Пони из преисподней

Пленник

Мрачная комната, едва освещённая тусклым магическим светом, казалась ещё более угнетающей от царившей в ней тишины. Шайнинг Армор сидел на деревянной скамье, сдерживая тяжёлое дыхание и прижимая к голове мешок со льдом. На его лице читалась смесь усталости и раздражения, а запекшаяся кровь на бинтах, которыми его раны аккуратно обматывала Каденс, говорила о тяжести недавнего боя.

Фларри Харт сидела в углу, ссутулившись и уткнув лицо в свои копыта. Её плечи подрагивали от сдерживаемых рыданий, но она не произносила ни звука, будто боялась нарушить зыбкое равновесие комнаты. Тем временем Твайлайт нервно шагала туда-сюда, сжимая книгу в копытах, словно это могло помочь ей найти решение.

Скрип двери заставил всех поднять головы. На пороге появилась Селестия, её белая шерсть слегка поблекла, а радужная грива казалась менее яркой, чем обычно. Она тяжело вздохнула, смахнув с лба невидимые капли пота.

— Он так и не очнулся, — сообщила она, устало оглядывая собравшихся. — И я пока не смогла снять с него шлем.

Каденс подняла взгляд, слегка нахмурившись:

— Надеюсь, я его не убила?

Шайнинг Армор, подняв бровь, глухо бросил:

— Даже если и так, он бы это заслужил.

Тишина наполнила комнату, но недовольные взгляды, направленные на него, заставили Шайнинга тяжело вздохнуть. Он прикрыл глаза и, стиснув зубы, добавил:

— Ладно, возможно, я поторопился с выводами.

Его слова не вызвали ни одобрения, ни возражений. В комнате вновь повисло молчание, которое нарушил он сам:

— В любом случае, у нас две проблемы: как спасти Луну и что делать с этим пони.

Твайлайт остановилась и, подняв голову, печально произнесла:

— Боюсь, я знаю, куда её отправило.

Все взгляды обратились к ней. Твайлайт нервно сглотнула, сжимая книгу ещё крепче.

— В том измерении... — она сделала паузу, чтобы собрать мысли. — Они так и не смогли остановить Сомбру. Он развернул ужасную войну. И этот пони, судя по всему, один из его солдат.

Селестия закрыла глаза, её лицо исказилось от боли. Она опустила голову и тихо произнесла:

— Даже представить страшно, что с ней сейчас.

Фларри Харт, едва сдерживая слёзы, подняла глаза и пробормотала:

— Простите меня...

Твайлайт мгновенно повернулась к ней, отрицательно качая головой.

— Нет, это моя вина. Я не заметила этот свиток. Это из-за меня он попал к тебе...

Селестия мягко, но твёрдо вмешалась:

— Сейчас неважно, кто виноват. Мы должны спасти Луну. Любой ценой.

Она на мгновение замолчала, затем продолжила, её голос стал твёрже:

— Но перед нами стоит ещё один вопрос. Что делать с рабом Сомбры?

Шайнинг Армор нахмурился и резко сказал:

— Раз он солдат, с ним нужно обращаться по законам военного времени.

— Шайнинг! — резко возразила Каденс, остановив его взглядом. — Он раб, который наконец получил свободу, а ты хочешь лишить его её?

— Мы не знаем, добровольно ли он служил Сомбре, — вмешалась Твайлайт. — Мы не знаем, что его заставляли делать. И мы не знаем, сколько крови на его копытах.

Селестия кивнула, добавив:

— Вряд ли он сможет легко интегрироваться в наше общество. Даже его состояние разума остаётся под вопросом.

Фларри, глядя на них сквозь слёзы, тихо, но твёрдо сказала:

— Он здесь из-за меня. Я не хочу, чтобы его держали в тюрьме. Как бы он ни служил Сомбре, он жертва обстоятельств. Может быть, здесь он найдёт лучшую жизнь.

Селестия посмотрела на Фларри, её взгляд был тёплым, но грустным. Она слегка кивнула и произнесла:

— Для начала стоит всё таки снять с него шлем.

Она жестом пригласила остальных следовать за собой, ведя их по длинному коридору в соседнюю комнату, где лежал их пленник.

Темнота помещения давила на сознание, разрываемая лишь тусклым, мерцающим светом одинокой лампы. Она висела низко над массивным хирургическим столом, отбрасывая острые, угловатые тени на стены, покрытые трещинами и пятнами ржавчины. Холодный металл стола тускло поблёскивал, его поверхность изъедена временем и, возможно, зловещим прошлым. Воздух был тяжёлым, насыщенным запахами пыли, сырости и отголосков давно высохшей крови.

На этом столе, как на жертвенном алтаре, неподвижно лежал незнакомец, затянутый в устрашающую броню. Плотно прилегающий доспех покрывал всё его тело, вырисовывая строгие, агрессивные линии. Самым зловещим элементом был шлем, массивный, с гладкими углами и двумя зелёными окулярами, которые, казалось, продолжали бездушно смотреть в пустоту. Никаких застёжек, ни единого шва, ни малейшего намёка на механизм снятия.

