Сказки служивого Воя

Часть 24 И смех и грех часть 1

Судьба этой ночью решалась не только на земле, но и на небе.

Ночь черным змеем обволакивала погрузившийся в сон небесный город, гордость пегасьего народа — Клаудсдейл. Лишь один дом, хотя больше это строение напоминало дворец, источал свет затянутых магическим небесным хрусталем окон. Хозяин этого роскошного жилища, широкоплечий пегас со светло-желтого оттенка шкурой и горчичной гривой, уложенной по классической моде с пробором чуть выше левого уха, сидел на украшенной подушке.

Тяжёлый взгляд и нервные постукивания копытом по кофейному столику выдавали в этом почтенном отце семейства беспокойство. Уже давно остывший чай в изысканном Кантерлотском фарфоре сиротливо стоял на столе. Вся аура гостиной была проникнута тишиной и вымученным спокойствием, но и она была нарушена открывшейся двойной дверью и сообщением дворецкого: «Сэр, княгиня…» — его прервала отмашка пегаса. Слуга сразу среагировал и удалился.

Минуту спустя обе двери распахнулись, и голос громко возвестил: «Её превосходительство Княгиня Совня». В комнату вошла преисполненная аристократизма пегаска со светло-оранжевой шкурой, каштановой гривой, убранной на затылке. Голубые глаза были в этой особе единственным светлым островком, которого миновал строгий стиль. Темно-красное платье, которое скрывало не только круп и хвост, но и большую часть шеи. Хоть княгиня была уже в возрасте, она всё ещё выглядела достаточно привлекательно.

Хозяин дома встретил гостью в темно-синем пиджаке, белой рубашке с широким светло голубым галстуком. Еле приклонив голову в почтительном поклоне, оба сделали шаг навстречу друг другу, и жеребец, как и положено, поцеловал копыто даме.

— Пожалуйста, садитесь, — обратился пегас, указывая на кресло.

— Благодарю.

— Должен признать, мадам, вы выглядите просто… — хотел сделать комплимент своей гостье, но был решительно прерван.

— Оставьте это для своих поклонниц, мистер Макклауд. Ближе к делу.

Пегас недовольно фыркнул, ведь его не часто так резко обрывали, да ещё и в собственном доме, да ещё и кобыла, но закон гостеприимства не позволил эмоциям и гордости взять верх над пегасом.

— К делу, так к делу! — тихо проговорил пегас, закрепив маленькие очки и достав из футляра свиток.

— По договору между нашими семьями, ваш сын и моя дочь должны сочетаться священными узами брака.

— После этого союза официально наша многолетняя межклановая вражда будет считаться завершенной, а две крупнейшие облакоделательные компании наконец смогут объединиться, — закончила гостья, развернув свою копию договора.

— Не терплю прелюдий, поэтому спрашиваю прямо: «Ваш сын готов исполнить свой долг? Потому что мне стало известно, что он слаб на кобылок».

— Как вы смеете!? Мой сын — настоящий рыцарь и никогда не обесчестит себя сомнительными связями, — ответила мать, на секунду потерявшая самообладание. — А насколько известно мне, ваша дочь отнюдь не образец благородной кобылки, живет на земле, занимается, Дискорд знает чем.

— Княгиня, при всем моем уважении… — Макклауд начинал выходить из себя, но вновь смог взять себя в копыта и крылья, — Её мать, царство ей небесное, настояла, чтобы я дал «нашей канареечке» вволю полетать перед тем, как собственнокопытно заточу в клетку. Поэтому я, как отец, желаю убедиться, что ваш сын достоин и может стать для моей дочери идеальным мужем! Потому что, если ваш «настоящий рыцарь» мою девочку обидит или того хуже… то я его из-под земли достану и порежу на ремни.

Возникла неловкая пауза. Продолжать разговор дальше было бесперспективно. Было ясно, что гостья устала с дороги и хозяин в свете последних вестей о своей дочери тоже нервничает.

— Уже поздно, я распорядился, княгиня, вас проводят в вашу комнату.

