Сказки служивого Воя

Часть 21 Так надо!

Войсковой лагерь, обычный вид: ряды палаток, костерки, котелки, импровизированный плац, наблюдательные посты. Двадцатка воев-пегасов, готовая к выходу в патрульный рейд, непринуждённо сидела вокруг костерка и ожидала лишь команды офицера. В принципе по первой же команде «к бою» или тревоге в долю секунды могла подняться и вся сотня.

— Становись! — скомандовал хорунжий Копьё, приведя воев в движение и, дождавшись, когда перед ним выстроится шеренга, внимательно осмотрел всех воев, с которыми предстоит подняться в небо. Ведь главное — уверенность в том, что случись чего, тебе есть на кого положиться, а в этих пегасах Копьё не сомневался.

— Так, стоп, а где вахмистр Петля? — прищурившись, недоуменно спросил хорунжий, но, не получив ответа, чёрный жеребец прокричал: «ПЕТЛЯЯЯЯЯ!!!»

Мягкая и вкусная, приторно сладкая и липкая, легкая и воздушная, сахарная вата. Серый пегас и розовая поняшка, любитель драк и любительница вечеринок, воин и кондитерша сидели вдвоём на гигантском кексе, буквально зависшем в бескрайнем космосе и вместе наслаждались огромным розовым куском сахарной ваты. Откусив знатный кусочек, серый пегас стал его пережёвывать, но Пинки, внезапно увидев его испачканный сахарной ватой нос, засмеялась. Не дав пегасу опомниться, кобылка с игривой улыбкой приблизилась к жеребцу и, мазнув языком ему по носу слизнула остатки ваты.

— Пинки Пай, — начал пегас.

— Да?

— Я хочу тебе сказать, что… у меня к тебе… я тебя…

Пинки положила копытце на губы кавалера и сказала: «ПЕТЛЯЯЯЯЯ!!!»

Сон слетел, а вместе с ним и серый пегас, с кровати вихрем промчавшись по палатке и вылетев прочь. Секунда, и вахмистр уже стоял в строю, правда, теперь его сверлил крепким взглядом чёрный пегас с копьем наперевес.

— По какой причине, товарищ вахмистр, мы обязаны вас ждать? — строго поинтересовался командир.

— Виноват, товарищ хорунжий, спал.

— Спать нужно ночью! — сделал замечание командир и скомандовал: «За мной айда!»

Пегасы поднялись на крыло и полетели на плановый облет линии.

На земле жизнь текла своим чередом. Цветы цвели, трава зеленела, ручьи текли, так же и пони мирно встраивались в этот разнообразный и разноцветный мир, не обращая внимания на чернеющий удаляющийся в даль строй воев.

Облака за чертой города мало кого волновали, а на ошмётки после очистки воздушного пространства Понивилля тем более, поэтому их относило ветром к границе, и очень часто линию приходилось чистить самим «служивым». Так же произошло и сейчас: на пути отряда, подобно скалам, формирующим лабиринт, были белоснежные облака. Отряд двинулся сквозь, но как только вои пегасы приблизились, из густой пелены, на них с бешеными криками выскочили вооружённые и разъяренные грифоны, оставшиеся после неудачного прорыва. Стремительность атаки дезорганизовала молодых пегасов, и они стали кубарем откатываться назад, так мог наступить и драп-полет, если бы не решительные меры командира.

— ХЛОПЦЫ! — рявкнул хорунжий Копьё. — К бою! За мной! УРААААА!

Подобно волне, боевой клич прокатился по шеренге, которая, ощетинившись копьями и войсковыми накопытниками, рванула навстречу врагу.

Шеренги — первая, вторая — сходились в контактный бой. Грифон, пегас колет, бьёт, кромсает. Летят разноцветные перья, льётся кровь. Лишь сталь блестела и хрипела от мощных ударов клинков и копий, дырявящих шеи. Вскоре белые облака стали пунцовыми, как только почищенная сочная свёкла.

