Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят
Глава 116
— Зачем ты это сделала, Эпплджек? — спросила Лемон Хартс, глядя в ту сторону, где находились Тарниш и Флэм. Лимонно-желтая кобыла повернула голову и посмотрела на Эпплджек, ее лицо было суровым и серьезным, а в глазах застыл обвиняющий взгляд. — Не нужно было его так бить, Эпплджек, это просто бессердечно.
— Она сдержала свое слово, — ответил Биг-Мак, заступаясь за сестру, пока та пыхтела от гнева.
— Слово? — Лемон Хартс вскинула бровь, повернувшись лицом к Биг-Маку. — Я не понимаю.
— Когда судили Флэма, мы с Маком были там. — На лице Эпплджек образовалась напряженная хмурая гримаса, а зеленые глаза, казалось, немного потемнели от ее настроения. — Я сказала Флэму, что если он выйдет на свободу и причинит вред хоть одному волоску на голове Сумака, то я избью его до полусмерти. Так я и сделала. Я сдержала свое слово, как Эппл.
— Эпплджек… — Лемон сделала паузу, обдумывая свои дальнейшие слова, — у Сумака от магического напряжения пошла кровь из носа. — На мгновение показалось, что она может сказать что-то еще, но все остальное вылилось в горестный вздох.
— Ох… — Эпплджек сглотнула, ее челюсти крепко сжались, когда она стиснула зубы, а мышцы на шее резко выделились, когда она посмотрела на Сумака, из носа которого снова пошла кровь, и он застонал. — Ну что ж, значит, он причинил Сумаку вред и в другом смысле. Я твердо стою на своем и не чувствую себя виноватой.
— Джеки…
— Погоди, Мак, сейчас не время.
— Ладно, поговорим позже.
— Я не против, брат.
— У меня нет проблем с тем, что ты сделала, только с тем, как ты себя ведешь сейчас. — Биг Мак навострил уши, раздул ноздри и посмотрел на сестру напряженным, сосредоточенным взглядом. Когда Эпплджек немного ссутулилась, Биг-Мак посмотрел куда-то вдаль, не обращая внимания ни на что, кроме пустого неба.
— Что за пони использует собственного сына в качестве заложника? — спросила Эпплджек ни у кого конкретно. — Столько лет прошло, а я до сих пор не могу понять, в чем тут смысл. Если бы я могла хоть как-то осознать это, думаю, я была бы гораздо менее злой. А так, каждый раз, когда я думаю об этом, меня просто сжигает изнутри. Мне становится не по себе.
Опустив уши, Лемон Хартс покачала головой:
— Я не знаю, что на это ответить, потому что я тоже этого не понимаю.
— Все это милосердие — больше, чем заслуживает Флэм, — прошипела Эпплджек, и ее зеленые глаза стали злыми. — Понивильские пони готовы были линчевать его за все, что он сделал. Это было так ужасно, что нам пришлось отослать Сумака, чтобы пони могли успокоиться, остыть и попытаться забыть о случившемся. Из-за того, что он сделал, Флэм лишил меня кузена… Я люблю эту маленькую козявку, хоть и не понимаю его большую часть времени. — Твайлайт пришлось встать между разъяренной толпой и зданием суда. Иногда… иногда мне хочется…
— Джеки…
— …чтобы Твайлайт просто позволила линчевать Флэма прямо на месте. — Глаза Эпплджек наполнились слезами, когда она заговорила. — Флэм заставил Твайлайт нарушить свое слово, она обещала пони Понивилля, что тень Флэма никогда больше не омрачит этот город и что справедливость восторжествует. Она поставила на кон свою репутацию, и мне неприятно, что ее обещание было нарушено.
— Держать слово для тебя очень важно, я понимаю, — обратилась Лемон Хартс к Эпплджек.
— Я уже однажды нарушила своё слово, и этот урок я никогда не забуду, — ответила Эпплджек.
— Меня не было здесь, когда Флэма отдали под суд. — Лемон Хартс протянула одно копыто и положила его на бок Эпплджек. — Поэтому я не понимаю всего, что происходит. И я знаю лишь немного о ситуации с Сумаком. Я знаю, что есть причина, по которой его отправили в дорогу с Трикси, но я не знаю всех подробностей.
— Мы не хотели, чтобы он рос в тени своего отца, поэтому отправили его подальше. — Биг Мак издал тоскливый вздох. — Он был в ужасном состоянии, за ним очень плохо присматривали. По собственному признанию Белладонны, она назвала его Сумаком, потому что он был раздражителем. Жизнь в бегах совсем не пошла Сумаку на пользу.