— Благодарю, — сказала княгиня, вставая с подушки, — спокойной ночи.

— И вам спокойной ночи, — ответил пегас удаляющемуся силуэту.

Клаудсдейльский военный госпиталь славится на всю Эквестрию своими технологиями по восстановлению, лечению и реабилитации крыльев. Главврач шел по белоснежному коридору, заглядывая в палаты и интересуясь у больных, как те себя чувствуют. Но из одной палаты доносился слабый и грустный мотивчик, наигрываемый на каком то струнном инструменте. Врач сразу понял, в какой палате «поселился музыкант», по количеству молоденьких медсестричек, заглядывающих в открытую дверь палаты.

Подойдя, доктор показательно прокашлялся, чтобы без словесных замечаний вернуть персонал к реальности. Немного постояв в открытой двери, главврач шагнул внутрь. На белых медицинских кроватях, лежали выжившие после боя там, внизу, вои-пегасы. Их было не много, всего четверо. Медперсонал оказался просто эмоционально не готов принять тяжело раненных в настоящем бою, а не на фабрике погоды или в результате несчастного случая.

— Петля, — тихо обратился врач к сидящему серому пегасу, всё тело которого покрывали марлевые повязки.

— Да, доктор?

— Как вы себя чувствуете?

— Лучше всех! — ответил пегас без энтузиазма, продолжая перебирать грустный мотив на своем струнном инструменте.

— Это хорошо, а как ваш брат?

Петля прекратил играть и кинул взгляд на сидящего у окна скрюченного, с поникшей головою черного пегаса в медицинской рубахе и синем шерстяном одеяле, накинутым на спину.

— Он в целом нормально, — ответил Петля, — лучше, чем вчера.

— Это замечательно, потому что к вам посетитель, — объявил доктор во всеуслышание, — прошу приветствовать, принцесса Луна!

— Приветствую вас, храбрые вои, смелые защитники наши. — сказала кобыла аликорн входя в палату. — Наше царское величие пожелало лично увидеть столь славных бойцов, что, не устрашившись превосходящего врага, встали на защиту народа и Отечества.

Жеребцы не ожидая такого высокого посетителя, нервно привели себя в порядок и, выбравшись из постелей, построились перед принцессой и врачом. Её величество Луна, выждав паузу, обратилась к воям: «Весьма прискорбно, что столько прекрасных воев пали в бою, но даю слово принцессы, их благородное дело не пропадёт. Хоть души их теперь в небесной рати вместе с другими славными детьми Эквестрии, не пожалевшими своих голов в борьбе с врагом. Здесь же все, кто родится после, будет вспоминать о них», — сказала как можно тверже и решительней принцесса, но даже сквозь её царский и величественный голос проскочило нотка грусти.

— Так это вы знаменитый Копьё Ратнокрыл? — обратился темно-синий аликорн к вороному жеребцу.

— Я, ваше высокопревосходительство.

— В ночном отчёте вашим действиям дана очень высокая оценка, поэтому нами принято решение за службу и храбрость, проявленную в борьбе с врагом, а также за беспримерный героизм и смелость наградить хорунжего Копьё орденом Феникса четвёртой степени.

Принцесса ночи слевитировала из богато украшенного ларца золотой крест с расширяющимися ветвями, покрытыми белой эмалью. В центральном круглом медальоне креста на золотом фоне был изображен, раскинувший крылья феникс. Орден располагался на ленте с чередующимися тремя черными и двумя оранжевыми продольными полосами. Ночная властительница прикрепила награду к больничной рубахе на груди вороного пегаса. Только хорунжий Копьё громогласно произнес: «СЛУЖУ ОТЕЧЕСТВУ!» — как неожиданно орден слабо, затем всё сильнее засиял, а тело стало охватывать черное с оранжевым магическими нитями. В секунду чёрные крылья сами по себе полыхнули огнем и как будто стали на несколько размеров больше. Это был тот уникальный эффект, что характерен только Войсковой магии при награждении орденом феникса четвёртой степени, не зависимо от расы и происхождения, кавалер может без помощи магии единорогов «зажигать крылья» и идти в бой. Третья степень даёт также способность офицеру наделить огненными крыльями отряд воев. Вторая и первая степени дают силу, сравнимую разве что с силой аликорна. Говорят что легендарный полковник Мунварден, будучи полным кавалером ордена феникса, был настолько силён, что силами лишь своего полка истреблял целые армии грифонов и брал натиском драконьи логова, обкладывая последних данью в пользу Эквестрии. Сейчас таких страшных войн нет и войсковых офицеров, полных кавалеров ордена феникса мало, но само присутствие таких офицеров в полку вселяет праведный ужас во врагов похлеще, чем присутствие принцессы Селестии.