Вахмистр Петля, врубившись в строй врагов, с самого начала лихо сработал накопытником, достав до мягкой шеи первого грифона, тем самым оборвав его жизнь и, перевернувшись мордой в небо, лягнул задними второго, отправив в свободный полет до земли. Вои-пегасы, летящие рядом, не подкачали, посадили на копья ещё двоих грифонов, чуть поодаль грифон снес голову светло-желтому пегасу, которая полетела вниз, чуть опередив и тело младшего урядника Небосвода. Главное — не дать грифонам «развернуться», их крылья шире пегасьих, а само тело тяжелее, а следовательно неповоротливее. Петля по телосложению был, мягко сказать, деликатнее, как и большинство пегасов, что позволяло им, как пираньям, наносить небольшие, но точные и смертоносные удары. Но и грифонов не лыком шили, те воюют, всем чем могут, когти клювы — всё в дело, поэтому нужна недюжинная смелость, чтобы драться с ними глаза в глаза. Вои-пегасы были именно такими смелыми до отчаянности, пегас отходит назад, пропуская выпад мечом мимо, и резким броском вперед вонзает пику в жирное грифонье брюхо, а затем, уперевшись в его тело задними копытами, резким движением выдергивает копьё и летит дальше. Но силы не равны: грифонов чуть меньше сотни, а единорогов нет, следовательно и поддержки огнем тоже нет. Потери воев становятся всё значительнее, уже и Тяжелокрыл убит, и второй Тяжелокрыл, и третий Тяжелокрыл, но пегасы не сдаются и бьются из последних сил.

Грифоны остервенело бросались на воев-пегасов, валили на облака и рвали там. Мечами и топорами эти крылатые хищники обезглавливали и обескрыливали пегасов, а затем сбрасывали с облака, но это позерство скоро кончилось. Вои, понимая всю ситуацию, в которой оказались, отрешенно бросились на врагов вкопытопашную, которая теплую живую плоть смешивала с костями и облаками до неживой, выдавая каждому, как по разнарядке: память, славу или полметра холодной земли.

Хорунжий Копьё, сцепившись с очередным грифоном, рухнул на облако, подняв в воздух ошметки, через которые еле проглядывались очертания схватки. Расправив крылья, птица-кошка, выпустив когти, обходила кругом, а хорунжий, подтянув копьё и сплюнув кровь, расправил чёрные истрёпанные крылья, вновь приготовился к бою.

— Я знаю, кто ты! — заявил грифон. — Ты «Чёрный барон», за твою голову драконы обещают щедрую награду!

— Не бойся, тебя мы бесплатно похороним! — огрызнулся пегас.

Грифон бросился на жеребца, замахнувшись кривой саблей. Копьё прицелился и ударил между кирасой и передней лапой, но пику с линии удара отклонил длинный кинжал, выхваченный врагом. На это Копьё ответил удачным выпадом задними копытами в грудь грифона, отправив в полет уже без оружия, разлетевшегося в разные стороны. Но не успел хорунжий вновь вскинуть пику, как его сшиб этот же грифон, вцепившись в жеребца когтями и протаскивая по облаку к обрыву. Копьё, обнажив лезвие, ударил грифона по ребрам, отозвавшимся характерным хрустом. Боль! Резкая боль, кошка-птица ослабляет одну лапу, чем воспользовался хорунжий и, резко заломив вторую, этим же накопытником полоснул врага по шее. Алая кровь брызнула жеребцу в глаза, а грифона, всё ещё держащего пегаса, потянуло вниз и они оба уже кубарем, снеся несколько верхушек деревьев, рухнули на жесткую и неласковую землю. К сожалению, отрезок земли для черного жеребца-пегаса быстро кончился, и он вновь оказался в полёте, только уже в свободном, в пропасть, где и с нормальными крыльями то тяжело летать. «Чёрный барон» Копьё, оправдав свое имя и звание, весь промокший от крови своей и вражьей, со жгучей болью в крыльях, летел вниз, а скорее падал. В ушах ещё гремел лязг и крики, и тянулось войсковое «УРА!»

…

— Папа, пап? — теребил за массивное темно-серое крыло маленький чёрный пегасик в черной фуражке с темно-желтой тульей, зафиксированной на его головке маленьким ремешком.

— Что, сынок?

— А что значит «УРА»?

