История Бесцветной

Шум работающих двигателей перекрывал все, все кроме бешеного стука сердца.

Пегасочка была в ужасающей машине для пыток. Она понимала, что должна скоро погибнуть. Но вдруг что-то загудело, и машина, дернувшись, затихла. Собравшись с силами и прислушавшись, она поняла, что кто-то о чем-то говорит, но толщина стен не позволяла ей расслышать отдельные слова. Бесцветная была на грани потери сознания.

Последнее что она услышала, следом за звуком открывающейся двери были слова:

— Выбросить этот мусор отсюда.

Вдруг, под ней открылся люк и, пролетев по темному тоннелю, упала на мягкую массу тел пони. Весь отработанный «материал» тайно вывозился за пределы фабрики и выбрасывался в Эверфри, чтобы хищники окончательно замели следы. Никому из «похоронщиков» даже не приходило в голову проверять их пульс. У несчастных пони отняли все что могли и, они не были жильцами на этом свете.

Но, одной из жертв этой ужасной фабрики удалось выжить. Ей было все равно, вернет она себе цвет или нет, ей хотелось только одного, она жаждала мести. Больше всего на свете она мечтала об отмщении за ту боль, что перенесла и за утраченных навсегда друзей.

Она, с трудом соображала, даже не помнила своего имени. Оказавшись в Эверфри, пегасочка с трудом удерживала в своем затухающем сознании единственную мысль: навестить единственного оставшегося у нее друга, в надежде на его помощь. Собравшись последними силами, она отправилась к Зекоре, зебре-травнице живущей особняком в лесу.

Дальше была пустота, сумрак поглотил разум, теребя душу тревожными образами: Бесцветной продолжали чудиться лязгающие звуки страшной машины...

Через какое-то время она начала приходить в себя. Пегасочка не могла с уверенностью сказать, жива ли она. Ей казалось, что идет дождь, но влага не чувствовалась на фоне боли от сломанных костей. Являлись странные виденья, но Бесцветная не понимала их. Она видела Зекору, но воспринимала ее как предсмертный бред. В голове стучали барабаны древних шаманов, зебры с бубнами кружили вокруг нее...

В какой-то момент виденья прекратились, их место сменила адская всепоглощающая боль...

Пегасочка часто теряла сознание, вздрагивая чуть ли не в предсмертной агонии, разум отказывался ей повиноваться. Всякий раз, как она приходила в себя, Бесцветная не могла понять, где же она находится, и сколько прошло времени. Ей казалось, что годы...Она даже решила, что это ад, и время тянется здесь бесконечно.

Но постепенно осознание реальности втекало в ее разум, и день за днем рассудок возвращался к ней. Теперь она знала, что ее спасла и выходила Зекора. Травница помогла ей, чем смогла: она не гнушалась даже применять некоторые запрещенные ингредиенты, дабы облегчить мучения страдалицы, однако лечение для пегасочки было сущим кошмаром. Истерзанные крылья и сломанные по всему телу кости срастались долго, и сопровождалось это невыносимыми мучениями, не смотря на все попытки травницы. Шли дни, наконец, пегасочка выздоровела, и смогла впервые за все время лечения сказать спасибо Зекоре.

— Я даже не знаю чем тебя благодарить, — ей хотелось, что-то дать зебре в качестве благодарности.

— Тебя лечила, ибо надо. Мне не нужна твоя награда, — отвечала ей тогда Зекора.

За все время, что Бесцветная жила у Зекоры, она очень привязалась к этой странной зебре. Но как бы ей не было хорошо здесь, пегасочка не могла бездействовать, она все еще чувствовала горечь утраты и хотела совершить свою расправу. И вот в один погожий день, когда на небе светило солнце и почти не было облаков, она решила, что пришло время действовать.

— Я ухожу, — сказала она Зекоре.

— Куда же ты идешь дитя? Не выгоняю я тебя, — зебра сильно удивилась, не ожидавшая такого поворота.

—Мне надо покончить с фабрикой радуги, — сказала та и направилась к двери.

Неожиданно ее окутало какое-то облако зеленого цвета. Она попыталась повернуться, но не смогла.

— Что за?! — возмутилась пегаска.

— Прошу прости меня сейчас. Везти не может много раз.

— Мне все равно... — возразила Бесцветная.

— Не уходи, прошу дитя, с судьбой играешь ты, шутя, — повесив голову, тихо сказала зебра.

