Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят
Глава 31
— Отпусти меня, я хочу пройти остаток пути… отпусти меня, отпусти меня!
— Сумак Эппл, ты что, с ума спятил? — Трикси остановилась на месте и уставилась на лестницу, ведущую к массивным двойным дверям. — Сумак, ты едва ходишь, и ты никак не сможешь подняться по этой лестнице…
— Но я не хочу, чтобы остальные видели, как ты меня несешь, — ныл Сумак.
— Трикси понимает, что такое гордость, малыш. Смирись с этим. — Ничего больше не говоря, она поднялась по лестнице и стала пробираться наверх, не обращая внимания на бессловесное нытье Сумака. Он нечасто ныл, поэтому она была склонна оставить этот маленький инцидент без последствий.
На вершине лестницы она сделала паузу, чтобы перевести дух. Правое колено убивало ее. Оно пульсировало собственным сердцебиением. Боль заставила ее остановиться и подумать о Тарнишед Типоте. Ведь именно благодаря ему она до сих пор не потеряла ногу. Она почувствовала сильный прилив благодарности и подумала, хватит ли у нее смелости когда-нибудь поблагодарить его как следует. Ей так много хотелось сказать, но не находилось слов.
Она решила, что в следующий раз, когда увидит его, постарается исправиться. Пора было побороть свою гордость и стать для Сумака примером для подражания. Она больше не была его мастером, а он не был ее учеником. Она была его матерью, а он — ее сыном. Это было серьезным изменением в их отношениях. Она знала, что ему придется найти нового мастера — таков путь единорогов, — и надеялась, что не будет слишком ревнивой и навязчивой.
Может быть, Тарниш был бы не против иметь ученика. Трикси стояла на площадке и думала об этом, а потом пришла в ужас от мысли, что магия усиления Сумака и магия ядовитой шутки Тарниша могут взаимодействовать. Это была самая ужасная идея за всю историю плохих идей.
— Интересно, где Пеббл? — спросила Трикси, размышляя вслух.
— Сильвер Лайн тоже не видно.
Трикси огляделась по сторонам, наблюдая, как другие ученики поднимаются по лестнице. Ей нужно было идти на работу, а Сумаку — на занятия, которые скоро начнутся. Лемон Хартс ушла на работу раньше. Она вздохнула и повернулась лицом к огромным двустворчатым дверям. Пора было вести Сумака в класс. Там он сможет просидеть на одном месте более или менее несколько часов, и, надеюсь, Пеббл или кто-нибудь из пони поможет ему, если понадобится.
Когда Трикси вышла за дверь, Сумак зажмурился. Он не хотел, чтобы одноклассники видели его таким. Когда они вошли в класс, что-то было не так. Сумак заметил большой белый лист бумаги, разрисованный и усыпанный блестками. На нем было написано: "С возвращением!".
Трикси подняла его и опустила на пол.
— С возвращением, Сумак! — Сильвер Лайн сказала это тихим, застенчивым голосом, прижавшись к Пеббл.
Не успел Сумак ответить, как его охватило теплое покалывание магии — он чуть не запаниковал: воспоминание о том, как Олив скрутила его в крендель, было еще свежо, но это просто Строуберри Хартс пыталась помочь. Он постарался расслабиться. Когда он устраивался на своем месте, Сильвер Лайн схватила его и прижалась к нему. Он не возражал. Что-то в ее пушистом пернатом теле успокаивало его, и он чувствовал себя лучше.
— Мне пора, малыш. Хорошего дня. — Трикси махнула копытом и, улыбнувшись, ушла.
Прочистив горло, Лемон Хартс привлекла внимание класса и сказала:
— Итак, рассаживайтесь, располагайтесь и занимайте свои места. Сегодня у нас запланирован особый урок. Мы поговорим о некоторых недавних событиях. — Она посмотрела в угол, где сидел Циннамон, а затем обвела глазами комнату, рассматривая каждого ученика. — Это будет очень серьезный разговор, поэтому я ожидаю, что все вы будете вести себя хорошо и внимательно, понятно?
Как Сумак ни старался, он не мог перестать ерзать. От сказанных слов ему становилось не по себе. Он то и дело поглядывал на Циннамона и чувствовал страшную тоску. Его сокурсники тоже чувствовали себя неловко и не могли усидеть на месте, за исключением Пеббл. Сумак не сомневался, что ей тоже было не по себе, просто она этого не показывала.
— Итак, класс, запомните это, несмотря ни на что, никогда нельзя, чтобы взрослый причинил вам боль. Если кто-то из взрослых в вашей жизни причиняет вам боль, будь то ваш родитель или другой член семьи, вы можете прийти и получить помощь. Обратись ко мне, к Твайлайт или к любому из твоих учителей
Моргнув, Сумак проговорил, даже не успев подумать:
— Эпплджек сказала, что хочет устроить мне выволочку… это неправильно?