Финалом церемонии награждения был тройной поцелуй в щеки. Старая традиция, пришедшая из глубины веков, сближала, а побратимство с принцессой воспринималось служивыми пони как высшее признание.

— Вахмистр Петля, — обратилась принцесса к серому пегасу.

— Я!

— За храбрость и личное мужество, проявленное в бою с превосходящим противником, а также за грамотные действия по управлению отрядом вы награждаетесь Крестом феникса.

Из ларца вылетел на такой же ленте серебряный крест с расширяющимися ветвями и приземлился на грудь серого пегаса, похожая реакция произошла и с вахмистром. Крестами были удостоены и двое остальных воев-пегасов. Всё время, пока шло награждение, неустанно щелкал фотозатвор военного корреспондента, а значит, вечером о награждении узнает вся держава. О такой славе Копьё и Петля даже не мечтали. Не знали пегасы, что на этом ништяки не закончились.

…

Петля тихо нежился в мягкой постели, вдыхая носом нежный аромат ванили, клубники и свежей выпечки. На мордочке пегаса, словно лучиком света, стала играть улыбка, он слегка повернул голову и уперся носом во что-то мягкое и одновременно упругое, нежное и очень «горячее». Пегас разлепил веки и увидел перед собой три шарика, которые служили отличительным знаком для… «Ой-Ёй!». Крайне компрометирующая поза, неправда ли?.. Вдруг розовый хвост резко хлестнул серого пегаса по щеке и розовая пони с криком ужаса, непонимания и ещё много чего, вытаращив глаза, резко вскакивает глядя на пегаса. Петля поступает синхронно также, и оба предпринимают попытку сбежать друг от друга. Но, неожиданно вновь по инерции возвращаются во «взаимные объятия» и падают на разворошенную кровать.

— Почему мы спали в одной постели да ещё… так… Беееее! ФУУУ! — спросила Пинки Пай, отстраняясь от пегаса.

— Не знаю! Не помню! Ничего не помню… — ответил Петля, растирая виски, затем внимательно посмотрев на своё копыто, — А почему мы скованы золотой цепью?

— Не знаю! — ответила Пинки, разглядывая золотые кандалы. — Ой, моя прелестная грива она вся измята и пахнет странно… Петля, мы… что… эммм, делали жеребят?

-Не знаю!

Пинки начала осматривать слезшую с матраса простынку и неожиданно, найдя на ней широкое алое пятно, стала легонько подрагивать. В уголках голубых глаз стали скапливаться слёзы, но кобылка усиленно старалась сохранить самообладание. Пинки, конечно, производила впечатление открытой, но розовая пони отнюдь не была легкодоступной и свою честь она берегла для одного единственного и особенного пони. Теперь Пинки была готова к фонтану из слез и распрямлению кудряшек.

Неожиданно розовая пони почувствовала, как её прижал к своей сильной груди, подлетевший ближе жеребец-пегас, не дав случиться худшему. Серые крылья, пледом укрыли кобылку, подарив ей тепло и опору.

— Эй-эй-эй, Пинки, не плачь, не плачь, подумаешь…

— ПОДУМАЕШЬ? Подумаешь! — взорвалась розовая пони. — Это тебе не какая-то там нелепая оплошность! Я потеряла…

— Всего лишь пакетик сока.

— Пакетик сока? — переспросила Пинки Пай.

