В свете погасших фонарей
Наш дом стоял на холме. “Прекрасное место” — любил говорить отец.
Я никогда с ним не соглашался: сердце Мэйнхеттена с его яркими фонарями, неоновыми вывесками, а главное — с толпами прохожих — нравилось мне куда больше. Там было живее и… спокойнее. Но наша семья никогда не отличалась особым достатком, так что приходилось ютиться в маленьком — по меркам крупного города — домике на самой окраине.
Это был самый обычный день. Занятия в школе (снова эта проклятая математика, зачем она вообще нужна?), драка с несносным Колд Виндом (а нечего называть нас бедняками!), прогулка до дома. Уроки и чтение любимой книги в ожидании родителей. Конечно, это была история про Дэринг Ду — самую храбрую пони на свете. Когда я вырасту — обязательно стану таким же смелым искателем приключений. И мне не будет нужна никакая математика, вот.
Это было здорово — валяться с книжкой в маленькой крепости из подушек и покрывала и представлять, что я сейчас далеко за пределами Эквестрии, пережидаю ночь, чтобы завтра с новыми силами броситься навстречу опасностям. Кстати, о ночи. За окном уже начинало темнеть, и пора было отправляться смотреть на одну из самых прекрасных в моей жизни вещей. Смотреть, как в темноте зажигаются яркие, тёплые, похожие цветом на лисьи хвосты, фонари.
Я забрался на подоконник и стал вглядываться в подступающие сумерки. Вот, сейчас, в эту самую секунду в маленькой стеклянной сфере вспыхнет крошечная искорка, вздрогнет, будто на сильном ветру, а затем разгорится словно маленькое рыжее солнышко. А за ней ещё одна и ещё одна, и так вся улица. Но шли минуты, а огней всё не было. А потом стало ясно, что их и не будет.
Такого на моей памяти ещё никогда не было. Это было странно. Неправильно. Дико. Свет есть всегда, так должно быть!
Но я не думал тогда, чем всё это обернётся. Сидел себе на подоконнике и смотрел в темноту, ожидая, что вот-вот всё изменится, вернётся на круги своя. Как же я ошибался…
Это было лишь начало. То тут, то там в темноте улицы стали вспыхивать пары красных огоньков. Зловещих. Холодных и чужих.
Я испугался. А вы бы не испугались? Я спрыгнул на пол, отбежал подальше от окна и затаился в своей “крепости”. Сердце подсказывало мне, что нужно сидеть тихо и ждать возвращения родителей. Они обязательно вернутся и всё будет хорошо. Правда ведь?
Первые несколько часов было тихо. Потом… Потом я услышал шаги на лестнице. Тяжёлый топот множества копыт. Когда он звучал рядом с моей дверью, моё сердце было готово остановиться. Никогда ещё я не молил принцессу Луну о помощи с такой страстью. А если они найдут меня? Но нет. Прошли мимо. Шаги стали удаляться.
А потом раздался стук, треск ломающегося дерева и крик. Резкий, бьющий по ушам и, кажется, рвущий на части саму душу. А самое страшное — я знал этот голос. Почтенную мисс Рэйн Клауд постигла ужасная участь.
Как в тумане помню, что эта история повторялась снова и снова. Треск, стук и крики. Они нашли всех. Весь наш маленький дом, все три этажа — всё опустело, пожранное чёрной волной с горящими алым глазами. А затем волна схлынула, став ещё больше, чем раньше — я видел, как они уходили, подсматривал в окно. Страшные, угольно-чёрные пони с горящими алым глазами. И в некоторых из них ещё можно было узнать моих старых соседей. Рэйн Клауд, вечно бурчавшую мне вслед что-то об уважении к старшим. Милую улыбчиваю Санни Глоу, иногда угощавшую меня мороженным. И многих других.
В доме остался один я. Брошенный, дрожащий от страха и не имеющий ни малейшего понятия, что же делать дальше. Вернутся ли родители? Вряд ли. Они работали в центре Мэйнхеттена, а там шансов выжить практически не было. И всё же… Мне оставалось только ждать их…
Я проснулся от скрипа открывающейся двери. Сёстры, нет, как я мог уснуть в такой ситуации? А если это те твари? С другой стороны, дверь просто открыли, не ломая замок и не срывая её с петель.
“Может…”, — в моём маленьком сердце затеплилась надежда. — “Может это мама с папой вернулись?”.
Я маленькой красной молнией вбежал в прихожую. Сейчас я увижу родителей, и всё будет хорошо!
Реальность разбила мои надежды одним тяжёлым ударом. На меня смотрели два пылающих алым глаза.
Всё. Это был конец. У меня не было шансов спастись: я всего лишь маленький жеребёнок, а он вон какой большой. И всё же… Дэрринг Ду никогда не сдавалась! Не сдамся и я. С силой оттолкнувшись задними копытами от пола, я бросился в атаку.
Везение. Просто невероятное везение. Тот домик на холме. В окнах мелькает тень. Выживший. Кем он будет. Пожилым пони или совсем жеребёнком? Почему он остался в живых, почему не стал одним из…
На этот вопрос мне не ответят ни расписные наличники окон, ни пожухшие без воды цветы у крыльца.
Я всё шёл и шёл вперёд, моля Принцесс о том, чтобы моя серая шерсть сливалась с мутной мглой этой проклятой ночи. Ночи, когда всё изменилось. Время от времени, жаркий августовский вечер приносил со стороны города запах. Пот, бегущий по моему телу, обращался в лёд. Я прижимался к деревьям и задерживал дыхание. Я не знал, что стало бы со мной, вдохни я этот приторный ,тошнотворный запах. Наверное, это какая-то эпидемия. Спишь себе после ночной смены. А просыпаешься… Никому не пожелал бы увидеть то, что увидел я, открыв глаза. Итак, моих милых Дёрпи и Динки больше не существовало. Я не стану искать их в этой мерцающей, словно недра Ада, чёрной толпе. Я должен остаться в живых. И узнать, что произошло с ними и остальными пони.
