее уши развернулись, прислушиваясь к окружающему миру. — Желание есть, я знаю, что чувствую его, но здесь так хорошо, что я не чувствую необходимости торопить события. — Когда Мод переместила свое тело, раздался слабый шелест ткани, которая терлась о шерсть Тарниша.

Жар, который раньше был сухим, когда Мод сидела на его груди, теперь стал влажным и сырым. Тарниш непроизвольно принюхался. Он чувствовал запах соленого пота, горячий запах пони и что-то еще… что-то, что щекотало ему нос и наполняло чувством тоски по Мод, потребностью в ней.

— Я вся горячая и потная, — проворчала Мод. — Как насчет ванны? Только где-нибудь в тени, солнце сегодня слишком жаркое. Я чувствую его прямо через платье.

— Звучит фантастически, — ответил Тарниш. — Я потру тебе спинку…

— А животик? — Глаза Мод чуть-чуть сузились, а ноздри раздулись.

Тарниш чувствовал, как ее ноги сжимают его грудную клетку. Дышать было трудно, но он дышал. Он глубоко вдохнул, посмотрел Мод в глаза и кивнул.

Некоторые желания нельзя ни игнорировать, ни откладывать.

Позднее полуденное солнце пронзало деревья яркими золотистыми лучами. Дул бодрый ветерок, доносивший запах далекого дождя. На восточном горизонте собирались серые тучи, готовые пролиться дождем. Трудоемкое утро сменилось ленивым днем, и Тарниш с Мод нежились после приятной ванны.

Тарниш сидел на нагретом солнцем камне и сушился. Мод была всего в нескольких ярдах от него, тоже на широком плоском камне, но сидела она в тени наклонившегося вяза, который рос под углом к неровному берегу реки. Недалеко от нее на камне лежало ее мокрое платье, которое сушилось на солнце после стирки в реке.

— Тарниш…

Он повернул голову, услышав голос Мод, и обратил на нее внимание.

— Тарниш, я начинаю думать, что, возможно, я все-таки немного суеверная земная пони.

— Мод? — Его брови нахмурились, и он ждал, что Мод объяснит.

— Сфера… твои маленькие экскурсии… ты занимаешься чем-то единорожьим… тем, что очень важно для тебя… и мне было немного не по себе от этого. Мне кажется, я совершила ошибку, Тарниш. Мне кажется, что да. Мне кажется, что я сделала что-то не так. Я была раздражена и немного параноидальна из-за этого. Я не уверена, но мне кажется, что во мне могут таиться некоторые предрассудки земных пони.

Он не знал, что сказать, не мог придумать, как ответить, поэтому молчал.

— Я хочу, чтобы ты развивался как единорог… Я хочу, чтобы ты чувствовал связь со своим племенем. — Мод несколько раз моргнула. — По крайней мере, я говорила себе об этом. Теперь, когда ты это делаешь, я обнаруживаю, что слишком обеспокоена и подозрительна. Оказывается, я, как и все остальные пони, с опаской отношусь к тому, чего не понимаю.

— Мне кажется, что это нормально, Мод.

Когда Мод ничего не ответила и молчание стало совсем невыносимым, Тарниш повернул голову и посмотрел вниз, на реку. Он увидел рыбу, плавающую под частично затопленным бревном. Маленькие букашки скользили по поверхности гладкой лужи, образовавшейся в котловине из камней. Он не знал, что сказать.

— Я всегда считала себя разумной и поэтому была выше суеверных и глупых взглядов, свойственных моему племени, — призналась Мод безэмоциональным голосом. — Должна признаться, в этом был некоторый снобизм. Я считала себя лучшей пони, потому что оставила в прошлом свои суеверия и необоснованные страхи. Теперь, когда я это испытываю, я не знаю, как к этому относиться.

— Случается много такого, чего мы не ожидаем. — Тарниш на мгновение поднял глаза к небу, наблюдая за проносящимися над головой облаками. Они набирали скорость, и некоторые из них были не пушистыми белыми, а серыми. Он посмотрел на Мод. — Ты никогда не ожидала, что влюбишься. А я не ожидал, что буду изучать всерьез магию. — Задумавшись, он некоторое время пожевал губу, прежде чем сказать: — И маленькие жеребята все еще пугают меня, но я уже смирился с мыслью, что когда-нибудь стану отцом. Все меняется, Мод. Даже камни меняются, если оставить их надолго в реке или подвергнуть их воздействию жизни и мира в целом.

Сильный порыв ветра заставил реку покрыться рябью. На поверхности образовались маленькие вихри. Деревья зашумели и склонились под напором сильного ветра. Листья срывались с веток и уносились в безумное путешествие, подгоняемые ветром. Вместе с сильным ветром пришел холод, который пронизывал Тарниша насквозь и заставлял дрожать, несмотря на то, что солнце продолжало припекать его.

Мысль о том, что он станет отцом, все еще пугала его, но пока он довольствовался тем, что практиковался в создании жеребят. Практика, практика — это совершенство, и однажды у него будут идеальные жеребята. Туманные мысли в его голове заставили его улыбнуться, ленивой, вялой улыбкой. Посткоитальная ленивая, томная улыбка. Глядя на Мод, он подумал, не стоит ли еще немного попрактиковаться. Ему было интересно, о чем она думает, что происходит у нее в голове. У нее был один из тех моментов, когда ей было трудно быть пони, как и всем остальным.

Его мысли перешли в физическую плоскость: он подумал о теле Мод, прижатом к его телу, о пульсации ее мышц, о звуке ее дыхания, о том, как их шерстинки трутся друг о друга. Все ощущения, связанные с тем, что он находится внутри нее, прикасается к ней в самом уязвимом месте, испытывает непреодолимую потребность проникнуть дальше, непонятное чувство, что простого проникновения недостаточно, но желание проникнуть еще глубже, пока они не станут одним телом. Присутствовало и чувство разочарования, странного разочарования, ощущение, что ему отказано. Как он ни старался, он не мог слиться с ней, он не мог стать с ней одним целым, но желание, потребность, всепоглощающее принуждение сохранялись.

Некоторые говорили, что глаза — это окно в душу, и хотя в этом была своя правда, в теле были и другие органы, связанные с душой. Больше всего Тарниш чувствовал это, когда его вводили на всю глубину, а потребность войти еще глубже все равно проявлялась в виде сильного желания. Будучи самцом, он словно имел таран, нечто, что могло почти, но не совсем, позволить ему разорвать завесу плоти, удерживающую его от желаемого. Физического облегчения было недостаточно, он желал чего-то большего, но не мог выразить, что именно, или выразить это понятие словами. Это была смутная, туманная вещь, как и большинство других духовных или религиозных понятий.

Тарниш не был религиозным пони — некоторые пони были таковыми, в этом не приходилось сомневаться, у пони были всевозможные суеверия, верования и практики, — но он становился наиболее духовным, когда думал о своей связи с Мод. Или когда он был связан с Мод, пыхтя и прижимаясь к ней, борясь со своей потребностью проникнуть еще глубже, возможно, стать ее частью, слиться с ней.

— Тарниш.

Оторвавшись от своих мыслей, он несколько раз моргнул, огляделся по сторонам, а затем уставился на Мод, чувствуя себя несколько растерянным и дезориентированным. Ее уши были раздвинуты в стороны, и она выглядела взволнованной.

— Вот уже пять минут ты смотришь на меня и тяжело дышишь. Ты в порядке? — Сказать наверняка было почти невозможно, но показалось, что ее щеки потемнели. — Некий пони рад меня видеть. — Она сделала жест копытом в направлении Тарниша.

Посмотрев вниз, Тарниш увидел, что на него что-то смотрит. Он издал удивленное:

— Хм… — Должно быть, он был очень увлечен, раз не заметил, как возбудился. Он поднял взгляд от своего торчащего члена, наклонил голову в одну сторону и сказал: — Если ты не против, я подойду и вставлю это в тебя.

— Конечно, — ответила Мод, — будь моим гостем. Ты же не хочешь обгореть на солнце.

Примечание автора:

Намек!

49. Фактор сморщивания

Утреннее небо было холодным и серым. Дождь моросил, не переставая, и был таким постоянным ливнем, который больше раздражал, чем что-либо другое. Дул сырой ветер, заставляя костер мерцать, а при сильном порыве угли вспыхивали вишнево-красным светом. При такой погоде большинство пони были бы несчастны.

Тарнишед Типот и Мод Персефона Пай не были большинством пони.

Оба сидели под импровизированным навесом, который соорудил Тарниш, только что закончив завтракать, и все еще пили чай. Спешить было некуда, не в это утро. Вообще не было нужды спешить. Из-за моросящего дождя не нужно было торопиться, чтобы что-то сделать.

— Знаешь, Мод… Мне кажется, я заметил одну проблему в обществе пони в целом, — сказал Тарниш в доверительном тоне, доливая чай в чашку. Он поставил чайник, посмотрел на залитый дождем пейзаж и вздохнул.

— И что же? — Мод держала свою чашку между копытами, вдыхая пар, поднимавшийся от нее.

— Вчера вечером, перед сном, я читал одну из своих книг об алхимии и чарах. Одним из ингредиентов был рог минотавра. Я был в некотором роде в ужасе. Я не знаю, как мне относиться к тому, чтобы использовать других существ в качестве ингредиентов.

— Конечно, можно получить рог минотавра, не причиняя ему вреда. — Мод моргнула раз, потом еще раз, а затем посмотрела на Тарниша, который смотрел вдаль. — Хотя, признаюсь, смотреть на другое существо и видеть в нем полезные ингредиенты довольно неприятно.

— Это не только минотавры. Чешуя дракона, яйца дракона, органы дракона, шкура дракона — все это обычные ингредиенты и считаются полезными. На самом деле, обложки большинства книг заклинаний для единорогов сделаны из драконьей шкуры. Что-то связанное с магией… Я не знаю. У меня нет книги заклинаний. Я не знаю достаточно магии, чтобы иметь книгу заклинаний бесконечной силы, которая должна быть переплетена в драконью кожу.

— Это действительно беспокоит тебя. — Мод вдохнула, втягивая в легкие ароматный пар.

— Да… Похоже, цена власти — это эксплуатация других, будь то в магии или алхимии. Мне не нравится, что в моей книге вскользь упоминается: "Эй, тебе понадобится рог минотавра", или "Эй, для этого применения тебе понадобится порошок из скорлупы драконьих яиц", или "Чтобы сделать универсальное противоядие, которое спасет пони от любого яда, тебе нужны внутренности дракона, в частности, печень, селезенка и зажигательные железы". Книга меня обеспокоила. Это ужасно.

Мод отпила глоток чая, но ничего не сказала, пока Тарниш размышлял.

— Как будто жизнь пони и наши потребности стоят того, чтобы собирать урожай с других и эксплуатировать их. Я не против сбора растений… это другое… по крайней мере, я так думаю. Не знаю. Я не думаю, что растения — это мыслящие, чувствующие существа. По крайней мере, я надеюсь, что это не так. Но так просто перечислять ингредиенты, собранные у других существ, которые могут говорить… Я не знаю, что я об этом думаю.

Покачав головой, Тарниш вздохнул и замолчал.

С помощью телекинеза он насыпал в чай еще немного сахара, размешал его маленькой серебряной ложечкой, и раздался металлический стук, когда он опустил ложечку на камень у костра, служивший столом. Его голубые глаза на мгновение вспыхнули гневом, а затем жесткий, ожесточенный взгляд немного смягчился.

— Мне кажется, я нашел причину, которая поможет мне понять, почему ты так любишь камни, — сказал Тарниш, глядя в глубину чашки с чаем, его глаза были напряженными и мигающими, и он смотрел так, словно искал какой-то глубокий смысл, который можно было найти только в непрозрачной жидкости.

— Я думаю, что Самая Страшная Пещера в Эквестрии может быть лавовой трубой. — Мод резко сменила тему разговора единственным известным ей способом. — Когда-то все это место было чередой озер. Все реки стекают сюда, а вода собирается в долинах, образованных ударными волнами от того метеорита. — Мод указала копытом в направлении пещеры. — Вода стекала в лавовую трубку, я думаю, и со временем размывала породу, расширяя трубку, делая ее больше и образуя естественный сток для озер. Теперь река течет по самой низкой части дна долины, попадает в пещеру и выходит с другой стороны. С каждым веком пещера становится все больше и больше, а эрозия все сильнее.

Отвлекшись от своих мыслей, Тарниш поднял глаза от чая, обдумал все, что сказала Мод, и кивнул, оценивая ее слова. В них был смысл.

— Много лет назад, возможно, тысячи лет назад, по другую сторону Самой Страшной Пещеры в Эквестрии, вероятно, был естественный источник, который вытекал из скалы. Со временем эта струйка превратилась в постоянный ручеек, а затем и в поток. С течением времени эта маленькая струйка, пробившая себе путь сквозь скалы, превратилась в реку, которую мы видим сейчас.

— Значит, ты хочешь сказать, что изменения происходят со временем, и одна маленькая струйка может изменить ситуацию. — Тарниш улыбнулся, его гнев исчез, и он окинул сидящую рядом с ним кобылу любящим, теплым взглядом.

— Что-то в этом роде. — Мод хлопала ресницами, глядя на своего мужа, и что-то в ее мордочке почти напоминало улыбку, если дать волю воображению. Что-то было в ее глазах, какой-то почти неуловимый блеск, и по мере того, как она смотрела на мужа, он усиливался, становясь почти заметным для простых смертных и пони, отличных от Пинки Пай.

Со временем в ней происходили перемены, и Мод изменилась.

Другой конец Самой Страшной Пещеры в Эквестрии тоже выглядел не слишком привлекательно. Солнце было закрыто тяжелыми тучами, и в зияющий проем проникало совсем немного света. Река сегодня текла быстро, вода вздымалась белыми хлопьями, переливаясь через камни. Из пещеры вырывался едкий ветерок, который двигался вместе с течением реки. Воняло гниющей растительностью… и даже хуже.

Ветер, обдувавший лица Мод и Тарниша, доносил вонь гниющего мяса. Вода стекала по краям их шлемов. Из глубины пещеры донесся рев, а за ним и вопль, которые эхом отразились от входа.

— Немного похоже на дыхание мантикоры, — пробормотал Тарниш, принюхиваясь. Этот запах был ему слишком хорошо знаком, и от него становилось не по себе, когда вонь проникала в ноздри.

Вода, поступающая в пещеру с другой стороны, была чистой, а вот выходящая из нее — не очень. По многочисленным течениям тянулись ленты слизи, кучи водорослей, а берега реки были завалены всевозможными костями.

В том числе, к большому беспокойству Тарниша, череп пони. Он стоял и смотрел на него, размышляя, что с ним делать. Здесь были и другие черепа, а также кости ног, ребра и разные тазовые кости.

— Смотри. — Мод указала копытом.

Повернув голову, Тарниш увидел то же, что и Мод. Игольчатый кактус. Он находился на значительном расстоянии, его иглы блестели ядовитым соком. Все, что вышло из пещеры, могло растеряться и дезориентироваться от света, а значит, попасть в смертоносный радиус кактуса. Он рос на рыхлом, усыпанном галькой и костями песке вдоль берега реки. Здесь же росли мескитовые деревья.

— Мод, берегись этих мескитовых деревьев… шипы у них ядовитые, и если один попадет в твою стрелку, то путь до Балтимара будет долгим. — Тарниш осмотрел окрестности, заметил несколько удушающих колючек и еще один игольчатый кактус чуть дальше по течению реки. — Эй, Мод, ты заметила, как сильно здесь, на другом берегу, все похоже на пустыню? Посмотри вокруг. Повсюду песок, и даже при наличии реки вся растительность сухая. Не думаю, что вода здесь хорошая.

— Я думаю, ты можешь быть прав. Вода, выходящая из пещеры, может быть щелочной или даже ядовитой. — Мод стояла под дождем и смотрела на окружающую растительность, которая, несомненно, была благодарна падающей с неба воде. — Здесь очень мало верхнего слоя почвы. Почти все — песок и гравий.

— Вон там есть почва, — сказал Тарниш, указывая на хребет.

— Есть. — Мод посмотрела туда, куда указывал Тарниш. Там был верхний слой почвы, выше, в стороне от реки. — Тарниш, там, где мы стоим, я думаю, река иногда выходит из берегов. Возможно, что-то в воде растворяет верхний слой почвы и оставляет после себя мертвую землю.

— Да. — Тарниш кивнул. — Все, что я вижу, это мертвая земля. Здесь как в пустыне, но вокруг нас много зелени, и я вижу черную грязь вокруг обнаженных корней вон того дерева, торчащего из хребта. — Когда Тарниш двигался, под копытами хрустели мелкие косточки, гравий и песок. Он внимательно следил за тем, куда и как наступает, не желая получить в стрелку осколок кости или еще что-нибудь столь же неприятное.

Подойдя ближе к входу в пещеру, он вспомнил о тех гадах, с которыми ему приходилось сталкиваться, и вздрогнул. Что-то в тени хлюпнуло, послышалось бульканье, а затем грубый чавкающий звук. Тарниш застыл на месте, напрягая слух. Снова бульканье, хлюпанье, а затем шипящий звук, словно яичница жарится на сковороде с небольшим количеством масла.

— Тарниш, шевелись!

Пока Мод говорила, у Тарниша уже сработали рефлексы. Он подпрыгнул, его длинные ноги стали как пружины, и он полетел назад. Прямо на том месте, где он стоял, на земле шипел студенистый сгусток кислоты, растворяя крупные камни и заставляя их крошиться, превращаясь в гальку и песок.

Он снял со спины щит и выставил его перед собой, пока Мод отходила в сторону, не забывая о игольчатых кактусах в окрестностях. Прищурившись в темноте, он попытался разглядеть, что их атакует.

Из входа в пещеру высунулось длинное щупальце пурпурно-зеленого цвета, покрытое присосками и истекающее обжигающей кислотой. Оно было размером с туловище Тарниша. Оно метнулось к нему, разбрасывая капли кислоты. Он поднял щит, в который попали капли, и послышался ужасный треск. Капли кислоты попали на траву, и она начала растворяться.

Пока первое щупальце извивалось, к нему присоединилось второе. В пещере послышался глубокий, гулкий хлюпающий звук. Что-то большое и зловещее притаилось в тени у входа. Тарниш разглядел его: оно напоминало большого слизняка с двумя массивными щупальцами, проросшими по обеим сторонам отвратительной зубастой пасти. Из морщинистой, похожей на изюм кожицы сочилась кислотная жижа. Сгустки слизи, похожие на крупные творожные сырки, вытекали из его дряблых складок, когда он извивался на земле, выползая из пещеры.

Творожные массы извивались и корчились — это были живые существа, паразиты, и они метались по земле в поисках очередной влажной трещины, где можно было бы поселиться. В воздухе стояла мерзкая вонь, что-то вроде уксуса и еще чего-то похуже.

Тарниш и Мод, опытные искатели приключений, поспешно ретировались, не забывая об окружающих их опасностях. Чем бы ни был этот ужасный пещерный слизень со щупальцами, они не хотели с ним связываться.

— Ну, это было захватывающе, — сказал Тарниш, взглянув на Мод. — Не думаю, что моя задница сумеет расслабиться до конца дня. — Он рассмеялся собственной шутке и потряс хвостом, чтобы согнать с него воду.

— Фактор сморщивания был высок. — Мод с легкостью передвигалась по каменистой земле на быстрых копытах. — Твой щит выглядит нормально. Похоже, он не поврежден кислотой. А на тебя не попало?

— Кажется, несколько капель попало на шлем. — Тарниш смотрел, куда он ставит копыта, карабкаясь по каменистой земле. — Я слышал звук, который он издавал. Не думаю, что капли попали мне на кожу, думаю, я бы почувствовал их, если бы так.

— Эта штука была уродливой, — сказала Мод очень серьезно.

— Мод…

— Да?

— Насчет этого фактора сморщивания…

— А что?

— Готов поспорить, что некоторые части тебя сейчас очень приятны и напряжены.

— О, ты даже не представляешь, Тарниш. Тебе будет больно. Тебе будет отказано во входе.

Идя рысью, Тарниш посмеивался, у него было отличное настроение, и он был счастлив, что остался жив. Его не волновало, что он промок до нитки, не волновал дождь — все это не имело значения. Он был жив и мог фантазировать о том, как уютно в низинах Мод, что было замечательно и жизнеутверждающе после того, как на него напал щуплый пещерный слизень, покрытый паразитами, похожими на бледно-желтые творожные шарики.

Оба пони поднялись на гребень и увидели впереди, на следующем хребте, свой лагерь. Оба пони остановились, их копыта топали и хлюпали по грязной земле. Даже отсюда было видно, что под навесом отдыхают другие пони. Тарниш прищурился, пытаясь разглядеть, и увидел одного серого пони и одного белого… белого пони с потрясающей электрически-синей гривой.

— Это…?

— Думаю, да, — ответила Мод.

— Интересно, как они нас нашли… — Тарниш перестал щуриться, повернул голову и посмотрел на Мод, которая стояла рядом с ним, вымокшая насквозь.

Мод посмотрела на мужа:

— Мы должны пойти туда и выяснить это.

50. Давайте сделаем это вчетвером

Тарнишед Типот изумленно уставился на Октавию и Винил, его глаза расширились, а на морде появилась широкая ухмылка. Он стоял на краю импровизированного навеса, который он установил над лагерем, не зная, что сказать. Октавия пила чай, а Винил готовила обед.

— Что вы здесь делаете? — спросил Тарниш. — Как вы нас нашли?

Не поднимая глаз от чашки, Октавия ответила:

— Гелиантус выдвинула предположение, что вам двоим не помешает помощь. Что касается определения вашего местоположения, то Винил начертала какое-то заклинание в книге, которую дала Тарнишу.

Глядя на огонь, Винил усмехнулась.

— Не сердись на Винил, — последовала пауза, — это была моя идея, — призналась Октавия. Она фыркнула, и ее взгляд задержался на Тарнише и Мод. — Если с вами что-то случится, я хочу, чтобы вас можно было найти. У вас есть враги, мистер Типот.

— Наверное, есть. — Тарниш подумал о своем мучителе и понял, что есть и другие.

— Гелиантус говорит, что то, что ты здесь делаешь, очень и очень важно. Она дала мне сводку и список специфики миссии. Я здесь, чтобы предложить свой значительный интеллект, а Винил было поручено обеспечить вашу защиту, если посторонние попытаются вмешаться…

— Посторонние? — Мод сделала шаг вперед. — Что ты имеешь в виду, говоря о посторонних?

— У Гелиантус есть опасения, что посторонние могут появиться и попытаться принудить Тарниша или иным образом угрожать ему, чтобы он подчинился их планам… — Октавия замолчала, на ее брови появилась одна морщинка, а глаза сверкнули самым опасным образом. — Винил получила свободу действий, чтобы делать все необходимое, но не убивать. Мы не мясники, но превратить незваных гостей в умственно отсталых белок наша совесть вполне позволяет, не так ли, Винил?

Кобыла-альбинос усмехнулась и помешала содержимое сковороды.

Выпустив тихий вздох, Мод села у костра, снова вздохнула и, повернув голову, посмотрела на Октавию, а Тарниш тоже пересел к костру. Мод глубоко вздохнула, продолжая смотреть на Октавию, и протянула копыто в знак того, что хочет что-то сказать.

— Я рада. Нам бы не помешала помощь. Здесь нужно многое сделать. — Мод сделала паузу, делая очередной вдох, а затем продолжила: — По правде говоря, я чувствую облегчение от того, что вы здесь.

— Это важная работа. — Октавия поджала губы и посмотрела на Мод. — Мы гордимся тем, что принимаем в этом участие. Возможно, к нам заглянут еще несколько членов общества, чтобы проведать нас.

Тарниш, сидевший у костра, наклонился и принюхался к тому, что готовила Винил. Он не признал это блюдо. Оно было ярко-оранжевым, и его запах обжигал нос, а глаза слезились. С Тарниша капало на Винил, которая остановилась и выглядела раздосадованной. Она протянула копыто, легонько толкнула его, чтобы отодвинуть, а затем зашипела. Не желая сдаваться, Тарниш откинулся назад и попытался разглядеть, что готовится в его чугунной сковороде.

Уши Винил встали дыбом, когда на ее белоснежную шкурку капнула еще одна капля холодной воды. Она медленно повернула голову и устремила на Тарниша злобный взгляд. Ее рог вспыхнул, испуская лучи ослепительного блеска, отчего Тарниш вздрогнул. Он отшатнулся, опасаясь расправы, но тут же с удивлением заметил, что теперь он сухой. Октавия захихикала, а Мод похлопала себя по спине, так как она тоже была сухой.

— Что готовишь? — спросил Тарниш.

— Она готовит карри, — ответила Октавия. — Это будет не самая лучшая ее попытка, она использует обезвоженные овощи, но все равно должно получиться неплохо. Возможно, она немного переборщила с порошком карри.

— Пахнет пряно. — Тарниш, теперь уже без стекающих капель, наклонился еще немного. Он принюхался и почувствовал, что его слюнные железы истекают влагой, наполняя его рот. Он приостановился, понимая, что Винил все еще смотрит на него. Он откинулся на спинку стула, давая ей свободу действий, и обнадеживающе улыбнулся. — Что нужно сделать, чтобы получить несколько уроков кулинарии?

Винил сделала паузу, пожала плечами и вернула свое внимание к карри.

— Знаешь, я действительно рада, что вы двое появились. Проводить время с мужем здесь очень приятно, но иметь рядом друзей… — Мод посмотрела на Винил, затем снова на Октавию. — Я не знаю, что сказать. У меня нет слов.

— Это трудно… когда чувствуешь, что ты один против всего мира. Но потом найти свою половинку и влюбиться… — Октавия вздохнула. — И тогда вы вдвоем против всего мира, и это очень приятно после одиночества. Жизнь в этот момент становится просто прекрасной, и ты чувствуешь удовлетворение…

Винил высыпала немного мелкой красной пыли в карри.

— … и, возможно, ты говоришь себе, что лучше, чем сейчас, уже не будет. И ты смиряешься с этим. Ведь есть только ты и твой особенный пони. — Октавия сделала глоток чая, несколько раз моргнула, а затем посмотрела Мод в глаза. — А потом ты встречаешь пони, которые, как ты знаешь, станут твоими самыми лучшими друзьями.

Помешивая, Винил покачала головой.

— У нас много знакомых в обществе Присутствие духа. У нас есть единомышленники. И я полагаю, что мы в какой-то степени друзья Гелиантус. — Октавия сделала паузу и покачала головой. — Но иногда она бывает далеко, и с ней трудно связаться. Она исчезает, и ее долгое время не видно и не слышно. А еще она может быть очень властной.

— Моя сестра Пинки… — Мод отвернулась от Октавии и посмотрела вниз, на сковородку. — Она пыталась поделиться со мной своими друзьями. Они довольно милые, но все пошло не так хорошо, как Пинки надеялась. — Мод подняла глаза от еды и вздохнула. — Мы с Твайлайт стали близки, я полагаю. Я доверяю ей в том, что она поступает правильно. Она помогла Тарнишу и поступила с ним справедливо. Она искупила свою вину.

— Когда я была молода, все было намного проще. — Грудь Октавии расширялась и сужалась, когда она вздыхала, а ноздри раздувались, когда ее уши поворачивались вперед. — Можно было просто дружить и не беспокоиться о сложностях.

Мод пожала плечами:

— Когда я была маленькой, у меня не было друзей. Только мои сестры. Для меня это всегда было сложно.

— Бедняжка. — Слова Октавии были теплыми, искренними и неподдельными.

— У меня были проблемы с друзьями, когда я был маленьким, но теперь я знаю, почему. Но от этого не легче принять это. — Тарниш посмотрел на каждую из окружающих его кобыл, переходя взглядом к каждой по очереди. — Но когда ты жеребенок, дружить для большинства кажется намного проще. Ты просто решаешь играть вместе.

— А вот во взрослом возрасте возникает столько сложностей. — Уши Октавии раздвинулись в стороны. — Хотят ли они дружить со мной, чтобы воспользоваться мной? Есть ли что-то, чего они хотят от меня? Могу ли я им доверять? И потом, вопрос пола… о, боже. — Уши Октавии встали дыбом, и она отхлебнула немного чая из своей чашки. Она шумно глотнула и продолжила: — Ах, эти прекрасные дни жеребячьего детства… скакалка и стишки на детской площадке.

— Беспокойство о вшах. — Тарниш усмехнулся.

— Я буду обнимать тебя и заражу вшами. — Мод подняла на Тарниша свой каменный взгляд.

— Мод, у нас гости. — Пока Тарниш говорил, Октавия хихикала.

— Мы все заразим тебя вшами, — отшутилась Мод.

— Эй, это нечестно… трое против одного! — Тарниш в насмешливой тревоге отступил назад.

В это время Винил сняла крышку со сковороды и показала бледно-желтый рис, который, казалось, был приготовлен идеально. Она принюхалась, кивнула головой и отодвинула сковороду от раскаленного плоского камня, на котором она стояла, чтобы рис не пережарился. Аромат кинзы наполнил воздух.

Октавия одобрительно смотрела, как Винил взбивает рис вилкой:

— О боже, я думаю, что сейчас будет подан обед.

Первые солнечные лучи, пробившиеся сквозь серые тучи, создали ослепительное световое шоу. С деревьев капала вода, а мокрая трава блестела, словно осыпанная бриллиантами. Вместе с солнцем пришло тепло, прогнав затянувшуюся прохладу.

Тарниш наблюдал за тем, как Винил и Октавия разбирают принесенное с собой в лагерь снаряжение. Они принесли все на своих спинах и не пользовались повозкой. Винил принесла фотоаппаратуру, и, увидев ее, он подумал о впечатляющих синичках Винил.

Сиськи у нее тоже были неплохие.

Похоже, что Октавия была вьючной лошадью среди них двоих, что вполне логично, но это была одна из тех вещей, о которых неловко говорить. Земные пони, благодаря своей силе, неутомимости и выносливости, могли нести больше — точно так же, как Мод была назначена тащить повозки, — но если говорить об этом не к месту, то можно было быть обвиненным в трайбализме.

Сам не зная почему, Тарниш чувствовал себя неуютно и немного не в своей тарелке с тремя кобылами в лагере. Это ощущение не покидало его, но он не мог объяснить его причину, он мог только понять, что что-то не так. Было ощущение, что он должен вести себя как можно лучше, и это сопровождалось каким-то странным напряжением.

Октавия и Мод стояли вместе и смотрели, как Винил укладывает какое-то снаряжение, складывая его возле повозки. Тарниш, стоявший в стороне, осознал, что причиной его напряжения были половые различия, но вместе с осознанием пришло и успокоение, и он понял, что это не так уж сильно отличается от того, что было рядом с сестрами Пай. Или, может быть, немного отличается, трудно сказать. Здесь был другой уровень знакомства. Он подумал о книге в вагоне и попытался вспомнить, не положил ли он ее на время в безопасное место. Это могло стать источником неловких разговоров.

— Ты привезла фонограф? — спросила Мод.

— Приходится тратить некоторое время на его завод, но для музыки он вполне пригоден, — ответила Октавия. — Правда, в нем не используются пластинки, это своеобразная конструкция, в которой используются цилиндры. Он гораздо лучше подходит для путешествий, а цилиндры довольно долговечны.

Винил кивнула, продолжая работать.

— У Винил есть идея, как заменить и пластинки, и цилиндры. Она экспериментирует с магнитной лентой в качестве носителя информации. Если у нее получится, а я верю, что получится, она заработает нам чертову кучу денег. Мы больше никогда не будем нуждаться в битах. — Октавия наморщила лоб. — Ей просто нужно быть немного увереннее в себе и верить в свои силы.

Пока Октавия говорила, грудь Винил расширилась, и она сделала глубокий вдох.

— Мой единорог тоже страдает от сомнений в себе, — ровным голосом заметила Мод, наклонившись к Октавии поближе. — Думаю, это общий недостаток базовой конструкции единорога.

— Эй! — Тарниш почувствовал, что его уши потеплели, а музыкальный смех Октавии наполнил его слух.

— Меня редко разочаровывает мой единорог. — Октавия взглянула на Винил, и на ее мордочке расплылась ласковая улыбка. — Посмотри на нее… она идеальна.

— Она неплоха. — Мод на мгновение посмотрела на Винил, а затем повернула голову и посмотрела на Тарниша. — Мне нравятся шоколадно-коричневые модели. Они приятны для глаз.

Над головой еще большее количество диких облаков разорвалось, превратившись в пушистые белые клочья, уносимые пронизывающим ветром. Природа сделала попытку прогнать утренний холод, и температура поднялась, а вместе с ней и влажность. Воздух становился душным, липким и густым.

После обеда предстояло еще поработать, но Тарнишу хотелось провести остаток дня с друзьями. То, что они обе будут рядом, помогло бы разбавить долгие часы работы, в этом он был уверен.

— Итак, Мод, что мы собирались делать сегодня днем? — спросил Тарниш.

— Нам нужно закончить обследование кратера, — ответила Мод.

— Кратер? — Октавия приподняла одну бровь.

Мод кивнула:

— Вы стоите на одной из волн, образовавшихся в результате удара.

— О боже, — вздохнула Октавия, оглядываясь вокруг.

Глядя вверх, Тарниш не мог не почувствовать легкой зависти. Высоко над ним Винил держала фотоаппарат и делала снимки кратера с высоты. Расстояние было просто поразительным. Чем дальше находился объект, тем сложнее было им управлять. Камера находилась так высоко над ним, что была маленькой размытой точкой на фоне голубого неба. Чем дальше что-то находилось, тем слабее был телекинез единорога. Откуда она знала, как сфокусировать камеру? Как она могла видеть то, что снимала? Может, она угадывает?

Он позавидовал.

Это была аэрофотосъемка, для которой не требовался пони-пегас.

Огромная паутина из простых деревянных кольев и бечевки была сфотографирована. Тарниш стоял и смотрел, одновременно впечатленный, озадаченный и немного подавленный. Если бы ему удалось как-то понять, как Винил делает то, что она делает, то в будущем он мог бы быть гораздо полезнее, если бы умел делать то же самое. Пока он сидел и смотрел, из земли рядом с ним пророс свежий, нежный и тонкий усик ядовитой шутки.

Без предупреждения Винил сорвалась с места, прихватив с собой фотоаппарат. Она двигалась с удивительной быстротой, рыская по траве, и Октавия в мгновение ока оказалась на копытах, чтобы последовать за ней. Тарниш тоже встал, а Мод поднялась со своего места.

Раздался громкий треск, и появился огромный зонт, удерживаемый телекинезом Винил Скретч. Она раскрыла его и держала над собой, закрывая от палящих лучей солнца ее тонкую, нежную шерсть. Когда она двигалась, ее грива подпрыгивала, что было очень привлекательно.

Тарниш вскарабкался вверх по крутому склону, следуя за Винил и недоумевая, куда она направляется. Она торопливо пробиралась сквозь деревья, и Тарниш внимательно следил за опасностями. Стадо пони двигалась вместе, поднимаясь по склону хребта. Камера Винил покачивалась у нее за спиной, а на лице было выражение полной решимости. Было ясно, что что-то привлекло ее внимание.

— Винил, ты что-то видела своим дистанционным глазом? — спросила Октавия.

Ни ответа, ни реакции не последовало: стадо проходило мимо огромного улья, за которым Тарниш настороженно наблюдал. Он не был настроен дразнить пчел. Тарниша заинтересовало упоминание об дистанционном глазе. Может быть, Винил так смогла увидеть то, что фотографировала с такой высоты?

Они перевалили через гребень и стали спускаться по другой стороне. Мимо них пронеслась шайка белок, щебечущих и поджимающих хвосты. Тарниша переполняло любопытство, и ему стало интересно, что же привлекло внимание Винил.

Достигнув вершины хребта, за которым находилось несколько хребтов, Тарниш приостановился, чтобы перевести дух. Он наблюдал, как Винил остановилась и указала на холм. Он посмотрел туда, куда она указывала. Он увидел большой валун, покрытый мхом, окруженный деревьями.

Нет, не валун. Преодолевая любопытство, он снова заставил свои ноги двигаться и подошел поближе. Это был вовсе не валун. Камень был изогнут, покрыт трещинами и зазубрен по верху. Теперь, стоя рядом с ним, Тарниш с недоумением смотрел вверх.

— Это старая башня, — сказала Мод.

— Действительно, — добавила Октавия, пока Винил снимала.

— Она не была построена, она была сформирована. — Мод стояла рядом, изучая башню с полузакрытыми глазами, выглядела скучающей и немного сонной. Она рысью подошла к куску, который раскрошился и отвалился, и ткнула в него копытом.

Сверкнув рогом, Винил отодвинула массивную глыбу мха и спутанных растений, обнажив часть каменной стены. Куски камня осыпались. Она отодвинула еще больше поросли, открыв арочный дверной проем. Дверь давно сгнила, но ржавые железные петли еще виднелись.

Было и еще кое-что. Над дверью в камне был высечен странный символ. Половина его представляла собой стилизованное солнце с зазубренными солнечными лучами, а вторая половина — зубастую шестеренку. Винил сфотографировал его. Высеченный символ был залит вековой грязью.

— Что это? — спросил Тарниш.

— Возможно, это старая сторожевая башня, — ответила Октавия.

— Похоже, ее что-то разбило. — Тарниш посмотрел на зазубренный камень. Какой высоты он был? Вокруг него виднелись разбитые камни, наполовину зарытые в землю. — Винил, как ты заметила, что это здесь?

Раздался громкий хлопок, и на свет появился небольшой серая доска в деревянной рамке, а также палочка мела в маленьком серебряном держателе. Мел двигался по серой доске, издавая слабые скрипучие звуки.

Винил подняла лист, чтобы Тарниш мог видеть. Я использовала заклинание дистанционного глаза, чтобы посмотреть в видоискатель камеры. Произошла вспышка магии, когда она стерла слова, а затем мел снова полетел по доске. Я увидела, что это здесь, и переместила глаз, чтобы посмотреть. Заклинания ясновидения очень полезны. Слова, написанные мелким шрифтом, снова исчезли, оставив доску чистой. Она исчезла с хлопком, вместе с мелом.

Впечатленный, Тарниш кивнул.

Мод шагнула к двери:

— Я собираюсь взглянуть на то, что осталось внутри…

51. Углубляясь туда, где не светит солнце

Без предупреждения Винил сфотографировала символ над дверью. Вспышка ослепила Тарниша, он пригнул голову, а затем застыл, моргая глазами и пытаясь восстановить зрение. Она сделала еще один снимок Тарниша, когда он торчал так, пытаясь прийти в себя, и ухмыльнулась. Октавия начала хихикать, а Мод стояла и молча наблюдала за происходящим сквозь полузакрытые сонные глаза.

Очарованная остатками каменной башни, Мод отвлеклась от группы и стала осматривать то, что осталось. Ее взгляд скользил по стенам, по упавшим обломкам, вглядывался в каждую трещинку, в каждую щель, и после нескольких долгих минут разглядывания она удовлетворенно вздохнула.

Камень был обтесан, как глина, и вылеплен в виде башни. Когда-то он был прекрасен и, несомненно, являлся символом имперского могущества, внушал уверенность всем, кто на него смотрел. Теперь же от нее остались лишь бесполезные обломки, упавший памятник забытой эпохе.

— Этот символ… Я думаю, он принадлежит Первым племенам, — сказала Октавия, разглядывая символ над дверью. — Не надо меня в этом убеждать. Я лишь немногому научилась. Солнце Селестии совсем другое. Это солнце зазубренное, более жестокое, солнечные лучи похожи на лезвия.

Тарниш, все еще моргая, кивнул — просто в знак признательности, а не потому, что знал.

Мод первой вошла в разрушенный дверной проем, за ней последовали остальные. Каменный пол был грязным, покрытым мхом и лишайниками. В центре было отверстие. Когда-то в далеком прошлом здесь, вероятно, был деревянный люк, но он давно исчез. Лестницы вниз тоже не было. Винил исчезла со вспышкой и хлопко́м и снова появилась на полу внизу. Тарниша подняли и понесли вниз. Когда его усадили, он поднял Мод, а Винил подняла Октавию, и обе кобылы быстро спустились с помощью левитации.

В центре находилось еще одно отверстие. Пол был покрыт грязью, обломками, грибами и старыми костями — несомненно, многие существа падали сюда и не могли выбраться обратно. Грибы слабо светились и были такого вида, какого Тарниш никогда раньше не встречал. Здесь было холодно, гораздо холоднее, чем Тарниш ожидал.

Они повторили процесс, спустившись на следующий этаж, который был похож на первый. Холод здесь был гораздо сильнее. На этом этаже было больше грибов, больше костей, в том числе очень крупных. Создавалось впечатление, что здесь сдох медведь. Холод был такой, что можно было видеть дыхание.

Снова спустились на другой этаж, потом еще на один, а потом…

Навстречу им поднялась светящаяся форма. В воздухе царил леденящий холод, от которого трудно было что-либо предпринять. Четверо пони прижались друг к другу, когда перед ними возник светящийся призрак. Рог Винил на мгновение засветился ярким светом, и послышался звук, похожий на шум порывов ветра.

— Кто вы такие, что беспокоите это место? — Эти слова вырвались из уст Винил, холодных как могила. Теперь она была покрыта бледно-голубым призрачным сиянием. Голос был со странным акцентом, но вполне понятным.

— Пожалуйста, не трогайте ее, — умоляюще произнесла Октавия. — Мы пришли сюда, чтобы исследовать. Мы нашли эту заброшенную башню. Мы не хотели причинить ей вреда.

— Я не причиняю вреда пони, если только это не требуется от меня, — сказал призрак через рот Винил.

— Кто ты? Что ты такое? — Октавия сделала шаг вперед к Винил, на ее лице появилось выражение сильного беспокойства. — Почему ты здесь, дух?

— Я дал клятву… — призрачная форма вокруг Винил замерцала. — Я дал слово, что буду защищать это место.

— От кого? — спросил Тарниш.

— От злобной ведьмы Катрины. — Последовала долгая пауза. — Это было так долго. Я уже устал. Расскажи мне, как идет война?

— Я никогда даже не слышал об этой ведьме, Катрине. Кем бы она ни была, ее уже давно нет. — Тарниш наблюдал, как призрачная форма вокруг Винил мерцает и тускнеет. — Эта башня превратилась в руины. Кажется, что прошли века. Башня рухнула, дверей нет, лестницы давно исчезли, защищать здесь нечего.

— Осталось хранилище, — ответил призрак. — Магические чары держатся, но по мере того, как я слабею, слабеют и они. — Призрак устало вздохнул. — Скажи мне, как обстоят дела в Пониленде?

— Пониленда больше нет, — ответила Мод. — Теперь эта земля называется Эквестрия. Ею правят две сестры-аликорна, мудрые и справедливые.

— Сколько лет прошло? — Призрак издал тихий стон.

— Много. — Тарниш склонил голову. — Я — Тарнишед Типот, рейнджер и покорный слуга короны. Я буду присматривать за всем, что находится в хранилище, и обеспечивать его сохранность. Я освобожу тебя от твоих обязанностей.

— В твоих словах есть убежденность. — Винил повернула голову и посмотрела на Тарниша. — Я охраняю драгоценную вещь… очень ценную вещь. Мощное оружие войны. Поклянись мне, что будешь хранить его… что убережешь его от зла.

— Я, Тарнишед Типот, будучи добрым и разумным существом, даю слово и клянусь, что буду хранить этот артефакт от зла. — Тарниш не знал, что еще сказать, и почувствовал дрожь. Кто бы это ни был, его клятва связала его с этим местом на века. Это знание внушало ему страх перед собственной судьбой.

— Я принимаю твою клятву, — ответил призрак. — Освободи меня!

— Спи, дух… Я приму твой долг. Иди и обрети покой. — Тарниш склонил голову.

Мерцающее свечение вокруг Винил стало тускнеть, раздался треск, а затем свет потускнел и исчез. Винил встряхнулась и, казалось, не получила никаких повреждений. Страшный мучительный вопль наполнил темный подвал, и ветер зашуршал по полу обломками.

— Ой, кажется, я обмочилась, — прошептала Октавия.

— Все в порядке, мы никому не скажем, — ответила Мод.

— Винил, ты в порядке? — Тарниш потянулся и ткнул носом кобылу рядом с собой.

Она кивнула, поправила очки, сделала глубокий вдох и еще раз встряхнулась. Иней падал с ее шкуры, как снежинки, мышцы дергались и вздрагивали, ее била дрожь. Она вздохнула, затем повернулась и указала на металлическую дверь в стене.

На двери не было ни ржавчины, ни признаков гниения. Она была железной, но пропитанной магией. Перед дверью лежала груда хорошо сохранившихся костей, поблескивавших в свете рогов Винил и Тарниша. Тарниш приблизился к костям, опустил голову и тихо вздохнул.

— Надо забрать его кости и похоронить, — сказал Тарниш.

— Посмотри, как хорошо они сохранились. — Октавия сделала шаг вперед и встала рядом с Тарнишем. Она подняла голову и посмотрела на свою спутницу. — Винил, милая, ты в порядке?

Винил снова кивнула.

— В центре двери хранилища есть маленькая дырочка, — сказала Мод, указывая копытом.

Взмахнув хвостом, Винил подошла к двери, повернула голову, наклонила ее на одну сторону и осмотрела отверстие. Над ним красовался стилизованный символ короны. Под ним — символ, который они видели над дверью башни.

— Интересно, кто такая Катрина? — спросила Октавия.

— Может быть, Твайлайт узнает, — ответила Мод.

Винил наклонила голову и вставила свой рог в отверстие в двери хранилища. Он засветился розовым светом, бледно-розовым цветом рассвета. Внутри двери что-то щелкнуло, раздался скрежещущий звук, затем мягкий треск.

Когда Винил вынула рог, дверь распахнулась, петли заскрипели и поддались. Все четверо пони засуетились, пытаясь разглядеть, что там внутри, но стараясь не наступить на кости хранителя. Рог Винил засиял с большей силой, давая больше света, чтобы заглянуть в хранилище.

Внутри оказалось небольшое витиеватое серебряное кольцо с вкрапленной в него чешуйкой какого-то бледно-оранжевого драгоценного камня. Оно мерцало на свету. Серебро не потускнело, оно сверкало, как будто его только что отполировали. Винил опустила голову, чтобы посмотреть на него, затем отдернула голову, чтобы Тарниш мог лучше рассмотреть.

— Что это? — спросила Мод.

Потянувшись вверх передней ногой, Винил постучала копытом по своему рогу.

— Кольцо на рог? — Мод посмотрела на кольцо, потом на Винил, которая стояла и кивала.

— И что оно делает? — Октавия отошла в сторону, пока Винил собирала кости хранителя.

Винил пожал плечами.

— Потом разберемся, — сказал Тарниш, поднимая кольцо. — Давайте уйдем отсюда. У меня от этого места мурашки по коже. Я хочу снова оказаться на солнечном свете. — Он оглядел окружавших его кобыл, на его лице была видна озабоченность и беспокойство. Винил все еще была покрыта инеем, и это его беспокоило. Он не был уверен, что верит ей, что с ней все в порядке. Ему станет легче, когда он выведет ее на дневной свет, подальше от этого места.

В любом случае заклинание, несомненно, истощало ее и, вероятно, отняло у нее много сил.

Вновь оказавшись под солнечными лучами, Винил наколдовала широкий зонт, чтобы укрыться. Она стояла в тени зонта и улыбалась, пытаясь уверить остальных, что с ней все в порядке. Она даже постаралась написать это на своей доске и держать ее над головой.

Мод подобрала небольшой отколотый кусочек каменной башни, чтобы сохранить его на память. Она стояла, рассматривая его, прищурившись, изучая мельчайшие детали, которые могла видеть только она, поднеся его к носу.

Тем временем Октавия обследовала свою подругу, тыкаясь в нее носом, потираясь о нее и не обращая внимания на раздраженное фырканье Винил. Движения Октавии были почти кошачьими, на ее морде читалась глубокая озабоченность.

Стоя в стороне, Тарниш тоже хотел ткнуться носом в Винил, чтобы проверить, все ли с ней в порядке, но он уважал ее пространство. Он не хотел быть слишком контактным, это было бы плохо. Он также был в восторге от магии Винил — она продемонстрировала ослепительную силу, и, если говорить по правде, Тарниш почти сгорал от желания поговорить с ней об этом. Она сотворила нечто такое, что он даже не мог понять, — заклинание, позволявшее говорить с духами.

Без такого заклинания в темноте под развалинами башни все могло бы пойти совсем не так, как хотелось бы. Тарниш кое-что понимал: есть много вещей, с которыми он может сражаться в бою, но экстремальные магические угрозы, такие как разгневанные духи, он не представлял, как с ними бороться. Это только подчеркивало тот факт, что его магия в лучшем случае была неадекватна. Против опасных угроз, действительно опасных угроз, магических врагов, он был бесполезен.

От этой мысли он почувствовал пустоту внутри и позавидовал магии Винил.

— Нам пора возвращаться в лагерь, — предложил Тарниш. — Винил, наверное, хочет поесть. — Когда Тарниш заговорил, Винил кивнула головой, нетерпеливо покачиваясь вверх-вниз. Он посмотрел на Мод, потом на Октавию и Винил. Он думал о волшебной безделушке в седельной сумке, ему хотелось узнать, что это такое. Какое-то великое оружие, какой-то великий артефакт войны, какая-то реликвия ушедшей эпохи.

Если он не мог обладать мощной магией, Тарнишу пришлось бы довольствоваться мощными артефактами. Он дорожил теми, что у него были, но, по правде говоря, какая-то часть его души жаждала большего. Он надеялся, что в ходе исследований удастся найти забытые реликвии прошлого. Они были там, повсюду, спрятанные в старых руинах, забытые в старых гробницах или спрятанные в древних хранилищах. Они ждали тех, кто был достаточно силен, чтобы завладеть ими.

И он, Тарнишед Типот, был полон решимости заполучить их…

52. Эй, детка, ты горячая штучка!

Старые сверкающие кости лежали кучкой. Тарниш хранил их в седельных сумках, но теперь они лежали в лучах солнца. Он собирался закопать их, но хотел найти подходящее место. Если бы он был пони, жаждущим вечного покоя, то, как он полагал, его следовало бы похоронить под деревом, в хорошем, иногда тенистом, иногда солнечном, травянистом месте.

Он почувствовал мягкое прикосновение и повернулся, чтобы посмотреть на пони, которая его тыкала, — по его предположению, это была Винил. Она смотрела на него, на ней не было очков, а глаза были полны беспокойства. Он не знал, как понимать ее выражение.

Перед ним проплыл длинный шнур ярко-оранжевого цвета, и, пока он наблюдал за ним, он закрутился и превратился в ряд букв, образовав длинную строку скорописи. Как оказалось, у Винил были самые разные способы общения.

Нам нужно поговорить, тебе и мне.

Тарниш огляделся. Ни Мод, ни Октавии не было видно. Он задался вопросом, куда они делись. Повернув голову, он сосредоточил свое внимание на Винил. Он кивнул ей, а затем стал наблюдать за тем, как строка закручивается и складывается в новое предложение, которое он должен был прочитать.

Этот призрак заглянул в твою голову, чтобы понять, что ты за пони. Петель и движений стало больше, и каким-то образом Винил делала это, не создавая узлов на нити. Наверное, ему нужно было проверить, тот ли ты, за кого себя выдаёшь. И снова Винил манипулировала ярко-оранжевой бечевкой. Дело в том, что я заглянула в твою голову, Тарниш.

При этих словах глаза Тарниша сузились, когда нить снова пришла в движение.

Ты страдаешь от своей самооценки и чувства неадекватности. Винил подождала мгновение, наблюдая за реакцией Тарниша, затем продолжила: — Скажи мне, ты приравниваешь то, что ты могущественный единорог, к чувству собственной значимости?

Потрясенный, Тарниш откинул голову назад. Его глаза сузились, и он едва не выпустил гневную реплику. Она не имела права лезть в его голову. Он сглотнул и заставил себя успокоиться, напомнив себе, что Винил — его друг.

Твое выражение лица говорит мне о многом. Опустив уши, Винил протянула одну переднюю ногу и легким движением положила копыто на загривок Тарниша. Она разгладила вихры диких волос, которые можно было найти там, и посмотрела в глаза Тарниша. Нить сложилась в новое послание. Позволь мне помочь тебе.

Что-то внутри Тарниша оборвалось. Это было похоже на шлюз на плотине. Его переполняли эмоции, слишком много разных чувств, чтобы испытывать их все одновременно, и он не надеялся разобраться во всех них.

Эй, давай я тебе помогу.

— Хорошо, — ответил Тарниш, опустив уши.

Хватит хандрить.

Взгляд Тарниша переместился со шнура на глаза Винил. Потребовалось некоторое усилие, но он заставил свои уши снова встать. На мгновение его заворожили глаза Винил. Он увидел в них что-то мощное, что-то прекрасное — он увидел сострадание, огромный, бесконечный океан сострадания.

От этого ему стало легче.

Шнур свернулся в маленький оранжевый шарик и с шумом исчез. Винил покачивала головой вверх-вниз, изучая Тарниша, словно прислушиваясь к какому-то ритму, слышному только ей. На ее мордочке появилась решительная ухмылка, а затем она произнесла слово: "Завтра".

Потребовалось мгновение, но Тарниш смог понять, что она сказала.

Четыре пони стояли вокруг могилы. Могила была вырыта у подножия большого белого дуба, и было сделано все возможное, чтобы не повредить его шишковатые корни. Мод и Октавия были еще немного влажными после купания в реке.

Один за другим Тарниш опускал в могилу странные, поблескивающие кости. Кости были почти металлическими, с необычной тяжестью и блестели на солнце. Древний хранитель был пегасом, пони, связанным верностью, солдатом, который сдержал свою присягу. Чтобы сохранить верность своему слову, он стал тем, кого Винил называла "реваншистом".

Выполнение задачи было прервано Винил, которая застыла на месте. Ее тело вновь охватило странное потустороннее сияние — жуткий сверхъестественный свет. Вдоль позвоночника заплясали огоньки эфира. Подняв из могилы одну из крошечных косточек крыла, Винил сняла с шеи Тарниша ожерелье, удерживающее его предупреждающий амулет.

Кость горела жутким зеленым пламенем, шипела и плевалась, как масло в слишком горячей чугунной сковороде. Тарниш, Мод и Октавия стояли и ждали, гадая, что же произойдет дальше. Кость превратилась в нечто почти, но не совсем серебристое. Это было похоже на бусину — любопытную бусину, по форме напоминающую кость крыла пегаса. Винил прикрепила безделушку к ожерелью, снова надела ожерелье на шею Тарниша, и тут же ярко вспыхнул сверхъестественный огонь.

— Спасибо, — произнес хриплый голос Винил. — На прощание я дарю тебе этот последний подарок… Счастливо оставаться.

А затем, так же внезапно, как и появились, сверхестественные огни исчезли. Винил стояла, моргая, снова покрытая инеем. Она вздрогнула, затряслась, а затем снова задрожала, пытаясь избавиться от ледяного покрова. На этот раз она не произнесла заклинание, позволяющее говорить с духами, — похоже, реваншист каким-то образом использовал свою связь, чтобы в последний раз пообщаться с ними, дабы оказать последнюю помощь.

Кости в могиле затрещали, как будто древние останки вздрогнули в последний раз, а затем затихли. Октавия с торжественным видом склонила голову, глубоко вздохнула и очень мягким, но вполне культурным голосом произнесла:

— Когда-то давно мы старались уважить наших мертвых. Мы не хотели оставлять их трупы на съедение полевым зверям. Путем проб и ошибок, путем времени и усилий мы научились дарить им покой. Мы делали курганы и хоронили их под грудами камней. Мы возвращали их в землю, чтобы их смерть дала начало новой жизни. Со временем мы построили склепы и мавзолеи, города, отведенные мертвым, чтобы почтить их память. Мы существуем благодаря тем, кто был до нас, и мы благодарны им за то, что они дали нам нашу историю, которая стала богаче благодаря их историям.

Мод тоже склонила голову.

— А теперь вперед, в Элизиум, — добавила Октавия, побуждая связанного духа к отбытию.

Подул странный ветер, и все четверо пони навострили уши, услышав неземной вздох, за которым последовал усталый стон. Старые кости потускнели, утратив свой мерцающий блеск. Они потускнели, покрылись ямками, а затем, как показалось пони, стали рассыпаться в мелкую серую пыль.

Ничего не говоря, четверо спутников принялись засыпать могилу землей, стараясь не потревожить старые кости, которые теперь превратились в пыль. Когда могила была засыпана, и комья земли вернулись к старым, скрюченным древесным корням, Мод и Октавия исполнили торжественный и сдержанный танец над могилой, чтобы присыпать ее землей и уложить ее.

Это была традиция земных пони — сажать мертвых, а затем танцевать на могиле. Это отражало их весенние традиции — сажать семена, а затем танцевать вдоль борозд, укладывая землю и ухаживая за ней своими копытами. Эта традиция была настолько важна, что существовали союзы могильных танцоров — земных пони, чья работа заключалась в том, чтобы охранять покой мертвых.

Тарниш наблюдал за копытами Мод, размышляя, не является ли это особой магией…

Солнце, опускаясь к горизонту, отбрасывало длинные тени на лагерь. Октавия сидела и сочиняла музыку, на которую ее вдохновили события дня, и теперь она писала погребальный гимн. Ноты сыпались на бумагу, Октавия выводила их в почти лихорадочном исступлении, глаза ее сузились, а на лице появилось выражение яростной решимости.

Мод писала в своем дневнике, облекая события дня в слова, записывая все так, чтобы это запомнилось. Она двигалась с леденящей душу медлительностью, ее штрихи были совершенно прекрасны, каждая буква — произведение искусства.

Сидя вместе, Тарниш и Винил рассматривали роговое кольцо — диковинную безделушку, на которую какой-то пегас потратил целую вечность. Оранжевый драгоценный камень сверкал в лучах заходящего солнца. Серебро было безупречно и не тронуто временем.

При прикосновении к плоти от предмета исходило тепло — приятное, успокаивающее тепло. На поверхности кольца были вырезаны крошечные глифы — странный паутинный язык магии. Оранжевый драгоценный камень иногда пульсировал и испускал слабое свечение. Это была прекрасная вещь, реликвия ушедшей эпохи, и ее изысканная детализация говорила о мастерстве пони, пришедших задолго до них.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил Тарниш. — Ты можешь прочитать эти маленькие странные буквы?

Винил ничего не ответила. Единорог-альбинос прищурила один глаз и продолжила осмотр рогового кольца. Она рассматривала глифы на внутренней и внешней стороне кольца, поворачивала его, осматривая медленно и осторожно.

— Оно работает, используя магию единорога, верно? — Тарниш сделал паузу. — То есть, ты надеваешь его на рог, и оно использует природную магию единорога… Я узнал об этом из книги о чарах.

Не отрываясь от кольца, Винил кивнула.

— Значит, это какое-то фантастическое оружие… какой-то древний артефакт, какое-то диковинное оружие войны… Интересно, стоит ли рассказать о нем Твайлайт… — Тарниш не закончил фразу, которая звучала так: — А может быть, нам стоит оставить это при себе…

Размышления Тарниша прервала Винил, которая теперь тряслась от беззвучного смеха. Она зажмурила глаза, а ее левая передняя нога была подтянута к животу, и она хрипела. Ее грива вздыбилась, а уши подергивались.

— Что смешного? — спросил Тарниш.

Винил попыталась ответить, но ее тело сжалось в комок, и она разразилась беззвучным хихиканьем. Октавия подняла глаза от своей работы с почти раздраженным выражением лица. Она прищелкнула языком, нахмурилась и снова склонилась над нотами.

Держа роговое кольцо наперевес, Винил надела его на свой рог. Слабое оранжевое свечение окружило ее тело. Она отпихнула Тарниша в сторону, все еще сотрясаясь от беззвучного смеха, и подошла к костру. Она бросила вниз полено, и пламя разгорелось. Угли засветились ярким пламенем.

Когда Винил шагнула в огонь, Тарниш издал испуганный стон, перешедший в потрясенный вздох. Она была невредима. Она стояла в пламени, теперь она сама была в огне, все ее тело было охвачено пламенем, но пламя не причиняло ей никакого вреда. Ее кожа не покрылась волдырями, не потрескалась и не отслоилась. Она не расплавилась, как воск. Винил не пострадала от пламени.

