Сыны Ночи
Глава 4: Тьма взывает к тьме
– Туман отступает! Мгла рассеивается!
Эти протяжные выкрики, раздававшиеся с разных сторон, вытянули наконец Айлена Мак Тадга из того кровавого кумара, в котором он варился с той поры, как впал в боевой раж. Тяжкое, бесконечно долгое побоище длилось незнамо сколько – минуты, часы… или годы, – как вдруг в его дурном, не ведавшем ничего, кроме смерти, однообразии промелькнул свет какого-то изменения. И он был подобен глотку свежего воздуха после удушья.
Нанеся хлёсткий удар снизу, Айлен рассёк подбородок прямоходящей твари с лапами-клинками, чьи выпады он отмахнул щитом, и та грохнулась назад прямиком на горку себе подобных. Проведя кожаным наручем по лицу, дабы смахнуть с глаз кровь – и свою, и чужую, – он узрел орды Найтмеров, не решавшихся более нападать. Они сбились в плотную массу, и демонические глаза их выражали затаённую ненависть.
Туман таял, как снег по весне, всё вокруг становилось яснее. Мак Тадг увидел вокруг себя нестройные ряды соплеменников, тянувшиеся вдаль по обе стороны. Все пикты были уставшими, покрытыми кровью и ранами. Но огонь битвы всё ещё горел в их сердцах. И когда они задолбили оружием по щитам, издав оглушительный боевой клич, их окровавленные коренастые фигуры походили на силуэты демонов, будто только что одна тьма билась с другой тьмой.
Ни с того, ни с сего подул мощный ветер, охлаждая разгорячённые тела и гоня рассеивающуюся мглу тумана прочь. Его дикий порыв колыхал чёрные локоны Брана, вываливавшиеся из-под шлема, когда тот, возвышаясь перед своими воинами, вскинул щит и меч к небу и прорычал:
– Сражайтесь, отродья мрака! Вы же за этим сюда явились!
Однако Найтмеры утратили свой пыл. И теперь, когда от тумана осталась разве что лёгкая прозрачная дымка, они все, как один, развернулись и всей своей огромной ордой рванули прочь. Даже после ожесточённого боя, где их пало несметное количество, Айлен видел, как от пиктов удирали многие сотни, если не тысячи, дымных монстров. И это заставило гнев в его сердце снова взметнуться до небес.
Отбросив щит и перехватив в левую руку клинок, Мак Тадг взревел воплями разъярённого вепря, схватил копьё, торчавшее из брюха ближайшей убитой твари, и метнул его вслед убегавшим. Затем он подобрал топор и швырнул его, потом меч и ещё одно копьё, после чего обхватил рукоять своего оружия обеими руками и принялся размахивать им так, словно сражался с чем-то незримым – или с остатками тумана.
Его разум померк. И он размахивал мечом до тех пор, пока на лезвие не обрушилась чья-то могучая сила. Рукоять была выбита из его хвата. Взор широко распахнутых голубых глаз воина обратился влево и заметил Брана, без труда его обезоружившего.
– Охлади свой пыл, воин. Сражение подошло к концу, – спокойно призвал его король.
Тяжело дыша, Айлен ответил ему твёрдым кивком. Он поднял меч, опёрся на него, как на трость, и устремил свой взор вслед за врагами. Туда же смотрели и все прочие каледонцы, нестройными толпами обступившие их со всех сторон.
Теперь в свете появившегося полумесяца было видно, как орда Найтмеров со всех ног несётся к противоположному концу долины, простиравшейся до гор, высившихся почти в лиге отсюда. Точно впереди виднелся тот самый проход сквозь скалистую стену, замеченный голубоглазым пиктом ещё сразу по пробуждении, за которым виднелся морской горизонт. Туда-то чудовища и устремляли своё поспешное бегство.
Прежде чем Мак Тадг успел ещё что-либо разглядеть, внезапно сделалось ещё более темно, чем прежде. Полумесяц, доселе сиявший на небесах, мгновенно опустился за горизонт, словно рухнул за его черту. Отныне поле отгремевшего боя освещали лишь звёзды и пиктские факела.
