Куда бы ни занесло ветром

Глава 10

---

Я до сих пор не знаю, как поговорить с Сильвер Лайн о ее матери. Когда-нибудь это должно случиться, но я боюсь этого дня. У меня до сих пор хранится копье ее матери, оно постоянно очищается, смазывается маслом и затачивается. Вормвуд научил меня, как за ним ухаживать. Когда-нибудь оно станет копьем Сильвер Лайн.

Я с трудом вспоминаю то путешествие на север. Может быть, я не хочу его вспоминать, потому что там было много крови и ужаса. Единственное, что я помню с какой-то ясностью, это то, что я повторяла себе, что яйцо, которое я ношу с собой, — это моя Сильвер Лайн. Я повторяла это снова и снова. Твайлайт сказала мне, что я пытаюсь найти смысл в страданиях, потому что я не испытывала их раньше, я была слишком ограждена. И, возможно, она права. Возможно, она права. Твайлайт умная.

Сильвер Лайн стала моим лучиком надежды^[1]. К тому времени, как я добралась до Кристальной Империи, имя прижилось. Я произносила его, наверное, сотню раз или больше, снова и снова, не переставая.

Прошел уже почти год после того путешествия, а я до сих пор полностью не пришла в себя. Мне до сих пор снятся кошмары о том дне. Эти кошмары меня беспокоят. Во сне я не могу сделать то, что должно быть сделано, и мне пришлось сделать что-то очень ужасное, но я не могу сделать то, что должно быть сделано, поэтому я оставляю яйцо и просто улетаю. Иногда я просыпаюсь с криком, иногда — с плачем.

Скоро у Сильвер Лайн будет день рождения, ее самый первый. Один год жизни. Жизни, которую я ей подарила. Забавно думать об этом, но я родила этот пушистый комочек. Твайлайт, похоже, тоже так считает. Мне пришлось пережить серьезную травму, чтобы привести ее в этот мир, и теперь, как и любая мать, я пожинаю плоды.

Я не представляю себе жизни без нее, да и без своих друзей тоже. А еще есть Вормвуд. Она называет его "Дада", отчего Ворми каждый раз дергается. Еще четыре года, и жизнь будет идеальной. У меня будет все, о чем мечтает мое сердце.

Думаю, принцесса Кейденс и Шайнинг Армор постараются прийти на день рождения Сильвер Лайн, когда ей исполнится год. Надеюсь, они придут. Я скучаю по ним. Я также скучаю по Пиклсворту и Глимгуду. Мне нужно вернуться в Кристальную империю.

Я давно не получала вестей от Хатико. Он постоянно сталкивается с опасностями. Надеюсь, с ним все в порядке.

---

Суставы крыльев Глуми горели от усталости. Она отчаянно нуждалась в отдыхе, но не решалась остановиться. Она не знала, как долго она летела и как далеко, но летела она очень долго. Уже наступила ночь, и ей было трудно что-либо разглядеть. Она была пегасом и привыкла летать днем. Облака заслоняли луну и звезды, и было темно, очень темно.

Увидев летящий навстречу свет, Глуми сначала чуть не запаниковала, но потом чуть не расплакалась от облегчения, когда увидела сверкающий свет кристального пегаса. На его шлеме был закреплен фонарь, а на доспехах — еще два. Он летел прямо к ней, каким-то образом узнав в темноте, где она находится, и она не могла припомнить, чтобы когда-либо была так счастлива или так радовалась, увидев кого-то из своих собратьев.

В небе появился второй огонек и стал приближаться. Она смотрела, гадая, что же там такое, и тут увидела удивительное зрелище. На горизонте показалась Кристальная империя, сверкающая как драгоценный камень на солнце в полдень. Весь город пылал светом, разгоняя тьму. Глуми так захватило зрелище города, что она заплакала от облегчения.

Всхлипывая, она обнаружила, что последние силы покидают ее. Она махала изо всех сил, но начала терять высоту. Второй кристальный пегас присоединился к первому, и они полетели по обе стороны от нее. Они опустились под нее, а затем вместе поднялись вверх.

Глуми оказалась в сети, которая висела между двумя гвардейцами, как гамак. Крылья болели, глаза были полны слез, чтобы видеть, она рухнула в сеть, и ее тело обмякло. Крылья продолжали подрагивать и биться в конвульсиях, но она не могла заставить их остановиться. Каждое движение отдавалось болью в позвоночнике и шее.

Гвардейцы ничего не сказали, пока несли ее в кристальный город.

---

Глуми оглядела небольшую комнату, в которой ее оставили. Ей велели подождать, а потом стражники ушли. Комната была уютной, хотя и немного тесной. Похоже, что в хрустальном шпиле места было в избытке. Ее принесли через большое окно, которое сейчас было закрыто, чтобы избежать ночной прохлады.

