Опасное вынашивание лебедей
Глава 23
Когда Гослинг проснулся, что-то было не так. Открыв глаза, он увидел, что комната залита слабым светом проектора, который все еще был включен. Рядом с ним спала Луна, вид у нее был безмятежный, и он, не задумываясь, прижался к ее шее мордочкой, с удовольствием ощущая ее бархатистую мягкость. Когда он понял, что это может сойти ему с копыт, он поцеловал ее — мягкий, нежный поцелуй в щеку, ничего больше и ничего меньше. Доверие было слишком ценной валютой, чем-то, что он копил, чем дорожил, и он хотел сохранить свой депозит в безопасности.
Селестии не было. Подняв голову, он огляделся и не обнаружил никаких ее признаков в импровизированном театре, роскошной гостиной леди Луны. Моргнув несколько раз, он зевнул, сделав это как можно менее громко, а затем поднялся на шатающиеся ноги и потянул за собой одеяло. Он накинул его на свое тело, прикрыв обнаженные крылья, а затем принялся натягивать на Луну оставшиеся одеяла. Ей нравился холод, и она, несомненно, в какой-то момент сбросит одеяла, но он хотел, чтобы ей было тепло и уютно, хотя бы на время.
Теперь предстояло выяснить, куда ускользнула Селестия.
Ночью замок был совсем другим, и не таким уж безжизненным, как можно было подумать. Многие участки были заброшены, но в других кипела деятельность, готовясь к наступлению дня. Гослинг был немало удивлен, узнав об этом, но теперь, после того как он прожил здесь некоторое время, это не казалось таким уж удивительным.
Заметив группу стражников, он подошел к ним, угол одеяла, накинутого на спину, стелился по полу позади него. Стражники стояли как статуи, потому что, конечно, они были статуями, и молчали, пока он приближался. Когда же он приблизился, они сразу же обратили на него внимание, и раздался приглушенный лязг.
— Вы не видели мою жену? — спросил Гослинг.
Ответа не последовало.
— Большая, высокая пони, она очень бледного розового оттенка, с рогом, крыльями и может прорыгать весь драконий алфавит.
Ничего, даже не хмыкнули.
— Смотрите, дверь вон там, дальше по коридору, и это единственный способ, которым она могла прийти.
Как ни странно, ответа не последовало.
— Ладно, хорошо. — Гослинг глубоко вздохнул, а затем рявкнул: — Стража, я требую знать, где моя принцесса!
— Сэр, на это невозможно ответить, сэр. — У говорившего стражника было каменное, ничего не выражающее лицо.
— Почему? — потребовал Гослинг.
И снова его встретило молчание.
Понимая, что Селестия могла отдать им приказ не раскрывать ее уход, Гослинг вспомнил все, что знал о протоколе, а это было немало, и понял, что нужно делать. Прочистив горло, он посмотрел прямо в глаза заговорившему гвардейцу:
— Какой последний приказ был вам отдан?
Немного подождав, Гослинг понял, что ответа не последует — возможно, потому, что Селестия, предвидя это, замела следы и отдала четкий приказ не повторять последние приказы. Если это так, то она была хитрой, а в ее возрасте она могла быть очень хитрой, потому что все это было частью игры. Конечно, она могла бы просто телепортироваться куда угодно, или подмигнуть, или что там еще она делала, когда использовала магию для перемещения, но ей нравилась эта игра.
— Скажи мне, какие последние слова были сказаны тебе? — спросил Гослинг, пытаясь зайти с другой стороны.
— Вы ничего не видели, — ответил гвардеец, глядя прямо перед собой, но при этом каким-то образом избегая взгляда Гослинга.
У великой игры были свои правила.
— Хорошо, вы ничего не видели, но вы что-то слышали. В каком направлении вы это что-то слышали? — Гослинг, чувствуя себя умным, позволил себе выглядеть немного самодовольным.
— Я слышал, как из западного прохода в сторону центральных кухонь доносился шум. — Уголки рта охранника подергивались, задираясь вверх, а глаза блестели от подавляемого веселья. — Но я этого не видел. Очень проницательно, сэр.
— Благодарю вас. — Гослинг склонил голову. — Я пойду. У вас отличный слух.
— Спасибо, сэр. — Охранник фыркнул, а затем постарался не захихикать, что не удалось его компаньону.
— Продолжайте, — сказал Гослинг, рысью направляясь на запад.
Небольшое стадо испуганных пони промчалось по коридору, но обошло его стороной. Они выглядели грязными: одни были измазаны тем, что казалось мукой, другие — соусами или чем-то еще, что прилипало к их шерсти. У одной кобылы в гриве еще оставались остатки какого-то салата. Когда они галопом понеслись по коридору, скуля, подвывая и повизгивая, творился настоящий балаган.