В классе воцарилась грозная тишина.
У Лемон Хартс было очень кислое выражение лица. Она смотрела на Сумака, ее малиновые глаза блестели от волнения, и она глубоко вздохнула, пытаясь придумать, что сказать.
— Ну, это очень сложно, я не знаю, что сейчас сказать, — призналась Лемон Хартс. — Бывают случаи, когда приходится прибегать к дисциплинарным мерам, и есть большая разница между любящим наставлением и жестоким обращением. — Лемон Хартс кашлянула, и одно ухо начало нервно подергиваться. — Моя мама шлепала меня щеткой. Это случалось нечасто, и я могу честно сказать, что когда это происходило, я делала что-то очень плохое. Мама не делала мне больно… но это было достаточно обидно, чтобы я долго думала, прежде чем сделать что-то неправильное.
— Но разве это плохо, когда тебя шлепают? — спросил Флинт.
— А как насчет того, когда мой яйцеголовый брат бьет меня? Это жестокое обращение? — Тиндер бросил на брата нервный взгляд и отшатнулся.
— Не смей! — Лемон Хартс сфокусировала свой властный взгляд на Флинте, который собирался ударить своего брата.
— Ай… — Флинт скрестил передние ноги на боках и опустился на сиденье, чтобы как следует надуться. Выпятив нижнюю губу, маленький пегас уставился на своего учителя.
— Я не знаю, что на это ответить, — призналась Лемон Хартс. — Родители имеют право наказывать своих жеребят так, как считают нужным, если это не переходит грань жестокого обращения. Мне очень жаль, класс. Я чувствую, что подвела вас. Я не знаю ответа. Я не знаю, что считать жестоким обращением…
От того, что взрослый был так честен, Сумаку стало легче, и он подумал о словах Эпплджек о том, что взрослые не всегда бывают правы. Лемон Хартс боролась, ее рот открывался, губы двигались, но слова не выходили.
— Я не хочу сказать вам, что иногда вас нужно наказывать, и что вы можете подвергнуться насилию, и страдать молча, при этом не понимая разницы между этими двумя понятиями. С другой стороны, я не уверена, что хочу, чтобы из-за простого шлепка по заду в дело вмешались власти. Если в дело вмешаются власти, это будет иметь вполне реальные последствия для ваших родителей или других взрослых. Если кто-то из вас будет мелочным, то может нанести тяжкий вред своим родителям или близким обвинениями, особенно ложными. Я начинаю сомневаться, стоит ли нам затевать этот разговор… Я не уверена, что имею право рассказывать вам о таких вещах или указывать, что вам делать. Я чувствую себя сейчас очень нервно и неуверенно, класс.
Оглядев своих одноклассников, Строуберри Хартс нашла в себе мужество заговорить:
— Не бойтесь, учитель. Может быть, это правильный разговор. Признать, что ты не знаешь… но я думаю, что говорить об этом все равно важно. — Маленькая кобылка прочистила горло. — То, что сделал отец Циннамона, было плохо… Циннамон очень сильно пострадал, и ему пришлось лечь в больницу. Я думаю, что это жестокое обращение.
— Да, это так, — ответила Лемон Хартс, — но до этого не должно было дойти.
Часы на стене показывали, что сейчас девять сорок пять. Казалось, что до обеда еще целая вечность. Сумак уставился на часы, желая, чтобы время шло быстрее. От этого разговора ему стало не по себе, и это ему совсем не нравилось.
— Однажды мы со старшей сестрой Брайт Хоуп держали моего брата Шторм Блитца и заставляли его пить мыло, потому что хотели проверить, сможет ли он отрыгнуть мыльные пузыри, а когда мама узнала об этом, она отвесила нам с Брайт Хоуп пощечину своими крыльями, и это было очень больно, а Шторм Блитц продолжал рыгать и пукать пузырями, а папа не переставал смеяться, и мама очень рассердилась, а потом начала бить его за то, что он смеется…
— Темпест Дэнсер…
— Да? — Маленькая кобылка-пегас глубоко вдохнула, чтобы прийти в себя после того, как выпалила все эти слова.
— Ты говоришь правду? — спросила Лемон Хартс.
— Да. — Темпест Дэнсер кивнула и посмотрела на свою учительницу невинным взглядом.
— Я… я даже не знаю, что сказать… — Лемон Хартс за своим столом смотрела на кобылку с сузив глаза от недоверия.
