Опасное вынашивание лебедей

Глава 33

Ухмыляясь, Гослинг был в настроении ловить момент. Да, воспользоваться моментом и выжать максимум из него — отличная идея. Он распрямился, думая о том, что его крылья скоро восстановятся, а сегодня он почему-то был полон сил. Утренний доклад был стимулирующим, он поймал Луну перед самым сном, чтобы сказать ей несколько добрых слов, а теперь собирался расследовать сообщения о том, что в замке бродит нервный белый аликорн.

Прогуливаясь по коридору с помощниками по обе стороны от него, Гослинг откинул голову назад и начал петь:

— Прямо из Хуфлина, сумасшедший ублюдок по имени Гослинг… из банды под названием "Пегасы с характером". Когда меня окликают, я иду и кричу, бью по крупам, и тела уносят. И ты, жеребенок, если будешь со мной воевать, пониция приедет и заберет тебя… — Услышав хихиканье охранника, Гослинг приостановился, улыбнулся так, что показались зубы, и мотнул ушами.

— Все по-настоящему, — крикнул он, распахивая дверь в комнату Селестии для подготовки. — Я прибыл. Все пони могут погреться в лучах моей славы!

Рейвен издала глубокое горловое рычание, не будучи в настроении для розыгрышей, Селестия защебетала, прикрывая рот крылом, а Кейденс сильно ударила копытом по лицу, издав любопытный звук. Взмахнув хвостом, Гослинг загарцевал, чтобы Селестии и всем остальным пони было на что посмотреть.

— Я слышал, что здесь есть нервная кобыла с приятной наружностью. — Он подошел к трону, покачивая головой из стороны в сторону, и зашагал преувеличенно высоким шагом. — Как я понимаю, ей нужно немного взбодриться, потому что она должна произнести речь перед кучей чопорных родителей.

— Ты пришел спасти меня, мой любимый петушок? — спросила Селестия, пытаясь сдержать хихиканье. — Я слышала, как ты пел перед тем, как войти. Это так называемая музыка неблагополучных кварталов?

Откинув голову назад, Гослинг надул бока и шею и был рад, когда увидел, как по шее Селестии пополз слабый румянец:

— Я пришел вдохновить тебя, Солнышко.

— Что-то в тебе сегодня не так, Гослинг. — Царственная бровь Селестии изогнулась, когда розовый румянец охватил ее лицо. Ноздри затрепетали, и на мгновение она захихикала, а кончик ее оранжевого языка показался между губами.

Боб шагнул вперед, склонил голову, прочистил горло, а затем сказал:

— Марм, он выпил немного кофе Ночного Марма…

— Быстрее, Рейвен, нам нужно противоядие! — Шутка Селестии не произвела впечатления, и Рейвен стояла, хмурясь и покачивая головой из стороны в сторону.

— Я сомневаюсь…

— Это была твоя идея, Рейвен.

Рейвен пощелкала языком, чтобы привлечь внимание Гослинга, и устремила на него пристальный взгляд:

— Гослинг, Селестия сейчас немного… эмоциональна, и она ужасно нервничает. Она собирается произнести речь перед примерно двумя тысячами пони в школьном актовом зале, — Рейвен сделала паузу, пока Селестия испуганно хныкала и смотрела Гослингу прямо в глаза, — и мне нужно, чтобы ты сделал то, что ты делаешь… ну, знаешь… то, что ты делаешь, чтобы пони были счастливы. Это сработало с Луной, а теперь мне нужно, чтобы ты сделал это для Селестии, чтобы она была на высоте, когда будет произносить свою речь перед всеми этими пони.

— То, что я делаю? — спросил Гослинг, и как только он собрался продолжить, Рейвен прервала его.

— Не скромничай, это серьезный вопрос. У тебя замечен талант делать пони счастливыми. Это твой талант, или кажется, что это так, хотя по этому поводу до сих пор ведутся споры. Я, например, убеждена в твоих способностях благодаря собственным наблюдениям. А теперь, Гослинг, заканчивай радоваться, чтобы я могла затащить Селестию на трибуну и дать ей возможность произнести речь перед всеми обеспокоенными родителями жеребят, которые учатся в ее школе. Все, пошел!

— Это все равно что пытаться писать, когда кто-то смотрит, — заметил Гослинг, когда теплое покалывание пробежало по позвонкам его шеи.

Засмеявшись, Селестия сделала широкий, размашистый жест крылом:

— О, с этим у тебя нет проблем.

Спустившись со своего законного места у Селестии, Рейвен подошла к Гослингу с суровым, полным надежды выражением лица, а ее глаза за стеклами очков пылали с огромной силой:

— Принц Гослинг, мне нужно, чтобы вы выполнили свою работу. Сейчас вас используют как стратегический ресурс. У вас есть уникальный талант, который можно использовать в интересах короны. Вы были призваны с определенной целью. Делайте то, что у вас получается лучше всего. Я лишь прошу вас быть собой. Разве это так сложно?