Воины, для которых эта бойня стала первой, вмиг встрепенулись:
– О, богиня! Что это было?
– Куда девалась луна?
– И почему эти твари сбежали?
– Лунная Госпожа проснулась. Поэтому исчез туман, а луна зашла за горизонт, – объяснил Бран. – Духам ночных кошмаров более незачем с нами биться.
Взор Айлена опустился на одну из тварей, что лежали у его ног и у ног его соплеменников повсюду. То, что он видел, через что прошёл сквозь сумрак только-только рассеявшегося тумана, и все те слова, которые ему довелось слышать после пробуждения, казались чем-то безумным, до жути нереальным и пугающим, точно дурной сон. И это вызывало в его волчьем сердце негодование.
– Ночных кошмаров? – сквозь зубы процедил он, а затем сплюнул на труп чудовища: – Во имя Морриган, Лунной Госпожи и всех духов Сида! Как эта нечисть может рвать своими когтями нашу плоть? И как наши топоры могут сечь их, если они – духи? Что это за твари такие?!
– Это Ночные Бестии, – прозвучал ответ. Взгляды всех воинов метнулись правее. Из тьмы вышла фигура старца в мантии друида. – Наше племя так их называло испокон веков. Когда-то наши праотцы поклонялись им, но со временем мы стали наносить их изображения на рунические камни, надеясь на то, что выбитые рядом заклинания защитят нас от них в Ночь Мёртвых, когда тёплые месяца сменяются холодными.
И снова Мак Тадг посмотрел на поверженных монстров, как и все те, кто пробудились вместе с ним. Он знал, о чём толковал жрец Гонар. Ночными Бестиями в его народе называли существ из древних легенд, изображения которых шаманы и впрямь выбивали на камнях священных мест, где разные кланы праздновали Ночь Мёртвых, которую кельты называли Самайн. И эти самые мифические твари не были в полной мере похожи ни на одного зверя – ни земного, ни водяного, – что встречались молодому воину при жизни. Но Найтмеры действительно походили на их образ как ничто иное.
Среди новых воинов послышалось судорожное перешёптывание. Они своими глазами видели одних из тех потусторонних чудовищ, что веками внушали их племени суеверных страх. И только что они с ними бились.
Пребывая в прескверном расположении духа, Айлен потянул левую руку и ощутил боль. Его плечо истекало кровью от клыков Найтмера, сумевшего пронзить кожаный доспех, который ныне был практически весь изорван в клочья. Окинув взором широкий пологий овраг, на дне которого молодой воин и находился, он узрел обширное поле боя, устеленное ковром крови и трупов. Чудовища покоились тысячами, но среди них замечались и сотни обагрённых бездыханных тел в клетчатых килтах и полосатых штанах.
Помня, как много тварей сбежало отсюда, и видя в свете факелов, что по чаше оврага раскинулась от силы пара тысяч пиктов, Мак Тадг закипал от гнева.
– Что здесь творится? – вопрошал он, глядя туда, где скрылись демоны. – Почему эти твари нападают на богиню? Откуда они берутся?
– Из морской пучины. Они приходят с оборотной стороны этой земли, где царит абсолютный мрак. Им ненавистен свет, они не выносят сияния луны. И поэтому они стремятся нести свою тьму повсюду, – столь же непонятно ответил жрец, после чего призвал: – Вернёмся же к очагу, воины. Старый Гонар поведает вам, почему вы здесь, и что говорят нам звёзды.
Бран вложил меч в ножны.
– Нет, – буркнул он. – Сперва нужно предать огню тела павших…
– Луна!
Услышав зов, прозвучавший будто сквозь воду, Принцесса Ночи ни с того, ни с сего вскинулась, резко распахнув глаза. Она пробудилась ото сна. Не в последнюю очередь из-за того, что чьё-то копыто, облачённое в золотистый накопытник, мягко толкало её в плечо.