— Ees horrabool! — кричала одна кобыла, пробегая мимо. — Она похожа на голодного лунатика!
Посреди этого хаоса Гослинг остановился, поднял голову и принял величественную позу. Его добыча была неподалеку, она разграбляла кухни, пугая маленьких пони, которых она обожала, которых защищала, маленьких пони, которых она была обязана оберегать. Его уши поворачивались, прислушиваясь к каждому звуку, и в этот момент, завернувшись в одеяло, стоя в своей самой величественной позе, Гослинг совсем не был похож на принца.
Но даже если он и не выглядел таковым, то, будучи принцем, должен был защищать своих маленьких пони от разрушительного Кошмарного Полдня. Он спокойной рысью направился к кухне, не забывая о бегущих мимо испуганных маленьких пони, и какая-то часть его души хотела развернуться, чтобы побежать вместе с ними. Но он решительно отмахнулся от этой мысли и приготовился встретить опасность, которая, как он знал, ждет его впереди.
Сразу за дверью Гослинг услышал какой-то звук. Это был неописуемый звук, звук, который он даже не мог сравнить. Там было сосание, хлюпанье, хруст, чавканье, улюлюканье, отрыжка, и ко всем этим звукам примешивались счастливые маленькие клекоты. Кто-то хорошо проводил время.
Толкнув дверь, он вошел на кухню и обнаружил, что его жена застряла головой в холодильнике. Остальные холодильники были открыты и, похоже, разграблены какой-то прожорливой ордой. По столам были разбросаны крошки, а различные кухонные принадлежности лежали там, где их уронил кухонный персонал, спасаясь от надвигающейся катастрофы.
— Проголодалась?
Испугавшись, Селестия испуганно заскулила и вскинула голову. Раздался визг, звук разрываемого металла, а затем электрический треск. Холодильник был поднят с пола без особых усилий со стороны Селестии, а когда она обернулась, Гослинг увидел ее рог, торчащий из задней стенки холодильника. Это было ужасно — видеть, с какой легкостью она поднимает холодильник, насаженный на ее рог.
— Малышка, у тебя на голове застрял холодильник.
— Гослинг! — Голос Селестии странным эхом отдавался в холодильнике. — Не смотри на меня так! — Каким-то образом, даже с холодильником, висящим на голове, она оставалась самым величественным, самым достойным, самым великолепным существом во всей Эквестрии, а возможно, и во всем мире.
— Слишком поздно. — Гослинг начал смеяться, прекрасно понимая, что Селестия его слышит. Из холодильника до него доносились звуки обжорства, и он понял, что она возобновила трапезу, причем с большим аппетитом. — Чувствуешь холод?
— Нет, — отозвалась Селестия из своего импровизированного мешка с кормом. В то время как другие пони использовали мешочек, подвешенный за уши, она использовала целый холодильник, подвешенный к рогу. — Нет, у меня приливы жара… Я не могу охладиться, я потею, пока ем, и не могу перестать быть голодной.
— Звучит грубо…
— Не надо меня жалеть! Это все твоя вина!
Прижав уши, Гослинг ответил:
— Так и есть. Но, насколько я помню, ты была очень даже согласна.
Белая аликорна топнула копытом, отчего все на кухне загрохотало, а холодильник покачался из стороны в сторону, когда она покачала головой:
— Не дерзи мне, петушок! — Последовало громкое хлюпанье, а затем раздалось гулкое, отдающееся эхом отрыгивание, которое должно было оглушить в пределах холодильника, в котором застряла голова Селестии. — Ммм, шпинат и каштаны… это было вкусно.
— Не знаю, сочетается ли золотой цвет твоей новой короны с остальным, — заметил Гослинг.
— Заткнись, Гослинг.
— А та отделка из авокадо на холодильнике определенно не сочетается…
— Все, я пожалуюсь твоей маме! — Ее голос странно усиливался изнутри холодильника, который действительно был золотого цвета с отделкой под авокадо. Кухни не переделывали и не ремонтировали уже довольно давно.
— Хорошо, что мы можем так открыто обмениваться мнениями, что нам достаточно комфортно друг с другом, чтобы видеть друг друга в такие моменты…
— Не смотри на меня! Я сейчас не чувствую себя красивой! — Изнутри холодильника послышался гул. — Мне жарко, я вспотела, моя шерсть свалялась, и у меня ужасный случай болотной задницы.
