Усталость
Мы выходим на рассвете
Старший сержант Игл Ай, первый гвардейский корпус, второй батальон, третья рота, третий взвод.
Как же меня всё заебало.
Именно с такими мыслями я проснулся за минут тридцать до общего подъёма в своей койке. Смотря на рассвет за окном, я думал о том, где я в жизни так проебланился, что сейчас хочу просто вылететь со службы и просто плевать в потолок. Армия Эквестрии, нашей великой страны, наверное, никогда не вызывала ничего хорошего. Просто один и тот же день на весь период контракта: подъём – служба – расход. Мой дом был слишком далеко от части, которая была расположена прямо в замке, поэтому я сидел в казарме и на выходные или отпуска отлучался. Эти ебучие бараки меня заебали до глубины моих костей.
Умела же Селестия поднимать солнце… Так красиво.
Тем временем за окном было слышно чириканье птиц. Одна говорила что-то другой, другая отвечала… Это так мне напоминала о доме. И причём хуй знаешь – хорошо это или плохо.
Лейтенант говорит свои заветные слова, мы выполняем заветные действия и идёт выполнять заветную службу. Сегодня нас будут особенно ебать – у нас сегодня парад в честь праздника восхода правящих сестёр на трон. Быстро встав с кроватей, я оказываюсь в толпе кучи солдат, где копыта бьют по земле так громко и так часто, что невольно хочется заткнуть себе уши. Оказалось, что подняли весь гарнизон для этого праздника. Видимо, совсем нехуй делать.
Я строю свой взвод перед собой. Он представлял из себя жалкое зрелище: большинство «стариков» уже ушли, а на замену им пришли всякие «духи», ещё неподготовленные к подобному «отбиванию асфальта», как я это называю. Командирам отделений я даю наказ за своим составом следить, а самим солдатикам я даю лишь одно указание: нельзя, сука, «клювать». Надо будет принести нашатыря, ибо кто-нибудь сто процентов не выдержит…
Мы шагаем по плацу, репетируя перед началом самой церемонии. Целый гарнизон шагает в ногу, шаг чеканится сам собой, пони идут с улыбкой. Ну, какая-то их часть.
Я лично хочу просто уже отшагать и съебаться на выходные. Как удобно: сёстры вошли на трон ровно тысячу двести лет назад, в пятницу. Сука, Селестия сто процентов сделала так, чтобы потом два дня почивать в комнате и наслаждаться собой.
Можно говорить что угодно про нашу армию: что она бесполезна, мертва, используется как парадная форма, но Селестию мы любим до глубины наших тел. Правда, кто как. Кому-то Селестия нравится как мудрый правитель, кому-то как тот, кто за все свои года власти ведёт нас к светлому будущему. А я? А я просто выебал бы её. Как-то с начала моей службы так вот выдалось, что я только её рассматривал с задней стороны. Я признался самому себе в этом ещё давно. Я молодец? Да. А другие знать не обязаны.
После выхода с плаца начинается разбор полётов: кто-то опять ногу сбил, кто-то неправильно повернул голову, кто-то забыл надеть шлем, кто-то забыл кисточку роты, а кто-то просто долбоёб. Генеральная репетиция идёт как всегда – через пизду, ничего нового тут нет.
После этого идёт команда на завтрак. Сегодня его решили переместить, ибо к моменту выхода на площадь он бы закончился, а голодный солдат – бесполезный солдат, особенно когда нужно стоять в тридцать пять градусов жары в броне. На этот раз даже не поскупились и нам дали нормальный и плотный завтрак, живот от которого распух ещё на стадии первого. Когда нам давали десерты в виде эклеров, то там даже я уже не мог есть, хотя мой желудок тянет на звание резинового.
Тем временем рассвет потихоньку перешел в полдень, и весь наш гарнизон в парадном порядке вышел из замка в сторону городской площади Кантерлота. Старшие кобылы и жеребята бросали нам цветы и кричали что-то в нашу сторону, благодаря нас за службу. Молодые же кобылы и жеребцы вне службы за нас чуть ли свечки не ставили: так плохо мы живём. Гражданским невдомёк многое с военной службы, а особенно причина всех этих парадов, строевых тренировок и прочей хуйни, от которой иногда хочется просто повеситься.
