Опасный роман лебедей
Глава 26
Гослинг многое слышал. Из уст матери он слышал то, что никогда не хотел слышать. Некоторые вещи жеребенок никогда не должен слышать от своей матери. Он сидел в ошеломленном молчании, и пока он сидел в кресле, пытаясь прийти в себя, в животе у него заурчало. Он взглянул на часы и увидел, что уже близится к шести часам. Желудок издал умоляющее бульканье, и Гослинг задумался об ужине.
— Ма, мы идем ужинать…
— Гослинг, это Кантерлот, ужин стоит дорого. — Слит покачала головой. — Мы можем поесть здесь, и ты сэкономишь свои деньги.
— Ма, не надо действовать мне на нервы, — сказал Гослинг матери, повысив голос настолько, чтобы дать ей понять, что он настроен серьезно. — Я знаю одно милое местечко, где едят многие солдаты, и у меня там есть счет, который вычитается из моей зарплаты. Все будет в порядке, ма.
— Госси…
— Да?
— Не хочу показаться грубой, но мне всегда было интересно…
— Что, ма?
— Госси, дорогой, сколько ты зарабатываешь в месяц? Ты ведь платил за квартиру и присылал мне деньги, и мне было так интересно, но я боялась спросить, потому что ты знаешь, как это бывает: заговоришь о деньгах, а в следующий момент происходит большая ссора…
— Ма, я хорошо зарабатываю, — мягким голосом сказал Гослинг. — В корпусе связи самая высокая зарплата, но и самые жесткие требования к кандидатам. Кроме того, нам приходится иметь дело с утечкой мозгов. В корпусе связи нет тупых маленьких лошадок.
Слит кивнула:
— Но, Госси, как ты за все платил?
— Ну, ма, я на действительной службе и выполняю настоящую работу. Мне платят и за то, и за другое. — Гослинг поднял бровь и ждал. Его тоже только что повысили, чтобы он работал с Рейвен, но он еще не знал о каком-то повышении зарплаты.
— Да, но насколько? — спросила Слит, отводя взгляд в сторону кухни. — Прости, Гослинг, но я чувствую себя виноватой… ты присылаешь мне много денег… так много денег… я немного шокирована тем, сколько ты присылаешь, и все время беспокоюсь, что у тебя нет денег на себя.
Гослинг моргнул. На лице матери отразились вина и боль. Его сердце сжалось. Он хотел, чтобы его мать была счастлива и жила лучше. Она выглядела обиженной, как будто ее гордость была уязвлена. Он не знал, что сказать.
— Гослинг, я работала на двух, иногда на трех работах, чтобы платить за квартиру и счета… а ты присылаешь достаточно денег, чтобы покрыть все. Я просто… я просто… Гослинг, я просто не хочу, чтобы ты остался без денег ради меня. Чувство вины съедает меня заживо. Это одна из причин, по которой я устроилась на работу на полставки. Не только потому, что мне было скучно. Я просто…
— Ма… — Гослинг наклонился вперед в своем кресле и уставился в голубые глаза матери, когда она повернулась, чтобы посмотреть на него. Она вот-вот расплачется. Сердце его тяжело забилось в груди. — Ну, я получаю жалованье за действительную службу, и каждый из курсов, которые я прохожу, повышает мое жалованье, а я прошел их немало, сейчас я прохожу курсы высшего уровня связи и командования. У меня есть работа телеграфиста, ну, была, и я управлял переговорным пунктом до того, как меня завербовала Рейвен. Я горжусь этим.
— Гослинг, перестань говорить об этом… Я должна знать. Ты присылал мне двадцать две сотни бит в месяц. С моей собственной подработкой я смогла отложить немного сбережений на черный день, если они понадобятся.
— Я оставил немного для себя, — сказал Гослинг.
— Ты ведь не собираешься мне рассказывать? — спросила Слит.
— Нет. — Гослинг почувствовал укол вины.
— Значит, ужин… — Слит глубоко вдохнула и мотнула ушами, распушив крылья по бокам. — Хорошее ли это место? Какая у них еда?
— О, у них всего понемногу, — ответил Гослинг, — и самый лучший суп из шариков мацы в Кантерлоте. Они используют много оливкового масла и что-то делают с бульоном, чтобы он стал шелковистым.
— Ты не договариваешь. — Слит моргнула, а затем начала кивать головой.
— Ма, все пони его едят. Они делают его литрами. Здесь, в Кантерлоте, еда немного отличается от той, откуда мы родом. Пони здесь больше заботятся о том, чтобы еда была вкусной, и меньше — о том, откуда или от кого она. Это все равно что найти дюжину разных мест в одном месте.
— О, ну, похоже, это действительно может быть здорово, — сказала Слит, кивая головой. — Ладно, пойдем. У них есть пицца?
