Опасный роман лебедей

Глава 60

Это была очень большая толпа пони, это уж точно. Гослинг стоял с друзьями по бокам и смотрел на толпу, стоявшую на широкой аллее, ведущей к воротам замка. Они были вооружены не факелами, как он опасался, а свечами. Единороги держали свечи своей магией, а пегасы и земные пони — подсвечники во рту. Рядом с ним сверкнула камера Севильи. Он удивлялся, как свечи остаются зажженными на кантерлотском ветру.

Группа не выглядела враждебной, поэтому Гослинг обратился к ним в манере дружелюбного мэйнхэттенца:

— Как дела? — спросил он со своим сильным акцентом, покачивая бровями вверх-вниз.

Толпа стояла, моргала, смотрела и ждала.

— Итак, кто здесь главный? — Гослинг сделал шаг вперед. — Не беспокойтесь насчет Тсс-а, он вполне дружелюбен. А вот Хотспур — тот еще придурок…

— Слышь, красавчик!

— Скоро он станет принцем Красавчиком, и не забывай об этом, морда!

Хотспур тряхнул крылом в сторону Гослинга:

— Почему я должен…

Один пони в толпе захихикал, отчего Хотспур замолчал, и смех разнесся по толпе, превратившись в фырканье. Гослинг навострил уши. Звуки смеха нравились ему гораздо больше, чем гневные крики или вопли толпы, жаждущей его крови. Однако он не расслабился. Нет, он был готов схватить Севилью и броситься наутек. В данный момент узелок вокруг его шариков был затянут так туго, что если бы туда засунули кусочек угля, то он выскочил бы обратно в виде бриллианта.

От толпы отделился одиночный пони — белый жеребец с голубой гривой. На нем был красный бархатный смокинг-джакет, защищающий от ночной прохлады, а на голове болталась ярко-красная феска.

— Полагаю, я возглавляю этот сброд. — Жеребец склонил голову. — Здравствуйте, меня зовут Фэнси Пэнтс. Как поживаете?

— Ну, в данный момент, — начал Гослинг, — я немного не в себе. Страна, которую я люблю, развалилась за один день, а потом я получаю сообщения о большой толпе, идущей прямо на замок, и у этой толпы есть огонь. Это вызвало у меня некоторое беспокойство, если вы понимаете, о чем я. Я живу здесь, со своими будущими женами, и ни один жеребец не захочет, чтобы к его дому приближалась разъяренная толпа с огнем.

Моргнув, Фэнси Пэнтс на мгновение задумался над словами Гослинга, затем повернул голову и оглянулся на группу пони, собравшихся позади него. Он прочистил горло и повернулся к Гослингу:

— Ну что ж. Ужасно сожалею, мой добрый сэр. Приношу свои самые искренние извинения.

— Забудьтеобэтом. Ничего ужасного, ничего дурного. — Гослинг немного расслабился.

— Действительно. — Фэнси Пэнтс достал изящный монокль и принялся его полировать. — Это просто ужасно, я буду опасаться показываться на публике в течение нескольких месяцев.

— Итак, что привело вас в этот прекрасный вечер? — спросил Гослинг.

Монокль был засунут обратно в карман пиджака. Фэнси Пэнтс еще раз прочистил горло, огляделся по сторонам, а затем сверкнул безупречной улыбкой с идеальными зубами:

— Старая добрая дама, похоже, попала в беду. Мы, благородные дворяне, дворянки и благородные граждане Кантерлота, вышли узнать, можем ли мы предложить помощь. Некоторое время назад она перестала просить нас о помощи, и мы все это время томились в ожидании возможности выразить ей свое обожание, любовь и уважение. Сейчас, похоже, самое подходящее время.

Брови Гослинга нахмурились, а уши встали дыбом.

— Раньше мы принимали самое активное участие в управлении этой страной… похоже, мы снова нужны. Мы так искусны и так талантливы, и все же наши таланты пропадают даром. — Улыбка Фэнси Пэнтс сменилась печальным хмурым взглядом. — Нам ее не хватает. Она спряталась. Вся эта плохая пресса, вся эта новомодная демократия и неблагодарные болтуны… Боюсь, что старая птица впала в страшную депрессию или что-то вроде того.

— Так и есть, — честно ответил Гослинг. — Она даже подумывает об отречении… иногда ей кажется, что ее не хотят… — Он замолчал, увидев, что вся толпа пони сделала то же самое; их рты раскрылись, и они изобразили идеальные круглые буквы "О" от ужаса.

— Святое аликорново дерьмо, вы только посмотрите на это, — пробормотал Хотспур себе под нос.