— После того как мои родители бросили меня, — ответила она чуть слышно, — я не могла представить, что еще хоть раз назову хоть кого-то матерью... и я рада, что это именно ты Зекора. Но ты должна понять, — продолжила Бесцветная, приободрившись, словно скинула с души тяжелый камень, — что на той фабрике происходят ужасные вещи и никто не знает об этом. Мне надо это прекратить, а ты должна меня отпустить!

Она смотрела в глаза своей новой мамы, умоляя ее внять этой просьбе.

— Печаль в моей душе останется, коль Зекора с тобой расстанется, — грустно сказала зебра, и в пегасочку полетел другой порошок.

Теперь ничто не сдерживало Бесцветную, и она могла идти, но бросить зебру просто так она не могла. Подойдя к Зекоре, пегасочка обняла ее своими копытами и прошептала ей на ухо:

— Я люблю тебя мама, — и, поцеловав ее в лоб, она выскочила на улицу.

Эверфри в дневном свете был страшным местом, но не то, что ночью. Пегасочка не стала тратить силы на полет и решила спокойно пройтись пешком. Со всех сторон доносились различные неприятные звуки, они пугали, но особо не мешали. Остатки здравого рассудка говорили, что месть ничего не решит, — однако она не слушала, предвкушая сладкое отмщение.

— Первое, — решила она, — буду требовать аудиенции у Селестии. Принцесса наверняка, что-то знает о фабрике.

Продолжая мыслить в данном направлении Бесцветная подошла, к первому, попавшемуся на пути озеру. Остановившись и осмотревшись, она попила, вытерла мордочку копытом и взглянула в зеркальную гладь озера. Сначала она не поняла, что изменилось в ней. Но потом осознание пронзило ее разум. Она действительно была бесцветной! Подняв ногу к глазам, пегаска уставилась на нее с ужасом в душе. От прежнего цвета остался лишь легкий оттенок, который и цветом назвать было стыдно, она была почти полностью... серая? Нет...она не была даже серой, а...бесцветной.

Ей вдруг захотелось плакать, но она не смогла, слез не было. После пережитого она мечтала только об одном, что бы обо всем, что творится на фабрике радуги, узнала Селестия и прекратила этот кошмар. До Кантерлота ей пришлось добираться окольными путями. Показываться, кому бы то ни было на глаза, лишний раз ей не хотелось. В таком виде ею даже волки Эверфри брезговали.

По прибытию во дворец ее ждала удручающая картина: только тишина и похожие друг на друга стражники, застывшие, словно каменные изваяния, которым неведомый скульптор поленился придать индивидуальности. Она, молча, направилась к воротам.

— Стоять! — окрикнул ее один из стражей.

— Я к принцессе Селестии, пропустите, — потребовала она.

— Подобных тебе неряшливых пони мы во дворец не пускаем, — последовал незамедлительный жесткий ответ.

Вид у нее был, мягко говоря, не очень. Бледная шкурка и перья на крыльях, а мордочка выглядела так, будто на ней потоптался целый табун пони.

— У меня важное дело к принцессе. Фабрика радуги не то, чем кажется... — в голове пегаски слова сложились в стихи, как те, которыми говорила Зекора, пока лечила ее:

Творение радуги как страшные сны.

Души бедные в огне сожжены.

— Не смешно, — ответил один из стражников, даже не поведя бровью. — В любом случае, мы доложим, что был посетитель просящий аудиенцию, так что приходи позже. По любым вопросам принцесса принимает вечером.

— Но, я не могу ждать. Каждую минуту кто-то погибает там. Чья-то невинная душа страдает! — воскликнула пегасочка.

— Глупости. Приходи вечером, — отрезал страж.

— Аргхх! — прорычала она, чувствуя, как волна гнева застилает ее разум. — Я не могу ждать до вечера! Я должна спешить! Каждую минуту кто-то отдает там свою душу! Если принцесса и приедет, то будет слишком поздно!

Ответа не последовало, стража вновь изображала из себя каменных истуканов.

Бросив на них последний яростный взгляд, она сорвалась с места и полетела в сторону Клаудсдэйла, прямиком к фабрике.

Прибыв на место, пегаска спряталась в ближайшем к фабрике дождевом облаке. Ее теперешний вид способствовал подобной маскировке, и она не привлекла своим появлением ни малейшего внимания. Устроившись поудобнее седогривая пегаска стала ждать и незаметно уснула.

Солнце клонилось к закату, ее разбудил гудок, оповещающий о конце рабочей смены. Аккуратно свесившись с облака, она смотрела на толпу, ища лишь одного пегаса. Наконец, она заметила голубого цвета пони с радужной гривой и хвостом, выходящую с фабрики вместе с другими работниками.