— Пузыри были коричневые, пенистые, с блестящими радужными цветами и постоянно вылетали…
— Темпест! — Лемон Хартс вздрогнула. — Ни слова больше!
— Ладно, извините. — Маленькая кобылка опустилась на свое место, и на ее мордочке появилось угрюмое выражение стыда. — И еще от него очень плохо пахло, — добавила она тихим шепотом.
Лемон Хартс в раздражении ударила копытом по столу и закатила глаза, глядя на хихикающих, стонущих и охающих учеников. Некоторое время она смотрела на Темпест Дэнсер, затем выражение ее лица немного смягчилось. Она покачала головой, удивляясь тому, как вообще группа братьев и сестер дожила до взрослого возраста, а затем опустила обе передние ноги на парту.
Цепляясь за рог Сумака, Бумер издала скучающий зевок, а затем выпустила маленький завиток дыма. Сумак, не переставая хихикать, надеялся, что Лемон Хартс не будет на него сердиться. Он должен был вернуться домой и жить с ней. Он изо всех сил старался прекратить хихиканье и вести себя как можно лучше. У жизни с учителем были и недостатки.
— Знаешь, Бумер, я не уверен, что мы узнали сегодня утром. — Пока Сумак говорил, он протягивал детенышу стебель сельдерея. Он чувствовал себя не в своей тарелке, был сбит с толку и не знал, что думать обо всем, что говорилось сегодня утром о жестоком обращении и издевательствах.
Фыркнув, Бумер оттолкнула стебель сельдерея, и ее хвост завилял из стороны в сторону. Она ясно дала понять, что не собирается есть сельдерей. Она постучала когтями по столу и стала ждать чего-нибудь получше.
— Да, я тоже не очень люблю сельдерей. — Сумак, не глядя на Пеббл, переложил овощ на ее поднос. — Тягучие клочки застревают между зубами, и вкус становится неприятным. Фу.
Покачав головой, Бумер издала пронзительный щебет в знак согласия.
Рядом с Сумаком раздался громкий хруст, когда Пеббл начала грызть сельдерей. Он вздохнул, посмотрел на свои морковные палочки, но есть их не захотел. Он любил морковь, сырую морковь, он любил хруст и сладость. Утренняя беседа тяготила его, делала задумчивым и невеселым.
— Жизнь сложна, — сказал Бумер Сумак. — Многие вещи сначала кажутся хорошей идеей, но когда ты действительно задумываешься о них, то… не то чтобы это были плохие идеи, не всегда, но они могут оказаться гораздо сложнее, чем ты ожидал.
Не обращая внимания на Сумака, Бумер посмотрела на маленький квадратик бисквита на его обеденном подносе. Подняв голову, она с надеждой посмотрела на Сумака и указала одним из своих когтей, демонстрируя необычайный уровень интеллекта.
Наблюдая за тем, как Бумер умоляет, Сумак телекинезом поднял бисквитное пирожное, отломил уголок и протянул его Бумер. Маленькая драконица, не теряя времени, впихнула его в рот. Затем она принялась облизывать пальцы и когти, стараясь добраться до последней липкой крошки.
— Сумак, можно тебя на пару слов?
Голос Старлайт Глиммер заставил Сумака подняться и обратить на себя внимание. Он поднял голову и увидел ее: она готовилась сесть за стол напротив него. Она улыбалась, но вид у нее был серьезный. Ему стало интересно, в чем дело, а звук Пеббл, уничтожающей сельдерей, отвлекал внимание.
— Сумак, я хотела поговорить с тобой о том, что произошло, — мягко произнесла Старлайт.
Он поднял на нее взгляд и кивнул, но ничего не сказал.
— После долгих обсуждений мы решили разрешить Олив вернуться в школу, но она будет находиться под постоянным наблюдением. — Старлайт вдохнула, ее туловище расширилось, а затем щеки надулись, и она выпустила все, что держала в себе, в медленном выдохе. — Чтобы облегчить эту задачу, было решено, что Олив станет моей ученицей…
— ЧТО? — писклявый голос Сумака заставил нескольких студентов повернуться и посмотреть в его сторону.
— … чтобы мне было легче следить за ее поведением и корректировать его в случае необходимости. — Уши Старлайт опустились, и она облокотилась на стол. — Прости, если это тебя расстроило, Сумак.
— Как будто ее награждают за то, что она сделала! — огрызнулся Сумак.
— Нет, это не так, — ответила Старлайт, покачав головой. — Я…
— Это совсем не справедливо! — Сумак почти отпихнул от себя поднос, но на пути оказалась Бумер. Он сдержал свой гнев и бросил на Старлайт свирепый взгляд. Ему больше не хотелось говорить. Ему хотелось кричать. Или плакать. Но он не хотел плакать на глазах у своих одноклассников.