— Ну, я говорю, мы не можем позволить этому продолжаться. — Фэнси Пэнтс покачал головой и издал достойное — Кхм-м-м!!

— Мне нужна армия, — обратился Гослинг к толпе. — Мне нужны администраторы, лидеры, координаторы, планировщики… Мне нужны пони, которые смогут все организовать. Многие телеграфные линии выведены из строя. Сейчас все в полном беспорядке. Мне нужны пони, способные выдержать большой стресс, чтобы помочь мне во всем разобраться. Помогите мне сейчас, и когда я стану принцем, я вспомню о вас. Я применю ваши навыки. Не надо больше сидеть без дела, томиться. Мы все сделаем, обещаю вам. У меня есть планы. Я собираюсь переделать государственную службу, какой ее знает Эквестрия. Но мне нужна армия.

Толпа роптала друг с другом, многоголосый шум наполнял прохладный ночной воздух.

— Мы и есть армия, — ответил Фэнси Пэнтс, — и нам нужен лидер. Возможно, мы сможем заключить сделку.

— Хорошо. — Гослинг высоко поднял голову и постарался принять властный вид. Он принял благородную позу, сузив глаза и расправив крылья по бокам. Его лучшая благородная поза была также его самой красивой позой. Он был неебически величественен, как прекрасный, красивый орел.

— Будущий принц просто потрясающий, — раздался хриплый мужской голос в толпе.

Он усмехнулся, не удержавшись, и вскинул голову, позволяя своей гриве развеваться на слабом ветерке. Он услышал вздохи, подтвердившие его тщеславие. Он также услышал стон Хотспура. Ему придется поговорить с Хотспуром. Севилья сфотографировал его. Жизнь была хороша.

— Следуйте за мной в замок, — приказал Гослинг. — Пора приниматься за работу!

Из толпы раздалось очень достойное, воспитанное ликование. Оно звучало вежливо, громко, но не слишком, в конце концов, там могли быть пони, пытающиеся заснуть, а быть слишком громким? Это было грубо. А грубость — это не то, чем руководствовалась Элита Кантерлота.

Теперь под предводительством сказочного и красивого будущего принца, который был так же прекрасен, как и они сами, у Элиты Кантерлота была цель. У них был смысл. У них был стиль. У них были идеально уложенные гривы и струящиеся хвосты, на уход за которыми уходили часы. У них было то, чего не было ни у одной другой армии в Эквестрии: у них была потрясающая роскошь. И когда новообретенная армия направилась к замку, они не маршировали, нет, они гарцевали. Они двигались плавными, грациозными походками, которые потребовали многочасовой практики перед зеркалом.

Севилья, будучи тем фотографом, которым он был, шел задом наперед. Он был слишком занят съемкой, чтобы обернуться и посмотреть, куда он идет. Он снимал самую фотогеничную армию, когда-либо собранную в одном месте. Каждый снимок был шедевром музейного уровня.

Как-то, пока они вышагивали, из толпы появился большой белый транспарант, на котором, вероятно, с помощью магии, было создано изображение ярко-желтого резинового утенка. Его держали над головой, подсветив свечами и газовыми фонарями.

Вряд ли Кантерлот когда-нибудь станет прежним.

Принцесса Селестия в замешательстве смотрела на приближающуюся толпу во главе с Гослингом. Рядом с ней ее сестра Луна тихо сходила с ума, дергаясь и ерзая, пытаясь сохранить самообладание. Селестия и сама с трудом сохраняла самообладание. Она понятия не имела, что происходит, и надеялась, что у Гослинга найдутся ответы.

Кроме того, ее очень возбуждало то, как вышагивает ее маленький пегас.

Вокруг нее лязгнули доспехи, и гвардейцы напряглись. Протрубил рог, и послышался шум крыльев. Приземлялись новые гвардейцы, а другие взлетали, чтобы покружить над головой. Никто не понимал, что происходит.

— Здравствуйте, принцессы, — сказал Гослинг, остановившись и склонив голову. — Я вернулся, и я пришел со своей собственной армией.

Селестия услышала, как Луна закатила глаза. Она пошла вперед, не обращая внимания на обеспокоенные возгласы гвардейцев, окружавших ее, и остановилась, стоя перед Гослингом. На мгновение она уставилась на плакат с резиновым утёнком, а затем, наклонив голову, посмотрела на Гослинга.

— Гослинг, дорогой, что это значит? — спросила Селестия обеспокоенным голосом. Когда он усмехнулся, она почувствовала нарастающее беспокойство, но в то же время и облегчение.

— Я столкнулся с твоими старыми друзьями, — ответил Гослинг веселым, почти громогласным голосом. — Они пришли сюда, чтобы предложить вам помощь. Вся эта история с разъяренной толпой и огнем была недоразумением.