Октавия отложила ручку, а Мод подняла глаза от своего журнала. Обе кобылы уставились на нее.

— Ну, это… это, конечно, интересно, — сдавленным шепотом сказал Тарниш.

Ухмыляясь, Винил вышла из костра, и пламя, окружавшее ее тело, исчезло. Она несколько раз взмахнула хвостом, сбросив при этом несколько светящихся угольков, и отошла от пламени. Раздался слабый хлопок, когда рядом с ее головой появилась грифельная доска, а затем еще один хлопок, когда появился ее мел.

Это кольцо власти стихий. Дав своим спутникам возможность прочитать ее слова, она стерла их и написала еще. Мощное кольцо власти стихий. Никогда не видела такого. В глазах Винил мелькнул озорной огонек, когда она сняла кольцо с рога и, очистив грифельную доску, записала еще больше слов. Его сила пропорциональна силе единорога, использующего его.

Эти слова больно резанули Тарниша, и он почувствовал, как внутри него поднимается глубокое, горькое чувство обиды. Для такого единорога, как он, кольцо было не слишком мощным. Он очень слабо разбирался в чарах и почти ничего не знал об огненных заклинаниях. Его таланты были больше связаны с водой. Он отмахнулся от дурноты, грозившей поглотить его, и понял, что должен сделать.

Это будет непросто.

Это будет трудно.

Он уже чувствовал, как его внутренности сжимаются, даже когда он думал об этом.

— Винил…

Кобыла-альбинос посмотрела на Тарниша с безумной ухмылкой на морде.

Тарниш понял, что ее счастье для него важнее, чем его собственное. Это осознание заглушило все соперничающие эмоции, которые грозили захлестнуть его. Его собственное грызущее чувство жадности было зажато глубоко внутри и проигнорировано.

— Винил, оставь его себе. — Тарниш сделал паузу, затем продолжил: — Храни его. Я доверяю тебе как его защитнику. Не дай ему попасть в чужие копыта. — Пока он говорил, костяная бусина, висевшая у него на шее, мерцала слабым светом.

Что-то внутри Тарниша болело от этих слов. Он уже чувствовал сожаление, и что-то глубоко внутри него, какая-то часть его самого, которая ему не нравилась, маленькая часть его самого была очень недовольна тем, что он сделал.

Обрадованная, Винил подпрыгнула, пронзительно взвизгнув, а затем прыгнула к Тарнишу. Она обхватила его передними ногами за шею и, прежде чем он успел понять, что его поразило, поцеловала его в щеку с влажным звучным чмоканьем. Не дождавшись ответа, она ускакала прочь и заскакала по лагерю, как взволнованный жеребенок.

Ошеломленный, Тарниш понял, что любовь и признательность друзей для него важнее, чем назойливое желание власти…

53. Утреннее сообщение

Винил Скрэтч очень любит чай "Леди Грей", подумал Тарниш, наблюдая за тем, как она корчит самые истеричные рожицы от счастья, попивая его. Рассвет сегодня был теплым и солнечным, но на востоке виднелись серые тучи. На завтрак была каша из кукурузной муки и обезвоженные фрукты, а также чай, который можно было пить. Октавия казалась тихой и задумчивой, а может быть, она все еще хотела спать и прятала это за хорошо нарисованной маской.

У него был полный желудок, и он был счастлив. Было приятно, что Винил и Октавия здесь, даже если в постели теперь было тесно. Он отставил чашку, наполненную чаем с ядовитой шуткой, и поднял индексные карточки, которые Винил создала для него. Он не знал, когда она это сделала, но она это сделала. Винил всегда была на высоте и казалась удивительно организованной для такой беззаботной натуры.

Сегодня наш урок будет посвящен телекинезу. Твои способности к телекинезу лучше, чем ты думаешь. Проблема в том, что, когда ты сосредотачиваешься на телекинезе, он перестает работать. Когда ты пытаешься сконцентрироваться на задаче, ты все портишь. Телекинез работает лучше всего, когда он пассивен и ты не обращаешь внимания на то, что делаешь.

Тарниш поднял глаза от карточки и посмотрел на Винил, которая не обратила на него внимания и продолжала корчить оргазмические рожицы, попивая чай. Вскинув одну бровь, он вернулся к уроку.

Телекинез — это магия, но она не похожа на другую магию. Волшебство, заклинания и прочее — это таумакинетическая магия. Ты используешь окружающую тебя магию, собираешь ее, фокусируешь и направляешь в нужное тебе русло. Телекинез же является психокинетическим. Он исходит изнутри. Для работы телекинеза требуется лишь небольшое количество магии из окружающего мира. Будучи психокинетической силой, телекинез зависит от силы воли, концентрации, воображения и творческого вдохновения.

Оторвавшись от карточек, которые он держал в копыте, Тарниш задумался, где Винил научилась всему этому. Он нахмурил брови и задумался над тем, что только что прочитал.

Мне нравится думать, что плохих телекинетиков не бывает, просто пони еще не раскрыли свой творческий потенциал и воображение. У некоторых пони телекинез — это талант, и они могут делать удивительные вещи, но это не значит, что мы тоже не можем делать удивительные вещи, если немного потренируемся и поработаем.

Тарниш перевернул первую карточку на обратную сторону и начал читать вторую.

Итак, что же такое телекинез? Ответ сложен. Если говорить упрощенно, то телекинез — это манипуляция фотонами. Единорог создает свет с помощью своего рога, а затем с помощью чудес магии придает фотонам некоторую массу. Этими фотонами можно манипулировать, чтобы удерживать предметы, толкать их, создавать трение, выделять тепло, разжигать огонь, увеличивать вес предмета — в общем, делать все возможное. При тренировках эти тяжелые фотоны могут вести себя как вода, двигаясь как жидкость, или становиться сверхтвердыми, создавая барьеры из плотной массы, например, экранирующее заклинание.

Моргнув, Тарниш понял, что ему придется потрудиться, чтобы понять это. Он попытался вспомнить, что такое фотон из школьных времен. Физику он не очень хорошо понимал, так как бросил школу.

Но проблеск понимания был. Бывали моменты, когда его телекинез вел себя как вода — мягкая, текучая, она обволакивала предметы и удерживала их с удивительной нежностью. Бывало и так, что его телекинез был тверд, как камень, например, когда он проявлял свое заклинание стены, которое, как он знал, было упрощенным заклинанием щита.

Озадаченный, Тарниш должен был знать ответ на самый насущный вопрос:

— Винил Скрэтч… как ты научилась всему этому?

Винил ничего не ответила — похоже, она была слишком занята тем, что корчила оргазмические рожицы, попивая чай. В компании проверенных друзей она ничего не скрывала, и Тарнишу приходилось прилагать усилия, чтобы не скривиться, глядя на нее.

— Винил Скрэтч с отличными оценками окончила Школу принцессы Селестии для одаренных единорогов, причем не по одной, а по трем специальностям. Музыкальная теория, теория магии и фотография. Она была настоящей труженицей. — Октавия зевнула, застонала, а затем покачала головой. — Вчера я слишком долго не могла уснуть, размышляя о музыкальных изысках.

— О каких именно? — спросила Мод.

Октавия пожала плечами:

— Она никогда о них не говорит. — После минутной паузы Октавия скромно хихикнула, а затем добавила: — Или пишет о них, в зависимости от обстоятельств.

— Значит, все это произошло, и каким-то образом Винил все еще была на мели и боролась, когда вы встретились? — Мод повернула голову и посмотрела на Винил, затем снова на Октавию.

— Музыка была ее страстью, — вздохнула в ответ Октавия, закатив глаза. — Она могла бы стать волшебницей по найму, но она была полна решимости сделать себе имя как музыкант. Это была ее главная цель, понимаешь, она верила, что борьба сделает ее лучшим музыкантом. Музыканты должны бороться, это помогает им писать душевную музыку.

— Только сейчас ты не борешься, — сказала Мод, сделав замечание.

— Нет. — Октавия моргнула. — Мы не боремся. — Она снова моргнула, покачала головой, и ее уши встали дыбом. — И это одна из причин, почему мы здесь, с вами, трудимся в пустыне. Я устала от успеха. Скучно. Очень скучно. Очень, очень скучно. — Она издала вздох, полный тоски.

— Значит, твое творчество страдает, — сказала Мод.

— Да. — Октавия кивнула. — Я часто думала о том, чтобы забыться в пьянстве. Немного пошалить в обществе. Немного упасть. Чтобы произошла настоящая трагедия. А потом, опустившись на дно, с трудом подняться на вершину и триумфально вернуться. Но потом, подумав об этом, я понимаю, насколько это глупо, и бью себя по лбу.

— Поэтому вместо этого вы отправляетесь в экспедиции и сафари по диким местам и попадаете в ситуации, связанные с жизнью и смертью. — Тарниш поднялся и почесал копытом шею. — Это лучше, чем пить, я тебе скажу.

— Тарниш, дорогой, некоторые из лучших приключений можно получить, пока ты пьешь. — Октавия подмигнула Тарнишу, а затем улыбнулась довольной улыбкой.

Он не знал, что сказать и как на это реагировать. Даже не задумываясь, он поднял чашку с чаем и взял в копыто карточки с уроком по телекинезу. Он сделал глоток и задумался о смысле жизни и о том, что, возможно, его можно найти в борьбе. Он устроился поудобнее и продолжил чтение, погрузившись в тягостные размышления.

Четыре пони передвигались по лагерю, раскладывая принадлежности для завтрака, чтобы все было в порядке. Винил мыла посуду, не столько мыла, сколько наводила чистоту с помощью заклинания. Чугун сверкал почти как зеркало, когда она закончила, и все выглядело как новое.

Сегодня предстояло многое сделать, длинный список дел. Еще осмотр, еще измерения, пробы грунта и камня, а если останется время, то и еще одна попытка заглянуть в пещеру, на этот раз с посторонней помощью. Тарниш был уверен, что у Винил найдется решение, если они столкнутся с гадами или щупальцами гигантских слизней-чудовищ, с которых капала слизь, покрытая паразитами.

— У нас гость, — сказала Октавия всем пони, предупреждая их.

Повернув голову, Тарниш увидел маленькую фигурку, бредущую по траве к ним. Он уставился на нее, пытаясь разглядеть, что это такое, и изо всех сил старался выглядеть дружелюбным. Когда фигурка приблизилась, он увидел, что это барсук.

Он остановился в нескольких метрах от них и сел на корточки, глядя на них.

— Привет, — сказал Тарниш самым дружелюбным голосом, на какой только был способен.

— Помоги мне, — ответил барсук.

Голос показался Тарнишу женским, но в то же время и жестким. Существо выглядело жалким и больным. Мех выпадал клочьями. Глаза были впалыми. Уши были зазубрены и оборваны.

Когда она подалась вперед, потеряв равновесие, Тарниш потянулся и поймал ее телекинезом. Он переместился в ее сторону, присел, поднял ее и стал осматривать. Она была легкой, слишком легкой, и в ней не было ничего, кроме костей. От того, что он держит, у него затрепетал позвоночник, и его затошнило.

— Я увидела ваш огонь, — сказала барсучиха Тарнишу, — и пришла за помощью.

— Мы поможем тебе, — ответил Тарниш, поднося к ней свою флягу. — Думаю, ей нужна еда, кто-нибудь, принесите что-нибудь.

Услышав команду Тарниша, Винил поспешила выполнить ее.

— Скажи мне, в чем тебе нужна помощь. — Тарниш обхватил передней ногой маленькое жалкое существо и попытался утешить его.

— Высокие собаки держат нас как рабов. У них наши детеныши, и они держат их взаперти. Они заставляют нас копать.— Барсучиха закашлялась и стала разминать передние лапы. — Они, наверное, убьют моих детенышей, потому что я сбежала, а больше никто не отважился пойти.

Пока барсучиха лежала в его объятиях, Тарниш налил в пластиковый стаканчик воды и предложил ей. Она выпила, закашлялась, захрипела и выпила еще. Глаза у нее были мутные, и, глядя на нее, Тарниш понял, что она почти умерла от голода.

— Высокие собаки тоже держат бушвулей, — добавила барсук.

— Как тебя зовут? — спросил Тарниш.

— Меня зовут Берроуз андер Трюфельс, — ответила барсук.

Сидя и держа на копытах барсучиху, Тарниш почувствовал, как у него сжимаются челюсти. Он подумал о Баттонс — она была хорошей алмазной собакой — и о тех алмазных собаках, которых он встретил совсем недавно. Он подумал о своей неизвестной мучительнице и задался вопросом, что она может сказать по этому поводу. Он думал о себе и о том, что ему следует сделать. Что нужно сделать. Список дел, которые нужно было сделать в этот день, пора было менять. По мере того как он думал о том, что нужно сделать, Тарнишед Типот становился все более торжественным.

— Ладно, Берроуз андер Трюфельс, вот что я тебе скажу. Винил, моя дорогая подруга, готовит тебе еду. Ты поешь и поправишься, а потом расскажешь мне все, что мне нужно знать, чтобы я мог пойти и спасти для тебя твой клан.

Барсучиха кивнула, и на ее морде появилось нечто, похожее на улыбку. Она подняла одну переднюю лапу в слабом жесте, протянула ее и, прикоснувшись к носу Тарниша, положила на него свою лапу.

— Дарк андер Рутс говорил, что пони нам не помогут, — сказала она слабым, скребущимся голосом. — Он ошибался. Я рада, что он ошибся.

— Как она? — спросил Тарниш, когда Октавия вышла из повозки. — Думаешь, пища поможет? Думаешь, она поправится?

— Я думаю, что шансы у нее хорошие, но я не могу знать наверняка, — ответила Октавия. — От еды и разговоров она устала. — Земная пони приблизилась к Тарнишу, и глубокая озабоченность прочертила складки на ее бровях. — Во что мы ввязались?

Тарниш посмотрел на Октавию и заметил, что цвет ее шерсти отличается от цвета шерсти Мод. У Мод в шерсти были голубые нотки, а у Октавии — чуть светлее. Он не знал, как ответить ей так, чтобы она успокоилась, поэтому был откровенен.

— Она не очень хорошо умеет считать. Она сказала, что много десятков высоких собак. Так что мы имеем дело с неизвестным числом. — Тарниш издал почти отчаянный вздох. — Я попытаюсь их образумить, но если это не удастся… — Он замолчал, и выражение его лица стало мрачным.

— Ты действительно собираешься попытаться их образумить? — удивленно спросила Октавия.

— Да. — Тарниш кивнул. — Берроуз андер Трюфельс сказала, что эта группа высоких собак не держит рабов-пони. Они знают, что это принесет им неприятности. Поэтому я попытаюсь апеллировать к этому. Возможно, с ними удастся договориться разумным способом.

Октавия выпятила нижнюю губу:

— Я сомневаюсь в этом, но ты хороший пони, раз пытаешься, Тарнишед Типот.

— Все заперто и защищено, — сказала Мод, подходя к нему. — Мы собираемся это сделать? Куда мы идем?

— На восток, к хребту, похожему на острые зубы, — ответил Тарниш.

— Это похоже на хребет Медвежья Челюсть. Я там никогда не была, но в общих чертах представляю, где это. — Мод остановилась рядом с Тарнишем, а Винил встала рядом с ней. — Нас четверо. Мы уверены, что хотим это сделать?

— Это снова паучья пещера. — Тарниш на мгновение закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он уже чувствовал нервозность. Адреналин в крови зашкаливал. Он чувствовал, как подергиваются его мышцы. Он открыл глаза и понял, что нужно делать.

— Сегодня мы отправимся в путь и дадим о себе знать, — сказала Октавия, прежде чем Тарниш успел открыть рот. — Тарниш хочет узнать, сможет ли он решить все мирным путем. Будем надеяться, что это возможно.

— Иначе будет драка. — Слова Мод повторяли мысли всех пони.

Тарниш шагнул вперед:

— За то, чтобы делать то, что правильно.

— И сохранять присутствие духа, — добавила Октавия. Пока Октавия говорила, Винил поправила свое новое роговое кольцо. — Ну что ж, тогда приступим!

54. Безоружные

Хребет Медвежья Челюсть зиял перед ними, как разверстая пасть. Четверо пони двигались плотной группой, держась вместе, перебегая от укрытия к укрытию, опасаясь, что их приближение может быть замечено. Тарниш нервничал: он хотел мирного разрешения ситуации, но вполне ожидал, что все пойдет не так. Часть его души жалела, что Клюквы нет рядом.

Алмазные собаки, или высокие псы, как их называли барсуки, знали, что злить пони — плохая идея. Тарниш надеялся, что это позволит им осознать причины, и, возможно, если повезет, удастся заключить сделку. Он снова и снова прокручивал в голове эти слова, не зная, что сказать, как подойти — как вообще можно вести дипломатию с алмазными собаками?

Бедняжка Баттонс была с поврежденным мозгом, что не свойственно ее виду. Алмазные собаки могли обладать неистовым умом и хитростью. Они могли быть умными. Они были способны быть хорошими. Способность быть хорошими вызывала у них желание быть плохими, что было еще более неприятно.

Он беспокоился, что Фламинго сегодня будет в крови. Она не любила кровь, и Тарниша это вполне устраивало. Ему нравилось иметь меч, который он не решался использовать. Он хотел выкручиваться из плохих ситуаций или находить какие-то мирные выходы. Тарниш еще не до конца осознал, что Фламинго была его совестью, по крайней мере, когда речь шла о конфликтах и насилии. Ее брезгливость в отношении крови и насилия удерживала его от принятия неверных решений, потому что ему приходилось учитывать мысли и чувства другого пони.

Может быть, она и меч, но в глубине души Фламинго была пони. Пони, которая однажды спросила у Дерева Гармонии, может ли она стать Элементом Розовости. Пони, которая была верна своему командиру, принцессе Луне, а затем была сражена Найтмер Мун. Тарниш не знала точно, что произошло, но теперь она была бессмертным духом в мече, который мог рассекать всё, даже астральные связи.

Некоторые пони стали аликорнами. Фламинго стала мечом. Мир был странным. Могущественные древние кентавры могли превращаться в мистические шары. Драконикус мог превратиться в статую и провести тысячу лет в заточении. Принцесса может погрузиться во тьму и бороться за искупление.

А алмазная собака с поврежденным мозгом может стать лучшим представителем своего вида…

Глядя в бинокль, Тарниш насчитал на открытой местности шесть алмазных собак. Они были вооружены и бронированы. У двоих были поллаксы, у одного — немного заржавевший меч, которым он размахивал, у одного — большая деревянная кирка, а у двоих — топоры. Боевые топоры, а не кирки. Это его очень обеспокоило. У них были шлемы, грубые нагрудные пластины, и, похоже, они были хорошо защищены от основных обычных атак. Он передал бинокль Винил, которая поднесла его к глазам и присмотрелась.

От волнения и напряжения, вызванного возможным конфликтом, Тарниш вспотел. Он волновался, ему хотелось, чтобы все закончилось как можно более мирно, но, видя вооруженную охрану, он опасался, что все может пойти не так.

— Еще двое, — сказала Мод низким монотонным голосом, указывая копытом.

Конечно, еще двое. Тарниш прищурился, чтобы разглядеть их. Они находились возле бассейна, в котором плескалась вода. Бассейн был грубым, грубо обтесанным, видно было, что его вырезали из камня, не особо заботясь об эстетике. Вода струйками стекала по склону каменной гряды. Неподалеку виднелась зияющая трещина — пролом в скале, а за проемом — непроглядная чернота, не позволявшая Тарнишу заглянуть внутрь.

— Пора это сделать, — сказал себе Тарниш, заставляя ноги двигаться.

При его приближении собрались караульные. Тарниш держал меч в ножнах, а щит пристегнул к спине. Позади него шли Мод, Октавия и Винил, выстроившись в треугольник. Тарниш почувствовал, как у него подвело живот, когда караульные обнажили оружие.

— Что тебе нужно, лошадка? — спросил один из стражников.

— Я хотел бы поговорить с вашим вождем… с тем, кто здесь главный, — ответил Тарниш.

— Ты хочешь поговорить с Диг-Дагом? — Стражник начал хихикать, и остальные присоединились к нему.

— Да. Меня зовут Тарнишед Типот, я рейнджер Короны. Я требую немедленного разговора с Диг-Дагом. — Когда он заговорил, он увидел это. Страх. Эти алмазные собаки не хотели неприятностей от пони. Они перестали хихикать. — Мы не хотим неприятностей, и я хочу обсудить вопрос о том, что он держит рабов.

— Мы не держим рабов-лошадей, — сказал стражник низким рыком. — Ты уходи, оставь нас в покое. Мы не делаем ничего плохого, лошадки. Проваливай.

— Я не уйду. — Тарниш стоял на своем. Он чувствовал, как пот струится по внутренней стороне ног, отвлекая его. — Вы будете иметь дело со мной как с представителем короны, или будут неприятности.

Один из караульных с поллаксом зарычал, и его губы скривились от оскаленных зубов, в то время когда он схватился за оружие. Он сделал шаг вперед, фыркнул, а затем оскалился на Тарниша, щелкнув языком по своим неровным, обломанным, почерневшим зубам.

— Эй, держись на расстоянии, а то будут неприятности, — сказала Октавия с хриплым гриттским акцентом, становясь рядом с Тарнишем. — Все вы одеты в доспехи… металл очень легко раскалить докрасна для единорога. Не желаете немного обжечься о свои изящные кусочки, мальчики?

Собаки скривились и уставились на Октавию.

— А теперь позовите своего вожака, чтобы мы могли провести нормальное собрание, суки! — Уши Октавии агрессивно встали дыбом, а едкая усмешка исказила ее лицо в неприятное выражение. Октавия, красивая, культурная, утонченная кобыла, сейчас была похожа на хулиганку или панка. — Ты что, придурок, оглох? Хочешь пошалить, приятель?

Алмазная собака, державшая в лапах меч, тявкнула, повернула хвост и поспешила к входу в пещеру. Когда она ушел, Тарниш стоял, ошеломленный, и старался не показывать этого. Октавия, прекрасная Октавия, такая чопорная и правильная кобыла, утонченная, культурная и образованная, в гневе превращалась в грязную фурию. Мозг, этот полезный орган, напомнил ему, что его дорогая подруга была дочерью сталевара из Троттингема. У нее были корни рабочего класса, и она тоже знала, как надо топать ногами. Под этой культурной оболочкой скрывалась маленькая злобная кобыла. Маленькая злобная кобыла, которую он был рад иметь своей подругой.

Наклонив голову, Октавия посмотрела на алмазного пса, который пристально смотрел на нее. Он отвернулся, найдя себе другое интересное занятие. Тарниш стоял и ждал, его мускулы дрожали, и он думал, удастся ли ему как-нибудь выкрутиться. Если и получится, то только благодаря помощи Октавии.

— Не пялься на меня, чертов оборванец! — Октавия огрызнулась на алмазную собаку, которая продолжала смотреть на нее. Голос у нее был жесткий, пронзительный и раздражающий. — Я растопчу твой гребаный череп и оставлю твои никчемные яички сушиться на солнце, чтобы я могла сделать маракасы!

Собака, с которой разговаривала Октавия, отпрянула назад в шоке и удивлении:

— Я думал, что лошади все милые и глупые… А ты не милая!

— Значит, ты считаешь меня глупой? — спросила Октавия низким, опасным тоном.

— Нет, — прорычал пес. — Не хочу, чтобы яички превратились в маракасы! — Он прикрыл пах одной широкой лапой.

Из трещины в хребте выскочила самая большая алмазная собака, которую Тарниш когда-либо видел.

Рост громадного брутального животного, известного как Диг-Даг, составлял не менее восьми футов, а ширина его широких плеч была по меньшей мере вдвое меньше роста. Его лапы были огромными, как туловище земного пони, а лапы — больше обеденной тарелки. В одной лапе он держал массивный боевой лом — оружие, которое представляло собой огромный стержень с утолщением вроде булавы на одном конце.

— Ты там, лошадка, хотел бы поговорить с Диг-Дагом?

Массивный громила хорошо говорил, и это застало Тарниша врасплох. Его глубокий баритональный голос звучал культурно, даже образованно. Тарниш был застигнут врасплох эрудированной речью Диг-Дага. Он поднял глаза на массивного лохматого грубияна.

— Да, мой добрый сеньор, — сказала Октавия, теперь голос ее снова звучал культурно и изысканно. — Мы хотим поговорить с вами о рабах, которые находятся в вашем владении.

— Мы не держим рабов-лошадей, — ответил Диг-Даг. Его свободная лапа сгибалась, а массивные лапы-пальцы сгибались и разгибались. — Я понимаю ваше беспокойство, но вы не имеете здесь власти.

— Могу с вами не согласиться. — Тарниш поднялся во весь рост. — Это Эквестрия. Здесь есть законы, запрещающие рабство. То, что вы держите у себя барсуков и бушвулей, является прямым нарушением этого закона.

Массивный вождь алмазных псов издал низкий рык, поднял лапу и жестом указал на окружающий мир:

— Это дикие земли. Это свободные земли. Я не вижу здесь принцесс. Здесь нет их власти. Вы даже не признаете барсуков и бушвулей гражданами этого вашего так называемого государства. Ваши принцессы ничего не делают, чтобы защитить их или удовлетворить их потребности. Когда вы, лошадки, хотите основать новую деревню или заселить новый участок земли, вы прогоняете род барсуков и изгоняете бушвулей как вредителей. Вам нет никакого дела до местных существ, которые стоят у вас на пути.

Потрясенный, Тарниш не знал, что сказать и как ответить.

— А мне не наплевать на них, — сказала Октавия Диг-Дагу, — поэтому я здесь и пытаюсь их освободить.

— Они не будут освобождены. — Голос Диг-Дага был тверд. — Я не преклоню колено в угоду вашему империализму. Мы — свободные собаки, занимающиеся своими делами в диких землях, вдали от тех, кто хотел бы нас угнетать.

— Но вы угнетаете других, — сказала Мод.

— Это не твоя забота. — Глаза Диг-Дага сузились. — А теперь тебе пора идти. Многие из моего клана проголодаются при виде твоей лошадиной плоти. Я буду соблюдать мир, но я жду, что ты уйдешь. Сейчас же.

— Это невозможно. — Тарниш чувствовал, как дрожат его колени, когда он говорил. — Знай, если ты попытаешься заставить нас уйти, мы вызовем принцессу и вернемся. Будет беда. Поэтому ты можешь отпустить рабов сейчас, или мы вернемся с Твайлайт Спаркл и армией. Будет много кровопролития, и рабы будут освобождены. В любом случае, все закончится их свободой.

Диг-Даг сжал свой боевой лом, и сухожилия на его мускулистых лапах заскрипели:

— Вот почему между нами всегда будет конфликт, лошадка. Вы никогда не позволите нам жить в мире. Всегда угрозы. Вы всегда делаете то, что мы говорим. Вы гоните нас из наших домов, вы убиваете нас, вы охотитесь на нас, и у нас осталось так мало мест, где мы можем жить в мире.

— Вы нападаете на пони, захватываете их в плен, держите их в качестве рабов, а иногда даже едите их! — огрызнулся Тарниш в ответ. — Вы сами навлекаете на себя такое! Неужели так трудно жить в мире и не делать таких ужасных вещей, как содержание других существ в рабстве?

— Мы имеем право сохранять свой образ жизни. — Голос Диг-Дага был мягким, почти рычащим, а глаза сверкали ненавистью. — Ты не имеешь права указывать нам, что хорошо, а что плохо, лошадка. Когда-то мы были гордым и свободным видом на этой земле… а теперь посмотри на нас. Мы вынуждены жить в норах, прячась от тебя и тебе подобных, и вынуждены влачить жалкое существование на земле, которую вы обобрали до нитки.

— Твои слова попахивают лицемерием, — спокойно вмешалась Мод. — Вы жалуетесь на то, что имперская воля пони давит на вас и лишает вас того, что вы считаете своим законным существованием, и при этом защищаете свое право угнетать и порабощать других, чтобы вы могли бездельничать, не работая, и вести любой упаднический образ жизни, который вы можете обеспечить за счет эксплуатации других. Вы лишаете их законного существования, удерживая их в качестве собственности.

— Уходи сейчас же, — приказал Диг-Даг.

— Нет. — Тарниш встал, нетвердо ступая ногами и бросая вызов. — Мы не уйдем, пока есть рабы.

— Уходите. Сейчас же. — Слова Диг-Дага были злыми и настойчивыми. — Оставьте меня и моих собак в покое. Не провоцируйте кровопролитие в этот день.

— Будь благоразумен, — умоляющим голосом сказал Тарниш. — Ты должен знать, чем все это закончится. Если мы уйдем сейчас, то вернемся с армией, и произойдет то же самое. Так что освободите их сейчас или освободите позже. Спаси жизни своих собратьев и сделай то, что положено вожаку.

— Поступай, как подобает вождю, говоришь? — Глаза Диг-Дага смотрели печально и сердито. — Похоже, что драка неизбежна.

— Просто отпусти их, и никакой драки не будет. — Слова Октавии были мягкими и успокаивающими.

Многое произошло одновременно. Диг-Даг с ужасающей быстротой поднял над головой свой боевой прут и метнулся к Тарнишу, обрушив его на Тарниша мощным ударом сверху вниз, так что Тарниш был бы раздавлен, превращен в слизь.

Действуя совершенно рефлекторно, Тарниш выхватил Фламинго из ножен и быстрым, плавным движением обошел Диг-Дага и обезоружил его. То есть одним движением отрубил Диг-Дагу обе конечности. Боевой прут упал на землю, звякнув о камни, а обе лапы, отрубленные чуть ниже локтя, упали на землю с мокрым шлепком.

Из культей Диг-Дага хлынула кровь.

Большой пес попятился назад, в его глазах отразились шок и удивление. Кровь хлестала, выплескиваясь с артериальным напором, а он пытался удержать равновесие. Его глаза сверкали яростью и ненавистью, когда он смотрел на Тарниша.

Открыв рот, Диг-Даг закричал:

— Убейте их! Сегодня мы вернемся к старым традициям и будем пировать на их плоти!

55. Бред

Вождь Диг-Даг издал яростный вой, опустившись рядом с тлеющими углями костра. Из почерневшей расщелины выплеснулся поток алмазных псов, и он протянул свои окровавленные обрубки к пылающим углям. Он сунул обрубки рук в огонь, и они зашипели. В воздухе поплыл ужасный запах горелой шерсти и мяса. Огромный алмазный пес издал еще один вопль — мучительный, полный боли. Он пришел в себя, втягивая воздух, шипя сквозь зубы, а затем издал властный крик.

— УБЕЙТЕ ИХ! МНЕ НУЖНЫ ИХ КОСТИ!

В ряды алмазных псов влились новые, а Тарниш, Мод, Октавия и Винил все ближе подходили друг к другу. Давление нарастало, насилие казалось неизбежным, как набухающая, растущая киста или фурункул, который нужно было вскрыть.

— УБЕЙТЕ ДИГ-ДАГА! ВРЕМЯ ПРИКАЗОВ БЕЗУХОГО! — рявкнул другой алмазный пес.

С лязгом металла о металл насилие обрушилось, как волна на скалистый берег. Алмазные псы напали на алмазных псов, а алмазные псы — на четырех пони, собравшихся вместе для безопасности. К запаху крови в воздухе присоединился запах горящей шерсти и плоти. Раздались крики.

Тарниш понял, что кричит он, поднял щит и колющим движением обрушил Фламинго. Фламинго взвизгнула — бессловесный крик, который все усиливался, когда Тарниш вогнал ее в мясистую плоть плеча алмазного пса. Плоть и кости были нипочем ее зачарованному острию, и она пронзила его насквозь без малейшего усилия.

Встав на две ноги, Мод двигалась как танцовщица. Выставив обе передние ноги, она сцепила копыта в один большой и тяжелый тупой предмет и плавным движением скользнула вперед. Оба копыта с сокрушительным эффектом врезались в пах алмазной собаки. Раздался мясистый звук — таз алмазной собаки превратился в фарш от силы удара.

Из рога Винил вырвалась вспышка, и Тарниш почувствовал себя быстрее, легче, как будто он мог двигаться с величайшей легкостью, и он так и поступил. Он поднял щит, блокировал удар копья, а затем обрушил на нападавшего мощный поток пара, покрывший его волдырями и заставивший его плоть пузыриться. Его копыта двигались с легкой воздушностью, отчего он чувствовал себя непобедимым.

Рядом с ним Октавия и Мод работали в паре, почти танцуя вместе. Октавия защищала, а Мод наносила удары, затем Мод защищала, а Октавия наносила удары. Мод была сильнее, это было очевидно, но Октавия была быстрее. Движения ее передних ног были стремительными, а благодаря заклинанию Винил, что бы это ни было, передние копыта Октавии двигались быстрее, чем можно было разглядеть.

Но у Тарниша не было времени любоваться этим зрелищем. Он поднял Фламинго, используя ее как щит, и блокировал удар меча, а своим щитом ударил алмазного пса по морде — теперь меч был в стороне. Боевой стиль Тарниша можно было назвать только импровизационным, и он был по-своему жесток.

Почти так же внезапно, как началось, все почти закончилось. Стрела вонзилась в холку Тарниша. Он пошатнулся, почти ослепнув от боли, которая пронзила позвоночник и толчком пронеслась по шее, всем телом давая понять, что что-то не так. Что-то глубоко внутри него проснулось, что-то, что он уже чувствовал раньше, что-то первобытное и древнее.

Это была потребность продолжать путь. У него были планы, важные планы, и он не собирался позволить какой-то стреле остановить его. Еще одна стрела просвистела мимо, едва не попав Тарнишу в шею. Стрела пролетела мимо, и когда она оказалась слишком близко к Мод, та выбила ее из воздуха одним взмахом копыта.

Еще одна вспышка рога Винил — и все алмазные псы вокруг покрылись пляшущим, сверкающим пламенем радужного оттенка. Многие завыли и стали биться, пытаясь потушить пламя, которое путало и наводило на них ужас. Пламя не испепеляло, но приводило к хаосу. Пламя слепило глаза тех, кого оно поглощало, почти ослепляя их. К тому же по алмазным собакам теперь было легче попасть.

Одни ослепленные, другие, следуя приказу Безухого, нападали друг на друга. Крики, вой и вопли наполняли воздух, когда топоры, копья, булавы и мечи впивались в плоть. Диг-Дага не было видно — он скрылся из виду.

Тарниш продолжал наращивать преимущество, нанося удары мечом и магией. С помощью Фламинго он отсекал оружие, а щитом наносил удары врагам. Мод и Октавия, как и подобает грозным земным пони, били ногами, наносили удары и сокрушали противников.

Их боевая позиция изменилась: Мод стала более агрессивной, а Октавия отступила назад, чтобы бросать камни. Мод действовала как живой щит, защищая Октавию, а Октавия двигалась с ослепительной скоростью, с разрушительным эффектом бросая камни в противников, и при этом ни разу не задела Мод.

Винил произнесла еще одно заклинание — это была блестящая сфера света, которая пронеслась по воздуху, устремившись к дальнему лучнику, и взорвалась в яркой вспышке ослепительного света. Поток стрел прекратился, раздался истошный вопль боли и паники. Когда из входа в пещеру появилась еще одна группа, она швырнула в них еще одну светящуюся сферу, и та, как и первая, взорвалась, ослепив всю группу.

В периферийном зрении Тарниша что-то метнулось к нему. Он поднял щит, блокируя это. Небольшой пакет ударился о его щит и взорвался, превратившись в клубящуюся массу порошка. Почти сразу же Тарниш потерял ориентацию и растерялся. Его охватил жуткий страх. Мир стал темным, тенистым, свет померк, и Тарниш начал видеть в уголках зрения страшные вещи… Враги, куда более страшные, чем алмазные псы, стали преследовать его.

Он бросился на одного из них с мечом, схватив его телекинезом. Он услышал крик, неразборчивые слова, которые он не мог разобрать, да и не хотел. Все его внимание, вся его концентрация были направлены на преследующие его теневые формы, надвигающиеся на него со всех сторон, пытающиеся обойти его с фланга. Он крутанулся на месте и ударил по чему-то еще, пытавшемуся подкрасться к нему. Он рубил и рубил, снова и снова, пытаясь разрубить призрачных врагов. Его окружили со всех сторон, и он наносил удары вслепую, надеясь застать их врасплох.

В груди у него колотилось сердце. Страх заставлял биться каждый нерв его тела. Между задними ногами образовалась лужа, когда он наносил удары по очередному призрачному врагу. В ушах звучали голоса Мод и Октавии, которые кричали на него, но это были не голоса Мод и Октавии… нет, это была грубая, больная пародия на их сладкие голоса, голоса, которые он любил, это был ужасный трюк. Он слышал, как искажения впиваются в его уши, словно когти демона.

Тени вокруг него были живыми существами, они извивались и танцевали. Скелеты и призраки двигались среди них, все они насмехались над ним, издевались над его страхом, и что-то внутри Тарниша пылало ненавистью. Он докажет им, он покажет им… Его уши насторожились при звуках издевательского смеха Мод и Октавии. Он зазвенел в его ушах, как колокольчики. Страх, гнев и стыд захлестнули его разум, и негодование стало еще сильнее.

Он покажет им всем.

Он разрубит их.

У него был самый острый меч на свете.

С криком он поднял Фламинго, но обнаружил, что и меч его предал. Она тоже смеялась над ним, издевалась, высмеивала его. Она вылетела из его хватки, и ему нечем было защититься от наступающих теней, от окружающей его тьмы.

Дернувшись, он споткнулся о разрубленное пополам туловище алмазной собаки и чуть не упал, наступив на отрубленную голову другой. Он посмотрел вниз и увидел тела… так много тел. Тела, разрубленные пополам, расчлененные на части, отрубленные головы и конечности. Какой ужасный демон это сделал? Что за чудовище, порожденное Тартаром, скрывается на поле боя? У него уже не было меча, чтобы защититься, Фламинго отвернулась от него. Он ударил щитом, пытаясь сбить надвигавшуюся на него тень. Краем глаза он заметил еще одну тень и крутанулся, чтобы встретить ее. Его копыто хлюпало в окровавленной грязи, в которой лежала растерзанная бедная алмазная собака, — казалось, что что-то раздавило ее с невообразимой силой.

Тарниш был полон решимости найти невидимого демона, преследующего его и причиняющего столько страданий. Он должен был быть прямо за ним. Он кружился, используя свой щит как оружие, нанося удары по любой тени или призраку, оказавшемуся слишком близко, а сердце, казалось, в любой момент могло прорваться сквозь грудную клетку. Стало трудно дышать… Возможно, невидимые преследователи отравили его.

Что-то коснулось его. Он почувствовал это и попытался повернуться к нему лицом, но не смог. Что-то еще схватило его, потом еще что-то. Страшные когти вонзились в его плоть, как бритвы, вгрызаясь глубоко, он чувствовал это. Он чувствовал, как его собственная горячая липкая кровь сочится из десятков ран. Внутри него нарастала паника, ужасная, страшная паника. Ему нужно было выжить, нужно было сопротивляться, но тут его схватили когтистые руки. Когти глубоко впились.

— Тарниш! — услышал он извращенную пародию на голос Октавии, кричавшей на него. Он попытался ударить нападавшего своим щитом, но тот вырвался из его магической хватки. Теперь он был беззащитен, беспомощен, и его раздирали на части сотни маленьких когтистых лап, которые рыли и резали его беспомощную плоть.

В поле его зрения появились два блестящих розовых глаза и величественное бледно-желто-белое лицо. Она сияла как солнце, прогоняя тени и призрачные формы, преследующие его. Он почувствовал, как страх покидает его, отступает, и тепло наполняет его тело. Боль утихла, и он больше не чувствовал когтей, вонзающихся в его тело. Он почувствовал, как губы прижались к его губам — поцелуй обжег его, опалил, и на мгновение он ослеп.

На секунду Тарнишед Типот потерял сознание и контроль над своими чувствами. Когда он пришел в себя, то услышал крики, шум битвы, а Винил Скрэтч отплевывалась и брызгала слюной прямо перед ним, как будто пыталась избавиться от неприятного привкуса во рту. Он сплюнул сам, его рот наполнился мелкой, зернистой пылью с неприятным привкусом.

Неужели Винил только что поцеловала его?

Он не мог сказать.

Быстро придя в себя, Тарниш отмахнулся от мечущихся теней и попытался сосредоточиться. Вокруг него лежали тела, разрубленные и расчлененные самым ужасным образом. Мод сражалась с большой группой алмазных собак. Октавия получила страшную рану в бок, но все еще продолжала сражаться.

Задыхаясь, Тарниш понял, что это он порезал Октавию. От этого осознания его затошнило, и ему захотелось блевать. На мгновение ему показалось, что он сейчас потеряет сознание — он все еще чувствовал воздействие пыли. И снова Винил пришла ему на помощь.

На этот раз она ударила его копытом так сильно, что у него зазвенело в ушах. В голове у него прояснилось, и он зашатался, но быстро пришел в себя. Пощечина была как раз тем, что ему было нужно, чтобы сосредоточиться. Из пещеры выходили еще алмазные собаки. Им нужна была помощь.

Порывшись в седельной сумке, Тарниш достал корневище…

Вдохнув, он подумал о подсолнухах. Красивые, идеальные подсолнухи. Он подумал о ядовитой шутке, растущей в идеальном саду подсолнухов. Он подумал о своем растущем чувстве отчаяния — он и его спутники были ошеломлены и скоро падут без помощи. Он был ранен и, вероятно, все еще отравлен, а Октавия была рассечена на части.

Когда Гррр пророс, Тарниш фыркнул и выпустил из носа комок блестящих соплей.

В воздухе раздался странный скрипучий вой, и Гррр унесся прочь. Из его тела вырвались колючие лианы и схватили окружавших его алмазных псов, притянув их ближе, чтобы Гррр мог их грызть или царапать. Зубы и когти Гррра были острыми, разрывая и раздирая плоть вокруг него. Он был сильным и выносливым бойцом ближнего боя.

Пока Гррр занимался алмазными собаками, Тарниш встряхнулся и попытался сосредоточиться. Наступило время магии. Странные знания и воспоминания вихрем проносились в его голове. Леденящий душу страх довел его до отчаяния. Обратившись к магическим знаниям, таившимся в его сознании, Тарниш вызвал смерч, надеясь, что ветер поможет им.

Почти сразу же его одурманенный разум подсказал ему, что это ужасная ошибка…

56. Ветер ты могуч

Вначале это был пыльный дьявол, небольшой вихрь из обломков. Однако порыв ветра усилился и почти сразу же набрал силу. Пылевой дьявол превратился в пылевого демона, в нечто мощное, и он начал сбивать алмазных собак с ног. Тарниш все еще пытался восстановить все свои чувства, и, хотя он не был уверен, ему показалось, что некоторые из алмазных собак тоже пострадали от пылевой бомбы. Их глаза были расширены от ужаса, и они вели себя так, что, казалось, даже не замечали набирающего силу смерча среди них.

Он подумал о бегстве, но по мере того, как ветер набирал силу, какая-то часть его сознания подсказывала, что от этого не убежать. Он вызвал бурю. Это не было похоже на магию единорога, о которой он знал, когда единорог мог управлять ветром, его силой и направлением, нет, это было совсем не то. Управляемого пылевого дьявола можно было использовать для мытья полов и сброса всей грязи с пола в мусорное ведро.

Нет, эта буря была дикой. Это была буря, с которой пегасам было бы трудно справиться. Это был не прирученный легкий ветер, а первобытная сила природы, нетронутая гармонией. В постоянно растущей воронке вспыхивали маленькие молнии, воздух наполнялся статическим электричеством. Небо над головой стало ярко-зеленым. Из большого смерча вырвались маленькие смерчи.

Пока Тарниш наблюдал за разрушениями, которые он вызвал, два алмазных пса со страшной силой врезались друг в друга. Удар был настолько ужасен, что одному из них оторвало ногу. Тарниш открыл рот, и пока он стоял с открытым ртом и смотрел, его подхватил ветер.

Его копыта оторвались от земли, и он почувствовал, как ветер рвет его шкуру. Всасывание было потрясающим, но ему не пришлось этому удивляться. Что-то схватило его, и он почувствовал, что его тянет вниз. Передние ноги схватили его, и на него навалились. Его вдавило в землю, и он почувствовал, как его копыта прижали к земле со странной, почти неприятной силой, от которой стрелки заболели от давления.

Винил творила магию — он наблюдал, как из ее рога вылетает шквал заклинаний, но не знал, что это за заклинания. Вокруг них возник барьер, что-то вроде щита, образовавшего купол, который светился розовым светом, светился так же, как и глаза Винил. В ужасе он вцепился в Мод и Октавию, а они — в него.

Целые деревья были вырваны из земли. Камни разбивались вдребезги и поднимались мощным вихрем. Алмазные собаки летели по воздуху и разбивались о деревья и камни. Тарниш, не открывая рта, с ужасом наблюдал за тем, что он натворил. Большой зазубренный камень врезался в светящийся барьер, и тело Винил дернулось. Один глаз налился кровью, левый, и из левой ноздри показалась струйка крови.

Тарниш издал истошный вопль, поняв, что еще один такой удар может убить одного из его лучших друзей. Удар что-то сделал с Винил, нагрузив ее сверх всякой меры. Заклинание щита каким-то образом устояло, но выглядела она неважно.

Гррр, вне светящегося купола, казалось, был в полном порядке. Он врос корнями в землю и, похоже, прекрасно переносил бурю. Тарниш не был уверен, что Гррр можно уничтожить. Все больше деревьев вырывалось из земли, и казалось, что вся местность будет разрушена.

В отчаянии Тарниш открыл седельные сумки и достал голубую сферу. Он чуть не выронил ее, его собственная магия казалась ему неправильной, не такой, как раньше, и он с трудом пытался соединиться с шаром. Плача, он прикоснулся к своему рогу. Раздалась яркая вспышка голубого света, и от его рога к рогу Винил протянулась магическая нить. Щит вокруг них из розового превратился в пурпурный: голубая и розовая магия смешались, образовав приятный, радующий глаз оттенок. Из земли проросли лианы, которые начали расти над щитом, переплетаясь друг с другом, петляя, сплетаясь, образуя мощный магический барьер.

В мгновение ока разросшиеся лианы образовали вокруг четырех пони сплошной купол. Теперь снаружи ничего не было видно. В магическое убежище врезались новые камни, деревья и алмазные собаки, но Винил, казалось, не испытывала никаких последствий. Все четверо пони прижались друг к другу, и только Мод не проявляла признаков абсолютного ужаса.

Снаружи бушевала буря.

— Все закончилось? — спросила Фламинго, когда воцарилась оглушительная тишина. Когда никто не ответил, меч ударил по лианам, которые образовали вокруг них купол. Она сделала еще несколько взмахов, и засиял солнечный свет.

Фламинго быстро сделала дверь, и Тарниш последовал за ней наружу. Он остановился, его колени дрожали, и посмотрел на хаос и разруху вокруг. Повсюду валялись трупы, вывороченные с корнем деревья и разбитые камни. Светило солнце, но не было слышно щебетания птиц. Мир был безмолвен — слишком безмолвен. Это была неестественная тишина.

Гррр подошел к нему и встал рядом, и Тарниш с радостью увидел, что его сверхъестественный защитник выглядит невредимым. Его оттолкнула Октавия, которая выскочила из импровизированного убежища, чтобы осмотреться. За ней последовала Винил, а затем вышла Мод. Все четверо пони стояли, моргая и пытаясь осмыслить происходящее.

Покачав головой, Тарниш убрал голубую сферу в седельную сумку. Он перешагнул через тело, ну, во всяком случае, части тела, и в глубине души понял, что должен что-то сделать, чтобы все исправить. Когда все закончится, он похоронит все эти тела. Он подберет их останки и похоронит их. Он надеялся, что это избавит его от чувства вины, которое он сейчас испытывал.

Но его работа еще не была закончена. Он посмотрел на трещину в скальном гребне впереди. Там еще была пещера. Он напряг нервы и попытался заставить колени перестать дрожать. У него была работа, и он надеялся, что сможет закончить ее без новых убийств. Он не знал, что находится в пещере, но подозревал, что встретит вооруженное сопротивление.

— Командор? — спросила Фламинго. — Что мы делаем?

— Я не командир, — ответил Тарниш.

— Забавно, потому что ты выглядишь так, будто ты командир, Командор. — Фламинго покачивалась вверх-вниз рядом с головой Тарниша. — Больше не надо засовывать меня в алмазных собак. Я до сих пор чувствую вкус собачьей шерсти и крови. Это просто отвратительно!

— Прости, Фламинго, я на время потерял контроль над своими чувствами. — Тарниш посмотрел на свой меч и покачал головой. — Пожалуйста, прости меня, ты же знаешь, что я стараюсь быть чутким к твоим нуждам.

— Ну, когда ты отрубил лапы здоровяку, тогда ты, кажется, был в здравом уме, — сказала Фламинго, укоряя Тарниша.

Он вздрогнул, поняв, что Фламинго права.

— Ничего страшного, Командор. Мы на войне. На войне случается всякое. Я знаю, потому что я уже была на войне. Думаю, на нескольких. Например, когда появилась Найтмер Мун и убила Командора Луну. — Фламинго на мгновение замолчала, потом вздрогнула. — Не люблю войны. Добавь это к списку того, что Фламинго не нравится.

— Ну, Командор, что дальше? — спросила Октавия.

— Не называй меня так, — заскулил Тарниш.

— Не хнычь! — Октавия пнула Тарниша по ноге, стиснув зубы. — Я не шутила, когда говорила это. Ты привел нас сюда, чтобы спасти рабов. Ты поступил смело и дерзко. Ты — наш Командор, а мы — твое ополчение.

Тарниш отшатнулся от Октавии и покачал головой:

— Я просто пытался поступить правильно. Слушай, только не называй меня так. Я не знаю, что делаю, и из-за меня все мы чуть не погибли. С Винил что-то не так, у меня переклинило мозги, и я, кажется, рассек тебя, и мне очень трудно все это осознать. — Он сделал небольшую паузу, затем спросил: — Как получилось, что пыль не подействовала на вас троих?

— Мы сопротивлялись, — ответила Мод, посмотрев на Октавию, а затем на Винил. — Это магическая пыль, очевидно, с алхимической основой. Для меня это был вопрос силы воли.

— Так здорово, что мне не хватает силы воли! — огрызнулся Тарниш, ударив ногой по земле.

— У каждого из нас есть свои сильные стороны. — Октавия перевела свой суровый взгляд на Тарниша и пристально посмотрела на него. — Мы пошли за тобой, потому что ты поступал правильно. Мы пришли сюда, в эту забытую аликорнами пустыню, потому что ты поступил правильно. И мы будем следовать за тобой до тех пор, пока ты будешь продолжать поступать правильно! А теперь перестань быть таким плаксивым жеребенком!

Тарниш стоял, опустив уши, и чувствовал себя довольно жалким и жеребячьим. Больше всего ему казалось, что его самооценка пострадала во время битвы. Однако слова Октавии доходили до него. Он мог совершать ошибки, но старался поступать правильно. Он стоял, чувствуя неуверенность и не зная, что сказать.

— Я пыталась подбодрить тебя, — негромко призналась Октавия. — Тарниш, ты мой друг. Если понадобится, я пойду за тобой куда угодно. Немного найдется пони, к которым я испытываю такую сильную привязанность. А теперь подними голову и держи себя в узде. Без сомнения, у нас еще много дел.

Следуя совету Октавии, Тарниш поднял голову. Он постарался не обращать внимания на сомнения в себе и сосредоточился на задаче, стоящей перед ним. Он глубоко вздохнул, повернулся и посмотрел на темнеющую расщелину в скалах. Он поднял свой щит, сделал еще один глубокий вдох и кивнул.

— Ну что ж, присутствие духа, — пробормотал он, делая первый шаг к пещере.

Тарниш понял, что расщелина представляет собой отличное оборонительное укрепление. Ширина расщелины составляла примерно два алмазных пса, или всего один Диг-Даг, что значительно затрудняло вторжение. Впереди был длинный узкий проход. Фламинго давала много розового света, позволяя Тарнишу видеть. Длинный проход был пуст. Вдалеке слышался звук капающей воды.

Стены были неровными и грубо отесанными. Они были сделаны для практичности, а не для красоты. Он замер, увидев в стене щель. Он сразу же понял ее назначение. Убийственные дыры, идеальные для лучника, чтобы пускать стрелы. Он послал Гррр вперед себя, чтобы посмотреть, что будет.

Не было ни стрел, ничего. Даже звуков тревоги не было.

Он продолжал идти вперед, осторожно, ожидая нового нападения. Он весь вспотел и чувствовал, как пот стекает по его бокам, по яйцам, а сокровенное место под хвостом зудело. В конце прохода, который теперь был виден в розовом свете Фламинго, он увидел приоткрытую дверь. Она была полуоткрыта, как будто через нее прошел кто-то из пони, или, в данном случае, кто-то из собак.

Он был так напряжен, что чувствовал, как от страха сжимается его уретра, и это наполняло некоторые части его тела ноющей болью, которую он с трудом игнорировал. Он шел, держа перед собой щит с изображением змеи, готовый выпустить огромный поток пара, что, по его мнению, было неплохой идеей, учитывая тесное помещение.

Ни на него, ни на его спутников никто из караульных не нападал.

— Это немного нервирует, — прошептала Октавия голосом, который отдавался слабым эхом в проходе.

Гррр вошел в дверь первым, за ним последовал Тарниш, готовый ударить по чему-то своим щитом. Фламинго висела над Грррром и дрожала, отчего ее свет мерцал, а тени плясали, что никак не способствовало снятию напряжения.

В стене была грубая деревянная дверь, и Тарниш рывком распахнул ее. Вслед за Гррр он шагнул внутрь и замер. Внутри стояли корзины, наполненные странными волосами. В этой комнате стояли прялки и огромные мотки пряжи. Тарнишу потребовалось некоторое время, чтобы собрать все воедино.

Это, должно быть, шерсть бушвулей. Алмазные псы держали бушвулей и использовали их как овец. В этой комнате не было никаких следов бойни, никакой крови, только много шерсти. Шерсть бушвулей? Он заметил ножницы и обрадовался, увидев их, настолько обрадовался, что издал вздох, и его отяжелевшие бока немного расслабились.

— Шерсть бушвулей, — сказал он Мод, которая теперь стояла рядом с ним.

Мод ничего не ответила, но рысью направилась к ткацкому станку. Он был плохо сделан, часть его была кривой и немного ржавой, а дерево потрескалось и посерело. Казалось, что от прикосновения к нему он развалится на части. Пряжа в него не подавалась, он был пуст и пылен. Сам ткацкий станок казался чем-то древним, возможно, доиндустриальным.

— Надо идти дальше, — сказала Мод, повернувшись лицом к двери.

Пройдя еще несколько комнат, несколько коридоров, пещеру и, похоже, шахтные стволы, Тарниш оказался перед укрепленной дверью из тяжелого дерева и железа. Ключа у него не было, да он и не требовался. Он схватил Фламинго и с помощью своей магии вонзил ее в замок. Раздался визг металла о металл, когда он вырезал замок из двери, и тут Фламинго захихикала.

— Стой! Это щекотно! Остановись! Остановись или я снова скажу "остановись"!

Конечно же, Тарниш не остановился, а закончил вырезать замок в двери. Шагнув вперед, он пинком распахнул дверь и вошел внутрь. Сразу за дверью он остановился, давая глазам время привыкнуть к мерцающему свету камина.

Комната была заполнена алмазными собаками, барсуками и маленькими комочками шерсти, которые, по мнению Тарниша, и были бушвулями. Он стоял в дверях, моргая, не двигаясь и не делая никаких угрожающих жестов. Алмазные собаки, как он заметил, все были самками или совсем молодыми. Большинство из них были прикованы к столбам, утопленным в пол. Почти все они имели следы жестокого обращения. Ноги распухли и упирались в железные кандалы. Он чувствовал запах хворей, болезней и гнили. В воздухе стоял запах мочи и фекалий. Почти на каждом лице, смотревшем на него, читался ужас.

Ему потребовалась вся сила воли, чтобы его не стошнило.

— Неужели все закончилось? — спросила алмазная собака. Она сидела в центре комнаты, вокруг ее шеи была накинута выцветшая, потрепанная шаль. Она подняла голову. — Я — Минори. Я хотела бы знать, что вы собираетесь с нами делать.

От шока и удивления, насколько хорошо она говорит, рот Тарниша зашевелился, но слов не последовало. Он прочистил горло и попытался снова:

— Я пришел не для того, чтобы причинить вам вред… Я пришел спасти рабов.

Старая мудрая алмазная собака склонила голову:

— Значит, ты пришел, чтобы спасти нас. Наконец-то все закончилось.

— Кто ты? — спросил Тарниш, пытаясь преодолеть свое изумление. — Я Тарниш, и я не желаю вам зла. Я хочу помочь вам.

— Как я уже сказала, я — Минори, — ответила алмазная собака.

— Нет… нет… Я имею в виду то, как ты говоришь… Что ты делаешь в этом месте? Кто ты и почему ты здесь? Кажется, ты здесь не на своем месте.

Старая алмазная собака улыбнулась, обнажив пожелтевшие от времени клыки. Она сцепила передние лапы, и ее яркие, любопытные глаза уставились на Тарниша:

— Я — Минори, родом из Инудзимы, земли далеко на востоке.

— Но что ты здесь делаешь? — спросил Тарниш.

— Я приехала в эту страну, спасаясь от бед своей родины, — ответила она. — Здешние алмазные псы были жестоки и дики… многие из них были глупы от межродственного скрещивания. — Старая собака устало вздохнула. — Я нашла умного щенка по имени Диг-Даг. Я научила его буквам и словам, я пытался привить ему понимание искусства, культуры, я пыталась научить его бусидо из старого мира.

— И вот чем он отплатил тебе? — Октавия покачала головой и прищелкнула языком.

— О, он поступил гораздо хуже. — Минори откинула шаль, облегавшую ее середину, и показала два засохших обрубка. — Я все время пыталась сбежать, а он все время возвращал меня обратно. Я стала его собственностью… как и все мы. — В этот момент она взяла на лапы маленького щенка и прижала его к себе. — Я не смогла научить его, но я все еще пытаюсь научить других. — Она посмотрела на Тарниша и кивнула головой. — Возможно, ты пришел за уроком. Не хочешь ли ты поучиться?

— Может быть, и да, — ответил Тарниш, — но это должно случиться позже. Где детеныши барсуков и бушвулей? Мне сказали, что их держат отдельно.

Минори повернула голову и посмотрела на массивную укрепленную дверь в глубине комнаты. Затем она снова повернулась лицом к Тарнишу:

— Иногда мне разрешают заходить туда и присматривать за ними. Иногда нет. О них заботятся достаточно хорошо, ведь они — новое поколение рабочих. Диг-Даг понимал их ценность.

Оглядевшись вокруг, Тарниш увидел бушвулей, барсуков и алмазных собак — все они смотрели на него с надеждой, но с опаской. Он слышал кашель, стоны и затрудненное дыхание. Некоторые из них выглядели так, словно были почти мертвы. У многих самок алмазных псов отсутствовали ноги — возможно, из-за побегов, а возможно, из-за гангрены. Тарниш не мог этого знать. Минори напевала маленькому щенку, которого держала на лапах, пытаясь успокоить его и удержать от плача.

С придушенным криком Октавию вырвало на передние копыта, и Винил бросилась ее успокаивать. Тарнишу захотелось сделать то же самое. Он уже выбился из сил, все его тело тряслось и дрожало от усталости, но казалось, что его работа только начинается.

— Простите, дамы, но мне нужно идти и порубить дверь, — сказал Тарниш, стараясь говорить уверенно, но у него ничего не получалось. В его голосе слышались страдание и боль. Минори как-то странно посмотрела на него, и он с трудом встретил ее взгляд.

— Мужественный, добрый и вооруженный мечом, — негромко сказала Минори, — возможно, ты уже знаешь дорогу… Может быть, позже Минори прочтет свитки твоего сердца, чтобы узнать, что там написано…

57. С припухшим лицом

Открывая дверь, Тарниш старался не обращать внимания на стрелу, все еще застрявшую в его холке. Было больно, но вокруг него были те, кто страдал гораздо сильнее. Стрела, похоже, действовала как пробка, и кровь почти не текла. Фламинго хихикала и умоляла его остановиться, пока он разрубал ржавое железо, в котором находился замок.