Отец, статный пегас в черном двубортном мундире со стоячим воротником, внимательно посмотрел в небо, затем наклонился к сыну и сказал: «Это значит, сынок, с нами Бог!»

— То есть, принцесса Селестия?

— Не упоминай при мне о ней! — строго сказал отец.

— Прости, пап.

— «С нами Бог», или «наше дело правое», а так же «вперёд, к победе»

— Одно слово, а столько много смыслов. Зачем?

— Так надо.

…

Чёрный пегас разлепил веки и в последний раз глянул на чистое синее небо.

— Так надо! — тихо проговорил Копьё, прежде чем провалится в жидкую и холодную тьму.

Тихий спокойный вечер, солнце медленно клонится к закату. Ласковый ветер, будто играя, пощипывая розовую гриву Флаттершай и её монохромной спутницы, шедших по небольшой полянке вдоль ручья, который каждую зиму и весну превращается в строптивую реку.

— Спасибо тебе, Зекора, что помогла мне собрать эти травы, они мне очень нужны для помощи больным птичкам.

— Друзьям помочь всегда я рада,

А сбор трав для меня отрада.

Однако вечер никто не отменял,

Нам лучше закругляться, Флаттершай.

— Конечно, к тому же, мы почти всё собрали. Осталось лишь… — не успела договорить пегасочка, как к ней подбежал бобёр и энергично стал размахивать лапками, показывая куда-то на середину реки.

Пегасочка понимающе кивнула и, обратившись к Зекоре, сказала: «Нужна помощь!» после чего, поднявшись на крыло, полетела вдоль берега следом за бобром. Флаттершай часто помогала лесным зверькам не только делать запасы на зиму, но и поправить жилище или просто помочь перейти дорогу, не говоря уже о срочной медицинской помощи. Не в новинку для скромницы была и помощь бобрам в очищении заводи плотины от крупного мусора. Какого же было её удивление, когда около небольшой плотины трое бобров вытягивали на берег что-то мокрое и чёрное, всё измазанное в грязи и тине. Канареечная пегасочка медленно приблизилась и только тогда разглядела: измятые чёрные крылья с торчащими перьями, долгополый кафтан с золотым галуном на вороте и проглядывающиеся сквозь дыры в ткани кровоточащие раны. Флаттершай обошла тело и прильнула ухом к груди.

— Тук… тук… тук… он жив! — обрадовано заключила пони.

— Похоже, раненый у нас,

Нужна ему помощь сей же час! — сказала Зекора.

…
Маленький чёрный пегасик, шумно стрекоча крыльями, нёсся по коридору родового поместья Ратнокрылов в массивной белой папахе с жёлтым шлыком и кокардой, изредка врезаясь в косяки и опрокидывая мебель. Огромный для жеребенка головной убор не держался на голове, тогда Копьё жалел, что не родился единорогом, чтобы рог не давал спадать шапке на лоб, тем не менее, малыш продолжал активно жестикулировать копытцами, изображая бой с тенью.

— Сдавайся, подлый дракон! — выкрикнул пегасик и вновь врезался в препятствие, которое неожиданно отозвалось знакомым голосом.

— Вот у кого моя папаха!

Копьё слегка приподнял копытом край головного убора и увидел добрую отцовскую улыбку и чистые карие глаза.

— Всё драконов гоняешь? А меня возьмешь в свою сотню?

— Конечно! — радостно запрыгал на месте пегасик.

— Ну, тогда держись.

Отец взвалил малыша пегаса на спину и пулей, проносясь по коридору, вылетел в открытые двери на балкон. Набирая скорость и маневрируя между свежевыделанных облаков, статный серый пегас в белой гимнастерке, препоясанной седлом с хулиганской внешностью и кьютимаркой в виде крепостных ворот чутко следил за несмышленым жеребёнком, сидящим у него на спине и вцепившимся всем, чем только можно, в шкуру взрослого пегаса. Сделав несколько кругов в небе, отец с сыном вернулись в поместье, где их с укоризненным взглядом встретила светло-оранжевая дама-пегас с каштановой гривой закрученной в аккуратный пучок на затылке, голубыми, как утреннее небо, глазами, одетая в строгое платье, более характерное по фасону земным пони, нежели пегасам.