Все мы понимаем, что молодые жеребцы хотят утвердиться в обществе. Доказать всем, что они тут главные. Вот в этом-то и дело, что таких у меня – целый взвод. А как сделать так, чтобы эти идиоты друг друга не перерезали в страсти доказательств, что именно они насаживали больше кобыл на свою палку? Именно – строевая, сука, подготовка. И тут вытекает второй способ сдерживания этих идиотов – ненависть. Все мы ненавидим, когда капитан с его жёнушкой водят нас туда-сюда на плацу, как игрушечных солдатиков, отчего вырабатывается ненависть к нему и его жене. Хотя, конечно, некоторые офицеры имели глаз на Каденс, и даже не потому, что она по всем меркам солдат является прекрасной женой, а потому, что она вылезла из ниоткуда. Никто из высших кровей не любил, когда какая-то выскочка мало того, что оказывалась на троне, так ещё и на троне собственной страны. Нет, за капитаном мы пойдём хоть за три пизды колена, но иногда просто хочется его прирезать. Здоровый армейский коллектив, так сказать. Но есть и побочный эффект: ты превращаешься в злого мудака, девяносто процентов слов которого занимают маты, любящего заебать солдат по любому поводу.
Ненавижу, блять, офицеров.
Тем временем наш гарнизон зашел на площадь. Стоя побатальонно, мы представляли символ стоицизма, стоя как самые настоящие статуи. Этот навык в принципе вбивается в нас с самых основ строевой подготовки, ибо эта армия ни на что неспособна, кроме как стоять.
Смешной факт: несколько лет назад произошло нападение чейджлингов на Кантерлот, и тогда ещё младший сержант Игл Ай и его взвод были выведены из города и направлены на сука восточное побережье материка, дабы «прикрывать» высадку торговых судов с другого континента. Прикрывать здесь – это просто смотреть на выгрузку товаров. Вся защита. Тем временем в Кантерлоте происходило веселье. И мне могут моралисты сколь угодно пиздеть, что драться – плохо, но всё лучше, чем стоять и ловить соль ебалом.
Становись. Равняйсь. Смирно.
Стандартные поздравления, стандартное троекратное «Ура!» под конец. Тем временем на трибуну вышла Селестия. Вся торжественно-важная, с приподнятыми крыльями, она зачитывает речь, пока все с раскрытыми ртами слушают её. Я же смотрел на неё слегка уставшими глазами, ибо её голос уже въелся в уши. Фигура-то нет, фигура прекрасна, как и тот, кто ей обладает, а вот голос… Чуть ли не каждые полгода слушаю её речи – заебало, честное слово.
Нововведением же являлась вторая сестра правящей династии. Луна, являясь моложе и новее, так сказать, читала свою речь скорей скромно и запинаясь, но в то же время довольно энергично. Её разговоры про исправление и прочую хуйню было слушать интересно, ибо новый голос всегда ласкает уши. Правда Селестия моя, запуганная она какая-то.
Первый батальон на месте, остальные – направо.
Мы начинаем движение с площади под звуки ансамбля. Проходя мимо трибуны, я даю счёт, дабы мы смотрели ровно на Селестию. Теперь за место торжественно-важной фигуры встало торжественно-важное лицо. Её лик был замазан огромным количеством косметики, а из-под туши для глаз (или как там эта хуйня называется) вылезают синяки под глазами. Похоже, у кого-то проблемы. Может, ночью веселилась с каким жеребцом? Бля, в очередь встать можно?..
Луна же стоит вся заряженная и машет нам, будто провожая в поход.
Счёт. И два.
Мы выходим с площади обратно в сторону замка, в сторону казарм. Я веду свой взвод как робот. Вроде как даже никто не выпал в темноту – хорошо. Не зря ебал им мозг про это. Даже нашатырь не понадобился.