Магия? Кому она нужна? Он мог выбить эту чертову дверь. Ему не нужна была никакая вонючая магия.

Запорный механизм с грохотом упал на пол, подняв в воздух облако ржавчины и пыли. Дверь не хотела открываться, она плохо подходила к дверному проему, была не заподлицо и не соответствовала какому-то достойному стандарту. Разозлившись больше, чем на что-либо другое, Тарниш развернулся и с силой ударил по двери. Раздался скрип дерева о камень, и дверь с грохотом распахнулась, вызвав изнутри испуганный возглас.

Тарниш встал в дверном проеме и огляделся. На него смотрело множество маленьких глаз. В тусклом помещении прижимались друг к другу маленькие барсучьи детеныши и крошечные комочки шерсти. Он посмотрел на них, но ничего не сказал. Через несколько секунд он удалился из дверного проема, чтобы в нем могли произойти многочисленные трогательные воссоединения. Когда он отступал назад, мимо его ног пронеслось множество барсуков и бушвулей, и он старался не наступать на них.

Затем он двинулся по комнате, перерезая цепи, удерживающие на месте алмазных собак-рабов. Некоторые испуганно вскрикнули, но Тарниш не промахнулся. Оставалось снять кандалы. Работы было много, очень много, и Тарниш даже не знал, с чего начать. Нужно было заботиться о живых, удовлетворять их нужды, а еще нужно было заботиться о мертвых. Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, и увидел, что группа барсучьих сородичей собралась вокруг Гррр и осматривает его.

— Твоя ярость и гнев приведут тебя только в темные места, — сказала Минори Тарнишу.

Приподняв бровь, он ответил:

— Моя ярость и гнев — единственное, что заставляет меня сейчас стоять на копытах.

— Тогда, возможно, тебе не стоит стоять на копытах. — Минори склонила голову и протянула лапу. — Подойди ко мне, позволь мне помочь тебе. Я могу удалить эту стрелу.

Моргая, Тарниш стоял, не двигаясь, и ничего не отвечал.

— Я знаю, что у тебя нет причин доверять мне. — Минори подняла голову и посмотрела Тарнишу в глаза. — Но что я могу получить, причинив тебе вред? Я старая собака, и мне нужна твоя помощь.

— Если ты сделаешь что-нибудь вероломное, если ты причинишь ему вред, знай, — сказала Мод старой седой собаке, — я ударю тебя так сильно, что твоя голова взорвется. Я превращу тебя в мелкий красный туман.

Склонив голову, Минори кивнула:

— Я прислушаюсь к твоим словам, Сохэй. — Наступила пауза, затем она продолжила: — А теперь прислушайся к моим. Моя честь не позволит мне причинить вред моему спасителю. Я обязана помочь тебе.

— Может быть, и так. — Мод навострила уши. — Только учти, что я буду следить за всем, что ты делаешь.

Ухмыляясь, Минори повернула голову и посмотрела на Тарниша:

— Сохэй благоволит к тебе, любопытный. Тебе повезло, что у тебя такой внимательный земной дух.

— И как же мне не знать этого, — ответил Тарниш. Его уши насторожились при звуках плача. Вокруг него малыши воссоединялись со своими родителями. Он вернулся к рубке цепей с Фламинго, и на него уставились благодарные, но испуганные глаза.

Разрубая цепи, Тарниш понял, что ему нужно связаться с Твайлайт. Ему понадобится помощь. Он знал, что делать и как все это исправить. На севере был затопленный карьер, полный рыбы и лягушек. Там была Баттонс. Это было бы хорошее место для колонии изувеченных алмазных собак. Он не решался послать их на север, опасаясь, что его невидимый мучитель может перехватить их. Надо будет попросить Твайлайт прислать гвардейцев, чтобы те помогли переправить собак на север.

Он пожелал, чтобы Диг-Даг был еще жив, чтобы у него была возможность убить его более личным способом. Из тридцати-сорока или около того алмазных собак, которые находились на поверхности земли, все были самцами, здесь же, внизу, было около двух десятков самок — слишком мало. Он задумался, сколько из них погибло от гангрены и плохого ухода. А сколько было забито до смерти за попытку бегства?

Еще хуже, понял он. В такой маленькой колонии нельзя было предоставить самкам права личности, когда на кону стояло выживание колонии. Нет, самки должны были приносить потомство, хотели они этого или нет. Это было необходимо. Такие принципы общества, которые он считал само собой разумеющимися, как согласие и свобода личности, здесь были бы вредом, потенциальным смертным приговором для такой маленькой колонии. Он понимал отчаяние, но не мог оправдать этот поступок. Он не мог примириться с тем, что было сделано. Это беспокоило его, тревожило, расстраивало, и он понимал это. Ему стало стыдно, а вместе со стыдом он почувствовал тошноту.

В таких отчаянных, тяжелых обстоятельствах не могло быть ни уговоров, ни ухаживаний, ни места для ласк. Нельзя было позволить самкам, достигшим возраста размножения, сбежать, поскольку потеря каждой из них только ослабила бы колонию. Он был свидетелем ужасного акта выживания и тех отчаянных мер, на которые можно пойти, чтобы продолжать существовать. Возможно, со временем и с увеличением численности колонии некоторые права будут восстановлены, но он сомневался в этом. Общество, погрязшее в подобном поведении, не изменится, оно захочет сохранить существующее положение вещей, поскольку оно благоприятствует самцам. Нет, решил Тарниш, изменения могут произойти только через насилие и конфликты.

Пошатываясь, Тарниш закашлялся, а затем изверг содержимое своего желудка, которое, как оказалось, было полно блесток. Он отплевывался снова и снова, пока ему не показалось, что глазные яблоки могут выскочить из головы, и он чуть не упал.

Он почувствовал, как к нему прижалось теплое тело, и понял, что это Мод. Его снова вырвало, сознание помутилось, и он был благодарен Мод за то, что она была с ним. Они были равными партнерами. Если он хотел засунуть свою болтающуюся отцовскую штучку в ее маленькое жеребячье отверстие, он должен был это заслужить.

А заслужив, он становился особенным.

Отойдя в сторону, он изверг из своего желудка еще больше желчи и блестящих пылинок и выплюнул их на пол. Он кашлял и хрипел, пытаясь отдышаться, боясь, что задохнется, и видел, как в его глазах пляшут пятна.

Знание того, что Мод хотела быть с ним, придавало этому смысл.

Когда его тошнило, Тарниш понимал, что прозревает, и надеялся, что у него хватит ума вспомнить потом о таком переломном моменте в жизни. С Мод у него были отношения честного обмена, и он любил ее безумным образом, который не мог объяснить.

Казалось, что самое страшное уже позади. Он стоял, вспотевший, со вздымающимися боками, и думал о том, что, может быть, ему стало плохо от напряжения, сдавившего его внутренности. Он несколько раз сплюнул, пытаясь избавиться от привкуса желчи во рту. Он совершил ошибку, подумав о своем собственном отце и о том, как тот относился к кобылам.

От этой мысли его снова вырвало.

Шипение Октавии вызвало у него такое сильное чувство вины, что оно превратилось в физическое ощущение боли. Тарниш отвернулся, глаза его слезились, и он не мог продолжать наблюдать за тем, как Минори рассматривает длинный порез, проходивший по боку Октавии. На мгновение ему показалось, что ему снова станет плохо.

— Это телесная рана, — негромко сказала Минори. — Выглядит хуже, чем есть на самом деле. Порез уходит в жир, но не доходит до ребер.

— Я не толстая, — запротестовала Октавия, ее уши встали дыбом от возмущения.

— Если бы у тебя не было этой чудесной жировой прослойки, — сказала в ответ Минори, — то лезвие, сделавшее этот порез, задело бы твои ребра.

— Гмф! — Октавия откинула голову назад, а затем фыркнула.

Заставив себя повернуть голову, Тарниш посмотрел на Октавию. Одна сторона ее лица была опухшей, щека немного выпуклой, а один глаз из-за припухлости сузился. Что-то ударило ее по голове. Даже основание уха было увеличено и выглядело красным. Глядя на нее, он опустил уши в почти жеребячьем выражении вины.

У Мод были ссадины, несколько более серьезных царапин и несколько синяков. Она наблюдала за всем, что делала Минори, и следила за каждым ее движением. Рядом с Мод сидела Винил, потирая голову, с полузакрытыми глазами.

— Я сказала Диг-Дагу, чтобы он готовил стаю как воинов, — сказала Минори, втирая мазь в длинную рану на боку Октавии. — Подготовил их как бойцов. Научил их боевой дисциплине. — Старая алмазная собака покачала головой. — Я сказала ему, чтобы он предложил свои услуги аликорнам в качестве наемников. Я сказала ему, что те, кто сидит наверху, заплатят за его услуги хорошую монету, но он должен придерживаться определенного уровня.

Рядом с Минори свежевыстриженный бушвуль держал грубо сделанную масляную лампу, чтобы Минори могла лучше видеть. Масляная лампа представляла собой грубую глиняную миску с фитилем, плавающим на обрывке чего-то, похожего на губчатую кору. Пламя на фитиле шипело и воняло прогорклым мясом.

— Холодновато, — сказала Октавия, а затем зашипела, втягивая воздух сквозь зубы.

— Пахнет каким-то ментоловым составом. — Тарниш наклонился поближе и принюхался.

— А сейчас мне жарко… жарко! — Октавия скорчилась, и ее хвост задергался из стороны в сторону.

— Иди уже, — сказала Минори Октавии, отталкивая пони. — Мне нужно вылечить других.

Поднявшись на копыта, Октавия начала вышагивать вокруг, пританцовывая на месте и запрокидывая голову:

— Горячо, горячо, горячо! — Серая кобыла зажмурила глаза, когда ее копыта застучали по камню. — Оооо, Винил, подуй на него, он жжет хуже йода! Не сиди просто так, сделай что-нибудь!

— Перестань так извиваться. — Минори раздраженно скривила губы. — Мазь склеила кожу. Не шевелись и не веди себя как щенок, толстуха.

Застыв на месте, Октавия повернула голову и уставилась на старую алмазную собаку. Нижняя губа оттопырилась, глаза блестели. Она моргнула раз, потом два и свирепо фыркнула:

— Я не толстая.

— Мы это уже обсуждали, пухляшка. — Пока она говорила, Минори протянула лапу и схватила Тарниша за правую заднюю ногу. Она подтащила его ближе и повалила на землю, чтобы лучше рассмотреть, не обращая внимания на его испуганный протестующий крик.

Закусив губу, Октавия, не обращая внимания на леденяще-жгучую мазь и боль в боку, уставилась на старую алмазную собаку. Ее уши попеременно то задирались вперед в агрессивной манере, то разъезжались в стороны.

Не обращая внимания на жеребячью театральность Октавии, Минори покачала головой:

— Я не смогу вытащить это.

— Это нехорошо, — сказал Тарниш.

— Мне придется протолкнуть ее через тебя. — Минори погладила Тарниша по голове мозолистой лапой. — Будет много боли и криков. Через страдания ты познаешь просветление. Я бы предложила тебе прикусить что-нибудь и созерцать звук хлопка одной лапы.

— А? — Ошеломленный, Тарниш даже не мог понять, что это значит. — У меня нет лап.

— Зато у тебя есть задница. — Минори посмотрела на торчащую стрелу. — И как существо с задницей, ты должен пукать. Великая мудрость говорит нам, что это общее для всех нас. Скажи мне, что за звук раздается при хлопке по одной щеке?

— Я… — начал Тарниш, но запнулся.

— Моя учительница, Ван Дун Фли, говорила, что жизнь похожа на пук, внезапный, полный ярости, а потом уносящийся по ветру, оставляющий после себя лишь воспоминания. Она была очень мудрой.

— Ты что, издеваешься? — спросил Тарниш, его голос превратился в вой, когда Минори коснулась стрелы.

— Клянусь великой многолапой Колли Ма, я не издеваюсь над тобой, — ответила Минори.

— Мод, помоги, у меня, кажется, мозг сломался. — Тарниш устремил умоляющий взгляд на жену.

— Это не самое главное, Тарниш. Она собирается вонзить стрелу тебе в холку. — Мод моргнула и перевела взгляд на Минори. — Тарниш, прикуси край седельной сумки. Это будет ужасно…

58. Так серьезно

Пот стекал с Тарниша огромными жирными каплями. Мод держала его голову, ее передние ноги плотно обхватили его шею, а Винил держала все его ноги. Пока что было несколько попыток протолкнуть стрелу, и он не был уверен, что захочет пробовать снова. Его вполне устраивало, что стрела так и останется там до конца жизни.

— Нужно направить ее под углом, а потом проталкивать, — сказала Минори тихим голосом, который звучал измученно. Она протянула одну окровавленную лапу и погладила Тарниша по спине, пытаясь его успокоить.

— Может быть, лучше в больницу? — предложила Октавия.

— Признаться, врачи сделали бы то же самое, — ответила Мод, — хотя и в лучших условиях.

— Может быть, нам стоит доставить его в Балтимар? — Лицо Октавии было прищурено от беспокойства. — Я как-то читала, что пони почти никогда не умирали от стрелы, а умирали от инфекций или истекали кровью, когда пытались вытащить стрелу. — Когда она говорила, Тарниш хныкал, и она содрогнулась от того, что сказала страдающему пони такую ужасную вещь.

Взяв палку с обгоревшим концом, Винил принялась выводить слова на грязном каменном полу. Она ткнула Октавию, пока писала, а затем подождала, пока Октавия прочтет сообщение вслух остальным.

Там говорилось:

— Я могу попробовать вытащить стрелу, но она потянет за собой плоть. Я не знаю, насколько. При окружении магией объекта вокруг образуется магический пузырь.

Мод на мгновение задумалась над этим вариантом, затем кивнула:

— Сделай это.

— Согласна, так будет лучше. — Минори склонила голову.

— Хорошо, Винил… Я знаю, что ты сделаешь все возможное. Ты самая замечательная волшебница из всех, кого я знаю. — Октавия повернулась и посмотрела на свою половинку. — Сохрани нашу маленькую семью, Винил. Постарайся подумать о совместных праздниках и приятных моментах, которые мы могли бы провести вместе.

Кобыла-альбинос закрыла глаза и начала концентрироваться. Ее дыхание замедлилось, а рог пульсировал в такт вдохам и выдохам, переходя от светлого к темному. Ее грудь поднималось и опускалась с ритмичной регулярностью.

— Что… что, если она при помощи магии… оттяпает большой кусок… от моей холки? — прозвучал в ответ вопрос Тарниша.

— Мы надеемся на маленький кусочек, — сказала Октавия, протягивая ногу и поглаживая Тарниша по лицу. — Подумай только, как было бы здорово провести Канун Дня Горящего Очага вместе. Мы могли бы пить гоголь-моголь… Я могла бы исполнить праздничную музыку. Мы могли бы быть счастливы и оставить все это в прошлом.

— Это… звучит… приятно. — Тарниш закрыл глаза и прижался лицом к Мод, предчувствуя, что дальше будет только хуже. — Я собираюсь… провести… остаток своей жизни… занимаясь этим… это не останется… стоять за моей спиной.

— О, как ужасно. — Неповрежденное ухо Октавии прижалось к ее лицу, а распухшее никак не могло опуститься. Она повернулась и посмотрела на Винил, которая была сосредоточена. Она снова повернулась и встретилась взглядом с Мод. Обе кобылы смотрели друг на друга, и Мод слегка кивнула, ее тело напряглось. Она услышала, как Тарниш заскулил, когда Мод крепче сжала его. Октавия почувствовала, что у нее пересохло в горле, но ей все же удалось вымолвить несколько слов:

— Ну что ж, я полагаю, что наш отдых будет включать в себя много выпивки и танцев, которые не одобряются в высшем обществе.

Рог Винил вспыхнул ярким светом, и рядом с ее головой появилась стрела. Стрела была обагрена кровью, как старой засохшей, так и свежей блестящей. На стреле было очень мало плоти, ни лоскутов кожи, ни кусков мышц, по большей части это была просто окровавленная стрела. Тонкая струйка крови вытекла из ноздри Винил, и дыхание ее стало тяжелым.

Произошло сразу две вещи.

Тарниш спросила у Винил:

— Всё позади?

Пока он задавал свой вопрос, Октавия выдохнула:

— Винил! — бросаясь на помощь своей подруге.

— Эта кобыла слишком много колдовала в этот день, — сказала Минори, когда Октавия схватила бледную кобылу. — Что касается тебя, то тебе не было причинено особого вреда. Я смогу все залатать, и ты будешь в порядке. Тебе повезло, что у тебя такие опытные друзья. А теперь не дергайся, сейчас будет немного больно…

В дымке боли все казалось перемешанным и запутанным. У него болели подреберья, а мышцы на плечах горели внутренним огнем, но с этим можно было справиться. Он больше беспокоился о Винил, которая очень нуждалась в отдыхе. Он думал о камне, ударившем в щит Винил, и о том, что он с ней сделал. Он не понимал всех тонкостей магии, но знал, что напряжение нанесло ей физический вред.

Перед ним поставили чашку, и он принюхался. Он узнал чашку и понял, что ее, должно быть, достали из его седельной сумки. Наверное, ему нужен был чай, лекарство, восхитительная заварка, которая сдерживала его магию.

Прошло несколько мгновений, но он заметил, что Мод нигде не было видно. Смутившись и немного встревожившись, он поднял голову и спросил:

— Где Мод?

— Она вернулась в наш лагерь, чтобы забрать Берроуз андер Трюфельс, — ответила Октавия.

— Как Винил? — Тарниш удивился тому, как колюче прозвучал его голос.

— Она настаивает, что с ней все будет в порядке, что ей просто нужно немного отдохнуть. Она сегодня перенапряглась. Думаю, ей нужно немного развеяться. — Октавия моргнула, ее глаза метнулись влево, чтобы посмотреть на Винил, а затем она вернула взгляд к Тарнишу. — Пей чай. Бушвули были очень довольны. Они любят алхимию, и я разрешила им изучить небольшой образец. Теперь, когда они могут свободно приходить и уходить, я подозреваю, что они будут приносить тебе реагенты, необходимые для приготовления большего количества чая, хотя у тебя его и так много.

— А где Минори? — спросил он, поднимая чашку с чаем.

— Она устанавливает власть и приводит все в порядок. Она объявила себя вождем. Никто не бросил ей вызов. Сейчас она вытягивает инфекцию из одного из своих собратьев. — Октавия сделала небольшую паузу, пожевала губу, а затем покачала головой. — То, что происходило здесь, Тарниш… Боюсь, это будет преследовать меня во снах. Как бы ужасно это ни звучало, но это вдохновило меня… Я уже слышу, как рождается музыка. Боюсь, она будет печальной и ужасной.

Закрыв глаза, он отпил глоток чая. Горячая жидкость успокаивала. Он покрутил немного ее во рту, затем проглотил. Поврежденная холка горела и болела, но он изо всех сил старался не обращать на это внимания. Другие страдали гораздо сильнее.

Открыв глаза, Тарниш увидел любопытное зрелище. Неподалеку стоял маленький щенок алмазной собаки с деревянным мечом в лапе. Когда Тарниш посмотрел на него, тот склонил голову, а затем поклонился в пояс. Щенок был маленьким, худым и длинноногим для своего роста. Его длинные уши были отведены назад и завязаны за головой рваной лентой.

— Меня зовут Долгоухий, — сказал щенок, поднимаясь из поклона. — Минори послала меня охранять тебя и быть твоим слугой. — Мордочка щенка нахмурилась. — Подозреваю, что она сделала это для того, чтобы я не подвернулся ей под лапу.

Переведя взгляд на Октавию, Тарниш заметил, что на ее мордочке сияет улыбка.

— Теперь я защитник клана, — сказал Долгоухий слишком серьезным для своего возраста голосом. — Минори растила меня, чтобы я бросил вызов Диг-Дагу, но теперь он мертв. Я найду других врагов, более достойных моего гнева. Я стану образцом восьми великих добродетелей.

Сделав еще один глоток чая, Тарниш посмотрел на защитника клана. Может быть, щенок и доходил ему до колена, но что-то в нем было такое, что говорило Тарнишу о том, что он боец. Он не посмел улыбнуться, потому что щенок, похоже, воспринимал все это очень серьезно.

— Когда-нибудь я стану великим и могущественным самураем, а Минори — моим обожаемым вождем. У меня будет цель, и я буду творить добро. Я буду благороден и справедлив. Я буду защищать слабых и даровать защиту всем добрым душам, которые попросят.

— Это очень благородно с твоей стороны, Долгоухий, — сказала Октавия щенку, пытаясь сдержать смех.

Подняв голову, Долгоухий указал на Фламинго, которая парила над головой:

— Можно мне подержать твой меч? — Щенок обратил на Тарниша свои невыносимо милые глаза и устремил на него умоляющий взгляд.

Тарниш чуть не выронил чашку с чаем:

— Фламинго очень, очень острая, не знаю, хорошая ли это идея.

— Я буду осторожен. — Глаза Долгоухого стали страшным оружием, и он использовал свое безжалостное преимущество против Тарниша.

— Ладно, вот что я тебе скажу… Ты расскажешь мне, что это за восемь добродетелей, и я позволю тебе держать…

— Э-э, босс, это ужасная идея, — вмешалась Фламинго.

— Фламинго, ты позволишь ему держать тебя и не будешь двигаться. — Тарниш посмотрел на парящий над головой меч.

— Босс, я больше его на целую голову. — Фламинго опустилась и зависла возле правого уха Тарниша. — Я ела порции крупнее его размером…

— Ни слова больше, Фламинго.

— Хорошо, больше никаких слов, а теперь замолкаю. Я знаю, когда надо заткнуться и помолчать, да, знаю.

Прищурившись на Фламинго, Тарниш что-то проворчал, а затем вернул свое внимание к щенку:

— Итак, скажи мне, что это за восемь добродетелей? — Ему было любопытно, и он подумал, что, возможно, они похожи на Элементы Гармонии.

— Первая — праведность, — ответил Долгоухий, склонив голову. Я стремлюсь быть праведным. — Диг-Даг не был праведным, он был подлым. — Маленький щенок поднял голову. — Второе — это самоконтроль. Я сдерживаю свои желания и сохраняю самоконтроль. Через лишения я обретаю просветление.

— Он такой серьезный. — Октавия пробормотала эти слова в адрес Тарниша, но не произнесла ни звука.

— Благожелательность — моя любимая добродетель, и я стараюсь быть добрым и справедливым во всех своих делах. Войны можно закончить сталью и кровью, но их можно и прекратить добрыми словами и кроткими поступками. Я хочу, чтобы меня знали за мою доброту. — Долгоухий поднял голову и разгладил свои длинные висячие уши.

— Уважение, честь и искренность — это три добродетели, и нельзя иметь одну из них, не имея двух других. Они взаимосвязаны, и их трудно поддерживать. Если потеряешь одну, то потеряешь все три и станешь позорищем.

Кивнув, Тарниш обдумал слова щенка.

— Смелость — это добродетель, которой у меня в избытке. Я, может, и маленький, но бесстрашный. Я никогда не отступал перед Диг-Дагом, даже когда он бил меня или надевал наручники за дерзость. — Щенок схватился за меч. — Я запомнил каждое оскорбление, которое он причинил мне и остальным. Я делал это из верности, последней добродетели. Я предан Минори. Она — мой учитель, а теперь и мой вождь.

Верный своему слову, Тарниш потянулся телекинезом, схватил Фламинго и потянул ее вниз. Щенок засунул свой деревянный меч за грубый оборванный пояс и потянулся к нему в нетерпении. Тарниш положил Фламинго в его лапы, и он прочно вцепился в нее. Он держал ее, но не двигался. Он не колебался и не размахивал оружием, не делая ничего, что могло бы представлять опасность.

— Это замечательное оружие, но я верю, что доброе слово может сделать больше, — почти беззвучным шепотом сказал Долгоухий. — Когда-нибудь, надеюсь, я стану достойным такого клинка, как этот. Имя Долгоухий будет наводить ужас на тех, кто творит зло. — Маленький щенок закрыл глаза, и его губы зашевелились, когда он что-то проговорил себе под нос.

Тарниш, как ни старался, не мог понять, о чем говорит щенок. Когда он сидел и слушал, то увидел, что глаза щенка открылись, и в них загорелся огонь.

— Ты оказал мне честь, и я этого не забуду. — Долгоухий отпустил Фламинго, которая осталась на месте, и опустился на колени рядом с Тарнишем. — Я в долгу перед тобой и буду стараться следовать твоему примеру… ооомф!

Последние слова щенка оборвались, когда Винил схватила его и стала прижимать к себе. Долгоухий сопротивлялся, брыкался и извивался, широко раскрыв глаза, но Винил был гораздо крупнее его. Октавия начала хихикать, но при этом старалась сдерживаться, и это вылилось в смешки и фырканье. Фламинго взлетела вверх и унеслась прочь, не забывая о своем остром клинке.

— Мадам, если вам нужна помощь или утешение, вам стоит только попросить! — писклявым голосом крикнул Долгоухий. — Моя сестра, Кабуки, она очень уютная… Идем!

Подняв чашку с чаем, Тарниш продолжил пить, не обращая внимания на просьбы Долгоухого о помощи.

59. Завести щенков?

Солнце скоро зашло, завершив насыщенный событиями день, и Тарниш наблюдал, как алмазные псы собирают своих мертвецов. Бывшие пленники собирали своих похитителей с уважением и почтением, что удивило Тарниша, учитывая обстоятельства. Они настаивали на том, чтобы иметь дело с мертвецами, и были шокированы его желанием похоронить их.

Эти Алмазные Псы верили в Вечное Пламя, и поэтому их останки сжигались в пылающем огне кузницы. Очистительный огонь сжигал их многочисленные проступки, и их души получали шанс снова жить как хорошие собаки. Алмазные псы, ставшие хорошими собаками, становились частью Вечного Пламени, духа кузницы, и их сущность придавала силу оружию, изготовленному в кузнице, обеспечивая выживание алмазных псов. Тарниш слушал, как ему все это объясняли, и старался понять как можно больше.

Минори, казалось, была впечатлена тем, что Тарниш проявил интерес, и он понимал, почему. Большинству пони не было бы дела до загробной жизни алмазных собак. Мышцы болели, спина болела, а мысли текли медленно. Скоро придет Твайлайт, а с ней и целая толпа гвардейцев, чтобы помочь клану двигаться на север. Минори, казалось, была в восторге от плана Тарниша, и он был благодарен ей за то, что она согласилась. Твайлайт была немного сдержана, но признала, что надо что-то делать.

На рану у него на холке были наложены швы, любопытные швы, и он хотел спросить Минори, что это такое. Он никогда раньше не видел таких, и, к его собственному любопытству, казалось, что разрыв в его плоти уже заживает. Он подозревал, что здесь действует какая-то магия, и собирался выяснить это, когда представится возможность.

Рядом с ним сидела Мод, держа на копыте Боулдера, и смотрела на своего любимца, когда он немного пригрелся на солнышке — то есть на том, что от него осталось. Винил и Октавия сидели вместе, пытаясь утешить друг друга, и Винил беспокоилась о ране Октавии, за которую Тарниш все еще чувствовал себя виноватым. Долгоухий сидел рядом с ними и с торжественным, серьезным выражением лица наблюдал за тем, как собирают останки погибших.

— Боулдер говорит, что здесь много бурильщиков, — сказала Мод.

— Что это, Мод? — Тарниш повернул голову и снова посмотрел на Мод.

— Бурильщики. — Мод подняла глаза от Боулдера и обратила внимание на Тарниша. — Бурильщики — это магические рыбы, которые плавают в камнях, проходя сквозь них. Они движутся сквозь камень, как сквозь воду, питаясь определенными минералами. Отходы, которые выделяют эти бурильщики, — это драгоценные камни, маленькие бурильщики делают маленькие кристаллики, а большие бурильщики — большие драгоценные камни. Боулдер сказал мне, что когда бурильщик проходит через камень, он щекочет его.

Моргая, Тарниш пытался понять магических рыб, которые проплывают сквозь камни и оставляют после себя драгоценные камни. Мир был странным, странным местом, и он многого не понимал. Он посмотрел на камни вокруг себя, потом на шахту, и ему пришла в голову необычная мысль: гора может быть океаном. От осознания этого ему стало не по себе: так много в мире зависит от перспективы.

Видя вокруг себя разрушения, Тарниш с трудом понимал, какую разруху он устроил. Сломанные и разбитые деревья, расколотые камни, ветки деревьев, пронзившие тела, — все это было слишком сложно воспринять сразу. Не было ни контроля, ни средств, чтобы обуздать это.

Разрушение принесло пользу, в этом можно было не сомневаться. Старое было вычищено, и теперь новое могло расцвести. Эти алмазные псы могли быть свободны, у них был шанс начать новую жизнь с чистого листа. А у Твайлайт появился шанс завести новых друзей, причем не только для себя, но и для всей Эквестрии.

— Тарниш, ты выглядишь задумчивым, — сказала Мод.

— Да, — ответил Тарниш.

— Мы сегодня сделали доброе дело. — Мод сунула Болдер обратно в карман, а затем похлопала его — ласковый жест, который мало кто видел. Она придвинулась ближе к Тарнишу и, балансируя на задних ногах, обхватила его передними ногами, чтобы притянуть к себе.

Они обнялись как влюбленные, даря друг другу утешение. На мгновение мир вокруг них померк, и стало казаться, что они — единственные существа на свете. Наклонив голову, Тарниш зарылся носом в гриву Мод и вдохнул ее запах. Ему было все равно, что она потная, грязная, в копоти и воняет дымом.

— Мне нужно побыть с тобой наедине, — прошептал Тарниш в гриву Мод.

— Мы найдем время побыть наедине, — ответила Мод.

Услышав слова Мод, Тарниш нашел в них успокоение. Ему нужно было быть с Мод, нужно было быть внутри нее, нужно было чувствовать ее прижимающейся к нему, нужно было слышать ее тяжелое дыхание в ушах, но больше того, ему нужна была она. Просто побыть с ней, и только с ней. Может быть, какое-то время смотреть на звезды или купаться в прохладном ручье при лунном свете.

— Ой, любовь.

Подняв голову, Тарниш увидел, что на него смотрит щенок. Судя по голосу, это была сука. Она была маленькой, небольшого телосложения и самого черного оттенка, который он когда-либо видел, за исключением мордочки и ушей, которые были грязно-белыми, но он не сомневался, что если ее искупать, то она станет белой как снег. У нее были длинные уши, и в ее лице было что-то знакомое.

— Кабуки! — Долгоухий вскочил на ноги и бросился к ней, хлопая длинными ушами.

— Брат!

Два щенка столкнулись с мясистым шлепком и обнялись. После бурных ласк Долгоухий отстранился, выглядя смущенным. Он стоял, обняв сестру за плечи, и смотрел на Тарниша, Мод, Винил и Октавию.

— Это моя сестра, Кабуки. Ее учат быть целительницей.

— Я не хочу быть целителем, я хочу быть воином.

— Не будь глупой головой, самки не могут быть воинами.

— Кто сказал? — спросила Кабуки.

— Это наш путь, — ответил Долгоухий.

— Наш путь привел нас к этому. — Кабуки жестом показала на все вокруг. — Пришло время для нового пути. Минори так сказала.

— Самки меньше и слабее. — Долгоухий встал во весь рост и оказался на несколько сантиметров выше своей сестры. — Я больше тебя. Минори сказала, что я должен защищать тех, кто меньше меня.

Закатив глаза, Кабуки подхватила брата, подняла его над головой и с размаху швырнула на землю. Долгоухий вскрикнул, но Кабуки уже снова схватила его. Она с легкостью подняла его в воздух, еще раз подбросила в воздух и направила головой вперед к земле, намереваясь свалить его в грязь.

— Пощади! — крикнул Долгоухий.

Не прилагая особых усилий, Кабуки еще раз перевернула брата и поставила его на задние лапы. Она вытерла с него пыль, смахнула грязь, а затем наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Я к тому же лучше тебя стреляю из лука, — сказала Кабуки брату на ухо.

Не удержавшись, Тарниш разразился хохотом.

Вместо того чтобы смутиться, Долгоухий выглядел рассерженным. Он стоял, сжимая пальцы на лапах, подергивая хвостом, и в его глазах плескалась ярость, которую можно было назвать убийственной. Тарниш перестал смеяться.

— Диг-Даг избил тебя за то, что ты прикоснулся к луку, и продолжал бить каждый раз, когда находил тебя с оружием… Я хотел заставить его заплатить! Я хотел избить его и заставить подчиниться мне! — В глазах Долгоухого показались слезы, а страшный гнев заставил его задрожать. — Я собирался бросить ему вызов, захватить этот клан и привести его к славе.

— Так и будет, — ободряюще сказала Кабуки брату, притягивая его к себе. Она вытерла ему глаза, а затем прижала к себе. — Не плачь… Мне невыносимо видеть твои слезы. Все будет хорошо.

Все еще обнимая Мод, Тарниш понял, что оба брата и сестра вместе пережили тяжелую травму. Он старался не думать о том, что могло бы случиться с Кабуки, если бы она росла под руководством Диг-Дага. Вокруг него были свидетельства жестокого обращения, причиненного вреда, сосуды, наполненные сломленными душами. Некоторые из них с детства не видели солнца. Он увидел, как Кабуки подняла на него глаза.

— У меня больше нет папы. Я не знаю, кто он был, но его больше нет. — Кабуки подняла лапу и вытерла глаза, затем посмотрела на Тарниша. — Ты, кажется, хороший. Может быть, ты останешься и будешь моим папой?

Как будто какая-то невидимая сила ударила его по кишкам. Рот Тарниша открылся, но слов не последовало. Он почувствовал реакцию Мод, почувствовал, как напряглись ее мышцы, что только еще больше лишило его способности отвечать. Во рту у него пересохло, и ему стало трудно дышать.

— Моя мама не знала, кто мой папа, и я, в общем-то, понимаю, почему, учитывая, что происходит вокруг.

— Кабуки, дорогая, где твоя мама? — спросила Октавия тихим голосом.

— С Вечным Пламенем, — ответила Кабуки. — Однажды ее дух придаст мечу моего брата остроту.

— Дорогая, хотя я уверена, что Тарниш с радостью принял бы тебя, у него есть работа. Важная работа. И у тебя, судя по всему, тоже. Ты должна остаться со своим племенем и помочь ему восстановиться. Ты будешь необходима им и как воин, и как целитель, а у Тарниша есть работа, которая приведет его в далекие края.

— Кабуки, это Октавия, это Винил, а эти двое — Тарниш и Мод. — Долгоухий поднялся на задние лапы, освободившись от хватки сестры, и сказал: — Я должен вернуться к своим обязанностям охранника.

— Мой брат — это все, что у меня есть, — с разочарованным видом сказала Кабуки. — Я бы хотела иметь семью. Минори рассказывала мне истории о том, как все было, когда она была еще щенком. В те времена все было лучше, но проблемы все равно были.

— Наберись терпения, малышка, и у тебя будет семья. О тебе заботится Минори. — Октавия навострила уши и на мгновение посмотрела на Винил, а затем вернула свое внимание к Кабуки. — Мы можем быть твоими друзьями. Что касается Тарниша и Мод, то они живут в Рок-Хейвене, куда ты отправишься, так что ты увидишь их снова, когда они будут дома. Все получится.

— Правда? — На грязно-белом лице Кабуки появилась надежда.

— Да, — ответил Тарниш хриплым голосом, с трудом сдерживая сопение.

— Мы вернемся домой, потому что там семья. — В данный момент Тарниш хотел домой. Ему нужна была мама, нужна была другая мама, нужен был успокаивающий голос Игнеуса, нужно было ощутить мягкое прикосновение Марбл. Он хотел услышать веселый смех Лаймстоун.

— Я хочу покинуть это место, — сказала Кабуки, печально виляя хвостом. — Минори сказала, что я буду нести огонь кузницы, когда мы пойдем, и на мне будет лежать ответственность за то, чтобы поддерживать пламя, пока мы не придем туда, куда направляемся. Я буду нести духов наших предков.

— Это звучит как очень важная обязанность. — Голос Октавии был образцом теплой искренности. Рядом с ней Винил кивнула, и Октавия улыбнулась, но это была грустная улыбка.

— Скажи, Кабуки, — сказал Тарниш, желая сменить тему разговора на что-нибудь менее депрессивное, — ты не знаешь, почему эти швы на моей холке выглядят так странно? Я спрашиваю, потому что мне показалось, что ты можешь знать, ведь ты обучалась целительству и все такое.

— О, это магия стежков минотавров, — ответила Кабуки, и ее грусть растаяла и исчезла. — Минори учит меня магии стежков. Они сложные.

— Что? — Тарниш нахмурил брови, пытаясь понять смысл сказанного.

— Минотавры научились делать магические стежки, используя специальные узлы и создавая сложные магические узоры. Обычно это используется для зачарования одежды, одеял и прочего, сделанного из ткани, но кожу тоже можно зашивать.

Повертев головой, Тарниш попытался рассмотреть швы на холке.

— Минори использует самовосстанавливающийся шов на коже, чтобы она быстрее заживала. Рана, на зашивание которой могли бы уйти недели, заживает за день-три. — Кабуки ерзала, сидя на земле, и смотрела туда, где стоял ее брат. — Мне пришлось пришить брату ухо, после того как он разозлил Диг-Дага. Я рада, что сделала это, потому что его имя, возможно, было бы изменено на Одноухий.

Долгоухий ничего не сказал, но сжал рукоятку своего деревянного меча.

— А она может меня научить? — спросил Тарниш.

— Зачем единорогу учиться магии стежков? Разве нельзя просто поджечь вещи, подумав об этом? — Кабуки посмотрела на Тарниша с выражением полнейшего замешательства, ее глаза были расширены, а рот открыт.

— Эй, этот единорог не так уж и силен в магии…

— Это ты сделал! — закричала Кабуки, прерывая его, и замахала лапами на все вокруг. — Это сделала твоя магия! Посмотри, что ты сделал! Просто подумав об этом!

— Это был несчастный случай. — Взгляд Тарниша упал на землю, и он уставился на камень. — Слушай, это сложно, понимаешь? Я не знаю, как это объяснить. — Когда он поднял голову, на него смотрели и Кабуки, и Долгоухий. Ему было трудно выдержать их совместный взгляд, и через мгновение он снова отвел глаза.

— Тарнишу нравится изучать магию других, — сказала Октавия, приходя на помощь Тарнишу. Он обучился зебровой худу, изучает алхимию и учится зачаровывать. — Тарниш — магический эрудит высшего порядка.

— О… — Глаза Кабуки расширились. — Оооо… он изучает магию как искусство!

— Что? — озадаченно спросил Тарниш.

— Я должна пойти и поговорить с Минори, — сказала Кабуки, вскакивая на лапы. Она помчалась, хлопая длинными ушами по голове. — Минори будет рада, что мастер хочет научиться ее ремеслу!

— Я не понимаю, что происходит. — Тарниш огляделся вокруг, и его взгляд упал на Октавию. — Что ты только что сделала?

На лице Октавии появилась самодовольная ухмылка, и она ничего не ответила, оставив бедного Тарниша в недоумении.

60. Кожа позднего вечера

Над головой мерцали миллионы, миллиарды звезд. Для кого-то это был первый раз за долгое время. Для других звезды были знакомыми друзьями, которые приносили утешение после трудного дня. А для кого-то звезды, как и пустота космоса, были страшны. Такова была судьба бушвулей, которые предпочитали жить под землей и до одури боялись открытых пространств.

В этом была странная радостная меланхолия. Многие были опечалены смертями, но в воздухе витало чувство надежды и ликования от обретенной свободы. Тарниш с трудом воспринимал все это, ему было трудно понять, как чувства горя и счастья могли слиться воедино и создать ту атмосферу, которую он ощущал.

Он решил, что такова жизнь в двух словах. Это не обязательно должно было иметь смысл. Это просто должно было случиться.

Перед ним потрескивал костер, рядом сидела Мод. По другую сторону костра сидели Октавия и Винил. К большому облегчению Тарниша, из носа Винил перестали течь маленькие струйки крови, но ее глаз все еще оставался красным и покрытым паутиной лопнувших сосудов. Неподалеку на траве лежал Долгоухий и спал, а его сестра, тоже спавшая, использовала его спину в качестве подушки.

Услышав хруст гравия, он повернул голову и увидел приближающуюся Минори. Она выглядела измученной, ее лицо осунулось от усталости. Она шла, опираясь передними лапами на землю, а потом подтягивая вперед туловище. Он наблюдал, как она опустилась возле костра.

— Диг-Даг не позволял мне лечить многих зараженных и раненых, пока они не подчинялись и не обещали вести себя хорошо. Мне предстоит многое наверстать. — Старая алмазная собака устроилась поудобнее среди пони. Она достала свой ранец, открыла его и стала рыться внутри. — Я буду рада покинуть это место.

— Кабуки и Долгоухий — замечательные щенки, — сказала Мод своим обычным бесстрастным тоном.

На лице Минори появилось выражение нескрываемой гордости. Тарниш подумал, что, будучи старой мудрой собакой, она, вероятно, знает об опасностях гордыни больше, чем любой другой член ее племени, но ему было приятно видеть, что она так относится к щенкам. На ее лице было еще что-то, чего Тарниш не узнал, возможно, потому, что не был знаком с мордами алмазных собак.

— Они — моя надежда на будущее. Когда-то я возлагала столько надежд на Диг-Дага… но этого не случилось. Долгоухий будет хорошим вожаком. У него лучший характер, и у него есть сестра, которая помогает ему не терять голову. — Вздохнув, Минори улыбнулась и посмотрела на двух щенков.

— Она хочет стать воином. — Голос Тарниша был тихим шепотом, и из-за потрескивания костра его почти не было слышно. Вдалеке послышалось пение, похожее на вой. Это был траурный звук, и он подумал, не отдает ли клан дань уважения своим умершим.

— Она талантливая целительница. Она уже освоила все, что я знаю об акупунктуре. У нее есть способности к алхимии. А еще, — Минори достала что-то из своего ранца и протянула Тарнишу, — она знает магию стежков.

Присмотревшись к тому, что ему предложили, Тарниш понял, что это кожа, свернутая, как свиток. Это была кожа другого животного. На миг его затошнило, во рту пересохло, затем он наполнился слюной, когда тошнота почти одолела его, а затем во рту снова стало сухо. Минори предлагала ему подарок, от которого он не смог бы отказаться.

Потребовалось колоссальное усилие воли, чтобы выхватить свернутый лист кожи из лапы Минори. Он почувствовал, как по коже поползли мурашки, когда он взял его в копыта, но этого было недостаточно. Он увидел, что лист перевязан кожаными полосками. Он развязал их, а затем развернул.

На коже были написаны или, возможно, выжжены схемы, показывающие, как завязывать различные узлы и создавать различные виды стежков, которые служили бы точками сосредоточения магии. Теперь, когда он был очарован увиденным, кожа вызывала гораздо меньше отвращения. Здесь были и слова, написанные аккуратным, плавным каллиграфическим почерком. Или выжженные на коже. В свете костра трудно было понять.

— Я попросила Кабуки сделать это для тебя, — негромко сказала Минори. — Она приложила к этому много усилий. Я сказала ей, что это испытание. Я проверила, она не допустила ни одной ошибки. Эти узлы будут накладывать полезные чары на одежду, делая ее самозаштопывающейся или водонепроницаемой, а другие узлы будут помогать в лечении. — Все лицо Минори сморщилось. — Если бы Диг-Даг был жив, он бы, наверное, заставил меня пришить ему лапы.

— Спасибо. — Голос Тарниша был приглушенным шепотом, и он посмотрел на Минори.

— Я все еще не понимаю, почему единорог интересуется такой банальной магией. — Минори фыркнула, и ее зазубренные уши приподнялись. — Ваш род когда-то двигал солнце и луну. Вы устраивали затмения, просто чтобы похвастаться и заставить суеверных благоговеть перед вами. Некоторые из твоих сородичей выступали в роли богов моего рода. Целые народы были сожжены твоими сородичами в многочисленных войнах на протяжении веков.

Свернув кожаный свиток, Тарниш завязал его:

— Я — рейнджер… и умение зашить рану и заставить ее затянуться — бесценно. С помощью этого, — Тарниш потряс свитком перед лицом, — я смогу спасать жизни.

Глаза Минори сверкнули в свете костра, и на ее лице появилось что-то похожее на хитрость, когда она изучала Тарниша:

— Эх, мудрец. Одни жизни даются, другие отнимаются. Скажи мне, мудрый, что, по-твоему, принесет тебе больше пользы?

Как только слова готовы были покинуть его рот, Тарниш проглотил их, так как понял, что это был сложный вопрос. Ему хотелось сказать:

— Отдавать жизнь, — но он понимал, что будут ситуации, подобные той, что произошла в начале дня, когда конфликты и убийства неизбежны.

— Посмотри, как он думает, — прошептала Минори усталым голосом. — Посмотри, как он думает и как обдумывает свой ответ. — Она посмотрела на Мод, и ее глаза сузились. — Сохэй, как ты, должно быть, гордишься своим товарищем.

— Ты уже второй раз так меня называешь. — Мод посмотрела Минори в глаза. — Что это значит?

— В Инудзиме есть секта могущественных монахов-воинов — Сохэй. Среди них ты будешь чувствовать себя как дома. Они — тихая буря, тихое разрушение, мягкая лавина. — Минори улыбнулась Мод, а затем посмотрела на Тарниша, все еще ожидая ответа.

— Легкого ответа нет, — сказал Тарниш, не зная, что еще сказать. — Я могу стараться делать все, что в моих силах, и все равно совершать ошибки. Плохие вещи все равно могут происходить. Лучшее, на что я могу надеяться, — это играть по наитию, а потом разбираться с последствиями, хорошими или плохими. — Когда он говорил, то увидел, что Минори кивнула.

— Ты должен помнить, что у нас у всех есть одна общая черта…

— Задница? — спросил Тарниш, пытаясь закончить ее фразу.

— Да. — Минори усмехнулась. — Даже у аликорнов, при всем их могуществе, есть встроенная машина для нарезки дерьма. У них тоже бывают трудные моменты с дерьмом, которое отказывается нарезаться. — Старая собака засмеялась, потянулась вверх, почесала за ухом, а затем покачала головой. — Я устала, и мне пора идти. Назавтра предстоит много работы.

Тарниш смотрел, как старая собака закрывает свой ранец и собирается уходить:

— Еще раз спасибо… Я очень признателен за свиток… Я чувствую себя благословленным тем, что встретил тебя.

— А я — тебя.

С фырканьем Тарниш проснулся. Ему было одновременно и зябко, и тепло. Кроме того, он был мокрым, покрытым утренней росой. Он смутно помнил, как Октавия пела прошлой ночью, и, должно быть, заснул. Рядом с ним лежала Мод, а под боком свернулись калачиком два щенка. Он зевнул и почувствовал сильную жажду, от которой пересохло и запершило в горле.

Он почувствовал запах дыма и, оглядевшись, увидел несколько пылающих костров. Судя по запаху, это были костры для приготовления пищи. От этого запаха у него неприятно забурчало в животе, но он взял себя в копыта. Он вспомнил о кожаном свитке и понял, что это не слишком отличается от того, что было раньше. Он решил быть почтительным, даже если ему будет неловко.

Он услышал веселый, бодрый, жизнерадостный голос Фламинго. Она была неподалеку и общалась с какими-то алмазными собаками. Зевнув, Тарниш почувствовал укол сожаления, понимая, что, встав, он разбудит тех, кто спит рядом, но надо было идти. На земле неподалеку стояло несколько больших деревянных мисок, и при ближайшем рассмотрении Тарниш увидел, что они наполнены ягодами. Какая-то добрая душа оставила им завтрак.

Пока он с трудом поднимался на копыта, произошло несколько событий. Раздалось тихое повизгивание, грозное рычание и раздраженное ворчание. Ворчание исходило от Мод, но он не был уверен, кто именно тявкнул, а кто зарычал. Два щенка упали в теплое место на траве, где он лежал, и он сделал все возможное, чтобы не наступить на них. Потревожившись, трое оставшихся спящих сгрудились вместе, а Тарниш отправился по своим делам.

Взглянув вверх, Тарнишед Типот был потрясен увиденным. В предрассветные часы золотые доспехи гвардейцев светились розоватым оттенком, подернутым солнечными лучами. В небе стояло несколько небесных колесниц, а в центре крыла гвардейцев виднелась не одна, а две принцессы — одна лавандовая, другая голубая. Вокруг него лагерь наполнился гулом деятельности.

Для Тарниша это было одно из самых прекрасных и благоговейных зрелищ, которое он когда-либо видел, и которое останется с ним до конца его жизни. Как и многие другие, он с особым почтением относился к гвардейцам, и встреча с ними вновь пробудила в нем чувство патриотизма. Когда первый из гвардейцев приземлился, Тарниш издал вздох облегчения.

Когда Твайлайт приземлилась, Тарниш увидел, что с ней был Спайк, а принцесса Луна приземлилась лишь мгновение спустя. Он склонил голову в поклоне и уже собирался преклонить колено, когда Твайлайт произнесла единственное слово.

— Остановись!

Он застыл на месте с низко опущенной головой, наблюдая, как вокруг них приземляется все больше гвардейцев. Колесницы приземлялись с не слишком изящными ударами. С гвардейцами были ящики и припасы, и Тарниш надеялся, что привезли столь необходимые медикаменты. Он усмехнулся, когда к ним подошла Твайлайт, а рядом с ней ковылял Спайк.

Твайлайт остановилась на месте и стала осматриваться, обращая внимание на признаки катастрофы вокруг. Сломанные деревья, осколки камней, места, где трава и корни были содраны, — все это она рассматривала широкими любопытными глазами. Оглядевшись вокруг, она устремила спокойный, властный взгляд на Тарниша.

— Похоже, здесь многое произошло, — сказала Твайлайт, глядя Тарнишу в глаза. — Я уверена, что здесь есть о чем рассказать, но об этом позже. А пока мы должны обустроиться и оказать посильную помощь.

Тарниш навострил уши. Твайлайт показалась ему немного чопорной, накрахмаленной и официальной. Он взглянул на принцессу Луну, которая стояла неподалеку и ничего не говорила. Взглянув на нее, Тарниш все понял. Это было шоу Твайлайт для собак и пони. Она пришла сюда, чтобы показать себя, а принцесса Луна — чтобы посмотреть, как Твайлайт расправляет крылья.

Ему захотелось, чтобы Твайлайт добилась успеха. Она должна была проявить себя, как и он сам. Твайлайт была хорошей пони, одной из самых лучших, и ей было что предложить миру. Она поступила с ним справедливо и правильно. Он подумал обо всем, что сделала для него Твайлайт, и почувствовал теплое, счастливое ощущение.

— Ты что, ушёл и стал выше? — негромко спросила Твайлайт, глядя на Тарниша. — Ты должен это прекратить. Такими темпами ты будешь смотреть в глаза принцессе Селестии. — Она ухмыльнулась, что длилось всего секунду, а затем снова стала выглядеть сдержанной и серьезной.

— Может быть. — Тарниш пожал плечами. Он не знал. Но как он ни старался, он не мог перестать ухмыляться.

Позади себя он услышал сонные зевки и шумную суету. Он слышал голоса — возбужденные и испуганные. Это был судьбоносный момент, полный возможностей. Перед ней открывалась прекрасная возможность, и, похоже, Твайлайт собиралась воспользоваться ею, даже если у нее были некоторые сомнения.

Он почувствовал, что принцесса Луна смотрит на него. От ее тяжелого взгляда он почувствовал себя неловко и занервничал. Он на мгновение заглянул в ее глаза, почувствовал, что она смотрит ему в самую душу, и отвернулся, отводя взгляд. Что-то в ее каменном, безжизненном выражении лица нервировало его, и он почувствовал, что его колени слегка подрагивают, как бы понуждаемые внезапной потребностью унижаться и влачится по земле.

Было также странное ощущение, что он уже встречал ее раньше, но это было невозможно, и он знал, что это просто его разум играет с ним. Она пришла к нему во сне, и это должно было быть так, это должно было быть объяснением чувства что знает ее, которое он ощущал. Это было единственное логичное и разумное объяснение, которое он мог придумать.

61. Фортуна благоволит сукам

Твайлайт Спаркл выглядела не очень хорошо, или так показалось Тарнишу. Ей устроили экскурсию, показали шахту и повели знакомиться с выжившими. Это был, несомненно, тяжелый опыт. Твайлайт начала с сильного, решительного взгляда, но в какой-то момент во время экскурсии она начала сдавать. Теперь, когда все было сказано и сделано, Твайлайт казалось, что она может расплакаться в любой момент.

Принцесса Луна, тем временем, выглядела невозмутимой, с каменным лицом, в ней чувствовалась какая-то мрачность, как будто она все это уже видела. Ее эмоции проявлялись скорее в действиях, чем в реакциях. Ее терпение, когда на нее набрасывались маленькие щенки. Ее мягкость при встрече с больным. Тарниш замечал эти вещи, но, опять же, он был внимателен. Он прекрасно знал, что принцесса Луна имеет репутацию холодной и отстраненной, но, возможно, пони просто не обращали на это внимания.

Вздрогнув, Твайлайт поднялась во весь рост, и ее уши встали прямо:

— Я не понимаю… Я пытаюсь, но я просто не понимаю, как это произошло. Было достаточно плохо, когда мою подругу забрали алмазные собаки… но это… все это… я… — Заикание Твайлайт резко оборвалось, и она издала бессловесный вой.

— Тебя удивляет, что мы сами с собой так поступили? — спросила Минори.

Твайлайт, возможно, боясь обидеть, ничего не ответила. Она стояла, молча глядя на Минори, и глаза ее были стеклянными от слез. Принцесса Луна стояла рядом, не шевелясь, и на ее лице нельзя было прочесть никакого выражения. Твайлайт еще не успела создать хорошо отработанную дипломатическую маску, и это было очевидно для Тарниша, когда он стоял и смотрел на двух принцесс.

— Вы уже встречались с такими, как я. — Минори не задавала вопросов.

— Да. — Твайлайт слабо кивнула.

— И твоя подруга была похищена.

И снова голова Твайлайт сделала один единственный, почти незаметный кивок.

— Мне очень жаль. — Минори склонила голову.

— Почему ты сожалеешь? — спросила Твайлайт. Она покачала головой, и ее уши опустились. — Мы должны сожалеть. Я хочу, чтобы ты поверила мне, когда я скажу, что если бы мы знали об этом, мы бы что-нибудь предприняли, — Твайлайт посмотрела на Луну, — не так ли? — Прежде чем Луна успела ответить, Твайлайт продолжила: — У нас своих проблем хватает… Я знаю, что ресурсы ограничены, но если бы я знала, я бы что-нибудь предприняла. Я бы пришла сюда и что-нибудь сделала.

И тут он увидел это. Тарниш увидел в глазах принцессы Луны блеск, словно факел, вспыхнувший во тьме. Он не знал, что это было, он наблюдал это лишь долю секунды, но оно было. Он мог только догадываться, что Твайлайт сказала все правильно, и принцесса Луна была впечатлена или горда. Но реакция была, и сильная. Из-за Мод он привык пристально вглядываться в лица пони, надеясь увидеть какую-нибудь редкую реакцию, и поэтому быстро улавливал то, чего никто другой не замечал.

В этом блеске глаз принцессы Луны был целый океан эмоций.

Твайлайт, взъерошив перья, переминалась с левого копыта на правое, ерзая на месте:

— Мы поможем вам в путешествии на север. Мы поможем нести раненых, немощных и тех, кто не в состоянии помочь себе сам. Более того, мы с принцессой Луной будем идти с тобой всю дорогу, чтобы стать лучшими друзьями.

Принцесса Луна вскинула бровь и бросила на Твайлайт необычный взгляд.

— Я бы не отказалась подружиться, — ответила Минори. Сев на пенек, она протянула Твайлайт одну грубую и мозолистую лапу.

Глаза Твайлайт сузились, когда она посмотрела на лапу. Тарниш увидел, как Твайлайт сглотнула комок, и на мгновение увидел ее оранжевый язык, которым она облизала губы — несомненно, признак нервозности. Затем он увидел, как Твайлайт подняла одну переднюю ногу и протянула копыто.

Минори взяла копыто в лапу, крепко, но нежно пожала его, а затем отпустила.

— У нас много дел, — сказала Минори. — Хорошо, что у нас есть друзья, которые нам помогут.

На фоне всего происходящего вокруг Тарниш не мог не испытывать волнения. Произошло что-то важное, он не мог понять, насколько важное, но знал, что это поворотный момент. Это было важное событие, такое же, как фейерверк, только лучше. И он сыграл в этом свою маленькую роль.

Услышав хныканье, он оглянулся и увидел Долгоухого, которого толкала Минори. Она толкала его в сторону принцессы Луны. Она легонько шлепнула его лапой по спине и отправила вперед. Маленький щенок был вычищен, и Тарниш увидел, что его шерсть приобрела блеклый серо-коричневый оттенок. Он застыл на месте, когда принцесса Луна устремила на него свой строгий взгляд, а его лапы вцепились в рукоять деревянного меча.

Он тихонько вскрикнул, но затем нашел в себе мужество продолжить путь. Он подошел к принцессе Луне, достал меч, опустился на колени и положил его к ее копытам, а она стояла и смотрела на него. Он откинул голову назад, чтобы посмотреть вверх, но лишь на одно мгновение, а затем склонил голову и закрыл глаза.

— Я еще не доказал свою силу, — тихо произнес Долгоухий. — Я собирался убить Диг-Дага, потом отправиться в далекий край, где живешь ты, подняться на гору, касающуюся неба, найти тебя и предложить тебе свой меч.

— И кто же ты, кроха? — спросила принцесса Луна.

— Я — Долгоухий, и когда-нибудь я стану вождем. — Долгоухий приблизил свой меч к копытам аликорна.

— Подождите! — Пронзительный голос Кабуки заставил Тарниша навострить уши.

Она вырвалась из лап державшего ее алмазного пса и поспешила к брату и принцессе Луне, уворачиваясь от всех попыток схватить ее. Она добежала до места, где стоял Тарниш, и посмотрела на него умоляющими щенячьими глазами.

— У меня нет меча, — тихонько проскулила она.

Неподалеку от него Минори превратилась в статую, как и многие другие алмазные собаки. Тарниш осознал, что на него смотрит много-много глаз, включая Мод, Октавию и Винил. Даже Твайлайт смотрела на него.

— Что скажешь, благородный чемпион, — спросила принцесса Луна тихим голосом, не выражавшим никаких эмоций, — не хочешь ли ты стать покровителем этого храбреца?

Эти слова поразили Тарниша, как физическая сила. Он понял, что делает Кабуки. Она нарушала практически все традиции своего племени. Это был, несомненно, отрепетированный и долгожданный момент, момент, когда ее брат, так сказать, сиял на солнце, а она устраивала сцену.

Тарнишед Типот решил, что алмазным собакам нужен такой смельчак. Он поднял Фламинго, которая была в ножнах во время посещения шахты, и для пущей убедительности дал Кабуки свой щит. Опустив голову, он увидел слезы в ее глазах. Он поцеловал ее в макушку, как раз между висячими ушами, затем развернул ее и легонько подтолкнул в сторону принцессы Луны, чтобы заставить ее двигаться.

— Губитель Пауков сделал мудрый выбор, — властным голосом объявила принцесса Луна, когда Кабуки приблизилась к ней.

Подойдя к принцессе Луне, Кабуки опустилась на колени и положила Фламинго к копытам аликорна. Она положила и щит, а затем склонила голову:

— Я — Кабуки, и я тоже хочу стать воином. — Кабуки закрыла глаза и потянулась, чтобы ухватить брата за лапу. Она вцепилась в него, и все ее тело задрожало.

— Это очень серьезное обязательство. — Принцесса Луна посмотрела на двух щенков, стоящих перед ней на коленях. — Вы предлагаете мне свои жизни. Вы посвящаете себя мне и моей службе.