— У меня большой опыт работы с гневом и яростью, — сказала Старлайт, пытаясь объяснить. — Я сама была такой. Твайлайт считает, что я могу помочь Олив так, как другие не смогут, потому что я была очень плохой пони.
Не в силах ничего сказать, Сумак нахмурился. Ему хотелось швырнуть в Старлайт чем-нибудь. Он хотел кричать о том, как это несправедливо. Он хотел злиться. Он хотел плакать. Ему так много хотелось сделать… даже выругаться. Очень сильно. Он много путешествовал и знал несколько ярких слов. Такие, от которых рот хотелось вымыть с мылом.
— Я думаю, что Сумак собирался спросить, не может ли он стать твоим учеником, — сказала Пеббл спокойным монотонным тоном.
— Правда? — Старлайт выглядела удивленной.
— Что? Я… Пеббл… как… ты… — Сумак заикался, не в силах сформулировать предложение.
— Возможно, ты еще не осознал этого, Сумак, но я думаю, что ты бы осознал. — Пеббл предложила Бумер последний кусочек бисквита. — Тебе нравится Старлайт.
— Я… я… ты… я… — Сумак сидел, захлебываясь, не в силах ничего сказать.
— Сумак, это правда? Мы друзья? — Выражение лица Старлайт выглядело… отчаянным. — Я знаю здесь много жеребят… но я не думаю, что я с кем-то из них дружу. Я пытаюсь, но мне так трудно достучаться до них… понять их…
— Наверное, да, — сказал Сумак, устремив взгляд на стол и сосредоточившись на своем подносе с обедом.
— Но я же заставляла тебя писать эссе. — Старлайт выглядела смущенной.
— Я не возражал! — огрызнулся Сумак очень растерянным голосом.
— Он кое-чему научился из них. — Пеббл взяла Бумер на копыта и стала прижимать маленького дракончика к своим передним ногам. Она терлась мордочкой о выпуклые бока Бумер, не обращая внимания на гневные выходки Сумака.
— Ну вот, теперь мне еще хуже от этого. — Старлайт начала фыркать. — Я считаю Олив отвратительной соплячкой, но у меня нет выбора в этом вопросе. Есть работа, и она должна быть выполнена.
— Это нечестно по отношению к тебе. — Гнев Сумака исчез, и он поднял голову, чтобы посмотреть на Старлайт. — Это совсем не справедливо.
— Жизнь несправедлива, Сумак, ты, как никто другой из пони, должен это понимать. — Старлайт подняла переднюю ногу и потерла глаза. — Мне жаль, Сумак. Если бы у меня был выбор, я бы с радостью взяла тебя в ученики. Но я должна делать то, что необходимо.
Сумак с мрачным видом кивнул:
— Я понимаю.
— Со мной будет трудно дружить, потому что Олив почти всегда будет со мной.
Сумак почувствовал, как в его горле нарастает комок, и желание заплакать становилось все сильнее. Старлайт и сама была на грани слез, и от этого было не легче. Когда маленький жеребенок сидел, пытаясь держать себя в копытах, его левое ухо дергалось, покачиваясь вверх-вниз.
— Мне все равно, как бы трудно ни было, я найду выход. Разве не так поступают друзья? — Сумак поднял переднюю ногу и энергичным движением протер глаза.
— Ты сделаешь это для меня? Даже когда между нами стоит Олив? — Фырканье Старлайт усилилось, и она одарила Сумака дрожащей улыбкой. Она вытерла нос передней ногой, а затем по ее щекам скатилась одна слезинка. — Трудно подружиться с жеребятами… Я никогда не знаю, о чем говорить, и многие из них меня боятся. Я никогда не думала, что так будет, а Твайлайт сказала, что так и будет, если я буду терпелива и подожду.
— Ты должна постараться подружиться с Олив, даже если она соплячка. — Сумак отвернулся от Старлайт, и его взгляд снова упал на поднос.
— У нас действительно много общего, — ответила Старлайт, покачав головой. — Это будет так тяжело… но если я буду знать, что у меня есть друг, которому не все равно, мне будет легче.
— Ну и ну, дашь жеребенку эссе, и жизнь пошла кувырком, — отшутилась Пеббл.
— Тише, Пеббл, в тебе слишком много сухой маминой язвительности. — Продолжая фыркать, Старлайт улыбнувшись Пеббл. — Ты тоже мой друг? Потому что твоя мама больше всего язвит по отношению к тем, кто ей дорог.
— Конечно, — ответила Пеббл, — я жеребенок своей матери.