— Да, ма, есть. Они готовят отличный пирог. — Гослинг улыбнулся матери. — Пойдем, ма, и я покажу тебе все вокруг.
У Кантерлота был свой стиль, как и у любого другого эквестрийского города, но под башнями и шпилями, под черепичными крышами, спрятанными в многочисленных закоулках, Кантерлот представлял собой образец практически всего хорошего, что есть в Эквестрии. Еда, напитки, искусство, одежда, культура, музыка, театр — в Кантерлоте можно было найти понемногу всего.
За арочными дверями прятались многочисленные скрытые сокровища города. Пицца в стиле Мэйнхэттен. Сказочная культура салатов Эпплвуда, дома кинозвезд. Мартини из Лас Пегасуса. Блюда из фасоли из Балтимара. Пуцин из Ванхувера. В Кантерлоте можно было найти все, ведь сюда съезжались на работу пони со всей Эквестрии.
Гвардейцы были прожорливы и голосисты. Все их требования были удовлетворены сполна.
Слит и Гослинг шли бок о бок по тротуарам, пока повозки и кареты с грохотом проносились мимо по булыжникам. День переходил в ночь, и в городе уже становилось прохладно. Осень надвигалась на всю Эквестрию, но в Кантерлоте она уже наступила, по крайней мере, так казалось, когда над городом опустилась бархатная пелена ночи.
О пони Кантерлота можно сказать одно: в большинстве своем они были вежливы, когда выходили на улицы. Пони Мэйнхэттена — не очень. Когда происходили нарушения границ личного пространства, а они происходили, то обычно можно было услышать: "О, простите", "Мои извинения" или что-то в этом роде, а не грубое: "Эй, йо, я тут гуляю!", как это можно было услышать в Мэйнхэттене.
Для Гослинга это стало нормой, но Слит была озадачена таким непринужденным отношением окружающих ее пони. Гослинга все это забавляло, потому что его мама вела себя как туристка. А в Мэйнхэттене туристы были придурками. Жители Мэйнхэттена ненавидели туристов. И все же она шла по городу, останавливалась, глазела на вещи, загораживала тротуар и вела себя как турист.
Унтергартен был необычным местом. Когда-то здесь была грибная ферма. Это была огромная природная пещера, которая находилась под рядом магазинов наверху. Она отапливалась естественными геотермальными источниками пара, а пар использовался для приготовления пищи. Это было одно из тех почти секретных мест, о которых знали только местные жители и любили посещать стражники, потому что, скажем прямо, в свободное от службы время никто не хотел иметь дело с туристами. Некоторые вещи никогда не менялись, где бы вы ни жили.
Гослинг часто посещал это место, как и все остальные члены гвардии. Это место было для него как второй дом. Поэтому его приветствие в этом месте было еще более неприятным.
— О, смотрите, домашний пегас принцессы… — Гослинг услышал хихиканье, сопровождавшее эти слова. Он слышал, как рядом с ним скрипит зубами его мать. Почти сразу же он начал оценивать ситуацию, размышляя, стоит ли оставаться. Возможно, будет разумнее уйти.
— Я слышал, она держит его в маленькой корзинке у своей кровати.
Гослинг навострил уши и непроизвольно забил копытом по полу. Раздался тихий скрип, когда копыто заскрежетало по камню. Несколько голов повернулись. Уши встали дыбом. Перья зашелестели. Загорелись рога.
В зале раздавались добродушные подначки, а потом началось… что бы это ни было. Гослинг чувствовал напряжение в воздухе. Он чувствовал на себе взгляды, и его мать выглядела очень, очень недовольной. Гослинг, не любивший конфронтации, решил, что пора уходить. Он повернулся и подтолкнул мать. Ее тело напряглось.
— Правильно… убирайся отсюда… может, принцесса поставит для тебя миску с едой.
— Хватит, ведроголовые! — проревел строгий голос. Крупный, грузный земной пони отшвырнул табуретку, вставая. — Вы, болтуны, будете уважать всех членов объединенной гвардии, или я буду вынужден вытереть вами пол!
— Успокойтесь, сержант Шэмрок…
— Я НЕ ПРОСИЛ ВАШЕГО ОТНОШЕНИЯ, РЯДОВЫЕ ОТБРОСЫ! — закричал сержант в приступе бешенства квакающим голосом. — Я УВЕРЕН, ЧТО ТВОЯ МАТЬ НЕ ПРОСИЛА ТЕБЯ РОЖДАТЬСЯ, ТЫ, ВЯЛОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ КОБЫЛ И ЖЕРЕБЦОВ! ЛУЧШАЯ ЧАСТЬ ТЕБЯ СБЕЖАЛА ПО МАМИНОЙ НОГЕ И ПОПАЛА В СТОК ДУША… ДВАЖДЫ!