Ни один из щенков не ответил, и в воздухе повисла странная тишина.

Высоко подняв голову, принцесса Луна обратила свой взгляд на Минори:

— Когда придет время, я хочу, чтобы обе эти отважные души возглавили ваше племя. Братьям и сестрам полезно править вместе. Я вижу, что эти двое лучше всего проявляют себя, когда они вместе, а не порознь. Тебе понадобится вся сила, которую ты сможешь собрать в грядущие времена.

Кивнув, Минори склонила голову.

— Я принимаю вашу службу. — Склонив голову, принцесса Луна коснулась рогом Долгоухого, затем Кабуки. Подняв голову, она посмотрела на Тарниша, затем снова на Минори. — Пришло время алмазным собакам изменить свою судьбу.

Когда принцесса Луна закончила говорить, собравшаяся толпа одобрительно загудела.

Велась подготовка к переезду на север. Самой большой проблемой, которую видел Тарниш, было отсутствие дорог. Пока они не доберутся до дороги, им будет нелегко. Он понимал, что идти на север очень мудро: у всех участников будет время узнать друг друга. Завяжется дружба. Просто прилететь туда было бы вредно для этого дела.

Пожалуй, самым большим сюрпризом дня стало то, что бушвули и барсучий род объявили, что они тоже пойдут на север. На вопрос принцессы Твайлайт о причинах этого они ответили одинаково: Минори — их друг, и они доверяют ей заботиться о них. Тарниш и сам с трудом понимал, что алмазные псы держали их как рабов, но для бушвули и барсучьего рода существовало различие между хорошими и плохими алмазными собаками.

Минори была одной из хороших.

— Прежде чем мы разойдемся в разные стороны, — обратилась Твайлайт к собравшимся пони, — мне нужно поговорить с вами о чем-то важном. — Она с обеспокоенным выражением лица посмотрела на Тарниша, Мод, Октавию и Винил. — Я получаю сообщения о похитителе меток. Некая пони, которая ходит вокруг и утверждает, что лечит тех, у кого есть проблемные метки.

Услышав эти слова, Тарниш вздрогнул.

— Эти сообщения были очень странными. Карта в моем замке постоянно подсвечивается и направляет меня и моих подруг к очень странным проблемам с кьютимарками… например, к украденным или исчезнувшим кьютимаркам. — Глаза Твайлайт сузились, и она посмотрела на Тарниша. — Ты случайно ничего об этом не знаешь?

— Может быть? — ответил Тарниш.

— Расскажи мне все, — потребовала Твайлайт.

Глубоко вздохнув, Тарниш задумался, с чего начать. Он взглянул на Мод, но она ничем не помогла. Она выглядела точь-в-точь как обычно, и на мгновение ему показалось, что он увидел что-то в ее глазах, какое-то выражение. По какой-то причине он не смог выдержать ее взгляда и уставился в землю.

— Послушай, Тарниш, когда ты разговаривал со мной через зеркало, ты был напуган тем, что алмазные собаки отправятся на север. Я слышала это в твоем голосе. — Голос Твайлайт понизился до шепота. — Патруль гвардейцев обнаружил группу убитых алмазных собак возле Сестер. Ты что-то знаешь об этом? Я достаточно умна, чтобы сложить дважды два.

Слова Твайлайт были для него как копье в боку. На мгновение он испугался, что начнет плакать. По позвоночнику пробежала дрожь, а глаза обожгло — слезы грозили хлынуть ручьем. Он подумал о своей мучительнице и о тех ужасных вещах, которые она совершила. Он думал о том, какой урок он получил, и о маленьком щенке, который выжил.

— Тарниш, что случилось? — спросила Твайлайт, теперь уже обеспокоенная. — Расскажи мне… что случилось?

— Это долгая история. — Мод наклонилась вперед, обхватила Тарниша передними ногами и притянула его к себе. — Он был травмирован. Она предложила вылечить его, исправить то, что было не так. Мы встретили ее на дороге, когда направлялись сюда, и с тех пор она преследует нас.

— О. — Рот Твайлайт превратился в маленькое круглое "о", и она уставилась на Мод и Тарниша широко раскрытыми от изумления глазами.

— Я хотела, чтобы он поговорил с тобой об этом, но ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. После этого я не стала его донимать, потому что так нельзя помочь пони. — Мод слегка сжала своего мужа в объятьях. — Не сердись на него.

Глубоко вздохнув, Тарниш приготовился выложить Твайлайт все начистоту…

62. Необходимый урок

С каждым словом становилось все труднее рассказывать Твайлайт о том, что произошло. В груди Тарниша нарастала странная боль, совсем не похожая на ту, что он испытывал раньше. Вместе с ней пришло новое ощущение паники, сильной паники, не похожей ни на что, что он когда-либо знал. Она охватила его ужасом и вонзила свои ледяные когти в сердце и хребет.

Так продолжалось до тех пор, пока слова не замерли в горле, а изо рта не вырвался лишь напряженный писк. Дышать стало почти невозможно. Он с трудом сдерживал поднимающуюся в груди тягучую боль, она, как живое существо, билась о ребра и требовала выхода. Его глаза горели от слез, которые уже невозможно было сдержать.

— Тарниш? — Твайлайт наклонилась вперед, когда Тарниш начал раскачиваться взад-вперед, пытаясь отдышаться. — Тебя околдовали? — Мордочка Твайлайт скривилась не только от страха, но и от беспокойства.

Протянув передние ноги, Октавия поймала Тарниша, прежде чем он упал. Она подняла взгляд на Твайлайт, и глаза ее были суровыми и жесткими:

— Ты что, не понимаешь? — спросила она Твайлайт голосом, в котором были и гнев, и печаль. — Она надругалась над ним… основательно и полностью. Она ворвалась в него, лишила его достоинства и нанесла такие повреждения, которые не видны снаружи. Она лишила его самоуважения и она…

— Ты говоришь так, будто… — Твайлайт замолчала, так как ее глаза начали слезиться.

— Ну, а что еще? — потребовала Октавия, обхватывая шею Тарниша передней ногой, чтобы притянуть его ближе, и поддержать. Когда Мод прижалась к нему, Октавия обхватила и ее, благо передние ноги были достаточно длинными для них обоих. — Она разрушила его защиту и проникла внутрь. Она играла с ним и оставила его без сил. Она причинила ему боль, и она ужасна.

— Тарниш, почему ты мне не сказал? — спросила Твайлайт, когда первая слеза скатилась по ее щеке.

— Потому что не всегда можно сказать, — ответила Октавия, смаргивая собственные слезы. — Ты и так чувствуешь себя слабым и униженным. Говорить об этом? Признать, что это произошло? Принять на себя весь позор и клеймо, которое сопутствует признанию? Все не так просто, Твайлайт.

— Полагаю, что нет. — Твайлайт подалась вперед, наклонилась и прижалась к Тарнишу, Мод и Октавии.

— Ты говоришь себе, что тебе нужно немного времени, — начала Октавия, — и ничего не говоришь. Раны начинают гноиться. Ты чувствуешь себя разъяренной, но в то же время бессильной, и чувство вины и стыда терзает тебя. — Она захрипела, и ее голос стал хриплым. — А потом, когда ты не можешь об этом рассказать, когда ты не можешь получить помощь, когда ты не можешь рассказать об этом даже своему лучшему другу, ты попадаешь в нисходящую спираль еще большего чувства вины и стыда, задаваясь вопросом, что с тобой не так и почему ты такой слабый.

Вытерев нос, Винил несколько раз фыркнула и высморкалась, затем вытерла глаза и присоединилась к остальным, окружившим Тарниша. Она прислонилась к нему и Октавии, ее глаза были сухими, а на лице виднелось яростное выражение.

— Мне очень стыдно, что я ничего не поняла, — сказала Мод необычно мягким голосом. — Я думала, что ему просто нужно время.

— Я даже не уверена, что он понял. — Октавия закрыла глаза и прижалась щекой к основанию челюсти Тарниша. — У жеребцов все по-другому. На них давят, чтобы они были жесткими. Были грубыми и собранными. Никогда не признавали слабость…

При этих словах Тарниш поперхнулся.

— А если признаешься в этом, значит, ты не такой уж и жеребец. — Октавия замолчала и, закрыв глаза, погладила Тарниша по шее, медленно и нежно двигая передней ногой вверх-вниз.

Вдалеке стояла принцесса Луна со сложенными крыльями и стоической, каменной маской на лице. Она наблюдала за маленькой группой, прижавшейся друг к другу, и ее тело не двигалось, пока грива и хвост развевались от невидимых и неощутимых порывов ветра, подгоняемых невидимыми силами. Два маленьких щенка приблизились к ней и сели возле ее копыт, один из них взялся за рукоять потрепанного деревянного меча.

— Тарниш, — прошептала Твайлайт, — у тебя самые лучшие друзья, о которых только может мечтать пони. Поверь мне, я в некотором роде эксперт в этой области. — Она надеялась, что ее слова принесут Тарнишу столь необходимое утешение.

Для Тарниша все, что он пережил, обрушилось на него разом. Не только встреча с неизвестным и невидимым мучителем, но и схватка с алмазными псами, потеря контроля над своей магией, нанесение увечий своим друзьям под воздействием пылевой бомбы, а затем ужасающее открытие того, как алмазные псы обращались со своими сородичами. Его разум снова и снова повторял слова Октавии, он думал о вторжении, о насильственном, непрошеном проникновении, и все это было слишком тяжело, чтобы справиться со всем сразу.

Что-то внутри него сломалось, и он почувствовал мгновенную острую боль, которая почему-то оказалась еще сильнее, чем в предыдущий мучительный момент. Когда он скорчил гримасу, всё его тело дёрнулось от душевных и физических ощущений, вызванных осознанием нанесённой ему травмы, принцесса Луна отшатнулась, как от удара. Синяя аликорн закрыла глаза и склонила голову, как будто тоже испытывала ту боль, которую чувствовал Тарниш, как будто она каким-то образом ощутила душевный надрыв, когда это произошло.

В отличие от Тарниша, принцесса Луна сразу же пришла в себя.

Как и у принцессы Луны, по щекам Винил не текли слезы. В ее розовых глазах горели только ярость, гнев и агрессия. Уголки её рта подёргивались, щёки напрягались, натягиваясь. Ее челюсти сжались, а уши поднялись и опустились. Там, где другие выглядели убитыми горем и страдающими от горя, Винил выглядела убийственно.

Некоторые пони по-разному реагировали на чужие травмы.

— Нам нужно напоить Тарниша чаем, его амулет темнеет, — сказала Мод, глядя на угрюмый фиолетовый драгоценный камень. Она погладила шею Тарниша, а ее передняя нога прижалась к ноге Октавии. Она посмотрела в открытые глаза Октавии, и между двумя кобылами на мгновение возникло непроизносимое общение, безмолвный язык любви, дружбы и доверия.

Они обе любили Тарниша, но по разным причинам и разными способами.

Сгорбившись над чашкой чая, Тарниш смотрел на него налитыми кровью глазами. Несмотря на раннее утро, он выглядел усталым, даже измученным, а на его лице было унылое, отрешенное выражение. Уши поникли и прижались к бокам морды. Щеки блестели от слез.

Рядом с ним Кабуки вплетала в венок полевые цветы. Маленький щенок молчал, задумчиво глядя на нее, и лапы его пожелтели от пыльцы. Долгоухий сидел рядом с ней, и его спина и бока были пожелтевшими от того, что Кабуки вытерла о него лапы. Хотя он ничего не сказал, Долгоухий был озадачен и встревожен состоянием Тарниша: щенок не привык, чтобы самцы падали духом и проявляли такую слабость. Еще больше смущало то, что Тарниш казался таким сильным — ведь Тарниш был убийцей Диг-Дага, — и Долгоухий с трудом примирялся с разительным контрастом.

— Чувствуешь себя лучше? — спросила Мод.

— Я просто оцепенел, — ответил Тарниш.

— Я все думаю, что это должно быть похоже на гвоздь, который был в стрелке Трикси. — Мод повернула голову и посмотрела в глаза Тарнишу. — Теперь, когда мы вытащили его и разобрались со всеми накопившимися неприятностями, ты можешь начать выздоравливать. Мне очень жаль, Тарниш… Я не понимала… Я не знала.

— Все в порядке, Мод. Наверное, я тоже этого не понимал. — Тарниш отпил глоток чая, вздрогнул и закрыл глаза, его тело покачивалось из стороны в сторону. Он потерял равновесие, и у него заболела голова прямо за глазами.

— Мне жаль Твайлайт. — Октавия посмотрела туда, где стояла Твайлайт в окружении алмазных собак, бушвулей и барсуков. — Она только что получила по ушам за то, что ее друг пострадал… Но это политика, как обычно. Она должна заниматься делами принцессы. Интересно, каково это для нее?

— Это не может быть легко, — заметила Мод.

— Она меня так разозлила. — Напряженный шепот Тарниша не содержал особых эмоций. — Я был просто в ярости. Она манипулировала мной и водила меня за нос. В ту ночь она… она мучила меня и пыталась сломать… в ту ночь я нашел щенка. Я был так зол, что плохо видел. Мне кажется, что я потерял нравственную опору… Я, честно, хотел убить одного из своих собратьев. Что это говорит обо мне?

Глаза Мод закрылись, а рот открылся. После минутного колебания ей удалось сказать:

— Я хотела убить твоего отца. Хотела. Я очень сильно этого хотела. Он причинил боль тебе, и это причинило боль мне, а я никогда раньше не испытывала таких чувств. Я не думала, что что-то может причинить такую боль. Это не имеет ничего общего с моральным превосходством, а все связано с эмоциональной гиперреакцией.

— Это что-то со мной сделало, — сказал Тарниш, его шепот стал еще тише. — Я не могу этого объяснить. Я не знаю, смогу ли я это объяснить. В душе поселилась тьма, которой раньше не было. С той ночи… когда я бежал сквозь деревья… думая об убийстве… Я был полуслепой… Я все время кричал ей, чтобы она замолчала, я просто хотел, чтобы она прекратила… Мне нужно было, чтобы она прекратила… — Заикаясь, почти задыхаясь от собственных слов, голос Тарниша угас, и он печально покачал головой.

— Выпусти это и впусти нас, — мягко произнесла Октавия.

Сделав глубокий вдох, Тарниш постарался продолжить:

— Она переиначивала мои слова и навязывала мне свою точку зрения. Я просто хотел, чтобы она прекратила… мне было так больно. Я не думал, что кто-то из пони может быть настолько жестоким. Но она доказала, что я ошибался. Она лишила меня веры в других пони. Это был нежеланный урок.

— У меня тоже пошатнулась вера в других пони, — призналась Октавия. Она посмотрела на Винил, и ее глаза затуманились. — Со временем я стала настолько разочарованной, что начала чувствовать себя мертвой внутри. Я могу справиться с чувством разочарования в окружающих меня пони, полагаю, это нормально, когда живешь в большом городе и видишь все самое худшее, что могут предложить эквестрийцы. — Октавия покачала головой. — Но есть и те, кто совершает поступки, выходящие за рамки дозволенного. Для меня непостижимо, как ведут себя некоторые пони, насколько они жестоки, бессердечны, у них нет даже капли порядочности… Это заставляло меня страдать внутри, и я чувствовала, что отстраняюсь от мира.

— И как ты с этим справилась? — спросил Тарниш.

— Никак, — честно ответила Октавия. — Я просто отступила и продолжала отступать. Гелиантус продолжала уверять меня, что в мире есть хорошие пони, и они были, и я даже встретила нескольких в нашем маленьком обществе, но в тот момент я не могла с ними сблизиться, что бы я ни делала.

Закончив с венком из полевых цветов, Кабуки встала, вытянулась, чтобы стать как можно выше, и накинула его на голову Тарниша. Она скользнула вниз по его лицу и прижалась к шее. Затем она села рядом с братом и принялась за работу над очередным венком из полевых цветов.

— Спасибо, — сказал Тарниш Кабуки.

— Не за что, — ответила та и замолчала, тихонько напевая про себя, почти незаметно.

Повернув голову, Октавия посмотрела на Спайка, который ходил с контрольным списком, собирая имена и знакомясь с алмазными собаками, барсуками и бушвулями. Она некоторое время наблюдала за драконом, навострив уши и нахмурясь.

— Второе лучшее, что случилось со мной в жизни, — негромко сказала Октавия, — это встреча с вами двумя. Это было похоже на то, как если бы я впервые услышала прекрасную музыку. В ту ночь, когда мы встретились, я уже тогда знала, что моя жизнь изменится навсегда. Мы танцевали… все вместе, и это было прекрасно. Это было именно то, что мне нужно. — Ее взгляд упал на землю, и она прижала передние копыта друг к другу, издав слабый щелчок, когда они стукнулись друг о друга. — Я знаю, это звучит странно, но это заставило меня заново полюбить Винил… Это трудно объяснить, но внезапно мир снова стал прекрасным местом, — ее голос перешел на хриплый шепот, — мир стал прекрасным местом, чтобы снова полюбить. У меня появилась надежда, и солнце, казалось, светило чуть ярче. Все казалось ярче. Все казалось лучше. Поцелуи казались немного слаще.

Ухмыляясь, Винил вздернула брови вверх-вниз и ткнула Тарниша локтем в ребра. Наклонившись, немой единорог беззвучно произнесла слова:

— Она находит меня неотразимой.

— Мне нужно срочно найти бумагу и ручку… Я чувствую вдохновение… Я слышу музыку, играющую в моей голове. Такая горько-сладкая мелодия, я должна ее записать. Винил, будь добра, наколдуй мне бумагу и ручку, пожалуйста.

Когда Тарниш сделал еще один глоток чая, Винил пожала плечами, покачала головой и показала на свой рог. Она высунула язык, сделала глупое выражение, скрестив глаза, а затем указала на свой все еще налитый кровью и кроваво-красный глаз.

— Ах, да… тебе нужно отдохнуть. Что ж, думаю, ничего не поделаешь. Придется подождать.

Посмотрев на Октавию, Мод сказала:

— Наверняка ты могла бы попросить Спайка. Наверняка он привез с собой дополнительные принадлежности. Я уверена, что он будет рад помочь художнику, попавшему в беду. Пойди и спроси его.

На мордочке Октавии расплылась обнадеживающая улыбка:

— Я спрошу, о, я спрошу.

63. Сюжетный поворот

Голубой свет сферы почему-то сделал лицо принцессы Луны еще более голубым. Она держала его в нескольких сантиметрах от своего носа и заглядывала в него сузившимися любопытными глазами. На мгновение Тарниш подумал о Меллонелле Мот, большой синей земной пони, знакомой и щедрой душе, подарившей Мод кусок лунного камня. Нельзя было отрицать, что между ними есть сходство.

Отвлекшись от своих мыслей, он отвернулся от принцессы Луны, уставившейся в его сферу, и посмотрел на Октавию, которая вела безмолвный разговор с Винил. Ему стало интересно, откуда она столько знает, как она стала такой знающей, и как ему спросить ее об этом. Этот вопрос требовал такта, и он подумал, есть ли способ задать его без грубости и обиды.

— Это очень чудесно, — мягким голосом сказала принцесса Луна, — это похоже на филактерий, только без следов зла. В нем есть и что-то еще… что-то…

— В нем хранится сама суть ядовитой шутки. — Тарниш посмотрел на любопытного синего аликорна и увидел, что лицо у нее почти жеребячье. У нее были широко раскрытые любопытные глаза, и она смотрела на него. — Не волнуйся, с тобой все будет в порядке, потому что ты рядом со мной. Я понял это после того, как мы с Трикси вместе осмотрели сферу. Я, наверное, единственный пони, который может безопасно обращаться со сферой, не прибегая к превентивному лечению или алхимической защите.

— По моему опыту, — заметила Твайлайт, тоже заглядывая в сферу, — артефакты сами выбирают своих владельцев. Я многому научилась, изучая Элементы Гармонии.

— Попытка украсть артефакт у его избранного носителя может привести к плачевным последствиям. — Принцесса Луна повернула голову и посмотрела на Твайлайт, а затем вернулась к изучению сферы, навострив уши в попытке разгадать его многочисленные секреты.

— Если учесть, что это жизненно важная сущность ядовитой шутки, то этот шар прекрасно подойдет для магической стабилизации во враждебных средах. — Брови Твайлайт нахмурились, а на мордочке появилось несколько морщин. — Тарниш, с твоим талантом и этой сферой могут возникнуть ситуации, в которых ты будешь иметь преимущество.

Тарниш кивнул, уже успев подумать о том, о чем сказала Твайлайт. Пока он сидел и смотрел, Твайлайт отвлеклась от сферы и стала осматривать его щит. Тарниш не мог не заметить, что любопытство Твайлайт было почти кошачьим, с похожей мимикой и языком тела. Ну, если бы у кошки были крылья.

— Я не могу сказать, из чего он сделан, — негромко произнесла Твайлайт.

— Я тоже не могу. — Мод наклонилась вперед. — Это не сталь, это не металл, который я могу распознать. И я не могу разобрать, что это за стеклоподобное вещество. — Земная пони посмотрела в глаза Твайлайт, затем на принцессу Луну, а потом ее взгляд упал на странный щит. — Он очень лёгкий, но когда он ударяется о что-то, то удар происходит так, как будто падает звезда. Щит не подчиняется законам физики.

— Принцесса Луна, вы видели что-нибудь подобное? — спросила Твайлайт. Когда принцесса Луна пожала плечами, Твайлайт издала разочарованный вздох. Она отложила щит, бросила на него последний взгляд и посмотрела на Тарниша. — Ладно, Тарниш, мне нужно, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь о духе-кентавре в шаре, о древесных волках с ядовитой шуткой и обо всех подробностях твоих видений прошлого. Как ты думаешь, ты сможешь это сделать?

С тяжелым сердцем Тарниш кивнул и снова приготовился все рассказать Твайлайт.

Никто ничего не сказал. Тарниш рассказал Твайлайт почти все, что мог вспомнить, и даже больше. Выражение лица принцессы Луны было нечитаемым, а Твайлайт, похоже, проявляла рассеянное любопытство. Винил выглядела задумчивой, Октавия — немного растерянной или, возможно, озадаченной, а Мод… ну, Мод выглядела такой же, как всегда. Что-то в этом было такое, что Тарниша успокаивало. Мод была его опорой.

Нужно было чем-то заполнить тишину, опустившуюся на группу. Она становилась неловкой с такой скоростью, что Тарнишу стало не по себе. Он почувствовал огромное облегчение, когда увидел, как Твайлайт глубоко вздохнула и открыла рот, чтобы что-то сказать.

— Сейчас происходит много странных вещей, — сказала Твайлайт, обращаясь к группе. — Поступают сообщения о гарпиях на юге. Далеко-далеко на юге, за границами Эквестрии, было несколько свирепых нападений гарпий. Есть также сообщения о рапторианах…

— Что такое рапторианы? — спросил Тарниш, прервав Твайлайт.

— Я никогда не видела их, — ответила Твайлайт, — но читала о них в одной старой книге. Они немного похожи на гарпий, у них тела птиц, а головы собак. — Она сделала паузу, и ее губы на мгновение сжались в прямую линию, прежде чем она продолжила: — Дело в том, что рапториан, как предполагается, больше не существуют. Считается, что они были уничтожены почти две тысячи лет назад. Рапториане были воздушным ударным десантом для боевых свиней, возглавляемых какой-то ужасной ведьмой-свиньей по имени Принцесса Порцина. О них мало что известно, а те крохи информации, которые мне удалось найти, противоречивы по своей природе.

— Кентавр, подаривший Тарнишу сферу и щит, был превращен в камень, чтобы пережить века. — Глаза Мод сверкнули острым умом. — Однако века не были к нему благосклонны. Статуя Дискорда просуществовала тысячу лет. Что, если бы рапторианцы были превращены в камень, законсервированы, а затем возрождены в нужный момент?

Твайлайт вздрогнула от слов Мод:

— Ну… — Ее слова оборвались, и она снова вздрогнула. — Полагаю, это один из способов путешествия во времени.

— Не все рапторианцы были плохими, — сказала принцесса Луна, и ее мягкий, печальный голос ворвался в разговор, как острый нож в мягкий кремовый торт. — Точно так же, как не все алмазные собаки плохие. Были хорошие и плохие. Они разорвали себя на части в жестокой гражданской войне. Оставшиеся в живых бежали: хорошие ушли на далекий восток, а плохие стали наемниками. Кровопролитие и убийства были настолько ужасны, что сделали их родину непригодной для жизни. До сих пор далеко на юге от их родины лежит болото. Все там теперь гниет, и ничего не растет здорового и настоящего.

— Откуда ты это знаешь? — спросила Твайлайт.

— Когда-то, давным-давно, в юности, охотясь на могущественного колдуна, я побывала там. Мы сразились там на дуэли, и наша стычка разбудила ужасы болота. Мертвые восстали, услышав зов сражения. Я оставила его там, и мертвецы утащили его в мутные глубины, чтобы он присоединился к ним в их гниющих страданиях. Я не жалею о своих действиях.

— Уф… — Все тело Твайлайт пронзила очень заметная дрожь.

— Какое-то время у нас был мир, но это время прошло. — Брови принцессы Луны образовали на лбу озабоченную букву "V", а уголки рта были опущены вниз. — Принцесса Кейденс говорит, что на вершинах мира бушуют ледяные орки, они — древний и страшный враг пони. Якякистан с большим успехом сдерживает их, по крайней мере, до сих пор.

— В землях драконов лавовые демоны ведут себя более чем недружелюбно. — Твайлайт посмотрела на принцессу Луну, затем встретилась взглядом с каждым членом группы по очереди. — К счастью, драконы хорошо подготовлены к борьбе с лавовыми демонами.

— Это довольно любопытная вещь. — Октавия сделала паузу, выпятив нижнюю губу, и покачала головой. — Забавно, что вещи из прошлого могут вернуться и преследовать нас. Вот, например, на днях мы нашли сторожевую башню и встретили там верного призрака, охранявшего какую-то аляповатую драгоценность… О! Винил, не тыкай меня так сильно! — Она посмотрела на единорога рядом с собой и потерла ребра, куда ткнула ее Винил. Сузив глаза, она продолжила: — Он упомянул о войне с Катриной. Ты случайно не знаешь, кто она такая?

Твайлайт выглядела озадаченной, а вот принцесса Луна — нет. Ее глаза сузились, но принцесса ничего не сказала. Октавия бросила на аликорна полный надежды взгляд, но информация, похоже, не последовала. Обе принцессы обменялись взглядами, но ничего не сказали. Октавия поняла, что ей придется смириться с разочарованием.

— Он охранял кольцо власти над стихией, настроенное на огонь. — Когда Тарниш заговорил, он увидел, как бровь Твайлайт приподнялась и образовала обеспокоенную дугу. — Я отдал его Винил на хранение. Она более магична, чем я, и сможет извлечь из него больше пользы.

Твайлайт, выглядящая встревоженной, наклонилась вперед:

— Подождите, я не знаю о…

— Храни его, — приказала принцесса Луна, окинув Винил Скрэтч холодным взглядом и прервав Твайлайт Спаркл на полуслове. — Артефакты должны оставаться у тех владельцев, которых они выбрали. Мощное оружие, с другой стороны, должно оставаться у надежных хранителей. — Глаза ночного аликорна сузились, а взгляд стал жестким. — Не разочаровывай меня, иначе я спущусь к тебе в ночи, и ты увидишь мое ужасающее величие.

Винил Скрэтч издала звучный глоток, и стало видно, как большой комок сползает в ее изящное, стройное горло. Единорог скорчилась под суровым взглядом принцессы Луны, затем склонила голову и кивнула.

— Винил Скрэтч — признанная выпускница Школы Принцессы Селестии для одаренных единорогов. — Принцесса Луна повернула голову и посмотрела на Твайлайт, которая сидела с изумленным видом. — Она — опытный волшебник, обладающий исключительной магией. Я бы предпочла, чтобы такое оружие хранилось у нее, а не лежало где-нибудь в арсенале и собирало пыль.

— Да, принцесса Луна. — Твайлайт кивнула головой, и ее уши опустились в покорном жесте. — Подумав об этом, я теперь вижу в этом мудрость.

— Хорошо, — лаконично ответила принцесса Луна. — Нам еще многое предстоит сделать. Мы должны быть готовы отправиться на север в ближайшее время.

— Да, думаю, нам обеим не мешало бы вздремнуть. — Твайлайт зевнула, затем тряхнула головой, отчего ее уши зашевелились. — Будет здорово путешествовать ночью, когда немного прохладнее и выглядывает луна.

— Ночью все лучше, — ответила принцесса Луна, повернувшись и посмотрев на четырех пони, сидящих вместе. — Луна и звезды будут присматривать за вами. Желаю удачи в твоих начинаниях. Ты благословлена своими соратниками.

Дул легкий ветерок, заставляя траву колыхаться, как волны на пруду. В воздухе витал пьянящий аромат клевера, почти скрывавший манящий запах сонной ивы, стоявшей в некотором отдалении. Сонная ива, не путать с плакучей, заставляла тех, кто засыпал под ее склонившимися ветвями, больше не просыпаться, давая дереву то, что ему было необходимо для выживания. Свежее удобрение.

К большому облегчению Тарниша, он наконец-то застал Мод в спокойной обстановке. Немного времени — все, что он хотел, все, что ему было нужно, а потом они вернутся и попрощаются с теми, кто отправится на север. Посмотрев вниз, он увидел, что платье Мод лежит в траве. Подняв голову, он увидел, что Мод стоит в тени, и ее хвост дергается из стороны в сторону.

Он подошел к ней, низко опустив голову, и слегка прикусил губу, она ответила ему тем же. За поцелуем последовал другой, потом еще и еще, а затем нечто совсем иное, когда они оказались лицом к лицу. Ловко орудуя копытами, Тарниш перестраивался, уклоняясь в сторону и поворачиваясь, пока не оказался рядом с Мод и не почувствовал, как ее виляющий хвост шлепает его по задним ногам.

Времени было так мало, что его не осталось на медленные романтические причуды и на то, чтобы позволить ситуации развиваться. Он с чавканьем оторвался от поцелуя и, не теряя времени, закинул передние ноги на спину Мод, переместился на нее и оседлал ее. Он обхватил передними ногами ее туловище, проведя ими по ребрам, теперь он был достаточно высок, чтобы она могла удобно расположиться под ним. Он услышал тихий, почти незаметный стон и потерся о ее шею. Он почувствовал, как ее хвост взметнулся, и ее зад приглашающе потерся о его живот, заставив вздрогнуть мышцы задних ног.

Закрыв глаза, он подумал о том, как это будет. Он прижимал ее к себе, делал глубокий вдох, а затем, как он всегда делал, когда они торопились, входил в нее. Первые несколько толчков почти всегда были немного трудными, она плотно обхватывала его, и возникало такое трение, от которого он становился очень твердым.

Но если запастись терпением, она немного расслабится, станет скользкой, и тогда произойдет волшебство. Он проникал все глубже, и глубже, и глубже, пока не дошел до конца. Сразу за медиальным кольцом, в том месте между кольцом и яйцами, находился участок грубой, рельефной, немного бугристой кожи, которую так услужливо предоставила природа, и он учился пользоваться этим, натирать им Мод так, чтобы она возбуждалась. Все, что от него требовалось, — это обращать внимание на то, что он делает, синхронизировать свои толчки с ее подмигиваниями и позволять грубым участкам кожи скользить взад-вперед по ее жаждущей, подмигивающей плоти.

Все дело было в том, чтобы работать в ритме.

Глаза по-прежнему были закрыты, все его тело напряглось, когда он приготовился. Его ноги были напряжены, слишком напряжены, и если так будет продолжаться, то их сведет судорогой. Он глубоко вдохнул, выпрямил спину, и в тот момент, когда он уже собирался войти, его мозг воспротивился самой идее. Он выдохнул с брезгливостью, хлопая губами, и всей своей массой рухнул на спину Мод, а затем, увлекая ее за собой, повалился в траву, словно его пронзили.

Он лежал на боку, теперь в обнимку с Мод, и притягивал ее ближе, так как по-прежнему обнимал передними ногами ее туловище. Ему было все равно, что она лежит на его левой передней ноге и что она скоро уснет. Он зарылся лицом в ее гриву, вдоль холки, и глубоко вздохнул. Он фыркнул и почувствовал, как задрожали мышцы шеи Мод.

— Эммм…

— Прости, Мод. — Тарниш почувствовал, как ухо Мод дернулось у его щеки, рядом с губами.

— Ты в порядке? — спросила Мод.

— Да, — ответил Тарниш, услышав влажное хлюпанье с противоположного конца Мод. — Да, я в порядке. Я… ну, в общем, я… видишь ли…

— Ты просто хотел побаловаться со мной?

— Да. — Мышцы Тарниша затекли, и он улегся на траву. Он не знал, что с ним, но это было хорошо. Это было здорово. Его тело почему-то было счастливо от этого, и он не мог понять, что происходит. — Мне очень жаль… Надеюсь, ты не разочарована.

— Я не разочарована, я обеспокоена. Мой муж собирался бурить нефть в моем пласте. Он собирался качать воду из моей скважины. Он собирался произвести гидроразрыв пласта в моей скважине. Должны были произойти захватывающие вещи. Действительно захватывающие вещи. Непонятные биологические вещи, не относящиеся к моей специальности.

Не зная, что ответить, он крепче прижал Мод к себе, желая почувствовать ее прижатой к нему, ощутить ее полное жизни тело, почувствовать ее дыхание, ощутить ее запах, и у него мелькнула смутная мысль, что в этот момент ему нужна близость, и не обязательно секс. Слабое мерцание этой идеи превратилось в искру, а искра разгорелась в нечто, что стало почти горящим, пылающим прозрением.

Тихий, редко слышимый голос в глубине его сознания спрашивал, не взрослеет ли он.

— Я так люблю тебя, — прошептал Тарниш, его голос был хриплым и немного жестким. — Я люблю в тебе все. То, как ты ходишь. То, как ты говоришь. — Он чувствовал, как ее хвост бьется о его живот и внутреннюю поверхность бедер. Он лежал, обнимая ее в тени, залитой солнцем, и не хотел отпускать, хотел, чтобы этот момент длился вечно. — Мне даже нравятся все твои смешные рожицы.

Он почувствовал, как тело Мод напряглось в его объятиях, как вытянулась ее шея, и, наблюдая за ним, Мод начала обгладывать сладкий клевер, который был совсем рядом. Со стороны, противоположной голове Мод, послышалось еще одно влажное чмоканье, и мышцы его живота вздрогнули, каким-то странным образом подключившись к его ушам. Звук жующей клевер Мод заполнил его уши, так как больше слушать было нечего. Вокруг было несколько пчел, какие-то другие насекомые и шум ветра, шелестящего травой.

— Мод…

— Да, глупый рогатик?

— Иногда я задаюсь вопросом, что определяет отношения. — Тарниш закрыл глаза и наслаждался прохладным ветерком, обдувающим его ребра и другие горячие, потные места. — Мы потратили много времени на изучение сексуальной стороны наших отношений, но как насчет всего остального? — После того как он заговорил, он услышал, как Мод вздохнула.

— Мы танцуем, — ответила Мод. — Мы отправляемся в дикую природу и находим приключения. Иногда мы попадаем в ситуации, связанные с жизнью и смертью. Мы купаемся в холодных водах и смотрим на звезды, как два одичавших мустанга, которые никогда не слышали о современной сантехнике и водонагревателях. Мы много чего делаем, о чем не задумываемся, наверное, потому, что слишком заняты этим, или пытаемся выжить в каких-то чрезвычайных ситуациях или обстоятельствах.

— Значит, у нас хорошие отношения, проработанные, развитые и здоровые? — спросил он.

— Да, я так думаю, — ответила она.

— Я волновался. — От этого признания Тарнишу стало легче. — Я имею в виду, что мы наконец-то остались наедине, я тебя немного поцеловал, а потом просто прижался к тебе и приступил к делу, а потом я не знаю, что произошло, но теперь мы делаем это.

— Было чувство срочности, потому что время, проведенное наедине с собой, сейчас в дефиците. — Мод взмахнула хвостом, и ее зад дернулся на животе Тарниша.

— Хорошо, — сказал Тарниш и глубоко вздохнул. — Хорошо… хорошо… кстати, я сейчас воткну тебе в задницу свой стояк…

— Ты говоришь такие романтические вещи…

Примечание автора:

Можете ли вы сосчитать все отсылки к G1? А вы можете? Брони, ты вообще пони?

64. Занимаясь сладостной, сладострастной любовью с медвежьим капканом

Казалось, что все пони готовятся отправиться на север. Некоторые из небесных колесниц были переделаны в повозки. Единорогам-гвардейцам (их было несколько отрядов) предстояло тащить повозки по земле, пока они не выйдут на дорогу. Судя по всему, это будет непростое дело.

— У кого-то зачесалось, — сказала Октавия со знанием дела, когда Мод и Тарниш приблизились.

— Да, но сначала мы обнимались, — ответила Мод.

Октавия наклонила голову набок, навострив уши:

— Вы обнимались? Перед тем как сделать это?

— Да. — Мод уселась в траву, и ее кудрявая грива зашевелилась от легкого ветерка.

Безмятежное выражение лица Октавии сменилось легким раздражением:

— Может, ты сначала обнимешь меня? — спросила она, косясь на Винил. Она раздраженно фыркнула, когда Винил отпрыгнула в сторону. — С тобой всегда надо переходить к делу, ты никогда не умеешь обниматься!

В ответ Винил высунула язык, и яркий оранжевый оттенок контрастировал с ее бледной шерстью альбиноса. Она снова зацокала, переваливаясь с боку на бок, оставаясь рядом с Октавией, но вне пределов досягаемости расстроенной земной пони. Октавия сделала выпад, но Винил была наготове.

— Итак, я так понимаю, что Винил — это… э-э… жеребец в ваших отношениях? — спросил Тарниш.

— Нет, — резко и несколько раздраженно ответила Октавия.

Поняв, что сделал что-то не так, Тарниш приготовился извиниться:

— Прости, я не хотел тебя обидеть, это был просто вопрос, и я не знал, что я собираюсь…

— Я не обижаюсь на тебя, ты восхитительно невинен, — сказала Октавия, когда Винил перестала пронзительно кривляться и замерла, теперь уже с серьезным видом. Она посмотрела на Тарниша, и выражение ее лица смягчилось, а мгновенный гнев улетучился. — Меня беспокоит, что общество настаивает на том, что один из нас должен быть жеребцом в наших отношениях. Есть какой-то глупый стандарт, который необходимо соблюдать.

Мысль не укладывалась в голове. Тарниш сел в траву и попытался осмыслить все, что происходило в этот момент в его голове. Поразмыслив, он понял, насколько его слова могли расстроить кого-то из пони. Это был, как он думал, безобидный вопрос, но Октавию он задел за живое.

— Знаешь, — сказал Тарниш тихим шепотом, — я думаю, что Мод — жеребец в наших отношениях.

Октавия устремила на Тарниша суровый взгляд, одно ухо дернулось, а одна бровь приподнялась. Уголок ее рта дернулся вниз, и она попыталась сдержать неодобрительную гримасу. В то же время у Винил была обратная реакция, и она с трудом сдерживала улыбку, нижняя губа ее дрожала, а мышцы щек подрагивали.

— Нет, правда, — настаивал Тарниш, рискуя навлечь на себя недовольство Октавии. Он посмотрел на Мод.

— Я — чистая, необузданная сексуальная агрессия, — отпарировала Мод.

Возможно, дело было в том, как она это сказала, но слова Мод оказались чересчур сильными для Октавии. Она начала хихикать, пытаясь сохранить серьезное, суровое выражение лица, но это была проигранная битва. Она то хихикала, то фыркала, а потом начала смеяться, когда Винил прижалась к ней.

— Заниматься любовью с земной пони — это все равно что заниматься любовью с медвежьим капканом. — Тарниш сделал паузу, прочистил горло и продолжил: — Ты знаешь, что это опасно, но думаешь, что риск стоит вознаграждения, поэтому все равно занимаешься этим. А потом ты ходишь и хвастаешься тем, что ты только что бросил в медвежий капкан немного жеребячьей глазури и выжил, чтобы рассказать об этом.

Октавия издала звук "ух!", схватила Винил и зажмурила глаза, заливаясь слезами. Казалось, что ей трудно дышать, так как она хрипела от смеха. Винил, услышав Октавию, отпрянула. Октавия, будучи более массивной и тяжелой из пары, упала и потянула Винил за собой, кувыркаясь в траве.

— Это самое лестное, что ты когда-либо говорил обо мне, Тарниш.

— Эй, что смешного? — спросила сонная Твайлайт, подойдя поближе.

Тарниш, как услужливый пони, повторил ей все, что только что было сказано…

Наступило затишье. Кто-то спал, кто-то отдыхал, кто-то готовился к предстоящему путешествию. У Твайлайт, похоже, случился нервный срыв, и она все время бормотала про медвежьи капканы. В глубине шахты сжигали погибших, их кости и пепел покоились на дне. Пламя кузницы скоро погаснет, но Кабуки будет нести огонь своего племени, направляясь на север.

Для Тарниша это затишье стало прекрасной возможностью удовлетворить свое любопытство. Дрожа от отвращения, он развернул кожаный свиток, чтобы как следует рассмотреть его. Первое, что он заметил, — каждый рисунок, каждая буква — все это было выжжено на коже. Каким-то образом Кабуки сделала это без единой ошибки, которую можно было заметить. Она потратила время и силы, это свидетельствовало о ее знаниях.

Тонкий каллиграфический почерк был еще более впечатляющим, если учесть, что он был выжжен на коже. Тарниш не знал, как это удалось маленькому щенку. Его осенило, что Кабуки (и, несомненно, Долгоухий) — исключительная личность. Он не знал, сколько ей лет, но он ни за что не смог бы так хорошо писать, будучи жеребенком. Ее почерк был прекрасен, безупречен и совершенен.

Просмотрев свиток, он нашел то, что искал, — штопальный стежок. Сложные узлы были показаны с нескольких сторон, а стрелки указывали, куда направлять нить. Это было сложно, но не слишком. Он знал, что при некоторой практике сможет овладеть этим.

Глядя на узел, он подумал, нельзя ли пришить эти стежки к чучелу, чтобы их можно было использовать для лечения при травмах всего тела, таких как множество царапин, ссадин и порезов, например, после битвы. Некоторые виды магии можно объединить, например, чучело и алхимию, так что он надеялся, что и это сработает. Впрочем, может и не получиться, и он был готов с этим смириться. Магия — сложная штука, в которой он мало что понимал.
Были и другие стежки: водонепроницаемые, самоочищающиеся, швы, делающие одежду теплой, швы, делающие одежду прохладной, а в углу он обнаружил очень любопытный шов. Тонкий ряд узелков, которые делали ткань твердой, как железо. Его глаза забегали туда-сюда, пока он читал плавный текст. Узелки должны были быть расположены в виде сетки и покрывать всю одежду. Все, что не было закрыто узлами, должно было быть обычной, слабой тканью.

Конечно, у единорогов были заклинания защиты, но минотавры догадались, как сделать так, чтобы обычная ткань стала прочной, как железо. Тарниш вздрогнул, когда включился его интеллект: он понял, что для создания защиты потребуется сотни часов работы над одной вещью приличного размера, это все равно что изготовить кольчугу, соединив тысячи крошечных колец. В то же время единорог мог зачаровать одежду, чтобы сделать то же самое за гораздо меньшее время.

Кроме того, один неудачный стежок, одно неидеальное место, ошибка, допущенная в момент спешки, усталости или рассеянности, могли оставить за собой слабое место. Это было ремесло, которое требовало самоотверженности мастера.

Он посмотрел на другие узлы, другие швы. Для стежков, которые делали одежду теплой или холодной, нужно было только нанести их на подол, но чтобы они сработали, нужно было сформировать законченный контур. Подняв голову, Тарниш подумал о том, сколько проб и ошибок пришлось пройти минотаврам, чтобы до всего этого додуматься. Ему стало интересно, как вообще начался путь к знаниям. Возможно, один минотавр сделал один особенно сложный стежок, а потом заметил намек на магию. Но как они заметили?

Опустив кожаный свиток, Тарниш посмотрел на жену. Она дремала, растянувшись на траве, а рядом с ней лежали Октавия и Винил. Его взгляд остановился на ее платье. Десятки тысяч крошечных стежков… и, возможно, если он сделает все идеально, то сможет защитить ее. Или он сможет охладить ее во время прогулки летом или согреть зимой.

Хотя какая-то часть его души жаждала власти, и он это осознавал и признавал, гораздо более сильная часть его сознания требовала практичности. Этот свиток обладал силой. Практическая сила. Она давала ему преимущество перед опасностями жизни в пути. Он мог бы уменьшить опасности воздействий. Что-то в этом понимании противоречило самой его природе единорога, и в нем проснулось вновь обретенное чувство непокорности.

Он свернул свиток, завязал его и сунул в седельную сумку. Заглянув внутрь, он увидел слабое голубое свечение своей сферы. Он схватил ее своей магией, вытащил и заглянул в нее. Почти сразу же его разум успокоился, а мысли стали яснее. Он делал то, что было правильно и хорошо. Он учился жить в равновесии и гармонии с окружающим миром. Магия стежков была продолжением этого. Его глаза приобрели странное, неземное голубое сияние, совпадающее с сиянием шара, который он удерживал.

Он вздохнул, и его беспокойный разум поддался всепоглощающему чувству покоя. Смутные мысли, представления, нити и потоки сознания пробивались сквозь его серое вещество. Друиды сторонились собственной магии, используя ее только в случае крайней необходимости, и полагались на магию других. У кентавров была своя магия, но они были мастерами магии, а некоторые из них могли напрямую поглощать магию других. Тарниш понял, что идет по старому пути: он становится друидом. Он впитывал магию других. Он немного владел магией единорога, которая отличалась от его магии ядовитой шутки. Он учился магии зебр. Он занимался алхимией. Свиток с магией стежка был спрятан в седельной сумке.

Из шара поднялись нити голубого тумана и проникли в ноздри Тарниша. Он вдохнул их, и на его тело навалилась тяжесть и сонливость. Сердцебиение замедлилось, и он ощутил, как по венам течет его собственная кровь. Он чувствовал это в ушах — уши сейчас были полны крови, которая циркулировала по телу, накапливая тепло и выбрасывая его через тонкую плоть ушей с помощью охлаждающего ветерка.

Ужасы и травмы битвы улетучились из его сознания, как избыток тепла, уносимый ветром через уши. Он подумал о своей матери, о том, как он ее любил, а потом подумал о других. Он думал об Клауди и скучал по ней. В его сознании возникло лицо Игнеуса. Лаймстоун и Марбл, он скучал по ним и хотел их увидеть.

Его дыхание замедлилось еще больше, а затем его сознание рухнуло само в себя.

Тарниш оказался в поле подсолнухов. Воздух, если его вообще можно было назвать таковым в этом месте, был сладким и ароматным. Он огляделся по сторонам — подсолнухи были повсюду, насколько хватало глаз. Мягкая, влажная земля уплотнялась под его копытами. Оглядевшись по сторонам, он не увидел никаких признаков Гррр или принцессы Селестии, но знал, что это должно быть частью ее царства.

Он проскользнул между высокими подсолнухами, не зная, в какую сторону ему идти, да и не заботясь об этом. Это было мирное место, место отдыха и передышки. Это было то место, которое ему было нужно. Он пришел сюда без всяких усилий, проскользнув сюда лишь одной мыслью. Он вспомнил о своей предыдущей встрече с принцессой Селестией здесь, в этом месте.

Навострив уши, он услышал напев. Он пошел на звук, переполняемый любопытством, останавливаясь и прислушиваясь через каждые несколько шагов, чтобы найти дорогу. Пение становилось все громче и громче, и вот подсолнухи расступились. Тарниш оказался на поляне. В центре поляны стояли массивные солнечные часы, а на небольшой деревянной скамейке рядом с ними сидела зебра. Зебра выглядела старше своих лет, сгорбленная, с длинными лохматыми дредами.

Тарниш сначала очень удивился, но потом вспомнил слова принцессы Селестии. Зебры — частые гости в астральных мирах. Он стоял на краю поляны и смотрел на зебру с дредами, которая смотрела на него в ответ. Зебра перестала напевать.

— Пришел путник с рассказом о своем горе — задавай вопросы вскоре.

— Странная у тебя речь, — сказал Тарниш. — Кто ты?

Зебра ничего не ответила, но уголки ее рта изогнулись вверх в лукавой улыбке. Она откинула дреды с лица, открыв странные темные глаза, от которых Тарниш вздрогнул. Протянув копыто, зебра жестом попросила Тарниша подойти ближе.

— Эм, у тебя есть имя?

— Будь внимателен, жеребенок, и через мои слова, через мою манеру речи мое имя станет известно.

Смутившись, Тарниш покачал головой. Было что-то странное в зебре и в том, как она говорила, но Тарниш не мог понять, что именно. Он подумал о Зекоре: он слышал, что она говорит только рифмами.

— Худу зебры — предупреждаю тебя, пока не наступила тьма.

Задние ноги Тарниша подкосились, и он опустился задом на прохладную влажную землю. Он так и сидел, зачарованно глядя на необычную зебру-мистика, сидящую у солнечных часов. Легкий ветерок шелестел подсолнухами вокруг него, и Тарниш заметил, что на солнечных часах появилось несколько теней, указывающих на разное время.

— Причинил вред своему врагу — в помощь магии чучела — ты причинишь вред себе.

Потрясенный, Тарниш задумался о том, как он поступил со своей мучительницей. Его тут же охватило чувство вины. Он поступил неправильно и теперь чувствовал это всеми своими фибрами. Не в силах продолжать смотреть на зебру, он сосредоточился на солнечных часах, пытаясь разобраться в путанице теней, которые показывали разное время.

— Не поздно слишком — будь внимателен к своим мыслях — не причиняй вред никогда.

Уши Тарниша опустились, и он почувствовал себя отруганным жеребенком:

— Ты не понимаешь, она сама это сделала… И я действительно не причинил ей вреда, это была шутка, ладно, подлая, но я мог бы сделать гораздо хуже. Я мог бы вогнать парализующий шип в сердце чучела… — Тарниш замолчал, увидев выражение боли и отвращения на лице зебры.

Он понял. Чучела создавались мыслью и намерением. У него появился проблеск понимания, и ему стало стыдно за то, что он сделал. Если он способен думать об этом, то на что он может быть способен в момент накала страстей?

— Послушай хорошенько, Искатель — худу было создано для исцеления — так теперь иди и исцеляй.

— Но я защищал себя…

— Не друга, но противника — говоришь ты так, не имеет значения — исцеляй своих врагов.

— Но… как мне это сделать? — спросил Тарниш.

Зебра ничего не ответила, но продолжила напевать, покачивая головой, и ее густые веревочные дреды снова упали на глаза, скрывая их от посторонних глаз. Тарниш уставился на своего мистического наставника, пытаясь понять, что делать, и пытаясь осмыслить своеобразный способ речи зебры. Зебра сделала копытом жест "подойди", и Тарниш был вынужден подойти ближе.

Он поднялся, преодолел расстояние и сел обратно. Зебра ничего не сказала, но тишина была не такой уж плохой. Глубоко вздохнув, Тарниш задумался о тишине и погрузился в спокойное состояние медитации, пока подсолнухи колыхались на ветру вокруг него. Тишина и спокойствие были как раз тем, что ему было нужно, и он почувствовал, как его охватывает умиротворенное состояние. Над головой ярко светило странное солнце, продолжая отбрасывать на солнечные часы причудливые тени.

Более осведомленный наблюдатель мог бы понять, что в этом месте время не имеет никакого значения.

65. Холод превратит ваш шар в синий

Казалось, что караван готов к отправке. Тарниш посмотрел на двух щенков, смотревших на него широкими, проникновенными глазами, и на мгновение почувствовал ужасную боль в сердце. Он будет скучать по ним. Позади них стояла Минори, которая тоже выглядела более чем угрюмой. Вокруг Минори было море маленьких лиц, как барсучьих, так и бушвулей.

Не в силах остановиться, Тарниш вспоминал все, что произошло до этого момента. Убийство, ужас, пыльная бомба и последствия. Голубые глаза Тарниша заслезились, и он услышал, как сопит Кабуки. Долгоухий, старавшийся относиться ко всему этому стоически, как-то сопротивлялся, но в глазах щенка блестели слезы, которым он не давал упасть.

— Это не прощание, — сказала Минори немного скрежещущим голосом. — Ты скоро вернешься домой, до того как подуют зимние ветра. Тогда мы встретимся и будем счастливы.

— Да, — ответил Тарниш и почувствовал укол неловкости от того, что его голос надломился.

— Вы, все вы, — Минори оглядела присутствующих пони, — проявили к нам доброту, которую мы никогда не забудем. Мы у вас в долгу. Я рада, что мы подружились, это дает мне надежду на наше будущее.

Твайлайт Спаркл зашевелила крыльями и начала сопеть. Она вытерла глаза передней ногой, быстро моргнула несколько раз подряд, а затем издала мягкий женственный кашель. Твайлайт улыбнулась и, оглядев Тарниша, Мод, Октавию и Винил, постаралась принять царственный вид.

— Спасибо, что поддержал меня, — сказала Кабуки Тарнишу.

— Не стоит благодарности, — ответил Тарниш, почувствовав на себе взгляд принцессы Луны.

— Твайлайт, я тут кое-что подумала. — Мод повернула голову и посмотрела на Твайлайт. — Из-за всего происходящего это вылетело у меня из головы. Я думаю, Трикси направлялась на север, чтобы навестить тебя после того, как она ушла от нас.

Твайлайт, расширив глаза в тревоге, стала думать, что делать, ведь она уже была занята. Она шаркала копытами, оглядываясь по сторонам, и, казалось, была почти в панике:

— Я могу понадобиться другу… но у меня здесь есть работа… о нет!

Фыркнув, принцесса Луна закатила глаза. Она протянула одно крыло в сторону Твайлайт, указывая на нее, и сказала:

— Иди, Твайлайт. Мы присмотрим за этим начинанием.

— Мы? — Твайлайт выглядела немного озадаченной.

— Мы. — На мордочке принцессы Луны расплылась скромная улыбка. — Мы. Сами. Мы — Королевское Мы. Принцесса Ночи тихонько захихикала, забавляясь тем, что Твайлайт впала в замешательство.

— О… О… Оооо. — В глазах Твайлайт промелькнуло понимание. — О, точно. При обычных обстоятельствах я бы это поняла, но я немного запаниковала. Виновата! — Ничего больше не говоря, Твайлайт расправила крылья, сотворила какое-то заклинание и унеслась прочь, оставив после себя треск грома, когда она преодолела звуковой барьер.

— Ну и ну, — проворчал Спайк, покачав головой.

Раздался свистящий звук, еще один раскат грома, а затем над головами появилась Твайлайт. Она зависла на месте, улыбаясь и хлопая крыльями. Она протянула одну переднюю ногу, помахала ей, а потом сказала на прощание:

— Я приду к вам в гости, как только смогу! Я обожаю заводить новых друзей! Это здорово! Спайк, присмотри за ними для меня!

И затем, с третьим звуковым ударом, она снова исчезла. Алмазные собаки, бушвули и барсучьи сородичи наблюдали за небом, гадая, не вернется ли она снова. Когда возвращения не последовало, все вместе вздохнули от огорчения.

Стоя в одиночестве, Спайк смотрел вслед уходящей Твайлайт, сжимая одной лапой хвост, а другой махая на прощание. Маленький дракончик ухмылялся и выглядел вполне довольным собой и сложившимися обстоятельствами. Твайлайт практически сказала, что он главный.

Покачав головой, принцесса Луна фыркнула и пробормотала что-то о принцессах-выскочках. Она тихонько засмеялась и подошла к Долгоухому и Кабуки. Ее глаза весело сверкнули, когда она посмотрела на них, и она опустила свою длинную шею так, чтобы видеть их глаза в глаза.

— Хранитель огня, ты готова к путешествию? — спросила принцесса Луна.

Осознав, что все глаза теперь смотрят на нее, Кабуки замерла. Уголок одного глаза подергивался, а уши судорожно прижимались к голове. Она сглотнула, и стало видно, что к горлу подступил комок. Хвост поджался к лапам, и она тихонько заскулила.

— Не бойся, — прошептала принцесса Луна. — Лидер должен быть готов вести за собой. Скажи слово, и мы пойдем.

Издав визг, Кабуки крутанулась на месте, бросилась к Октавии и вцепилась в ногу серой кобылы. Она потерлась мордой о ногу Октавии, но ничего не сказала. Затем она подошла к Винил, обняла ее, отпустила и пошла к Мод. Обняв Мод, она подошла к Тарнишу. Коротко помявшись на прощание, Кабуки кивнула.

— Брат, мы пойдем? — спросила она.

Откинув назад уши, Долгоухий кивнул:

— Пойдем, сестра.

И с этого началось великое переселение на север.

Это было почти облегчение — снова увидеть Яйцо. Тарниш и его спутники возвращались в свой лагерь почти молча, не произнося ни слова. Нужно было многое сделать. Нужно было собрать дрова. Нужно было приготовить ужин. Как-то надо было вернуться к привычному образу жизни.

Глядя на Яйцо, Тарниш подумал о доме. В маленьком каменном коттедже, несомненно, велись работы. На кухне Клауди наверняка пахло полезными и вкусными лакомствами. Тарниш понял, что тоскует по дому. Без всякого предупреждения он схватил Мод в свои волшебные объятия, притянул ее ближе и зарылся лицом в ее шею.

— Тарниш, что на тебя нашло? — спросила Мод, прижав уши, когда Тарниш зарылся лицом в ее шею. — Это не сексуальное тяжелое дыхание на моей шее, это грустное тяжелое дыхание на моей шее. Что случилось?

— В какой-то момент мне просто захотелось домой, — сказал Тарниш, зарывшись в гриву Мод. — Теперь все в порядке. Пока у меня есть ты, я в порядке.

— Найди себе занятие и будь занят, Тарниш. Так будет легче. Вернись в привычную колею, сделай дело, и не успеешь оглянуться, как снова пора будет возвращаться домой. — Мод провела хвостом по телу Тарниша и прислонилась к нему.

— Я думаю, тебе виднее, не так ли? — спросил Тарниш.

Мод ничего не ответила, но это и не требовалось. Октавия некоторое время наблюдала за ними, потом перевела взгляд на Винил, которая возилась у костра, который теперь снова горел. Спустя несколько драгоценных мгновений Тарниш отстранился, фыркнул и рысью отправился на поиски дров, фыркая и скрываясь из виду.

Когда он ушел, Октавия бросила взгляд на Мод и сказала:

— Хотелось бы мне, чтобы он не стыдился показывать свои чувства.

— Ты же знаешь, как это бывает с жеребцами, — ответила Мод.

Повернув голову, Октавия посмотрела в ту сторону, где Тарниш скрылся в кустарнике, деревьях и зарослях. Она увидела птиц, улетающих из-за деревьев. Она покачала головой, ее уши поникли, а затем на мгновение рот Октавии опустился в недовольное хмурое выражение. Одно ухо немного поникло, затем она покачала головой.

— Я собираюсь написать музыку, звучащую в моей голове, — объявила Октавия.

Оставшись одна, Мод поняла, что пора возвращаться к рутине, какой бы она ни была.

Над головой мерцали бесчисленные звезды, и Тарнишед Типот смотрел на них, наблюдая, как его дыхание сгущается в облака замерзшего тумана. Он проснулся ночью от желания облегчиться и, выйдя из Яйца, обнаружил, что в эту осеннюю ночь пришла зима. Содержимое бочки с водой замерзло, и мочиться в кустах было, мягко говоря, неприятно. Холодный воздух щипал ноздри, обжигал нос и заставлял яйца чувствовать себя довольно зябко.

И все же, по какой-то причине, он остался на морозе, прижав хвост к спине в отчаянной попытке сохранить тепло. Внутри было довольно тепло, но Яйцо было хорошо утеплено, и четыре тела, уложенные в одну постель, выделяли много тепла.

Фламинго летала по лагерю кругами, ничего не говоря, как молчаливый страж в ночи, отбрасывая розовый отблеск повсюду, где бы она ни появлялась. Тарниш был благодарен ей больше, чем можно выразить словами. Благодаря ей они спокойно спали всю ночь. Он подумал о Трикси, которая осталась одна, без присмотра. Как говорится в старом выражении земных пони, это был тяжелый путь.