– Сестра? – удивилась Луна, уставившись на Селестию, высившуюся подле её постели. Позади Владычицы Дня стояли две стражницы-бэтпони. – В чём дело?
– Я не могла тебя разбудить.
– Но для чего? Обычно я просыпаюсь сама.
– Да, но… уже поздний вечер. Пора опускать солнце и поднимать луну, – ответила Селестия. Взор Повелительницы Тьмы тут же по наитию метнулся к окну. Тем не менее, за тяжёлыми шторами не было видно ничего. Между тем Принцесса Солнца повернулась к парочке бэтпони и объявила: – Всё в порядке, можете возвращаться на пост.
Стражницы отдали обеим принцессам честь и поспешили удалиться наружу. Как только они закрыли за собой двери, в личных покоях Луны сделалось тихо. Селестия снова посмотрела на сестру.
– Ох, что-то долго я сегодня спала, – томно вздохнула Принцесса Ночи. – Который час?
– Ты спала более двенадцати часов. Должно быть, у тебя действительно была трудная ночь, – понимающе произнесла Хозяйка Дня. От услышанного младшая сестра малость ошалела. Никогда прежде она так долго не спала. Приподнявшись на кровати, она протёрла глаза. Старшая же, наблюдая за ней с подозрительной внимательностью, наконец осведомилась: – Как тебе спалось?
– Так же, как и всегда, но… почему ты об этом спрашиваешь?
– Перед тем, как я тебя разбудила, ты что-то шептала во сне.
– Шептала? – удивилась Луна. – Но что?
– Я не всё поняла, но точно услышала слова «Филии Ноктис» и «Эстоте Скутум», – молвила Селестия. – Конечно, я уже плохо помню старую речь, но по-моему, это древнеэквестрийский язык. Кажется, «ноктис» означает «ночной», не так ли?
Луна тотчас же изменилась в лице. Её взор потупился на одеяло, всё ещё покрывавшее её задние копыта.
– Это заклинание Защиты от Ночных Кошмаров, которому меня научил Стар Свирл. Но это было очень-очень давно. Почему я его произносила?..
Воспоминания Луны вернулись в стародавнее прошлое. Несмотря на то, как много прошло лет – и даже веков, – она отчётливо помнила ту самую ночь – первую, проведённую во дворце, который впоследствии получил название «Замок королевских сестёр». Будучи ещё маленькой кобылкой, она боялась ночевать в огромных тёмных помещениях незнакомой ей обители. Её пугали мрачные духи, которые могли таиться в подземельях замка и если даже не причинить вред, то проникнуть в сны и обратить их в кошмары.
И тогда Стар Свирл – величайший маг древности, в те годы взявший обеих сестёр под свою опеку, – научил её заклинанию, которым можно защитить свои сны от кошмаров и любых других злых духов. Так маленькая принцесса благополучно уснула, применив его впервые в жизни. С тех пор утекло чересчур много воды, минула тысяча лет заточения на луне, даже сам наставник обеих правительниц Эквестрии возвратился из безвременья, в коем пробыл не одну сотню лет с другими древними героям, и Владычица Ночи позабыла про это заклинание, сама став защитницей снов пони.
Но её подсознание запомнило те заветные слова. И сейчас они незнамо по какому жребию отозвались эхом древности из её уст. Почему-то это очень её озадачило.
Селестия побеспокоилась:
– Что тебе сегодня снилось?
– Я всегда сплю настолько крепко, что мне ничего не снится, – пожала плечами младшая сестра, а затем нерешительно добавила: – Или я просто не помню этого?..
– Если это так, наверно, тебе просто снились наши былые уроки у Стар Свирла, – с теплотой улыбнулась старшая. Подняв на неё взгляд, Луна не удержалась от приятной ностальгии, уголки её рта чуточку приподнялись. Выдержав небольшую паузу, Селестия повернулась и призвала: – Идём же, сестра. Нужно приготовить всё к наступлению ночи…
– Тьма сгущается, и холодный ветер несёт шёпот демонов! Меч проторяет путь сквозь мрак! Волки Вереска хранят покой Лунной Пони! Копья пиктов остры и крепки!