— Мама, мы…

— Копьё, верни отцу папаху и иди умойся, скоро обед, — властно указала сыну крылом на дверь мать и, дождавшись, когда пегасик скроется, обратилась к его отцу. — Мы не раз обсуждали тему полётов. Почему, ты всё ещё его катаешь? Он так никогда не научится летать!

— Научится! Со временем он всему научится.

— Его сверстники уже вовсю рассекают в небе, — всплеснула копытами мама, — а наш еле-еле крылышками стрекочет и всё почему? Потому что отец его катает на спине, зачем учиться летать?

— Я катаю нашего сына, чтобы познакомить его с небом, показать ему высоту, куда нужно стремиться, за что сражаться. Меня так учил отец, а его мой дед, и я буду учить так своего сына. — заключил жеребец и пошел в сторону дверей, но, задержавшись в проходе, добавил. — Так надо!

Отец, закаленный огнем жеребец, был упрям страшно, это был один из тех традиционных пегасьих характеров, появившихся ещё в суровые времена межплеменных раздоров. Мать консервативная во всех смыслах, аристократка-пегас, для неё не было ничего важнее семейного гнезда и древних традиций пегасов, которые велели содержать жеребят в нужде обучения полету, дабы формировалась самостоятельность и стойкость для дальнейшего перенесения тягот и лишений воинской службы.

«Почему мама всегда так злится, когда мы с папой играем?» — задавал себе вопрос чёрный пегасик, но затем, проходя по второму этажу к лестнице, он увидел красивую рыжую с черными пятнами на крыльях бабочку, грациозно порхающую на подоконнике, изредка садящуюся на распахнутую раму. Ведомый неведомой силой Копьё, прижав ушки и крылышки, стал подбираться ближе и ближе, вот уже и подоконник, только копыто протяни и бабочка твоя. «А я подарю её маме, и она больше не будет злится», — думал жеребёнок, но как только он высунул нос из-за «укрытия», бабочка упорхнула и села на верхнюю раму. Копьё запрыгнул на подоконник и стал аккуратно выпрямлять спину, балансируя на задних копытах. Ещё чуть-чуть!

— Ефть! — только смог проговорить пегасик, схватив заветный трофей зубками, но бабочка энергично задергала крылышком и вскоре пыльца защекотала нос жеребёнка так, что он не выдержал и со слезами чихнул. Копытца не удержали черного пегаса, и он вывалился из окна наружу. Копьё падал вниз, энергично сотрясая крылышками воздух в надежде научиться летать настоящим образом. Горькие слезы заливали глаза жеребёнка, земля казалась совсем близко. Вдруг крылья неожиданно перестали отдаваться треском, они раскрылись, подобно цветку, и теперь он чувствовал не два отростка на спине, теперь он чувствовал воздух, который разбегался по его телу от кончиков копыт до кончиков крыльев, насыщая каждую кровинку и мышцу в теле. Первым махом вороной пегас отменил падение, вторым выпрямился в воздухе, третьим навсегда обозначил свою цель — ввысь, в небо, потому что: «Так надо!»

…

Зебра и пегасочка втащили полуживого жеребца в домик Флаттершай, потому что путь до него был короче. Там чёрный пегас заботливо был положен на зелёный диванчик, по иронии, на котором ему уже приходилось отдыхать с легким ранением. Хорунжий Копьё так и не приходил в сознание, чем нагонял тревогу на юную розовогривую кобылку. Зекора, пройдя на небольшую кухоньку, сразу сбросила свои сумки с травами и принялась готовить зелье. Флаттершай со скоростью «взволнованной Твайлайт» заскочила к себе в комнату и стала, сбрасывать вещи из шкафа, опустошать ящики. Наконец она вытащила из глубины нижней полки валяющуюся в самом дальнем углу небольшую железную коробочку, которую сразу с лязгом опустила на пол. В голове застенчивой кобылки начали всплывать отнюдь не ласковые образы прошлого, заставляющие пегасочку в страхе отвернуться. Флаттершай еле пискнула от вновь захлестывающее её доброе и чуткое сердце грусти, отчаяния и безысходности.