Каденс, стоящая на пороге, содрогнулась от вида столь странного и мрачного зрелища. Её взгляд метнулся к поверхности стола, покрытой старыми пятнами, и, сглотнув, она спросила:

— Этот стол… Он использовался для пыток?

Шайнинг Армор нахмурился, его голос прозвучал грубо и сдержанно:

— Даже если так, он тут со времён Сомбры. Многое здесь сохранилось из его эпохи.

Фларри Харт, стоя за спиной отца, робко выглянула, её большие глаза широко раскрылись. Она смотрела на неподвижное тело пони, на ту самую фигуру, что недавно представляла смертельную угрозу её семье. Её взгляд задержался на зловещем сиянии окуляров, которые словно отказывались потухнуть.

— Он… он видит нас? — прошептала она.

— Нет, — коротко ответил Шайнинг, не оборачиваясь. — Он без сознания.

Твайлайт осторожно шагнула ближе, её внимание привлек выступающий из шлема рог. Она нахмурилась, тщательно всматриваясь в его детали.

— Среди кристальных пони нет единорогов, — заметила она.

Селестия кивнула, глубоко задумавшись:

— Если война длилась так долго, он мог быть одним из захваченных рабов из-за пределов Кристальной Империи.

Её слова прозвучали глухо, как эхо в пустом помещении. Никто не ответил. Тишина была нарушена лишь слабым, рваным дыханием лежащего пони.

Твайлайт вздохнула и сосредоточилась, её рог засиял мягким фиолетовым светом, и она обвила шлем телекинетическим полем. Напрягая магию, она попыталась поднять его, ожидая, что шлем поддастся. Но он оставался неподвижным, словно был частью самого тела.

— Он не двигается, — проговорила она с разочарованием, утирая пот со лба.

Селестия лишь покачала головой.

— Я пробовала. Этот шлем — сплошной монолит. Ни застёжек, ни видимых механизмов.

Шайнинг Армор, чьё раздражение всё более явственно проявлялось, подошёл к столу, его тяжёлые шаги эхом разнеслись по комнате.

— Если магия не работает, — буркнул он, вставая сбоку от лежащего, — придётся по-другому.

Он грубо взял шлем передними копытами, напрягая все мышцы. Металл был холодным и скользким, но Шайнинг не останавливался. Стиснув зубы, он потянул с силой, вкладывая в свои действия всю злость и усталость последних дней. Шлем тронулся едва заметно, но за ним слабо дёрнулась и голова пони, шея подалась назад, как будто Шайнинг тянул за самый позвоночник.

— Прекрати, ты его сломаешь! — резко окликнула Каденс, бросаясь к мужу.

— И что ты предлагаешь? — огрызнулся он, не отрываясь от своего занятия. — Он не откроется сам!

Фларри взвизгнула:

— Ему ведь больно!

Шайнинг тяжело выдохнул, его голос стал грубым:

— Он без сознания, Фларри. Он ничего не чувствует.

— Но ты этого не знаешь! — не выдержала Каденс, в её голосе звучала смесь укора и ярости.

Понимание собственной беспомощности лишь сильнее раззадоривало Шайнинга. Он ещё раз потянул, стиснув зубы так сильно, что изо рта вырвался едва сдерживаемый стон усилий. Металл шлема не поддавался, только издавал неприятный скрежет, раздражавший уши всех присутствующих.

Селестия наконец шагнула вперёд, подняв копыто.

— Хватит. Придётся разрезать шлем.

Её голос прозвучал решительно, но сдержанная печаль читалась в её глазах. Она взглянула на Каденс, затем на Твайлайт.

— Зафиксируйте голову. Это рискованно, но других вариантов у нас нет.

Твайлайт медленно кивнула, подходя к столу, но прежде чем она или кто-то другой смог сделать что-то, Фларри шагнула вперёд, её голос дрожал, но она говорила громко:

— Подождите!

Селестия обернулась, её взгляд стал мягче:

— Что ты хочешь сказать, дитя?

— Вы даже не проверили… кнопку, — неуверенно сказала Фларри, её копыто указывало на заднюю часть шлема.

Все замерли.

— Какую кнопку? — осторожно спросила Селестия, пристально глядя на шлем.

Фларри обошла стол, показывая едва заметный выступ в районе уха. Он был почти скрыт в рельефе шлема, так искусно, что его можно было принять за часть дизайна.

— Вот здесь, — сказала она, слегка касаясь поверхности.

Прежде чем кто-то успел остановить её, она осторожно нажала на кнопку.

Тишину разорвал мягкий щелчок, и шлем, который казался частью самого пони, наконец поддался магии. Свет зловещих окуляров угас, оставляя помещение погруженном в мрачный полумрак. Твайлайт осторожно сняла его телекинезом, будто опасалась, что шлем оживёт вновь.

Перед изумлёнными пони предстал единорог — темно-серый, с измождёнными чертами и следами глубокой усталости. Его лицо было испещрено мелкими морщинами, которые врезались в кожу, как трещины на сухой земле. Светло-серая грива, давно неухоженная, выбивалась из плоских локонов, спутанных и поредевших, словно запущенный сад, оставленный без присмотра. Кое-где волосы были обломаны почти под корень.