Глядя на звезды, Тарниш размышлял о тех, кто помог ему в последнее время. Принцесса Селестия дала ему столь необходимый совет. Таинственная зебра тоже дала несколько полезных советов, пусть и немного загадочных. Маледико, его наставник, обычно оставлял его учиться самостоятельно, но даже Маледико был полезен. В трудную минуту он всегда мог обратиться к сфере.

Зная, что заснуть ему не удастся, Тарниш так и поступил. Он достал из седельных сумок, лежавших возле двери, светящуюся голубую сферу и поднес ее к лицу. Он заглянул внутрь, пытаясь разглядеть очертания в туманной голубой дымке, и его глаза приобрели голубой отблеск. Заглянуть в сферу и потерять себя было легче, чем оставаться в мире бодрствования и думать о том, как он лишил жизни мыслящих, чувствующих, говорящих существ.

Вдохнув, Тарниш потерял себя.

Он оказался в незнакомом городе. Улицы кишели жителями города, но что-то было не так. Не было никаких звуков, копыта не стучали по булыжникам. Здесь были и пони, и кентавры, улицы были переполнены ими, но они не жили.

Тарниш был уверен, что видит призраков. Каждый из них был полупрозрачным, если смотреть на них прямо, и все они имели слабый голубой оттенок. Это было не место для живых. Когда Тарниш пустился рысью, его копыта гулко стучали по булыжникам, наполняя город вокруг звуками.

Что это было за место? Все здания были очень необычными. Все было единообразно, чувствовалась геометрия, и с того места, где он стоял, каждое здание было одинакового размера, одинаковой высоты, каждое здание было идентично соседнему. Камень казался не построенным, а сформированным. Все двери были сделаны из какого-то странного металла, похожего на медь, но более оранжевого цвета и не так отражающего свет. Окна были маленькими и круглыми, а на каждом окне красовалась эмблема солнца, обрамляющая стекло.

Когда Тарниш обнаружил первое здание, не похожее на остальные, он остановился и уставился на него. Это здание было выше, больше и имело двойные двери. Призраки входили и выходили из него. Над дверью виднелись странные буквы, которые Тарниш не мог разобрать, но каким-то образом догадался, что это такое.

Это был Арканариум. Это был… своего рода магический колледж. Тарниш видел, как туда входили и выходили самые разные существа: кентавры, пони, зебры… аликорны. Аликорны не казались ни знатными, ни королевскими особами, они вообще не казались особенными. Они были просто… пони. Они не были высокими и изящными, как принцесса Селестия или принцесса Луна, нет, они были невысокими, как принцесса Твайлайт. Некоторые из них были неуклюжими и носили очки.

Под влиянием какой-то неведомой силы Тарниш почувствовал желание войти внутрь.

Внутри Тарниш начал замечать, что что-то кажется ему… неправильным. Он не мог понять, в чем дело, пока не заметил пони, аликорна, с одной львиной лапой. У другого пони, тоже аликорна, была одна задняя нога очень похожая на рептилью. Вообще, у многих пони, бродивших по залам, части тела казались неуместными, как, например, у земной пони, у которой были рога как у козы.

Следуя за стадом, Тарниш позволил увлечь себя за собой, пока не оказался в лекционном зале. Преподавателем была кобыла-кентавр, красивая, с чудесной каштановой шерстью. У нее были странные, закрученные, петляющие рога, растущие из головы, и разноцветные глаза. Она провела ладонью по дереву, растущему из большого декоративного горшка, и дерево потекло, как глина, под ее длинными тонкими пальцами. Она придавала дереву форму, направляя его рост, придавая ему новую форму и цель. Тарниш почувствовал, как от магии покалывает в костях.

А потом призраки исчезли. Дерево засохло и умерло. Время пролетело незаметно, и горшок рассыпался от старости. Деревянная мебель рассохлась и сгнила. Теперь Тарниш оказался один, без ничего вокруг, в заброшенной школе, в каком-то забытом городе.

Когда Тарниш моргнул, все вокруг исчезло, и он оказался в другом месте.

Когда он снова открыл глаза, то увидел, что смотрит на звезды, а перед его лицом плавает голубая сфера. Яростное чувство разочарования зародилось внутри Тарниша, когда он понял, что у него есть вопросы, на которые, как он знал, он не получит ответов. По крайней мере, не сегодня. А может быть, и никогда. Чувствуя себя немного рассерженным и обманутым, Тарниш сунул голубую сферу обратно в седельную сумку.

Было холодно. Холод грыз уши, обжигал легкие, и Тарниш понял, что ему хочется вернуться в постель, где тепло, даже если он не может заснуть. Мертвые не давали ответов, не приносили утешения, но живые хотя бы давали тепло. Он фыркнул, выпустив из ноздрей два огромных облака пара.

— Спокойной ночи, Фламинго. Увидимся утром.

66. Я не чувствую свой

С наступлением утра вновь появилось чувство бодрости. Тарниш вспомнил, что ему снились какие-то сны, но не мог вспомнить, какие именно. Однако ему стало легче, и за это он был благодарен. Это была принцесса Луна? Его собственная природная стойкость? Он не знал. Однако он чувствовал себя бодрее и был достаточно смел, чтобы вступить в молчаливую перепалку с Винил Скрэтч по поводу того, кто будет готовить завтрак.

Теперь, сидя напротив костра, Винил, закутанная в чепрак, злобно смотрела на него, и каждый ее вздох был слышен в морозном утреннем воздухе. Винил не была счастлива, как гласила старая поговорка, и в данном случае она была применима вдвойне.

Сегодня утром никому не хотелось покидать теплые стены Яйца. Можно было не сомневаться, что день потеплеет, но утро было не по сезону холодным. Мод была не только в плаще, но и в свитере голубого цвета, связанном из некрашеной шерсти, и тоже куталась в чепрак. Октавия была одета в пальто и токи — висячую штуковину, нахлобучившуюся на уши, а также закутана в одеяло.

Когда Тарниш поставил кипятиться лед, он достал декоративную жестянку с какао, очень темным. На жестянке, обещавшей, что это греховно темное какао, спереди был вытиснен злобный черно-красный единорог. Черно-красный единорог ухмылялся и злобно подмигивал тому, кто смотрел на жестянку.

Тарнишу показалось, что тот страдает или запором, или чиханием.

— Какие планы на сегодня? — спросила Октавия, с трудом сдерживаясь, чтобы не стучать зубами.

— Я подумала, что нам нужно специально пробраться в Самую Страшную Пещеру в Эквестрии, — ответила Мод. — Нам с Тарнишем не повезло, но я думаю, что вчетвером мы справимся. У Тарниша есть меч и щит, у Винил — ее магия, а мы с Октавией — земные пони. С каких это пор нас стали прогонять из пещер? Это неловко.

— Говори за себя. — Октавия вздрогнула и поплотнее натянула на себя одеяло. — Я городская земная пони. Мне никогда не нравились пещеры. — Октавия несколько раз моргнула, затем покачала головой. — Хотя, должна сказать, что большая ферма с мягкой землей почему-то кажется привлекательной. Я никогда не могла понять, почему.

Улыбнувшись, Тарниш оставил свои мысли при себе. Он знал, что Октавия любит нырять в пещеры, по крайней мере, в одну из них, и посмотрел на Винил, которая, должно быть, думала о тех же грязных мыслях, что и он, поскольку тряслась от беззвучного смеха.

— Что смешного? — спросила Октавия.

Тарниш знал, что лучше не отвечать. Он занялся замешиванием теста для блинов и сосредоточился на собственном выживании, стараясь при этом не смеяться. Однако Винил делала это с трудом. Он бросил на Винил взгляд, и она в ответ высунула свой ярко-оранжевый язык. Он не собирался ничего говорить — у него была не одна, а две матери, о которых нужно было беспокоиться, и он хотел дожить до глубокой старости.

— Думаю, вчетвером у нас есть все шансы на успех. — Мод сделала паузу, покачала головой, а затем ее уши дернулись. — Однако если мы столкнемся с гадами, я предлагаю отступить.

— ФУ! — Октавия закрыла глаза и задрожала, но не от холода.

— В противном случае мы будем продвигаться вперед. Я думаю, если мы используем огонь как предупреждение, большинство существ должны отступить от нас. Мы не должны сжигать их только потому, что они стоят у нас на пути, но я не против того, чтобы немного напугать их. Мы имеем дело с существами, которые могут нас съесть, если им представится такая возможность, так что отпугивать их — это великодушие.

— Мне нравится твоя версия великодушия, — заметила Октавия, когда Мод сделала паузу, чтобы перевести дух.

— Пока Винил и Тарниш держат гадов на расстоянии, я смогу заняться реальной работой. Я смогу снять показания, изучить камни и, возможно, если повезет, лучше понять, с чем мы здесь имеем дело. Или, с другой стороны, я получу данные, которые вызовут еще больше вопросов.

Напевая себе под нос, Тарниш опустил в тесто для блинов несколько сушеных фруктов и ягод, затем отложил его в сторону, чтобы оно немного впитало влагу. Он обдумал план Мод, но ничего не сказал. План был надежным, и он знал, что с Винил он, вероятно, сможет держать оборону. Он чувствовал себя уверенно, и сам не знал почему. Просто по какой-то причине у него сегодня было хорошее настроение. У него были друзья, и все было возможно.

— Винил, не забудь свой фотоаппарат. Я уверена, что в Самой Страшной Пещере в Эквестрии есть отличные возможности для фотографий. — Октавия вздрогнула, надулась, а потом добавила: — Ох, как бы я хотела, чтобы скорее потеплело. Это просто ужасно!

— Мы находимся на большей высоте, чем лагерь алмазных собак. Прошлой ночью было прохладно, но здесь, наверху, наверное, было холодно. Нам лучше привыкнуть к этому. — Мод придвинулась поближе к огню. — У меня нет толстой шерсти, чтобы защитить меня от солнца и холода. Это действительно ужасно.

Мод и Октавия посмотрели на Тарниша, у которого была густая шоколадно-коричневая шерсть. Октавия подняла бровь, а Мод просто сидела без выражения. Опустив взгляд, Тарниш сосредоточился на завтраке. Ему было холодно, но он не был таким несчастным, как эти двое.

Со звуком “пуфф” появилась грифельная доска Винил, на которой она что-то написала ярко-оранжевым мелом. Она подняла грифельную доску, и краем глаза Тарниш увидел, что она написала одно слово, которое выражало ее отношение к ситуации и холоду.

— Винил, это вульгарно! — ныла Октавия. — О, убери это!

Вытерев доску, Винил покачала головой, а затем написала что-то еще, и ее мел заскрипел от нажима на грифельную доску. Тарниш не мог разглядеть, что это было, но она подняла ее, чтобы Мод и Октавия могли его увидеть, и ему стало любопытно и захотелось узнать, что же она написала.

Октавия в шоке раскрыла рот.

— Какое совпадение, — сказала Мод, глядя на послание Винил. — Я тоже не чувствую свою куньку.

Закрыв глаза, Октавия покачала головой и издала вздох разочарования и отвращения. Сидя у костра, Тарниш делал все возможное, чтобы вести себя прилично, но из его уст то и дело вырывались фырканье и смешки. Дошло до того, что Тарниш издал жеребячий визг, пытаясь удержать все в себе.

Доска Винил с хлопком исчезла, и Тарниш продолжил готовить завтрак.

Перед ними зиял проем пещеры. Они подошли к западному входу — стороне, ближайшей к лагерю, той, где Тарниш столкнулся с гадами. Тарниш держал наготове свой щит, Винил — фотоаппарат, а Мод — новый считыватель тауматона. Октавия служила вьючной пони, перевозящей припасы.

Немного потеплело, но не сильно. Утреннее солнце только-только начало проглядывать из-за высоких хребтов и деревьев, но большая часть дна долины была темной, погруженной в тень. Часть реки, впадающей в пещеру, замерзла, и на берегах лежали куски льда.

Темнота в пещере казалась почти сверхъестественной. Всего в паре метров от пещеры было черно как смоль. Винил наложила на них заклинание света, но вместо того, чтобы рог загорелся и непрерывно черпал энергию из магических запасов, над ее головой появился плавающий шар неоново-розового света. Она произнесла заклинание еще раз, и на этот раз появился плавающий неоново-голубой шар. Вместе эти два источника света казались вполне достаточными.

— По одному или по двое? — спросил Тарниш.

Мод ответила:

— По двое.

Пока Мод говорила, Винил пристроилась рядом с Тарнишем, и на ее лице появилась бесшабашная ухмылка. Тарниш понял, что Винил получает удовольствие. В то время как Октавия выглядела совершенно несчастной, Винил веселилась от души. Возможно, настроение Октавии улучшится, когда потеплеет.

— Не подскользнитесь на льду, — предупредил Тарниш. — Камни скользкие, и мы будем идти прямо у кромки воды, когда войдем в пещеру. Если мы ввяжемся в драку, она будет коварной.

— Фантастика, — пробормотала Октавия.

Все вместе они двинулись вперед.

Пробив своеобразную завесу темноты, четверо спутников вошли в пещеру, где их освещали плавающие световые шары Винил. Тарниш и Винил почти вплотную прижались друг к другу на узкой тропинке: слева от Тарниша текла река, справа от Винил — склизкая стена пещеры.

Примерно в пятидесяти шагах на стенах виднелись светящиеся грибы, которые светились слабым голубым биолюминесцентным светом. Среди светящихся грибов резвились странные существа — маленькие монстры, похожие на головы птиц с двумя ногами, торчащими оттуда, где должно быть тело. Головы были луковицеобразными и неправильной формы, а клювы еще больше. Они шныряли вокруг, выклевывая червей и слизней из ила на берегу реки.

Что-то скользило в реке, и Тарниш настороженно следил за этим, пока Винил фотографировала странных птицеголовых монстров, у которых не было тела, только головы и ноги. Мод собирала образцы, валявшиеся на земле. Она опускала их в мешочек, висевший у нее на шее.

Когда Тарниш ступил в ледяную воду реки, он издал шипение. Ледяной холод вонзился в его нежные стрелки. Сердце бешено заколотилось, пытаясь разогреть ноги. По стене рядом с Винил проползла гигантская сороконожка, и тут же раздалась вспышка фотоаппарата. В мандибулах сороконожки находилось одно из птичьих существ. Оно слабо дернулось, но, несомненно, попало под действие яда сороконожки.

Пещера немного расширилась, и теперь в ней было больше места. На спине Тарниша выступил ледяной пот, и он задрожал. Ему не очень нравилось это место. Ему не нравилось рычание, которое он слышал впереди. Ему не нравилось, что он больше не видит выхода. Должно быть, это какой-то обман света.

— За нами следят, — объявила Октавия холодным, спокойным и собранным шепотом. — Сейчас, в этот самый момент, за нами наблюдают хитрые глаза. Я бы советовала быть осторожными.

Окинув взглядом окрестности, Тарниш попытался понять, кто за нами наблюдает. Островок света резко заканчивался впереди и позади. Он пожалел, что у него нет большего радиуса света, чтобы оттеснить тьму. Взглянув на воду, он увидел, как что-то большое проплывает мимо в мутной глубине. Он почувствовал холодную колючку страха в своих яйцах, и от этого они заболели. Мышцы его живота сжимались в узлы и судорожно сокращались. Облизав губы, Тарниш почувствовал, что во рту у него пересохло.

В этот момент Тарниш вспомнил, что он ненавидит природу, и что природа может пойти на хрен. Он так испугался, что его уретра болезненно сжалась, и он был уверен, что в любую секунду может потянуть или порвать мышцу сфинктера в заднице. Когда он услышал звук струйки воды, которая не была рекой, он чуть не выпрыгнул из шкуры.

— Я не смогла удержаться, — прохрипела Октавия, отворачивая лицо от своих спутников.

Посмотрев вниз, Тарниш увидел лужу вокруг задних копыт Октавии. Он повернулся, чтобы посмотреть на Октавию, опустил голову и попытался успокоить подругу:

— Эй, никто не смеется. Нам всем сейчас страшно. Я знаю, что мне страшно. Не расстраивайся, Октавия. Не унывай.

Подняв голову, Октавия слегка фыркнула, а затем одарила Тарниша жалкой полуулыбкой. Она пошевелилась, пытаясь выбраться из своего беспорядка, и прижалась к склизкой стене. Лужа уже впиталась в пол пещеры и стекала в реку.

В воздухе рядом с ее головой появилась грифельная доска Винил и кусочек ярко-оранжевого мела. Она начала писать на грифельной доске, и ее буквы не были в своем обычном идеальном состоянии.

“Этот страх волшебный. Я не могу отогнать его, я пыталась”.

— Что ж, — сказала Мод ровным голосом, — это все усложняет.

— И что теперь? — спросил Тарниш, пытаясь удержать от стука колени.

— Единственный вариант, который у нас есть. Мы отступаем. Октавия в полном беспорядке, и ей нужно будет привести себя в порядок, у меня самой вот-вот случится серьезный казус с мочевым пузырем, а ты едва можешь стоять, Тарниш. Я вижу, как у тебя дрожат ноги. — Мод огляделась вокруг, и заметная дрожь заставила содрогнуться все ее тело. — Что-то ужасное приближается, нам нужно уходить. Сейчас же.

Возможно, Тарнишу показалось, но он был уверен, что Мод сделала ударение на слове "сейчас". Пора было уходить. Обе кобылы начали отходить, а он и Винил прикрывали их отступление. Почувствовав растущее чувство срочности, Тарниш легонько подтолкнул Мод и Октавию, чтобы поторопить их.

Позади него что-то взревело, вызвав ужасную какофонию, сдавливающую мочевой пузырь. Тарниша прорвало от страха, и он испустил истошный вопль. Без всякого предупреждения он каким-то образом подхватил всех трех кобыл своей магией — он понятия не имел, как ему это удалось, но он это сделал, — а затем, пользуясь преимуществом своих длинных ног, Тарниш помчался, как гонщик на дерби. Он бежал, как летят Вондерболты. Он не пропустил ни одного шага на скользких камнях, не споткнулся, когда карабкался, и помчался к выходу из пещеры.

67. Лошадиный стыд

Копыта Тарнишеда Типота прорезали углубления в земле, когда он мчался по ней с бешеной скоростью. Он промчался вдоль реки некоторое время, три кобылы удерживались его магией, а затем свернул на крутой поворот, ведущий вверх по склону оврага, не сбавляя скорости. Его копыта издавали громоподобный гул, эхом разносившийся по долине, а его скорость была такой, что ее нужно было видеть, чтобы поверить.

Смущенная и испуганная сова, проснувшаяся раньше положенного времени, охнула, когда Тарниш пронесся мимо, а затем затрепетала крыльями, глядя на нарушившего утренний покой гонщика. Она издала недовольное уханье, распушила перья и попыталась успокоиться после испуга.

Одинокое лиственное дерево, листва которого пылала всеми красками осени, было оголено, когда мимо пронесся Тарниш и вихрем сорвал с него листья. Оставшись голым и, может быть, немного пристыженным, дерево издало слабый древовидный вздох, который могла бы услышать только Флаттершай, если бы она была рядом.

Он перепрыгнул через бревно, поскользнулся на гравии, восстановил равновесие и побежал вверх по склону, направляясь к лагерю на вершине хребта. Длинные ноги давали ему уникальное преимущество: Тарниш был прирожденным спринтером. Октавия издала легкий крик ужаса, когда Тарниш, изображая горного козла, зацепился копытами за уступы шириной в несколько дюймов.

Достигнув лагеря, Тарниш остановился и опустил кобыл…

— Ты, глупый болван, я чуть не обмочилась… опять! — Покачиваясь, Октавия сидела, растянувшись на траве, пытаясь отдышаться и восстановить достоинство. Издав громкий вздох, Октавия упала на спину в траву и, задыхаясь, лежала, раскинув все четыре ноги.

Все ее тело дрожало, Винил Скрэтч прижималась к ее груди, как будто обнимала ее. Не сразу можно было понять, что она смеется, но это было так. Ее трясло от беззвучной истерики, и она тоже упала на траву рядом с Октавией, ее туловище подрагивало, когда она издавала хриплые звуки в глубине горла.

Мод сидела там, где ее бросили, и моргала, ее тело не двигалось.

Тарнишу потребовалось время, чтобы прийти в себя, затем он начал кататься в траве, поднимая ноги в воздух, почесывая потную, дрожащую спину, растирая круп о землю, и пытался унять бурлящий в жилах адреналин, охлаждая себя во влажной траве. Он фыркал, брыкался и лягался. Его кровь все еще бурлила от страха, и он издал пронзительный вой, который эхом разнесся по долине.

Все эти пинки, шлепки и махи ногами подействовали на Тарниша — он пукнул, и в его все еще повышенном состоянии паники это стало последней каплей для его нервов. Он взвизгнул, его первобытная внутренняя лошадь выпустила пронзительный клекот, вскочила на копыта и снова пустилась в стремительный бег, испуганно подвывая во время своего стремительного бегства.

Покачивая головой, Мод смотрела, как он уносится прочь, а Октавия визжала от смеха.

Октавия и Винил не могли смотреть в глаза Тарнишу, когда сидели у костра, перекусывая и попивая чай. Даже взгляда в сторону Тарниша было достаточно, чтобы обе кобылы превратились в смеющихся, хохочущих кобылок. Тарниш изо всех сил старался выглядеть достойно, но на его лице можно было заметить ухмылку. Все это было очень смешно, и еще смешнее было делать вид, что ничего не произошло.

— Как вы думаете, это была сама пещера или что-то, что в ней обитает? — спросила Мод.

Винил пожала плечами, а затем запихнула в рот целое печенье, отчего крошки посыпались на грудь. Печенье было немного сухим, немного рассыпчатым и уже не "свежим". Рядом с ней Октавия принюхивалась к чаю, и ее уши дергались, когда она вспоминала свой ужас.

— Насколько мы знаем, это могла быть подземная белка-мутант с усиленной аурой страха. — Глаза Тарниша сузились, и он посмотрел на окружающих его кобыл. — Я не сдаюсь. Я пойду к восточному входу, как только закончу здесь. Если я столкнусь со страшным ужасом, это может быть показателем того, что это сама пещера.

— Ну, ты не можешь пойти туда один. — Голос Октавии дрожал от страха, но глаза были решительны. — Винил, ты готова к следующей попытке? А ты, Мод? Пока у нас есть Тарниш, я думаю, все будет в порядке.

Пожевав печенье, Винил кивнула.

— Да, но кто захочет идти за ним следом? — спросила Мод, указывая копытом на Тарниша. — Это все равно, что двигаться в аэродинамической трубе.

— Эй! — Щеки Тарниша потемнели, когда он услышал, как Октавия скромно хихикнула. — У меня был лошадиный момент, ясно? У нас у всех такое бывает. — Его лицо приобрело темно-коричневый оттенок, а уши затряслись, когда он сдержал смех, изо всех сил стараясь выглядеть достойно. — Я не буду стыдиться своей лошадиности. Я не буду стыдиться лошадиного стыда.

Задыхаясь, Винил Скрэтч выстрелила из носа крошками чая и печенья, обрызгав ими всю Октавию. Смеющаяся и кашляющая единорожка чуть не уронила свою чашку с чаем, так как она хрипела и брызгалась, с трудом переводя дыхание, когда ее одолевал смех.

— Забавно, но я не припомню, чтобы я так сильно смеялась, — сказала Октавия, вытирая морду передней ногой и не обращая внимания на кашель Винил. — Или, если уж на то пошло, я была так напугана. Или в битве. В общем, эта экскурсия оказывает глубокое влияние на мое творчество.

— Ну что ж, тогда попробуем еще раз, — сказала Мод ровным голосом, лишенным всякого энтузиазма.

— Мочевые пузыри пусты? — спросила Мод, демонстрируя свой сухой, плоский юмор. Она посмотрела на своих спутников, а затем заглянула в восточный вход в пещеру. В прошлый раз, когда они пытались пройти этим путем, там были щупальца. Много щупалец. Мод нравились камни, а не щупальца. Камни были твердыми, прочными и знакомыми. Щупальца были хлюпающими и при удобном случае делали неприятные вещи с доступными для проникновения органическими отверстиями. Мод заглянула в комиксы Пинки Пай и стала свидетелем щупальцевого винограда Тарниша в дикой природе.

Ничего не говоря, Октавия подошла ко входу в пещеру, ее седельные сумки слегка подпрыгивали на боках. Наблюдая за ней, Тарниш понял, что более удачное расположение и более тугая затяжка могли бы исправить ситуацию и уберечь ее бока от болезненных шлепков. Он сам усвоил этот урок после того, как его бока чуть не были сбиты до крови.

Сузив глаза, серая земная кобыла вглядывалась в темноту, пытаясь пронзить ее. Темнота в нескольких ярдах впереди была, видимо, магической, так как видимость резко пропала. Шерсть на позвоночнике Октавии встала дыбом, а хвост подергивался вокруг задних ног.

— Провались в тартар, я иду, — объявил Тарниш, — это как купаться в холодной воде. Лучше броситься и покончить с этим. Мы все знаем, что будет страшно, так провались эта пещера, провались страх, который она порождает, и провались все сюрпризы, которые она для нас приготовила. — Подняв щит, Тарниш зашагал вперед с мрачным выражением решимости на лице.

Винил с опаской пристроилась рядом с Тарнишем, стуча копытами по камням. Она вызвала несколько плавающих неоновых шаров света и запустила их по орбите над головой. Она облегченно вздохнула, когда Октавия зашагала следом за ней.

Мод, шедшая последней, заняла свое место рядом с Октавией и позади Тарниша.

Они прошли сквозь завесу тьмы, и солнечный свет исчез за ними. Все, что им осталось, — это светящиеся шары Винил, которые создавали вокруг них сферу света. Над головой сидели сонные летучие мыши, но это были не обычные летучие мыши, о нет. Это были летучие мыши-мутанты, деформированные и искаженные злобной магией, таящейся в этом ужасном месте.

Приглядевшись, Тарниш увидел, что некоторые из летучих мышей больше не могут летать — их перепонки исчезли, оставив длинные скрюченные конечности и вытянутые жуткие отростки пальцев, заканчивающиеся страшными крючковатыми когтями. Он содрогнулся, подумав о жутких пегасах в таком же состоянии: крылья исчезли, оставив после себя причудливые конечности-мутанты, растущие из спины, и длинные пальцы с бугристыми костяшками. Теперь, как и у Октавии, волосы на его позвоночнике вставали дыбом после того, как он успешно наводил на себя жуть.

— О, заразиться бешенством было бы ужасно, — пробормотала Октавия тихим голосом.

Тарниш уже чувствовал страх, но не мог понять, был ли это его собственный страх или влияние извне. Во рту у него попеременно было то сухо, то мокро: то пересыхало, то слюнные железы выделяли столь необходимую слюну, чтобы увлажнить язык.

Посыпалось немного гуано, и Октавия издала приглушенный визг сквозь плотно сжатые губы. Мод пожала плечами, Винил выглядела недовольно, а Тарниш просто не обратил на это внимания. Ему приходилось страдать и от гораздо худшего, например, от того, что он умудрился получить порцию жижи из больной ноги Трикси. Ну что в том, что было немного гуано?

Что-то пронеслось перед Тарнишем, похожее на мышь или крысу, но с десятком ног и очень длинным, тонким телом. Многоножка? У нее были бледно-белые глаза, несомненно, незрячие, и очень длинные усики. Она бродила вдоль берега реки, пытаясь найти пищу. Тарниш наблюдал за ней, пока двигался вперед, и тут мышевидная тварь заползла в глазницу черепа.

Черепа пони.

Остановившись, Тарниш опустил голову, чтобы рассмотреть пожелтевший и обесцвеченный череп. Нижняя челюсть отсутствовала, а часть задней части черепа была отломана, возможно, для того, чтобы можно было вытащить мозг. Из глазницы, в которую заползла многоножка, вниз, подобно молнии, уходила длинная трещина.

Когда Винил сделала снимок, полыхнула ослепительная вспышка. Над головой зашевелились летучие мыши-мутанты, некоторые из них издавали странные звуки, но оставались на своих местах. Подняв голову, Тарниш вздрогнул. Какой-то идиот решил использовать это место для свалки токсичных отходов. Здешние животные уже мутировали до неузнаваемости, и Тарниш хотел знать, почему. Что привело к тому, что это место стало таким, каким оно было?

Если сбросить сюда токсичные отходы, это место станет рассадником страшных и опасных чудовищ. Это просто напрашивалось на неприятности. Конечно, токсичные отходы должны куда-то деваться, алхимические стоки должны быть как-то утилизированы, но не здесь. Он нахмурился. Что же делать с алхимическими отходами и токсичными материалами? Тарниш не видел хорошего способа их утилизации. Что бы с ними ни делали, они оставались проблемой для земли и животных.

Отказ от алхимии и химии тоже не казался реальным.

Задумавшись, он двинулся вперед, держа Винил рядом с собой. Здесь было холодно, и он чувствовал, как холод проникает в его кости. Магический холод? Возможно. Возможно, это сочетается со страхом. Пол был покрыт слизью и грязью. В конце пещеры, где выходила река, было гораздо противнее. Тарниш предположил, что большие чудовища в центре пещеры много гадят, и эти экскременты должны куда-то деваться.

Нечто с тремя светящимися глазами, сидевшее на камне посреди реки, моргнуло, затем соскочило с камня в мутную воду и исчезло с плеском и шлепком. Тарниш вглядывался в темноту, пытаясь пробиться сквозь нее, и боролся с нарастающей паникой. В ноздри ударил едкий запах гнили и разложения. Ужас был почти непреодолим.

— Я больше не могу, — хрипло прошептала Октавия. — Мне кажется, что я не могу дышать, мне так страшно.

Тарниш остановился и вгляделся в темноту впереди. Он мог продолжать путь, но как долго? Повернув голову, он посмотрел на окружающих его кобыл. Октавии действительно было трудно дышать. Винил дрожала так сильно, что Тарниш был потрясен тем, что не услышал, как она стучит зубами. А Мод… Мод просто стояла, прижавшись к Октавии, то ли потому, что ей тоже было страшно, то ли пытаясь успокоить подругу.

Октавия с визгом начала дышать и упала бы наземь, если бы Мод не поймала ее. Тарниш вспомнил о алхимической бомбе. Она подействовала на него самым ужасным образом, но Октавия, Винил и Мод как-то выстояли. В глубине души он понял, что такое терпимость и слабость. Каждый из них мог выдержать только столько-то, у каждого из них была слабость. Используя телекинез, Тарниш подхватил Октавию, поднял ее в воздух и положил себе на спину. Он мог быть сильным для нее, как она была сильной для него. Она сразу же обхватила его шею передними ногами, а задними — среднюю часть тела, и он почувствовал, как она затряслась у него на спине, пытаясь замедлить дыхание.

— Пойдемте, — сказал Тарниш, поворачиваясь. — Если мы хотим понять это место, нам придется сделать это как-то иначе. — Он почувствовал, как Октавия сжала передние ноги на его шее, и каждый ее панический вздох превратился в болезненный писк.

— Давайте вернемся в лагерь, чтобы Октавия могла прийти в себя. — Мод подтолкнула Винил, поскольку Винил, похоже, с трудом передвигалась. — Это ужасное место… возможно, только Пинки Пай сможет пройти здесь и не почувствовать страха.

С тяжелым от разочарования сердцем Тарниш направился к выходу, опустив уши.

68. Непристойная математика и ощущение жжения

Уверенность Октавии, казалось, несколько пошатнулась, и Тарниш понимал, что она чувствует. На обратном пути к лагерю она упомянула, что подвела их не один, а два раза. Тарниш попытался успокоить ее, сказав, что рано или поздно все они поддались бы страху, но Октавия, похоже, не вняла его словам.

Она все еще сидела у него на спине, прижавшись к нему, и сопела ему в шею, ее тело было вялым и поникшим. Тарнишу не нравилось видеть пошатнувшуюся уверенность Октавии, совсем не нравилось. Это нервировало его. Он должен был быть тем, кто обладает хрупкой уверенностью, а не она, а она была одной из тех пони, которые подбадривают. Она знала, что сказать, что сделать, как исправить ситуацию, когда все рушится.

По дороге он думал о том, что таким уверенным пони, как Октавия, подобные моменты, наверное, еще труднее пережить. Она привыкла скакать на гребне успеха, она привыкла к обожанию своих поклонников, она привыкла всегда поступать правильно. Поэтому случайные неудачи могли ранить ее сильнее. Когда Тарниш не мог придумать, что делать, его нижняя губа выпячивалась.

Теперь он чувствовал, как его собственная уверенность падает, поскольку он не мог помочь своему другу.

Иногда ему было противно быть таким, какой он есть. Ему было интересно, пошатнулась ли когда-нибудь уверенность Мод в себе под ее каменной внешностью. Она была скалой. Ей всегда удавалось просто пересидеть ситуацию и выйти из нее невредимой. Взглянув на Мод, он почувствовал вдохновение. У него появилась идея. Хорошая ли это идея? Плохая? Октавия была печальна, впала в уныние и сопела ему в затылок. Настало время для решительных мер. Пришло время… стать… Тарнишед Типотом.

— Эй, Мод…

— Что?

— Когда мы вернемся в лагерь, мне нужна твоя помощь кое с чем.

— Что?

На Мод всегда можно было рассчитывать, как на честную пони. Тарниш усмехнулся:

— Я хочу немного расширить свой кругозор. Как думаешь, ты могла бы подучить меня немного математике?

— Что? — Мод остановилась на месте, повернула голову и посмотрела на Тарниша.

— Ну, я хочу быть всесторонне развитым. Я подумал, что ты могла бы немного помочь мне разобраться в математике…

— Почему?

По крайней мере, Мод снова не сказала "что". Ее односложные ответы были очень ей свойственны.

— Ну, Мод, я хотел выяснить, сколько раз шестнадцать может превратиться в двадцать… — Тарниш выдернул из шуточной гранаты чеку, выждал пару секунд, а затем бросил. Теперь оставалось только ждать.

К своему шоку, он увидел реакцию Мод. Одна бровь поднялась, медленное, уверенное движение, как будто поднимается тесто для хлеба или ледник ползет по склону горы. Она смотрела на него, ее бровь поднялась, как утреннее солнце, и Тарниш увидел, что в ее глазах что-то блеснуло.

На спине у него зашевелилась Октавия, и он почувствовал, как она захихикала. Винил замерла на месте, прикусила губу и сделала такое лицо, словно съела лимон. Однако Тарниш этого не видел, так как смотрел в глаза Мод.

— Хах, — вздохнула Мод медленным и густым, как патока, голосом. — Ах… хах… хах…

Когда Октавия вцепилась ему в шею, он почувствовал что-то мокрое на своей шерстке. Пони на его спине заскулила, издала странный звук и захихикала, прижавшись к нему мордочкой. Он понял, что Октавия плачет от смеха. Что-то сломалось в Октавии, и ее смех перешел в хохот, который чуть не опрокинул бедного Тарниша.

— У меня бока болят, — проговорила Мод, уголки ее рта подергивались самым необычным образом. Она вытянула переднюю ногу, потянулась вверх и потрогала Тарниша за подбородок. — Один с четвертью.

Когда Мод заговорила, Винил потеряла дар речи и упала в траву, как будто ее ударили. Октавия соскользнула со спины Тарниша, с шумом упала в траву и подползла к лежащей Винил. Обе кобылы прижались друг к другу, хохоча как сумасшедшие.

Смех прогнал затаившийся страх. Пинки Пай одобрила бы это.

Почувствовав себя довольным, Тарниш ощутил, как его уверенность в себе возрастает:

— Эй, я подарю тебе лучшую четвертинку, которую ты когда-либо получала за всю свою жизнь. — Когда он заговорил, он увидел, как расширились ноздри Мод, и это взволновало его.

— Ты… ты заслужил несколько Счастливых семейных объятий. — Бровь Мод все еще была приподнята. Она дёрнула хвостом, перенесла вес с левых копыт на правые и сделала шаг ближе к Тарнишу. — Я так рада, что нашла тебя…

К своему удивлению, Тарниш, глядя в глаза Мод, обнаружил, что находится в довольно эмоциональном состоянии. Он любил ее больше, чем можно выразить словами. Она была самым совершенным и прекрасным существом в его жизни. И все, что ему нужно было сделать, чтобы заслужить ее расположение, — это быть самим собой.

— Вы оба иногда такие очаровательные! — Голос Октавии снова был полон привычной уверенности и самообладания. Она сжала Винил в объятиях, и глаза единорога выпучились. — О, это так мило, что мне просто необходимо что-нибудь потискать!

Сгорбившись, Октавия записывала звучавшую в голове музыку. Мод изучала топографическую карту местности, и на ее лице застыло выражение скучающей сосредоточенности, присущее только Мод. Теперь Тарниш находился во власти Винил Скрэтч, которая решила, что необходимо провести урок магии.

Сегодня твой телекинез сработал просто замечательно. После того, как Тарниш прочитала слова, Винил стерла их со своей грифельной доски, а затем записала еще несколько. Ты не думал об этом, ты просто сделал это. Что ж, это было правдой, он не думал об этом, он просто схватил и удрал. На его морде появилась морщинка, когда он сосредоточился на уроке.

Слова были стерты с грифельной доски, и Винил принялась писать дальше. На этот раз она писала более мелкие буквы, пытаясь уместить больше в ограниченном пространстве. Ты отреагировал рефлекторно, пытаясь защитить то, что любишь. Не отрицай этого, мистер Причудливая Математика.

На лице Тарниша вспыхнул румянец, и он издал нервное жеребячье хихиканье, когда Винил продолжила общение.

Единороги совершали невероятные магические подвиги, защищая тех, кого они любят. Винил стерла слова, дав Тарнишу возможность прочитать их. Земные пони обладают сверхсилой, а пегасы демонстрируют сверхскорость.

Тарниш обнаружил, что он вполне может поспевать за ней.

Рефлекторная магия — это хорошо. Магия должна быть чем-то, что ты просто делаешь, когда этого требует ситуация. Если тебе приходится слишком много думать об этом — Винил дала Тарнишу возможность прочитать, а затем стерла запись — эти драгоценные секунды могут привести к гибели тебя самого и твоих близких.

Он приподнял бровь, гадая, к чему Винил клонит.

Поэтому, когда ты будешь творить магию, я хочу, чтобы ты думал о том, как сильно ты любишь Мод. После минутной паузы Винил очистила слова и добавила: — Или ты можешь подумать о нас с Октавией. Что мы значим для тебя как друзья?

На лбу Тарниша, под его рогом, появились глубокие борозды.

Это — обусловленность. Когда ты будешь заниматься магией, ты автоматически будешь думать о Мод. Винил нахмурилась, и она продолжила. Ты будешь думать о своих друзьях. О том, что мы для тебя значим. И твоя магия будет подкреплена эмоциями. Это мой секрет.

Он кивнул.

Однако связывать свою магию с эмоциями может быть опасно. На лице Винил появилось выражение озабоченности. Как и любое другое безрассудное или опасное занятие, сдерживай его мудростью. Это не плохо, но может быть опасно. Винил наклонилась вперед и заглянула Тарнишу в глаза. Некоторые пони скажут тебе, что это неправильно и что магию нужно творить без эмоций.

— Разве это неправильно? — спросил Тарниш.

Винил ответила не сразу. Она сидела, потирая подбородок, с задумчивым видом, а потом нацарапала несколько слов. Я говорю: используй то, что тебе нужно, чтобы выжить. Используй ярость. Используй гнев. Используй эмоции. Использовать страсть. Когда она увидела, что Тарниш прочитал ее слова, она стерла их и написала еще. Выживание и защита тех, кого любишь, никогда не бывают неправильными.

— Что скажет по этому поводу принцесса Селестия? — Тарниш ощутил ноющее чувство беспокойства и любопытства.

Принцесса Селестия не находится в какой-нибудь страшной пещере, пытаясь защитить тех, кого она любит! Что-то мелькнуло в глазах Винил, и уголок её рта опустился вниз. Есть теоретическая магия, а есть магия в реальном мире. Магия связана с риском. Это опасно. Смирись с этим.

— Винил, я говорю это как твой друг, но… у тебя есть проблемы с гневом, не так ли?

Глаза Винила сузились до щелей, мел заскрипел по грифелю. Ты даже не представляешь.

— Я не осуждаю, просто пытаюсь понять, — сказал Тарниш, пытаясь сгладить недовольство Винил.

Вытянув копыто, Винил указала на Октавию, которая, казалось, не замечала ничего вокруг, пока записывала свою музыку. Она — мое все. Она — все, что у меня есть. Она — мой смысл жизни. Уголок глаза Винил дернулся, когда она записывала новые слова. Я готова сжечь все, чтобы уберечь ее. Страсть, а не спокойствие — вот источник моей магии.

Когда Тарниш услышал слова Винил, по его пробежала дрожь. Он повернул голову и посмотрел на Мод. Он подумал о том, как много она для него значит. Постояв несколько секунд, он повернулся к Винил:

— Хорошо, я согласен. Научи меня, как использовать мою страсть. Как нам уберечь наших жен? Мир не такой, каким я его себе представлял. Все гораздо хуже. Я всего лишь провинциальный единорог из маленького городка. После Додж-Сити, после… после того, как я увидел этих алмазных собак и то, что они сделали с Трикси… после того, как я узнал, что они сделали со своими собратьями, я получил несколько суровых уроков.

Винил торжественно кивнула Тарнишу. Она подняла свой лист. Страсть, сдержанная мудростью. В ярости есть сила, но также и в привязанности.

Покрутив головой вверх-вниз, Тарниш согласился.

Мы должны помнить, что нам придется жить с нашими женами. Мы не хотим, чтобы они сердились на нас за то, что мы все поджигаем. Одно из ушей Винил дернулось, и морда маленькой единорожки расслабилась в улыбке. Кстати, спасибо, что присмотрел за Октавией.

— О, не стоит об этом, — ответил Тарниш, прочитав слова Винил.

И мной. Ладно, пора зажигать. Огненное заклинание 101.

Валежник пылал. Для Тарниша это не сильно отличалось от мысли о том, чтобы приготовить кипяток. Горящее, мерцающее пламя отражалось в его глазах, придавая ему опасный и грозный вид. Волны жара заставляли его гриву развеваться и отбрасывать черные волосы с лица. Примерно через полчаса тренировок ему удалось создать гораздо более совершенную версию заклинания Ignitus Infernus. Вместо крошечной струйки пламени для зажигания свечей и костров он теперь мог вызвать огромную струю пламени, способную поджечь практически все. Он также понимал заклинание Combustus Tyrannica — заклинание, позволяющее захватить контроль над уже горящим огнем. Однако ему требовалось много практики, чтобы сравняться с Винил, которая могла создавать конструкции из пламени, способные двигаться по кругу в течение минуты или более, не нуждаясь в топливе.

Пламя перед ним мерцало, задыхалось и умирало. Смысла сжигать лес не было. Винил с невозмутимым, спокойным и собранным выражением лица тушила пламя. Тарниш понял, что на ней даже нет ее модного рогового кольца, которое давало ей исключительное мастерство владения огнем.

Он завидовал легкости Винил в обращении с магией, но в то же время был благодарен ей за то, что она учит его. Она была хорошим учителем и излагала все в понятных ему терминах. Она сводила все к простым мыслительным упражнениям, а не к запутанному жаргону и аркано-акробатике, которые встречались в книгах. С ней он учился. Он понимал мысленные упражнения и магию по ассоциативным связям. А вот арканомагию — не очень. Главу об Ignitus Infernus он перечитывал раз сто или больше, но так ничего и не понял. Это были сложные слова, слова Твайлайт Спаркл, слова, которые он просто не мог понять и осмыслить.

Но теперь он понял. Винил была хороша. Очень хороша. Она управилась с ним всего за полчаса, и теперь он был уверен в своей способности поджигать предметы, если понадобится. Не то чтобы ему этого хотелось. Он предпочитал пар.

Теперь нам нужно поесть. Винил подняла свою грифельную доску и помахала ею перед Тарнишем.

Тот кивнул, соглашаясь. Он был голоден.

69. Приставание к внутренней земной пони

Это был новый день, полный многочисленных возможностей. Тарниш посмотрел на топографическую карту, разложенную на небольшом, легком, складном алюминиевом столике. Края были заклеены скотчем. Было холодно, очень холодно, и, глядя на карту, он дрожал, сгорбившись над чашкой с дымящимся чаем.

— Как я уже сказала, я думаю, что эта пещера — лавовая трубка, — сказала Мод, указывая жестом на отметки на карте, где была обозначена Самая Страшная пещера в Эквестрии. — Здесь есть и другие пещеры: пещера с жеодами, которую выработали шахтеры, — она указала жестом на другой маркер карты, — И еще одна пещера, где раньше протекал небольшой рукав реки. Сейчас он пересох, но во время сильных дождей или таяния снега его затапливает, и вода снова течет.

— А что с этим? — спросил Тарниш, глядя на отметки, о которых Мод еще не говорила.

— Здесь есть озеро, питаемое таянием снега и дождями. На краю озера есть пещера. Озеро стекает в пещеру и соединяется с сетью подземных рек, которые существуют в этом месте. — Мод сделала паузу, наклонилась вперед, а затем продолжила: — Самая Страшная пещера в Эквестрии теряет часть воды в сеть подземных рек. Эта вода течет в этом направлении, — она провела копытом по ряду пунктирных линий на карте, — и соединяется с пещерой здесь, на берегу озера.

— Почему это так важно? — спросила Октавия, поплотнее укутываясь в одеяло.

— Я рада, что ты спросила, — ответила Мод, глядя на Октавию. — Разумно предположить, что в Самой Страшной пещере в Эквестрии есть источник магического страха. Если мы войдем в эту пещеру и почувствуем страх, мы сможем лучше понять, насколько силен этот эффект и какова его сила. Если страх находится в этой пещере, — Мод постучала копытом по карте, — мы сможем выстроить тауматургическое и экологическое обоснование того, что сброс токсичных химических и алхимических отходов в Самую Страшную пещеру в Эквестрии может повредить всему региону. Возможно, нам также удастся убедить других в том, что магический эффект в Самой Страшной пещере в Эквестрии стоит сохранить и изучить. Но нам нужно посетить несколько пещер, которые связаны с сетью подземных рек. Октавия, ты будешь нашим детектором страха, так как ты, кажется, очень уязвима к эффекту страха. Ты будешь, так сказать, нашей канарейкой в угольной шахте.

— О, здорово… — Октавия не выразила особого энтузиазма. Покачав головой, она повернулась и посмотрела на Тарниша. — Что ж, полагаю, большую часть этого дня я проведу верхом на твоей спине. — Ее щеки потемнели. — Клянусь, я не такая кобыла, правда. — Она нервно хихикнула, а затем сделала глоток горячего какао из чашки, которую держала между передними копытами.

— По наблюдениям, Тарниш сильнее всех противостоит эффекту страха, возможно, из-за того, что его талант имеет тенденцию несколько нейтрализовать враждебные магические эффекты. — Мод подняла свою кружку и вдохнула немного пара, поднявшегося от нее.

— Это не защитило меня от кокатриса. — Тарниш вздрогнул от этого воспоминания.

— Если быть до конца объективной, магия кокатриса не была враждебной, она прекрасно сохранила тебя в камне и обеспечила твою безопасность. — На лице Мод промелькнуло нечто, почти напоминающее эмоциональную реакцию, а все ее тело очень заметно вздрогнуло. — Мне до сих пор снятся плохие сны о том дне. Глупая природа.

— Значит, таков план на сегодня. — Тарниш кивнул головой, радуясь смене темы. Ему не нравилось думать об этом. — Мы подождем, пока облака немного рассеются и солнце поднимется над хребтом. Мы возьмем с собой обед, чтобы не идти обратно.

— Звучит заманчиво, — сказала Октавия, когда Винил кивнула.

— Да, это так, — согласилась Мод. — Будем надеяться, что сегодня нам повезет больше.

Глядя на своего мужа, Мод ощутила острое чувство беспокойства, как всегда, когда он терялся в своей голубой сфере. Она не понимала его, не была уверена, что доверяет ему, и, просто глядя на него, когда он был в состоянии погружения, чувствовала себя неспокойно. Он был потерян, полностью потерян, и его тело окружала слабая голубая аура. Его кьютимарка тоже светилась странным, нервирующим образом. Его глаза были закрыты, а дыхание было медленным и ровным.

Наклонившись, она ткнула Винил и спросила:

— С ним действительно все в порядке?

Рядом с Винил появилась грифельная доска и кусочек мела, только синего цвета. Она начертала сообщение и протянула его Мод. Он в порядке. Астральное путешествие. Я ревную.

— Ревнуешь? — Мод была немного удивлена этим.

Слова на грифельной доске были стерты, а затем напечатаны новые слова. Я могущественная. Без хвастовства. Не могу совершать астральные прыжки. Почти невозможно.

— Но сфера делает это. — Мод покачала головой.

Не сфера, а Тарниш делает это. Винил повернулась и посмотрела в глаза Мод. Она протерла доску, а затем добавила еще несколько слов. Он контролирует ситуацию. В основном. Он заставляет волшебство происходить.

По какой-то причине послание на грифельной доске успокоило Мод. Она подождала, пока Винил напишет еще, на этот раз крошечными буквами, чтобы на грифельной доске поместилось больше слов. Мод, любопытная от природы пони, искренне хотела узнать, что Винил чувствует и видит в Тарнише.

Ему будет лучше, если он почувствует, что ты ему доверяешь. Его главная проблема — уверенность. Она не позволяет ему полностью раскрыть свой потенциал. Его самооценка так же прочна, как фужер для шампанского. Винил мягко подтолкнула Мод.

Мод не понравилось это описание. Фужеры для шампанского разбиваются вдребезги, если на них неправильно посмотреть. Она сидела, моргая, не в силах ответить Винил, Мод совершенно не могла подобрать слов. Она думала о том, что знала о Тарнише, о его изоляции, отрыве от других пони и полном отсутствии какого-либо положительного подкрепления со стороны матери или доверенных авторитетных лиц в период его хаотичной фазы.

От этих мыслей ей захотелось плакать. Глаза Мод стали чуть более задумчивыми, чем обычно, поскольку на их поверхности скопилась лишняя влага, а когда она моргнула, эта влага исчезла и осталась незамеченной никем из ее спутниц. Единственной пони, которая могла это заметить, была Пинки Пай, которая находилась неизвестно где и сражалась с армией параспрайтов-мутантов.

— Меня это немного пугает, — призналась Мод, и это показалось ей душевным облегчением. — Я думала об этом. Он делает что-то, чего я не понимаю, и это меня беспокоит. Я пытаюсь с этим справиться.

Жестикулируя копытом, Винил указала на Октавию, которая была занята написанием музыки в блокноте. На грифельной доске Винил появлялись новые слова. Я так многого в ней не понимаю. Загадка в том, почему я ее люблю.

В глубине своей груди Мод почувствовала, как учащается сердцебиение, как тепло разливается по животу и опускается вниз. Она смотрела на Тарниша и чувствовала, как кровь пульсирует через шетки и приливает к стрелкам. Она могла бы выйти замуж за земного пони. Тогда у нее был бы друг, которого она понимала бы, который был бы отражением ее самой. Но нет, она вышла замуж за единорога, да еще и странного. А Тарниш женился на земной пони, тоже странной. Мод вышла замуж вне племени и стала от этого лучше.

Моргнув, Мод испытала сильное душевное потрясение. Ее мозг взорвался. Единственным видимым признаком, проявившимся снаружи, было кратковременное раздувание ноздрей. Мышцы в паху сжались, и Мод вдохнула чуть глубже, чем обычно:

— Я хочу жеребят, — объявила Мод.

Винил, склонив голову набок, приподняла бровь и сказала то, что нужно было сказать. Что?

— Я хочу жеребят, — повторила Мод, — и я хочу испытать таинство, когда не знаешь, какими они будут и что из них получится. — Маленькие земные пони? Маленькие единороги? Я просто хочу увидеть, что из этого получится. Я хочу наблюдать за тем, как разворачивается тайна жизни. С завтрашнего дня я больше не буду принимать противозачаточные таблетки.

У Винил открылся рот.

— Спасибо, Винил, ты хороший друг. — Мод почувствовала себя лучше и испустила вздох облегчения.

Поднявшись на гребень, Тарниш не мог не заметить, что с Мод что-то не так. Она все время смотрела на него, и когда она это делала, ему становилось не по себе. В ее взгляде было что-то почти… хищное. Что-то голодное. Это, по меньшей мере, настораживало.

Она вела себя странно. После того как он вышел из транса, она осыпала его похвалами. Гораздо больше, чем обычно. Она также осыпала его ласками, влажными, небрежными ласками, от которых у него перехватило дыхание, а мордочка стала мокрой. Конечно, все, что она сделала, привело его в прекрасное настроение, но он чувствовал себя немного обеспокоенным и немного подозрительным, что что-то не так.

Увидев открывшийся перед ним вид, Тарниш застыл на месте. Остальные тоже замерли. Винил начала фотографировать величественный пейзаж. Туман окутывал края озера, и чистейшая голубая вода сверкала в лучах утреннего солнца, как бриллианты. Озеро в долине внизу было не очень большим, но очень красивым. А еще оно имело форму почки.

Всегда настороженный, Тарниш оглядывал долину в поисках признаков опасности. Сверху он видел не так уж много, но это не мешало ему стараться. Он издал протяжный свист благодарности и был благодарен за то, что оказался здесь и увидел это. Пони в городе даже не представляли, что они теряют.

— Что-то в этом виде, — заметила Октавия, — очень удовлетворяет мою внутреннюю земную пони.

Раздался хлопок, и на свет появилась грифельная доска Винил. Она торопливо записала несколько слов. Я хочу пощекотать твою внутреннюю земную пони. Свидание, пожалуйста?

Это сообщение заставило Тарниша захихикать, а Октавию — покраснеть. Грифельная доска исчезла из виду, и Винил стояла с коварной ухмылкой на лице. Она поправила зонтик, чтобы защитить себя от яркого солнца, поправила очки на морде и продолжила фотографировать.

— Пещера находится на дальнем берегу озера. — Мод указала копытом. — Спустимся в долину и пойдем по левой стороне, путь будет короче, а пещера — вон там, на дальней стене оврага.

— Этот маленький скальный островок выглядит как прекрасное место для обеда. — Октавия удовлетворенно вздохнула, а затем снова захихикала, опьяненная любовью.

— Слишком холодно, чтобы купаться. Наверняка вода ледяная. — Тарниш задрожал при одной мысли об этом.

— Не волнуйся, — ответила Октавия, успокаивая Тарниша. — Винил сможет доставить нас на остров. Действительно, это самое идеальное место для обеда. Посмотри на него! Посмотри, какое оно манящее.

— Хорошо. — Остров представлял собой один большой валун, торчащий из воды, плоский сверху, из которого росло несколько сосен. Несомненно, какой-то ледник в древности перенес его сюда.

Долина была восхитительно красива, и это наполняло Тарниша потоком эмоций. Единороги, как племя, были склонны к урбанизации и урбанизму. Они были утонченными. В подавляющем большинстве случаев они жили в городах. Имелись эмпирические данные, свидетельствующие о том, что единороги предпочитали жить вблизи библиотек и других культурных центров, таких как театры и университеты. И это их вполне устраивало. Тарниш не чувствовал, что относится к их числу. Он глубоко вздохнул и вдохнул сосновый воздух так глубоко в легкие, как только мог.

— О чем ты думаешь? — спросила Мод, подталкивая Тарниша.

— Что меня выдало? — Тарниш наклонил голову и посмотрел на Мод, которая стояла рядом с ним. Он улыбнулся ей и подумал о том, как она ему нравится.

— Запах дыма, — ответила Мод.

— О… о… о, вот оно как. Вот оно. Твоя внутренняя земная пони получит свое, Модлин Персефона Пай. — Пока Тарниш говорил, он слышал смех Октавии и видел, что Винил дрожит. — Ты только подожди! Я найду свободное место, чтобы спуститься в воду и добраться до нее.

— Вообще-то, — ответила Мод, — я на это рассчитываю.

70. Разбит орех, а три кобылы смотрят

Стоя на краю озера, Тарнишед Типот смотрел вниз, в заросшую водорослями воду. Он увидел, что там стоят старые деревья. Это было не то озеро, в котором ему хотелось купаться. Оно было… мерзким. Нет, не так, оно могло подойти к порогу "противно". Меньше всего ему хотелось оказаться в склизкой, грязной воде с водорослями, которые будут цепляться за его ноги. Это было слишком мерзко, чтобы думать об этом.

Тарниш был так поглощен своим отвращением, что не заметил, как позади него появилась коварная земная кобыла. Октавия подкралась, поднялась на задние ноги, поставила оба передних копыта на его крестец, а затем, используя свою силу земной пони, сильно толкнула его вперед. Тарниш издал непроизвольный крик тревоги, за которым последовало недовольное хныканье по поводу предательства Октавии.

Спотыкаясь, он зашагал вперед, и когда его копыта коснулись воды, произошло нечто невероятное — Тарниш не провалился в воду. Его копыта стучали по жидкой воде так, словно она была твердой. Все еще напуганный, он припустил по поверхности озера. Это было очень странно. Это казалось неестественным. Это была… магия.

Преувеличенно высокими шагами Винил Скрэтч, наложившая на всех них заклинание, двигалась над водой, высоко задрав нос и прикрывшись от солнца зонтиком. Ее походка вызывала смех. Тарниш наблюдал за ее движениями, делая свои жеребячьи шаги, и ему не давала покоя мысль о том, что его подруга красива.

Это беспокоило его, но он не мог объяснить почему.

В этот момент Винил показалась ему прекрасной. Возможно, дело было в том, как она запрокидывала голову, как держала свой зонтик между собой и ярким палящим солнцем, что-то в ней было. Не понимая, в чем дело, Тарниш пытался разобраться в проблеме, пока шел по воде.

Мод и Октавия двигались вместе, Мод, похоже, не испытывала никаких чувств по поводу хождения по воде, но внешность может быть обманчива. Октавия беззаботно смеялась и пыталась подзадорить Мод. Однако Мод в этой ситуации была Мод, и она придерживалась того, что знала. Одно копыто впереди другого.

Ты можешь сказать, что твоя мама красивая, отец может сказать, что его дочь красивая, брат может сказать, что его сестра красивая, так почему же тогда мысль о том, что твоя близкая подруга красивая, вызывает в его голове такой переполох? Задумчивый Тарниш перебирал в голове идеи, пытаясь разобраться в собственных мыслях.

Он полагал, что все сводится к соблазну. Брат, думающий, что его сестра красива, был добр. Сын, говорящий матери, что она красивая, просто хороший сын. Отец, говорящий, что его дочь красива, просто хороший отец. Но если ты считаешь свою подругу привлекательной, это может привести к искушению. Винил была привлекательной. Как и Октавия. Вот, он подумал об этом, он признал это, и теперь эта мысль могла бродить в его голове сколько угодно.

Все мысли о склизких, мутных глубинах внизу были забыты, когда Тарниш вышел на остров. Итак, у Тарниша были красивые подруги-кобылы, они были привлекательны, и он это признавал. И что теперь? Он не знал, что будет дальше. Твайлайт Спаркл никогда не рассказывала об этом как об уроке дружбы. Это была… продвинутая дружба. Он был сам по себе. Дружба могла быть волшебной, но она также была скользкой.

— Тарниш, будь умницей и просто скажи, что ты думаешь, — сказала Октавия, останавливаясь рядом с ним.

Прежде чем он успел подумать о том, что в просьбе Октавии кроется серьезная неприятность, его мозг предал его:

— Ну, я подумал, что Винил довольно привлекательна, она очень красивая, и это заставило меня задуматься о том, что ты можешь сказать, что твоя мать красивая, или если у тебя есть сестра, ты можешь сказать, что она красивая, но если у жеребца есть близкая подруга, которая оказалась кобылой, может ли он сказать, что она красивая, и не будет ли это создавать проблемы? Я все время думаю, что и ты, и Винил красивые, и не знаю, как к этому относиться. — Ошеломленный, Тарниш не знал, что ему делать со всеми этими словами, которые он только что произнес. Он почти ожидал, что заклинание хождения по воде прекратится и он утонет в озере.