…

— Помоги… мне… Больно! — хриплый голосок подранного лесным чудовищем жеребёнка становился всё тише. Ещё совсем юная кобылка пегас нежно-желтого цвета, с розовой гривой и хвостом изо всех сил работала крылышками, но смогла донести раненого жеребёнка только до своего домика. Там Флаттершай схватилась за железную коробочку с медицинскими инструментами и уже была готова применить знания, полученные на курсах медсестры, как вдруг её остановил СТРАХ. Копыта пегасочки затряслись, а иголка с ниткой выскользнули и со звоном упали на пол. На глаза пегасочки стали накатывать слезы, и вскоре они уже бежали крупными ручьями по желтеньким щечкам. Она громко заплакала! Жеребёнок, порванный неизвестным чудовищем, умер на глазах совсем ещё юной Флаттершай. Его раны были слишком серьёзными, малютку в тот момент не спасли бы и профессиональные врачи, но Флаттершай думала, что лишь она виновата в смерти жеребёнка, хотя никто в Понивилле её за это и даже половинкой взгляда не упрекнул. Все жители, в том числе родители несчастного жеребёнка, понимали, что она сделала всё, что могла, тем не менее застенчивая пегасочка приняла смерть слишком близко к сердцу, и вскоре ей стало казаться, что все пони, с которыми она пересекается, осуждающе на неё смотрят. Это посеяло в юной и неокрепшей душе зерно страха перед обществом пони. Милая и добрая кобылка сосредоточилась на помощи зверушкам и птичкам. Через какое-то время ей удалось избавиться от навязчивого чувства вины, а медицинский инструмент был запрятан как можно глубже в шкаф с надеждой никогда к нему не притрагиваться.

…
Но сейчас на кушетке у Флаттершай лежит и ждёт помощи пони, без которой он погибнет. Но внутренний голос всё твердил: «Нет, Флаттершай, ты не сможешь ему помочь! Он умрёт, и все вновь обвинят тебя!» — говорил он заговорчески.

— Нет! Я должна, должна, — ответила пегасочка сама себе и робко потянулась к заветной коробке.

— Что должна? Ты же понимаешь, что ему нужен врач, а не ветеринар.

— Я… я… — пегасочка отчаялась переспорить саму себя, в уголках глаз стали скапливаться слёзы, розовогривая красавица была в шаге от того, чтобы утопиться в собственных слезах. Внутренний голос торжествовал. Но произошло невероятное, Флаттершай вскакивает, затем, схватив и прижав железную коробочку копытами к груди, летит вниз.

— Что, что ты делаешь???? — не унимался внутренний голос.

— То, что надо! — решительно ответила Флаттершай и с лязгом поставила железную коробку на стол.

В это время Зекора уже налила непонятного вида фиолетовое зелье в чашку и поставила остыть рядом с пострадавшим, а сама начинает расстегивать ремни и пуговицы на мундире жеребца. Розовогривая пегасочка, открыв коробку, в спешке начинает раскладывать на белой ткани медицинский инструмент. Достаёт и накопытный крюк (специальный хирургический инструмент для захвата и вытягивания иголки). После всех приготовлений Флаттершай вместе с Зекорой освобождают тело пегаса и фиксируют его на животе. Сгорая от стыда и держась за круп жеребца, канареечная скромняшка резко всаживает шприц с обезболивающим в «заветное место» и начинает медленно вводить лекарство, а Зекора тем временем обрабатывает раны своим чудо зельем, оставив немного и для хирургических инструментов.

— Раны глубоки на теле его,

Их нужно зашить поскорей, а не то

Кровь снова пойдет,

И наш бравый вой к черте подойдёт.

— Поняла, — ответила Флаттершай и, заколов гриву, чтоб не мешала, и надев медицинскую шапочку с резиновыми носочками, принялась за иголку. Стежок ещё и ещё один. Кролик Энджел услужливо промакивал сухой ваткой лобик хозяйки.