Проходя по городу, мы идём широким шагом. Все хотят побыстрее съебаться по домам. Я уже слышу разговоры позади себя про то, как проведут выходные мои подчинённые.
Мы вошли в замок, и капитан объявил сбор командиров. Как в итоге выяснилось, пара солдат всё-таки вырубилась, но не в моём взводе, но в общем и целом – парад проведён успешно, вольно, разойдись и больше не ебись. Сказано, что солдат нельзя отпускать до хотя бы шести вечера, ибо пьяные солдаты на выходном в праздник способны создать много проблем.
Придя в казарму, я озвучиваю данный приказ. Многие начали материть капитана, но особенно материли его офицеры и я. Что мне делать с этими ебланами ещё сколько? Три часа. Три часа ещё что-то делать… Ну хоть покормили, спасибо и на этом.
У всех копыта чешутся и на земле не стоят, все уже хотят встать на старт и начать убегать по домам, все уже сняли броню. И ведь эти «духи» не прослужили даже и полгода! А что с ними будет как со мной – на пятый? Это ведь всё, пиздец…
Предлагаю играть в карты, что так-то запрещено правилами. Но устав на то и создан, чтобы им жопу подтирать. Да и всё равно делать нечего.
Играю с парой солдат в карты, кто-то поёт песни времён войны в горах, кто-то собирает вещи. Каждые пять минут обвожу глазом взвод, дабы не проебать кого, ибо был уже случай, когда, сука, два дебила съебались из части просто потому что они захотели. Мне потом по ушам ездили пять месяцев.
В казарму забегает лейтенант и на всю казарму орёт «Воля!». Я не успеваю моргнуть глазом – вся казарма опустела. Похуй на карты, похуй на гитару – все просто съебались в одну секунду, будто бешенные. Ладно, теперь эти идиоты не мои хлопоты, я могу тоже уходить домой. Я последний раз взглянул в окно казармы. Вечер потихоньку закатывал солнце. Он так и звал на прогулку в парке с твоей любимой, на бутылочку вина, на акт любви, пачкающий всю нижнюю часть тела.
Насчёт вина…
Я дошел до своего дома. Постучавшись, я крикнул:
— Мам, пап, дома!
— Слышу! — закричала мать с кухни. Я уже ноздрями чую, что щас наебенюсь.
— Ага… — сказал отец со второго этажа. Наверное, опять читает какую-то хуйню. И да, я отказываюсь верить, что книжки про историю – это что-то важное.
Как-то повелось у нас в семье, что после того, как я прихожу домой, семья собирается на кухне за столом за ужином. Мать и отец спросят меня по службе, я спрошу насчёт их жизни, а там уже постель недалеко.
Спать хочу… Пиздец… Может, с парада вымотался? Да нет вроде.
Зашел коротенько в свою комнату сбросить сумку. В ней я таскал блокнот с письменными принадлежностями, которые я никогда не использую. Просто родители не лезут к ней из-за этого, не зная, что я что-то иногда протаскиваю в сумке. Ну и пусть не знают, нехуй бате лезть туда.
Сажусь за стол на кухне. Мать вся сияет от радости, накладывает какой-то суп так, будто щас взорвётся от радости. Батя заходит на кухню с моноклем. В принципе, я был прав.
— Ну, рассказывай, как на параде было? — спросила мать с сияющей улыбкой, сидя передо мной.
— Мы там были, даже тебя видели, как ты строй вёл. Молодец. — Хмыкнул отец. Да бля, я чувствую, какой я «молодец» для тебя. Завтра опять начнёт пиздеть, что я недостаточно продвигаюсь по службе. Старый п…
— Ну ты посмотри на него, — мать сказала с чувством обиды, — он ведь весь уставшим выглядит! Как тут не быть молодцом.
— Угу… — промычал я, поедая суп. Вкусный, спору нет.
— И это всё? — спросила мать.
— Ну а что тут рассказывать? — сказал я, поднимая голову от тарелки. — Всё так же, как и обычно. Разве что ещё одна принцесса добавилась.
— Но ведь это же принцессы!