Октавия резко остановилась, и Мод чуть не столкнулась с ней. На лице Октавии появилось очень серьезное выражение:

— О… это головоломка… и, признаться, те же мысли приходили мне в голову.

— Ты считаешь меня красивой? — Тарниш, лицо которого приобрело оттенок кофейно-коричневого, поправил себя. — Красавчиком. Ты считаешь меня красавчиком?

— Ну, вся причина, по которой я танцевала с Мод в тот вечер, заключалась в том, что она была такой потрясающей красавицей. Мы с Винил говорили об этом, мы были очень открыты и честны, но… — Октавия замолчала.

Впереди Винил вертела зонтиком, сотрясаясь от беззвучного, хриплого смеха.

— Понятно. — Тарниш ничего не мог с собой поделать, он чувствовал себя немного не в своей тарелке. Он сам так поступил с собой и со своими друзьями. Весь этот странный обмен произошел по его вине. Он и свою жену считал красивой, а теперь у них с Октавией появилась общая черта. Он барахтался, не зная, что делать или говорить дальше, и его самолюбие было слегка уязвлено.

Он должен был как-то спасти эту ситуацию. Он немного опустил голову, чтобы посмотреть на Октавию лицом к лицу и не смотреть на нее сверху вниз. Его уши приподнялись и повернулись вперед — верный признак интереса к тому, что хочет сказать другая пони, но этот жест потерялся, так как уши были спрятаны под шлемом. Затем, хотя ему и не хотелось этого делать, он заставил себя заговорить:

— Для меня глаза Мод очень красивы. Они — окна ее души.

— О, — ответила Октавия писклявым голосом, — я не настолько благородна. У Мод… ну, тут уж ничего не поделаешь, у нее очень стройные ноги. И эти ее скакательные суставы. — Она стиснула зубы и издала слабое шипение, похожее на выходящий пар.

— Если уж мы заговорили об этом, — Тарниш заметил, что Винил остановилась и теперь смотрит на него, как и Мод, — если уж мы заговорили о физическом, то у Мод пресс… живот в общем. Так мы стираем белье в дикой природе. У Мод буквально стиральная доска.

Изо рта Мод вырвался странный звук, который невозможно описать. Ее лицо покраснело, румянец проступил сквозь тонкую шерстку, а с гривы скатилась крупная струйка пота. Она стояла с яростным румянцем и просто смотрела на Тарниша.

Почувствовав себя немного лучше, Тарниш продолжил:

— У Винил какая-то особенная походка. Она так вышагивает и скачет. У нее есть определенное самообладание, которое мне показалось привлекательным.

— Это точно, — ответила Октавия. — А ее милая маленькая попка извивается, когда она счастлива.

На мгновение задумавшись над словами Октавии, Тарниш приподнял бровь под околышем своего шлема и кивнул в знак согласия.

Винил претерпела магическую трансформацию, превратившись из бледно-желтой в бледно-розовую. Она издала любопытный задыхающийся звук, а затем закрыла лицо зонтиком, создав момент потрясающей, прекрасной застенчивости. Она так и стояла, спрятав лицо и покачивая хвостом из стороны в сторону.

Расслабившись от этого момента сексуального катарсиса, Тарниш решил избавить Октавию от неловких признаний:

— Ты… ты можешь пропустить, потому что ты лесбиянка. Ты не обязана видеть меня привлекательным. Ты не обязана считать меня привлекательным, и это нормально. — Он улыбнулся. — Что касается тебя, ты так же прекрасна, как и твоя музыка — классическая и вечная.

— Ооо… — Теперь настала очередь Октавии краснеть. — О, Боже, Тарниш… Я… ты… почему, я думаю, что это самое доброе, что кто-либо из пони когда-либо говорил обо мне. И ты был искренен. — Маленькая покрасневшая кобыла издала писк, а затем уставилась на свои передние копыта.

Выглянув из-за зонтика, Винил Скрэтч достала грифельную доску и кусок розового мела. Покраснев в неоново-розовый цвет, Винил Скрэтч нацарапала несколько простых слов:

— Апельсины — не единственный фрукт. Иногда я смотрю на пушистые коричневые киви.

— Винил! Это был такой прекрасный момент между друзьями… Почему ты такая извращенка? Иногда я удивляюсь, что я в тебе нашла! — Октавия топнула копытом по поверхности воды, но ее вспышка была бесполезной. Винил уже скрылась из виду, уносясь к острову, и Октавия видела, как у Винил высунулся оранжевый язык, когда она убегала.

Тарниш, который чувствовал себя потрясающе, сам не зная почему, высоко поднял голову и фыркнул:

— Эй, у меня есть красивые пушистые коричневые киви! — Больше ничего не нужно было говорить, и он тоже отправился на остров, следуя за Винил и стараясь подражать ее высокому шагу, его хвост высоко поднялся, оставив Октавию и Мод одних.

Повернувшись и посмотрев на Октавию, Мод сказала без обиняков:

— Хотя ты очень красивая кобыла, я слишком люблю киви. Но мы можем остаться друзьями и поговорить о фруктах.

— Да, друзьями. — Октавия улыбнулась, а затем присоединилась к Мод и последовала за остальными.

Остров представлял собой почти плоский валун огромных размеров, лежащий посреди озера. По всей его длине проходила расщелина, заполненная обломками, которые со временем перегнили и превратились в почву. Из расщелины росло несколько деревьев, дававших небольшую тень от солнца. Полевые цветы росли везде, где хватало почвы для их корней.

Это было прекрасное место, тайное место, которое могли найти только те, кто исследовал дикую природу. Однако это место не могло существовать вечно. Со временем и сменой времен года расщелина становилась все шире и глубже. Вода попадала внутрь, просачивалась в трещины, замерзала, раскалывала камень на части, и с каждым годом огромный валун приближал свою гибель.

Но пока он служил прекрасным местом для пикника.

— Тарниш, прежде чем мы поедим, я хочу поговорить с тобой. — Мод посмотрела на Тарниша, который доставал еду из седельных сумок. — Это важно.

— О? — Тарниш достал из седельной сумки грецкий орех, поднял его и уставился на него. — Интересно, как долго он там пролежал? — Напевая про себя, Тарниш телекинезом расколол орех и принялся его есть, выковыривая из скорлупы кусочки ядра.

Отвлекшись на то, что ее муж лопает орех, Мод подождала немного, а затем продолжила:

— Тарнишед Типот… Я хочу перестать принимать противозачаточные таблетки.

— Что? — Голубые глаза Тарниша вспыхнули ярким светом.

— Я хочу постичь тайну жизни, — сказала Мод, предлагая свое объяснение. — Я хочу увидеть, что получится из нашего союза. Но я не могу сделать это одна, мне нужен желающий партнер…

— С большими пушистыми киви, — прошептала Октавия, подталкивая Винил и подмигивая ей.

Остановившись на секунду, Мод посмотрела на двух других присутствующих кобыл, и на краткий миг показалось, что ее лицо вот-вот примет какое-то выражение. Но мгновение прошло, и Мод продолжила:

— Если тебя это не устраивает, я буду продолжать принимать свои таблетки, и ничего не изменится. Я просто спрошу тебя об этом позже. Но если тебе это интересно, просто скажи мне, и мы проведем всю зиму, согревая друг друга. — Ну, мы сделаем это независимо от того, что ты выберешь. Я не собираюсь наказывать себя, скрывая от тебя свое тело, чтобы принудить тебя к какому-то решению.

— Хм… — Тарниш облизал губы и опустился на задние ноги.

— Мы поможем, — предложила Октавия и тут же покраснела. — Мы поможем с воспитанием жеребенка, а не с его созданием! — С писком она замолчала и сидела с широкой смущенной ухмылкой.

Тарниш посмотрел на Мод и попытался придумать, что сказать. Если бы это были только он и Мод, он бы, может быть, и отказался, но здесь были не только он и Мод. Там были Октавия и Винил. Игнеус и Клауди. Лаймстоун и Марбл. Его собственная мать. Он оказался в этой ситуации не один, без помощи, не только он и Мод против всего мира. Друзей и родственников было много.

Это был выбор взросления. Тарниш мог продолжать жить в том, что осталось от его юности, или сделать следующий шаг к тому, чтобы стать ответственным взрослым, что бы это ни было. Он подумал о собственном отце, и на секунду его охватило острое чувство ненависти. Выбросив эту мысль из головы, он не позволил ненависти омрачить столь важный выбор. На ум пришла мать, и он обнаружил, что смотрит в глаза Мод.

Возможно, это был обман зрения, но на секунду ему показалось, что в глубине ее черных зрачков пляшут голубые огоньки. Она была совершенным, великолепным созданием, и Тарнишу стало любопытно: каким будет жеребенок? На кого будет похож этот жеребенок? Вопросов было так много.

Не говоря уже о племени. Если в семье было два земных пони, то чаще всего получалось еще больше земных пони. То же самое касалось и единорогов. Но если Мод — земная пони, а он — единорог, то сюрпризам не будет конца. Маленькая земная пони, похожая на него, с легким, стройным телосложением и длинными ногами. Прирожденный спринтер, способный обогнать неприятности благодаря бесконечной выносливости земного пони. Может быть, коренастый единорог, с хорошей мускулатурой, способный позаботиться о себе с помощью магии или без нее.

Тарниш увлекся идеей узнать, что может предложить жизнь.

Мод обладала способностью создавать жизнь — священным даром, которым наделена ее женская сущность. Она с нетерпением и готовностью принимала все, что он предлагал, а он сам был ее любопытным и готовым к сотрудничеству партнером. Вместе они могли пережить все, что угодно, вынести все, что угодно — вулкан доказал это. Конечно, рождение жеребенка не может быть хуже, чем совместное выживание после извержения вулкана, не так ли?

— Каждый день с тобой — это подарок, — сказал Тарниш тихим голосом, который не ломался и не дрожал. Он поднял копыто и протянул его к Мод. — Перестань пить свои таблетки, и посмотрим, что будет, если оставить жизнь на волю случая.

Немного пофыркивая, Октавия вытерла глаза.

— Я собираюсь превратить тебя в жеод, Мод…

— Простой камень снаружи, а внутри скрыто нечто прекрасное? — Лицо Мод сильно потемнело, а хвост начал вилять за спиной. Одно ухо начало дрожать и дергаться, а затем Мод сделала очень необычную вещь: она захихикала. Это длилось всего лишь долю секунды, но это была очень ценная доля секунды для всех, кто был ее свидетелем.

— Да… — Тарниш слегка кивнул головой, наслаждаясь этим моментом.

— Ты позволишь мне узнать, каково это — быть жеодом, а в конце я подарю тебе взамен нечто особенное, — предложила Мод.

— Я согласен, — ответил Тарниш. — А теперь мы можем поесть? Я умираю от голода…

71. Трам-тара-рам, здрасьте вам

— Винил, не дергайся и не веди себя как жеребенок! — Октавия прижалась к хныкающему единорогу и посмотрела на Тарниша, который, как она видела, кивнул. — Теперь, Винил, маленький укольчик, и будет немного больно, когда Тарниш воткнет его, но боль будет недолгой, а потом все закончится.

Серая кобыла ругнулась, когда Винил попыталась оттолкнуться задними ногами от Тарниша:

— Винил! Перестань глупить и просто прими это как кобыла! Пусть Тарниш потыкает тебя и вытащит его, и тогда все закончится! А теперь прекрати, а то я очень рассержусь!

Издав горловое хныканье, для которого не нужны были голосовые связки, Винил закрыла глаза и попыталась перестать извиваться. Октавия погладила ее по ушам, снова посмотрела на Тарниша и увидела, что выражение его лица совершенно спокойно. Потянувшись, Мод крепко стиснула шетку Винил.

— Теперь, Винил, когда Тарниш вставит его, не брыкайся. Ты можешь заставить его засунуть ее слишком далеко, и тогда будет еще больнее. Это всего лишь маленький тычок, достаточно, чтобы ты открылась. А что такое маленький тычок между друзьями? — Октавия улыбнулась своей половинке, а затем еще крепче прижала единорога к себе. — Давай, Тарниш!

Взяв в волшебные объятия заднее копыто Винил, Тарниш кивнул и воткнул в стрелку копыта Винил большую иглу, отчего Винил издала немой крик боли. Октавия пересилила сопротивление Винил, и Тарниш стал копаться иглой в нежной мякоти стрелки. Через мгновение он нашел то, что искал, и с некоторым усилием извлек V-образный шип козьей головы, который застрял в копыте Винил. Он отбросил его, а затем налил немного дезинфицирующего средства в отверстие, из которого вытащил колючку.

Винил чуть не ударила его по морде, издав болезненный хрип, и он отпрянул в сторону, так как ее копыто едва не его задело. Она с легкостью выскользнула из его магической хватки. Снова схватив ее, он подул на то место, куда капнул йодом, и увидел, как в отверстие появилось немного крови.

— Она ничего не может с этим поделать, Тарниш, она чувствует боль сильнее, чем обычные пони, это часть ее особого типа альбинизма. Пожалуйста, не сердись на нее. — Закончив говорить, Октавия прикусила губу и посмотрела Тарнишу в глаза, умоляя его о понимании.

— Все в порядке. Даже если бы она меня лягнула, все было бы нормально. — Даже не задумываясь о том, что делает, он легонько похлопал Винил по животу. — Ты в порядке, Винил?

Винил кивнула с блестящими от слез глазами.

— Что же нам теперь делать? — спросила Мод, еще раз сжав щетку Винил. — Если нужно, мы можем завязать с этим делом и отвести Винил обратно в лагерь. Или Винил может вернуться в лагерь с Октавией и Тарнишем, а я могу продолжить путь.

— Я твоя канарейка, я нужна. — Октавия склонила голову и поцеловала Винил, когда бедная единорожка слегка вздрогнула, травмированная своим испытанием. — Винил, ты можешь продолжать, или нам придется пристрелить тебя из-за хромой ноги?

При этих словах Октавии глаза Винил расширились, и она сделала очень паническую театральную реакцию. Не умея говорить, Винил была мастером пантомимы, и она ясно дала понять, как она относится к плану Октавии пристрелить ее. Пинаясь и брыкаясь, Винил поднялась на копыта с небольшой помощью Тарниша. Хромая, она сделала несколько шагов, опираясь на свою нежную стрелку, и показала остальным, что нет никакой необходимости пристреливать покалеченную пони.

Постояв так несколько секунд, Винил, вздымая бока, вернулась к сидящему Тарнишу, поцеловала его в щеку и ушла, прежде чем он успел ответить ей тем же. Когда она снова надела солнцезащитные очки, глаза у нее были красные и опухшие, и она подняла зонтик, чтобы защититься от солнца.

— Я понесу снаряжение Винил, — предложила Октавия. Наклонившись вперед, Октавия протянула ногу и похлопала Тарниша по носу. — Спасибо, Тарниш.

Покраснев, Тарниш отвернулся:

— Не стоит об этом.

— Ну, пойдем посмотрим, сможем ли мы сегодня напугать Октавию до смерти. — Мод повернулась и посмотрела на свою подругу. — Знаешь, если двое могут выжить в пустыне, то четверо могут процветать. Спасибо, что приехала и была с нами. Для меня это очень много значит.

— О, для чего нужны друзья? — Протянув ногу, Октавия положила ее на шею Мод, и две кобылы обнялись. Октавия немного замялась, улыбнулась, а затем сморгнула влагу с глаз. — Давайте отправимся навстречу приключениям.

Стоя у входа в пещеру, Тарниш услышал звуки текущей воды. Часть озера стекала сюда. Пахло сыростью, затхлостью, грибами. Стены были скользкими и пушистыми от лишайников и слизистой плесени. С опаской он поднял голову, проверяя, нет ли летучих мышей или мерзких тварей, которые могут упасть и съесть их, например, пауков. Тарниш ничего не обнаружил, вообще ничего.

Сделав несколько осторожных шагов, он вошел внутрь. Темнота не поглотила его сразу. Было прохладно, но это не был магический холод. Пещера была хорошо освещена, и Тарнишу не пришлось зажигать рог. Костей было немного, и они не были зловещими. Как бы приятно это ни казалось, он не расслаблялся. Он оглядывался по сторонам, выискивая опасность, и мышцы на его спине вздрагивали.

Позади него хромала Винил, подволакивая ногу, но в остальном выглядела бодро. Она аккуратно сложила зонтик и просунула его через ремешок на снаряжении, которое теперь носила Октавия. Она достала фотоаппарат и начала снимать все, что выглядело хоть сколько-нибудь интересным.

— В этой пещере есть что-то странное, — заметила Мод, — не жуткое, но тем не менее странное. Я пока не могу поставить на это копыто, но мои чувства земной пони подсказывают мне, что здесь что-то не так.

— Все сталагмиты и сталактиты не висят прямо вверх и вниз… они… под углом. — Тарниш указал копытом. — Как будто эту пещеру недавно повернули или что-то в этом роде.

— Я пользуюсь своими чувствами земной пони, а Тарниш — своими причудливыми глазами единорога. — Мод вздохнула. — Это очень странно. Смотри, вон там вода капает вниз под углом, который соответствует сталагмитам и сталактитам.

— Так и есть. — Октавия подтолкнула Винил и ее камеру, чтобы посмотреть на нее. — Очень странно. Гравитация здесь несколько смещена. А вон там — она указала носом — вода капает с пола. Винил, ты это видишь?

Ничего не сказав, Винил достала другую камеру и начала снимать явление. Она сделала несколько шагов назад, чтобы Октавия попала в кадр, и сравнила угол наклона капающей жидкости с Октавией, которая стояла прямо. Сделав жест правым передним копытом, она подтолкнула остальных вперед.

— Я чувствую, что наклоняюсь, — сказала Мод, продвигаясь вперед. — Мои копыта хотят стоять ровно на земле, но тело хочет встать прямо. Гравитация смещена. Такое ощущение, что наклон составляет пятьдесят один градус.

— Мод, откуда ты это знаешь? — Тарниш повернулся, чтобы посмотреть на свою спутницу.

— Ну, у тебя шикарные глаза единорога, а у меня — чувства земной пони, — ответила Мод.

Кивнув, Тарниш зацокал копытами по скользким камням:

— Я доверяю твоим чувствам земной пони, я просто хотел узнать, откуда ты это знаешь, вот и все. — Чуть не поскользнувшись от того, что его центр тяжести сбился, он сосредоточился на том, чтобы удержать себя в вертикальном положении в зоне, где гравитация была неправильной.

С хлопком возникла грифельная доска Винил и несколько желтых мелков. Несколько секунд она писала, не прекращая снимать, а затем показала свои слова всем присутствующим:

— Я обладаю магическими способностями единорога-альбиноса.

— Винил… — Октавия покачала головой и продолжила движение вперед. — Я совсем не чувствую страха.

— Что ж, давайте продолжим и проверим нашу теорию. — Мод остановилась, чтобы получше рассмотреть наклонный сталактит. — Это восхитительно. Если уж на то пошло, то наше путешествие стоило того, чтобы увидеть это. Перекос гравитации здесь — удивительное локальное явление, и оно придает этой пещере уникальное качество, которое стоит увидеть.

Идти дальше было трудно, но не невозможно. Камни были скользкими, а гравитация немного сбивала. Тарниш обнаружил, что наклоняется в одну сторону, в том же направлении, что и сталактиты и сталагмиты. Вода, стекавшая в пещеру из озера, текла по земле, но часть ее капала на потолок. В одном месте вода, казалось, текла вверх по склону.

Наступив на скользкий участок, Тарниш поскользнулся, а поскольку гравитация была смещена, он переборщил, пытаясь удержаться в вертикальном положении. С плеском он упал в воду, и тут же был унесен стремительным течением. Не успел он перевести дух, как его затянуло вниз мощным течением.

Плывя вперед, Тарниш барахтался на дне бешено несущейся реки, и тут земля под ним расступилась. Его потянуло вниз мощным всасывающим потоком, и легкие закричали, требуя столь необходимого воздуха. Это было похоже на то, как если бы он оказался в сливе ванны. Вода ударила его о камень, и он увидел звезды. Снова и снова его впечатывало в камень, вода закручивалась.

Когда все вокруг стало тускнеть, Тарниш почувствовал, как его обхватила сильная передняя нога, а затем раздался взрывной толчок. Раздался грохот, похожий на треск камня, и он почувствовал, как его засасывает в еще более глубокую воду. Не в силах остановиться, он открыл рот и непроизвольно, рефлекторно вдохнул, но воздуха не было, только вода, которая заполнила легкие.

Увидев миллионы звезд, Тарниш унесся в космос.

Мод Пай, охваченная паникой, попыталась оценить обстановку. Было темно, очень темно, но они находились на твердой земле. Тарниш совсем не дышал. Отчаявшись найти свет, Мод Пай огляделась в поисках Фламинго и с облегчением обнаружила ее. Она выдернула меч, и пещера наполнилась светом. Она колотила по камню до тех пор, пока отверстие для стока воды не стало достаточно большим, чтобы их засосало вниз, и ее предчувствие оправдалось. Внизу была еще одна пещера, где она сейчас и находилась, рядом с протекающей подземной рекой глубиной в несколько дюймов.

— Здесь темно! — крикнула Фламинго.

Не обращая на нее внимания, Мод перевернула Тарниша и начала сердечно-легочную реанимацию. Она приложила ухо к его груди, но ничего не услышала из-за стука собственного сердца и шума стремительной воды. Она опустила копыто и начала откачивать воду, пытаясь вспомнить, что нужно делать, — она давно училась этому, и в панике ее память была не слишком хорошей.

— Дыши, черт тебя побери, дыши. — Мод прижалась губами к морде Тарниша и попыталась наполнить его легкие воздухом, но рот был полон воды. Она закашлялась, зашипела, и ее оттолкнули в сторону. Ошеломленная, она увидела Октавию и Винил.

Застыв от ужаса, Мод позволила Октавии взять инициативу в свои копыта. Хрюкнув, Октавия встала на две ноги, подтянула к себе Тарниша и ухватила его за передние ноги с откинутой набок головой. Мод увидела, как Винил встала в двуногую стойку, и, прежде чем Мод успела среагировать, Винил нанесла мощный удар в живот Тарниша, в нескольких дюймах от его ножен и яиц.

Оказавшись в объятиях Октавии, Тарниш изверг из себя воду и выкашлял содержимое своего обеда на Винил Скрэтч. Пещера наполнилась рваным, хрипящим звуком, как будто он пытался втянуть ветер. Задыхаясь, Тарниш снова начал блевать, и на этот раз Винил отступила в сторону, а затем опустилась на четвереньки.

Ворча, Октавия опустила Тарниша на землю, похлопав его по спине. Она посмотрела на Мод, затем сжала Тарниша:

— Дыши, глубоко дыши, давай, ты сможешь. — Она сильно шлепнула его по позвоночнику и получила в награду еще больше воды и рвоты. — Постарайся не кашлять, не обращай внимания на першение в горле и сосредоточься на дыхании! Вдыхай носом и выдыхай ртом!

— Ржавый! — Фламинго летала по кругу, охваченная паникой.

— С ним все будет в порядке? — спросила Мод, ее голос то повышался, то затихал.

— С ним все будет в порядке, — ответила Октавия. Она дала Тарнишу несколько легких пощечин, чтобы привести его в чувство. — Свадебная снасть может побаливать, Винил здорово ударила. Жеребец извергнет свои кишки, если ударить его прямо в это место, и, похоже, это также воскрешает их из мертвых.

Вдохнув воздух, Тарниш издал болезненный, пронзительный вой:

— Мои яйца болят…

— Прости, милый, — сказала Октавия на ухо Тарнишу. — Винил пришлось ударить тебя по паховой мышце. Это было для твоего же блага.

— Я всего лишь ткнул ее иголкой. — Тарниш прохрипел несколько раз, а затем выкашлял еще больше воды. Он перевернулся на спину и издал болезненный крик, а затем зарыдал.

Опираясь на землю, Мод подошла к лежащим вповалку Октавии и своему мужу. Она схватила Тарниша, но не стала его целовать, так как знала, что ему нужен воздух. Каждый его вздох был то хныканьем, то всхлипом. Она прижалась к мужу, потом, подняв голову, посмотрела Октавии в глаза.

— Спасибо, что спасла моего единорога. Без него я бы пропала.

72. Внизу, в темноте, поселилась тьма

— Здесь так много магии, — сказала Мод, пока ее муж приходил в себя. —Я чувствую это… Я стала другой после вулкана и поглощения всех магических излучений. Я не могу этого объяснить, но мои чувства земной пони навсегда изменились. — Она посмотрела на дисплей считывателя тауматона, затем на Винил и Октавию. — Вам ничего не угрожает, но Винил, я бы посоветовала держаться поближе к Тарнишу, иначе ее магия может стать немного непредсказуемой.

Единорог-альбинос понимающе кивнула.

— В этом направлении магия сильнее. — Мод, повернув голову, вгляделась в темноту. Это все равно, что на ощупь определить, где север, а где юг. — Самая Страшная Пещера в Эквестрии тоже находится в этом направлении. Чувствуешь страх, Октавия?

— Нет. — Октавия протянула ногу и погладила Тарниша по шее, отвечая.

— По этому проходу текла подземная река, а теперь она течет в проходе под нами. Она будет течь, пока не найдет сток, спустится вниз, сделает сток больше за счет эрозии, и через некоторое время подземная река исчезнет и перейдет в другую пещеру, где процесс повторится. А иногда она просто размывает грунт до образования стока. Здесь глубина всего несколько дюймов, но, как вы видите, вода сверху льется сюда. — Мод указала жестом на водопад и новое отверстие, которое она проделала в потолке, чтобы спасти Тарниша от утопления. — Я ускорила тысячелетнюю эрозию, чтобы спасти своего мужа. Я не чувствую себя виноватой.

— Мои пушистые коричневые киви, — стонал Тарниш.

— Надо попробовать пройти в этом направлении и посмотреть, как отреагирует наша канарейка. Мне интересно, соединяется ли эта пещера с той, страшной. Мы находимся значительно ниже нее. Нужно будет оставить метки, чтобы мы могли вернуться к этому месту и подняться обратно, чтобы потом выбраться отсюда. — Мод вглядывалась в темноту, пытаясь разглядеть, что же она видит.

— Здесь темно! — крикнула Фламинго, зависая рядом с головой Мод. — Страшно темно. И где-то в темноте сидит пушистый киви, который ждет, чтобы сожрать нас всех.

Мод моргнула — ответная реакция, если таковая вообще может быть.

— Что ж, мне следует составить контрольный список. — Октавия прочистила горло и продолжила: — Мое достоинство было полностью уничтожено тем, что я была напугана до смерти и повсюду путалась под ногами, Винил получила козлиный шип в свою стрелку, Тарниш чуть не утонул, и теперь у него болят киви, а бедная Мод, без сомнения, очень страдает от того, что чуть не потеряла свою половинку. Я считаю, что все мы получили свою порцию оскорблений и травм. Будем продолжать?

— Будем, — ответила Мод.

Тарниш, идя на негнущихся ногах, пытался удержать свои яйца от раскачивания и натягивания нежной, пульсирующей паховой мышцы. С каждым шагом у него дергались веки, уши, а губы безумно шевелились, пытаясь перетерпеть боль. В какой-то мере это успокаивало. Две его подруги, пони, которые были ему очень дороги, — две кобылы, способные позаботиться о себе. Было какое-то извращенное чувство удовлетворения от осознания того, что они были суровыми друзьями.

Он был счастливым жеребцом, оказавшимся в компании трех умных, выносливых и способных кобыл. Они были его друзьями, его спутниками, а одна из них — гораздо больше. Он взглянул на Винил, которая хромала рядом с ним, плескаясь копытами в мелкой воде, и улыбнулся сквозь боль. Над головой Винил вращалось несколько светящихся шаров, освещая им путь. Фламинго, напуганная темнотой, была убрана обратно в ножны.

— Стоп!

Группа выполнила команду Мод, и она отделилась. Она подошла к трещине в стене и жестом попросила Винил поднести свет поближе. Тарниш с любопытством последовал за ней, а Октавия шла чуть позади. Мод отколола несколько камней, которые рассыпались бы, если бы прошло еще немного времени, и просунула голову в трещину.

Раздался вздох. Для Мод это было большое событие.

Вытащив голову, Мод расширила трещину, разбив часть камня, а затем, ничего не говоря, проскользнула в образовавшуюся щель и исчезла. Винил последовал за ней, затем Октавия, и, застонав от боли, Тарниш тоже последовал за ней, пригнув голову и подогнув ноги, поскольку он был гораздо выше остальных.

Впереди показались огни и силуэт… города? Тарниш уставился, не веря тому, что видит. Здесь был ров, намеренный или случайный, сказать было невозможно, а затем резкий уклон вверх. Здесь были уличные фонари, все еще горевшие. Квадратные каменные здания, все прекрасно сохранившиеся. Кожа Тарниша словно наэлектризовалась, а все волосы встали дыбом.

Стоя на краю этого места, Тарниш понял, что видел города, подобные этому. Все здания были знакомы. Он поднялся по пандусу, его копыта щелкали по камню, а боль в пушистых коричневых киви была забыта. Все было в идеальной сохранности. Стекла в окнах были на месте. Двери оставались в дверных проемах. Все было неподвижно и тихо.

— Святой аликорн, черт возьми, — вздохнула Мод.

— Мод… — Октавия подняла бровь на свою подругу.

— Этот город был погребен лавой. — Мод показала вверх, где виднелся купол. — Посмотри, как все выровнено… над городом был поднят щит, а потом лава перелилась через него, заключив город в гробницу.

— Откуда… ты можешь это знать? — спросила Октавия, оглядываясь по сторонам. В тусклом свете городского освещения она тоже увидела идеальную форму купола, гладкий камень, плавные арки, которые природа не могла создать сама.

— Магия здесь ощущается как-то странно… держись поближе к Тарнишу. Все очень грубое. — Мод подошла к фонарю и прикоснулась к нему. — Я даже не знаю, что это за металл. Я никогда не видела его раньше. — Она постучала копытом по оранжевому, медному на вид металлу и покачала головой. — А эти камни на улице… что это? Они мне неизвестны.

— Зачем городу быть погребенным под лавой? — спросил Тарниш, тоже рассматривая фонарный столб. На улицах от фонарного столба к фонарному столбу тянулись хрустальные трубы, которые, несомненно, обеспечивали магическую энергию для освещения. Улицы были пустыми, бесплодными и мрачными, на них не было ни пони, ни повозок.

— Будь осторожен.

Услышав голос Маледико, Тарниш повернул голову. Он увидел, как из его седельных сумок поднимается слабая светящаяся проекция кентавра. С помощью магии Тарниш достал сферу и поднес ее к лицу.

— Я не знаю этого места, но оно было похоронено не просто так, — со страхом в голосе произнес Маледико. — Этому месту тысячи лет. Оно из моего времени. Друиды сделали это… они запечатали это место и похоронили его под морем лавы.

— Почему? — спросил Тарниш.

— Я не знаю, но я все еще чувствую их магию. Она зовет меня… — Голубая сфера вспыхнула, и на мгновение показалось, что под землей появилось ярко-голубое солнце. — Мой ученик, мы с тобой нужны здесь, но я не могу сказать, зачем и как. Земля…

— …плачет от несправедливости, — закончила Мод.

— Да. — Проецируемое изображение кентавра кивнуло головой.

— Я почти ничего не чувствую. — Октавия выглядела немного грустной, когда делала свое признание. Она отошла на несколько шагов и прислонилась к Винил. — Боюсь, я не очень похожа на земную пони.

— Твои таланты лежат в другой области, бард, — сказал Маледико, когда его проекция увеличилась. — Ты чинишь чувства других существ.

— Я не понимаю. — Глаза Октавии сузились, и она окинула кентавра подозрительным взглядом. — Что ты хочешь сказать? Скажи мне… Я бы очень хотела знать, что ты имеешь в виду.

— Я не могу сказать тебе больше, чем уже сказал. — Маледико начал осматривать город. — Мы должны найти Зал Воспоминаний. Все города кентавров похожи друг на друга. В этом городе будут записи в виде пиктограмм, которые другие смогут разгадать, если письменность со временем изменится.

— Есть идеи, где начать поиски? — спросила Мод.

— В центре города, возможно, в катакомбах. Мы, кентавры, храним свою память в одном общем месте. Библиотеки, мавзолеи, катакомбы, костницы и Зал Воспоминаний. Идем, мой ученик… нас привели сюда с определенной целью. Давай попробуем выяснить, что произошло.

— Из чего сделаны эти фонари? — Мод стукнула по ним копытом. — Я должна знать, пожалуйста, скажите мне.

— Сталь кентавров. — Маледико сфокусировал свой взгляд на Мод. — Я не металлург и не могу сказать тебе больше. После создания и придания формы она практически неразрушима. Она не поддается магическим манипуляциям и не может быть расплавлена, если ей придать форму.

Широко раскрыв глаза, Мод потерлась щекой о странный металл, и ее уши затрепетали от какой-то непонятной эмоциональной реакции. Из ее приоткрытого рта вырвался странный приглушенный стон, и только Тарниш понял, что это было — возбуждение. Мод продолжала тереться щекой о неизвестный металл, не обращая внимания на окружающих, издавая слабые похотливые стоны.

Тарниш узнал их, потому что слышал их достаточно часто.

Когда Винил посмотрела на него, он сказал:

— Ей нравятся камни, ясно? И металл, кажется, тоже.

— Она — каменная пони, — сказал Маледико очень спокойным голосом. — А теперь нам пора идти.

Держа сферу возле головы, Тарниш удивлялся, как Маледико удается проявлять себя. Он предполагал, что это как-то связано с магией, царящей здесь, в городе кентавров. Собственное магическое чувство Тарниша было здесь очень сильным, как будто его подзарядили, но не его единорожья магия ощущалась сильнее. Он думал только о том, что друиды похоронили город в лаве, сохранив его как гробницу. Это был мертвый город, и его похоронили.

Каждое из квадратных, кубических зданий вызывало ощущение идеального порядка. Улицы были выстроены в идеальную сетку, с идеальными прямыми углами. Казалось, кентавры стремились к совершенству и порядку. Однако с ними что-то случилось, и Тарниш хотел знать, что именно.

— Сюда, — скомандовал Маледико, и в его голосе чувствовалась срочность.

Впереди возвышалось большое здание, и оно напомнило Тарнишу Арканариум, который он видел, заглядывая в сферу некоторое время назад. Он ускорил шаг, торопясь, и его спутники последовали за ним. Города кентавров были устроены как библиотеки: идеальные ряды полок, все логично, продуманно.

— Я начинаю чувствовать воспоминания об этом месте, — сказал Маледико, озадачив четырех присутствующих пони. — У земных пони есть чувство земного пони, которое досталось им от нас, кентавров. У пегасов есть чувство опасности, которое тоже пришло от нас, а у единорогов — магическое чувство, тоже подарок от нас, кентавров. У меня есть все эти чувства и даже больше. У меня есть чувство прошлого и настоящего, которое мы, кентавры, передали аликорнам.

— Я ничего не понимаю, — ответила Октавия чопорным голосом.

— У камней есть память. — Мод рысила рядом с мужем, оглядываясь по сторонам и пытаясь охватить взглядом все вокруг.

— Это знают только кентавры, аликорны и каменные пони. — Проекция Маледико повернулась и посмотрела на Мод. — Камни помнят многое. При правильной магии каменный пони может дать им голос.

— Но Мод — земная пони. — Октавия посмотрела на светящуюся голубую проекцию и сузила глаза. — Она, как и я, земная кобыла.

— Мой прекрасный бард, ты подобна мягкой плодородной почве, которая просит семян и сладкого дождя. — Маледико усмехнулся и сделал жест рукой. — Мод больше похожа на камень, твердый, непреклонный, стойкий. И почва, и камень — часть земли.

— И кристалл тоже, — добавила Мод, подумав о кристальных пони.

Тарниш остановился, увидев большой каменный череп, установленный на вершине колонны. Он выглядел так, как мог бы выглядеть череп кентавра, но он не мог точно сказать. Здесь были какие-то слова, но он не мог их прочесть. Рядом с черепом и колонной находилась арка, открывавшая новый участок города.

— Мы на месте, — объявил Маледико. — Воспоминания. Место в голове. Пройди через арку, Тарниш. Не бойся. Веди нас и знай. Пройдя через эту арку, ты сделаешь первые шаги в качестве друида. Не аколита, не неофита, а друида. Я боюсь, что только друид может решить проблему, с которой мы столкнулись. Здесь есть что-то плохое. Если оставить его гнить здесь, оно поразит весь мир.

— Что? — спросил Тарниш, и волоски на его позвоночнике начали подниматься.

— Я чувствую, что тень Грогара здесь, — ответил Маледико тихим шепотом. — Этот город был похоронен, чтобы превратить его в тюрьму, в место заточения. В темницу.

— Но стена дала трещину. — В голосе Октавии звучала паника.

Маледико кивнул:

— Да, и часть заключенных сбежала.

73. Галерея ужасов

— Давай, Тарниш… сделай первые шаги к чему-то большему, — сказала Октавия теплым, нежным голосом своему другу. — Все мы с тобой, и нет ничего, что мы не смогли бы сделать вместе.

— Тарнишед Типот, все то драгоценное время, что у меня было с тобой, я провела, наблюдая за твоим ростом. Ты очень вырос. Теперь пришло время вырасти еще чуть-чуть, время цветения. Давай, ты можешь это сделать. — Мод подтолкнула мужа.

Винил, молча, снимала это событие.

— Хорошо. — Щеки Тарниша надулись, а уши зашевелились в его шлеме. — Но прежде чем я пойду, я хотел бы кое-что узнать… Маледико, как тебе удается самостоятельно выбираться наружу?

Проекция кентавра указала вниз, на кристаллические каналы на улице:

— Это искусственные лей-линии. Они берут окружающую магию и значительно усиливают ее. Синтетическое колдовство. Оно раз за разом оборачивалось против нас. Мы не смогли довести его до совершенства. Большая часть наших технологий синтетической магии была либо неудачной, либо катастрофической. — Маледико покачал головой. — Весь город питается ими. Земные пони становятся сильнее. Пегасы летают быстрее. Единороги становятся похожими на аликорнов…

— А аликорны становятся похожими на кентавров? — закончил Тарниш.

— Правильно. — Маледико кивнул.

— Аликорны были просто пони, как и мы. — Тарниш посмотрел на кентавра, которого он называл своим наставником. — Они были немного более волшебными, чем единороги, но не намного. У них были крылья. Что-то мне подсказывает, что они были совсем не похожи на королевских сестер-пони.

Кентавр вздохнул:

— Ты многому научился, медитируя в сфере. Были аликорны, а потом стали Аликорны. Точно так же, как были кентавры, а потом были Кентавры. Как и во многих других вещах, были большие и меньшие разновидности.

— Значит… большие аликорны… — Тарниш посмотрел на арку.

— Это часть селекционной программы, которую разработали мы, кентавры. Мы видели, что приближается конец. Конвергенция. Место, где две линии встречаются за горизонтом. Мы увидели день, когда солнце не взойдет. — Внутри каждого тела находится маленький, крошечный свиток информации, который определяет, кем и чем вы будете…

— Генетика, — вмешалась Мод. — ДНК и РНК.

— Так это теперь называется? — спросил Маледико. Он моргнул и пренебрежительно махнул рукой. — Неважно. Мы создали существо, призванное сохранять и создавать жизнь. Мы разгадали те крошечные свитки и научились их переписывать. Мы сделали лучшего аликорна. Более выносливого. Крепкого. Более волшебного. Старение значительно замедлилось. Мы взяли слова из других свитков, таких, как у фениксов и драконов, и, используя нашу самую мощную магию, переписали жизнь.

Четверо собравшихся пони молча стояли и смотрели.

— Мы сделали аликорнов фабриками жизни. Они уже обладали всеми характеристиками всех трех племен. В случае большой катастрофы они могли бы с фантастической скоростью производить на свет жеребят… рабочих… необходимых рабочих для заселения мира и восстановления гармонии. Мы сделали их сосудами, предназначенными для создания, заселения и защиты. Жизнь должна была продолжаться.

Уши Мод прижались к черепу, и она выглядела немного потрясенной:

— Жизнь, какой мы ее знаем, была почти уничтожена Дискордом. Принцесса Селестия и принцесса Луна заселили большую часть ранней Эквестрии первыми племенами, а затем пришли племена из других стран и обеспечили столь необходимый приток новой крови. Так что, похоже, ваш план сработал.

— Главная цель друида — обеспечить продолжение жизни. — Маледико повернулся и посмотрел на Тарниша. — Пройди через арку, Тарниш. Начни свой путь, который приведет тебя к акту великого разрушения…

— И прекрасного созидания? — спросил Тарниш.

— Да, Тарниш. Эта конвергенция привела тебя сюда, в это место. Я не знаю, что будет дальше, но я знаю, чем это закончится. Я почти вижу, где сойдутся линии.

— И чем же это закончится? — Глаза Тарниша расширились от страха.

— Сохранением жизни в том виде, в каком мы ее знаем, ценой всего лишь одной жизни.

Тарниш кивнул, его ноги подкосились:

— Я понимаю. Никакого давления. Сохраним все живое. Понял. Никакого давления… никакого. Я могу это сделать. — Он глубоко вздохнул, взмахнул хвостом и постарался не упасть в обморок от ощущения, что его мозг взорвался.

— Нечто ужасное поселилось в соседней пещере. Оно стало сильным. Оно питается страхом. Это существо, состоящее из тумана и тени, бесплотное, из кошмаров. Вы видели туман, когда он выходит и пирует. Он разлагает жизнь в пещере, искажает ее и создает армию мерзостей. То, что мы делаем здесь, может ослабить его. Я не знаю. Но наши ответы лежат за аркой.

Закрыв глаза, Тарниш сглотнул болезненный комок в горле.

— Продолжай, — сказала Мод, стараясь ободрить его. — Всего один шаг, Тарниш, и ты сможешь стать Архидруидом.

Не в силах сдержаться, Тарниш начал хихикать. Он почувствовал себя лучше, смелее, почувствовал, что его дух воспаряет. Он сделал шаг, потом еще один, и вот, улыбаясь и высоко подняв голову, Тарниш прошел через арку, готовый встретить все, что будет дальше.

За аркой были еще здания, но не жилые. Взяв шар в магическую хватку, он погрузился в воспоминания о давних временах, и шар выплеснул на него свое содержимое, ничего не утаив. Он шел по пустым улицам, его копыта стучали по хрустальным каналам, принося звук в давно умерший город, у которого больше не было названия.

Он не знал, чем все это закончится, но в глубине сознания у него возник образ семени, посаженного в землю. Возможно, это было его воображение, а может быть, пророчество. Он не мог знать.

— Там! — Маледико указал пальцем, и спроецированное им изображение замерцало.

Тарниш немного повернулся и направился к массивному прямоугольному зданию с двойными дверями из кентаврской стали. В здании не было окон, и оно выглядело очень просто. Это было здание, предназначенное для того, чтобы выстоять и сохраниться в течение многих поколений, и он знал, почему. Оно должно было рассказывать историю. Когда он приблизился, двери распахнулись перед ним. Конечно, они откроются перед ним. Он знал. Он был друидом, пришедшим сюда по делам друидов, и город отвечал на его запросы.

Настало время читать.

Зал Воспоминаний раскрылся перед ним, как живое существо, как цветок, распустившийся под лучами солнца. Двери открывались. Загорались огни. Кентавры и друиды древности оставляли после себя информацию в надежде, что кто-то придет и все исправит. Такой, как Маледико, который надеялся прыгнуть в будущее и приземлиться в тело аликорна, чтобы иметь возможность исправить то, что пошло не так.

Но что-то случилось. Что-то пошло не так. Маледико был не аликорном, а голубой сферой. Избранный природой агент в данном случае — Тарнишед Типот, единорог, благословленный, а может, и проклятый, самой сутью ядовитой шутки, растения, которое желало лишь сохранить жизнь и равновесие.

Прохладный ветерок обдувал Тарниша свежим воздухом, когда он стоял у центрального входа.

Маленький автомат из кентаврской стали, из которого вырывались струи пара, пробирался по плиткам, толкая перед собой крошечное торнадо, всасывающее грязь и пыль с пола. Город просыпался и приводил себя в порядок.

Каким-то образом Тарниш знал, что именно он сейчас ищет. В его голове звучали голоса, тысячи голосов, все они просили, чтобы их услышали, все они плакали, страдали, каждый из них хотел получить утешение от живых. Шар, висевший рядом с его головой, теперь был живым существом, и в его глубинах двигались видимые фигуры, пока Тарниш пробирался через очередную дверь.

Собеседники молчали. Винил, включив камеру, снимала все происходящее. Тарниш стоял перед картиной на стене, глядя на то, что, возможно, было самым ужасным существом, которое когда-либо жило, затем умерло, а потом продолжило жить в небытии. Грогар Некромант.

Некромантия, бич друидов. Не продолжение жизни, а ее извращение.

Уставившись на колдовского козла, Тарниш некоторое время не двигался, впитывая каждую деталь. На голове лича-козла сидела зазубренная корона, а сам он восседал на троне из костей. Грогар был гнилым, мерзким, а его трупные глаза пылали, как два красных уголька. К удивлению Тарниша, он не испытывал ни малейшего страха перед ним, только злость. В сердце Тарниша тлела обида.

Продвигаясь дальше, он взглянул на другую панель. На ней был изображен маленький Грогар и ночное небо. Из Грогара в звезды выстрелил луч магии, и на следующей панели пылающая звезда упала на землю. На следующей панели была изображена мертвая земля с ободранными, сломанными деревьями и бесплодной землей. В центре разрушений расположилась черная звезда. И это все, что можно было изобразить на этой стене.

Повернувшись, он подошел к следующему ряду панелей. Он увидел счастливых пони, которые работали в поле, возвращая жизнь на бесплодную землю. Он узнал их по предыдущей панели, но черная звезда исчезла. За работой пони наблюдали кентавры и большие странные механические автоматы. Вдохнув образ, Тарниш запомнил его, затем взглянул на следующую панель.

Казалось, что пони меняются. Что-то произошло. В правом верхнем углу появился пегас с львиной лапой и драконьими когтями. В левом нижнем углу находился земной пони с панцирем черепахи. Были и другие пони, но их мутации были не так страшны. На следующей панели были изображены ещё более мутировавшие пони — пони с ужасающе длинными телами и непарными ногами. Переступив порог, Тарниш взглянул на последнюю панель, но она была не закончена. Она была закончена примерно наполовину и осталась недоделанной.

Картины так и не были закончены, и большая часть истории осталась неизвестной, но Тарниш знал достаточно. Голоса в его голове кричали ему. Черная звезда стала Короной Порчи Грогара. Отравленная земля мутировала и извратила всех, кто жил на ней впоследствии, пытаясь исцелить землю. Некоторые из извращенных пони были очень похожи на Дискорда, сходство было жутким.

— Винил, — прошептала Октавия, — ты это понимаешь?

Немая единорожка кивнула и направила камеру на панель.

— Я знаю, что хранит этот город, — проговорил Тарниш, едва не напугав своих спутников. — Я знаю, что здесь было похоронено. Мы должны покинуть это место, и я должен связаться с принцессой Селестией. Она должна знать об этом месте и о том, что оно собой представляет. Часть Грогара сбежала, и он прячется в Самой Страшной Пещере Эквестрии. Корона, его корона, Корона Порчи, находится здесь, в этом месте. В ней хранится частичка его души. Он возрождается, и уже давно. Когда у него появятся силы, он создаст себе тело и вернется в это место, чтобы вернуть себе корону. Нам нужно уходить, и я должен связаться с ней.

— Хорошо, Тарниш, — ответила Мод. — Мы можем уйти тем же путем, что и пришли, вылезти и вернуться в лагерь. Я думаю, нам нужен отдых. Мы можем подождать указаний, что делать, а потом вернуться сюда с помощью.

— Подожди, мой ученик. — Маледико замахал руками. — Подожди. Ты видел эти панели только глазами. Они были созданы для того, чтобы видеть их глазами, свободными от плоти.

— Что ты имеешь в виду, Маледико? — спросил Тарниш.

— Открой глаза, Тарниш. Прислушайся к духам. Здесь было оставлено скрытое послание для тех, кто способен его увидеть. Эти изображения были созданы с помощью астральных чернил.

Тарниш кивнул и ответил:

— Я понимаю.

Закрыв глаза, Тарниш начал дышать. Теперь это было легко, так же легко, как дыхание. Ему не нужно было прыгать в реальность и промахиваться, нет, ему просто нужно было видеть обе сферы, когда они накладываются друг на друга. Под воздействием сферы Тарниш смог очистить свое сознание и открыл астральные веки, которые позволили ему видеть.

Окружающий мир был совсем другим. Все вокруг было окутано светом. Цвета были более яркими и перенасыщенными. Все его спутники выглядели так, словно горели. Потянув из стеклянной сферы магию и знания, Тарниш вгляделся в панели с изображениями.

То, что он увидел, его встревожило. Глядя на Грогара, Тарниш все понял. Это было все равно, что смотреть на картинку, а потом в голову загрузить содержание целой книги. Он даже с трудом понимал, что происходит. Картинки хранили в себе знания, знания целой библиотеки. Они рассказывали не рассказ, а историю. Принцесса Селестия должна была это увидеть, она тоже была астральным путешественником. Это был не художественный музей, а библиотека. При взгляде на каждую панель его мозг забурлил. Он видел, он знал, он понимал.

Черная звезда была не просто из космоса, она была вызвана из-за звезд, из какого-то ужасного места, которое невозможно понять. Грогар взывал о помощи, о содействии, и ему ответило нечто, не поддающееся ни воображению, ни пониманию. Колдовской козел проник в ту самую пустоту, где обитали сверхъестественные мерзости, и пожелал стать одним из них.

Черная звезда извращала все, к чему прикасалась. Она исказила землю, испортила воду, исказила деревья, превратила мирных животных в ужасных монстров. Она принесла насилие, похоть и смерть. А найдя в этом мире магию, она вцепилась и в нее и стала растлевать, пуская свои ядовитые корни в самы лей-линии. Существа, использующие магию, существа, чья жизнь зависела от магии, тоже были затронуты этим растлением. В мир пришло зло, настоящее зло, живое зло, которое вцепилось во все хорошее, как раковая опухоль, и стало пожирать его.

Моргнув, Тарниш прервал контакт. Принцесса Селестия должна была знать, и она должна была знать это прямо сейчас.

74. Серое вещество

Поскольку принцесса Селестия была недоступна для зеркала, Тарниш поговорил с Твайлайт через ее собственное зеркало, вкратце объяснив ей, что происходит. Твайлайт, принцесса, уже пережившая не один кризис, восприняла новость довольно хорошо и заверила Тарниша, что все будет улажено. Помощь придет, и все будет хорошо.

Тарниш не был уверен, что все будет хорошо. Он вспомнил тот день, когда из пещеры поднялся туман. Они с Мод отправились в него для изучения. Клюкве приходилось сталкиваться с подобными туманами, но этот туман, этот туман был особенным. Этот туман был частью магического влияния Грогара, усиленного благодаря избавлению от ядовитой шутки вокруг Самой Страшной Пещеры в Эквестрии. В его памяти всплыли мертвые рыбы, мертвые птицы, то, как туман отступил в пещеру, и как он подумал, что это какая-то оптическая иллюзия.

Сам не зная, откуда он это узнал, Тарниш знал, что ядовитая шутка возникла из-за черной звезды. Это был способ природы бороться с порчей всего, в том числе и магии. Лицо Тарниша выглядело озабоченным, когда он возвращался в лагерь, он двигался быстро и целеустремленно. В конце концов, эта порча была врагом Твайлайт. Хотя Тарниш мог очистить землю и справиться с некоторыми последствиями, этот яд затрагивал само существо Твайлайт, ее стихию. Тарниш не понимал, что это значит, но знал, что дело плохо.

Когда Винил начала хныкать, Тарниш не стал медлить. С помощью своей магии он подхватил ее и усадил к себе на спину. Октавия придвинулась к нему поближе и с трудом поспевала за ним, но ей хотелось проверить Винил, все ли в порядке с единорожкой. Копыто Винил немного распухло и вздулось, но не слишком сильно.

Скоро наступит темнота.

Пошатываясь, Тарниш заглянул за гребень и посмотрел на пещеру, которая находилась чуть ниже их лагеря. Ему это не нравилось, точнее, ему казалось, что он находится слишком близко к врагу, и он сам, и его враг теперь знали друг друга. Тарниш не замечал, что его поведение изменилось. Если раньше он был в основном тихим и спокойным, то теперь вел себя как территориальный жеребец. Шерсть на его загривке встала дыбом, уши остались в агрессивной позе, и его охватило желание помочиться по периметру кемпинга.

— Как поживает стрелка Винил, — спросил он.

С места, где она сидела у костра, Октавия подняла голову:

— О, лучше, теперь, когда она от него избавилась. Отек спал. Думаю, после хорошего ночного отдыха она будет в порядке. — Земляная пони подтолкнула свою подругу, та кивнула, а затем продолжила: — Винил чувствует себя гораздо лучше и благодарит тебя за поездку на пони.

— Не стоит благодарности, — ответил Тарниш.

— Тарниш, ты не хочешь перенести лагерь? — спросила Мод, озвучивая то, о чем думал Тарниш. — Прежде чем ты ответишь, я не думаю, что это поможет. Если большее, на что он способен, это туман, то мы находимся слишком высоко, чтобы он мог нас достать. С нами все было в порядке до сих пор. Думаю, и сейчас все будет в порядке.

Не в силах успокоиться, Тарниш повернулся лицом к Мод:

— Вероятно, ты права. Но меня это беспокоит.

— Иди сюда, — сказала Мод, похлопывая по земле рядом с собой. — Пришло время Счастливых Семейных Объятий.

Тарниш, как и было велено, подошел к ней, и когда он сел, Мод схватила его. Настало время Счастливых Семейных Объятий. Она повалила его на землю и прижалась к его спине, положив голову на широкую шею Тарниша. В редком для нее настроении Мод испустила вздох удовлетворения.

С пуфом и блеском Винил Скрэтч достала свою грифельную доску и кусок мела. Торопливо нацарапав: "Счастливые супружеские объятия?" — она поднесла дощечку к Октавии с как можно более жалким видом. Ее глаза блестели, а нижняя губа дрожала от умиления. Смахнув слова, Винил добавила: — У меня очень красивая жена.

Не сдерживаясь, Октавия набросилась на Винил и выбила грифельную доску прямо из ее волшебной хватки. Теперь они обнялись, прижались друг к другу, поглаживая друг друга, и Октавия улыбалась от чистой радости, в то время как страдальческое выражение лица Винил ослабло. Винил, нахмурив брови, лапала милашку Октавии, не стесняясь в своих ласках.

Мод, наблюдавшая за этим, подняла голову, чтобы заговорить:

— Иногда, когда я ставлю копыта на кьютимарку Тарниша, мои чувства земной пони позволяют мне почувствовать магию. Я дорожу этими моментами. Все, чем он является, все, что он делает, начинается и заканчивается кьютимаркой. Когда я прикасаюсь к ней и чувствую волшебство, покалывание, я чувствую его.

— Иногда я чувствую магию Винил на внутренней стороне бедер, когда сжимаю ее, — прошептала Октавия, и от ее слов единорог-альбинос окрасился в ярко-розовый цвет. — Я всегда сравнивала это с тем, как если бы иголкой провели по пластинке, и я почувствовала бы желобок другой пони.

— Я все время проверяю канавку Мод. При каждом удобном случае.

— Это непристойно, Тарниш. — Октавия прищелкнула языком. — И так восхитительно дерзко.

— Когда игла попадает в канавку, я создаю музыку. — Мод опустила голову на шею Тарниша и, повернув голову набок, стала гладить его по холке. Она шмыгнула носом в гриву Тарниша, а затем сняла с него шлем.

— Мод, ты… ты не возражаешь, если я задам тебе личный вопрос? — Октавия, все еще державшая Винил, слегка вздрогнула и выглядела потрясенной.

— Конечно, почему бы и нет? — ответила Мод.

Октавия сделала глубокий вдох, подождала несколько секунд, выдохнула, а затем сделала еще один глубокий вдох. На мгновение показалось, что у нее сдадут нервы, но потом она спросила:

— Каково это — иметь жеребца, которому ты доверяешь настолько, что можешь позволить войти в себя?

— О. — Мод моргнула. — Дай мне возможность подумать об этом. — Пока она говорила, Тарниш приобрел очень темный оттенок коричневого цвета, как будто он слишком долго находился в духовке.

— Меня никогда не, ну, знаешь, не насиловали, но у нас с Винил было несколько очень похожих случаев. В музыкальном бизнесе полно хищников, которые берут все, что могут взять… твой заработок, твою музыку и твое тело. — Октавия издала скрипучий вздох. — Очень самоуверенные музыканты и менеджеры, которые не принимают "нет" в качестве ответа. — Кобыла закрыла глаза, притянула Винил ближе и покачала головой. — Я знаю много кобыл, которых изнасиловали. Ранили. Насилие и жестокое обращение. Три-четыре раза в год я даю концерты, на которых собираю биты, чтобы помочь им и привлечь внимание к этой проблеме. Думаю, это меня сильно потрясло.

— Если тебе нужно выговориться, мы тебя слушаем, — сказал Тарниш напряженным голосом. — Это трудно понять, но я пережил насилие, и не только со стороны незнакомки. — Тарниш почувствовал, как Мод прижалась к нему, и ее мышцы напряглись.

— Было несколько близких ситуаций… несколько очень серьезных ситуаций, но мы с Винил оберегали друг друга. Мы — пара… команда. Вместе мы в большей безопасности, чем порознь. — Октавия притянула Винил ближе и обняла ее. — Бывали очень напряженные ситуации, но мы справлялись с ними вместе.

— Это здорово, — сказала Мод голосом, который немного дрожал. — Я открылась ему. Я доверяю ему. Я доверяю ему настолько, что позволяю ему делать со мной все, что ему заблагорассудится, зная, что он не причинит мне вреда. Мне нравится, когда он прижимается ко мне… внутри меня. Но доверие — это улица с двусторонним движением. Когда он внутри меня, он уязвим. Думаю, мы оба уязвимы. Есть взаимная договоренность не причинять вреда, если только речь не идет о шлепках…

— Шлепки, Мод? — Тарниш вскинул бровь.

— Я пошутила, чтобы разрядить обстановку, Тарниш. Конечно, если тебе это не интересно. — Бровь Мод выгнулась дугой, двигаясь с изысканной медлительностью восходящего солнца. — По правде говоря, Тарниш — хороший, покладистый тип. Он может быть сексуально агрессивным, но никогда не пугающим. По правде говоря, я думаю, что в ситуации реальной агрессии я бы легко испугалась.

— Я полагаю, что с Винил нужно быть очень осторожным, поскольку она чувствует боль сильнее, чем обычные пони. — Тарниш наблюдал за тем, как Винил качает головой вверх-вниз, и на мгновение почувствовал жалость к кобыле. Он почувствовал, как тело Мод придвинулось к нему, и она еще больше прижалась к нему, распластавшись на его теле.

В этот момент четыре нити сплелись вместе, образуя все более тесную связь.

— Что с тобой случилось, Тарниш? — спросила Октавия. После минутного беспокойства она продолжила: — Мод, ты знаешь?

— Я немного знаю. — Мод обхватила одной передней ногой бок Тарниша и потерлась щекой о его шею. — Я знаю, что не держу на него обиду, потому что он ни в чем не виноват, и он очень чувствителен к этому.

— Ты не должен мне говорить, Тарниш… — Глаза Октавии были мягкими, задумчивыми и мерцали пониманием. Она обняла Винил и разгладила нечесаные, колючие пучки гривы на шее Винил. — Но если ты мне расскажешь, я буду очень почтительна.

— Там была мантикора, — начал Тарниш, но тут же замолчал.

— О боже…

Октавия закрыла рот одним копытом и широко раскрыла глаза.

— Моя магия в то время не была под контролем. Это повлияло на нее каким-то ужасным образом. Она решила не есть меня, но использовала для других целей. Она часто говорила "граур" и мурлыкала, но, по крайней мере, не ела меня. Я потерял девственность с мантикорой. — Тарниш закрыл глаза и просто лежал, не двигаясь.