…

Яркое солнце грело лучиками и суровые таёжные Заупряжские земли. Юный пегас в чёрной фуражке с желтой тульей и такой же черной гимнастерке, которой мешал слиться с вороной шкурой лишь жёлтый кант и белый седельный ремень. Нервное шатание по коридору выдавало в жеребце тоску по долгой разлуке с отцом. Наконец, утомившись, Копьё сел около окна и, положив голову на подоконник, стал вглядываться в голубеющую даль. Молодой, но подающий большие надежды кадет Заупряжского Войскового Училища Копьё, получил увольнительную как один из лучших учащихся и первым делом вернулся домой, чтобы повидаться с родителями.

На горизонте появилось несколько чёрных фигур, летящих на «войсковых крыльях», они же «крылья феникса» — особый вид корпоративно-коллективной магии, дающий возможность всем , независимо от расы, получить в собственное пользование пару изящных, крепких, опасных, самовоспламеняющихся крыльев, во все времена являющихся визитной карточкой вольных стражей. В колонне было трое пегасов, двое единорогов и один земной пони. Юный пегас встрепенулся, поскакал вниз и успел заметить, как нежданные гости прошли в гостиную, закрыв дверь. Копьё решил проследовать следом, но дверь оказалась заперта изнутри, пришлось обходить через кухню. Эта дверь оказалась не только не заперта, но и открыта, поэтому до вороного пегаса донеслись отрывки разговора.

— Врачи сделали всё, что смогли! Но, товарищ полковник… — сказал тяжелый голос.

— Сердце? — слегка дрогнувшим голосом спросила мать.

— Так точно.

— Инсульт, — добавил один из гостей.

В это время в дверной проём вышел Копьё, пришедшими оказались войсковые офицеры, с которыми служил его отец, несложно было догадаться, что речь шла именно о нем, самоотверженном служивом Вое, оставшемся в строю, даже после вердикта врачей о сердечной недостаточности. Боль! Жгучая внутренняя боль обожгла сердце. «Почему? Почему не остановился и не ушел со службы, как предлагали врачи?» — годами спрашивал сам себя Копьё, а единственный ответ, который у него выходил: «Так надо!»

…

Шовчик первый, второй, третий, пятый или уже десятый, каждый маленький и аккуратненький. «Видела бы меня сейчас Рарити» — пробежала мысль у пегасочки. «Хотя ей не очень приятно было бы смотреть на такое! Не то, чтобы самой зашивать живого жеребца». Рана одна за другой стягивались, а нежные и грациозные жёлтые копыта достойно справлялись с непростой хирургической операцией. Несколько часов напряженной работы и Копьё вновь был цел, хоть и напоминал старую тряпичную игрушку. Чёрные крылья, сами по себе не пострадали, были только изрядно потрепаны. Пока зебра-травница химичила на кухне очередное зелье, Флаттершай решила немного почистить чёрные пёрышки и сама не заметила, как уперлась взглядом в кьютимарку вороного жеребца: геральдический красный щит с белым пегасом зависшим над змееподобным драконом и пронзающим его копьём. Зекора вновь приблизилась, неся чашку с поднимающимся из неё клубами жёлтого пара в зубах. Подойдя к морде жеребца и открыв ему пасть, зебра влила жидкость прямо в глотку, Флаттершай же всё это время держала голову жеребца, массируя ему горло чтобы лекарство не задерживалась.

— Зелье его боли облегчит,

Теперь же пусть полежит и поспит.

Зекора вновь пошла на кухню, а Флаттершай положила голову жеребца на подушку и почувствовала, как он начинает дрожать, тогда пегасочка стала легонько поглаживать чёрную гриву копытцем. Вскоре хорунжий Копьё стал дышать более ровно и Флаттершай начало клонить от всего пережитого в сон, но она боялась что заснёт, а в это время, пегасу может потребоваться помощь. Чтобы мысли о сне отклонить и развеять грусть, канареечная пегасочка стала тихонько напевать:

Бьются сотни за земли родные,

Трудно пони в неравной борьбе…

Так пускай же по капле, по капле

Жизнь и силы вернутся к тебе!