— Вот именно, сынок. Всё-таки не все так близко оказываются к ним.
Отец звучит так, будто я не понимаю цену того, что я находился к Селестии ближе на пять метров. Ой пиздец, какая нахуй потеря-то! Не смог приблизиться к самой лучшей жопе Эквестрии на целых пять сука метров! Всё, катастрофа нахуй.
— Да и пусть. Наше дело – шагать, а не на принцесс глазеть.
Я соврал. Наше дело шагать И глазеть на принцесс.
— Правильно. Главное – служба, а остальное потом, — сказала мать, беря хлеб.
— А что насчёт твоих подчинённых? — спросил отец, сам садясь наконец за стол.
— Ничего. Никто не упал, вроде как никто не жаловался. У вас чё как?
— Да потихоньку, — сказал отец, снимая монокль, — вот, заканчиваю одну статью в журнале по истории Кантерлота.
— Ты не представляешь, сколько он книг перерыл, — сказала мать, смотря на отца, — как крот копался в библиотеке.
— Наука – дело сложное, дорогая, — сказал отец свою крылатую фразу, — и тебе бы следовало этим заняться, Ай.
— Я – солдат. Мне и так времени не хватает, а тут ещё книги читать, на лекции ходить…
— Да, сложно, — сказал отец строго, — но потом становится легче. Трудно в учении – легко в бою, не так ли?
Когда был последний бой гвардии? Именно прям бой-бой, с потерями? Бля, можно будет спиздить книжку какую по истории дневной гвардии и там посмотреть.
— Некогда мне, — отрезал я этот диалог, — плюс на мне тридцать три лба, за которыми надо смотреть, как за детьми.
— Ты из себя как будто отца строишь, — сказала мать, — они ведь взрослые жеребцы, могут сами за себя отвечать.
— Не могут, мам, не могут, — сказал я, доедая суп и вытирая рот предплечьем, от чего отец скривился в лице, — я тебе уже сам это всё рассказывал кучу раз.
— Ой, — мать махнула на меня обеими ногами, — твои эти истории…
— Такова армейская жизнь, — сказал я, цыкая.
— Да уж, а мог пойти в университет и не заботится об этих лбах, — сказал отец с небольшой усмешкой.
Сука, закрой, блять, ебало.
— А мог бы и на луну пешком прогуляться. Я выбрал что я выбрал.
— Ой, слушай, мне вчера подружка так хорошо гриву завила!..
Начался диалог из одного, где мать будет рассказывать истории за неделю, а я с отцом слушать и иногда посмеиваться. Так дело подошло к ночи, где я решил удалиться в комнату, надеясь заснуть и хоть как-то отдохнуть как нормальный пони.
Говно эти ваши кровати в казарме. Мой же диван дома был просто невероятным. Я бы на нём жил. Ещё и чистое постельное… М-м-м… Вообще заебись.
Что не заебись, так это сон, всё не приходящий ко мне. Вот бывает так иногда, что вечером хочешь спать пиздец, а ночью ложишься спать – и всё, вызывайте. Просто не хочешь спать и всё.
Тем временем чириканье птиц и время в два часа ночи заставили меня выбраться из кровати. Заебался.
Сумку я использовал лишь как тайник и не больше. Блокнот был пустым, а его предназначением было прятать всякое нелегальное, что я проносил домой. Слава Селестии и её прекрасной заднице, что я слез. А то сам бы был в заднице.
Вино было в лучших традициях старой-доброй песни – «Дешевое вино – пусть голоден, но пьян». Я вообще редко пил, ибо деньги хранил на чёрный день. Или на белый день, когда нужно будет устроить пир. Хуй его знает, в нашей жизни всё меняется так быстро.
На кухне было приоткрыто окно, и на раме сидела синица. Чирикая в ответ кому-то, она была повернута ко мне спиной. Я тихо зашел на кухню и открыл вино, выпивая буквально из бутылки. Её крылья красиво прилегали к бокам, а чириканье успокаивало меня.
Да уж, действительно…
Синица улетела с рамы от звука копыт по кафелю.