— Ужасно жаль, — бодрым голосом произнес Фэнси Пэнтс, поправляя феску, чтобы она была под углом, подобающим королевским особам. — Боюсь, я в любой момент могу умереть от смущения. Произошло ужасно неприятное недоразумение. Именно.

— Нам нужны дополнительные силы, чтобы преодолеть этот кризис, — сказал Гослинг, теперь уже серьезно. Его улыбка исчезла. — Нам нужны пони с опытом руководства. Нам нужны пони с опытом… — Гослинг сделал небольшую паузу и понизил голос: — В управлении. — Он глубоко вдохнул, и его щеки порозовели. — Если мы хотим сохранить работоспособность этого правительства, нам понадобятся организованность, решительность и много знающих пони, чтобы довести дело до конца.

— А ведь он прав, — негромко сказал Фэнси Пэнтс. — Здравствуй, старая подруга… Давно не виделись, не так ли? Когда-то ты была моим учителем и другом. Ты учила меня магии… ты учила меня вежливости, порядочности и тому, как важно быть честным. — Достойный жеребец склонил голову. — На самом деле почти каждый единорог здесь был под вашим замечательным руководством. Наши жизни стали лучше благодаря вашей любви, терпению и мягкости по отношению к нам… а также вашей решимости добиться того, чтобы мы получили образование. Позвольте нам помочь вам… пожалуйста? — Он наклонил голову набок и посмотрел на Селестию.

Услышав его слова, Селестия почувствовала, что у нее заслезились глаза. Она почувствовала, что ее дух воспрял, что к ней возвращаются силы. Она почувствовала, что ее мужество возросло. Она попыталась что-то сказать, но слова не приходили. Она стояла молча, губы ее шевелились, а по щекам катились слезы, испаряясь в холодном ночном воздухе.

— Ясно. Тогда у нас много дел. — Фэнси Пэнтс прочистил горло. — Нам нужен список всех присутствующих пони и общее представление о навыках. Нам понадобится достаточно чая и… — когда следующее слово сложилось у него на губах, он заметно вздрогнул, отчего его копыта зацокали по камням, — … и кофе, ух, чтобы управлять дредноутом, потому что я полагаю, что мы будем работать до самого рассвета. Нам понадобятся опытные маги, чтобы наладить связь, как в старые добрые времена, до появления этого новомодного телеграфа. — Рот Фэнси Пэнтса исказился в гримасе отвращения. Он покачал головой, а потом добавил: — Точно! Что за ерунда! Трясти ногами! Чик! Чик! Чик!

— Гослинг… Я требую знать… как ты это провернул? — спросила Луна.

— Потому что я красивый, — ответил Гослинг. Он расправил крылья и стал расхаживать по кругу, размахивая крыльями, демонстрируя свой размах и великолепное эффектное оперение. Он помахал Луне крыльями, размахивая ими и вытягивая свои перья, а затем повернулся к ней и потряс хвостом, демонстрируя нахальство и напускную безупречность.

Селестия наблюдала за тем, как губы ее сестры отлепились от зубов — Луна выглядела так, словно ела лимоны или, возможно, пила горький сироп. Луна собирала армии с помощью боевой мощи и подчиняя силой. Она собирала армии, будучи грозным воином, ужасающей Ночной Леди. Гослинг собрал армию тем, что был Гослингом, и Селестия была уверена, что это, должно быть, ужаснуло бедную Луну. В общем, Гослинг был не более грозен, чем мокрый котенок, оставленный под проливным дождем, хотя, судя по фотографиям, у него был неплохой удар слева.

Она посмеется над этим позже, когда будет безопасно. Возможно, она даже поддразнит Луну, когда все утихнет и станет безопасно. Пока же Селестия довольствовалась тем, что стояла на месте, и, возможно, слегка ухмылялась. Небольшое соревнование между ними могло пойти им обеим только на пользу.

Кантерлот был городом прекрасных пони. Красивых пони. Кантерлот был городом с избытком тщеславия. Гослингу здесь самое место, размышляла Селестия, он был одним из этих пони и говорил на их языке. Теперь он мобилизовал их в армию, чтобы помочь навести порядок во время кризиса.

Глядя на своих бывших учеников, на своих гвардейцев, на пони, пришедших к ней на помощь, и на Гослинга, своего яркого шута, она почувствовала надежду. Она чувствовала себя взволнованной, счастливой и с нетерпением ждала утра, чтобы поднять солнце. У нее было много работы и много помощников, чтобы справиться со всем.

И, пожалуй, самое главное — она больше не боялась.