Эти слова, напевно произнесённые Гонаром, разлетелись на лёгком ветру. Его старческая фигура казалась более внушительной, благодаря мантии друида, а руки, воздетые вверх, тянулись словно до звёздного неба. На фоне погребального костра он выглядел великаном, особенно для пикта. В его голосе читалось нечто зловещее.
Со всех сторон жреца окружали воины, сидевшие на земле, хотя некоторые из них – те, кто размещались позади, – стояли, оперевшись на копья. Их глаза бесстрастно сверкали в бликах огня, что бушевал в стороне, унося души павших храбрецов через густой столб дыма прямо к звёздам. Свет от него рассеивал кромешную тьму, что воцарилась с заходом луны.
Наконец большие горящие глаза жреца опустились на соплеменников. Воины внимательно смотрели на него исподлобья, силясь понять его речи.
– Слушайте же, пикты, – начал он. – Народ наш стар, как мир, он вышел из предрассветной мглы и всегда чтил ночь, под покровом которой бился с чудовищными существами, что царили на земле ещё до человека. Из раза в раз Безымянное Племя взывало к луне, как воплощению ночной стихии, и однажды та ему ответила, воззвав к нему в ответ. В ином мире, под иным небом Луноликое Дитя произнесло Заклинание Ночной Стражи, с каким наши шаманы обращались к ночи перед всеми великими битвами. И тогда древний мой предшественник – первый верховный жрец из рода О’Гонаров, – и первые великие вожди пиктов, пребывая в Храме Ночи перед решающим сражением, увидели её лучезарный образ. Им было видение… Луноликое Дитя обратилось Лунной Госпожой, владычицей Ночной Стихии, чья сила и мудрость хранит всех и каждого, кто на неё уповает. С той поры наше племя почитало её превыше прочих богов и властителей стихий. Случилось это сто тысяч лет назад в нашем мире – или сроком в сотню раз меньше в мире божественном.
Мало что понимая из услышанного, Айлен Мак Тадг окинул взглядом всех, кто сидели рядом с ним. Те тоже взирали на жреца хмурыми взглядами, в которых читалось непонимание. Наконец его глаз остановился на Бране Мак Морне, королевским троном которому, как и прежде, служил плоский валун. Уместив одну руку на бедре – там, где висел меч, – а кулаком другой подперев подбородок, он непоколебимо внимал Гонару. Казалось, король и сам знает всё, что мог поведать старец.
Невольно взор голубоглазого пикта пал на собственное левое плечо. Туда как раз вонзились клыки Найтмера во время битвы, но сейчас его плоть не несла на себе увечий. Перед тем, как обширное погребальное ложе, на котором догорали тела павших, было подожжено, жрец вновь вызвал Стихию Ночи и с помощь неё обработал раны пострадавших воинов, как прежде он освящал их оружие. И под действием неведомой магии глубокие прокусы и рваная кожа чудесным образом исцелялись.
Увидев это волшебство в действии, Айлен понял – главное, не дать убить себя в бою. И тогда любая рана будет нипочём. Нужно лишь выжить до тех пор, пока туман не рассеется…
– Мир смертных, божественный мир! Они едины, неделимы, но недосягаемы друг для друга, подобно двум сторонам одной монеты. Ни одна живая душа не может пронзить их грань, лишь силы богов способны её преодолеть. Их стихии связывают оба неба и обе земли. Так в наш мир, ещё до появления Безымянного Племени, проникли хаос и раздор, несомые Великим Змеем, на которого наши жрецы тоже молились с незапамятных времён, ведя пиктов к мраку и вырождению, – продолжал Гонар. – Веками они отправляли мрачные обряды и в честь Лунной Госпожи, питая кровью её тёмную ипостась, имя которой – Кошмарная Луна. Однако ныне в её природе порядок возобладал над хаосом, лунный свет одолел кромешную тьму, и именно поэтому все мы здесь!