Никто не смеялся.

Тарнишу стало легче. Среди друзей его не высмеивали и не стыдили. И за это он был безмерно благодарен.

— Разве плохо, что я иногда думаю о ней? В каком-то смысле она спасла мне жизнь. От меня так сильно пахло, что после этого волки и другие животные оставили меня в покое. Оглядываясь назад, могу сказать, что для мантикоры она была нежна со мной. То есть она была грубой, но я не думаю, что она хотела меня обидеть. Она была всего лишь мантикорой и могла бы меня растерзать, укусить или погрызть, но не сделала этого. Полагаю, ей просто хотелось общения, и моя магия позволила ей это сделать. Я выжил, но ценой собственного унижения.

— Знаешь, это не так уж сильно отличается от секса. — Мод посмотрела на Октавию и Винил, а затем похлопала Тарниша по боку.

— Я не понимаю. — Мордочка Октавии сморщилась, когда она посмотрела на Мод.

— Мы приглашаем друг друга внутрь. Мы обнажили себя и пригласили других войти в нас. Почувствовать нас. Прикоснуться к нам в наших самых сокровенных и интимных местах. Мы раздвинули свои метафизические ноги, улеглись и предложили себя друг другу. Честно говоря, я думаю, что мы стали лучше от этого. Скольжение между складками серого вещества не так уж сильно отличается от скольжения между розовыми складками…

— Хорошо, я поняла! — Октавия задрожала, и ее грива рассыпалась по лицу.

— Теперь, поскольку мы знаем секреты друг друга, мы должны доверять друг другу, чтобы не навредить друг другу. — Мод начала барабанить передними копытами по ребрам Тарниша, и из уст Тарниша вырвался низкий, довольный стон, когда он обмяк. Она продолжила игру на бонго и заставила своего единорога петь странную, колеблющуюся песню, ударяя по его ребрам, словно по клавишам челесты. — Я поделилась с тобой своим единорогом. Он немного странный, но он мой, и я его очень люблю.

Октавия захихикала, когда Мод продолжила бонго-массаж Тарниша.

В этот мирный, идиллический момент никто не был готов к тому, что произойдет дальше. С треском, почти ослепительной вспышкой света, шипением магии, а затем взрывом искр появилась Гелиантус. Она была нагружена седельными сумками и снаряжением. Она стояла и моргала, приходя в себя после телепортации.

— Привет! — сказала Гелиантус веселым голосом. — Я слышала, что тебе нужна помощь. Находка всей жизни и все такое. Такие хорошие маленькие пони, занимающиеся своими делами здесь, в глуши.

Октавия снова захихикала.

— О боже… Я неправильно выразилась. — Гелиантус начала розоветь от шеи вверх. — Могу я присоединиться к вам на ночь?

— Как мы сможем уложить ее на кровать? — спросила Мод.

— О! Причудливые троттингемские традиции! — Гелиантус выглядела очень довольной, и она широко улыбнулась, обнажив крупные квадратные зубы, похожие на семечки. Большая земная кобыла начала стряхивать с себя снаряжение и бросать его на землю. — Завтра нам нужно будет встать пораньше, не медлить. Мне нужно заглянуть в Зал Воспоминаний, а потом мы все хорошенько осмотримся. Нам предстоит много работы.

— Сможешь ли ты читать изображения в Зале Воспоминаний? — спросил Тарниш.

— Да. — Гелиантус не стала уточнять свой ответ.

— Принцесса Селестия не смогла прибыть? — спросила Мод.

— Сейчас она занимается кризисом в своей школе. Я не знаю подробностей. Уверяю вас, мы сможем справиться с тем, что нужно сделать. — Гелиантус вздохнула и добавила: — Я умираю с голоду! Надо поесть, а потом пораньше лечь спать, чтобы мы все могли прижаться друг к другу. Скоро похолодает!

75. Дробленный горох, цистеин и выделение сероводорода

Задыхаясь, Тарнишед Типот толкнул дверь и высунул голову наружу, чтобы вдохнуть чистый воздух. Глаза слезились, нос горел, пока он стоял в дверном проеме, пытаясь прийти в себя:

— Это последний раз, когда я готовлю гороховый суп на ужин! — Пока он стоял, вдыхая сладкий свежий воздух, на его крестец опустилось большое копыто, а затем его вытолкнули из Яйца.

— Вон, шоколадный кекс! — хриплым голосом скомандовала Гелиантус.

Пошатываясь на ногах, он пытался восстановить равновесие, пока появлялись другие пони. Гелиантус, несомненно, ставшая причиной всего этого, вышла, задыхаясь, и ее оттолкнула с дороги Мод, которая, похоже, спешила наружу. Тарниш пытался понять, что произошло. Открыв глаза, он очнулся в сероводородном мареве. Его рвотные позывы разбудили остальных, после чего началась безумная беготня к двери и многочисленные крики.

— О, это у меня во рту! Оно у меня во рту! — Октавия бегала кругами, запрокидывая голову и пытаясь выплюнуть собственный язык. — Зубная щетка! Мне нужна зубная щетка! — С хныканьем Октавия бросилась к своим вещам и стала искать свой гигиенический набор.

— Никогда больше я не буду чувствовать себя чистой, — проворчала Мод, глядя на нее мертвым взглядом. — Кому-то пришла в голову светлая мысль закрыть все окна, потому что на улице холодно. Эта пони… эта пони… — Ее слова оборвались, и она уставилась на Гелиантус.

Слава Селестии, что ни у кого не сверкнул рог! Винил написала эти слова на грифельной доске и теперь держала ее над головой. Она стерла их, а затем нарисовала пылающий взрыв с маленькими фигурками пони, которых разбросало в разные стороны.

— Мне снились странные сны о гобоях… деревянных духовых, медных духовых и тубах, с большим количеством басов. — Когда Октавия заговорила, она вздрогнула и выдавила зубную пасту на щетку. — Это была ужасная симфония! — Дрожа от холодного утреннего воздуха, она сунула зубную щетку в рот и начала чистить зубы.

Привстав на задние ноги, Тарниш издал пронзительный вой и бросился бежать. Он бегал по лагерю, подпрыгивая, дыша паром от холода, а потом упал в траву, чтобы поваляться в инее и замерзшей росе. Он терся о землю поясницей, спиной и крупом, поднимая в воздух четыре ноги и издавая громкое фырканье.

— Ммм! — Гелиантус вдохнула. — Бодрит! Морозный утренний воздух щиплет мои лакуны!

Винил уронила и грифель, и мел. Он упал и ударил ее по голове.

Бонк!

Фыркнув, Гелиантус опустилась в траву и присоединилась к Тарнишу, чтобы покататься. Она тоже пиналась и кувыркалась, наслаждаясь холодной мокрой травой. Мод, Октавия и Винил наблюдали за происходящим в полной тишине. Винил, оправившись от удара по голове, достала фотоаппарат и сделала снимок.

— Я всю ночь был зажат в углу, — ворчал Тарниш, пытаясь разогнуть позвоночник.

— Мы все там были. — Мод посмотрела на мужа, потом на Гелиантус. — Она использовала меня как подушку.

— Да, тебе стоит попробовать спать на южном конце! — Октавия выплюнула пасту и продолжила чистить зубы, поглядывая на большую кобылу, валявшуюся в траве.

Фламинго, которая всю ночь стояла на страже, пронеслась по лагерю, приостановилась, а затем просто зависла в воздухе:

— Что-то очень плохо пахнет. Очень плохо. Неужели пришло время праздника Летнего Солнца и вареных яиц? Мы будем искать яйца? Я однажды пыталась снести яйцо. Другие пони смеялись надо мной, но я продолжала пытаться, но ничего не вышло. Хотя пахло так, будто я снесла яйцо.

И с этими словами Фламинго укрылась в ножнах, спасаясь от запаха.

Для Тарниша это было странным ощущением — чувствовать, что его ноги слишком коротки, чтобы угнаться за другим пони. В обычных обстоятельствах пони спешили за ним, и его мать была такой же — кобыла, возвышавшаяся над большинством жеребцов. Хуже всего было то, что Гелиантус, похоже, никуда не спешила, она не торопилась, а, в метафорическом смысле, у ней было время остановится и понюхать розы.

Что касается остальных, то Тарнишу было жаль их. Они почти бежали, а бедная Винил все еще немного прихрамывала. Она немного отставала, но не жаловалась. Конечно, она была немой, и ни у кого не было времени прочитать сообщение, даже если бы она его написала. В ней чувствовалась срочность, которую нельзя было отрицать. Что-то должно было произойти, что-то, что было больше, чем все они. Все они были маленькими игроками в гораздо более масштабной пьесе, и каждый должен был сыграть свою роль.

— Гелиантус, не то чтобы я сомневался в тебе, но откуда ты знаешь, как видеть в астральных сферах? — спросил Тарниш, остановившись рядом с ней. — Эти изображения нарисованы астральными чернилами. Мне любопытно…

— Я не обычная земная пони, — ответила Гелиантус, вклиниваясь и прерывая Тарниша. — Давай, Тарниш, попробуй посмотреть на меня открытыми глазами, рано или поздно ты обязательно заметишь. Давай. Увидь меня такой, какая я есть. У тебя есть глаза, которые видят тайны.

Мог ли он сделать это во время движения? Тарниш, одолеваемый любопытством, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Теперь это было легко, так же легко, как дышать. Когда он снова открыл глаза, он был почти ослеплен. Его шаг замедлился, и он был вынужден пропустить Гелиантус вперед, так как был ослеплен ее блеском.

Она сияла, как солнце, заливая все вокруг великолепным светом. Каждое растение тянулось к ней, когда она проходила мимо, и она оставляла на земле пылающие, горящие отпечатки копыт. Ее тело пылало всеми красками восхода или заката. На нее было больно долго смотреть, это было все равно что смотреть на солнце.

— Ты Селестия? — спросил Тарниш, прогоняя астральное зрение.

— Нет, я Гелиантус. Я — самостоятельная сущность.

— Ты не такая, как другие пони. — Тарниш снова остановился рядом с ней и попытался заглянуть ей в лицо. — Другие не похожи на тебя, когда я смотрю на них. А ты кто? И не говори больше "Я — Гелиантус".

— Я пони земли.

— Понятно. — Тарниш задумался над этим ответом, обдумывая его как в уме, так и вслух. — Значит, ты земная пони, но в то же время и пони земли. Я уверен, что здесь есть какое-то большое различие.

— Мы с тобой связаны, — негромко сказала Гелиантус, повернувшись к Тарнишу и глядя на него сверху вниз. — Твоя уникальная магия исходит из того же источника, что и моя. Мы с тобой принадлежим земле. Терра-Таума. Не из лей-линий, не из эфира, а из сердца земли. Именно поэтому ты чувствуешь такую сильную связь с Мод, ведь она тоже пони земли. Терра-таума.

— Она больше, чем просто земная пони, иначе ты бы сказала мне, что Октавия тоже пони земли. — Пока Тарниш говорил, он пытался прочитать выражение лица Гелиантус, но это было похоже на попытку прочесть книгу, написанную на языке, который он не надеялся понять. — Терра-таума… это же источник магии земных пони, не так ли?

— Да… — Голос Гелиантус был тихим, почти неслышным шепотом.

— Так я узнаю вещи, например, чего хочет ядовитая шутка. — Тарнишу показалось, что он стоит на пороге какого-то великого понимания. — Или откуда Мод знает, что с землей что-то не так. Или другие земные пони, которые, как я полагаю, все еще связаны, но как-то отделены друг от друга, чего я не понимаю.

Рядом с ним Гелиантус кивнула.

— Эта… терра-таума… магия земли… она была загрязнена, не так ли? — Даже произнося эти слова, он знал ответ. Он понял. Наступил мощный момент осознания, понимания, прозрения, когда его разум пробудился к новым возможностям. Он подумал о Твайлайт и ее связи с магией. Будучи аликорном, она теперь была земной пони. Как аликорн магии, это влияло на неё каким-то мощным, целенаправленным образом. Но он не понимал своей собственной роли во всем этом.

— Эй, мистер Чайничек…

Раздраженно прищурившись, Тарниш посмотрел на Гелиантус, понимая, что она его дразнит.

— Что выглядит как единорог, имеет рог как у единорога, иногда даже ведет себя как единорог, но не является единорогом?

Глаза Тарниша сузились, рот сжался в тонкую линию. Он не отставал от Гелиантус и заглянул ей в глаза, надеясь найти хоть какой-то проблеск понимания. Она ухмылялась и выглядела слишком довольной собой. Его досада росла, и легкое раздражение поселилось и в его мыслях.

— Конечно, это ты!

— Но я же не земной пони. — Мышцы на челюсти Тарниша сжались.

— Честно говоря, я не знаю, кто ты. Ты пони, у тебя есть рог, а связь с племенем у тебя только поверхностная. Ты — загадка для меня, мистер Чайничек, и поэтому представляешь собой объект моего восхищения. И для принцессы Селестии тоже, поскольку ты, несомненно, догадался, что мы с ней связаны.

— Ты мне чего-то недоговариваешь.

— Ну, возможно. — Гелиантус усмехнулась и повернула голову, чтобы посмотреть на Тарниша. — Я вижу в тебе семенной стручок. Крепкая, прочная, очень живучая, почти не поддающаяся разрушению оболочка… оболочка… средство для того, чтобы нести драгоценное семя, пока оно не встретит участок плодородной земли, чтобы его можно было посадить.

— Ты только что… ты только что назвала меня шишкой?

— Ну, ты довольно коричневый, как каштан.

— Стручок, да? — Тарниш, не устояв перед наживкой, угодил в очевидную ловушку Гелиантус.

— У тебя даже есть средства, гарантирующие, что семя, которое ты несешь, останется неповрежденным. У тебя есть средства, чтобы нейтрализовать угрозу, которую труднее всего одолеть. Когда это семя будет посажено, оно не будет запятнано, не будет испорчено, и из него вырастет нечто нетленное, возможно. Нечто свободное от слабостей, нечто чистое, полезное и доброе.

Тарниш понял, что Гелиантус говорит серьезно, и ему нечего было сказать.

— Конечно, я только предполагаю. Мы с принцессой Селестией уже долгое время размышляем над этим вопросом. Только время покажет. У нее есть свои идеи, а у меня — свои. Иногда пони помнят не по тому, что они сделали, а по тому, что они оставили после себя.

— Спасибо, Гелиантус. Ты дала мне повод для размышлений.

— Не стоит об этом, мистер Типот.

— С чего мы начнем? — спросил Тарниш, когда стадо пони, в котором он находился, снова смотрело на древний, погребенный город. — Это место очень большое. Здесь так много всего, и я даже не знаю, с чего начать поиски. — Пока Тарниш говорил, Гелиантус начала изучать стальной фонарный столб кентавров.

— Сейчас мне кажется, что в моей голове десять тысяч песен, которые ждут, чтобы их выплеснули наружу. — Октавия стояла на вершине хрустального канала, и ее копыто прочерчивало по его верхнему краю маленькие медленные круги. — Я слышу тысячу мелодий, и все они прекрасны.

— Когда их так много, — начала Мод, — с чего начать, чтобы позволить им вырваться наружу? — Мод переместилась и встала над тем же кристаллическим каналом, что и Октавия. Она закрыла глаза и, казалось, сосредоточилась. — Я чувствую спокойствие. Когда я стою на одном из них, ярость, запертая внутри меня, затихает. И хотя это приятно, эта вулканическая ярость — моя мотивация, мое вдохновение, это часть того, что делает меня тем, кем и чем я являюсь. Нет, мне это не нравится. — Открыв глаза, Мод отошла от канала.

Октавия тоже отошла, а затем уставилась вниз на канал, где она стояла:

— Мне кажется, я понимаю часть того, что пошло не так.

— Есть мудрость в том, чтобы учиться на ошибках прошлого, — сказал Маледико, проявляясь.

— Ладно, что мы будем делать и что искать? — Тарниш посмотрел на спроецированное изображение синего кентавра. — Этот город огромен. Я даже не представляю, с чего начать.

— Здесь жили десятки тысяч жителей. — Лицо Маледико стало печальным, и он обвел взглядом пустой город. — Цивилизация была на пике своего развития. Я представляю, что мы откатились далеко вниз и вступили в эпоху тьмы. Как много было потеряно…

— Еще больше будет потеряно сейчас, если мы потерпим неудачу. — Гелиантус выглядела серьезной, мрачной, и веселый блеск в ее глазах исчез. — Отведи меня в Зал Воспоминаний, чтобы я могла увидеть, какие знания были оставлены.

— Хорошее место для начала. — Тарниш повертел головой и попытался вспомнить нужное направление. Заметив знакомый ориентир, он пустился рысью, стуча копытами по странным, незнакомым камням, которыми были выложены улицы. — Пойдем, нам пора, у нас много дел…

76. Их кости

Гелиантус рассматривала Зал Памяти, как завсегдатай музея, попавший в плен огромной галереи ужасов. Большая кобыла выглядела встревоженной, не в себе, даже испуганной, и Тарниша испугало, что она потрясена. Такие большие и крутые кобылы, как Гелиантус, не тряслись по пустякам, и Тарнишу стало ясно, что происходит что-то очень серьезное.

Потирая несуществующий подбородок, проекция Маледико почти ничего не сказала, когда Гелиантус увидела те же панели, что и Тарниш, и он позволил ей прочувствовать их и весь ужас, который они представляли. Что касается остальных, тех, кто не мог видеть, то они сгрудились вместе, ища утешения друг у друга.

Пока Гелиантус изучала панели, запечатлевая их в памяти, или что она там делала, Тарниш начал осматривать другие места в Зале Памяти. Когда-то это место напоминало музей, и Тарниш обнаружил места, где должны были находиться экспонаты, но теперь они пустовали. Вдоль стен тянулись пустые ниши и стенды. Прожекторы освещали пустые ящики, в которых не было бесценных артефактов веков.

Все, что когда-то хранилось в этом месте, теперь исчезло, перевезено в другое место или, возможно, вывезено из города. Тарниш шел по пустым коридорам мимо пустых витрин, размышляя о том, что могло храниться здесь, когда город еще был живым существом. На некоторых этажах располагались кристаллические каналы — искусственные лей-линии, и, наступив на один из них, Тарниш почувствовал кайф, как после того, как попробовал химические соли в Додж-Сити-Джанкшн.

Повернув за угол, Тарниш обнаружил, что не все витрины пусты. Когда он приблизился, включился свет, открывая витрину за стеклом. Он уставился на нее, пытаясь понять смысл увиденного, и подошел поближе, чтобы рассмотреть получше. По какой-то причине этот экспонат был выставлен на всеобщее обозрение.

— Это… пингвин? — спросил Тарниш.

— Да, — ответил Маледико после того, как его проекция осмотрела экспонат. — Это Ледяной Император, вызвавший геноцид, король Чарлэтан. Ну, во всяком случае, его изображение. — Проекция умолкла и изучала экспонат, пока Тарниш стоял на месте.

Пингвин был ростом не менее метра и носил корону из льда. Конечно, не настоящий лед, поскольку это был макет, но все равно впечатляюще. Император льда также был одет в устрашающие доспехи. Рядом с витриной висела табличка, но Тарниш не смог разобрать слов. Возвышаясь над Императором Льда, Тарниш с усмешкой посмотрел на экспонат. Кто может испугаться пингвина?

— Короля Чарлэтана давно нет, — сказал Маледико тихим голосом, чтобы не было слышно эха в коридоре, — но другие представители его рода все еще существуют на далеком юге, где мир замерз, и бьют в барабаны войны. Я многое узнал в астральных сферах. Во тьме произошло пробуждение…

— Козел. — Тарниш кивнул головой, понимая.

— Да. — Маледико издал усталый вздох. — Грогар приведет в движение многих древних врагов. Его темная тень сплотит их… будут созданы армии. Не смейся, пингвины представляют собой большую угрозу, они заморозят мир, пока будут продвигаться вперед.

Тарниш не рассмеялся. Нет, он подумал о виндиго и о том времени, когда мир был погребен подо льдом. Как бы смешно это ни казалось, Тарниш понимал, что пингвины представляют реальную угрозу. Их наступление могло заморозить землю, уничтожив пищу и пропитание. Услышав позади себя стук копыт, он понял, что остальные ищут его. Повернув голову, он увидел, что они приближаются, а затем, повернувшись в другую сторону, увидел, что впереди еще много интересного.

Легко перебирая длинными ногами, Тарниш добрался до следующего экспоната и обнаружил там свиней. Не дворовых, а крупных двуногих свиней в доспехах. Они были выше его ростом, и, несмотря на то, что это была всего лишь иллюстрация, Тарниш нашел их довольно устрашающими. Воины были вооружены топорами, мечами, булавами и копьями.

— Боевые свиньи, — сказал Маледико мягким голосом. — Ударные войска принцессы Порцины. Вооруженные чугуном, они представляют собой опасных противников. Чугун очень устойчив к магии, а их мечи с легкостью пробивают щиты единорогов. Если тебе доведется сразиться с ними, знай: твоя магия мало что сможет сделать для твоей защиты, а ты своей магией причинишь очень мало вреда. Учись фехтованию, учись стрелять из лука и учись пользоваться своим магическим щитом. Я боюсь, что пони снова стали самонадеянно пользоваться своей магией, и их ждет большой сюрприз, если они сразятся с этими старыми врагами.

— Они выглядят опасными, — сказала Мод, приближаясь к Тарнишу.

— Да, они такие, и их любимая еда — плоть пони. — Маледико сделал паузу, давая своим словам на мгновение осмыслиться. Его проекция повернулась к Мод, и он нахмурился. — Вместе с различными орками, такими как ледяные орки, боевые свиньи были ужасными врагами. Даже сейчас они буянят, услышав его зов и пробудившись.

— Мы сокрушим их. — Голос Гелиантус прозвучал в коридоре как колокол. Она выглядела затравленной, встревоженной, и в ее глазах не было веселого блеска. — Еще во времена Дискорда он подчинил их себе. Принцесса Луна гнала их перед собой, как свиней на заклание, и столкнула в море таким страшным штормом, что он навсегда изменил западные берега Эквестрии. Принцесса Луна презирает их — если они вернулись, как ты утверждаешь, то у нее будет очень плохое настроение. Очень, очень плохое настроение.

— Гелиантус, ты узнал все, что должна была узнать? — спросил Тарниш, не зная, как реагировать на то, что только что сказала большая земная кобыла. Что-то в гневе Гелиантус беспокоило его, пугало, и он отчаянно хотел, чтобы ее настроение улучшилось.

— В основном. — Кобыла нахмурилась и уставилась на витрину с боевыми свиньями.

Пока Тарниш стоял и смотрел, Гелиантус направилась вперед, вглубь выставочного зала, и ее копыта гулко стучали по полу. Любопытствуя, что же привлекло ее внимание, он последовал за ней, а за ним и остальные. Проходя мимо других витрин с ужасными врагами и опасными противниками, Тарниш не успевал их разглядывать, торопясь поспеть за Гелиантус.

Большая кобыла остановилась перед статуей странного существа, которого Тарниш никогда раньше не видел. Гелиантус подошла к ней, издала слабое, тихое поскуливание, а затем потерлась щекой о гладкий камень. Это было странное поведение, но Гелиантус была странной кобылой. Тарниш наблюдал за тем, как она сделала шаг назад, а затем поднял на нее глаза, пытаясь прочитать ее лицо.

— Стрелок… Дэнни Уильямс. Впервые он прибыл сюда еще мальчиком, вместе со своей старшей сестрой, Меган Уильямс. Я знаю о них по рассказам. Меган стала рыцарем, а Дэнни… он вершил правосудие с помощью пистолета.

— Гелиантус, кто он? — спросил Тарниш.

— Человек, — ответила Гелиантус. — Иногда некоторые забредают в тонкие места между нашими мирами и по какой-то причине не становятся пони. Это великая тайна. Обычно переход с одной стороны на другую вызывает трансформацию тела.

Покачав головой, Тарниш пробормотал:

— Я не понимаю.

— Меган Уильямс была старшей, Дэнни — вторым по старшинству, а маленькая Молли — самой младшей. Рассказывают, что Меган взяла в руки меч и щит, Дэнни — пистолет, а Молли каким-то образом научилась пользоваться магией. Вместе они стали могущественной силой добра.

— Кентавры нашли способ дарить магию тем, кто обычно ею не обладал. — Голос Маледико был глубоким и тревожным. — Мы многое подправили, многое изменили, многое переделали, и меня не удивляет, что человек каким-то образом научился магическим наукам. Мы научились как красть магию, так и давать ее тем, у кого ее не было.

— Как Тирек. — Гелиантус повернулась и посмотрела на Маледико.

Маледико ничего не ответил, но отвернулся от тяжелого взгляда Гелиантус. Вместо этого он сосредоточился на каменной статуе Дэнни Уильямса и принялся изучать ее. Тарниш, державший сферу, почувствовал необычное покалывание магии, и ему стало интересно, в чем дело. Он взглянул на Гелиантус, которая все еще смотрела на Маледико.

— Нам пора идти. Я хочу осмотреть костницу. Несомненно, там есть история, которая ждет своего часа, и мои чувства земного пони говорят, что мы должны туда отправиться. — Гелиантус издала слабое хныканье и отошла от статуи. — Старые кости могут поделиться многими секретами с теми, кто умеет слушать.

В этом крыле было еще так много интересного: другие выставки, другие экспонаты, старые враги и, возможно, даже старые друзья, спрятанные в забытых уголках. Тарниш вздохнул и понадеялся, что сможет вернуться сюда, чтобы узнать еще больше. И Гелиантус, и Маледико знали многое из истории. Несомненно, оба хранили секреты, и напряжение между ними немного тревожило Тарниша.

— Пойдемте, нам надо спешить…

Кости. Так много костей. Тарниш начал чувствовать себя немного неуютно рядом с костями. Они ему не нравились, совсем не нравились, он чувствовал, как его мышцы начинают напрягаться и дрожать при мысли о том, что его окружают кости. Его шаг сильно замедлился, и он больше не шел позади Гелиантус.

— Здесь есть какое-то присутствие, — прошептал Гелиантус, — я чувствую что-то такое, чего не чувствовала уже очень давно.

— Эти кости давно должны были превратиться в пыль. — Мод повернула голову из стороны в сторону, вглядываясь в происходящее. — Это кости, которых не должно быть. Я чувствую себя странно. Я не уверена, что мне это нравится.

— Я тоже чувствую себя немного не в своей тарелке. — Октавия прижалась к Винил, которая снимала все на камеру. — Мои чувства земного пони кажутся странными. Я чувствую себя не в своей тарелке.

Тарнишу от этого не стало легче. Сам того не желая, он заскулил и отступил к Мод. Когда все пони повернулись, чтобы посмотреть на него, ему стало стыдно и неловко за то, что он такой трусишка. Как он ни старался, он не мог перестать дрожать, и ему было трудно удержать магическую хватку на сфере Маледико.

— Не бойся, Тарниш, это всего лишь кости. Они не могут причинить тебе вреда. — Мод прижалась к Тарнишу и, поглаживая его по шее щекой, издала тихий успокаивающий звук. — Просто держись рядом со мной, и все будет хорошо.

— Эти кости, — начал Маледико.

— А что с ними? — спросила Гелиантус.

— Они осквернены, — ответил Маледико тихим, благоговейным, но тревожным шепотом. — Эти кости были живыми, когда погребли этот город. Они наблюдали за тем, как город запечатывается и превращается в гробницу. Один за другим они уходили из жизни, умирая от старости… или порчи.

Оскалив зубы, Тарниш прижался к Мод с такой силой, что, будь на ее месте кто-либо другой, он был бы опрокинут. Терпеливая, нежная Мод не проявляла никаких эмоций, а просто стояла, поддерживая своего мужа и лучшего друга. Медленными и осторожными шагами она вела Тарниша за собой, пока группа углублялась в костницу.

Остановившись, Винил обратила свой взор на странные кости. Здесь был череп — деформированный, вытянутый, с двумя несочетающимися рогами. Некоторые другие кости в штабеле были похожи не на кости пони, а на кости других животных. Винил снимала их в немом молчании, сохраняя на пленке весьма любопытные свидетельства.

— Это похоже на кости драконикуса. — Этими словами Мод высказала вслух то, о чем думали все присутствующие пони. — Если здесь умерли все, то кто поместил эти кости в костницу?

— Автоматы, которые обслуживают город, — ответил Маледико.

— Значит… этот город… здешние пони… они стали… как Дискорд? — Голос Октавии был медленным и заторможенным. Выглядя более чем немного встревоженной, она прижалась к Мод и Тарнишу, не желая беспокоить Винил, снимавшую что-то очень важное.

— Похоже, что так. — Гелиантус осмотрелась, а затем продолжила путь. — Впереди что-то живое. Приготовьтесь. Что-то пережило долгие эоны здесь, внизу.

Вбежав в небольшую камеру в конце костницы, Модлин Персефона Пай издала пронзительный вопль, от которого ее спутники едва не выскочили из своих шкур. Стремительным движением Мод вскочила с пола и приземлилась на спину Тарниша, испугав его и чуть не сбив с ног, а затем зарылась лицом в его гриву на шее.

— Вот черт, — вздохнула Октавия, пытаясь прийти в себя от внезапного испуга и хватаясь передней ногой за грудь.

Единственным пони, не пострадавшим от вспышки Мод, была Гелиантус, которая теперь рассматривала, что же так вывело бедную Мод из себя. В маленькой круглой комнате стояла каменная статуя пони. Статуя аликорна, или того, что когда-то было аликорном. Рог был отломан, крылья отбиты, а левой передней ноги не было.

Без предупреждения Мод испустила еще один вопль, от которого у всех, кто находился поблизости, могли лопнуть барабанные перепонки. Тарниш попятился, но не знал, как успокоить Мод, которая почти душила его своими передними ногами, обхватившими его шею. Он чувствовал ее сильную дрожь и понимал, почему она так волнуется.

Она так и не смогла полностью оправиться от того, что он превратился в камень.

— Что с тобой случилось? — прошептала Гелиантус, обращаясь к каменной статуе, которая не была каменной статуей.

Аликорн был огромным, больше, чем принцесса Селестия. На его лице застыло выражение мучительного ужаса, а рот был открыт в жуткой гримасе. Гелиантус потрясенно протянула одно копыто и коснулась статуи, а затем отступила назад, качая головой. Глаза ее слезились, и одна слезинка скатилась по щеке, упав на непыльный пол и оставив на нем темное пятно.

— Он сошел с ума от боли. Он все еще там и кричит уже тысячи лет. О звезды… как ужасно… я даже представить себе не могу…

— Бессмертие — это еще не то, чем оно кажется, — пробормотал Маледико.

— Почему он был превращен в камень и сломан? — Октавия, беспокоившаяся о Мод, встала рядом с Тарнишем и в ужасе уставилась на статую.

— Кажется, я понимаю, почему. — Гелиантус указала на задние ноги жеребца-аликорна. Одна из них, правая задняя, была покрыта опухолевидными наростами по всему подколенному суставу, а ниже бугристых, больных наростов нога уже не была лошадиной. Она заканчивалась лапой неизвестного происхождения с изогнутыми когтями. Гелиантус сделала шаг назад и содрогнулся от отвращения.

— Вон там два каменных крыла, — Маледико указал пальцем, — которые не сочетаются друг с другом. Кроме того, я вижу его рог.

— Это нам еще пригодится. — Гелиантус, дрожа, повернула голову и посмотрела на несоответствующие крылья, которые были оторваны от аликорна. — Нам понадобится рог. Я подозреваю, что некоторые части города заперты, и рог послужит нам ключом.

— Верно. — Проекция Маледико издала печальный вздох и покачала головой. — Мы ничего не можем для него сделать. Возвращать его в плоть было бы чудовищно, и мы не знаем, насколько он может быть болен, не говоря уже о том, что он опасно безумен. С его отколотыми частями он никогда не сможет полностью исцелиться. Я сомневаюсь, что его можно вылечить. В противном случае он будет продолжать мутировать, а не исцеляться, и превратится в нечто поистине ужасное.

— Нельзя ли как-то прекратить его страдания? — спросила Октавия.

— Нет, — дружно ответили Гелиантус и Маледико.

— Это сделала магия Грогара. — Гелиантус жестом велела Тарнишу взять рог, стоявший на невысокой полке в глубине круглой комнаты. — Это угроза, которую он представляет. Разрушение всего живого. Похоже, даже аликорны не застрахованы от его зла.

— Есть один, кто не подвержен его влиянию. — Маледико перевел взгляд на Тарниша, к спине которого прижималась Мод.

— Я? — Тарниш стоял, моргая, и с помощью своей магии достал рог.

Проекция Маледико кивнула:

— Прежде чем все закончится, я подозреваю, что ты узнаешь это сам…

77. Механомания

— Мод, дорогая, с тобой все будет в порядке? — На лице Октавии появились морщинки беспокойства, когда она заговорила. — Мод, пожалуйста, поговори с нами, мы все волнуемся. Просто скажи что-нибудь, что угодно, пожалуйста. — Повернув голову, она посмотрела на Винил, ее глаза были умоляющими, и ни одна из кобыл, казалось, не знала, что сделать для своей расстроенной подруги.

— Пока я жива, я, наверное, никогда не буду в порядке, — сказала Мод, нарушив молчание. — Не из-за этого. Не после того, как я чуть не потеряла Тарниша таким образом. Я тоже не хочу говорить об этом. Я просто не могу. Не сейчас. А может, и никогда. У нас есть работа, которую мы должны сделать, так что давай просто сделаем ее и покончим с этим.

— Я понимаю, Мод. Если бы что-то отняло у меня Винил, я бы отреагировала плохо. — Октавия отстранилась от Винил и приблизилась к Мод. — Не только Винил… но и вы с Тарнишем. Мы стали маленькой сплоченной группой. Мы с Винил очень любим вас обоих.

Все замолчали, и Тарниш с Гелиантус пошли по безжизненным пустым улицам. Винил держала камеру наготове, снимая как можно больше. Гелиантус не обращала внимания на многочисленные отвлекающие факторы — в старом городе было так много интересного, — а Тарниш продолжал идти туда, куда указывал Маледико.

Впереди показалось что-то похожее на дворец.

Двери открылись без всяких усилий. Похоже, это было именно то место, где следовало искать хранилище, которое можно было бы открыть рогом. Большие аликорны были не только фантастическим средством защиты от Судного дня, но и отличными ключами. Тарниш оглядывался по сторонам, поворачивая голову то влево, то вправо, и не обращал внимания на крошечные автоматы, которые сновали вокруг, пытаясь подготовить здание, похожее на дворец, к приему посетителей.

Зажглись лампы, мерцая, как будто их включили спустя тысячи и тысячи лет. Стены мерцали, словно само здание оживало, просыпаясь после долгого сна. Откуда-то послышался звук льющейся воды, похожий на журчание фонтана. Из вентиляционных отверстий начал выходить воздух нужной температуры — не слишком теплый, не слишком холодный, но идеально подходящий для животных с густой шерстью.

— Столько технологий, — говорила проекция Маледико в основном сама себе. — Мы были так развиты. Мы раздвинули границы всего, что только возможно. Мы построили врата в другие миры, в другие эпохи, в иные реальности. Мы придумали, как создавать свои тонкие места, чтобы путешествовать в соседние реальности. Мы строили корабли, которые летали как птицы… некоторые из них даже поднимались в небо, и мы надеялись исследовать звезды… бесконечные моря.

Тарниш остановился и прислушался.

— Мир был настолько развит. Мы начали исследовать не только небо, где не было воздуха, но и вакуум. Эта технология позволила нам исследовать и глубины океана. На основе технологий, найденных в других местах, мы сделали повозки, которые не требовали зверя, чтобы их тянуть. Мы раздвинули границы возможного… а потом скатились так далеко вниз. Я не знаю, что произошло. — Маледико взглянул на фреску на стене, изображавшую, судя по всему, механического кентавра. — Должно быть, это был такой длинный путь вниз.

В сухом воздухе появилась приятная влажность, облегчающая дыхание. Тарниш оглядел комнату, в которой находился. Стены свидетельствовали о технологиях кентавров. Фантастические летательные аппараты, машины в форме рыб, нечто, явно напоминающее поезда, но не такие, какие Тарниш знал.

— Я помню некоторые из этих машин с тех пор, как была молода, — пробормотала Гелиантус. — Большинство из них не работали, и все они были сломаны.

— Подожди. — Тарниш повернулся лицом к Гелиантус. — Как ты можешь помнить эти машины?

— Не бери в голову! — Гелиантус огрызнулась с нехарактерным для нее гневом. — Будет лучше, если ты просто сделаешь вид, что я ничего не говорила, Тарнишед Типот. — Сузив глаза, Гелиантус сосредоточилась на Маледико. — И не смей ничего говорить, дух… у нас есть соглашение.

— Соглашение? — Тарниш начал подозревать, что что-то происходит.

— Это тебя не касается. — Проекция Маледико повернулась лицом к Тарнишу.

— Ладно, хорошо. Храни свои секреты. — Тарниш фыркнул, покачал головой и раздраженно махнул хвостом. — Не то чтобы мы должны доверять друг другу. — Сузив глаза, он посмотрел на Гелиантус и Маледико.

— Когда все закончится, я дам тебе подходящее объяснение, — предложила Гелиантус.

Приняв ее слова, Тарниш кивнул. Он сомневался, что получит достойное объяснение, но оставил этот вопрос без внимания. Гелиантус была из тех пони, которые управляют тайным обществом, поэтому она хранила секреты, а секреты остаются таковыми, только если о них ничего не говорить. Замолчав, он приготовился к разочарованию.

Винил была рядом с ней, Октавия смотрела на стены, в то время как Винил снимала то, что они видели. Мод смотрела на нечто, похожее на большую механическую птицу. У нее было длинное трубчатое тело с размашистыми крыльями и плавниками. Некоторые из машин на стене не поддавались описанию.

Оглядевшись вокруг, Тарниш понял, что это место действительно было гробницей. Это было место, куда приходили умирать концепции и идеи. Сейчас в Эквестрии не было таких технологий, большинство из того, что было на стенах, было изобретениями, потерянными в веках. Конечно, в Эквестрии были дирижабли, но не было ничего похожего на механическую птицу или большую механическую рыбу, которая, несомненно, плавала в океанах. Это был склеп для знаний. Теперь, после его открытия, Тарниш почувствовал, что будущее может стать немного неопределенным. Похоже, технология могла способствовать гибели кентавров.

Несомненно, будет лучше, если это место никогда не увидят другие эквестрийцы, и Тарниш знал это. Пленки Винил нужно было держать в секрете. Тарниш начал понимать, что чем меньше об этом месте известно, тем лучше. Гелиантус, стоявшая в нескольких ярдах от него, смотрела на какую-то странную машину, которую Тарниш не мог постичь. Он не имел ни малейшего представления о том, на что она смотрит.

— Если здесь есть какое-то хранилище, то оно должно быть внизу, — сказал Маледико остальным.

Немного испугавшись, Тарниш спрыгнул с механической лестницы. Они были шаткими, издавали скрежещущий звук и уже не очень хорошо работали. Он не понимал, зачем кому-то нужны механические лестницы, движущиеся по повторяющейся петле. Сама идея казалась ему бессмысленной. Через несколько секунд после того, как он приземлился, механическая лестница со скрежетом остановилась и издала визг.

Даже с учетом того, что автоматы пытались поддерживать это место в рабочем состоянии, здесь начался упадок, и некоторые вещи умирали. Это немного печалило Тарниша. Он подумал, не начали ли автоматы выходить из строя и ломаться. Кто их ремонтирует? Ремонтируют ли они друг друга? Когда остальные спустились с лестницы, которая теперь была неподвижной, обычной лестницей, более или менее, Тарниш услышал, как рой автоматов идет чинить то, что сломалось.

Здесь, в глубине, большинство ламп работало, но некоторые мерцали. По стенам текла вода — несомненно, где-то прорвало трубу. Здесь, внизу, все было не так идеально. Возраст давал о себе знать, и время делало свое дело. В воздухе витало что-то затхлое, нечистое. Здесь, в глубине, чувствовался мрак и гнетущая атмосфера.

К Тарнишу, покачиваясь, подошел двуногий автомат, сделанный не из кентаврской стали. Похоже, он был в плохом состоянии, дрожал и трясся, его движения были дергаными и неуравновешенными. Один из его глаз-самоцветов еще светился слабым светом, другой потускнел. Из него на Тарниша полилась какая-то непонятная речь.

— Я не говорю на твоем языке, — сказал Тарниш.

Автомат зажужжал, его руки задрожали. Через несколько секунд раздалось шипение, коридор наполнился запахом раскаленного металла, и в груди старого голема что-то загрохотало. С грохотом и лязгом он заговорил.

— Стандартный язык рабочих — БИИИЗОРП! — задействован. — Автомат наклонился вперед. — Рабочий, ты не должен здесь находиться. Это опасно! Опасно! Город был запечатан. Здесь опасное для жизни излучение… БИИИЗОРП — Здесь опасное для жизни излучение… — БИИИЗОРП — Здесь опасное для жизни излучение… — БИИИЗОРП — Здесь опасное для жизни излучение… — БИИИЗОРП — Здесь опасное для жизни излучение… — БИИИЗОРП — Здесь опасное для жизни излучение… — БИИИЗОРП — В темноте мы слышим его песню и ждем дня, когда он проснется.

С громким скрипом автомат начал извергать дым, и едкий запах заполнил коридор, когда он отключился, окончательно покорившись времени и тлению. Двуногий автомат перевернулся и с грохотом упал на пол. Одна рука выскочила из гнезда и запрыгала по полу, издавая металлический звон.

— Всем пони нужно держаться поближе к Тарнишу, — сказала Гелиантус голосом, в котором слышалось слабое дрожание страха. — Подойдите все, все, подойдите поближе. У нас общая постель, так что это не должно никого беспокоить.

Тарниш проверил свой амулет и увидел, что он мигает, переходя от бледно-голубого к черному. От этого зрелища у него пересохло во рту. Он достал флягу с чаем, сделал глоток и передал ее остальным, чтобы они тоже могли выпить. Вернув флягу, он вставил пробку и сунул ее обратно в седельную сумку.

— Еще камни, которые я не узнаю. — Мод протянула копыто и коснулась стены. — Какие они странные и как любопытна их песня. Боулдер говорит, что они ему неизвестны.

Двигаясь всей группой, они пошли вперед по узкому коридору. Тарниш остался в середине, Гелиантус шла впереди, а Винил, слегка прихрамывая, сзади. Октавия шла справа от Тарниша, а Мод — слева.

Некоторое время коридор оставался ровным, а затем начал спускаться вниз. Стены блестели от влаги, а от нитей кристаллического трубопровода, проложенного по потолку, сыпались искры. Присутствовал затхлый запах гнили, от которого саднило в ноздрях, и компаньоны сморщили носы.

Обнаружился еще один автомат. Он стоял в углу и снова и снова бился головой о камень. Можно было не сомневаться, что делает он это уже очень давно, так как в камне образовалась выщербина — место, куда голова автомата ударялась бесчисленное количество раз. При каждом ударе слышался приглушенный металлический звон. Глаза автомата из драгоценных камней потускнели, а изо рта вырывалась непонятная тарабарщина.

Винил избавила старый автомат от страданий. С помощью своей магии она разнесла его на части, расчленив, отделив конечности от тела. С легким шипением различные части автомата застыли и перестали функционировать. Она сложила конечности, туловище и голову автомата в кучу в углу, где он бился головой уже много веков.

Впереди послышались приглушенные звуки движения, и Тарниш понял, что перед ним целая армия автоматов, и все они, несомненно, находятся в каком-то аварийном состоянии. Он навострил уши, услышав голоса, механические лязги, визги, какофонию механического безумия.

Навострив уши, Тарниш услышал слабые звуки пения:

— Внизу, во тьме, мы слышим его песню и ждем дня, когда он проснется. — От этого звука он вспотел. Ему совсем не нравился этот звук. Снова и снова повторялось это песнопение, с регулярностью автомата, бьющегося головой о стену.

Сделав глубокий вдох, Тарниш приготовился к механическому безумию.

Повсюду на земле были видны следы насилия автоматов над автоматами. Повсюду были разбросаны отрубленные головы, руки и ноги. Некоторые из автоматов были несочетаемы, выглядели неправильно, на них были похищенные руки и ноги других автоматов — свидетельство того, что они пожирали друг друга, чтобы продолжить свое мучительное существование.

Именно Винил расправлялась с ними, захватывая их одного за другим и разрывая на части. Она уничтожала в них жизнь, прежде чем они успевали стать опасными. Никому не нужен был автомат, бегающий вокруг с красивой, свежей пони-ногой или пони-головой. Один за другим механические безумцы были уничтожены, и ужасные песнопения смолкли.

За автоматами их ждала яркая дверь из кентавровой стали, и, конечно, в центре ее зияла дыра. Тарниш знал, что не существует силы, способной сдвинуть эту дверь с места. Да и стены, и пространство вокруг двери — все из кентаврской стали. Он достал из седельной сумки рог, поднес его к лицу и, ничего не говоря, вставил в отверстие в центре двери.

Плавные звуки механического совершенства приветствовали его, и с шипением дверь начала открываться…

78. Так осыпается подсолнух

В тусклом свете механическая рука обхватила морду Тарниша и начала сжимать. Нападение произошло так быстро, что времени на реакцию почти не осталось. Тарниш завыл от паники и ужаса, боль была почти ослепляющей. В глазах Тарниша вспыхивали вспышки звезд, а давление продолжало нарастать, и Тарнишу казалось, что его лицо вот-вот будет раздавлено. Горло наполнилось кровью, и он услышал, как скрипят кости, приближаясь к точке разрыва.

Раздался металлический лязг, когда Мод разбила атакующий автомат, и Тарниш почувствовал, как холодная металлическая рука отпустила его морду. Он упал на пол, захлебываясь собственной кровью, которая хлынула ему в горло и хлынула из ноздрей. Большое белое копыто едва не наступило на него, пока остальные пытались защитить его распростертое тело.

— Винил! — закричала Октавия.

Свет зажегся, и Тарниш начал терять зрение. Все его лицо пылало от боли, а давление в носу было таким, что казалось, будто он взорвется в любой момент. На него снова чуть не наступили, и он свернулся калачиком, стараясь не захлебнуться собственной кровью. Автоматы продолжали прибывать.

— Как они снимают щиты Винил? — Спокойный вопрос Мод выдавал ее неистовую борьбу за то, чтобы уберечь двух единорогов от хватающих и дробящих механических рук.

Зал наполнился гулким, торопливым шепотом, когда хор голосов запел одновременно:

— Внизу, во тьме, мы слышим его песню и ждем дня, когда он проснется. — Затем, двигаясь как единое целое, автоматы в разных стадиях функциональности продолжили атаку.

Встав на задние копыта, Гелиантус работала передними как поршнями, разбивая и сокрушая все, что пыталось схватить ее и повалить, пока она стояла над Тарнишем. Рядом с ней Мод и Октавия наносили удары по всем, кто подходило слишком близко. Винил пыталась оттолкнуть автоматы, но ее магия исчезала при соприкосновении с ними.

Один из автоматов вцепился в горло Октавии и не отпускал ее. Октавия начала задыхаться, ее горло с медленной жестокостью сдавливали неподатливые пальцы. Ударив прямой ногой, Мод обезглавила нападавшего на Октавию, а затем попыталась заставить пальцы, обхватившие горло Октавии, разжаться.

Ревя от боли и ярости, извергая кровь при каждом затрудненном вдохе, Тарниш пытался встать на копыта. С помощью магии он поднял свой щит и вытащил Фламинго. В считанные секунды ситуация изменилась, когда Фламинго вступила в схватку. Она была острой, смертоносной, но в глубине души оставалась пегасом — пегасом, чьи друзья попали в беду.

— Как по маслу! — крикнула Фламинго, разрубив автомат пополам. — А ты не такой уж и крепкий! — Взмахом сверху вниз она пробила голову и туловище автомата, пытавшегося схватить Винил. — Это как резать сыр! Мягкий, вязкий сыр! Я еще не встречала сыра, который не могла бы разрезать! — Когда Тарниш ударил автомат своим щитом, Фламинго воспользовалась тем, что тот потерял равновесие, и разрубила его.

— Внизу, во тьме, мы слышим его песню и ждем дня, когда он проснется.

— И НИКАКОГО ЖУТКОГО ПЕНИЯ! — закричала Фламинго, завершая взмах, который перерезал трех автоматов пополам у пояса. — НА КУСКИ! НА КУСКИ!

За считанные секунды Фламинго переломила ход битвы, и теперь автоматы пытались бежать, но в камере им было некуда деться. Она сбивала их с ног и рубила, колола, резала, рубила, рубила и даже шлепала плоской частью своего клинка.

— Какие страшные сны видит спящий, и какая радость ждет нас, когда он проснется, — пели в унисон все оставшиеся в живых автоматы, пока Фламинго продолжала превращать их в металлолом.

— ЖУТКИЕ ПОЮЩИЕ ГОЛЕМЫ ПРЕВРАТЯТСЯ В ТРУХУ! — закричала Фламинго, обезглавливая одного из членов жуткого хора. Последующий удар отрубил обе руки. — КОМУ НЕЙМЕТСЯ? РУКИ ВВЕРХ, ГОЛЕМЫ, КТО ХОЧЕТ УМЕРЕТЬ?

— Он просыпается!

— ЛУЧШЕ БЫ ОН УСНУЛ, ПОКА Я ЕГО НЕ ПРИРЕЗАЛА!

— Он просыпается!

Крича от бессвязной ярости, Фламинго прикончила последний автомат.

— Тарниш, ты в порядке? — Мод, сидя на крупе, держала голову Тарниша в своих копытах. — Как ты думаешь, что-нибудь сломалось? Может быть, нам нужно повернуть назад и вытащить тебя отсюда?

Тарнишу стало трудно дышать, и он не знал, что ответить. Теперь, когда гнев схлынул, ему было так больно, что хотелось плакать. Из ноздрей сочилась кровь. Морда уже сильно опухла. Все произошло так быстро, так неожиданно, и он все еще находился в шоке от произошедшего.

— Мод, у тебя кровь… это плохо.

Пока Октавия говорила, Винил оторвала рукав платья Мод, обнажив разорванную плоть. Из рукава виднелась рваная рана. Жестокие механические пальцы автомата схватили Мод за ногу и сжали. Рана выглядела еще хуже, чем была на самом деле, а повреждение пришлось на костную область около колена. Винил смазала рану йодом, а затем начала заматывать ее марлей. После нескольких обертываний она завязала ее узлом и туго перетянула.

— Гелиантус, у тебя слишком сильное кровотечение…

— Октавия, это просто царапины. Со мной все будет в порядке. — Гелиантус опустила голову и стала изучать морду Тарниша, за которую его схватили. — Выглядит довольно плохо. Единственный способ узнать, сломано ли что-нибудь, — это сжать морду и пощупать, целы ли кости… а я не думаю, что кто-то из нас хочет сейчас делать это с Тарнишем.

— Октавия, как твое горло? — спросила Мод.

— Немного болит, — ответила Октавия, — Я буду в порядке. Присутствие духа и все такое. Это ничто по сравнению с бедным Тарнишем. Ему чуть лицо не оторвало.

— Похоже, Винил потрепали. — Гелиантус вытянула свою длинную шею и стала осматривать окровавленные бедра Винил. — Да, Винил сцапали. Кто-то принес йод.

Винил захныкала — она была совсем жеребенком, когда дело касалось боли. Октавия обняла свою подругу, чтобы поддержать ее, притянула к себе, а затем кивнула Гелиантус. Большая кобыла взяла у Винил флакон с йодом, подняла его в мускулистой мощной ноге и капнула немного йода на холку Винил, которая уже почти превратилась в механически разделенные куски лошадиного мяса. Жжение йода вызвало у Винил всхлипывания, и она прижалась к Октавии, чтобы утешиться, издавая приглушенные вздохи боли.

Оглядевшись по сторонам, Тарниш изучил груды разделанных автоматов и камеру, которую теперь занимали он и его спутники. Стены, потолок и пол были сделаны из кентаврской стали. Пол под его копытами дрожал, причина вибрации была неизвестна.

— Октавия, тебе повезло, что тебе не разорвали горло. — Слова Гелиантус вызвали заметный холодок в воздухе, заставив Винил и Октавию вздрогнуть. — Я рада, что с тобой все в порядке. Я боялась, что не смогу уберечь всех вас.

— Мы еще не закончили. — Слова Тарниша звучали так, словно он сильно простудился и у него был заложен нос. — Вы все слышали, что они сказали… Он проснулся. Мы должны усыпить его, если сможем. Я не знаю, что нас ждет впереди, но я знаю, что именно я должен положить этому конец.

— Я чувствую себя странно, — сказала Фламинго тихим голосом. — Я чувствую себя так же, как тогда, когда увидела дерево гармонии. Я чувствую себя такой целеустремленной. Я с тобой, Тарниш, до конца. Я — Элемент Розовости, и я буду с тобой до конца, какой бы конец ни наступил.

Кивнув, Тарниш ответил:

— Ну что ж, Фламинго, продолжим путь…

В ушах стоял раздражающий гул, заставлявший вибрировать зубы. От этого ощущения носовые ходы Тарниша горели мучительной болью, которую он с трудом игнорировал. Он шел, держа перед собой щит, а Фламинго вела его через стальное хранилище кентавров. Кровь продолжала капать у него из ноздрей, с губ и с подбородка.

Узкий коридор открылся в другую камеру, вокруг которой кентаврианская сталь образовывала сплошной барьер. В этой камере в стенах имелись шкафы, в которых хранились какие-то предметы. Проекция Маледико подняла руку в знак того, чтобы Тарниш остановился.

— Это не опасно, это сокровища, хранящиеся в надежном месте.

Остановившись, Тарниш осмотрелся: из его носа потекла струйка крови. На каменном бюсте пони лежала пара очков. Он взглянул на Гелиантус, как бы спрашивая разрешения, и, когда она не ответила, снял очки с каменной головы пони и сунул их в седельную сумку.

Там же была коллекция различных роговых колец, несколько туфель, небольшая серебряная статуэтка пегаса, палочка с рубиновым наконечником, кинжал с лезвием в форме листа, несколько магических камней, которые светились собственным светом, зеркало и множество других безделушек, которые Тарниш сграбастал и засунул в седельные сумки. Он ничего не оставил, и все витрины остались пустыми.

Выплюнув комок мокроты и крови, Тарниш продолжил путь через следующий дверной проем.

В следующей камере также имелись шкафы-витрины, но они были пусты. Тьма, казалось, становилась все гуще, а световые заклинания — все слабее. Светящиеся светильники, закрепленные на стенах, почти не разгоняли тьму. На полу этой комнаты лежал неподвижный автомат, к которому Тарниш отнесся с недоверием.

Гелиантус перевернула его, а затем вскрикнула от увиденного. Из глаз автомата росли черные кристаллы, выступающие из бледно-желтых драгоценных камней. Металлическая поверхность была уже не гладкой, а изъеденной коррозией, бугристой, неправильной формы и с ямками. Весь торс автомата был испещрен тысячами мелких слов, которые Тарниш не мог прочитать, но при взгляде на них зрение затуманивалось, а желудок сводило тошнотой.

Вокруг странных слов, начертанных на туловище автомата, свет казался самым тусклым. В темноте виднелись маленькие загогулины, похожие на призрачных личинок, и Тарниш не мог понять, реальны они или это галлюцинация.

Зараженные кристаллами глаза автомата вспыхнули светом, заставив Гелиантус отпрыгнуть назад. Механические пальцы слабо дернулись, и механический голем задребезжал:

— Хозяин, прости меня, я несовершенный сосуд! Прости, что я не смог вместить тебя! Пожалуйста, спой мне еще раз! Мне так одиноко без твоего голоса! Спой мне, Хозяин! Пой! ПРОСТИ МЕНЯ!

И тут огоньки в глазах из драгоценных камней погасли, и автомат затих. От его лица поднимался дым и едко пахло озоном. Гелиантус посмотрела на Тарниша, а затем на Фламинго. Бросившись вперед, Фламинго несколькими быстрыми ударами разрубила голема на куски, а затем вернулась к Тарнишу.

— Держитесь ближе друг к другу, — сказала Гелиантус остальным. — Держитесь ближе к Тарнишу. Что-то здесь нечисто. Когда мы закончим, я поговорю с Селестией, чтобы она очистила нас солнечным светом и эликсиром феникса. Я боюсь, что мы заражены.

Октавия вздрогнула от грозного предупреждения Гелиантус, но ничего не сказала.

Следующая камера была небольшой, и в ней стояла ужасная вонь. Тарниш остановился и посмотрел на другую сторону комнаты. Там на земле лежала металлическая дверь, а дверная коробка представляла собой диковинную конструкцию из дерева. Она выглядела как окаменевшая древесина. Помещение было наполнено странной пульсирующей энергией, а свет был очень тусклым.

— Мы на месте, — объявил Маледико. — Корона Порчи уже близко.

— Я тоже это чувствую. — Гелиантус протиснулась мимо Тарниша и вышла на середину зала. — Здесь есть болезнь. Даже Дискорд в глубинах своего безумия не был таким мерзким. У меня мурашки по коже от того, что здесь спрятано. — Высоко подняв голову, она посмотрела на Тарниша и сказала: — Тарнишед Типот… сейчас твое время. Не подведи нас.

Повернувшись, Гелиантус направилась к открытому дверному проему, переступила через упавшую дверь, и в тот момент, когда ее голова прошла сквозь деревянную раму, большая кобыла распалась на части. Ее тело превратилось в груду камней, почвы и свернувшихся корней на полу в дверном проеме. Посреди ее останков лежал засохший и сморщенный подсолнух.

— ГЕЛИАНТУС! — закричал Тарниш.

Но было уже поздно: большой кобылы больше не было, и она оставила после себя очень странный труп.

79. Жизнь находит выход

— Гелиантус… — Октавия покачала головой. — Я не понимаю, как это могло случиться? Что с ней произошло? — Цепляясь за Винил, она села на пол, уставившись на странные останки, лежавшие в дверном проеме. — Здесь все так ужасно, что я не смогу этого вынести. Мне нужно снова оказаться на солнечном свете.

Мод сделала несколько осторожных шагов к останкам Гелиантус, потом остановилась, с болезненным криком отшатнулась. С большим трудом она оттащила себя от двери, позвоночник и голова ее обвисли. — Это похоже на смерть… мои силы уходят… я чувствую себя такой слабой… держитесь подальше от двери.

— Камера облицована нульвудом. Окаменевшим нульвудом. — Эти слова исходили от мерцающего призрака, появившегося в камере. — Не печалься, с Гелиантус все будет хорошо. Смерть для нее — лишь временное неудобство.

— Принцесса Селестия? — Тарниш сосредоточился на призрачной фигуре, стоящей рядом с ним, и услышал звуки рыданий Октавии, которая притянула Мод ближе к себе и Винил. — Принцесса Селестия, что вы здесь делаете?

— Ты должна им объяснить, — сказала проекция Маледико проекции Селестии.

— Возможно, ты прав, — ответила принцесса Селестия. — Гелиантус — мое творение… мой способ изучить анимагию. Я оторвала часть своей души и создала ее тело из обычной земли. Со временем я дала ей жизнь… и она обрела индивидуальность. Она стала самостоятельной сущностью. Я использую ее как свои глаза и уши в этом мире и посылаю ее выполнять опасные задания, которые мне не под силу. Со временем крошечный фрагмент души, который я ей дала, вырос и превратился в цельную душу. Сейчас она находится в астральных сферах и, без сомнения, нетерпеливо топчется в моих подсолнухах.

Тарниш, который был в этих подсолнухах, кивнул, а затем с пониманием произнес:

— Меллонелла Мот? Дав?

— Обе — результат того, что я обучила Луну и Кейденс искусству анимагии. Я научила их формировать и взращивать души. Меллонелла хорошо развивается, и со временем она обретет больше постоянства, как Гелиантус, но Дав очень хрупка и требует, чтобы Кейденс находилась рядом. Она была там, среди пони, в ту ночь в обществе Присутствие духа, оживляя Дав. — Принцесса Селестия посмотрела на останки Гелиантус, а затем на Тарниша.

— А что насчет Твайлайт? — спросил Тарниш.