Селестия посмотрела на Фларри с тихим восхищением.

— Твоя внимательность… возможно, спасла ему жизнь.

Фларри не ответила. Она только стояла, глядя на открывшееся лицо, её глаза были полны сожаления и страха.

— Ему всего-то двадцать пять… Может, и того меньше, — протянула Каденс не скрывая потрясения. Её взгляд метался между молодостью черт и старостью, навязанной суровой жизнью. — Стресс… Это стресс так его состарил.

Глаза Фларри Харт, с трудом выдержавшие страх, теперь наполнились жалостью. Она вглядывалась в его черты, будто пытаясь найти следы того самого монстра, что недавно чуть не убил её отца. Но она видела лишь утомлённого, израненного пони, чьё измождённое лицо выглядело больше сломленным, чем зловещим.

— Не похоже, что его жизни что-то угрожает, — задумчиво произнесла Селестия, склонившись к единорогу, чтобы лучше рассмотреть его. — Но врачам всё же стоит его осмотреть.

— Для начала нужно снять броню, — добавила Твайлайт, тревожно переводя взгляд на внушительный доспех, который всё ещё покрывал его тело.

Селестия кивнула, и её рог засиял мягким золотым светом. Пластина за пластиной броня поддавалась магии, издавая скрежещущие звуки. С каждым снятым элементом открывались новые раны, старые шрамы и грубо наложенные повязки, которые, казалось, стали частью его тела.

На правом боку пони тянулся глубокий, застарелый шрам, будто след от удара клинка или копыта с острым кованым наконечником. Мышцы вокруг него были жестковатыми, словно воспалёнными от вечного напряжения. Левое плечо украшал грубый ожог, края которого давно зажили, но кожа там выглядела сухой и потрескавшейся, как древесная кора.

Его грудь была покрыта сетью мелких шрамов, пересекающих друг друга, будто карту, среди которых особо выделялся, один, расположенный почти у сердца, с потчерневшей плотью вокруг. В некоторых местах кожа выглядела более тёмной, как будто рубцы были так стары, что их уже не отличить от природного оттенка.

На левом боку, ближе к бедру, виднелась глубокая царапина, которую, вероятно, не обработали вовремя. Она покраснела, а края выглядели воспалёнными, будто инфекция только начинала распространяться.

Фларри с ужасом наблюдала, как броня открывала все новые и новые свидетельства страданий. Она вздрогнула, когда из-под одного из сегментов брони показалась свежая кровь, запёкшаяся и смешанная с грязью.

— Если хочешь, можешь уйти, — прошептала Каденс, укрывая дочь крылом. — Тебе не нужно это видеть.

— Он здесь из-за меня, мама, — голос Фларри дрожал, но в нём слышалась решимость. — Это моя обязанность.

Каденс вздохнула, видя, что её дочь не отступит.

Сняв последний сегмент брони, Селестия осмотрела оголённое тело. Это был сильный, жилистый пони с широкими плечами и мощными ногами, но даже его сила казалась изнурённой. На передних ногах виднелись остатки старых рубцов, пересекающих кость так, будто их оставили цепи. На копытах местами облупилась кожа, а края выглядели потрескавшимися.

Шайнинг Армор, до этого молчавший, посмотрел на чужака с холодной неприязнью.

— По нему сразу видно, что он служил злу, — произнёс он, не скрывая отвращения.

Селестия, нахмурившись, взглянула на капитана.

— Не стоит спешить с выводами, Шайнинг, — мягко, но твёрдо сказала она. — Его история может быть сложнее, чем ты думаешь.

Единорог ничего не ответил, но его взгляд оставался мрачным, словно он уже вынес вердикт незнакомцу.

Во мраке собственного сознания, впервые за долгие годы, разум спящего пони пришёл в движение. Освободившись от цепей, его ум, изувеченный чужой волей, дрожащий и поломанный, обрушился под лавиной воспоминаний, спрессованных, смешанных, словно скрученных в болезненный клубок.

Бесконечная череда образов, крики, ярость, страх — и среди всего этого одно воспоминание вспыхивало особенно ярко, отбрасывая все остальные в сторону. Оно было тихим, почти спокойным, но от этого его тяжесть становилась лишь невыносимее.

Он увидел молодого аликорна. Она сидела в тёмной камере, на сыром каменном полу, её крылья сломаны, грязные перья свисали в беспорядке. Цепи обвивали её стройное тело, впиваясь в кожу, оставляя кровавые следы. Её мордочка была испачкана пылью и засохшей кровью, но взгляд оставался удивительно ясным, спокойным. Она смотрела на него, без злобы, без ненависти — только с чистым принятием грядущего.

— Ты умрёшь, — произнёс он глухим голосом стараясь не выдавать эмоций.

Аликорн кивнула, не отводя взгляда.

— Я знаю, — спокойно ответила она. Её голос был мягким, почти ласковым, будто она говорила не о своей смерти, а о чём-то далёком и незначительном. — Я смирилась с этим давно.