— Ну, когда ты так давишь на меня…

— Вот беда! — Рейвен закатила глаза, топнула копытом, а затем отступила, возможно, надеясь, что Гослингу это поможет. — Просто будь собой и делай то, что делаешь!

Переваливаясь с боку на бок, Гослинг смотрел на Селестию, сидящую на своем троне, и пытался разглядеть в алебастровой маске признаки беды:

— Солнышко, тебе нелегко?

— Да, — призналась она без малейшего колебания. — Я нервная и тревожная… больше, чем обычно. Меня раздуло, живот болит, и мне гораздо труднее справиться со своими чувствами, когда я нахожусь перед толпой. Твайлайт будет в этой толпе, она будет боготворить меня, обожать меня, следить за каждым моим словом, и эта речь будет о героях… о ней… и все это вызывает у меня гораздо больше эмоций, чем я думала, и я провела все это утро, думая обо всех многочисленных достижениях Твайлайт Спаркл, и я беспокоюсь, что у меня не хватит хороших слов или достаточно значимых тем, или что мои слова могут прозвучать неискренне, или сойти за низменную лесть, или… — Селестия глубоко вздохнула, а затем выпустила все в виде писка.

Гослинг, одетый в угольно-черный свитер с розовой полосой, сшитый для него Луной, изо всех сил старался выглядеть достойно, спокойно, хладнокровно и сдержанно. Он был молчалив, но не терял ни хорошего настроения, ни развязности, просто пока придержал их, пытаясь найти лучший подход к решению этой проблемы. Он взглянул на Кейденс и увидел, что она смотрит на него, а ее глаза то и дело перебегают на Селестию в молчаливой просьбе сделать что-нибудь. Выражение лица Кейденс говорило о серьезности ситуации больше, чем могла бы сказать Рейвен.

Селестия не просто нервничала… у нее был какой-то кобылий момент.

Что именно — оставалось только догадываться. Интроверсия, беременность, эмоции, неудачный день, или, может быть, ее настроение было хуже, чем она говорила, и ее нынешняя улыбка была притворной. Возможно, это событие произошло как раз в тот момент, когда Селестии нужен был выходной. И Селестия действительно нуждалась в выходном. Учительница, администратор школы, принцесса, хранительница астральных царств, защитница от угроз, которые Эквестрия даже представить себе не могла, и главный прорицатель, один из избранных, тех немногих, кто мог заглянуть в туман будущего и получить хоть какое-то представление о грядущем.

Она также была его учителем, любовницей и женой, хотя он не знал, что приоритетно, потому что она так чередовала любовь и уроки, что невозможно было определить, где заканчивается одно и начинается другое. Гослинг начинал верить, что Селестия не способна разделить эти два понятия, и любовь в той или иной форме проникает в каждый ее урок. Так было с Кейденс, так было с Твайлайт, и это подтверждалось его собственным опытом и общением с ней. Конечно, для Кейденс и Твайлайт это были разные виды любви, хотя с Кейденс она проделала исключительную работу, потому что Кейденс стала Принцессой Любви.

Он вздохнул — так, что все уши в комнате дернулись, и Гослинг понял, что все пони ждут, когда он что-то скажет, скажет хоть что-нибудь. Каким-то образом он должен был все исправить. Селестия весело смотрела на него, и он заметил, что ее тиара немного перекошена. Не в силах вспомнить, видел ли он когда-нибудь раньше ее тиару покосившейся, он задумался о том, что это может означать. Зловещее предзнаменование? Пренебрежение?

— Когда все закончится, — начал Гослинг, произнося каждое слово с таким красноречием, на какое только был способен, — мы с тобой уйдем туда, где мир не сможет нас достать, и я овладею этим днем. — Для пущей убедительности он вздернул брови.

— О, продолжай, — ответила Селестия, наклонившись вперед с выражением легкого интереса на лице.

Гослинг понял, что ему придется активизировать свою игру. Облизав губы, он на мгновение собрал всю свою харизму, а затем медовым голосом произнес:

— Наша любовь будет редким летним днем зимой, днем тепла и света. Ты будешь летним солнцем, восходящим надо мной, а я — холодной землей под тобой, зависящей от тебя, чтобы согреть меня и дать мне жизнь.

Когда Селестия подняла бровь, Гослинг сглотнул и понял, что ему придется постараться.

— Наша любовь будет летней скачкой через зеленеющие земли, жаркой, потной и захватывающей дух. Это будет безрассудная скачка, — быстрая оценка показала, что Кейденс кивает, Рейвен закатывает глаза, а Селестия, объект его очарования, цепляется за каждое слово, — … через множество великолепных вершин и долин.

Рейвен с выражением отвращения на лице начала бормотать:

— Метафоры и аналогии, очень хорошо, Гослинг. Если повезет, ты сдашь сочинение в средней школе за свои напряженные второсортные потуги.