— Твайлайт не может совершить прыжок на астральный план. Она слишком усложнила себе задачу. Она написала пять книг по теоретической астральной механике, пытаясь понять, как и почему. Она настолько все усложнила, что никогда не сможет совершить прыжок. Это самый большой недостаток Твайлайт — она не выносит простоты. — Теперь на проекции Селестии появилось грустное выражение.

— Это так же просто, как дышать. — Тарниш начал задумываться, не является ли его незамысловатый ум преимуществом. Он не считал себя глупым, по крайней мере, в данный момент, но он понимал, что ему не хватает определенной умственной сложности, и это было положительным моментом. Фыркнув, Тарниш понял, что находится в хранилище жуткой тьмы, и сейчас не время заниматься самоанализом.

Даже не задумываясь о том, что делает, он направился к окаменевшему дверному проему из нульвуда, но остановился, не дойдя до него совсем немного. Он приостановился, услышав, как вздохнули его спутники, затем повернулся, чтобы посмотреть на них. Через несколько секунд он понял, что на него не действует антимагическая природа окаменевшего нульвуда.

— Я чувствую себя прекрасно, — объявил он, когда его спутники уставились на него широко раскрытыми от страха глазами. Даже Мод отреагировала — Тарниш заметил, что она моргает гораздо быстрее, чем обычно.

Он отступил назад, а затем начал снимать с себя многочисленные магические предметы. Амулет, седельные сумки, щит — все это он снял и сложил на полу в кучу, готовясь пройти через дверь и встретить то, что было за ней.

— Тарниш, ты гораздо могущественнее, чем ты думаешь. — Маледико, чья сфера слегка замерцала, когда Тарниш приблизился к дверному проему, указал на Тарниша пальцем. — Конечно… твоя магия и магия Нульвуда происходят из одного и того же места. Терра-Таума. Первородная магия, похоже, знает, что ты работаешь в ее интересах. Нульвуд не уничтожит тебя. Природа не будет работать против себя, не в этом случае.

Раздетый, избавленный от своих многочисленных вещей, Тарниш вновь направился к двери…

— Эй, тут сзади есть пьедестал из нуллвуда, — сказал Тарниш остальным. — Он весь черный и гнилой. На нем лежит корона. Когда я смотрю на нее, меня тошнит и зрение расплывается.

— Это она, Тарниш, — ответил Маледико, — бич всех творений. Она должна быть уничтожена. — Голубая сфера теперь была у Винил, и Маледико проигнорировал ее попытки ткнуть копытом в его проекцию.

— Я знаю хороший новый вулкан, в который мы могли бы сбросить ее, — предложил Тарниш.

Размахивая руками, Маледико ответил:

— Что за невежественный идиот бросает в вулкан мощнейший артефакт, искажающий реальность? Куда, по-твоему, денется вся эта магия? Вулкан начнет извергаться, и мир будет обречен! Никто и ничто не должно быть настолько тупым!

— Ладно, ладно, я понял, у меня была дурацкая идея! — Тарниш вышел из комнаты и снова повернулся лицом к своим спутникам. — Значит, не надо сбрасывать опасные артефакты в действующие вулканы. Плохая идея. Понял. Принято к сведению. Запомнил.

— А Фламинго может это разрубить? — спросила Мод. — Я подозреваю, что она может разрезать что угодно. Она оставила зарубки на стенах из кентаврианской стали, когда произошел бой.

Потирая подбородок, Маледико ответил:

— Возможно, но тогда мы столкнемся с выбросом энергии. Большая часть жизни, как мы ее знаем, прекратит свое существование. Думаю, это был бы всемирный катаклизм. И это мое осторожно-оптимистическое предположение. — Призрачный кентавр продолжал потирать подбородок.

— Я не могу помочь тебе, Тарниш. Если я прикоснусь к нему своей магией или попытаюсь манипулировать им, это будет означать мой конец. — Проекция Селестии посмотрела на Тарниша печальным и разочарованным взглядом. — Если я уйду, большая часть жизни, какой мы ее знаем, уйдет вместе со мной.

— Простите, что я заговорила об этом, но я все еще заинтригована Гелиантус. — Мод подняла голову и посмотрела на Селестию. — Магия Аликорнов удивительна. Я знаю, что сейчас не время, но мне очень хочется узнать, как оживают камень и земля.

— Мод, моя маленькая пони, это не магия аликорнов, а магия земных пони, которая дает Гелиантус тело, — ответила принцесса Селестия. — Что касается астральной связи, необходимой для оживления, то при желании любое живое существо может совершить такой прыжок. Вот тут-то и возникает сложность. В астральных сферах формирование души ничем не отличается от лепки глины.

Повесив голову, проекция Маледико вздохнула:

— Я знаю, что нужно сделать.

— Знаешь? — спросил Тарниш.

— Знаю. — Маледико снова вздохнул. — Я должен выполнить свое предназначение. Я прошел сквозь время, чтобы решить эту проблему, и, как я понимаю, я создал для этого средства. Моя сфера и твоя магия могут обнулить корону. Это будет хаотично и разрушительно, но Корона Порчи и эссенция магии ядовитой шутки взаимно нейтрализуют друг друга, оставляя после себя лишь сырые хаотические силы созидания.

— Объясни. — Тарниш наклонил голову на одну сторону, а затем захрипел сквозь запекшуюся кровь в ноздрях.

— Я думаю, что корону можно рассечь, разрубить, и это высвободит ее магию. Это будет плохо. — Голос Маледико немного понизился до приглушенного шепота. — Но если ты также рассечешь сферу, то взрыв концентрированной сущности ядовитой шутки будет противодействовать дурной магии Грогара. Это навсегда изменит местность вокруг взрыва. По крайней мере, я думаю, что это будет подходящая роща для друидов.

— Полагаю, что наличие зоны сильной дикой магии гораздо предпочтительнее, чем исчезновение или порча большей части всего живого на нашем континенте. — Проекция принцессы Селестии высоко подняла голову. — Тарниш, ты наш нынешний Гелиофант и единственный друид Эквестрии, и я отдаю это место дикой магии тебе, чтобы ты мог восстановить древний орден.

Ошеломленный, Тарниш не знал, что ответить. И тут до него дошло, что уничтожение сферы Маледико означало бы и уничтожение Маледико. Страшная тяжесть опустилась на сердце Тарниша, когда он понял, что дальнейшие действия означают убийство его учителя и источника знаний. Глаза слезились, боль в морде пульсировала и усиливалась от напора собственных слез, но он понимал, что таков путь жизни. Кто-то должен умереть, чтобы другие могли жить.

— Ты назвала его Гелиофантом, — обратился Маледико к Селестии, — Хранителем Рассвета. Я удивлен, что ты знаешь о старых орденах. Но если есть Гелиофант, то должен быть и Вестник Селены. Древний порядок должен поддерживаться в равновесии. Гелиофант не может существовать без противовеса.

— Нам нужен сильный волшебник, — негромко сказала проекция принцессы Селестии.

— Да, нужен, — согласился Маледико, когда его проекция повернулась лицом к Винил. — Тот, кто любит ночь и готов петь ей дифирамбы. Тот, кто будет служить противовесом Гелиофанту. На каждого Гелиофанта всегда найдется волшебник, равный ему.

— Винил… — Октавия притянула свою подругу ближе и обняла ее.

— Орден волшебников, не преданных короне или стране, а слуг земли и природы. — Маледико посмотрел на Селестию, ожидая ее реакции. — Орден волшебников, преданных только друидическому ордену. Можешь ли ты терпеть такое, Богиня Солнца?

— Не называй меня так. — Селестия бросила на Маледико суровый взгляд. — Я многое стерплю, если это позволит сохранить жизнь и ослабить влияние Грогара. Я не настолько горда, чтобы отвергать помощь и могущественных союзников.

— Винил, ты должна это сделать. — Октавия потерла копытом ребра Винил. — Подумай только, в какую беду вы с Тарнишем можете попасть.

Несколько раз моргнув, Винил кивнула в знак согласия и приняла свою роль.

— Что теперь? — спросил Тарниш.

Проекция Маледико еще раз потерла подбородок:

— Теперь наступает самое сложное. Ты должен поднять корону на поверхность. Мы не можем разрезать ее здесь, взрыв в замкнутом пространстве убьет нас всех, и мы не хотим быть похороненными заживо. Тарниш, ты единственный, кто может прикоснуться к короне, и никто другой не сможет прикоснуться к тебе, пока ты держишь ее в своей магии.

— Хорошо. — Тарниш кивнул.

— Как только мы окажемся на поверхности, нам нужно будет отправить остальных в безопасное место. Нам также понадобится подходящее место для совершения этого акта. Ты возьмешь Фламинго и одним ударом нанесешь болезненный удар Грогару…

— И покончу с тобой, — закончил Тарниш.

— К сожалению, да. — Маледико кивнул. — Что подводит нас к следующей фазе плана.

— Следующей фазе? — спросил Тарниш.

— Это акт огромного разрушения. — Голос Маледико слегка дрогнул, когда он ответил. — Ты создашь новую рощу друидов, место жизни… место для живых существ.

— Да? — Тарниш ждал и надеялся на лучшее разъяснение.

— Ты должен будешь втянуть в себя столько сырой, хаотичной магии, сколько сможешь, используя свой магический талант, и когда ты наполнишься до отказа… — Слова Маледико оборвались, и он уставился на Тарниша.

— Что? — Тарниш нетерпеливо потребовал: — Просто скажи это.

— Нам понадобится еще одна жертва. — Глаза Маледико опустились к полу.

— Кто-то еще должен умереть? — спросил Тарниш.

— Нет. — Маледико поднял взгляд и глубоко вздохнул. — На самом деле, очень важно, чтобы кто-то остался в живых. Нет, нам нужен сосуд, в который ты сможешь передать свое семя и весь хаос, который ты впитал. Ему нужно дать жизнь.

— Подожди, что ты хочешь сказать? — Тарниш с трудом понимал смысл сказанного и чувствовал, что у него пересохло в горле. — Что именно ты пытаешься мне сказать?

— Тарниш, он хочет сказать, — начала Мод, — что после того, как ты втянешь в себя столько магии, сколько сможешь, тебе нужно будет перенаправить ее в готовую к этому матку. — Одна бровь Мод приподнялась, и на ее лице появилось необычное выражение. — Мы все должны чем-то жертвовать. Я готова внести свою лепту.

— Что? — Тарниш стоял, моргая. — Что?

— Тарниш, все очень просто. Чем больше хаотической магии ты поглотишь и очистишь, тем меньше будет монстров и мутантов, когда все закончится. Роща друидов будет диким, хаотичным местом, которое будет действовать как кузница новой жизни, но опасные элементы можно уменьшить, перенаправив энергию в другую форму. — Уголки рта Селестии дернулись вниз, и она с очень строгим выражением лица добавила: — Большая часть магии друидов была сексуальной по своей природе, как я читала.

— Просто интересно, каким будет жеребенок у Мод? Будет ли он… неестественным? — спросила Октавия.

— О, я подозреваю, что он будет очень похож на Мод, — ответил Маледико. — Буйная, разрушительная сила природы, сдерживаемая тонкой оболочкой спокойствия и сострадания. Только… гораздо более магической природы. — Почти наверняка жеребенок будет единорогом, возможно, таким же, как Тарниш, связанным с Терра-Таумой. Странность. Аномалия. Все, что обладает таким количеством магии, должно иметь какой-то выход… иначе, ну, иначе, это будет просто очаровательное маленькое стихийное бедствие, которое только и ждет, чтобы случиться. Страшно подумать…

— О… здорово… — Мод не смогла сдержать сухой сарказм. — Ладно, надо заканчивать. Тарниш, мы отправимся на тот остров посреди озера. Ты возьмешь Фламинго и разрежешь корону и сферу пополам, высвободив их энергии, чтобы они могли погасить друг друга. Мы с тобой выдержим образовавшийся вихрь хаоса, и ты втянешь в себя его как можно больше. А потом…

— Что потом? — Тарниш, в горле которого пересохло и появился привкус крови, сглотнул.

— Ну, — бесстрастно ответила Мод, — это должно быть очевидно. Ты просто трахнешь меня, а потом мы подождем и посмотрим, что произойдет.

Сморщившись, Тарниш покачал головой:

— Я не знаю, хороший ли это план…

80. Преимущество 2D

Окровавленные и избитые, спутники были благодарны за короткий отдых, пока они планировали, что делать дальше. Октавия сидела, потирая больное горло, а Мод, не обращая внимания на свои травмы, смотрела на мужа, который в данный момент совсем не походил на себя прежнего. Проекция принцессы Селестии, хотя и не реальная, стояла в оборонительной позе над своими маленькими пони, сгрудившимися в темноте.

Усталая и измученная Винил достала из седельной сумки свою грифельную доску, используя телекинез, а не колдовство, чтобы сэкономить часть имеющейся у нее магической энергии. Коротеньким огрызком мела она принялась что-то записывать, а затем поднесла его к глазам своих спутников.

Поднять Тарниша и вытащить из отверстия будет непросто, если мы не сможем до него дотронуться.

Винил заранее продумала и предусмотрела главную проблему их плана. Пока Тарниш будет нести корону, никто не сможет прикоснуться к нему никаким образом, включая магию. На лице принцессы Селестии появилось обеспокоенное выражение. Октавия и Мод обменялись взглядами. Тарниш устало вздохнул.

Однако я знаю заклинание ходьбы по стене. Перед тем как мы отправимся в путь, я наложу на его копыта заклинание хождения по стенам и хождения по воде. Просто скажите мне. Она стерла слова и написала еще. Эти заклинания доведут меня до изнеможения. Я буду беспомощна.

— Я понесу тебя, — предложила Мод, и прежде чем Октавия успела запротестовать, Мод шикнула на нее. — Тебе трудно дышать. Я в порядке, более или менее. Просто позволь мне это сделать.

Кивнув, Октавия согласилась, но ничего не сказала.

— Жаль, что у нас нет больше времени, — сказал Тарниш Маледико. — Я только начинаю узнавать то, что мне нужно знать. А как я буду учиться без сферы? — Распухшее, искаженное лицо Тарниша исказилось как от физической, так и от эмоциональной боли. В уголке его глаза заблестела кровавая слеза, от которой сильно жгло и уголок глаза подергивался.

— Ты найдешь способ. — Проекция Маледико слегка замерцала, и светящаяся синим голова кентавра опустилась. — Грррр поможет тебе. Поэкспериментируй над ним. Научившись управлять его телом, ты научишься управлять флорой и манипулировать ею. С фауной немного сложнее, разум животных сильнее и будет сопротивляться сильнее, но ты научишься. Друид никогда не остается без помощи. Стоит только подумать, и лес оживет и поможет тебе.

— А как же Винил? Какова ее роль во всем этом? Я так многого не знаю. — Тарниш посмотрел на отдыхающего единорога, а затем снова на своего учителя. — Мы с тобой только начали. Это слишком неожиданно. Должен быть какой-то другой путь.

— Ты должен быть уверен в себе, — ответил Маледико. — Винил будет выступать в роли своеобразного противовеса. Друиды и чародеи давно сплели магию воедино на благо всех. Как солнце и луна, вы двое поймете, что ожидается друг от друга, и найдете равновесие. Вдвоем вы станете пастырями нового порядка. Никто и никого не отвергнет… У каждого из нас своя роль. — Маледико нахмурил брови, и выражение его лица стало очень суровым. — Давным-давно мы совершили ошибку. Орден стал считать, что только эквинные расы могут достойно служить Земле… кентавры и пони всех мастей. Учись у прошлого, Тарниш, тебе его показали предостаточно.

— Я не хочу разрушать свою сферу. — Еще одна кровавая слеза упала из уголка глаза Тарниша, показав, что ущерб, нанесенный его лицу, был значительным. — Но я понимаю, что это должно быть сделано. Я готов… Я понесу корону к месту ее уничтожения.

— А что будет с этим местом? — спросила Мод, глядя на призрачный образ принцессы Селестии.

— Это место опасно, — ответила проекция принцессы Селестии. — Я сделаю все возможное, чтобы запечатать его и обеспечить его защиту. Пройдет много времени, прежде чем остаточное зло этого места исчезнет. Все вы уйдете из жизни от старости, как и ваше потомство.

А как же Грогар, скрывающийся в пещере? Винил подняла свой лист, чтобы проекция принцессы Селестии могла его увидеть.

— Я подозреваю, что даже сейчас Грогар осуществляет свой побег. — На лице принцессы Селестии появилось кислое выражение, а по всему телу пробежала заметная дрожь. — Если бы я пошла и попыталась найти его тень в этой пещере, я думаю, что нашла бы ее пустой. Без сомнения, он будет путешествовать по подземным ходам, спускаться в потайные щели мира, пока не найдет какое-нибудь другое убежище.

— Как же нам его победить? — спросил Тарниш.

— Подозреваю, что никак, — без колебаний ответила принцесса Селестия. Призрачный образ мудрого и лукавого аликорна испустил разочарованный вздох. — В конце концов, я думаю, что у Твайлайт есть еще один злодей в ее галерее изгоев. Но ей понадобится помощь. Ей понадобятся ее друзья. И, возможно, все вы. — После паузы она добавила: — Без сомнения, ей понадобится столько друзей, сколько она сможет собрать. Все враги, которые приходили раньше, покажутся ей просто разминкой по сравнению с тем, что нас ждет. Мы все будем очень страдать, прежде чем все закончится.

— Без своей короны Грогар будет ослаблен. — Слова Маледико мало утешали в прохладной темноте. — Возможно, уничтожив корону, мы нанесем ему смертельный удар.

— Я не понимаю. Каким образом? — Тарниш, заинтригованный, сосредоточил все свое внимание на Маледико.

— Грогар обрел бессмертие благодаря черной звезде, когда она упала. — Голос принцессы Селестии был не более чем шепот, аликорн словно рассказывала призрачные истории в темноте. — Уничтожение короны разорвет эту связь.

— Тарниш, твои принцессы, и Селестия, и Луна, если бы что-то захотело убить их, им пришлось бы сначала уничтожить солнце и луну. Тщательно и окончательно. Солнце должно быть погашено, а его сердце уничтожено… а что касается Луны, то если хоть пылинка уцелеет, то и Луна тоже. Она будет ослаблена, но пока она сможет воссоздать луну, она выживет.

Тарниш уставился на Маледико, пытаясь понять, что сказал кентавр.

— Принцесса, прошу простить меня, но я считаю, что они должны знать правду, — сказал Маледико. Кентавр склонил голову, а затем продолжил: — Вы двое пришли намного позже моего времени, но я знал об этом плане. Мы, кентавры, давно обсуждали возможность создания самого совершенного оружия войны против войны. Мы, кентавры, стремились к долгосрочной стабильности. Мы знали, что любых будущих завоевателей мира нужно остановить… уничтожить. Мы, кентавры, считали, что любой желающий завоевать мир задумается, столкнувшись с пугающей перспективой уничтожения солнца и луны для осуществления своих планов, поскольку мира для завоевания не будет. Наш план, план кентавров, был очень прост… Создать двух защитников мира, которых невозможно остановить. Способ гарантировать, что жизнь будет продолжаться и продолжаться. Способ подстраховаться.

— Это амбициозный план. — Октавия несколько раз моргнула, пытаясь осмыслить только что услышанные слова.

— Я была запланирована? — спросила Селестия голосом, в котором чувствовался дискомфорт.

— Это похоже на распускание свитера. — Тарниш закашлялся, затем выплюнул на пол комок крови и мокроты. — Больше никаких разговоров. Мы должны покончить с этим. Я готов идти. Винил, накладывай заклинания.

— Я спланирована… — У проекции принцессы Селестии теперь были поникшие уши. — Вопросов так много, жаль, что сфера должна быть уничтожена.

— Возможно, ответы еще найдутся. Есть и другие города, такие же, как этот, места, скрытые от мира, запечатанные и забытые. Отправляйтесь на их поиски. У вас много бесстрашных исследователей. — Маледико пристально посмотрел на принцессу Селестию, и выражение его лица было смешанным: печальным и полным надежды. — Однако будьте осторожны. Многие наши секреты должны оставаться похороненными, и вам может не понравиться то, что вы найдете, если вы это найдете.

Когда Тарниш начал готовиться, принцесса Селестия ответила:

— Я буду иметь это в виду…

Все сводилось к этому моменту. Тарниш закрыл опухшие глаза и сделал глубокий вдох, чтобы наполнить легкие. Необремененный, обнаженный, как в день своего рождения, он открыл глаза и встал лицом к дверному проему из окаменевшего нуллвуда. План был прост. Войти, взять корону, выйти, взять голубую сферу, чтобы свести на нет влияние короны, и отправиться на остров.

Все выглядело достаточно просто.

Остальные уже отступили из хранилища, оставив его одного. Ему нужно было пространство, чтобы двигаться самостоятельно и беспрепятственно. Топнув копытом по полу, Тарниш собрал всю свою храбрость и постарался вцепиться в нее как клещ. Глубоко вздохнув, он прошел через дверной проем, выдохнув все наружу в медленном выдохе.

Магия его не подвела. Нет, нуллвуд, как и прежде окаменевший, повиновался ему. Телекинезом он схватил корону и поднял ее с гнилого пьедестала из черного нуллвуда. Мир вокруг него стал темнее, тусклее, стало трудно дышать. Тарниш не обратил на это внимания и вышел из маленькой комнатки, где хранилась корона. Он поднял с пола сферу, повернулся и стал пробираться к выходу.

И тут, освободившись из хранилища, выложенного нуллвудом, Корона Порчи проснулась…

Из глаз Тарниша, ставших белыми от переизбытка магической энергии, струился голубой туман. Его кожа пузырилась, как горячий воск: под ней росли опухоли, которые затем очищались его магией, реагирующей на тауматургическую порчу. Магический рак рос и умирал, не в силах укорениться.

В общем, процесс был мучительным, агонизирующим, и Тарниш ничего не мог с этим поделать, кроме как стиснуть зубы и терпеть боль. Вокруг него в бледно-голубом свете, исходившем от сферы и его магии, вырастали длинные и извилистые тени. Тень Тарниша обрела собственную жизнь, она извивалась, танцевала на полу и стенах рядом с ним и под ним, превратившись в силуэт козла.

— Остановись, что ты делаешь…

Голос, голос Грогара, был не громче слабого звука дыхания. Камера вокруг Тарниша наполнилась инеем, который пополз по стенам, и стало заметно его собственное дыхание. От холода жутко болела избитая морда и затекли суставы.

— Я уничтожу тебя… Я уничтожу все, что тебе дорого… Я уничтожу все, что ты любишь…

Тарниш проигнорировал голос и продолжил.

— Спустя долгое время после того, как я уничтожу тебя… Я изуродую утробы твоих дочерей и заставлю их родить моих генералов. Я развращу семя ваших сыновей. Ваше потомство будет выполнять мои приказы и славить мое имя… Я буду петь им колыбельные песни, которые развратят их еще в колыбели. Я вскормлю их своей тьмой, и я стану их отцом.

Охваченный отвращением и страхом, Тарниш споткнулся, но не упал. Он продолжал идти в одиночестве, чувствуя, что захлебнется во тьме. Маледико замолчал, и его проекция исчезла. В сфере бушевала какая-то огромная внутренняя буря. Он начал сомневаться, что сможет добраться до места, где его ждали остальные. На его шее проросли раковые наросты, которые распространялись с ужасающей быстротой, а затем исчезли, уменьшившись и сморщившись, когда его магия свела их на нет.

Тарниш замедлил шаг, когда перед его мысленным взором стали проноситься кошмарные образы. Грогар показывал ему свои планы относительно принцесс — Селестии и Луны, Кейденс и Твайлайт. Требовалось сознательное усилие, чтобы не останавливаться, и Тарниш сосредоточился на том, чтобы поставить одно копыто перед другим, пока Грогар продолжал свой гротеск. Отвратительные, жуткие демонические отродья, выползающие и выползающие из чрева поверженных аликорнов, плясали у него в голове, мучая его, насмехаясь над ним и распевая извращенные песни, когда на свет появлялось все больше таких, как они.

Все это было иллюзией, но Тарниш был бессилен против нее. Кровавые слезы текли по его щекам и брызгали на тени, пляшущие по полу вокруг его копыт. Задыхаясь от страха, Тарниш не был уверен, что сможет продолжать путь.

— ПЛОХАЯ ТЕМНОТА! ПЛОХАЯ! УХОДИ! — Щебечущий голос Фламинго разнесся эхом по камерам впереди, и слабый розовый свет осветил путь. — Я — ЭЛЕМЕНТ РОЗОВОСТИ! Я ПОСЛАНА ДЕРЕВОМ, И Я ОЧИЩУ ОТ ВАС! ТВОЯ ТЬМА НЕ СРАВНИТСЯ С МОЕЙ РОЗОВОСТЬЮ, ТЫ, БОЛЬШОЙ МЕРЗАВЕЦ!

Бедный Тарниш подумал, что сходит с ума. Моргнув, он увидел, как в темноте появилась розовая пегаска. Она была похожа на Пинки Пай, только более пегасоподобная, а в гриве у нее были ярко-красные полосы. Перья на крыльях имели ало-красные кончики, а глаза в слабом свете полыхали малиновым цветом. Пегая кобыла светилась внутренним светом, она была прекрасна. Ее красота прогоняла тьму.

Над ее головой парил меч, полыхавший розовым светом.

На секунду Тарнишу показалось, что он сошел с ума. Фламинго стала плоской, очень двухмерной, ее плоское тело стало единым целым со стеной — она превратилась в розовую тень себя прежней. Ее розовая тень прыгнула и набросилась на черную тень, прижавшуюся к Тарнишу, чья собственная тень уже не была тенью пони, а была тенью козла.

— Беги, дурак! — раздался вокруг голос принцессы Селестии. — Он не сможет отбрасывать свою тень на моем свету! Скорее! Поспеши на поверхность, пока не все потеряно! Я продлила день, чтобы солнце оставалось на небе, так что у тебя есть шанс!

Пока Фламинго выбивала дурь из тени Грогара так, как это может сделать только слишком опекающий пегас, Тарниш бросился бежать, когда до его ушей донеслись звуки агонизирующего вопля Грогара. И как он уже делал много раз в трудные времена, Тарниш побежал.

81. Из сердца Тартара я пронзаю тебя

Разум был такой тонкой, хрупкой вещью, которую так же легко нарушить, как и тишину. Талант Тарниша защищал его тело от разлагающего влияния Грогара, но он чувствовал, как его разум ускользает, пока он поднимался по сломанной механической лестнице, которая больше не двигалась. На его спине появились новые раковые наросты, но затем они были очищены его магией.

Меч Фламинго парил над головой, а тень Фламинго продолжала бороться с тенью Грогара. Корона, удерживаемая его магией, сверкала и, казалось, истекала жидкой ненавистью. Это был конец всего сущего, и Тарниш видел его. Погасшее солнце. Нет больше луны. В конце концов, зачем мертвым солнце и луна? Грогар хотел править безжизненным каменным шаром, дрейфующим в космосе. Снова и снова корона показывала Тарнишу конец, инфекцию, которая покончит со всем живым.

Корона становилась тяжелой, такой тяжелой. Казалось бы, такая мелочь, но удержать ее в воздухе было все равно что удержать весь мир — или, возможно, перемещать по небу солнце и луну. Он не мог этого допустить. Жизнь должна была продолжаться. Он должен был найти выход. Поднявшись по лестнице, он снова перешел на галоп и сорвался с места.

— Тарниш! Как бы плохо это ни было, ты сможешь!

Голос Октавии поднял ему настроение, и Тарниш почувствовал себя воодушевленным. Обогнув поворот, он увидел ее, Мод и Винил. Они были довольно далеко, но вид их поднял его слабый и упавший дух. Он делал это ради них. Он любил их, всех, они были его друзьями, и он любил их.

— Ты продолжал идти, когда у меня не было сил, и будешь продолжать идти сейчас, — проворчала Мод. — А теперь поторопись, Тарниш… и помни, что я буду ждать тебя в конце, когда все закончится.

Каждый вдох через распухшую морду обжигал, словно живые угли, засунутые в носовые пазухи. Кровавые, соленые слезы щипали глаза и образовывали струпья на щеках. Из ноздрей постоянно сочилась струйка крови. Стуча копытами по камню, Тарниш прибавил скорость. Скоро он выйдет на улицу.

Бегущий по пустым улицам Тарниш представлял собой весьма эффектное зрелище. Фламинго летела рядом с ним, заливая все вокруг ярко-розовым светом. А на земле, под копытами Тарниша, бушевала битва: черная тень и розовая тень сошлись в смертельной схватке. Двухмерная проекция Фламинго била, пинала, толкала и даже кусала тень Грогара. Она была неумолима в своем нападении, пытаясь защитить Тарниша от его темного влияния.

Хорошо освещенные улицы не защищали. Когда Тарниш мчался по пустому проспекту, тени вокруг него, мерцающие неясные фигуры, отбрасываемые уличными фонарями, ожили и бросились на помощь Грогару. Страшные неописуемые формы надвигались на Тарниша со всех сторон, и когда его копыта ударялись о дорогу, они хватали его.

На него надвигались фигуры, очертания, кошмарный кукольный спектакль теней с участием жеребенка. Однако эти тени не были безобидными. Очертания четырех зазубренных когтей вонзились в заднюю правую ногу Тарниша, и на ней открылись четыре кровоточащие раны. От неожиданного удара Тарниш едва не споткнулся. Падение между ними было бы смертельным, понял Тарниш.

Он не думал, что Фламинго сможет его спасти.

По его ногам заскрежетали очередные когти — то ли намеки на когти, то ли их очертания. На его плоти появились багровые ленты. Грогар продолжал атаковать его тело и разум, показывая ему будущее — ужасное, ужасное будущее. Пока Тарниш бежал, меч Фламинго пронесся вниз и вонзился в тень, разрубив ее пополам. Тень упала и затихла.

Древо Гармонии сделало Фламинго сверхъестественно острым…

В его воображении принцесса Селестия была прикована к скале, и ее пожирали — бесконечное пиршество, поскольку ее бессмертие позволяло ей регенерировать плоть, пожираемую приспешниками Грогара. Ее страдания будут бесконечными. Когти впились в его ноги, и он увидел принцессу Луну, прикованную на дне океана: она задыхалась, тонула, но не могла умереть, в то время как левиафаны сокрушительной глубины поглощали ее.

Задыхаясь от страха, Тарниш продолжал идти, пока меч Фламинго и пегас Фламинго пытались защитить его от теней. До конца пути было еще очень далеко, и Тарниш начал сомневаться, сможет ли он дойти. Сил не хватало, и он боялся, что может сойти с ума, если кошмарные образы в его мозгу не прекратятся.

Раздались вскрик и визг, и оба они сильно встревожили Тарниша. Он был здесь уже не один. Что-то присоединилось к нему и надвигается прямо на него — огненный шар приближался, неся с собой свет и жар. Сердце Тарниша подскочило к горлу, когда он понял, кто и что пришло ему на помощь, и не было сомнений, что птица пришла спасти его.

С пронзительным птичьим криком феникс обрушился на тени, пытавшиеся повалить Тарниша. Зайдя сбоку, он пронесся между передними и задними лапами Тарниша, пролетев с мастерством, накопленным веками. Но у Тарниша не было времени любоваться этим зрелищем, ему нужно было бежать дальше.

— УБЕЙ ИХ, ФИЛОМЕНА! — скомандовал рокочущий голос, эхом прокатившийся по заброшенным, пустым улицам. — УНИЧТОЖЬ ИХ! ЗАЩИТИ МОЕГО ВЕРНОГО СЛУГУ!

Огонь феникса поджег тени, и они отпрянули в двухмерной агонии, их очертания и формы исказились, когда они сгорели. Когтями и клювом феникс наносил удары, но тени не были беззащитны. Корчащаяся, кипящая масса схватила феникса и захлестнула его. На крыльях, теле, шее появились опухоли. Голова приобрела гротескную форму. Опускаясь на землю, тени захлестнули ее, а затем стали пожирать, каким-то образом поглощая ее пылающее тело.

Филомена издала жалобный вопль, когда ее огонь начал угасать. Тени, похоже, побеждали в этой схватке. По щекам Тарниша побежали кровавые слезы, а Филомена издала предсмертный вопль, который нелепым, мрачным эхом разнесся по пустому, заброшенному городу.

Разорванная на части, растерзанная и пожираемая, Филомена ушла в тень.

Не в природе фениксов быть милостивыми неудачниками, столкнувшись со смертью. Филомена, как и большинство ей подобных, обманывала, когда сталкивалась со смертельным ранением. Ее останки, все еще пожираемые, все еще растущие опухоли, начали светиться. Момент самовозгорания полыхнул так же ярко, как солнце, и десятки теней погибли, когда Филомена избежала смерти и воскресла.

Теперь она пылала, как миниатюрное солнце, ее тело обновилось и возродилось благодаря временным неудобствам смерти, и Филомена позволила своему свету сиять. Вскрикнув, она направила свое пламя на Тарниша, сжигая его, обжигая его плоть и заставляя его визжать, пока он тлел. Как ни болезненно было пламя, оно принесло пользу — раны на ногах стали закрываться и кровоточить немного меньше. На секунду Тарниш оказался полностью охвачен огнем, охватившим его от копыт до ушей.

Он разорвал большую часть цеплявшихся за него теней, и Тарниш, тлеющий, но по-прежнему охваченный пламенем, воспользовался этой возможностью, чтобы бежать. Похоже, смерть сделала Филомену воинственной и немного раздражительной — в том, что феникс был раздражен, сомневаться не приходилось. Край города был уже виден, и Тарниш знал, что ему придется проползти через узкую щель, ведущую во внешний мир.

Моргая и щурясь, Тарниш остановился, выйдя на яркий солнечный свет. Он вышел из пещеры, и ему потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли к свету. Теперь, под солнцем, Тарниш обнаружил любопытную особенность: он совсем не отбрасывал тени. Даже его собственной тени не было. Ее просто не было.

Когда зрение прояснилось, он увидел неподалеку две фигуры. Он моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд, а затем застонал, так как многочисленные раны грозили захлестнуть его. Корона стала еще тяжелее — в его телекинезе был вес всего мира, а от ее зазубренных, похожих на зубья пилы краев вился маслянистый дым. На мгновение Тарниш ослеп на один глаз — левую сторону его лица поглотили похожие на луковицы обвисшие опухоли, но затем его магия рассеяла тлетворное влияние.

— Еще немного, — сказала принцесса Селестия, — и все закончится. — Аликорн, теперь уже во плоти, держалась на безопасном расстоянии от Тарниша и опасного артефакта, который он нёс.

— Не сдавайся. — Голос Гелиантус был ровным, спокойным и обнадеживающим. — Мы все рассчитываем на тебя. Я знаю, что ты не подведешь нас, мистер Типот.

— Она такая тяжелая, — ныл Тарниш, пока его ноги шатались. Вокруг него произошел взрыв ядовитой шутки, когда земля пыталась противостоять разлагающему влиянию короны. Его глаза, белые от тауматургической энергии, налились голубым туманом, и от него исходил буйный поток синего цвета. Расцвело еще больше цветов ядовитой шутки, и Тарниш превратился в уродливого носителя болезни посреди прекрасного голубого ковра из цветов.

— Просто продолжай идти, — сказала принцесса Селестия, пытаясь подбодрить Тарниша.

— Все болит так сильно. Он все время показывал мне, что он сделает с тобой и Луной… и с остальными. — Пока Тарниш говорил, из пещеры появилась Филомена и взмыла в небо над головой. — Я знаю, что мое тело не может быть поражено, но мне кажется, что я схожу с ума.

— Ты должен продолжать двигаться. — Голос Гелиантус был одновременно мягким и властным.

— Не думаю, что я когда-нибудь стану прежним. — Тарниш начал всхлипывать, и от боли в морде чуть не потерял сознание прямо на месте. Он обмяк, чуть не упал, чуть не выронив корону. Плача кровавыми слезами, он боролся за то, чтобы остаться в вертикальном положении и не дать короне коснуться земли. Это было бы катастрофой, и он знал это.

Едва не захлебнувшись собственной мокротой и кровью, Тарниш, ставя одно копыто перед другим, стал пробираться к берегу озера. Фламинго парила в воздухе рядом с ним, теперь уже в торжественном почетном карауле, пока он продолжал свой поход к цели. Теперь никакие тени не мучили Тарниша, были только он и корона.

И корона была очень, очень тяжелой.

По мере приближения к берегу проявился совершенно новый вид ядовитой шутки. Она стала расти на поверхности озера, как водяные лилии. А у самой кромки воды со сверхъестественной скоростью выросло дерево, среди листьев которого распустились цветы ядовитой шутки. За считанные мгновения дерево успело вырасти как за сотни лет, став величественным стражем от развращающего влияния кроны.

— Такая тяжелая, — прохрипел Тарниш, когда его копыто ударилось о край воды.

Принцесса Селестия и Гелиантус тоже вышли на воду, решив следовать за Тарнишем по пятам, но держались на безопасном расстоянии. Филомена спустилась вниз и, издав пронзительный крик, приземлилась на благородный рог Селестии. Она издала жалобный крик, и ее пылающие глаза устремились на Тарниша.

— Такое ощущение, что она пытается меня раздавить… с каждым шагом она становится все тяжелее!

— Самое ценное достояние Грогара сейчас будет уничтожено, и он это знает! — Голос Селестии был величественным и властным. — Еще немного, Тарниш! Это почти конец!

— Присутствие духа! — Гелиантус изобразила свой наилучший образ присутствия духа, двигаясь вперед по поверхности озера вместе с Тарнишем. — Еще чуть-чуть… ты уже так близко!

— Все решится в этот момент… — Принцесса Селестия стояла на острове на безопасном расстоянии от Тарниша, а рядом с ней стояла Мод. — Остальные находятся на безопасном расстоянии. Я телепортировала их в твою повозку. — Земля под ее копытами была устлана ковром из ядовитой шутки, а на острове росло несколько новых деревьев ядовитой шутки.

Вокруг них растущий щит из ядовитой шутки покрывал озеро.

— Сделай это, Тарниш… покончи с этим. — На лице Мод появилось какое-то выражение, но какое именно, сказать было невозможно. Как и Тарниш, она была окровавлена, избита и измотана. — Я готова выполнить свою роль и жду, когда ты выполнишь свою.

— Хотел бы я попрощаться с Маледико, — пробормотал Тарниш, глядя в свою голубую сферу. — Но нет времени на то, чтобы войти в сферу. Нет времени на последние слова. Одна жизнь должна закончиться, чтобы миллионы могли жить.

— Я устала, Тарниш… Мне нужно поскорее вернуться в ножны. Я так устала. Я едва могу держаться на ногах. — Фламинго зевнула и покачнулась в воздухе рядом с Тарнишем.

Кровь все еще капала из его ноздрей, и Тарниш поместил сферу в центр короны. Она сидела очень хорошо, как будто так и было задумано. Он держал их перед собой на уровне глаз, а затем схватил Фламинго своей магией. Она не сопротивлялась, и держать ее было как-то успокаивающе.

— Реальность сейчас порвется, и все станет странным.

Приостановившись, Тарниш на мгновение задумался над новым голосом, который он только что услышал.

— Дискорд, сейчас не время для твоих шуток, — сказала принцесса Селестия властным, даже угрожающим голосом.

— Дискорд, не заставляй меня обнулять тебя. — Тарниш, все еще державший Фламинго, посмотрел на Вестника Хаоса и задумался, что его меч может сделать с конечностями драконикуса.

— О, у меня нет намерений мешать. — Дискорд поднял лапу с когтями, и в его голосе теперь звучал любопытный тон умиротворения. — Я почувствовал, что происходит, и решил прийти и помочь. Я тоже могу поглощать хаос.

— Зачем ты здесь, Дискорд? — спросила принцесса Селестия.

— Конечно, из-за дорогой Флаттершай, — ответил Дискорд, как будто это все объясняло. Его брови нахмурились, и он отвернулся от Селестии, чтобы посмотреть на Тарниша. — Чёткий удар. Вниз по центру. Это будет громко, и реальность начнет разрушаться. Я, как смогу, огражу тебя от последствий твоих действий.

— Спасибо, Дискорд. — Сузив глаза, Мод уставилась на высокого драконикуса.

— О, я делаю это по своим эгоистичным причинам, — сказал Дискорд, сделав пренебрежительный жест лапой. — Мне нужно, чтобы жизнь продолжалась. В частности, мне нужно, чтобы продолжалась жизнь Флаттершай. А чтобы она была счастлива, мне нужны жизни ее друзей, а значит, и всех вас. Не думайте, что я делаю это для того, чтобы быть хорошим!

— Конечно, — отпарировала Мод.

Держа Фламинго наперевес, Тарниш глубоко вздохнул и начал выстраивать линию разреза. Он не мог не заметить, что Дискорд выглядит нервным, а нервный драконикус был немного пугающим. Что бы ни заставляло драконикуса нервничать, это не могло быть чем-то хорошим. Он прикинул, что при нисходящем ударе Фламинго сначала попадет в сферу, а затем в корону.

Смахнув кровавые, жгучие слезы, Тарниш резко поднял Фламинго и плавным движением опустил ее вниз. Ее острый край врезался в сферу и даже не замедлился. Вспышка голубого света ослепила Тарниша, но движение вниз продолжалось. Когда лезвие Фламинго ударилось о корону, раздался странный неописуемый звук, звук безумия.

Мир вокруг Тарниша перевернулся. Ослепленный, он не видел, как шар и корона схлопнулись, превратившись в небытие. Раздался вой Дискорда, и Тарниш почувствовал, как его тело приподнимается — гравитация решила, что пришло время отдохнуть.

Как и обещал Дискорд, реальность вокруг них разорвалась. Зрение Тарниша вернулось как раз вовремя, чтобы он смог увидеть, что происходит в разрыве реальности. По ту сторону он увидел то, что, несомненно, было пони, но его ноги были сделаны из носков, а тело — из пряжи. Пони смотрела на него с недоумением, и её глаза-пуговицы моргали тонкими вязаными веками.

Со звуком "вжух" прореха закрылась.

Оглядевшись, Тарниш увидел другие разрывы, другие трещины, когда реальность рушилась вокруг него. Сквозь один из них он увидел, как ему показалось, человеческую девушку, а ее окружали другие человеческие девушки. По какой-то причине девушки показались ему очень знакомыми.

— Принцесса? — спросила малиновая золотоволосая девушка.

— Сансет? — Голос принцессы Селестии звучал так, словно она подавилась. — Я скучаю по тебе, моя бывшая ученица! Напиши мне поскорее!

— Хорошо, напишу… — Слова оборвались, когда разрыв схлопнулся сам собой и закрылся.

Сквозь другой разрыв Тарниш увидел драконикуса, но это была самка. Она выглядела безумной, но доброй, и казалось, что она обнимает ярко-желтого пегаса-жеребца с бледно-розовой гривой. Тарниш не мог точно сказать, но его не покидало ощущение, что он видит некое зеркальное отражение Дискорда и Флаттершай в какой-то альтернативной реальности.

Прежде чем Тарниш успел отреагировать, разлом закрылся и исчез в образовавшемся вихре хаоса. Разлом открылся слишком близко, и только Дискорд не дал Тарнишу провалиться сквозь него. Из разлома потянулось щупальце, и Фламинго отрубила его, прежде чем оно успело схватить пони или посягнуть на то, куда щупальцу соваться не следовало.

Сквозь одну из прорех слышался рев проходящего поезда, а через другую — шум воды. Принцесса Селестия чуть не упала в открывшийся разрыв, но, взмахнув крыльями, увернулась от опасности. Филомена издала раздраженное клекотание и каким-то образом осталась на роге Селестии.

— Огромная ящерица разрушает город и опрокидывает небоскребы, — отмахнулась Мод, отступая от зияющего разлома. — Что же это такое — Годзилла?

Нечто ужасное, не поддающееся описанию, попыталось протиснуться сквозь разрыв, но Дискорд ударил его по тому, что могло быть носом чудовища, а затем отпихнул назад. Рыча и брызгая слюной, Дискорд закрыл разрыв, вызвав появление молнии, которую он затем застегнул.

Протянув лапу с когтями, Дискорд начал хватать частички первородного хаоса, а затем запихивать их в себя. Он стал запихивать их и в Тарниша, причем его несовпадающие придатки каким-то образом проходили сквозь плоть жеребца. Драконикус работал с бешеной энергией, пытаясь удержать реальность, и мрачная хмурость исказила его долговязое лицо.

— Здесь будет тонкое место! — крикнул Дискорд, вливая в себя и в Тарниша еще больше хаоса. — Очень тонкое место! Время от времени здесь могут проходить вещи из других времен и миров!

— Мы как-нибудь с этим справимся! — ответила принцесса Селестия.

— Держись! Самое страшное уже позади! Просто потерпи! — Дискорд схватил пульсирующую массу хаоса и воткнул ее в горло Тарниша. — Еще немного!

Воздух вокруг Тарниша потрескивал, и он наблюдал, как Дискорд и Селестия обмениваются несколькими словами. Он не слышал, о чем шла речь, и слишком устал, чтобы любопытствовать. Не попрощавшись, Дискорд исчез, щелкнув когтями. Глаза Тарниша, по краям покрытые струпьями от кровавых слез, с трудом моргали.

— Остается только одно, — устало произнесла Селестия. — Тарниш, ты должен найти в себе силы закончить это дело. Ты знаешь, что нужно сделать. Я уйду, чтобы дать вам с Мод немного побыть наедине.

— Не оставляй меня, — хныкал Тарниш. — Тьма… то, что я видел… то, что он сделал с тобой… Мне нужно почувствовать твой свет…

— Хорошо, я останусь с тобой. — Не хлопая крыльями, Селестия поднялась в воздух и засияла, как солнце. Ее тело охватило пламя, и она превратилась в пылающую, горящую фигуру. Она висела над головой, как второе солнце, а Филомена летала вокруг нее кругами.

— Мод, я не знаю, что сказать…

— Сейчас говорить особо и нечего.

— Я люблю тебя, Мод… но я очень устал и не знаю, хватит ли во мне сил на прелюдию.

— Я думаю, что прелюдия сейчас нас волнует меньше всего. Просто ляг на землю и позволь мне обо всем позаботиться.

— Хорошо. — Обессиленный, Тарниш опустился на землю, а затем перевернулся на спину.

Пока Селестия палила над головой, Мод начала срывать с себя то немногое, что осталось от ее окровавленного и изодранного платья. Фламинго забралась в ножны, а Филомена испустила вызывающий крик. Корона была уничтожена, и они выстояли в буре разрушительного хаоса. Мир вокруг них изменился навсегда, а новая роща друидов уже обретала форму.

С нежностью, которая, казалось, противоречила ее огромной силе, Мод оседлала Тарниша и стала поглаживать его живот передними копытами. Наклонив голову, она нежно поцеловала Тарниша в подбородок, избегая его распухшего, неправильно очерченного носа.

Преодолев тьму, наступило время прекрасного акта творения.

82. Эпилог

Почти задыхаясь, Октавия обмахивала себя копытом. Она не могла сесть, потому что не хотела портить свое простое черное платье. Сдержанный наряд был сшит так, чтобы ничто не мешало и не препятствовало выступлению. Потянувшись передней ногой, она взяла со стола стакан с водой и отпила из него глоток. Пить много воды было вредно, так как избыток жидкости приводил к переполнению мочевого пузыря, что было катастрофой во время выступления.

Из спальни вышла Винил, одетая в угольно-серый смокинг, отделанный темно-темно-синим. Ее свежевыкрашенная грива выглядела так, словно ее укладывали во время электрической бури. Винил уверенной походкой пересекла комнату и подошла к месту, где сидела Мод. Поднявшись на задние ноги, Винил обхватила Мод передними ногами за шею и обняла земную пони. Отстранившись, она приостановилась, а затем ласково погладила Мод по животу.

— Это самый важный вечер в моей карьере, — выдохнула Октавия напряженным голосом. — Это самая важная музыка, которую я когда-либо писала. Возможно, это мой опус магнум. Театр переполнен, и сегодня в зале будет присутствовать не менее шести тысяч пони. Я не знаю, смогу ли я выдержать такое давление. — Она опустила стакан с водой и закрыла глаза.

— Октавия… — Тарниш поднял голову и посмотрел на паникующую кобылу. — Все будет хорошо. Все будет прекрасно. Мы все здесь, с тобой, и Винил пообещала, что будет вести себя хорошо и выполнять свою работу дирижера.

— Это все, на что я надеялась и о чем мечтала. Это путешествие — наше путешествие — дало мне вдохновение, в котором я так отчаянно нуждалась, чтобы создавать музыку, которую я считаю по-настоящему великой. — Октавия, еще раз обмахиваясь веером, покачала головой. — Но что, если публике это не понравится?

Не в силах остановиться, Тарниш вспомнил все, что произошло, все, что случилось, все события, которые "вдохновили" Октавию. Смех. Горе. Счастливые времена. Боль. Встреча с полумертвым богом в кромешной тьме, а затем уничтожение чего-то дорогого для него. От одной мысли об этом Тарниш почувствовал приступ боли в области морды, которая все еще заживала. Музыка Октавии была их историей, и публике она не должна была нравиться, но Тарниш не стал говорить об этом вслух, опасаясь, что это может привести Октавию в бешенство.

С немного скучающим видом Винил стащила Мод с дивана, подняла ее и стала кружить по гостиной в восхитительном танго. Это отвлекло Октавию, которая с интересом наблюдала за происходящим. На Мод было простое платье под цвет ее гривы, и оно вихрем обвивалось вокруг ее задних ног, когда она танцевала с Винил.

— Я думаю, что Три Хаггер будет очень довольна собранными сегодня деньгами, — сказала Мод, когда Винил сжала ее талию, — и я думаю, что все будет хорошо. — Она позволила покружить себя, а затем снова оказалась в объятиях Винил. — Будь осторожна, когда сжимаешь меня, я полна летучих газов.

— Оставь свои летучие газы для театра, — сказал Тарниш Мод, — потому что нам уже пора садиться в карету и ехать.

Взяв Мод за щетку, Тарниш кивнул Три Хаггер, которая устроилась на сиденье между Гелиантус и Блэк Брайаром. Доктор Ливингстон наклонился и прошептал несколько слов кобыле с дредами. Повернув голову в другую сторону, Тарниш посмотрел на Долгоухого и Кабуки, которые теснились на одном сиденье рядом с Мод. Рядом с ними Минори призывала их к тишине. Рядом с Минори сидела Мирроршайн, древний ботаник земная пони, сияющая в струящемся платье, сшитом в стиле ушедшей эпохи. В первом ряду сидели члены общества, одетые в самые лучшие наряды.

Театр был переполнен, и все четыре принцессы присутствовали на этом вечере.

На сцене зажегся прожектор и сфокусировался на сцене. Октавия вышла из-за занавеса, и театр наполнился гулом множества голосов, говоривших одновременно. Почти робея, маленькая смелая кобыла подошла к микрофону, чтобы выступить. Тарниш следил за каждым ее движением с нескрываемым обожанием и симпатией.

— Кхм… — Октавия прочистила горло и подождала, пока толпа затихнет. Сделав шаг к микрофону, Октавия обратилась к собравшимся. — Прежде всего, я хотела бы сказать, что все это было бы невозможно без моих замечательных друзей. Мы пережили трудные времена, но наша дружба нас поддерживала. Я понимаю, что билеты на сегодняшний вечер были очень дорогими, и я хотела бы поблагодарить вас за щедрость, ведь все это пойдет на благое дело. Такие добрые пони, как вы, делают чудеса возможными. Спасибо.

Маленькая чопорная кобыла склонила голову, наслаждаясь аплодисментами зрителей. Она замерла на мгновение, и Тарниш почувствовал, как сердце подскочило к горлу. Мод сжала его щетку своей, и он понял, что она тоже это чувствует. Никто из них уже не знал, как относиться друг к другу. Они были больше чем друзья, но что именно это означало, никто пока не знал. Они все еще находились в процессе осмысления. Пока же они были просто друзьями, которые жили вместе и делили одну квартиру.

Октавия отступила к занавесу и, взмахнув ногой, исчезла.

Через минуту свет погас, и Тарниша охватило предвкушение. Он взглянул на Мод, наклонился и поцеловал ее, когда занавес начал подниматься. Музыканты были освещены бледным, тусклым светом, и расступающийся занавес открывал их по несколько за раз. Винил стояла перед дирижерским подиумом с палочкой наготове.

Винил постучала палочкой по деревянному подиуму, затем сделала жест. Первый раскат музыки был струнным, и он обрушился на Тарниша, как несущаяся повозка. Возможно, на сцене были и другие музыканты, но Тарниш не замечал их. Все, что он видел, — это Октавию, перебирающую струны смычком. Она стояла с виолончелью, закрыв глаза, и оживляла музыку.

Вся эта музыка была написана во время путешествия, а последние части — во время долгого восстановления. У самого Тарниша были раздроблены и разрушены пазухи носа, разорван хрящ и несколько трещин в черепе. Он закрыл глаза, когда к струнным присоединились деревянные духовые. Зловеще звучал барабан, и голова Тарниша начала покачиваться в такт.

Его ошеломила мысль о том, что Октавия слышала всю эту музыку в своей голове и записала ее. То, что все пони слушали сейчас, было абсолютно неизменным по сравнению с первоначальным вариантом. Ни одна нота не была изменена. Это было невероятно, и Тарниш чувствовал, что ему выпала честь наблюдать, как это происходит, как это произрастает из того странного зачатка.

Покачиваясь в кресле, Тарниш вспоминал битву с алмазными собаками и свой бред. Сами инструменты как будто боролись друг с другом за доминирование: деревянные духовые сражались с медными. Струнная секция представляла собой какофонию диссонирующей музыки, она была визгливой, почти болезненной, когда борьба деревянных и медных духовых достигала апогея.

Ударные воспроизводили ритм боя, а челеста придавала музыке призрачную атмосферу. Музыка сменилась, и вместо битвы Тарниш ощутил мрачное отчаяние. Его сознание перенеслось куда-то вдаль, и он снова оказался в шахте алмазных собак, чтобы обнаружить там ужас.

Воспоминания были еще слишком свежи, и Тарниш, не в силах больше сдерживать их, разрыдался.

Музыка была очень темной и мрачной. Они были в темноте, в глубине, спускались в недра древнего, забытого города в поисках короны. Медь была тяжелой, глубокой и подавляющей. Услышав его, Тарниш ощутил всепоглощающее чувство отчаяния, и он был не одинок. Вокруг него пони вжались в свои кресла и задрожали, вспомнив, что темноты следует бояться.

Глубоко резонирующие колокола и барабаны создавали грохот, а тубы и другие духовые создавали гнетущий туман, который, казалось, подавлял волю. Эффект был слишком хорош, и Тарниш обнаружил, что ему трудно дышать. Его охватила паника: он вспомнил, как его собственная тень, одержимая волей Грогара, напала на него. От холодного пота на его шкуре и гриве выступили бисеринки влаги. Он задрожал и не был уверен, что сможет вынести эти воспоминания, так как пот начал стекать по его шее.

Голос Грогара все еще звучал в его ушах, обычно когда он просыпался или оставался один. Этот звук преследовал его. Повернув голову, он посмотрел на Мод и подумал о жеребенке, растущем у нее в животе. Он не знал, как сможет уберечь этого жеребенка от Грогара, и это его очень беспокоило. Старый козел раздал много страшных обещаний, и Тарниш не знал, как на них реагировать.

Единственным утешением для него была Винил, которая обещала сделать все, что в ее силах.

Когда Октавия вошла в комнату, раздалось ликование, от которого Тарниш чуть не выпрыгнул из кожи. Сердце подскочило к горлу и решило задержаться там на некоторое время. Тарниш немного волновался за нее: она выглядела изможденной и потной. Он начал беспокоиться, что вечеринка была плохой идеей, и подумал, не лучше ли ей немного отдохнуть.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказала Три Хаггер мягким голосом, который Тарниш с трудом расслышал. — Выпей моего чая, тебе станет легче. — Почти ухмыляясь, очень спокойная земная кобыла передала Тарнишу свою кружку.

Подумав немного, он решил, что это не повредит. Взяв фаянсовую кружку, он сделал глоток, затем еще один и стал наблюдать за тем, как Три Хаггер смотрит на него. Почти сразу же он почувствовал легкое головокружение, но в хорошем смысле этого слова.

— Типа, сильно… Я вижу, что это работает.

Приподняв бровь, Тарниш понял, что преувеличенная речь Три Хаггер была притворством. Он отпил еще чаю и почувствовал, как напряжение покидает его мышцы. Он не знал, что это такое, но ему это нравилось. Когда Три Хаггер начала его толкать, он подчинился и позволил ей вести его туда, куда она хотела.

— Типа, ложись на диван, потому что я собираюсь помассировать твои мышцы и все такое. А то ты совсем развалился.

Не успел Тарниш запротестовать, как его толкнули на диван, а сидевшие на нем пони разбежались. Три Хаггер, маленькая спокойная Три Хаггер, была сильной, и она одолела его без всяких усилий. Прижатый к дивану, Тарниш ничего не мог сделать, когда она забралась ему на спину. Когда она ударила его по позвоночнику, он хныкнул от боли, но потом, как ни странно, ему стало легче. Она продолжала наносить удары еще некоторое время, а затем начала разминать его, когда другие пони собрались вокруг, чтобы понаблюдать за ее техникой.

— Типа, чувак… тебе нужно поговорить со своей лучшей половиной о глубоком массаже простаты, чтобы помочь тебе расслабиться… Я думаю, это принесет тебе огромную пользу… Я могу продемонстрировать тебе… типа, в чем дело? Вот опять ты напрягаешься… зачем ты это делаешь?

Стоя на балконе, четыре пони смотрели вниз на улицы. Было холодно, падал снег, но он не налипал, пока. Даже ближе к полуночи город был очень живым и освещался искусственным дневным светом уличных фонарей. И хотя никто из них ничего не сказал, всем четверым спутникам вспомнился погребенный город.

— Я хочу домой, на каменную ферму, — сказала Мод своим спутникам. — Коттедж уже построен. Думаю, у нас будет достаточно места, чтобы всем было удобно.

— Я чувствую вдохновение и хочу писать больше музыки. Мне все равно, где это делать. — Октавия, одетая в плотное зимнее пальто, прислонилась к Винил. — На концерте было все, на что я надеялась, и даже больше.

— Мне не нравится Мэйнхэттен. Честно говоря, мне все равно, куда мы поедем, я просто не хочу быть здесь. — Высунув язык, Тарниш попытался поймать несколько снежинок, но, попробовав одну, бросил это занятие, и у него начался рвотный рефлекс.

— В какой-то момент нам нужно будет посетить Кантерлот. Винил должна навестить некоторых волшебников, выпускников школы Селестии. Она планирует приобрести книги заклинаний, и для этого нам понадобится много монет. Я рассматриваю это как инвестицию в нашу защиту. — Октавия, наблюдавшая за тем, как Тарниш пробует снежинку, начала хихикать в своей особой троттингемской манере.

— Это разумно, — сказала Мод, соглашаясь с Октавией. — Мы можем поговорить об этом утром. А пока я пойду в дом, буду есть до тех пор, пока не смогу больше есть, а потом лягу спать. Остатки девятислойного фасолевого салата, который приготовила Три Хаггер, так и зовут меня.

— Фу… — Мордочка Октавии сморщилась, когда она подумала о последствиях того, что беременная кобыла съест девятислойную фасолевую закуску. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Я не знаю, что я чувствую по поводу нашей жизни, — признался Тарниш. — У нас теперь есть секреты. Серьезные секреты. У нас даже нет выбора, все мы теперь работаем на Корону. Я не против, я хочу обеспечить безопасность принцесс после того, что показал мне Грогар… но я не знаю, что я чувствую по этому поводу. — Его бока раздулись, как мехи, а затем он выпустил все в шумном полухныканье-полухрипе. — Я выбрал бой, который не знаю, смогу ли выиграть.

— Пока мы держимся вместе, все будет хорошо. — Октавия серьезно посмотрела на Тарниша. — Если мы с Винил сможем обеспечить безопасность друг друга, то вчетвером нам будет просто замечательно. А теперь пойдемте в дом. Там есть остатки еды, мне холодно, и я нуждаюсь в сапфических супружеских объятиях.