Он молчал, смотрел на неё, словно пытаясь понять, как можно так легко принять свою судьбу. Он видел её раны, её измождённое тело, но что-то в её взгляде — то едва заметное мерцание, которое она упрямо удерживала в глубине души, — не давало ему покоя.

— Разве ты не боишься? — спросил он наконец, шагнув ближе.

Её губы дрогнули, изобразив слабую улыбку.

— Боялась. Когда-то. Но теперь… я просто хочу, чтобы это закончилось. — Она опустила взгляд, словно рассматривая свои цепи, которые уже давно стали частью её существования.

— Ты не хочешь жить? — спросил он, делая шаг ближе.

Её глаза на мгновение затуманились, и в глубине этого взгляда он увидел такое страдание, что едва смог выдержать.

— Я хочу покоя, — призналась она. — Мои родители... Я встречу их там. Это будет избавлением.

Он молчал. Эти слова задели что-то в его душе, давно забытое.

— Твой король взял всё, что мог. Больше мне нечего терять.

Его сердце дрогнуло. Годы службы под тёмной волей научили его подавлять эмоции, прятать жалость под слоями безразличия, но эта пони… Она была иной. Воплощением чего-то чистого и светлого, чего он не видел так давно, что почти забыл, как это выглядит.

— Ты правда не злишься? — вырвалось у него, почти против его воли.

Она подняла голову, её глаза встретились с его.

— Нет, — прошептала она. — На тебя — нет. Ты такой же пленник, как и я. Только твои цепи невидимы, и ты носишь их дольше.

Его дыхание сбилось, слова её резали по живому. Он отвёл взгляд, но её голос продолжал звучать, словно в его голове.

— Мне жаль тебя, — сказала она. — Твоя боль далека от конца. Но, возможно… однажды, и ты найдёшь своё освобождение.

Он не мог ответить. Его душа, иссушенная годами, внезапно начала трещать, будто лёд под ногами. Впервые за долгое время он чувствовал. Сочувствие. Вину. Страх. Всё, что было похоронено в глубине его сердца, вырвалось наружу.

— Ты… действительно воплощение любви, — вырвалось у него.

Её глаза затуманились, но она снова улыбнулась.

— И это не спасло меня.

— Если бы я мог, — проговорил он, его голос дрожал, — я бы спас тебя. Даже ценой собственной жизни.

Она посмотрела на него, в её глазах не было упрёка, только тихая печаль.

— Я знаю, — сказала она. — Но это не в твоей власти.

— Твоя судьба хуже моей, — добавила она тихо. — Мне жаль тебя.

Её слова звучали спокойно, но он слышал боль за каждым из них. Она говорила правду — неприкрытую, жестокую. Он молча опустился на колени рядом с ней, глядя на её лицо.

Боль пронзила каждую клеточку его тела, словно напоминание о том, что он всё ещё жив. Он медленно открыл глаза, моргая от яркого света лампы, что висела над кроватью. Потолок был белым, стерильным, слишком чистым, как и всё вокруг. Запах антисептиков и лекарств бил в нос, и это было первое, что он осознал.

Его тело горело. Каждый вздох давался с трудом, а перевязки, туго обмотанные вокруг торса и ног, натирали кожу. Рядом стояла кристальная пони, её полупрозрачное тело мерцало в лучах света. Она аккуратно обрабатывала раны на его боку, движения были осторожными, но причиняли дискомфорт.

Он собрал рассеянный взгляд и попытался понять, где находится. Всё казалось чужим и незнакомым. Голова болела, мысли путались, но одно стало ясно сразу: его привязали. Он напряг мышцы и почувствовал ремни, крепко удерживающие его на кровати. Попытался пошевелить рогом, но ощутил тяжесть — на роге висел блокатор.

Гнев вспыхнул внезапно. Ноги дёрнулись, ремни жалобно затрещали, когда он начал вырываться из них с яростью загнанного зверя. Кристальная пони испуганно отшатнулась, её глаза расширились.

— Он очнулся! — закричала она, бросив бинты и поспешив к двери. — Пленник очнулся!

Её голос эхом отразился в его голове. Он продолжал дёргаться, пытаясь освободиться, пока дверь не распахнулась вновь. В помещение вошёл белый единорог с синей гривой, за ним следовали двое гвардейцев. Он выглядел собранным, но настороженным.

— Успокойся! Ты в безопасности!— резко сказал он, приближаясь к койке.

Но это только раззадорило пленника. Он рванулся сильнее, ремни врезались в его плоть, а боль от резкого движения только разожгла ярость. Он уже не видел лиц, не различал слов. Отточенные рефлексы, и полное непонимание своего положения, сразу заставили считать всех без исключения окружающих врагами.

Шайнинг подошёл ближе, слишком близко, и тут же получил мощный удар копытом. Его голова резко дёрнулась назад, он отшатнулся, прижимая копыто к месту удара.

— Шайнинг! — вскрикнула Каденс, появившись в дверях. Её глаза были полны тревоги. Она поспешила к мужу, оглядывая его. — Ты в порядке?

— Всё нормально, — прохрипел он, стараясь сдержать боль. Затем резко обернулся к Каденс. — Зови Селестию и Твайлайт. Срочно!