— РэйнбоуДэш! — скрипнула зубами она, но показаться сейчас не могла.

Как только на Клаудсдэйл опустилась темнота, она пробралась к ней в дом и оглушила ударом копыта. Ненависть придала ей достаточно сил, что бы сделать это даже не заботясь о последствиях. Подогнав к входу в дом облако, служившее, ей укрытием весь день, она затащила туда РэйнбоуДэш. Работая крыльями и потихоньку буксируя облако к фабрике, она помянула добрым словом Зекору. Травница постаралась на славу, восстанавливая их от травм изнурительными тренировками и травами. Хорошо, что подобных облаков рядом с фабрикой было много, никто не обратил внимания на ещё одно, плывущее рядом с ней.

Подтянув свою ношу к одному из окон, она втолкнула туда тело, беззвучно шлепнувшееся внутри фабрики. Пегасочка прекрасно знала, что шуму неоткуда взяться, ведь здание состояло почти из одних только облаков. Зубами за хвост пегасочка дотащила ту к одной из тех адских машин, в которых побывала она сама. Бесцветной пришлось попотеть, запихивая Рэйнбоу в утробу механизма. Разница в возрасте давала о себе знать, да и РэйнбоуДэш к тому моменту начала понемногу приходить в себя и принялась вяло брыкаться.

— Ммм...эх, — радужногривая заворочалась.

— Борода Селестии! — негромко выругалась Бесцветная.

Седогривой пегаске пришлось поспешить, пристегивая своего врага к машине. Подойдя к распределительному щиту, она замкнула все предохранители, настраивая «работу» всех генераторов фабрики на перегрузку. В этот момент ненависть охватившая разум куда-то ушла, ее место вновь заняло то чувство, что она испытывала некогда, глядя на свой источник обожания.

— Ты что делаешь, тварь. — Неожиданно сказала очнувшаяся радужногривая. — Ты, ты кто?

Та лишь усмехнулась в ответ и ехидно осведомилась:

— А ты, меня, не узнаешь? — 

— Нет! Кто ты? — ярость Рэйнбоу усилилась. — Кто ты тварь? Кто?!

От вспышки гнева некогда ее любимого кумира жажда мести вновь захлестнула разум Бесцветной. Перед тем как дернуть рубильник, она сказала зло улыбаясь:

— У тебя красивые глаза!

Пришлось по—быстрому удрать через окно, погибать в планы Бесцветной не входило. Ее бывший кумир, в шоке уставилась на нее, наконец-то, узнав.

— Сука, жалкая пародия на жеребенка! — со злостью и отчаянием выкрикнула она. — Ты всегда была ей! Ни на что не способная! — она ещё что-то кричала, но всё это потонуло во взрывах и скрежете конструкций фабрики.

Прибывшая принцесса Селестия застала взрыв этой адской фабрики. Ей поздно доложили о приходившем посетителе, который, не дождавшись ее, стремительно улетел в сторону города пегасов. Как говорят в миру: судьба злодейка. Фабрика дрогнула, облака «пучило» от взрывов, по облачным стенам пошли разряды молний..., но всё равно проклятое строение продолжало «держаться».

— Не-е-ет, ты должна была исчезнуть! — разум Бесцветной захлестнули волны гнева. — Не-е-е-ет!

Глаза седогривой пегаски засветились оранжевым. Все ее тело охватило пламя: грива, крылья и хвост превратились в поток огня. Со стороны это смотрелось так же красиво, как и страшно. Бесцветная решилась на последний отчаянный шаг, в ее голове была только одна мысль: «Уничтожить!». Взлетев повыше, она набрала высоту и совершила то, что раньше делала та, которую она любила как свою семью. Развив достаточную скорость, чтобы свершить единственный, первый и последний в ее жизни Соник Рэйнбум, — она спикировала прямо на фабрику. За тот краткий миг перед ее глазами пронеслась вся ее жизнь. В голове звучали слова инструктора летной школы:

— Очистить, лететь, падать...

— Завершить! — с последней мыслью огненный метеор поравнялся с фабрикой.

И грянул гром. В реакцию была втянута вся спектра, что производилась на фабрике. Всё было уничтожено ярким радужным взрывом, таким, какой невозможно было представить... никогда. Принцесса Селестия поражённая этой картиной до глубины души не могла даже слабо моргнуть, пытаясь осознать случившееся.