— Ты что тут делаешь? — я услышал голос отца за спиной.
— Пью, не видно что ли, — сказал я, повернувшись.
— Ты должен спать. А ещё – с каких пор ты пьёшь? Вам разве в армии не говорят, что пить нельзя? — спросил отец строго.
— Не еби мне мозг хотя бы сейчас, я вне службы — сказал я, выпивая ещё глоток с бутылки. Так-то я никогда матом не разговаривал с родителями, но алкоголь дал мне в голову.
— Я старше тебя, не смей со мной так разговаривать, — отец старался держать голос тише дабы не разбудить мать.
— А ты не еби мне мозг! — а я старался не держать его тише. — И поебать мне, сколько тебе лет. Я двадцати семилетний взрослый, я могу себе позволить алкоголь.
Я заметил тень на лестнице на второй этаж. Мать.
— Не можешь, с каких пор я разрешал тебе пить?!
— Да иди нахуй, сука! Нельзя то, нельзя сё. Мне уже надо иметь кобылу, детей, а вся моя жизнь – делать вид бурной деятельности. И то везде разрешение получи. Будь добр – съеби.
Я глотнул ещё из бутылки и взглянул из окна. Рассвет скоро начнётся.
— Что тут происходит? — мать решила наконец-то перестать подслушивать.
— Наш сын превращается в алкоголика.
Ой блять, в пизду.
Я встал со стула, взял бутылку и ушел с кухни, идя в гостиную на выход.
— А ну вернись сюда! — крикнул мне отец в спину.
Громко хлопнув дверью, я пошел куда глаза глядят.
Как же меня заебал этот старый пидорас. Иду на службу – спроси разрешение, продвигаюсь по службе – спроси разрешение, захочешь пойти поссать – спроси разрешение. Я в рот его ебал, пидорас блять. Даже у офицеров нашего гарнизона не такой скверный характер, как у моего отца. Иногда я подумывал задушить его, но потом забивал на это, ибо мать этого не переживёт. Мать я любил и лелеял всем сердцем, но как она могла жениться на таком пидорасе – загадка всей моей жизни.
Я пришел обратно в замок. Обратно в казармы. Видимо, нет у меня других мест жизни – либо барак, либо отчий дом. Третьего не дано.
— Сержант, вы что тут делаете? — спросил меня знакомый из другой роты лейтенант, когда я забрёл в какую-то часть замка.
— Пью, — ответ был краток.
— Почему честь не отдали? — спросил он меня, останавливая меня.
— Потому что я не на службе. А теперь, будь добр – отъебись.
Я обошел его и продолжил свой путь с полупустой бутылкой.
— Как вы обращаетесь с офицером?! — крикнул он на весь замок, будя всех вокруг сто процентов.
— Отпусти меня, блять! — сказал я, когда он стал тянуть меня назад. Я ткнул задней ногой куда-то в его сторону, видимо, нанося удар по его ноге.
Уйдя от лейтенанта, я зашел в какой-то парк на территории замка. Но вот беда – мой организм требовал всё больше и больше алкоголя, а он заканчивался. Вот тут я и вспомнил про кухню замка. Как я проник туда без ключа? А потому что есть резервный. И я знаю, где он. Как?
Потому что один знаменитый капитан (единственный в гвардии) один раз съебался со всеми своими лейтенантами в Кристальную империю водить одну розовую принцессу по кругу, пока оставшийся старший сержант Игл Ай остался за главного прямо перед проведением крупного мероприятия в замке. И то, сколько он бегал туда-сюда, не описать никакими словами. Шайнинг до сих пор боится мне в глаза смотреть. Пидорас блять…
Естественно, что никто и не думал менять расположение тайника с ключом, но вот что действительно решили изменить – так это компоновку. Пришлось повозиться, дабы найти хоть какую-то бутылку, ибо память моя уже не могла помочь в поиске. Хорошо хоть, что все на выходных. А то бы тут объяснялся перед кухарками, бля…
Вновь парк, вновь птицы, вновь рассвет. Я сидел на голой траве и наблюдал за рассветом, слушая птиц и выпивая какой-то алкоголь. Я не знаю, что это было, но вкус был хорошим, а алкоголь сильным. Даже как-то… Не знаю, стал успокаиваться и потихоньку даже засыпать.