— А Сумак об этом знает? — спросила Лемон Хартс растроганным шепотом.
— Нет. — Глаза Эпплджек сузились. — И ему не нужно знать, как появилось его имя. — Глубоко вздохнув и задержав дыхание на несколько долгих секунд, Эпплджек полностью успокоилась. — Меня пугает, насколько Сумак похож на своего отца. Те же гладкие речи, интеллект, скверный характер, абсолютное бесстрашие, когда дело доходит до определенных вещей. Он так похож на своего отца, что иногда это пугает меня и не дает спать по ночам. Мне снятся кошмары о том, что что-то каким-то образом направляет Сумака по заросшему травой пути, с которого нет возврата.
— Он исправится, — шепнула Лемон Хартс Эпплджек, пытаясь успокоить страхи земной кобылы.
— И почему ты так уверена в этом? — спросила Эпплджек. — Мне кажется, что Флэм родился плохим, а Твайлайт только что сказала, что его кьютимарка сделала его еще более плохим пони.
— Потому что есть пони, которые любят его и не дают ему сбиться с пути. Я одна из них. Он очень, очень дорог мне, и он, и его мама. — Лемон Хартс с полуоткрытыми глазами посмотрела на Трикси и Сумака. — Я не собираюсь отдавать его без боя и отказываюсь верить, что Сумак — плохой пони, как и его отец.
— Итак, Лемон, ты признаешь, что Флэм — плохой пони.
— Да, пожалуй, да. — Разочарование Лемон Хартс от такого признания проявилось в тонкой морщинке над бровями и под рогом. Подняв переднюю ногу, она вытерла глаза, немного пофыркала, а затем посмотрела на Сумака с дрожащей улыбкой. — Я не позволю ему стать таким же, как его отец. Он вырастет хорошим…
— Флэм, не знаю, помнишь ли ты, но однажды ты продал мне несколько алхимических солей, — сказал Тарниш Флэму мягким, спокойным голосом. — Это помогло мне встать на путь добра, и в итоге я встретил свою жену. Забавно, как все складывается, а?
Флэм ничего не ответил: он лежал в траве, задыхаясь, тяжело дыша, почти всхлипывая. Тарниш осторожно положил копыто на шею Флэма, пытаясь успокоить осужденного пони. Собравшаяся толпа казалась такой близкой и в то же время такой далекой.
— Все будет не так уж плохо, я бы сказал, что это будет гораздо приятнее, чем возвращение в тюрьму. Больше никакого черствого хлеба и воды, или чем там кормят пони в тюрьме. Больше никакого насилия, никакой борьбы, никакого негатива… разве это не звучит мило?
К удивлению Тарниша, Флэм заметно кивнул и заскулил. Тарниш уселся в траву, слегка раздвинул ноги, устроился поудобнее и вздохнул от напряжения. Поскольку он был высоким пони, ему было очень тяжело опуститься на землю. Он заметил, что Твайлайт смотрит на него, но проигнорировал ее.
— Ты сможешь видеть солнечный свет, чувствовать дождь и наблюдать, как сменяются времена года, — звучит не так уж плохо, правда? — Тарниш опустил взгляд, и Флэм снова кивнул. Заметив, что губы Флэма шевелятся, Тарниш наклонил голову, чтобы лучше слышать, если Флэм заговорит, но он не был уверен, что Флэм сможет говорить в таком состоянии, ведь Сумак и Эпплджек изрядно потрепали его.
— Флэм, Надзиратели собираются навестить тебя, — продолжил Тарниш мягким голосом. — Оказывается, они могут заглядывать в разум пони, превращенных в деревья. Надзиратели сказали мне, что моя маленькая коллекция деревьев в роще — счастливые существа, свободные от нужды и забот.
Дрожа губами, Флэм попытался поднять голову, но не смог. Тарниш, почувствовав желание Флэма, предложил помощь и приподнял голову Флэма с помощью своей магии, нежно и осторожно, помня о его травмах. Подергивая ухом, он пытался услышать, что именно пытается сказать Флэм.
— Пфостти, — сказал Флэм, выплюнув при этом комок слюны, окрашенной кровью и мокротой. — Фкефы Фтумак, фне фоень фалль.
— Я сделаю это, — пообещал Тарниш. — Ну что, ты готов?
— Тарниш, ты пытаешься заставить его согласиться на это? — спросила Твайлайт.
— Эй, принцесса, я не указываю тебе, как делать твою работу, — ответил Тарниш.