Нежный голосок Флаттершай растекался по домику, наполняя его жизнью, совершенно не мешая маленьким птичкам, белочкам, бурундукам и кроликам. Более того, когда пегасочка пела, всем почему-то становилось так тепло и спокойно на душе, что казалось сами верховные правительницы укрывают царственно их своими крыльями.

Будет первая капля силою,

Будет радость каплей второй…

Не должны умирать красивые!

Не должны умирать храбрые!

Не должны… не должны…

Не должны умирать!

Насколько бескрайне может быть небо, настолько многогранна и чиста доброта, с которой эта кроткая и беззащитная кобылка готова поделиться с любым живым существом. Не отвернется ни от кого. Поверит в преображение любого, пусть даже и самого последнего из злодеев.

Снаружи уже наступила глубокая ночь. Зекора с Флаттершай решили по очереди дежурить около раненого. Жёлтая пегасочка, несмотря на уговоры монохромной подруги, осталась около пострадавшего, а Зекору отправила отдыхать в свою спальню. Но именно сейчас тьма начала сгущается над этим местом. Дверь скрипнула, и внутрь проскользнуло существо, не хочу называть его вид, потому что его цель — уничтожить воплощение добра, воспользовавшись тем, что Флаттершай сидит спиной ко входу и не видит грозящие ей опасность. Мощные когтистые лапы тихо, по-кошачьи, перебирали по полу. Хоть один бы звук, ползвука, и милая пегасочка может успеть упорхнуть. Не издав и малейшего звука, убийца встает в полный рост и обнажает оружие. Кинжал сверкнул и занесся над розовогривой пегасочкой, мирно склонившейся к самой голове вороного жеребца. Замах и…

Чёрный пегас, в секунду придя в себя, вскакивает с кровати и, сбив с линии удара, нависает над ошарашенной Флаттершай. Удар клинка пришелся в диван, а хорунжий Копьё изо всей силы лягнул обоими задними копытами того, кто пришел отнять жизнь у добрейшей пони на этой земле. Грифон с характерным криком и хрустом влетел в спинку дивана, который с грохотом перевернулся вместе с ним.

Вороной отошел в сторону, и как только пегасочка смогла подняться, сразу обратилась к недавнему пациенту: «Копьё, тебе нельзя так резко двигаться. Швы могут…» но договорить ей не дал грифон, выскочивший, и набросившийся на жеребца, и протащившим его до противоположной стены, оставляя кровавый следы на полу. Саму же хозяйку дома хорунжий вновь успел оттолкнуть в самый последний момент. У стены развернулся бой, пегас старался проверить на прочность череп грифона, тот, в свою очередь, желал достать клинком до сердца. Наконец Копьё выбивает оружие из лап врага и бросается на него, но грифон пускает в ход когти, полоснув вороного жеребца ниже шеи. Хорунжий в заведомо проигрышном положении, после боя, ранения и операции, большой потери крови. Но жеребец, просто не думал об этом, он продолжал биться. Со стороны могло показаться, будто жеребец немного озяб. Грифон приметался и, выждав момент, обхватил вороного пегаса за шею, намереваясь придушить, из последних сил Копьё рванул к двери, освободившись от захвата, снесённый об косяк грифон без сознания «стек» на пол, а выскочивший на улицу вороной жеребец встретился по меньшей мере с двумя десятками хорошо вооруженных и экипированных грифонов, зависших в воздухе, но готовых в любую секунду атаковать.

Хорунжий Копьё осмотрел ряды застывших врагов, а затем сказал: «Сколько же вас налетело, кто же вас всех хоронить — то будет?» Пегас улыбнулся, блеснув алыми от кровоподтеков зубами, в его состоянии этот кураж смотрелся особенно легкомысленно и даже безумно.

— Это ты офицер Копьё, более известный как «Чёрный барон»? — задал вопрос массивный грифон в капюшоне, из-под которого еле виднелся исцарапанный массивный клюв.

— Ага! А тебя, как звать-величать?

Грифон выдвинулся вперед и скинул капюшон, продемонстрировав вороному пегасу свою седо-перую личину.

— Я бригадный генерал Гловер, кровавый призрак приграничья, палач железного полка Грифонии.

— И чё?