Каденс, колеблясь лишь мгновение, бросилась прочь. Гвардейцы тем временем пытались удержать буйного пони, но его дикая сила и ярость делали их усилия едва эффективными. Ремни угрожающе трещали, как будто вот-вот порвутся.

Шайнинг снова подошёл ближе, на этот раз с большей осторожностью, его голос стал твёрже, хотя в глазах всё ещё читалась боль.

— Ты не военнопленный, успокойся! — сказал он, пытаясь перекричать хаос.

Но слова не доходили. Он видел перед собой врага, видел окровавленные поля битвы, слышал крики, чувствовал запах смерти. Он метался, словно дикий зверь, сражаясь с невидимыми цепями.

Из коридора раздались шаги, и в дверях неожиданно появилась Фларри Харт. Её лицо застыло в ужасе при виде происходящего.

— Что вы делаете?! — закричала она, голос её дрожал от гнева и ужаса. — Вы делаете ему больно!

Шайнинг Армор обернулся, его лицо исказилось.

— Уведите Фларри Харт! — приказал он ближайшему гвардейцу.

Фларри попыталась сопротивляться, но гвардеец крепко удерживал её.

— Папа, хватит! — кричала она, пока её волокли прочь.

Последнее, что она увидела, прежде чем дверь закрылась, было, как её отец поднял копыто и нанёс ответный удар прямо в лицо пленника, пытаясь хоть как-то его утихомирить. Помещение наполнялось звуками борьбы, приглушённых голосов и рычания пони. Копыта принца вновь и вновь наносили удары, стараясь сдержать неистовую ярость бывшего воина Сомбры.

— Держите его! — крикнул Шайнинг, когда пленник с новой силой попытался вырваться из ремней, удерживающих его на месте. Новые гвардейцы бросились к койке, прижимая его конечности.

— Этот ублюдок... — прорычал один из гвардейцев, уворачиваясь от удара задних копыт единорога. — Он сильнее, чем кажется!

— Заткнись и держи его! — выкрикнул Шайнинг, сам с трудом удерживая переднюю часть тела пленника. Он рычал, словно дикое животное, его глаза светились нездоровым, пугающим огнём.

Дверь комнаты резко распахнулась, и всё движение словно замерло на мгновение. В проёме стояла принцесса Селестия. Её высокая, величественная фигура была окружена мягким, но грозным золотым сиянием. Её глаза были полны холодной решимости, и, даже не произнеся ни слова, она сразу подчинила себе всё внимание.

— Принцесса, он выходит из-под контроля! — выкрикнул Шайнинг, оглянувшись на неё.

— Хватит, — ответила она, и её голос был тихим, но властным. — Дальше этим займусь я.

Принц, тяжело дыша, кивнул, и гвардейцы медленно отступили, оставляя пони под взглядом аликорна. Он всё ещё извивался на койке, его рычание было полным ярости и отчаяния.

Селестия приблизилась, её рог начал излучать ослепительно яркий свет. Она смотрела прямо в глаза безумца, не отводя взгляда, словно пыталась проникнуть в самые глубины его сознания.

— Твои страдания заканчиваются здесь, — произнесла она с мягкой грустью в голосе.

Он взревел, пытаясь вырваться ещё раз, но магия Селестии уже начала опутывать его. Золотое сияние охватило его тело, проникая через каждую рану, каждый нерв. Постепенно его движения стали медленнее, рычание ослабело, пока он не затих окончательно.

— Отдыхай, — прошептала Селестия, её голос был почти не слышен.

Его глаза закатились, а тело обмякло. В комнате установилась тишина, нарушаемая только тяжёлым дыханием гвардейцев.

Массивная дверь скрипнула, открывая узкий проход в глухую камеру. Пони шагнул внутрь, его копыта гулко ударяли о каменный пол, нарушая тяжелую тишину. На его спине висел кожаный ремень с инструментами — металлическими прутьями, щипцами, иглами, и небольшими кристаллами, источающими слабое магическое сияние. Каждое движение было машинальным, словно он заранее знал, где ему нужно быть и что делать.

В центре комнаты стояла металлическая поверхность стола, блестящая от недавней уборки, но с темными пятнами, которые нельзя было полностью стереть. На столе, привязанная кожаными ремнями, лежала Фларри Харт. Её крылья были расправлены и зафиксированы, оставляя её в уязвимой, мучительно неудобной позе. Она смотрела на него с удивительным спокойствием, хотя её растрёпанная грива и следы ударов на теле выдавали долгую цепь мучений.

Он остановился, опустил голову, проверяя инструменты на ремне. Щипцы блестели в свете масляной лампы.

— Мне приказали не давать тебе спать, — произнёс он глухо, механическим голосом.

Она не ответила сразу, лишь тихо выдохнула. Её грудь едва заметно вздымалась.

— Я понимаю, — наконец проговорила она.

Её ответ зацепил его, словно мелкий камень, попавший в шестерни часов. Он молчал несколько секунд, а затем с трудом поднял щипцы, подходя ближе.

— Ты не боишься? — спросил он, опуская инструмент к её перьям. Щипцы сомкнулись на одном из длинных перьев её крыла, но он не смог сразу продолжить.