Вот черт, пора было уходить! Гослинг сделал шаг к двери и…
— Рядовой Гослинг, не двигаться! — скомандовал сержант. — Вы не должны покидать замок без присмотра, о чем ты только думал, ты, кучка отсохших бип-бип-буп мозгов!
Сжавшись, Гослинг застыл на месте, так как его статус телеграфиста был востребован. По крайней мере, сержант больше не говорил квакающим голосом. Он надеялся, что его не собираются поносить перед матерью, и, что еще важнее, надеялся, что его мать не будет поносить сержанта.
— Мадам, прошу простить меня за резкость, но с этими ведроголовыми необходимо проводить разъяснительную работу, потому что все они — безмозглые лужицы блевотины гарпий, — обратился сержант к Слит. — И я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы родили хотя бы одного хоть немного компетентного пегаса для этой армии пони!
Обернувшись, Слит уставился на воинственного земного пони широкими, растерянными глазами:
— Эм, спасибо, я полагаю?
Сержант поднял копыто в привычном для земнопони приветствии, поскольку крыльев у него не было. На мгновение он обернулся, чтобы взглянуть на своих товарищей по гвардии, прежде чем они успели снова начать хихикать:
— Казармы будут настолько безупречны, что сама принцесса Селестия будет гордиться тем, что ест с этого проклятого аликорнами пола, вы, кишащие шанкрами мешки!
Сержант Шэмрок пересек комнату топающим маршем:
— Рядовой Гослинг, возможно, вы не получили уведомление, но вам больше не разрешается покидать дворец без сопровождения! Я не знаю, кто позволил вам проскользнуть через ворота, но когда я их найду, они пожалеют, что их мама раздвинула ноги и пригласила беду войти внутрь!
Лицо Слит стало ярко-розовым, и она стояла в оцепенении.
Что касается самого Гослинга, то он застыл на месте, как и подобает рядовому. Он смотрел прямо перед собой и даже не взглянул на огромного зеленого жеребца земного пони, который теперь возвышался над ним и его матерью.
— Мэм, знаете ли вы, как мало компетентных пони, с которыми мне выпала честь работать? — Сержант Шэмрок спросил Слит негромким, но жестким голосом. — Я познакомился с рядовым Гослингом в подготовительном лагере. Гослинг мне понравился. Я сказал ему, что он может прийти ко мне домой и трахнуть мою сестру. Он мне очень нравился. Но потом пришло начальство и забрало его, чтобы он присоединился к бригаде "Бип-бип-буп", потому что у рядового Гослинга есть неизлечимое заболевание — мозг, а мы не можем иметь таких в рядовом составе. Ведра должны оставаться пустыми.
— Ооо… — вздохнула Слит, шаркая копытами.
— Рядовой Гослинг, я не знаю, что делать с вами двумя, — сказал сержант Шэмрок, возвышаясь над двумя пони. — Полагаю, мне придется самому сопроводить вас в замок. Это даст мне шанс разжалобить принцессу за этот маленький промах.
— Сэр, спасибо, сержант, сэр. — Гослинг оставался неподвижным.
— Рядовой Гослинг, у вас очень красивая мать. Вы счастливый ублюдок.
Задыхаясь, Гослинг осмелился поднять глаза и посмотрел на сержанта Шэмрока:
— Сэр, троньте хоть одно перышко на моей матери или скажите ей хоть слово не по делу, и я откручу вам голову и позволю тем ведроголовым, с которыми вы каждый день возитесь, поочередно возиться с вашей дыркой, сэр.
— Вот почему мне нравится рядовой Гослинг, — сказал сержант Шэмрок, когда Слит отшатнулась от слов сына. На лице сержанта появилась широкая ухмылка. — Будьте спокойны, рядовой Гослинг, я уважаю вашу мать. — Большой земной пони повернул голову и окинул взглядом гвардейцев, собравшихся вокруг длинного стола, за которым он сидел. — Если бы только у каждой матери рождались такие прекрасные жеребята.
Гослинг окинул взглядом стол и увидел множество сердитых хмурых взглядов. Ему не понравилось то, что он увидел. Он почувствовал, как напряглись его мышцы, и ему очень захотелось убраться из этого места.
— Мадам, если вы окажете мне честь и честь пройти со мной, я провожу вас обратно в замок, — обратился к Слит сержант Шэмрок. — Уверяю вас, я буду вести себя наилучшим образом.
Повернув голову, Гослинг посмотрел на большого земного пони. Сержант улыбался добродушной улыбкой. Гослинг не знал, как к этому отнестись. Он опасался, что ему придется просто открутить сержанту голову по общепринятым соображениям. Но это случится позже, когда он будет подальше от этого злобного типа.
— Рядовой Гослинг, будьте добры, ведите нас, — рявкнул сержант Шэмрок.
Повернувшись лицом к двери, Гослинг сделал то, что ему было приказано.