Гослинг закивал, потому что, действительно, что еще можно сделать, когда принцесса говорит, что у нее болотная задница? Кухня наполнилась звуками его смеха и жадного поглощения аликорна, у которого голова была зажата в холодильнике. Раздался жуткий звук, похожий на топот пони в грязи, и Гослинг скривил губы от отвращения, продолжая смеяться.
— Ммм, заварной крем! — После продолжительного чавканья она полусказала, полупробормотала: — У меня тут еда заканчивается.
— Ну, тебе придется вытащить свою голову из этого…
— НЕТ! — Голос Селестии прогремел изнутри металлических стен, в которых она была заперта. — Ой! — Теперь ее голос был тихим, кротким и полным боли. — Ты не можешь видеть меня такой, Гослинг. Мое лицо наверняка выглядит ужасно. Я даже не хочу представлять, как ужасно я выгляжу.
— Солнышко, меня не интересует твое лицо, — сказал Гослинг, выпрямившись. — Меня больше интересует твой горячий, мокрый, потный зад.
— Знаешь, я склонна тебе поверить, но трахаться на кухне с холодильником на голове — это абсурд, в котором я просто не могу принять участие.
— Но это нормально? Просто разговоры?
— Да, Гослинг, почему-то это нормально. Через четыре-пять сотен лет или около того это воспоминание поблекнет, и мне не захочется умереть от стыда, если я подумаю об этом. — Она рыгнула — громоподобный, гулкий звук, от которого заскрипел металл вокруг ее головы, — а потом добавила: — Я могу быть терпеливой кобылой, если мне это нужно. А теперь уходи, чтобы я могла обчистить еще один холодильник.
— Нет.
— Что значит нет? — Теперь она звучала довольно раздраженно. — Мне нужно уединение, Гослинг, и немедленно. — Изнутри холодильника раздалось фырканье.
— Ты имеешь в виду, что тебе нужно больше уединения, чем предлагает холодильник на голове?
— Да! — Затем, через секунду, — Нет! — Последовала еще одна пауза… — Я сейчас в полном замешательстве. Мне жарко, я вспотела, хочу пить, есть, а теперь, что хуже всего, я возбуждена до предела. Проклятье!
— Знаешь, Селестия…
— Я слышу беспокойство в твоем голосе, Гослинг! Что ты делаешь?
— Я думаю, тебе нужно…
— Ты, дурак, не делай этого!
— … остынь.
— Ты развратный маленький негодяй! Как ты можешь? Я заперта в холодильнике! Неужели у тебя нет милосердия?
— Просто говорю…
— Ну вот, опять!
— Я думаю, тебе нужно…
— Нет, ты изверг!
— … остынь.
— Ты такой засранец.
Усмехнувшись, Гослинг уставился на Селестию и холодильник, не слыша ни звука съедаемого. Она была в его власти, холодильник был пуст, и у нее не оставалось никаких вариантов. Холодильник предстояло снять, что, несомненно, будет интересно. Ее крылья трепетали по бокам, а те части, которые были видны, были покрыты кусочками и ошметками еды. Как раз в тот момент, когда он собирался что-то сказать, в комнате потемнело. Стало совсем-совсем темно.
— В какую бы игру я ни играла, я всегда выигрываю, Гослинг. Прости, но так уж получается.
В темноте раздался металлический скрип, скрежет, а затем стук. Каким-то образом Селестия творила магию, не излучая света, — впечатляющий подвиг. Это было ужасно, но теперь он никогда не узнает об этом. Он никогда не увидит величественного великолепия своей жены в ее нынешнем положении. В темноте что-то шевельнулось, послышался металлический скрип, а затем Гослинг услышал нечто необычное.
Он услышал стук копыт — звук, вызывающий панику, и от этого звука его бросило в дрожь.
Баритон произнес:
— Что это за мерзкая тьма?
Селестия хрипло задышала, а затем включился свет. Гослинга отпихнули в сторону, и в комнату ворвался еще один пони, несомненно, чтобы выяснить, что происходит. Гослинг, глаза которого ослепило внезапным светом, не мог разглядеть, что происходит, но тут Селестия издала продолжительный хриплый вздох, а затем он услышал, как она сказала:
— Шайнинг Армор!
— На что я только что наткнулся? — спросил Шайнинг Армор. — Там было много криков. Там был шум. Что происходит?
— Минуту назад на ней застрял холодильник…
— Гослинг!
— Правда? — Волнение в голосе Шайнинг Армора было невозможно не заметить. — Ты напугал ее, когда она паслась в холодильнике, да? — Белый жеребец расхохотался и отвесил Гослингу добродушный подзатыльник. — Мне нужно рассказать тебе историю о Кейденс!