— Иди в дикие земли, встреться с толпой и вернись ко мне, любовь моя, чтобы я мог поклоняться тебе и обожать тебя, — продолжал Гослинг, не дрогнув. Понизив голос на октаву или две, он изобразил свою лучшую наглую ухмылку и вложил в свои слова всю силу своей харизмы. — Вернись ко мне успешной, покорив сердца и умы многих, и я стану твоим благородным жеребцом… породистым, предназначенным для седла, чтобы на нем ездили.

— Гослинг… — Селестия прикусила губу, и уголок ее глаза дернулся.

— … и если я стану твоим благородным конем, ты… ты будешь моим промежностным жокеем…

— ТВОИМ ЧЕМ? —  в унисон произнесли Селестия и Кейденс.

— Моим благородным промежностным жокеем, — повторил он, не дрогнув. — И ты будешь скакать на мне от горизонта до горизонта, пока мы будем исследовать земли, которые мы любим.

С ужасающим воплем, заполнившим тронный зал, Селестия взорвалась от смеха, а затем захохотала так сильно, что упала со своего трона. Через мгновение она задыхалась, кашляла, брызгала слюной и все еще пыталась набрать достаточно воздуха, чтобы продолжать смеяться, не в силах остановить себя. Все ее тело стало розовым — сначала светлый оттенок, напоминающий рассвет, потом более розовый, как сахарная вата, потом яркий оттенок, пока наконец не сравнялся с ядовито-розовым цветом свитера Гослинга. С визгом и верещанием она перевернулась на спину, и Рейвен, которая не выглядела веселой, пришлось спешно убираться с дороги.

— У нас розовый код, — отчеканила Рейвен, — и выступление начнется через одиннадцать минут.

— Промежностный жокей? — Кейденс, выглядевшая одновременно смущенной и позабавленной, покачала головой. — Это так невероятно по-жеребячьи, что я даже не знаю, что сказать. Молодец, Гослинг, ты превзошел самого себя, и уровень твоей зрелости достиг нового минимума. Поздравляю. Из всех слов, которые ты мог бы внести в эквестрийский лексикон, тебя запомнят как "промежностного жокея". Тетушка позаботится об этом, не сомневаюсь.

— Я стараюсь изо всех сил. — Селестия скатилась с первой ступеньки, покрытой ковром, и Гослингу пришлось уклониться от ее распахнутых крыльев, которые хлопали от взрывного веселья Селестии. Она, казалось, была пьяна от смеха, ее глаза были красными, и она плакала. Это была хорошо выполненная работа, и Гослинг почувствовал гордость.

Опустив голову, он подбежал к большой белой кобыле, быстро чмокнул ее в щеку, а затем отбежал в сторону, пока его не прихлопнула машущая конечность. Когда он удалился, она посмотрела на него с такой любовью в глазах, что у него перехватило дыхание.

Теперь она принялась кататься, как будто ковер вокруг ее трона был травой. Перебирая ногами, она терлась крупом и задом о мягкий ворс ковра. Она фыркнула — впечатляющий звук, способный напугать паровоз, — а потом начала хрюкать, принявшись с остервенением чесать круп.

Рейвен, расстроенная, тряхнула головой так сильно, что у нее заложило уши:

— Она ведет себя как…

— Пони? — закончил Гослинг. — Рейвен, иногда я думаю, что для тебя Селестия — это компонент твоей ежедневной задачи или средство для достижения цели. Ей надоело быть рупором. Средством для достижения цели. Она больше, чем портативное ораторское устройство, с которого стирают пыль и таскают на важные общественные мероприятия. Принцесса Селестия… портативный пони-фонограф…

— Ты прав, Гослинг, — хмыкнула Рейвен и на мгновение задержалась, чтобы посмотреть, как Селестия катается по полу. — Именно постоянное следование неизменной рутине способствовало ее срыву. Знаешь что, Гослинг, в расписании произошли изменения.

— Произошли? — Что-то в поведении Рейвен встревожило его. Рейвен просто не отступала от расписания.

— Ты заберешь Селестию и проследишь, чтобы ее побаловали. Это твое задание на сегодня. Ей нужен день отдыха, чтобы завтра вечером на школьном гала-концерте она была на высоте. — Властный тон Рейвен был повелительным и не оставлял места для споров.

— А как же ее речь? — спросила Кейденс, наблюдая за тем, как ее тетя извивается на полу.

— Ну, — ответила Рейвен, — так уж получилось, что ты и принцесса и герой. У меня есть наброски ее речи. Придется тебе поработать самостоятельно, Кейденс.

— Я могу это сделать. — На мордочке Кейденс появилась нервная улыбка, а глаза остекленели от волнения. — Все будет хорошо. Просто хорошо. Все будет хорошо.

— Хорошо, — ответила Рейвен, — нам пора идти. А теперь…