Сжигаемый прах вдруг гулко осел, разнося в разные стороны искры огня. На обширном камне, что высился в стороне, тела погибших воинов лежали неказистой пирамидой, наспех выложенной пиктами, и их пепел смешивался в единое целое, чтобы, как и в битвах, они были неделимы. Погребальное ложе под ними, выложенное из больших листьев, догорало.
Всполохи огня прервали речи Гонара на секунду. Взгляд его тёмных глаз проскользил по окружавшим его воинам, пока не остановился на первом из них.
– Ты, Бран Мак Морн, был прав, что отрёкся от старых богов, но почтил Ночь и Лунную Госпожу, – продолжал жрец, указав на короля. Тот даже не моргнул. – И отныне, покуда богиня хранит покой всякого, кто ей верен, каждый пикт, который её обожал и пал с мечом в руке, попадает сюда – в её царство. Стихия Ночи призывает вас, неупокоенные души воинов Народа Тени, чтобы вы защитили её Повелительницу! Поэтому всякий раз, когда она погружается в сон, на небе восходит луна, а под Дубом Тысячелетий, как новорождённые, появляются всё новые храбрецы. Тропами лунных лучей вас привели сюда её силы, ибо богиня не ведает, что она в опасности!
Те пикты, что недавно пережили свой первый бой в этом мире, смутились. Из их уст посыпались слова недоумения:
– Что? Богиня ничего не знает?
– Но разве её дух не вездесущ?
– Почему она не в силах себя уберечь?
– Всесильная Лунная Госпожа, она защищает сны своих последователей от тьмы чернее бездны, что способна пошатнуть даже самую крепкую волю, – отвечал старец, с этими словами снова посмотрев на короля. – Но кто же устережёт самого стража? Кто позаботится о покое милостивой богини? С тех пор, как память о Кошмарной Луне ушла в прошлое, когда спит Лунная Госпожа и дремлет её могущество, тьма посягает на её покой. Ни в каком жутком сне не представить тех страданий, каким зло подвергнет её дух, если овладеет ею, когда будет насыщаться присущими ей силами! Случись это, и вечная ночь навсегда поглотит всё и вся!
– Ради чего? – проронил Мак Тадг, помотав головой. – Если эти демоны есть порождения ночи, то почему они желают зла той, что властвует над их стихией?
Гонар на мгновение замолчал, словно взвешивая слова, а затем, устремив взгляд к звёздам, заговорил, будто читая в них ответ:
– Ночь, о которой ты говоришь, воин, – это та тьма, что укрывает нас своим покровом, как мягкие объятия матери, и в ней всегда есть место свету. Луна – её светлый лик, что дарит мудрость и покой, она держит равновесие в сей стихии. Но те демоны – это дети иной тьмы. Они вышли из того мрака, что царил до того, как солнце и луна впервые коснулись неба, и их голоса – это шёпот абсолютной пустоты. Они привечают ночь, потому что она более похожа на их природную стихию. Но, в сущности, им ненавистен даже свет звёзд. Поэтому они стремятся к извращению ночи и распространению её тьмы повсюду, дабы им больше никогда не приходилось скрываться от сияния дня. Когда же их силы охватят всё, они поглотят и луну, и звёзды, ввергнув мир в ту тьму, что их породила.
Закончив говорить, старец обхватил посох обеими руками и вдарил им по земле. Тотчас же от того места во все стороны пахнуло могильным ветром непролазной древности, что всколыхнул космы замерших воинов и заставил взвиться языки погребального костра. Уставившись на огонь распахнутыми во всю ширь глазами, Айлен увидел, как в его всполохах вырисовываются некие образы.