— Да! — ответил пегас, подтолкнув копытом смятую коробочку с нарисованной вишенкой, — а ты что подумала?

— Ой… я… прости, Петля.

Пинки слегка улыбнулась, а Петля краешком крыла осторожно смахнул с розовой щечки набежавшие слёзки.

— Давай сперва сообразим, где мы. — предложил пегас.

— Оки-Доки-ЛОййййй!

— Что случилось?

— Я знаю, где мы!

— Правда, и где же?

— В моей комнате. На семейной ферме моих родителей.

— Теперь моя очередь, — заявил пегас, удобнее усаживаясь на кровать, — Оййййййй!

Петля схватил подушку с кровати и натянул её на голову. Тут скрипнула входная дверь и Пинки прижала простынку к груди. Сковывающая жеребца и кобылку позолоченная цепь натянулась, и получилось, что копыто пегаса оказалось подвешенным в воздухе. Предварительно постучавшись, в комнату вошла серая кобылка, земная пони с тёмной гривой, убранной в тугой пучок на затылке.

— Доброе утро!

— Доброе утро, мама, мы… — начала объясняться с улыбкой Пинки Пай, но была решительно остановлена.

— Вы ещё не умылись и не готовы к завтраку, — ответила пони и удалилась.

Кобылка и жеребец, скованные одной цепью, с трудом, но смогли выйти из комнаты. Петля и Пинки производили смешное впечатление, когда пытались умыть свои мордочки, потому что длина цепи не давала им это сделать нормально. Гриву привести в порядок также не получилось. Вместо привычного взвихренного «ломтя сахарной ваты» на головке у кобылки был «напуганный дикобраз». Короткие русые волосы пегаса смотрелись также ущербно.

— Это ужасно! Мы не можем такими выйти.

— Тогда нам необходимо что-то придумать.

— И быстро. — заключила Пинки, сев на пол. — ЖВАЧКА!

— Может позже?

— Нет, ты не понял! Помнишь, когда мы в первый раз встретились, мы влипли в историю, точнее в жвачку, и тогда нам пришлось её вместе разжевать, чтобы освободиться.

— Не понял.

Пинки решительно встала и, заключив морду жеребца в объятия, проговорила ему на ухо: «Всё что нам нужно — это просто расчесать и умыть друг друга?» Сначала розовая кобылка умыла и вытерла мордочку кавалера, а потом принялась гребнем вычёсывать его гриву. Несколько минут и лохматый жеребчик преобразился в презентабельного статного жеребца-пегаса с чистой серой шерстью. Затем пришла очередь Пинки преобразиться, и вой-пегас неплохо справился с этой задачей, хотя ему и пришлось изрядно поработать над гривой и причудливым хвостиком, но результат оправдал ожидания.

Не представляя, что их ждёт, связанные одной цепью, кобылка и жеребец спустились в столовую, где в этот ранний час собралось всё семейство. Две серенькие кобылки с прямыми гривами и серьёзный жеребец, земной пони с седой гривой и бакенбардами. Мать семейства вернулась с кухни, неся на спине котелок с ещё дымящимся завтраком. Петля прошел следом за Пинки и занял свободное место напротив одной из её сестёр и рядом с отцом. Серый пегас нервно обвел глазами интерьер, он был более чем сдержан. Простой, но крепко сколоченный стол, несколько портретов на стене в однотонных рамочках. Даже фотографии в них были черно-белыми. Весь дом и его жители были немного «бесцветными», Пинки Пай — единственная пони, оживляющая обстановку своими красками. Хотя серая, почти стальная шерсть пегаса гармонично вплеталась в эту картину.

— Ну как вам первая брачная ночь? — поинтересовался отец семейства у парочки.

— Первая брачная ночь? — дуэтом переспросили Пинки и Петля, округлив глаза, как будто их поставили перед фактом, в целом так и было.

— Когда это мы успели пожениться?

— Вчера, вы принесли клятву верности и, застегнув на копыте друг у друга браслеты, стали мужем и женой, — ответил отец, — Вы что ничего не помните?