Она была потной, вонючей, грязной и в полном беспорядке. Она не очень хорошо следовала своему плану. Она ничего не сделала, чтобы отмыть кровь на себе и яйце. Грива слипшимися усиками прилипла к шее. Хвост побывал в разных уголках и щелях, а сейчас намертво застрял в ее щели. Она слишком устала, чтобы даже пытаться перебирать ногами и приседать для того, чтобы предпринять целенаправленные усилия по извлечению хвоста.

Она была настолько грязной и отвратительной, что боялась даже прикоснуться к чему-либо, ведь все вокруг было чистым и идеальным. Притупленный усталостью разум вспомнил, что она собиралась искупаться в реке. Но не успела. Почему? Она не могла вспомнить. Правда, не могла вспомнить. Может быть, она боялась, что на нее что-то нападет? Волновалась, что яйцо слишком остынет? Она не могла вспомнить. Мозг не давал ей покоя, пытаясь вспомнить все, что произошло.

Услышав стук копыт, Глуми повернула голову в сторону двери и стала ждать. Дверь открылась, и в проеме возникла высокая стройная розовая аликорна. Не зная, что еще сделать, она склонила голову и притихла, так как не знала, что сказать. Она закрыла глаза и зажмурилась, чувствуя себя мерзкой и противной.

К своему удивлению и шоку, она почувствовала, что ее обнимает гораздо более крупный аликорн. Глуми открыла глаза: крылья принцессы Кейденс обхватили ее с искренней любовью. Она подняла голову и посмотрела в глаза принцессы, ее собственные глаза все еще были мутными от слез. Ее крылья все еще судорожно бились по бокам.

— Я не знаю, что случилось, но похоже, что тебе нужно безопасное место, моя маленькая пони. — Принцесса Кейденс посмотрела в глаза Глуми. — Когда ты приблизилась к городу, я почувствовала твое разбитое сердце. Я послала своих гвардейцев помочь тебе. А теперь давай приведем тебя в порядок, разберемся, и тогда ты сможешь рассказать мне, что случилось.

Когда принцесса удалилась, Глуми боролась с одеялами, накинутыми на ее шею. Ими она привязала яйцо, чтобы оно было в безопасности и тепле. Она боролась с образовавшимися узлами, но ничего не добилась и, расстроенная, вынула копье из импровизированных ножен, которые были под ее крылом. Как раз в тот момент, когда она собиралась разрезать одеяла, она увидела, как ярко-розовая магия распутывает узлы.

Копье выскользнуло из грязных, покрытых слоем корки щеток и с грохотом упало на пол, а сверток с одеялами распахнулся, обнажив окровавленное, покрытое струпьями яйцо. В панике и тревоге Глуми выгнула шею и прижалась щекой к яйцу. Оно было тёплым, очень тёплым, и она почувствовала, как её грудь начала подрагивать, а сама она начала всхлипывать от облегчения.

Розовая аликорн смотрела на окровавленную кучу на полу, не сводя глаз с яйца. Глуми подняла голову, ее тело сотрясалось от рыданий, а крылья все еще подергивались, пытаясь улететь на север.

— О боже, — вздохнула принцесса Кейденс. — Ну что ж, будем действовать по плану. Я помогу тебе привести себя в порядок, и твое яйцо тоже, а ты расскажешь мне, что произошло. Я уверена, что история будет очень интересной.

Глуми, плача, не успела ничего ответить, как ее подхватило волшебство принцессы. Она обхватила яйцо передними ногами, закрыла глаза и не могла больше сдерживать тоску, которая охватила ее разбитое сердце. Слезы хлынули потоком, когда принцесса Кейденс вынесла ее за дверь и в коридор.

---

— Ну что ж, — сказала принцесса Кейденс тихим шепотом, — это настоящая история, моя маленькая пони.

Глуми выпила немного воды, но забеспокоилась, потому что ей показалось, что она может икнуть и подавиться. Она снова была чиста, горячая ванна с экзотическими маслами сделала чудеса с ее усталым и больным телом, а яйцо теперь было безупречно чистым. Само яйцо лежало в импровизированном гнезде из одеял на кровати Глуми.

— Что теперь будет? — спросила Глуми напряженным, хриплым голосом, ставя стакан на маленький столик-поднос, стоящий рядом с кроватью. — Что будет с яйцом? Что можно сделать? Я так далеко зашла, я должна знать.

Прищелкнув языком, принцесса Кейденс поджала губы. Она стояла, подергивая одним ухом, и пыталась придумать, что ответить. После недолгого раздумья она ответила:

— Грифонстоун по-прежнему находится в упадке. Маловероятно, что яйцо найдет там опекунов. У них и так полно сирот. Слишком много клювов, которые нужно кормить, и недостаточно заботливых, нежных душ, готовых присматривать за теми, кто не может позаботиться о себе сам.

Глуми глубоко вдохнула и, не осознавая, что делает это, задержала дыхание.

— Несомненно, грифоны посоветовали бы оставить яйцо где-нибудь в сторонке и позволить природе действовать по своему усмотрению…

— НЕТ! — прорычала Глуми, подхватывая яйцо и его гнездо с одеялами на передние ноги. Ее глаза сузились, и на усталом, измученном лице появилось свирепое выражение.