— Вообще-то, еще как указываешь. Все время. Как один из моих советников, ты постоянно говоришь мне, что и как делать. — Голос Твайлайт был ровным и спокойным, что оценила бы даже Мод, окажись она здесь, чтобы послушать. — В чем задержка?
Ворча, Тарниш закатил глаза и покачал головой. Еще раз опустив голову, Тарниш попытался заглянуть в глаз Флэма, его единственный открытый глаз, и улыбнулся:
— Я не держу на тебя зла, даже несмотря на то, что случилось в прошлом. Готов ли ты сделать это? Как ты думаешь, сможешь ли ты показать своему сыну, что ты не трус, и теперь, когда пришло время, сможешь ли ты принять на себя ответственность за то, что сделал?
С губ Флэма сорвался придушенный всхлип, и все его тело содрогнулось. Кровь капала у него из носа и из уха, которое было рассечено одним из ударов Эпплджек. Тарниш с тоскливым и угрюмым видом погладил Флэма по шее, пытаясь хоть немного утешить и посочувствовать ему в последние минуты.
— Будь мужественным, — прошептал Тарниш, — постарайся дать своему сыну что-то положительное, что он сможет увидеть в тебе. Ему тоже тяжело. Ему очень больно. Всю оставшуюся жизнь он будет помнить этот момент… Как ты хочешь, чтобы тебя запомнили, Флэм Эппл?
Хныча от страха, Флэм кивнул головой и посмотрел на Тарниша сквозь опухший глаз. Приподняв бровь, Тарниш кивнул в ответ, удивляясь тому, что Флэм способен видеть. Жеребец уже рыдал — глубокие, бьющие по телу всхлипы, от которых подрагивали все его ноги. Его хвост бил по холодной земле, когда один из воронов уселся на ближайшем надгробии.
— Готов к этому? — спросил Тарниш.
Флэм кивнул в ответ и не стал сопротивляться, когда Тарниш поднял его на ноги. Не в силах стоять самостоятельно, Флэм слегка покачивался, пока Тарниш не поддержал его, поместив в поддерживающее поле левитации. Флэму удалось немного повернуть голову и наклонить ее в одну сторону, пока он не увидел своего сына. Слезы текли из его опухших глаз, и он не сводил единственного открытого глаза с сына, не в силах отвести взгляд.
— Пора, — сказал Тарниш, и в его словах прозвучало целеустремленное чувство законченности.
И снова магическое чутье Сумака сошло с ума. Он смотрел на отца, который смотрел на него в ответ, и маленький жеребенок не знал, что он должен сейчас чувствовать. Что-то в его отце было другим — без его кьютимарки отец был совсем другим, но Сумак не мог сказать, почему. Охваченный странной потребностью что-то сказать, Сумак вырвался из объятий матери и рванулся вперед.
При его приближении Флэм вздрогнул от боли и отвернулся, отчего у Сумака заныло что-то в груди. В периферийном зрении Сумака что-то шевельнулось, и это оказалась Твинклшайн, которая теперь держалась рядом с ним, когда он приближался к отцу. Что-то происходило, Сумак чувствовал это, и в нем росло чувство беспокойства, когда он задавался вопросом, сколько времени у него осталось.
Его ярость прошла, истерика иссякла, и теперь Сумак чувствовал себя просто оцепеневшим, если не считать странной боли, которую он испытывал. Он поднял глаза на отца и почувствовал на себе множество взглядов — слишком много, чтобы интроверт ощущал себя комфортно.
— Так будет лучше. — В голосе Сумака булькала мокрота, его голос был хриплым от желчи. — Если ты не смог стать хорошим пони, то можешь стать хорошим деревом. Так ты не сможешь попасть в беду или поддаться искушению совершить плохой поступок. — Голос Сумака странно звучал в его ушах, а в голове было слишком много давления, поскольку его магическое чувство продолжало усиливаться. Какое-то крещендо быстро приближалось.
К всеобщему удивлению, Флэм кивнул, его голова покачивалась вверх-вниз со слабым, неимоверным усилием.
— Фростти. — Длинная лента кровавой слюны стекала с распухшей губы Флэма. — Фсто фростти.
Подспудно Сумак понимал, что сейчас он может быть мстительным и сказать что-то обидное, что-то ужасное, сказать что-то, что, несомненно, причинит боль его отцу в последние минуты его существования, и эти обидные слова станут последним, что будет сказано между ними. Он взглянул на Твинклшайн, голова его пульсировала так сильно, что зрение затуманивалось.