В дымке пламени поплыли с трудом различимые картины далёкого прошлого. В неразберихе мелькавших силуэтов Айлен едва ли мог что-то разобрать, пока в клубах вившегося дыма его взор не узнал очертания Найтмеров – в точности таких же, что давеча валились под ударами пиктских мечей. Они водили зловещий хоровод прямо в воздухе над алтарём, сложенным из человеческих черепов, над которым древний пиктский шаман, внешне почти ничем не отличавшийся от пещерного человека, пускал кровь несчастной жертве.
Скованный на алтаре юнец испустил дух, и облака Духов озарились неким потусторонним сиянием. Они приняли жертву, а шаман с перекошенным от извращённого злорадства лицом протягивал им вырванное из груди жертвы сердце. Оно всё ещё билось.
Языки пламени снова всколыхнулись, образы завертелись. И вскоре Айлен узрел другую картину – над иным алтарём иные древние пикты преклоняли колени перед образом Луны. Несколько человек – это были самые первые вожди пиктских племенных союзов и верховный жрец, как две капли воды походивший на Гонара – молились Луноликому Дитя, которое на их глазах обратилось в Лунную Госпожу – ту самую, что недавно мирно спала в этом мире Вечного Сна. Её крыло распростёрлось над их головами, как щит.
Потом проступили очертания прежних тёмных алтарей, пропитанных кровью, вместе с идолами богов мрака. Смуглые люди истово крушили их, а вслед за этим воздвигали изваяния величественной женщины в чёрных доспехах. Голову новой богини венчала диадема, а на горжете её кирасы красовался символ полумесяца. Все те, кто толпились вокруг неё, вскидывали кулаки и провозглашали отзвуками из мрака далёкого прошлого:
– За Лунную Госпожу! За Лунную Госпожу!
Такой они видели её воплощение в мире смертных. И её образ, выточенный в камне, пиктская культура пронесёт сквозь многие века…
Далее видение снова сменилось. В колыханиях огня всплыло поле сражения посреди лесов и болот. Воинство пиктов – более высоких, чем их далёкие потомки, подтянутых и подобных Брану, нежели его воинам – ратилось в битве под светом луны с несметными полчищами чудовищ, чей облик скорее напоминал бесформенные тени. Лишь их зловещие глаза отчётливо сияли во тьме.
Пиктские мечи и топоры вздымались и опускались, они сокрушали ужасных порождений тьмы, сам неявный вид которых внушал нечто нечеловеческое и враждебное. Они сметали их, как бушующий ветер сухие листья. Точно так же лунный свет гнал по небу дымные силуэты демонов, Ночных Бестий, тех самых Найтмеров.
Гонар же вещал:
– Когда-то, на заре нашего пути, мы тоже чтили первородную тьму и её вестников, но свет Лунной Госпожи рассеял эти мрачные верования. Её сияние вело нас через мрак в сражениях с теми силами, память о которых бесследно исчезла задолго до того, как бурления Великого Океана вывели очертания Турии, а прародину Безымянного Племени превратили в острова. Много позже бились мы и с иными последователями мрака – с Детьми Змея, Червями Земли, которые также молились на демонов Тьмы, потому что тоже вели своё происхождение от единого семени хаоса, – объяснял он образы, вырисовывавшиеся в пламени. Наконец картина битвы сменилась очертаниями алтарей, где под статуями Лунной Госпожи пиктские шаманы отправляли те же кровавые обряды, что и при поклонении Мраку и Великому Змею. – Но и наше племя приходило в упадок, его бросало от света к мраку и обратно, как лодку в шторм. Змеиный культ уходил и возвращался, Лунная Госпожа обращалась в Кошмарную Луну, и порой тьма так глубоко въедалась в души пиктов, что кельтские кочевники, вытеснившие нас в горы Каледонии, не углядывали различия меж нами и Червями Земли, прежде изгнанными нашими мечами. И всё же могущество Духов ночных кошмаров в мире смертных ушло во мрак небытия, их капища пали, а приверженцы были разгромлены, и про них забыли все, кроме пиктских рунических камней.