— А то, что ты, убил моего дракона, а этот дракон был мне как сын. Однако я даю слово грифона, что пощажу тебя, если ты свернёшь шею этой пегаске. — Гловер ткнул когтем в направлении Флаттершай, которая всё это время сжавшись от страха стояла за вороным пегасом.

«Шансов выжить у них обоих практически нет, а так хотя бы одна жизнь», — рассудил хорунжий.

— Твой ответ? — прохрипел грифон в нетерпении.

Копьё лукаво улыбнулся, а затем сказал: «А точно пощадишь?»

— Ты мне не веришь? — наигранно удивился грифон.

— Не очень.

— Хорошо! Пусть все здесь присутствующие, а так же небо и звезды будут свидетелями, что я, Гловер, клянусь выполнить своё обещание, данное мной этому пегасу. Доволен? — спросил грифон, приземлившись в нескольких метрах от офицера.

— Ага!

— Тогда, я жду! — скрестив лапы на груди стал ждать грифон.

— Сейчас.

Чёрный пегас, улыбаясь, повернулся к дрожащей и прячущей взгляд пегасочке и уже без улыбки положил копыто ей на плечо. Копьё чувствовал, как дрожит розовогривая красавица, он легонько притянул её ближе к себе. Вторым копытом вороной жеребец немного приподнял чёлку Флаттершай и, достигнув подбородка, глянул в её испуганные бирюзовые глаза. Копьё приблизился и нежно, но настойчиво поцеловал Флаттершай в губы. Крылышки пегасочки немного застрекотали, не сопротивляясь, она как будто перенеслась в тихое и спокойное место, и весь окружающий мир стал не важен. Исчезла боль, страх, обида и гнетущее чувство одиночества.

— Давайте быстрее голубки! — крикнул Гловер.

Хорунжий Копьё разомкнул поцелуй и вновь глянул в глаза Флаттершай: страха в них уже не было, было что-то другое, что-то глубоко внутреннее, что без всяких лозунгов и материальных приманок заставляет встать и пойти на верную смерть.

— Флаттершай, прости, но так надо! — шептал Копьё слегка трясь о щечку кобылки.

— Копьё, я, мне кажется… я… — еле слышно лепетала пегасочка, путаясь в словах от переполняющих её чувств.

— Я надеюсь, ты меня понимаешь.

— Я… я…

— Беги!

— Что?

— БЕГИ!!!!! — вороной пегас одним движением развернулся к грифону и, расправив крылья, набросился на их главаря, тяжелым копытом пегас вскользь бьёт грифона по морде, прибавляя ссадин на клюве, но второй удар, который мог стать для бригадного генерала последним, Копьё нанести не успел. Один из самых шустрых грифонов на скорости влетел в пегаса и отбросил его в сторону дверцы, за которой успела скрыться Флаттершай, а значит всё удалось. Пегас вновь поднялся, еле-еле держась на дрожащих копытах, он заслонял собой вход. Швы местами разошлись и, раны вновь стала заливать кровь, глаза предательски закрывались.

— Почему? Почему, вы, дикие пони, такие непредсказуемые? — взревел от бессилия бригадный генерал.

— Так… надо!

— Сжечь!!! — скомандовал Гловер, а после несколько грифонов достали из наплечных сумок склянки с жёлто-красной жидкостью и тряпичной пробкой с куском материи. Секунда и материя заискрила, а парящие грифоны замахнулись. ВЗРЫВ!

Хорунжий Копьё посмотрел вверх, в грифонов гроздьями летели вспышки войсковых файерболов, сотрясая землю и небо, один из которых снайперски был положен в бутыль с зажигательной смесью. Послышалось отчётливое «Ура» это вои шли в атаку. В небе показались пегасы с горящими огнем феникса крыльями, они отсекали замешкавшихся грифонов, сходясь с ними вкопытопашную. Грифоны покатились к лесу, но Копьё этого не видел, он медленно опустился на траву и, не удержавшись рухнул набок. Силы покидали лихого пегаса.

Когда Флаттершай и Зекора вышли из дома, они увидели участки обгоревшей земли, воев, скручивающих немногих пленных, несколько караульных, но нигде не было его. Вороного жеребца уже не было…