Сам того не ведая, Сумак дошел до одной из многочисленных развилок дороги, с которыми ему предстояло столкнуться в жизни. Путь добра и путь зла. Путь зла манил, и в эти последние мгновения ему хотелось выплеснуть всю свою ярость на Олив, Катрину и гарпий. Сумак знал, что его слова принесут магическую боль, самую страшную боль, такую, которая подобна осколку, застрявшему в мозгу, — эти слова останутся там, причиняя боль, на очень долгое время.
Часть его, ужасная часть, таившаяся в глубине его сознания, хотела, чтобы отцу было больно, чтобы он страдал, мучился. Другая часть, гораздо более шумная, гораздо более бойкая, напоминала ему, что быть хорошим пони сейчас было бы очень эффектно по отношению к Пеббл. Эта часть его сознания была самой громкой, и она заглушала мстительные мысли, бурлившие в подсознании Сумака.
— Мне тоже очень жаль, — прошептал Сумак, чувствуя себя очень неловко и довольно болезненно. — У меня проблемы с характером, я знаю, что это не оправдывает мой поступок, но ты плохо отзывался о Трикси. Она теперь хорошая пони, по-настоящему, и я просто расстроился. Я очень люблю ее, и она много для меня значит.
Через мгновение напряженной борьбы на лице Флэма под усами появилось нечто, похожее на улыбку. Это было трудно разглядеть из-за сломанной челюсти и отека, но Сумак видел это ясно, как день. Он смотрел на отца, а Флэм смотрел на него сверху вниз, и видел, как лицо отца искажается от боли. Через мгновение Флэм посмотрел на Твайлайт, и на его лице появилось почти умоляющее, наполненное болью выражение.
Через мгновение Твайлайт резко вдохнула, и ее крылья захлопали по бокам. Она слегка склонила голову, чтобы посмотреть Сумаку в глаза, а затем сказала:
— Твой отец говорит, чтобы ты был хорошим и не позволял своему нраву брать верх над тобой. Он также очень, очень сильно сожалеет о случившемся и не хочет, чтобы ты совершил те же ошибки, что и он.
Флэм немного побурчал и кивнул.
Раздался рывок, и Сумак позволил оттащить себя. Когда он отступал, его магическое чувство перегрузилось, и он упал бы, если бы Твинклшайн не схватила его. Все вокруг Сумака налилось магией, но рог Тарниша ничуть не светился. В воздухе стоял странный треск, пахло озоном и необычным запахом цветущих яблонь.
Вороны начали каркать и вопить, когда из земли вырвалось несколько крошечных побегов, похожих на корни. Растущие с неестественной скоростью, они стали обвиваться вокруг ног Флэма, и везде, где они соприкасались, шерсть и кожа Флэма превращались в кору. Прошло совсем немного времени, и Флэма, подхваченного растущими, цепкими корнями, подняло прочь от Тарниша.
Теперь растущие усики начали обвиваться вокруг его тела, и черты лица Флэма, искаженные мукой, стали спокойными. Жеребец издал вздох, а затем сонный вздох, по мере того как все большая часть его тела превращалась в дерево. Его грудь превратился в ствол, задние ноги срослись и образовали основание дерева, а передние стали превращаться в крепкие ветви. Из его рога выросли веточка и листик, а единственный открытый глаз закрылся в последний раз, и Флэм погрузился в мирную дремоту.
Сумаку потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что его отец превратился в яблоню. В недоумении жеребенок смотрел сквозь очки, наблюдая, как происходят последние изменения. Он отступил назад, чувствуя, как его разрывает изнутри, и прижался к ноге Твинклшайн, когда лицо его отца полностью исчезло, поглощенное деревом.
Выглядя обеспокоенной, Твайлайт покачала головой и отступила назад.
— Твайлайт? — спросила Эпплджек, выглядя обеспокоенной.
— Я оставалась с ним все это время, — ответила Твайлайт, зажмурив глаза и покачав головой. — Мне нужно было знать, что это не больно, потому что я хотела успокоить Лемон Хартс…
— И? — Эпплджек придвинулась ближе к подруге, выглядя обеспокоенной.
— Это было так спокойно, — вздохнула Твайлайт, все еще качая головой. — Я хотела быть с ним, это было такое приятное чувство… простите меня, но меня это немного потрясло… Я тоже хотела измениться.
Откинув голову назад, Сумак посмотрел на дерево, в которое превратился его отец. Оно было пышным, зеленым, не тронутым осенью, и казалось, что в нем бушует весна. Он немного потоптался на месте, с трудом передвигая ноги, пока наконец не встал у основания дерева. Подняв переднюю ногу, он положил ее на ствол, от которого исходило странное ощущение тепла.
Все было кончено, Флэма Эппл больше не было.