Стелясь за кустами, я подбирался к дому. Слава Сёстрам, что тот, кто укрылся в нём, не додумался зажечь свечи или как-то ещё на всю округу прокричать, что дом не пуст. Сейчас он — кем бы он ни был, отстранился от окна и ждал своей судьбы. Я должен взять его с собой. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Словно птица в клетке, оно колотилось о рёбра. Мне не хватало воздуха. Приходилось прижиматься к земле. Почему-то, все пони уверены, что если ты прячешься за кустами, вползаешь в овраги, тебя не видно. Ночь надо мной была наполнена пустотой и ужасом. Я был солдатом, прижимающимся к земле под ураганным огнём. Пустота сновала туда и сюда, словно шквал пуль. Я ни в коем случае не должен был приподниматься. Иначе смерть настигнет и меня. Земля пахла вечерним дождём. Цветы пахли горечью и мёдом. Иногда на них падала солёная влага. Ночь была душной и пот градом катился с меня.
Вот и дом на холме. Теперь можно встать.
Я осторожно постучал в двери. Дом ответил молчанием. А я мысленно ругал себя за глупую привычку стучаться прежде чем войти. Всё это осталось в прошлом. Стук в дверь, походы в гости, пятничные чаепития. Мои жена и дочь.
Сейчас есть только эта душная ночь, этот запах, ползущий со стороны города. И алые блуждающие огоньки на улицах. Отсюда было прекрасно видно, как нестройные колонны тех, кто ещё до захода солнца был пони, движуться куда-то в центр, к площади. Интересно, куда смотрят Принцессы? А если — и в Кантерлоте то же самое?
И нигде-нигде не зажглись вечером фонари. И никогда радостный смех и весёлые хлопоты жизни не разобьют пустоту и тишину.
Что меня тянет в этот дом на холме? Попытка найти ещё одного живого пони? Согреться жаром его страха? Или рассказать ему, как страшно мне было, когда это началось, и как горько мне теперь, когда я осознал, что Дёрпи и Динки уже нет.
В прихожей я почувствовал себя в безопасности. Приторного запаха больше не было. Здесь пахло домом. Нет, дверь не скрипнула зловеще и вкрадчиво. Это не кинолента про вампиров или зомби. Это реальность.
Никогда не думал, что приму свой решительный бой в детской, среди разбросанных на полу кубиков. Ночная тварь, прежде бывшая жеребёнком, бросилась на меня. Оно спасало свою жизнь. Ох, каким же я был остолопом! Выживший. Не в этом случае.
Когда я размозжил чудовищу голову, сил осталось только повалиться на ковёр. Мне было всё равно. Я лежал и мурлыкал под нос колыбельную, которую жена всегда пела нашей малютке, когда та была ещё меньше, чем в прошлый вечер. Сквозь слёзы я безучастно смотрел на плюшевого мишку, наивными пуговичными глазами смотревшего на этот новый мир и на труп ночной твари — своего бывшего хозяина. Фотографии на стенах. Мне отчего-то досмерти захотелось взглянуть, кто здесь жил. Вероятно, чтобы до конца осознать, что я убил. Я — тихий добрый пони. Вот как умер наш светлый солнечный мир. Не в этот вечер. Теперь, когда последний из пони стал убийцей.
Сидеть и чувствовать, как внутреннее пламя сжирает тебя заживо — ещё страшнее, чем видеть толпы ночных тварей, подобно приливу двигающихся туда и сюда у подножья холма. Теперь они отправятся ко мне. Мне не укрыться.
Я не знаю как, но они найдут меня. Я последний из живых.
Надо разбить окно. Здесь слишком душно.
Вы можете описать, с каким звуком разлетается стекло под ударом копыта?
Вот, немного лучше. Если бы не эта нестерпимая вонь от мёртвого города…
Как причудлив этот торчащий из рамы осколок. Это именно то, что нужно. Сейчас. Сейчас. Наверное, надо сразу прижаться к осколку и резко двинуть шеей. Я убийца. Я убил маленького беззащитного жеребёнка. Наверное, он думал, что подоспела помощь. Родители… О чём думала Динки, когда стала такой, как он?
Вот, ещё немного…
— Значит, вы, миссис Хувс, утверждаете, что, когда проснулись, вашего супруга уже не было дома?
— Да, — пегаска подняла на полицейского инспектора полные слёз глаза, — как всегда, он поцеловал на ночь нашу малышку и мы погасили свет.
— И вы твёрдо уверены, что ваш муж не был знаком с семьёй Штерн, и никто из вас ни разу не был в их доме?
Помолчав некоторое время, инспектор уставился в стену. Его мысли были далеки от заплаканной пегаски.
“Что привело его в особняк на холме? Почему он убил этого несчастного малыша?” — мысли инспектора собрались в тягучий ком. Дело обещало быть трудным.
“Надо обязательно понять, что привело Хувса в тот дом”, — инспектор вновь посмотрел в глаза стоявшей у стола, и ждавшей его ответа, кобылке.
Уже через минуту они забудут о загадочном преступлении. Кобылка забудет о своих слезах, полицейский забудет о данном им слове докопаться до истины. Они покинут пустое и гулкое здание полицейского участка и пойдут в другой дом. Один из многих и многих домов вымершего города. Они пойдут — и лунный свет будет мешаться с алым пламенем, объявшим их чёрные, механически движущиеся тела.