Огонь продолжил колыхаться, выводя всё новые образы. И Мак Тадг узрел в нём иное небо и иную землю – те самые, что привиделись ему в схватке с Найтмером, – над которыми в незапамятные времена витала Тьма. Далее проступили силуэты необычных миниатюрных существ – пони-единорогов, – проводивших некий тёмный ритуал. Их рога озарились магией, призывая к себе тот же хоровод Духов, которому древнейшие шаманы пиктов подносили в жертву плоть и кровь. Единороги повторяли этот ритуал раз за разом, пока сами их тела не стали походить на чёрный дым, как у тех, к кому они взывали.
И вот уже в пламени был виден серый единорог с чёрной гривой и красным чуть изогнутым рогом, в доспехах и королевской мантии, который высился на балконе некой кристальной крепости. Его взор падал на целую армию пони, чьи тела состояли словно из чёрного дыма, которая порабощала уже других пони, словно выбитых скульптором из разноцветных кристаллов.
Затем была война, сцены побоищ, а в конце концов схватка двух сестёр с тем единорогом-королём. Пикты увидели, как их Лунная Госпожа сразилась с недругом один на один и победила. Но на её душу пала тень мрака.
– В божественном мире они тоже царили испокон веков, развращая сердца существ, что его населяют. Ложь – их оружие, они взывают к тщеславию и алчности тех, кому сулят великую власть, но на деле обращают их в свои марионетки. Многих магов коснулся их мрак, а в конце концов они вошли и в сердце Лунной Госпожи, ибо наши тёмные ритуалы проторили им дорогу к ней. Наши праотцы так долго питали кровью ту Тьму, что проникла в её дух, что иной богине – Солнечной Госпоже – пришлось заточить Кошмарную Луну на ночном светиле. Тысячу лет она провела в лунной темнице, сотню тысяч лет шаманы молились её мрачной ипостаси, покуда преклонение пред Тьмой в умах пиктов не кануло в лету. И когда Кошмарная Луна вырвалась на волю, дабы установить Царство Мрака, та же самая сила, что когда-то лишь изгнала её, сумела очистить дух богини от тёмных сил.
В огне проявились очертания ветхих стен некой покинутой крепости. И её двор стал местом битвы шести героинь – таких же миниатюрных пони, как и прочие обитатели божественного мира, – против тёмной ипостаси Лунной Госпожи. Магия неких кристаллов, которые они несли на себе, одолела её в мгновение ока. Облик богини тотчас изменился.
Наконец Гонар провёл рукой по языкам пламени, будто смахнув с них всё, что они изображали. Видения исчезли.
– Без наших жертв Кошмарная Луна ослабла, и Тьма была изгнана из духа богини. С тех пор Духи ночных кошмаров живут лишь в тени Царства Снов – места, где так тонка грань между божественным небом, землёй смертных и бездонной пропастью загробного мира. Светлая Лунная Госпожа стоит на его страже, не давая Тьме возродиться в чьём-либо сновидении. Но богине тоже необходим отдых, и когда она спит, Порождения Мрака выходят с оборотной стороны Мира Снов и стремятся овладеть ею, жаждая отмщения, – поведал жрец. Его взор пал на голубоглазого воина. – Они не терпят владычества Лунной Госпожи, потому что она подчинила тьму, дала ей форму и смысл. Они жаждут поглотить её, вновь обратить в Кошмарную Луну, ведь только тогда они смогут затопить весь мир в первородном мраке, в котором нет ни лунного света, ни порядка, ни жизни. Но покуда богиня властвует над ночью, им нет места в её царстве. Они будут атаковать её снова и снова до скончания времён, чтобы отвоевать его себе. И между ними и богиней стоят лишь ваши щиты!
– Но почему силы богини призывают сюда только нас? – задался вопросом один из пиктов, как уже прочие подхватили:
– Верно, что станется, если мы не выстоим?
– Разве в божественном мире нет тех, кто тоже её чтят?
Глаза Гонара поднялись к звёздам, словно вновь обратившись за ответом к их сиянию.