— Боль уже давно не пугает меня, — её голос оставался ровным, но в нём слышались лёгкие нотки усталости. — Ты делаешь свою работу.

Его копыта дрогнули, и он чуть сильнее дёрнул щипцы, вырывая перо. Она едва заметно дёрнулась, но даже не вскрикнула. Он почувствовал, как внутри него что-то ломается.

Он взял ещё одно перо, медленно прокручивая его щипцами.

— Как тебя зовут? — неожиданно спросила она, нарушая его внутреннюю тишину.

Он остановился, замерев с инструментом в копытах.

— У меня нет имени, — ответил он после долгой паузы.

— Как это? — в её голосе было больше удивления, чем осуждения.

— Я родился рабом, — он медленно опустил щипцы обратно в ремень. — С рождения мне дали только номер.

Она задумалась, её взгляд стал мягче.

— Даже у вещей есть названия.

Её слова пробудили в нём давно забытую горечь. Он снова потянулся к инструментам, на этот раз выбирая тонкий прут, который вибрировал от вложенной магии. Прикоснувшись к её крылу, он активировал его, заставляя её тело дёрнуться от электрического разряда.

— Ты заслуживаешь большего, — добавила она после секундного молчания, её голос дрожал, но не от боли.

— Нет, — он резко отвернулся, чтобы не видеть её глаз. — Я заслуживаю именно это.

— Почему? — мягко спросила она.

— Потому что я родился чудовищем, как и все тут, — его голос стал напряжённым. Он переключил прут на более сильный разряд и вновь прижал его к её крылу, чувствуя, как её тело напрягается.

— Нет, — ответила она спокойно, несмотря на боль. — Чудовищем тебя сделали.

Её слова отозвались в его голове эхом. Копыта задрожали. Он отложил прут и на мгновение закрыл глаза. Он не хотел слышать правду, но её голос был слишком мягким, чтобы его игнорировать.

— Ты заслуживаешь имени, — сказала она вдруг. — Позволь мне дать тебе его.

Он резко обернулся, его глаза скрывались за светящимися окулярами.

— Зачем?

— Потому что ты — не номер, — её голос был твёрдым. — Ты — личность.

Он молчал, глядя на неё, как будто видел её впервые. А странное, доселе неведомое чувство стало заполнять его холодную душу.

— Этернал Лайт, — сказала она вдруг, её голос был полон уверенности. — Это твоё имя.

— Я хочу... я хочу остановиться, — едва слышно прошептал он. Его тело скрытое под доспехом, едва заметно дрожало, — Но не могу.

Она улыбнулась, слабой, но искренней улыбкой

— Ты можешь больше, чем думаешь.

Он вышел из камеры, с каждым шагом ощущая, как всё внутри постепенно трещит по швам. Зайдя в узкий коридор, он остановился перед мутным зеркалом. Его отражение, скрытое за тяжёлым шлемом, смотрело на него с пустотой. Он поднял копыто и провёл по стеклу, ощущая, как сжимается горло.

Впервые за долгие годы он увидел в себе что-то большее, чем инструмент. И впервые по-настоящему захотел умереть.

Тусклый свет магических кристаллов едва озарял помещение. Каменные стены больничной палаты были холодны, и сырость пронизывала воздух. Этернал Лайт очнулся внезапно, будто его вытащили из глубокой пучины забытия. Ремни снова крепко удерживали его на койке, а блокатор на роге туго обвивал рог. Он вдохнул глубже, чувствуя, как каждый вздох отдаётся тупой болью в груди. Шрам, что пересекал его грудь, жёг и пульсировал, ровным счетом как и свежий синяк на лице.

Темная, густая жидкость медленно стекала по коже из шрама, смешиваясь с потом. Взгляд его сначала блуждал, не находя опоры, но вскоре воспоминания нахлынули, словно ледяная вода. Лицо Фларри Харт, её глаза — полные усталости, но такие решительные — и момент, когда он…

Этернал стиснул зубы, понурив взгляд, но внезапный звук за дверью заставил его напрячься. Скрежет. Словно кто-то неуклюже пытался пробраться внутрь.

Дверь с хлопком открылась, и в комнату, едва удержав равновесие, ввалилась Фларри Харт. Маленький рог сиял слабым светом, а огромные крылья за её спиной дрожали. Она с ужасом застыла, глядя на него, словно кролик, пойманный на горячем.

— Ты… — начал было Этернал, но слова застряли у него в горле.

Фларри в панике начала отползать назад, неловко бормоча:

— Я думала, дверь открывается в другую сторону...

Он смотрел на неё, не скрывая удивления, и, казалось, впервые за долгое время почувствовал лёгкую тень облегчения, сменяющую привычное отчаяние.

— Похоже, мой разум окончательно сломался, — с тихим сарказмом произнёс он, качая головой. — Раз я вижу галлюцинации.

Фларри, краснея, недовольно фыркнула:

— Я реальная.

Чтобы подтвердить свои слова, она уверенно шагнула к нему и ущипнула за плечо.

— Ай! — вскрикнул он, вздрогнув.