— Честно говоря, Нет! Вообще ничего!

— Это бражка так действует, больше тебе, дочка, и тебе, зятёк, наливать не буду, — сказал песочный жеребец, — Тогда я вам сейчас всё расскажу!.

…
Пинкамина Диана Пай скакала по пыльной тропинке от полустанка, где она сошла с поезда по направлению к семейной ферме. Её ждёт незабываемая, умопомрачительная, суперская встреча с родителями и сестрами, которых она давно не видела. К тому же незадолго до отъезда розовогривая пони получила от папы письмо, из которого узнала, что ей предстоит серьёзный разговор. Вот на горизонте замаячил знакомый элеватор, с которым связана первая вечеринка. Серый семейный дом, серое небо, серые, черные, немного тёмные и очень тёмные камни. Несколько минут — и розовая пони была около своего родного дома.

— Мамочка, папочка, Инки, Блинки, Я ДОМА! — закричала Пинки Пай, запрыгнув в дом подобно мячику, развевая серость вокруг.

— Пинкамина Диана Пай, будь добра прекрати. Сколько мне тебе повторять: кобылкам не пристало носиться и прыгать, устраивая камнепад, — остановила дочь Клауди Кварц, серая кобылка, земная пони с черной гривой, убранной по пуританской моде. Маленькие очки на цепочке в золотой оправе и старомодный отложной ситцевый воротник с брошью придавали этой даме утонченный провинциальный аристократизм.

— Мамочка, как я соскучилась, — розовогривая поняшка бросилась в объятия матери. — Мне столько надо рассказать, о стольком спросить, не знаю с чего начать, о-о-о, может с того, как я получила кьютимарку? Ой, вы же это знаете! Тогда может, как у меня выпал первый зубик? Эм, нет это ты тоже знаешь! О-о-о тогда как мы…

— Здравствуй, дочка, — спокойно поздоровался с Пинки отец Игнеус Рок, песочного цвета земной пони с поседевшей гривой и умудренным жизнью взглядом.

— Папочка, я по тебе тоже очень, очень, очень, очень, соскучилась, — прокричала Пинки, бросаясь к отцу, — Ты написал, что хочешь со мной поговорить, и я решила, может, устроим вечеринку…

— Пинкамина Диана Пай, ты знаешь правила, до ужина никаких вечеринок.

— Диана, — обратился к дочери мягким голосом отец, — нам предстоит очень серьёзный разговор, поэтому я не написал тебе тему, чтобы ты была с нами более честной и никаких вечеринок. Так что иди наверх, отдохни и приготовься к ужину.

— Оки-Доки-Локи. — согласилась Пинки и поскакала наверх.

Вечер всё быстрее приближался, а казавшиеся вечными стальные тучи на небосводе стали больше походить на дождевые облака. Несколько раскатов грома возвестили о начале ливня. К этому времени уже вся семья собралась в теплом доме за одним столом. Инки Пай и Блинки Пай, сестренки Пинкамины, не сильно отличались по цветовой гамме от всего окружения и друг от друга, шкура цвета мокрого камня и грива чуть темнее — вот весь нехитрый их колорит. Хотя подобный цвет, по мнению психологов, дисциплинирует, а в классическую эпоху вообще считался признаком родовитости. Но даже, несмотря на их существенное отличие от Пинки, Инки и Блинки были рады видеть сестру и не отходили ни на шаг. Весь ужин Пинки Пай рассказывала о приключениях, в которых она участвовала, или о друзьях, при этом забывая о пище в тарелке. Но близился час «С» хотя уместнее, наверное, было бы использовать аббревиатуру «СПСРПКНППУВ» супер-пупер серьёзный разговор с папой, о котором нельзя писать в письмах и устраивать вечеринок. Отец с матерью и старшей дочерью уединились для беседы в гостинной. Выждав паузу, песочный земной пони спросил: «Дочка, скажи, у тебя есть жеребец?»

— Какой жеребец?

— Который в будущем подарит нам внуков дорогая.