Я почти упал в бездну черноты, как услышал голос около себя.
— Не часто у меня тут гости бывают, особенно в субботу, — настолько въевшийся в уши и надоевший, что я мгновенно открыл глаза.
Сидевшая слева от меня белая кобылица смотрела на меня сверху вниз с лёгкой улыбкой.
— Что привело тебя сюда, страж? — спросила Селестия мягко.
Видимо, напиваться нужно меньше. Мерещится всякое… Похуй, пляшем.
— Заебало всё. Служба, дом, родители… Хочется просто уйти. Может, даже вообще со службы.
— Не пробовал пойти в отпуск? — спросила Селестия.
— Ага. Отпуск. Мне командование не разрешит даже спросить о нём. Отпуск бля, ха! Аха-ха-ха!
Не знаю, почему, но меня её идея рассмешила до ужаса. И, видимо, её тоже, ибо она стала смеяться вместе со мной.
— Да уж, глупая идея, согласна, — сказала она, хихикая, — но ты попробуй. В нашей жизни всё бывает.
— Мгм, — сказал я, делая ещё один глоток из бутылки, — будешь?
— Давай, — Селестия взяла бутылку в телекинез и отпила, — хорошее вино. Только крепкое слишком для обычных пони, как по мне.
— Согласен.
Я попытался встать, но ноги решили, что мне лучше упасть. Поэтому я им повиновался, упав прямо на плечо Селестии.
— Этому больше не наливать, — засмеялась Селестия.
Тепло её тела стало третьим, последним элементом, который отправлял меня в сон.
Чириканье птиц, вино, тепло тела белой кобылы… Отличный сон. Даже слишком…
— Спи, мой страж, — она стала гладить меня по голове. Резко её голос надломился после вздоха, — хоть у кого-то из нас будет отпуск.
Я проснулся с сильной головной болью в бараке.
Ох, ебать… Не-е, я не пью после такого. По голове будто проехался поезд, потом прошелся целый табун, а вдогонку решили попробовать её просверлить. Эффект примерно тот же.
И как такое может быть только от одной бутылки? Или сколько я там пил? Нихуя уже не помню… Сон разве что про Селестию и отпуск. Видимо, мой организм вообще не предназначен для алкоголя в таких дозах, но идея здравая. Наверное.
За окном стоял жаркий день в часу третьем, наверное. Нихуя себе я проспал… Я, наверное, заснул очень поздно.
Я встал и пытался найти свою сумку, надеясь, что однажды блокнот будет использован по назначению, но хуй там – сумка осталась дома. Ладно, в замке должна быть бумага.
Зайдя в штаб нашего гарнизона, я встретился с еле стоящим на ногах Шайнингом. Уж не знаю, что у него творилось ночью, но выглядел он ужасно.
— Здравия желаю, — сказал я ему.
— Ай, привет, вольно — ответил он мне, прикладывая копыто к голове, — у меня слегка болит голова от вчерашнего парада, поэтому попробуй быстро.
— Хочу подать прошение на отпуск.
— Ты же в курсе, что у нас и так нет никого и терять личный состав по отпускам у нас нет возможности? Ладно, не говори ничего, я пообщаюсь с лейтенантами – может, чего-нибудь придумаем.
— Спасибо.
В принципе, как говорила Селестия из сна, глупая идея. Надо бы чем-то себя занять до понедельника. Можно было бы прогуляться по городу…
Зайдя в барак, я подумывал о походе в столовую, ибо жрать хотелось невероятно, но тут же зашел Шайнинг.
— Я тебе одобрил двухнедельный отпуск.
Я чуть не сказал «Хуя себе».
— Ничего себе, а чего так быстро? — спросил я.
— За тебя замолвили словечко, — ответил Шайнинг со странной интонацией.
— Que? — спросил я словом из одного языка моего сослуживца.
— Не спрашивай.