— Ой! Прости! — она замахала копытами, виновато глядя на него.

Этернал выдохнул и, чуть расслабившись, снова посмотрел на неё.

— Если это так, то, похоже, я умер. Не так я представлял себе сияющие поля...

Фларри взмахнула крыльями, возмущённо воскликнув:

— Мы оба живы! Просто ты оказался в другом измерении!

— В другом измерении? — он приподнял бровь, не скрывая недоверия.

Она кивнула с таким энтузиазмом, что её гривка взметнулась.

— А откуда ты меня вообще знаешь? — спросила она, прищурившись.

Этернал тихо вздохнул.

— Мы были знакомы… в другой жизни.

Её улыбка на мгновение угасла. В глазах появилась грусть, будто она вспомнила что-то болезненное.

Но это длилось всего секунду. Она выпрямилась, и, казалось, страх и неловкость ушли, уступив место любопытству.

— Расскажи подробнее, — попросила она, сделав шаг ближе.

— Я предпочёл бы не затрагивать эту тему, — его голос стал тише.

Фларри на секунду нахмурилась, но вскоре её лицо вновь озарилось теплотой.

— А знаешь, ты не такой уж и страшный без своих доспехов, — поддразнила она, слабо улыбнувшись.

Он усмехнулся, но в его взгляде всё ещё читалась усталость.

— Как мог я напугать могучего аликорна?

— Я боялась не за себя, — её взгляд померк, и на секунду в нём появилась боль. — Больше за отца.

Её слова задели его сильнее, чем он ожидал. Он почувствовал, как сердце сжалось от вины.

— Прости… за это, — тихо произнёс он, опустив глаза. — Это был не я. Это был шлем.

— Я понимаю, — её голос стал мягче. Она отвела взгляд, но затем снова посмотрела на него. — И… прости меня. Это моя вина, что ты оказался в нашем мире.

— Тебе не за что извиняться, — ответил он, неожиданно для себя теплее, чем планировал.

Он посмотрел на неё и добавил:

— Меня зовут Этернал Лайт.

— Красивое имя, — она улыбнулась. — Кто его тебе дал?

Его глаза на мгновение вспыхнули удивлением. Затем он улыбнулся — искренне, тепло, как давно не улыбался.

— Ты.

Она замерла, пытаясь осмыслить его слова.

Снаружи раздались шаги. Её глаза расширились, и она резко отступила.

— Мне нельзя здесь быть! — прошептала она, бросаясь к ближайшему шкафу.

Перед тем как скрыться в темноте, она ещё раз посмотрела на него и слабо улыбнулась, словно говоря: Ещё увидимся.

В помещение вошла принцесса Селестия, её величественный облик затопил комнату сиянием. Высокая, грациозная, с крыльями, словно тканными из света, и взором, который одновременно согревал и заставлял цепенеть. Величие её ауры могло подавить даже самых сильных. Этернал Лайт заметил, как его дыхание сбилось, и страх, почти инстинктивный, отразился в его глазах.

Он хорошо знал её — лидера эквестрийцев, ту, против кого он сражался столь много раз. Воспоминания о её образе, возвышающемся над полем битвы, заставляли сердце ускориться.

Селестия остановилась перед койкой, сложив крылья за спиной.

— Приветствую незнакомец, — начала она мягко, но с чувством тяжести в голосе. — Прежде всего, я хочу извиниться за то, что нам пришлось вновь усыпить тебя.

Он вскинул взгляд, заметив, как в её глазах мерцало искреннее сожаление.

— Ровно как и за эти неудобства? — холодно спросил он, слегка шевельнув копытом, указывая на ремни, которые крепко удерживали его. — И за это? — добавил он, кивая в сторону блокатора на своём роге.

Селестия выдержала паузу, её лицо оставалось спокойным, но в её взгляде появилось лёгкое сожаление.

— Это было необходимо, чтобы предотвратить дальнейший вред — и тебе, и нам. Но я уверяю тебя, ты не пленник.

— Тогда кто я? — резко спросил он. — И где я?

Селестия глубоко вздохнула, её голос стал мягче, будто она пыталась успокоить его.

— Ты не пленник, Этернал Лайт. Ты оказался в нашем мире случайно. Портал, через который ты прошёл, нарушил границы измерений. Это была наша вина. И за это я прошу прощения.

Он хмыкнул, пытаясь скрыть саркастическую улыбку.

— Трудно в это поверить… но, похоже, у меня нет другого выбора, кроме как принять ваши слова.

Её взгляд смягчился, и она чуть улыбнулась, заметив, что его напряжённость слегка спала.

— Похоже, эти меры больше не нужны, — сказала Селестия, и её рог засветился мягким золотым светом. Ремни, удерживавшие Этернала, начали медленно расстёгиваться.

Когда последний ремень упал, он медленно сел, потирая затёкшие конечности.

— Значит, беседа? — с лёгкой иронией спросил он, потягивая шею. — Хорошо. Я отвечу на все ваши вопросы.

Селестия слегка наклонила голову, её взгляд стал более пристальным, но всё так же оставался доброжелательным.

— Для начала, кто же ты такой? Какова твоя история? Я не припомню, чтобы в Кристальной Империи жили единороги.