Принцесса Кейденс вежливо кашлянула:

— Что касается Эквестрии, то, наверное, мы могли бы поместить яйцо в инкубатор, но я не знаю, кто мог бы позаботиться о нем. С маленькими грифонами нужно много заниматься. Нужно кормить их большим количеством жуков, а большинство пони от этого воротит. Наши сиротские приюты переполнены, и я не уверена, что маленький грифон получит необходимое ему внимание, ведь они очень, очень беспомощны, когда вылупляются.

— Неужели ничего нельзя сделать? — с мольбой в голосе спросила Глуми, прижимая к себе драгоценное яйцо.

Одна бровь принцессы Кейденс выгнулась дугой, а ноздри раздулись.

— Мне очень жаль, моя маленькая пони, но я не вижу хорошего исхода. Я не вижу, чтобы это закончилось хорошо. Возможно, нам стоит прислушаться к мудрости грифонов и…

— Нет… — Глуми заскулила и покачала головой.

— Это вопрос ресурсов, моя маленькая пони, — сказала принцесса Кейденс мягким, успокаивающим голосом. — Очень маловероятно, что мы сможем найти семью, которая возьмет яйцо на воспитание. Даже если мы поместим его в инкубатор и позволим ему вылупиться, это будет жестоко, ведь грифончик никогда не получит того внимания, любви и заботы, которые ему так необходимы. Маленькие грифоны действительно очень нуждаются в заботе.

Услышав слова принцессы, Глуми тихонько заскулила.

— Сейчас это не грифон. Еще нет. Это скорлупа и немного желтка. Ничем не отличается от куриного яйца. Отпустить его было бы милосердно…

— Нет. — Глуми покачала головой и зажмурила глаза, на которые навернулись слезы. — Нет, не после того, через что я прошла. Это мой лучик надежды… Ты не знаешь, каково это было… Я должна была взять это копье, и я должна была… Я должна была… — Пегаска задыхалась и не могла продолжать говорить. Склонив голову, она прижалась щекой к верхушке яйца.

Повернув голову, принцесса Кейденс посмотрела на копье, которое теперь стояло в углу. На ее лице на мгновение появилось выражение печали, но затем оно исчезло. Ее глаза лукаво сверкнули, а брови решительно нахмурились.

— Честно говоря, Глуми, иногда лучше просто отпустить…

— Никогда! — огрызнулась Глуми, в которой исчезли все следы ее обычной веселости и жизнерадостности. — Я сделаю это сама, если никто другой не сделает! — Она обхватила яйцо, завернутое в одеяло, как бы защищая его от всего мира.

— Глуми, я в этом не разбираюсь, предстоит много хлопот.

— Мне все равно. — Глуми обернула свои больные, ноющие крылья вокруг своего туловища и яйца. Она вызывающе смотрела на Кейденс свирепыми глазами-бусинками.

— Глуми, это значит, что придется сидеть на яйце двадцать один — двадцать восемь дней…

— Мне все равно.

— А что ты будешь делать, когда оно вылупится? — спросила принцесса Кейденс. — Ты же пони. Это будет грифон.

— Неважно. — Глаза Глуми сузились.

— Он ест мясо. — Голос принцессы Кейденс звучал очень спокойно.

— Неважно.

— Многие пони не очень хорошо относятся к хищникам.

— Что ж, мне лучше научиться справляться с ними, потому что Ворми довольно симпатичный.

— Ворми? — Ошеломленная, принцесса Кейденс стояла, моргая, и выглядела очень смущенной.

— Вормвуд. Большой парень. Типа красавчик. Ночной пегас. Ветка дерева пронзила ему шею. Представляешь?

— О. — Розовый аликорн сделала шаг назад. — Ох… — Уголки рта принцессы Кейденс на мгновение изогнулись вверх, а затем ее лукавая улыбка исчезла, как будто ее и не было. Ее крылья один раз хлопнули по бокам, а глаза сузились.

Не выдержав, Глуми зевнула. Теперь она была чистой, с полным животом, в тепле и в удобной постели. Ее тело просило сна, и сразу после окончания первого зевка случился еще один.

— Ну что ж, Глуми, считай себя моей гостьей. — Принцесса Кейденс посмотрела на зевающего пегаса с выражением сострадания на лице. — Если ты собираешься проделать всю работу по высиживанию яйца, то меньшее, что я могу сделать, это оставить тебя у себя в гостях. Когда оно вылупится, мы решим, что делать дальше. А пока тебе надо поспать, моя маленькая пони.

— Хорошо. — Глуми свернулась калачиком вокруг яйца.

Рядом с кроватью принцесса Кейденс достала из шкафа запасное одеяло, расстелила его и накрыла пегаску.

— Утром мы еще поговорим, маленькая Глуми. Отдыхай и восстанавливайся, ты прошла через тяжелое испытание. Если тебе что-то понадобится, позови, и кто-нибудь придет, я обещаю.

Отойдя от кровати, принцесса Кейденс увидела, что Глуми уже спит.