— Ну, признаться честно…

— Он уже сделал тебе предложение? — не меняя серьёзного вида спросил отец.

— Нееееет. — розовогривая пони грустно уставилась в пол, пытаясь найти в узорах ковра правильный ответ.

— Но у вас же не было… — вопрос матери прервал стук в дверь, — Кого там принесло?

Клауди Кварц отправилась открывать дверь. К удивлению хозяйки, на пороге стоял промокший и потрепанный пегас с короткой светло-русой гривой и перебинтованным крылом.

— Простите за беспокойство, хозяюшка, на бурю налетел, потрепало меня, дозвольте у вас пересидеть, пока дождь не кончится.

— Конечно, проходите, — ответила земная пони, делая шаг назад и пропуская пегаса в дом, — Вы весь промокли, скорее проходите к камину.

Хозяйка сделала разрешающий жест, и пегас аккуратно поковылял в комнату мимо отца семейства, удобно устроившегося в кресле. Тусклый свет комнаты и мокрая грива мешали пегасу должным образом осмотреться. Не попадая зубом на зуб, он поздоровался и скромно прошел к горящему камину.

— Добрый вечер, — поздоровался песочный земной пони, подходя сзади и накидывая плед на спину продрогшему пегасу, — как вас занесло в такую погоду?

— Апчхи, — чихнул вечерний гость, — Добрый, да вот к… *Апчхи,* к кобылке своей летел и тут буря, а сам из *Апчхи* в общем теперь тут.

— Вот, — сказала хозяйка, ставя поднос с дымящимся чайником, — это поможет вам согреться.

— Спасибо вам большое!

— Мое имя Игнеус Рок, это моя жена Клауди Кварц, а это наша дочь Диана, а как зовут вас?

— Меня зовут Петля.

Последнее что бросилось в глаза — это розовый комок, схвативший серого пегаса и начавший зажимать его в копытах, выкрикивая изредка: «Ты жив, жив, я так рада тебя видеть».

— Пинкамина Диана Пай, что это значит, ты знаешь этого пегаса? — спросил отец.

— Да папа это Петля мой… мой…

— Твой кавалер?

— Нет. То есть да! То есть нет! То есть,…

— Так да или нет?

— ДАА! — решительно заявил Петля, подмигнув краем глаза розовой пони, — мы думаем свадьбу летом сыграть, чтобы все съехались в один город, мы всё подготовили бы, столы для всех жителей, вино, танцы, угощения.

— О-О, — поняла Пинки шутку и решила поддержать, даже не представляя, во что это выльется, — а ещё торты, много свадебных тортов, потому что гостей будет так много, что кому- то может не хватить, поэтому свадебных тортов будет минимум пять, а максимум десять, вдруг твой командир снова захочет пустить «фейерверк» в торт! — сказала розовогривая пони, с улыбкой глянув на пегаса и засмеявшись, заразив смехом и присутствующих.

— Как давно вы вместе? — спросила хозяйка.

— Не очень давно. Петля недавно переехал.

— Ваша кьютимарка — это…

Серый пегас перевел взгляд на собственный круп. Золотая лента, «выводящая мертвую петлю» с острой стрелкой на конце. Затем почесав затылок, серый пегас ответил: «Ну да, согласен это минус!» Петля получил свою кьютимарку, случайно и за много лет так и не придумал, что она означает, а чаще шутил, что его особый дар так долго ждал возможности проявиться, что устал и ушел оставив от себя лишь направление. Это было смешно, потому что острая стрелка указывала на… место скрытое хвостом.

— А чем вы занимаетесь? — спросила мама невесты.

— Я служивый вой. А в миру — пекарь-кондитер.

— Пекарь и вольный стражник, как-то не вяжется!

— Почему? Очень даже неплохо сочетается, — с улыбкой отметил пегас, — Вот в бою копытам налегаешь, а потом приходишь на кухню, мнешь тесто и как будто так и надо.

— Так ты в серьёз считаешь, что будешь для нашей девочки хорошим мужем?

— Ага!.