Его взгляд помрачнел. Некоторое время он молчал, словно решал, стоит ли говорить.

— Меня зовут Этернал Лайт. Я родился в Кристальной Империи, хотя своих родителей я не знаю. Единственное, что осталось — обрывки воспоминаний. Смутный образ матери. Мы были разлучены, когда я был совсем мал.

Селестия, казалось, чуть нахмурилась, её взгляд зацепился за шрам на его груди.

— Я вижу, тебе пришлось многое пережить, — её голос звучал мягко, но с ноткой печали. — Ты знаешь хоть что-то о своих родителях?

Его глаза сверкнули ледяным блеском.

— Я не страдаю амнезией, принцесса. Если бы знал, я бы сказал.

Селестия опустила взгляд, её крылья слегка дрогнули.

— Прости меня за бестактность, — произнесла она, снова глядя на него. — Но знай, мы рады приветствовать тебя в нашем мире. Здесь ты сможешь найти покой. Второй шанс, чтобы прожить жизнь так, как ты того хочешь.

Этернал горько усмехнулся, отвернувшись.

— Покой… — пробормотал он, словно пробуя это слово на вкус. — Вы действительно думаете, что это возможно?

— Возможно, — мягко ответила она, но её голос звучал твёрдо. А твоя родина… — продолжила она, слегка наклоняя голову. — Что ты можешь о ней рассказать? Какова жизнь в мире, где правит Сомбра?

Этернал задумался, его взгляд затуманился, будто он снова оказался там, где провёл всю свою жизнь.

— Жизнь там… — его голос стал глухим, полным горечи. — Это не жизнь, а существование. С рождения тебя забирают у родителей. Нет свободы, нет воли. Ты становишься частью единой, великой машины.

Он помолчал, в его глазах зажглись мрачные искры.

— Еда… скудная, почти безвкусная. Всё работает на то, чтобы поддерживать тебя в боеспособности, не более. Пони редко говорят друг с другом. Шлемы… они подавляют не только мысли, но и возможность делиться чувствами. Всё покрыто тишиной. Иногда даже шаги звучат так, словно кто-то пытается подавить их эхо.

Селестия слушала, её лицо омрачилось. Она склонила голову, говоря мягко:

— Это жестоко… Никто не должен жить так.

— Никто… — эхом повторил он, а затем добавил с едва заметной усмешкой: — Но мы не выбираем. Там это решают за нас.

Она вздохнула, отвела взгляд на пол.

— Луна… — наконец сказала Селестия, её голос стал тише. — Моя сестра попала в ваш мир, когда мы сражались с Сомброй.

— Мне жаль… — произнёс он просто, но искренне.

Селестия кивнула, но её голос дрогнул, когда она спросила:

— Что стало с Луной из вашего измерения? Ты… ты знаешь?

Этернал опустил голову, словно борясь с внутренним сомнением.

— Я слышал, что её… — он замолчал на миг, прежде чем продолжить. — Сомбра когда-то скормил её жуткой твари, которую он вывел. Она… выглядит как огромный истерзанный чудовищный аликорн, будто собранный из трупов. Её кажется, держат под дворцом.

Копыта Селестии сжались, и её лицо исказилось от боли. В комнате повисла напряжённая тишина.

— Я… должна спасти свою сестру, — сказала она, но в её голосе прозвучала нотка отчаяния.

Этернал посмотрел прямо ей в глаза.

— Смерть — лучшее на что она может там рассчитывать.

Селестия резко поднялась, её крылья слегка развернулись, а в глазах вспыхнуло пламя.

— Как ты смеешь… — начала она, но замолчала, осознав, что её голос стал слишком громким. Она закрыла глаза, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Прости. Я не могу даже представить это.

Этернал ничего не ответил, только опустил взгляд.

— С учётом твоего состояния и навыков, — наконец сказала Селестия, возвращаясь к своему привычному спокойствию, — я решила предложить тебе временное место в гвардии Кристальной Империи. Однако, — её взгляд стал твёрдым, — за тобой будут приглядывать. Мы должны быть уверены, что ты… стабильный.

Он кивнул, его лицо оставалось безразличным.

— Это справедливо, — сухо ответил он.

Селестия посмотрела на него ещё несколько мгновений, прежде чем слегка улыбнуться.

— Скоро тебя выпишут, — сказала она и направилась к двери. — Надеюсь, ты найдёшь здесь не только службу, но и… мир.

Когда дверь за ней закрылась, из шкафа, едва не задев полку, выбралась Фларри Харт. Её взгляд был задумчивым, полным печали.

— Луна… — начала она, подходя ближе. — Я надеюсь, её спасут.

Этернал смотрел на неё, но ничего не сказал.

— И ещё… — продолжила она, едва заметно улыбнувшись. — Я надеюсь, что ты будешь служить во дворце. Я бы хотела… что бы мы виделись чаще.

Он слегка улыбнулся в ответ, провожая

её взглядом, когда она, осторожно оглядываясь, вышла из комнаты.

Но в этой улыбке промелькнуло нечто необычное — может быть, искра сомнения. Или надежды?