– Воистину, её слугам нет числа. Но лишь мрак способен стоять против другого мрака, – молвил он. – Мы – тени, бредущие в ночи, темнота на грани лунного света, что не даёт абсолютному мраку поглотить его. Наши души темны, а сердца полны дикости и ярости, но ведомы нам также честь и верность. Мы – полутьма между светом и мраком. И наша участь – стать щитом для нашей Матери, ибо лишь её свет уберёг наш народ от полного и окончательного погружения в вечную тьму.
– Можем ли мы одолеть Духов ночных кошмаров раз и навсегда? – спросил вдруг Бран. Доселе он слушал речи жреца с холодной непоколебимостью. – Что говорят звёзды, Гонар? Какую участь они нам предрекают?
– Звёзды сказали, что богиня смотрит, но не видит, – отвечал старец. – Взор её бдителен, но во мраке ей не узреть нас, своих верных сынов. Мы служим ей опорой, когда её глаза закрыты. Никто не сможет победить Тьму окончательно. Её можно лишь сдерживать. Но богиня в силах укрыть нас от неё своими заботливыми крыльями, как и мы ныне своими щитами и отвагой укрываем её. Мы должны лишь пронзить завесу мрака, чтобы она увидела нас.
– Как?
– Огнём наших сердец, – заявил Гонар. Его рука сотворила некий жест, заставивший дымовую завесу полностью окутать пламя и проявить очередные образы – уже не огненные, но сизые. – Так сказали мне звёзды, показав неисчислимые битвы с Тьмой, через которые снова и снова проходят Люди Вереска. И ты, Бран, проведёшь Воинство Луны сквозь каждую из них. Как идол Чёрного человека, ты будешь стоять на страже богини, а твои воины – из раза в раз погибать с её именем на устах. Но души их упокоятся в землях, каких прекрасней нет, под лунным светом, если только она узрит нас.
В клубах дыма проявлялись силуэты воинов – диких, косматых, в килтах и штанах, с мечами и топорами, – которые шли на бой на фоне ночного неба нестройными толпами. Точно призраки неупокоенных душ, они вечно брели сквозь мрак, чтобы сразиться с его порождениями, отстоять богиню – и обрести её милость.
Потом вспыхнули погребальные костры. Они загорались снова и снова. И с каждым разом пламя возносилось к звёздам всё выше и выше.
Гонар возвёл очи к ночному небу – туда, где растворялся дым от огня – и, прижав к себе свой посох, затянул нескладную, хотя и полную чарующего ритма песнь, медленно покачиваясь ей в такт:
«Во мгле ночной, тумана мраке,
Свет звёзд затих, угас.
Прибоев Тьмы вечны атаки,
Их тень свой близит час.
Оу-эйе-йя!
Сеют тени…
Оу-эйе-йя!
Мрака сени.
Восход луны в тумане тает,
Но Тьме волк даст отпор,
Ей на пути навеки встанет
Братство – меч и топор.
Оу-эйе-йя!
Мечом воспет…
Оу-эйе-йя!
Луны бел свет.
Хранят покой Сыны Ночи
Царства звёзд и луны.
Богини же сокрыты очи –
Стражи ей не видны.
Оу-эйе-йя!
Волчьи стоны…
Оу-эйе-йя!
Во мгле тонут.
Но сквозь туман сердца явят,
Свой свет, как войска стяг,
И пламень их звёзды славят
Сколь бы ни княжил мрак!
Оу-эйе-йя!
Сердец пламя…
Оу-эйе-йя!
Точно знамя
Луне станет видно.
Оу-эйе-йо!..».
Наконец жрец воскликнул в последний раз и резко вдарил посохом оземь. Тотчас огонь погас, как задутая свеча, и на мгновение воцарилась тишь. Таинство закончилось, оставив недоумённых воинов в замешательстве. И только лицо Брана выражало одну лишь удручённость.
Подул ветер, унося прах павших воинов куда-то в ночь. Куда?..