— А ты Пинки, готова связать свою жизнь с этим жеребцом.

— Угу!

Установилась секундная тишина, которая, однако, была нарушена чихом серого пегаса. Клауди Кварц вышла из гостиной, оставив молодых с отцом.

— Ну, зятёк, это не дело, надо тебе хворь изнутри вытравить, — заметил отец и, достав бутыль, плеснул тёмной жидкости в стаканы, подав один серому пегасу, а второй, воспользовавшись отсутствием супруги, старшей дочери.

— Я вообще не пью.

— Ты меня уважаешь? — задал вопрос «в лоб» отец семейства, — Тогда пей!

Петля не решился противоречить отцу невесты в семейном доме и взял стакан, также поступила и Пинки. Тут в комнату вновь вошла мама невесты, неся у себя на спине деревянную коробку. Прозвучал тост «За счастье молодых», после которого пони осушили стаканы, а хозяйка, для поддержания традиции сдержанно сказала: «Горька!»

Застенчивый румянец щедро окрасил мордочки жеребца и кобылки, но сдобренный алкоголем молодой разум сам отдал розовую пони и пегаса во взаимные объятия друг друга. Последовал крайне смазанный и неумелый поцелуй, но достаточный для того, чтобы деревянная коробка затряслась, и оттуда вылетели золотые кандалы, скрепив копыта розовой пони и серого жеребца. Почувствовав на своем копыте щелчок Петля и Пинки разорвали поцелуй, но сделать уже ничего не могли. Пегас, не будучи привычным к алкоголю, упал на пол, Пинки Пай, смешно мурча, как кошка, устроилась сверху возлюбленного.

— Что теперь будет? Ведь предсказание камней сбылось… наша кобылка… и этот пегас он ведь.

— Никуда он теперь от неё не денется! Пока всем сердцем не полюбит, а когда полюбит, так тем более никуда. А пока что отнесём их в комнату Пинкамины.

Серая пони подошла к супругу и, обняв его, сказала: «Я не хотела чтобы всё так получилось!»

— Я знаю, Клауди, я тоже не хотел, но все факты налицо. Пинкамина беременна! И пусть у будущего малыша будет хотя бы такой отец.

…
Петля сидел рядом с Пинки Пай на пустой опушке, всё ещё не осознавая что произошло. Розовая пони сидела и грустила, ковыряя копытцем землю, её кудряшки сдулись и теперь больше напоминали мокрое бельё.

— Я влип! — еле слышно, прошептал Петля.

— Прости, что мой папа нас обручил против твоей воли, если, если, хочешь то мы можем по приезду в Понивилль развестись. И, и попросить Твайлайт… расколдовать оковы. Я… я совсем не расстроюсь. Честно! Я… я даже не буду против, если ты больше не захочешь меня… видеть, если перестанешь приходить на вечеринки, или… — теряющийся голосок розовой грустняши прервал пегас, закрыв краем крыла рот молодой пони.

— Пинки, я хочу приходить на твои вечеринки, я хочу тебя видеть, хочу видеть каждый день, хочу просыпаться и засыпать рядом с тобою. И я не желаю с тобою разводиться, потому что… потому что, ты, Пинки Пай — это самое лучшее во что я когда-либо влипал.

Петля схватил розовую пони и впился в её губы страстным поцелуем. Пинки сначала не решительно, как будто не веря, что это происходит в реальности, затем уже сама обхватила шею жениха, сливаясь с ним в поцелуе. Гладкая розовая грива лопнула как шарик, вновь превратившись в «сахарную ватку». В эту же секунду позолоченная цепь обратилась в пыль и, подхваченная ветром, сделала несколько кругов вокруг влюбленных, словно удостоверившись в их чувствах, стала уноситься прочь. Последний пони, которого золотая пыль встретила на пути, был песочный земной пони с седыми бакенбардами и шляпой с широкими полями. Игнеус Рок наблюдал с холма за своей повзрослевшей дочкой и, еле улыбнувшись, сам себе проговорил: «Камни никогда не лгут!»